Шарлотта Генсбур: «Меня травили в школе»
5 июля 2022 / Татьяна РозенштайнЭксклюзивное интервью с одной из самых ярких французских актрис – о семье, особенных ролях и режиссерском дебюте «Джейн глазами Шарлотты».
В прокат выходит документальный фильм «Джейн глазами Шарлотты» (2021) – режиссерский дебют Шарлотты Генсбур, посвященный ее отношениям с матерью. Про дочь актрисы Джейн Биркин и шансонье Сержа Генсбура говорят, что в нее хотя бы раз были влюблены все французские мужчины. Сама Шарлотта долгое время желала жить незаметно. Нет, она не избегает личных вопросов, просто не любит чрезмерное внимание. Отсюда и жизнь в огромном Нью-Йорке, куда перебралась с семьей в 2014 году, и тяга к неброским нарядам – джинсам и темным брючным костюмам. Во время нашей беседы Шарлотта часто опускает глаза, а когда их все же поднимает, ее взгляд, кажется, проникает в самую душу…
Вы сняли картину про свою мать, в которой также появилась ваша младшая дочь…
— Джо – очень решительная десятилетняя особа.
Она охотно позирует перед камерой, не боится появляться в фильмах или музыкальных клипах. Мы с мужем (актер и режиссер Иван Атталь, – КР) уже беспокоимся за нее, но стараемся не налагать серьезных запретов.
Почему Джейн Биркин сначала отказалась сниматься в вашем фильме?
— С возрастом мама стала избегать камер. Она не любит смотреть на свои морщины крупным планом. В этом мы с ней очень похожи. Мне часто кажется, что в свои 50 я еще совсем девчонка, но стоит увидеть свое стареющее лицо на большом экране – сразу портится настроение. Ничего не могу с этим поделать. Индустрия развлечений очень жестока – в ней нельзя стареть. Может быть, лет через десять, когда у меня обвиснут щеки и заплывут глаза, мне придется смириться с возрастом, и тогда я уже не захочу сниматься. Сейчас я еще не готова, да и старение матери не могу принять. Для меня она все та же молодая, полная энергии и храбрости женщина.
youtube.com/embed/0d1cV-7J9D4″ allowfullscreen=»allowfullscreen»> Как вы отметили свое 50-летие?
— Эту годовщину я едва заметила. То лето выдалось очень бурным: фестивали в Каннах и Венеции, съемки нескольких картин. Если подумать, кроме тех месяцев, которые я провела дома из-за пандемии, и даже было начала хандрить, моя работа так никогда и не останавливалась. Что касается семейной жизни, там у меня еще меньше свобод. Мой распорядок дня зависит от расписания супруга-режиссера и троих детей.
Вы сейчас обнажились бы перед камерой Ларса фон Триера?
— Я не против новых ролей в его фильмах. Мне нравится, когда меня загоняют в угол и нужно себя преодолевать. Для фон Триера я готова раскрыться физически – без фильтров и прикрас. Потому что раздеваться будет не Шарлотта Генсбур, а моя героиня. И еще я терпеть не могу лицемерия. Если в сценарии идет речь о сексе, то его нужно показать правдиво.
youtube.com/embed/Mr9jxi7P1rs» allowfullscreen=»allowfullscreen»> В фильме своего мужа «Дела человеческие» вы сыграли феминистку, сына которой обвиняют в изнасиловании девушки?
— Эта была сложная роль, где я не только сыграла мать этого парня, но на самом деле являюсь матерью начинающего актера Бена Атталя (старший сын Шарлотты, ему 25, – КР). В том высокомерном и самоуверенном парне я не узнавала своего ребенка. И мне пришлось пережить кошмар любого родителя, который старается привить ребенку ценности и принципы, но обнаруживает, как тот всем этим пренебрег. В подобных ситуациях громче всего звучит вопрос: «Кто виноват?» И обычно на него отвечают: «Родители». А те, в свою очередь, пытаются понять, в чем они ошиблись. До недавнего времени я посещала одного психолога, который помог мне понять, что даже самые заботливые родители всего лишь на 20–30% влияют на своего ребенка. Ровно столько же влияния оказывает на его сознание общество.
Сегодня я уже не знаю, какое общество мне кажется сложнее, то, в котором я выросла, или современное.
А каким вы видите современное общество?
– Когда мне было 15 лет, отец снял меня в своем клипе «Лимонный инцест», и на нашу семью обрушились критика. Меня травили в школе, а моих родителей – на страницах изданий и в реальной жизни. И хотя я выросла в обществе, которым заправляли мужчины, а женщинам часто отводилась роль муз, разобраться в ценностях сегодняшнего общества мне еще сложнее. Сегодня любой неверный взгляд, жест, интерес к другому человеку могут вызвать бурные обвинения и дебаты. Мы ударились в другую крайность «политкорректности» – любой из нас может быть совершенно бездоказательно обвинен, например, в соцсетях, в результате чего жизнь может пойти под откос. Современная молодежь боится флиртовать, только чтобы их действия не подвергли ложной интерпретации. Из нашего лексикона исчезают личные местоимения «она» и «он», а соблюдение речевого феминитива – формальность, которая никак не влияет на реальную действительность и ситуацию людей.
Семейные съемки являются преимуществом или недостатком?
– Иван – хладнокровный режиссер, и ему совершенно неважно, стоит перед камерой его жена или другая актриса. Что же касается меня, то во время съемок у собственного мужа я гораздо больше нервничаю, чем у других режиссеров. К моему удивлению, наш сын беспрекословно следовал инструкциям отца, стараясь сделать все возможное для удачных сцен. В жизни у Бена более мятежный характер и гораздо меньше покорности по отношению к своим родителям.
Вы готовы смириться с тем, что дети идут по родительским стопам?
– Мы с Иваном были вовсе не против того, чтобы Бен стал актером. Сопротивление пришло с его стороны. Когда тот бросил школу, мы посоветовали ему пойти на курсы актерского мастерства. А Бен вместо этого решил пройти обучение на шеф-повара. Это было немного необычно, потому что наши дети с детства привыкли обитать на съемочных площадках.
Правда, мы никогда им не объясняли, чем мы занимаемся, не показывали свои фильмы. Наверное, в этом наша вина. В моей семье все было по-другому: отца всегда интересовало мое мнение о его песнях, а мать всегда рассказывала, что занимается самой лучшей профессией в мире. И все же Бен пришел в кино – у него была небольшая роль в картине «Моя собака Идиот» (2019), а вскоре он появится в одном из фильмов Сандрин Киберлэн.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Джейн Биркин Шарлотта Генсбур
Поделиться
Шарлотта Генсбур: «Я не знаю, что такое стыд»
ИнтервьюЛицо с обложки
Она не нравится себе на экране, но снялась в трех десятках фильмов; не любит свой голос, но записала три альбома; считает себя ленивой, но работает непрестанно. Женщина, которая изменяет себе, чтобы изменять себя.
Как бы все ни завидовали худым, худоба не такой уж редкий случай. Редкость — встретить человека хрупкого, тонкого, будто не только внешне, но и внутри — ранимого, которого хочется приобнять-защитить.
Именно такая женщина открыла мне дверь квартиры на левом берегу Сены. Утонченная, с нервным лицом, теперешнее спокойствие которого кажется особенно ценным, с беззащитно-узкими запястьями, угловато-подростковыми жестами. Женщина-мальчик, женщина-подросток, будто что-то помешало ей вырасти, раздаться, заматереть…
Шарлотта Генсбур живет в районе своего детства — недалеко от дома отца на улице Верней, где черные стены прибежища непримиримого модерниста, антикварные козетки с устрашающими грифонами, гигантская библиотека интеллектуала… и фото ее, 14-летней, на отцовском рояле. У нее и самой дома стоят фотографии детей, уже ее собственных. В квартире несколько безалаберная обстановка человека, который не любит лишнего, вот только вся эта масса разных вещей и вещичек ему решительно необходима… Главное же украшение квартиры — сама квартира, в которой высоченные потолки, высоченные двустворчатые двери, эркерные окна во всю стену. Тут царство дневного света и внятности предназначения — в прихожей свалена куча детской обуви (я на минуту даже задумываюсь: и как это ее обладатели не уходят в разных ботинках?), ноутбук явно всегда включен, мебель разрозненна, потому что строго функциональна, и антикварный шедевр-секретер соседствует с агрессивным огромным желтым креслом из Америки 60-х.
«МОЖНО БЫТЬ СТЕСНИТЕЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, НО ВООБЩЕ-ТО В ЖИЗНИ СТЕСНЯТЬСЯ НЕЧЕГО»
Шарлотта предлагает мне сесть на диван, сама же садится в кресло. При этом ее макушка оказывается много ниже вершины спинки, а тоненькие руки на подлокотниках не занимают никакого места. В этой махине для сидения она становится еще уязвимее…
Сделав без преувеличения звездную карьеру, став женой и матерью, Шарлотта Генсбур, кажется, так и несет в себе что-то детское. Она из тех людей, чье насыщенное настоящее — съемки в кино, запись сольных альбомов, трое детей, благотворительные кампании — не заслоняет собой прошлое. Даже получая каннский приз как лучшая актриса, в своем коротком ответном слове она дала понять, что осознает себя не только матерью. Она по-прежнему еще и дочь. В ее случае от прошлого не уйдешь. Да она ведь и не стремится.
Даты
- 1971 Родилась в семье французского певца Сержа Генсбура и британской актрисы Джейн Биркин.
- 1984 Дебют в картине «Слова и музыка» Эли Шураки. Съемки в клипе «Лимонный инцест».
- 1985 Премия «Сезар» за роль в «Дерзкой девчонке» Клода Миллера.
- 1986 «Шарлотта навсегда» Сержа Генсбура.
- 1996 Знакомство с режиссером Иваном Атталем.
- 1997 Рождение их сына Бена, за которым последуют дочь Элис (2002) и сын Джо (2011).
- 2009 Приз фестиваля в Каннах за роль в «Антихристе» Ларса фон Триера.
- 2011 «Меланхолия» фон Триера.
- 2013 Фильм фон Триера «Нимфоманка».
Psychologies: Так сложилось, что мир вас знает не только как выдающуюся актрису. Вы дочь Сержа Генсбура, который — так говорят — сделал шоу из своей жизни. Получается, что вы были под перекрестным огнем крайней публичности всегда, с самого детства. А уж когда мир увидел ваш с отцом музыкальный клип «Лимонный инцест» и фильм Генсбура «Шарлотта навсегда», эта публичность приобрела очень неодно-значный характер. Мешало ли это вам и вообще — как вы относитесь к такой оценке своей известности?
Шарлотта Генсбур: Знаете, когда вышел фильм «Шарлотта навсегда» и этот клип, я уже была в частной школе в Швейцарии.
Так что все споры о допустимости-недопустимости, этичности и «разврате» оказались совершенно вне меня — в швейцарских частных школах очень строгая дисциплина, учениц ограждали от посторонней информации, а интернета, понятное дело, тогда не было. Но узнай я тогда о развернувшейся дискуссии, я бы страшно удивилась. Да, в том видео мы с отцом действительно лежали в постели, но текст песни был такой нежный, такой невинный, в нем — как и в фильме — говорилось о возвышенной — да-да! — любви между отцом и дочерью. Именно о той любви, которую мы испытывали друг к другу… А разве чувства могут быть стыдными? Ведь любовь — это добрый порыв к другому. Разве это может быть стыдным?
Вы легко делитесь своими чувствами?
Ш. Г.: Знаете, я по природе стеснительный человек. Но для меня существует только стеснительность, природное свойство. Стыд — следствие чего-то социального. И видимо, у меня это от родителей. Они намеренно вели подчеркнуто публичную жизнь, отрицающую стыд. Они настаивали, что, пока речь не идет о подлости, о преступлении против человека, стыдного нет.
Я помню, как они возвращались домой к 7 утра, когда мы с Кейт, моей старшей сестрой по маме, вставали в школу, а около нашего дома мелькали папарацци… Но при этом они были люди твердых правил, у нас был очень жесткий кодекс поведения. Скажем, за столом… Локти на скатерть? Недопустимо! Они стремились к ясным, внятным, честным отношениям. Скажем, я не говорю на английском, родном языке мамы, как на родном, зато Кейт по-французски говорит, как француженка. Знаете почему? Потому что отец не знал английского, а мама категорически не хотела создавать для нас тайный — тайный от него — язык. Дома мы говорили только по-французски. У меня было очень счастливое детство именно из-за нашей взаимной открытости, из-за отсутствия тайн друг от друга. Конечно, отец действительно порой страшно пил, потом родители развелись, и это было нелегко… Я привыкла, что можно быть по природе своей стеснительным, но вообще-то стесняться нечего. Отец сам был очень стеснительным человеком и боролся с этим… ну, очень радикально.
Почти эксгибиционистски. Полным саморазоблачением. Это был именно что его метод побороть собственную стеснительность. Отца воспринимали как провокатора, но он им не был. Он был действительно свободный художник, который иногда шокировал. Например, та мизансцена, когда мы с ним лежим в постели, — в ней, конечно, была известная провокационность. Но это было для меня так естественно — отец всегда будто испытывал границы возможного, границы терпения мира, но главное — границы собственной смелости, границы того, на что способен он сам. И в этом, я думаю, я похожа на него.
«Я ЧАСТО СТРЕМЛЮСЬ ТУДА, ГДЕ МЕНЯ НЕ ЖДУТ, — ЧТОБЫ НЕ СТАТЬ РАБОЙ ОЖИДАНИЙ»
Фильм «Антихрист», сделавший вас знаменитой актрисой, — это ваше испытание собственной смелости?
Ш. Г.: «Антихрист» — это терапия и искушение одновременно. За несколько месяцев до предложения фон Триера я пережила травму — ударилась головой, катаясь на водных лыжах.
И недели через две выяснилось, что у меня внутричерепное кровотечение, нужно срочно делать операцию, я была молодцом, ничего не боялась, операция прошла удачно… А потом я вдруг осознала, как все хрупко, что я могла умереть, дети остались бы сиротами… И из упорного, вообще-то довольно смелого человека превратилась в какую-то нюню. Как-то ослабела. Не могла принять ни одного решения, боялась за детей, боялась всего… И тут — «Антихрист». Я решилась, и он меня избавил от слабости. Просто потому, что я начала работать над чем-то, что важнее меня. И чего от меня никто не ждал. А я вообще стремлюсь туда, где меня не ждут, — чтобы не стать рабой ожиданий. Я точно так же ухватилась за возможность сняться в «Как жениться и остаться холостым» — мне ведь редко достаются роли в комедиях. Но главное, чувствовала, что этот фильм, «Антихрист», может быть важен для людей. Извините за прямую утилитарность, так, конечно, нельзя рассматривать искусство, но мне казалось, он может быть важен для тех, кто потерял самых дорогих…
А почему — искушение?
Ш.
Г.: Ну просто — от предложений таких режиссеров, как Ларс фон Триер, актеры не отказываются. Я знала, что мне придется сделать — в том числе и с собой, — чтобы работать с ним. Я знала, какой откровенности сексуальных, точнее, физиологически-плотских сцен он хотел добиться. Я вообще знала о его требованиях насчет актерской откровенности — актер для фон Триера должен забыть о себе, о своих комплексах, об имидже, гордыне. Он должен извлечь из себя и предъявить… темную бездну. А я… я знаю о своей темной бездне. Я погружалась в нее. И пережила… ну, что-то близкое к чувствам той женщины, которую играла в «Антихристе». Когда скорбь, ужас от потери незаметно для тебя превращается в ужас кромешный и ты думаешь, что все, все надо разрушить, потому что вокруг злой хаос руин, и его надо уничтожить…
«Нимфоманка»
Французские кино-зрители с замиранием сердца ждут, включит ли в свою программу фестиваль в Каннах новый фильм Ларса фон Триера «Нимфоманка» с Генсбур в главной роли. В 2011 году после высказывания о «понимании Гитлера» фон Триер был объявлен дирекцией фестиваля персоной нон грата.
Но дело в том, что, несмотря на произносимое (возможно, под воздействием лекарств — фон Триер страдает депрессиями), этот киноавтор — достояние мировой культуры, и отсутствие его фильма в программе Канн наносит больший урон фестивалю, чем самому «охальнику». Другая интрига состоит в том, что в «Нимфоманке» Генсбур, одна из самых любимых актрис Франции, явно сыграла свою лучшую роль. Ее героиня проживет на наших глазах 30 лет — с юности до 50-летия, а сам фильм, говорят, представляет собой светлую эротико-философскую фантазию. Словом, «Нимфоманка» обещает Шарлотте Генсбур новый триумф — второй приз Канн после небольшого перерыва. А подобного события в истории фестиваля еще не было…
Вы говорите о том, что пережили, когда умер ваш отец?
Ш. Г.: Мне странно, что я об этом заговорила… Да. Я не говорила о смерти отца много лет. Мне было 19, когда его не стало. Он умер внезапно, в одночасье. И я, наверное, до сих пор не пережила этот шок. Не смирилась с тем, что его нет.
Я даже не предприняла никаких действий по поводу его дома на улице Верней. Какое-то время я думала, что надо придать ему статус музея Генсбура, даже как-то общалась на этот счет с парижской мэрией… Но я не уверена. Там все абсолютно так же, как было в день его смерти. Черные стены. Ни одного зеркала — он не любил своих отражений, говорил, они напоминают ему о его «сходстве с рептилией». Я ничего там не в силах изменить. Прихожу туда очень редко — слишком больно… Хотя если где и могла бы еще общаться с отцом, так это там. На кладбище же я ходить не могу — там всегда поклонники. Вот это единственное, о чем я жалею в связи с нашей общей известностью… Когда родители разошлись и мы с мамой переехали в отель, журналисты из таблоидов не давали нам ни минуты покоя. И мама начала с ними открыто воевать — ругаться, подавать в суд, грозить разбить им камеры и головы. Она боец. Я теперь восхищаюсь ею — так она воевала за нашу с Кейт свободу. Я бы так не смогла. Мне жаль, что я не способна на резкие, окончательные поступки.
До сих пор мне не по себе от той пресс-конференции «Меланхолии» и Ларса в Каннах…
Жалеете, что не остановили фон Триера, когда он говорил, что понимает Гитлера?
Ш. Г.: И это, и то, что нельзя было молчать, надо было как-то пояснить его слова, как-то смягчить. Необязательно было осуждать его, но нужно было проявить свою позицию. Но понимаете, это была бы не я. Я как-то не проявляю своих позиций в слове, громко. Я говорю, но иначе.
Хотя, как вы рассказывали, в вашей семье никогда не было запретов на откровенность?
Ш. Г.: Запретов и подавленных желаний у меня было множество. Свобода родителей не сделала меня свободнее, чем другие. Для меня долго было ужасом раздеться прилюдно, не говоря уж об экране. Я была страшно закомплексована. Хотя уже тогда я смутно осознавала, что в живописи, в фотографии обнаженная натура трогает, потому что отсутствие покровов, незащищенность действительно трогательны.
«МНЕ НРАВИТСЯ, КОГДА НА МЕНЯ СМОТРЯТ, — КОГДА КТО-ТО ДРУГОЙ, НЕ Я САМА»
Что вы чувствуете, когда видите себя на экране без одежды?
Ш.
Г.: Я принимаю себя в гораздо большей степени, чем раньше. Долгое время видеть себя было для меня кошмаром. Но теперь стало лучше. Есть много такого, что мне в себе не нравится. Но раньше мое тело мне не нравилось, потому что я в нем не жила. Это не связано с тем, какое оно в действительности, соответствует моде или нет. Просто надо принять себя. Принять, что ты вот такой. Это первый этап — принять себя, ну просто для физического комфорта. А вот второй — о себе как будто забыть. Не придавать такого чрезмерного значения физическому. Меня этому научила сестра, Кейт, может быть, самый близкий мне человек. Она профессиональный фотограф. Она научила меня фотографировать. Но и фотографироваться тоже! Кейт снимала меня, иногда и без одежды. Она показывала мне меня, обнаруживала во мне характер. Снимки были далеко не всегда комплиментарные, но я научилась узнавать в них себя. И признавать себя. Теперь я одновременно и стыдлива, и совершенно не стыдлива. Мне нравится, когда на меня смотрят, нравится быть перед камерой.
На самом деле мне нравится, когда на меня смотрит кто-то другой, не я. Когда я могу спрятаться за ролью и за словами — не своими, — я могу поступать так, как в жизни никогда и ни за что не поступлю. Обрести свободу.
Как актриса вы очень отважны. Играете экстремальную обнаженность. Не боитесь сцен экстремального насилия. И при этом как-то учитываете, что у вас есть дети, что они могут увидеть эти ваши роли?
Ш. Г.: Мои родители никогда не мешали себе делать, что им хотелось. «Я тебя люблю… Я тебя тоже нет», фильм, который отец снял как режиссер и где мама играла, я увидела только в 18 лет, и мне он очень понравился. Фильм внешне про то, как гомосексуалист бросает любовника ради похожей на мальчика барменши и занимается с ней анальным сексом, потому что другого не знает. А на самом деле про то, что не все способны любить. Было бы жалко, если бы родители, опасаясь нас шокировать, не сняли его. Но им же удавалось держать нас в стороне от своих экспериментов!
Как бы вы отнеслись, если бы ваши дети стали актерами, как и вы, в детстве?
Ш.
Г.: Без удовольствия. Но я всегда считала, что у ребенка в любом возрасте должна быть собственная жизнь, которая протекает отдельно от родителей. У человека, даже маленького, должна быть зона свободы, потому что свобода воспитывает, как никакой взрослый. Я вот хотела бы брать детей с собой на съемки, быть с ними таким образом больше. Но у них есть школа, друзья, собственная жизнь. Я уже не имею права отрывать их от нее… И противодействовать их решениям не буду. Но теперь дети-актеры — сначала актеры, а уж потом дети. Это я могла сниматься в 10 лет и рассказывать: «Ха-ха-ха, на каникулах я актриса». Тут мне недавно один маститый критик напомнил, как он был начинающим журналистом и его послали брать интервью у девчонки, которая в 12 лет «здорово играла у Клода Миллера» и нехотя отвечала на его вопросы, потому что математику делала… Это была я. Но сейчас все не так — дети в кино полностью «в бизнесе». Так что я от этой идеи буду не в восторге. А уж их отец встанет насмерть! Он не потерпит в семье «еще одну звезду».
Иван (Иван Атталь, актер и режиссер, муж Шарлотты Генсбур. — Прим. ред.) уже однажды снял фильм, в основе которого наша жизнь. И даже имена у героев наши — Иван и Шарлотта. Он так и называется — «Моя жена — актриса». И… заметьте — это комедия.
Сохранять статус
Генсбур делит с режиссером и актером Иваном Атталем жизнь и жилище уже 17 лет. Но, как и родители, не стремится «узаконить отношения». Почему? «У меня всегда было это чувство — чуть тронь, и все развалится, — признается она. — Это как в скайпе — измени статус, и изменятся обстоятельства твоего присутствия в системе. Измени мы наш статус — изменим дальнейшую судьбу».
Заполнять своим
В аппарате, где сканировали ее мозг, Шарлотта услышала этот звук — хаотический, но ритмичный, жужжание с паузами. И чтобы не думать о риске операции, она думала о музыке. О той музыке, которую потом запишет в альбом и назовет «МРТ». Потому что «то, что было травмой, физической или душевной, должно заполняться чем-то созданным нами, — убеждена она.
— Если не заполнять, останется пробоина. И навсегда».
Помогать безвозмездно
В прошлом году Генсбур стала лицом рекламной кампании лимитированной коллекции дамских сумок. Цель ее выпуска и продаж — сбор средств для Breast Health International, благотворительной организации, борющейся с заболеваниями груди. Фотографом выступила Дрю Бэрримор, и обе они — и фотограф, и модель — участвовали в кампании бесплатно. «Я в таких случаях почему-то уверена: если я не возьму денег, я что-то выторгую у судьбы для любимых. Кого-то выкуплю», — понижает голос Шарлотта.
Текст:Виктория Белопольская
Новое на сайте
10 цитат Зигмунда Фрейда, которые не устарели и спустя 100 с лишним лет
«Я недомать, я схожу с ума, я всем завидую. Что мешает и мне чего-то достичь в жизни?»
«Я не хочу секса с новым парнем так, как хотела с бывшим. Получается, я его не люблю?»
Кто умнее — экстраверты или интроверты: как связаны характер и интеллект
Как убедить близкого пойти на терапию: 8 советов
«Развод снова лишил мою дочь отца»: история одного переезда и двух замужеств
«Среди взрослых куча злых — зачем детям их уважать?»: монолог режиссера Бориса Хлебникова
«Дома думаю о работе, на работе — о доме.
Как научиться быть в моменте?»
Шарлотта Генсбур: «Сейчас все так политкорректно. Так скучно» | Шарлотта Генсбур
Когда Шарлотте Генсбур было 16 лет, она пришла домой из школы и обнаружила обезумевшую мать и ожидающую ее полицию. Они только что обнаружили, что она была целью заговора о похищении. Банда подростков из высшего общества – журналисты называли их гангстерами blousons dorés (золотая куртка) – планировала убить полицейского и украсть его униформу. Затем, используя эту маскировку, они собирались похитить Генсбур и потребовать выкуп в размере 5 миллионов франков от ее знаменитых родителей, Джейн Биркин и Сержа Генсбура. Банда, уже совершившая несколько вооруженных ограблений, нашла загородный дом, где собиралась спрятать Генсбура. Они даже купили лопаты, чтобы похоронить полицейского.
Генсбур смеется, рассказывая об этом эпизоде: «Я думала, что это так круто». Ее мать и отец не были столь пресыщены. «Я помню, как мои родители были очень напуганы, а отец заставлял меня ходить в школу с телохранителем».
Она смотрит в свой кофе, помешивая молоко дольше, чем необходимо. «Мне было так стыдно».
Генсбур и я сидим в шикарной, но неудобной угловой кабинке в кафе отеля в Гринвич-Виллидж, Нью-Йорк. Певец, актер и чемпион по стилю только что вернулся с парижской недели моды. французский Vogue пестрит фотографиями, на которых она выглядит гламурно в прозрачной рубашке и сшитом на заказ костюме. Сегодня она одета более просто, в том, что она называет своей «джинсовой униформой»: узкие джинсы и белая футболка, на которой, если присмотреться, есть логотип Saint Laurent, и, вероятно, она стоит небольшое состояние. Она ведет светскую жизнь и работает в самых экстравертных отраслях, но остается, как известно, скрытной и не любит внимания. Пока мы разговариваем, она беспокойно теребит свое ожерелье, избегая слишком пристального зрительного контакта. В подростковом возрасте за ней следили телохранители, все внимание было приковано к ней, пока ее потенциальных похитителей арестовывали и, в конце концов, приговорили к нескольким годам тюремного заключения, должно быть, было унизительно.
Но Генсбур провела свое детство на виду у публики, с матерью, которая олицетворяла крутость 60-х, и отцом, чьи провокационные и часто пропитанные алкоголем выходки часто попадали в заголовки. Было время, когда он появился с Уитни Хьюстон на телевидении в прайм-тайм и объявил, например, что хочет «трахнуть ее». В другом телешоу в прямом эфире он сжег банкноту в 500 франков в знак протеста против того, что он считал чрезмерным налогообложением. Одноклассники Генсбура не очень хорошо отреагировали на этот выход. «В школе дети взяли мой рабочий лист и сожгли его, — говорит она. Она тихо смеется. «Значит, надо мной… надо мной издевались».
С отцом Сержем, матерью Джейн Биркин и сводной сестрой Кейт, 1978 год. Фото: Getty Images Ее отец умер от сердечного приступа в 1991 году, когда Генсбуру было всего 19 лет. «в состоянии задать ему все вопросы о музыке, которые у меня есть сегодня». Она с любовью рассказывает о том, как он придумывал мелодии и тестировал их на небольшой фокус-группе, состоящей из нее, ее матери и его художественного руководителя.
«Мы ставили маленькие звездочки рядом с мелодиями, которые нам нравились», — вспоминает она. «Несмотря на то, что я был всего лишь ребенком, он интересовался моей точкой зрения».
Когда ей было 12 лет, Генсбур дебютировала вместе с ним в песне Lemon Incest – пьесе на тему un zeste de citron (лимонная цедра). В печально известном видео Генсбур растянулась на кровати, а ее топлесс отец ласкает ее и поет о любви, которую они никогда не будут вместе. Песню, записанную в 1984 году, обвинили в приукрашивании оскорблений и педофилии, но, несмотря на скандал — или, возможно, из-за него — Lemon Incest занял 2-е место во французских чартах.
С отцом Сержем в видео Lemon Incest, 1985. Фотография: Getty Images Генсбур потратила десятилетия, отвечая на вопросы о Lemon Incest, и совсем не в восторге, когда я спрашиваю ее, можно ли выпустить что-то подобное сегодня, не говоря уже о том, чтобы провести 10 недель в Топ-10 в эпоху #MeToo. «В то время это уже было шоком», — говорит она с легким раздражением.
«Я помню, как моему отцу приходилось объяснять себя и свои тексты, потому что он играет на jeu de mots , как вы это говорите? Когда ты играешь со звуками слов, как двойной смысл?» Генсбур говорит на двух языках, но ее родным языком является французский; она время от времени делает паузу в нашем разговоре, чтобы поискать le mot juste . Мы останавливаемся на «каламбуре», и она продолжает. «Инцест — это так шокирующе и так запретно. Он как будто развлекался этим. Но когда слушаешь лирику, он просто говорит о безграничной любви отца к дочери и дочери к отцу — и это нельзя осуждать. Потому что нет ничего физического. Так что да, он говорит инцест, но и только. Я нахожу это ужасным, что ты не можешь говорить о вещах, которые… — она замолкает, подыскивая подходящее слово. «Трудный?» Я предлагаю. «Нюансы?» Она пожимает плечами. «Вы слышите слово «инцест», и разговор прекращается, — говорит она. «Никакого диалога».
Социальные сети усложнили задачу, я полагаю: вы можете себе представить бури в Твиттере, которые сегодня спровоцирует Lemon Incest.
«Да, но я думаю, что моего отца будут осуждать за каждый его шаг», — говорит она. «Все сейчас так политкорректно. Так скучно. Так ожидаемо. И все так боятся того, что произойдет, если они зайдут слишком далеко». У мужчин, в частности, говорит она, есть причины бояться. «Несколько твитов и готово… Их карьера окончена». Ее отец, по ее словам, сегодня был бы несчастен, «потому что для него было важно, что люди чувствовали, что думали люди, когда его критиковали». Он известен как провокатор, но он был чувствительным, говорит Генсбур. «Он был очень ранен многими вещами. В его жизни происходило много антисемитских вещей». И не только во время войны, добавляет она, когда в 10-летнем возрасте в оккупированной нацистами Франции его заставили носить желтую звезду, чтобы отметить, что он еврей. «Даже после этого Франция все еще была очень антисемитской». Настолько, что, когда Серж Генсбур выпустил регги-версию Марсельезы (характерная провокация) в 1979, один газетный критик обвинил его в том, что он навлек на себя антисемитизм, «пытаясь заработать деньги с помощью государственного гимна».
Тем не менее, Генсбур весело говорит, у нее было «совершенно нормальное и очень простое детство». Она родилась в Лондоне, но выросла в Париже. Помимо регулярных поездок на пароме в Англию, чтобы увидеть ее бабушку и дедушку по материнской линии, семья мало путешествовала; ее отец боялся самолетов. Ее родители расстались, когда ей было девять, но Генсбур остался близок с обоими, а также с ее сводной сестрой Кейт Бэрри, покойным фэшн-фотографом (первой дочерью Биркин от английского композитора Джона Бэрри). В целом, по ее словам, жизнь «была очень ровной».
Фон Триер толкает вас в очень темные места. Я хочу, чтобы кто-то подтолкнул меня туда, где мне трудно, где мне неудобно
В наши дни Генсбур, кажется, тянутся к квадратным колышкам в круглых отверстиях: люди, подобные ее отцу, одновременно и аутсайдеры, и инсайдеры, которые используют возмущение как оружие против общества, в котором они никогда не чувствовали себя желанными. Кто-то может назвать их провокаторами, кто-то извращенцами.
Один из ее самых заметных соавторов — датский кинорежиссер Ларс фон Триер, чьи мрачные психологические фильмы, в которых снималась Генсбур — «Нимфоманка», «Антихрист» и «Меланхолия» — отражают его борьбу с алкоголизмом, депрессией и различными фобиями. (Как и отец Генсбура, фон Триер боится летать.) В фильмах фон Триера эти битвы часто жестоко разыгрываются на теле Генсбура: в «Антихристе» она играет скорбящую мать, которая отрезает себе клитор ножницами; в « Нимфоманке» ее персонаж занимается графическим сексом с незнакомцами.
Генсбура часто называют «музой» фон Триера, но это слишком пассивное слово для описания актера. Часть ее очарования заключается в том, что как исполнительницу ее невозможно четко классифицировать. Она не стереотипный секс-символ или девица в беде, и она не просто инструмент, с помощью которого пожилые мужчины разыгрывают свои провокации; она использует их так же, как и они ее. Во всех ее частях вы чувствуете, что она все контролирует.
Стиль: Пол Синклер.
Волосы: Кевин Райан из Art + Commerce. Макияж: Фрэнк Б. из Wall Group. Маникюр: Маки Сакамото из Wall Group. Фотография: Крис Коллс/The GuardianФильмы фон Триера часто называют женоненавистническими, но Генсбур отвергает эту идею, говоря, что она сделала с ним свои лучшие работы. «Он дает такие замечательные роли женщинам», — говорит она. «Как он может быть женоненавистником, если он так изображает женщин?» А как насчет Бьорк, спрашиваю я, которая снялась в его фильме «Танцующая в темноте»? В 2017 году, когда движение #MeToo стало популярным, Бьорк заявила, что подверглась сексуальным домогательствам со стороны неназванного режиссера, которого многие считают фон Триером. Он отверг обвинения.
«Это правда, что фон Триер толкает вас в очень темные места», — говорит Генсбур. «[Но] это то, что я ищу в игре — я хочу, чтобы кто-то подтолкнул меня туда, где я не был, где это сложно, где мне неудобно. Это все, что я хочу. Для меня большая часть работы — это отпустить и полностью доверять ему».
Хотя она не будет говорить от имени Бьорк, она чувствует, что ее доверие к фон Триеру никогда не было обмануто. Например, в «Антихристе» и «Нимфоманке» он просматривал с ней каждый кадр, чтобы убедиться, что ей удобно. «Я сказал, что единственное, что мне действительно неудобно, это мои сиськи. Так что он сказал, хорошо, и я ношу футболку все время [в сексуальных сценах]. Я доверял ему».
Генсбур выпустила свой первый альбом Charlotte For Ever, когда ей было 15 лет, после чего взяла длительный перерыв в музыке. Она не выпускала ничего нового до 5:55 в 2006 году, которые хорошо продавались и имели положительные отзывы. С тех пор она продолжает работать, исследуя кинематографическую разновидность диско-попа, по духу близкую Голдфрапу. Во время работы над своим последним альбомом Rest 2017 года она попросила французского писателя и провокатора Мишеля Уэльбека написать текст. Когда я говорю об этом, она выглядит озадаченной. «ВОЗ?» — Уэльбек, — повторяю я со своим лучшим французским акцентом.
«Ах!» наконец она говорит: «Уэльбек! Да, мой продюсер [Себастьян Акшоте] и я питали одинаковую страсть к его гениальности. Моя звукозаписывающая компания спросила его, но он не очень заинтересовался. Так или иначе, потом я понял, что хочу сам писать тексты. Я люблю писать других людей. Мне очень повезло, что я работал с Джарвисом Кокером и Беком. Но писать собственные тексты — совсем другое дело. Гастроли и выступления на сцене имели цель. Это изменило все».
Генсбур и Атталь не женаты. «Это никогда не было голом. Моя мать вышла замуж, и это не имело успеха’
Rest — один из ее самых сырых и личных альбомов, и во многом он проистекает из горя. В декабре 2013 года ее сводная сестра Кейт умерла, выпав из окна четвертого этажа в Париже. По словам Генсбура, ее смерть сделала жизнь в Париже невыносимой. Через несколько месяцев после трагедии она уехала в Нью-Йорк со своим партнером и тремя детьми. «Я пришла из очень темного места, — говорит она. В США «я снова дышал и видел новое небо.
Я подумал: почему я не сделал этого раньше? Замечательно просто взять сумку и пойти куда-нибудь еще».
Анонимность Нью-Йорка была не просто катарсисом; это было творчески освобождающим. «Здесь я чувствую, что остаюсь самой собой, и никто этого не замечает», — говорит она. «А я не замечаю. Я чувствую себя совсем по-другому, потому что я не смотрю на себя все время. Не думаю, что во Франции я смог бы выпустить свой альбом и сам написать текст». Альбом, в котором смешаны французский и английский языки, отражает все: от материнства до потери сестры. На Кате она поет: « Ансамбль d’vait vieillir [мы собирались состариться вместе]».
Концерт в Лондоне, 2012 г. Фото: Rex/Shutterstock Во Франции Генсбур узнают везде, где бы она ни была, и прежде всего она известна как дочь Биркина и Сержа. В Нью-Йорке она, наконец, начинает освобождаться от этой истории. «Мне стыдно говорить это, но когда люди узнают меня здесь, это обо мне», — говорит она. «Фильмы, в которых я снялся, множество фильмов Ларса и моя музыка.
Меня не так часто узнают, но когда это случается, я очень горжусь».
В этот момент входит коренастый мужчина, аккуратно одетый в черное, и начинает обращаться к ней по-французски. Я предполагаю, что это обожаемый поклонник, но это ее партнер, французско-израильский актер и режиссер Иван Атталь. Через секунду он извиняется передо мной за грубость и продолжает по-английски — он просто хочет сказать пару слов об их планах на обед. Быстрое слово было сказано, и он исчез, предоставив прекрасную возможность начать говорить о нем за его спиной.
«Теперь для французов я кажусь полностью британцем — для британцев это не так». Фотография: Крис Коллс/The Guardian Генсбур вместе с Атталь уже 27 лет — они познакомились, когда ей было 19, — но они не женаты. «Это никогда не было целью, — говорит она. «Напротив. Моя мать вышла замуж [за Джона Барри до ее отношений с Сержем Генсбуром], и это не имело успеха. Поэтому я чувствовал, что это не входило в мои планы. А Ивану было все равно. Потом мы подумали, что для детей, может быть, было бы хорошо, чтобы у меня было такое же имя, но тогда я стал таким суеверным.
Я слышал о многих парах, которые прожили вместе долгую жизнь, потом женились и разошлись. Я думал, что это невезение».
Подождите, я говорю: если бы она решила выйти замуж, она бы сменила имя? — Нет, совсем нет, — отступает она. «Я очень привязан к своему имени из-за моего отца. Но забавно то, что я был зарегистрирован под номером под Генсбуром, что не было настоящим именем моего отца. Его звали Гинзберг, и он поменял его на работу. В его паспорте все еще был Гинзберг. Когда мне было 18, я попросил вернуться к моему старому имени, лишь бы иметь такое же, как у него. Было очень сложно пройти через все документы, но мы справились. Я очень горжусь этим, потому что это моя история. Мне очень близко то прошлое».
Со своим 27-летним партнером, актером и режиссером Иваном Атталем. Фотография: Getty Images Как Англия вписывается в ее историю, спрашиваю я? Она родилась в Лондоне, ее мать англичанка, но до переезда в Нью-Йорк она жила только во Франции. «Я чувствую, что притворяюсь англичанкой», — быстро говорит она.
«Долгое время [в детстве] я очень гордился тем, что я француз. У меня был очень сильный французский акцент, и я не прилагал никаких усилий [быть англичанином]; Я был двоюродным братом-французом. Но постепенно мне захотелось почувствовать себя частью этого мира. Так вот, для французов я кажусь полностью британцем, а для британцев — нет. Я горжусь тем, что я англичанин, но в то же время в этом нет ничего особенного. Каждый раз, когда я еду в Лондон, я чувствую себя чужим». Англичане «не впускают вас очень легко», объясняет она.
Brexit заставил ее чувствовать себя еще менее англичанкой? «Нет, — говорит она. «Я очень горжусь своим британским паспортом. Это так глупо. Это небольшой буклет, но я дорожу им. Может быть, это моя мама передала что-то, какую-то гордость за эту национальность».
С Шоном Пенном в фильме «21 грамм», 2003 год. Фото: Allstar Она живет в Нью-Йорке уже пять лет, но говорит, что существует культурный разрыв, который ей не удалось преодолеть. «Я не смог сблизиться с американскими друзьями.
Я чувствую, что не понимаю их полностью. Это трудно — я чувствую себя глупо, делая общие выводы, но это так ориентировано на деньги. Во Франции мы все обедаем, ужинаем. Это настоящее искусство жизни, искусство жизни », — говорит она. «И это то, что я люблю. Я люблю свободное время». В США, говорит она, все работают все время. «Я чувствую, что они притворяются, что хотят этого, но их просто заставляют работать все время».
При всем при этом Генсбур признается, что сама является трудоголиком. Она выпустила пять альбомов и снялась более чем в 40 фильмах; ее последняя работа — французская комедия «Мой пёс, дурачок» режиссера Аттала с участием её сына, 22-летнего Бена (её дочери, Алиса, 16 лет, и Джо, 8 лет, живут с ней в Нью-Йорке). Она также является моделью и лицом Saint Laurent. Но хотя она не проявляет никаких признаков замедления, она начала беспокоиться, что работа иссякнет, когда она станет старше.
«Я вообще не в ладах с [старением], — говорит она. «Я думаю, может быть, когда мне будет 60, я смирюсь с этим, потому что я буду старухой, и это покажет».
На данный момент она «надеется, что я все еще выгляжу молодо», хотя иногда она удивляется, когда смотрит в зеркало и видит, что «у меня есть морщины». «Это тяжело», — говорит она о старении в индустрии развлечений. «Это работа, где ты не должен стареть. Детали становятся все тоньше и тоньше. Работа будет становиться все менее последовательной. Но в каком-то смысле я это уже прошел. У меня был агент, который сказал: «После 40 лет вы идете под откос», что было так удручающе».
Сейчас ей около 50 лет, а она все еще получает роли и продолжает заниматься музыкой. После десятилетий борьбы с бременем своего имени Генсбур начинает считать себя успешной; чувствовать, что гордиться собой — это нормально. Она может беспокоиться о морщинах, но, наконец, ей комфортно в собственной коже.
Шарлотта Генсбур в платье Saint Laurent от Anthony Vaccarello
Если вы хотите, чтобы комментарий к этому произведению был рассмотрен для публикации на странице писем журнала Weekend в печатном виде, отправьте электронное письмо по адресу weekend@theguardian.
com, указав свое имя и адрес (не для издание).
Комментарии к этой статье проходят предварительную модерацию, чтобы гарантировать обсуждение тем, поднятых автором. Имейте в виду, что комментарии на сайте могут появляться с небольшой задержкой.
Эксклюзивное интервью: личное знакомство с Шарлоттой Генсбур
Актриса Шарлотта Генсбур садится в режиссерское кресло с фильмом «Джейн от Шарлотты».Когда британо-французская актриса, певица и автор песен Шарлотта Генсбур решила снять документальный фильм о своей 74-летней матери, актрисе Джейн Биркин, она знала, что это будет нелегко. «Очень сложно взять камеру, снять собственную мать и задать вопросы. Иногда я чувствовал себя вуайеристом. На самом деле было проще, когда съемочная группа задавала вопросы», — с улыбкой говорит Генсбур.
С момента премьеры в июле на Каннском кинофестивале 2021 года фильм Jane By Charlotte (открывшийся во Франции 27 октября) побывал на многочисленных международных фестивалях от Испании до США, получив единодушную похвалу за чувственность.
, исследующий портрет близости матери и дочери. «Я делал фильм очень эгоистично, задавая вопросы о себе, о наших отношениях и о моем отце», — добавляет Генсбур.
В Каннах стоит душный летний день, и интервью проходит в холле на крыше отеля, где почти не дует ветерок. Мягкая 50-летняя актриса, одетая в джинсовую куртку и джинсы, кажется, не боится жары, хотя видно, что с журналистами ей не совсем комфортно. На протяжении всей своей карьеры (начавшейся в 13 лет с небольшой роли в Paroles et Musique , фильм Эли Шураки) Генсбур почти шепотом признается, что, как это ни парадоксально, крайняя застенчивость всегда была частью ее истории. «Я думаю, что всегда было противоречие — быть актрисой и всегда быть очень застенчивой и неуклюжей, но это имеет смысл, потому что ты должен заставлять себя. Когда вы полностью закрыты, ответ заключается в том, чтобы довести барьер до предела ваших возможностей — чем дальше вы идете, тем лучше». С фильмографией, включающей работу со смелыми, противоречивыми режиссерами, такими как Ларс фон Триер ( Нимфоманка, Антихрист, Меланхолия ) и Гаспар Ноэ ( Lux Aeterna ), или просто появляясь как пародия на себя во французском популярном сериале Позвоните моему агенту , Генсбур говорит, что она сделала сознательное усилие, чтобы победить робость как исполнительница .
Сцена из фильма «Джейн в исполнении Шарлотты» © ALAMY
РОСТ В ОСВЕЩЕНИИ
Добавьте к этому неизбежную классификацию «дочери» — в данном случае легендарного набора родителей и нетрадиционного воспитания. Ее родители, известный певец и актер Серж Генсбур и Джейн Биркин — яркая британская модель, ставшая актрисой и воплощение крутости 60-х, снявшаяся в новаторских классических фильмах, в том числе 9.0003 La Piscine и Blow Up – стали мировым явлением благодаря их дуэту 1969 года, Je t’aime… moi non plus ( Я люблю тебя… я тоже ). Песня поднялась в чартах Великобритании на первое место, но была осуждена Ватиканом и запрещена в нескольких странах из-за откровенно эротического дыхания и стонов. Пара рассталась через 12 лет; Шарлотта — их единственный ребенок.
После дебюта в кино ранняя карьера Генсбур быстро выросла из каскада музыкальных проектов, таких как ее альбом 9.0003 Charlotte Forever к драме Клода Миллера L’Effrontée , за которую в возрасте 15 лет она была награждена премией Сезар как самая многообещающая молодая актриса.
Генсбур с матерью Джейн Биркин, отцом Сержем Генсбуром и старшей сводной сестрой Кейт в Лондоне в 1972 году. почти как домашнее кино. Биркин, чья мальчишеская элегантность и красота вдохновили ее на создание знаменитой сумки Hermès, бросает вызов своему стереотипному образу иконы моды, расхаживая по загроможденному дому в мешковатой одежде и с небольшим макияжем, выполняя работу по дому или готовя еду для внучки, отвечая на вопросы дочери на видео.
Интересно, не было ли намерением Шарлотты раскрыть еще один аспект вневременного очарования Биркин — богатую событиями жизнь, которую так и не поняли бесконечные осады папарацци. «Я хотела сфотографировать ее без архивов, в которых есть мой отец», — признается Шарлотта. «Слишком легко показать их как пару. Я не хотела изображать образ, который ей может надоесть», — пожимает она плечами.
Генсбур, у которой трое детей от ее партнера, израильского французского режиссера и актера Ивана Атталя, говорит, что она тоже разработала свой собственный способ защиты конфиденциальности для своей семьи. Но все изменилось. И срочность изготовления 
«Но потом я понял, что она не будет здесь вечно».
Биркин, которая на протяжении многих лет лечилась от лейкемии, была вынуждена отменить свое выступление на фестивале американского кино в Довиле в сентябре этого года из-за легкого инсульта. «Я никогда не думала, что стареть легко, — размышляет актриса, — и до сих пор не чувствую себя комфортно из-за этого. Теперь, когда я смотрю на фотографии, когда мне было 40, я был в порядке, но тогда я не любил себя — я никогда не любил себя! Меня всегда окружали красивые женщины – бабушка была сногсшибательная и мама, конечно. Мне всегда было стыдно за себя физически».
15-летний Генсбур в фильме «Л’Эффронте» © ALAMY
В рамках темы наследия между матерью и дочерью Шарлотта решила включить в фильм свою младшую дочь Джо. «Это забавно, — говорит актриса. «Я стараюсь защищать своих детей, но недавно, когда я снимал свои музыкальные клипы, я просто хотел снять их, я не хотел больше быть таким осторожным. Я чувствовала, что им уже тяжело иметь мать, которая снимается обнаженной в фильмах — моя младшая однажды вернулась из школы и спросила меня: «Мама, а что такое нимфоманка?».
Но опять же, когда я увидел, как мою маму сфотографировали обнаженной, я был в порядке».
Генсбур открывает бывший дом своих родителей на улице Верней в 7-м округе Парижа и планирует превратить его в музей Сержа Генсбура. Певица и автор песен умерла в 1991 году, когда Шарлотте было 20 лет; ее альбом
Актриса в настоящее время берет на себя роль психиатра в высоко охващенном сериале Франции, En Thérapie ( в терапии ), придуманный Hit сценарист-наводры Olivier Nakache и Eric Toledano ( Intouchables, Ormareme ), второй сезон которого выйдет в эфир в 2022 году.
Генсбур и Биркин в документальном фильме. © ALAMY
Международные зрители также узнают о малоизвестной истории любви 1940-х годов, когда актриса снимается в биографическом фильме Фредерика Гарсона « Вдали от океана », в котором она играет французскую писательницу-феминистку Симону де Бовуар, чью партнером был философ Жан-Поль Сартр. История исследует ее страстный роман с американским писателем Нельсоном Алгреном (Мэтт Диллон). Их роман, длившийся с 19С 47 по 1964 год великолепно воспроизведен в романе де Бовуара 1954 года « Les Mandarins » (« The Mandarins »), получившем в том же году Гонкуровскую премию.
На момент их знакомства де Бовуару было 49 лет, что, похоже, перекликается и с Генсбуром, которому в июле прошлого года исполнилось 50 лет.