Отличие деятельности от активности и поведения: Отличие ПОВЕДЕНИЯ от ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Содержание

Понятие о деятельности

Случайная страница

О проекте

Прислать материал

Контакты

Дата добавления: 2014-11-24 | Просмотров: 1391

Надсознательные процессы Структура деятельности человека

Потребности человека являются источником его активности, а постоянное рассогласование между изменяющимися потребностями и наличными условиями для их удовлетворения выступает как движущая сила развития личности. Психическая активность имеет различные формы: инстинктивное поведение, выполнение навыков, «ручное» мышление, т.е. мышление в процессе манипулирования с предметами, ориентировочное поведение. Все формы активности, в определенной степени, мы можем обнаружить не только у людей, но и у животных. Однако у человека ведущей формой активности, становится сознательная деятельность.

Деятельность— это активное взаимодействие человека со средой, в которой он достигает сознательно поставленной цели, возникшей в результате появления у него определенной потребности.

Главная отличительная черта деятельности заключается в том, что, порождаясь потребностью как источником активности, она управляется сознаваемой целью как регулятором активности. Поведение животного всегда непосредственно направлено на удовлетворение той или иной потребности, при этом потребность не только толкает животное на активность, но и определяет формы этой активности. Нужды организма животного определяют, что выделяет психика в окружающем мире и какие ответные действия вызывает. Совсем по-иному организовано поведение человека: не сама потребность как таковая, а общественно принятые способы ее удовлетворения начинают диктовать формы поведения.

Мотивом, который заставляет человека работать, может быть и потребность в пище. Однако человек, например, управляет станком не потому, что это удовлетворяет его голод, а потому, что это позволяет изготовить необходимую ему деталь. Содержание его деятельности определяется не потребностью как таковой, а целью — изготовлением определенного продукта, которого требует от него общество. То, почему человек действует определенным образом, не совпадает с тем, для чего он действует. Побуждения, мотивы, которые порождают его деятельность, расходятся с непосредственной целью, которая управляет этой деятельностью.

Под целью понимается предполагаемый результат действия, направленного на предмет, при помощи которого человек намеревается удовлетворить ту или иную потребность. Поэтому надо различать цель как объективное (объективный результат) и как субъективное психическое (предполагаемое) явление. Подчеркивая значение цели как предполагаемого результата, можно сказать: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела, постройкой своих восковых ячеек, посрамляет некоторых людей-архитекторов.

Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т.е. идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет, вместе с тем, и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю».

Цели, которые в своей деятельности ставит человек, могут быть отдаленными и близкими

. Так, например, цель всей деятельности учащегося профессионально-технического училища — приобрести профессию, чтобы обеспечить себя материально и стать самостоятельным человеком. Но цель деятельности этого же учащегося при выполнении конкретного учебного задания более узкая, например, научиться разметке деталей. Однако, для того, чтобы достичь и этой цели, ему надо осуществить ряд частных действий, у каждого из которых своя цель.

Для того, чтобы можно было говорить о деятельности, необходимо выявить в активности человека наличие сознаваемой цели. Все остальные стороны деятельности — ее мотивы, способы выполнения, отбор и переработка необходимой информа-
ции — могут осознаваться или не осознаваться, а также осознаваться неполностью и даже неверно. Неполно, например, и чаще неправильно осознает подлинные мотивы своих поступков недисциплинированный подросток. Да и взрослые люди порой принимают на веру второстепенные «маскирующие» мотивы, которые «подбрасывает» им сознание для оправдания ошибочных и недостойных действий или поступков. Под поступком понимается действие, выполняя которое человек осознает его значение для других людей, т.е. его социальный смысл.

Не только мотивы, но и многие мыслительные процессы, которые привели к выбору тех или иных планов деятельности, далеко не полностью осознаются человеком. Что касается способов осуществления деятельности, то большинство из них, как правило, регулируются помимо сознания. Примером тому могут служить любые привычные действия: ходьба, речь, письмо, управление автомобилем и т.д. Степень и полнота отражения всех этих сторон деятельности в сознании определяют уровень осознанности соответствующей деятельности. Когда мы имеем дело с активностью, в которой отсутствует осознаваемая цель, то здесь нет и деятельности в человеческом смысле слова, а имеет место импульсивное поведение.

В отличие от деятельности, импульсивное поведение управляется непосредственно потребностями и эмоциями. Оно выражает лишь аффекты и влечения индивида и, поэтому, нередко может носить эгоистический, а иногда и антиобщественный характер. Так, импульсивно действует человек, ослепленный гневом или непреодолимой страстью. Импульсивность поведения не означает, однако, его бессознательности. Это скорее сужение контроля со стороны сознания, при котором сознается и регулирует поведение только личный мотив, а не его общественное содержание, воплощенное в цели.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 | 78 | 79 | 80 | 81 | 82 | 83 | 84 | 85 | 86 | 87 | 88 | 89 | 90 | 91 | 92 | 93 | 94 | 95 | 96 | 97 | 98 | 99 | 100 | 101 | 102 | 103 | 104 | 105 | 106 | 107 | 108 | 109 | 110 | 111 | 112 | 113 |

Глава VII.

«Деятельность» — Департамент философии

Содержание главы седьмой раздела второго:

• Преобразующий характер человеческой деятельности

• Практика как философская категория

• Горизонты деятельности

• Деятельность как ценность и общение

1. Преобразующий характер человеческой деятельности

Содержание:

• Взаимоотношение человека с окружающей его действительностью

• Единство внешней активности и самоизменения

Взаимоотношение человека с окружающей его действительностью. Вопрос о специфике взаимоотношений человека и окружающего мира, о характерном для человека способе «включаться» в универсум всегда представлял одну из важнейших философских проблем, выступая как исходный вопрос философской антропологии. Его рассмотрение подытоживает и конкретизирует понимание человека, предпринятое в предшествующем изложении.

Говоря о взаимоотношении человека и окружающей его действительности, следует безусловно исходить из того, что всякая жизнедеятельность человека в конечном счете основана на обмене веществом и энергией с природой.

В подчеркивании этого принципиального единства человека и природы, значимости природных корней человека состоит важная заслуга материалистической философии.

Нынешнее драматическое состояние природной среды обитания человека, обусловленное негативным деструктивным воздействием прежде всего техногенной активности человека, требует искать пути преодоления разрушительных последствий человеческой активности. Современное экологическое сознание исходит из «вписанности» человека в его естественную среду обитания, сохранность которой является необходимым условием его физического существования. Но дело, конечно, не только в возможностях физического существования и выживания человека как природного тела, живого организма. Отрыв от природных корней существенно обедняет внутренний мир человека, пагубно воздействует на его душевную жизнь. Конструктивное взаимодействие активности человека с предзаданным ему природным началом, их коэволюция, как сейчас любят выражаться, призвано обеспечивать в условиях современной цивилизации то принципиальное единство человека и природы, которое выступает в качестве обязательного условия существования самого «феномена человека» в объемлющем его универсуме.

Следующим шагом является осмысление специфики этой «вписанности» человека в универсум по сравнению с объектами неживой природы и живыми природными существами. Конечно, люди как природные тела подчинены физико-химическим закономерностям, реагируют на внешние воздействия как природные живые существа, в их телах протекают определенные органические процессы. Но когда мы говорим о специфике человеческого отношения к действительности, речь идет об особенностях «феномена человека», которые заключаются прежде всего в том, что отношение «рода людского» к миру обусловлено, опосредствовано его включенностью в систему культуры.

Именно формирование и воспроизводство от поколения к поколению (трансляция) выработанных в рамках и на основе культуры особых норм жизнедеятельности и специфических культурных предметностей — так называемых артефактов культуры (к ним относятся орудия и средства воздействия на внешнюю действительность, то, что составляет материальную культуру общества, а также знаково-символические образования, семиотические системы, регулирующие внутренний мир людей и формы их общения) — составляют специфику «феномена человека» в его отношении к действительности.

Современная наука о поведении животных, этология, показывает, что отдельные элементы культуры жизнедеятельности могут быть присущи и сообществам животных. Поэтому только формирование и воспроизводство отношения к миру на основе системы культуры в целом позволяет говорить о специфически человеческом способе «вписывания» в универсум.

Он представляет собой особого рода активность, которая выходит за рамки активности, ограниченной горизонтом витальных потребностей живого организма. Животное играет, так сказать, по правилам игры, задаваемой природой, определяемой витальными видовыми программами, которые сложились в процессе естественной эволюции. Констатация этого обстоятельства нисколько не умаляет весьма сложных прижизненно вырабатываемых форм поведения в животном мире, особенно у высокоразвитых животных, в частности примитивной орудийной деятельности, своеобразных способов общения и кооперации действий в животных сообществах. И тем не менее вся эта активность и мобильность поведения осуществляется в жестких рамках природной обусловленности, задаваемой возможностями животного как биологического вида.

В этом суть адаптивности, приспособительности поведения живого организма. У человека как живого организма, конечно, тоже действуют механизмы подобного поведения. Но эти механизмы у человека вписываются в объемлющий их контекст отношения к действительности, обусловливаемого культурой, что позволяет выходить за рамки только приспособления к природе, простого использования тех возможностей, которые предоставлены живому существу природой.

Культура, если употреблять классический философский термин, трансцендентна по отношению к природе, выходит за пределы ее «наличного бытия», ее реального существования. В процессе формирования, воспроизводства и развития культуры человек преобразует предзаданный ему природный мир, создавая новую реальность, «вторую природу». Это относится ко всему контексту его взаимодействия с внешней природой: и к способам удовлетворения своих витальных потребностей, которое осуществляется благодаря совершенствованию орудий и средств производства, разворачивающегося в процессе развития материальной культуры в систему современной техногенной цивилизации, и к сфере общения людей, их взаимоотношений друг с другом и к внутреннему миру отдельного человека.

Последнее обстоятельство следует отметить особо. Активно-преобразовательные отношения человека к миру нельзя трактовать односторонне, только в плане преобразования внешнего природного или социального мира, не включая сюда внутреннего мира человека, регуляции его поведения. Без формирования и развития этой культуры человеческого поведения, которое является необходимым условием антропогенеза и связано с преобразованием природно обусловленной мотивизации поведения, возникновением и совершенствованием специфически человеческих его регуляторов, невозможно говорить о достижениях в сфере преобразования внешнего мира. Более того, как убедительно свидетельствует драматический опыт нашей эпохи, стремление к активному преобразованию внешней природной и социальной действительности, не связанное с совершенствованием внутреннего мира человека, его духовной культуры, его мировоззрения и нравственности, осознания ответственности за результаты своей активности, приводят к крайне негативным последствиям, к страданиям миллионов людей, уничтожению природной среды обитания человека, к разрушению основ и предпосылок самой материальной и духовной культуры.

Единство внешней активности и самоизменения. Активно-преобразовательная деятельность человека в системе культуры и на ее основе имеет своим результатом реальное изменение условий его существования в реальном мире, выступающем в своей чувственной данности, и представляет собой «предметную деятельность». Эту «предметность», реальность преобразований в реальном мире следует понимать достаточно широко. Она непосредственно очевидна, когда речь идет о преобразовании материальной природы, реальных общественных отношений. Но и когда мы рассматриваем внутренний мир человека, правомерно говорить о реальности, если угодно, предметности его преобразования.

Преобразование внутреннего мира человека, становление и развитие личности в человеческой индивидуальности, то, что можно назвать внутренней работой души, в конечном счете находят свое проявление в реальной жизнедеятельности людей, в их реальных поступках и деяниях. Равным образом это относится к результативности таких форм социокультурной деятельности, как образование и воспитание, также направленных на становление внутреннего мира человека. При этом следует заметить, что привлечение внимания к внешней результативности поведения людей как критерию продуктивности изменения и преобразования личностного мира людей никоим образом не означает какой-либо недооценки напряженной внутренней душевной работы, самостоятельность которой предполагается как при самовоспитании, что достаточно очевидно, так и в процессе общественного образования и воспитания. Речь идет о другом — о целостности активно-преобразовательного отношения, действующего в культуре, призванного сочетать преобразование внешнего мира, его реальность, результативность, «предметность» с преобразованием, развитием, совершенствованием внутреннего личностного мира людей, их творческих способностей. Современная философская мысль стремится преодолеть свойственный классике разрыв реального бытия и сознания, приводивший к субстанциализации человеческого сознания, превращению его в некую самодовлеющую самостоятельную силу.

Преобразование реальной действительности предполагает, конечно, способность сознания, активную работу духа, наличие контролируемого рефлексией идеального плана, проекта деятельности. В этом смысле сознание действительно является специфическим признаком человека, но его происхождение и сущность можно правильно понять только в системе реальной жизнедеятельности общественно развитого человека, осуществляющего практически-преобразовательное отношение к миру. Сознание возникает, функционирует и развивается как необходимое условие этого практически-преобразовательного отношения.

2. Практика как философская категория

Содержание:

• Специфическая форма бытия человека в мире

• Роль практики в становлении человечества и его культуры

Специфическая форма бытия человека в мире. Представление о всесилии разума, о его автономности и самодостаточности, субстанциальности, говоря философским языком, получившее свое наиболее радикальное выражение в учении Гегеля, формируется и развивается в духовной атмосфере Нового времени и Просвещения, когда освобождающийся от всяких внешних авторитетов и традиций разум стали рассматривать в качестве достаточного (а не только необходимого) фактора, определяющего возможность преобразования реальной жизни по канонам этого «просветленного» разума.

Особое значение в этой связи обрело философское понятие практики как преобразующей мир деятельности. В общем контексте развития философской мысли это понятие следует рассматривать в русле движения от классической философии Нового времени и Просвещения с ее идеологией автономности человеческого разума, сознания и самосознания в направлении постклассической философии, подчеркивающей включенность сознания и познания в бытие человека в мире, примат этого бытия и его непосредственных форм перед рефлексивными формами сознания.

Всю практическую деятельность по изменению и преобразованию природы, социума и собственной жизнедеятельности человек осуществляет в сотрудничестве, в кооперации с другими людьми. Поэтому отношения людей как субъектов практической деятельности к преобразуемой ими реальности (субъект-объектные отношения) всегда предполагают также отношения реального взаимодействия людей в процессе этого преобразования (субъект-субъектные отношения). Самоизменение человека в процессе практики связано, таким образом, не только с развитием возможностей его деятельности во внешнем предметном мире, но и с развитием соответствующих навыков отношения к другим людям, культуры общения. Практика всегда связана, далее, с определенными формами сознания и познания, которые не только закрепляют достигнутый ею уровень, но и обеспечивают ее развитие.

Таким образом, практика как специфически человеческий способ бытия в мире представляет собой деятельность, которая обладает сложной системной организацией. Она включает в себя: 1) реальное преобразование наличной предзаданной человеку действительности, 2) общение людей в процессе и по поводу этого преобразования и 3) совокупность норм и ценностей (ценностно-целевые структуры), которые существуют в виде образов сознания и обеспечивают целенаправленный характер практической деятельности.

Выделенные моменты не являются какими-то рядоположенными компонентами практически-преобразовательной деятельности людей. Каждый из них предполагает другие и включает их как предпосылку и условие собственного существования. Конечно, изменение реальных обстоятельств выступает интегрирующим фактором, определяющим специфику практики, однако оно невозможно без других порождающих ее моментов.

Исходная форма практики, являющаяся предпосылкой всех остальных видов жизнедеятельности человека, — это, несомненно, материальная, производственная деятельность, способ производства материальных благ. Выше уже отмечалось, что животные как бы вписаны в определенную «экологическую нишу», то есть в тот спектр окружающих природных условий, в котором они могут жить и эволюционировать в качестве определенного биологического вида. Формы их поведения складываются на основе тех исходных возможностей, которые определяются строением тела животного, его естественными органами. То обстоятельство, что возможности реального взаимодействия животных с внешним миром ограничены особенностями их телесной организации и формами их приспособительного поведения, предопределяет и их информационные, познавательные возможности. Животные ощущают, воспринимают, представляют мир лишь в той мере, в какой вещи, свойства и отношения окружающего мира имеют для них прямой или косвенный биологический смысл.

Роль практики в становлении человечества и его культуры. Употребление природных предметов в качестве орудий и даже их изготовление при помощи естественных органов тела в принципе присуще животному. Конечно, об орудиях у животных можно говорить только в весьма условном смысле, но тем не менее это факт, твердо установленный наукой. Многие животные пользуются естественными предметами для добывания пищи, в целях обороны, для строительства жилищ и т.д. — короче говоря, для удовлетворения своих жизненных потребностей.

То, что отличает человека от животного, — это не само по себе употребление или даже спорадическое изготовление орудий, а создание системы искусственных средств и орудий преобразования действительности, которая воспроизводится в процессе исторического развития человечества и передается от поколения к поколению как особая культурная реальность. Именно формирование такой системы отношений к миру, когда человек ставит между собой и миром определенные искусственно созданные (и воссоздаваемые при переходе от поколения к поколению) орудия и средства воздействия на действительность, и позволяет говорить о специфически человеческих формах труда.

Трудовая орудийная деятельность возникает исторически в процессе становления человечества как специфический способ удовлетворения жизненных потребностей. Однако в своеобразии этого способа заложены возможности развития принципиально нового типа бытия в мире, который открывает перспективу преодоления диктата окружающей среды по отношению к человеку.

Прорывая узкие рамки приспособления к среде, вырываясь из унаследованной от животных предков «экологической ниши», человек — благодаря производству искусственно созданных средств и орудий — в принципе оказывается способным на универсальное практически-преобразовательное отношение к миру. Эта универсальность, «открытость» реального отношения к миру по существу не ставит какого-либо заданного предела познавательным возможностям человека. Опосредствуя свое отношение к действительности искусственно созданными орудиями и средствами ее преобразования, человек в своей познавательной деятельности выделяет объективные, не зависящие от его биологических потребностей свойства и связи реального мира. То есть человек способен познавать мир так, как этот мир существует по своим объективным законам. И в этом состоит его отличие от животного, которое воспринимает мир постольку, поскольку явления и предметы этого мира могут служить средством удовлетворения его жизненных потребностей.

Созданные человеком искусственные орудия и средства преобразования окружающей реальности являются своего рода «неорганическим телом», «второй природой» человека, позволяющей ему втягивать в сферу практики все новые слои действительности. Совершенствуя, преобразуя окружающий мир, люди строят новую реальность, прорывают горизонты налично-данного бытия.

Принципиальной особенностью практически-преобразовательной деятельности как специфической формы бытия человека в мире является ее открытость перед лицом объемлющей человека объективной реальности, всегда превышающей имеющиеся у него возможности по ее освоению, а также неограниченная возможность развития новых способов и средств взаимодействия с ней. Достижение этой открытости, способности человека к развитию, преодолению достигнутых пределов безусловно было связано с возникновением и развитием средств практического воздействия человека на окружающую его действительность.

Вместе с тем при всех перспективах и возможностях своей активной практически-преобразовательной деятельности человек остается в пределах реального материального мира и не может не сообразовывать свою деятельность с его объективными законами. Возможности творческой деятельности в реальном материальном мире всегда опираются на использование его объективных закономерностей.

Этот момент особенно важен и актуален в настоящее время, когда становится все более очевидной пагубность последствий субъективистского активизма человека по отношению к окружающей природе, к миру в целом, к природе самого человека. Понимание органического единства и взаимосвязи человеческой активности по отношению к окружающему миру и понимание зависимости человека от этого мира, его вписанности в этот мир, его обусловленности миром является необходимым условием для осознания ответственности человека перед окружающим миром и перед самим собой.

Трудовая материально-производственная деятельность сыграла гигантскую роль в становлении человечества, его культуры, общественных отношений. Она оказала мощное воздействие на формирование сознания и психики человека, прежде всего так называемых высших психических функций, мышления, воли, памяти, специфически человеческие свойства которых во многом определяются особенностями трудовой производственной деятельности, в частности теми формами кооперации и общения, благодаря которым только и возможен труд.

Вместе с тем было бы неверно абсолютизировать это воздействие на внешнюю природу в процессе трудовой материально-практической деятельности в качестве уникального фактора становления и развития «феномена человека». Это влечет за собой интерпретацию активно-преобразовательного начала в духе неограниченной экспансии человека, его господства над миром. Между тем человек стал человеком не только и, может быть, не столько благодаря способности воздействовать на внешнюю природу, сколько на основе воспитания, самодисциплины, управления своим поведением. В контексте анализа практики как философской категории следует специально подчеркнуть, что это самоизменение, самосовершенствование, преобразование «внутренней природы» человека отнюдь не является чем-то менее практическим, менее реальным, если угодно, менее «предметным», чем материально-производственная деятельность, развертывающаяся в условиях современной цивилизации в воспроизводство техники, в техногенную деятельность. В содержание понятия практики должны входить все виды человеческой жизнедеятельности, направленные на изменение и развитие реальных условий существования человека — различные виды социальной практики, деятельность по обучению и воспитанию, научно-экспериментальная деятельность, спорт и т.д.

В сфере реально-практического отношения людей к миру — к природе, обществу, другим людям — формируются исходные стимулы развития всех форм человеческой культуры. Создаваемые в культуре — и в материальном производстве, и в регуляции отношений между людьми в обществе, и, наконец, в науке, искусстве, философии — способы деятельности возникают по сути своей как ответ на определенные проблемы и задачи, связанные с воспроизводством человеческого существования в окружающем человека реальном мире. Даже, казалось бы, в далеких от реального материального существования человека формах культуры всегда можно выявить их земные корни, исходные, отправные «точки их роста» на почве реальных проблем человеческого бытия. И лишь в ходе последующего усвоения этих сложившихся форм культуры и развиваемых в их рамках способов деятельности могут возникнуть предпосылки для иллюзорного представления об их полной независимости от практики реальной жизни. В действительности, однако, их связь с практикой в целостности различных форм человеческой жизнедеятельности никогда не прекращается, всегда существует масса явных или неявных каналов этой связи.

Таким образом, интегративную функцию практики по отношению ко всей системе человеческой деятельности в многообразии ее форм и разновидностей следует связывать прежде всего с тем, что в возможностях практически-преобразовательного воздействия человечества на окружающий его мир накапливаются, получают свое воплощение, свое реальное выражение итоги и результаты культурного строительства человечества, развития всех способов деятельности, сформированных в процессе этого культурного строительства. Практика является их отправной «точкой роста» и тем «оселком», на котором оттачивается их эффективность. Практическое освоение действительности, способность превратить объемлющую человека реальность в «жизненный мир» человека, в среду его обитания выступает мерилом творческих способностей человечества и степени его развитости.

Вместе с тем, если исходить из того, что на деятельно-практическом отношении к миру основано все культурное развитие человека, его совершенствование, то и категория практики наполняется глубинным гуманистическим содержанием. Она оказывается органически связана с представлениями об исторических судьбах человека и человечества, о его ответственности перед миром и самим собой, перед будущими поколениями. Принципиальные границы и возможности развития человека определяет не сама по себе окружающая человека действительность, не какие-либо внешние силы, а динамика практически-преобразовательной деятельности, которая расширяет спектр условий природного существования человека, совершенствует социальную среду его обитания и создает условия для его духовного развития.

3. Горизонты деятельности

Содержание:

• Деятельность как закрытая система

• Деятельность как открытая система

Деятельность как закрытая система. Итак, на основе практики формируется тот деятельно-творческий способ отношения к действительности, который в принципе выходит за рамки приспособительного поведения. Он определяет развитие всей материальной и духовной культуры человечества, всех форм общественной жизнедеятельности человека, он по существу открывает возможности неограниченного совершенствования человека и его способов взаимоотношения с действительностью.

Реальные возможности человеческой деятельности, разумеется, исторически ограниченны, относительны, «конечны». Но в самой ее сущности не заложен какой-либо заданный извне предел, помимо того, конечно, что человек в любой перспективе его совершенствования вписан в объемлющий его универсум, как бы философски ни интерпретировался последний.

Деятельность, предполагающая социокультурные основания, предпосылки и теории, может осуществляться и осуществляется на двух уровнях, если угодно, в двух режимах. Это в первую очередь деятельность, связанная с освоением, использованием, применением выработанных в историческом развитии социокультурных способов изменения и преобразования действительности, зафиксированных в определенных установках, нормах, программах, которые задают некоторую парадигму деятельности. Это понятие, взятое из методологии науки, было определено американским историком и философом науки Т. Куном прежде всего как типовое решение задач в сфере научного исследования. В настоящее время оно достаточно широко употребляется для характеристики четко фиксированных способов действий в самых различных сферах человеческой жизнедеятельности. Деятельность, основанную на использовании, применении имеющихся способов и норм, можно, таким образом, назвать деятельностью в рамках определенной парадигмы или внутрипарадигмальной деятельностью. Поскольку исходные основания парадигмы обусловливают определенный способ отношения к миру и тем самым направленность деятельности, ее целевые ориентиры, внутрипарадигмальная деятельность выступает как целесообразное изменение и преобразование действительности.

Ориентация деятельности охарактеризованного выше типа на четко фиксированные способы, нормы, целевые ориентиры позволяет охарактеризовать данный тип деятельности как закрытую систему. Эта «закрытость» сближает ее типологически с присущим животным витальным поведением, поскольку и там и там имеет место активность в рамках заданных предпосылок и ориентиров. Благодаря заданности, «закрытости» своих отправных предпосылок внутрипарадигмальная деятельность несет в себе несомненные черты адаптивного, приспособительного поведения, которое достаточно четко проявляется в ориентации на принятые в окружающей социальной среде обычаи, правила, традиции. Необходимо, однако, помнить, что все эти обычаи, правила, традиции, следование которым может носить характер социокультурного автоматизма (так называемое «традиционное поведение», по классификации немецкого социолога М. Вебера), заданы все-таки не природой в отличие от исходных предпосылок адаптивного витального поведения, а являются всегда результатом культурного творчества на определенном этапе его исторического развития. Восприятие социокультурных норм как естественного непреложного безальтернативного «порядка вещей» представляет собой иллюзию общественного сознания, возникающую в результате устойчивого воспроизводства традиции.

Говоря о «закрытом» характере деятельности по применению заданных социокультурных норм и способов, не следует далее преувеличивать момент рецептивности, пассивности восприятия и воспроизводства соответствующей установки, нормы, способа действия. Наличествующие здесь автоматизмы могут рассматриваться как предельные, по существу лишь логически возможные ситуации. Реальное действие применения заданной нормы, имеющегося «алгоритма» действия всегда предполагает некоторое единство репродуктивного и продуктивного моментов, самостоятельности, активности субъекта, применяющего данную норму, данный способ действия. Еще Кант указывал на то, что применение заданной рассудком мыслительной нормы в конкретной ситуации реального познавательного акта обязательно должно предполагать некоторую спонтанную активность живого интеллекта, которую немецкий мыслитель называл «способностью суждения».

Таким образом, «закрытость» деятельности по применению имеющихся средств и норм отношения человека к миру носит все-таки относительный характер. Осуществление этой деятельности всегда предполагает активность ее субъекта в рамках принимаемой парадигмы, если угодно, творческое применение и развитие заложенных в ней возможностей [Психологи используют понятие «репродуктивное творчество», то есть творчество в рамках воспроизведения (репродукции) определенного способа деятельности.].

Было бы большой ошибкой как-то недооценивать или принижать роль внутрипарадигмальной деятельности в жизни людей. Всякая социокультурная работа, будь то в сфере общественных отношений, в экономике, политике, военном деле, технике, науке, искусстве, осуществляется в рамках определенных парадигм с достаточно четко фиксированными нормами, предпосылками и основаниями. Их формирование и утверждение в обществе — результат долгой, сложной и напряженной работы. Духовная дисциплина внутрипарадигмальной деятельности представляет собой необходимое условие существования и функционирования культуры. И вместе с тем всегда существует опасность окостенения, догматизации парадигмы, превращающей ее в тормоз социокультурного развития. Это происходит тогда, когда ее основания и предпосылки превращаются в нечто непреложное, безальтернативное, исключающее возможности других вариантов подхода. От такой догматизации, закрепляемой эгоистическим социально-групповым интересом носителей определенной парадигмы, не застрахован ни один вид социокультурной деятельности, в том числе и наука. Исключительно важна поэтому принципиальная философская установка, исходящая из того, что любые выработанные в ходе культурно-исторического развития основания, предпосылки и нормы мироотношения людей, определяющие соответствующий вид их деятельности, всегда носят относительный, «конечный» характер и могут быть превзойдены в более глубокой, полной и широкой перспективе мироотношения.

Деятельность как открытая система. Активное, творческое начало человека в наибольшей степени проявляется, конечно, в деятельности по развитию наличных форм культуры, соответствующих способов отношения к действительности, связанных с ними установок и норм. Именно в деятельности на этом уровне, на высоте ее возможностей раскрывается специфика «феномена человека». Деятельность такого рода не ограничивается ориентацией на имеющиеся программы действий, кем бы они ни были заданы — природой или социумом. Она предполагает способность к постоянному пересмотру и совершенствованию лежащих в ее основании программ, к постоянному, так сказать, перепрограммированию, к перестройке своих собственных оснований и тем самым может быть охарактеризована как открытая система. Люди выступают при этом не просто исполнителями заданной программы поведения — хотя бы и активными, находящими новые оригинальные решения в рамках ее осуществления, — а создателями, творцами принципиально новых программ действия, новых социокультурных парадигм. Как уже отмечалось, в рамках приспособительного поведения и внутрипарадигмальнои деятельности активность связана с поиском возможных средств достижения целей, она направленна, целесообразна. Деятельность же, связанная с перестройкой своих оснований, предполагает целеполагание, является целеполагающей деятельностью. Именно при переходе от целесообразной деятельности к деятельности целеполагающей в полной мере открываются перспективы творчества и свободы. Какое бы определение творчеству мы ни пытались дать, несомненно, что творчество на высоте его возможностей следует связывать с изобретением новых программ социокультурной деятельности, новых ее парадигм в любых формах и видах, новых более глубоких и более широких способов отношения к действительности и связанных с ними культурных смыслов и ценностей. Традиционный же философский смысл понятия свободы предполагает способность строить и осуществлять свою программу действия, реализовывать свои творческие конструктивные потенции, преодолевая давление препятствующих этой реализации факторов, будь то внешняя природная среда, социальные порядки, эгоистические интересы окружающих людей или собственная личностная неразвитость. Свобода связана с расширением горизонта своего отношения к миру и к самому себе, с возможностью «вписываться» в более полные и богатые контексты бытия.

Вся история человеческого общества, материальной и духовной культуры представляет собой процесс развертывания, реализации деятельно-творческого отношения человека к окружающему его миру, которое выражается в построении новых способов и программ деятельности. Если взять материальное производство, то люди в свое время совершили переход от присваивающего хозяйства (охоты и рыболовства) к производящему хозяйству (земледелию и животноводству), далее от ремесла и мануфактуры — к крупному машинному производству; в настоящее время осуществляется переход к постиндустриальному информационному обществу, характер и последствия которого нам сейчас еще трудно представить. В своей общественной жизни человечество прошло долгий и драматический путь смены типов социального устройства, с которыми связано переустройство всего уклада жизни людей в экономической, политической и идеологической сферах. В духовной культуре творческая способность к ломке старых программ деятельности и созданию новых ее форм проявляется (если взять в качестве примера науку) в научных революциях, приводящих к созданию новых научных картин мира и связанных с ними новых идеалов и норм научного познания, в искусстве — в создании новых стилей, новых видов искусства и т.д.

4. Деятельность как ценность и общение

Содержание:

• Ценностное измерение деятельности

• Деятельность и общение

Ценностное измерение деятельности. Выше мы рассматривали деятельность как некую объективно существующую реалию, пытаясь по возможности точно описать и проанализировать ее в теоретических понятиях. Но как всякая реалия бытия, имеющая жизненно-смысловое значение для людей, деятельность становится предметом не только объективирующего рационально-теоретического познания, но и ценностного, духовно-практического сознания, вырабатывающего определенное отношение к этим реалиям, предлагающего их некоторую оценку.

И если для сознания, исходящего из убеждения в безусловной позитивной значимости активного преобразования природной среды, общественных отношений, самого человека с его внутренним миром, деятельность как доминирующий способ отношения к действительности выступает в качестве непреложной ценности культуры, то драматический опыт современной цивилизации, которая испытывает на себе разрушительные последствия необузданного, безответственного активизма, порождает достаточно сильные критические настроения по отношению к активно-преобразовательному началу в человеческой культуре.

Сторонники подобных настроений подчеркивают, что разрушительные тенденции заложены в самой сути установки на активное преобразование предзаданной человеку действительности. При этом западной цивилизации с ее выдвижением на первый план активности человека, деятельностного начала противопоставляются ценности как традиционной культуры с ее установкой на доминирование наличного социокультурного опыта в противовес динамике и новаторству, так и культур Востока с их принципами следования «естественному порядку вещей», преднайденным ритмам и циклам природной и социальной жизни.

Адекватная оценка активно-преобразовательного деятельностного начала, таким образом, выступает как исключительно актуальная и важная задача современного философского, мировоззренческого сознания. Речь действительно идет о судьбах человечества и его культуры, об основополагающих ориентирах их выживания и дальнейшего развития. Следует подчеркнуть, что эта современная общецивилизационная проблема приобретает специфическую остроту в условиях нашего общества, перед которым стоит нелегкая задача выработки идейно-мировоззренческих ориентиров и стратегических целей дальнейшего развития.

Ясно, что в настоящее время приходится распроститься со свойственными еще первым десятилетиям XX столетия иллюзиями однозначной позитивности «переделки мира», будь то природа, общественные отношения, внутренний мир людей. Деятельность в духе одностороннего технологизма, сводящего мир, в который «вписан» человек, к материалу манипулирования, цели которого определяются утопическими проектами или просто эгоистическими интересами, неизбежно приводит к пагубным последствиям, в том числе и для самих людей, осуществляющих такую деятельность. Для того чтобы избежать этих опасностей или во всяком случае минимизировать их, деятельность как идеал культуры должна предполагать развитие самого субъекта, его ответственности за направленность своей деятельности, гармонизацию степени свободы и степени ответственности, совершенствование целеполагания, его смысловых ориентиров, направленных на коэволюцию человека и окружающего его мира.

Вместе с тем всякая культура с неизбежностью предполагает активно-деятельностное начало, выход из заданного состояния «вписанности» в мир. Такой выход, неизбежно сопряженный с потерей гарантий, которые дает такая «вписанность», а следовательно, с известными опасностью и риском, тем не менее открывает перспективы прорыва к новым, в принципе более богатым и полным возможностям существования. В этом и заключается драматизм реализации присущих человеку свободы и творчества. Становление и развитие культуры, таким образом, с необходимостью предполагает преодоление инерции следования приспособительному поведению. Пассивность, приспособленчество, квиетизм находятся в коренном противоречии с самими основами культуры, и прежде всего с вырабатываемыми и развиваемыми в культуре внутренними идеальными планами мироотношения. В полемике против безответственного активизма западной цивилизации те, кто противопоставляют ей ценности традиционных или восточных обществ, зачастую упускают из виду, что в основе этих обществ лежали жесткие нормы культурной дисциплины, что предполагало напряженную деятельность по приобщению к этим нормам. Речь, таким образом, идет о необходимости более взвешенного понимания деятельностного начала, которое призвано исходить из специфики культуры, порождающей «феномен человека», и преодолевать узкую трактовку этого начала в духе внешней экспансии человека в окружающий его мир, манипулятивного технологизма.

Доминирование подобной практики и идеологии в современной цивилизации действительно влечет за собой значительные опасности. Исходя из этого, преодоление одностороннего технологизма, обращение к духовным и нравственным ценностям, направленным на совершенствование внутреннего мира самого человека, несомненно предстает в настоящее время не как благое пожелание, а как актуальнейшая практическая задача, от успешного решения которой зависит само существование человека. Для решения этой задачи может и должно быть мобилизовано наследие всех культур, и отнюдь не в последнюю очередь духовно-нравственное наследие русской культуры. В то же время постиндустриальная цивилизация, о которой сейчас часто говорят и пишут как о будущем человечества, неизбежно должна будет ориентироваться на идеалы «открытого общества» с его духом свободы творчества, динамизма, личностной ответственности, сотрудничества и конструктивной соревновательности. Такая цивилизация, очевидно, вынуждена будет поставить техногенный прогресс в определенные рамки коэволюции, гармонизации с внешним и внутренним миром человеческого существования, возможно, во многом изменить его характер и направленность, но она не сможет и не должна будет уходить от активного вмешательства человека в окружающую действительность.

Деятельность и общение. Осуществление всякой деятельности всегда в той или иной степени предполагает прямо или косвенно кооперацию усилий людей, их сотрудничество, а тем самым какие-то формы их общения. Таким образом, общение людей является непременным условием осуществления их деятельности. При этом само общение также представляет собой определенного рода деятельность. В нем, как и во всякой деятельности, важно выделять сферу целеполагания, ценностно-смысловые установки, средства, приемы и операции, направленные на достижение целей общения и т.д. Это специальная и весьма актуальная тема социально-гуманитарного познания, в особенности психологии. Но здесь у нас идет речь об общении в контексте системы социокультурной деятельности в целом как о необходимом условии и компоненте этой деятельности в любых ее областях. Наличие общения как такого условия и компоненты и задает в решающей степени субъект-субъектное (помимо субъект-объектного) «измерение» социокультурной деятельности. Следует специально отметить, что то самосовершенствование человека, его внутреннего мира, о значимости которого при рассмотрении понятия деятельности неоднократно говорилось выше, в значительной мере происходит как раз в процессе общения людей, благодаря этому общению.

Формы общения весьма сильно различаются между собой в зависимости от того, в контекст какого рода сотрудничества, кооперации усилий людей они включаются. Существует общение, связанное с согласованием, с кооперацией деятельности людей, направленной на реализацию достаточно ясных и всеми признаваемых целей, определенных четко фиксируемых установок и норм, короче, общение в рамках принимаемой всеми участниками деятельности парадигмы. Таково, например, общение в научном сообществе, объединяемом некой научной парадигмой, которая задает определенную картину мира, идеалы и нормы научного объяснения или, скажем, общение в рамках отработанной политической или идеологической системы. В пределе в устойчивых, традиционно воспроизводимых социокультурных парадигмах общение формализуется и сводится к автоматизмам и ритуалам, в частности к некоторым жестам, приветствиям и т.п. В целом общение внутри парадигмы выступает как форма «закрытой» внутрипарадигмальной деятельности, несущей в себе черты адаптивного поведения. И как всякая внутри-парадигмальная деятельность и адаптивное поведение, оно может предполагать достаточно сложные формы активности, творчество и изобретательность для достижения целей общения на некоторой фиксированной заданной основе, принимаемой всеми его участниками.

Более сложными и напряженными являются формы общения, когда не существует общности исходных ориентиров деятельности, когда сталкиваются различные ее парадигмы. В этих ситуациях возникает достаточно трудная проблема понимания позиции другого, поиска каких-то точек соприкосновения различных позиций, несводимых к общей основе. Подобные «разрывы» в общении могут возникать в самых различных по своему масштабу и конкретному содержанию социокультурных и межличностных ситуациях. Это и этические, религиозные, социальные, культурные конфликты, вовлекающие большие массы людей, это и конфликты между различными поколениями, воспитанными на разных принципах в разные исторические периоды, это и менее драматические для общества в целом, но достаточно значимые для их участников столкновения сторонников различных парадигм в самых разных формах социокультурной деятельности.

Поиск конструктивных способов разрешения подобных конфликтов, налаживание общения и взаимопонимания является важнейшей глобальной теоретической и практической проблемой современной цивилизации. Принципиальная тенденция нашей эпохи, проявляющаяся в самых различных областях человеческого существования, начиная от отношения между полами и возрастами и кончая отношениями между мировыми культурами, состоит в утверждении исходного равноправия всех позиций, в противостоянии доминированию извне. В этой ситуации единственной продуктивной формой налаживания взаимопонимания, конструктивного взаимодействия становится диалог исходно равноправных позиций, стремящийся найти определенные точки их соприкосновения. Именно в ситуации диалога, как его понимал наш отечественный мыслитель М. М. Бахтин, в наибольшей степени проявляется специфика субъект-субъектного межличностного общения: «Одно дело активность в отношении мертвой вещи, безгласного материала, который можно лепить и формировать как угодно, и другое — активность в отношении чужого живого и полноправного сознания» [Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 310.].

Именно диалог, как свидетельствует опыт социокультурной деятельности во всех ее формах, начиная с науки и кончая межгосударственными отношениями, обеспечивает возможность выработки более полных, более глубоких и широких подходов к существующим проблемам и тем самым открывает перспективы плодотворного, конструктивного сотрудничества. Однако развитие культуры диалога, сочетающей твердость и принципиальность в отстаивании своих позиций, умение максимально развернуть их потенциал с вниманием и уважением к чужим позициям, способностью признавать там, где это необходимо, их обоснованность представляет собой сложное и трудное дело. Такая культура предполагает достаточно высокий уровень самокритичности и рефлексивности, нравственности, объективности и рациональности при анализе реальной ситуации.

Итак, деятельность как специфически человеческое отношение к действительности, осуществляемое в рамках определенных социокультурных условий, представляет собой сложное многомерное структурное образование, которое включает в себя не только реальные действия, так сказать, на «выходе» всей этой структуры. Последние имеют своей предпосылкой работу структуры в целом: наличие идеального плана деятельности и действие сознания в этом идеальном плане, что предполагает «обратную связь» по ходу реализации идеальных планов и программ в действительности, затем преобразование и развитие внутреннего мира субъектов деятельности по мере осуществления их мироотношения в процессе деятельности, налаживание межсубъектных отношений общения, являющихся необходимым условием совместной деятельности. Работа внутри всей этой структуры, что отмечалось выше, может осуществляться как в режиме функционирования, когда она ориентируется на реализацию принятых норм и правил заданной социокультурной парадигмы, так и в режиме развития, когда происходит совершенствование, преобразование исходных оснований и установок деятельности, их «перепрограммирование».

Все эти структуры деятельности, с одной стороны, замыкаются в сложные системные образования, составляющие «тело» социокультурной деятельности в целом, а с другой стороны, их отдельные звенья, цепи и элементы выделяются в относительно самостоятельные целостности, что и позволяет говорить об отдельных видах и формах деятельности и общения в самых различных сферах социокультурной жизни.

1.3. Деятельность как форма человеческой активности . Самопознание общества. Метод, средства, результаты

Самое общее представление о деятельности как форме активности человека изложено в разделе 1.1., где деятельность понимается как целесообразное инициативное поведение субъекта, направленное на преобразование объекта. Однако полезно соотнести эту трактовку деятельности с иными трактовками, имеющими место в обществоведческой литературе, уточнить ее специфику по сравнению с деятельностью животных, выявить основные разновидности деятельности, наиболее пригодные при теоретическом рассмотрении общественных процессов и явлений.

Уточнение представления о деятельности. Деятельность – удивительное и трудно постижимое явление, и когда пытаешься составить ясное и четкое представление о деятельности, невольно всплывает в памяти образ древнегреческого бога Протея, отличительным свойством которого была способность мгновенно менять свой облик и превращаться во все что угодно. Эта текучесть, изменчивость деятельности, ее «протеизм», вкупе с непосредственной данностью для любого из нас делают ее чрезвычайно трудной для теоретического описания. Как отмечено, в какой-то момент человечество оказалось ситуации, когда «оно не только не знало, что такое деятельность, но и не знало, какими средствами это можно узнать» [Щедровицкий. 1995, с.241]. Но поскольку все наши победы и беды – результат нашей собственной деятельности, необходимо научиться управлять ею. А для этого нужно составить пусть грубое, но, в главном, истинное представление о ней.

Одна из проблем познания деятельности состоит в том, что в настоящее время категории, отражающие различные проявления человеческой активности, например, такие, как «жизнедеятельность», «поведение», «деятельность», «общение» в научной литературе не соотнесены между собой. Они употребляются в обществоведении и науках о человеческом поведении либо как интуитивно ясные, либо метафорически поясняются друг через друга.
Так, встречаются утверждения, где активность поясняется через деятельность, а деятельность через активность. В первом случае утверждается, что «активность – энергичная, усиленная деятельность» [Современный словарь иностранных…. 1993, с.28]. А другом – утверждают, что «деятельность специфически человеческая форма активного отношения к окружающему миру», причем целостность деятельности «синтезируется в марксистском понятии практики, включающем многообразные формы человеческой активности» [Огурцов, Юдин. 1983, с.151–152]. Иначе говоря, деятельность поясняется через практику, а практика через активность.
Имеются принципиально неприемлемые попытки определить понятие «деятельность» через понятие единичного акта или действия [Соколова. 2003, с.272], опирающиеся на схему М. Вебера, включающую понятия «поведение», «действие», «социальное действие». Но в этой цепочке понятий допущена смысловая несообразность, ибо в ней стоят в логической последовательности понятия разного смыслового уровня.
Так, по Веберу, «поведение» … всегда являет собой для нас действие одного или нескольких отдельных лиц [Вебер. 2006, с. 461], а социальное действие – это «такое действие, которое по предполагаемому действующим лицом … смыслу соотносится с действием других людей…» [Вебер. 2006, с. 453].
Но значение слова «поведение» соотносится со значениями слов «деятельность», «общение», «речь», отражающими активность человека как процесс, не имеющий четко определенного завершения. Слова же «действие», «социальное действие» соотносятся со словами «поступок», «акт», «высказывание» и пр. Они означают завершенное в определенный момент времени проявление активности. Логично предполагать, что поведение состоит из цепочки поступков, речь – из высказываний, деятельность – из действий. Поскольку отдельное высказывание или действие проще, нежели их последовательность, то в качестве отправных точек в теории логичнее использовать единовременные, завершенные проявления человеческой активности, строя из них соответствующие процессы, нежели наоборот.
Встречается странное мнение, согласно которому речь может рассматриваться в качестве деятельности [Щедровицкий. 1995, с.237, 238 и др.] или даже социальной деятельности [Штомпка. 2005, с.50–51]. Видимо, авторы подобных утверждений либо не знают, либо не принимают во внимание принципиальную позицию П. А. Сорокина о качественно различных типах взаимодействия между людьми. Метафорично утверждение, что деятельность является «системой и полиструктурой» [Щедровицкий. 1995, с.245], поскольку неясно о каких системе и полиструктуре идет речь.
Более логичной, на первый взгляд, может показаться трактовка деятельности и поведения как двух способов взаимодействия человека с миром, причем смысл поведения оказывается в приспособлении человека к миру, а деятельности – в творческо-преобразовательном отношении к нему [Петушкова. 2003, с.734–735]. Но сомнительным оказывается равноправие обеих категорий с точки зрения их объемов. Как назвать строительство жилья или изготовление одежды? Поведением или деятельностью? Познание есть «творчески-преобразовательная деятельность» или «способ приспособления»? Ответов на эти вопросы в рамках данной трактовки анализируемых понятий не найти. Удобнее, все же, считать, поведение более широкой категорией по сравнению с деятельностью.
Разнобой в определении понятий, описывающих активность человека, связан, вероятно, с тем, что исследователи, как правило, пытаются дать определение конкретному (отдельному) виду человеческой активности, не обращая внимания на остальные и опираясь на тексты, представляющиеся им наиболее убедительными. Однако попытки определить отдельный вид активности, взятый сам по себе, неперспективны для развития теоретической мысли в науках о человеческом поведении. Предпочтительнее строить упорядоченную совокупность категорий, отражающих разные формы человеческой активности, на основе категории «существование», которые вкратце рассмотрены в разделе 1.1.
Схема 1. Совокупность основных проявлений человеческой активности
В целом, совокупность основных категорий, отражающих виды человеческой активности, представлена в Схеме 1. Заметим лишь, что выражение «типы взаимодействия», употреблявшееся ранее в изложении содержания монографии, заменено выражением «виды общения». Понятие «взаимодействие» является общенаучным, его можно использовать и в естественных науках, и в обществоведении. Но учитывая особенности взаимодействия между людьми (субъектами), предпочтительнее называть типы взаимодействия между ними видами общения. Кроме того, в схеме представлены разновидности деятельности, названные основными, которые ранее не упоминались и которых речь впереди.
Специфика человеческой деятельности. Указав основные формы деятельности, свойственные субъекту вообще: преобразование и познание, мы, тем самым, совершили некое углубление в содержание представления о деятельности. Но для дальнейшего углубления в него необходимо решить несколько задач: 1) определить особенности деятельности человека по сравнению с деятельностью других живых существ, 2) описать основные регуляторы деятельности, 3) выявить основные разновидности деятельности.
Первая задача (о специфике человеческой деятельности) определена тем, что признание деятельностного взаимодействия (общения) в качестве сущностного признака человеческого общества требует ответа на два новых теоретических вопроса.
Во-первых, можно ли построить достаточно адекватную теоретическую модель общества, используя только представление о деятельностном общении, не прибегая к дополнительным видам?
Во-вторых, можно ли теоретически отличить человеческое общество от объединения общественных насекомых или других существ, если не подключать другие виды общения? Иначе говоря, можно ли отказаться от решения, неявно предложенного Аристотелем, который ввел речь в качестве признака, отличающего человеческое общество от любых объединений живых организмов?
Что касается адекватности теоретической модели общества, построенной на представлении о деятельностном общении, то ее можно оценить лишь в результате проверки следствий, вытекающих из нее. Но обосновать осмысленность подобной попытки, можно сославшись на аналогию относительно способов теоретического познания, в котором для построения теоретических моделей выбирают один из типов взаимодействия между естественными объектами, изучаемый отдельно (раздел 1. 1.4). Эта аналогия уже использовалась при построении совокупности абстрактных человеческих объединений, возникающих на основе различных видов общения.

Что же касается вопроса о признаках теоретического отличия человеческого общества от объединений других живых организмов, то можно пойти разными путями.
Проще всего пойти вслед за Аристотелем, который видя, что человеческое общество напоминает улей, он ввел представление о речевом взаимодействии в качестве отличительного признака первого от второго. Подобное решение кажется самым простым и логичным на первый взгляд. Однако оно явно приводит к усложнению теоретической модели, что противоречит исходному принципу простоты ее построения.
Можно также указать в качестве отличительного признака, что упомянутые объединения составлены из разных биологических организмов. Несколько иронично подобный признак использован в выражении «человейники» по отношению к объединениям людей [Зиновьев. 2006, с.199 и др.] Но теоретически это не слишком удачный выход. Ибо можно представить сложноорганизованное общество с высоким уровнем развития, состоящее из гигантских муравьев или каких-то других существ. У этого общества могут оказаться те же самые проблемы, что и у нашего.
Однако существует возможность отличить человеческое общество от любого другого объединения насекомых или животных, не привлекая представление о дополнительном виде общения и не ссылаясь на морфологические особенности живых существ. Это можно сделать, если найдутся принципиальные отличия человеческой деятельности от деятельности общественных животных. Если эта деятельность, на обмене результатами которой существует общество, принципиально отличается от деятельности любых живых существ, то и наше общество принципиально отличается от любых объединений животных. Поэтому нужно найти признаки, которыми деятельность человека принципиально отличается от деятельности животных. Каковы же эти признаки?
Первым таким признаком можно считать наличие в голове человека представления о возможном результате деятельности. На него указывал К. Маркс, отличая человеческий труд от деятельности животных и предварительно отказавшись от рассмотрения «первых животнообразных инстинктивных форм труда». Он предполагал «труд в такой форме, в которой он составляет исключительное достояние человека. Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы отличается тем, что прежде, чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т.е. идеально» [Маркс. Т.23, с.189]. Намного раньше эту же мысль в менее развитой форме высказал А. Блаженный, упоминая о способности человека «наперед обнимать мыслию то, что предполагает он произвесть» [Августин. 1969, с.585].
Строго говоря, Маркс (как и мы) не знает точно, есть ли в голове пчелы некий образ будущего результата деятельности или нет. Но ясно, что, если он даже есть, пчела неспособна изменить его. Пчелиная ячейка из воска всегда будет похожа на шестигранник. А вот идеальная модель будущего результата деятельности в человеческой голове всегда свободно сотворена самим человеком. Каждый архитектор способен построить собственный образ будущего дома. Поэтому уже на этапе формирования идеальной модели в человеческой деятельности появляется один из ее существеннейших признаков – свобода.
Идеальная модель будущего результата является, может быть, главным отличительным признаком собственно человеческой деятельности. Но у нее есть и другие отличительные признаки, имеющие конкретный («социологический», а не философский) характер, которые выявляются при рассмотрении регуляторов деятельности.
Предположив, что любая деятельность как-то регулируется, можно выделить, как минимум, три вида ее регуляторов: стимулы, оформители и ограничители. Очевидно, для осуществления деятельности должны иметься некие ее стимулы. Кроме того, деятельность, при всей своей изменчивости, всегда упорядочена, оформлена, т.е. существуют какие-то оформители ее. Наконец, она всегда чем-то ограничена, подобно воде или газу в сосуде, т.е. существуют какие-то ограничители ее.
Виды регуляторов можно условно разделить на два класса: природные и социальные. Назовем природными регуляторами те, что свойственны и человеку, и животным, а социальными те, что свойственны только человеку (см. Табл. 3).
Природными ограничителями деятельности являются свойства внешнего мира (природы), осваиваемые с помощью органов тела.
Природное существо способно познавать и преобразовывать внешний мир лишь в той мере, в какой возможности его тела сопряжены с условиями внешнего мира. Тигр способен существовать лишь в условиях тайги или джунглей, для «кита всегда нужна вода» и т.д. Жизнедеятельность любых живых существ немыслима без наличия особых для каждого вида природных условий. Деятельности человека как природного существа также свойственны подобные ограничители.
Социальные ограничители – свойства внешнего мира, осваиваемые с помощью технических средств. Благодаря им человек способен познавать и осваивать характеристики природной среды, которые недоступны ему как живому существу. Он далеко отодвинул пределы своей деятельности, предметом которой стала едва ли не вся вселенная (по крайней мере, как предмет познания). Но люди не могут осуществлять свою деятельность, если природные явления слишком мощны по сравнению с возможностями технических средств или исчезло природное условие, за счет которого она была ранее возможна. Едва ли мы будем способны управлять процессами на солнце. Изменение же или разрушение каких-то природных условий влечет прекращение определенной разновидности деятельности, что может влиять на изменение структуры общества и даже на изменение человеческих свойств и качеств.
Таблица 3
Природные и социальные регуляторы деятельности
Так, во время палеолита, когда по территории Евразии бродили стада мамонтов и шерстистых носорогов, основным видом деятельности людей в зоне тундровой степи была коллективная облавная охота. Зверей загоняли в ловушки – ямы, топкие места, естественные овраги, а потом добивали. Подобная охота требовала от людей немалого мужества и слаженных действий. Позже, во время мезолита, после таяния ледника, гигантские животные исчезли. Людям пришлось заняться охотой на оленей, лосей, птиц, а также ловлей рыбы. Коллективная облавная охота уступила место индивидуальной охоте и ловле с помощью лука и сетей. Исчезновение гигантских животных вынудило людей изменить форму деятельности и потребовало от них новых психических свойств и качеств. Ведь «если палеолит был для человека школой мужества и организованности, то мезолит стал школой находчивости и личной инициативы» [Рыбаков. 1997, с.167].

Расширяя границы человеческой деятельности, технические устройства придают ей новые, по сравнению с деятельностью животных, свойства, резко повышая насыщенность ее энергией, информацией и веществом. Человек способен использовать намного больше энергии, нежели поглощаемой с пищей, и количество этой энергии несоизмеримо с энергией животных. Объем информации, которой пользуется человек, несопоставим с тем, который он может приобрести из индивидуального опыта (доступного животному). В простейших вещах (авторучка или кнопка выключателя), зашифровано знание всех естественных наук, а использование и перемещение человеком объемов вещества по нашей планете давно стало геологическим процессом.
Деятельность упорядочивается не только извне, а также и изнутри в соответствии с некими образцами, цепочки которых формируют определенные ее технологии. Эти образцы названы в таблице оформителями деятельности.
Природные оформители – инстинкты и рефлексы, а социальные – нормы. Без них, задающих определенные алгоритмы конкретных действий, целесообразная деятельность невозможна.
Стимулы деятельности, благодаря которым она осуществляется и развивается, это потребности и ценности.
Важнейшая характеристика потребностей в том, что они заданы объективно, т.е. самой структурой деятеля. Это касается даже высших, духовных потребностей человека, ибо, если их не удовлетворять, он в каком-то отношении будет постепенно деградировать. Поэтому деятельность в соответствии с потребностями несвободна, а ее смысл задан не свободной волей деятеля, а самим процессом его существования.
Напротив, ценности названы социальными стимулами, ибо свойственны именно человеку и кардинально отличаются от потребностей по признакам свободы и смысла деятельности: человек свободен в выборе ценностей и, выбрав которые он сам задает себе смысл собственной деятельности.
Наличие идеальной модели будущего результата деятельности и ценностей как стимулов деятельности оказываются предпосылками формирования еще одного качественного признака, отличающего деятельность человека от деятельности животных – устойчивой целеустремленности. Это свойство деятельность человека приобретает при условии наличия еще одной предпосылки, связанной с природой человека – человеческой воли. Воплотить идеальную модель в результат или достичь какой-либо ценности можно лишь при способности человека свободно принимать решения и достаточно долго удерживать их. Целеустремленность поведения животных определена силой потребности. Но человек способен подавлять потребности, связанные с существованием, и даже жертвовать своим существованием во имя свободно выбранной ценности.
Итак, в число признаков, отличающих деятельность человека от деятельности животных, входят следующие:
1) идеальная модель будущего результата деятельности,
2) наличие дополнительного (социального) класса регуляторов – ограничителей, оформителей и стимулов,
3) неизмеримо большая мощь (насыщенностью энергией, информацией и веществом), обусловленная наличием технических средств,
4) свобода (человек свободен в построении идеальной модели будущего результата деятельности и в выборе ценностей),
5) субъективно заданный смысл, определяемый наличием ценностей как стимулов деятельности,
6) устойчивая целеустремленность.
Принципиальное отличие деятельности человека от деятельности животных определяет отличие человеческого общества от любого объединения животных, что позволяет строить теоретические модели общества, опираясь исключительно на деятельностное общение (взаимодействие).
Рассмотрение регуляторов деятельности привело к трем базовым понятиям социологии: потребности, нормы и ценности. Их анализ будет сделан позже, после решения проблемы основных разновидностей деятельности, на основе которых существует общество.
Основные разновидности деятельности: их важнейшие признаки и свойства. Деятельность имеет множество признаков, позволяющих построить разнообразные типологии ее разновидностей. Различают деятельности творческую и рутинную, индивидуальную и массовую, производящую и присваивающую и пр., а также экономическую, политическую, религиозную, научную, художественную и т.д. Важно определить, какие из разновидностей лежат в основе существования общества, а точнее, требуется определить, какие из них удобнее всего использовать для построения теоретических моделей общества и других социальных явлений и процессов.
Уточнить поставленную задачу позволяет краткий анализ учения Н. Я. Данилевского о культурно-исторических типах, в основу которых положены важнейшие, с его точки зрения, разновидности деятельности.
Для описания названных типов Н. Я. Данилевский использовал в качестве основных четыре разновидности деятельности: религиозную, культурную, политическую и общественно-экономическую. В зависимости от преобладания той или иной разновидности или их комбинации возможны одноосновные, двухосновные, трехосновные и четырехосновные культурно-исторические типы. Одноосновными типами являются Древняя Иудея (религиозная деятельность), Древняя Греция (культурная деятельность) и Древний Рим (политическая деятельность). Современную ему Европу Данилевский считает двухосновным культурно-историческим типом (культурная и политическая деятельности) и выражает надежду, что славянский тип будет первым полным четырехосновным культурно-историческим типом [Данилевский. 1995, с.400–430].
В методологическом отношении положение о том, что преобладающая разновидность деятельности определяет тип общества, следует считать крайне перспективным в теоретических исследованиях общества. Если деятельностное взаимодействие основа общества, то свойства преобладающей деятельности определят важнейшие свойства общества.
Однако набор конкретных разновидностей деятельности, предложенный Данилевским не совсем удачен для построения теоретических моделей общества, поскольку конкретные разновидности, выбранные в качестве исходных элементов теории должны, должны, по возможности, удовлетворять трем условиям.
Во-первых, эти разновидности должны быть как можно проще, элементарнее, в теоретическом отношении. Во-вторых, они должны быть наиболее важными для существования общества в целом. В-третьих, эти разновидности должны быть самым тесным образом связаны с существованием человека, фактически быть проявлениями его жизнедеятельности, выполняя важнейшие функции в его существовании.

Что касается простоты, то почти очевидно, что разновидности деятельности, предложенные Данилевским (религиозная, культурная и т.д.), слишком сложны и неоднородны, чтобы их было можно класть в основу построения теоретических моделей общества. Бывает трудно отличить религиозную деятельность от культурной, экономическую деятельность от политической и т. д. Религиозные войны – это проявления религиозной деятельности или политической? Говорят также, что политика есть концентрированное выражение экономики, война есть продолжение политики другими средствами и пр.
Сложно также соотнести с упомянутыми разновидностями конкретную профессиональную деятельность. Является ли древнерусская иконопись религиозной, культурной или экономической деятельностью? Очевидно, что в ней есть черты и первой, и второй, и даже третьей.
Наконец, существуют правила, регулирующие одновременно религиозную, экономическую и политическую деятельность людей. Их содержание не позволяет понять, идет ли речь об экономической, политической или религиозной деятельности, поскольку эти правила установлены пророками от имени высшей силы и включены в священные тексы. Деятельность людей в соответствии с ними ведет к крайне важным в социальном отношении следствиям.
В свое время М. Вебер заметил, что богатство распределено крайне неравномерно между представителями разных религий. По его сведениям, в Бадене в 1895 году «на 1000 евангелических христиан приходилось подлежащего обложению капитала в 954 060 марок капитала, на 1000 католиков 589 000 марок. Евреи с их 4 000 000 марок обложения на тысячу человек идут далеко впереди» [Вебер. 1928, с.43]. Нетрудно подсчитать, что каждый иудей был примерно в четыре раза богаче протестанта и в шесть-семь раз богаче католика.
Вебер, занимаясь исследованием этических основ католицизма и протестантизма, показал, что капитализм как социальное явление имеет духовные корни в протестантской этике. Концентрацию богатства у иудеев также можно объяснить религиозной этикой иудаизма. В «Ветхом завете» сказано: «Не отдавай в рост брату твоему (т.е. иудею – П. С.) ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост. Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь, Бог твой благословил тебя во всем, что делается руками твоими, на земле, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею» [Второзаконие. 23.19–20].
Казалось бы, отдавать что-то в рост является экономическим правилом. Но является ли деятельность в соответствии с ним сугубо экономической? Думается, нет, ибо в ней одновременно преследуются экономические и политические цели, предписанные «священным писанием», а значит, эта деятельность имеет религиозную струю.
В целом, разновидности деятельности, которые предложил Данилевский, излишне сложны, чтобы их можно было класть в основу теоретических моделей общества. Нужны разновидности более простые, подобные тем, что названы выше. Например, деятельность творческая (получение принципиально нового результата, продукта) и деятельность рутинная (тиражирование по имеющемуся образцу продукта и пр.), деятельность присваивающая (присвоение готовых продуктов природы или произведенных другими людьми) и деятельность производящая (изготовление продуктов) и т.д.
Но признаки, которыми отличаются эти относительно простые разновидности деятельности, не связаны непосредственно с жизнедеятельностью человека. Так, деятельности творческая и рутинная отличаются по признаку произведенного продукта («новый» и «скопированный»). В деятельности производящей и деятельности присваивающей отражена специфика отношений, возникающих между человеком и природой или между людьми. В одном случае человек сам что-то изготавливает, в другом присваивает что-то готовое. В таких разновидностях сам деятель и его жизнедеятельность «не видны», они лишь «подразумеваются».
Абстрактно простые разновидности деятельности, связанные с существованием человека, выявляются при рассмотрении простейшей ситуации, когда в наличии имеются: 1) деятель, 2) нечто «другое» (человек, общество, природа, Бог и т.д.) и 3) сам процесс деятельности. С учетом того, что деятельность всегда совершается для (ради) кого-то или для (ради) чего-то, простой перебор вариантов позволяет выявить три разновидности деятельности, выполняющие в жизнедеятельности деятеля важнейшие функции.
Во-первых, деятельность может совершаться деятелем для себя (назовем ее «эгодеятельность»), с помощью которой деятель обеспечивает свое существование, присваивая из окружающего мира все необходимое.
Во-вторых, деятель может совершать деятельность в пользу «другого». Это служебная деятельность, способная придать смысл существованию деятеля. Перед большинством людей встает вопрос, даже если они его не сознают: «Если я один и для себя, то зачем я»? В служебной деятельности деятель расходует накопленный запас жизненных сил.
В-третьих, он может совершать деятельности ради самой деятельности. Эту разновидность удобно назвать «игра». Она привносит в существование субъекта радость, веселье [Бороноев и др. 1996 с.86–87]. Игра возможна в минуты самодостаточности субъекта, когда он, освободившись от потребления мира или служения ему, свободно расходует свои жизненные силы в особом, сотворенном для себя, мире. В игре деятель отчасти подобен Богу, свободно играющему в собственном мире (в индийской мифологии существует образ вечно юного Вишну, играющего мирами).
Очевидно, что выявленные разновидности деятельности самым тесным образом связаны с жизнедеятельностью субъекта, деятеля, выполняя важнейшие функции: обеспечивая существование, придавая смысл существованию и привнося в существование веселье, радость, что делает полноценной жизнедеятельность деятеля. В случае же невыполнения одной из функций его жизнедеятельность оказывается явно ущербной.
Общество существует на сочетании эго– и служебной деятельности. Они объективно необходимы для его существования, причем преобладание одной из разновидностей определяет тип общества. Игра же субъективно необходима для деятеля и призвана, помимо придания ему радости существования, израсходовать излишек его энергии.
Ясно, что названные разновидности являются абстракциями, они выступают в качестве неких «струй» в общем потоке любой конкретной деятельности. Тем не менее, какая-то из этих «струй» может занимать господствующее положение, благодаря чему данная конкретная деятельность оказывается эмпирическим выражением соответствующей абстракции.

Рассматриваемые разновидности обладают важными и во многом противоположными признаками и свойствами (Табл. 4).
В первом столбце таблице даны краткие описания отдельных признаков и свойств разновидностей деятельности, а в последующих столбцах наличие или выраженность этих признаков и свойств.
В первой содержательной строке таблицы названы функции разновидностей деятельности в жизнедеятельности деятеля. О них, в целом, сказано достаточно. Отдельное замечание касается лишь игры, на которую часто налагают дополнительные функции, связанные с биологическими (выход избыточной энергии, компенсация агрессивных побуждений) и с социальными потребностями (обучение, воспитание, социализация). Но важнее то, что «игра … поддерживается сознанием радостного отдыха за рамками требований «обыденной жизни» [Хейзинга, 1992, с. 229], а «подлинная игра …содержит цель в самой себе» [Хейзинга, 1992, с. 238].
Таблица 4
Признаки и свойства основных разновидностей деятельности
Во второй содержательной строке таблицы дано соотношение разновидностей деятельности и инстинкта самосохранения. Очевидно, что эгодеятельность находится с ним в согласии, ибо этот инстинкт также направлен на обеспечение существование. Понятно также, что служебная деятельность часто находится с ним в противоречии. Служение имеет своей целью существование некоего «другого» и требует от деятеля самоумаления, вплоть до самопожертвования. Что касается игры, то ее отношение к инстинкту самосохранения является неопределенным, ибо игра иногда принимает форму состязания, проигрыш в котором влечет смерть [Хейзинга, 1992, с. 87–92 и др.].
В следующей строке рассматривается рациональность той или иной разновидности с точки зрения деятеля. При этом возникает любопытный парадокс: эгодеятельность, лишь обеспечивающая существование деятеля, оказывается для него всегда субъективно рациональной, а служебная деятельность, придающая существованию смысл, часто субъективно иррациональна для конкретного исполнителя.
Парадокс объясним, если учесть, что рациональность или иррациональность деятельности для деятеля зависит от степени его самостоятельности в принятии решений.
В эгодеятельности деятель сам принимает решение, поэтому цель и дальнейшие действия для него рациональны, хотя со стороны они могут казаться полной глупостью (поведение персонажа в романе Фаулза «Коллекционер», который пытается завоевать любовь девушки, заточив ее в подземелье, но забыв, что «любовь свободна»).
Напротив, в служебной деятельности рядовой исполнитель, не сам принимавший решение о тех или иных действиях, часто склонен рассматривать их как бессмысленную трату сил из-за «дурацких указаний начальства». Поэтому в армейской среде вырабатываются правила поведения, направленные на уклонение от «лишних» усилий («солдат спит – служба идет», «не спеши выполнять приказ, поскольку вскоре может последовать другой приказ, отменяющий предыдущий» и т.д.).
В игре вопрос о ее рациональности не стоит, поскольку цель игры в самой игре. Ее возможная дополнительная цель (приз) служит средством повысить напряженность игры, ее воодушевленность, азарт, но не задает смысл игры.
Последующие строки, в которых речь идет о наличии внешнего контроля, норм, системы наград и наказаний и торжественной клятвы, обусловлены предыдущими признаками – отношением к инстинкту самосохранения и субъективной рациональностью деятельности. Особенно сильно эта обусловленность проявляется в эгодеятельности и служебной деятельности.
Ясно, когда деятель действует в собственных интересах и сам себе ставит цели, его не нужно контролировать извне и жестко предписывать ему правила достижения собственных целей. Нужны лишь общие рамки, не позволяющие деятелю причинять ущерб другим. Кроме того, в эгодеятельности не нужны награды и наказания, поскольку таковыми в ней являются достижение или недостижение результата. Деятелю также не нужно клясться перед другими, что он постарается достичь поставленной для себя цели.
Что касается служебной деятельности, то, поскольку она часто противоречит инстинкту самосохранения, а деятелю представляется иррациональной, необходимы дополнительные меры, побуждающие его выполнять свои обязанности надлежащим образом.
Во-первых, нужны четкие правила, соблюдение которых должно привести к цели служебной деятельности, а их наличие позволит оценить качество ее выполнения.
Во-вторых, нужен внешний контроль, чтобы правила служебной деятельности строго соблюдались, иначе чрезмерно распространятся нормы, нарушающие ее надлежащее исполнение (например, коррупция).
В-третьих, наличие системы наград и наказаний «учитывает» инстинкт самосохранения и субъективную иррациональность служебной деятельности (страх наказания «приглушает» инстинкт, а награда придает ей субъективную рациональность).
Наконец, торжественная клятва отчасти гарантирует, что деятель, получивший дополнительны полномочия, связанные с обязанностями служебной деятельности, будет использовать их лишь для блага того, кому деятель обязан служить. Поэтому исполнение служебной деятельности часто начинается с клятвы, в которой деятель клянется выполнять свой долг честно и добросовестно, невзирая на возможные неудобства или опасности для себя лично. Нарушение присяги пагубно сказывается на процессе деятельности, а если деятель занимает высокое положение, то и на обществе в целом. В частности, катастрофическое развитие событий в недавней российской истории в немалой степени вызвано клятвопреступлениями Горбачева и Ельцина. Первый нарушил присягу, не защитив Конституцию СССР, быть гарантом которой он клялся. Второй – совершил государственный переворот, грубейшим образом нарушив Конституцию РСФСР и расстреляв законно избранный Верховный Совет.
Что касается игры, то поскольку нет четкого и определенного ее соотношения с инстинктом самосохранения и признаком рациональности, нет и жесткой необходимости во внешнем контроле, торжественной клятве, системе наград и наказаний, хотя иногда они возможны и востребованы. Однако абсолютно необходимы строгие и точные правила игры, поскольку их нарушение разрушает игру, превращая ее в разновидность мошенничества. В случае выявления мошенничества деятель наказывается игровым сообществом.

Наличие норм сближает служебную деятельность и игру, что позволяет зачастую превращать первую во вторую, главным условием чего оказывается забвение цели, а, значит, и смысла служебной деятельности. Таков был путь превращения языческих культовых ритуалов в современные народные праздники, связанные с ритуалами, переодеваниями и пр., а также в некоторые детские игры [Рыбаков. 1997, с.710]. В настоящее время таким же путем служебная деятельность иногда переходит в «бюрократические игры»: реальный смысл ее выхолащивается, а чиновник превращается в аппарат написания и передачи никому не нужных справок, отчетов, и пр.
Следующие далее признаки – скорость развития и стоимость результата – связаны с наличием (отсутствием) строгих норм и органов контроля в обеих разновидностях деятельности.
Эгодеятельность способна быстро развиваться, поскольку деятель свободно выбирает методы и средства достижения цели. Достигнутый же на ее основе результат относительно дешев, ибо в стоимость его входят только затраты самого деятеля.
Служебная деятельность консервативна и развивается крайне медленно, поскольку она выполняется на основе образцов (правил) деятельности, закрепленных в документе (инструкции) или в обычае. Изменить эти образцы крайне сложно. Ведь сначала кто-то должен понять, что образцы устарели и не соответствуют изменившейся реальности. Затем кто-то должен взять на себя инициативу по отмене устаревших и разработке новых образцов (правил), а инициатива, как известно, наказуема. Наконец, нужно научить работать по новым образцам всю основную массу исполнителей, что также требует времени.
Кроме того, служебная деятельность для своего точного и чистого исполнения требует наличия контрольных органов, что приводит к дополнительным расходам и обусловливает «дороговизну» результата служебной деятельности.
К игре понятие «развитие» практически неприменимо. Правила игры устанавливаются свободно либо самим игроком, либо игровым сообществом, но в течение игры соблюдаются жестко. Они могут быть изменены в дальнейшем, но тогда меняется и сама игра (хотя она может носить прежнее название). Игра в чистом виде не предполагает также стоимостной оценки. Она – проявление избыточной энергии участников. Так называемые «профессиональные игры» играми уже не являются. Для участников они могут являться эгодеятельностью или служебной деятельностью, а результат – приз или награда – платой за демонстрацию своих физических или умственных способностей и мастерства.
Признание названных разновидностей деятельности основными и элементарными вновь приводит к проблеме о соотношении абстрактно выделенных разновидностей деятельности с конкретными разновидностями, возникшей при рассмотрении концепции Н. Я. Данилевского. Как определить, является ли данная профессиональная деятельность эгодеятельностью, служебной деятельностью или игрой?
Ответ на этот вопрос зависит от соотношения точек зрения на нее самого деятеля и общества.
Во-первых, деятель сам способен счесть данную деятельность эгодеятельностью, службой или игрой, определив для себя ее смысл, если ничто ему не мешает. Деятельность такова, каковой ее считает деятель. Том Сойер сумел превратить побелку забора из служебной (по отношению к нему) деятельности в игру для других, а, в конечном счете, в эгодеятельность для себя.
Во-вторых, общество традиционно рассматривает в качестве служебной деятельности такие профессиональные разновидности, как воинская, административная, политическая и др., что подтверждается наличием системы наград и наказаний, торжественной клятвы, инструкций.
Формально точка зрения общества сильнее точки зрения деятеля. В реальности же ситуация может быть обратной. Деятель нередко способен превратить конкретную служебную деятельность в эгодеятельность (коррупция и пр. ), избежав контроля и используя служебные полномочия в личных целях. У общества остается механизм санкций для приведения служебной деятельности в «нормальное» состояние, но он срабатывает не всегда.
В-третьих, возможен благоприятный случай, когда точки зрения деятеля и общества на отдельные разновидности совпадают. Так, обе стороны склонны считать эгодеятельностью хозяйственную деятельность или торговлю, которые обеспечивают существование деятеля и общества в целом. В служебной деятельности подобное совпадение возможно в случае «призвания», когда деятель полностью отдается служебному долгу. Нередко совпадают точки зрения общества и деятеля относительно игры.
Особый случай представляет соотношение точек зрения на конкретную деятельность у сравнительно равных по правовой силе участников. Например, работа по найму может рассматриваться нанятым работником как работа на себя (способ обеспечить себя и семью средствами существования), тогда как наниматель склонен считать ее служебной деятельностью. В этом случае, «доли» этих разновидностей в конкретной деятельности определяются договором, а в случае спора между сторонами эти «доли» определяет суд, выясняя взаимные обязательства сторон.
Итак, в дальнейшем основными разновидностями деятельности, пригодными для построения теоретических моделей общественных процессов, будут считаться эгодеятельность, служебная деятельность и игра, поскольку они относительно просты и непосредственно связаны с существованием деятеля, обеспечивая это существование, придавая ему смысл и привнося в него радость. Эгодеятельность и служебная деятельность являются объективно необходимыми разновидностями: на их сочетании существует любое общество, а игра – субъективно необходимой.
Среди других свойств, которыми различаются объективно необходимые разновидности, особенно важна способность к развитию, от которой во многом зависит скорость развития общества.
Конкретную разновидность деятельности можно соотнести с абстрактно выделенной в зависимости от 1) точки зрения общества,
2) точки зрения деятеля, 3) соглашения между участниками взаимодействия.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Различия в поведении и активности мозга при гипотетическом и реальном выборе
1. Singer T. et al. (2004) Эмпатия к боли включает аффективные, но не сенсорные компоненты боли. Наука 303, 1157–1162 [PubMed] [Google Scholar]
2. Кеннеди Д.П. и другие. (2009) Регулирование личного пространства миндалевидным телом человека. Нац. Неврологи. 12, 1226–1227 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
3. Izuma K. et al. (2010) Обработка стимула социального одобрения в вентральном полосатом теле во время благотворительного пожертвования. Дж. Когн. Неврологи. 22, 621–631 [PubMed] [Google Scholar]
4. FeldmanHall O. et al. (2012) Дифференциальная нейронная схема и личная заинтересованность в реальных и гипотетических моральных решениях. соц. Познан. Оказывать воздействие. Неврологи. 7, 743–751 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
5. Mobbs D. et al. (2015) Отраженная слава и неудача: роль медиальной префронтальной коры и вентрального полосатого тела в отношении себя по сравнению с другими значимыми результатами при даче советов. соц. Познан. Оказывать воздействие. Неврологи. 10, 1323–1328 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
6. Schilbach L. et al. (2013) На пути к нейробиологии от второго лица. Поведение наук о мозге. 36, 393–414 [PubMed] [Google Scholar]
7. King-Casas B. et al. (2008)Разрыв и восстановление сотрудничества при пограничном расстройстве личности. Наука 321, 806–810 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
8. King-Casas B. et al. (2005) Знакомство с вами: репутация и доверие в экономическом обмене двух человек. Наука 308, 78–83 [PubMed] [Google Scholar]
9. Konvalinka I. and Roepstorff A. (2012) Двухмозговой подход: как взаимодействующие мозги могут научить нас чему-то о социальном взаимодействии? Фронт. Гум. Неврологи. 6, 215. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
10. Smith A. et al. (2014) Иррациональное изобилие и нейронные предупреждающие сигналы о сбоях во время эндогенных экспериментальных рыночных пузырей. проц. Натл. акад. науч. США 111, 10503–10508 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
11. Бхатт М.А. и другие. (2010) Нейронные подписи стратегических типов в торговой игре для двух человек. проц. Натл. акад. науч. США 107, 19720–19725 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
12. Бхатт М.А. и другие. (2012)Различные вклады миндалевидного тела и парагиппокампальной извилины в подозрения в повторяющейся торговой игре. проц. Натл. акад. науч. США 109, 8728–8733 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
13. Redcay E. et al. (2010) Живое общение лицом к лицу во время фМРТ: новый инструмент для социальной когнитивной нейробиологии. Нейроизображение 50, 1639–1647 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
14. Silbert LJ и другие. (2014) Связанные нейронные системы лежат в основе производства и понимания натуралистической повествовательной речи. проц. Натл. акад. науч. США 111, E4687–E4696 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
15. Stephens GJ и другие. (2010) Нейронная связь говорящего и слушающего лежит в основе успешного общения. проц. Натл. акад. науч. U.S. A. 107, 14425–14430 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
16. Фут П. (1978) Проблема аборта и доктрина двойного эффекта в добродетелях и пороках, Бэзил Блэквелл [Google Scholar]
оказывать воздействие. Психол. Rev. 94, 319–340 [PubMed] [Google Scholar]
18. FeldmanHall O. and Mobbs D. (2015) Нейронная сеть для принятия моральных решений In Brain Mapping: An Encyclopedic Reference (Toga AW, ed.), стр. 205–210, Elsevier [Google Scholar]
19. Teper R. et al. (2011) Мы более нравственны, чем думаем? Изучение роли аффекта в моральном поведении и моральном прогнозировании. Психол. науч. 22, 553–558 [PubMed] [Google Scholar]
20. Миграм С. (1974) Повиновение авторитету: экспериментальный взгляд, Тависток [Google Scholar]
21. Haney C. et al. (1973) Межличностная динамика в смоделированной тюрьме. Междунар. Дж. Криминол. Пенология 1, 69–97 [Google Scholar]
22. Hsu M. et al. (2008) Право и добро: распределительная справедливость и нейронное кодирование справедливости и эффективности. Наука 320, 1092–1095 [PubMed] [Google Scholar]
23. FeldmanHall O. et al. (2012) Что мы говорим и что делаем: взаимосвязь между реальным и гипотетическим моральным выбором. Познание 123, 434–441 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
24. Engel C. (2011) Диктаторские игры: мета-исследование. Эксп. Экон. 14, 583–610 [Google Scholar]
25. Mobbs D. et al. (2010) Нейронная активность, связанная с мониторингом колеблющегося значения угрозы тарантула. проц. Натл. акад. науч. U.S. A. 107, 20582–20586 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
26. Coker-Appiah DS и другие. (2013) Надвигающиеся живые и неживые угрозы: реакция миндалевидного тела и периакведуктального серого цвета. соц. Неврологи. 8, 621–630 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
27. Нили У. и соавт. (2010) Не бойся: активность лобных и височных цепей в моменты реального мужества. Нейрон 66, 949–962 [PubMed] [Google Scholar]
28. Green RM and Lawyer SR (2014) Более крутая задержка и вероятность дисконтирования потенциально реальных сигарет по сравнению с гипотетическими (но не деньгами) среди курильщиков. Поведение Процессы 108, 50–56 [PubMed] [Google Scholar]
29. Camerer CF and Hogarth RM (1999) Эффекты финансовых стимулов в экспериментах: обзор и структура капитал-труд-производство. J. Неопределенный риск. 19, 7–42 [Google Scholar]
30. Bray S. et al. (2010) Медиальная орбитофронтальная кора человека задействуется во время переживания воображаемых и реальных наград. Дж. Нейрофизиол. 103, 2506–2512 [PubMed] [Google Scholar]
31. Scholl J. et al. (2015) Хорошее, плохое и неуместное: нейронные механизмы обучения реальным и гипотетическим вознаграждениям и усилиям. Дж. Нейроски. 35, 11233–11251 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
32. Bickel WK и другие. (2009) Конгруэнтность ответа BOLD в условиях межвременного выбора: фиктивные и реальные денежные прибыли и убытки. Дж. Нейроски. 29, 8839–8846 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
33. Смит В.Л. (1976) Экспериментальная экономика: теория индуцированной стоимости. Являюсь. Экон. Rev. 66, 274–279 [Google Scholar]
34. Bishop RC and Heberlein TA (1979) Измерение стоимости внерыночных товаров: являются ли косвенные измерения предвзятыми? Являюсь. Дж. Агрик. Экон. 61, 926–930 [Google Scholar]
35. Мерфи Дж. Дж. и другие. (2005) Мета-анализ гипотетической предвзятости в заявленной оценке предпочтений. Окружающая среда. Ресурс. Экон. 30, 313–325 [Google Scholar]
36. Кляйн Р. и Шерман Р. (1997) Оценка спроса на новый продукт на основе необъективных данных опроса. Ж. Эконом. 76, 53–76 [Google Scholar]
37. Сан Б. и Морвиц В.Г. (2010) Заявленные намерения и покупательское поведение: единая модель. Междунар. Дж. Рез. Отметка. 27, 356–366 [Google Scholar]
38. Дин М. (2007) Механизм совместного анализа, ориентированный на стимулы. Дж. Марк. Рез. 44, 214–223 [Google Scholar]
39. Ding M. et al. (2005) Совместный анализ, ориентированный на стимулы. Дж. Марк. Рез. 42, 67–82 [Google Scholar]
40. Dong S. et al. (2010) Простой механизм для стимулирования совместных экспериментов. Междунар. Дж. Рез. Отметка. 27, 25–32 [Google Scholar]
41. Kang MJ и другие. (2011) Гипотетический и реальный выбор по-разному активируют общие области оценки. Дж. Нейроски. 31, 461–468 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
42. Kang MJ and Camerer CF (2013) ФМРТ свидетельствует о разрыве эмпатии между горячим и холодным при гипотетическом и реальном аверсивном выборе. Фронт. Неврологи. 7, 104. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
43. Ботвиник М.М. (2007) Мониторинг конфликтов и принятие решений: согласование двух точек зрения на функцию передней поясной извилины. Познан. Оказывать воздействие. Поведение Неврологи. 7, 356–366 [PubMed] [Google Scholar]
44. Паллер К.А. и Вагнер А.Д. (2002) Наблюдение за превращением опыта в память. Тенденции Познан. науч. 6, 93–102 [PubMed] [Google Scholar]
45. Kubota JT и другие. (2012) Неврология расы. Нац. Неврологи. 15, 940–948 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
46. Gibson JJ (1979) Экологический подход к визуальному восприятию, Houghton Mifflin [Google Scholar]
47. Snow JC и другие. (2011) Привнесение реального мира в сканер фМРТ: эффекты повторения изображений по сравнению с реальными объектами. науч. Rep. 1, 130. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
48. Brady TF и другие. (2016) Рабочая память не имеет фиксированной емкости: больше активной памяти для объектов реального мира, чем для простых стимулов. проц. Натл. акад. науч. США 113, 7459–7464 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
49. Bushong B. et al. (2010) Павловские процессы в потребительском выборе: физическое присутствие товара увеличивает готовность платить. Являюсь. Экон. Rev. 100, 1556–1571 [Google Scholar]
50. Gilbert DT и другие. (1998) Иммунное пренебрежение: источник предвзятости долговечности в аффективном прогнозировании. Дж. Перс. соц. Психол. 75, 617–638 [PubMed] [Google Scholar]
51. Милоян Б., Суддендорф Т. (2015) Чувства будущего. Тенденции Познан. науч. 19, 196–200 [PubMed] [Google Scholar]
52. Loewenstein G. et al. (2003) Смещение прогноза при прогнозировании полезности в будущем. QJ Econ. 118, 1209–1248 [Google Scholar]
53. Тал А. и Вансинк Б. (2013) Откорма натощак: голодные покупатели продуктов покупают больше калорий, а не еды. ДЖАМА Интерн. Мед. 173, 1146–1148 [PubMed] [Google Scholar]
54. Видал Дж. и Уилсон Дж. (2005) The Guardian 3 Январь. [Google Scholar]
55. Чабрис CF и другие. (2006) Intertemporal selection In The New Palgrave Dictionary of Economics (Durlauf S. and Blume L, eds), Palgrave Macmillan [Google Scholar]
56. Магуайр Э.А. и другие. (2000)Связанные с навигацией структурные изменения в гиппокампе водителей такси. проц. Натл. акад. науч. США 97, 4398–4403 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
57. Berkman ET и Falk EB (2013) Помимо картирования мозга с использованием нейронных измерений для прогнозирования реальных результатов. Курс. Реж. Психол. науч. 22, 45–50 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
58. Falk EB и другие. (2011) Нейронная активность во время обмена сообщениями о здоровье предсказывает снижение курения помимо самоотчета. Психология здоровья. 30, 177. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
59. Габриэли Д.Д. и другие. (2015) Прогнозирование как гуманитарный и прагматический вклад когнитивной нейронауки человека. Нейрон 85, 11–26 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
60. Chua HF и другие. (2011) Самостоятельный нейронный ответ на индивидуальные сообщения о прекращении курения предсказывает отказ от курения. Нац. Неврологи. 14, 426. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
61. Demos KE и другие. (2012) Индивидуальные различия активности прилежащего ядра в отношении еды и сексуальных образов предсказывают увеличение веса и сексуальное поведение. Дж. Нейроски. 32, 5549–5552 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
62. Murdaugh DL и другие. (2012) фМРТ-реактивность изображений высококалорийной пищи предсказывает краткосрочные и долгосрочные результаты программы по снижению веса. Нейроизображение 59, 2709–2721 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
63. Женевский А. и Кнутсон Б. (2015) Нейроаффективные механизмы предсказывают микрокредитование на рыночном уровне. Психол. науч. 26, 1411–1422 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
64. Urry HL и другие. (2006) Миндалевидное тело и вентромедиальная префронтальная кора обратно связаны во время регуляции негативного аффекта и предсказывают суточный характер секреции кортизола у пожилых людей. Дж. Нейроски. 26, 4415–4425 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
65. Gerardin E. et al. (2000) Частично перекрывающиеся нейронные сети для реальных и воображаемых движений рук. Церебр. кора 10, 1093–1104 [PubMed] [Google Scholar]
66. Hauk O. et al. (2004)Соматотопическая репрезентация слов действия в моторной и премоторной коре человека. Нейрон 41, 301–307 [PubMed] [Google Scholar]
67. Yarkoni T. et al. (2011) Крупномасштабный автоматизированный синтез данных функциональной нейровизуализации человека. Нац. Методы 8, 665–670 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
68. Хассабис Д. и соавт. (2007) Использование воображения для понимания нейронной основы эпизодической памяти. Дж. Нейроски. 27, 14365–14374 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
69. Hassabis D. et al. (2007) Пациенты с амнезией гиппокампа не могут вообразить новые переживания. проц. Натл. акад. науч. США 104, 1726–1731 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
70. Kwan D. et al. (2015) Ориентироваться на личное будущее, чтобы уменьшить дисконтирование межвременного выбора: нужна ли эпизодическая перспектива? Гиппокамп 25, 432–443 [PubMed] [Google Scholar]
71. Race E. et al. (2011) Повреждение медиальной височной доли вызывает дефицит эпизодической памяти и эпизодического мышления о будущем, не связанного с дефицитом построения повествования. Дж. Нейроски. 31, 10262–10269 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
72. Irish M. et al. (2012) Рассмотрение роли семантической памяти в эпизодическом мышлении о будущем: свидетельство семантического слабоумия. Мозг 135, 2178–2191 [PubMed] [Google Scholar]
73. Шпунар К.К. и другие. (2014) Таксономия перспектив: введение организационной основы для ориентированного на будущее познания. проц. Натл. акад. науч. США 111, 18414–18421 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
74. Currie J. et al. (2015) Риски для здоровья окружающей среды и стоимость жилья: данные об открытии и закрытии 1600 токсичных заводов. Являюсь. Экон. Rev. 105, 678–709 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
75. Kling CL и другие. (2012) От exxon до BP: стало ли какое-то число лучше, чем его отсутствие? Дж. Экон. Перспектива. 26, 3–26 [Google Scholar]
76. Arrow K. et al. (1993) Отчет группы NOAA по условной оценке. Кормили. Регистрация 58, 4601–4614 [Google Scholar]
77. Лумис Дж. и соавт. (1999) Трихотомический выбор: возможное решение задач двойного ответа в вопросах условной оценки дихотомического выбора. Дж. Агрик. Ресурс. Экон. 24, 572–583 [Google Scholar]
78. Jacquemet N. et al. (2013) Выявление предпочтений под присягой. Дж. Окружающая среда. Экон. Управлять. 65, 110–132 [Google Scholar]
79. Хаусман Дж. (2012) Условная оценка: от сомнительного к безнадежному. Дж. Экон. Перспектива. 26, 43–56 [Google Scholar]
80. Khaw MW и другие. (2015) Измерение субъективной ценности и ее связь с условной оценкой и экологическими общественными благами. PLoS один 10, e0132842 [бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
81. Саве Н. и Кнутсон Б. (2015) Нейронная оценка ресурсов окружающей среды. Нейроизображение 122, 87–95 [PubMed] [Google Scholar]
Состояние HTTP 500 — Внутренняя ошибка сервера
Состояние HTTP 500 — Внутренняя ошибка сервера
Тип Отчет об исключении
Сообщение Ошибка обработки запроса; вложенным исключением является java.lang.NullPointerException
Описание Сервер столкнулся с непредвиденной ситуацией, которая не позволила ему выполнить запрос.
Исключение
org.springframework.web.util.NestedServletException: Ошибка обработки запроса; вложенным исключением является java.lang.NullPointerException org.springframework.web.servlet.FrameworkServlet.processRequest(FrameworkServlet.java:982) org.springframework.web.servlet.FrameworkServlet.doGet(FrameworkServlet.java:861) javax.servlet.http.HttpServlet.service(HttpServlet.java:626) org.springframework.web.servlet.FrameworkServlet.service(FrameworkServlet. java:846) javax.servlet.http.HttpServlet.service(HttpServlet.java:733) org.apache.tomcat.websocket.server.WsFilter.doFilter(WsFilter.java:52) com.wolterskluwer.mrce.web.filter.MRCEUserFilter.doFilter(MRCEUserFilter.java:73) org.springframework.web.filter.DelegatingFilterProxy.invokeDelegate(DelegatingFilterProxy.java:346) org.springframework.web.filter.DelegatingFilterProxy.doFilter(DelegatingFilterProxy.java:262) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:330) org.springframework.security.web.access.intercept.FilterSecurityInterceptor.invoke(FilterSecurityInterceptor.java:118) org.springframework.security.web.access.intercept.FilterSecurityInterceptor.doFilter(FilterSecurityInterceptor.java:84) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.access.ExceptionTranslationFilter.doFilter(ExceptionTranslationFilter.java:113) org.springframework.security. web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.session.SessionManagementFilter.doFilter(SessionManagementFilter.java:103) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.authentication.AnonymousAuthenticationFilter.doFilter(AnonymousAuthenticationFilter.java:113) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.authentication.rememberme.RememberMeAuthenticationFilter.doFilter(RememberMeAuthenticationFilter.java:139) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.servletapi.SecurityContextHolderAwareRequestFilter.doFilter(SecurityContextHolderAwareRequestFilter.java:154) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy. java:342) org.springframework.security.web.savedrequest.RequestCacheAwareFilter.doFilter(RequestCacheAwareFilter.java:45) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.authentication.rememberme.RememberMeAuthenticationFilter.doFilter(RememberMeAuthenticationFilter.java:139) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.authentication.AbstractAuthenticationProcessingFilter.doFilter(AbstractAuthenticationProcessingFilter.java:199) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.web.filter.CompositeFilter$VirtualFilterChain.doFilter(CompositeFilter.java:107) org.springframework.security.web.authentication.preauth.AbstractPreAuthenticatedProcessingFilter.doFilter(AbstractPreAuthenticatedProcessingFilter.java:107) com.wolterskluwer.mrce. security.SSOPreAuthenticationProcessingFilter.doFilter(SSOPreAuthenticationProcessingFilter.java:59) org.springframework.web.filter.CompositeFilter$VirtualFilterChain.doFilter(CompositeFilter.java:112) org.springframework.security.web.authentication.preauth.AbstractPreAuthenticatedProcessingFilter.doFilter(AbstractPreAuthenticatedProcessingFilter.java:107) com.wolterskluwer.mrce.security.EJPPreAuthenticationProcessingFilter.doFilter(EJPPreAuthenticationProcessingFilter.java:88) org.springframework.web.filter.CompositeFilter$VirtualFilterChain.doFilter(CompositeFilter.java:112) org.springframework.security.web.authentication.preauth.AbstractPreAuthenticatedProcessingFilter.doFilter(AbstractPreAuthenticatedProcessingFilter.java:107) org.springframework.web.filter.CompositeFilter$VirtualFilterChain.doFilter(CompositeFilter.java:112) org.springframework.web.filter.CompositeFilter.doFilter(CompositeFilter.java:73) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy. java:342) org.springframework.security.web.authentication.logout.LogoutFilter.doFilter(LogoutFilter.java:110) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.authentication.logout.LogoutFilter.doFilter(LogoutFilter.java:110) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.context.request.async.WebAsyncManagerIntegrationFilter.doFilterInternal(WebAsyncManagerIntegrationFilter.java:50) org.springframework.web.filter.OncePerRequestFilter.doFilter(OncePerRequestFilter.java:107) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework.security.web.context.SecurityContextPersistenceFilter.doFilter(SecurityContextPersistenceFilter.java:87) org.springframework.security.web.FilterChainProxy$VirtualFilterChain.doFilter(FilterChainProxy.java:342) org.springframework. security.web.FilterChainProxy.doFilterInternal (FilterChainProxy.java:192) org.springframework.security.web.FilterChainProxy.doFilter(FilterChainProxy.java:160) org.springframework.web.filter.DelegatingFilterProxy.invokeDelegate(DelegatingFilterProxy.java:346) org.springframework.web.filter.DelegatingFilterProxy.doFilter(DelegatingFilterProxy.java:262)
Основная причина
java.lang.NullPointerException
Примечание Полная трассировка стека основной причины доступна в журналах сервера.
Apache Tomcat/9.0.39
Как использовать диаграммы деятельности для моделирования поведения системы?
Диаграмма активности — это разновидность диаграммы поведения; это динамическое представление системы, выражающее последовательность действий и событий во времени. В SysML диаграмма деятельности унаследована от UML с небольшими изменениями.
Диаграммы действий, диаграммы последовательности и диаграммы конечных автоматов — это три варианта, которые SysML предлагает вам для определения поведения системы. Все три могут выражать последовательное и параллельное поведение и возникновение событий с течением времени. Однако у каждого из них есть сильные и слабые стороны, которые делают его более или менее подходящим в зависимости от потребностей вашей целевой аудитории.
Зачем нужна диаграмма активности?
Диаграммы действий могут выражать сложную логику управления лучше, чем диаграммы последовательности и диаграммы состояний. Диаграмма активности особенно хорошо подходит для выражения потока объектов — материи, энергии или данных — через поведение, с акцентом на то, как можно получить доступ к объектам и изменить их при выполнении этого поведения во время работы системы. Таким образом, он обычно используется для определения поведения с упором на поток управления и преобразование входных данных в выходные посредством последовательности действий. Общие способы использования диаграммы действий в SysML включают:
Диаграммы деятельности обычно используются в качестве инструмента анализа для понимания и выражения желаемого поведения системы.
Диаграммы действий часто используются для создания графических спецификаций вариантов использования, которые, как правило, более лаконичны и менее двусмысленны, чем традиционная текстовая форма спецификации вариантов использования.
Кроме того, диаграмма действий также является распространенным методом, заключающимся в анализе спецификации одноразового варианта использования либо текстовой спецификации, либо диаграммы действий, а затем для создания набора диаграмм последовательности, по одной на путь (сценарий).
Диаграмма действий – обучение на примерах
Базовая диаграмма действий – блок-схема, подобная
Сводка обозначений диаграммы действий
Описание обозначений Нотация UML
Деятельность
Используется для представления набора действий

Действие
Задача, которую нужно выполнить
Поток управления
Показывает последовательность выполнения

Поток объектов
Показать поток объекта от одного действия (или действия) к другому действию (или действию).

Начальный узел
Изображает начало набора действий или действий

Конечный узел активности
Остановить все потоки управления и потоки объектов в действии (или действии)

Узел объекта
Представлять объект, подключенный к набору потоков объектов

Узел решения
Представьте тестовое условие, чтобы убедиться, что поток управления или поток объектов идет только по одному пути

Узел слияния
Объедините различные пути принятия решений, созданные с помощью узла принятия решений.

Вилочный узел
Разделить поведение на набор параллельных или одновременных потоков действий (или действий)

Присоединиться к узлу
Объединить с помощью набора параллельных или одновременных потоков действий (или действий).

Плавательная дорожка и перегородка
Способ сгруппировать действия, выполняемые одним и тем же субъектом, на диаграмме действий или сгруппировать действия в одном потоке

Описание взаимодействий высокого уровня между системой и внешними системами
На приведенном ниже рисунке показано, как воздушный компрессор взаимодействует с внешними системами, включая пневмоинструмент, атмосферу и косвенно с оператором.
(*Источник – Пример взят из – Практического руководства по SysML 3 ^rd ed by Morgan Kaufmann 2014)
Диаграмма определения блока включает блок под названием Контекст воздушного компрессора, который состоит из воздушного компрессора и объекты, которые являются внешними по отношению к воздушному компрессору и представляют пользователя (оператора), внешнюю систему (Air Tool) и физическую среду (атмосферу).
Воздушный компрессор и внешние системы отображаются как разделы деятельности.
(*Источник – Пример взят из – Практического руководства по SysML 3 ^rd ed by Morgan Kaufmann 2014)
Действие начинается в начальном узле (т.е. темный кружок), а затем Оператор выполняет действие Инструмента управления.
Действие завершает свое выполнение в конечном узле действия (т. е. символе мишени) после того, как Оператор завершает действие Инструмента управления.
Воздушный компрессор выполняет функцию (т. е. действие), называемую сжатием воздуха, которая имеет вход воздуха низкого давления и выход воздуха высокого давления.
Моделирование взаимодействия внутри подсистемы
Действие «Сжатие воздуха» подвергается дальнейшей декомпозиции. Теперь давайте продолжим пример с воздушным компрессором. Мы можем использовать приведенную ниже внутреннюю блок-схему, чтобы показать, как взаимосвязаны компоненты воздушного компрессора.
(*Источник – Пример взят из – Практического руководства по SysML 3 ^rd ed by Morgan Kaufmann 2014)
Мы можем использовать диаграмму активности, чтобы показать, как компоненты взаимодействуют внутри воздушного компрессора при выполнении действия сжатия воздуха.
No related posts.

Понятие о деятельности

Глава VII.

Содержание главы седьмой раздела второго:

• Преобразующий характер человеческой деятельности

• Практика как философская категория

• Горизонты деятельности

• Деятельность как ценность и общение

1. Преобразующий характер человеческой деятельности

Содержание:

• Взаимоотношение человека с окружающей его действительностью

• Единство внешней активности и самоизменения

2. Практика как философская категория

Содержание:

• Специфическая форма бытия человека в мире

• Роль практики в становлении человечества и его культуры

3. Горизонты деятельности

Содержание:

• Деятельность как закрытая система

• Деятельность как открытая система

4. Деятельность как ценность и общение

Содержание:

• Ценностное измерение деятельности

• Деятельность и общение

1.3. Деятельность как форма человеческой активности . Самопознание общества. Метод, средства, результаты

Различия в поведении и активности мозга при гипотетическом и реальном выборе

Состояние HTTP 500 — Внутренняя ошибка сервера

Apache Tomcat/9.0.39

Как использовать диаграммы деятельности для моделирования поведения системы?

Зачем нужна диаграмма активности?

Диаграмма действий – обучение на примерах

Сводка обозначений диаграммы действий

Описание взаимодействий высокого уровня между системой и внешними системами

Моделирование взаимодействия внутри подсистемы

Добавить комментарий Отменить ответ