Психологии задача: Цели и задачи психологии как науки

Основные задачи психологии | Студент-Сервис

Формулирование задач науки является делом непростым и длительным, так как есть задачи общие и частные, концептуально-теоретические и практические, широкие и узкие, непреходящие и ситуативные и т.д. Однако существует основная задача, точнее, цель науки — это систематическое исследование своего предмета применительно к тем или иным конкретным условиям или реально поставленным задачам. Поэтому перечислим основные задачи психологии в контексте классического науковедения и следуя в логическом направлении от простого к сложному, хотя для реального научного исследования такая логика не всегда будет совпадать с фактической хронологией.

  1. Вначале необходимо обнаружить факты, т.е. максимально подробно описать психологические феномены, отметив их разнообразие и многочисленные проявления. Факты — это начало, предыстория, эмпирический базис любого знания, тем более научного. Факты существуют объективно, и в этом смысле они неоспоримы, но зачас­тую для установления и подтверждения фактов нужны напряженные и длительные изыскания.
    Но факты сами по себе науку не делают. Факты, как известно, вещь «упрямая» и бывают разными. Одни из них повторяемы и как бы понятны исследователю. Другие представляются по началу менее важными, случайными, но со временем, по мере накопления они требуют упорядочения и истолкования.
  2. Вследствие знания фактов логически вытекает более сложная задача — установление закономерностей или законов обнаруженных явлений. Это означает переход от описания, даже красочного и исчерпывающего, к объяснению добытой фактологии, к нахождению причинно-следственных отношений. Потому установленные закономерные феномены могут быть воспроизведены, про­верены другими исследователями. Возникает возможность предсказания того или иного факта, события, если наукой доказаны меры воздействия на это событие соответствующих условий, выделены факторы, детерминирующие конечный результат.
  3. Следующей задачей, выделяемой на пути углубления научного знания, становится выявление механизмов реализации установленного закона. Найти механизм — значит понять, смоделировать некое «исполнительное устройство», теоретическую сущность, движущую силу, связи явлений и сущности, закономерного и случайного. Знание законов и механизмов — это уже законченная научная концепция, теория, дающая доказательное толкование широкому кругу явлений изучаемого мира. Применительно к психологии задача выявления механизмов представляется довольно сложной. Психическое многомерно и многофакторно, поэтому всегда есть соблазн объяснить его какими-то более разработанными моделями, типа упоминаемых выше редукционистских трактовок. Можно и нужно говорить, например, о биохимических механизмах памяти, но при всей их материальной значимости они не объясняют собственно психологические закономерности памяти человека. Или другой пример: психическое развитие невозможно понять вне учета обществен­ных воздействий, но социальные механизмы не дают убедительного толкования, индивидуально-психологическим различиям людей. Обнаружение собственно психологического механизма — это всегда важный и не столь уж частый шаг в направлении  познания психологией своего предмета.
  4. Завершающей, прагматически важнейшей (а зачастую и самой сложной) задачей науки является практическое использование, грамотное внедрение ее знаний и результатов в реальную жизнь. При этом поднимается большое количество сопутствующих вопросов: социальных, организационных, экономических, методических.

Кроме того, психолог практически всегда соприкасается с проблемами особой сложности, которые носят этический, моральный, нравственный характер. Положим, ученый доказал свое умение сформировать у ребенка то или иное психологическое качество, считавшееся ранее невозможным. Есть ли уверенность, что такое формирование следует производить обязательно у всех детей? Как это скажется сейчас и в отдаленном будущем на психике и личности, на всей жизни человека? Расхожие термины «формирование», «коррекция» несут в себе некую назидательную уверенность в не­обходимости внешнего вмешательства в психическую сферу человека. Но ведь действительная безвредность, значимость такого вмешательства далеко не всегда научно обоснованы.

Современная мировая психология — это разветвленная наука, многочисленные разделы которой объединены одним предметом — психикой, но выделяются в зависимости от того, чью психику исследуют, какой ее выраженный аспект, в каких конкретных условиях. Поэтому классификация разделов психологии является очень условной, пересекающейся, меняющейся.

Предыдущая статья Основные виды речи и психология ее понимания Следующая статья Основные особенности психики и поведения человека

Статьи по теме

    • Эмоциональность как свойство личности
    • Основные виды и качества эмоций
    • Сущность и функции эмоций
    • Основные виды речи и психология ее понимания
    • Компоненты содержания речи
    • Психологические функции речи
    • Креативность как свойство личности
    • Виды, функции и процессы воображения
    • Виды и операции мышления

Полезные статьи

  • Оформление отчета по практике по ГОСТу 2021/2022
  • Оформление ВКР по ГОСТу
  • Как составить бизнес-план своими силами
  • Оформление эссе по ГОСТу
  • Оформление презентации по ГОСТу
  • Оформление статьи по ГОСТу
  • Оформление дипломной работы по ГОСТ 2021/2022
  • Оформление курсовой работы по ГОСТу
  • Оформление контрольной работы по ГОСТу

Узнайте цену услуг:

  • Цена ВКР
  • Цена дипломной работы
  • Цена диссертации
  • Цена контрольной работы
  • Цена курсовой работы
  • Цена практики
  • Цена реферата
  • Цена статьи
  • Цена эссе

Поможем с написанием:

  • Дипломная работа
  • ВКР
  • Практика
  • Курсовая работа
  • Реферат
  • Контрольная работа
  • Эссе
  • Решение задач
  • Презентация
  • Статья

Узнай цену работы

«Да забей ты на эти дипломы и экзамены!” (дворник Кузьмич)

Psychology.

ru — Вундт В. ЗАДАЧА ПСИХОЛОГИИ

Каталог книжной полки

Вундт В. Очерки психологии. М.: Московское книгоиздательство, 1912. С. 3-6.

1. Два определения понятия психологии преобладают в истории этой науки. Согласно одному, психология есть «наука о душе»: психические процессы трактуются как явления, из рассмотрения которых можно делать выводы о сущности лежащей в их основе метафизической душевной субстанции. Согласно другому, психология есть «наука внутреннего опыта». Согласно этому определению, психические процессы принадлежать особого рода опыту, который отличается прежде всего тем, что его предметы даны «самонаблюдению» или, как называют это последнее, в противоположность восприятию через внешние чувства, «внутреннему» чувству.

Однако ни одно из этих определений не удовлетворяет современной научной точки зрения. Первое, метафизические, определение соответствует тому состоянию, в котором психология находилась долее, чем другие области человеческого знания, но которое и для нее отошло теперь окончательно в прошлое, после того как она развилась в эмпирическую дисциплину, работающую своеобразными методами, и после того как «науки о духе» признаны были самостоятельною, противостоящею естественным наукам отраслью познания, требующею в качестве своей общей основы самостоятельной, не зависящей от метафизических теорий, психологии.

Второе, эмпирическое определение, видящее в психологии «науку внутреннего опыта», недостаточно потому, что оно может поддерживать то ошибочное мнение, будто бы этот внутренний опыт имеет дело с предметами, во всем отличными от предметов так называемого «внешнего опыта». Однако, с одной стороны, существуют действительно содержания опыта, которые, составляя предмет психологического исследования, не встречаются в тоже время среди объектов и процессов того опыта, изучением которого занимается естествознание; таковы наши чувства, аффекты, волевые решения. Но, с другой стороны, нет ни одного явления природы, которое с нисколько измененной точки зрения не могло бы быть предметом психологического исследования. Камень, растение, тон, солнечный луч составляют, как явления природы, предмет минералогии, ботаники, физики и т. д. Но поскольку эти явления природы суть в то же время представления в нас, они кроме того служат предметом психологии, которая стремится дат отчет в способе возникновения этих представлений и выяснить отношения их к другим представлениям, а также и к чувствам, движениям воли и другим, процессам, которые не относятся нами к свойствам внешних предметов.

«Внутреннего чувства», которое можно было бы противопоставлять, как орган психического восприятия, внешним чувствам – как органам естествознания, вообще не существует, следовательно, представления, свойства которых стремится исследовать психология, совершенно те же самые, от которых отправляется естествознание; а субъективные движения, которые оставляются без внимания при естественнонаучном рассмотрении вещей, чувства, аффекты, волевые акты, даны нам не через посредство особых органов восприятия, а связываются для нас непосредственно и нерасторжимо с представлениями, относимыми нами к внешним предметам.

2. Отсюда следует, что выражение внешний и внутренний опыт означает не различные предметы, а различные точки зрения, применяемые нами в рассмотрении и научной обработке единого самого по себе опыта. Эти точки зрения подсказываются нам тем, что каждый опыт расчленяется непосредственно на два фактора: на содержание, данное нам, и на способ нашего восприятия этого содержания.

Первый из этих факторов мы называем объектами опыта, второй – испытующим субъектом. Отсюда получаются два направления в обработке опыта. Первое – то, которому следует естествознание: естественные науки рассматривают объекты опыта в их свойствах, мыслимых независимо от субъекта. Второму направлению следует психология: она рассматривает совокупное содержание опыта в его отношениях к субъекту и в тех свойствах, которые ему приписываются непосредственно субъектом, поэтому естественнонаучная точка зрения, поскольку она возможна лишь благодаря отвлечению от субъективного фактора, содержащегося во всяком действительном опыте, может быть названа точкой зрения опосредствованного опыта, а психологическая точка зрения, которая снова устраняет это отвлечете и все, проистекающие отсюда, следствия, точкой зрения непосредственного опыта.

3. Возникающая таким образом задача психологии, как общей, координированной естествознанию и восполняющей ее эмпирической науки, находить свое подтверждение в способе рассмотрения всех наук о духе, основой которых служит психология. «Все эти науки, филология, история, учение о государстве и обществе, имеют своим содержанием непосредственный опыт, поскольку он определяется взаимодействием объектов и познающих и действующих субъектов. Поэтому ни одна из наук о духе не прибегает к помощи отвлечений и гипотетических вспомогательных понятий естествознания; объекты-представления и сопровождающие их субъективные движения почитаются в них непосредственною действительностью, и они стараются объяснять отдельные составные части этой действительности из их взаимной связи. Этот прием психологического истолкования, применяемый в отдельных науках о духе, должен быть, следовательно, также и приемом самой психологии.

3а. Так как естествознание исследует содержание опыта в отвлечении от испытующего субъекта, то обыкновенно его задача определяется также как «познание внешнего мира», причем под внешним миром разумеется совокупность данных нам в опыте объектов. Соответственно этому задача психологии определялась иногда как «самопознание субъекта». Однако это определение недостаточно» потому что, кроме свойств отдельного субъекта, к предмету психологии относятся также различные взаимодействия между ним и внешним миром и другими подобными субъектами. Кроме того, это выражение может быть легко истолковываемо в том смысле, как если бы внешний мир и субъект были отдельными составными частями опыта или по крайней мере могли бы быть разделяемы на независимые друг от друга содержания опыта; в действительности же внешний опыт всегда связан с функциям восприятия и познания субъекта, а внутренний опыт содержит в себе представление о внешнем мире, как свою неотъемлемую составную часть. И это взаимоотношение проистекает с необходимостью из того, что в действительности опыт не есть несвязанная сумма отдельных различных областей, а образует единое связное целое, предполагающее в каждой своей составной части как субъект, воспринимающий содержание опыта, так и объекты, даваемые субъекту; в качестве содержания опыта. Поэтому и естествознание не может отвлекаться от познающего субъекта, а лишь от тех его свойств, которые или отпадают, подобно чувствам, как скоро мы отбросим мысленно, субъект, или же, подобно качествам ощущений, должны быть относимые на счет субъекта на основании физического исследования. Напротив, психология имеет своим предметом совокупное содержание опыта в его непосредственных свойствах.

Таким образом, последнее основание для отделения естествознания от психологии и от наук о духе следует искать только в том, что всякий опыт содержит, в качестве составных факторов, объективно данное содержание опыта и испытующий субъект. Впрочем, мы не хотим, само собою разумеется, этим сказать, что это разграничение предполагает уже логическое определение обоих факторов. Такое определение возможно становится, очевидно, только на основании естественнонаучного и психологического исследования и ни в коем случае не может, следовательно, предшествовать ему. Предположение, общее естествознанию и психологи с самого начала, состоит в сопровождающем всякий опыт сознании, что в опыте даются объекты какому-нибудь субъекту, при чем однако не может быть и речи первоначально о познании условий, лежащих в основе этого различения, или о каких-нибудь определенных признаках, которыми один фактор мог бы отграничиваться от другого. Поэтому самые выражения объекта и субъект в этой связи представляют собою только позднейшее перенесение на ступень первоначального опыта различий, которые принадлежат уже логически развитой рефлексии.

Вследствие этого взаимоотношения естественнонаучное и психологическое истолкование опыта дополняют друг друга не только в той мере, поскольку первое имеет дело с объектами при возможно большем отвлечении их от субъекта, а второе учитывает участие субъекта в возникновении опыта, но и в том смысле, что оба толкования становятся на различную точку зрения в рассмотрении каждого отдельного содержания опыта. Естествознание стремится исследовать, каковы свойства объектов в отвлечении от субъекта, и поэтому даваемое им познание есть опосредствованное или познание в понятиях: вместо непосредственных объектов опыта естествознанию остаются содержания понятий, получаемые из этих объектов путем отвлечения от субъективных элементов наших представлений. Но это отвлечение требует в то же время известных гипотетических восполнений действительности. Именно, естественнонаучный анализ показывает, что многие составные части опыта, например содержание ощущений представляют собою субъективные действия объективных процессов, так что эти последние не могут содержаться в опыте в их независящих от субъекта свойствах. Поэтому естествознание стремится обыкновенно добыть эти элементы опыта путем гипотетических вспомогательных понятий, построенных относительно объективных свойств материи. Психология исследует, напротив, содержание опыта в полной его действительности, представления, относимые к объектам, вместе со всеми субъективными движениями, примыкающими к ним, и поэтому способ ее познания есть непосредственный или воззрительный: воззрительный в том более широком значений, которое получило это понятие в новейшей научной терминологии и согласно которому оно означает не только непосредственные содержания восприятий внешних чувств, особенно зрения, но всю конкретную действительность, в противоположность мыслимому отвлеченно и в понятиях. Связь содержаний опыта, как она дана действительно субъекту, может быть установлена психологией только в том случае, если она, с своей стороны, будет совершенно воздерживаться от этих отвлечении и гипотетических вспомогательных поняли естествознания. Если, следовательно, и естествознание и психология суть эмпирические науки, так как они имеют своей задачей объяснение опыта, – правда, с различных точек зрения, – то все-таки психология должна быть названа более строго эмпирической наукой в виду своеобразных особенностей, присущих ее задаче.

Эффекты Зейгарник и Овсянкина

Доктор Ханна Роуз

•   Время чтения: 6 минут.

Незавершенные задачи могут казаться непосильными, что приводит к прокрастинации и замедлению прогресса. С другой стороны, раздражение от наличия всех этих незавершенных задач в вашем списке дел может побудить вас заняться ими при следующей возможности. Эти противоречивые переживания обусловлены двумя эффектами: эффектом Зейгарник и эффектом Овсянкиной.

Продуктивное психологическое напряжение

В 1927 году психолог Блюма Зейгарник сообщил, что люди, как правило, лучше запоминают прерванные или незавершенные задачи, чем те, которые были завершены.

Зейгарник и ее руководитель, профессор Курт Левин, заметили, что официант их ресторана обладал исключительной памятью на то, что заказывали все за столом, несмотря на то, что никогда ничего не записывал.

Однако позже выяснилось, что он хранил информацию только до тех пор, пока не ушли все столы. После этого он практически не помнил клиентов, за каким столиком они сидели или что они заказывали.

После этой встречи Зейгарник провел серию экспериментов по взаимосвязи между задачами и памятью. Она пришла к выводу, что человеческая память способна различать задачи, которые были выполнены, и те, которые еще предстоит выполнить, и что мы склонны лучше запоминать незавершенные задачи. Это явление стало известно как эффект Зейгарник.

Согласно исследованию Зейгарник, незавершенная задача останется в нашей памяти, потому что мы знаем, что оставили ее незавершенной. Зейгарник объяснил, что каждое задание, которое мы начинаем, вызывает определенное психологическое напряжение.

Если на полпути выполнения задачи нас прерывает телефонный звонок или встреча, напряженность задачи остается заметной в нашем сознании. Это означает, что когда мы возвращаемся к нему, информация все еще присутствует. Таким образом, психологическое напряжение и наше воспоминание о соответствующей информации исчезнут только после того, как задача будет выполнена.

Одна из коллег Зейгарник, Мария Овсянкина, исследовала влияние перерывов на производительность. В 1928 г. Овсянкина обнаружила, что по сравнению с еще не начатой ​​задачей у людей возникает более сильное стремление завершить прерванные или незавершенные задания.

Эффект Овсянкиной описывает состояние, при котором невыполнение задания приводит к навязчивым мыслям, вызывающим сильное желание выполнить задание. Это означает, что начало проекта может усилить ваше желание закончить его, потому что откладывать и оставлять его незавершенным неприятно. Таким образом,

Овсянкина показала, что даже если вы знаете, что у вас нет времени сделать что-то сразу, все же стоит начать. Как только проект будет запущен, ваша приверженность его завершению возрастет.

Использование незавершенных задач в качестве инструмента повышения производительности

Поддерживая нашу кратковременную память и поощряя завершение деятельности, незавершенные задачи могут быть полезны в качестве инструмента повышения производительности. Однако это работает только в том случае, если вы не оставляете задачи висящими над вами слишком долго.

Например, эффект Зейгарник может подвергнуть нас «тирании должностей», описанной психотерапевтом Карен Хорни, в которой мы сравниваем, кто мы есть (реальное я), с тем, кем, по нашему мнению, мы должны быть (идеальное я). ). Если мы слишком долго оставляем задачи незавершенными, возникающие в результате размышления или тревога могут повлиять на нашу самооценку.

Эффект Овсянкиной может также привести к «квазипотребности», или потребности, которая не является существенной, но тем не менее привлекает наше внимание. Психологи Оливер Вайгельт и Кристин Сайрек обнаружили, что невыполнение заданий на выходных заставляет людей размышлять о незавершенных задачах, что приводит к трудностям при отключении от работы.

Исследователи обнаружили, что, потратив немного времени в выходные на выполнение задач или подготовку к следующей неделе, можно предотвратить размышления и стресс. Описывая это как «закрытие», они отметили, что вычеркивание задачи из списка облегчает людям возможность наслаждаться оставшимся свободным временем.

Хотя у незавершенных задач есть недостатки, их можно использовать для улучшения памяти и поощрения завершения задач. Следующие шаги помогут вам разработать стратегию использования незавершенных задач в ваших интересах:

  1. Начинайте, даже если не можете закончить. Может показаться более продуктивным подождать, пока у вас не будет достаточно времени, чтобы выполнить задачу полностью. Однако психология незавершенных дел подсказывает, что лучше начать работать над задачей, даже если вы не можете закончить ее за один раз. Однажды начав, вы почувствуете себя более склонным закончить работу при первой же возможности.
  2. Следуйте правилу десяти минут. Боритесь с прокрастинацией, убедив себя начать с правила десяти минут. Есть большая вероятность, что как только вы начнете, вы будете продолжать работать дольше десяти минут. И даже если вы этого не сделаете, объединенная сила эффекта Зейгарник и эффекта Овсянкиной повысит вероятность того, что вы закончите задание позже.
  3. Делайте перерывы. Перерывы помогают восстановить мотивацию, предотвратить усталость от принятия решений, укрепить воспоминания, повысить креативность и улучшить самочувствие. Кроме того, эффект Зейгарник показывает, что ваш мозг естественным образом сохраняет информацию, когда вы делаете регулярные перерывы, что повышает вашу продуктивность. А когда задача останется незавершенной, эффект Овсянкиной вернет вас назад, чтобы вы довели дело до конца.
  4. Критически оценивайте свои задачи. Если вы заметили, что, несмотря на применение этих стратегий, у вас все еще есть задачи, которые остаются незавершенными слишком долго, подумайте, являются ли эти задачи приоритетными. Используйте матрицу Эйзенхауэра или метод определения приоритетов MoSCoW, чтобы удалить или делегировать некоторые из этих задач.
  5. Практикуйте самосострадание. Обратной стороной эффектов Зейгарник и Овсянкиной является то, что незавершенная задача может вызвать стресс и тревогу через навязчивые мысли. Не корите себя, если у вас есть длинный список незавершенных задач. Вместо этого будьте добры к себе и практикуйте осознанность посредством ведения дневника, медитации и упражнений.

Эффекты Зейгарник и Овсянкина могут быть полезными инструментами повышения производительности. Вместо того, чтобы откладывать или оставлять задачи незавершенными, эти эффекты побуждают нас браться за незавершенные задачи.

Однако при неправильном управлении эти психологические явления могут привести к когнитивному диссонансу и навязчивым мыслям. Применяйте стратегический подход к своим незавершенным задачам и не забывайте практиковать уход за собой, чтобы вы могли максимально использовать эффекты Зейгарник и Овсянкина, не жертвуя своим психическим здоровьем.


Присоединяйтесь к 50 000 осознанных творцов!

Maker Mind — это еженедельный информационный бюллетень с научно обоснованными идеями о творчестве, осознанной продуктивности, лучшем мышлении и обучении на протяжении всей жизни.

Одно письмо в неделю, никакого спама. Ознакомьтесь с нашей Политикой конфиденциальности.

Двойная интерференция | Действие, контроль и обучение

Большая часть моих исследований так или иначе связана с ограничениями двухзадачности — снижением производительности, наблюдаемым, когда люди пытаются делать два дела одновременно. Ситуации двойной задачи становятся все более распространенными в современной жизни, как, например, люди используют мобильные телефоны или айподы, когда они ведут машину, разговаривают или пишут бумаги. Я считаю, что изучение взаимодействий между одновременно выполняемыми задачами дает мощный инструмент для изучения процессов и представлений, управляющих нашим поведением. Я рассматриваю свой общий подход как аналог физика элементарных частиц, изучающего результаты столкновений частиц, слишком малых, чтобы их можно было непосредственно наблюдать: исследуя взаимодействия между одновременно выполняемыми задачами, я пытаюсь исследовать структуру процессов выбора реакции. Паттерны затрат на двойное задание, которые я наблюдал в ряде исследований, не объясняются ни одной из существующих теорий выбора ответов и, следовательно, дают возможность выйти на новый теоретический уровень.

Отправной точкой этого направления исследований является изучение того, позволяет ли практика выполнять две задачи одновременно. Мы (Hazeltine, Teague, and Ivry, 2002) решили определить, можно ли объяснить отсутствие затрат на двойное задание моделями, предполагающими, что ответы выбирались последовательно, по очереди. Мы добавили короткий интервал между стимулами для двух задач и обнаружили, что после практики этот интервал влияет на время между двумя реакциями, но не на время реакции (т. е. на интервал между стимулом и реакцией). Таким образом, оказалось, что люди могли выбрать два ответа одновременно. Однако последующее исследование (Hazeltine, Ruthruff, & Remington, 2006) показало, что затраты на выполнение двух задач сильно зависят от конкретной комбинации задач. Когда задание, использующее слуховые стимулы и ручные реакции, сочеталось с заданием, использующим визуальные стимулы и голосовые ответы, затраты на двойное задание были устойчивыми на протяжении всего обучения. Напротив, затраты были практически исключены после обучения, когда задача, использующая слуховые стимулы и голосовые ответы, была сопряжена с задачей, использующей визуальные стимулы и ручные реакции. Разница в затратах на двойное задание была особенно поразительной, потому что стимулы и ответы были очень похожи для двух групп, а время реакции на одно задание было почти одинаковым.

Чтобы еще больше прояснить, как взаимосвязь между задачами взаимодействует с практикой для определения затрат на двойную задачу, мы в настоящее время проводим серию экспериментов, в которых мы систематически манипулируем тем, возникают ли стимулы для двух задач в одной и той же модальности и являются ли ответы происходят в одной и той же модальности. Результаты показывают, что полное устранение затрат на выполнение двух задач, о которых сообщали я и другие, происходит только при довольно узком наборе условий. Более того, результаты показывают, что на раннем этапе трудность задачи играет доминирующую роль в определении затрат на двойную задачу. Однако после нескольких практических занятий выяснилось, что совпадение пар стимул-реакция в двух задачах приводит к затратам на выполнение двух задач (Хазелтин, Рутрафф и Вифолл, в процессе подготовки).

Учитывая эти результаты, я предложил новую модель выбора ответа, в которой раннее и позднее выполнение на практике включает разные стратегии обработки (Hazeltine, Ruthruff, & Remington, 2006). Ранняя производительность контролируется в том смысле, что основные операции выполняются последовательно. Напротив, после практики центральные операции могут выполняться параллельно. Однако это не означает, что центральные операции для двух задач не взаимодействуют. Когда в двух задачах задействованы одинаковые центральные коды, могут возникнуть помехи между одновременно выполняемыми операциями, что приведет к постоянному снижению производительности.

Репрезентативные документы

  • Хазелтайн Э., Тиг Д. и Иври Р. Б. (2002). Одновременное выполнение двух задач показывает выбор параллельного ответа после практики.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *