Штирлиц — Есенин (Стратиевская) — Часть 01
Штирлиц — Есенин (Стратиевская)
Часть 1
1.Есенин — Штирлиц. Конфликт общим планом
Первое, что приходит в голову, когда речь заходит о конфликте этой диады — стереотип жестокого “человека — машины” — Штирлица, третирующего хрупкого и одухотворённого Есенина. Сразу перед глазами встаёт этакий бездушный “собственник” Сомс Форсайт, удушающий своим железным домостроем нежную и романтичную Ирэн (про которую читателю наверняка известно, что она вышла за замуж по расчёту, отказывала мужу в физической близости и имела любовника на стороне.)
Но давайте на время отвлечёмся от литературных персонажей и от того, как протекает этот конфликт в домах английских леди и джентльменов. Посмотрим, что происходит на нашей российской почве.
Здесь так же, как и в любой другой конфликтной диаде поначалу всё происходит мило и очаровательно. Хрупкий и нежный Есенин (кротостью и уступчивостью отдалённо напоминающий Достоевского) производит на Штирлица самое благоприятное впечатление: “Если бы вы видели лицо этого человека — это лицо ангела!”
Со своей стороны и Штирлиц Есенину кажется идеальным партнёром — сильный, мужественный, работящий, охотно предлагающий свою помощь и поддержку. А кому как не Есенину искать этой помощи? Ведь он, как никто, нуждается в защите и всю жизнь проводит в поисках надёжного и заботливого покровителя. (Иногда даже прямым текстом напрашивается в подопечные: «Да-а-а, некоторым хорошо, их опекают… А обо мне хоть бы кто позаботился!..»)
Выстраивая свои отношения, Есенин старается учитывать и выгодно использовать в своих интересах личные достоинства и социальные преимущества своего партнёра. Многое зависит и от самооценки Есенина, и от осознания выгод и преимуществ собственного положения в системе. Амбициозный ИЭИ, как и любой аристократ будет работать «на повышение» и искать себе партнёров, способных многое привнести в их совместные отношения, многим одарить, облагодетельствовать, что с особой благодарностью (на первых порах) принимается Есениным и всемерно им поощряется. Есенин с заниженной самооценкой довольствуется покровительством людей со скромными возможностями и скромным достатком: поощряет их готовность делиться последним, культивирует их склонность к самопожертвованию, заставляет их без отдыха и срока «работать на отдачу».
Очарование раннего этапа отношений подкрепляются прежде всего способностью Есенина красиво и романтично ухаживать за понравившейся ему женщиной, способностью создавать обстановку раскованного и беззаботного веселья. Есенин как никто способен расслабить человека — даже конфликтёра, — и особенно на раннем этапе отношений, когда они ещё носят лёгкий и непринуждённый характер.
Но Штирлиц как раз и принадлежит к тому типу людей, которые очень редко и особенно трудно расслабляются. Поэтому вся эта романтичная феерия, все эти сладчайшие «соловьиные трели» начинают пугать и настораживать Штирлица, поскольку они пожирают его время. (А время — это самый дорогой и самый дефицитный ресурс из всех, имеющихся у него в наличии.) Чувствуя, что Есенин попросту ворует у него время, Штирлиц начинает грубо прерывать Есенина, разрушая его воздушные замки и миражи, чем и вызывает бурный протест и недовольство своего конфликтёра, провоцируя его упрёки, переходящие в скандалы и истерики: “Какая ты грубая! Какая ты жестокая! Вот потому- то тебя никто и не любит!” Понятно, что и эта информация бальзам на душу Штирлица не проливает. Негативное отношение к себе, равно как и негативные отзывы Штирлиц воспринимает очень болезненно: аспект этики отношений — его суггестивная функция!
Есенин очень быстро подмечает эти и другие уязвимые точки Штирлица и, со свойственной ему как (инволютору) подсознательной склонностью к разрушению всего ненадёжного и непрочного, начинает на эти точки целенаправленно и деструктивно влиять.
(В бета — квадре достаточно хоть чем — нибудь «быть не таким как все» — в дом входить «не с того» двора, еду и одежду покупать «не в том» магазине, — чтобы тут же подвергнуться самой жестокой критике, самой грубой, циничной клевете и злословию со стороны бета — инволюторов — Есенина и Жукова. Есенин здесь будет «первым запевалой». В квадрах аристократов (а особенно в бета — квадре) опасно попадать в «неловкое положение», потому что оно всегда будет делать человека объектом информационных войн. А если к тому же он начнёт реально «отставать» или «сбиваться с курса» — это уже достаточное основание для того, чтобы оттеснить его, затоптать, рассматривая как досадную помеху на пути общества, которая непременно должна быть устранена.)
Пытаясь сравниться успехами и достижениями со Штирлицем, Есенин всемерно ослабляет и уязвляет Штирлица в личном мнении и во мнении общества (принижает по логике соотношений), занижает его заслуги и его самооценку, злословит по поводу каждой его неудачи (чаще вымышленной, чем реальной), что потом позволяет ему логически перевернуть ситуации с точностью до наоборот, активизироваться этим логическим «перевёртышем», уверовать в него и уже на этом основании жестоко критиковать Штирлица (по любому вымышленному поводу), оттеснять его «на обочину» (как «лишнее» и «слабое звено» в системе), вытеснять из общих планов и перспектив («за ненадобностью»), ссылаясь на него как на неудачн;;ика, которому «и так и так пропадать», потому что он всё равно уже «везде опоздал» и «всё упустил». (А чего не успел упустить, то у него из рук вырвут, выпросят или вытребуют, — было бы только желание и дальше его унижать и заставлять работать на отдачу).
В первую очередь это конечно же относится к проблематичному аспекту Штирлица — мобилизационной “интуиции времени” (-б.и.4). Есенин заставит Штирлица отставать по всем статьям, упускать всё и везде, даже если тот всеми силами попытается этому воспрепятствовать.
Есенин умеет поглощать и своё и чужое время, оттягивая его на собственные цели и удовольствия. У Есенина времени всегда столько, сколько ему нужно (а на взгляд постороннего — даже более чем достаточно) и его основная проблема — чем бы с пользой и выгодой для себя это время занять. У Штирлица лишнего времени не бывает, у него его никогда не хватает даже на самые необходимые дела (что является поводом для особо язвительной критики и насмешек Есенина, который часто говорит конфликтёру: «Как я ненавижу в тебе эту суету! У тебя даже руки дрожат, когда ты торопишься! Смотреть противно… Дела свои вовремя не заканчиваешь…»).
И кстати о делах: пока партнёры взаимодействуют на далёкой дистанции и каждый из них занимается своими делами, конфликт между ними не принимает особо обострённых форм, хотя напряжение уже возрастает: Есенину уже хочется проконтролировать Штирлица, войти к нему «в душу», в доверие, заставить его чаще вспоминать и чаще думать о себе, хочется узнать, каковы его успехи, чем и как он занимается, хочется перепоручить ему часть своих дел и забот.
Но основные проблемы и разочарования возникают, когда конфликтёры начинают жить вместе, когда происходит первое распределение их прав и обязанностей. (Когда у Есенина в первый раз возникает и проявляется нежелание брать на себя какую — то ответственность и обязательства. Одновременно с этим “включается” и “комплекс шестёрки” Есенина, и им начинает проводиться упорная и изнурительная борьба за доминирующее место в системе, за уступки, компромиссы и привилегии. В результате которой происходит так, что все права остаются у Есенина, а все обязанности переходят к Штирлицу. Есенин как изворотливый и манипулятивный “этик” подводит под свои правовые привилегии хитрую этическую подоплёку и сам начинает указывать Штирлицу на что тот имеет право, а на что — нет. А этикой отношений как суггестивным своим аспектом Штирлиц внушается, (хоть и понимает, что партнёр его дурит).
Выговорив себе исключительные права, Есенин всё же соглашается принять на себя и некоторые обязанности, (прекрасно зная, что через какое — то время Штирлиц и сам их у него отберёт.)
Почему? А потому, что всё, исключительно всё, что поручается Есенину выполняется им из рук вон плохо, в самый последний момент и с самыми большими потерями и убытками. И Штирлиц как человек, привыкший дорожить качеством выполняемой работы никак с таким положением дел смириться не может. Халатность и разгильдяйство Есенина действуют на него угнетающе, воспринимаются как подлость, предательство, как откровенная диверсия, как тягчайшее преступление, которое необходимо пресекать и за которое необходимо наказывать. Хуже нет, когда человек берётся за дело только для того, чтобы это дело испортить. И только за тем, чтобы ему это дело никогда больше не поручали.
Хотя, конечно, и к этому выводу Штирлиц приходит не сразу. Тому ещё предшествуют долгие уговоры, адресованные партнёру с просьбой выполнить то или иное поручение. На что Есенин обычно отвечает, что он до этого поручения ещё “не дозрел”, давая этим понять, что до этого дела не дозреет никогда — нечего даже и пытаться поручать ему это дело. Если партнёр всё же будет настаивать, он выполнит эту работу из рук вон плохо — так, чтобы партнёр миллион раз об этом пожалел. Да ещё и подставит партнёра под неприятности напоследок (в порядке мести и наказания), чтобы впредь своевременно прислушивался к деликатным намёкам Есенина, уважал его личное мнение и личное право на отказ от какой — бы то ни было работы (Есенин в партнёрские отношения приходит не для того, чтобы на партнёра пахать, в чём и старается убедить Штирлица (равно как и любого другого партнёра) всеми возможными и доступными ему методами.)
Кроме намеренных действий «не в лад не впопад», кроме заранее намеченных и спланированных злоумышлений, происходят ещё и многие другие досадные случайности, согласно которым всё, что ни делает Есенин, оказывается безнадёжно загубленным и испорченным. Всё, к чему прикасаются его руки, моментально превращается в хлам и в лом. (Как вспоминает одна милейшая дама: “Только въехали в новую квартиру, как он ту же на свежевыкрашенную дверь навесил каких — то дрянных крючков на липучках — меня не спросил! А на крючки повесил тяжеленные авоськи с продуктами. Крючки тут же и обвалились. Теперь вся дверь ободрана и никакого вида не имеет! Нужно заново краску подбирать и двери под цвет стен перекрашивать. А этой — какой расход и какая морока! Ну, как по — вашему, есть у человека соображение, или нет?!”)
Все эти деяния конфликтёра причиняют Штирлицу неимоверные страдания и доставляют нескончаемые неприятности. Штирлиц устаёт переделывать порученные Есенину дела, устаёт чинить (или обновлять) безнадёжно испорченные им вещи. У Штирлица на это нет времени и уже не остаётся сил. Но и это ещё далеко не все его беды. Каждую секунду, каждую минуту, каждый день партнёр- Есенин преподносит ему всё новые и новые сюрпризы: то его послали оплатить счета и он по дороге растратил (или потерял) все деньги, то его послали за покупками, но он опять же вернулся не с тем. ( “Мы готовились к переезду на дачу. Я его отправила его в ближайший универмаг купить новые матрасы и подушки. Он потратил все деньги на два шикарных купальных халата для себя… Объяснил это тем, что не мог решить, какая расцветка ему больше подойдёт. И решил купить халаты обеих расцветок (других не было), чтобы потом не жалеть о своём выборе.»)
Конечно, может сложиться впечатление, что Есенин чего — то недопонимает в порученном ему задании. Но ведь нельзя же, согласитесь, отправляя человека в магазин, чётко описывать ему не только то, что ему нужно купить, но и всё то, чего ему покупать ни в коем случае нельзя — это же никакой фантазии не хватит! Поди знай, на что ему захочется растратить деньги. И потом, ведь как это неприятно постоянно напоминать взрослому человеку, что оставшуюся от покупок сдачу нужно обязательно приносить домой, а не прятать у себя по карманам и не тратить на свои прихоти (Программный аспект инволюционной интуиции времени (-б.и.1) побуждает Есенина проводить смелые эксперименты со случайностями и возможностями, позволяет ему поддаваться, «делать уступку» своему искушению, позволяет ему забыть об ответственности перед партнёром, убеждая себя: «В этот раз я поступлю так, как мне хочется и посмотрю на результат, а дальше уже решу, как мне поступать: так, как поручено, или так, как мне выгодно и удобно.».). Поэтому , конечно же, дело здесь не столько в непрактичности Есенина, сколько в его предусмотрительности как «запасливого накопителя» — в его совершенно осознанном стремлении урвать для себя как можно больше материальных ценностей, как можно больше оттянуть на свою сторону ценных, важных и нужных вещей — то есть, здесь опять же действует всё тот же “комплекс шестёрки” — стремление “использовать” других, чтобы другие не “использовали” тебя.
И с этим комплексом Есенина Штирлицу приходится бороться постоянно. Он отлично видит, что Есенин от него постоянно что — то утаивает, перепрятывает и «заначивает» деньги. Есенин, как лисёнок, делает огромное количество тайничков и заначек по всему дому. ( Как вспоминает одна дама: “Как-то забегаю с работы и вижу: сидит на кровати и лакомится шоколадками. “Откуда?” — спрашиваю, — “Ведь в доме не было денег!” (я их от него давно прячу), — “Правда?” — отвечает, — “ А я не знал и нашёл!” — и тут же пояснил: “У меня заначка была”. И тут же добавил: “Но теперь её уже нет”.)
Но “заначки”, конечно же, есть всегда. И вот почему они появляются: предусмотрительный Есенин их готовит “про чёрный день”, «про запас», на случай долгого безденежья или безработицы (что при его кажущейся безалаберности и непрактичности представляет для него серьёзную проблему). И эти проблемы и перемены к худшему он, конечно же, предвидит и ждёт. Программная функция предусмотрительного Есенина — инволюционная интуиция времени (-б.и.1) включает в себя и предчувствие глобальных системных перемен и связанных с ними (опять же, системных) разрушений, и глобальных перестановок, перестроек (и связанных со всем этим неприятностей), сюда же входит и мнительность, и подозрительность, и склонность к интригам как способность эффективно поправить свои и ухудшить чужие дела самым эффективным и самым неприметным для себя способом. Поэтому маска беспечного простачка является для Есенина ещё и надёжным прикрытием его истинных намерений и целей: он всегда может сказать, что потерял выделенные ему деньги или какую — то другую ценную и нужную вещь — даже если она потом найдётся в самом неподходящем для неё месте. Рассеянность, — что ты с этим поделаешь?! Такой уж он человек!
Эта камуфляжная беспечность как раз и позволяет Есенину с самым невинным видом перекачивать ценности в свой карман. И Штирлиц всё это подмечает. Понимает, что его попросту обирают и обкрадывают, но поделать с этим ничего не может, потому что Есенин под свои действия подводит ошеломляющую Штирлица этическую подоплёку, на всё у него готов ответ: “Да, не приношу зарплату! Ну и что? Должен же я о себе позаботиться когда ты меня выгонишь?! Мне себе и квартиру, и мебель ещё надо купить…” — то есть открыто признаётся в планомерном оттоке материальных средств, проводимым им с далеко идущими целями и вполне определёнными намерениями.
Деликатные намёки на то, что он злоупотребляет чужим доверием и паразитирует на чужой собственности при этом успеха не имеют. В данном случае к его совести взывать бесполезно:“ Да, я — “альфонс”, ну и что?! И горжусь этим! Это не ты меня выбрала — это я тебя выбрал!” ( А значит: “и буду тебя использовать”). Таким образом, тайное присвоение материальных средств партнёра — опекуна является для Есенина удобным способом получения и накопления «отступных», необходимых ему как залог его будущего благополучия.(Конечно, в ракурсе такой позиции ни “альфонсом”, ни “паразитом” быть не унизительно, потому что всё это уже чистейшей воды эксплуатация.) Когда отток материальных средств наносит непоправимо большой урон бюджету партнёра — опекуна (такой, после которого тот уже не может восстановить прежнее своё материальное положение), а «отступных» средств в тайничках Есенина накапливается более, чем достаточно (уж, если выгребать, так всё!), Есенин считает нужным покинуть эту выработавшую себя и исчерпавшую свой возможностный потенциал «эко — систему».
Попытки (предусмотрительного) Штирлица разорвать эти опасные и неудобные для него отношения — тоже не всегда бывают удачны. И дело здесь не только в том, что Штирлиц как эмотивист — объективист и как человек четвёртой квадры (где доминирует аспект корпоративной этики) очень дорожит сложившимися партнёрскими отношениями — даже если они для него мучительны. И проблема не только в том, что здесь взаимодействуют два эмотивиста, манипулирующие этикой и не желающие разрывать ещё не изжившие себя этические связи — дело не в этом.
Даже если Штирлиц и “дозревает” до того, чтобы вышвырнуть своего “мучителя” за дверь, как не оправдавшего его надежды партнёра, его предусмотрительный конфликтёр- Есенин до определённого (им самим назначенного) срока не позволяет ему этого сделать, поскольку преследует совершенно определённые цели и строит определённые планы, которые не позволяет Штирлицу разрушать. А потому и предпринимает заранее целый ряд предупредительных мер, в которые входит и шантаж, и угрозы, и запугивание, и изнурительный психологический террор, которыми он держит Штирлица в определённой моральной зависимости, сковывает его деловую инициативу, не допускает к активным и решительным действиям.
В большинстве случаев эти меры носят этический и интуитивный характер.
Этическими мерами и творчески комбинируемыми методами эмоционального давления Есенин заставляет Штирлица изменить своё решение, если таковое уже назрело. Здесь всё идёт в ход: и изнурительные многочасовые скандалы, сменяющиеся затем кротостью, нежностью и лаской, и бурные, исступлённые истерики, сменяющиеся любовной идиллией. А когда уже наступает она, эта самая “идиллия”, Есенин старается вести себя так, чтобы Штирлиц сам не пожелал этой разлуки.
Что же до интуитивных мер, то здесь уже Есенин активно подавляет Штирлица, планомерно и целенаправленно занижая его самооценку. С изощрённым цинизмом он высказывает Штирлицу самые негативные мнения о нём самом (о Штирлице), включая в них всё, что только поддаётся обсуждению. Он постоянно говорит Штирлицу о том, как все плохо отзываются о его (Штирлица (!) работе и методах руководства, о том, какого все низкого мнения о его профессиональном и интеллектуальном уровне (про этический уровень нечего и говорить!), о том, как все на него обижены и сердиты, о том как много у него (Штирлица) врагов и как все эти враги на него набросятся едва только он (Есенин) — его преданный друг и защитник — от Штирлица уйдёт.
В речах Есенина (а точнее, в их психологической обработке — иначе это не назовёшь) Штирлиц видит всё, происходящее с ним, в каком- то диком и искажённом ракурсе, как в кривом зеркале.
Пример:
Женщина — Штирлиц в результате четырнадцатилетнего брака с конфликтёром впала в тяжелейшую депрессию и обратилась к психологу с просьбой разъяснить ей, действительно ли она уж такой плохой, бездарный, безнадёжно тупой и никчёмный человек, как ей об этом каждый день говорит её муж, или здесь имеют место какие — то другие причины? Она рассказывала о своей огромной и продуктивной работе в самых различных научных областях, рассказывала о восторженных отзывах, которые вызывала её работа у отечественных и зарубежных специалистов. Рассказывала, как по наущению мужа она часто меняла специальности, поскольку, наперекор всем отзывам, он постоянно внушал ей, что она — профан и никчёмная неудачница. Рассказывала, как постоянно повышала свою квалификацию для того, чтобы убедить своего мужа в обратном и вызвать к себе хоть какое — то его уважение. Рассказывала, как падала в обмороки от усталости и нервного истощения, потому что днём отрабатывала полную смену домашних и рабочих нагрузок, а ночью занималась самообразованием.
И вот когда психолог, выслушав эту грустную исповедь, высказал предположение, что, по видимому, супруг над ней просто- на просто издевается и, скорее всего, делает это из зависти и каких — то комплексов собственной неполноценности (по сути так оно и есть!) — это замечание женщина как будто не услышала, пропустила мимо ушей, задумалась о чём — то о своём, а потом спросила: “Знаете… он мне советует попробовать себя в литературе. Как вы думаете, у меня получится?”
Проблема Штирлица ещё и в том, что он, будучи ориентирован на милосердного и сострадательного (программного этика) Достоевского, не понимает того жестокого сарказма, посредством которого манипулирует им Есенин, не понимает, что тот над ним издевается. И это обстоятельство особенно забавляет его конфликтёра. Вот уж действительно, каким нужно быть тупицей, чтобы не понимать, что над тобой издеваются! Одно это его уже смешит и убеждает в интеллектуальной ограниченности его партнёра. Впрочем, и то, что суть этого издевается не улавливается Штирлицем — это тоже вполне закономерно: поскольку в данном случае велась слишком тонкая и снайперски точная психологическая игра. В данном случае Есенин “подшутил” именно над тем, что является одной из ведущих ценностей четвёртой квадры, над тем, что для Штирлица свято и незыблемо, над тем, что стимулирует и активизирует его профессиональную и творческую деятельность, наполняя его жизнь и существование смыслом — над творческой самореализацией его личности, над развитием его потенциальных возможностей. (У Штирлица аспект интуиции возможностей находится на позициях активационной функции (+ч.и.6) и является приоритетной ценностью диады и квадры, у Есенина — на позициях наблюдательной (+ч.и.7) и является вытесненный и презираемой ценностью в диаде и квадре. (В бета — квадре, где при определённых условиях пышным цветом расцветает посредственность, принято подтрунивать над слишком шустрыми умниками, вызывающих своими успехами чувство неполноценности у подавляющего большинства («таких как все») заурядных и ординарных людей.
Это объясняет и то, почему Штирлиц даже предположить не мог в действиях партнёра какого — либо подвоха! Да будь это человек хоть каких интеллектуальных качеств, хоть сам Леонардо да Винчи (тоже, кстати, Штирлиц), — даже он, после непродолжительного контакта с конфликтёром усомнился бы в собственных умственных способностях: разве можно подтрунивать над тем, что является величайшим достоянием человека — над интеллектуальным развитием его личности!
Не следует думать, что Есенин безнаказанно позволяет себе эти опасные игры из одной только любви к риску или из ненависти к конфликтёру. Есенин достаточно уверен в своих позициях. Никто не вышвырнет его из дома, пока он сам не будет готов из него уйти. (Это же касается и материальных отношений: не будем забывать, что накопление материальных ценностей и упрочнение материального положения — суггестия Есенина и программная установка его дуальной диады. Так что, к этому вопросу он относится очень серьёзно.
Даже покидая дом конфликтёра, Есенин не забывает и об оставленных им тайничках и “заначках”.
Лида. 37 лет, Штирлиц:
“Когда мы разъезжались с ним, у нас была договорённость, что он будет иногда приходить за своими вещами — письмами или книгами. Когда он уезжал, он сразу всего не смог или не успел захватить с собой. Эта договорённость была уступкой с моей стороны, но слишком долго ждать, пока он соберёт свои вещи и освободит от них мою квартиру, я тоже не могла. Мне это не удобно, у меня свои планы. Когда я сказала ему, что собираюсь поменять замки, он устроил мне настоящий скандал. Пригрозил, что если я это сделаю он их поломает, зальёт снаружи клеем, и я не смогу туда вставить ключ. Я очень не люблю когда портят мои вещи, а от него можно было всего ожидать, поэтому я решила, что это будет моей последней уступкой. Мы договорились, что сначала он заберёт всё своё имущество, а потом уже я поменяю замок. И вот, в течение нескольких лет он периодически заявлялся в мой дом и что — нибудь забирал. Прихватывал и своё, и чужое, а потом исчезал на какое -то время. Ключи ещё долго оставались у него, и из — за этого я не чувствовала себя защищённой в своём доме. Помню, я как — то пришла со своим новым другом домой. В квартире во всех комнатах горит свет, гремит музыка, на кухне открыт холодильник, а мой “бывший”, лежит в постели, курит и смотрит видео. Оказывается он захотел мне сделать приятный сюрприз и очень удивился, что я его приходу не обрадовалась. Мой новый друг обиделся и тут же ушёл, а я ещё долго разбиралась с этим… Потом был ещё один “сюрприз”, на этот раз последний. Получилось так: он меня долго уговаривал поменяться с ним журнальными столиками. Я сначала не соглашалась, но он меня так достал, что я всё — таки уступила. “Обмен” он тоже произвёл в моё отсутствие. Когда я пришла с работы, в комнате не оказалось ни журнального столика, ни большого обеденного стола. Мебель была передвинута и расставлена в комнате по — просторней. Я ему тут же перезвонила и потребовала объяснений. Он мне ничего не объяснил, но притворился обиженным и сказал примерно так: “Фу, какая ты грубая! Какая же ты дрянь! Ты никогда не ценишь того, что для тебя делают! У тебя в комнате и так было тесно! А теперь у тебя хорошо: просторно и уютно! Я и без столика расставил тебе всё красиво! Но ты никогда ничего не ценила! Ты — дрянь, и я не хочу с тобой разговаривать!” И бросил трубку. В эту минуту я готова была его убить — явился в мой дом, взял мои вещи!..”
— А что на это скажет Есенин?
— Примерно следующее:
«Ох, уж этот «собственник» — Штирлиц! — “Мой дом, мои вещи!..” — А человеческая душа его не интересует? А что переживает человек, который несколько лет делил с ним и стол, и кров, и постоянно чувствовал, что его не сегодня — завтра выгонят? А ему, Штирлицу, когда — нибудь хочется заглянуть в чужую душу, или ему интересно только свои серебряные ложечки пересчитывать, чтобы их у него не украли? А сокровенные тайны близкого ему человека его когда — нибудь интересовали?! У него даже времени не находилось их выслушать! Он даже не догадывался, как был несчастлив близкий ему человек, как он был одинок! (Тут Есенин может подпустить слезу в голосе.) А всё потому, что ему, Штирлицу, важнее всего его собственность! Его дом, его стены, его имущество! Да пропади оно пропадом это имущество! То ли дело Есенин: он может с себя последнюю рубашку снять — «ему для хорошего человека ничего не жаль»! (Так, по крайней мере, Есенин о себе говорит.) А эти вечные упрёки в непрофессионализме и некомпетентности! Можно подумать, что у Штирлица эрудиция безгранична! А это постоянное повышение квалификации, эта вечная работа Штирлица над собой! Это он специально, назло другим, так делает, чтобы казаться ещё умнее, и квалифицированней! Ну ладно, старайся, учись! Хочешь умнее всех быть? Не выйдет — есть кое — кто и похитрее тебя!..»
Первейшая хитрость Есенина — первейший способ “укрощения” Штирлица — это требование снисхождения и уступок (способ, используемый и Достоевским в ИТО дуализации). Есенин же интерпретирует его иначе: он берёт на себя роль “баловня семьи”, общего любимчика, которого нельзя обижать. Для этики отношений Жукова это было бы понятно и просто. Для Жукова удобна форма этических “табу” — маленьких и слабых нельзя обижать, сильных и здоровых (а главное, недружелюбных и опасных) — можно и нужно! У Штирлица этика отношений рассчитана на другие заповеди и первейшая из них: никто не имеет права спекулировать на своей слабости и играть на чужом великодушии. Привилегированных “ баловней” в семье (и в команде) быть не должно: каждому воздаётся по его делам, а не по его претензиям. Но Есенин (как авторитарный аристократ) с этим не соглашается.
(Тамара 36 лет, Штирлиц)
“Так получилось, что баловнем в нашей семье был муж. Сам он — выходец из бедной, необеспеченной семьи. И я подумала, что смогу да;;ть ему то, чего он недополучал в детстве. В своей семье он был приучен к труду. И вначале он мне показался очень деловым человеком. По крайней мере старался показаться мне таковым. Но когда мы поженились я была страшно разочарована. Это просто немыслимо, до какой степени у мужчины ни к чему не лежат руки! Всё валится из рук, за что ни возьмётся, всё ломается. Ни на одной работе он не задерживался… Мы решили начать с ним общее дело, стали заниматься бизнесом. И я опять была в шоке — как же он умудрялся всё запутать! И потом он так боялся взять на себя ответственность. Один раз я поручила ему уладить им же самим созданное недоразумение с подрядчиками, но он оказался и на это неспособен — выставил меня вперёд, сам спрятался за мою спину и говорит: “ Ну, вы тут пока разбирайтесь, а я пойду…” На него нельзя было полагаться ни в чём! А уж как я с ним нянчилась, как опекала!.. А ему приятно было сознавать, что с ним нянчатся. Бывало он так подойдёт ко мне и спросит: “А Вовочка — любимчик?” и сам себе отвечает: “ Любимчик!”. Детей мы так и не завели, он как будто боялся, что большая часть любви перейдёт к детям…
Теперь я понимаю, что сама себе создала этого монстра. Ведь стоило хоть в чём — то пойти против его воли, как он тут же закатывал истерику вплоть до того, что ложился на пол и бил ногами. Как он меня изводил этим!.. Простить себе не могу, что сама создала себе эту проблему!..”
Есенин умеет “бить” Штирлица по этике эмоций — этого у него не отнимешь. И если он видит, что какой — то приём позволяет ему без промаха “попадать в цель”, будет использовать его многократно. Штирлица этот приём потому изумляет, что Достоевский им пользуется крайне редко — редко закатывает истерики, но раз нащупав болевую точку, будет практиковать этот метод для достижения желаемого. (Болевыми приёмами пользуются и в отношениях дуальности, и в отношениях конфликта).
Но главное оружие Есенина (и главное его “преступление” в глазах Штирлица) — это то, что он оттягивает на себя слишком много времени. Тем, например, что по миллиону раз спрашивает и переспрашивает, прежде чем что — либо сделать (или вместо того, чтобы сделать), что для Штирлица ещё хуже: спрашивал обнадёживал, время тянул, на него понадеялись, а он не сделал.
Однако Штирлиц того не знает, что Есенин, который по сотне раз переспрашивает — это ещё идеальный Есенин (в дуальной диаде ему положено по многу раз переспрашивать — и Жуков доволен: партнёр под присмотром, и Есенин спокоен: ответственности меньше). Хуже, когда не спросясь Есенин делает что — то, а сделанного потом не исправить. Такое тоже случается. И расхлёбывать приходится Штирлицу. (Как и Жукову в дуальных ИТО. Но Жуков при этом сам себя винит — сам виноват: не объяснил! А Штирлиц винит Есенина: как он посмел не спросить!) Есенин винит Штирлица: если даёшь поручение, имей терпение всё объяснить.
А вот терпения на Есенина у Штирлица не хватает. И винит он в этом опять же Есенина — слишком уж долго, сумбурно и путано он подходит к работе, прежде чем приступить к ней или вникнуть в суть дела: ставит вопрос “не так” и не по существу, за дело берётся не с того конца. Штирлицу, соответственно, тоже приходится объяснять ему задание шиворот — навыворот — не с того конца и не по существу (как это обычно бывает у конфликтёров). Зато потом оба и пожинают результаты своего сотрудничества — оба друга винят и оба страдают.
Ну а дальше, как водится, конфликтёр — логик навязывает конфликтёру — этику комплекс вины, представляя его этаким “недотёпой — дураком — неудачником” (как это мы хорошо видим из предыдущего монолога). Конфликтёр — этик тоже не остаётся в долгу и навязывает партнёру — логику чувство вины, представляя его жестокосердным тираном и деспотом, с которым наверняка никто ужиться не сможет, который не способен любить и потому, разумеется, любви не достоин.
Есенин упрекает Штирлица в том, что тому не хватает времени понять его, посочувствовать, разобраться: “Вот ты всегда так: не разберёшься, накричишь, потом сама же жалеть будешь!”
А Штирлиц, мучимый угрызениями совести, слушает его и страдает:- он хорошо знает за собой эту черту: накричать сгоряча, а потом переживать, что опять сделал “что — то не так”.
Но все эти проблемы — мелочи, по сравнению с процессом координации совместных усилий и целей в этой диаде, а в отношениях конфликта он самый болезненный.
Мы уже говорили, что Есенин не стесняется использовать Штирлица в своих прагматичных целях, особенно, если это соответствует его (Есенина) стилю жизни, потребностям, способу существования и способу решения насущных проблем. И ничего унизительного для себя в этом Есенин не видит. Многое зависит от личного мнения и отношения к этому вопросу. Исходя из всё того же бета — квадрового комплекса «шестёрки», лучше подчинять себе, чем подчиняться другим. Есенин обидится (и совершенно справедливо!), если сказать ему, что он торгует своими чувствами и своей душой. Это неправда!
Душу Есенин по мелочам не разменивает и считает это величайшей заслугой перед собой и человечеством, а “жаждущим” и “страждущим” сбрасывает лишь “мизерные проценты”, тех душевных сокровищ, которые неизменно (и вполне заслуженно) составляют основной предмет его гордости (и высокой самооценки). Есенин любит и умеет устраивать людям праздник (ему самому это приятно), проводит огромную и энерго затратную творческую работу, и вполне естественно, ждёт ответного, заслуженного вознаграждения, о котором не считает за грех и напомнить (если память у людей коротка).
Прагматично настроенный Есенин может быть и откровенно расчётливым, и меркантильным: может как “пляжный “ плэйбой” или “гостиничный жиголо”. Может обхаживать одинокую, состоятельную даму, рассчитывая на материальное вознаграждение или на сколь — нибудь продолжительное “покровительство”.
Возможно, это и унизительный путь, но не для Есенина. Душой и мыслями он выше этого, а “проценты” от меняющегося им “по заказу” настроения он может выгодно пускать в оборот. (В биологии это свойство называется “инстинктивной программой поощрительного спаривания”. Оно заложено в природной, инстинктивной основе аспекта деловой логики (логики действий) и определяет мотивы многих поступков и действий, позволяющих выживать и успешно конкурировать, борясь за существование в трудных условиях.
Соответственно оба “инертных прагматика” — И Есенин, и Штирлиц (а у обоих аспект деловой логики находится в инертном блоке) придают огромное значение этому аспекту и от привычки считать целесообразными те или иные свои решения, поступки и действия отказаться не могут. А в результате у каждого из них складывается впечатление, что партнёр эксплуатирует его и использует, наживается за его счёт.
Для Есенина самое главное — не осознавать себя рабом, тогда не будешь и тем, на ком воду возят. (Потому он и претендует на место любимчика в семье: любимчика все любят, всё ему прощают, ничего не требуют от него и не спрашивают — как с ребёнка — что с него возьмёшь! Потому Есенин и удерживает для себя роль “инфанта” в социальной иерархии, что это традиционно удобный для него способ выживать и бороться за своё существование — разве можно его за это осуждать?!)
Исторически, эволюционно Есенин умеет быть хозяином своего господина. Он не хуже Максима может укрощать самых строптивых и «объезжать» самых неистовых, действуя (в большинстве случаев) терпеливо, ненавязчиво и умиротворённо, методом просьб и увещеваний. (И это его колоссальное достижение в искусстве “управления” Жуковым — равно как и в искусстве “смягчения” других “иерархов” второй квадры — и этому нам всем ещё надо у него поучиться!) На этом основан и его взаимовыгодный союз с Жуковым (который распадается, чуть только Жуков перестаёт должным образом оценивать услуги Есенина и перестаёт видеть в нём равного себе партнёра). На этом же основании Есенин пытается построить и свои отношения со Штирлицем. Но у Штирлица иерархия ценностей диаметрально противоположна иерархии ценностей Есенина, а с этим уже не может смириться Есенин.
Источник
Обсудить на Социофоруме
Новые статьи:
Старые статьи:
www.socionic.ru
Отношения Штирлиц — Есенин (Слинько)
Взаимодействие аспектовДеловая логика
Сенсорика ощущений
Интуиция времени
Этика отношений
Интуиция возможостей
Логика соотношений
Волевая сенсорика
Конфликтные интертипные отношения правильнее было бы называть противоположными, ибо партнеры, участвующие в этих отношениях, устроены противоположным образом буквально по каждой позиции. Поэтому любое из проявлений конфликтера (высказывание, действие) будоражит визави и порождает у него чувство протеста. Быть может, лишь <игрушечный> конфликтер, который фигурирует на киноили телеэкране, вызовет в основном положительные чувства; интерес; уважение — ведь при этом факт <неудобности> партнера, столь ощутимый в жизни, нивелируется.
Доминирующая функция одного конфликтера совпадает с самой болезненной зоной другого. Если партнеры не <чувствуют> друг друга и не испытывают друг к другу доброй воли, то это весьма напоминает такую ситуацию, когда двое приставили один другому ножи к горлу. Впрочем, именно взаимность этого положения содержит мощное сдерживающее начало. Конфликтеры, как правило, сразу ощущают обоюдную опасность, что служит хорошей предпосылкой приостановления конфликта. Почувствовав, что коса нашла на камень, лишь шупец станет продолжать косьбу.
Та часть личности одного из конфликтеров, в которой он <схватывает> ситуацию вполне адекватно и действует абсолютно уверенно, для второго представляет собой карточный домик, составленный из где-то услышанных или вычитанных утверждений. Понятно, что и в этой сфере партнеры противоположны и имеют все основания для недовольства друг другом.
Более или менее нейтральный резонанс затрагивает сферу, которая служит предметом запросов у одного из партнеров и одновременно является у второго сильной функцией, не избегающей самых рискованных ситуаций. Здесь кроется, хоть и небольшая, возможность положительного взаимодействия. Здесь также подтверждается противоположность организации партнеров, однако эта противоположность не столь антагонистична, как по резонансам, рассмотренным выше.
Относительно позитивную окрашенность имеет и взаимодействие по аспектам, которые у одного конфликтера представлены сильной функцией, выполняющей роль ограничителя отклонений, а у другого служат предлежащим критерием оценивания. Опять-таки имеем противоположность в определенном смысле, но в то же время противоположность относительно совместимую.
Нетрудно догадаться, что конфликтные интертипные отношения входят в группу отношений, однозначно непригодных для супружества.
<Конфликтные> пары живут из ряда вон плохо, и хотя временами устанавливается относительное спокойствие и партнерам начинает казаться, что они сумели <притереться> друг к другу, — это всего лишь затишье перед бурей, знаменующее назревание нового взрыва, который случается с неизбежностью восхода солнца — с новой силой и в самый неподходящий момент. Супруги в конфликтной паре взвинчены, невротизированы, озлоблены. И <притереться> им никогда не суждено.
В деловых отношениях часто представляется возможным и в любом случае — желательным ввести конфликтное взаимодействие в качество нейтрального, взаимно уважительного общения и конструктивного Сотрудничества по типу взаимного дополнения. Для достижения этого необходимо соблюсти два условия: сохранять достаточно большую дистанцию между партнерами, т.е, определенную степень отчуждения, и адекватно разделять обязанности в соответствии с объективными законами соционического менеджмента, изложенными в предыдущей главе.
mysocio.ru
Штирлиц — Есенин (Стратиевская) — Часть 07
Штирлиц — Есенин (Стратиевская)
Часть 7
16. Есенин — Штирлиц. Разрушение системы.
Будучи вытеснен из системы, предусмотрительный ИЭИ, Есенин, в отличие от других ТИМов, этой системе мстит, уничтожает её по принципу: «Не доставайся же ты никому!». Убеждает себя в том, что система, которая его отвергает (не принимает, не признаёт его, вытесняет его «за борт», или оттесняет на подчинённые позиции), его не достойна, а потому и не имеет права на существование. «Система сама виновата в том, что не оценила по достоинству его возможности и его потенциал. А раз так, пусть сама и убеждается в обратном, на своём собственном горьком опыте». (Это не он недостоин системы, это система не достойна его.)
Отсюда и мнительность, и мстительность и подозрительность. И неистощимая изобретательность в плетении интриг и ведении информационных войн.
Отсюда все скандалы и упрёки Есенина в адрес тех, кто его вытесняет, удерживает на подчинённых позициях или второстепенных ролях. И выпады и претензии к разочаровавшему его «партнёру: «Ты меня за «шестёрку» держишь… Ты меня зомбируешь!.. Я из — за тебя всё потерял. Забыл всё, что знал, всё, что умел, всё, что мог! Все мои неудачи из — за тебя. С тобой я наживаю одни неприятности… С тобой я наживаю себе врагов…»
Когда нападки Есенина становятся наиболее злобными и опасными, а ущерб, причиняемый им — наиболее ощутимым, Штирлиц переходит к откровенно враждебным действиям. Запас его терпения истощается, и он выставляет Есенина за дверь вместе с его пожитками, давая этим понять, что за дальнейшую его судьбу не отвечает. Есенин, ощущая себя в этой ситуации маленьким, слабым и беспомощным, но потом, после нескольких неудачных попыток умилостивить и умиротворить конфликтёра, берёт совершенно противоположный курс. Не стесняясь в средствах и выражениях он начинает отчаянно сопротивляться, защищая свою честь и достоинство, своё место и положение в системе. Но и Штирлиц, ввязавшись в драку, уже не отступает: изгоняет Есенина из своего дома, из своей семьи, из своей жизни, не останавливаясь ни перед чем. О последствиях он в этот момент думает меньше всего (равно как и об успехе своего мероприятие), Обезопасить себя, обезоружить и нейтрализовать конфликтёра — вот его главная задача, с которой Штирлиц (не в пример профессору Преображенскому) далеко не всегда может успешно справиться.
— Что хочет Есенин? Чего он ждёт от партнёра?
— Доброта, признание, уважение, любовь, понимание — вот то, что он ищет и желает найти в каждом из партнёров, независимо от своих личных заслуг и личного вклада в свои партнёрские отношения. А в отношениях с прагматичным и деловым своим конфликтёром — Штирлицем он находит только «замещение вакансии» на должность «спутника жизни». О непреходящей нежности, искреннем и пылком чувстве, о неувядающих эмоциях в партнёрстве со Штирлицем он может только мечтать. Мечтатель и романтик Есенин в каждом партнёрстве ищет «Вечную Весну» и «Вечную, Непреходящую Любовь». А в ИТО конфликта у деспотичного (когда разозлится) и требовательного Штирлица он вместо ожидаемой «вечной любви» рискует получить «вечную каторгу». (Такую, например, какую он получает в ИТО ревизии, став заложником непомерных требований и запросов его ревизора Джека, проявляющего себя с ним беспощадным и деспотичным эксплуататором его сил, его (Есенина) воли, уступчивости и доброго расположения.)
Как истинный бета — квадрал (и как любой уважающий себя человек) Есенин не переносит, жестокой эксплуатации, порабощения, угнетения, но предвидит все эти меры и методы, когда эко — система, обустроенная его партнёром перестаёт быть избыточной, становится недостаточной, испытывающей дефицит необходимых ресурсов и средств. Тогда Есенин предвидит и понимает, что ему в этой системе уготована роль того, за чей счёт будут восполнять дефицит ресурсов — он будет тем, кого сейчас (или в ближайшее время) начнут эксплуатировать, угнетать, принуждать к работе на том простом основании, что физически он слабее Штирлица, не такой сильный, не такой выносливый, как он. Не способен дать «притеснителю» достойный отпор и т.д. «Известное дело: сильному всегда хочется угнетать слабого!..» А попадать в положение слабого, который «сам виноват в своей слабости», Есенин не хочет: кому охота быть тем, на ком воду возят?
В партнёрстве со Штирлицем он не чувствует себя в безопасности, устаёт от понуканий: «Пойди сделай то, другое, пятое… десятое…», ощущает себя крайним в упряжке — тем, на кого постоянно опускается хлыст «хозяина», но мечтает выбраться из этой неволи и быть тем, кто сам запрягает и сам погоняет деспотичного своего конфликтёра. И это ему удаётся: время и терпение делают своё дело. Из конфликтных отношений, как и из любого партнёрства, Есенин выходит с определённым моральным и материальным выигрышем, с определённым преимуществом для себя.
— Что помогает Есенину преодолеть все эти испытания?
— Его оптимизм и всё та же программа «вечной весны», «вечной молодости», «вечной надежды», которую образует для него программная интуиция времени в сочетании с творческим аспектом этики эмоций (- б.и.1 / +ч.э.2) создаёт дополнительные стимулы и представляется программой «пробуждения чувств и желаний», программой «пробуждения и возрождения надежд» при благоприятных условиях (где — то там в далёком будущем). Но, по крайней мере, ради этих надежд стоит жить, стоит терпеть и ждать, определённым образом влияя на планы и настроения своего партнёра. (Само по себе ничего не получится: всё надо добывать, ко всему прилагать усилия)
Аспект интуиции времени выступает здесь и как позитивный аспект, и как инволюционная программа сохранения сил и ресурсов во времени (-б.и1) с последующим их возрождением к жизни посредством пробуждения чувств (+ч.э.2).
Пробуждение чувств к жизни и есть сама жизнь (и есть начало всех начал), пробуждение способности любить и есть любовь, заключающая в себе способность зарождения и возрождения жизни, — способность любить, жить и радоваться жизни и есть «вечная весна» — жизнь, возрождающаяся после зимней спячки, — вечный энергетический стимул, вечный двигатель всего живого.
Как инволютор — интуит, творческий эмоциональный этик — субъективист Есенин верит в «вечную весну», в пробуждение души для новых чувств и впечатлений просто потому, что эта программа живёт в нём.
Пробуждение души для новых надежд и новой радости не исключает и новых страданий и разочарований, которые следуют за всем этим.
Как предусмотрительный — квестим — позитивист Есенин старается отделять позитивную составляющую этой программы от негативной, оставляя радости и очарование любви себе и своему партнёру, а страдания и разочарования отставляет в сторону (выносит за скобки, вытесняет на второстепенный план), отодвигает их от себя подальше во времени, «оставляет на потом», надеясь, что потом их как — нибудь удастся избежать.
17.Есенин — Штирлиц. Взаимодействие двух квестимов — аристократов — динамиков — эмотивистов
Эмоционального однообразия Есенин не признаёт (динамик). Информационного застоя не допускает. Старается обновлять свои впечатления, ощущения.
Штирлиц — тоже динамик. Ему тоже необходима смена впечатлений, перемена мест. Он тоже любит путешествовать, отдыхать с комфортом, знакомиться, встречаться с интересными людьми. И это свойство в нём Есенину очень нравится. Особенно, когда удаётся выходить с партнёршей — Штирлицем на светские рауты, посещать вставки, ходить на премьеры. Но чтобы не чувствовать себя «тенью» своего партнёра, чтобы не позволять ему относиться к себе как к заурядному «сопровождающему лицу», Есенин, выходя в свет, часто работает по своей самостоятельной программе: заводит новые и перспективные знакомства, закрепляет отношения с нужными, полезными ему людьми. Мнение партнёрши, её настроение и отношение ко всему этому демонстративно игнорирует. Может сделать вид, что вообще её не замечает: повернётся к ней спиной и будет увлечённо беседовать с кем — то другим так, словно никого вокруг не существует. (Для него это тоже метод борьбы за место в системе: он здесь не «прихвостень», «не мальчик по сопровождение», а частное лицо, имеет равные права со всеми (-б.л.6), поэтому ни угождать, ни подчиняться ей не собирается. Для пущей убедительности он может испортить ей настроение всплеском эмоций и раздражения по любому, спонтанно выбранному им поводу. Это могут быть резкие выпады и замечания, которые он сделает ей в грубой форме, в присутствии посторонних. Это может быть «болезненный разбор полётов», которым он будет терроризировать её, когда они останутся наедине, извечное придирки и упрёки: «На того косо посмотрела, этому многозначительно улыбнулась…Как ты себя сегодня вела! Мне за тебя было стыдно!». Кроме того, что это удар по программному аспекту Штирлица — деловой логике, логике фактов, логике поступка (оказывается он не умеет себя вести!), это ещё и унизительное вытеснение на подчинённые позиции. Действуя таким образом, Есенин «по умолчанию» берёт на себя функции контролёра, поднимается до уровня ментора, разговаривает свысока, раздражённым, поучительным тоном. То есть, переходит уже на другой иерархический уровень, в другой ранг: спонтанно, по факту своих нравоучений навязывает соконтактнику отношения соподчинения, оставляя за собой доминирующие позиции.
Естественно, Штирлиц с этим смириться не может. Возникает конфликт в ходе которого Есенину напоминают, что он здесь «величина переменная»: «Не нравится, уходи! Тебя здесь никто не держит!». А это уже прямое вытеснение из системы, которого Есенин допустить не может. Вот тут — то и начинаются основные эмоциональные залпы, по сравнению с которыми всё предыдущее (иногда даже спровоцированное самим Есениным) было только тихой — мирной прелюдией Каждый эмоциональный заряд этого «залпа» приправлен изрядной долей лексического или информационного «яда», каждое слово ранит и травмирует. Каждая фраза шокирует своим глубочайшим цинизмом. Каждая такая сцена врезается в память и потом ещё много раз с чудовищными подробностями воспроизводится, всплывает ужасающим, кошмарным воспоминанием.
Колоссальными неприятностями оборачивается для Штирлица каждый такой «выход в свет». Но и заменить себя кем — то другим (оставить себя «сидеть дома за печкой» во время всех этих раутов) Есенин Штирлицу тоже позволить не может. Он никому не позволит обращаться с собой как с приживалкой или как с домашним питомцем, которого оставляют сидеть дома в ожидании хозяина. (Хотя иногда и разыгрывает роль «домашнего любимчика» — «белого — пушистого» домашнего питомца. Иногда даже дразнит этим, недвусмысленно намекая на своё положение, и спекулирует его преимуществами (которые почему — то отслеживает только он один).
Так, например, один молодой человек (ИЭИ, Есенин) — временный гражданский муж одной солидной дамы, пребывая в игривом настроении, иногда, словно в насмешку, пел одну из любимых им в раннем детстве песенок:
«Я пушистый, беленький котёнок,
Не ловил ни разу я мышей.
И где бы я ни появился,
Где бы ни остановился,
Слышу от больших и малышей:
«Кис- кис- кис!».
Меня везде ласкают то и дело,
И накормить конфетами хотят…»
Эту песню его партнёрша воспринимала как «программную». И очень на него за это сердилась. Ей казалось, что он набивает себе цену, намекая, что в качестве «любимого котёнка» он везде и всегда (или ещё довольно долго) будет востребован.)
— А Есенину обязательно нужно дразнить Штирлица?..
— Как любому динамику — квестиму, Есенину нужно найти способ обновить впечатления и сменить настроение. Иногда он использует для этой цели любой, спонтанно выбранный повод. (А за неимением реального предлога, может сгодиться и вымышленный.)
Для той же смены впечатлений Есенину время от времени приходится выправлять и умиротворять ситуацию. Переводя отношения в позитивное русло, он периодически пытается сгладить конфликт (нельзя же всё время враждовать: повоевали и хватит!). Меняет гнев на милость и первым приходит к партнёру, стараясь загладить свою вину перед ним видимостью искреннего огорчения и раскаяния. Если партнёр (а тем более конфликтёр) его прощает, через день — другой происходит всё то же самое: новый выход в свет, новый конфуз в присутствии посторонних, новая ссора и новая склока, с новым выплеском и новой разрядкой эмоций.
Периодичность регулярного выхода в свет Есенин безошибочно определяет по программной своей интуиции времени. Держит руку на пульсе светской, деловой и культурной жизни своего партнёра. Следит за событиями, собирает (прибирает к рукам) присланные ему приглашения, буклеты и визитки. Некоторые из них он использует (или предполагает в дальнейшем использовать) в собственных интересах и целях. Следит за почтой. О приглашениях на праздники и званные вечера узнаёт раньше других. Хорошие или плохие новости, касающиеся его партнёра, тоже узнаёт в числе первых. Может манипулировать планами и настроением своего партнёра, подбрасывая ему перед началом важного мероприятия (по своему усмотрению) хорошие или плохие вести. (Если рассматривает своего партнёра как конкурента (или просто завидует ему, его успехам, его быстрому продвижению по службе) может сорвать ему таким образом очень важную, деловую встречу (чаще, именно ту, на которую его партнёр рассчитывает больше всего) и поломать ему планы на будущее. Может заставить (или уговорить) партнёра отказаться от некоторых второстепенных деловых проектов ради одного (на котором нужно сосредоточить все свои силы), зато потом, впоследствии уже этот, единственный деловой проект сорвёт с такой лёгкостью, с какой мог бы перерезать одну — единственную тонкую ниточку.
Перед началом культурных и развлекательный мероприятий Есенин старается с партнёром не ссориться. Идёт на уступки, в споре не возражает, позволяет партнёру настаивать на своём. Иногда только искоса поглядывает на него, как будто затаивает на него обиду и предполагает сравнять счёт при первом же удобном случае. Но для этого опять же нужно выждать и подгадать момент, когда партнёр будет менее всего готов к удару, когда он будет весел, расслаблен и уязвим. Когда окружённый вниманием и уважением сослуживцев будет приятно проводить время на каком — либо дежурном мероприятии, тогда он (Есенин) и найдёт способ излить накопившееся раздражение.
Пример:
Сергей, 28 лет, ИЭИ, человек без определённых занятий, гражданский муж и постоянный спутник одной представительной дамы (доктора наук, заведующей кафедрой в одном престижном ВУЗе) сопровождал её в качестве «ассистента» на конференции, которая проходила в течении нескольких дней в одном респектабельном пансионате. Все эти несколько дней он очень неплохо проводил время, пока его спутница выступала на заседаниях со своими речами и докладами. Но накануне закрытия конференции, за ужином, после особо успешного её доклада, слыша со всех сторон восторженные отзывы о её выступлении, он вдруг взорвался и накричал на её коллег: » Вы идиоты! Вы все дураки! Вы даже не представляете, как она вас всех ненавидит. Она презирает вас, она смеётся над вами! Говорит, что вы ничего собой не представляете…» Его спутница была в шоке:
— Это неправда! — кричала она. — Что ты несёшь?! Не слушайте его!..
— Да, Таня, да! — уцепился за свою версию Сергей, давая понять, что отступать не намерен. — Помнишь, ты сама говорила, что они ничего не понимают в своём деле. Просто списывают один у другого…
Все так и ахнули! Побросали вилки на тарелки. Перестали есть, с ужасом уставились на неё.
— Не слушайте его! Это неправда! — кричала она.
— Да, Таня, да! Это правда! Ты их не уважаешь! — продолжал разоблачать он её. — Ты и работу свою ненавидишь. Помнишь, ты мне сама говорила, что давно бы ушла с кафедры…
— Это всё ложь! Я ничего этого не говорила! — кричал она, но её уже никто не слушал. С ней уже «всё было кончено». Присутствующие расходились. Кое — кто пересаживался за соседние столики.
С превеликим трудом и только благодаря личным заслугам ей удалось замять эту историю. Но Сергей на этом не успокоился. На какое — то время он притих. Был чрезвычайно уступчив, робок и заботлив. Поглядывал на неё с выражением искренней нежности и раскаяния. Прощения не просил, но давал понять, что желает искупить свою вину. И как — то само собой получилось, что она позволила ему в качестве ассистента снова сопровождать её во время очередной выездной сессии, которая проходила в одном из южных городов, расположенных на горном склоне. Пока она читала лекции в университете, он ездил повсюду на арендованной ими машине, смотрел город, обозревал окрестности. Накануне отъезда, после одной особо удачной лекции (на которой он лично присутствовал) он предложил ей сходить в ресторан, а потом поехать и посмотреть при свете луны на один заброшенный монастырь, находившийся в окрестностях города. Она хотела сначала посмотреть монастырь, а потом уже идти в ресторан. Но он упорно настаивал на своём: на монастырь надо обязательно смотреть при свете луны: «Знаешь, как это будет красиво! Пойдём, посмотришь! Вот увидишь, это будет очень красиво: ночь, луна, звёзды и весь такой серебристый, освещённый луной монастырь!..».
Понимая, что программу уже не изменить, она уступила.
Монастырь оказался высокой, бесконечно длинной стеной, обложенной снаружи грудой камней. Местность была абсолютно безлюдная, ночь тёмная. Где — то там светила луна и виднелись горы. Еле — еле она выбралась из груды развалин, сбив ноги в кровь, поломав каблуки. Они сели в машину, и он предложил ей вернуться в город коротким путём. Она согласилась, и тут он начал осуществлять свою месть: в темноте повёз её по горному серпантину, поминутно отключая фары на две — три минуты. Она визжала от страха, вопила от ужаса. А он — наоборот, пришёл в хорошее расположение духа, шутил, посмеивался и вёл себя так, словно все эти манипуляции с фарами от него не зависят. То и дело говорил: «Ой, погасло!.. Погоди, сейчас включу… Ой, опять погасло… Сейчас, сейчас включу, не бойся… Ой, опять погасло…». Только потом она поняла, что, видимо, этот путь был им хорошо изучен: он включал фары перед очередным поворотом и потом сразу же их выключал. А затем уже интуитивно угадывал, когда их включить в следующий раз. Так продолжалось минут десять — пятнадцать. Потом уже, сопоставив маршрут и длину трассы, она поняла, что он ездил по одному и тому же серпантину вверх — вниз несколько раз, пока не наигрался…
— В чём причина такой жестокости? Чем вызваны эти действия?
— Причина прежде всего в том, что Есенин (как интроверт — субъективист — аристократ) испытывает психологический дискомфорт из- за неопределённости своего места в системе.
Когда он чувствует, что двусмысленность его положения уже начинает раздражать окружающих и даёт повод для пересудов, насмешек, когда его слишком часто начинают расспрашивать о его месте в системе отношений (кто он, кому и кем приходится), когда он предчувствует, что эти вопросы ему уже скоро начнут задавать, когда он уже читает их на лицах или в глазах окружающих, но при этом ни менять, ни перестраивать свои отношения не хочет, — не хочет брать на себя никаких других обязательств, кроме тех, мнимых, по которым он может считаться кем угодно и ни за что не отвечать, — сама ситуация (эта двойственность положения) начинает раздражать его всё больше и больше.
Есенина может раздражать терпимость партнёра к этой сложной, двусмысленной ситуации (возникает ощущение, что партнёр хочет его переиграть по интуиции времени: тянет время, пользуясь преимуществами (определённостью, устроенностью, материальной обеспеченностью) своего положения.
Если иррациональная, размытая, форма его отношений с партнёром (которую он сам когда — то ему навязал) становится для Есенина слишком обременительной в социальном и психологическом плане, если она угнетает, разочаровывает его, сковывает его инициативу и свободу действий, настраивает против него окружающих, выстраивается на невыгодных для него условиях, не решает его проблем, не приближает к намеченной цели, не открывает перед ним новых возможностей и перспектив, но при этом угрожает его репутации и вызывает много сплетен и пересудов), у него будет накапливаться раздражение и страх неопределённости своего положения. Ощущение будет такое, словно он живёт на вулкане и каждую минуту должен быть готов оправдываться перед чужими и посторонними ему людьми, которые просто попытаются поинтересоваться официальной стороной его отношений («А где ваша жена? А почему вы не вместе? А вы расписаны?»). Естественно, во всех бедах он будет винить своего партнёра. Начнёт перестраивать свои отношения с ещё большей выгодой для себя, потребует ещё больших полномочий, будет добиваться равенства прав, официального признания (и закрепления) своего статуса. Но потом и эта сторона отношений становится для него обременительной: по своим делам и поступкам он ей не соответствует. И значит разоблачения он будет бояться ещё больше.
— И что он делает?
— Переносит удар на партнёра: начинает разоблачать его. Выставляет его в самом неприглядном свете: искажает факты (защищая интересы удобной ему системы отношений, пытаясь приспособить её для себя и сохранить в ней доминирующие позиции), списывает на партнёра свою неуспешность, обвиняет его во всех своих неудачах (это партнёр всё так плохо устроил в его жизни), а заодно и рассказывает о «кознях» партнёра в отношении окружающих, чтоб им тоже в стороне не стоять.
Эта простейшая логическая манипуляция — «операция -перевёртыш» с переменой знаков с «плюса» на «минус» (при которой плохое превращается в хорошее и наоборот) — активизирует Есенина по аспекту логики соотношений (-б.л.6), позволяет ему «перетряхнуть» («сбросить») прежний свой негативный результат (аннулировать свою прежнюю неуспешность) и начать строить свои отношения с партнёром заново, с чистого листа.
— Это то же самое, что исправить единицу на четвёрку в школьном журнале…
— …Да ещё при этом свалить вину на учителя. Одновременно с этим он сам себе создаёт иллюзию изменения ситуации к лучшему, в которую сам первый и верит. (А почему бы и не поверить? — эмоционально он ситуацию уже разрядил, от фальши и двусмысленности её «очистил»; всё, что на душе накопилось, высказал, до партнёра уже докричался: партнёр теперь уже в курсе всех его проблем). Так что, теперь только и можно надеяться на лучшее, — жить и радоваться жизни.
Необходимость разрядить обстановку, позволяет ему (Есенину) устроить партнёру этакую «грозу», после которой легче дышится.
В частном, бытовом порядке из этих эмоциональных встрясок Есенин извлекает определённую выгоду: ведь без ссор не было бы и примирений (как без расставаний не было бы встреч). Долгожданное примирение после жестокой и продолжительной ссоры воспринимается как маленький праздник после тоскливых будней, или как ясный, солнечный день после бури. А в праздник принято дарить подарки (как минимум, давать обещания и выполнять их). Во время таких праздников по случаю примирения (которые он и старается обставлять очень празднично: становится кротким, покладистым (играет на контрастах настроений), Есенин создаёт у партнёра благодушное, располагающее к щедрости настроение, предлагает пойти развлечься, приятно провести время…) и получает от партнёра всё то, о чём хотел попросить его раньше, но не решался (не было удобного случая, не назрела необходимость и т.д.). Посредством таких эмоциональных манипуляций Есенин может заставить партнёра создать ещё более удобные, ещё более выгодные для него (Есенина) условия. Требуя от партнёра одну уступку за другой, Есенин тактически вытесняет партнёра на подчинённые позиции и удерживает в этом унизительном, подчинённом положении довольно долго. (Что иногда производит странное впечатление, когда в подчинении у Есенина оказывается сильный, волевой, влиятельный человек)
— А если партнёр не догадается создать ему ещё более благоприятные условия? Если даже те условия, которые он уже создал, Есенину неудобны и обременительны?
— Тогда устраивается новая «буря в стакане воды», проходит новая череда ссор и скандалов (особо болезненно воспринимаемых партнёрами — объективистам), если и после этого Есенин не достигает желаемого, тогда всё накопившееся раздражение бурным, эмоциональным потоком выплёскивается на партнёра в самом неподходящем для этого месте: происходят публичные обвинения, при которых всю неловкость собственного неопределённого положения Есенин списывает на него.
В системных отношениях бета — квадры важно не то, кем ты являешься на самом деле (логика фактов там вытесненный аспект), важно то, кем ты представляешь себя в глазах общества (логика систем доминирует). После этих публичных обвинений у Есенина возникает иллюзия, что в глазах общества он уже себя обелил: таким яростным «разоблачениям» трудно не поверить. Жертвой его обличения при этом становится другой человек, он и будет оправдываться перед обществом. Главное в этой истории — не считать себя виноватым и уметь переносить свою вину на чужую голову (всё по тому же, принятому во второй квадре принципу: «умри ты сегодня, а я ещё поживу» — перенёс удар на неповинную голову, зато сам уцелел). «Не пойман — не вор», и значит оправдываться ни перед кем и ни в чём не должен. Главное — не оказаться виноватым и не чувствовать за собой вины в этой ситуации. А для этого нужно убедить всех (и в первую очередь самого себя) в своей невиновности, нужно ПОВЕРИТЬ в свою невиновность и в чужую вину. У Есенина это получается творчески и спонтанно: по аспектам этики эмоций (+ч.э.2) и активационной и инертной логики соотношений (-б.л.6).
Программа «логических перевёртышей», защищающая интересы системы и системных отношений любыми способами — одна из доминирующих в инертном блоке модели Есенина (-б.л.6). Активизирует его на борьбу и на защиту его приоритетов, его доминирующего места в системе. И опять же исходит из «системы запретов и ограничений», заложенной в его «зоне страха» (+ч.л.4), относительно которой структурируются многие программы в инертном блоке. У предусмотрительного Есенина эти запреты и ограничения сводится к аспекту логики действий (+ч.л.4): нельзя совершать те поступки, которые навлекли бы на него беду. Аспект деловой логики — вытесненная ценность (контр — ценность его интуитивной программы) становится средоточием всех проблем: что ни сделаешь, всё плохо; лучше вообще ничего не делать. Что само по себе уже считается ошибкой: ведь за безделье с него строжайше взыскивают. Эту ошибку и приходится исправлять приоритетному аспекту в модели Есенина, его доминирующей ценности — активационному аспекту логики соотношений (-б.л.6). С помощью этого аспекта, посредством обвинений и самооправданий (посредством искажения фактов в угоду заданной логической схеме «он плохой, я хороший») Есенин борется за доминирующее (и привилегированное) место в системе: пытается снять с себя подозрение и перенести на других, смещает акценты в цепочке причинно — следственной связи, пытается сгладить логические противоречия своих версий, пытается выгородить себя, чтобы избежать неприятностей, не вызвать пересудов и кривотолков.
— Чем ещё характерна эта ситуация?
— Весь негатив, который Есенин выплёскивает в этих «разоблачениях», с точностью до наоборот соответствует истинному положению вещей. Поменяйте в них знак «минус» на знак «плюс», и Вы получите точное представление о том, что происходило и происходит между партнёрами на самом деле.
— То есть, на самом деле опороченная им партнёрша не очерняла свих коллег, их уважала, и работу свою любила, и относилась к ней добросовестно…
— Именно. Единственной её ошибкой (слабой точкой в её работе) скорее всего было то, что она позволила своему гражданскому мужу представляться в её официальных кругах «ассистентом». В конечном счёте, её уступка обернулась против неё.
Источник
Обсудить на Социофоруме
Новые статьи:
Старые статьи:
www.socionic.ru
Штирлиц — Есенин (Стратиевская) — Часть 06
Штирлиц — Есенин (Стратиевская)
Часть 6
13.Есенин. Оперативные меры и методы в конфликтных отношениях («На войне как на войне»)
— К чему сводятся оперативные меры Есенина в конфликтных ИТО? Чем конкретно он досаждает Штирлицу?
— Завидуя творческим и деловым успехам Штирлица, его выносливости, работоспособности и организованности, а так же ощущая себя непричастным к результатам этих успешных трудов, чувствуя, что плоды успеха партнёра проходят мимо него, Есенин может предпринять определённые действия и приложить некоторые усилия к тому, чтобы результаты этой творческой деятельности были не такими успешными, а сама деятельность не такой продуктивной. Только при таких условиях собственная неуспешность Есенина (и разница между его скромными заслугами и выдающимися успехами Штирлица) не будет его так глубоко травмировать и угнетать.
Используя мнимые слухи (которые впоследствии распускаются им и работают как реальные и реально усложняют Штирлицу положение дел), Есенин сбивает Штирлица с делового настроя, стараясь шокировать его этими новостями: «А про тебя говорят, что ты уже своё отработал, исчерпал свой потенциал!» — сообщает он Штирлицу с нагловатой усмешкой и наблюдает за произведённым эффектом. Если впечатление кажется Есенину недостаточно сильным, он может вывалить Штирлицу ещё целый ворох таких же грязных сплетен, из которых одна хуже другой: «А вот такой — то… (далее следуют имя и фамилия) сказал, что он тебя ненавидит. А такой — то сказал, что никогда с тобой работать не будет… И контракта с тобой ни одного не подпишет, он тебе не доверяет…» — выпалив всё это, Есенин опять с нагловатой ухмылкой вглядывается партнёру в глаза, ожидая увидеть в них нечто такое, что убедит его в правильности выбранного способа террора
Штирлицу такое поведение кажется странным и возмутительным. В своих деловых качествах (как в сфере врождённого профессионализма) он уверен настолько, что может не верить всей этой клевете. Но в силу того, что всё это самым вызывающим образом сообщается ему его ближайшим партнёром (которому уделяется много сил, внимания, средств и времени), то и само поведение партнёра воспринимается предательство, как удар в спину, как наглый, мерзкий, возмутительный и чудовищно оскорбительный поступок.
Посредством таких (или очень похожих) выпадов Есенин терроризирует Штирлица, завидуя его успехам. Играя на квадровом комплексе Штирлица, — «комплексе связанных крыльев», который угадывается им интуитивно, Есенин терроризирует Штирлица мрачными прогнозами по болезненному для него аспекту интуиции времени (-б.и.4), «бьёт его по крыльям», по перспективам, по будущим планам, БЬЁТ ПО ПОТЕНЦИАЛУ!
Одновременно с этим Есенин угнетает активационную функцию Штирлица интуицию потенциальных возможностей (+ч.и.6). — наносит удар по приоритетной ценности, доминирующей в квадрах рассуждающих. Удар по потенциалу в квадрах рассуждающих считается преступлением и воспринимается как террор (чем он по сути и является).
Играя на программном негативизме Штирлица (+ч.л.1), Есенин этими репликами обостряет отношения Штирлица с окружающими, усиливает его обиду на каких — то конкретных лиц. Играет на мнительности Штирлица, на его совестливости (-б.э.5), усиливает негатив, усугубляет общий негативный настрой (+ч.э.3), играет на его негативизме.
Пообещав многое и не предоставив ничего, Есенин «обнесёт» Штирлица очередным и заслуженным успехом, очень кстати и вовремя заставив его споткнуться на ровном месте и провалить игру именно на своём поле. (Что потом позволит говорить о нём как об исчерпавшем свой потенциал «плохом специалисте», необязательном человеке и неудачнике, которому уже ничего нельзя поручать: любую работу провалит).
По своей активационной логике соотношений (-б.л.6) Есенин очень хорошо понимает одну простую и мудрую истину: «хорошую репутацию можно непоправимо испортить даже маленьким проступком, а плохую репутацию можно резко выправить даже самой маленькой, но вовремя и к месту оказанной услугой (подобно тому, как на сухом дереве зелёный лист выглядит ярче, чем на молодом, плодоносящем).
Есенин понимает, что иногда просто выгодно казаться безответственным лентяем, но при этом к месту и вовремя оказывать нужному и важному человеку очень важные и нужные услуги: благодарностей будет больше (услуга будет восприниматься как приятная неожиданность, как подарок и как чудо), откроются новые возможности и перспективы, будут предоставлены большие полномочия. Пользуясь этой закономерностью, любая посредственность может «обойти по кривой» деятельного и работоспособного человека, чтобы потом им же им же с новых высот и руководить.
Посредством таких обходных манёров Есенин заставляет более успешного партнёра растерять часть своих преимуществ (заслуг становится меньше, ошибок и недоработок больше) и этим сглаживает разность потенциалов между собой и Штирлицем по всем аспектам их инертного блока- по аспектам логики соотношений , деловой логике, интуиции возможностей и интуиции времени (набор которых у обоих конфликтёров одинаковый).
По всем показателям «отставания» (по показателям «бездеятельности», «безалаберности», «безынициативности» и неуспешности) Есенин благодаря таким логическим подтасовкам может уравнять Штирлица с самим собой (чтобы не было завидно и обидно), а уравняв, удерживает его в этом состоянии: «затормаживает», «замораживает во времени», «погружает в спячку», после чего уже активизируется своими новыми преимуществами по логике соотношений (-б.л.) начинает его догонять и обгонять. Если напрямую догнать не получается, обходит его «по кривой», используя собственные накопленные или наработанные в партнёрстве с ним системные отношения и связи. После чего опять «бьёт» его по потенциалу: приводит негативные отзывы о качестве работы Штирлица, о его успехах и карьерном росте, высказывает «мнение окружающих», и констатирует его как «общеизвестный факт».
Присваивая себе часть успеха Штирлица, Есенин может подсидеть его, захватить параллельную, или вышестоящую должность. Пользуясь преимуществами нового положения, может поломать Штирлицу карьеру, разрушить какие — то сложившиеся его деловые связи. («На войне как на войне») Может похлопотать о том, чтобы Штирлицу не предоставили требуемых кредитов, не выделяли нужных субсидий (такие примеры есть).
Одновременно с этим Есенин будет эмоционально угнетать Штирлица, сбивая с рабочего и делового настроя будет влиять на его планы, на его работоспособность. Привнося в жизнь Штирлица лишнюю суету, маяту, разрушение, запустение, хаос и беспорядок, Есенин, своим нытьём, «охами», «вздохами», собственной неловкостью и безалаберностью усугубляет этот хаос и беспорядок, превращая мелкую бытовую неприятность в крупную (а подчас и неразрешимую) бытовую проблему.
— С чем это связано?
— Есенин нарушает нормальную, естественную жизнедеятельность Штирлица, выбивает его из нормального и естественного делового режима. Заряжает и заражает Штирлица ЛЕНЬЮ, СКУКОЙ, БЕЗДЕЙСТВИЕМ, — разрушает его (Штирлица) работу по программному аспекту деловой логики (+ч.л.1), нарушает естественную и нормальную деятельность программной функции (а значит и разрушает функциональную деятельность ТИМа), нивелирует ценности программного аспекта Штирлица и навязывает свои антагонистичные его ТИМу ценности, разрушительные и неприемлемые для него.
Транслируя Штирлицу те ощущения, которые сам испытывает при мысли о предстоящей работе, Есенин угнетает (понижает) деловую активность Штирлица и удерживает его в этом положении сколь угодно долго (усыпляя и успокаивая его изречениями типа: «Если хочешь поработать, ляг, поспи и всё пройдёт»). Всё это он может «резонно» высказать и своими словами: «Если накопилось так много дел, что не знаешь, за какое из них раньше взяться, успокойся и ничего не делай, подожди до завтра. Возможно завтра необходимость делать половину этих дел отпадёт. А послезавтра отпадёт необходимость делать другую половину дел. А там глядишь, все дела за тебя уже кто — то сделал.!» Следуя этой рекомендации, Штирлиц (в партнёрстве с Есениным) убеждается, что при таком методе ведения дел проблемы только накапливаются: Есенин не из тех, кто выполняет за партнёра его работу, он и свою- то работу за себя не выполняет. Но при этом продолжает насаждать в доме партнёра хаос и беспорядок, играя на его любопытстве к такого рода «чудесам» и убеждая его всякий раз повременить с выполнением той или иной работы: «Подожди до завтра: вот увидишь, завтра уже не понадобиться делать эту работу!..» — «Да кто же её сделает?!» — удивляется Штирлиц. — «А вот подожди до завтра, увидишь…» — успокаивает (и интригует) его Есенин. А назавтра звонит раздражённый заказчик, спрашивает выполнена ли работа. Узнав что не выполнена, успокаивает: «Можете не спешить. Мы её уже поручили другому.» Есенин торжествует: он оказался прав. «Вот видишь, я же говорил, что не нужно делать эту работу! Вот она и не понадобилась!» (А о том, что он поработал координатором — накануне кому — то звонил, с кем — то пошептался, кого- то к кому — то направил, а Штирлица просто удержал в бездействии, убеждая не выполнять ту работу, которую он с помощью каких — то своих связей предполагал отдать другому (в порядке доброй услуги, личных будущих выгод и личных настоящих и будущих «взаимозачётов»), — об этом Есенин конечно умалчивает. Он просто убеждает Штирлица в том, что был прав (был «умнее и прозорливее его»), когда уговаривал отдохнуть и побездельничать накануне: «…А так, — представь: ты бы сделал эту работу, а она бы оказалась не нужна. Хорошо, что ты меня послушал и отдохнул, а такую работу мы всегда найдём…». Потом выясняется, что такую работу они уже не найдут и не получат. Он, Штирлиц не получит эту работу, зарекомендовав себя хотя бы один раз безответственным человеком. Зато Есенин эту работу получит и в компаньоны возьмёт себе кого — нибудь другого, но не Штирлица. Хотя выполнять её по старой дружбе и памяти придётся именно Штирлицу: как надёжный, добросовестный и высококвалифицированный работник, временно оказавшийся на мели, он за пол цены (или вообще бесплатно) выполнит и эту работу, и многую другую, — лишь бы только не выпадать из системы, из своей профессиональной среды, не терять квалификацию.
Пользуясь неопределённостью положения Штирлица и его неуверенностью в завтрашнем дне, Есенин может заставить его зависнуть в «безвременье» на сколь угодно долгий срок, и воспользуется этим его отставанием для того, чтобы самому обогнать его, захватить преимущественные (ключевые) позиции, вытеснить его из дела, перехватить у него его работу, изменить его планы, сорвать какое — то важное предприятие. Может взять на себя функции его руководителя и предложить ему работу на невыгодных условиях («за спасибо», или «ради рекламы», чтобы только о нём не забыли). Его нишу он теперь уже занимать будет прочно и никогда никому не уступит (если только сам не пожелает изменить свои планы).
Понижая деловую активность своего партнёра, обнадёживая и успокаивая его одновременно, сковывая его инициативу и усыпляя его бдительность всякого рода увещеваниями («Не стоит беспокоиться, всё само собой устроится»), Есенин может запросто его «обойти его на вираже», вытеснить из системы, перехватить у него власть и самому занять его место.
— Такие случаи были?
— Известен исторический пример такого обходного манёвра: именно этим нехитрым способом в 249 году н.э. знатный римский патриций и полководец Деций (ИЭИ, Есенин), близкий друг правившего в ту пору императора Филиппа, захватил власть, стал узурпатором и лично «сместил» своего друга — императора с занимаемой должности. Всё началось с того, что у Филиппа возникли проблемы с легионами, стоящими на приграничных провинциях. Легионы подняли мятеж и провозгласили императором одного из своих предводителей. Филипп не на шутку встревожился и поделился тревогой со своим другом Децием. Деций посоветовал ему не беспокоиться, никаких действий не предпринимать и предоставить событиям развиваться естественным ходом: «Пусть всё идёт, как идёт. Не надо ничего делать. Вот увидишь, всё уладиться само собой.» Император успокоился и вернулся к своим привычным делам — к пирам и забавам, а Деций отправился усмирять мятежников. Выслал вперёд доверенных своих людей, которые распустили нужные ему слухи (рассказали о военных заслугах Деция, о его влиянии в этом регионе, преувеличили число легионов, которые он с собой ведёт), мятежники поверили этим слухам и решили изменить свои планы. Они устроили заговор против своего предводителя, казнили его и его ближайших сообщников, а затем провозгласили императором Деция и встретили его с подобающими почестями. Деций почести принял, императором себя признал и отправился в Рим отбирать власть у своего бывшего друга, императора Филиппа. В этот раз Филипп не стал ждать, пока ситуация «уладится сама собой «, он собрал несколько легионов и выступил навстречу мятежникам. Сразился с ними, был побеждён и погиб. Власть в Риме перешла к Децию. В 249 году он стал императором, в 251 погиб во Фракии в сражениях с готами. За этот короткий период своего правления, он сумел так запустить и развалить положение дел в империи, так умудрился повернуть время вспять, вернулся к таким ужасающим формам архаичных языческих культов, что после его смерти в сознании римлян произошли кардинальные перемены: насаждаемое прежде язычество стало восприниматься ими как не оправдавшее их доверие верование: в эпоху правления Деция боги были глухи к молитвам римлян и не оберегали их от катаклизмов и катастроф. Пример Деция оказался заразительным для других полководцев, которые впоследствии точно так же стали провозглашать себя императорами и восставать против Рима, отрывая от него и превращая в самостоятельные государства те провинции, которые призваны были защищать. В результате наметилась чёткая тенденция к децентрализации власти, которая со временем и стала причиной распада могущественной прежде империи.
— Вот уж, никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь…
— С инволюционными (реконструктивными) программами это происходит довольно часто. И именно с аспектом инволюционной интуиции времени (-б.и.): какой — то кризис он усугубит, какую — то непрочную систему разрушит, а там уже на месте, освобождённом от прежних строений, посредством новых доминирующих эволюционных программ восстанавливается лучшее из того, что когда — то удалось сохранить и отстраивается заново в лучшем, надёжном, благополучном и долговременном варианте.
14.Есенин. Работа с планами
«Лучшая победа — это та, при которой расстраиваются
и планы, и дружеские союзы противника.»
(Старинная китайская поговорка)
Есенин умеет работать с планами (своими и чужими). Для него это самая обычная, естественная и привычная работа по программному аспекту «далёкой» интуиции времени (-б.и.1) — интуиции глобальных перемен.
Есенин умеет добывать информацию, касающуюся чужих планов на будущее, умеет пользоваться этой информацией в своих интересах, умеет разрушать их и перекрывать, особенно, если на карту поставлена его успешная профессиональная карьера, его престиж и его авторитет.
Загонную охоту или информационную войну против человека, пытающегося разрушить его планы, Есенин тоже может очень успешно провести. Просчитает далеко вперёд все возможные ходы «противника», подстережёт его, где нужно и перекроет ему возможность перехода на «другой уровень». С лёгкостью разрушит его планы на будущее, особенно, если они заранее ему известны.
Пример:
Милейшая женщина ИЭИ, Есенин, преподавательница музыки по классу фортепиано одной из ленинградских музыкальных школ, заполучив себе талантливого ученика (ИЛЭ, Дон-Кихота), но не добившись от него желаемых успехов, стала терроризировать придирками, упрёками и попрёками его, и его родителей. Узнав, что родители собираются передать ученика другому (пожилому, опытному) педагогу (СЭИ, Дюма), она стала настраивать против этого педагога (Дюма) других педагогов школы. На отчётном концерте, проходившем в конце года мальчик показал хорошие результаты. При том, что фактически учился полгода, а не год, он играл не хуже других учеников этого педагога, но его первая учительница (ИЭИ, Есенин), будучи членом экзаменационной комиссии, поставила ему и другим ученикам низкие оценки. Педагога уволили, учеников отчислили. Родители мальчика попытались оставить в той же школе, но перевести на другую специальность (ребёнок очень любил петь, и им не хотелось упускать возможность дать ему музыкальное образование). Но не тут — то было: учительница — ИЭИ настроила против него и администрацию, и других учителей школы. Никто не хотел принимать его в свой класс. Когда родители попытались устроить ребёнка в другую музыкальную школу (того же района), выяснилось, что у его первой учительницы -ИЭИ и там «всё схвачено»: об этом мальчике уже были предупреждены. И даже при том, что ребёнок блестяще прошёл вступительные экзамены (год обучения в музыкальной школе не пропал даром), его там уже «ждали» и заранее были готовы ему отказать. После экзамена вызвали в класс его маму и напрямую спросили: «Ваш мальчик обучался в такой — то школе, у такой — то преподавательницы?» — «Да.» — был ответ. «Ну, тогда мы про него всё знаем и на обучение его не возьмём!»
Как потом выяснилось, ребёнок разозлил свою первую учительницу тем, что откровенно скучал на её уроках, потому и результаты обучения были скромными. Когда же он показал хорошие результаты у другого преподавателя, учительница ИЭИ испугалась, что сравнение с новыми успехами будет не в её пользу (а своей репутацией лучшего учителя школы она дорожила), поэтому сделала всё возможное, чтобы заставить администрацию отчислить ученика (ИЛЭ) и уволить его преподавательницу (СЭИ). Она предусмотрела все возможные планы и действия родителей ученика, восстанавливала против них администрацию других школ и не успокаивалась до тех пор, пока они не расстались с мыслью дать мальчику приличное музыкальное образование. Сделала всё, от неё зависящее, чтобы пути ему были перекрыты: даже в капеллу, в хор мальчиков его не приняли.
15. Есенин. Захват чужого времени как работа по программному аспекту
Захват и перехват времени (временных ресурсов, запасов, и всего, что ими накоплено) — для Есенина такое же обычное дело, как для его дуала Жукова захват и перехват власти со всеми накопленными ею материальными ресурсами и ценностями. «Шансы ваши станут наши» — цели и позиция, значимая для обоих.
И хотя цели для захвата чужого времени, с точки зрения Есенина, могут быть очень значимыми, а методы вполне невинными, последствия для партнёра (у которого Есенин этот отрезок времени отхватил) могут быть непредсказуемыми, опасными и чреватыми неприятностями.
Особенно остро и болезненно реагирует, отслеживая этот момент, конфликтёр Есенина Штирлиц, у которого аспект интуиции времени попадает на мобилизационную функцию (на позицию «зоны страха»: — б.и.4), а осознание того, что он хотя бы несколько минут был объектом чьих — то манипуляций (как марионетка дёргался в чьих — то руках), его глубоко травмирует, («бьёт» по программному аспекту логики действий), приводит в шок и повергает в ужас. Особенно, если эти манипуляции подвергали риску жизнь дорогого ему человека и имели негативные последствия для него и его близких.
Пример:
Одна милейшая дама (ЛСЭ, Штирлиц) возвращалась вечером домой, вместе с ребёнком (мальчиком восьми лет). В автобусе встретила свою знакомую (ИЭИ, Есенина), тихую, скромную незамужнюю девушку 28 лет. Очень мило поговорила с ней. Вместе они направились к выходу из автобуса, вышли на одной остановке. ЛСЭ, Штирлиц взяла мальчика за руку и уже собралась было идти домой… Не прошла она и двух шагов и ещё не успели отойти от автобуса, как вдруг эта милая девушка (ИЭИ, Есенин) вцепилась ей в рукав, начала тянуть за собой и быстро так приговаривать: «Подожди — подожди, не уходи!.. Подожди, не уходи! Ну пожалуйста, подожди, не уходи!..» Штирлиц с удивлением смотрит на неё, ничего не понимает и просит объяснить своё поведение. А та ничего не объясняет, жмётся, смущается, охает, ахает, вздыхает пожимает плечами, изображает растерянность и отчаяние. Вид у неё такой, словно она хочет попросить о каком — то очень важном для неё одолжении, но всё никак не решается. «Да в чём дело?!» — допытывается Штирлиц. Тут её ребёнок, которого она держала за руку, стал капризничать и вырываться: захотел поскорее вернуться домой. Штирлиц попыталась высвободиться от цепкой хватки своей знакомой (Есенина), но та продолжала её крепко удерживать, лицо её по — прежнему выражало отчаяние, а сама она чуть ли не со слезами на глазах продолжала упрашивать: «Подожди, не уходи, очень тебя прошу! Не уходи!..». Они ещё какое — то время стоят на остановке, ребёнок тянет эту даму в одну сторону, девица в другую. Наконец ребёнок вырывается из её рук и убегает в темноту. Штирлиц только успевает крикнуть ему вслед: «Жди меня у подъезда!..». (Их дом был неподалёку, в двух минутах ходьбы). Потом обернулась к девушке, пытаясь высвободиться, но та её крепко удерживала и всё упрашивала: «Погоди, не уходи!.. Ах!.. Ну как ты не понимаешь!.. Ох!.. » Штирлиц ничего не понимала в том, что происходит, просила её объяснить своё поведение, порывалась уйти… Но та так ничего ей и не объясняла, продолжала удерживать, охать, ахать, вздыхать, восклицала: «Ну как ты не понимаешь!..» Со стороны это выглядело совершенно ужасно: Штирлиц отпихивала её, отталкивала, вырывалась, но та её не отпускала: протащилась за ней пару шагов, потом зацепилась за что — то и продолжала удерживать, упрашивая остаться. Все эти вариации на тему: «Не уходи, побудь со мной!» продолжались минут пятнадцать. Но Штирлицу они показались целой вечностью. Наконец, так же внезапно, как вцепилась, эта девушка резко её от себя отпустила. Обижено вскинула голову, взмахнула рукой и направилась к своему дому. Штирлиц, проклиная себя за уступчивость и глупое любопытство, побежала догонять сына. Ребёнка возле подъезда не было. В подъезде его тоже не было. Она искала его по всем этажам, искала на детской площадке и во дворе. Ребёнка нигде не было. Она остановилась, пытаясь собраться с мыслями, подумала, что он может быть сидит и ждёт её где — нибудь у соседей. Растерянно оглянулась по сторонам и наконец — то его увидела. К счастью для неё, он довольно быстро вернулся домой, хотя она уже боялась предположить самое худшее. Она подбежала к нему, взглянула на него и поняла, что произошло что — то страшное: ребёнок стоял весь мокрый, с головы до ног перепачканный грязью, всё время плакал и был чем — то ужасно напуган. Выяснилось, что он пошёл домой кратчайшим путём через строительную площадку (хотя делать это ему было категорически запрещено!). Площадка была плохо освещена, земля после дождя была влажная и сырая, ребёнок поскользнулся и упал в какую — то недавно вырытую яму. Яма была не очень глубокой, но значительно выше его роста. На стройке уже никого не было. Он кричал, но его никто не услышал. Он собственными силами попытался выбраться из этой ямы, но соскальзывал и падал вниз, снова выбирался и снова падал. Каким — то чудом ему удалось, наконец, зацепиться за что — то и он выкарабкался наверх. Пришёл домой весь перепуганный, зарёванный, перепачканный грязью, мокрый насквозь (он там ещё в какую — то лужу свалился). ЛСЭ, Штирлиц была в ужасе от всего случившегося: в этой истории она винила только себя (и ещё эту даму, которая так глупо удерживала её на остановке). Искупав сына, накормив, успокоив и уложив спать, она позвонила ей и попросила дать объяснение своим поступкам. Та ей всё подробно и объяснила: оказывается, на этой остановке она увидела молодого человека, который жил по соседству и, как ей казалось, «положил на неё глаз». Ей нужен был повод (или предлог) для того, чтобы какое — то время постоять неподалёку и дать ему возможность подойти к ней и заговорить. Но для того, чтобы не казаться ему навязчивой, она хотела создать видимость того, что стоит там не по своей инициативе, а просто общается со своей знакомой: «продолжает разговор, начатый ещё по дороге». Вот для этой инсценировки она и удерживала возле себя ЛСЭ, Штирлица всё то время, пока молодой человек дожидался автобуса. Со стороны это выглядело очень неубедительно: собеседница порывалась уйти, ИЭИ пыталась её удержать. «Спектакль» был на грани срыва. ИЭИ чувствовала себя очень неловко: охала, ахала, вздыхала, смущалась, но не уступала, хотя и понимала, что из всего этого наверное ничего не выйдет. Но она не хотела упускать этот шанс, а объяснить своё поведение знакомой тоже не могла: не признаваться же, что она ею манипулирует…
Узнав подоплёку всей этой истории, партнёрша — Штирлиц была в шоке. Она ещё не успела опомниться от всех переживаний этого вечера, а узнав причину, долго не могла прийти в себя от возмущения и ужаса. Она высказала своей знакомой всё, что про неё думает. А та ей в ответ: «Ну как ты не понимаешь!.. Тебе хорошо: у тебя есть семья, есть ребёнок, а у меня ничего этого нет…» И тут только Штирлиц сообразила и вспомнила, что эта милая девушка живёт со своей ревнивой и требовательной старушкой — матерью в маленькой однокомнатной квартире. Ухаживает за ней, угождает и во всём ей подчиняется. Сама вечно ходит понурая, обиженная судьбой, унылая, печальная, как в воду опущенная. Считает себя жертвой обстоятельств и не видит возможности что — либо изменить. При таких условиях в её возрасте не так много было возможностей успешно устроить свою личную жизнь. Вот она и хватается за любой шанс, как утопающий за соломинку. Заметив на остановке симпатичного молодого человека, она устроила этот импровизированный спектакль, надеясь, что из этого что — нибудь выйдет. А то что спектакль не получился, — в том не её вина: она пыталась намекнуть своей приятельнице, что причина её поведения очень уважительная. Но та так ничего и не поняла: думала только о себе и о своём ребёнке… Все эти причины, по мнению Штирлица, ИЭИ, Есенина не извиняли: нельзя же в погоне за личной успешностью подвергать жизнь человека (а тем более ребёнка!) опасности. После это случая она порвала с ИЭИ все отношения. Не звонила ей, не общалась, избегала встреч с их общими знакомыми. Однажды в автобусе ИЭИ (Есенин) снова пробилась к ней сквозь толпу, легонько дотронулась до её плеча и с выражением искреннего раскаяния заглянула ей в глаза, но та с ужасом отмахнулась от неё, как от страшного призрака, отвернулась к окну и сделала вид, что не желает ни признавать её, ни, тем более, возобновлять отношения.
Источник
Обсудить на Социофоруме
Новые статьи:
Старые статьи:
www.socionic.ru
Штирлиц — Есенин (Стратиевская) — Часть 14
Штирлиц — Есенин (Стратиевская) — Часть 14
29.Конфликт «Есенин — Штирлиц» в сценической интерпретации
Наглядный пример конфликта Есенина и Штирлица представлен в фильме «Отпуск в сентябре» (снятый по мотивам пьесы Александра Вампилова «Утиная охота»)
Главный персонаж Виктор Зилов (ИЭИ, Есенин) — несчастный человек: он не живёт, он убивает время и чрезвычайно от этого страдает. Вместе с потерянным временем он теряет жизнь, теряет возможности, теряет жену, любимых и любящих его женщин, теряет доверие сослуживцев, теряет уважение друзей, теряет здоровье и силы на бесконечное ожидание счастливых перемен. С утра до вечера он убивает время, работая экспертом в центральном бюро технической информации. Очень страдает от того, что ничего не понимает в своей работе, не пытается в ней разобраться и не может заставить себя работать, потому что работа его не интересует. Не проводя должной экспертизы и даже не утруждая себя попытками разобраться в проектах и новых технических предложениях, он наугад, играя в «орлянку», либо даёт им ход и рекомендует к внедрению, либо перекрывает их на корню. Каждый рабочий день он занят тем, что ждёт вечера. Вечером после работы Зилов идёт в ресторан, где официантом работает его школьный друг, и ужинает, расплачиваясь одолженными у кого — нибудь из случайных знакомых деньгами. Домой он приходит под хмельком и видит всегда одну и ту же картину: его жена Галя (ЛСЭ, Штирлиц) — трудоголик, безупречно правильная (а потому, скучнейшая), строгая, чопорная женщина (школьная учительница) сидит над тетрадками в бедно обставленной комнате (потому, что живут они только на её зарплату, свои деньги он тратит на кутежи). Встретив его, как обычно, упрёками, расспросами: «Где был? почему поздно пришёл?», жена Галя начинает жаловаться на свою жизнь, на то, что устала ждать и надеяться, что он когда — нибудь снова станет тем милым и обаятельным человеком, которого она когда — то полюбила. Устала ждать и надеяться, что он когда- нибудь бросит пить, станет хорошим семьянином, заботливым, любящим мужем, перестанет заводить романы на стороне, будет возвращаться с работы вовремя, приносить зарплату домой, выполнять хоть какие — то домашние обязанности и наконец позволит ей хотя бы на седьмом году их совместной жизни завести ребёнка.
Зилов не оправдывает ни одной из этих её надежд. Он не позволяет ей даже обнадёживаться. Детей он не желает заводить принципиально: хочет, чтобы вся забота, всё её внимание было направлено только на него. Предполагать, что у них когда — нибудь начнётся новая счастливая и мирная жизнь он позволяет ей только тогда, когда видит, что теряет её. Отпускать её ему не хочется. Если она уйдёт, развалится система. Он лишится своей иерархии, перестанет быть её доминантом, ему некем будет помыкать, не на кого изливать своё раздражение, сваливать свою вину, не на кого переадресовывать свою агрессию. (И именно это и происходит в конце фильма, когда жена после многих ссор, мучительных и жестоких выяснений отношений всё — таки уходит от него: тут и выясняется, что ему (Зилову) некому излить свои обиды, не на кого выплёснуть своё раздражение, не на ком выместить свою досаду. Зилову не остаётся ничего другого, как уязвлять и терроризировать своих друзей.
А вымещать досаду, переадресовывать хоть на кого — нибудь свою агрессию и раздражение ему крайне необходимо. Маленький, злобный тиран, домашний деспот Виктор Зилов страдает от собственной неуживчивости с самим собой. Досаду, которую он испытывает от постоянной неудовлетворённости всем происходящим, от недовольства самим собой, он переносит на окружающих, которых ему всё больше хочется изводить, унижать, оскорблять. Хочется им досаждать, издеваться над ними, говорить гадости. На протяжении всё пьесы (всего фильма6) Зилов страдает от отравления собственным «ядом», которого скапливается в нём так много, что беспощадно жаля каждого из окружающих его людей, что он так и не может его полностью из себя вывести.
6 В фильме это особенно хорошо заметно, благодаря великолепной игре Олега Даля (ИЭИ, Есенин) — лучшего исполнителя этой роли.
Попытка перестроиться на позитив, увлечься чем — то чистым, светлым, перспективным, попытка полюбить наивную, доверчивую девушку светлой и чистой любовью — тоже ни к чему не приводит: скопившийся в его душе яд отпугивает и её, отравляет ему и эти отношения, и это светлое чувство. Ему не удаётся зарекомендовать себя перед ней великодушным, пылким и искренним героем,. На её глазах он превращается в маленькое, злобное существо, отталкивающее, противное и гадкое самому себе. Зилов и сам страдает от этих «превращений», но ничего не может с собой поделать. Так получается, что позитивные его порывы, устремления и состояния оказываются очень непрочными, распадаются, или улетучиваются как нестойкое химическое вещество, исчезают, как дым, как мираж при малейшем столкновении с действительностью. В то время как самые тёмные и мрачные стороны его натуры, самые тайные и тщательно скрываемые свойства и особенности его характера проступают всё более отчётливо. Попытка скрыть все эти теневые свойства ни к чему не приводит: чем глубже он пытается их спрятать, тем ярче они проступают. Попытка свести счёты с жизнью тоже оказывается неудачной: пару раз выстрелить в воздух он ещё может, но только не в себя. И именно потому, что он уже пригласил друзей к себе на поминки, ему совсем не хочется лишать себя радостей жизни: а вдруг, всё ещё переменится?
Отдельная сюжетная линия — отношения с его законной женой Галей, постоянной жертвой его конфликта со всем окружающим миром, — жертвой его психологического террора, его неубывающей и непреходящей агрессии, его ядовитых насмешек и нападок. В пьесе совершенно великолепно отражены все те ухищрения, посредством которых Зилов, при каждом удобном случае сваливает свою вину на Галю. (Например, когда из — за его издевательств ей не удаётся сохранить беременность, он первый обвиняет её в том, что она намеренно «избавилась» от их ребёнка, потому что «не хотела» его.) Упрёки и сцены ревности, которые он ей устраивает по всякому мнимому поводу (при том, что сам реально ей изменяет), также позволяют ему, будучи виноватым перед ней, сохранять за собой правовые и моральные преимущества превращаться из подсудимого в судью, из обвиняемого в обвинителя). Манипулируя ею этически и эмоционально, он применяет к ней все виды моральных и психологических издевательств, какие только можно изобрести. Чего стоит одно только его принудительное погружение её в прошлое, к моменту их первого свидания и знакомства, посредством которого он пытается снова вернуть её к тем светлым надеждам и чувствам, которые она когда — то к нему испытывала (работа по аспекту интуиции времени (-б.и.1) и этики эмоций: +ч.э.2). Когда ему наконец удаётся пробудить эти воспоминания, удаётся убедить её начать отношения с чистого листа — так, как если бы они только вчера познакомились, когда она соглашается это сделать и начинает думать о нём как о человеке, способном сделать её счастливой, он тут же моментально её фрустрирует: начинает наносить новые удары по ещё незажившим, не затянувшимся ранам, осыпает её новыми, возмутительно вздорными обвинениями, жестоко и деспотично наказывает её за несуществующие (и тут же на ходу им самим придуманные) провинности.
Манипулируя своей женой как марионеткой, Зилов люто её ненавидит. И именно потому, что в ней есть все те самые качества, которые он бы хотел иметь сам и которых ему не достаёт: аккуратность, прилежание, трудолюбие, терпение, доброта, искренность и многие другие. Чем больше она их проявляет, тем больше он её ненавидит и провоцирует на конфликт. Другая бы на её месте (ЛИЭ, Джек, например) уже давно бы кулаки в ход пустила (прибила бы его как «ядовитого гнуса»).
А партнёрша — Штирлиц, стараясь быть выше всех этих дрязг, оказывается совершенно беспомощной перед его вздорными обвинениями. Только что сознание не теряет, каждый раз заново переживая все его издевательства, испытывает всякий раз одну и ту же острую боль, слыша от него возмутительно жестокие слова, выслушивая несправедливо жестокие, необоснованные обвинения, в правомерности которых он пытается убедить и её, и себя.
Многие характерные для конфликта моменты и отношения ярко представлены в этом фильме: отношения «палач — жертва» (в рамках программы «было бы за что, вообще бы убил»). Каждое слово «жертвы» «палач» обращает против неё, использует как улику, превращает в повод для обвинения. При этом конфликт продолжает принимать всё более изощрённо жестокие формы: партнёр (этик — субъективист) всё более распаляется гневом, источает яд, брызжет яростью, взрывает эмоциями всё вокруг, устраивает «шторм» в ясную погоду, «взбивает эмоции в пену» по любому поводу, скандалит по пустякам, «накручивая» себя и других. Каждое его слово самым непредсказуемым образом отражается на дальнейшем развитии отношений партнёров: для обоих служит либо «детонатором взрыва», либо «взрывчаткой», создавая ощущение «конца света», апокалипсиса, ощущение полного крушения надежд, абсолютной безысходности и тупика. Мир рушится, и нет больше веры в светлые идеалы, нет ничего. Есть только кромешный ад — обжигающее ощущение стыда и боли, к которому невозможно привыкнуть, беспросветная тьма, безысходность и хаос эмоций — КОНФЛИКТ!
Все попытки эмоционально сдержанной партнёрши ЛСЭ, Штирлица загасить конфликт воспринимаются Зиловым (ИЭИ, Есениным) как призыв к разоружению, возмущают и раздражают его ещё больше: этот «ураганный огонь», этот натиск эмоций он прекратит только когда сам того пожелает — никак не раньше! Когда жена Галя не выдерживает этой атаки, Зилов соглашается на временное перемирие с тем потом возобновить атаку с ещё большей силой.
Обострённое чувство обиды, нежность и чувствительность к себе, любимому, совмещаются у него с цинизмом, жестокостью, душевной слепотой. Так, например, Зилов скептически относится к регулярным сообщениям о плохом самочувствии своего отца — считает их хитрой родительской уловкой, попыткой навязать ему свои планы: затащить его в провинцию, в глухомань на время отпуска, сорвать ему его любимую утиную охоту… Получив известие о смерти отца, Зилов не производит впечатление убитого горем человека: на собранные ему в дорогу деньги (предназначенные для оплаты ритуальных услуг) он устраивает небольшой «праздник для души»: заказывает для себя и своей новой пассии изысканный романтический ужин в ресторане.
На протяжении всей пьесы создаётся впечатление, что Зилов сам ждёт или ищет кого — то, кто избавил бы его от яда страданий, который он то и дело пытается на кого — то излить. Настроив против себя абсолютно всех, оказавшись в полнейшей изоляции (в финале пьесы), и не находя подле себя никакой другой жертвы кроме себя самого, Зилов пытается застрелиться из охотничьего ружья. И только появление друзей, которые в очередной раз приходят к нему на помощь, заставляет его отказаться от этой меры: если он ещё кому — то небезразличен, если ему ещё кто — то сочувствует и симпатизирует, рано направлять свой удар против себя самого; с этим всегда можно повременить и найти для себя другую жертву.
Способность заглаживать свою вину и исцелять ( залечивать) нанесённые им раны — очень ценное качество, благодаря которому Есенину многое прощается. А главное — недостатка в терпеливых, выносливых, верных и преданных друзьях он не испытывает. Насмеши, язвительные подколки и обвинения становятся проверкой стойкости и испытанием прочности чувств. В бета — квадре любят испытывать границы терпения, чувства и пределы выносливости партнёра. Беда только в том, что временные пределы и ограничения, как правило, забывают установить.
Источник
Обсудить на Социофоруме
Новые статьи:
Старые статьи:
www.socionic.ru
Штирлиц — Есенин (Стратиевская) — Часть 03
Штирлиц — Есенин (Стратиевская)
Часть 3
5.Есенин между мечтой и реальностью. (Аспект инволюционной интуиции времени (-б.и.) как извечная мечта о «халяве»)
«Если Вы мечтаете, посмотрите по сторонам
и убедитесь, что рядом с Вами никто не мечтает,
а иначе мечты сбудутся, но не Ваши.»
Семён Альтов. (ЛСЭ, Штирлиц)
Желание включиться в процесс реализации своей мечты на максимально выгодных условиях — не затрачивая времени, не истощая ресурсов, не прилагая усилий — посещает Есенина довольно часто. И в этом смысле его программный аспект инволюционной интуиции времени (-б.и.) может быть представлен как самый лёгкий и удобный способ достижения цели: достаточно только представить себе конечный результат своих планов и чаяний и можно наслаждаться им в своих мечтах.
Подробная разработка воображаемых обстоятельств и частая смена ярких впечатлений, столь необходимых Есенину, обеспечивается при этом почти полностью. Достаточно только создать себе удобные условия для этих спонтанных переходов в воображаемую реальность: найти время помечтать самому и увлечь мечтами других.
Есенин в любой момент готов занять облюбованную им в воображении удобную и престижную эко — нишу, лишь бы только обстоятельства для этого были благоприятными. (Так, например, мечтательный юноша, мелкий чиновник Бальзаминов (известный персонаж драмы Островского) готов был в любую минуту взойти на царский престол (если бы позвали) и лёжа на боку, успешно управляя своей страной, издал бы мудрый и справедливый указ: «Богатый женится на бедной, бедный — на богатой». Тогда и не нужно было ему, бедному, замученному нуждой чиновнику, искать себе богатую невесту: она сама бы его нашла и вышла бы за него замуж, выполняя (его же собственный) царский указ. Таким образом Бальзаминов — мечтатель раздваивался в своих мечтах: чиновник — Бальзаминов привносил в мечту свою проблему, Бальзаминов — царь её решал. А то, что в этой фантазии он выполнял сразу две роли, выступал сразу в двух ипостасях, реального Бальзаминова смущало меньше всего: в мечтах ничего невозможного нет.) Проблема в том, что в реальности невозможно воплотить абсурдные мечты, а настойчивый субъективист — мечтатель Есенин и осознанно и неосознанно притягивает (привлекает) партнёра к воплощению этого абсурда в реальности, за что потом (в случае негативных последствий) сам же его будет за это корить.
Самое шокирующее впечатление эти абсурдные и фантастические проекты производят на прагматичного деловика и конфликтёра Есенина — Штирлица. Он в ужас приходит при одной мысли о том, что человек может тратить время на такие фантазии, а когда этот человек (не укором, так просьбами, не мытьём, так катаньем), заставляет его ещё все эти фантазии осуществлять, у Штирлица возникает ощущение, что мир перевернулся и всё вокруг движется в непонятном и непредсказуемом направлении: земля уходит из — под ног, меняются привычки и предпочтения, меняются ориентиры восприятия, с точностью до наоборот меняется система ценностей и система координат. А там уже и от себя (обречённого на все эти ужасы) можно ожидать таких действий, которые бы в прежние времена его в самом себе бы возмущали и шокировали, а теперь воспринимаются, как нечто само собой разумеющееся. И если он кого — то теперь и удивляет, то только самых близких своих друзей и знакомых, которые не узнают в прежнем здравомыслящем человеке нынешнего безумца, одержимого непонятными проектами и мечтой. (Вроде той, в которой предлагалось человеку, освоившему огромное количество специальностей, заняться ещё и литературой).
6. Есенин. Совмещение мечты и реальности
«Иванов на остановке,
В ожидании колесницы,
В предвкушении кружки пива…»
(Из песни Бориса Гребенщикова)
«Одни рождаются великими, другие достигают величия…», а что делать тому, кто ставит себе амбициозные цели, но реально находится вдалеке от всех возможных способов их достичь? — расчищать себе путь локтями? идти к цели по головам?
Хорошо тому, кто рождается в одном шаге от успеха: ему достаточно руку протянуть, чтобы получить желаемое. Одержимые жаждой творчества гении тоже входят в число этих счастливцев: работают день деньской, не щадя сил, их труд им приятен и интересен, их окружают почестями, осыпают наградами.
А что делать тем, кого природа не одарила выносливостью, но наделила пылким воображением, способностью мечтать о лучшем и стремиться к большему? Им некогда ждать, пока всё человечество придёт в светлое будущее, им нужно уже сейчас облюбовать для себя некую перспективную, удобную и надёжную эко — нишу. Такую, чтобы никто не вытеснял и не выпихивал их из неё, чтобы все с ним считались, советовались, консультировались, чтобы для всех он оставался единственным и незаменимым. Но это опять же мечта, фантазия — этого гарантировать никто не может. И значит опять нужно довольствоваться положением «мнимого» элемента в системе — того, кто неизвестно чем занят, неизвестно зачем нужен, но зато в будущем — как знать! — может и пригодится. (Как в сказке бывает: появляется на дороге некий персонаж и говорит: «Возьми меня с собой, Иван — царевич, я тебе ещё пригожусь». И точно: спустя какое — то время он находит себе применение и выручает всех из беды.). Но до этой счастливой минуты ещё нужно дожить. (Если ещё представится такой случай.) А до тех пор «будущему герою» приходится уравнивать себя в правах со всеми другими, реальными и ныне необходимыми членами системы, бороться за своё место и делать всё возможное, чтобы позволили и дальше следовать в нужном направлении, к намеченной цели. (То есть, не позволять к себе относиться, как к «зайцу», дуриком пробравшемуся в чужой вагон, не позволять спихивать себя с «подножки», не позволять требовать «платы за проезд», — не позволять предъявлять счёт за все предоставленные системой услуги…)..
В фантазиях можно, не расходуя собственных сил, «лёжа на печи», зарабатывать себе на калачи, можно и прямиком во дворец въехать, и жениться на царской дочери (если она ещё того будет стоить), но это всё — «по щучьему велению», а кто в реальной жизни оплатит все эти удовольствия? Конечно, можно сделать вид, что всё это не имеет значения, можно оспаривать эти требования, оспаривать свои обязательства перед системой, или переориентировать её на ирреальные ценности, противопоставив её материальным ценностям свои духовные: «не стоит думать о материальном, главное -добиваться желаемого, верить в свою мечту, а всё остальное приложится…»
Достичь желаемого в кратчайший срок с наименьшим расходом энергии — значит накопить преимущества по всё тому же программному аспекту инволюционной интуиции времени (-б.и.1). А если при этом удаётся ещё и сэкономить (а то и прикопить) свои ресурсы и силы за счёт чужих, получается определённый выигрыш: нарабатываются преимущества по суггестивному аспекту волевой сенсорики (+ч.с.5). Одна беда: любая экономия — это ещё и (ставшая привычной) недостача материальных средств, которую периодически необходимо восполнять с избытком. Ограниченные расходы — это ещё и накопившийся дефицит — долг самому себе и партнёру, который необходимо покрывать. А за чей счёт, спрашивается?
Аспект инволюционной интуиции времени — программа субъективистская (как любая программа квадр субъективистов — альфа- и бета — квадры) и вследствие этого, в каком — то смысле и архаичная — склонна к логическому консерватизму: склонна верить мифам, полагаться на удачу, на везение, на счастливый случай, на силу веры и силу убеждений, на покровительство высших сил, в том числе и на сильных мира сего. Как архаичная программа она склонна менять местами причину и следствие. Например: можно уверовать в то, что желание сбудется, если очень сильно этого захотеть и очень эмоционально заявить о своём желании.
— Вроде как помолиться…
— …А иначе о желании никто не будет знать. Отсюда и логика обратной связи: чтобы получить всё желаемое, достаточно очень сильно этого захотеть и эмоционально настойчиво это потребовать.
Отсюда вывод: если не получил желаемого, значит «сам виноват»: недостаточно сильно этого хотел, недостаточно активно этого добивался (никто твоей просьбы не услышал).
Инволюционная интуиция времени (-б.и.) как консервативная и реконструктивная программа в способах решения своих проблем склонна к «методическим анахронизмам». То есть, может применять те методы, которые считаются «устаревшими», отжившими, «отбракованными» и неприемлемыми в современных условиях. Инволюционная программа интуиции времени (-б.и.) их реконструирует как «хорошо забытое старое» и применяет там, где считает нужным (но при этом вступает в антагонистические противоречия с эволюционным аспектом логики высоких и прогрессивных технологий (+ч.л.) — программным аспектом Штирлица.)
В природе и в социуме существуют различные способы решать свои проблемы за чужой счёт. Там постоянно кто — то на ком — то паразитирует, кто — то за чей — то счёт существует, кем — то питается, кого — то вытесняет из его эко — ниши, из норы, из гнезда. Все в природе живут за счёт чьих — то чужих накоплений, приобретений и достижений. Даже если питаются спелыми фруктами или зрелыми злаками… — тоже используют чужие накопления, экономя и восполняя свои.
При более сложном развитии социальных отношений в этом направлении можно пойти ещё дальше: можно припеваючи жить за чужой счёт (за счёт чужих преимуществ и накоплений), экономить свои силы и ресурсы, да ещё и зарабатывать на этом: «Мне нужно, чтобы моя временная партнёрша, моя спутница зарабатывала не меньше тридцати тысяч долларов в месяц, только тогда она сможет создать мне такие условия, которые бы удовлетворили всем моим запросам и потребностям.» — сказал милейший молодой человек Константин (ИЭИ), сделавший такой образ жизни своей профессией. Без всякого смущения он провёл телеоператоров в свою квартиру, открыл гардеробную, показал свою одежду, объяснил, что привык очень элегантно одеваться: «Вот тут у меня есть такая курточка, модная очень… Вот тут такие брючки… Вначале я довольствовался скромными подношениями, но потом понял, что поступаю неправильно. Зато теперь у меня нет никаких проблем. Теперь я получил ту жизнь, о которой мечтал: я могу позволить себе посещать элитные клубы, покупаю одежду в дорогих магазинах, отдыхаю на модных курортах. Я сам выбираю себе временных спутниц и с самого начала обо всём договариваюсь…»
— А он не считает, что совершает неравноценный обмен?..
— Ну, это как сказать: он покупает доминирующее место в системе дорогой ценой. Тратит своё время (считанные дни, месяцы и годы своей невозвратимой молодости), тратит здоровье, силы, энергию и по своему субъективному мнению считает себя вправе требовать за все эти расходы достойной материальной компенсации. Для этого достаточно только превыше всего ценить своё время, ценить тот короткий отрезок времени, который отпущен для самого деятельного и активного периода жизни. Некоторые распоряжаются им по — другому: могут потратить время на то, чтобы за чужой счёт сделать блестящую карьеру, свести дружбу с нужными людьми, встроиться в нужную систему и получить всё то, что другие при больших тратах и больших усилиях зарабатывают в течение многих лет…
— Человек, привыкший всего добиваться только своим трудом, может осуждать такой образ жизни…
— Именно поэтому работящий и требовательный реалист — практик — Штирлиц оказывается для Есенина самым неудобным и самым неподходящим партнёром.
Партнёршу — Штирлица Есенин может обаять, очаровать, быстро расположить, но у него всегда будет ощущение того, что он живёт на вулкане. Любое неосторожное слово, любая его «детская шалость», или «безобидная выходка» (как и в любых отношениях конфликта) может привести к взрыву негативных эмоций, вызвать бурю негодования.
Взрывоопасные ситуации возникают и в силу сексуальной несовместимости расхолаживающих друг друга квестимов.
Так, например, один молодой человек, Есенин, разочарованный некоторой отчуждённостью и холодностью своей партнёрши, имел неосторожностью в самый близкий и трепетный момент их отношений сказать: «Ещё пару раз с тобой встретимся и всё… уже хватит…» — «Что — «всё»? Чего — «хватит»?» — напустилась она на него, возмущённая такой постановкой вопроса: оказывается он уже всё рассчитал, всё прикинул, спрогнозировал и решил за неё.
После таких слов партнёрша — Штирлиц может и среди ночи уйти от партнёра. Проблема лишь в том, что ИТО конфликта и вызванное ими взаимное притяжение (желание объясниться, поговорить с партнёром начистоту и ещё раз проверить свои наблюдения, ещё раз попытаться его переубедить) не позволит ей отойти от него далеко и надолго. Да и Есенину, не имеющему более подходящей и надёжной замены, не захочется так быстро и так легко её от себя отпускать.
7.Есенин в деловом партнёрстве и сотрудничестве
Даже в дуальных ИТО Есенин не позволяет партнёру принимать самостоятельные решения, не посоветовавшись с ним: кто контролирует решения партнёра, тот контролирует и ситуацию, свои и его (партнёра) планы, поступки и отношения, контролирует свою и его (партнёра) судьбу. У кого контроль, у того и власть, и реальное доминирование в отношениях, и реальные преимущества в любой ситуации, — реальная выгода.
За преимущественное право контролировать решения партнёра Есенин борется опосредованно: создавая интуитивно — этическими методами условия, при которых партнёр, в силу обрушивающегося на него наказания — истерик, жестоких скандалов, разборок, подстав и разоблачений — оказывается неспособным принимать решения без него: партнёр чувствует себя виноватым, испытывает опасение, неловкость и страх (ожидания всего для себя самого неприятного), когда пытается принять решение за Есенина, не согласовав, не посоветовавшись с ним, «через его голову».
Есенин не желает чувствовать себя рабом произвольных действий своего партнёра, не желает чувствовать себя рабом обстоятельств, поэтому (вне зависимости от результата) отрицательно реагирует на любую попытку партнёра проявить самостоятельность: «А почему ты со мной не посоветовался? Как ты могла?!..» — возмущённо напускается он. Только своему дуалу Жукову он разрешает действовать по принципу: «Мы посовещались, и я решил…». Остальным это запрещено.
Штирлиц с его программной логикой действий (+ч.л.1) в таких условиях чувствует себя связанным по рукам и ногам, хотя и проявляет (с точки зрения конфликтёра — Есенина) «недопустимую самостоятельность» — всё сам решает за себя и своего партнёра, направляет его в соответствии с этими решениями, распоряжается его действиями, временем, силами и возможностями, не считаясь с его (партнёра) желаниями, ломает его ближайшие и далеко идущие планы.
Не имея возможности (или желания) вступать в открытый спор с конфликтёром, Есенин действует «исподволь» и добивается желаемого окольными путями. Пользуясь случаем, отвлекает или ослабляет внимание партнёра, а затем уже откровенно «работает на себя». А заодно уже и партнёра «наказывает», чтобы впредь неповадно было распоряжаться его (Есенина) временем и задавать ему неудобные поручения.
Пример:
Молодая семья (муж — ИЭИ, Есенин) эмигрировала из СССР на Запад. В те времена оригиналы многих жизненно важных свидетельств и документов вывозить с собой не разрешали. Поэтому они вывезли только нотариально заверенные копии всех документов, а оригиналы послали дипломатической почтой. Через какое — то время им прислали извещение о том, что документы их прибыли и они могут их получить. Жена — Штирлиц к тому времени уже устроилась на какую — то работу, поэтому за документами (в Министерство Иностранных Дел) сама поехать не могла и попросила съездить за ними своего безработного мужа — Есенина. Он, разумеется, обиделся: «его здесь за посыльного держат» и предложил жене взять на работе выходной за свой счёт и поехать за документами вместе с ним. Она не согласилась, настояла, чтобы он поехал один. Очень неохотно он ей подчинился. Вечером возвращается молчаливый, чем — то испуганный, настороженный, взволнованный, бледный. Объясняет ей, что её документы «исчезли». «Как так — «исчезли»? — спросила она его. «А так», — объясняет он, — выдали ему обе папки, — и его, и её документы. Расписался он за обе папки. А потом свои документы он взял, а папку с её документами оставил там на конторке и ушёл — забыл взять. А когда вспомнил и вернулся, её папки там уже не было: она «исчезла». «Я же говорил, что тебе надо было со мной ехать! Ты сама виновата: почему ты со мной не поехала?! Вот тебе сама и расхлёбывай!» На следующий день жена взяла выходной за свой счёт и поехала в столицу за документами. Слова мужа подтвердились только наполовину: Он действительно расписался за обе папки и обе папки с собой увёз. Если бы он оставил документы на конторке, или если бы их прибрали, ей бы об этом сообщили. «Спросите сами Вашего мужа, куда он дел документы…» — сказали ей.
Куда он дел её документы она узнала спустя некоторое время, когда он, став её коллегой и сослуживцем, начал вытеснять её из всех сфер их общей профессиональной деятельности, настраивая против неё всех, кого только смог. Тогда же, в пылу ссоры, он и проговорился — сказал, что сам уничтожил эти документы: спалил их по дороге в мусорном баке, а ей сказал, что они «исчезли», но тогда уже это было правдой. На вопрос: зачем он так с ней поступил, супруг ответил: «Ты сама виновата! Обращалась со мной, как с мальчиком на побегушках! А я тебе не посыльный! У меня своя гордость есть!..»
Вскоре она стала замечать и отслеживать другие странности в его поведении. Тогда только она поняла, до какой степени он испортил ей её карьеру. Припомнились ей её деловые встреч;;и, на которых он считал необходимым присутствовать. Вспомнились скандалы, которые он ей устраивал всякий раз, когда она на деловую встречу шла без него. Вспомнила, как исчезали визитки, которые ей оставляли её новые деловые знакомые и партнёры. Вспомнила, как исчезали странички из записных книжек с номерам их телефонов. Вспомнила, как постепенно менялось к худшему отношение к ней сослуживцев, вспомнила, как её супруг настраивал её против них, передавая ей их негативное мнение. В лучших традициях программы «разделяй и властвуй» он говорил: «Они тебя ненавидят! Про тебя говорят, что ты идёшь к цели по головам». (Что меньше всего соответствует истине: Штирлиц — рассуждающий — динамик — тактик (а не решительный — статик — стратег), «хождение к цели по головам» — не его кредо.)
Как предусмотрительный и решительный интуит Есенин старается не оставлять своим обидчикам возможности отомстить. И Штирлицу как конфликтёру чаще других приходится быть объектом такой страшной предусмотрительности. (Происходит то, что в соционике называется «ударами по белой интуиции» — планы партнёра рушатся, дела идут как нельзя хуже, отношения с окружающими обостряются до предела.)
Ситуация выправляется только тогда, когда бывших партнёров (квестимов) разделяет предельно далёкое расстояние (-б.с.3-2). Отделение, обособленность, далёкие и безопасные расстояния постепенно исцеляют квестимов, хотя память ещё время от времени возвращает их к событиям прошлого. Штирлиц старается не допускать прежних ошибок. Есенин же утешается тем, что оставляет последнее слово за собой. Как уступчивый, решительный, предусмотрительный программный интуит, он изначально планирует действия и отношения так, чтобы в последствии иметь возможность взять реванш.
— Получается, в спонтанности интуиции времени есть своя предопределённость и планомерность?
— Далеко идущие планы — прерогатива аспекта инволюционной интуиции времени (-б.и.), которая сама по себе (и по своим фрактальным свойствам) — предусмотрительный информационный аспект (равно как и динамический, решительный, иррациональный, интровертный), в который входит и
- программа построения собственных целей, планов и далеко идущих намерений,
- и программа осуществления близких и дальних целей;
- программа разрушения встречных и противоборствующих планов бывшего партнёра, противника и конкурента;
- программа запланированных (долго вынашиваемых и сохраняемых в тайне) намерений со спонтанным использованием каждого удобного случая, отслеживаемого по наблюдательной интуиции возможностей.
Решительность помогает программному интуиту Есенину вовремя включиться в активное действие, а программная интуиция времени, исходя из поставленных ближних и дальних целей, с точностью определяет этот момент. Поэтому и спонтанность программного интуита имеет тщательно выверенную, долго выстраиваемую, заранее планируемую, издалека прогнозируемую основу.
Со стороны это может выглядеть как абсолютное бездействие: создаётся впечатление, что человек слоняется без дела, изнывает от скуки, устаёт от лени, блуждает по комнате с рассеянным видом, сталкиваясь с окружающими или путаясь у них под ногами, или часами лежит себе на диване, задумчиво глядя в потолок. А на самом деле он занят планированием в этот момент — продумывает, просчитывает, взвешивает, прогнозирует, А в нужный момент целевая программа срабатывает определённым образом, и Есенин переходит к активным действиям, развивает активность, «внутренний голос» говорит ему: «Сделай это сейчас или никогда! Этот момент — самый удобный. Другого такого момента не будет.» И тут же какая — то сила словно подхватывает его и заставляет поступать определённым образом. Со стороны всё это производит впечатление спонтанного действия, противоположного всем предыдущим: только что мирно беседовал, мило улыбался (работал на созидание мирных, доброжелательных отношений) и вдруг резко переменился: стал хамить, дерзить, говорить гадости про своего партнёра (стал работать на разрушение). А причина только в одном: для исполнения каких — то давно вынашиваемых планов настал подходящий момент — важный слушатель подключился к беседе. Для него и устроил он эту сценку, предоставил компрометирующую партнёра информацию (как бы, «между прочим», «под настроение», «под горячую руку», «на горячую голову», якобы «не задумываясь о последствиях», которые на самом деле очень хорошо продуманы и просчитаны на много шагов вперёд: уже ясно и кто место партнёра займёт в этой системе, и многое другое).
— То есть, информация выдаётся как бы «случайно»?..
— …По принципу «Не могу молчать! Наболело!». А что «наболело» и почему он не может молчать — это уже касается самого программного интуита, целиком и полностью зависит от его настоящих и будущих планов, в которых им, предусмотрительным, всё заранее продумано и предрешено. Поэтому он и не позволяет партнёру что — то заранее самостоятельно продумывать и планировать (без него, за него и через его голову). Не позволяет распоряжаться собой как «посыльным» («сходи туда, сделай то!..») — боится в нужный момент оказаться не там, где нужно, боится пропустить что — то важное для себя, боится быть вытесненным из системы и оказаться в положении «шестёрки». И тогда уж точно все будут им помыкать и не спросясь его разрешения, всё будут решать за него. А кому приятно попадать в положение раба или марионетки и становиться исполнителем чужой воли?..
В ИТО конфликта (равно как и в любых других интертипных отношениях) Есенина необходимо контролировать так же, как это делает его дуал Жуков. То есть почаще требовать отчёт, интересоваться тем, что у него на уме (просто спрашивать: «Что у тебя на уме? Что ты задумал?») и отслеживать его реакцию. Есенин — не противник контроля системных отношений: доминант системы имеет право контролировать ситуацию. Система, лишённая контроля, обречена на истощение (расхищение) ресурсов и последующее разрушение, перестаёт быть перспективной, надёжной и благополучной, а значит (по мнению инволютора Есенина) и нет ничего зазорного в том, чтобы подтолкнуть такую систему к распаду («Зачем ей существовать, если она всё равно обречена?»). Зато быть причастным к этому историческому моменту, предвидеть его, отследить (и внести в этот процесс свою лепту) Есенину всегда интересно. Так что и контроль в отношениях с Есениным лишним никогда не бывает: мало ли что покажется ему безнадёжным и бесперспективным!
— Да, но в квадрах решительных не принято спрашивать человека, о чём он думает…
— Но принято спрашивать: «Что ты задумал?» — волне естественный для сенсорика вопрос. А Штирлиц как рассуждающий сенсорик- экстраверт может воспользоваться и этим, вполне естественным для него, правом. Интересоваться душевным состоянием человека, спрашивать, «о чём ты сейчас думаешь?», «Что у тебя на душе?» — вполне естественно в квадрах рассуждающих, где доминирует аспект интуиции потенциальных возможностей. А в дельта — квадре, где аспект интуиции потенциальных возможностей имеет этическую реализацию (- ч.и./ + б.э.), вопросы такого рода считаются особым проявлением чуткости. Конечно, Есенин будет смущён таким вопросом, зато Штирлиц получит некоторое преимущество по интуиции времени и деловой логике. А главное — будет держать ситуацию под контролем. В ИТО конфликта расслабляться опасно: «на войне как на войне». И Штирлицу, ориентированному на эмоциональную стабильность и сдержанность своего дуала (объективиста — статика) Достоевского, рассчитывать на эмоциональную стабильность своего конфликтёра (субъективиста — динамика) Есенина — всё равно, что укладываться спать на ящике с динамитом: взрыв эмоций самой страшной и разрушительной силы, в самый сложной, опасной ситуации, в самый неподходящий для этого момент последует такой, что запомнится Штирлицу очень надолго. А главное — обернётся такими последствиями, о которых и вспоминать будет страшно.
— Но надо же как — то включать Есенина в работу! Или он так и будет лежать на диване и глядеть в потолок, обдумывая планы возмездия и разрушения, пока Штирлиц работает за десятерых?..
— Ну, это ещё счастье, когда Есенин просто лежит и глядит в потолок (хотя многих партнёров и это в нём раздражает), хуже, когда он втягивает партнёра в свою опасную, тактическую игру: бегает, суетится, мельтешит перед глазами, занимает внимание партнёра вопросами, уводящими вглубь воспоминаний и удерживает его там, отвлекая от цели, от работы, от дела, от насущных проблем и текущих задач, требующих самого оперативного разрешения. То есть, отвлекает тактическими приёмами, дезориентирующими во времени и в пространстве, выбивающими из делового настроя и из эмоциональной и этической колеи. После всего этого Штирлицу трудно будет определить для себя этическую доминанту в отношениях с Есениным — становится совершенно непонятно, кем его в дальнейшем считать: другом или врагом, ближайшим сподвижником и партнёром или злодеем, злоумышленником, подлецом. Есенин, дезориентировав Штирлица этой двойственностью, чувствует себя хозяином положения: пока тот будет ломать голову, обдумывая те, или иные его слова, пытаясь понять, что за ними стоит и стоит ли придавать этим словам значение, Есенин, воспользовавшись всей этой сумятицей, будет работать по своей программе, будет реализовывать свои планы. Будет пользоваться предоставленной ему временной передышкой и действовать в своих интересах, вне всякого постороннего контроля.
Как эмотивист Есенин может с лёгкостью манипулировать настроением Штирлица, может подключить его к своему настроению, к своему ощущению времени, может заразить его ленью, унынием, апатией и хандрой. (И будут они вздыхать, охать и разводить руками на пару, вместо того, чтобы заниматься делом.)
Пользуясь исключительной занятостью Штирлица, Есенин может ещё более стеснить его во времени, спонтанно устроив какой — нибудь нелепый, несвоевременный спектакль. Бегает перед ним, размахивает руками, путается у него под ногами, мельтешит, заглядывает в глаза, пристаёт с пустяковыми и несвоевременными вопросами: «Подожди, послушай, посмотри на меня… Мне идёт этот костюм? Ну, подожди, посмотри… А этот?.. Мне лучше этот костюм надеть, или тот? А помнишь, ты ещё говорила, что этот костюм меня полнит?.. А помнишь, я ещё одевал эту куртку… Нет, подожди, посмотри: как она на мне?.. Хорошо сидит?.. Да ты не смотришь!.. Посмотри!.. Ну как?.. А здесь не очень узко?.. Да посмотри же!..»
Есть много способов заморочить, «засуетить» партнёра, сбить с толку, переключая его внимания с одного (существенного, значимого) объекта на другой (незначительный и несущественный). Цель всех этих манипуляций — заморочить партнёра, отклонить от цели, обмануть, растратить его время и внимание так, чтобы на более важные дела у него ни сил, ни времени уже не хватило. А там можно уже объявить его неудачником, подставить подножку или сдать конкурентам по полной программе. (Большой вины здесь нет: неудачник, который всюду не поспевает, всё равно обречён). Можно под настроение выпросить у партнёра крупную сумму денег, заставить подписать гарантию на кредит, вытянуть какое — то обещание, которое потом Штирлиц уже назад не возьмёт — не в его правилах. Можно взять деньги на вступительный взнос в деловой кооператив, да в придачу ещё и выпросить деньги на оформление и изготовление визитки, необходимой ему как будущему бизнесмену.
Так, например, один молодой человек (ИЭИ, Есенин) — лицо без определённых занятий в середине 90-х гг. выпросил у своей жены (служащей гос. предприятия) деньги на частный бизнес. Причём, выгреб последнее, и знал это. Когда она сходила в ломбард и заложила там какие — то ценные вещи, чтобы на вырученные средства им обоим можно было дожить до получки, он выпросил у неё и эти деньги себе на будущую визитку. Бизнес оказался фальшивкой, а визитки, теснённые золотом на белой глянцевой бумаге, он потом ещё с гордостью ей показывал.
Источник
Обсудить на Социофоруме
Новые статьи:
Старые статьи:
www.socionic.ru
особенности отношений и восприятия ЛСЭ — Иллюзион
В этой статье мы выделим некоторые интересные особенности Штирлицев, которые касаются прежде всего сферы «Штирлиц и люди», то есть это особенности восприятия Штиром других людей и того, как он формирует отношения с ними.
1. В отношениях Штирлиц – ведомый.
Это звучит непривычно даже для тех, кто неплохо знает ЛСЭ. Штир может очень много делать для отношений, и делает, поэтому со стороны производит соответствующее впечатление, но из-за внушаемой Белой Этики в плане чувств Штир порой просто беспомощен и оставляет всю эту сферу на откуп партнёру. Это делает Штирлица удобным партнёром для тех, кто в плане чувств не выражает себя, а ставит перед фактом (что-то вроде «я тебя люблю, прими это как дар, а не примешь – ты бяка»). Так же это позволяет Штиру сконцентрироваться на фундаментальных основах отношений, материальных (те же деньги) и не очень (например, планировать совместное времяпровождение). Однако, когда морально-этические аспекты на себя никто не берёт, Штир будто в болоте: пассивен, нерешителен, и часто становится равнодушен к «этим вашим отношениям». Бывает и так, что Штиру может казаться, что его ведут, когда его совсем не ведут, в этом случае (по недоразумению) Штиры могут быть очень навязчивы.
2. Штирлицу нравится поддерживать связи с креативными людьми.
Вопреки стереотипам Штиры с большим уважением и доброжелательностью относятся к креативу и разным идеям, и что ещё важнее – так же относятся к тем, кто эти идеи в мир несёт. По активационной ЧИ Штир видит в креативном потенциале хороший старт для полезных дел, тянется к креативу, чтобы у его постоянной активности был вектор, направленность. Практически рядом с любым Штиром в коллективе (на учёбе или работе) болтается один-другой генератор идей, которые особенно нужны Штирам, когда их поглощает рутина и однообразность. Так что рядом с ЛСЭ довольно часто оказываются не только Досты, но и базовые ЧИшники Гексли и Дон Кихоты, показывающие себя креативными по ролевой ЧИ Наполеоны и Жуковы, а так же (как это ни странно звучит) Есенины.
3. Штирлиц намного более одинок, чем кажется.
Ролевая ЧЭ делает Штирлица человеком образа для всех. И подавляющему большинству людей вокруг этого образа вполне хватает, они не пытаются проникнуть глубже и завязать с Штиром общение, им кажется, что этого общения у Штирлица и так много, ведь он так со всеми ладит и так ко всем вежлив. Из-за этого Штиры очень часто банально одиноки, одиноки от того, что вольно или невольно своё одиночество виртуозно скрывают. Плюс контраст с образом некоторых пугает: не все принимают непосредственного и прямого в общении Штирлица после его вежливости и выдержанности на дистанции, а с близкими людьми Штир за словом в карман не лезет. Ну и отдельно нужно отметить, что Штир по-хорошему привередлив: и в любви и в дружбе его устраивают только крепкие отношения на долгое время, и ожидание этих отношений тоже приходится коротать в одиночестве.
4. Проблема Штирлица – дефицит информации.
Штирлицу сложно рассуждать о людях, он не очень хорошо ориентируется в чувствах, и совсем плохо ориентируется в интуитивном поле, в поле потенциала, намерений, скрытых мотивов людей и тому подобного. Но как экстраверт, Штир нуждается во взаимодействии с окружением, и это заставляет его искать альтернативу той информации, которая ему недоступна. Так что Штиры часто судят о людях по общедоступным фактам вроде возраста, рода занятий, репутации, семейности и прочего, причём порой судят довольно самоуверенно.
5. Штирлиц переоценивает свою интуицию.
ЛСЭ как никто другой умеет обратить внимание на видимые детали и сделать из них выводы, творческая БС Штиров постоянно направленна на видимый образ человека, будто считывая его. А теперь соотнесите это с предыдущим пунктом, и представьте, насколько эта сенсорная информация важна для Штиров, как много внимания они ей уделяют. В большинстве случаев это концентрация так велика, что Штиры принимают свои сенсорные ощущения за интуитивные, и слишком им доверяются, даже считают себя не обделёнными интуитивными способностями. Из-за этого часто Штирлиц складывает своё мнение о человеке в соответствии с тем, кем себя этот человек старается показать, а это бывает оочень далеко от истины.
6. Гендерный вопрос.
Парни-Штиры часто поддаются тому, чему поддаются и люди, смотрящие на ЛСЭ со стороны: им кажется, что в отношениях они ведущие, а не ведомые. Поэтому мужчины этого типа часто слишком активны в построении отношений по молодости, и несколько подменяют чувства и эмоциональную близость своей уверенностью. Кроме того, Штиров мужского пола соблазняет их похожесть на образ «настоящего мужика, хозяина в доме», что нередко делает их довольно консервативными в семейных делах. Девушке-Штирлицу бывает сложно из-за обратного, когда она свою ведомую роль в чувствах осознаёт и понимает. Штирка в этом случае не особо лезет в чувства, но и проявить себя в том, в чём она сильна, ей может не хватить решительности, ведь это противоречит представлениям о «нормальных» отношениях между мужчиной и женщиной. Штирок, знакомых с соционикой, ещё больше сдерживает противоречие сильных сторон Доста с теми сильными сторонами, которых ожидает от мужчин общество. Так что девушка-Штирлиц часто на отношения просто забивает, или же заводит их по принципу «чтобы были и всё». Отдельно подчеркну, что как таковых половых различий на самом деле нет! Есть распространённые в обществе гендерные стереотипы, которые, как и любая информация, воспринимаются в соответствии с ТИМом.
7. Особенности подтипов.
У Штиров логического подтипа больше выражена «ведомость», что впрочем, нередко бережёт их от опрометчивых поступков. Сенсорные Штирлицы ярко выражают собой Штировское отношение к креативным людям, ценят и цепляются за них больше своих логических собратьев. Кроме того, есть тонкости в сенсорных ощущениях: Штирлицы с более выраженной логикой больше внимания уделяют деталям образа человека (одежда или аксессуары, например), Штирлицы с усиленной сенсорикой больше внимания уделяют чистой физике и телу (например, жестам и движениям).
В целом нужно признать, что Штирлицу с людьми бывает очень непросто. Поэтому, если вы уверенны в собственных личных качествах Штира и в том, что он хочет принять вашу помощь, старайтесь его поддерживать и укреплять отношения с ним, выражать ваши к нему тёплые чувства. И поверьте, Штирлиц отплатит вам тем, что будет самым надёжным и достойным партнёром, и в дружбе, и в любви.
Автор: Артём Охотников
Tags: «Штирлиц»www.illuzzzion.com