Разное

Абстрактный и конкретный это: АБСТРАКТНОЕ И КОНКРЕТНОЕ это

ОпубликованоАвторalexxlab

Абстракции (абстрактные типы и интерфейсы) — Framework Design Guidelines

Twitter LinkedIn Facebook Адрес электронной почты

  • Статья

Абстракция — это тип, описывающий контракт, но не предоставляющий его полную реализацию. Абстракции, как правило, реализуются как абстрактные классы или интерфейсы, и они поставляются с четко определенным набором справочной документации, описывающей необходимую семантику типов, реализующих контракт. Некоторые из наиболее важных абстракций в .NET платформе включают Stream, IEnumerable<T>и Object.

Платформы можно расширять, реализуя конкретный тип, поддерживающий контракт абстракции, и используя этот конкретный тип с API-интерфейсами платформы, которые используют абстракцию (работают с ней).

Содержательную и универсальную абстракцию, способную выдержать проверку временем, очень сложно спроектировать. Основная сложность заключается в получении правильного набора элементов — ни больше, ни меньше. Если абстракция содержит слишком много элементов, реализовать ее сложно либо даже невозможно. Если у вас слишком мало элементов для обещанной функции, она становится бесполезной во многих интересных сценариях.

Слишком большое количество абстракций в платформе также отрицательно сказывается на удобстве использования платформы. Часто бывает довольно трудно понять абстракцию, не зная, как она впишется в более полную картину конкретных реализаций и API-интерфейсов, работающих с абстракцией. Кроме того, имена абстракций и их элементов обязательно являются абстрактными, из-за чего их часто трудно или вовсе невозможно понять без более широкого контекста их использования.

Тем не менее абстракции обеспечивают весьма впечатляющую расширяемость, которую часто не могут обеспечить другие механизмы расширяемости. Они являются основой многих архитектурных шаблонов, таких как подключаемые модули, инверсия управления, конвейеры и т. д. Они также чрезвычайно важны для тестирования платформ. Оптимальные абстракции позволяют создать заглушки для сложных зависимостей при модульном тестировании. В целом абстракции отвечают за насыщенность современных объектно-ориентированных платформ.

❌ НЕ следует предоставлять абстракции, если они не проверяются путем разработки нескольких конкретных реализаций и API-интерфейсов, использующих абстракции.

✔️ При проектировании абстракции ПРИНИМАЙТЕ решение взвешенно, выбирая между абстрактным классом и интерфейсом.

✔️ Рассмотрите возможность предоставления сравнительных проверок для конкретных реализаций абстракций. Такие проверки должны дать пользователям возможность узнать, правильно ли реализован контракт в их реализациях.

Фрагменты: © Корпорация Майкрософт (Microsoft Corporation), 2005, 2009. Все права защищены.

Перепечатано с разрешения Pearson Education, Inc. из статьи Framework Design Guidelines: Conventions, Idioms, and Patterns for Reusable .NET Libraries, 2nd Edition by Krzyszztof Cwalina and Brad Abrams, опубликовано 22 октября 2008 года Addison-Wesley Professional в рамках серии microsoft Windows Development Series.

  • Рекомендации по проектированию на основе Framework
  • Разработка с обеспечением расширяемости

Гегель о том, как судить людей — T&P

Абстрактное мышление считается признаком высокоразвитого интеллекта.

Это заблуждение стало темой размышлений немецкого философа Георга Гегеля, который считал, что такое мышление может выражать и ум, и глупость. Почему не стоит судить о предмете, не утруждая себя его изучением, и что такое мнимая образованность — в эссе Гегеля «Кто мыслит абстрактно?» в переводе и с комментариями советского философа Эвальда Ильенкова.

Мыслить? Абстрактно? Sauve qui peut! — «Спасайся, кто может!» — наверняка завопит тут какой-нибудь наемный осведомитель, предостерегая публику от чтения статьи, в которой речь пойдет про «метафизику». Ведь «метафизика» — как и «абстрактное» (да, пожалуй, как и «мышление») — слово, которое в каждом вызывает более или менее сильное желание удрать подальше, как от чумы.

Спешу успокоить: я вовсе не собираюсь объяснять здесь, что такое «абстрактное» и что значит «мыслить». Объяснения вообще считаются в порядочном обществе признаком дурного тона. Мне и самому становится не по себе, когда кто-нибудь начинает что-либо объяснять, — в случае необходимости я и сам сумею все понять. А здесь какие бы то ни было объяснения насчет «мышления» и «абстрактного» совершенно излишни; порядочное общество именно потому и избегает общения с «абстрактным», что слишком хорошо с ним знакомо. То же, о чем ничего не знаешь, нельзя ни любить, ни ненавидеть. Чуждо мне и намерение примирить общество с «абстрактным» или с «мышлением» при помощи хитрости — сначала протащив их туда тайком, под маской светского разговора, с таким расчетом, чтобы они прокрались в общество, не будучи узнанными и не возбудив неудовольствия, затесались бы в него, как говорят в народе, а автор интриги мог бы затем объявить, что новый гость, которого теперь принимают под чужим именем как хорошего знакомого, — это и есть то самое «абстрактное», которое раньше на порог не пускали. У таких «сцен узнавания», поучающих мир против его желания, тот непростительный просчет, что они одновременно конфузят публику, тогда как театральный машинист хотел бы своим искусством снискать себе славу. Его тщеславие в сочетании со смущением всех остальных способно испортить весь эффект и привести к тому, что поучение, купленное подобной ценой, будет отвергнуто.

«В приличном обществе не мыслят абстрактно потому, что это слишком просто, слишком неблагородно»

Впрочем, даже и такой план осуществить не удалось бы для этого ни в коем случае нельзя разглашать заранее разгадку. А она уже дана в заголовке. Если уж замыслил описанную выше хитрость, то надо держать язык за зубами и действовать по примеру того министра в комедии, который весь спектакль играет в пальто и лишь в финальной сцене его расстегивает, блистая Орденом Мудрости. Но расстегивание метафизического пальто не достигло бы того эффекта, который производит расстегивание министерского пальто, — ведь свет не узнал тут ничего, кроме нескольких слов, — и вся затея свелась бы, собственно, лишь к установлению того факта, что общество давным-давно этой вещью располагает; обретено было бы, таким образом, лишь название вещи, в то время как орден министра означает нечто весьма реальное, кошель с деньгами.

Мы находимся в приличном обществе, где принято считать, что каждый из присутствующих точно знает, что такое «мышление» и что такое «абстрактное». Стало быть, остается лишь выяснить, кто мыслит абстрактно. Как мы уже упоминали, в наше намерение не входит ни примирить общество с этими вещами, ни заставлять его возиться с чем-либо трудным, ни упрекать за легкомысленное пренебрежение к тому, что всякому наделенному разумом существу по его рангу и положению приличествует ценить. Напротив, намерение наше заключается в том, чтобы примирить общество с самим собой, поскольку оно, с одной стороны, пренебрегает абстрактным мышлением, не испытывая при этом угрызений совести, а с другой — все же питает к нему в душе известное почтение, как к чему-то возвышенному, и избегает его не потому, что презирает, а потому, что возвеличивает, не потому, что оно кажется чем-то пошлым, а потому, что его принимают за нечто знатное или же, наоборот, за нечто особенное, что французы называют «espèce» (человек, достойный презрения), чем в обществе выделяться неприлично, и что не столько выделяет, сколько отделяет от общества или делает смешным, вроде лохмотьев или чрезмерно роскошного одеяния, разубранного драгоценными камнями и старомодными кружевами.

Кто мыслит абстрактно? — Необразованный человек, а вовсе не просвещенный. В приличном обществе не мыслят абстрактно потому, что это слишком просто, слишком неблагородно (неблагородно не в смысле принадлежности к низшему сословию), и вовсе не из тщеславного желания задирать нос перед тем, чего сами не умеют делать, а в силу внутренней пустоты этого занятия.

Почтение к абстрактному мышлению, имеющее силу предрассудка, укоренилось столь глубоко, что те, у кого тонкий нюх, заранее почуют здесь сатиру или иронию, а поскольку они читают утренние газеты и знают, что за сатиру назначена премия, то они решат, что мне лучше постараться заслужить эту премию в соревновании с другими, чем выкладывать здесь все без обиняков.

В обоснование своей мысли я приведу лишь несколько примеров, на которых каждый сможет убедиться, что дело обстоит именно так. Ведут на казнь убийцу. Для толпы он убийца — и только. Дамы, может статься, заметят, что он сильный, красивый, интересный мужчина. Такое замечание возмутит толпу: как так? Убийца — красив? Можно ли думать столь дурно, можно ли называть убийцу — красивым? Сами, небось, не лучше! Это свидетельствует о моральном разложении знати, добавит, быть может, священник, привыкший глядеть в глубину вещей и сердец.

«Мыслить абстрактно — видеть в убийце только одно абстрактное — что он убийца, и называнием такого качества уничтожать в нем все остальное»

Знаток же человеческой души рассмотрит ход событий, сформировавших преступника, обнаружит в его жизни, в его воспитании влияние дурных отношений между его отцом и матерью, увидит, что некогда этот человек был наказан за какой-то незначительный проступок с чрезмерной суровостью, ожесточившей его против гражданского порядка, вынудившей к сопротивлению, которое и привело к тому, что преступление сделалось для него единственным способом самосохранения. Почти наверняка в толпе найдутся люди, которые — доведись им услышать такие рассуждения — скажут: да он хочет оправдать убийцу! Помню же я, как некий бургомистр жаловался в дни моей юности на писателей, подрывающих основы христианства и правопорядка; один из них даже осмелился оправдывать самоубийство — подумать страшно! Из дальнейших разъяснений выяснилось, что бургомистр имел в виду «Страдания молодого Вертера».

Это и называется «мыслить абстрактно» — видеть в убийце только одно абстрактное — что он убийца, и называнием такого качества уничтожать в нем все остальное, что составляет человеческое существо.

Иное дело — утонченно-сентиментальная светская публика Лейпцига. Эта, наоборот, усыпала цветами колесованного преступника и вплетала венки в колесо. Однако это опять-таки абстракция, хотя и противоположная. Христиане имеют обыкновение выкладывать крест розами или, скорее, розы крестом, сочетать розы и крест. Крест — это некогда превращенная в святыню виселица или колесо. Он утратил свое одностороннее значение орудия позорной казни и соединяет в одном образе высшее страдание и глубочайшее самопожертвование с радостнейшим блаженством и божественной честью. А вот лейпцигский крест, увитый маками и фиалками, — это умиротворение в стиле Коцебу, разновидность распутного примиренчества — чувствительного и дурного.

Мне довелось однажды услышать, как совсем по-иному расправилась с абстракцией «убийцы» и оправдала его одна наивная старушка из богадельни. Отрубленная голова лежала на эшафоте, и в это время засияло солнце. Как это чудесно, сказала она, солнце милосердия господня осеняет голову Биндера! Ты не стоишь того, чтобы тебе солнце светило, — так говорят часто, желая выразить осуждение. А женщина та увидела, что голова убийцы освещена солнцем и, стало быть, того достойна. Она вознесла ее с плахи эшафота в лоно солнечного милосердия бога и осуществила умиротворение не с помощью фиалок и сентиментального тщеславия, а тем, что увидела убийцу приобщенным к небесной благодати солнечным лучом.

– Эй, старуха, ты торгуешь тухлыми яйцами! — говорит покупательница торговке. — Что? — кричит та. — Мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар! Ты! Да не твоего ли отца вши в канаве заели, не твоя ли мать с французами крутила, не твоя ли бабка сдохла в богадельне! Ишь целую простыню на платок извела! Знаем, небось, откуда все эти тряпки да шляпки! Если бы не офицеры, не щеголять тебе в нарядах! Порядочные-то за своим домом следят, а таким — самое место в каталажке! Дырки бы на чулках заштопала! — Короче говоря, она и крупицы доброго в обидчице не замечает. Она мыслит абстрактно и все — от шляпки до чулок, с головы до пят, вкупе с папашей и остальной родней — подводит исключительно под то преступление, что та нашла ее яйца тухлыми. Все окрашивается в ее голове в цвет этих яиц, тогда как те офицеры, которых она упоминала, — если они, конечно, и впрямь имеют сюда какое-нибудь отношение, что весьма сомнительно, — наверняка заметили в этой женщине совсем иные детали.

Но оставим в покое женщин; возьмем, например, слугу — нигде ему не живется хуже, чем у человека низкого звания и малого достатка; и, наоборот, тем лучше, чем благороднее его господин. Простой человек и тут мыслит абстрактно, он важничает перед слугой и относится к нему только как к слуге; он крепко держится за этот единственный предикат. Лучше всего живется слуге у француза. Аристократ фамильярен со слугой, а француз — так уж добрый приятель ему. Слуга, когда они остаются вдвоем, болтает всякую всячину, а хозяин покуривает себе трубку да поглядывает на часы, ни в чем его не стесняя, — как о том можно прочитать в повести «Жак и его хозяин» Дидро. Аристократ, кроме всего прочего, знает, что слуга не только слуга, что ему известны все городские новости и девицы и что голову его посещают недурные идеи, — обо всем этом он слугу расспрашивает, и слуга может свободно говорить, о том, что интересует хозяина. У барина-француза слуга смеет даже рассуждать, иметь и отстаивать собственное мнение, а когда хозяину что-нибудь от него нужно, так приказания будет недостаточно, а сначала придется втолковать слуге свою мысль да еще и благодарить за то, что это мнение одержит у того верх.

То же самое различие и среди военных; у пруссаков положено бить солдата, и солдат поэтому — каналья; действительно, тот, кто обязан пассивно сносить побои, и есть каналья. Посему рядовой солдат и выглядит в глазах офицера как некая абстракция субъекта побоев, с коим вынужден возиться господин в мундире с портупеей, хотя и для него это занятие чертовски неприятно.

Эвальд Ильенков

доктор философских наук, психолог-педагог, исследователь марксистско-ленинской диалектики

– Так кто же мыслит абстрактно?

– Необразованный человек, а вовсе не просвещенный

Этот неожиданный ответ и сегодня может показаться озорным парадоксом, простой иллюстрацией того «литературного приема, состоящего в употреблении слова или выражения в противоположном их значении с целью насмешки», который литературоведы называют иронией. Той самой иронией, которая, по словам М.В. Ломоносова, «состоит иногда в одном слове, когда малого человека Атлантом или Гигантом, бессильного Самсоном называем»…

Ирония тут действительно есть, и очень ядовитая. Но ирония эта особого свойства — не остроумная игра словами, не простое вывертывание наизнанку «привычных значений» слов, ничего не меняющее в существе понимания. Тут не термины меняются на обратные, а те явления, которые ими обозначаются, вдруг оказываются в ходе их рассмотрения совсем не такими, какими их привыкли видеть, и острие насмешки поражает как раз «привычное» словоупотребление, обнаруживает, что именно «привычное» и вполне бездумное употребление терминов (в данном случае слова «абстрактное») является несуразным, не соответствующим сути дела. А то, что казалось лишь «ироническим парадоксом», обнаруживает себя, напротив, как совершенно точное выражение этой сути.

Это и есть диалектическая ирония, выражающая в словесном плане, на экране языка, вполне объективный (то есть от воли и сознания не зависящий) процесс превращения вещи в свою собственную противоположность. Процесс, в ходе которого все знаки вдруг меняются на обратные, а мышление неожиданно для себя приходит к выводу, прямо противоречащему его исходному пункту.

«Великий диалектик вышучивает здесь мнимую образованность — необразованность, которая мнит себя образованностью, и потому считает себя вправе судить и рядить о философии, не утруждая себя ее изучением»

Душой этой своеобразной иронии является не легковесное остроумие, не лингвистическая ловкость в обыгрывании эпитетов, а всем известное «коварство» реального течения жизни, давно осознанное народной мудростью в поговорке «Благими намерениями дорога в ад вымощена». Да, самые добрые намерения, преломившись через призму условий их осуществления, зачастую оборачиваются злом и бедой. Бывает и наоборот: «Частица силы я, желавшей вечно зла, творившей лишь благое», — отрекомендовывается Мефистофель, поэтическое олицетворение «силы отрицания».

Это та самая нешуточная закономерность, которую Маркс вслед за Гегелем любил называть «иронией истории», — «неизбежной судьбой всех исторических движений, участники которых имеют смутное представление о причинах и условиях их существования и потому ставят перед ними чисто иллюзорные цели». Эта ирония всегда выступает как неожиданное возмездие за невежество, за неведение. Она всегда подстерегает людей, лезущих в воду, не зная броду. Когда такое случается с первопроходцами — это трагедия. Человеку всегда приходилось дорого платить за познание. Но когда жертвами этой неумолимой иронии становятся люди, не умеющие и не желающие считаться с опытом, — их судьба обретает характер трагикомический, ибо наказанию тут подвергается уже не невежество, а глуповатое самомнение…

И когда Гегель в качестве примера «абстрактного мышления» приводит вдруг брань рыночной торговки, то высокие философские категории применяются тут отнюдь не с целью насмешки над «малым человеком», над необразованной старухой. Ироническая насмешка здесь есть, но адрес ее — совсем иной. Эта насмешка попадает здесь рикошетом, на манер бумеранга, в высокий лоб того самого читателя, который усмотрел в этом ироническую ухмылку над «необразованностью». Необразованность — не вина, а беда, и глумиться над нею с высоты своего ученого величия — вряд ли достойное философа занятие. Такое глумление обнаруживало бы не ум, а лишь глупое чванство своей собственной «образованностью». Эта поза уже вполне заслуживает издевки — и Гегель доставляет себе такое удовольствие.

Великий диалектик вышучивает здесь мнимую образованность — необразованность, которая мнит себя образованностью, и потому считает себя вправе судить и рядить о философии, не утруждая себя ее изучением. Торговка бранится без претензий на «философское» значение своих словоизвержений. Она и слыхом не слыхивала про такие словечки, как «абстрактное». Философия поэтому тоже к ней никаких претензий не имеет. Другое дело — «образованный читатель», который усмехается, усмотрев «иронию» в квалификации ее мышления как «абстрактного», — это-де все равно, что назвать бессильного Самсоном…

Вот он-то и попался на коварный крючок гегелевской иронии. Усмотрев тут лишь «литературный прием», он с головой выдал себя, обнаружив полную неосведомленность в той области, где он считает себя знатоком, — в области философии как науки. Тут ведь каждый «образованный человек» считает себя знатоком. «Относительно других наук считается, что требуется изучение для того, чтобы знать их, и что лишь такое знание дает право судить о них. Соглашаются также, что для того, чтобы изготовить башмак, нужно изучить сапожное дело и упражняться в нем, хотя каждый человек имеет в своей ноге мерку для этого, имеет руки и благодаря им требуемую для данного дела природную ловкость. Только для философствования не требуется такого рода изучения и труда», — иронизирует по адресу таких знатоков Гегель. Такой знаток и обнаружил тут, что слово «абстрактное» он знает, а вот относительно той коварной диалектики, которую философия давно выявила в составе названной категории явлений, даже смутного представления не имеет. Потому-то он и увидел шутку там, где Гегель вовсе не шутит, там, где он разоблачает дутую пустоту «привычных» представлений, за пределы которых никогда не выходит претенциозная полуобразованность, мнимая образованность, весь багаж которой и заключается всего-навсего в умении употреблять ученые словечки так, как принято в «порядочном обществе»…

Такой «образованный читатель» — не редкость и в наши дни. Обитая в уютном мирке шаблонных представлений, с которыми он сросся, как с собственной кожей, он всегда испытывает раздражение, когда наука показывает ему, что вещи на самом-то деле совсем не таковы, какими они ему кажутся. Себя он всегда считает поборником «здравого смысла», а в философской диалектике не видит ничего, кроме злокозненной наклонности «выворачивать наизнанку» обычные, «общепринятые» значения слов. В диалектическом мышлении он видит одно лишь «неоднозначное и нестрогое употребление терминов», искусство жонглировать словами с противоположным значением — софистику двусмысленности. Так, мол, и тут — Гегель употребляет слова не так, как это «принято» — называет «абстрактным» то, что все здравомыслящие люди именуют «конкретным» и наоборот. Такому толкованию диалектики посвящено даже немало учено-философских трактатов, написанных за последние полтораста лет. И каждый раз их пишут от имени «современной логики».

Между тем Гегеля волнуют, конечно же, не названия, не вопрос о том, что и как надлежит называть. К вопросу о названиях и к спорам о словах Гегель сам относится сугубо иронически, лишь поддразнивая ученых педантов, которые, в конце концов, только этим и озабочены, расставляя им на пути нехитрые ловушки.

Попутно же, под видом светской беседы, он популярно — в самом хорошем смысле этого слова — излагает весьма серьезные вещи, касающиеся отнюдь не «названии». Это — стержневые идеи его гениальной «Науки Логики» и «Феноменологии духа».

«Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна», ибо истина — это не «отчеканенная монета», которую остается только положить в карман, чтобы при случае ее оттуда вытаскивать и прикладывать как готовую мерку к единичным вещам и явлениям, наклеивая ее, как ярлык, на чувственно-данное многообразие мира, на созерцаемые «объекты». Истина заключается вовсе не в голых «результатах», а в непрекращающемся процессе все более глубокого, все более расчлененного на детали, все более «конкретного» постижения существа дела. А «существо дела» нигде и никогда не состоит в простой «одинаковости», в «тождественности» вещей и явлений друг другу. И искать это «существо дела» — значит тщательно прослеживать переходы, превращения одних строго зафиксированных (в том числе словесно) явлений в другие, в конце концов, в прямо противоположные исходным.

«В одном случае “абстрактное” оказывается могущественнейшим средством анализа конкретной действительности, а в другом — непроницаемой ширмой, загораживающей эту же самую действительность»

Действительная «всеобщность», связующая воедино, в составе некоторого «целого», два или более явления (вещи, события и т.д.), таится вовсе не в их одинаковости друг другу, а в необходимости превращения каждой вещи в ее собственную противоположность. В том, что такие два явления как бы «дополняют» одно другое «до целого», поскольку каждое из них содержит такой «признак», которого другому как раз недостает, а «целое» всегда оказывается единством взаимоисключающих — и одновременно взаимопредполагающих — сторон, моментов. Отсюда и логический принцип мышления, который Гегель выдвинул против всей прежней логики: «Противоречие есть критерий истины, отсутствие противоречия — критерий заблуждения». Это тоже звучало и звучит до сих пор достаточно парадоксально. Но что поделаешь, если сама реальная жизнь развивается через «парадоксы»?

И если принять все это во внимание, то сразу же начинает выглядеть по-иному и проблема «абстракции». «Абстрактное» как таковое (как «общее», как «одинаковое», зафиксированное в слове, в виде «общепринятого значения термина» или в серии таких терминов) само по себе ни хорошо, ни плохо. Как таковое оно с одинаковой легкостью может выражать и ум, и глупость. В одном случае «абстрактное» оказывается могущественнейшим средством анализа конкретной действительности, а в другом — непроницаемой ширмой, загораживающей эту же самую действительность. В одном случае оно оказывается формой понимания вещей, а в другом — средством умерщвления интеллекта, средством его порабощения словесными штампами. И эту двойственную, диалектически-коварную природу «абстрактного» надо всегда учитывать, надо всегда иметь в виду, чтобы не попасть в неожиданную ловушку… В этом и заключается смысл гегелевского фельетона, изящно-иронического изложения весьма и весьма серьезных философско-логических истин.

«Абстрактные и конкретные» существительные в английской грамматике

Что такое конкретные и абстрактные существительные?

Конкретные существительные относятся к физическому объекту, к которому легко прикоснуться в реальном мире, но абстрактные существительные относятся к идее или понятию, к которым нельзя прикоснуться в реальном мире.

Например, мороженое, ручка, автомобиль — все это «конкретные существительные», а любовь, ненависть и гнев — «абстрактные существительные».

Конкретные существительные

Конкретное существительное — это существительное, которое мы можем воспринимать с помощью наших пяти чувств. Мы можем понюхать его, попробовать на вкус, услышать, потрогать или увидеть. Давайте посмотрим несколько примеров:

Мы обрезали деревья.

Я слышал его голос, но не обратил внимания.

Как распознавать конкретные существительные в предложении

Всякий раз, когда вы сталкиваетесь с существительным в предложении, вы можете спросить себя, можете ли вы потрогать, увидеть, услышать, попробовать или понюхать конкретное существительное. Если ответом на вопрос было « да », то вы можете быть уверены, что слово является конкретным существительным .

Я ел пасту в дорогом ресторане.

Я слушал музыку, которую ты сказал мне слушать.

Его религия — джайнизм, я полагаю.

Вот конкретные существительные в списке в зависимости от того, в каком смысле они ощущаются.

  • Вещи, которые мы можем видеть: цветок, книга, солнце, наш дом
  • Вещи, к которым можно прикоснуться: рука, вилка, автомобиль
  • Вещи, которые мы можем услышать: голос, гудок, сирена, нота (например, ре-бемоль)
  • Вещи, которые мы можем обонять: духи, запах, газ
  • Вещи, которые мы можем попробовать: продукты питания, хлеб, сахар, мед

Нарицательные и собственные конкретные существительные

В зависимости от того, относится ли конкретное существительное к родовому или к определенному понятию , они могут быть собственными или общими . Тем не менее, конкретных существительных

являются наиболее вероятными нарицательными , но в некоторых случаях они также могут быть собственными .

Если вы можете ощутить существительное своими пятью чувствами, и оно относится к определенному понятию , тогда вы должны написать его с заглавной буквы в начале, и оно называется собственным конкретным существительным , однако, если оно относится к родовому понятию , то оно считается нарицательным конкретным существительным и оно , а не с большой буквы в начале. Посмотрите эти примеры:

Джейк — добрый мальчик.

LaGrilloParlante — полезная итальянская книга для изучения грамматики.

Решение о том, является ли существительное конкретным или нет

Есть некоторые слова, которые могут восприниматься нашими пятью чувствами в одних контекстах, а в других контекстах они могут иметь неконкретное понятие.

Вот примеры:

Его работы удивительны, в основном классические. → конкретное существительное

Завершение этого проекта требует тяжелой работы. → , а не конкретное существительное

Некоторые слова имеют более одного определения в английском языке. Таким образом, эти слова могут иметь конкретное значение с одним определением и неконкретное значение с другим определением. Посмотрите пример:

Глобальное предупреждение не пойдет на пользу атмосфере. → конкретное существительное

Я пошел на вечеринку, и они были очень дружелюбны, на самом деле это была гостеприимная атмосфера. → абстрактное существительное

примеры абстрактных и конкретных существительных

Абстрактные существительные

Абстрактное существительное есть нечто, что мы не можем воспринять с помощью наших пяти чувств. Это может быть идея, концепция, чувство, качество. В зависимости от того, можем ли мы ощутить существительное или нет, их распределяют по разным группам. Вот несколько примеров из списка:

  • Чувства и эмоции: печаль, счастье, депрессия, зависть, страх
  • Состояния: смерть, женат, женственность
  • Качества: красота, щедрость, честность, доверие
  • Понятия: религия, мотивация, возможности
  • Идеи: мудрость, дружба, знание
  • События: день рождения, смерть, праздник, Рождество, дни недели

Как распознавать абстрактные существительные

Всякий раз, когда мы сталкиваемся с существительным, мы можем спросить, можем ли мы увидеть, услышать, потрогать, попробовать на вкус или обонять существительное. Если ответ на этот вопрос « нет », то существительное является абстрактным существительным .

Праздники — моя любимая часть года.

Мандарин действительно трудно выучить.

Типы абстрактных существительных в предложении

В зависимости от того, можно ли посчитать абстрактное существительное или , а не , оно подразделяется на две группы:

Если вы можете посчитать существительное, которое не может ощущаться, то вы имеете дело с исчисляемым абстрактным существительным . Если вы можете , а не посчитать абстрактное существительное, то это неисчисляемое абстрактное существительное

. Имейте в виду, что абстрактные существительные, скорее всего, являются неисчисляемыми существительными.

Ваши сны основаны на том, что происходит с вами в течение дня. → исчисляемое абстрактное существительное

Вам нужен высочайший уровень знаний, чтобы найти новые клетки. → неисчисляемое абстрактное существительное

В зависимости от того, относится ли абстрактное существительное к родовым понятиям или к конкретным , оно подразделяется на две группы.

Абстрактные существительные могут относиться к общим идеям , которые считаются нарицательные абстрактные существительные , и они также могут обозначать конкретных понятий которые в этом случае называются собственными нарицательными существительными . Помните, что абстрактных существительных собственных пишутся с заглавной буквы в начале. Абстрактные существительные обычно нарицательные .

Ее невероятная красота завораживала всех. → нарицательное абстрактное существительное

Мы посвятили все деньги свадьбы на благотворительность. → нарицательное абстрактное существительное

Увидимся в среду. → собственное абстрактное существительное

Как сделать абстрактные существительные?

Во многих случаях вы можете взять конкретное существительное, прилагательное или глагол и, добавив к нему суффикс или слегка изменив корень слова, сделать их абстрактными. Вы можете увидеть некоторые из этих суффиксов ниже:

  • -ness: счастье, печаль
  • -капот: детство, микрорайон
  • -ция: депрессия, намерение
  • -корабль: отношения, дружба
  • -способность: симпатия, способность
  • -acy: адекватность, бюрократия
  • -ance: неповиновение, нетерпимость
  • -мент: болезнь, аргумент
  • -ness: фитнес, нежность
  • -ence: почтение; насилие

Абстрактное или конкретное?

Не всегда легко решить, является ли существительное абстрактным или конкретным. Например, слово «работа» или «смех». Кто-то может возразить, что «работа» — это набор задач, которые выполняет человек, и вы можете видеть, как кто-то работает на работе, но на самом деле вы не можете видеть работу. Следовательно, это абстрактное существительное. «Смех» часто упоминается как абстрактное существительное, но «смех» можно услышать, что делает его конкретным существительным.

Обзор

Основываясь на том, что мы можем или не можем воспринимать с помощью наших пяти органов чувств, мы можем разделить существительные на две группы.

  1. Абстрактные существительные
  2. Конкретные существительные

Конкретные существительные Абстрактные существительные
конкретное существительное — это существительное, которое мы можем воспринимать с помощью наших пяти чувств. абстрактное существительное существительное, которое мы не можем воспринимать с помощью наших пяти чувств.

нес капот ция корабль способность
Создание абстрактных существительных из конкретных счастье, печаль детство, район депрессия, намерение отношения, дружба симпатия, способность

Конкретные слова и абстрактные слова: в чем разница?

В начале этого обсуждения Открывается в новом окне

Примеры конкретных слов

Примерами конкретных слов являются «отец», «моряк», «радио», «церковь» и «карандаш», и это лишь некоторые из них. В каждом случае референтом является вещь, которую называют.