Концепт «белый психоз» в творчестве Андре Грина / Часть II.
Данная статья продолжает размышления автора над понятием «белый психоз», разработанным французским психоаналитиком А. Грином и его коллегой Ж.-Л. Донне, начатые в первой части.
Кривуля Н. В.
В 1973 году Ж.- Л. Донне и А. Грин публикуют «L’enfant de ça»[1], в которой предложен концепт «белый психоз» как модель и фундамент психотической проблематики.
Они развивают свои теоретизации, начиная с уникальной беседы с одним пациентом. «Ma mère a couché avec son gendre et c’est moi l’enfant de ça»[2], — говорит пациент. Это «l’enfant de ça» станет не только означающим пациента, но и названием книги, где в последействии психоаналитики будут размышлять и теоретизировать над пустотой, пробелом в мышлении. Французское «l’enfant de ça» включает в себя несколько смыслов, которые можно упустить при переводе: «ребенок этого» инцеста между матерью и её зятем и «ребёнок Оно», но также, быть может, и «ребенок этого» творческого психоаналитического союза, давшего психоанализу новое понимание психотических состояний.
Беспокойное плавание в тревожных волнах дискурса пациента Z и сопутствующие размышления об инцесте, реальности и безумии выводят Ж.–Л. Донне и А. Грина к новому понятию: белый психоз. Ключ к загадке случае Z обнаруживается в расщеплении «Я» как следствии травматического соблазнения. Расщепление «Я» тогда возникает как защита, особенным образом помогающая сохранить отношения субъекта с реальностью. «Я» разделяется на две части, одна из которых способна воспринимать внешнюю реальность и учитывает её, тогда как другая – игнорирует и отрицает. Обе части активируются одновременно на сознательном уровне и не связаны между собой никакой символической репрезентацией.
Белый психоз, как уже отмечалось в первой части, не является частным синдромом, скорее, это — клиническая конфигурация, раскрывающая невидимую структуру, которая манифестирует «росток психоза», психоза потенциального. Сам термин «белый психоз», может нас отсылать также к работам Б. Д. Левин[3], описывающего «белые мечты», мечты без содержания, которые обнаруживают некий экран мечты, на который обычно выдаётся продукция мечтающего.
Модальность белого психоза проявляет себя в ментальном функционировании, использующем механизм отрицания, и утверждая в последствии некую «неореальность» для субъекта. Психотическая работа, которую можно здесь наблюдать, состоит не столько в отрицании самого объекта, сколько в отрицании его как объекта желанного. Субъект проделывает работу по «овеществлению» этого объекта, посредством которой последний оказывается полностью поставлен на службу удовлетворения нарциссических нужд субъекта.
З. Фрейд писал в статье «Невроз и психоз»[4]: «Хотелось бы знать, при каких условиях и какими средствами «Я» удается без заболевания уйти от конфликтов, которые, разумеется, всегда существуют. (…) Исход всех таких ситуаций, несомненно, будет зависеть от экономических соотношений, от относительных величин борющихся между собой влечений. (…) «Я» может избежать прорыва в том или ином месте, благодаря тому, что само себя деформирует, лишается собственной целостности, возможно, даже расщепляется или распадается». Авторы же выдвигают идею, что клинический подход к психозу должен в меньшей степени фокусироваться на особенностях содержаний влечений, (как это продолжали делать в то время французские и европейские психоаналитики), но в большей степени – на процессах мышления, в которых аспекты возбуждения внутреннего конфликта должны быть метаболизированы, т. е. переработаны психически.
Это направление уже предчувствовал У. Бион[5], говоря, что неприязнь к реальности способна обратить силу влечений вовнутрь, тем самым расстраивая функции восприятия, в результате чего внешняя субъекту реальность не может восприниматься адекватным образом. Это влияет также на понимание субъектом эмоциональной, субъективной и интрапсихической реальности. В другой работе А. Грин[6] будет отмечать, что возбуждение влечения, если оно не удовлетворяется полностью в реализации принципа удовольствия, посредством полного инвестирования в объект, инвестирует тогда место или, иначе, — функцию, которая ответственна за управление возбуждениями, за поиск объекта и психическую репрезентацию внутренней активности субъекта. Движение этой инвестиции учреждает место в психическом, которое репрезентирует ощущения, возникающие в результате обработки воспринятой информации. В «Я» тогда существуют необработанные, сырые, бесформенные и чувствительные зоны. Это – то, что Андре Грин называет «частным безумием»[7].
Те проявления, которые демонстрирует субъект в белом психозе, касаются, следовательно, нарушений мышления, в процессе которого ассоциации между вербальными репрезентациями, рассматриваемые как связи между Я и объектом разрушены.
Резюмируя скажем, что в своем тексте Ж.-Л. Донне и А. Грин ставят теперь акцент не столько на фантазмах или особенностях игры влечений, как это было привычно современному им времени, сколько на «аппарате который «думает мысли»[8] и условиях его функционирования. А. Грин предлагает считать, что центральную проблематику психоза нужно искать в провале процесса, посредством которого психика постоянно получает информацию о том, что она репрезентирует или где терпит неудачу в репрезентировании, с чем она сталкивается, — то есть необходима работа категоризации, чтобы классифицировать внутренние процессы. Именно этот провал должен быть рассмотрен как источник психической конфлюзии (спутанности), которая и характеризует клиническую картину психоза.
Субъекту в психотическом состоянии не удается корректно идентифицировать то, что он репрезентирует (думает, воображает, понимает, чувствует), он не знает, что вновь и вновь воспроизводит и предъявляет прежний опыт: он полагает, что ощущает опыт актуальный и терпит неудачу в том, что Фрейд называл «испытание реальности». Отсутствие субъективной репрезентации, невозможность интегрировать субъективный опыт оставляет «пробел» в психике, пробел, который маркирует и «репрезентирует отсутствие представления».
Таким образом, именно с понятием «белого психоза» Ж.-Л. Донне и А. Грин меняют подход к рассмотрению психотических состояний. Структурный конфликт психоза лежит, по мнению авторов, в области провала процессов мышления, не справляющегося с репрезентированием психического массива. Эти нарушения не столько последствия конфликта влечений или выражение потери реальности субъектом, сколько мощная атака влечений, инвестированных в мышление, вследствие чего его процессы терпят неудачу. Психоз тогда – это психопатология мышления, психопатология «аппарата по думанию мыслей», если снова сослаться на У. Биона, то «психоз заключается не столько в (самих) мыслях, с которыми нас знакомит страдающий психозом, сколько в мышлении (как процессе)[9], которое думает». Потеря возможности мыслить маркирует психопатологию, где мышление больше не способно признать ту продукцию, которую оно само производит.
Таким образом, одной из важнейших задач анализа становится трансформация немыслимого опыта в опыт мыслимый, посредством психической метаболизации.
Литература:
- Бион У. Р. Научение через опыт переживания. М.: Когито-Центр, 2008.
- Кривуля Н. В. Концепт «белый психоз» в творчестве Андре Грина. / Часть I. — http://www.psychoanalitic.com/blog/581-581.html
- Фрейд З. Невроз и психоз.//Собрание сочинений З. Фрейда в 10 томах. — Т. 3. – М.: ООО «Фирма СТД», 2006.
- Green A., Donnet J.- L., L’enfant de ça. Psychanalyse d’un entretien : la psychose blanche. – Éd. De Minuit, 1973.
- Green A., Le Travail du négatif. — Les Editions de Minuit, 2011
- Lewin B. D. Sleep, the Mouth and the Dream Screen,Psychoanalytic Quarterly, 15, №4 (1946), — 419-34.
- René Roussillon, André Green pionnier d’une psychopathologie moderne , Santé mentale, №167, 2012, — 12.
Использовано изображение картины С. Дали «Метаморфозы нарцисса» (1937)
Кривуля Н. В., психоаналитик, магистр клинической психологии и терапевтической медиации университета Ниццы (Франция), организатор и куратор исследовательской группы «Перверсии в практике психоанализа», преподаватель.
[1] Green A., Donnet J.- L., L’enfant de ça. Psychanalyse d’un entretien : la psychose blanche. – Éd. De Minuit, 1973.
[2] «Моя мать спала со своим зятем и я — ребенок этого» (фр.)
[3] Lewin B. D. Sleep, the Mouth and the Dream Screen, Psychoanalytic Quarterly, 15, №4 (1946), — 419-34.
[4] Фрейд З. Невроз и психоз.//Собрание сочинений З. Фрейда в 10 томах. — Т. 3. – М.: ООО «Фирма СТД», 2006.
[5] Бион У. Р. Научение через опыт переживания. М.: Когито-Центр, 2008.
[6] Green A., Le Travail du négatif. — Les Editions de Minuit, 2011
[7] Кривуля Н. В. Концепт «белый психоз» в творчестве Андре Грина. / Часть I. — http://www.psychoanalitic.com/blog/581-581.html
[8] «Аппарат для думания мыслей» (фр. «pensoir») — термин, предложенный У. Бионом
[9] Курсив автора статьи.
psihoanalitiki.kiev.ua
Концепт «белый психоз» в творчестве Андре Грина. / Часть I. — Студия Психоанализа
Данная статья представляет попытку синтеза размышлений над понятием «белый психоз», разработанного французским психоаналитиком А. Грином. Белый психоз оказывается особым состоянием, промежуточным между неврозом и психозом и, вероятно, способен охарактеризовать «нарциссическую перверсию» (термин, введенный К.-П. Ракамье), исследованиями которой, в том числе, занимается автор.
Андре Грин — серьезный современный мыслитель. Мы ему обязаны за вклад концепции негатива в психоанализ, слишком амбициозный, чтобы можно было описать его здесь. Взамен, мы можем поговорить о введенном им понятии пробела, таким как оно появляется в белом психозе [1] .
Частное безумие
Фрейд с самого начала отличал бессознательное и сознательное. Бессознательное подчинено первичным процессам (которые нацелены на удовольствие и разгрузку), в то время как сознательное подчинено вторичным процессам (более усовершенствованным, как слова и мысли). Сознательное и Бессознательное отделены друг от друга. Впоследствии, в отношении фетишизма, например, в отношении перверсии, или в застревании некоторых лечений (как в случае Человека-Волка) Фрейд стал говорить, что это может быть более сложно. «Я» может, к примеру, понимать реальность, но в то же самое время отрицать её. Перверт может сразу знать, что его мать — женщина, что она не фаллична, и в то же самое время это знание отклонять, фетишизируя ногу как женский пенис. «Я» может обладать, таким образом, различными зонами, которые более или менее хорошо приспособлены между собой. Первичные и вторичные процессы способны сосуществовать, не смешиваясь. Давайте приведем тривиальный пример. Вторичный процесс: «В моем районе — нищета, и я бы хотел, чтобы стало лучше». Первичный процесс: «Я спалю мой район». Две различные логики, которые действуют обе, не пересекаясь. Естественно, этот факт будет вызывать недоумение: «Это не логично, вы противоречите себе». Но это просто, потому что здесь мы имеем сосуществование двух способов мыслить, которые игнорируют друг друга, и которые не смешиваются.
В конечном счете в «Я» могут сосуществовать первичные зоны, сырые и необработанные психотические зоны, направленные на разгрузку, и более проработанные зоны, которые ближе к вторичным. Если вытеснение отделяет сознание от бессознательного, то расщепление «Я» заставляет сосуществовать два различных образа мыслей. Это – клиника пограничных случаев, которая нам здесь открывается. Пограничные состояния как «граничащие состояния», то есть ни явно невротические, ни явно психотические, а понемногу оба. В «Я» тогда существовали бы необработанные, сырые, бесформенные и чувствительные зоны. Это – то, что Андре Грин называет «частным безумием» [2] .
Тогда как связывать эти два различных типа логики, эти первичные и вторичные процессы, если оба исключают друг друга, являясь не совместимыми одно с другим? Как связывать выработанную мысль и глухую материальность, которая настаивает? Для Андре Грина, никогда не будет идти речь о том, чтобы заглушать страсть «частного безумия» словами вторичного процесса, связать их наиболее возможно процессами третичными. Третичные процессы — это связь между первичным и вторичным, между мыслью и страстью, «Оно» и «Я».
Пробел, Пустота – Мёртвая мать
Какие модальности этих зон затронуты частным безумием? Не будучи ни бредом как в психозе, ни депрессией, белый психоз (так А. Грин называет его) затрагивает саму мысль [3] . Быть пораженным пробелом, неспособностью думать, чувствовать себя пустым, иметь пустую, дырявую голову… Здесь открывается захватывающая клиника пустоты. Рассмотрим, например, может ли тот, кто ест, не усваивая пищу, (к примеру, в булимии) насытиться, или тот, кто говорит, говорит и говорит – может ли он заполнить пустоту и глубокое отсутствие смысла? Белый психоз действует как паралич мысли. А. Грин тогда вносит в статье, которая стала важной вехой («Нарциссизм жизни, Нарциссизм смерти») понятие «мертвой матери» [4]. Мертвая мать в реальности не мертва, но она умершая психически. Захваченная депрессией, страданием, мать дезинвестирует ребенка, оставляет пустоту… Всё, что у ребенка есть, — это дыра, пустота, которая предпочтительнее, чем ничего. Тогда, он отрицательно идентифицируется с этой пустотой, c этой дырой, образовывая в своем «Я» пятно, производящее впечатление дыры, и, таким образом, оставляя пробел. Бесформенность, отсутствие содержания будут характеризовать этот участок мысли. Субъект, таким образом, будто затребован этой «Белой Дамой».
Возьмем снова два первичных влечения: влечение к жизни связывает, в то время как влечение к смерти отделяет и разъединяет. Таким образом, два противоречивых утверждения могут соединяться или стать тогда парадоксальными. Парадокс становится продуктом расщепления. Расщепление прерывает, купирует и закладывает основы зияния без коммуникации, мысль тогда развязана, освобождена и кажется бессвязной, непоследовательной. Развязывание расщепления, когда оно затрагивает мысль, ощущается как интеллектуальный паралич, как дыры в голове…
Расщепление проявляется не удалением в бессознательное символизированных содержаний (как в невротическом вытеснении), поскольку оно имеет дело с содержанием асимволическим, бесформенным. Чтобы ничего об этом не слышать, всякая субъективность уходит из расщепления, устраняется из опыта, который не смог найти себе место в субъективной жизни. Если возвращение вытесненного – тревожно и мучительно, то возвращение расщепленного проживается как агония, как серьезная угроза. Чтобы изгнать расщепление, субъект будет разряжаться или в акте перехода к действию (un passage à l’acte) или психосоматически.
Можно резюмировать все это следующим образом: влечение к смерти образует зияния, пробелы. Но всё же, если пробел чрезмерно сковывает и удерживает мышление, он по-прежнему необходим. Совсем простой пример: мышление, артикуляция, критика – эти движения купированы. Сочленить два понятия – значит поместить между ними пробел, и значит разъединить, прервать. Работа негатива [5] — это, таким образом, работа влечения смерти, которая делает возможным мышление. Короче, именно смерть позволяет жизни быть. Можно определить, следовательно, некоторую топологию пробела, которую Грин пробует создать в «Ребенок Оно» [6]. Если мышление происходит в пробеле, которое позволяет разъединять элементы, тогда этот пробел является структурообразующим. «Я» и «Оно» опираются на него, пробел создает мышление и так же создает бессознательное, потому что невротическое бессознательное в сущности состоит из вытесненных, но уже символизированных элементов.
Итак, у психотика пробел слишком обширен, он дезорганизует психику. Психотик вынужден с одной стороны заполнять этот пробел, означивать его, например, бредом. С другой стороны, он засасывается этим пробелом, этим нулем, а не пустотой неозначенности.
Но эта мысль Грина сложна, тонка, имеет много нюансов. Поэтому мы не можем обойтись без того, чтобы читать и перечитывать его труды, неизбежные для современной клинической мысли.
*Примечания
1. Белый психоз («психоз без симптомов») в дальнейшем был присоединен некоторыми экспертами к агрессологии нарциссической параноидной перверсии, с признаками психопатии.
2. Такие понятия как «белый психоз» и «холодный психоз»[7] не следует понимать как новые клинические реальности, призванные обогатить нозографическую классификацию, которая включала бы «небредовые психозы» наряду с «психозами бредовыми», галлюцинаторными. Скорее, они обозначают конкретны состояния психики в её противостоянии психотическим проблемам, в противостоянии «хаосу влечений», без массового обращения к «вторичным попыткам восстановления объектальной связи», принимающих форму бредовых конструкций. Но эти понятия представляют собой подход к психозу, который фокусируется на состояниях мышления, присутствующие в психотических проблемах.
Использовано изображение картины С. Дали «Галатея со сферами» (1952)
Кривуля Н. В., психоаналитик, магистр клинической психологии и терапевтической медиации университета Ниццы (Франция), организатор и куратор исследовательской группы «Перверсии в практике психоанализа», преподаватель.
Литература:
1. Green A., Donnet J.- L., L’enfant de ça. Psychanalyse d’un entretien: la psychose blanche. – Éd. De Minuit, 1973.
2. Green A., La Folie privée. – Gallimard, 2003.
3. Green A., Donnet J.- L., L’enfant de ça. Psychanalyse d’un entretien : la psychose blanche. – Éd. De Minuit, 1973.
4. Green A., Narcissisme de vie Narcissisme de mort. — Les Editions 5. de Minuit, 2007.
5. Green A., Le Travail du négatif. — Les Editions de Minuit, 2011.
6. Green A., Donnet J.- L., L’enfant de ça. Psychanalyse d’un entretien: la psychose blanche. – Éd. De Minuit, 1973.
7. Kestemberg E., 2001, La psychose froide, PUF., — p. 10
psychoanalitic.com
Антология современного психоанализа. Перенос и контрперенос. Инцест и психоанализ.
«Антология современного психоанализа» [?] DjView
В первый том «Антологии» вошли наиболее значительные статьи психоаналитиков X. Гартманна, М. Балинта, Р. Вельдера, П. Хайманн, X. Лёвальда, X. Кохута, Э. Криса, О. Кернберга и многих других, опубликованные в основном в 50-70-е годы в ведущих психоаналитических журналах — «Contemporary Psychoanalysis», «The International Journal of Psychoanalysis», «The Journal of the American Psychoanalytic Association», «The International Review of Psychoanalysis», «The Psychoanalytic Quarterly», «The Psychoanalytic Study of the Child», «Revue Française de Psychanalyse» и др.
Также впервые публикуются статьи А. Жибо, М. Фэна, П. Марти, Дж. Макдугалл, М. де М’Юзана — представителей французского психоанализа.
Составитель, научный и ответственный редактор А. В. Россохин. Переводчики Е. А. Смирнова, Е. В. Смирнов. Научный редактор А. М. Боковиков
Французская психоаналитическая школа
Данное уникальное издание включает в себя до сих пор не издававшиеся на русском языке основополагающие работы французских психоаналитиков — членов Международной психоаналитической ассоциации, основанной З. Фройдом в 1910 году.
Вступительная статья и предисловие А. Жибо и А. Россохина
Жаклин Шаффер. Женское: один вопрос для обоих полов.
Женское – вот что создает проблему в вопросе различия полов, потому что женское тяжелее всего втиснуть в кадр анальной или фаллической логики. Не видимый, секретный, чуждый женский пол, является носителем всех опасных фантазмов.
Габриеэле Паскуале. Место чувства юмора во время сеансов.
В короткой статье о юморе З. Фройд пишет: «Чувство юмора Не у всех есть не у всехспособность к чувству юмора. Это редкий и прекрасный (ценный) дар, который отсутствуети у многих людей, обделенные также нет даже способностьюи испытывать удовольствие от смешного, показываемого им». Многие аналитики, помимо Фройда, писавшие о юморе, как и и те, кто лишь упоминал о нем в своих работах, в один голос соглашаются с тем, что юмор обладает огромной ценностью.
Ален Жибо «Французский подход к первичному интервью»*
Какова специфичность первичного психоаналитического интервью (ППИ)? Если во время ППИ речь идет об уточнении условий, позволяющих оценить психическое функционирование пациента, предпринимающего психоаналитическое лечение, то каковы критерии позволяющие сделать эту оценку и каким образом мы к ней приходим (её даём)?
Вассилис Капсамбелис «Психотическое функционирование»*
Нижеизложенные размышления, цель которых набросать общую картину психотического функционирования (ПФ) в терминах психоаналитической психопатологии, зародились в точном месте и имеют свою историю. Этим местом является Ассоциация Психического Здоровья 13-го округа Парижа.
Рене Руссийон «Работа символизации»*
Мы поместили работу символизации в само сердце практики, это [ работа символизации ] широко известная клиницистам концепция, но одновременно она является и очень сложной, поэтому раскрыть ее формы и еекомплексность, несомненно, является крайне полезным.
* — Версия для печати (Word)
Цви Лотан. В защиту Сабины Шпильрейн
Едва ли отыщется в истории психоанализа научный, политический и личный конфликт, сопоставимый по масштабам с теми разногласиями, которые привели к расколу между титанами психоанализа Зигмундом Фройдом и Карлом Густавом Юнгом. Я уже затрагивал эту тему в статье, посвященной Паулю Шреберу, автору достопамятных «Мемуаров», а впоследствии в своей книге о нем бегло упомянул о том, какое отношение имела Сабина Шпильрейн к полемике по поводу способов интерпретации сочинения Шребера, которая развернулась между Фройдом и Юнгом.
Серж Лебовиси «Теория привязанности и современный психоанализ»
Пациент заявляет: «Я потерял объект моей привязанности». Речь идет об игрушке, о которой он теперь вспоминает, о пожарной машинке, с которой он играл в четыре года; она была красная, металлическая, он поранил себе руку, играя с ней; если покрутить ручку, можно было поднять лестницу, «настоящий фаллос». Но он не знает, что случилось с этой машинкой. Отсюда его заявление о потере.
Томас Огден. Что верно и чья это была идея?
В этой работе автор исследует идею, что психоанализ, по сути, является усилием со стороны пациента и аналитика выразить словами то, что верно с точки зрения эмоционального опыта, в форме, доступной для аналитической пары, с целью психологического обмена. Основанное на работе Биона, то, что верно с точки зрения эмоционального опыта, рассматривается как независимое от формулировки, данной аналитиком. В этом смысле мы, как психоаналитики, не являемся изобретателями эмоциональной правды, а скорее участвующие наблюдатели и регистраторы.
Статьи по психоанализу других авторов +
Жан Курню «Бедный мужчина, или почему мужчины боятся женщин»
Гипотеза: мужчины боятся женщин. Не просто некоторые мужчины или некоторых женщин, не мужчины вообще, при тех или иных обстоятельствах, но фундаментально.
Марья Торок «Болезнь траура и фантазм чудесного трупа»*
Триумфальный прорыв либидо, связанный с объектной утратой, предоставляет материал для нового размышления о боли, присущей работе горя. Мелани Кляйн, возвращаясь к вопросу Фройда, почему работа горя является столь болезненным процессом, предлагает ответ: каждая объектная утрата включает садистический триумф над объектом маниакального типа.
* — Версия для печати (Word)
Жак Лакан «Стадия зеркала, как образующая функцию Я»Введенное мною на предыдущем конгрессе тринадцать лет назад понятие стадии зеркала в дальнейшем более или менее вошедшее в обиход французской группы, представляется мне достойным быть лишний раз предложенным вашему вниманию.
Марк Канцер «Коммуникативная функция сновидений»Сновидение, по крайней мере на первый взгляд, относится к нарциссическим и целиком интрапсихическим явлениям. Актеры и зрители в нем похожи на самого спящего; конечная цель спектакля заключается в сохранении сна — самого нарциссического по своему характеру психического состояния.
Фред Буш «Объектные отношения и структурная модель»
Сторонники теории объектных отношений, интерперсональной теории, психологии самости и интерсубъективисты постоянно критиковали традиционные психоаналитические приемы лечения за то, что в их основе лежит теория патологии, ориентированная исключительно на влечения, а не на объектные отношения. В известном смысле это мнение можно назвать справедливым, однако принципы психоаналитической методики следует рассматривать в исторической перспективе.
Патрик Кейсмент «Ненависть и контейнирование»
Обычно ненавистью называют некую интенсивную неприязнь. Ненависть может быть по большей части рациональной, например, когда мы ненавидим незнакомца, вторгшегося в семейный дом и его развалившего. Она может быть полностью иррациональной, когда ребенок ненавидит шпинат за его цвет. Она может быть довольно сложной, когда нас подводит кто-то, кому мы доверяли — тогда мы можем ненавидеть также себя за то, что позволили себя одурачить тому, кто не заслуживал доверия…
Green
Андре Грин «Агрессия, феминность, паранойя и реальность»
Согласно Фройду, агрессия — это внешнее выражение деструктивных влечений. Теоретически говоря, агрессия- это не то, что отличает пол. Тем не менее, ее природа и функция отсылают нас к вопросу ее специфического выражения в женской сексуальности.
Андре Грин «Мёртвая мать», с сокр. // Французская психоаналитическая школа. Под ред. А. Жибо, А. В. Россохина
Заголовок данного очерка – мёртвая мать. Однако, чтобы избежать недоразумений, я сразу уточню, что не рассматриваю психологические последствия реальной смерти матери. Мёртвая мать здесь – это мать, которая остаётся в живых, но в глазах маленького ребёнка, о котором она заботится, она, так сказать, мертва психически, потому что по той или иной причине впала в депрессию.
Андре Грин «Мертвая мать» , в квадратных скобках — текст научного редактора П. В. Качалова
Комплекс мертвой матери — откровение переноса. Основные жалобы и симптомы, с которыми субъект вначале обращается к психоаналитику, не носят депрессивного характера. Симптоматика эта большей частью сводится к неудачам в аффективной, любовной и профессиональной жизни, осложняясь более или менее острыми конфликтами с ближайшим окружением.
Некоторые переводы А. Грина
«Работа негативного», «Метафоризация аналитической речи», «Моральный нарциссизм».
Андре Грин о нарциссизме, перевод Л. И. Фусу
et
Жан-Мишель Порт. Этика и психоанализ*
От этого одного наименования конференции «Этика психоанализа», некоторые могли бы испугаться призыва к новому нравственному порядку в практике, которая по существу является социально-безнравственной. Исходя из объекта изучения – Нессознательного, психоанализ реализуется в чем-то вынесенном за рамки социального порядка.
* — Версия для печати (Word)
Марилия Айзенштайн. Каковы этические идеи моделей психоаналитического образования
Цитируя Левинаса, Клаудио Эйзерик очень хорошо определил этику, как этику ответственности перед другим, «ответственности всецелой и нескончаемой, ассиметричной», которая означает, что я виновен в ошибках и страданиях другого, и не ожидаю от него подобного отношения ко мне. Подобный подход к рассмотрению психики сосредоточен в сердце психоаналитической работы. Этический вопрос здесь звучит иначе, чем в других дисциплинах.
Бетти Джозеф. О переживании психической боли
«Существуют люди, столь нетерпимые к боли или фрустрации (или в ком боль или фрустрация столь нетерпима), что они ощущают эту боль, но не претерпевают (suffer) ее, так что нельзя сказать, что они ее обнаруживают … пациент, не претерпевающий боль, не способен “претерпеть” наслаждение» (Bion, 1970, p. 9). Это данное Бионом описание занимает центральное место в моих размышлениях в настоящей статье. ..
Бетти Джозеф. Различные типы тревоги и обращение с ними в аналитической ситуации
В этой статье предложен клинический подход к вопросу тревоги. Рассмотрим способы, в рамках которых пациенты используют нас, аналитиков, чтобы помочь себе справиться с тревогой. Причина, приводящая пациентов к аналитику, глобальна: неумение справляться с тревогой. Имеется в виду, что пациент сознательно не отдает себе отчета в этом.
Р. Д. Хиншелвуд. Британская кляйнианская техника
Воззрения Мелани Кляйн на аналитический процесс были весьма специфическими. С самого начала ее деятельности Кляйн заботили уровни тревоги, которую она обнаруживала у своих пациентов-детей. В ее подходе этому аффективному уровню уделялось повышенное внимание. Если удается сделать интерпретацию, которая прослеживает тревогу вплоть до самых ранних стадий, заявляла Кляйн, тревога модифицируется. И эта модификация для аналитика ощутима. ..
Рональд Бриттон. Интуиция психоаналитика: выборочный факт или сверхценная идея?
Эта глава основана на статье, написанной совместно с Steiner (Britton и Steiner 1994). Нам хотелось описать использование аналитиком интуитивно-выборочного факта в развитии его или ее интерпретаций и привлечь внимание к опасной его схожести с кристаллизацией бредовой убежденности сверхценной идеи. Сверхценные идеи могут возникать из детерминирующих бессознательных представлений.
Рональд Бриттон. Освобождение от Супер-Эго
В статье рассматривается враждебность во взаимоотношениях Эго и Супер-Эго в человеческой личности. Глава из книги: Britton, R. (2003) Sex, Death and Super-Ego. London, Karnac Books. Перевод З. Р. Баблояна. Научная редакция И. Ю. Романова.
trans
Перенос и контрперенос
Бетти Джозеф. Перенос: ситуация в целом
От идей Фройда о переносе как препятствии к рассмотрению его как важного инструмента аналитического процесса, наблюдая как отношения пациента с первичными объектами во всем их разнообразии были перенесены на личность аналитика. Strachey (1934), используя открытия Melanie Klein о том, как проекция и интроекция окрашивают и создают внутренние объекты индивида, показал, что то, что переносится является преимущественно не внешними объектами детского прошлого, а внутренними, и то, каким образом они построены, помогает нам понять то, какие изменения может вызвать аналитический процесс. ..
Статьи о трансфере и контртрансфере других авторов +
Ханна Сегал. Контрперенос
По мере развития психоанализа, перенос, вначале считавшийся серьезным препятствием для лечения, сталь рассматриваться в качестве его опорной точки. Аналогично, контрперенос, вначале рассматривавшийся как невротическое нарушение психоаналитика, не позволяющее отчетливо и объективно увидеть пациента, сегодня все более расценивается, как наиболее важный источник информации о пациенте, равно как и элемент взаимодействия пациента и аналитика.
Энтони Бейтман «Толстокожие и тонкокожие организации и инсценирование..»
В данной статье автор доказывает, что инсценирование — это любое взаимное действие внутри отношений «пациент—аналитик», возникающее в контексте трудностей при работе контрпереноса. Такое инсценирование распространено во время лечения пограничных и нарциссических расстройств. Для представления различных форм инсценирования, которое, на взгляд автора, может происходить либо в ущерб, либо на благо аналитического процесса, он описывает пациентку, первоначально идентифицировавшуюся с садистичной матерью и во время лечения угрожавшую аналитику ножом.
Мишель Неро. Судьбы трансфера: методологические проблемы
Когда Рене Дяткин спросил у меня мимоходом, согласен ли я обсудить проблему судеб трансфера, я тут же ответил утвердительно. Такая поспешность заслуживает, может быть, если не оправдания, то, по меньшей мере, прояснения; во всяком случае, несколько дней спустя я занялся проработкой методологической стороны вопроса. В своей жизни я проходил анализ с Рене Дяткиным всего один раз в 1960-1964-х годах, и у меня имеется только та точка зрения на «транши» анализа, которую я приобрел, работая с вышеупомянутыми траншами в качестве аналитика, а не в качестве пациента.
Р.Д. Хиншелвуд. Контрперенос и терапевтические отношения
Двумя важными концепциями современной кляйнианской техники являются «контейнирование» и «К-связь». Интерес Кляйн к когнитивной работе мышления и интеллектуальному развитию ребенка привел к описанию фундаментальной связи между некоторыми преконцепиями (preconceptions), присущими организму, и чем-то инородным, т. е. переживанием, относящимся к внешней реальности. Преконцепции дают ребенку ориентацию, и он уже знает, что нужно делать при встрече с определенными восприятиями. Типичный пример представляет собой новорожденный, который уже знает, что делать, когда сосок касается его щеки.
Анна Райх. Эмпатия и контрперенос
Много лет назад в статье о контрпереносе (1951) я описала процесс аналитического понимания пациента и его материала как моментальное событие, которое происходит не в результате специального, сознательного обдумывания, а как внезапный инсайт, внезапное внутреннее знание. Это постигается вдруг. Цель статьи — собрать то, что известно об этом процессе внезапного понимания и исследовать факторы, мешающие его постижению.
Франсуа Ладам «Иллюзия переноса и ловушки контрпереноса»
Согласно Фройду, перенос возникает в результате неразрешенного на бессознательном уровне конфликта. Аналитическое лечение невротиков предполагает наличие способности анализировать перенос определенного вида. Мы постепенно приходим к выводу о том, что перенос является следствием самой аналитической ситуации (тогда анализ осуществляется в рамках переноса).
incest
Инцест и психоанализ
Моник Бидловски. Проблематика инцестуозных репрезентаций.. перевод Фусу Л. И.
В последние годы, благодаря сотрудничеству психоаналитиков, гинекологов и акушеров, были проведены новые медицинские исследования. В данном контексте практикующими клиницистами было констатировано, что инцестуозные репрезентации регулярно наблюдаются при психических нарушениях. Жалобы пациентов касаются в первую очередь трудностей филиации: необъяснимое бесплодие, нарушения развития беременности, отмеченные психосоматическими инцидентами или сложности установления первых отношений с новорожденным.
Натали Зальцман. Является ли инцест психоаналитическим понятием? перевод Фусу Л. И.
В американской культурной среде, как мы узнаем из средств массовой информации или по слухам, происходит феномен стирания понимания разницы между психопатологическими актами и бессознательными фантазмами. Этот феномен, говорят, может привести к карикатурным законодательным формам, в которых психоаналитик может подтолкнуть пациента к возбуждению судебного дела против своих родителей, если в анализе появляется классический фантазм родительского соблазнения.
Жак Андре. Ложе Иокасты* перевод Фусу Л. И.
Универсальный, как и все явления природы, как правило, специфически человеческий, запрет на инцест является «фундаментальным подходом, посредством которого происходит переход от Природы к Культуре.» Эти известные слова Леви-Стросса, высказанные им в «Элементарных структурах родительства» (1949), оставили прочный след, даже если торжественность их утверждения с некоторых пор немного поубавилась.
* — Версия для печати (Word)
Д. Марс. Случай инцеста между матерью и сыном: его влияние на развитие и лечение.
За последнее время увеличилось число официально подтвержденных случаев инцеста и соответственно возросло число публикаций по данной проблеме. Однако имеется очень мало документальных данных о случаях инцеста между матерью и сыном, и психоанали-тическая литература, касающаяся этой темы, также крайне скудна. С другой стороны, весьма широко распространено мнение, что половая связь между матерью и сыном либо между взрослой женщиной и мальчиком может быть полезной.
Д.Н. Хуизенга. Инцест как травма: психоаналитический случай.
Нэнси, 35-летней пациентке психоанализа, у которой первый половой акт с отцом произошел в возрасте 9 лет, приснилось, что у нее сильное вагинальное кровотечение, и что она пришла ко мне за гигиеническими прокладками. В ее сне я ответила, что она может решить этот вопрос сама, и, истекая кровью, она в отчаянии покинула мой кабинет, осознавая, однако, что ее кровотечение не смертельно. На следующей сессии Нэнси ассоциировала на тему своей фантазии о том, что нож распарывает ее матку, и гадала, было ли у нее кровотечение после полового акта с отцом. Она говорила о том, что мать не догадалась о ее страданиях и не поняла, что она нуждается в помощи.
psychic.ru
сигма — В мире чудовищ с Андре Грином
Смех — это внутренняя свобода.
Джеймс Крюс “Тим Талер, или Проданный смех” (здесь и далее цитаты из повести Д.К.)
Андре
Все началось 12 марта 1927 года, когда в Каире, в семье сефардских евреев, родился четвертый ребенок — мальчик Андре. Когда мальчику было два года, его тетя по материнской линии погибла при трагических обстоятельствах. Мама Андре тяжело переживала смерть сестры. Вскоре после этого, старшая сестра Андре заболела туберкулезом, и мама, одержимая страхом вновь потерять близкого человека, с головой ушла в заботы о больной дочери. Мама с сестрой часто ездили в Париж на лечение, оставляя маленького Андре с отцом и нянями в Каире. Мальчику было ужасно одиноко. Он не мог толком обьяснить себе, что происходит, почему маме так тяжело, и почему он ничего не может с этим поделать. Постепенно, образ матери стал для Андре чем-то недосягаемым и печальным, он принял свое одиночество как данность и научился с ним жить. Когда Андре подрос, мама стала брать его в Париж с собой. А он брал с собой свое одиночество. В 19 лет Андре решил переехать в Париж окончательно, чтобы поступить на медицинский факультет и стать психиатром. Терять ему было нечего- отец умер, когда ему было 14. Отношения с матерью так никогда и не стали близкими. Он не знал никого в Каире, точно так же, как он не знал никого в Париже. С таким же успехом он мог переехать хоть на Луну- там ему было бы так же одиноко, как и в любом другом из уголков Земли. Мать Андре умерла, когда ему было 22. Он так и не виделся с ней с момента переезда в Париж. Со временем у него появились друзья, знакомые, любимая девушка. И вот, наконец, Андре приступил к изучению психиатрии.
Грин
Так, в 1953 году, заканчивается история мальчика Андре из Каира, и начинается история Андре Грина — одного из самых замечательных психоаналитиков 20 века. Позже, в одном из интервью, Грин скажет, что считает 1953 годом своего рождения.
Как подобает настоящему герою, Андре Грин посвятил вновь обретенную жизнь борьбе за свободу. За самую важную из свобод — внутреннюю. Проведя детство в “темноте” и одиночестве, он, как никто другой, знал, как бороться с монстрами, которые прячутся у нас внутри. Одним из таких монстров был “комплекс мертвой матери”. Андре Грин называл его многоголовой гидрой психоанализа. Отрубая одну голову чудовища, он видел, как на ее месте вырастало три новых. Грин был пациентом, психоаналитиком, ученым, философом, вечным учеником и учителем одновременно, и он использовал весь свой опыт, чтобы найти способ одержать победу.
Комплекс мертвой матери, вопреки своему названию, не является последствием физической смерти близкого человека. Он зарождается в результате отстраненности матери и невозможности установить с ней эмоциональный контакт. “Мертвая мать” — это мать, которая физически присутствует в жизни ребенка, но, лишенная теплоты и эмоций, поглощенная какой-то неведомой печалью, для ребенка она умирает. Комплекс формируется в раннем детстве вокруг взаимоотношений с человеком, который может быть отцом, матерью, или другим важным для ребенка членом семьи.
Мать и ребенок
“Он был крепким и вполне самостоятельным пареньком, мог без всякой посторонней помощи управлять океанским пароходом из табуреток и автомашиной из диванных подушек и на редкость заразительно смеялся.”
Как правило, изначально ребенок c комплексом мертвой матери был любим и счастлив. Но, по какой — то неведомой причине, все меняется, и вокруг этой перемены возникает внутренний конфликт. То, что было для ребенка источником любви и залогом безопасности, превращается в блеклый и практически неодушевленный образ. Причиной отстраненности матери может стать разочарование любого рода- проблемы с деньгами, самореализацией, сложные отношения с отцом ребенка.
Грин приводит следующий пример из своей практики — мать одного из пациентов тяжело переживала выкидыш, но это событие держалось в секрете, и пациент узнал от родных о семейной тайне уже в процессе анализа.
Основная характеристика депрессии, порожденной комплексом мертвой матери — это то, что она развивается в момент физического присутствия объекта (матери), который поглощается ощущением утраты — так ребенок переживает отсутствие эмоциональной близости с матерью. Даже если на каком — то этапе жизни ребенка происходит реальное расставание (или потеря), эти события уже не имеют отношения к формированию комплекса. В случае реальной утраты эмоционально близкой матери, могут проявляться схожие симптомы и модели взаимоотношений с окружающими, однако, подобная травма несет совершенно иной характер.
Для данного случая также характерно, что ребенок не испытывает чувства ненависти или агрессии по отношению к матери. Зачем винить близкого человека за его же горе? Повзрослев, некоторые дети начинают винить мать за определенные ошибки, но, в то же время, они сами тут же легко находят оправдание ее поступкам и сострадают ей. В своей работе по клинической психологии, написанной в США в 2012 году, С. Райт приводит пример пациента, упоминавшего алкоголизм матери, как корень своих проблем во взаимоотношениях с другими людьми; одновременно с этим, пациент легко находил оправдание поведению матери и глубоко ей сопереживал.
Итак, что вы делаете, когда близкому человеку плохо? Конечно, пытаетесь его растормошить и развеселить. В попытке обратить на себя внимание, ребенок становится активным, старается вовлечь мать в общение. Позже это сменяется легкой возбудимостью, беспокойством, бессонницей. Потерпев поражение, ребенок начинает искать иной способ сблизиться с матерью и находит единственное решение- стать таким же, как она. Он мимикрирует и подсознательно старается приблизиться к матери, разделив с ней печаль. В конечном итоге, горе становится тем, что их объединяет. Ребенок переносит внутреннюю скорбь от потери близкого человека снова на объект потери, то есть сопереживает матери из–за собственной депрессии.
Вслед за этим происходит утрата смысла. Ребенок пытается найти хоть какое-то объяснение происходящему и приходит к выводу, что, скорее всего, это он сделал что-то не так. Но каким должен быть проступок, чтобы получить такое наказание? Достраивая картину мира из подручных средств и фантазируя о своем проступке, ребенок начинает чувствовать, что само его существование является источником разочарования матери. Отдаляясь, мать будто отказывается признавать за ребенком право на чувства и эмоции, что воспринимается как отказ в праве на существование в целом. Если ты даже не в праве существовать, то о праве иметь собственные желания и говорить нечего. Так, ребенок накладывает внутренний запрет на свои желания.
Тим Талер и Андре Грин
Одной из любимых страшилок моего детства была история про Тима Талера- мальчика, который обменял свой смех на способность выигрывать любое пари. Удивительным образом, мальчик прошел через все то, что описал Андре Грин в своей работе “Мертвая мать”.
Жизнь трехлетнего Тима меняется в одночасье — отец теряет работу, из счастливого дома с окнами на городской сад они переезжают в квартиру в темном переулке в неблагополучном районе, его мама умирает и образ веселой, любящей матери вытесняется из сознания ребенка образом нервной и холодной мачехи, от которой Тим получает одни шлепки да оплеухи. Несмотря ни на что, Тим пытается быть хорошим и заслужить одобрение мачехи, которая всегда чем-то недовольна.
Грин пишет, что ребенок с комплексом мертвой матери отчаянно стремится быть прилежным, вести себя тихо, не отвлекать родителей, не мешать им, делать успехи в учебе. С. Райт приводит пример пациента, который утверждал, что “если ты хочешь, чтобы тебя любили, для этого нужно стараться, нужно делать что-то такое, за что ты получишь признание, ты должен быть идеальным ребенком.”
Поначалу Тим Талер тоже очень старается в школе, но его усилия остаются незамеченными. Тим не сдается.
“Стоило ей (мачехе) разок похвалить его за то, что он один притащил тяжелую сумку картошки, и он чувствовал себя совершенно счастливым, становился покладистым и сговорчивым и готов был помогать ей с утра до вечера.”
Но и это не помогает Тиму снова обрести любящую семью.
“Если бы у меня было очень много денег, я снял бы большую квартиру, у меня была бы там отдельная комната и каждый день я давал бы Эрвину на карманные расходы, сколько он ни попросит. А мать могла бы покупать себе все, что захочет”- рассуждает Тим.
Он пытается понять, как сделать своих родных счастливыми.
Неспособность вызвать эмоциональный отклик в матери, отсутствие тепла, чувства безопасности воспринимается ребенком, как его собственный провал. Это ощущение провала, неспособности исправить или изменить что-либо, остается с ребенком на всю жизнь и переживается снова и снова, но уже в других ситуациях.
“Из–за всех этих непонятных вещей, приключившихся с ним на новой квартире в переулке, Тим почти совсем разучился смеяться.”
Так, после утраты смысла, ребенка мертвой матери поглощает печаль, которую он тщательно скрывает.
Грин считает, что одиночество и боль стимулируют в ребенке развитие интеллектуальных и творческих способностей. Воображение предоставляет убежище от реальности и помогает заполнить пустоту. Интеллект употребляется на то, чтобы достигать академических успехов и, таким образом, стать достойным любви. Считается, что творческий потенциал и интеллект ребенка выступают как защитные механизмы, и, на какое-то время, ребенок может заполнить пустоту творчеством. Такие дети часто посвящают себя искусству и выбирают творческие профессии.
Среди других способов заполнить пустоту- чрезмерная привязанность к отцу, попытка найти “мать” вне семьи — в друзьях или в матерях друзей. Некоторые дети начинают проявлять заботу о других членах семьи и превращаются во взрослых детей, другие проявляют гиперответственность, у многих наблюдается синдром дефицита внимания.
“Жизнь непонятна, а все взрослые- конечно, за исключением отца -несправедливы”- к такому выводу приходит Тим Талер, для которого отец остается единственным источником радости. Но и отец вскоре умирает.
Тим отчаянно хочет всем нравиться, хочет чтобы все с ним дружили и любили его, но не понимает, что ему даже не нужно ничего для этого делать. Его жизнерадостный смех- это и есть то, что притягивает к нему людей. Он нравится всем таким, какой он есть. Только от мачехи по-прежнему никаких проявлений тепла и заботы. Так, Тим принимает решение навсегда отказаться от своего смеха в обмен на богатство, которое, как он думает, принесет ему любовь и уважение мачехи и друзей. Он еще не понимает, что тем самым, он лишает себя возможности быть счастливым.
Проданный смех
“Мое наследство- тяжелая ноша, господин фотограф. И я еще не знаю, что мне делать- смеяться или плакать. Разрешите мне пока подождать и со смехом, и со слезами.”
Такое наследство оставляет ребенку «мертвая мать». Андре Грин подробно описал, как это происходит.
Несмотря на все успехи и достижения, дети “мертвой матери” переживают бесконечное повторение своего “поражения”. Вскоре две важные сферы жизни — карьера и семья- превращаются в источник обид и разочарований. За что бы они ни брались, любое вложение эмоций и чувств снова возвращает этих детей к скорби. Таким людям трудно говорить о том, чего они хотят, их желания все еще под запретом. Мертвая мать пресекает любые попытки ребенка жить собственной жизнью.
Профессиональная жизнь, даже если человек глубоко в нее вовлечен (работа превращается в еще один способ вытеснить одиночество), становится источником разочарования. Неудачи в любви ведут к серьезным нарушениям в сексуальной жизни и эмоциональном общении. Желание ребенка мертвой матери быть спасителем, человеком который может все исправить, который все отдает другим, удивительно сочетается с недоверчивостью, стремлением избегать серьезных отношений или не вовлекаться в них эмоционально. В своем стремлении любить и быть любимым, он может ненадолго забыть себя, отдавая партнеру все, но это быстро сменяется опустошением и обидой. Этот взрослый ребенок постоянно чувствует, что его недостаточно любят и ценят, что его могут бросить, он утрачивает способность ощущать себя в покое и безопасности. Взаимоотношения с близкими становятся противоречивыми и двойственными. В сексуальной жизни, даже если все хорошо, жертвы комплекса мертвой матери либо становятся одержимы идеей, что к ним не испытывают ответного влечения, либо они создают ситуацию, в которой, якобы, теряют его сами.
Они жаждут спасения, перемен, просветлений, всего, что может дать им иллюзию того, что отныне все изменится. Они меняют партнеров, интересы, занятия, пристрастия в еде, сами разыгрывают маленькие трагедии и сами помогают себе их пережить. Ситуации, в которых они, как барон Мюнхгаузен, вытягивают себя за волосы из болота, ненадолго дают им иллюзию силы, контроля, ощущение перемен. Еще одним отвлекающим маневром служат различные проявления деструктивного поведения. Проблемы с алкоголем, наркотиками, переедание и булимия- так жертвы комплекса наказывают себя за горе матери, и в то же время, бросая все силы на борьбу с этими проблемами, они забывают, что под ними погребен далекий образ из детства.
При этом дети мертвой матери достаточно стабильны, они молча преодолевают препятствия, и даже не страдают депрессиями в классическом понимании. Их депрессия растянута во времени и проходит через всю жизнь чередой микро-депрессий.
Укрепившись и окопавшись в своей неспособности быть счастливым, любить или быть любимым, как в крепости, человек, живущий под гнетом мертвой матери, начинает искать независимости и одиночества. Одиночество, которое когда-то стало причиной развития комплекса, и от которого так хотелось спрятаться, превращается в единственное доступное утешение. По словам Грина, видя в одиночестве спасение, пациент завершает круг и возвращается к тому, с чего начинал. Их снова остается только двое- ребенок и его мертвая мать.
Не в силах ни оплакать свою детскую потерю, ни быть счастливым в самостоятельной жизни, взрослый с комплексом мертвой матери превращается в Тима Талера- одинокого ребенка, которому пришлось рано повзрослеть, и который теперь не умеет ни плакать, ни смеяться.
Молчание
“Обе стороны обязуются хранить полное молчание о настоящем соглашении.”
Молчание — одно из важнейших условий контракта, который подписал Тим, навсегда отказываясь от своего смеха.
Грин считает, что молчание — это типичная особенность, указывающая на наличие комплекса мертвой матери. Это значит, что пациент готов говорить о чем угодно, кроме того, что непосредственно может навести аналитика на верный след.
“Самые сложные вещи иной раз становятся простыми, когда поговоришь о них с кем-нибудь. Но Тиму нельзя было ни с кем говорить об этом. Он должен был замкнуться в своей тайне, как улитка в раковине.” Поначалу Тим даже не осознает, какую непосильную ношу он взвалил на свои плечи.
Комплекс мертвой матери надежно скрыт за множеством других проблем и комплексов. На момент начала анализа, у пациентов нет четких воспоминаний о травмирующей ситуации, и, в качестве исходного конфликта, они приводят совершенно другие эпизоды из своей жизни. Именно поэтому Грин говорил, что комплекс мертвой матери- это многоголовая гидра психоанализа. На то, чтобы понять с чем именно он имеет дело, у Андре Грина ушли годы. Обычно то, что могло бы указать на причины формирования комплекса, либо умалчивалось, либо представлялось пациентами, как следствие другой травмы. Пациенты не испытывали ненависти или злости, не страдали глубокими депрессиями. В силу своего интеллекта, многие из них блестяще анализировали собственные конфликты. Грин писал, что такие пациенты изматывают аналитика, водят его вокруг да около, развлекая интеллектуальными беседами. В итоге последний сдается, исполненный чувством собственного бессилия. Андре Грин считал, что в данном случае “молчание психоаналитика” не эффективно. Для того, чтобы заставить пациента вспомнить то, что он так старательно забывал- придется начать говорить.
Поскольку, под влиянием комплекса мертвой матери, пациент с самого детства подавляет негативные чувства, то, согласно Грину, первым шагом на пути к освобождению может стать появление злости, гнева, обиды. Эти негативные чувства открывают доступ к тому моменту в прошлом пациента, где он когда-то “захоронил” образ матери.
Когда друзья приводят Тима Талера в кукольный театр на спектакль про царевну Несмеяну, они надеются, что вместе с царевной рассмеется и Тим. Мальчик сразу проникается симпатией к Несмеяне и мысленно называет ее сестренкой. Он понимает, что больше не один, что в этом мире есть кто-то, с кем его роднит бесконечная печаль. Тим мысленно молит царевну не смеяться, не оставлять его одного. Но вот раздается смех Несмеяны и вместе с ней смеется весь зал. Тим плачет и впервые осознает, что хочет вернуть свой смех.
“Впервые с того рокового дня на ипподроме в душе его поднялся бессильный гнев. Гнев словно захлестнул его. И в эту минуту он твердо решил, что добудет назад свой смех, чего бы это ему ни стоило.” Так Тим начинает свой путь домой, к счастливому ребенку, который умел заразительно смеяться и которого все любили просто так.
Задача психоаналитика заключается в том, чтобы привести пациента к настоящему себе, помочь ему пройти путь от одинокого и покинутого ребенка к счастливому и заслуживающему любви. Круг замкнется, а заложник мертвой матери окажется свободным. Это возможно только тогда, когда пациент разрешит себе испытать боль и сам захочет вернуть утраченную свободу. Грин писал, что нужно “заставить мертвую мать улыбнуться”, пробудить в сознании ребенка образ любящей матери, такой, какой она была до потери эмоциональной близости с ребенком. Можно поднять его со дна воспоминаний, придумать- неважно. Главное ненадолго вдохнуть в нее жизнь. Оживив мать, ребенок сможет с ней попрощаться, дать ей по-настоящему «умереть» в последний раз и отпустить этот образ навсегда.
“Лицо мачехи расплылось; перед глазами Тима стояло другое лицо — лицо той, которая подарила ему его смех: лицо матери. Черные волосы и блестящие черные глаза, смуглая кожа и веселые полукруги возле уголков губ.” Этот образ предстал перед Тимом Талером незадолго до того, как ему, наконец, удалось вернуть свой смех. И это именно тот момент, когда, по словам Грина, психоаналитик понимает, где находится “шея гидры” и может отсечь все головы разом.
Преодоление собственного комплекса матери ознаменовало для Андре Грина начало новой жизни, которую он посвятил психоанализу. Когда Тим Талер вернул свой смех, он чувствовал то же самое — “Слезы катились по его щекам; он бессильно опустил руки; он даже не смотрел на своих друзей. У него было такое чувство, словно он рождается заново.”
“Теперь, когда к Тиму снова вернулся смех, и он словно выздоровел, он понял, вдруг, как все это было просто. А он-то в смятении и отчаянии столько лет пробирался окольными путями, вместо того чтобы выйти на прямую дорогу”
Для того, чтобы понять, как вернуть свой смех и что такое внутренняя свобода, Тиму Талеру было необходимо пройти всеми этими окольными путями.
Для того, чтобы выделить комплекс мертвой матери в отдельную категорию, Андре Грину было необходимо пройти три курса психоанализа в качестве пациента, и множество раз иметь дело с нарциссическими травмами в качестве психоаналитика.
После Грина
Когда Тим Талер впервые встречает человека, который догадывается о том, что на самом деле происходит с мальчиком, он не может ни пожаловаться, ни попросить о помощи. Своим контрактом мальчик связан по рукам и ногам.
“Твое молчание достаточно красноречиво. Может быть, мне когда-нибудь удастся тебе помочь,”- говорит ему незнакомец.
Первая и случайная встреча с моим будущим психоаналитиком прошла за обсуждением философии, истории, моего синдрома дефицита внимания, хронического саботажа близких отношений и неспособности действовать согласно своим желаниям.
Через некоторое время, я пришла на первый сеанс со следующим заявлением: “У меня биполярное расстройство и сейчас я в депрессивной фазе, мне нужен рецепт на таблетки”.
“Я думаю, что это не так, пожалуйста, дай мне время разобраться во всем получше”,- получила я в ответ.
После нескольких сеансов, и пары попыток прекратить сессии, которые становились все менее приятными, мой психоаналитик сказал:
— Мне кажется, я знаю, как тебе помочь. Но для этого, нам придется убить твою мать! Или ты все еще хочешь таблетки?
Таблеток уже не хотелось. Во мне бушевали гнев и решимость Тима Талера.
syg.ma
Концепт «белый психоз» в творчестве Андре Грина. Часть I.
Андре Грин — серьезный современный мыслитель. Мы ему обязаны за вклад концепции негатива в психоанализ, слишком амбициозный, чтобы можно было описать его здесь. Взамен, мы можем поговорить о введенном им понятии пробела, таким как оно появляется в белом психозе[1].
Частное безумие
Фрейд с самого начала отличал бессознательное и сознательное. Бессознательное подчинено первичным процессам (которые нацелены на удовольствие и разгрузку), в то время как сознательное подчинено вторичным процессам (более усовершенствованным, как слова и мысли). Сознательное и Бессознательное отделены друг от друга. Впоследствии, в отношении фетишизма, например, в отношении перверсии, или в застревании некоторых лечений (как в случае Человека-Волка) Фрейд стал говорить, что это может быть более сложно. «Я» может, к примеру, понимать реальность, но в то же самое время отрицать её. Перверт может сразу знать, что его мать — женщина, что она не фаллична, и в то же самое время это знание отклонять, фетишизируя ногу как женский пенис. «Я» может обладать, таким образом, различными зонами, которые более или менее хорошо приспособлены между собой. Первичные и вторичные процессы способны сосуществовать, не смешиваясь. Давайте приведем тривиальный пример. Вторичный процесс: «В моем районе — нищета, и я бы хотел, чтобы стало лучше». Первичный процесс: «Я спалю мой район». Две различные логики, которые действуют обе, не пересекаясь. Естественно, этот факт будет вызывать недоумение: «Это не логично, вы противоречите себе». Но это просто, потому что здесь мы имеем сосуществование двух способов мыслить, которые игнорируют друг друга, и которые не смешиваются.
В конечном счете в «Я» могут сосуществовать первичные зоны, сырые и необработанные психотические зоны, направленные на разгрузку, и более проработанные зоны, которые ближе к вторичным. Если вытеснение отделяет сознание от бессознательного, то расщепление «Я» заставляет сосуществовать два различных образа мыслей. Это – клиника пограничных случаев, которая нам здесь открывается. Пограничные состояния как «граничащие состояния», то есть ни явно невротические, ни явно психотические, а понемногу оба. В «Я» тогда существовали бы необработанные, сырые, бесформенные и чувствительные зоны. Это – то, что Андре Грин называет «частным безумием»[2].
Тогда как связывать эти два различных типа логики, эти первичные и вторичные процессы, если оба исключают друг друга, являясь не совместимыми одно с другим? Как связывать выработанную мысль и глухую материальность, которая настаивает? Для Андре Грина, никогда не будет идти речь о том, чтобы заглушать страсть «частного безумия» словами вторичного процесса, связать их наиболее возможно процессами третичными. Третичные процессы — это связь между первичным и вторичным, между мыслью и страстью, «Оно» и «Я».
Пробел, Пустота – Мёртвая мать
Какие модальности этих зон затронуты частным безумием? Не будучи ни бредом как в психозе, ни депрессией, белый психоз (так А. Грин называет его) затрагивает саму мысль[3]. Быть пораженным пробелом, неспособностью думать, чувствовать себя пустым, иметь пустую, дырявую голову… Здесь открывается захватывающая клиника пустоты. Рассмотрим, например, может ли тот, кто ест, не усваивая пищу, (к примеру, в булимии) насытиться, или тот, кто говорит, говорит и говорит – может ли он заполнить пустоту и глубокое отсутствие смысла? Белый психоз действует как паралич мысли. А. Грин тогда вносит в статье, которая стала важной вехой («Нарциссизм жизни, Нарциссизм смерти») понятие «мертвой матери»[4]. Мертвая мать в реальности не мертва, но она умершая психически. Захваченная депрессией, страданием, мать дезинвестирует ребенка, оставляет пустоту… Всё, что у ребенка есть, — это дыра, пустота, которая предпочтительнее, чем ничего. Тогда, он отрицательно идентифицируется с этой пустотой, c этой дырой, образовывая в своем «Я» пятно, производящее впечатление дыры, и, таким образом, оставляя пробел. Бесформенность, отсутствие содержания будут характеризовать этот участок мысли. Субъект, таким образом, будто затребован этой «Белой Дамой».
Возьмем снова два первичных влечения: влечение к жизни связывает, в то время как влечение к смерти отделяет и разъединяет. Таким образом, два противоречивых утверждения могут соединяться или стать тогда парадоксальными. Парадокс становится продуктом расщепления. Расщепление прерывает, купирует и закладывает основы зияния без коммуникации, мысль тогда развязана, освобождена и кажется бессвязной, непоследовательной. Развязывание расщепления, когда оно затрагивает мысль, ощущается как интеллектуальный паралич, как дыры в голове…
Расщепление проявляется не удалением в бессознательное символизированных содержаний (как в невротическом вытеснении), поскольку оно имеет дело с содержанием асимволическим, бесформенным. Чтобы ничего об этом не слышать, всякая субъективность уходит из расщепления, устраняется из опыта, который не смог найти себе место в субъективной жизни. Если возвращение вытесненного – тревожно и мучительно, то возвращение расщепленного проживается как агония, как серьезная угроза. Чтобы изгнать расщепление, субъект будет разряжаться или в акте перехода к действию (un passage à l’acte) или психосоматически.
Можно резюмировать все это следующим образом: влечение к смерти образует зияния, пробелы. Но всё же, если пробел чрезмерно сковывает и удерживает мышление, он по-прежнему необходим. Совсем простой пример: мышление, артикуляция, критика – эти движения купированы. Сочленить два понятия – значит поместить между ними пробел, и значит разъединить, прервать. Работа негатива[5] — это, таким образом, работа влечения смерти, которая делает возможным мышление. Короче, именно смерть позволяет жизни быть. Можно определить, следовательно, некоторую топологию пробела, которую Грин пробует создать в «Ребенок Оно»[6]. Если мышление происходит в пробеле, которое позволяет разъединять элементы, тогда этот пробел является структурообразующим. «Я» и «Оно» опираются на него, пробел создает мышление и так же создает бессознательное, потому что невротическое бессознательное в сущности состоит из вытесненных, но уже символизированных элементов.
Итак, у психотика пробел слишком обширен, он дезорганизует психику. Психотик вынужден с одной стороны заполнять этот пробел, означивать его, например, бредом. С другой стороны, он засасывается этим пробелом, этим нулем, а не пустотой неозначенности.
Но эта мысль Грина сложна, тонка, имеет много нюансов. Поэтому мы не можем обойтись без того, чтобы читать и перечитывать его труды, неизбежные для современной клинической мысли.
*Примечания
- Белый психоз («психоз без симптомов») в дальнейшем был присоединен некоторыми экспертами к агрессологии нарциссической параноидной перверсии, с признаками психопатии.
- Такие понятия как «белый психоз» и «холодный психоз»[7] не следует понимать как новые клинические реальности, призванные обогатить нозографическую классификацию, которая включала бы «небредовые психозы» наряду с «психозами бредовыми», галлюцинаторными. Скорее, они обозначают конкретны состояния психики в её противостоянии психотическим проблемам, в противостоянии «хаосу влечений», без массового обращения к «вторичным попыткам восстановления объектальной связи», принимающих форму бредовых конструкций. Но эти понятия представляют собой подход к психозу, который фокусируется на состояниях мышления, присутствующие в психотических проблемах.
Использовано изображение картины С. Дали «Галатея со сферами» (1952)
Автор: Кривуля Н. В., психоаналитик, магистр клинической психологии и терапевтической медиации университета Ниццы (Франция), организатор и куратор исследовательской группы «Перверсии в практике психоанализа», преподаватель.
[1] Green A., Donnet J.- L., L’enfant de ça. Psychanalyse d’un entretien : la psychose blanche. – Éd. De Minuit, 1973.
[2] Green A., La Folie privée. – Gallimard, 2003.
[3] Green A., Donnet J.- L., L’enfant de ça. Psychanalyse d’un entretien : la psychose blanche. – Éd. De Minuit, 1973.
[4] Green A., Narcissisme de vie Narcissisme de mort. — Les Editions de Minuit, 2007.
[5] Green A., Le Travail du négatif. — Les Editions de Minuit, 2011.
[6] Green A., Donnet J.- L., L’enfant de ça. Psychanalyse d’un entretien : la psychose blanche. – Éd. De Minuit, 1973.
[7] Kestemberg E., 2001, La psychose froide, PUF., — p. 10
Источник статьи
psycholog.kharkov.ua