Аскетика что такое: Аскетика — Православный портал «Азбука веры»

Можно ли создать какую-то серьезную философскую систему, сделать важное научное открытие, не думая об этом годами, не трудясь и не ограничивая себя ни в чем? Очевидно, что практически невозможно. Александр Васильевич Суворов — аскет ради военных побед и славы государства, славы русского оружия. Художник Винсент Ван Гог — тоже аскет. Хотя его аскетизм привел к самоубийству, то есть был аскетизмом с отрицательным знаком: он «сжег» себя ради живописи и ничего больше, кроме живописи, по сути, не знал.

Диоген в своем жилище — пример аскета

А христианский аскетизм — духовная практика. Аскетизм как религиозную практику мы встречаем в любой великой культуре. Он есть в религии евреев Ветхого Завета, он был до нее и параллельно с ней в Древнем мире. Все люди знали, что есть некие затворники, молчальники, постники — аскеты, одним словом. Люди знали пользу поста, чувствовали, что ограничение в пище утончает восприятие мира, умиротворяет страсти, обостряет и улучшает интеллектуальные способности и духовные качества человека. Это известно было и в Индии, и в Египте, и в Древнем Риме. Людей, которые отрекались от мира — кто уходил в пещеру или в пустыню, кто взбирался на столп, кто надевал на себя вериги ради высших целей, — всегда считали солью земли в том обществе, в котором религиозный закон признавался за истину и соблюдался большинством. Христианская цивилизация аскетизм восприняла из древности. И этот аскетизм — не просто долгое, кропотливое упражнение, нужное всюду, где ожидаются большие результаты, как в науке или профессиональной культуре.

В религиозных практиках, которые формировали великие культуры и цивилизации, стремление к Богу однозначно означало ограничение себя в чем-то. Человек должен был чем-то пожертвовать, чаще всего — лично собою. В изуверских практиках это могло выражаться даже в оскоплении, в человеческих жертвоприношениях, нанесении увечий самому себе. Здесь правильные идеи подчас неправильно действовали.

Ведь все изуверства вырастают из здорового зерна, получающего неправильное развитие. Такие «аскеты» жертвуют собой ради божества своего, что может выражаться, в частности, в отрезании языка или выкалывании глаз. Индию и Китай этим не удивишь. В Индии таких аскетов очень много: дающих обет питаться пометом, никогда не мыться, поднять правую руку и никогда ее не опускать. Но в сравнении с нашей общей расхлябанностью, когда мы ничем ни для кого жертвовать не хотим (как Лермонтов писал: «И ненавидим мы, и любим мы случайно, ничем не жертвуя ни злобе, ни любви»), там хотя бы есть понимание жертвы. И это универсальное явление, из которого вырастает как великая святость, так и великие заблуждения.

Принесение себя в жертву — универсально правильная идея, из которой при неправильном пользовании может вырасти какая-нибудь дикость. Мы знаем, что на определенном этапе своей истории евреи дошли до того, что приносили жертву Молоху. И наверняка находился какой-то человек, который оправдывал это, может быть, даже и историей Авраама, говоря, что Бог может такого захотеть. А Господь между тем говорит: «А Мне и на сердце такое не восходило».

Лорен де ла Гир. Жертва Авраама

Жертва собой — это жертва самым дорогим. Допустим, человек отрекается от супружества. Одно дело, если он идет в монахи, потому что не ищет себе пару — половая, психоэмоциональная, психофизическая сферы в нем придавлены, потребности приглушены. Тогда для него монашеское отречение от брака — не подвиг, ему лучше быть в одиночестве или в коллективе себе подобных, каждый из которых в жизни для себя больше ничего не ищет. А другое дело, когда у человека есть сильные желания и чувства. В таком случае очень сложно отречься от них — палец себе отрубить легче.

Правильная идея аскетизма — это принесение в жертву себя, а не частей своего тела. Изувер скажет: «Возьми мой язык!» — и отрежет язык. А Роман Сладкопевец (христианский святой, известный как создатель песнопений, называемых кондакáми) говорит: «Возьми мой язык!» — и поет этим языком. То же — и псалмопевец Давид.

А вот другой изувер скажет: «Я отдаю тебе мои глаза!» — и выкалывает их. А художник-христианин скажет то же самое и будет писать что-то доброе, смотреть в нужную сторону.

Христианская жертва состоит в том, что мы отдаем Богу себя и подчас имеем нечто великое в результате.

Серафим Саровский когда-то сказал: «Отдаю Тебе себя!» — и до сих пор его святость сияет. Или в древнем Константинополе в VI веке Иустин и Феодора построили храм Святой Софии. Они тоже сказали: «Твоя от Твоих Тебе приносят Иустин и Феодора». Другими словами, «вот Тебе храм, прими, Господи!». И каков результат? Миллионы людей уверовали благодаря этому храму, потому что он настолько красив, что, увидев его, нельзя не верить в Бога. Мы, русские, в частности, уверовали посредством Иустина и Феодоры.

Если бы наши послы не присутствовали на литургии в Софии Царьградской, неизвестно, как бы история сложилась. Они были на литургии там и сказали: «Мы видели, как греки молятся Богу, больше ничего не хотим!» И через четыре века русичи стоят на литургии — вот долговременные плоды одного дара, принесенного в то время. Представители дикого народа (по сравнению с византийцами), попавшего в «объятья» высокой культуры, стоят на литургии и пленяются навеки красотой Небесной, которая открывается через православное богослужение. Вот вам итог: русская цивилизация уже более тысячи лет связана с этим моментом. Таковы плоды жертвы.

Суть аскезы — в жертвенности, потому что жертвы приносят всегда с каким-то усилием, нечто отрывая от себя. Я отдаю время, силы, здоровье, деньги, имущество — все, что могу, вспоминая слова: «Раздай все и следуй за Мной».

Есть жертва частичная и жертва всецелая. И мы находим примеры жертвы в Ветхом Завете. Жертва повинности: например, человек виноват и должен отработать.

Была жертва за грех: я согрешил и приношу жертву в покрытие греха моего; жертва по обету: я обещаю Господу, что, если будет то, что я прошу, я сделаю то-то (это что-то вроде обмена, то есть частичная жертва). И еще приносилась жертва всесожжения, от которой ничего не съедали, не забирали, но все сжигали.

О мучениках, например, говорят, что это «всесожжение словесное». Живые люди, наделенные разумом и свободной волей, отдали себя на всесожжение. Это уже высшая жертва. В период жестоких гонений она выражается в мученичестве и исповедничестве, а в другие, более спокойные времена приобретает форму аскетических подвигов, миссионерского труда.

Допустим, оставил человек комфортабельную квартиру в большом европейском городе и уехал проповедовать на дальние территории, среди нехристианских народов. Это жертва всецелая, по сути. А что движет человеком, который идет на это? Движет им огонь, который от небес сошел и возгорелся. Христос говорил: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» — это огонь Духа Святого, сошедший, чтобы воспламенить сердца к жертвоприношению.

Христианство везде ищет меры, везде боится изуверства, всегда хочет, чтобы жертва была настоящая, истинная, духовная. На этом пути возникают вопросы о твоей пригодности к тому или иному пути, о твоих способностях: понесешь ли ты это, вместишь ли? А дальше — практические вопросы, как именно тебе все это делать.

Жертву Богу приносить должны все. А уже величина этой жертвы у каждого своя — будет ли это жертва повинности, обетная или жертва всесожжения.

И там, где вдруг горит большой огонь и люди еще никогда такого огня не видели, они могут испугаться и подумать: уж не ложный ли это огонь? Так было с преподобным Симеоном Столпником. Он стоял на столпе, где непрестанно молился, беседовал с приходящими к нему людьми и проповедовал. До него никто такого подвига не нес. И жившие недалеко в пещерах пустынники решили его проверить.

Они пришли и сообщили Симеону общее решение старцев, по которому он должен сойти со столпа. Преподобный, услышав это, сразу же стал спускаться вниз. А старцы тут же ему и кричат: «Нет, не сходи, отче! Мы убедились, ты — Божий человек!» А если бы он остался, то они бы силой стащили его со столпа, потому что стало бы ясно, что подвиг его не для Бога совершается и он в прелести духовной. Таким образом подвиг проверяется. Хочет человек, например, в монашество пойти или девство соблюсти. Старший, более опытный, вправе, имея относительно бóльшую зрелость, сказать ему: «Тебе сейчас 18 лет, и ты хочешь удалиться от брака, а мне сейчас 45 лет, и я в 18 лет хотел того же. Но я понимаю, что это не так просто, как тебе сейчас кажется». Следует предупредить, что если погаснет тот огонь, который в тебе сейчас, то ты упадешь великим падением. Поэтому не стоит спешить, торопиться с обетами, постригом, с каким-то радикальным выбором в жизни. Такие советы должны звучать. На пути святого могут стоять барьеры. Святой их преодолеет, а если он не святой, то остановится. Спасем человека от ложной святости.

Посильная аскетика

Прежде чем приступить к подвигам, малым или большим, человек должен узнать себя. Каждый человек неповторим. Если даже разные люди делают одно и то же, то они делают в итоге не одно и то же. Даже если они оба постятся по Уставу, то они все равно постятся по-разному. Не говоря уж о том, что есть беременная женщина и небеременная женщина, есть больные люди и здоровые, есть люди, работающие физически, и люди умственного труда. У них должны быть и посты разные. И все, что делается в мире, должно делаться, исходя из некой индивидуальности. А от педагога требуется действовать по отношению к человеку не только как к личности, но и как к природному существу.

У всех людей общая человеческая природа — нам всем нужны труд, гигиена, некая дисциплина, общение, взаимное уважение и другое. Это касается всех. А уже дальше — чему больше уделять внимание, чему меньше — решается индивидуально. И чтобы понять свое место в жизни, нужно, конечно, узнавать себя. Ведь было бы очень обидно, если бы, например, Петра Ильича Чайковского с детства заставляли фехтовать на шпаге или учить китайские иероглифы вместо того, чтобы усадить за рояль. Он получил бы, наверное, глубокую психологическую травму, потому что все равно хотел бы быть музыкантом.

Таким образом, дело педагога — угадать в человеке, какова его мера. Но педагогов таких очень мало, и каждый человек все-таки творец своей судьбы. Он должен сам себя изучать.

Однако сначала каждый, как мы сказали, должен понять общую меру в отношениях с другими людьми, потому что нельзя браться за большее, пока меньшее не сделано. Например, человек должен уважать старших, поэтому принято посещать могилы своих родных. Это не аскетизм и не подвиг, это просто необходимая человечность. Нужно кому-то помогать в жизни — хоть кому-то иногда! Нужно научиться относиться с милосердием к старикам, калекам, чтить тех, кто лучше тебя, и ровно вести себя с равными.

Следует вообще многому научиться, например, хлеб на пол не бросать, не ругаться в присутствии женщин и так далее.

Есть тысячи вещей, которые делать нельзя или наоборот — делать нужно, и это совершенно обычные вещи, они не делают человека святым.

Для христианина общие нормы рождаются практикой участия в воскресной литургии, великопостной практикой и пасхальным праздничным периодом. Главное в нашей жизни — это Пасха и Великий пост, ведущий к ней, а также воскресенье и малый, недельный круг богослужения, который ведет к воскресенью. Посты среды и пятницы, утренняя и вечерняя молитвы, участие в воскресной литургии, чтение Евангелия — малый круг. Большой круг — это Великий пост (он очень насыщен, очень глубок, в нем все есть) и Святая Пасха. От Пасхи ведет отсчет и весь календарный круг праздников — и Вербное воскресенье, и Вознесение, и Троица.

Есть прекрасная рекомендация: жить нужно так, будто ты готовишься к литургии, к Причастию. Постарайся не ругаться или, скажем, не смотри что-то по телевизору сегодня, потому что причащаться будешь завтра. Или не ходи в гости, например, потому что возвращаться придется за полночь, а завтра причащаться. Это самый минимум.

Что нам препятствует причаститься? Явный грех. Например, блуд, воровство, гнев, ссоры, хождение к бабкам-гадалкам, чрезмерное употребление пищи или напитков.

Для христианина обязательны мирные отношения с ближними, потому что мы каждый раз читаем на литургии перед Чашей со Святыми Дарами: «Первее примирися тя опечалившим». Если ты вычитал все положенные каноны к Причастию, но, допустим, ненавидишь свою тещу и, живя с ней в одной квартире, по утрам не здороваешься, проходишь мимо, спеша в церковь на литургию, — очевидно, тут аскетика должна быть направлена в нужное русло.

На самом деле аскетизм здесь присутствует, но туда ли он направлен? Ждать ли от него благих плодов? Что тяжелее человеку сделать — вычитывать каноны или проявлять ежедневно какую-то минимально дозированную вежливость к своей невольной родственнице, матери жены?

Можно всю жизнь ненавидеть начальника, соседа, бывшего друга, — того, который был тебе другом, а потом украл у тебя диссертацию, например. Можно прожить с этой неприязнью всю жизнь, а причащение требует:

«Хотя (желая) ясти (вкусить), человече, Тело Владычне первее (сначала) примирися тя опечалившим (примирись с теми, кто тебя обидел)».

Апостол Павел говорит, что, «если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми человеками». Это очень важная вещь. А все остальное — это дисциплинарные меры. Это примерно так же, как солдаты, например, ходят в форме, а не в чем хотят. Не было бы армии, если бы все ходили, кто в чем хочет, должны быть знаки отличия, некое единообразие. Это нужно по самой природе армии. Нужно застегнуться на все пуговицы и стать в строй.

Христиан можно сравнить с военнослужащими. Мы не махновцы, а регулярная армия. Наши молитвенные усилия — это то, что «застегивает» нас на пуговицы и «ставит в строй». Но это еще не делает нас теми, кем мы должны быть, — настоящими защитниками Отечества.

О том, что еще важно знать начинающему христианину, читайте в книге прот. Андрея Ткачева «Духовная жизнь» серии «Ступени веры».

«Три кита» христианской аскетики | Преображенское братство

Как люди достигают святости? В большей степени это зависит от их усилий. Поэтому поговорим об аскетике. Слово «аскетика» происходит от греческого «аскео» – «упражняюсь». В этом широком смысле слова аскетика может быть везде. Она есть даже среди неверующих. Аскетикой можно назвать даже спортивные упражнения. Но не спешите делать глубокие выводы в духовных вопросах, особенно в вопросах аскетики, когда вы сталкиваетесь со схожестью форм. Всякий глубокий и серьёзный, знающий человек вам скажет, что близость форм аскетической жизни далеко не всегда означает близость их духа и смысла. В наш век, когда люди обнаружили значительную схожесть различных форм аскетической деятельности, они, к сожалению, стали легковесно думать, что все религии – это по сути что-то одно, только слова в них разные, потому что есть разные культуры. На этом построены и многие теософские системы разного вида, когда по схожести внешней пытаются утверждать единство внутреннее. Часто бывает как раз наоборот: разные формы могут свидетельствовать о единстве, а одна и та же форма может быть порождена разными духами.

В церкви есть принцип единства духа и смысла в единстве и многообразии форм. Для нашей церкви было бы большим благом, если бы мы как раз увеличили это многообразие жизни церкви и в богослужении, и в аскетике, и в богословии – именно многообразие форм жизни церкви. Это способствовало бы углублению церковной жизни, потому что разные системы в церкви начинают неизбежно конкурировать. И тогда происходит то, о чём писал апостол Павел: «Должно быть между вами разномыслиям, дабы открылись искусные» (1 Кор 11:19) – то есть более глубокие в вере. Важно это и в аскетике.

Практика аскетическая и практика мистическая типа Иисусовой молитвы по внешности очень схожи с практикой некоторых нехристианских сект и направлений. Нечто подобное есть в мусульманстве, буддизме, индуизме, особенно в йоге. Но, повторяю, не обманывайтесь: не всегда эта схожесть говорит о внутреннем единстве, хотя не надо забывать, что есть вещи по-настоящему общечеловеческие, потому что все люди – образ Божий, и не будем пренебрегать этим. И коли во всех людях – а мы утверждаем это самым серьёзным образом – есть черты образа Божия, те или иные, более или менее реальные его проявления, то мы можем говорить об общечеловеческом опыте не только в плане этики, как мы уже говорили прежде, но и глубже, полнее – в области таинственной, сакраментальной. Только этому надо знать меру, и такие утверждения должны быть ответственными и обоснованными.

И хотя христианская аскетика имеет некоторые схожие черты с другими системами (и бояться этого не следует), всё же она как система отличается от других. Почему? Потому что она богочеловечна. Это не просто человеческая практика, не просто человеческий опыт, не просто опыт трансцедентальный, говорящий о единстве человека с космосом, с миром и со всею жизнью, но христианская аскетика принимает в расчёт невозможность достижения цели без помощи Божьей (здесь и далее выделено ред.). Поэтому христианские аскетические принципы и по смыслу своему, и по духу, и по составу имеют свои, чисто христианские, особенности, в то время как другие аскетические системы, как правило, рассчитывают только на явные или скрытые силы самого человека без полного объяснения, откуда они берутся. Нам с вами очень важно знать и помнить, что христианская аскетика есть аскетика церковная, а не индивидуалистическая. Церковь «восхищает» Царство Божье (то есть овладевает им) через постоянные усилия её членов (ср. Мф 11:12), но Усилия без какого-либо насилия.

Мы теперь должны с вами поговорить и о некоторых аскетических принципах, хотя бы важнейших, и, следовательно, об основных категориях аскетики христианства. Уже в самом начале аскетической практики каждого человека-христианина он должен иметь понятие о послушании, кротости, терпении, смирении, нестяжании и целомудрии.

Послушание есть глубинный принцип, который противостоит в христианской жизни своеволию и гордости человеческой. Послушание требует духовной открытости, доверия и смирения, самоумаления, ощущения себя ниже того, кого ты слушаешь или слушаешься. Или лучше сказать словами Писания: «Почитайте других выше себя» (Флп 2:3). Этот нюанс я хочу для вас подчеркнуть. Очень часто эти вещи путают. Думают, что лучше всего считать себя ниже всех, и говорят: считай себя ниже всех, и ты будешь смиренным. А Писание говорит вроде бы то же, да не совсем: почитай других выше себя. Жизненно это не одно и то же. Когда считаешь себя ниже всех, тут как бы нет устремлённости к совершенству, и акцент ставится на себе: центр – это я. Здесь затруднено движение к духовному росту человека. А когда других считаешь выше себя, то не судишь о себе, а судишь о других, причём в лучшую сторону.

Христианская аскетика зиждется на трёх китах: не только на послушании, но ещё, как вы знаете, на нестяжании и целомудрии. Именно эти три добродетели легли в основу монашеских обетов. Собственно, в православной практике монашеские обеты и есть обеты послушания, нестяжания и целомудрия.

Что такое нестяжание? Оно противостоит человеческой тенденции находить себе опору в жизни во внешнем, вовне, а не в Боге, в мире и в себе. Быть нестяжательным – это то же, что, быть нищим духом. Во всяком случае, эти вещи очень близки.

А что такое целомудрие? Целомудрие противостоит жизни, направленной исключительно на наслаждения. Это противоположно искушению неверности в любви. Человеку нужно быть целостным и умом, и телом. Человек должен жить в духовном единстве с собой и с другими людьми, в единстве с Богом и миром, то есть целомудренно.

Есть ещё три важных аскетических принципа в христианстве: кротость, терпение и смирение. Мы касались этого, когда говорили о заповедях блаженства. Я говорил, что есть смирение и что есть кротость, в связи с тем, что говорит Господь: «Научитесь от Меня, как Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой вашим душам» (Мф 11:29). Кротость – это тихий, добрый, ласковый нрав человека, это мирный дух в нём. И отсюда же проистекает смирение, происходящее от корня -мир- или -мера-(по-старославянски писалось «смерение» – Прим. ред.). Мир с Богом и людьми и своя мера пред Богом и другими людьми – вот что за этим стоит. Эти добродетели никак не могут быть определены извне, только по внешним формам жизни. Мы хорошо знаем, что смирение бывает «паче гордости», то есть оно легко может превратиться в ложное смирение, как и все другие аскетические добродетели. Добродетели легко превращаются в свою противоположность. Очень часто человека называют смиренным лишь по его манере поведения, по тем или иным формам его жизни, по тону голоса или склонённой голове и т.д. Думают, что смиренен тот, кто низко кланяется или показывает другие знаки самоуничижения, и как часто при этом ошибаются! Терпение часто понимают как духовную пассивность, что, конечно, тоже неверно. Терпение не есть духовная пассивность, наоборот, оно есть плод максимальной духовной активности, направленной на исполнение заповедей Божьих и воли Божьей, правды Божьей в себе, вокруг себя и в мире. Терпение возникает как естественное следствие исполнения воли Божьей и отстаивания правды Божьей. Человек, идущий по этому пути, часто находит в мире сем непонимание, более того, его встречают агрессивные силы зла – и человеку приходится терпеть. И здесь важно, чтобы он терпел со смирением и продолжал идти по пути правды Божьей, исполняя заповеди Божьи, закон Божий, творя волю Божью даже тогда, когда против него ополчается весь мир.

Нередко этими основоположными добродетелями христиан в христианстве же и злоупотребляют. Их двойники стали ложными символами христианства. Сплошь и рядом их выставляют напоказ, когда отрицают христианство, потому лишь, что понимают их не по-христиански, неверно. Можно только сожалеть, что повод для ложного понимания этих до­бродетелей даём мы сами. Когда на нас нападает зло, мы уходим в сторону и говорим: «надо потерпеть» или «ты смиряйся», «Господь терпел и нам велел», «это реальность жизни» и т. д. Так часто говорили и делали раньше и до сих пор так говорят и делают. «Бог управит». «Ты думаешь, что ты что-нибудь можешь сделать? – Ничего ты не можешь. Вот и отойди». «А если будет на то воля Божья, Бог всё и так сделает». Это ложное смирение, ложное терпение и ложная кротость. По существу, это монофизитство. Часто люди делают что-то только потому, что так говорит начальство. А начальство, даже духовное, считает: что бы оно ни говорило, возражать ему не надо, «потому что должно быть послушание». При этом оно не всегда заботится о том, чтобы его требования целиком и полностью совпадали с волей Божьей и правдой Божьей. И часто это ложно понятое послушание открывает лазейки для жестокости и эксплуатации другого человека, для его унижения и разрушения. Конечно же, это никак не является христианской добродетелью.

Целомудрие тоже часто извращалось и трактовалось только в плотских, внешних, формальных категориях, что неверно. Целомудрие, повторяю, вещь духовная. Бездуховное целомудрие, да и никакое другое только плотское состояние человека (в браке или вне брака) не может дать само по себе положительного результата.

Под именем нестяжания часто один грабил другого, притом говоря: «Ты же хочешь быть нестяжательным, так зачем тебе бороться? Тебя ограбил кто-то, тебя притесняют – а ты терпи. Что тебе до этих земных благ?» Так в XX веке стали говорить даже самой церкви, обратив против нее же эту аргументацию. Её не однажды грабили со словами: что тебе, Церковь, до земных дел? Поэтому часто члены церкви оказывались вне правды закона, по отношению к ним творилось беззаконие и несправедливость.

Аскетика всегда имеет своей целью восстановить единство духа человеческого с духом Божьей благодати и гармонизовать внешнюю и внутреннюю жизнь человека, христианина. Это очень важно – гармонизовать дух, душу и тело человека в свете благодати Святого Духа. Аскетика в этом смысле уникальна, поскольку она, хотя и рассчитывает на помощь Божью и без этого немыслима, всё-таки является движением от человека к Богу, постепенно, как по ступенькам, восходя снизу вверх. В этом смысле она сходна с Богопознанием, которое для нас также является движением снизу вверх. Это отличает Богопознание от божественного Откровения, которое есть движение сверху вниз, от Бога к человеку.

Наша церковь, будучи по преимуществу церковью Предания и в первую очередь церковью Богопознания, не случайно делает акцент именно на аскетике, которая сродна в этом своём движении с Богопознанием. В нашей церкви аскетические акценты значительно сильнее, чем в других, например западных, церквах именно потому, что аскетика является движением снизу вверх. На этом пути необходимы дисциплина и упражнение, ибо кроме духа в этом процессе всегда участвует плоть, которая более инерционна и консервативна, чем дух. Духовная дисциплина – это постоянное чувство ученичества у Христа, а аскетические упражнения – это постоянные усилия по воплощению христианских принципов жизни. Именно дисциплина – но духовная, а не палочная, внешняя – должна практиковаться в аскетике. Дисциплина, не сводимая как просто к упражнениям, так и просто к послушанию, да и вообще к каким-то рациональным вещам. Именно такая дисциплина ведёт к подлинному послушанию Богу и тому, что от Бога, как и тем, кто от Бога.

Аскетика – это измерение длины духовного пути. Ведь действительно, христианская жизнь – это путь, и у него есть разные измерения. Христос говорит: «Я есть Путь». Но путь может иметь разные измерения. Есть измерение широты пути – это заповеди, это этика. Путь имеет и свою длину. Дорога бежит, бежит вперёд… Она чётко задаёт направление, но конца пока не видно: это – аскетика. А есть и высота пути – это мистика. Итак, есть три измерения, и между ними очень чётко видны и различия, и их связь, единство: путь один, но он имеет свою длину, ширину и высоту. Конечно, чем выше человек, тем дальше он видит свой путь. Это большой плюс, то есть без мистики нельзя. Но всё-таки человек обычно, идя по пути, в первую очередь отслеживает сам путь, его длину. А если он забудется, его ноги занесут направо или налево, то он окажется в кювете, что с некоторыми тоже случается. Так что и высота, и ширина, и длина пути – вещи важные.

Фрагмент таинствоводственной встречи 5 мая 1994 года

Юрий Белановский: Что такое православная аскетика сегодня? | Общество

В этот раз я хотел бы поделиться своими мыслями о православной аскетике, о той стороне христианства, которая для многих ассоциируется именно с постом, молитвой и уединением.

Что такое аскетика?

Невозможно говорить о Православии вне контекста аскетизма, вне контекста аскетического понимания христианской жизни. Это понимание достаточно целостно, оно опирается на антропологию (учение о человеке), в которой человек рассматривается как он есть в своем греховном, отпавшем от Бога состоянии. Подробнее об этом можно посмотреть в некоторых из прошлых заметок (О православной педагогике и Зачем Бог поделил нас на мужчин и женщин). Да, человек — образ Божий, да, он призван к теснейшему единению с Богом (даже говорят обОжению), но грех и зло являются препятствиями к этому. Греховность — не только поступки, слова, мысли. Для христиан это прежде всего некая вросшая в человека тяга ко злу, некая, можно сказать, греховная болезнь, охватившая наше естество.

Грехи укоренившиеся, по сути, ставшие зависимостью, именуются страстями. Страсти требуют удовлетворения и почти не подчиняются волевому усилию, во всяком случае, личного произволения в борьбе с ними недостаточно. Слово страсть в православном лексиконе носит сугубо негативный смысл.

В своей теоретической части православная аскетика представляет собой целый комплекс воззрений, многогранно раскрывающих тему греховности и противостояния, борьбы с ней. Человеческие грехи разделены на роды, виды, подвиды и т.д. Построены целые «генеалогические» таблицы и «деревья», показывающие корни и взаимосвязи страстей и грехов. Всему злому противопоставлены добрые дела и добродетели, ради которых надо трудиться, понести своего рода подвиги. Добродетели по мере «выздоровления» должны занимать все большее место в жизни христианина и через это приближать его к Богу.

Чтобы понять, о чем идет речь более конкретно, приведу типичные названия глав из книг по аскетике (ставших за столетия хрестоматийными): об отречении от жития мирского; об уклонении от мира; о памяти смерти; о многоглаголании и молчании; об унынии и лености; о любезном для всех и лукавом владыке чреве; о нестяжании; о сне; о молитве и псалмопении; о безумной гордости; о кротости, простоте и незлобии; о рассуждении помыслов и страстей, и добродетелей; о том, что никогда ни в чем не должно верить самим себе и надеяться на самих себя; о хранении ума от бесполезного многоведения; о порядке, в котором следует нам побеждать свои страсти; об управлении и добром пользовании внешними чувствами; о том, как управлять языком; о кознях врага (дьявола) против тех, которые вступили на добрый путь; о благодарении Бога; о преданности в волю Божию; о том, чтобы не судить ближнего и т. д и т.п.

Особенность христианской аскетики в подчиненности тому факту, что Иисус Христос – Спаситель от греха и вечной смерти. Христиане уверены, что от греха и от зла человек может быть избавлен, исцелен только Господом Иисусом Христом в ответ на личную веру, личное доверие и на стремление исполнять Его заповеди. Избавление от греха для христиан не самоцель, смысл христианства в единении со Христом, отдавшем за людей свою жизнь. Аскетика — это лишь одно из средств в достижении целей христианской жизни.

Аскетика сегодня

Из популярной православной литературы многие переняли такую модель церковной жизни, где центральное место занимает именно аскетика. В этом случае под аскетикой понимается некоторый особый образ жизни, состоящий исключительно из духовно-душевно-телесных упражнений (размышления, рассуждения, молитва, воздержание чувств и воображений, истощение физиологии и т.д.). Такая аскетика противопоставляется «мирской жизни», и жизнь христианина уподобляется полету на воздушном шаре. Сам шар, влекущий вверх, — это аскетика, а балласт, тянущий вниз, — «мирская жизнь».

Я далек от мысли, что отсутствует сам факт греховности человека. Я как христианин убежден, что совершенно необходимо бороться со злом и с грехами. Но говоря об аскетике сегодня, я вижу две проблемы. Во-первых, многие обманываются красотой, стройностью православного аскетического учения, противопоставляя аскетику «мирской жизни» и рассматривая ее как наиболее приоритетную по отношению к другим сторонам церковной жизни, даже к Евхаристии. Во-вторых, аскетика в своем традиционном виде, как она представлена в классических трудах прошлого, в наши дни остается большей частью теоретическим книжным знанием и представлена в немалой степени умозрительными советами и рекомендациями. В итоге слишком часто православные уверены, что книги по аскетике и есть жизнь, тогда как они большей частью — осмысление прошлого. Порой проповедники «классической» аскетики напоминают Дон Кихота. Они так же, как и известный рыцарь, оценивают реальность через призму прочитанного и уверены, что жизнь окружающих людей «без остатка» раскладывается строго «по тексту», что окружающая жизнь является линейным прямым продолжением книжных повествований.

Однако при чтении книги про Дон Кихота мы вполне нормально относимся к неадекватности, порой нелепости, а порой и абсурдности поступков странствующего рыцаря. Мы понимаем, что книга не о фактах, а о другом. Читающие в итоге все же задумываются над чем-то важным для них, учатся чему-то хорошему, порой делают для себя глубокие личные выводы, им и в голову не приходит буквально подражать Дон Кихоту, слепо повторять его подвиги или исполнять все его советы. Может быть своим сравнением я вызову критику, но это сравнение важно для меня. Я думаю, православная аскетика сегодня — это отнюдь не подражание древним формам и не буквальное исполнение древних советов и уж тем более не отстраненность от жизни, не противопоставленность всему и вся. Главное в том, что через труд (а значит, своего рода аскетику) с помощью Божьей вера христиан призвана формировать эту мирскую повседневную жизнь, вера должна стать самой тканью этой жизни.

Духовная жизнь, жизнь с Богом всегда происходит «здесь и сейчас». Одинаково мешают и апелляции к прошлому, и мечтания о будущем. Момент, в котором каждый человек сейчас стоит перед Богом и другими людьми, и есть самый важный. В основе аскетики лежит личная вера в Бога, лежат личные отношения с Ним и с окружающими людьми. Это похоже на отношения родителей и детей. Норма в том, что и дети, и родители дороги друг другу сами по себе, вне контекста их нужд и действий. Аскетика сегодня — это в том числе тренировка себя, чтобы быть с людьми и с Богом не ради себя и своей выгоды, а ради них, ради совместной встречи. Каждый живет сразу «набело», никто не «пишет» черновик, который возможно исправить.

Сегодня важная составляющая аскетики в том, чтобы быть правдивыми, каждому быть самим собой. Порой для православных христиан аскетика — это исполнение традиционных предписаний ради подражания образу «православного», ради соответствия некоей модели «правильного поведения». Духовная жизнь невозможна без честности о себе, без правдивости перед Богом и перед людьми. Речь о том, что надо различать обучение и имитацию. Бесполезно копировать чью-то жизнь, пусть и очень авторитетного святого, бесполезно бездумно механически выполнять чьи-то предписания. Каждый христиан призван быть собой и жить по своей вере. Думаю, что для современности важно отстраниться от общего духа соперничества. Важно осознавать, что нет единой «дороги на небо», где христиане непременно соревнуются, где один — впереди, другой — сзади. Есть личные пути христиан. Вера каждого уникальна, ибо она основана на отношениях с Личным Живым Богом. Путь христианской жизни у каждого так же уникален.

Безусловно, между человеком и Богом стоят преграды, это не только грехи, но и страхи, и наши проблемы, и наши нужды. И все же главное в духовной жизни — не борьба, не расчистка, а новая жизнь, зарождающаяся, цветущая и приносящая духовные плоды – это жизнь с Богом.

Аскетика и психология

О психологии я как-то писал. Не буду повторяться. Схожесть психологии и аскетики, как я это понимаю, в том, что обе они — «помогающие профессии». И та и другая своими средствами помогает до некоторой степени справиться с чем-то плохим, к примеру с гневливостью, дает возможность «держаться на плаву», но не исцеляет от «недугов». Исцеляет Христос по вере и благодаря единению с Ним. Принципиальная разница в том, что в психологии самой по себе шкала нравственных ценностей и некий идеал задаются самим пациентом (или реже терапевтом), а значит, могут меняться. В аскетике и идеал и ценности заданы Евангелием, заданы априори и неизменно.

Мне близок тот взгляд, что уподобляет аскетику спорту. Она представляет собой своего рода труд, упражнения, расписания, тренировки, испытания, а  порой даже и некоторое соперничество. Исходя из этой аналогии, аскетика в своем формальном общеизвестном виде — это труд впрок, что ли. Может быть, что-то пригодится. Может быть, благодаря постам кто-то перестанет злиться, а кому-то регулярная молитва поможет преодолеть зависть. Аскетика, как и спорт, полезна и нужна, но трудно сказать, что она дает конкретному человеку. Аскетический труд прежде всего, и в этом его сила, задает общий здоровый ритм и тон христианской жизни.

Аскетическое учение настаивает, что нужно бороться даже с мелочами, даже с плохими мыслями. Но на деле стать столь «чистым» своим трудом невозможно, нереально. В итоге слишком часто христианами приобретается постоянное бесперспективное чувство вины. И тут кроются важные вопросы для современных христиан, дополняющие поднятую ранее тему про исповедь. А действительно ли бытовые огрехи, дурные мысли стоят столько внимания и сил? Действительно ли стоит постоянно напоминать себе и священнику, что каждый из нас всю сознательную жизнь гневается, обижается, ленится? Порой представляется, что повседневность эффективнее оценивать не из «теории», где все греховно, а по совести, по тому, что беспокоит и мешает жить.

Может быть, стоит работать с конкретными грехами (обидой или гневом на кого-то, завистью по отношению к кому-то), начиная с простой минимизации последствий, продолжая поиском простых и очевидных причин происходящего и т. д. Психология достаточно эффективно помогает справиться с тем, что реально мешает жить. И это очень важно, ибо тогда правильно расходуются силы и время, а оставшиеся ресурсы отдаются тем делам и людям, которым и должны быть отданы. И при этом нет постоянного общего чувства вины, оно вполне конкретно в зависимости от проступков, и на это чувство вины может быть выработан конкретный отклик. Кому-то психология приносит больше пользы, нежели аскетические упражнения, но есть, конечно, и те, кто преуспел в традиционной церковной жизни.

Важной особенностью психологии стали групповые встречи. Православная аскетическая традиция не дает нам аналогов. В группе все на равных, есть правила, каждый призван быть самим собой, говорить от себя и отвечать за свои слова и дела. В группе сама ситуация учит, начиная с самых простых правил дисциплины. Именно в группе происходит встреча и общение «здесь и сейчас» «по правде», есть понимание и поддержка, каждый может стать нужным и важным для других. Для нашего времени встречи в группе могут стать серьезным аскетическим «инструментом», это может быть даже трудом ради Христа.

Читать онлайн «Введение в аскетику», Архиепископ Амвросий (Ермаков) – ЛитРес

© Издательство Санкт-Петербургской Православной Духовной Академии, 2017

* * *

Аскетика – учебная дисциплина, которая изучает аскезу.

Само слово «аскеза» имеет греческое происхождение; оно имеет корни, уходящие в античную древность и происходит от глагола «άσκέω» (askeo), который переводится как «искусно, или опытно, возделывать», «упражняться». Таким образом, слово «аскеза» (греч. «ασκησις», (askisis)) с дохристианской древности имело буквальное значение «упражнение», «искусная обработка», «созидание в опыте».

В античной Греции аскетами называли, прежде всего, атлетов, то есть спортсменов, трудящихся над украшением своего тела, однако в принципе данный термин мог употребляться и более широко. Так, в философии стоиков понятие аскезы приобретает нравственный характер – оно начинает пониматься как упражнение в искусстве добродетели. Таким образом, хотя в языческом мире понятие аскезы не имело ещё того глубокого духовного смысла, который позднее приобрело в христианстве, тем не менее уже тогда закладывается основной смысл этого понятия, который остаётся актуальным и для нас: аскеза есть созидательный труд человека над самим собой.

Именно это древнегреческое слово «аскеза» впоследствии было взято и использовано Церковью для обозначения того духовного опыта, совершаемого с усилием, который необходим для каждого члена Церкви в его отношениях с Богом. В церковном значении этого слова аскеза обозначает уже не просто созидательный труд, совершаемый человеком над собой, но труд, совершаемый во имя Христово и по Его образу; так в Церкви Христовой понятие аскезы было переосмыслено и доведено до совершенства, как и многое другое наследие языческого мира.

Сегодня чаще всего слово «аскет» можно услышать в отношении человека, совершающего христианские подвиги самоограничения, плоды которых становятся очевидны для окружающих. Аскетами называют обычно монахов, отшельников, людей, ведущих суровый образ жизни, всецело пронизанный самоограничением и постоянным трудом. И тем не менее, путь аскезы есть путь всякого члена Церкви, он универсален, и нет такого человека, для которого аскеза не была бы необходимым условием его жизни и отношений с Богом.

Можно провести некоторую аналогию. Каждый христианин призван к святости и действительно имеет некоторые начатки святости в реальном опыте своей христианской жизни, но при этом лишь некоторых своих членов Церковь именует святыми – так мы называем людей, не просто вставших на путь совершенства, но и достигших конца этого пути, достигших полноты самоотдачи себя Богу. В каком-то смысле то же самое можно сказать и об аскезе: для каждого христианина она должна быть внутренним стержнем его христианской жизни, но лишь для некоторых путь самоотречения и духовного делания заполняет всю внутреннюю жизнь без остатка.

Формы аскезы могут быть разными, она может быть незаметна для окружающих, совершаться втайне и в тех жизненных условиях, в которых конкретный человек призван исполнять своё христианское служение. Но независимо от этого, каждый человек, встав на путь созидания себя как христианина, подлинного Человека во Христе, должен стремиться к предельной самоотдаче своих сил. Преподобный Макарий Египетский говорит о том, что человеку невозможно спастись, если он не отдаёт всех своих сил Богу в той духовной мере, которая ему доступна в данный конкретный момент его жизни; именно в предельной самоотдаче, согласно прп. Макарию, состоит совершенство жизни человека.

Независимо от конкретных форм аскезы, аскетическое созидание человеком самого себя по образу Христову неотделимо от служения Богу и людям. Цель жизни каждого христианина – через труд над самим собой способствовать созиданию жизни всех людей в Боге. И наоборот, труд, совершаемый ради другого человека, таинственным образом исправляет и направляет к Богу самого трудящегося.

Священное Писание о смысле аскезы:

«Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7:13-14).

«Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11:12).

«Подвизайтесь войти сквозь тесные врата» (Лк. 13:24).

«Подвизаюсь^[1] всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми» (Деян. 24:16).

«Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы – нетленного. И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным» (1 Кор. 9:24-27).

«Упражняй себя в благочестии, ибо телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей» (1 Тим. 4:7-8).

Святые отцы о смысле аскезы:

«Члены наши… суть храмы Божий… Сих-то храмов строители и настоятели – мы; послужим же Тому, Кому уже мы принадлежим» (Киприан Карфагенский, свщмч. Об одежде девственниц).

Когда станешь камнетёсом своего собственного сердца… тогда приблизился ты к цели» (Григорий Нисский, сет. О жизни Моисея Законодателя. Гл. 315).

«Славно духовное подвижничество, но много у него противников. Кто хочет быть совершен в нем, тот не должен быть работен ни чему худому. Кто рабствует чему-либо худому тот далеко отстоит от предела совершенства». (Антоний Великий, прп. Наставления св. отца нашего Антония Великого о жизни во Христе, извлеченные из слова его в жизнеописании св. Афанасия, из его 20 посланий и 20 слов. П. 44).

«Обратимся к себе самим… и как изваяние иссечём богослова во всей красоте»; «Путь один относительно к добродетели: потому что и она одна, хотя и делится на многие виды. Тесен же он по причине трудов, и потому что для многих непроходим, а именно для великого числа противников, для всех, которые идут путём порока» (Григорий Богослов, сет. Первое слово о богословии).

«Так как обретаемое [сокровище] является великим, то великими должны быть и труды для стяжания его, предпринимаемые не на показ людям, а для угождения Господу, ведущему тайное… Великие состязания требуют и великих трудов» (Григорий Нисский, сет. О цели жизни по Богу. VI; 1Х:5).

Бог «установил, [чтобы в духовном преуспеянии] были труд, борение и ристалище, добровольно избираемые человеком и [преодолеваемые им] со многим терпением… Так управила Божия благодать, чтобы каждый приобретал себе духовное возрастание посредством собственной воли и хотения, а также путём труда и борения» (Макарий Египетский, прп. Великое послание. 11:5).

«Те, которые тщательно исследуют христианство, прежде всего стараются познать совершенную волю Божию; для исполнения заповедей Господних они, с верою и упованием на [блаженную] цель, прилагают [много] усердия, трудов и усилий, подвизаясь великим борением; они надеются достичь и обрести [вожделенное] упокоение… Они, подвизаясь всячески, непрестанно состязаясь на ристалище благих нравов и всегда утруждаясь в добродетелях, совсем не считают себя преуспевшими в чём-либо [великом], поскольку не достигли ещё достославной меры» (Макарий Египетский, прп. Великое послание. ХШ:2,4).

«Где подвиги, там и награды; где войны, там и почести; где борьба, там и венец» (Иоанн Златоуст, сет. О терпении, кончине этого века и Втором пришествии).

«По всему пространству Писания ублажаются одни идущие узким путем, вступившим же на путь широкий и пространный везде предсказывается горе. Оставим же путь широкий, ведущий в пагубу, и вступим на узкий, чтобы, потрудившись немного здесь, царствовать в бесконечные веки. Потрудимся, всегда имея пред очами Грядущего судить живых и мертвых и непрестанно содержа в памяти вечную жизнь, нескончаемое Царство, ликостояние с Ангелами, пребывание со Христом» (Ефрем Сирин, прп. Добротолюбие: Узкий и пространный путь).

«Требуя от нас святости, Господь требует от нас только должного, как от тварей, созданных по образу и подобию Божию; ибо душа человеческая одарена величайшими дарами Божиими и способностью ко всякой добродетели, к живой вере, к пламенной и самоотверженной любви, к делам милосердия, к непоколебимому терпению, ради правды и ради любви к Богу и ближнему, к чистоте и святости» (Иоанн Кронштадтский, св. Начала веры. Гл. 5. I. Борьба с грехом).

Задание 1. Найдите в предлагаемом для чтения тексте ответы на следующие вопросы:

1. Что такое аскеза?

2. В чём состоит совершенство духовного пути человека?

3. Какое имеют значение для аскезы личные отношения между человеком, Богом и другими людьми?

4. Почему люди уклоняются от пути аскезы?

5.  Какие аналогии можно привести аскетическому деланию?

6. Что вы понимаете под самоотречением?

7. Что означает слово «подвижник»?

8. В чем заключается праведность?

9. Чего ждет Господь от своих последователей?

10. Почему необходимо преодолевать себя? Приведите примеры.

11. Необходима ли дисциплина в жизни современных людей? Приведите примеры, подтверждающие вашу точку зрения.

12. Для кого предназначен путь аскезы?

13. Кого называли аскетами в дохристианские времена?

14. Как переводится на русский язык греческое слово «ασκησις» (аскеза)?

15. Можно ли назвать аскетом всякого христианина?

Задание 2. Напишите небольшое эссе на тему: «Каким мне видится путь аскезы в моей жизни?».

Приложение:

Слово «аскетизм» происходит от греческого глагола άσκέω, который означает «упражняться». Он может означать упражнение бегуна. Апостол Павел в одном месте своего послания дает этот образ: христианин должен стремиться к совершенству так же, как бегун устремляется к своей цели (1 Кор. 9:24). Обычно слово «аскетизм» наводит на мысль о крайне жестокой жизни и дисциплине. И часто, слишком часто это слово связывается для нас с образами из жизни ранних святых, пустынножителей, образами невероятных, невообразимых достижений выдержки и силы воли людей, которые жили в пустыне в крайних лишениях, проводили все ночи в бдениях, целые дни в молитвах и т. д. В результате для большинства христиан понятие аскетизма связано с этими образами, как будто великие подвижники прошлого совершали эти физические подвиги ради того, чтобы показать, как мало они нуждаются в земном для того, чтобы жить.

Как мне кажется, причина здесь та, что невозможно каким-то образом доказать, передать это чувство укорененности в Боге, показать, что они жили словом Божиим, а не от земли черпали свое бытие. Показать, что их жизнь, насколько это возможно в тварном мире, приближаясь к жизни первых насельников рая, Адама и Евы, живших благодаря совершенной приобщенности Богу и невинности – пусть зачаточной, пусть еще в становлении, – которая должна была развиться, перерасти в зрелость и святость.

Поэтому жизнеписатели выбирали определенную точку зрения и, вместо того чтобы попытаться показать, насколько глубоко было общение подвижников с Богом, показывали, как мало те зависели от земли. Если вместо описаний подвигов святых почитать их собственные писания, мы видим, что их подвижничество не было просто стремлением выйти за пределы законов природы, какими мы их знаем в мире, отпадшем от Бога. Этот мир должен существовать не только творческим словом Божиим, которое держит наш мир, но собственным усилием – усилием, которое никогда не приведет весь мир или отдельную человеческую личность к полноте жизни, тем более к бессмертию, но может подвести человека к доступному ему познанию Бога, общению с Ним.

Так что аскетизм не заключается в первую очередь в необычайных, невообразимых достижениях мужества, выдержки и воли. Он состоит в тренировке, строгой тренировке, постоянном усилии стремиться к Богу. Вспомните снова слово апостола Павла о том, что нам не следует проходить свое поприще лениво (Еф. 5:15-16). Мы должны следовать своим путем, как тот, кто стремиться к победе. Вспомните и то место, где апостол говорит, что подвиг – не пустые жесты, не гимнастическое упражнение, у подвига есть цель, он устремлен к победе (1 Кор. 9:25-27).

В этом смысле аскетизм – опыт, который принадлежит всем, но не ограничен христианством или религиозной областью вообще. Любое дело в жизни предполагает обучение, усилие, постоянство и подвижническую установку, такую установку, которая ограничивает нашу свободу действий, или мыслей, или чувств, чтобы мы вырастали в меру своего призвания. Хирург должен подчиниться строгой дисциплине, чтобы быть в состоянии оперировать собранно и успешно. Художник должен не только пройти обучение, но и быть в состоянии выразить в камне или на холсте, или в прозе или в стихах, или в музыке то, что больше его самого. Невеликий интерес представляет художник, которому нечего выразить кроме: «Полюбуйтесь, вот мой автопортрет в цвете, в линиях или в звуках». Так что мы должны понимать, что аскетизм в этом смысле – понятие универсальное и что, когда мы говорим о христианском аскетизме, мы говорим о расположении мысли, расположении сердца, целенаправленности, чувстве ответственности за свое призвание, которые ведомы всем людям. Это не обязательно подразумевает определенный путь к достижению цели, но всегда предполагает какой-то путь.

Святой Серафим в одной из своих бесед с Мотовиловым сказал, что каждый человек должен распорядиться своими дарованиями так, как они приносят ему наибольшую пользу, «прибыток». Одному способствует приближению к Богу милостыня, другому – пост, еще кому-то – молитва, он приводит различные примеры. Каждый из нас должен посмотреть, что ему лучше всего делать, чтобы стать ближе к Богу, и кроме того, бороться с тем, что стоит между ним и Богом.

Так что аскетизм невозможно определить в общем и целом, его можно представить во всем многообразии, многогранности. И каждый, кто называет себя учеником Христа, святой или грешник, должен выбрать свой частный путь или определенные духовные, душевные и телесные упражнения, которые дадут ему вырасти в опытность, а она, в свою очередь, позволит идти дальше к Богу. Потому что недостаточно знать цель, недостаточно даже знать путь. Надо не только знать, куда ты идешь и как туда можно попасть. Надо стремиться, желать достичь цели. Без этого, если не приложить к деланию все сердце – и, повторюсь, это относится не только к приобщенности Богу, но ко всему в жизни, – мы никогда не достигнем цели. Просто силой воли, решимостью исполнить что-то, без сердечного желания мы не сможем дойти до цели.

И тут мы подошли к чему-то очень важному. В начале я говорил о строгой жизни и дисциплине. Когда мы в наше время говорим о дисциплине, мы сразу думаем в плане механически исполняемых правил, которым учат (может быть, уже не учат, но мое поколение учили) в школе, или в молодежных организациях, или в армии, или на некоторых жизненных путях, где требуется иметь дисциплинированное поведение. Но это не все, что подразумевает дисциплина. Дисциплина – это состояние ученика, discipulus, не состояние рядового, вытянувшегося в струнку перед капралом. Состояние рядового солдата – это состояние подчиненности. Здесь же предлагается высшая свобода, но свобода, укорененная в верности и ответственности.

Но для этого надо сначала иметь учителя. Я не говорю о духовном наставнике, выбранном среди людей. Господь сказал, что Он – единственный наш Господь, единственный Учитель, единственный Наставник (Ин. 13:13). И если мы хотим научиться дисциплине, как ее понимает христианская Церковь, мы должны в первую очередь поставить себе очень серьезно, трезво и ответственно основной вопрос: выбрал ли я Христа своим Господином, своим Учителем, своим Наставником? Не только потому что Евангелие или Церковь последующих столетий предлагает мне мировоззрение, которое представляется наиболее убедительным. Христианство – это отношения, взаимосвязь с Живым Богом на Его условиях и жизнь, соответствующая такой связи. Это не мировоззрение, это образ жизни. И начинается это с бедственного состояния потерянной овцы, через наш акт веры и отдачи Богу, через наше обращение к Нему как к нашему Спасителю и Наставнику, и ведет к тому, что через Крещение, через Покаяние, через возрождение благодатью Божией мы становимся детьми Царства Божия.

Так что в первую очередь нам следует рассмотреть, что такое ученичество. Вы помните слова Христа: Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет (Мф. 6:21). Является ли Бог, Христос, вся область Божия нашим сокровищем или нет? Является ли для меня область Божия целью пути? Готов ли я рассматривать эту область как драгоценную жемчужину, ради которой я продам все, чтобы купить ее и владеть ею (Мф. 13:45-46)? Ясно, что Евангелие (как и я сейчас) не говорит о реальной жемчужине или вообще о материальном имуществе, хотя в процессе обретения свободы, освобождения от порабощенности вещам, привязанностям, предрассудкам и т. д. нам, может быть, придется расстаться с тем, чем мы обладаем. Это может быть материальное имущество, это может быть положение в жизни, это также может быть наша гордость, наша леность и многое, многое другое.

Так что в отношении аскетизма первое, что надо постараться понять: где мое сокровище? Конечно, каждый из нас может сказать теоретически: да, я христианин, Христос мне Бог, Христос мой Наставник, Христос мой Спаситель. Он мой Господь, мой Учитель, я Его ученик… Но, если мы честны, хотя бы в той небольшой мере, какая доступна каждому из нас, мы осознаем, что глубоко разделены внутренне. В моменты, когда перед нами не стоит никакая проблема, мы всем сердцем готовы служить Богу, мы всем сердцем готовы встретить любые испытания, чтобы достичь высшей цели жизни, но как только придет испытание, искушение, так часто мы откладываем служение Богу.

Отец Александр Ельчанинов сказал – не помню, в своих Записях^[3] или как-то в разговоре, – что между добрым намерением и его осуществлением нельзя дать себе ни минуты промедления, куда могла бы закрасться мысль: «Погодя!», или «Кто-нибудь другой сделает», или «Зачем?», или «А надо ли?». Между верным побуждением и действием не должно быть промежутка, следует действовать немедленно. И это очень важно помнить, когда мы думаем о подвижнической жизни, как я пытался представить ее – как стремление быть верным, ответственным учеником.

Русское слово «подвижник» означает того, кто в движении, кто не застыл. Не то что он в беспрерывном волнении и беспокойстве, но он не бывает неподвижен, все время устремлен, не спит, бодрствует, по слову Христа в 24-й и 25-й главах Евангелия от Матфея, как бдит страж, которому поручено предупредить войско о приближении врага.

Это очень важно, и я настаиваю на этом, потому что нет смысла говорить об аскетизме, сознательно устремленном к Богу, если мы не знаем, к какому Богу идти, или не стремимся к Нему, если Он – простое приятное дополнение к наглей обычной жизни или порой помеха, кто-то, кому мы хотели бы закрыть глаза, как воины завязали глаза Христу, когда поругались Ему, ударяли и спрашивали: «Скажи, кто ударил тебя?» (Лк. 22:64). Я ставлю вопрос во всей остроте, потому что он так и стоит. Вопрос в том, живы ли в Боге или мертвы для Бога – не физической смертью, не безнадежно, но как бы мертвы бесчувствием, неотзывчивы и поразительно неблагодарны. Потому что, если бы у кого из нас был друг, который был убит, чтобы спасти нам жизнь, мы бы никогда этого не забыли и старались жить так, чтобы быть достойными этой жертвы. А тут мы видим, что Бог стал человеком, который в молодом – тридцати трех лет – возрасте согласился умереть нашей смертью, чтобы уверить нас, доказать нам, как велика Божия любовь, чтобы мы могли поверить в эту Божественную любовь.

Так что в центре всего – ученичество. И перед нами путь – Евангелие. Но как мы относимся к Евангелию? Мы выбираем, что-то отвергаем, сознательно перетолковываем, даем такое толкование, которое нам легче принять, забывая, что Христос сказал: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11:29-30).

Все сказанное может вам показаться не относящимся к делу: не то ожидали вы услышать на тему аскетизма, но это существенный его элемент, без которого бесполезны любые наши подвиги, потому что можно голодать, можно не спать, можно совершать все, что совершали святые, и подпасть под осуждение изречения (не помню, чье оно), которое гласит: дьявол никогда не спит, никогда не ест – и никогда не кается… Нам надо быть внимательными, потому что это очень серьезно. Ученичество – состояние духа, которое говорит о том, что мы выбрали Учителя и что всем сердцем, всем своим существом хотим приобщиться Его мысли, разделить Его подход к вещам, жить таким образом, чтобы обрадовать Его, понимать Его так глубоко, так полно, как только можем, перерастать самих себя в Его меру. И это ученичество идет очень далеко, потому что Учитель не говорит нам: исполняй то-то и будешь праведным. Такой подход мы находим в Ветхом Завете.

Разница между ветхозаветными заповедями и заповедями Нового Завета в том, что исполнение ветхозаветных заповедей позволяло человеку сказать: теперь я праведен перед Богом. Но Христос дает нам Свои заповеди и затем прибавляет: когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17:10). Но вместе с тем мы не призваны быть рабами. Христос говорит нам: я уже не называю вас рабами, Я называю вас друзьями, потому что раб не знает, что думает его господин, а вам Я все сказал (Ин. 15:15). Так что Он ждет от нас не механической покорности, не поступков как дел подчиненности, что мы находим в заповедях Моисея. Он ждет, чтобы через исполнение Его заповедей, которые раскрывают нам Его мысль, его отношение к жизни, указывают нам путь спасения, мы уподобились Ему, усвоили себе все это отношение через вслушивание настолько внимательное, настолько полное, настолько пламенное, чтобы мы стали способны действовать не в ответ как бы на внешний зов, а потому что нас зовет к тому внутреннее побуждение, вдохновение – и в самом простом смысле этого слова, но и в самом возвышенном смысле, словно дыхание в нас Святого Духа, как не раз говорит об этом апостол Павел.

Это предполагает прежде всего тренировку сердца. Речь не идет об эмоциях, о том, чтобы выработать сентиментальные порывы к «младенцу Иисусу», к «сладчайшему Иисусу» или «страждущему на кресте Иисусу» и проч. Вопрос в том, чтобы научиться любить, любить так, чтобы мы могли сказать: Он – подлинное сокровище моей жизни, даже в моменты, когда я теряю Его из виду, потому что я хрупкий, потому что я легко обманываюсь, потому что я многого не знаю, потому что в моем узком сердце и уме, и существе не вмещается все, что должно там быть, – но Он действительно мое сокровище. И после каждого падения я обращаюсь к Нему без отчаяния, потому что знаю, что Он не надсмотрщик, а Спаситель. Вот каково взаимоотношение.

И это еще новый шаг. Где мое сердце, и как я могу воспитать мое сердце в верность, в лояльность^[4], в чистоту – все те чувства и отношения, которые позволят мне принадлежать Самому Богу, даже если моментами я буду отпадать по причине хрупкости, позволят принадлежать в первую очередь Ему, а не быть рабом мира, который иногда прибегает к Богу в моменты тревоги, страдания, страха или горя. И только если в нашем сердце есть голод по Богу, если наше сердце обращается к Богу хоть с какой-то степенью постоянства, мы сможем сделать что-то с нашим умом. Все мы это знаем из опыта обыденной жизни. Мы знаем, что когда наше сердце равнодушно к чему-то, то практически невозможно или невероятно трудно справиться с мыслями. Но если сердце наше отдано чему-то, то ум подчиняется и следует за сердцем. Нетрудно думать о человеке, которого мы любим, и так трудно вспомнить в молитве или на деле кого-то, кто нам в общем-то безразличен. Это просто обязанность, и ум рассеивается. Так что за тренировкой сердца должна последовать целая тренировка ума.

Но есть тренировка нашего тела, потому что между нашей душой и нашим физическим существом нет четкого разделения, так же как Божество не было отделено от человечества во Христе. Мы – духовно-телесное целое, и есть вещи, которые могут быть достигнуты душой только при поддержке сердца и тела: сердце должно дать горение, вдохновение, страстную устремленность, тело должно быть способно на длительное усилие.

Помню, несколько лет назад я вел беседу о молитве в одном из лондонских университетских колледжей – вернее, предполагалось, что я проведу такую беседу. Я вошел в комнату, там было человек двадцать студентов. Они сидели с бутербродами в руках, развалившись в креслах, задрав ноги, везде стояли бутылки с пивом. Я ничего не имею против бутербродов, да и пива тоже, поскольку, скажем так, каждое животное должно питаться. Но группа студентов, которая в таком виде и состоянии собиралась слушать беседу о том, как можно встретиться с Богом и общаться с Ним, – это не приемлемо. Возможно, они были очень рады, но я свел беседу к пятнадцати минутам, а затем сказал им: «Теперь задавайте вопросы, если они у вас есть». И молодой человек удобно вытянув ноги в мою сторону, сказал: «Что вы мне посоветуете, если я скажу, что хочу научиться молиться?» Я ответил: «Во-первых, я скажу опустить ноги и сесть прямо». Он послушался. Тогда я продолжал: «В таком расслабленном состоянии вы не способны на длительное умственное усилие. Вот вам мой совет: научитесь утром вставать по будильнику. Когда он прозвонит, у вас две минуты на то, чтобы встать – и сразу в холодную ванну или под холодный душ. Потом десять минут гимнастики, и в течение дня постарайтесь научиться держаться прямо, как человек, а не плестись, будто вы верблюд в караване». Мои слова были восприняты гораздо менее благодушно, чем я ожидал. Но как можно рассчитывать, что ты будешь способен внутренним усилием стоять перед Живым Богом, Которого ты не видишь ясно перед собой, говорить с Ним, если сердцем ты к этому не стремишься и даже тело твое не способно быть в собранном состоянии?

Я хотел бы в заключение упомянуть один образ, который дает Феофан Затворник в своих письмах о духовной жизни. Говоря о роли как нашего тела, так и его тренировки, он пишет, что отношение между телом и душой, духом должно быть подобно связи смычка со скрипкой, верно настроенной. Если струны души не натянуты, даже божественная рука не вызовет певучего звука. Если струны слишком напряжены, они лопнут от малейшего прикосновения^[5]. И это, можно сказать, суть аскетического подвига: так настроиться, чтобы само молчание Божие вызывало отклик всего нашего существа или той части в нас, к которой обращается Бог, чтобы мы отозвались в совершенном созвучии с тем, что услышали.

Православная аскетика

Яков Кротов: Наша программа сегодня будет посвящена посту. У нас в гостях православный священник отец Дионисий Батарчук и у нас в гостях православный епископ (наверное, надо было бы наоборот перечислить, но владыка Сергий человек крайне смиренный, а все-таки архиепископ) владыка Сергий Саркисов. К сожалению, не сможет принять участие в нашей передаче матушка Елизавета, которая обещала быть, но вот здоровье, точнее, отсутствие оного, потребовало ее присутствие совсем в другом, не таком веселом, я бы сказал, месте.

Пост. Прямо скажу, я очень рад тому, что самое тяжелое в сегодняшней передаче взял на себя коллега Иван Толстой, который сделал замечательную передачу о посте в разных религиях, и там совершенно прекрасно отец Михаил Ардов говорил, всё объяснили про то, какие бывают посты в разных религиях. Но объяснили, скажем прямо, так, как это нужно в школе, в основах православной культуры, объяснили кулинарную часть, объяснили внешнюю часть. Но никогда и в церкви, и в ветхозаветные времена пост не рассматривался только как некоторое кулинарное упражнение. Именно поэтому сегодня, я думаю, большинство христиан, в том числе большинство православных христиан, попросту не постятся. Это ведь тоже проблема проблем. Потому что в Греции ли, в Болгарии ли, в Соединенных Штатах Америки, где христиан тоже много православных, не постятся. Сказать, что это потому, что они плохие христиане, я думаю, с нашей стороны будет хамством, недостойным провождения рождественского поста. Потому что русское православие в течение 70 лет было законсервировано, оно было под гнетом, оно было подпольным, даже то, которое было зарегистрировано. У нас не развивалась экономика, не развивалась православная культура, православная жизнь, не было общения, а там развивалась. И сегодня, когда русский православный человек глядит на Запад, он в каком-то смысле глядит в собственное будущее, это возможность совершить путешествие в будущее. В то же время, когда мы смотрим в России, как обстоит дело с постом… В той же передаче говорилось о том, что сегодня студенчество постится, в столовых спрашивают именно постные блюда, мы знаем, что московское чиновничество постится, вводит специальные постные меню для чиновников и недорогие, и вкусные. В Кремле особое постное меню. Это что, предвестники будущего или это все-таки возродившееся средневековое отношение к вере и к посту? Есть основания бояться, скажем прямо, именно того, что это возрождение старого. Потому что когда человек вот так на работе заботится, подчеркивает, спрашивает, ну, в общем, это детство, духовное детство, человек еще не вполне понял, что такое пост. Давайте все-таки начнем именно с этого, почему христианин может не постится, а иногда, я бы даже сказал так, почему христианин должен не постится, хотя все вокруг постятся. В конце концов, ведь Евангелие, Господь Иисус, там же какая отличка учеников Спасителя от учеников Иоанна Предтечи и от фарисеев — они не постятся. Так прямо и ставится вопрос ребром, почему твои, Иисус, ученики не постятся, а другие постятся? Ответ мы знаем, Господь говорит, что «мои не постятся, потому что я с ними».

Тогда вопрос: почему сегодня христианин постится, хотя Господь ведь с нами, воскресший Господь, вознесшийся, он с нами, в своем духе святом. Тогда в чем смысл сегодняшнего поста и может ли сегодня православный христианин вообще не поститься, и при каких условиях?

Сергий Саркисов

Сергий Саркисов: Вопрос очень сложный поставил дорогой отец Яков. Ведь надо, прежде всего, посмотреть, что такое пост. У Тургенева есть такое место, что одна служанка исповедуется священнику и говорит ему: «У моей госпожи неудачная любовь, и я откажусь от мяса». А священник говорит: «А ты мясо любишь?» Она говорит: «Нет, я не люблю, оно мне противно». А он спрашивает: «А что ты любишь?» Она говорит: «Я люблю печенье лазурное». Он говорит: «Откажись от печений лазурных». Поэтому, что понимать под постом? Пост — это то, что мы даем в жертву любви, за любимого человека. Это в других случаях может быть рассматривается как не пост, потому что эти печенья, в общем-то говоря, постные.

Яков Кротов: Спасибо. У нас есть звонок из Москвы. Сергей Львович, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Добрый день, уважаемый отец Яков, уважаемые батюшки гости. Благословите задать вопрос. Если, допустим, человек по немощи по своей, может ли он вкушать нечто такое, что не положено вкушать в посты? Потому что получается так, что, если хочешь рассмешить Господа, то расскажи ему о своих планах. Планы конечно большие, а немощи тоже большие. Как в этом случае поступать? Спасибо.

Яков Кротов: Спасибо, Сергей Львович. В сегодняшней российской православной традиции к этому отношение довольно простое, что больной человек не обязан поститься. И, как замечательно сказал отец Михаил Ардов, пост больного человека — это все равно, что молитва пьяного, до Бога не доходит. И все бы ничего. Но вот передо мной проповедь, поучение о посте святого Василия Великого, одного из столпов православия. Святой Василий Великий пишет о посте: «Не только примите его, бедный, примите его, рабы, богатые. Примите его, больные, пост — это матерь здоровья. Спроси врачей, и они скажут тебе, что избыток здоровья всего опаснее. Посему наиболее опытный постом истребляет излишнее». Конечно, сегодня врач встанет на дыбы, если ему сказать, что есть такая вещь, как избыток здоровья. Но о чем говорит Василий Великий? Сказано 16 веков назад, сказано в культуре аграрной, где признаком здоровья считалось прежде всего утучненное тело: здоровый человек, хороший человек — это толстый человек. Вспомним китайские изображения бога счастья, где там всё прямо колышется. Вот о таком здоровье говорил Василий Великий, что оно не нужно, это избыток и тогда лучше поститься. Но вопрос все равно остается, потому что хорошо известно, что да, к другим часто священники снисходительны и говорят, если есть хоть какие-то медицинские противопоказания, не поститесь. Но мы хорошо знаем, что среди святых были и, я надеюсь, есть люди, которые болеют и все-таки постятся. И тогда мой вопрос отцу Дионисию Батарчуку. На Ваш взгляд, какие здесь критерии? Вот сегодня отношение к посту во время болезни, чем оно для Вас определяется? Кому бы Вы посоветовали, что не надо, а кому бы сказали, что все-таки обязательно? Для себя как Вы это решаете?

Дионисий Батарчук

Дионисий Батарчук: Давайте все-таки попробуем ответить на вопрос, который задал нам слушатель, во время болезни стоит ли поститься. Опять же, нужно понимать, что пост это как минимум из двух частей состоящее явление — это физический пост и пост духовный. Человеку, смиренному болезнью, человеку, находящемуся на одре, человеку немотствующему, больному, я думаю, что физический пост, скорее, нужно отменить, чтобы не навредить его здоровью, не навредить процессу восстановления физических сил. Но при этом не стоит забывать о том, что поститься можно и нужно внутренне и духовно. Я просто приведу небольшой пример, это выражение, наверное, уже стало притчей во языцех, его кому только не приписывают, начиная от Серафима Саровского и кончая патриархом Алексием. На вопрос, что нельзя есть в пост, он говорил, не ешьте людей. Человек физически может, наверное, нарушать или, скажем так, ослаблять пост, но при этом… Опять же, вспоминается то, что пост — это все-таки есть аналогия с армейской терминологией, стоять на посту.

Яков Кротов: И все-таки, отче, Вы сказали, человек смирен болезнью. Это, конечно, такой православный жаргон. Речь идет о том, что болезнь мешает человеку тщеславиться, предаваться страстям и прочее. Но, к сожалению, я сошлюсь на свой опыт, может быть, речь идет именно о мужчинах и о мужчинах самолюбивых, каков аз, но ведь очень часто для мужчины болезнь это как раз не смирение, а чрезвычайное раздражение. Больной мужик, в общем, опасен для окружающих, потому что он чувствует, что «мое честолюбие, мое властолюбие, я не могу, я хочу, я не могу, что это такое?!» И больной начинает злиться, изводить окружающих. И это не то, что он не смирен болезнью, наоборот, болезнь его ожесточила. Может быть, здесь как раз, даже если на дворе светлая неделя, все-таки как раз попоститься?

Дионисий Батарчук: Вспоминаются слова Священного Писания, что человек болящий перестает грешить. Если мы говорим о посте, то мы подразумеваем людей всё-таки верующих, верующих церковно. Поэтому раздражаться на болезнь — это просто непонимание каких-то основ христианского ощущения мира.

Яков Кротов: Спасибо, отче, Вы меня пристыдили.

Сергий Саркисов: Мне бы хотелось обратить Ваше внимание, что полнота и тучность, с современной точки зрения, это не здоровье, это заболевание. Это раз. Во-вторых, на вопрос, надо ли поститься больному, нет однозначного ответа. В связи с тем, что мы все уникальны, ответ, мне кажется, такой, что кому-то это полезно, а кому-то это вредно. Однозначно сказать на все случаи, полезно или вредно, по-моему, нельзя.

Яков Кротов: Спасибо. В порядке подарка всем православным. Вот Вам первоисточник этого юмористического выражения «людей не ешьте», это из проповеди того же святого отца нашего Василия Великого о посте, тут это сказано так: «Не ешь ты мяс, но поедаешь брата». Это классический античный, риторический способ выразить свою мысль острым, таким парадоксальным противопоставлением.

У нас есть звонок из Московской области. Ольга, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Добрый день. Я не являюсь сторонницей выделения какого-то определенного периода, в котором человек себя ограничивает. Считаю, что образом жизни христианина должна быть добровольная простота. То есть жизнь, менее загроможденная избытком дел, имуществом, простая внешне, но богатая внутренне. И чем больше человек ограничивает свои потребности, тем больше в нем сознание своего человеческого достоинства, то, чего так не хватает нам, россиянам, тем он свободнее и способнее служить людям.

Яков Кротов: Спасибо, Ольга. Вы рассуждаете точь-в-точь, как все тот же Василий Великий и многие другие святые, которые говорили, «отдай плоть, прими дух». Впрочем, англиканские современные епископы буквально в этом году так замечательно решили провести пост, чтобы ограничить себя в жаловании. Вообще, Англиканская Церковь государственное, жалованье там приличное, епископ получает 2 тысячи фунтов в месяц, это 4 тысячи долларов. По английским меркам много. Конечно, наши архиереи, наверное, только посмеются. И вот один из епископов, глава Личфильдской епархии Джонатан Глэдхилл заявил, что на время поста он переходит вместе со своим духовенством на таксу 5 фунтов стерлингов в час, 40-часовая рабочая неделя. То есть вместо 4 тысяч долларов будет получать 1600, значит, на 60 процентов срезает себе зарплату, что по английским меркам, скажем прямо, немного, учитывая, сколько там стоит транспорта и еда, Англия дорогая страна.

Тогда вопрос владыке Сергию. На Ваш взгляд, пост должен быть, как наша слушательница Ольга сказала, постоянным воздержанием или так, как архиерей англиканский сделал, на время? Ваш собственный опыт, извините, поскольку такая передача, я прошу как раз к нему апеллировать, Вам случалось поститься тогда, когда другие не постятся? Вы стремились к постоянному посту?

Сергий Саркисов: Да. Дело в том, что пост, для меня это рычаг богообщения. Бывают периоды в жизни, когда с помощью поста можно, в какой-то степени, духовно усовершенствоваться. Тем не менее, я не возражаю против постов Русской Православной Церкви, которые выполняются по календарю. Они тоже имеют свое значение, потому что, в конечном счете, простите, на все наши ахи, охи, что нам тяжело жить, мы, православные христиане, в своей жизни переедаем. Посмотрите, сколько вокруг нас даже священнослужителей с непомерно большими животами.

Яков Кротов: Спасибо. У нас звонок из Петербурга. Александр, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Добрый день. Василий Розанов, рассуждая от монахах, говорил, что есть толстые и тонкие, он был за толстых, полноту бытия и гедонизм проповедуя. Я за тонких монахов, за тех, кто истощает плоть до духа. Это первый вопрос. Потому что действительно между плотским и духовным пост это единственная связь, это единственный ключ к тому, чтобы истончить плоть до духа. И второй вопрос, очень жесткий, но все-таки мне хотелось бы задать и услышать ответ именно от Вас, от Ваших гостей, потому что я в недоумении некоем. Известное сейчас громкое дело по поводу сожжения отца Андрея с семейством, Вы знаете об этом. С точки зрения атеиста, это вещь, абсолютно трагическая. С точки зрения христианина, люди ушли к престолу праведниками, святыми. Может быть, действительно христианство в этом смысле примиряет. Потому что для отца Андрея такая смерть великомученическая — это прямое попадание к престолу Господа. То есть это, извините за кощунство, это не трагедия. Это трагедия для атеистов, но для христианина это не трагедия.

Яков Кротов: Спасибо, Александр. Я, пожалуй, возьму на себя ответ по такому, текущему вопросу. Дело в том, что с церковной, православной точки зрения, это не мученическая смерть и не великомученическая, это смерть страстотерпческая. Мученическая смерть — это смерть свидетеля о Христе. И мы знаем, что теперь, когда в России стало, слава Богу, много священников, много несчастных случаев, были похожие случаи, не первый случай, когда священническая семья погибает от зажженной лампады, был такой случай лет 10 назад трагический. Тем не менее, я скажу так, однажды Станислав Лем, покойный, очень антицерковный человек, написал ехидный памфлет о том, как на одну планету приземлился христианский миссионер и стал проповедовать Евангелие. И так подействовала его проповедь на инопланетян, они поверили, обратились и решили сделать ему лучшее, чего он только заслуживает, они его торжественно распяли. Потому что они поняли так, что смерть на кресте — это самое лучшее. Вот так Лем издевался над христианством.

Сергий Саркисов: Дело в том, что я не принимаю первый вопрос в том, что пост является единственным путем достижения единения с Богом. Он является не единственным. Он очень опасный путь, он может привести к прелести, поэтому постом надо пользоваться в свое время и в той мере, в которой он полезен для духовного возрастания.

Яков Кротов: Владыка, извините, наша передача для всех. Слово «прелесть» в современном русском языке имеет совершенно определенное значение и означает очаровательно, мило и так далее. В каком смысле тогда Вы употребляете слово «прелесть»?

Сергий Саркисов: «Прелесть» я употребляю в том смысле, что оно уводит от Бога в некоторую небожественную, мнимую, иллюзорную страну очарования.

Яков Кротов: Спасибо. Я все-таки позволю себе докончить про отца Андрея, потому что, конечно, христиане призваны не к мученичеству, а к вечной жизни. В этом смысле принять эту гибель, мы её принимаем не как трагедию, не как кошмар, мы не кричим, я думаю, никто, «давайте отомстим» и прочее. Это действительно воля Божья, это тайна спасения каждого человека.

Сергий Саркисов: Я не согласен с Вами и со слушателем, потому что мы не вправе решать, давать оценки жизни этого священника и его семьи. Дело в том, что, может быть, у него были какие-то еретические взгляды, может быть, у него были связи с бандитами. Мы ничего о нем не знаем. Поэтому мы скажем, воля Господня на нем да будет, и надо о нем молиться. Объявлять его святым, я считаю, это преждевременно. Мы предвосхищаем суд Христов.

Дионисий Батарчук: Тем не менее, в заключение обсуждения этого вопроса я бы хотел несколько позитивных слов все-таки сказать. Для каждого христианина смерть, прежде всего, встреча с Богом, встреча с тем, к кому он стремится всю свою земную жизнь. В любом случае, независимо от своей жизни, от наличия или отсутствия грехов, тем не менее, это встреча с Богом, встреча священника и всей его семьи. Я думаю, что это все-таки позитивное явление.

Яков Кротов: Да, конечно. Я прошу прощения, это острый вопрос, он и сейчас острый, я бы даже сказал, что есть некоторая греховность, что вот мы, христиане, обсуждая происшедшее, говорим, «священник и его семья». Потому что это, извините, мне кажется, что это недостойный клерикализм. Погибла женщина, взрослая, любящая, мать этих детей, погибли дети, женщина была беременна. Это не мученическая кончина священника, «вот священник, без него церкви нет». Это мученическая картина шестерых человек. Причем тут связь с мафией, владыка? Есть презумпция невиновности. В этом смысле это, конечно, трагедия, невинная гибель, это проблема зла в мире. Зло, которое ходит кругами, и далеко не всегда смерть поражает виноватого и виновного. Именно поэтому церковь против смертной казни. Потому что человек может ошибиться, но не должен.

У нас есть звонок из Москвы. Эльвира, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Добрый день. Я хотела узнать, какого мнения Ваши гости многоуважаемые о мощной индустрии диетических товаров, которые всячески предлагают не забывать наслаждаться и во время поста. Невольно вспоминается Честертон, который писал (хоть он и католик), что человек веселит сердце, кушающий икру, честнее, чем поедающий орехи из принципа.

Яков Кротов: Спасибо, Эльвира. Вообще, что значит, «Честертон, хоть он и католик»? Именно потому, что Честертон правоверный католик, он говорил такие замечательные вещи. Христианин — он и есть христианин. Кстати, на пейджер вопрос анонимный, что характерно: «Отец Яков, а Ваши собеседники из Московской патриархии? Мне кажется, нет». А вот не хотите на время поста забыть про юрисдикции? Не хотите на время поста попоститься еще и в этом отношении? Лейблов не ешьте и не требуйте их. Если человек Вам сказал слово, которое Вам легло на сердце, так и примите его. Потому что это пост. Человек, который поститься, он всегда, в общем, голодный, он должен быть голодный, он должен быть на краю. Тогда, если он протягивает воду, он же не спрашивает, ее освятили или нет. Он берет и жадно пьёт. А если ему протягивают серную кислоту, он не пьет. Пост, я думаю, в этом смысле — это как раз прорыв от формы к содержанию. И для того человек и голодает, чтобы, наконец, перестать глядеть на обертки и научиться распознавать, что там внутри, без помощи всяких марок, таможенных каких-то деклараций и прочее, прочее.

Сергий Саркисов: Я бы хотел сказать, что я проработал в Московской патриархии более 20 лет, а потом ушел в юрисдикцию Истинно Православной Церкви и Апостольской Церкви по причине той, что я видел огромный разрыв между верой священника и архиерея и верой обыкновенного народа. Я выходил из алтаря, видел эти намоленные лица и черпал от них глубины простой веры. Мы зарегистрированы и юридически мы совершенно равнозначны Московской патриархии. Мы ее уважаем. Единственное, что нас не уважают. Придет время, благодать коснется и священноначалия Московской патриархии, они примут нас в объятия.

Яков Кротов: Или Вы их примете в объятия.

Сергий Саркисов: А мы уже приняли!

Яков Кротов: У нас есть звонок из Москвы. Людмила, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Здравствуйте, отец Яков. Я поздравлю Вас и всех Ваших гостей с этим большим испытанием, с постом. Могу рассказать свой опыт. Я очень больной человек, но гораздо труднее справляться с раздражительностью, с тем, что рядом с тобой очень больной человек, который неверующий. Мне этот пост очень помогает. В частности вчера был такой ужасный… Я подумала, я пощусь, я не ем, разрешает мне батюшка есть творог из-за моего заболевания. Но вот вчера я сумела себя обуздать и только благодаря этому. Потому что я хочу быть верной Христу. Знаете, поститься, если ты хочешь похудеть или что, это, конечно, легко. И потом, я читала Швемана, его отношение к посту, вот это все гораздо труднее. Поэтому то, что входит в нас, вот это не такой грех, а то, что выходит. Я благодарю пост и Вас всех и поздравлю. Спасибо Вам большое.

Яков Кротов: Спасибо, Людмила. И все-таки вопрос, который прозвучал, о диетических продуктах. Потому что сейчас можно купить постный йогурт, постное молоко, все из сои, постный шоколад.

Отец Дионисий, на Ваш взгляд, может быть так, что подобные продукты просто собьют человека с настоящего поста?

Дионисий Батарчук: Я прокомментирую это случаем из своей собственной личной практики. В начале моего христианского пути, естественно, как любой в начале, постишься очень сильно, иногда перебарщиваешь с этим, естественно, такое рвение не по разуму. Но, тем не менее, было включено в нашу трапезу несколько блюд из сои, тогда шла гуманитарная помощь из Америки, этого было в изобилии. Мы ели постные котлеты. Да, они, естественно, были из сои, там не было ни грамма мяса, но человек, который их вкушает, человек, который их ест, полная имитация того, что он ест мясные котлеты. После некоторого времени мы переглянулись с моими домочадцами и спросили друг друга, кого мы обманываем, собственно говоря, здесь. Хотя, конечно, все было достаточно постно и все было канонически, но на самом деле это, конечно же, никакой не пост. Дело не в том на самом деле, наверное, какую пищу мы едим, хотя для монашествующих это имеет значение, калорийность пищи, содержание белка и углеводов, и других химических элементов в пище. Тем не менее, это все-таки воздержание, а не отказ от какого-то определенного рода продуктов. Потому что в самих продуктах, наверное, нет ничего дурного, ничего греховного. Пост — это, прежде всего, воздержание, пост — это, прежде всего, отказ из излишеств, отказ от того, что более чем необходимо.

Яков Кротов: Спасибо. У нас есть звонок из Томска. Сергей Иванович, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Добрый день. Яков, Вы не могли бы сами прокомментировать или, может быть, Ваших собеседников как-то озадачить, спросить: почему наша Московская патриархия так вяло отреагировала на это зверское убийство, которое произошло в Твери, погиб священник и вся его семья.

Яков Кротов: Сергей Иванович, по-вашему, как надо было бы реагировать?

Слушатель: Я думаю, что Алексий должен был приехать или хотя бы Кирилл.

Яков Кротов: Понятно. Я позволю себе все-таки вступиться за святейшего патриарха Алексия и за владыку Кирилла. Потому что здесь… Вот к вопросу о посте. Опять же, как говорил Василий Великий, обращаясь к тем, кто не постится: «Вы считаете, что труднее не двигаться с места, чем бежать? Вы считаете, что труднее не съесть мясо, чем съесть». Так вот пост — это человек останавливается. Православный человек в этом смысле меньше двигается. А что ехать? Это для материалиста очень важно, вот приехал президент в город подводников, когда подводная лодка потерпела крушение, или нет. Но христианин, человек, который столкнулся с тем, что главное в жизни идет не по металлическим рельсам, и поэтому мне не нужно, чтобы, когда я умру, человек, который меня любит, обязательно приехал. Нет. Пусть он помолится, это более важно. Точно так же и здесь. Скорее, мне кажется, что реакция православных была даже, может быть, чрезмерная, потому что заговорили сразу, чтобы наказать преступников, когда еще не выяснено, преступление это или нет, что это убийство, которое показывает, как гнетут Русскую Православную Церковь. Это чрезмерно, тут надо всегда… в общем, лучше помолчать. Огромная часть поста молчание, воздержание не только от еды, но и от говорильни на самом деле. Это, оказывается, трудно. Василий Великий удивлялся, как это так, неужели труднее не трогаться с места. Но мы хорошо знаем, часто самое трудное в посте это помолчать. Великим постом рекомендуют молчать, когда неделя перед воскресением Григория Паламы, молчальника. Но я думаю, что и рождественским постом полезно помолчать. Владыка Сергий, на Ваш взгляд?

Сергий Саркисов: Да, мы очень много согрешаем в слове, об этом указывал еще апостол Иаков. Особенно согрешаем мы, проповедники. Он тоже об этом указывал. Но мне бы хотелось возвратиться к посту и привести слова отца Николая Запорожца. Он, шутя, говорил, лучше съесть маленький кусочек мяса, чем большое ведро капусты. То есть пост, он должен быть назначен для человека, чтобы укрепить его путь служения Господу Богу.

Яков Кротов: Спасибо. Но я бы все-таки еще тогда бы отца Дионисия так, почему выбираем между ведром капусты и куском мяса. Мне кажется, что в современном информационном мире к человеку в основном все искушения приходят не через мясо, а они переходят через телевизор, через радио, если это, конечно, не «Радио Свобода». Поэтому самое тяжелое — закрыть газеты на время поста, перестать ходить в кино, перестать смотреть телевизор на время поста. Вообще в телевизоре нет ничего дурного. На время поста разве нет смысла это ограничить?

Дионисий Батарчук: Я не думаю, что нужно себя ограничивать в смотрении телевизора или слушании радио как такового. Нужно избавить себя от просмотра различного рода увеселительных шоу, хотя на самом деле большинство из того, что нам показывают, нужно исключить вообще из жизни христианина. Во время поста это само собой разумеется. В том, что человек следит за тем, что происходит в мире, нет ничего греховного. Собственно говоря, он должен быть в курсе событий, это должно отражаться на его молитве на самом деле. Так что мы говорим только об излишествах, только о развлечениях. И все-таки нужно помнить, что пост — это дело не духовное. Человек в современном мире настолько загнан сумасшедшим и нечеловеческим ритмом, что порой думать о том, чтобы его трапеза была в соответствии с предписанием, с уставом церкви, это может быть даже уделение чрезмерного внимания этому событию. Может быть иногда мимоходом что-то проще съесть и забыть об этом, чем думать об этом полдня, чтобы твой стол был сервирован теми блюдами, которые подходили под постное меню. Уделяем мы этому слишком много, наверное, внимания, это во-первых. Во-вторых, многие из нас живут в семьях, где не все люди и не все члены семей постятся, вообще не все люди в семьях верующие. Поэтому человек постящийся, заставляет других готовить два стола, чтобы соблюсти эти предписания. Это уже, по-моему, прямое противоречие с Евангелием.

Сергий Саркисов: Хочу обратить Ваше внимание, что в древнем уставе Русской Православной Церкви написано специально сыроядение, оно не требует приготовления особенного. Сыроядение является той очищающей пищей, которая как раз создает повышенную силу жизни в человеке. Потому что вареная пища создает гниение в кишечнике и прочее.

Яков Кротов: Спасибо. Владыка Сергий, Вы здесь буквально опять же цитируете Василия Великого, который, видимо, был очень склонен к вегетерианству и считал, что постом самое лучшее, что скотина не боится, что её зарежут. Я себе позволю Вас поддержать и сказать в противовес отцу Дионисию: да, конечно, христианин должен отзываться на происходящее в мире. Но, давайте тогда в отношении информации тоже придерживаться постом, может быть, принципа сыроядения. То есть, мне не нужны факты, которые кто-то препарировал, приготовил, даже та же трагическая смерть семьи Николаевых в Твери. Потому что там нельзя вытащить факты, там только пересуды, сплетни. В конце концов, может быть, честнее всего выразился один человек, который сказал, что «смерть моей золотой рыбки меня волнует примерно так же, как гибель ста китайцев или как гибель тысячи марсиан». То есть у человека ближнее — это именно ближнее, те, кто непосредственно волнуют его. Может быть, беда современного человека (это оборотная сторона и успехов современной цивилизации), что он видит, что за морями, что в Тверской губернии и так далее, а что происходит у него под носом, с детьми, женой и прочими, не видит, человек превращается в какое-то вывороченное существо. И пост, мне кажется, это как раз возможность вернуться в себя, имитируя болезнь, пост — это искусственная болезнь, это искусственное состаривание себя, искусственная диета. Но это именно для того, чтобы, живешь, живешь и вдруг раз, грипп, ты в кровати. И ты понимаешь лучше, кто ты есть на самом деле.

У нас звонок из Москвы. Иван, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Добрый день. Я позвонил только потому, что речь зашла об этом погибшем священнике, трагический случай. Я не очень понимаю, извините, отношение к этому. С моей точки зрения, страна просто погрязла в грехе, в пьянстве, кругом идет пиршество этим человеческим мясом. Отец Андрей всей своей жизнью, жизнью своей семьи пытался встать на пути к этому. Как-то, такое абсолютно отсутствие реакции на основную причину этого, на это массовое состояние нашей страны, она просто отсутствует, в том числе голос церкви в этом плане не слышен. Я этого не понимаю.

Сергий Саркисов: Мне кажется, что более правильная постановка, что все проблемы разрешаются не в Кремле, а во мне. Всё дело в том, что мы фактически потенциально готовы совершить эти ужасные поступки. Даже то, что мы осуждаем других, в какой-то степени это ложится, как осуждение, на нас. Потому что написано, что не осуждай, дабы это зло не пришло к тебе. Святые отцы говорят, если ты осудишь, то потом, через некоторое время, ты сделаешь то же самое. Поэтому как раз в данном случае надо не говорить о разгуле беззакония в стране, а надо работать над собой, чтобы в случае какой-то возможности мы не поступили так же. Очень хорошо говорил Конфуций: не переживай, что ты не являешься министром, переживай о том, что ты недостоин стать министром.

Яков Кротов: Спасибо. Я позволю себе вернуться именно к православной традиции поста. В качестве главной опасности во время поста святые отцы выделяли уныние, что человек постящийся начинает унывать. Почему? Я думаю, что тема, которую сегодня так затронули, она как раз показывает. Потому что у человека начинается какая-то жажда, голод, человек начинает сердиться на все окружающее, доходит до того, что вся страна пьет. Так вот пост, как говорил Василий Великий, пост — это средство стать равным самому себе, каков ты сам себе, таким и кажись. Не будь лицемером, этому учит нас пост. Но это означает, что и других видь, какие они есть. Выйдите на любую улицу, извините, пьяница попадётся один на 100 человек, не пьет повально вся страна. И второй обратный момент: человек унывает, потому что чувствует себя слабым. И вот он кричит, где Московская патриархия, где духовенство, почему не выступит. А почему кто-то должен выступать? Никто, кроме тебя, не справится с алкоголизмом людей, которые вокруг тебя. И не так много этого алкоголизма. Значит, протрезвись, увидь, что Россия страна достаточно богатая, богаче многих стран в мире, достаточно трезвая, достаточно населённая, здесь много действительно людей, идущих к Богу. Поэтому эта паника и уныние как раз очень, мне кажется, характерное такое постное искушение, только оно как-то круглогодичное получается, такой вот антипост.

У нас есть звонок из Москвы. Елена Владимировна, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: Здравствуйте. Если человек постится, в силу обстоятельств он попадает в коллектив, застолья, кругом люди, конечно, не постятся, они, может быть, даже атеисты. Надо как-то афишировать, что я пощусь, не могу некоторые вещи есть, или, может быть, чтобы не привлекать к себе внимания, на это время сделать вид, что ты не постишься?

Яков Кротов: Спасибо, Елена Владимировна. Вопрос, кажется, риторический, но все-таки прошу отца Дионисия ответить.

Дионисий Батарчук: Я постараюсь ответить, но подчеркиваю, что я выражаю только своё мнение, отнюдь не мнение всей церкви. В Новом Завете Христос говорит о том, что не надо являться постящимся перед людьми, пусть отец, видящий то, что у тебя внутри, вот за это он и воздаст потом явно. Тут двоякий, опять же, момент. Если это люди, которые не знают о Вашей христианской жизни, не знают о том, что Вы поститесь, то тогда, наверное, можно и нарушить в чем-то пост. В конце концов, можно после этого события, после торжества наложить на себя как бы двойной пост и воздержаться более сугубо в эти дни. Если же люди, зная о Вашей вере, смотрят на Вас испытующе, нарушите ли Вы пост, тут уже надо действовать по обстоятельствам, как того хотят люди, которые находятся вокруг Вас.

Яков Кротов: Отец Дионисий, у Вас жена и трое детей. Я Вам переадресую вопрос Марии, на пейджер пришел, два слова просит сказать о посте и беременности.

Дионисий Батарчук: На самом деле, я считаю, что чревоносящим, то есть беременным женщинам поститься, опять же, поститься кулинарно, поститься физически не стоит. Это моё личное мнение. Я считаю, что не стоит.

Сергий Саркисов: Я думаю, что всё должно быть по совету врача. Потому что, если женщина, особенно в последний период плодоношения, переедает, то ей будет просто мучительно и труднее рожать.

Яков Кротов: Тем более, что, насколько я помню, у беременной женщины искушения не на мясные продукты и не на молочные, а как раз на те, что, в общем, считаются постными. Там основная проблема набор веса из-за воды.

У нас есть звонок из Москвы. Александр Анатольевич, добрый день, прошу Вас.

Слушатель: В начале Вы сказали, в пост не есть людей. Как-то намек на такое, что, когда поста нет, тогда можно людей есть. Скажите, есть ли такой намек, что, когда поста нет, то людей можно есть, только в пост нельзя?

Яков Кротов: Спасибо, Александр Анатольевич. Наверное, можно, когда не пост, есть людей, но только иноверцев.

Сергий Саркисов: Да. Вы понимаете, всегда, когда мы на христиан навешиваем ярлыки, еретик, ярлыки, так сказать, раскольник, то мы как раз и занимаемся поеданием этих людей. Я хочу обратить внимание дорогих слушателей на тот ужасный факт, что в царской России было страшное гонение на православных христиан, которых, только по подсчетам Александра Исаевича Солженицына, было 12 миллионов жертв. Это ужасно, потому что все гонения на христиан измерялись тысячами. А тут было действительно, когда духовенство именно поедало, поедало самый преданный, самый высоконравственный народ всероссийский.

Яков Кротов: Хорошо, владыка, тогда я Вам адресую вопрос на пейджер, Нина Васильевна прислала: «Нельзя ли хотя бы одного милиционера, чтобы охраняли священника? Сейчас такое состояние в России, столько убивают. Хотя бы охранять таких людей, как священников». Что вы ответите?

Сергий Саркисов: Я думаю, что священника охраняет Господь Бог. В этом смысле, если его Господь Бог не охраняет, а он хороший священник, его будут охранять прихожане. Я думаю, что охрана через милицию самая ненадежная охрана в наше время.

Яков Кротов: Я позволю себе категорически не согласиться, потому что милиция заслуживает доверия. Другое дело, что священник, а при нем милиционер, будет больше похож на заключенного, которого ведут куда-то. Как святейший патриарх, когда вокруг него полдюжины людей в штатском, полное ощущение, что его сейчас отведут в какую-нибудь кутузку.

Всё-таки тогда мой последний вопрос отцу Дионисию. На Ваш взгляд, пост — это чисто негативное явление, как в одном католическом словаре сказано, это не средство для внутреннего подъема, это просто убрать искушение? Или, на Ваш взгляд, по вашему опыту, пост может действительно как-то продвинуть человека, извините, использую такой современный термин, «продвинутые христиане», иногда говорят.

Дионисий Батарчук: Пост в хороших руках — это отличное средство для достижения цели. Никакой, конечно, это не вред, но ко всему нужно подходить разумно. Всем нужно, естественно, подходить индивидуально, применяя это к своим силам, к своим потребностям. Так что пост как средство — это замечательно.

Яков Кротов: Владыка Сергий, на Ваш взгляд, пост может поднять человека на какую-то ступень духовной жизни, к которой иначе никак не подойти?

Сергий Саркисов: Конечно, можно, но только при одном условии: человек должен смиряться перед Господом Богом. Если основа всякой добродетели смирение, оно присутствует, то пост благословен.

Яков Кротов: Спасибо. Я позволю себе подарить ещё одну цитату из святого Василия Великого. «Пост — радость законодателей», писал Василий Великий, призывая политиков своего времени побольше и поглубже поститься. Сообщение на пейджер от семьи Шибаевых: «Яков Гаврилович, Вы всегда ведете передачи таким тоном, употребляя такие слова, что у нас участковый говорить более культурно. Ваш говор и Ваша манера вести разговор совершенно не соответствует русскому батюшке и везде сквозит американский доллар». Ну, дополняя то, о чем говорил сейчас владыка Сергий, я скажу, во-первых, поздравляю Вас с Вашим участковым, это ещё раз подтверждает моё высокое мнение о российской милиции. Что до манеры вести разговор, простите меня Христа ради, что есть, то есть, я буду стараться как-то улучшаться. Потому что для того и пост, это напоминание себе о том, что ты не равен себе, тому, какой ты у Бога, это всегда попытка прорваться вверх. Поэтому вершина поста, как говорили святые отцы, это исполнение заповеди «прости людям их грехи». Это не часть физиологического поста, но зато это нечто высшее и без этого любой физический кулинарный пост будет, извините, недействителен.

Аскетизм – по ветвям/доктринам

По отраслям/доктринам > Этика >

Введение | Религия и аскетизм   Введение Наверх Аскетизм описывает образ жизни, характеризующийся добровольным воздержанием от разного рода мирских удовольствий (особенно сексуальная активность , потребление алкоголя и накопление собственности и богатства ), часто с целью преследовать религиозные или духовные цели . В древнегреческой философии приверженцы цинизма и стоицизма переняли практику овладения желанием и страстью, как и в некоторой степени эпикуреизм. Диаметрально противоположным Аскетизму является Гедонизм, философия, которая удовольствие является самым важным занятием человечества. Оправдание аскетизма обычно состоит в том, что духовным и религиозным целям препятствуют потворство плотским удовольствиям, хотя оно не обязательно утверждает, что наслаждение жизнью плохо само по себе . Таким образом, аскетические практики обычно не рассматриваются как добродетельные как таковые, а просто как средство преобразования разума в тело , или 0006 очищение тела, обеспечивающее связь с Божественным и взращивание внутреннего покоя . Он направлен на достижение свободы от принуждений и искушений , вызывая умиротворение ума и увеличение ясности и силы мысли . Иногда проводится различие между «потусторонним» Аскетизмом (который практикуется людьми, такими как монахи или отшельники , которые уходят из мира для того, чтобы вести аскетический образ жизни) и «мирской» аскетизм (который относится к людям, таким как секты квакеров и амишей , которые ведут аскетический образ жизни, но не выводить из мира). Термин «аскетизм» происходит от греческого «аскезис» (означающего «практика», «обучение» или «упражнение») и изначально ассоциировался с любой формой дисциплинированной практики . В древнегреческом обществе воины и спортсмены часто применяли дисциплину аскезы для достижения оптимальной физической формы и грации . Религия и аскетизм Наверх Основатели и первые последователи многих религий (например, индуизма , джайнизма , иудаизма , христианства , буддизма ) вели исключительно аскетический образ жизни0007 , воздержание от чувственных удовольствий и накопления материальных благ. Индуистские садху (или святые люди) известны крайними формами самоотречения , которые они иногда практикуют, например, клятвой никогда не использовать ни одну ногу, ни другую, ни держать руку в воздуха в течение месяцев или лет. Джайнизм поощряет голодание , йога практики, медитация в сложных позах, босиком путешествовать и спать на полу без одеял. Некоторые утверждали, что получили магические или чудесные способности через самоотречение. История крайнего еврейского аскетизма восходит к тысячелетней Пустынной Традиции , которая развилась из сорока лет пребывания в пустыне, хотя сегодня считается противоречащим желаниям Бога для мира. Хотя уверен Католик 9Ордены 0007 (например, картезианцы, цистерцианцы) известны особенно строгими актами аскетизма, еще более строгие аскетические практики были распространены в ранней церкви , а пустыни Ближнего Востока, как когда-то говорили, были населены тысячами христиане отшельники . Интересно, что Сиддхартха Гаутама ( Будда ), изначально советовавший вести аскетическую жизнь, в конце концов отверг крайности Аскетизм как 0006 препятствие к окончательной свободе, рекомендуя вместо этого «Средний путь» . Хотя аскетизм не является важной традицией в исламе , за исключением суфизма (который даже назван в честь грубой шерстяной одежды аскета), сам Пророк Мухаммед практиковал великие аскезы, граничащие с аскетизмом.

Вернуться к началу страницы Философия | Что такое философия? | По отраслям/доктринам | По историческому периоду | По Движению/Школе | Индивидуальный философ Спасибо за поддержку философии! Пожертвовать с крипто Статьи на этом сайте © 2008-. Если вы цитируете этот материал, будьте вежливы и дайте ссылку. Цитаты | Часто задаваемые вопросы | Запросы | Политика конфиденциальности

Что Библия говорит об аскезе

Что такое аскетизм?

Содержание страницы

Аскетизм (упражнения, тренировки) — это образ жизни, характеризующийся воздержанием от чувственных удовольствий , часто с целью достижения духовных целей. Аскеты могут уйти из мира для своих практик или продолжать быть частью своего общества, но, как правило, ведут скромный образ жизни, характеризующийся отказом от материальных благ и физических удовольствий, а также проводят время в посте, концентрируясь на практике религии или размышления о духовных вопросах.

Аскетизм исторически наблюдался во многих религиозных традициях, включая буддизм, джайнизм, индуизм, христианство и иудаизм. Современный господствующий ислам практикует аскетизм в форме поста во время Рамадана, воздерживаясь от всех чувственных удовольствий, включая пищу и воду, от восхода до заката. Соблюдение поста во время Рамадана делается исключительно для Бога и для увеличения духовной связи с Богом; пост является обязательным для всех мусульман, поскольку это один из пяти столпов ислама. Суфийская традиция включала в себя строгий аскетизм на протяжении всей истории. Практикующие эти религии отказались от чувственных удовольствий и вели воздержанный образ жизни в поисках искупления, спасения или духовности.  Аскетика рассматривается в древних теологиях как путешествие к духовному преображению, где достаточно простого, блаженство внутри, бережливость в изобилии. И наоборот, некоторые древние религиозные традиции, такие как зороастризм, древнеегипетская религия и дионисийские мистерии, а также более современные леворукие традиции, открыто отвергают аскетические практики и сосредотачиваются на различных типах гедонизма.

Буддийские монахини

Этимология и значение

Прилагательное «аскет» происходит от древнегреческого термина  askēsis , что означает «обучение» или «упражнение». Первоначальное использование относилось не к самоотречению, а к физической подготовке, необходимой для спортивных мероприятий. Позже его использование распространилось на строгие практики, используемые во многих основных религиозных традициях в той или иной степени для достижения искупления и более высокой духовности.

Дом Катберт Батлер классифицировал аскетизм на естественные и неестественные формы:

• «Естественный аскетизм» включает в себя образ жизни, сводящий материальные аспекты жизни к предельной простоте и минимуму. Это может включать минимальную, простую одежду, сон на полу или в пещерах и употребление простого минимального количества пищи. Естественный аскетизм, утверждают Вимбуш и Валантасис, не включает в себя нанесение увечий телу или более суровые аскезы, заставляющие тело страдать.
• «Неестественный аскетизм», напротив, охватывает практики, которые идут дальше и включают в себя умерщвление тела, наказание собственной плоти и привычное причинение себе боли — например, сон на ложе из гвоздей.

Религии

Самодисциплина и воздержание в той или иной форме и степени являются частью религиозной практики во многих религиозных и духовных традициях. Аскетический образ жизни ассоциируется, в частности, с монахами, монахинями, факирами в авраамических религиях и бхикшу, муни, санньяси, йогами в индийских религиях.

Авраамические религии

Христианство

См. также: Аскетическое богословие и Степени православного монашества

Христианские авторы поздней античности, такие как Ориген, св. Иероним, св. крайне аскетическая религиозная среда. Библейские примеры аскетизма можно найти в жизни Иоанна Крестителя, Иисуса, двенадцати апостолов и апостола Павла. Свитки Мертвого моря раскрывают аскетические практики древней иудейской секты ессеев, которые давали обет воздержания, чтобы подготовиться к священной войне. Акцент на аскетической религиозной жизни был очевиден как в раннехристианских писаниях, так и в практиках (см. исихазм). Другие христиане, практикующие аскетизм, включают таких людей, как Симеон Столпник, Святой Давид Уэльский и Франциск Ассизский.

Согласно Ричарду Финну, большая часть раннего христианского аскетизма восходит к иудаизму, а не к традициям греческого аскетизма. Тем не менее некоторые аскетические мысли в христианстве, утверждает Финн, уходят корнями в греческую моральную мысль. Добродетельная жизнь невозможна, когда человек жаждет телесных удовольствий с желанием и страстью. Нравственность рассматривается в древней теологии не как балансирование между правильным и неправильным, а как форма духовной трансформации, при которой достаточно простого, блаженство внутри, бережливости в изобилии.

Пустыни Ближнего Востока когда-то были заселены тысячами христианских отшельников, в том числе св. Антония Великого (он же св. Антоний Пустынника), св. Марии Египетской и св. Симеона Столпника. В 963 году н. э. на Святой Горе Афон в восточно-православной традиции было образовано объединение монастырей под названием  Лавра . В последующие века он стал самым важным центром ортодоксальных христианских аскетических групп. В современную эпоху гора Афон и Метеоры остались значительным центром.

Сексуальное воздержание, подобное воздержанию энкратитов христианской секты, было лишь одним из аспектов аскетического отречения, и как естественный, так и неестественный аскетизм были частью христианского аскетизма. Естественные аскетические практики включали в себя простую жизнь, попрошайничество, пост и этические практики, такие как смирение, сострадание, терпение и молитва. Свидетельства крайнего неестественного аскетизма в христианстве появляются в текстах 2-го века и впоследствии, как в восточном православном христианстве, так и в западной сестринской традиции, например, практика приковывания тела к камням, употребление в пищу только травы, молитва сидя на столбе в элементов на протяжении десятилетий, таких как монах Симеон Столпник, одиночное заключение в келье, отказ от личной гигиены и принятие образа жизни зверя, причинение себе боли и добровольных страданий. Такие аскетические практики были связаны с христианскими представлениями о грехе и искуплении.

Евагрий Понтийский: монашеское учение

Евагрий Понтийский, также называемый Евагрий Отшельник (345–399 гг. н. э.), был высокообразованным учителем-монахом, написавшим большой богословский труд, в основном аскетический, в том числе Гностикос  (от древнегреческого : γνωστικός gnostikos, «ученый», от γνῶσις gnōsis, знание), также известный как Гностик: Тому, кто достоин гнозиса . Gnostikos — второй том трилогии, содержащей Практикос , предназначенный для молодых монахов для достижения апатии , то есть «состояния спокойствия, которое является предпосылкой для любви и знания», чтобы очистить свой интеллект и сделать непроницаемым раскрытие истины, скрытой в каждом существе. Третья книга, Kephalaia Gnostika , предназначалась для медитации продвинутыми монахами. Эти сочинения сделали его одним из самых признанных аскетических учителей и толкователей Священных Писаний своего времени, включая Климента Александрийского и Оригена.

Аскетическая литература раннего христианства находилась под влиянием дохристианских греческих философских традиций, особенно Платона и Аристотеля, искавших совершенный духовный образ жизни. Согласно Клименту Александрийскому, философию и Писание можно рассматривать как «двойное выражение одного образца знания». По словам Евагрия, «тело и душа существуют, чтобы помогать уму, а не мешать ему».

Ислам

См. также: Дервиш , Факр и Гина (Бедность и Богатство) , Суфизм , Что такое суфизм? и зухд (аскетизм)

Арабское слово, обозначающее аскетизм,  зухд  (зухд в исламе). Пророк Мухаммед и его последователи практиковали аскетизм. Однако в современном господствующем исламе не было традиции аскетизма, но его суфийские группы хранили аскетические традиции на протяжении многих веков. Монашество запрещено в Исламе.

Суфизм

Суфийский мусульманский аскет (факир) в Бенгалии, 1860-е годы.

Ученые в области суфийских исследований утверждали, что аскетизм ( zuhd ) послужил предшественником более поздних доктринальных формаций суфиев, которые начали появляться в 10 веке благодаря работам таких людей, как аль-Джунайд, аль-Кушайри, ас-Саррадж, аль-Худжвири и другие.

Суфизм вырос как мистическая, несколько скрытая традиция в основных течениях суннитского и шиитского ислама, утверждают Эрик Хэнсон и Карен Армстронг, вероятно, в ответ на «растущую мирскую жизнь Омейядов и «абассидских обществ». Принятие аскетизма возникло в суфизме медленно, потому что оно противоречило сунне, утверждает Нил Грин, и ранние суфии осуждали «аскетические практики как ненужные публичные проявления того, что составляет ложное благочестие». Аскетические суфии подвергались охоте и преследованиям со стороны суннитских и шиитских правителей в разные века.

Суфизм был принят и затем получил особенно широкое распространение в приграничных районах исламских государств, где аскетизм его факиров  (или дервишей) привлекал население, привыкшее к монашеским традициям буддизма, индуизма или христианства. Аскетические практики суфийских факиров включали безбрачие, пост и умерщвление плоти. Суфийские аскеты также участвовали в мобилизации исламских воинов на священную войну, помогали путешественникам, раздавали благословения с помощью своих предполагаемых магических сил и помогали разрешать споры.

Ритуальные аскетические практики, такие как самобичевание (татбир), ежегодно практикуются мусульманами-шиитами во время траура Мухаррама.

Иудаизм

Основная статья: Аскетизм в иудаизме

Хасидеи Ашкеназ — еврейское мистическое и аскетическое движение в средневековой Германии.

Аскетизм не был доминирующей темой в иудаизме, но второстепенные или значительные аскетические традиции были частью еврейской духовности. История еврейского аскетизма восходит к эпохе 1-го тысячелетия до нашей эры со ссылками на назореев (или назореев, назореев, назирутов, назиров), правила практики которых можно найти в Книге Чисел 6: 1-21. Аскетические практики включали в себя отказ от стрижки волос, воздержание от употребления в пищу мяса или винограда, воздержание от вина или пост и отшельнические условия жизни в течение определенного периода времени. Литературные данные свидетельствуют о том, что эта традиция продолжалась долгое время, вплоть до нашей эры, и как еврейские мужчины, так и женщины могли следовать аскетическому пути, с такими примерами, как четырнадцатилетняя аскетическая практика царицы Елены из Адиабены и Мириам из Тадмор. После того, как евреи вернулись из вавилонского изгнания и с институтом Моисея было покончено, возникла другая форма аскетизма, когда Антиох IV Епифан угрожал еврейской религии в 167 г. до н.э. Хасидеско-ессеевская традиция периода Второго Храма описывается как одно из движений в историческом еврейском аскетизме между 2 веком до н.э. и 1 веком н.э.

Еврейские аскетические секты существовали в древние и средневековые времена, в первую очередь ессеи и эбиониты. По словам Аллана Надлера, двумя наиболее значительными примерами средневекового еврейского аскетизма были Хавот ха-Левавот и Хасидей Ашкеназ. Благочестивое самоотречение было частью дуализма и мистицизма в этих аскетических группах. Это добровольное отделение от мира было названо Perishuth , и еврейское общество широко приняло эту традицию в эпоху позднего средневековья. Крайние формы аскетических практик вызывали противодействие или вызывали споры в хасидском движении.

Ашкеназские хасиды (иврит: חסידי אשכנז‎, хасидей ашкеназ ) — еврейское мистическое аскетическое движение в Рейнской области Германии, практика которого задокументирована в текстах XII и XIII веков. Питер Мейстер утверждает, что этот еврейский аскетизм возник в 10 веке, стал намного шире и распространился в Южной Европе и на Ближнем Востоке благодаря еврейскому благочестивому движению. По словам Шимона Шокека, эти аскетические практики были результатом влияния средневекового христианства на ашкеназский хасидизм. Верующие евреи этой хасидской традиции практиковали телесные наказания, самоистязание голодом, сидение на открытом воздухе в ледяном снегу или на солнце с блохами летом, все с целью очистить душу и отвлечь внимание от тело к душе.

Еще одна значительная школа еврейского аскетизма возникла в 16 веке под руководством Цфата. Эти мистики занимались радикальным материальным воздержанием и самоуничижением, веря, что это помогает им превзойти сотворенный материальный мир, достичь и существовать в мистическом духовном мире. Изученным примером этой группы был Хайим бен Иосиф Витал, и их правила аскетического образа жизни ( Ханхагот ) задокументированы.

Индийские религии

Аскетизм встречается как в нетеистических, так и в теистических традициях индийских религий. Истоки этой практики древние и являются наследием основных индийских религий, таких как буддизм, индуизм и джайнизм. Вероятно, они возникли в результате синкретизма ведических и шраманийских влияний.

Аскетизм в индийских религиях включает в себя спектр разнообразных практик, начиная от умеренной самодисциплины, добровольной бедности и простой жизни, типичной для буддизма и индуизма, до более суровых аскез и практик умерщвления плоти монахов в джайнизме и ныне исчезнувших Адживики в поисках спасения. Некоторые аскеты живут как отшельники-одиночки, полагаясь на любую пищу, которую они могут найти в лесах, а затем спят и медитируют в пещерах; другие путешествуют от одного святого места к другому, поддерживая свое тело выпрашиванием еды; третьи живут в монастырях как монахи или монахини. Одни аскеты живут как священники и проповедники, другие аскеты вооружены и воинственны, чтобы противостоять любым преследованиям – явление, возникшее после прихода ислама в Индию. Самоистязание — относительно редкая практика, но она привлекает внимание общественности. В индийских традициях, таких как буддизм и индуизм, самоуничижение обычно подвергается критике. Тем не менее, индийские мифологии также описывают многочисленных аскетических богов или демонов, которые на протяжении десятилетий или столетий вели суровую аскезу, что помогло каждому обрести особые силы.

Буддизм

Будда как аскет. Гандхара, 2-3 век н.э. Британский музей.

Исторический Сиддхартха Гаутама принял крайний аскетический образ жизни в поисках просветления. Однако до просветления он отверг крайний аскетизм.

Согласно Хадзиме Накамуре и другим ученым, некоторые ранние буддийские тексты предполагают, что аскетизм был частью буддийской практики на заре ее существования.н.э. предполагают, что аскетизм был частью буддизма, как в традициях тхеравады, так и в традициях махаяны.

Тхеравада

Текстовые данные свидетельствуют о том, что аскетические практики были частью буддийской традиции в Шри-Ланке к 3 в. до н. э., и эта традиция продолжалась в средневековье параллельно сангхе монашеской традиции.

В традиции Тхеравады Таиланда средневековые тексты сообщают о монахах-аскетах, которые странствуют и живут в лесу или в крематории в одиночестве, совершают аскетические практики, и они стали известны как  Тудонг . Аскетические буддийские монахи были и остаются в Мьянме, и, как и в Таиланде, они, как известно, следуют своей собственной версии буддизма, сопротивляясь иерархической институционализированной сангхе  структуре монастырей в буддизме.

Махаяна

В традиции Махаяны аскетизм с эзотерическим и мистическим смыслом стал общепринятой практикой, например, в школах японского буддизма Тендай и Сингон. Эти японские практики включали покаяние, аскезы, омовения под водопадом и ритуалы самоочищения. Японские записи XII века содержат рассказы о монахах, предающихся суровому аскетизму, в то время как записи предполагают, что 19буддийские монахи нитирэн века просыпались ежедневно в полночь или в 2 часа ночи и совершали аскетические ритуалы очистки воды под холодными водопадами. Другие практики включают крайние аскетические практики употребления в пищу только сосновых иголок, смолы, семян и, в конечном итоге, самомумификации при жизни, или Sokushinbutsu ( miira ) в Японии.

В китайском буддизме аскетические практики самомумификации были менее распространены, но зарегистрированы там в традиции Чань (дзэн-буддизм). Более древний китайский буддийский аскетизм, чем-то похожий на Sokushinbutsu также известны, как практика публичного самосожжения (самосожжения, как shaoshen 燒身 или zifen 自焚), направленная на отказ от непостоянного тела. Самая ранняя задокументированная биография буддийского монаха-аскета относится к Фаю (法 羽) в 396 г. н.э., за ней последовали более пятидесяти задокументированных случаев в последующие века, включая случай монаха Даоду (道 度). Это считалось свидетельством отречения бодхисаттвы и, возможно, было вдохновлено рассказами о джатаках, в которых Будда в своих ранних жизнях приносит себя в жертву, чтобы помочь другим живым существам, или учениями, связанными с Бхайшаджьягурувайдурьяпрабхараджей, в Лотосовая Сутра . Исторические записи предполагают, что практика самосожжения наблюдалась монахинями и в китайском буддизме.

Китайские буддийские аскетические практики, утверждает Джеймс Бенн, были не адаптацией или импортом индийских аскетических практик, а изобретением китайских буддистов, основанным на их уникальных интерпретациях Саддхармапундарики или Лотосовой сутры . Это может быть заимствование более древних добуддийских китайских практик или даосизма. Неясно, ограничивалось ли самосожжение в первую очередь китайской традицией аскетизма, и отсутствуют убедительные доказательства того, что оно является частью крупномасштабной комплексной аскетической программы среди китайских буддистов.

Индуизм

См. также: Тапас (санскрит), санньяса и атаптатану

Женщина-аскет вайшнавской традиции, Индия, XIX век.

Отречение от мирской жизни и стремление к духовной жизни либо в составе монашеской общины, либо в качестве одиночки было исторической традицией индуизма с древних времен. Традиция отречения называется саньяса, и это не то же самое, что аскетизм, который обычно подразумевает суровое самоотречение и самоуничижение. Санньяса  часто включала в себя простую жизнь с минимальными материальными благами или без них, учебу, медитацию и этический образ жизни. Тех, кто вел такой образ жизни, в индуистских текстах называли Санньяси , Садху , Яти , Бхикшу , Правраджита/Правраджита и Паривраджака. Термин, значение которого в индуистских текстах ближе к аскетизму, – тапас, но он также охватывает спектр значений, начиная от внутреннего жара и заканчивая самоуничижением и покаянием с аскезами, медитацией и самодисциплиной.

Женский аскетизм

Действительно, ведическая литература предоставляет неопровержимые
доказательства существования как
женщин-учениц, соблюдающих целомудрие, так и женщин-отшельников в древней Индии.

—Линн Дентон, Женщины-аскеты в индуизме

Веды намекают на аскетические практики, но эти гимны по-разному интерпретируются как относящиеся к ранним йогам и одиночкам-отшельникам. Одно из таких упоминаний есть в гимне Кесин Ригведы, где описаны Кесины («длинноволосые» аскеты) и Муни («молчаливые»). Эти Кесины ведической эпохи описаны Карелом Вернером следующим образом:

Кешин не живет обычной условной жизнью. Его волосы и борода становятся длиннее, он проводит много времени в погружении, размышлениях и медитации, поэтому его называют «мудрецом» (муни). Они носят одежду из желтых лохмотьев, развевающихся на ветру, или, что более вероятно, они ходят голыми, одетыми только в желтую пыль индийской земли. Но их личности не привязаны к земле, ибо они следуют по пути таинственного ветра, когда в них входят боги. Он кто-то погруженный в мысли: он далеко.

—  Карел Вернер (1977), «Йога и Ригведа: интерпретация гимна Кешин»

В индуистских ведических текстах и ​​упанишадах, утверждает Мариасусай Дхавамони, не обсуждается причинение себе боли, но обсудить самоограничение и самоконтроль. Монашеская традиция индуизма проявляется в 1-м тысячелетии до нашей эры, особенно в его традиции Адвайта-Веданты. Об этом свидетельствуют самые старые Саньяса-упанишады, потому что все они имеют сильный взгляд на адвайта-веданту. Большинство санньяса-упанишад представляют философию веданты йоги и недуализма (адвайты). Шатьяния-упанишада XII века является значительным исключением, в котором представлена ​​квалифицированная дуалистическая и вайшнавская (Вишиштадвайта-веданта) философия. В этих текстах упоминается простой, этичный образ жизни, но не упоминаются самоистязания или умерщвление тела. Например,

Вот обеты, которые должен соблюдать санньяси —

Воздержание от причинения вреда живым существам, правдивость, воздержание от присвоения чужого имущества, воздержание от секса, щедрость (доброта, мягкость) — главные обеты. Есть пять второстепенных обетов: воздержание от гнева, послушание гуру, избегание опрометчивости, чистоплотность и чистота в еде. Он должен просить (еду), не раздражая других, любую пищу, которую он получает, он должен сострадательно разделить порцией с другими живыми существами, окропляя остаток водой, он должен есть ее, как если бы это было лекарство.

—  Баудхаяна Дхармасутра, II.10.18.1-10

Точно так же «Нирвана-упанишада» утверждает, что индуистский аскет должен считать, согласно единение — это его посвящение, только сострадание — его времяпрепровождение, блаженство — его гирлянда, пещера уединения — его общение», и так далее, по мере того, как он продвигается в своем стремлении обрести самопознание (или знание души) и ее идентичность. с индуистской метафизической концепцией Брахмана. Другие поведенческие характеристики Саньяси включает: ахимсу (ненасилие), акродху (не сердиться, даже если другие оскорбляют вас), разоружение (отсутствие оружия), целомудрие, холостяцкую жизнь (отсутствие брака), авьяти (нежелание), амати (бедность). ), сдержанность, правдивость, сарвабхутахита (доброта ко всем существам), астейя (неворовство), апариграха (непринятие даров, нестяжательство) и шауча (чистота тела, речи и ума).

Текст XI века, Yatidharmasamuccaya  , представляет собой вайшнавский текст, в котором обобщаются аскетические практики вайшнавской традиции индуизма. В индуистских традициях, как и в других индийских религиях, и мужчины, и женщины исторически участвовали в разнообразных аскетических практиках.

Джайнизм

Основная статья: Джайнское монашество

Аскетизм в одной из его самых интенсивных форм можно найти в одной из древнейших религий, известной как джайнизм. Аскетическая жизнь может включать в себя наготу, символизирующую необладание даже одеждой, пост, умерщвление тела, покаяние и другие аскезы, чтобы сжечь прошлую карму и прекратить создавать новую карму, оба из которых считаются в джайнизме необходимыми для достижения сиддхов. и мокша (освобождение от перерождений, спасение). В джайнизме конечной целью жизни является достижение освобождения души от бесконечного цикла перерождений (мокша из сансары), что требует этического образа жизни и аскетизма. Большинство аскез и аскетических практик восходят к Вардхаману Махавире, двадцать четвертому «создателю форм» или тиртханкаре, который практиковал 12 лет аскезы, прежде чем достичь просветления.

Джайнские тексты, такие как Таттвартха Сутра и Уттарадхьяяна Сутра  обсуждать аскетические аскезы в больших количествах и формулировках. Шесть внешних и шесть внутренних практик наиболее распространены и часто повторяются в более поздних джайнских текстах. По словам Джона Корта, внешние аскезы включают в себя полный пост, употребление в пищу ограниченных количеств, употребление в пищу ограниченных продуктов, воздержание от вкусной пищи, умерщвление плоти и охрану плоти (избегание всего, что является источником искушения). Внутренние аскезы включают искупление, исповедь, уважение и помощь нищим, изучение, медитацию и игнорирование телесных желаний, чтобы оставить тело.

Джайнский текст Кальпасутра подробно описывает аскетизм Махавиры, чья жизнь является источником руководства по большинству аскетических практик в джайнизме:

Почтенный аскет Махавира в течение года и месяца носил одежду; после этого он ходил нагим и брал милостыню в ладонь свою. Более двенадцати лет почтенный аскет Махивира пренебрегал своим телом и забросил заботу о нем; он с невозмутимостью переносил, претерпевал и терпел все приятные или неприятные явления, происходящие от божественных сил, людей или животных.

—  Кальпа-сутра 117

И Махавира, и его древние джайнские последователи описываются в текстах джайнизма как практикующие умерщвление тела и подвергающиеся жестокому обращению со стороны как животных, так и людей, но никогда не мстящие и никогда не причиняющие вреда или вреда (ахимса) любое другое существо. С помощью таких аскетических практик он сжег свою прошлую карму, обрел духовное знание и стал джином. Эти аскетические практики являются частью монашеского пути в джайнизме. Практика умерщвления тела называется  kaya klesha  в джайнизме и встречается в стихе 9.19 Таттвартха-сутры Умасвати, самого авторитетного старейшего из сохранившихся джайнских философских текстов.

Монашеская практика

Пять Махаврат джайнских аскетов

В джайнской монашеской практике монахи и монахини принимают аскетические обеты после отказа от всех отношений и имущества. Клятвы включают полную приверженность ненасилию ( Ахимса ). Они путешествуют из города в город, часто пересекая леса и пустыни, и всегда босиком. Джайнские аскеты не остаются на одном месте более двух месяцев, чтобы предотвратить привязанность к какому-либо месту. Однако в течение четырех месяцев муссонов (сезон дождей), известных как  чатурмаас , они остаются в одном месте, чтобы не убивать формы жизни, которые процветают во время дождей. Джайнские монахи и монахини соблюдают полное безбрачие. Они не касаются и не делят платформу для сидения с лицом противоположного пола.

Джайнские аскеты придерживаются строгой вегетарианской диеты без корнеплодов. Профессор Пушпендра К. Джайн поясняет:

Достаточно ясно, что для получения таких овощей и фруктов нужно вырвать растение с корня, тем самым уничтожив все растение, а вместе с ним и все остальные микроорганизмы вокруг корня. Свежие фрукты и овощи следует срывать только тогда, когда они созрели и готовы упасть, или, в идеале, после того, как они опадут с растения. В случае, если они срываются с растений, следует закупать и потреблять без отходов ровно столько, сколько требуется.

Монахи подтрадиции шветамбара в джайнизме не готовят пищу, а просят милостыню у домохозяев. Дигамбарские монахи едят только один раз в день. Ни одна из групп не будет просить пищу, но джайнский аскет может принять пищу от домохозяина при условии, что последний чист умом и телом и предлагает пищу по собственному желанию и в установленном порядке. Во время такой встречи монах остается стоять и ест только отмеренное количество. Пост (то есть воздержание от пищи, а иногда и от воды) является рутинной чертой джайнского аскетизма. Пост длится день или дольше, до месяца. Некоторые монахи избегают (или ограничивают) прием лекарств и/или госпитализации из-за пренебрежения физическим телом.

Монахи и монахини шветамбара носят только несшитые белые одежды (верхняя и нижняя одежда) и имеют одну чашу, которую они используют для еды и сбора милостыни. Мужчины-монахи секты дигамбара не носят никакой одежды, ничего не носят с собой, кроме мягкой метлы, сделанной из сброшенных павлиньих перьев ( пинчи ), чтобы аккуратно удалить любое насекомое или живое существо на пути или в миске, и они едят руками. Спят на полу без одеял, сидят на деревянных платформах. Другие аскезы включают медитацию сидя или стоя у берегов реки на холодном ветру или медитацию на вершинах холмов и гор, особенно в полдень, когда солнце в самом разгаре. Такие аскезы предпринимаются в соответствии с физическими и умственными возможностями отдельного аскета.

Когда смерть неизбежна из-за преклонного возраста или неизлечимой болезни, многие джайнские аскеты принимают последний обет Сантара или Саллекхана, голодания до мирной и отстраненной смерти, сначала уменьшая потребление, а затем полностью отказываясь от всех лекарств, пищи и воды. . Ученые утверждают, что эта аскетическая практика является не самоубийством, а формой естественной смерти, совершаемой без страсти, суматохи или внезапности и потому, что она совершается без активного насилия над телом.

Другие религии

Религия инков

В религии инков средневековой Южной Америки практиковался аскетизм. Первосвященники народа инков вели аскетический образ жизни, который включал в себя пост, целомудрие и употребление простой пищи. В записях иезуитов сообщается, что христианские миссионеры встречали отшельников-аскетов инков в Андских горах.

Даосизм

Исторические данные свидетельствуют о том, что монашеская традиция в даосизме практиковала аскетизм, а наиболее распространенные аскетические практики включали пост, полное половое воздержание, добровольную бедность, лишение сна и уединение в пустыне. Более экстремальные и неестественные аскетические практики даосов включали публичное самозатопление и самосожжение. Целью этого спектра практик, как и других религий, было достижение божественного и преодоление бессмертного тела. По словам Стивена Эскильдсена, аскетизм продолжает оставаться частью современного даосизма.

Зороастризм

В зороастризме активное участие в жизни посредством добрых мыслей, добрых слов и добрых дел необходимо для обеспечения счастья и предотвращения хаоса. Это активное  соучастие является центральным элементом зороастровской концепции свободы воли. В Авесте, священных писаниях зороастризма, посты и умерщвления плоти запрещены.

Социологические и психологические взгляды

Немецкий социолог начала ХХ века Макс Вебер провел различие между innerweltliche и ausserweltliche аскетизм, что означает (примерно) «внутри мира» и «вне мира» соответственно. Талкотт Парсонс перевел их как «мирские» и «потусторонние», однако некоторые переводчики используют «внутренние миры», и это больше соответствует мистицизму исследования внутреннего мира, общей цели аскетизма. Аскетизм «внутренний или потусторонний» практикуют люди, которые удаляются от мира, чтобы вести подвижническую жизнь (сюда входят монахи, живущие совместно в монастырях, а также отшельники, живущие в одиночестве). «Мирской» аскетизм относится к людям, которые живут аскетической жизнью, но не удаляются от мира.

Итак, богатство дурно этически лишь постольку, поскольку оно есть искушение к праздности и греховному наслаждению жизнью, а приобретение его дурно лишь тогда, когда оно делается с целью потом жить весело и беззаботно.

—  Макс Вебер, Протестантская этика и дух капитализма

Вебер утверждал, что это различие возникло в протестантской Реформации, но позже стало секуляризованным, поэтому это понятие можно применять как к религиозным, так и к светским аскетам.

Американский психолог-теоретик 20-го века Дэвид Макклелланд предположил, что мирской аскетизм специально нацелен на мирские удовольствия, которые «отвлекают» людей от их призвания и могут принимать мирские удовольствия, которые не отвлекают. В качестве примера он указал, что квакеры исторически возражали против яркой одежды, но богатые квакеры часто шили свою тусклую одежду из дорогих материалов. Цвет считался отвлекающим, а материалы — нет. Группы амишей используют аналогичные критерии для принятия решений о том, какие современные технологии использовать, а каких следует избегать.

Взгляд Ницше

Примечания В третьем эссе («Что означают аскетические идеалы?») из его книги О генеалогии морали , Фридрих Ницше обсуждает то, что он называет «аскетическим идеалом», и его роль в формулировка морали наряду с историей воли. В эссе Ницше описывает, как такое парадоксальное действие, как аскетизм, может служить интересам жизни: через аскетизм можно преодолеть свое желание погибнуть от боли и отчаяния и достичь господства над собой. Таким образом можно выразить и ressentiment, и волю к власти. Ницше описывает мораль аскетического священника, характерную для христианства, как такую, где, оказавшись в боли или отчаянии и желая погибнуть от этого, воля к жизни заставляет поместить себя в состояние спячки и отрицания материального мира в Чтобы уменьшить эту боль и, таким образом, сохранить жизнь, метод, который Ницше относит к самому происхождению светской науки, а также религии. Он связывал «аскетический идеал» с христианским упадком.

Взято из Википедии, свободной энциклопедии

Радость подвижничества | alimentarium

Чтобы раскрыть источник радости аскетизма, мы отправились в двухдневное путешествие в город Гангашахар, расположенный в 250 километрах от нашего дома в Джайпуре. Мой коллега-исследователь Санджив взял на себя задачу запечатлеть дух монахов и монахинь в цифровом виде с помощью своей камеры, а я решил запечатлеть их радость словами. Мы сочли Гангашахар подходящим местом, так как там ежегодно проходило мероприятие, на котором собирались 500 джайнских монахов и монахинь, чтобы отпраздновать это событие.

По большому счету аскеты связаны с религиозными традициями. Джайнизм, одна из таких традиций, является очень древней религией Индии и часто определяется как «религия аскетизма». У него есть две основные ветви — дигамбара и шветамбара; в обеих сектах аскетизм и ненасилие являются центральными и видными элементами. Так как же выглядит джайнский аскетизм? Мне сразу приходят на ум три вещи: либо монахи, одетые в белые одежды с прямоугольными белыми повязками на губах, либо те, кто ходит нагими; во-вторых, ходить босиком; и, наконец, подвижники с блаженными лицами, распространяющие знания. Строгий аскетизм, наряду с регулярным соблюдением длинного списка правил и предписаний, — это то, что я также ассоциирую с аскетизмом. Хотя у такого неаскета, как я, сразу возникает вопрос – что заставляет людей следовать таким правилам, что заставляет девочек и мальчиков, мужчин и женщин добровольно отказываться от семьи, зачастую высокой профессиональной работы, а также от удобств жизни в 21 веке?

Мы приехали поздно ночью и поселились в гостевом доме примерно в километре от большого общинного особняка, где жили монахи. Монахини, будучи многочисленнее, были рассредоточены по множеству маленьких и больших хавели (традиционных домов), принадлежавших их последователям. На следующий день мы проснулись рано и обнаружили густой туман, делающий все спокойным и умиротворяющим. Казалось, безмятежная тишина маленького городка была синхронизирована с присутствием радостного духа монахов и монахинь.

Имея в голове яркие образы аскетических практик из детских историй и басен, я ожидал, что джайнские аскеты будут худыми, голодными и одинокими скитальцами. Я знал, что у них нет ничего, кроме горшка для сбора милостыни и «метлы», которой они всегда аккуратно подметают маленьких существ на земле, чтобы не наступить на них. Мой образ аскета был отчасти правильным, но совершенно неверным, когда дело дошло до усталых лиц с кожей на костях и измученных болью.

Я находился в водовороте аскетов, рассеянных на площади в один квадратный километр. Монахи и монахини были разделены на малые и большие группы с отдельными или групповыми обязанностями. Многие занимались сбором милостыни, а другие шитьем, стиркой, чтением и письмом. В большом зале были разбросаны кучки домохозяев, ведущих беседы с подвижниками, в то же время вокруг некоторых других подвижников собирались толпы. Все казались настолько озабоченными, что я не решался нарушить спокойствие пространства, пока мои глаза не заметили старого монаха с сочувствующими глазами.

Воспользовавшись его опытом, я поинтересовался, в чем, кроме смены одежды, принципиальное различие между двумя радикально различными образами жизни — аскетом и мирянином? Монах ответил: «Мирянин привязан к телу, к семье, обществу, народу и окружающему миру, а подвижник от них отстранен. Подвижник привязан к душе, которая вечна и существует во все времена — прошлые, настоящие и будущие. Даже для аскета невозможно поддерживать физическое тело без употребления мирских благ, однако можно жить с непривязанностью к материальным благам. Жажда еды, одежды и крова является причиной несчастья, и аскет естественным образом свободен от этих мирских атрибутов». Для меня это общее сообщение было философским, острым и привлекательным.

Поэтому я задал прямой вопрос одной молодой монахине: «В чем радость подвижничества?» Она ответила риторическим вопросом: «Скажите, создание препятствий для других называется радостью? По сути, мы живем в том же физическом мире, в котором живут неаскеты. Например, мы едим, пьем, ходим пешком, путешествуем на большие расстояния, но фундаментальное различие в этих двух образах жизни состоит в том, что мы, как аскеты, не будем сознательно причинять боль или препятствовать радости другого существа».

Что касается еды и того, как она связана с радостью и счастьем, у меня, как у непрофессионала, есть свобода выбора из бесчисленного множества предметов. В итоге я нагружаю свой желудок до тех пор, пока не наедаюсь, но потом часто чувствую себя тяжелым и безрадостным. Итак, я намеренно спросил, какая радость в сборе милостыни. Она ответила: «Радость в соблюдении правил сбора милостыни».

Такое заявление разожгло мое любопытство, и поэтому я более подробно изучил их способы сбора милостыни и пищу, которую они едят. Хотя правила различаются в зависимости от секты, некоторые принимают пищу один раз в день, а другие два или три раза в день. Однако джайнские монахи и монахини не готовят еду и не готовят ее для них. Из набожности миряне готовят лучшую пищу, какую только могут, в соответствии со своими индивидуальными способностями, чтобы обеспечить благополучие нищих. Несмотря на то, что домохозяева предлагают им достаточно еды, монахи и монахини собирают лишь небольшие порции того, что им предлагают, в свои миски. Их способ сбора милостыни называется гочари , что технически означает «пасущаяся корова». Подобно тому, как коровы переходят с места на место, беря порции травы, не вырывая их с корнем, джайнские нищие также переходят от дома к дому, собирая лишь небольшие порции еды, чтобы семье не приходилось больше готовить для себя.

Джайнские аскеты принимают исключительно вегетарианскую пищу, избегая при этом определенных корнеплодов, таких как лук, чеснок, картофель, морковь и т.д. Само собой разумеется, их завтрак состоит из фруктов, молока, каши и орехов. Во время обеда они собирают чапати (индийский хлеб), вареные овощи, рис и чечевица. Ужин также является обычной вегетарианской едой. Принятие молочных продуктов не является проблемой для джайнских монахов и монахинь. Тем не менее, они строго придерживаются того, чтобы ничего не есть и не пить — даже воду — до восхода солнца и после захода солнца.

Возвращаясь после двух долгих дней, я вспоминаю мои наблюдения за монахами и монахинями, блаженно спящими без какого-либо внешнего охлаждающего оборудования днем ​​и одинаково комфортно самыми холодными ночами. Мне кажется, что аскетизм — это духовное путешествие человека, оторванное от мирских дел. Но могут ли эти аскеты на самом деле изолировать себя от физического мира, в котором они живут? Как граждане мира, разве они не обеспокоены распространенными мировыми проблемами, требующими безотлагательного внимания? Если да, то как они удовлетворяют некоторые насущные потребности глобального общества? На мой взгляд, ходьба, разговоры, еда и материальные блага по нужде, а не по жадности — это аскетический образ жизни. Такой минималистский образ жизни может быть невыгодным для экономики, основанной на деньгах, но, безусловно, имеет большой смысл с экологической точки зрения.

Собирая их ответы, я начинаю ощущать личную мотивацию делать небольшие шаги, которые приблизят меня к ненасильственному образу жизни, ограничивая количество гаджетов, одежды, обуви, сумок, которыми я владею, а также едой и жизнью с удовлетворением.

Аскетизм между конфессиями: многие люди в основных мировых религиях сделали это

Обновлено 18 сентября, 2018 — 13:50 dhwty

Аскетизм – это образ жизни, отмеченный добровольным воздержанием от мирских удовольствий. Этот образ жизни чаще всего связан с религией и духовностью, и его практикующие обычно стремятся к достижению определенных духовных целей. Действительно, такой образ жизни соблюдается (в той или иной степени) приверженцами различных основных мировых религий, в том числе индуизма, буддизма, христианства и ислама. Тем не менее, есть также примеры аскетизма, практикуемого в нерелигиозных целях, как это видно, например, в некоторых философских традициях.

Басаван. «Джайнский аскет, идущий по берегу реки». Около 1600 г. Кливлендский художественный музей. ( Общественное достояние )

Спортсмены-аскеты

Корни термина «аскетизм» восходят к греческому слову «аскесис», которое можно перевести как «практика», «обучение», «упражнение». или, точнее, «спортивная дисциплина». Это отсылка к полку, которому следовали древнегреческие спортсмены, готовясь к физическим состязаниям. Воздерживаясь от различных физических удовольствий и подвергая свое тело тяжелым физическим испытаниям, эти спортсмены смогли достичь максимально возможной степени физической подготовки. Можно сказать, что многие профессиональные спортсмены сегодня также следуют по стопам своих древнегреческих коллег в этой аскетической практике.

• Монахи, отшельники и аскеты: малоизвестная история женского аскетизма в пустыне
• Сиддхартха Гаутама: как отец буддизма прошел путь от страдания к просветлению
• Богатство и религия связаны во времени: была ли древняя религиозная мораль подстегнута богатством?

Дискобол. Мрамор, римская копия с бронзового оригинала V века до н.э. С виллы Адриана недалеко от Тиволи, Италия. (Валерио Пертикон/ CC BY SA 3.0 )

Христианский аскетизм

Эта греческая концепция позже стала характерной чертой раннего христианства, как видно из Нового Завета. Идея аскетизма была впервые использована Павлом в его втором послании к Тимофею (2 Тимофею 4:7), в котором он классно сравнивает сохранение христианской веры как с борьбой, так и с гонкой, явные ссылки на древнегреческую связь аскетизма с легкая атлетика. Концепция аскезы продолжала развиваться с течением времени и стала важной чертой христианского монашества. Каждый монашеский орден в той или иной степени соблюдал аскетизм, хотя некоторые больше, чем другие. Например, картезианцы и цистерцианцы — два католических монашеских ордена, отличающихся строгим соблюдением аскетического образа жизни.

«Святой Хью Гренобльский в картезианской трапезной» (1630-1635) по Франсиско де Сурбаран. ( Общественное достояние )

Индуистские и буддийские аскеты

Аскетизм не является уникальной христианской практикой, поскольку он встречается также в различных других мировых религиях. Например, в индуизме святые люди, называемые садху, известны своими крайними аскетичными практиками. Эти практики варьируются от одной секты к другой и даже от одного садху к другому. Индуистские садху не только отказываются от мирских удовольствий, но даже подвергают свое тело крайнему умерщвлению плоти. Один аскет, например, смотрел на Солнце, пока не ослеп, а другой держал руки над головой, пока они не иссохли. Само собой разумеется, что немногие способны на такие акты крайнего аскетизма.

Садху у Гатов на Ганге, Варанаси. ( CC BY 2.0 )

До достижения просветления Будда также практиковал крайний аскетизм. В конце концов он понял, что это не путь к Просветлению, что привело его к открытию Срединного Пути, пути, лежащего между двумя крайностями самоотречения и потакания своим слабостям. Тем не менее, некоторый уровень аскетизма в буддизме сохранялся.

Настенная роспись в лаосском храме, изображающая бодхисаттву Гаутаму (будущего Будду), совершающего экстремальные аскетические практики до своего просветления. Бог наблюдает за его стремлением и обеспечивает некоторую духовную защиту. Пять монахов на заднем плане — его будущие «пять первых учеников» после того, как Будда достиг Полного Просветления. ( Общественное достояние )

Подобно христианским монашеским орденам, аскетизм в буддизме предполагал отречение от мира. Однако степень этого аскетизма различалась между двумя основными буддийскими сектами — традициями Махаяны и Тхеравады. Одно из убеждений, которых придерживаются последние, заключается в том, что для мирянина довольно маловероятно, даже невозможно достичь Просветления. Поэтому единственный способ достичь этой цели — отречься от мира, поступив в монастырь. Однако школа махаяны не согласна с этим взглядом и потому носит менее аскетический характер.

• Махавира: отказ от роскоши ради возрождения джайнизма
• Не для слабонервных: агхори и их неортодоксальный путь к просветлению
• Монах живет в одиночестве на этой скале высотой 131 фут с 2000-летней историей

Исламский аскетизм

Аскетизм не ограничивается теми, кто принял религиозный обет. В исламе, например, мусульмане обязаны поститься в месяц Рамадан. Им не разрешается есть, пить или вступать в сексуальные отношения между восходом и заходом солнца. Кроме того, мусульманам также рекомендуется читать весь Коран, и ожидается, что они улучшат свою духовную жизнь.

Наконец, можно сказать, что аскетизм применялся и в нерелигиозных целях. Как упоминалось ранее, аскетизм практиковался и до сих пор практикуется многими спортсменами перед соревнованиями. Кроме того, некоторые философские традиции, такие как стоицизм и цинизм, пропагандировали аскетизм, поскольку считалось, что это позволяет их практикующим овладеть своими желаниями и страстями.

«Ученый аскет». ( Public Domain )

Верхнее изображение: Бодхисаттва Гаутама (будущий Будда) совершает экстремальный аскетизм до своего просветления. Источник: Что сказал Будда

Ву Минжэнь

Ссылки

Campbell, T., 1907. Аскетизм. [В сети]
Доступно по адресу: http://www. newadvent.org/cathen/01767c.htm

Чамли, Нью-Джерси, 2017. Принудительная духовная дисциплина аскетизма. [Онлайн]
Доступно по адресу: https://www.huffingtonpost.com/norris-j-chumley-phd/the-value-of-asceticism-t_b_806700.html?guccounter=1

Энциклопедия Нового Света, 2016. Аскетизм. [В сети]
Доступно по адресу: http://www.newworldencyclopedia.org/entry/Asceticism

The Editors of Encyclopaedia Britannica, 2013. Аскетизм. [Онлайн]
Доступно по адресу: https://www.britannica.com/topic/asceticism

www.philosophybasics.com, 2018. Аскетизм. [В сети]
Доступно по адресу: https://www.philosophybasics.com/branch_asceticism.html

Связанные статьи о древнем происхождении

22 июня, 2021 — 22:56 dhwty

Замуровывание — это практика, при которой человека заключают в замкнутое пространство без выхода. Обычно замурованного человека оставляют в этом пространстве до тех пор, пока он не умрет либо от обезвоживания, либо. ..

23 августа, 2016 — 16:29 MartiniF

Феодорит Киррский (423–457) рассказывает нам, что, когда маленькие девочки играли в игры в Сирии IV века, они играли в монахов и демонов. Одна из девочек, одетая в лохмотья, сводила своих маленьких друзей…

29 июля, 2016 — 19:00 MartiniF

Сиддхартха Гаутама, известный как Будда, родился в 6 г. до н.э. на территории современного Непала. Он жил комфортной жизнью молодого принца, пока однажды не вышел в мир и не столкнулся с…

Пост и аскетизм | Мои еврейские знания

В инструкциях по соблюдению Йом-Киппур Тора указывает, что мы должны «смирять свои души». Изучив Священное Писание и Мишну, чтобы определить, что означает несчастье, раввины определили пять занятий, от которых мы воздерживаемся в самый торжественный, но не траурный (несмотря на позу многих евреев, особенно выходцев из Восточной Европы) день в году. Цель состоит не в том, чтобы наказать себя, а в том, чтобы получить контроль над нашими телами и их потенциально вредными аппетитами, которые могут стать самоцелью: Рамбам (Маймонид) описывает запреты Йом Кипура как «отдых», как будто не выполняя их получили облегчение от мытарств. Не занимаясь своими обычными повседневными заботами и удовольствиями, мы начинаем лучше осознавать, как наши физические побуждения так часто приводят нас к неприятностям.