Аскетизм что: Чем аскетизм ценен для бизнеса

Чем аскетизм ценен для бизнеса

Основатель компании TexTerra о ценности свободного времени, самоограничении и неприятии окружающих

Я родился в застой, учился в перестройку, панковал и тусил на Арбате в беспредельные 1990-е. Остепенился и завел семью в «нулевые». В бизнес пришел поздно — в 2007 году, в неполные 30 лет, не имея никакого предпринимательского опыта. У меня не было даже знакомых предпринимателей в ближнем круге общения. О них я судил шаблонно: жадные до денег эксплуататоры появляются на работе на пару часов в неделю и нюхают в ночных клубах кристально белый порошок через стодолларовые купюры. Малиновый пиджак, Bentley, золотая цепь…

В свой бизнес я уходил разумеется не за этими атрибутами. Хотелось просто заработать на квартиру. Вру, хотелось заработать не на квартиру, а на достойное существование. Снова вру. Хотелось свободы — ни от кого не зависеть и самому нести ответственность за свою жизнь.

Я приехал в Москву из заполярного шахтерского поселка, занесенного снегом десять месяцев в году. Окончил Литинститут и возвращаться назад особого желания не имел. Работал копирайтером, писал рецензии на книги в НГ Ex Libris, занимался рекламой, а потом подался в поисковую оптимизацию. Прожекты по поводу своего дела зрели долго, но только когда я наконец решился, то понял насколько тяжелее достается предпринимателю хлеб, чем офисному служащему — креветки с пивом.

Богатые аскеты

Владелец сети магазинов Ikea Ингвар Кампрад, ездит на стареньком Volvo, в чужом городе селится в трехзвездочном отеле и ездит в общественном транспорте, чтобы «узнать вкусы народа». У крупнейшего в мире инвестора Уоррена Баффетта нет роскошных яхт и автомобилей. Он живет в штате Небраска на скромном ранчо, купленном в 1958 году за $30 000, в доме с пятью комнатами.

Миллиардер и владелец IT-компании Wipro Limited Азим Премджи ездит на Ford 1996 года, а Джим Уолтом, которому по наследству перешла сеть магазинов Walmart, — на 15-летнем Dodge Dakota. Марк Цукерберг до сих пор носит растянутые футболки и перекусывает в McDonalds.

Я уже не хотел зарабатывать, я хотел просто прожить месяц — не закрыться, заплатить за аренду, выплатить зарплату сотрудникам. И ради этой цели я пахал так, как никогда в жизни не пахал ни для одного работодателя. Все, что могло пойти против меня, — против меня и шло. За любую вещь, которая двигала бизнес вперед, мне приходилось платить в полной мере: случалось даже, что платил зарплату сотрудникам из своего кармана.

Аскетизм стал нормой моего существования. Я не имею в виду нехватку жизненно важных вещей, я говорю о жизни без излишеств. У меня, а позднее у моих детей, была нормальная здоровая еда, одежда и отдых. Но продукты — из «Дикси», а не из «Азбуки Вкуса», одежда из «Спортмастера» и купленная через E-bay, а не из дорогих московских бутиков, отдых у бабушки в деревне, а не в экзотических странах.

В таком режиме шли годы, и я вдруг обратил внимание, что этот образ жизни мне не просто привычен — я не хочу от него отказываться. И вот почему.

Концентрация на развитии компании

Когда ты находишься вне бизнеса, то предпринимательский успех представляется чем-то вроде запуска машины «с толкача», а дальше она сама поедет. Аналогия верная, но потом появляются новые трудности — правильно выбирать скорость на поворотах, учиться ездить в пробках, вовремя ремонтировать узлы и детали. В малом и среднем бизнесе просто «отойти от дел» и передать бразды наемному управленцу — выполнимая задача, но чаще всего это приводит к стагнации, а потом и к деградации компании.

Я до сих пор контролирую все участки работы, участвую в планерках, я в курсе дел по поводу работы с каждым клиентом. Я прихожу на работу раньше других сотрудников, а ухожу позже всех — и мне это дается легко. Мне действительно не на что тратить свое время, кроме работы. А она приносит удовольствие.

Самообучение

Многие думают, что работа — это трата времени впустую, что есть настоящая, подлинная жизнь, а работа — это сублимация жизни, нужная только для того, чтобы иметь возможность проживать жизнь подлинную.

Аскетизм в жизни дает уйму свободного времени. Я не хожу по ресторанам, весь круг моего общения — коллеги по работе, партнеры и клиенты. Значительную часть своего свободного времени я посвящаю самообучению. Назову лишь пару важных вещей, которым научился за годы предпринимательства. Первая — «слепой» метод печати. Я потратил два месяца на обучение и три — на практику, после чего моя жизнь изменилась. Полученный навык я считаю даже более важным, чем знание иностранных языков. Вторая вещь — это как раз иностранный язык. Я не знал его никогда. Каждый учитель иностранного языка в моей жизни не упускал возможности отметить меня как самого неспособного в классе. В 25 лет я худо-бедно мог досчитать по-английски до десяти. В 32 года стал ходить на курсы просто от нечего делать. За три года я добрался до уровня upper intermediate, могу общаться с носителями языка и читаю профессиональную литературу.

Порядок вокруг себя

Помните, как в древнегреческой мифологии? Сначала был хаос. Потом из хаоса возник космос — гармоническая упорядоченность времени и пространства. Самоограничение стало упорядочивать пространство вокруг меня. Раньше мир был страшным и чужим, но он стал послушным. Я знаю, как пройдет мой день на работе: у нас будут планерки, споры, конфликты, будет драйв и удовольствие от того, что ты делаешь. Мир искривляется под проявления моего собственного бытия.

Обратная сторона

У самоограничения есть обратная сторона — непонимание со стороны окружающих. В глазах знакомых я выгляжу в лучшем случае фриком, и их  это смущает. Я простой, неприхотливый в одежде и еде, со мной спорят подчиненные. Недавно мне пришлось сменить двенадцатилетнюю машину просто потому, что она стала разваливаться. На новой планирую проездить столько же.

В глазах большинства людей, которые знают меня поверхностно, я скучный, обычный, неинтересный. Мещанин со свечным заводиком чуть выше приказчика в лавке, но ниже городового. Но в условиях современного гедонизма протестантская аскеза весьма оригинальна.

Что аскетизм может дать бизнесу? На красивую жизнь нужны не только деньги, но и время — время, которое отнимается у бизнеса. Человеку не так уже много нужно, а бизнесу нужны все твои компетенции и все то время, которые ты раньше считал личным. И когда ты дашь ему это, он потребует еще немного больше. Тогда и наступает точка невозврата: если сможешь дать еще больше один, второй, третий раз — он будет жить и развиваться. Аскетизм предпринимателя не жадная экономия каждого рубля, которая ведет к урезанию зарплат сотрудников и к тому, что директор приходит в офис раз в месяц, чтобы забрать выручку. К этому ведет как раз стремление к красивой жизни.

Неверие в работу, как в самое очевидное проявление человеческой личности, рождает привычку жить, зацепившись за бревно и положившись на течение. Уверенность, что государство обязано нас спасать, не изъять раскаленными щипцами. Не пора ли это прекратить? Вы не верите, что труд — это реальность, которая делала из подростков, убегающих из дома без гроша, генри фордов?  Извините, в таком случае вы сумасшедший.

АСКЕТИЗМ • Большая российская энциклопедия

АСКЕТИ́ЗМ (от греч. ἀσϰητής – уп­раж­няю­щий­ся, тре­ни­рую­щий­ся, прак­ти­ку­ю­щий­ся), ус­та­нов­ка на доб­ро­воль­ное ог­ра­ни­че­ние по­треб­но­стей, от­каз от удо­воль­ст­вий и пе­ре­не­се­ние тя­гот ра­ди дос­ти­же­ния це­лей ре­ли­ги­оз­но­го или мо­раль­но­го ха­рак­те­ра. Прак­ти­ка А. (ас­ке­за) в са­мых раз­лич­ных куль­ту­рах вклю­ча­ет од­ни и те же мо­мен­ты: ог­ра­ни­че­ние се­бя в еде (пост), воз­дер­жа­ние от сек­су­аль­ных от­но­ше­ний (без­бра­чие, или це­ли­бат), уе­ди­не­ние, мол­ча­ние, в бо­лее край­них фор­мах – ни­ще­та, без­дом­ность (стран­ни­че­ст­во), при­чи­не­ние се­бе бо­ли (напр., са­мо­би­че­ва­ние) и т. п. При этом мо­ти­вы А. мо­гут быть раз­лич­ны­ми: не­ко­то­рые из них до­пол­ня­ют, не­ко­то­рые ис­клю­ча­ют друг дру­га.

А. как ис­точ­ник сверхъ­ес­теств. сил – пред­став­ле­ние, ко­то­рое вос­хо­дит к пер­во­быт­ной прак­ти­ке под­го­тов­ки к ша­ман­ско­му об­ще­нию с ду­ха­ми при по­мо­щи го­ло­да, бес­сон­ни­цы и т. п. Этот мо­тив осо­бен­но ха­рак­те­рен для инд. тра­ди­ции тан­триз­ма (ле­ген­ды об от­шель­ни­ках, чрез­вы­чай­но изо­бре­та­тель­ных в са­мо­истя­за­ни­ях, по­сред­ст­вом ко­то­рых раз­жига­ет­ся внутр. жар – та­пас). Од­на­ко в теи­стич. ре­ли­ги­ях мо­тив А. как пу­ти к чу­до­твор­ст­ву вы­сту­па­ет ли­бо в пре­об­ра­зо­ван­ном ви­де (хри­сти­ан­ские ле­ген­ды час­то го­во­рят об ас­ке­тах, по­лу­чаю­щих дар чу­до­твор­ст­ва, но это имен­но дар, а не вы­слу­жен­ная на­гра­да и тем бо­лее не ме­ха­нич. след­ст­вие ас­ке­зы), ли­бо на бы­то­вой пе­ри­фе­рии ре­лиг. соз­на­ния.

Древ­няя мо­ти­ва­ция А. – идея удов­летво­ре­ния, при­но­си­мо­го за свои или чу­жие гре­хи. Са­мые ар­ха­ич. куль­ту­ры зна­ют кон­цеп­цию жерт­вы как наи­бо­лее силь­но­дей­ст­вую­ще­го сред­ст­ва обес­пе­чить бла­го об­щи­не, свя­зать си­лы зла и вос­ста­но­вить по­ря­док ми­ро­зда­ния, по­ко­леб­лен­ный слу­чая­ми на­ру­ше­ния ре­лиг. -мо­раль­ных за­пре­тов. По ме­ре то­го как прак­ти­ка че­ло­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ний ис­че­за­ла в про­цес­се куль­тур­но­го раз­ви­тия, воз­ни­ка­ла по­треб­ность в не­ко­ем эк­ви­ва­лен­те жерт­во­при­но­ше­ния: напр., в Древ­ней Спар­те юно­ши уже не умер­щв­ля­лись, но про­ли­ва­ли свою кровь на ал­тарь Ар­те­ми­ды Ор­тии под би­ча­ми, и в на­зна­че­нии это­го об­ря­да ри­ту­ально-ма­гич. мо­мент (пе­ре­не­се­ние бо­ли как вы­куп за об­щи­ну) не­от­де­лим от мо­раль­но­го (ис­пы­та­ние стой­ко­сти юно­шей). В спи­ри­туа­ли­зи­ро­ван­ном ос­мыс­ле­нии этот мо­тив мог быть без су­щест­вен­ных из­ме­не­ний вос­при­нят хри­сти­ан­ст­вом; он осо­бен­но ха­рак­те­рен для ка­то­лич. тра­ди­ции (напр., Санта-Ро­са из Ли­мы в нач. 17 в. под­вер­га­ла се­бя би­че­ва­нию три раза в день – за свои гре­хи, за гре­хи жи­вых и умер­ших).

Мо­тив со­блю­де­ния ри­ту­аль­ной чис­то­ты как ус­ло­вия вы­пол­не­ния са­краль­ных функ­ций, час­то обос­но­вы­ваю­щий прак­ти­ку без­бра­чия, так­же яв­ля­ет­ся древ­ним и по­все­ме­ст­но рас­про­стра­нён­ным. Да­же те ре­лиг. тра­ди­ции, для ко­то­рых А. не был ха­рак­те­рен (напр., гре­ко-рим­ское язы­че­ст­во или ре­ли­гия Вет­хо­го За­ве­та), тре­бо­ва­ли воз­дер­жа­ния от брач­ных от­но­ше­ний пе­ред со­вер­ше­ни­ем ре­лиг. ак­тов, ко­гда че­ло­век «пред­ста­ёт» пе­ред бо­же­ст­вом; из это­го лег­ко бы­ло вы­вес­ти, что лю­ди, вся жизнь ко­то­рых про­хо­дит в не­пре­рыв­ном кон­так­те со свя­ты­ней, долж­ны ос­та­вать­ся без­брач­ны­ми, как вес­тал­ки в язы­че­ском Ри­ме. По-ви­ди­мо­му, та­ко­во же про­ис­хо­ж­де­ние без­бра­чия ес­се­ев: др.-евр. во­ен­ный ла­герь был ме­стом, осо­бо по­свя­щён­ным Ях­ве и тре­бо­вав­шим ри­ту­аль­ной чис­тоты, и ес­сеи, ожи­дав­шие эс­ха­то­ло­гич. свя­щен­ной вой­ны, рас­про­стра­ни­ли на всю свою жизнь обя­за­тель­ст­ва, свя­зан­ные с са­краль­ным по­ло­же­ни­ем при­зван­но­го вои­на. Це­ли­бат обя­за­те­лен для ка­то­лич. свя­щен­ни­ка как для по­сто­ян­но­го со­вер­ши­те­ля та­инств, пре­ж­де все­го мес­сы.

С этим мо­ти­вом тес­но пе­ре­пле­та­ют­ся не­ко­то­рые дру­гие, один из них – от­ре­ше­ние ин­ди­ви­да от сво­их зем­ных ин­те­ре­сов ра­ди де­ла, по­ни­мае­мо­го как свя­тое (напр. , про­по­ве­ди ве­ры): «Не­же­на­тый за­бо­тит­ся о Гос­под­нем, как уго­дить Гос­по­ду, а же­на­тый за­бо­тит­ся о мир­ском, как уго­дить же­не» (1 Кор. 7:32–33). Др. мо­тив – под­го­тов­ка к мис­тич. пе­ре­жи­ва­нию, соз­да­ние ус­ло­вий для ме­ди­та­ции и экс­та­за. В теи­стич. ре­ли­ги­ях и вез­де, где цель мис­тич. пу­ти – это лич­ная встре­ча с Бо­гом в люб­ви, прак­ти­ка А. – ­способ до­ка­зать свою лю­бовь к Бо­гу и предъ­явить в са­мой дей­ст­вен­ной фор­ме прось­бу об от­вет­ной люб­ви. В ка­то­лич. мис­ти­ке позд­не­го Сред­не­ве­ко­вья па­фос А. при­об­ре­та­ет чер­ты мо­ра­ли ры­ца­ря, на­ме­рен­но бе­ру­ще­го на се­бя труд­ные по­дви­ги во сла­ву сво­его ко­ро­ля (Хри­ста) и сво­ей да­мы (обыч­но Де­вы Ма­рии, у Г. Су­зо – Бо­же­ст­вен­ной Пре­мудро­сти, Со­фии). С этим мо­ти­вом, как и с мо­тивом удов­ле­тво­ре­ния за свои и чу­жие гре­хи, свя­зан мо­тив, спе­ци­фи­че­ский для хри­сти­ан­ст­ва: стрем­ление со­уча­ст­во­вать в ис­ку­пи­тель­ных стра­да­ни­ях Хри­ста. При­ни­мая на се­бя доб­ро­воль­ные тя­го­ты и тер­пе­ли­во пе­ре­но­ся не­воль­ные, ве­рую­щий, по мис­тич. уче­нию Но­во­го За­ве­та, во пло­ти сво­ей «вос­пол­ня­ет не­до­ста­ток скор­бей Хри­сто­вых» (Кол. 1:24). Это пред­став­ле­ние от­тес­не­но в про­тес­тан­тиз­ме те­зи­сом об аб­со­лют­ной ис­ключи­тель­но­сти еди­но­крат­ной жерт­вы Хри­ста на Гол­го­фе (в свя­зи с чем прак­ти­ка А. за­ко­но­мер­но ухо­дит из жиз­ни). Со­стра­да­ние Хри­сту как бы ове­ще­ст­в­ля­ет­ся в стиг­ма­тах Фран­ци­ска Ас­сиз­ско­го и др. ка­то­лич. ас­ке­тов; вся жизнь хри­стиа­ни­на мыс­лит­ся про­хо­дя­щей как бы в Геф­си­ман­ском са­ду, где за­быть­ся в бес­печ­но­сти – зна­чит пре­дать Хри­ста, ко­то­рый про­сит бодр­ст­во­вать с Ним. Ес­ли под­ра­жа­ние Хри­сту в его бед­но­сти, ха­рак­тер­ное для рус. стран­ни­ков и юро­ди­вых, как и для Фран­ци­ска, не мог­ло быть обя­за­тель­ным для всех, то Но­вый За­вет тре­бу­ет от ка­ж­до­го хри­стиа­ни­на под­ра­жа­ния Хри­сту в его от­ка­зе от сво­ей во­ли – по­слу­ша­нии «да­же до смер­ти, и смер­ти кре­ст­ной» (Флп. 2:7).

Об­щим для раз­ных ми­ро­воз­зре­ний, как ре­ли­ги­оз­ных, так и фи­ло­соф­ско-мо­ра­ли­сти­че­ских, яв­ля­ет­ся мо­тив А. как ос­во­бо­ж­де­ния, гос­под­ствую­щий, напр., в пес­нях буд­дий­ских мо­на­хов и мо­на­хинь («Тхе­ра­гат­ха» и «Тхе­ри­гат­ха»), из­вест­ный греч. фи­ло­со­фии, осо­бен­но Ан­ти­сфе­ну и ки­ни­кам, и на­хо­дя­щий мно­го­числ. от­го­ло­ски в христ. тра­ди­ции, позд­нее – пе­ре­ос­мыс­лен­ный в не­ко­то­рых идео­ло­гич. дви­же­ни­ях Но­во­го вре­ме­ни. Мо­тив этот по­лу­ча­ет разл. ак­цен­ты в за­ви­си­мо­сти от во­про­са: сво­бо­да от че­го и для че­го име­ет­ся в ви­ду? Это мо­жет быть сво­бо­да от собств. те­ла, а че­рез это – от ма­те­ри­аль­но­го ми­ра во­об­ще; по буд­дий­ско­му из­ре­че­нию, «нет не­сча­стья боль­ше­го, чем те­ло» («Дхам­ма­па­да» XV, 202, пер. В. Н. То­по­ро­ва). Для ма­ни­хей­ст­ва, ви­дя­ще­го ис­точ­ник зла в со­еди­не­нии ду­хов­но­го све­та с пле­нив­шей его «тьмой» ма­те­рии, А. есть путь к же­лае­мой дис­со­циа­ции этих на­чал. По­доб­ный не­га­ти­визм в от­но­ше­нии к кос­мо­су во­об­ще и к те­лу в ча­ст­но­сти мог ино­гда сти­му­ли­ро­вать на­ря­ду с А. до­пу­ще­ние воль­но­сти нра­вов, как это бы­ло, напр., в не­ко­то­рых на­прав­ле­ни­ях гно­сти­циз­ма: ес­ли те­ло – «тьма», ко­то­рую нель­зя ни про­све­тить, ни очи­стить, то без­раз­лич­но, что с ним про­ис­хо­дит, ме­ж­ду тем как на­ру­ше­ние та­бу мо­ра­ли, при­ли­чий и об­ществ. по­ряд­ка – сво­его ро­да А. на­вы­во­рот – же­ла­тель­но, по­сколь­ку обо­соб­ля­ет «по­свя­щён­но­го» от ми­ра и при­бли­жа­ет цель – ко­неч­ное раз­ру­ше­ние ос­нов кос­мич. бы­тия. Позд­ний ва­ри­ант та­кой ус­та­нов­ки встре­ча­ет­ся в куль­ту­ре де­ка­дан­са (про­грам­ма сис­те­ма­тич. де­нор­ма­ли­за­ции во­об­ра­же­ния у А. Рем­бо и сюр­реа­ли­стов), в прак­ти­ке не­ко­то­рых на­прав­ле­ний ок­куль­тиз­ма, в жиз­ни «ком­мун» хип­пи, со­еди­нив­ших эле­мен­ты А. с все­доз­во­лен­но­стью «сек­су­аль­ной ре­во­лю­ции». На­про­тив, в хри­сти­ан­ст­ве уже не ду­ша (как в пла­то­низ­ме или ма­ни­хей­ст­ве) долж­на быть ос­во­бо­ж­де­на от те­ла, но те­ло долж­но быть ос­во­бо­ж­де­но от гнез­дя­ще­го­ся в нём прин­ци­па свое­во­лия – «пло­ти», что­бы стать «хра­мом Свя­то­го Ду­ха» (1 Кор. 6:19).

Переосмысление аскетизма. Философский салон

Мне не нужно рассказывать никому, кто читает это, о том, как технологии, легкость передвижения и относительное богатство открыли для нас бесчисленное множество способов тратить или растрачивать наше время; или как легко мы можем чувствовать себя плывущими по течению в океанском изобилии, сталкиваясь с открывающимися вокруг нас возможностями, в то время как коммерческие организации побуждают нас потворствовать всем нашим желаниям и прихотям. Менее заметен, однако, тот факт, что перед лицом гиперизобилия многие из нас принимают программы самодисциплины, которые развивались вместе с новыми концепциями фитнеса и хорошего самочувствия.

Рассмотрим Л., основателя и генерального директора успешного стартапа. С долгими рабочими днями и множеством обязанностей она, тем не менее, построила свою жизнь вокруг ряда ограничений, призванных повысить ее физическую работоспособность и общее самочувствие. Ей удается тренироваться шесть дней в неделю, иногда два раза в день, что означает, что Л.

отказался от часов, которые часто отводились для кутежей или просмотра телевизора. Помимо этого, она также ограничивает продукты, которые позволяет себе есть, чтобы максимизировать уровень своей энергии и восстановление, которые также усиливаются ее точным графиком сна. Л. даже выделил определенные дни, чтобы отдохнуть физически и умственно — добровольный светский шабаш, если хотите. Хотя Л. находится в авангарде сегодняшних практик аскезы, ее пример свидетельствует о головокружительном разнообразии типов самоотречения, до которых доходят люди. Некоторые перестают отслеживать свою ленту в Instagram или Facebook во время загара в парке в пользу работы с позами йоги, что, в свою очередь, заставляет их воздерживаться от обработанных пищевых продуктов и добавленных сахаров. Другие отказываются от утреннего просмотра телевизора, чтобы медитировать, и, возможно, в дополнение к этой практике они отказались от мяса в пользу вегетарианства. Некоторые могут готовиться к забегу с препятствиями в то же время, которое они раньше посвящали выпивке после работы, и они тоже спят и едят так, как это откалибровано для спортивных результатов. Растет движение людей, которые регулярно постятся не по религиозным причинам.

Это не отшельники в мешковине, отрекшиеся от мира, которых мы склонны ассоциировать с аскетизмом; это люди, которых мы знаем и живем среди них. Мне кажется, они исполняют пожелание, озвученное более века назад Фридрихом Ницше, когда он писал, что хочет сделать аскетизм «снова естественным». Ницше считал религиозный — точнее, христианский — аскетизм, умерщвление плоти плетями и кашей, противоестественным, поскольку он направлен на отречение от себя и, в конечном счете, от мира. Вместо этого он обратился к более старой, классической и дохристианской модели.

Слово аскет происходит от древнегреческого askesis , что означает упражнение или обучение. Для греков основополагающая модель аскезы была привита в гимназии (от которой мы получаем слово гимназия ), такой как Академия Платона, где обучение было спортивным, интеллектуальным и этическим. На протяжении классической эпохи развивался ряд форм аскетического обучения. Возможно, самой известной из этих технологий самости, если воспользоваться термином Мишеля Фуко, является стоическая философия, которая в последние годы пережила не очень тихое возрождение. (Статьи о тех, кто его принял, появились во многих изданиях, начиная с Forbes от до The New York Times .) Классическая аскеза была ориентирована на самообладание, чтобы лучше жить в мире. В конце классической эры первые христианские монахи восприняли это понятие аскезы — намекая на центральное место физических упражнений, называя себя «спортсменами для Христа», — и превратили его в аскетизм, стремившийся освободить душу от тела. Самообладание уступило место самоотречению, физическая подготовка — очернению физического, мирское — потустороннему. Это та форма аскетизма, с которой мы на Западе знакомы уже почти два тысячелетия. (Восточные формы отличаются тем, что не отделяют ум от тела, но не настолько, чтобы не искать духовной чистоты через самоотречение и дисциплинирование разума-тела.

)

Сделать аскетизм снова естественным — значит охватить мир и тело; это означает отказ от определенных предметов роскоши и удовольствий в утвердительном ключе — не потому, что определенные продукты или способы проведения времени являются порочными по своей природе, а потому, что мы предпочитаем по этическим соображениям другие продукты и занятия. «Я ненавижу все те морали, которые говорят: «Не делай этого! Отрекись!…» — пишет Ницше. «Но я благосклонно отношусь к тем нравам, которые заставляют меня что-то делать и делать снова, с утра до вечера, а потом мечтать об этом по ночам… Когда так живешь, одно дело за другим, что просто не принадлежит такая жизнь обрывается… То, что мы делаем, должно определять, от чего мы отказываемся; этим мы отказываемся». Когда в ресторане моя сестра дразняще обвиняет меня в орторексии из-за того, что я отмахиваюсь от корзины с хлебом, она не идентифицирует во мне какое-то моральное осуждение пшеницы; она непреднамеренно замечает мое радостное ожидание пробуждения на следующее утро с ощущением прилива энергии, мое тело оправилось от усилий предыдущего дня.

Отказ от хлеба — это удачный выбор: если я хочу насытиться — относительно — пустыми углеводами, я съем пинту мороженого.

Однако принятие мира и его сладостей также влечет за собой безоговорочный отказ от старого, западного разделения разума и тела. Когда мы практикуем такие дисциплины, как йога и медитация в их современных формах, мы, подобно Уолту Уитмену, задаемся вопросом: «Если тело не было душой, то что такое душа?»

Но если дело уже не в духовном очищении, то в чем привлекательность таких режимов? Стоики, я думаю, дали ответ, наиболее подходящий для нашей сегодняшней жизни. «Мы не должны заставлять наши упражнения состоять из средств, противоречащих природе», — говорит Эпиктет. Скорее, цель наших упражнений по самосовершенствованию такова: «Не разочаровываться в том, чего вы желаете, и не впадать в то, чего вы хотели бы избежать». Если аскеты сегодня подвергают свои умы и тела строгой дисциплине, то это потому, что эти упражнения обеспечивают как средства, так и модель для тренировки нашей способности выбирать, помогая нам познать себя достаточно хорошо, чтобы знать, чего желать и, что наиболее важно, как это сделать.

тратить наше постоянно сокращающееся время. Наличие набора практик, которые помогают нам отфильтровывать маркетинговый шум, ориентироваться в лабиринте товаров, размещенных перед нами, и говорить «да» или «нет» различным видам досуга, похоже на наличие острого ножа, которым мы можем строгать свою жизнь. в искусно продуманную форму.

Автор

Даниэль Куниц

Дэниел Куниц — автор книги «ЛИФТ: культура фитнеса от голых греков и амазонок до джазерциза и воинов-ниндзя» (2016). Пишет о теле, культуре фитнеса, а также об искусстве и на другие темы для таких изданий, как Harper’s и The Wall Street Journal.

К новому аскетизму – религия онлайн

Маргарет Р. Майлз

Маргарет Р. Майлз – декан Теологического союза выпускников в Беркли, Калифорния. Часть ее статьи основана на ее книге Желание и восторг: новое прочтение исповеди Августина (Crossroad, 1992).

Эта статья появилась в Christian Century , 28 октября 1981 г. , стр. 1097-1098. Авторские права принадлежат Фонду христианского века; используется с разрешения. Актуальные статьи и информацию о подписке можно найти на сайте www.christian Century.org. Этот материал был подготовлен для Religion Online Тедом и Винни Брок.

---

РЕЗЮМЕ

Мы должны вернуть использование аскетических практик как инструментов для заботы о теле и душе, поскольку мы проигнорировали телесные практики, которые признают и подтверждают нашу воплощенную жизнь, в которой то, что мы делаем, так же важно, как и то, что мы делаем. считать.

---

В богословском дискурсе нашего времени слово «аскетизм» стало собирающим в себе и в исторической христианской традиции все то, что мы хотим отвергнуть. Теологии воплощения, игры и сексуальной идентичности прославляют закат аскетизма. Мы сваливаем в кучу весь исторический аскетизм и обозначаем нашу оценку его, называя его «мазохизмом». Этот метод искажает и укорачивает исторические явления и конструирует прошлое, которое представляет собой не что иное, как карикатуру. Но еще более печальным результатом бесцеремонного отношения к историческому аскетизму является утрата аскетических практик как инструментов для настоящего ухода и лечения наших собственных тел и душ.

Когда мы пытаемся понять аскетизм, мы должны преодолеть стереотип изможденного аскета с замученным лицом решительного, но неопытного бегуна. Этот стереотип, хотя иногда и был точным, не подтверждает нашу карикатуру на любой аскетизм как на антижизненный, извращенный и мазохистский. Пренебрегая всерьез утверждением исторических христианских авторов о том, что изменения в привычках и состоянии тела открывают почву для прозрения, мы игнорируем полезный инструмент для разрешения и возрождения ума и тела. Исторические авторы были единодушны в том, что христианский аскетизм служит цели

упорядочивая свою жизнь, во всех аспектах повседневного мышления и деятельности, к новой жизни, которая стала доступна людям в Иисусе Христе.

Аскетизм не обязательно подразумевает уничижительное отношение к человеческому телу. Исторические авторы описывают две модели, основанные на двух разных обоснованиях аскетических практик. В первой модели есть замкнутая энергетическая система, в которой душа черпает энергию за счет тела. По словам отцов ранней церкви, «когда крепнет душа, увядает тело; когда крепнет тело, увядает душа». Эта модель противоречит христианскому утверждению о теле, которое подразумевается в доктринах творения, воплощения и воскресения тела. Тем не менее, этот «старый аскетизм» является логическим обоснованием — неявным или явным — которое предполагается в большинстве исторических трактатов об аскетизме.

Но исторические источники описывают вторую модель, согласно которой совместная деятельность души и тела в аскетической дисциплине приносит пользу всему человеку. Здесь тело рассматривалось не как фольга для души и не как проблема, а как условие человеческого бытия, обучения и спасения. Обоснование аскетической практики, основанной на этой модели, предполагает постоянную и тесную связь души и тела, так что, когда состояние тела изменяется аскетической практикой, душа затрагивается — открывается или делается уязвимой.

С другой стороны, когда тело поддерживается в том же состоянии питания и в том же образце деятельности, психика сохраняет железную защиту своего привычного состояния. Я назову эту модель «новой аскезой» не потому, что она никогда не встречается в исторических аскетических трактатах — она там часто используется, — а потому, что она дает понимание аскетических практик, которое до сих пор важно и полезно для нас.

Поскольку мы свели весь аскетизм к первой модели, мы не полностью поняли потенциальную полезность второй. По иронии судьбы, из-за того, что нам не удалось приспособить аскетические практики к нашим нуждам, мы вернулись к «старому аскетизму», от которого хотели отказаться. Поскольку мы думаем, что отвергли аскетизм, мы не осознаем, в какой степени модели поведения, основанные на первой модели, действуют в современной жизни. Многие из нас живут в городах, где больше бетона, чем зелени; мы живем с уровнем шума, который утомляет нас; мы дышим загрязненным воздухом, и если мы бежим или ездим на велосипеде, чтобы тренироваться, мы вдыхаем больше его, чем если мы едем или ходим пешком. Мы подвижники «старого» сорта; мы «обогащаем разум» и реализуем наши психические планы за прямой и ежедневный счет нашего тела. Переедание, беспорядочные половые связи, наркотическая зависимость, переутомление, убийственный ритм жизни и загрязненная окружающая среда – все это истощает энергию организма.

Если бы мы могли отказаться от такой практики. что может составить новый аскетизм для нашего времени? Во-первых, она должна состоять из практик, столь же полезных для тела, как и для души. Тело, описываемое христианской верой как неотъемлемая и неотъемлемая часть человеческого бытия, должно подвергаться явной заботе и укрепляться с помощью любой аскетической практики, которую мы принимаем как благо для нашей души. Во-вторых, аскетические практики должны быть временными, сознательно выбранными и тщательно разработанными, чтобы обнаружить и исправить конкретный изнурительный паттерн привычки.

Эти критерии не допускают каких-либо общих предписывающих правил, которые были бы хороши для всех в любой момент времени. Они требуют индивидуальной интерпретации, основанной либо на самопознании, либо на умелом духовном руководстве. Никто, не разбирающийся в особенностях человека, не может подсказать именно ту аскезу, которая сделала бы эти закономерности осознанными и начала их исправлять. Тем не менее, из-за единообразия современной культуры, которая формирует всех нас, мы можем сделать некоторые предложения, которые, вероятно, принесут пользу большинству из нас в тот или иной момент нашей жизни.

В христианской традиции наиболее последовательно подчеркиваемой аскетической практикой, отвечающей требованиям новой аскезы, является пост. Даже небольшого эксперимента, такого как пропуск одного приема пищи, достаточно, чтобы продемонстрировать большинству из нас степень нашей зависимости от еды, не только потому, что наше тело требует и получает от нее удовольствие, но и для организации нашего дня. Один день голодания продемонстрирует удивительно другое восприятие времени в течение этого дня. Волшебная гора Томаса Манна описывает организацию времени в туберкулёзном санатории: чтобы день не тяготил больных, его прерывают каждые два-три часа приёмами пищи или перекусами. Всегда кушая или с нетерпением ожидая еды, пациенты ловят себя на том, что мчатся сквозь дни, месяцы и даже годы, не замечая этого.

В меньшей степени этот принцип действует в нашей жизни. Нарушение наших привычек питания, даже ненадолго, учит нас психологическому измерению нашей привязанности к еде и времени приема пищи, а также ослабляет эту привязанность, так что она никогда больше не имеет той силы, которая была, когда мы не осознавали ее. Голодание также полезно для тела; короткие голодания, длящиеся от одного до трех дней, позволяют ему отдохнуть от постоянного труда пищеварения.

Другой вид поста, польза которого полностью проявляется только при его выполнении, — это воздержание от СМИ. Переживание дезориентации и дискомфорта, возникающее в результате прекращения постоянного потока слов и изображений из газет, журналов и телевидения, показывает нам, в какой значительной степени наше сознание обычно контролируется и заказывается средствами массовой информации.

Различные дисциплины медитации и молитвы, включающие дыхательные упражнения и позы тела, могут быть полезны для сбора и концентрации внимания и энергии.