О людях без веры – Психология без соплей
В этот раз о странном и неожиданном. Об одной тонкой душевной материи, о которой не пишут в учебниках психологии.
Отсылки к чему-то подобному есть у Кастанеды и, кажется, звучат где-то в самурайских наставлениях. Есть об этом и в Библии, и, наверняка, оно прослеживается в священных текстах всех прочих религиозных традиций, построенных на вере, потому что статья именно об этом — о вере.
Но речь не о вере в Бога, хотя это частный случай того самого явления, которое хочется попробовать разъяснить. Речь о вере вообще — о том, что происходит с человеком, когда он во что-нибудь верит и проживает жизнь в согласии с этой верой, и что с ним творится, когда он ни во что не верит или отказывается брать на себя ответственность за свои собственные убеждения, и жизнь его расходится с мировоззрением.
Жизнь — штука загадочная, не ставящая перед человеком каких-либо определенных задач и не предполагающая каких-либо однозначных ответов.
Жить можно и так, и сяк, и этак. Все профессии важны, все профессии нужны… даже если профессия эта — лежание перед телевизором на диване.
Каждый человек, однако, имеет в глубине своей души те или иные убеждения — его собственное определение правильного образа жизни, его собственное определение добра и зла. И если случается так, что эти убеждения в целом соответствуют общепринятым, то человеку живется чуть проще — ему хотя бы не приходится отстаивать свою веру в чужих глазах. Если же внутренние установки расходятся с тем, что проповедуется окружающими его людьми, человек в беде: ему придется с боем отстоять свое право на отличие, или же быть раздавленным неврозом.
Но еще хуже и опаснее ситуация, когда человек не отдает себе отчета в своих собственных убеждениях или отказывается принять их всерьез и привести свою жизнь в соответствие с ними. Оглянитесь на людей, которые вызывают у вас восхищение своим характером. Обратите внимание, что это всегда люди с твердыми и четко сформулированными убеждениями, которые они отстаивают практически любой ценой.
Возможно, дело в воспитании. Возможно, это какая-то предрасположенность. Возможно, чистая случайность. Однако с уверенностью можно сказать, что никто не обречен быть дезертиром, и любой человек, как бы он ни застрял в политике избегания, может прояснить для себя свои собственные ценности и привести свою жизнь в соответствие с ними. И только тогда он сможет ощутить удовлетворение человека, который знает, зачем он живет, и может без стыда смотреть в глаза своему отражению в зеркале.
В значительной степени отсутствие личной веры — это проявление инфантилизма, о котором была речь в недавней статье. По сути, это тот самый добровольный отказ от развития в надежде облегчить себе таким образом существование.
Но цена этого выбора — невроз и хроническое недовольство собой. И никакая психотерапия чудесным образом этот невроз не вылечит — исцелиться можно только ценой принятия полной ответственности за свои убеждения.
Другой широко распространенный сценарий, при котором происходит отказ от воплощения в жизнь собственных убеждений, — это преждевременное знакомство с философией вообще и, в особенности, с философией дзен и адвайты. Пришедшая с Востока идея о том, что все происходит само по себе и ничто не имеет значения, используется инфантильным сознанием, как аргумент в пользу своей стратегии вечного убегания. Причем сама эта идея не становится убеждением, не превращается в глубокую личную веру, а служит лишь оправданием, которое достается из кармана только, когда надо в очередной раз чем-то подкрепить свой самообман.
И то же самое происходит с людьми, которые «верят» в Бога только для того, чтобы оправдывать собственное безволие и нежелание нести ответственность за свою жизнь. Но это не значит, что все верующие таковы, и что в этом удел любой веры вообще.
Истинная вера в Бога или любая другая глубокая вера в те или иные жизненные принципы — это деятельная и действенная практика, последовательное и терпеливое выполнение которой, выводит человека на новый уровень сознания, заставляет его взрослеть и с каждым новым усилием становиться мудрее.
Философские идеи об относительности добра и зла ни в коем случае не должны использоваться в качестве приправы «по вкусу». Либо все, либо ничего. Либо надо раз и навсегда признать, что нет никакого зла и никакого добра, либо выкинуть из головы все эти философствования. Ноль или единица, и никаких дробных чисел. И то же самое с идеями о свободе воли и ее отсутствии — они обретают смысл только в черно-белом варианте. Либо свобода есть, либо ее нет. Никаких промежуточных оттенков. И любые компромиссные варианты в обсуждении этих тем — это и есть очевиднейший признак того, что они используются только для самооправдания. А попробуйте-ка обойтись без компромиссов, и вы обнаружите, что это гораздо сложнее и болезненнее.
Такие масштабные по своему воздействию на психику идеи тоже могут быть предметом искренней глубокой веры. Все религии построены на этом принципе. Однако очень мало людей на свете, которые действительно могут так верить — для этого нужна особая предрасположенность. Именно поэтому даже в самых отдаленных, закрытых от посторонних глаз монастырях крайне редко можно встретить человека, который целиком и полностью посвятил свою жизнь служению Богу. Большинство же верующих верят в Бога делают это только от случая к случаю — кто-то чаще, кто-то реже. Тотальная и безоговорочная вера в Бога — это подвиг, на который способны очень немногие, и процент святых среди общей массы верующих указывает именно на это.
А всем остальным остается два пути: прожить свою жизнь безо всякой веры вообще или же выстроить (а точнее — осознать и признать) свою собственную систему верований и прожить жизнь в согласии с ней. Первые никогда по-настоящему не поймут, о чем говорят философы и мудрецы, и проживут скучную жизнь, лишенную всякого вкуса, у вторых же будет хороший шанс самим стать мудрецами… но, только если они не отступятся от своей веры и будут сражаться за нее в полную силу.
Добро и зло относительны. Свободы воли нет. Но если нет возможности по-настоящему сделать это верой всей своей жизни, то единственный способ прийти к настоящему осознанию этих идей — вступить в схватку и отстоять свою веру в добро и свободу волеизъявления. Чтобы прийти к смирению, нужно сразиться против всякого смирения. Чтобы осознать, что нет никакого добра и зла, нужно приложить все возможные усилия, чтобы доказать, что они есть. Чтобы осознать отсутствие свободы воли, нужно приложить всю возможную волю, чтобы продемонстрировать свою свободу.
Добро должно сразиться со злом: только так человек может повзрослеть, только так он может прийти к согласию с собой, только так он может быть счастлив простым земным счастьем. Сражение должно состояться, потому что, если этого не происходит, то не происходит вообще ничего. Все развитие построено на этом антагонизме, и если человек отказывается принять деятельное участие в этой вечной битве добра и зла, происходящей в декорациях его собственной жизни, то он так навсегда и застревает на этапе звериного бессмысленного и бессознательного существования.
И здесь не важно, на чьей именно стороне выступает человек: на стороне общепринятого добра или общепринятого зла. В конце концов, человек должен выступить на стороне своей собственной веры, даже если она кардинально расходится с тем, во что верят все вокруг. Потому что собственная вера и собственные убеждения — это единственное добро на свете. Никакого иного универсального добра не существует.
Добро всегда субъективно, иррационально и недоказуемо. И если в какое-то добро верит больше людей, это не делает данное конкретное добро более объективным. Добро и зло — это всегда предмет личной веры, и вопрос только в том, готов ли человек эту свою веру отстаивать и за нее умереть, ясно при этом осознавая, что это всего лишь вера. Если нет, то он обречен навсегда остаться ребенком и, умирая, сожалеть о прожитой жизни.
И именно поэтому человек должен (1) во что-то верить, (2) знать, во что он верит, и (3) отстаивать свою веру ценой всех возможных лишений. Не потому, что так правильно.
Не потому, что развитие — добро, а стагнация — зло. А просто потому, что, не принимая на себя ответственность за свою собственную веру, человек обречен быть несчастным, и никакие богатства, никакие достижения, никакая любовь не сделают его ни на йоту счастливее. Согласие с собой, согласие с собственной верой — необходимое условие не то что счастья, а даже просто нормального комфортного существования. А невроз и всякая психологическая проблема — это ни что иное, как результат расхождения личных убеждений с фактическим образом жизни.
Если выразить это проще, то речь о том, есть ли у человека свои собственные принципы и мораль, осознает ли он их и следует ли он сам своим взглядам и установкам. Под этим не подразумевается ничего мистического или религиозного. Речь о самых простых вещах — о том, что такое хорошо и что такое плохо для данного конкретного человека. Поначалу это могут быть вполне традиционные и потому заведомо поверхностные и идеалистические взгляды на жизнь и этику. Позже, со временем, они становятся более реалистичными и взвешенными.
Традиционная вера в Бога и религиозная система взглядов — это, как уже было сказано, всего лишь частный случай убеждений, которые могут приняты человеком в качестве своих собственных. Кастанедовский путь воина — это другая система взглядов, другая вера. Обычная социальная мораль или, скажем, коммунистическая идеология — это тоже пример системы взглядов. И даже воровская этика — это тоже оно. Все эти системы верований отличаются друг от друга по содержанию, но ничем не отличаются по своему воздействию: все они, если принимать их абсолютно всерьез, заставляют человека встать на цыпочки и напрячься изо всех сил, чтобы дотянуться до своего идеала. И все они, рано или поздно, заставят его признать свое поражение и в корне пересмотреть свои взгляды на жизнь — теперь уже, опираясь на факты, а не пустые верования.
Если же никаких определенных взглядов на жизнь у человека нет или, точнее, если он не хочет сам себе признаваться в имеющихся у него убеждениях и ценностях, то у него нет никаких шансов выйти за пределы обычного человеческого невежества.
И, даже если он ловко жонглирует философской теорией относительности и изо дня в день практикуется в бытовом пофигизме, считая это своим личным дзеном, это никак не приближает его к истинному осознанию относительности любых категорий и избавлению от всех беспокойств. Не приближает, потому что в действительности ему отнюдь не «пофиг», и он вовсе не лишен своей внутренней системы координат — он просто пытается закрыть глаза на свои внутренние противоречия, прикрываясь поверхностной философской софистикой.
Не существует правильной веры, не существует правильных убеждений, не существует правильной этики, есть только личная вера, личные убеждения и личная этика. Но если уж возникают по этому поводу сомнения, то лучше иметь дурные ценности, чем не иметь их вовсе. Осознать ошибочность своего мировоззрения можно и нужно, а вернуть время, прожитое впустую, вне всякой веры и с закрытыми глазами, — нет.
Правильной веры нет, и всякая вера — это мечта о чем-то заведомо недостижимом и не имеющим самостоятельной ценности.
Это всегда всего лишь миф, который захватывает воображение и заставляет человека двигаться к цели за пределами его возможностей. Именно поэтому Кастанеда неоднократно делает оговорку, что воин верит, не веря. Он знает, что это всего лишь вера, но он должен верить! Потому что безверие лишит его воли к действию, к прорыву через все свои слабости и иллюзии к той свободе, которую обещает ему миф о пути воина.
Безверие опаснее любой веры, но и вера тоже может из союзника превратиться в злейшего врага. Это случается, когда она подменяет собой истину и из инструмента освобождения превращается в “золотую клетку”, которую не хочется покидать. Человек сбивается с пути и превращает свою веру в догму, теряя из виду то, что он все еще не знает, а только верит. И тогда это становится его слабостью, его шорами, лишающими возможности оставить веру позади и двинуться дальше — к истине, к свободе, к счастью, к Богу — или каков там миф его конкретной веры.
Это беда огромного числа верующих: вера в Бога подменила им задачу узнать Бога, и теперь им уже не нужен Бог, им достаточно их веры.
И то же самое происходит с доморощенными воинами, которые верят в Кастанеду, но теряют из виду суть той свободы, о которой он говорит в своих книгах. И даже с психологами это тоже происходит: сам Фрейд приложил массу усилий к тому, чтобы поверить в психоанализ самому и заставить поверить в него других. И сегодняшние практикующие психологи тоже, зачастую, оказываются в этой ловушке, веря и с пеной у рта защищая ту или иную чужую систему взглядов, вместо того, чтобы взять на себя труд выработать свою собственную.
Это опасная и далеко не последняя ловушка, но это ловушка того уровня, которого человек без веры не достигнет вообще никогда, поскольку он застрял в своем безверии и остановился на гораздо более примитивной стадии развития сознания — на этапе подросткового бунта, когда чужие ценности разрушены, но на их месте не выстроены свои собственные. Высвобождение из прокрустова ложа чужих правил — это важное достижение для взрослеющего человека, но если на месте чужого не возникает что-то свое, это не революция сознания, а бессмысленное и деструктивное варварство.
Человек должен во что-то верить. Не так важно, во что именно, — главное верить и следовать своей собственной вере. Вера должна сразиться с безверием — только тогда ей на смену однажды придет настоящее Знание.
А во что верите вы?
Наша рассылка
БУДЬТЕ В КУРСЕ!
Новости сайта, статьи, видео
с доставкой на дом
БУДЬТЕ В КУРСЕ!
Новости сайта и публикации
с доставкой на дом
«Не представляю, как можно жить без веры»
Станислав Гурин — профессор Саратовского социально-экономического университета и Саратовской православной духовной семинарии, известный в среде саратовских интеллектуалов философ и антрополог, автор нескольких книг. В постперестроечные годы был одним из основателей Общества православной интеллигенции в Саратове. Сегодня Станислав Петрович любезно согласился ответить на вопросы нашего издания.
— Станислав Петрович, какое место в Вашей жизни сегодня занимает вера?
— Основное, первое место.
Все остальное так или иначе согласуется с духовной составляющей жизни, подчиняется, служит ей. Если возникает необходимость выбора, то я всегда выбираю, руководствуясь тем, что диктует мне вера.
— Ваш путь в Церковь складывался гармонично или были периоды каких-то сложных исканий, жизненных потрясений?
— Искания, конечно, были, но каких-то уж очень сложных ситуаций не было. Я с детства увлекался физикой и математикой, окончил математическую школу, затем мехмат нашего университета. Но в математике меня больше занимали философские вопросы. Пытался понять для себя, что такое бесконечность, совершенство, гармония. Тогда найти ответы на все эти вопросы было сложно, не было возможности получить не то что богословские знания, но и гуманитарные.
— А какие шли годы?
— Это были доперестроечные 1979–1984 годы. Тогда у меня сформировался интерес к философии. Выбирал что-то для изучения я в первую очередь по интеллектуальным критериям: интересовался буддизмом, китайской философией.
Христианство было даже менее доступно в те годы. Евангелие я прочитал достаточно поздно, на старших курсах университета. Поработав несколько лет по специальности, я решил все же профессионально заниматься философией, окончил аспирантуру. И вот уже 25 лет преподаю философию. Но только в 29 лет, когда я уже был кандидатом наук, я принял Крещение. Не было внешних поводов и толчков, исключительно по внутренней потребности, от неудовлетворенности всем тем, чем занимался до этого. Наука, восточные религии, которыми увлекался, не заполнили внутреннюю пустоту, которая была, не удовлетворили духовную жажду.
— Расскажите, как Вы крестились?
— В 1991 году я был в Петербурге на курсах повышения квалификации, нам читали лекции, но все было как-то скучно, не приносило удовлетворения. Я гулял, заблудился и вышел к храму святого Николы Морского. Потом уже я узнал, что в этом храме есть чудотворная икона святителя Николая. Я боялся даже зайти, перекреститься, но в итоге что-то почувствовал там и за один-два дня решил креститься.
Хотя перед крещением были искушения.
— Что это были за искушения?
— Рядом со мной в общежитии жил один доцент. И он всю ночь перед крещением меня отговаривал. Говорил: «Ну, ты же умный человек, есть наука, философия. Зачем тебе нужна религия?». Я ему ответил, что все это я изучил, но тоска, духовная жажда остаются. Он ругался, топал ногами, ушел. Через некоторое время опять вернулся, разбудил меня и говорит: «Ну ладно, пусть будет религия, но давай какую-нибудь современную, оригинальную выберем. Есть учение Рерихов, Блаватской». «Не хочу,— говорю ему,— это современные учения, созданные людьми, а я хочу старую традицию, проверенную временем, где были Спаситель, святые, были чудеса». Он ушел. Потом приходит третий раз: «Ну ладно, пусть хотя бы будет католицизм — это часть замечательной европейской культуры. Католические храмы и в России есть». «Но я хочу со своим народом быть,— отвечаю.— И вообще Православие более содержательное, больше соответствует изначальному христианству, да и язык мне понятнее».
Он говорит: «Ну ладно, тогда пусть будет хотя бы старообрядчество…». В общем, он перебрал все варианты.
А я все-таки крестился, следуя своему внутреннему желанию, исходя из духовной потребности. Жаль, что не встретил я раньше человека, учителя, который бы меня привел в Церковь, объяснил, рассказал многие вещи вовремя. Считаю, что минимум 10 лет сознательной жизни я потерял.
— Почему Вы так жалеете, что не пришли в Церковь раньше?
— Потому что время ушло и силы уже не те, что в молодые годы. Если бы это произошло раньше, то, возможно, жизнь бы я свою по-другому построил. Может, стал бы священником или даже монахом. А менять что-то в зрелом возрасте уже и страшно, и поздно. Но с момента крещения я стал регулярно бывать в храме, исповедоваться, причащаться.
— Как близкие отнеслись к переменам в Вашей жизни?
— Родители возражали, долго не понимали. Супруга крестилась, ходит в церковь. А вот сын равнодушен к вере до сих пор…
— У Вас большой опыт церковной жизни, а были моменты охлаждения?
— Были.
Когда долго ходишь в церковь, молишься, а ничего видимого не происходит, появляются усталость, равнодушие некоторое. Ведь хочется постоянного возрастания, движения. Были моменты, когда переставал читать молитвенное правило, но потом одумывался, одергивал себя. Бывает, что очень начинают мешать разного рода трудности — бытовые, семейные. Чем серьезнее ты относишься к церковной жизни, тем больше сопротивления появляется. Но это закономерно.
— Были ли в Вашей жизни события, встречи с людьми, которые вдохновляли, помогали двигаться?
— Да, конечно. Каждая паломническая поездка была таким событием. Что касается встреч с людьми, то назову две. Однажды мы с семьей случайно оказались в Санаксарах и попали на исповедь к старцу Иерониму, который был духовником Санаксарского Рождество-Богородичного мужского монастыря. Он нас с супругой благословил венчаться. Встреча с ним имела на меня очень большое влияние. Второй пример — наш Владыка, Епископ Саратовский и Вольский Лонгин.
Очень приятно с ним общаться, видеть, как он служит и как на глазах меняется жизнь в епархии. Когда понимаешь, сколько сил он отдает работе и служению, становится стыдно за свои слабости и леность, хочется сделать как можно больше для Церкви.
— А что, по-Вашему, изменилось? Спрашиваю так потому, что те, кто пришел в Церковь не так давно, не имеют возможности оценить эти перемены.
— Были у нас и раньше храмы, совершались в них богослужения, семинария работала. Действовало Общество православной интеллигенции. Но все это было на периферии; каждый шаг, проведение какого-либо мероприятия — все давалось очень тяжело, поддержки не было ни со стороны власти, ни со стороны прессы. А с приездом Владыки ощущается реальная помощь, участие. И по всем направлениям жизни епархии есть зримые изменения, начиная от строительства храмов и заканчивая работой епархиального сайта. Священники приходят в вузы, больницы, тюрьмы, сотрудничают с военными, работает молодежное общество, развивается миссионерство.
Любому человеку с непредвзятым взглядом заметны перемены. И главное, все делается не формально, с душой. Реально видна жизнь Церкви. И все, кто хочет, могут участвовать в ней и почувствовать на себе, что Церковь — живой, действующий, активный организм.
— Вы, как преподаватель, много общаетесь с молодежью. Почему, на Ваш взгляд, при таком оживлении церковной жизни молодежь остается в большинстве своем в стороне?
— Влияет современный образ жизни, западная культура, мода, реклама. Чтобы прийти в Церковь, нужно усилие воли, да и церковная жизнь предполагает некую дисциплинированность. Современная же молодежь — инфантильное поколение, не привыкшее к трудностям, к постановке целей, их достижению. Если большинство молодых вообще не интересуют умные книги, кино, умные люди, то и религия их никак не задевает. Если они будут интересоваться вопросами смысла жизни — тогда религия будет им необходима. А так она существует для молодежи как обряд или традиция, не более того.
На сотни студентов CГСЭУ — единицы тех, кто живо интересуется тем, что я рассказываю о христианской философии, Церкви. Но у меня были случаи, когда я встречался с моими студентами спустя годы, и они говорили: «Мы вас слушали в годы учебы и не понимали, а теперь вспомнили, что вы говорили и, благодаря этому, пришли в Церковь». Я рад, что двое из моих студентов поступили в духовную семинарию.
Затаскивать, заманивать в Церковь я не вижу смысла, это не даст результата. Но радует, что если сегодняшние студенты дозреют, и в душе у них проснется духовная жажда, начнутся поиски, то они знают, что есть Церковь, куда они могут прийти со своими вопросами. В наше время такой возможности не было.
— Что лично Вам дало христианство, что оно привнесло в Вашу жизнь?
— Появилось понимание истинной цели и смысла жизни. До этого было обыденное материалистическое представление: надо иметь семью, работу, чего-то достичь. Все локально, ограничено в каких-то пределах.
Умрешь, и ничего не останется после тебя, все сотрется. Ради чего тогда стараться, что-то совершать? А христианство нам говорит, что есть бессмертие, вечность, возможность совершенствования и обожения. Есть пример Христа, святых. Мы можем участвовать в грандиозных событиях, быть их соучастниками, сопричастниками. Это дает огромный масштаб личной жизни и реализации.
Научное и обыденное мировоззрение — это антропологический минимум, оно представляет человека как разумное животное. А христианство дает нам антропологический максимум. Человек может быть соучастником божественных дел, деятелем на Земле, посланным Богом для исполнения Его дел и замыслов. Это предел, чего только можно пожелать и вообразить. Христианство предлагает быть с Богом и в Боге, Его силами, Его дарами человек может совершать великие дела, если он делает все, конечно, в согласии с Божией волей. Христианство — это лучшее, что когда-либо имело человечество. Оно говорит, что жизнь каждого человека не случайна, и все происходит в ней по Промыслу Божьему.
Что может быть больше и выше, чем такое Божественное участие конкретно в твоей жизни? Это придает силы, надежду, хочется сделать максимум из того, что можешь. И я только удивляюсь, как люди живут без веры. Мне кажется, что это почти невозможно.
Беседовала Юлия Семенова
Фото Дениса Каменщикова
Газета «Православная вера» №6 (410) 2010 г.
Как мне угодить Богу?
ГлавнаяМатериалыУказательДуховная жизньБог в нашей жизни Пожалуйста, Боже
Вопрос
Ответ
Угождение Богу является или должно быть целью всех верующих — всех, кто призывает имя Христа для спасения. Требования ко всем, кто хочет угодить Богу, таковы: они должны искать Бога верой, ходить по Духу, а не по плоти, и ходить достойно нашего призвания в послушании и подчинении воле Бога. Это может показаться невозможным, но Бог хочет, чтобы мы угождали Ему, и Он дает нам возможность угодить Ему. Мы делаем это силой Его Духа, живущего в наших сердцах.
Павел напоминает верующим в Риме, что «живущие во плоти не могут угодить Богу» (Римлянам 8:8).
Итак, первый шаг к угождению Богу — это принять жертву за грех, которую Он уготовил в смерти Иисуса Христа на кресте. Только тогда мы «в духе», а не «во плоти». Мы делаем это верой, потому что «без веры невозможно угодить Богу, потому что всякий, приходящий к Нему, должен верить, что Он есть и что Он вознаграждает ищущих Его» (Евреям 11:6).
В Послании к Римлянам 8 Павел объясняет разницу между греховной природой и природой тех, кто возрожден Духом. У тех, кто все еще в своем грехе, ум сосредоточен на греховных желаниях, тогда как возрожденные Христом имеют совершенно новый разум, который контролируется Духом и желает жить в согласии с Ним. «Разум грешного человека есть смерть, а разум, управляемый Духом, есть жизнь и мир; грешный ум враждебен Богу. Закону Божию он не подчиняется и не может» (Римлянам 8:6-7). Итак, первый шаг для верующих в угождении Богу — убедиться, что мы ходим в Духе, а не во плоти.
Более того, мы должны жить верой (Евреям 10:38). Бог не может быть доволен теми, кто «отшатывается» от Него, потому что не доверяет Ему или сомневается в истинности Его заявлений и обещаний, или кто не верит, что Его пути праведны, святы и совершенны.
Требование веры и уверенности в Боге небезосновательно; это как раз то, что мы требуем от наших детей и супругов, и это необходимое условие нашей удовлетворенности ими. Так и с Богом.
Следовательно, угодить Богу — значит жить по Его заповедям, заповедям и делать это с любовью. Мы всегда хотим радовать тех, кого любим, и Новый Завет полон призывов к праведной жизни и любви ко Христу, повинуясь Его заповедям. Иисус ясно сказал об этом: «Если любите Меня, то будете послушны тому, что Я повелеваю» (от Иоанна 14:15). Послания представляют собой Божий план для верующих и полны увещеваний проявлять на протяжении всей жизни поведение, угодное Богу: «В остальном же, братия мои, умоляем вас и увещеваем в Господе получили от нас, как должно вам поступать и угождать Богу, дабы вы более и более плодились» (1 Фессалоникийцам 4:1).
Вопросы о христианской жизни
Как я могу угодить Богу?
Подпишитесь на
Вопрос недели
Получите наш Вопрос недели, доставленный прямо на ваш почтовый ящик!
Подписывайтесь на нас:Что означает выражение «Глупый говорит в сердце своем: „Нет Бога“» (Псалтирь 14:1; 52:1)?
ГлавнаяМатериалыУказательАпологетикаАпологетика и неверующиеДурацкое сердце нет Бога
Вопрос
Ответ
И Псалом 14:1, и Псалом 53:1 гласят: «Глупый говорит в сердце своем: „Нет Бога“».
. Однако это не единственное значение еврейского слова, переведенного как «дурак». В этом тексте используется еврейское слово наваль , которое часто относится к нечестивому человеку, не имеющему представления об этической или религиозной истине. Смысл текста не в том, что «неразумные люди не верят в Бога». Скорее, смысл текста таков: «грешные люди не верят в Бога». Другими словами, отрицание Бога — нечестивое дело, а отрицание Бога часто сопровождается нечестивым образом жизни. Далее в стихе перечислены некоторые другие характеристики неверующих: «Они развращены; их дела гнусны; / нет делающего добро». Псалом 14 представляет собой исследование всеобщей испорченности человечества.
Многие атеисты очень умны. Не интеллект или его отсутствие побуждают человека отвергать веру в Бога. Именно недостаток праведности приводит человека к отказу от веры в Бога. Многие люди не возражают против идеи Творца, пока этот Творец занимается Своими делами и оставляет их в покое.
Что люди отвергают, так это идею Творца, который требует от Своего творения нравственности. Вместо того чтобы бороться с нечистой совестью, некоторые люди вообще отвергают идею Бога. Псалом 14:1 называет таких людей «глупцами».
В Псалме 14:1 говорится, что отрицание существования Бога обычно основано на желании вести нечестивую жизнь. Несколько видных атеистов признали это истинным. Некоторые, такие как писатель Олдос Хаксли, открыто признали, что желание избежать моральных ограничений было мотивом их неверия:
«У меня были мотивы не желать, чтобы мир имел смысл; и, следовательно, предположил, что его не было, и смог без труда найти удовлетворительные основания для этого предположения. Философ, не находящий смысла в мире, не занимается исключительно проблемой чистой метафизики. Он также стремится доказать, что нет веской причины, по которой он лично не должен поступать так, как он хочет. Для меня, как, без сомнения, и для большинства моих друзей, философия бессмысленности была по существу инструментом освобождения от определенной системы морали.
Мы возражали против морали, потому что она мешала нашей сексуальной свободе. Сторонники этой системы утверждали, что она воплощает в себе смысл — христианский смысл, как они настаивали, — мира. Был один удивительно простой способ опровергнуть этих людей и оправдать себя в нашем эротическом бунте: мы отрицали бы, что мир имеет какое-либо значение». ― Олдос Хаксли, 9 лет.0041 Цели и средства
Вера в божественное Существо сопровождается чувством ответственности перед этим Существом. Итак, чтобы избежать осуждения совести, которая сама была создана Богом, некоторые просто отрицают существование Бога. Они говорят себе: «Нет надсмотрщика над миром. Судного дня нет. Я могу жить так, как мне нравится». Таким образом, моральное давление совести легче игнорировать.
Пытаться убедить себя, что Бога нет, неразумно. Суть фразы «Глупый говорит в сердце своем: нет Бога» в том, что это нечестивое, грешное сердце отвергнет Бога. Отрицание атеиста идет вразрез со многими доказательствами обратного, включая его собственную совесть и вселенную, в которой он живет.