Делает ли нас сильнее то, что не убивает?
Какие секреты раскроют нам селфи?
Возможности современных смартфонов и разработка новейших технологий позволяют открыть мир фотографии даже простому обывателю — сегодня для того, чтобы, например, участвовать в интересных фотоконкурсах мирового масштаба, необязательно иметь при себе фотоаппараты, оборудованные по последнему слову техники. Вполне достаточно мощностей телефона, однако современные пользователи сфотографируют скорее себя, чем окружающий мир — популярность фронтальных камер породила моду на селфи или, как их еще называют, «себяшки». Одна из удивительных особенностей при этом — ориентированность не на себя, а на других людей, во внешнюю среду. Так или иначе, те, кто увлекается селфи, делает это по большому счету не для себя, а чтобы поделиться этими «автопортретами» в соцсетях, отправить друзьям и собрать положительные отзывы в целом. Для кого-то это даже становится привычкой и чуть ли не ежедневным ритуалом. Зачем мы это делаем? Как способ самовыражения Вспомните совместное селфи с церемонии «Оскара» в 2014 году с участием Дженнифер Лоуренс, Брэдли Купера, Мэрил Стрип, Джулии Робертс, Анджелины Джоли, Брэда Питта и других звезд — только за первый час фотография набрала более полутора миллионов просмотров.
«Все, что не убивает, делает нас сильнее». История моей болезни
Меня зовут Елена. Я давно сотрудничаю с фундацией “Евромед”, сначала как слушатель, а затем как один из авторов публикаций. Обычно наши новости полны оптимизма и мотивирующих примеров, но сейчас я отойду от привычного для читателей формата и расскажу свою историю. Не веселую, но не будем унывать. Начнем.
После сдачи нострификационного экзамена в Белостоке и языкового в NIL я занялась поиском места для стажировки. Место нашлось быстро. Я прошла собеседование с руководством больницы, после которого у меня остались хорошие впечатления. Преисполненная сил, надежд и веры в будущее, в марте 2020 г. я переехала в Польшу.
Небольшой живописный городок на Мазурах, среди лесов и «тысячи озер» – я всегда мечтала о таком. Казалось бы, место райское, коллектив принял хорошо, а все-таки что-то не так, что-то беспокоит. «Может, это головная боль по ночам? Да нет, ничего серьезного, это все хроническая усталость и смена обстановки. Бледность? Это у меня уже давно. Мало ли что, буду есть больше яблок», – думала я, отгоняя от себя дурные мысли и предчувствия.
Через некоторое время появился более грозный симптом, который насторожил меня, – на ногах выступили болезненные красные узлы. Их становилось все больше. Узловатая эритема. Перечитав все, что попалось под руку, об этом заболевании, я пришла к выводу, что в моем случае она идиопатическая – ничего страшного. Я всегда старалась ставить себе безопасные диагнозы, несмотря на наличие опасных симптомов. Не делайте так никогда.
Первые месяцы моя стажировка проходила сначала в хирургии, затем в пульмонологии. И наконец настал черед терапии. Это был 4-й месяц стажировки. Через пару дней работы моя коллега очень внимательно посмотрела на меня и спрашивает:
– Почему ты такая бледная?
– Не выспалась, наверное, – отвечаю я.
– А кровь ты когда последний раз сдавала?
Я напрягла память:
– В 2009 г., кажется.
– В таком случае иди в приемный покой и сдай кровь на клинический анализ, а я отмечу в системе.
Я спустилась вниз, сдала кровь и, вернувшись в отделение, продолжила работать с картой пациента. Прошло минут 20, и раздался звонок. Трубку взяла завотделением, но я услышала тревожный голос лаборанта и поняла, что речь идет о моем анализе. «Гемоглобин 4,6. Как она вообще ходит?!». Положив трубку, Аня повернулась ко мне:
– Все слышала?
– Да.
– Я не могу тебя отпустить из отделения, у нас есть одноместная палата, иди ложись, и начнем обследования.
Ничего не оставалось, как подчиниться. Первым делом я получила 2 единицы эритроцитарной массы. Позже – еще 2. Для исключения В12 дефицитной анемии был назначен В12 в/м. Быстрого роста количества молодых эритроцитов в крови не произошло. Значит, не то.
Начались обследования: УЗИ, РГ ОГК, гастродуоденоскопия, колоноскопия, разнообразные тесты, в том числе анализы на наличие онкомаркеров. Ничего! Мы все, я и коллеги, которые со мной возились, были почти уверены, что ничего серьезного нет. Ведь в крови кроме тяжелой анемии все прочие параметры были в пределах нормы. Не было лейкоцитоза\лейкопении, не было тромбоцитопении. Оставалось последнее обследование – биопсия костного мозга, чтобы окончательно убедиться, что все хорошо.
Материал взяли в нашем отделении, анализировала наша лаборатория. Через около 10 дней я получила ответ: 26,7 % бластов, палочки Ауэра единичные. Меня как будто окатили ледяной водой. Я превратилась в обычного пациента, который находится на стадии отрицания. «Не может быть, это какая-то ошибка», – думала я. Видя мое состояние, Аня, завотделением, предложила мне пойти в приемный покой принять пациента.
Пока я была там и работала с пациентом, она связалась с отделением гематологии в Ольштыне и договорилась, чтобы меня приняли как можно быстрее. Когда я вернулась из приемного, уже были готовы направление и сопроводительное письмо.
На следующий день я поехала в Ольштын. Меня пригласил к себе завотделением и спросил:
– Диагноз свой знаешь?
Отвечаю:
– Да.
– Назови его.
– Острый миелобластный лейкоз.
– Послушай, Лена, я понимаю, это тяжело принять, но ты врач и должна понимать, что важно начать лечение как можно скорее, пока масса опухоли небольшая.
Я ответила, что все понимаю и на все согласна.
– Отлично, хорошо, что мы не тратим время на долгие уговоры. Подписывай согласия на установку подключичного катетера и химиотерапию.
Я все подписала. Перед тем как поставить подключичку, мне сделали ЭХО сердца. В день процедуры мне выдали стерильные белье и антисептическое жидкое мыло. Я помылась, переоделась, и меня повезли в оперблок.
Установка катетера не самая приятная процедура, ее делают под местным наркозом. Не буду лгать, что терпела как герой. Бывает больно, при этом персонал ведет себя очень спокойно. Медсестры берут за руку, врач говорит на ухо: «Надо терпеть, надо. Мы справимся».
Полчаса напряжения – и катетер в подключичке. Тогда я еще не знала, что мне придется устанавливать центральный катетер еще 2 раза. Второй раз буквально через 2 недели после первого, в бедренную вену в связи с тромбозом шейных вен. Третий раз мне устанавливали подключичку в центре трансплантации костного мозга в Катовицах.
Я также подписала согласие на участие в клиническом исследовании – совместном польско-американском, в котором изучается влияние высоких доз цитарабина при лечении ОМЛ. Схема химиотерапии стандартная – 3+7: 3 дня даунорубицин + 7 дней цитарабин в инфузомате.
Побочка в моем случае была не тяжелая. Самые большие неприятности доставлял кожный зуд. Почки, печень и сердце выдержали. Индукция прошла успешно – мы добились ремиссии.
Поскольку тип моей мутации несет высокие риски рецидива, то мне предложили трансплантацию костного мозга. Это единственный способ полностью избавиться от заболевания. Конечно, я согласилась, прекрасно понимая, что в Украине не то что трансплантация, мне были бы недоступны лекарства и, что очень важно, качественные препараты крови. А их надо очень много.
В сентябре меня пригласили на собеседование в Центр трансплантации костного мозга в Катовицах. Я получила квалификацию на аллогенную трансплантацию, мои данные были внесены в польский реестр, и специалисты занялись подбором донора.
Через месяц я поехала в Ольштын на курс консолидации. И тогда же мне сообщили из Катовиц, что донор найден. Правда, соответствие неполное – 9/10, но это хороший шанс.
Затем был еще один курс консолидации, сопутствующие обследования (гинеколог, стоматолог, ЛОР). ЛОР обнаружил проблему в околоносовой пазухе. Нужна была операция. Из Ольштына меня сразу направили в Варшаву в военный госпиталь, отделение отоларингологии. Там быстро приняли и прооперировали в тот же день.
Если после операции состояние пациента не требует интенсивной терапии, то минимум 2 часа он лежит в послеоперационной палате. Это 2 часа мониторинга – ЭКГ, газометрия, давление. Медсестра постоянно спрашивает, не нужно ли добавить обезболивающее. Через 2 часа пациента отвозят в палату. На следующий день меня выписали.
Я была готова к сложной процедуре – проведен полный курс химии (индукция + 2 консолидации), проведено лечение сопутствующих заболеваний. И наконец настал день госпитализации в отделении трансплантации костного мозга.
Еще раз проверили костный мозг на предмет отсутствия рецидива, установили подключичку, и начался курс миелоаблативной химиотерапии: бусульфан, циклофосфамид, антитимоцитарный глобулин.
Трансплантация костного мозга выглядит как обычная инфузия препаратов крови. Препарат из донорских стволовых клеток разделен на 4 части. Вводится в подключичку быстро. Врач наблюдает за состоянием, в том числе, нет ли риска развития острой реакции «Трансплантант против хозяина».
В Центре трансплантации я лежала 2 месяца. Постепенно показатели восстановились, и меня выписали под наблюдение в поликлинике, которая функционирует при Центре трансплантации в Катовицах.
Раз в 2 недели я посещала поликлинику. Период после трансплантации – один из самых сложных за все время лечения. Трансплантант пытается атаковать организм реципиента, иммунодепрессанты его подавляют. Мы боролись с реакцией «Трансплантант против хозяина», пока дело не дошло до уменьшения клеток донора в моем костном мозге. Это плохо.
Химеризм – это доля клеток донора в костном мозге реципиента. Когда врач поняла, что химеризм определенно снижается, то сразу сообщила, что такое возможно при рецидиве лейкоза. Можете представить мое состояние – снова все рухнуло, все надежды и мечты о возвращении к нормальной жизни.
Для подтверждения предположения сделали биопсию костного мозга – и (чудо!) рецидива нет. Но химеризм низкий, и надо что-то делать. В арсенале польского трансплантолога на этот случай есть процедура DLI – инфузия лимфоцитов донора в нескольких порциях в малых дозах.
Получив квалификацию на DLI, в назначенный день я приехала в больницу. На этот раз мое пребывание в палате было коротким – 5 дней. Процедура прошла легко, и я со спокойной душой поехала домой, а через 2 недели появились признаки реакции «Трансплантант против хозяина».
В настоящее время борьба с реакцией «Трансплантант против хозяина» продолжается. Я принимаю глюкокортикостероиды, регулярно прохожу обследования, жду и надеюсь, что когда-то снова утром приду в больницу на смену, переоденусь в свой синий костюм и начну принимать пациентов.
Сейчас, когда я взглянула на лечебный процесс с другой стороны, со стороны пациента, мое сознание перевернулось. Конечно, важно обеспечить качество и доступность лечения, но не менее важно проявлять простые человеческие чувства – сострадание, чуткость, заинтересованность в пациенте.
Однажды ко мне пришел дежурный врач, и я поинтересовалась, что там с кровью. В ответ он сказал, что не знает, что он всего лишь дежурный врач, а все ответы на мои вопросы я получу от своего врача в понедельник. Я точно не стану так делать. Перед тем как пойти к пациенту, я поинтересуюсь его состоянием, текущими показателями, и нам будет о чем поговорить.
Пока я лежала в разных больницах, у меня везде появлялись новые знакомые – и пациенты (я хорошо нахожу общий язык с молодыми польками), и опекунки, и, конечно, врачи. И везде мне, что называется, везло.
Однажды так сложилось, что я осталась без чистой пижамы. А для пациента на химиотерапии и в цитопении очень важно, даже жизненно необходимо, каждый день принимать душ и менять пижаму. Я была еще новичком в этом деле и не рассчитала. А на улице жара невыносимая.
Сижу, ломаю голову, что делать, где взять хотя бы пару чистых пижам. В это время заходит опекунка Бася:
– Что грустишь?
– Бася, я не знаю, где взять пару чистых пижам.
– Это не проблема, я сейчас свои в стерилизацию отдам, и вечером будет тебе пара чистых пижам.
Как же я была ей благодарна! Вечером я получила 2 чистых, стерильных пижамы, а на следующий день она принесла мне 2 новые футболки. Бася купила их специально для меня. Денег она, конечно, не взяла.
Таких случаев я могу вспомнить много, и этого хватило бы на целую книгу. Но мы не собираемся тут размещать ее отрывки, перед нами стоят другие задачи.
Подытоживая, хочу подвести несколько красных черт, обращая ваше внимание на самое важное в моей истории.
- Коллеги, от момента, когда я попала в больницу первый раз, и до настоящего времени я нахожусь на больничном и получаю пособие, которого мне хватает на аренду квартиры, нормальное питание, покупку лекарств (оплата частично за счет пациента, большую часть платит государство), проезд.
- Все время, пока я получала химиотерапию (индукция + 2 консолидации в Ольштыне), и весь период пребывания в Центре трансплантации костного мозга в Катовицах я находилась в стерильных боксах.
- Все лекарства в больницах, в том числе химия, антибиотики нового поколения, препараты крови, в том числе облученные, и прочее я получала бесплатно.
- В каждой больнице есть своя лаборатория, в которой доступен широчайший спектр исследований, начиная от крови, спинномозговой жидкости и заканчивая биоптатом костного мозга. Например, контрольные исследования в промежутках между лечением я делаю в своей больнице раз в неделю. Просто прихожу в свою, уже ставшую родной, терапию и прошу любого коллегу, который не занят, отметить в системе набор анализов для меня. Через час получаю на руки результаты.
- Все исследования, включая генетические и молекулярные, все обследования лабораторные и инструментальные, подбор донора в Реестре, трансплантация костного мозга в Польше для лиц, застрахованных и выплачивающих взносы в Национальный фонд здравоохранения, – бесплатны. Размер взноса в НФЗ – 9 %. За меня платит работодатель.
- Уже год я нахожусь в состоянии борьбы. С болезнью, с отчаянием, с собой. Но я очень рада, что в такой тяжелый период моей жизни каким-то чудесным образом оказалась в Польше. Я даже не могла себе представить в Украине, что здравоохранение может быть доступным даже для таких сложных пациентов, как я.
[Утренняя цитата] «Что тебя не убивает, делает тебя сильнее».
Вечная пословица «Что тебя не убивает, делает тебя сильнее», часто приписываемая немецкому философу Фридриху Ницше, звучит эхом из поколения в поколение как источник вдохновения и мотивации. Это сильное утверждение несет в себе глубокую мудрость, предполагая, что преодоление невзгод и проблем в конечном итоге делает нас более устойчивыми и лучше подготовленными к преодолению жизненных препятствий. В этой статье мы углубимся в основное значение этой цитаты и исследуем, как она может привести нас к полноценной и устойчивой жизни.
Стойкость и рост через борьбу
Стойкость — это способность преодолевать неудачи и встречать вызовы лицом к лицу, становясь еще сильнее, чем раньше. Принятие этой цитаты побуждает нас развивать устойчивость и развивать мышление роста, которое процветает среди невзгод. Наш опыт, как положительный, так и отрицательный, формирует наш характер и укрепляет нашу внутреннюю силу. Когда мы сталкиваемся с проблемами, мы не всегда можем добиться успеха, но извлеченные уроки способствуют нашему личному росту и развитию.
Жизнь — это непрерывный путь роста, трансформации и самопознания. Каждое препятствие, с которым мы сталкиваемся, дает нам возможность больше узнать о себе, своих ценностях и своем потенциале. Приняв образ мышления, который рассматривает невзгоды как путь для роста, мы можем превратить неудачи в ступеньки, а неудачи — в топливо для будущих успехов.
Сила перспективы
Наша перспектива формирует нашу реальность. То, как мы воспринимаем события и ситуации, может существенно повлиять на наше эмоциональное благополучие и общий жизненный опыт. Принятие концепции «то, что вас не убивает, делает вас сильнее», требует изменения точки зрения. Вместо того, чтобы рассматривать проблемы как непреодолимые проблемы, мы можем рассматривать их как возможности для роста, обучения и самосовершенствования.
Позитивное мышление позволяет нам переосмыслить наши трудности и рассматривать их как катализаторы перемен. Изменяя свой взгляд на жизнь, мы можем использовать силу невзгод, чтобы сформировать себя в будущем и стать сильнее.
Вдохновляющие истории о преодолении невзгод
На протяжении всей истории многие выдающиеся личности преодолевали невзгоды, чтобы достичь великих целей, доказывая силу цитаты « Что тебя не убивает, делает тебя сильнее. » Эти вдохновляющие истории служат напоминание о том, что наша борьба и неудачи могут способствовать нашим будущим успехам:
- Опра Уинфри : Опра пережила тяжелое детство, отмеченное жестоким обращением, бедностью и личными потерями. Вместо того, чтобы поддаться обстоятельствам, она использовала свою стойкость и решимость, чтобы построить успешную карьеру в индустрии развлечений, в конечном итоге став медиа-магнатом и филантропом.
- Стивен Хокинг : Несмотря на то, что в возрасте 21 года ему поставили диагноз изнурительной болезни двигательных нейронов (БАС) и ему оставалось жить всего несколько лет, Хокинг бросил вызов обстоятельствам и продолжил вносить новаторский вклад в область теоретической физики.
- Малала Юсуфзай : В детстве Малала боролась за образование девочек в своем родном Пакистане, несмотря на риски. Пережив покушение Талибана, она стала международным символом стойкости и мужества, продолжая выступать за образование девочек и права человека.
Примите участие в путешествии
Наша жизнь состоит из бесчисленных испытаний и побед, каждая из которых способствует нашему личностному росту и самопознанию. Приняв идею о том, что «то, что вас не убивает, делает вас сильнее», мы можем развивать устойчивость, развивать мышление роста и, в конечном итоге, вести более полноценную жизнь. Помните, наша борьба — это не наше падение, а скорее путь к тому, чтобы стать сильнее, мудрее и устойчивее. Примите участие в путешествии, и пусть каждый опыт сделает вас тем человеком, которым вы должны стать.
Почему утверждение «То, что тебя не убивает, делает тебя сильнее» в большинстве случаев неверно . Проблема с высказыванием в том, что, согласно недавнему исследованию, оно не совсем верно для большинства людей. Поговорка, изначально написанная немецким философом Фридрихом Ницше, на самом деле звучала так: «То, что нас не убивает, делает нас сильнее».
В нашем обществе широко распространено убеждение, что травмы и трагедии могут способствовать вашему личностному росту. Ежедневно мы слышим выражение, широко используемое гуру самопомощи и медийными личностями как трюизм и доказательство устойчивости человека. Нам говорят: «Вы будете больше ценить жизнь», «Вы будете благодарны за то, что у вас есть в жизни», «Вы усвоите несколько важных уроков и станете более стойкими».
Эта тема появляется снова и снова в связи со стихийными бедствиями и террористическими атаками, насильственными преступлениями и, конечно же, последствиями COVID.
Психологи Ричард Тедески и Лоуренс Кэлхун писали о том, как после потери или травмы люди стали больше ценить жизнь, стали ближе к своим друзьям и семье, стали сильнее, духовнее и вдохновленнее. Они назвали это явление «посттравматическим ростом».
Их выводы доказывают, что в каждой трагедии есть худая сторона. Это также согласуется с библейской темой искупления, в которой говорится, что вся боль и страдание в конечном итоге приведут к свободе.
Согласно их исследованиям, травмы и трагедии также помогают нам осмыслить собственную жизнь. Психологи продемонстрировали, что нам нравится рассказывать о своей жизни с точки зрения проблем, с которыми мы столкнулись, и неудач, которые мы преодолели, а не наших успехов и хороших времен. Наиболее популярная литература и фильмы иллюстрируют это. Нам нравится верить, что хорошие вещи могут возникнуть из плохого поворота событий, потому что это часто является ключевым элементом историй, которые мы рассказываем о своей собственной жизни.
Идея о том, что то, что вас не убивает, делает вас сильнее, основана на теории о том, что, проходя через трудные испытания, люди накапливают силы для следующего, возможно, более болезненного события, которое может произойти. Это может быть утешительной мыслью, особенно во время травмы — что вся боль, которую человек может страдать, будет вознаграждена более сильным чувством внутренней смелости и способностью принять следующее болезненное жизненное событие.
Трагедия и травма также могут рассматриваться как знак чести, почти достижение, чтобы пережить ужасное время, чувствуя себя храбрее, сильнее и более готовым к следующей битве.
Есть некоторые исследования, подтверждающие этот афоризм. Стивен Джозеф, доктор философии, автор книги «Что меня не убивает, делает меня сильнее: новая психология травмы и трансформации», , объясняет: «Те, кто пытается восстановить свою жизнь в точности такой, какой она была, остаются сломленными и уязвимый. Но те, кто принимает разрушение и строит себя заново, становятся более стойкими и открытыми для нового образа жизни».
Концепция посттравматического роста, которую поддерживает Джозеф, предлагает подход, основанный на сильных сторонах. Исследования Лоуренса Дж. Калхуна и Ричарда Дж. Тедески из Университета Северной Каролины в Шарлотте показали, что пережившие травму часто испытывают глубокое исцеление, более сильную духовную веру и философское обоснование.
Однако некоторые исследования показали, что это выражение неточное. По мнению некоторых исследователей, прошлые стрессовые переживания не создают устойчивости к будущей травме. Недавние исследования показывают, что верно обратное: прошлые травмирующие события делают людей чувствительными к будущим травмам, увеличивая их шансы на развитие психических расстройств. Исследование Университета Брауна ставит под сомнение справедливость этого утверждения. Исследователи сообщили, что прошлые травмирующие события обычно делают людей более чувствительными и уязвимыми к будущим проблемам, а не более устойчивыми. Исследователи пришли к выводу, что их выводы основаны на изучении чилийских выживших после стихийных бедствий, которые пережили травмы, подвержены большему риску развития посттравматического стрессового расстройства по сравнению с теми, кто испытал мало стрессоров или вообще не испытывал их.
Барбара Ганзель и ее коллеги опубликовали исследование устойчивости после 11 сентября, опубликованное в Neuroimage. «Наши результаты показывают, что могут существовать долгосрочные нейробиологические корреляты воздействия травмы даже у людей, которые кажутся стойкими, — сказал Ганзел. — Мы давно знаем, что воздействие травмы может привести к последующей уязвимости к психическим расстройствам лет после травмы. Это исследование дает нам представление о биологии, лежащей в основе этой уязвимости. Когда травма и лишения оставляют след, обычно это синяк под кожей, а не насечка на ремне».
В крупном исследовании Джудит Мангельсдорф и ее коллег, опубликованном в Psychological Bulletin, , они провели метаанализ последствий посттравматического роста. Они пришли к выводу: «Была обнаружена положительная тенденция в самооценке, позитивных отношениях и мастерстве в проспективных исследованиях как после позитивных, так и негативных событий. Мы не нашли общих доказательств широко распространенного убеждения, что негативные жизненные события оказывают более сильное влияние, чем позитивные. Не было обнаружено подлинного роста смысла и духовности».
Проблема наших воспоминаний о прошлых событиях
Джаявикрем и Инфурна обнаружили, что люди не очень хорошо помнят, какими они были до травмирующего события. Или участники скажут, что они выросли после мероприятия, когда на самом деле они все еще борются. Их отчеты о росте не всегда совпадают с мнением их друзей и семьи и могут не отражать реальных изменений в их поведении.
Некоторые психологи утверждают, что рассказ другим (и себе) о том, какую пользу мы получили от прошлой травмы, может быть способом справиться с болью, которую вы все еще испытываете. Западная культура оставляет мало времени для скорби; в конце концов ожидается, что люди должны «преодолеть это и двигаться дальше», говорят они.
Лучшие исследования, изучающие рост, показали, что то, насколько люди считали, что они изменились после травматического опыта, не было связано с тем, насколько они действительно изменились с течением времени. Jayawickreme и Infurna говорят, что те, кто сообщил, что они испытали наибольший личностный рост после трагедии, с большей вероятностью все еще испытывают симптомы посттравматического стрессового расстройства и депрессии.
Личная точка зрения
У меня есть личная точка зрения на этот вопрос. Моя семья провела почти четыре года в качестве военнопленных японцев во время Второй мировой войны в лагере для интернированных в Гонконге. Я родился в этом лагере. Мы пережили это испытание, но разрушительные физические и психологические последствия остались с моей семьей до сих пор. Пока мы выживали, не могу сказать, что мы стали сильнее в результате опыта.
Увековечивая веру в то, что боль поучительна, мы возлагаем на выживших ответственность за самоисцеление и принижаем значение услуг по профилактике и поддержке. Страдание — это не то, что укрепляет душу или проясняет наше видение. Что делает людей сильнее, так это работа с другими, чтобы преодолеть травму. Предоставление и получение помощи придает страданию смысл, а не само страдание.
Мы должны проявлять большую осторожность, веря и принимая идею о том, что личностный рост и устойчивость являются типичным результатом невзгод. Подумайте о том, что оно сообщает: в долгосрочной перспективе страдание — это хорошо, и люди, пережившие травму, сильнее тех, кто ее не испытал. Избавиться от травмы непросто. Например, травма некоторых трагедий, таких как смерть ребенка или супруга, никогда полностью не проходит.
А еще есть те, кто открыто говорит о том, что они борются с потерей спустя месяцы, даже годы. Если бы «то, что вас не убивает, делает вас сильнее», было бы правдой, этих людей можно было бы считать «слабыми» или считать, что с ними что-то «не так».
Наша культура любит изображать «героев», которые оправились от трагедий, травм и невзгод, подразумевая, что любой другой может сделать то же самое.
Проблема этого убеждения в том, что оно игнорирует то, что действительно необходимо: институциональные службы охраны психического здоровья и сообщества людей, которые поддерживают тех, кто пережил травму.