Что значит знать литературу (Заметки учителя)
Статьей С. Гуревича «Что значит знать литературу (Заметки учителя)» открывается обсуждение наиболее существенных и важных вопросов изучения литературы, ее преподавания в средней и высшей школе. Разумеется, статья далеко не охватывает широкого круга проблем, которые вытекают из анализа современного состояния преподавания литературы в школе. Редакция приглашает учителей-словесников, литературоведов и всех других читателей журнала принять участие в обсуждении как затронутых в статье С. Гуревича, так и других вопросов, связанных с задачами дальнейшего повышения роли литературы в коммунистическом воспитании.
1
Литература всю жизнь сопутствует человеку, и тем, насколько он умеет брать от нее мудрость общечеловеческого опыта, во многом определяется его нравственный облик. Вот почему так тревожно звучат голоса, свидетельствующие о неблагополучии преподавания литературы в средней школе.
В чем основные недостатки учебного плана, программ, методов и как их преодолеть?
Все ли, что от них зависит, делают словесники для коммунистического воспитания?
Что могут и должны дать школе писатели и литературоведы и чего ждут они от школы?
Соответствует ли то, что получают в педагогических институтах будущие учителя литературы, тому, что от них потребует жизнь?
Какое место займет литература в школе будущего?
Безмерно велика ответственность школы: ведь она не только учит, но и формирует мировоззрение тех, кто будет жить при коммунизме.
И какими людьми они станут, во многом зависит от того, удастся ли научить их советоваться с литературой о жизни.
«Когда мы читаем… произведение нового автора, основной вопрос, возникающий в нашей душе, всегда такой: «Ну-ка, что ты за человек? И чем отличаешься от всех людей, которых я знаю, и что можешь сказать мне нового о том, как надо смотреть на нашу жизнь?»… Если же это старый, уже знакомый писатель, то вопрос уже не в том, кто ты такой, а «ну-ка, что можешь ты сказать мне еще нового? с какой новой стороны теперь ты осветишь мне жизнь?» 1 – говорил Лев Толстой.
Стремление понять смысл общественных явлений, уяснить свое место в жизни, свои цели и возможности, разобраться в своих переживаниях, в отношениях между людьми побуждает молодежь искать ответы на волнующие вопросы в художественной литературе. Молодые люди хотят знать, что такое счастье и какими человеческими качествами характеризуется герой нашего времени. Решая «делать жизнь с кого», они обобщают все лучшее, что рассказали писатели о наших современниках.
В нашем деле посев отдален от жатвы многими годами. Вспашку и прополку ведет жизнь. Но от школы зависит, станет ли литература вечным спутником, случайным попутчиком или досадным воспоминанием.
«Нам нужно не просто усвоение знаний, а, превращение их в глубокие идейные убеждения, такие убеждения, которые рождают сильные чувства, проявляются в делах, в поступках на благо народа», – говорил Н. С. Хрущев на Всероссийском съезде учителей.
Различен стиль работы и поведения тех, кто «проходил» литературу и прошел мимо нее, и тех, для кого стала примером неустанная работоспособность Базарова, принципиальность Рахметова, партийность Власова…
Подлинное знание литературы воспитывает глубокую сознательность, искреннюю личную заинтересованность в жизни народа, страстное желание принести пользу людям, политическую целеустремленность. Ленин вспоминал о своем чтении романа Чернышевского «Что делать?»: «Он, например, увлек моего брата, он увлек и меня. Он меня всего глубоко перепахал… Это вещь, которая дает заряд на всю жизнь» 2.
«Быть коммунистом – значит дерзать, думать, хотеть, сметь». Гибель героя в шекспировских произведениях всегда сопровождается торжеством высокого морального начала», – читаем мы в записной книжке десятиклассницы Зои Космодемьянской. А в другой московской школе будущая героиня Евгения Руднева писала в дневнике: «Изучаем «Как закалялась сталь». Я перечитала роман, нашла в нем много нового и, вероятно, не раз еще буду перечитывать. «Овода» держал в своем сердце Корчагин – Островский, а сам он достоин быть образцом для многих поколений».
Для Зои Космодемьянской и Евгении Рудневой героические образы литературы были вдохновляющим примером, а не источником цитат для ответов на уроках и сочинений.
Раньше нас радовали хорошие мысли, чувства и слова, рожденные уроками литературы. Сегодня мы ждем их претворения в учебном и производительном труде школьника, в его поведении и характере.
Судить о том, знают ли старшеклассники «Как закалялась сталь» и «Молодую гвардию», нужно не только по ответам и сочинениям, а и по тому, кто после чтения этих книг вступил в комсомол, какие практические замыслы и дела, вдохновленные чтением романа, возникли в школьной комсомольской организации.
Только участие в общественной жизни превращает знания в убеждения и в руководство к действию. За красивыми разговорами о литературе иногда скрывается отнюдь не столь высокая направленность личности говорящего, индивидуализм, эгоизм и всякие другие «измы», которые входят в понятие «пережитки».
Умение сквозь литературу видеть жизнь, научиться с ее помощью жизнь оценивать и в ней участвовать – один из главных признаков ее знания. Вооружить молодежь знанием художественной литературы – значит способствовать формированию мировоззрения и характера членов коммунистического общества. Литература знакомит детей с природой, прошлым, настоящим и будущим родной страны значительно раньше, чем они узнают о существовании географии, ботаники, истории и основ политических знаний.
Для того чтобы наслаждаться природой, чтение не обязательно. Но тот, кто любит пейзажи Гоголя и Толстого, Фадеева и Шолохова, Пришвина и Паустовского, лучше видит и больше замечает, попадая в лес, в поле, на реку, чем те, чье восприятие не обострила, не утончила литература.
Знание литературы способствует формированию марксистско-ленинского мировоззрения. Поэма Маяковского «Владимир Ильич Ленин» помогает читателю обрести марксистское понимание роли личности в истории, роли Коммунистической партии в судьбах человечества. «Поднятая целина» и «Молодая гвардия» помогают понять народ как подлинного творца и решающую силу истории. Эстетический вкус, позволяющий отличать в литературе хорошее от плохого, – признак ее знания. «Если ты хочешь наслаждаться искусством, то ты должен быть художественно образованным человеком» 3, – утверждал Маркс. Ученик, у которого развит вкус, не пропустит мимо себя ничего значительного. Он умеет заметить хорошее, не подписанное громким именем и не расхваленное признанным авторитетом: ведь любая книжка журнала может принести первое произведение Пушкина или Толстого будущего.
Плохая книга – враг хорошей не только потому, что на нее попусту потрачено время. Если человек увлекается плохими приключенческими романами, а классические произведения литературы оставляют его равнодушным – значит, у него не воспитан вкус.
«…Кто не полюбил стихов смолоду, кто видит в драме только театральную пьесу, а в романе сказку, годную для занятия от скуки, – тот не человек… Эстетическое чувство есть основа добра, основа нравственности» 4, – утверждал Белинский.
В ответах и сочинениях но литературе важны не только содержание, но и тон. Безразлична интонация, с какой объясняются теорема или лабораторная работа по химии. Но равнодушное отношение к поэзии – свидетельство эстетической невосприимчивости, незнания литературы. Услышав выразительное чтение стихотворения учеником, мы ставим «5» и больше ни о чем не спрашиваем. Его интонация, паузы, мимика и жесты убедительнее свидетельствуют о глубоком понимании поэзии, чем ответ «по учебнику».
«Я уверен, что каждый человек носит в себе задатки художника и что при условии более внимательного отношения к своим ощущениям и мыслям эти задатки могут быть развиты» 5, – говорил Горький.
Внимание не только к тому, о чем написано, но и понимание того, как это сделано, уважение к труду писателя рождается в поисках слов для передачи своих мыслей, чувств и впечатлений.
Испытав трудности литературного творчества, больше ценят мастерство и своеобразие портретов Гоголя, глубину психологических характеристик Толстого, точность пейзажей Тургенева и Шолохова.
«Есть три способа знакомиться с литературою и изучать ее. Первый – чисто критический, который состоит в критическом разборе каждого замечательного писателя; второй – чисто исторический, который состоит в обозрении хода и развития всей литературы… Третий способ состоит в соединении, по возможности, обоих первых. Этот способ самый лучший» 6. С этой мыслью Белинского нельзя не согласиться.
Изучение немыслимо без анализа. Анализ – это только начало познания. Он предполагает выделение идейных, жанровых, композиционных признаков, произведения, его основных мыслей, тем, образов, изучение их в отдельности; но знать составные части произведения – это еще не значит знать произведение. Доказательством этого служат работы формалистов 20-х годов. Чтобы изучить произведение, недостаточно «поверить алгеброй гармонию».
Необходимо понять взаимосвязь и взаимозависимость частей произведения, рассмотреть их в совокупности, исследовать изученные части как неразрывное целое. Познание литературы – процесс длительный и сложный. Историки литературы и критики накапливают множество фактов и мыслей, спорят между собой и, наконец, приходят к тому, что в данный момент можно считать научной истиной.
Но исследователь идет по целине, ученик – по проторенной дороге, и не один, а руководимый учителем. Где надо – учитель подскажет путь покороче, не даст плутать по окольным тропинкам, где надо – задержит и объяснит, поможет в новом заметить старое, в старом увидеть новое, сложное обнаружить в простом, посоветует, где и как факты увенчать обобщением, вывод подкрепить доказательствами. Учитель будит собственную мысль учащихся, воспитывает умение самостоятельно вскрывать новые связи, решать новые задачи.
Если ученик утверждает, что Толстой «срывал все и всяческие маски», – это еще не значит, что он все понял в этой ленинской мысли.
Только тогда, когда он подтвердит свое суждение примерами, самостоятельно найденными в произведениях Толстого, можно считать, что она стала его достоянием.
«Для того, чтобы понять «что внутри», как выражаются дети, нет никакой необходимости нарушать цельность художественного произведения. Надо только поглубже вглядеться в него, не давая воли рукам» 7, – заметил С. Маршак.
Поэзия, становясь предметом изучения, должна оставаться источником эстетического наслаждения, иначе изучение ее лишено смысла. «Поэзия первоначально воспринимается сердцем и уже им передается голове» 8, -говорил Белинский. Но какое сердце и какая голова могут вспоминать чудное мгновение, которое они еще не успели пережить, или горестно прощаться с морем, с которым они еще не встречались? И вот без всякого интереса учат и декламируют то, что позже могло бы взволновать. Более искренние не скрывают своего равнодушия, а наученные горьким опытом читают с пафосом и другим советуют «жать на тоску» или «выдавливать радость».
Этим и объясняется поразительная разница между заунывным чтением на уроках и блестящим по глубине и разнообразию – на вечерах. В первом случае читают обязательное, во втором – любимое.
«А что, если бы учитель, – писал в свое время Писарев, – оставив в стороне теорию словесности и историю русской литературы, начал читать с учениками лучшие поэмы и прозаические сочинения Пушкина, потом прочитал бы им всего Гоголя, кроме «Переписки с друзьями», потом Кольцова, потом Тургенева и Островского, потом лучшие критические статьи Белинского и Добролюбова, потом несколько народных былин и песен, несколько легенд и сказок? Как вы думаете? Ведь гимназисты считали бы класс русской словесности наслаждением для себя; ведь они с благодарностью вспоминали бы о таком учителе до седых волос…» 9.
В последнее время часто повторяется это соблазнительное Предложение. Может быть, существует общепринятое представление о процессе обучения литературе? Нет, то, что приводи/ в восторг одних, тревожит, а порою и возмущает других.
Не все, что описывается, лучшее; Не все, что печатается, наука. Вот, например, как в монографии И.
- Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 30, Гослитиздат, М. 1951, стр. 19.[↩]
- »Ленин о Чернышевском и его романе «Что делать?» – «Вопросы Литературы», 1957, N 8, стр. 132. [↩]
- К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, Госполитиздат, М. 1956, стр. 620.[↩]
- В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. II, Изд. АН СССР, М. 1953, стр. 47.[↩]
- М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 29, стр. 260.[↩]
- В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. IX, стр. 144 – 145.[↩]
- С. Маршак, Об одном стихотворении, «Новый мир», 1960, N 8, стр. 116[↩]
- В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. IV, стр. 481.[↩]
- Д. И. Писарев, Соч., т. 2, Гослитиздат, М, 1955, стр. 208.[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Уже подписаны? Авторизуйтесь для доступа к полному тексту.
Что и как воспитывает литература в школе?
- Информация о материале
- Категория: Статьи Автор: Сергей Халтурин
- Опубликовано: 16 июня 2020
«А вот если совсем честно — литература ж воспитывает.
И урок литературы. Даже если мы говорим «нет, да что вы» (современный тренд такой), где-то в глубине души считаем иначе. Так или нет?»,
— спросил Сергей Владимирович Волков в группе «Методическая копилка словесников» на фейсбуке.
- «Что, по-вашему, воспитывают в человеке книги (например, из школьной программы) — и вы рады, что это происходит, вы рады быть участником, инициатором и свидетелем этого процесса?
- Что, по-вашему, воспитывает в человеке урок литературы — и вы, пусть и не всегда, строите урок, метя и в эту цель?
- Что вы чувствуете, когда слышите, что литература — это не про воспитание, литература не про «сделать человека лучше», книги не учат и не должны учить?»
Мы решили вернуться к этому давнему разговору – он кажется актуальным всегда.
Большая часть участников опроса считает, что и литература, и уроки литературы воспитывают в человеке разные качества:
Воспитывает открытость к диалогу, критическое мышление, готовность размышлять о важных вопросах, сопереживать, умение видеть подтексты и скрытые смыслы сообщения.
С уроком — всё то же. То есть это воспитание интеллектуальной и эмоциональной тонкости, причем результат будет большей частью отложенный. Во многих других смыслах «всякое искусство совершенно бесполезно. В. С.
Воспитывать — «заботиться о потребностях, научать, обучать всему, что для жизни нужно» (Даль). А что для жизни нужно? Уметь думать и помнить. Уметь понимать и принимать себя — разным! — и с верой и надеждой идти вперёд. Понимать и принимать другого — разного! — и дружить-любить-сострадать-мечтать. Понимать и принимать Жизнь — разную! — и радоваться и любить. И двигать ее вперёд. А урок — 45 минут акцента на себя-другого в Жизни (потому на уроке оооочень нужна современная литература). Что касается третьего вопроса — я начинаю тихо злиться. От ограниченности вопрошающего и бессилия перед самоуверенной глупостью. И беру Пушкина — чтоб вернуться к «понимать-принимать другого» Н. Ж.
Читала в классе отрывок из «Отцов и детей», когда Базаров внезапно решил уехать из родительского дома, а родители долго еще сидели на скамеечке, когда и смотреть уже было некуда.
О какими были дети! Каждый, уверена, своих родителей вспомнил. Так что слово великую силу имеет. Об этом еще римские риторы сказали. Только книга не каждому открывается. Только тому, кто научен читать, а не только буквы складывать. И вот здесь сила учительского слова, то есть урока. Т. А.
В ответе на первый и второй вопросы я бы отметила умение размышлять о поступках, причинах и, что особенно важно, последствиях принятых решений, о свойствах и разности характеров людей. Думаю, литература хорошо показывает, что все мы разные, чужая душа потёмки и для достижения счастья каждому нужно что-то своё. Но, думаю, воспитанием это назвать сложно. А воспитание на уроке зависит от построения самого урока. Если это диалог с разными мнениями, где отличная от общепринятой точка зрения не лишается права на существование, но при этом, например, прослеживаются и просчитываются последствия (на примере литературных персонажей), то воспитание уважения — да. А если это навязывание догм (вот так хорошо, а так плохо), то это, конечно, воспитание, но в условиях современной школы, скорее, воспитание отвращения к предмету и чтению в целом.
Впрочем, это сугубо моя точка зрения, не претендующая на исключительную истинность. Я. Ш.
Книги учат задумываться о себе самом. Урок литературы, по классической формулировке, открывает глаза и дает крылья. О. Г.
Жить надо честно. С ошибками, промахами, взлетами и падениями, но — не врать себе, не стараться на чужом горбу в рай, все проживать и за все платить. Сопереживать и стараться понять что-то важное про человека. Т. М.
Осознанность и рефлексию. Человек, которые не умеет рефлексировать не совсем состоялся как личность… Если учитель разделяет ценности, о которых говорит, то урок воспитывает. Если учитель лукавит — то нет. О. К.
Не только как учитель литературы, но и как режиссёр школьного театра отвечу. Общаться друг с другом, с учителем, с писателем. С текстом и с помощью текста. Пытаться понять другого, познакомиться с ним через сцепление слов. А что сейчас может быть важнее? Т. О.
Не мы открываем книги — а книги открывают нас. Слышать истину, любить могут только люди с распахнутым сердцем.
Литература как раз сердце и открывает. Уроки литературы учат воспринимать жизнь как тайну. 3 вопрос: «Ну-ну, — думаю, — поживём — увидим». С. У.
1. Я думаю, что воспитывают очень многое. Показывает многообразие жизни, сложность человека. Отучает от примитива. Мне довелось полгода читать стихи Пушкина с двумя женщинами, никак не связанными с литературой, на каждой из которых — дом, большая семья. Но почему-то они полгода каждую неделю их оставляли, чтобы почитать стихи и разбираться в них. На вопрос: зачем — одна ответила: «Когда я читаю, внутри рождается большое чувство, и оно делает меня лучше. Я ощущаю внутри что-то торжественное и важное, что-то большое внутри себя. И после этого я становлюсь менее злой, я выхожу в мир обновлённой». Мне это очень близко.
2. Наверное, в первую очередь, то, про что Гаспаров в «Филология как нравственность», умение преодолеть духовный эгоцентризм, не привыкать к нему как к норме, понимать Пушкина и читать его как можно бережнее, внимательнее, слышать не себя по поводу его стихов, а его — так же, как слушать в жизни человека.
Ещё, наверное, умение и привычку честно работать, чувство собственного достоинства, умение (?) дорожить смыслом и не позволять себе формальности, бессмысленности. Меня-ученицу когда-то учила смелости говорить (говоря про героев, сюжеты, идеи) про то лично важное, что я узнаю в книжке, про что без книжки мне было страшно говорить во времена моей юности. И в детях теперь я вижу то же. Кажется, это что-то вроде терапевтического эффекта. С. Д.
Сопереживание, знакомство с собой и другим; 3 вопрос: чувствую одиночество Е. И.
А ещё литература учит по-новому смотреть на привычные вещи. Даже если это просто мороженое (см. одноименное стихотворение Мандельштама) или роза Иерихона (Бунин). Умение видеть в мире прекрасное воспитывает лучше любого морализаторства. А. М.
Иногда говорить о себе, находить нужные слова Т. Н.
Мне кажется, что единственное, что делает литература с человеком на самом деле, это учит его сложности — сложности восприятия, неоднозначности (и множественности) трактовок, самостоятельности в оценках (потому что единой верной-то и нет чаще всего).
И эта сложность становится тем питательным субстратом, из которого впоследствии растут эмпатия, сострадание и многие другие хорошие вещи. И многие другие — не очень хорошие — тоже растут. То есть я бы сказала так: литература — не воспитатель и не учитель, учит и воспитывает общество, обстоятельства, другие люди и прочие внешние вещи. А литература формирует для всего этого среду и создает условия. Г. Ю.
«Русская классическая литература (и, конечно, не только русская) дает людям ключ к сложнейшим жизненным ситуациям. Защищает от демагогических и примитивных оценок человеческих поступков. Помогает вглядываться в тонкости, в детали, не ограничиваться поверхностными эмоциональными оценками — даже когда реакции большинства толкают вас именно к этому» (М. Чудакова). Я бы еще отдельно сказала, что литература здесь — один из возможных инструментов, возможно — один из самых удачных. П. П.
Мне кажется, что литература учит сложности, неоднозначности мира и человека; тому, что жизнь сложнее наших представлений о ней.
А. С.
Мне думается, литература формирует отношение к себе, миру. Формирует не плоское, однобокое, а полное отношение. Уроки литературы учат читать и не ставить точку в своём восприятии литературы, мира, людей, в самой жизни. М. Г.
Мне кажется, что литература не учит, а формирует. Понятия о добре и зле, хорошем и плохом, верхе и низе. Она демонстрирует сложность мироустройства и гениальную его простоту. Высокопарно получилось, но я так думаю действительно. Ю. П.
В отдельную группу выделяются комментарии, суть которых в том, что литература работает как симулятор жизни: предлагает ситуации, которые можно пережить, не сталкиваясь с ними в реальности:
Литература учит и воспитывает в том же смысле, в котором нас учит и воспитывает жизнь. Просто некоторые ситуации лучше пережить (без кавычек) с героями книг. А. М.
Учит все. Жизнь учит. Тех, конечно, кто хочет учиться. А литература — особая жизнь. Опыт сопереживания — разве не учеба? А слово, новое, точное — разве не учеба? Не Просветительская или советская поучительность, но — «Я последний ученик в мастерской твоей холодной.
..», «Учись у них, у дуба, у берёзы…», «Наука страсти нежной…», все — наука. М. А.
Иногда книга воспитывает: дает понять, показывает своему читателю, что значит быть счастливым). Но иногда для этого сначала надо научиться читать. Вот чему можно научиться на уроках. А будет учитель помогать этому или нет… Т. Е.
Я считаю — и на том стою как учитель — что книга учит принимать другого, его мир ,его систему ценностей, его поступки и его мысли не с позиций оценки, а с позиций понимания и принятия. То есть не «почему Татьяна первой написала Онегину», грубо говоря, а «почему Пушкин так придумал, чтобы Татьяна первой написала Онегину» 🙂 Книга учит видеть, как познается мир через слово, какие есть откровения и провалы на этом пути, чем слово всемогуще и где оно не справляется. Еще книга учит рефлексировать над происходящим, дает уроки, методики такой рефлексии. Ну, и — красота 🙂 Г. С.
Я вот стал бегать по утрам подростком, зимой, сжав зубы, после «Как закалялась сталь». Смешно, наверно, но это так.
Это прямое применение книги, рахметовское, так сказать. А сколько раз еще было по касательной. Помню один идейный публичный спор, где я удерживал себя от восклицаний, потому что помнил, как смешон был с такими же восклицаниями Павел Петрович Кирсанов. С. В.
Другое популярное среди комментаторов мнение: воспитывает не книга, а жизнь. Учитель может научить чему-то на своём примере, урок как событие может дать полезный опыт. Художественная литература, в свою очередь, предлагает примеры, с помощью которых читатель может яснее понять собственный опыт.
Книга не может воспитать. Воспитание — это устойчивые навыки, которые человек демонстрирует. А они из слов не берутся, только из жизни. Книга может рассказать историю, которая может быть использована человеком для иллюстрации какой-то жизненной ситуации.. А вот учитель воспитать может. Но, опять таки, не словами. Если он рассказывает про великие произведения, а сам при этом трус или деспот, то научит он трусости или деспотизму. 3 вопрос: Я радуюсь, что люди перестают перекидывать с себя ответственность за воспитание 🙂 Е.
П.
Литература учит, но не в формате «должна». Она показывает ситуации. Поступки. Психологические слепки характеров. И это все, определенно, отражает автора и влияет на читателя, но не прямолинейно «воспитывая», а косвенно, простором для роста личности, скажем так. В. А.
Я бы сказал, что воспитание литературой работает, но немного в другую сторону — в книге часто артикулируется то, что подросток сам чувствует, но не может ясно выразить. А как прямая дидактика сверху вниз — по-моему, нет. Есть ещё интересный кейс повсеместного «Васюткиного озера», где рассказ учит плохому — как никогда не надо себя вести, заблудившись в лесу. А. Х.
Вот только сегодня об этом говорили с 9-м, читая Пушкина — «Поэт и толпа», «Из Пиндемонти» и проч. Мне близко сравнение с наукой. В моей юности в Н-ском Академгородке висел лозунг «Цель науки — служение народу». Но цель науки — познание. А служит народу она косвенно, тем, что узнала. Так и литература — как только писатель говорит себе: «А напишу-ка я воспитательное произведение», как получается дидактическая гадость.
Литератор отражает мир, преломляя его в своем сознании, делится осмыслением своего и чужого опыта, делится чувствами. А мы учим детей понимать эти чувства, осмыслять этот чужой опыт — и отбирать из него то, что им созвучно. Но тут возникает важный вопрос — то, что созвучно им — или то, что востребовано социумом / навязано социумом / нормативно для социума. А тут уже — умение говорить о созвучном / востребованном / нормативном / навязанном. Если десятиклассник, читая Достоевского, заразится теорией Раскольникова, потому что она ему созвучна, и пропустит мимо ушей и мозга все остальное — вряд ли это моя цель при обучении литературы. Но можно ли тут сказать «ты ошибаешься, ты неправ, правильно вот так» — или «это плохо, хорошо вот так»? И. Л.
Воспитывает поступок, действие, книга может повлиять на что-то, но воспитание словом — это как?! Е. Р.
Важная деталь в сообщении — «урок» литературы. Урок, уроки как события — воспитывают. А предмет — даже литература — вряд ли. А. К.
Мне кажется, воспитывают личности, не назидательно, а «своим примером».
Тогда и литература воспитывает, не в лоб: писатель, герои, эмоции, которые текст вызывает. Мы ведь надеемся, что текст отзовется в душе ребенка. Это, наверное, и есть воспитание. А вопросы Чему учит эта книга не люблю. Она, может, и учит, но как осознать это, да и измерить нельзя. А. П.
Внимательно прочитала все размышления… Грустно! То есть получается, что в класс мы входим с удовольствием и о высоком с детьми говорим тоже с удовольствием! Стараемся «прожечь их глаголом», достучаться любыми средствами, пусть и манипулируя! Но «педагогика», «воспитание» — чур меня! Я не для этого иду о Чацком поговорить!? Это ли не лукавство? Друзья, то, как мы вошли в класс и то, как ответили на их приветствие — уже есть воспитание. Хотим мы того или нет! Думаю, С.В. неслучайно задается этими вопросами… А книги… Один из важных факторов воспитания — среда. Смею думать, что все мы создаём среду, в которой у ребёнка есть хорошие книги. Вот и ответ. Г. Д.
Уроки литературы могут научить жизни и воспитать в юных литературный вкус только в том случае, если этот самый вкус будет у преподавателя литературы.
Все дальнейшее отношение к жизни и деятельности в этом мире зависит от тех людей, которые встретились у нас на пути. Я это утверждаю, руководствуясь прежде всего собственным опытом. Р. К.
Было и противоположное мнение: литература учит, но для этого не нужен учитель, а нужен скорее собеседник, с которым можно обсудить книгу:
Многое и многие читают вне уроков литературы. И не увидим, как и что выбирает себе ребёнок для воспитания. Да, для воспитания. Не сразу, может быть, потом. В. З.
Все, чему я научился от книг — я научился сам и посредник мне не был нужен. Собеседник — возможно да и то не всегда. А. О.
Я даже так добавлю. В определенный жизненный промежуток книги воспитывали меня помимо прочих влияний и даже вопреки им, а люди общего круга чтения были роднее родных))). Иных уж нет, но такое было, думаю, не только у меня. Другое дело, что это влияние — очень хитрое и не прямое. В. А.
В некоторых комментариях на первый план выходила эстетическая функция художественного текста, в этом случае указывалось на способность литературы вызывать катарсис и развивать чувство прекрасного:
Меня самого она иногда учит, в смысле катарсическое переживание художественного произведения иногда заменяет рациональное доказательство какой-нибудь этической позиции.
Из очевидных примеров — житие прп. Марии. Из неочевидных, но очень смешных —«Орестея» Эсхила навсегда отняла у меня мысль о том, что всё будет и должно быть хорошо. А. К.
Мне кажется, что литература будоражит. Но вот чтоб прямо воспитывать — не уверена П. К.
Я бы сказала, что книга может воспитывать. А вот воспитывает ли, большой вопрос. Кого как. И смотря какая книга. А потенциал воспитательный заложен в любом искусстве. Опыт переживаний, да. А дальше… Т. Р.
Не воспитывает. Если бы воспитывала, то учителя вообще и учителя литературы особенно были бы святыми. Но это же не так. Разговор о воспитании книгой и собой — это потешить свое самолюбие. Тексту не вменяется априори обязанность кого-то воспитывать и делать чище и добрее. Мне думается, что единственное, что делает ХОРОШАЯ литература, — воспитывает и развивает вкус. Во всех смыслах. А плохая создает набор клише, штампов, установок. Вот что воспитывает Марсель Пруст? Кафка? Джойс? Тут выше многие написали, что можешь научиться видеть объем, сложность.
Мира и человека. Вот с этим согласен. А чтоб прямо «воспитывать». Не. И слава богу. Чему воспитывает музыка? Живопись? Архитектура? Это из той же области вопрос. Красоту видеть и отличать настоящее от поддельного. А дальше уж каждый сам в меру своих сил, окружения, семьи и т. д. воспитывается М. Б.
Высказывались суждения о том, что литература не воспитывает:
Люди читать нормально не умеют — какое уж тут полноценное воспитание. А вот вменением смыслов и оценок литература занимается. Прежде всего классика — на поверхностном уровне, конечно. Но вглубь мало кто заплывает. Она создает нормативный фон. Как-то так. Что делать с текстами, такой фон не создающими, обычно непонятно. Тут все выгребают по-своему 🙂 Т. В.
Может, на себя прикинуть. Что тебя сделало чуть смелее, внимательнее к окружающим, вежливее и т. д.? Книга или жизнь? Я вот не скажу, что есть книги, которые реально изменили моё поведение, меня самого. А вот то, что я слушал в конце 80-х, кажется, сильно влияло.
А. К.
Я резко против. Ну если бы она, художественная литература, учила кого-то чему-то, то, наверное, уже научила бы. И, наверное, насилия бы не было, злоупотреблений на местах, глупых ссор на всю жизнь, да много чего бы не было. Все же у нас более-менее одно и то же в школе читали-разбирали. Ну да, у меня, как у автора, есть иногда желание сделать героев немного более совершенными, чем реальные люди, или разрешить конфликт не так, как это было бы в жизни, но не для того, чтобы потом кто-то выделил это красным маркером и написал: «вот она нас чему тут учит!». Эмпатию литература может развивать, знания новые об отношениях между людьми может давать, дать чувство сопричастности может, дать толчок к развитию интереса может… Но не учить. Нет хуже вопроса для писателя: «Чему учат ваши книги?». А. Р.
Или опасения насчёт того, что если за текстом признать дидактическую функцию, она может стать главной и обязательной в педагогической практике:
Боюсь-боюсь, когда педагогику впендюривают в текст.
Потому что очень быстро происходит подмена — от тезиса «текст может выполнять и воспитательные задачи» до тезиса «текст обязан выполнять эти задачи и они главные» А. О.
Некоторые комментаторы по разным причинам усомнились в целесообразности постановки вопроса о воспитательной функции чтения:
Кто давно работает, помнит, наверное, тему выпускного сочинения «Роман «Как закалялась сталь» — учебник жизни нашей молодежи». Отсюда и отторжение от дидактизма литературы и вообще всего «дидактичного» образования. У меня, по крайней мере. И как трудно искоренить у учителей (не только начальных классов, хотя там таких очень много) вопросы «Чему учит… Как нельзя поступать…» и суждения типа «Вот видите, к чему приводит такое поведение / подобный поступок». И. З.
Ну, как человек, которому небезосновательно приписывают громкое отстаивание позиции 3, не могу не заметить, что литература все же учит (не поучает, что важно) и учит в той же степени, в какой учит человека жизнь <…> Но за вопрос «Чему учит эта книга?» и за дрессировку детей таким образом, чтоб они даже без вопроса искали в литературе поучительный момент, предлагаю всех виновных прилюдно расстреливать на Лобном месте из деревянного пистолета канцелярскими резинками.
В особо запущенных случаях — из специальной полированной рогатки критика Порядиной К. М.
Почитала обсуждение. Ушла думать, почему мне так не нравится слово «воспитывать» (безотносительно вопроса воспитывает ли литература, вообще не нравится). А. Ш.
Век настал отрицающий. В очередной раз переворачивающий с ног на голову истины, проверенные временем. Нигилистом быть модно и современно, и к чертям все ценности, накопленные поколениями. И книга не воспитывает, и зачем мне чужие мысли понимать, разбирайся там в заморочках автора. Ну а если вспомнить, что Есенин и выпить не дурак, а Цветаева так еще та штучка, так о какой силе книги вообще речь! Т. А.
Были подробные комментарии, авторы которых постарались представить разные ситуации, в которых возможны разные ответы на поставленный вопрос:
Попробую по пунктам. 1. Нет универсального ответа. Книги могут вообще не оказывать на читателя воспитательного воздействия. Просто интересно читать. Или наоборот – задавать модель поведения.
Сказать однозначно, что возьмет ученик из книги для себя – невозможно. Один запомнит, как Обломов проспал всю жизнь, а другой – захочет такой же халат, диван и Обломовку. Я не ставлю целью изменить ученика книгой. Соотносить свою жизнь с книгой опасно. В том числе чревато неприятными открытыми в самом себе. Я не испытываю радости, если ученик начинает поверять свою жизнь литературой. Лучше пусть он скажет, что хочет быть таким, как его отец. 2. Урок именно литературы может (не должен) способствовать пониманию себя и другого. Цель – создать ситуацию понимания – ставлю. Вряд ли это воспитание, так как нельзя проверить, как это действует в реальной жизни. Ну, ещё урок литературы может воспитать интерес к чтению, но это тоже не для всех. Гораздо сильнее книги воздействует ситуация на уроке (общение, спор, радость, общее дело, открытие и т.д.). Ситуацию создавать интересно. 3. Спокойно. Лучше с такой позицией сосуществовать, чем с фрустрацией, полученной от несоответствия книги и жизни, себя и литературы.
А. К.
Очень сложный вопрос. Тут три субъекта получается: книга, урок учителя и учитель как человек. И два понятия воспитывает: дает конкретный вариант морали и показывает сложность мира, учит его неоднозначности, рефлексии. Книга может и то, и другое делать, если она пришлась человеку ко времени. И не всегда это хорошо, потом некоторые сценарии долго вытаскивать приходится. Урок может пытаться делать и то, и другое, (получится или нет — другой вопрос) и тут выбор учителя. Лично мой — навязывание своих (авторских, «общечеловеческих») ценностей — нет, обучение пониманию сказанного, умению увидеть логику в позиции, с которой ты не согласен, обретение слов для размышления о себе — да. Учитель как человек, если он авторитет, по-любому свои ценности транслирует, хотя и, на мой взгляд, стоит стараться делать это поменьше, но не делать практически нереально. А на уроке все это еще и переплетается. И понимать то, что это переплетается, учителю, на мой взгляд, важно. Ю. С.
Мой очень взрослый, шестидесятилетний, ученик (из самого первого класса) в этот День учителя сказал, что итогом наших уроков у него осталась мысль о том, что самое главное — это свобода, и эта свобода внутри человека.
Может, это и есть воспитание литературой? М. С.
Отметим напоследок: пусть финальной репликой в череде комментариев учителей будет вопрос. Это явно лучше, чем примитивный, лобовой и угрожающе авторитарный ответ.
Пример любви как литературной темы
Сара Летурно
Твит
Любовь вполне может быть самым глубоким чувством, которое мы когда-либо испытывали. Платоническая или романтическая, мимолетная или пожизненная, любовь способна взрастить значимые отношения, разбить наши сердца, преподать важные уроки и навсегда изменить жизнь. Поэтому неудивительно, что любовь — одна из наиболее часто затрагиваемых тем в литературе. Он бросает вызов границам, появляясь во всех жанрах, возрастных группах и периодах истории. И, как и в реальной жизни, присутствие любви может сделать историю остросердечной и запоминающейся, независимо от исхода.
Итак, как романы исследуют любовь как литературную тему? Давайте ответим на этот вопрос в сегодняшнем посте Theme: A Story’s Soul . Мы возьмем две книги из разных жанров, кратко изучим их и найдем некоторые общие приемы и важные элементы, которые можно использовать в наших собственных «историях любви».
Любовь как тема в романе Шарлотты Бронте
Джейн Эйр (Художественная литература)« Джейн Эйр » Шарлотты Бронте — это классическая история о путешествии одной женщины, преодолевшей травматическое детство и создавшей свою личность. Хотя роман наиболее известен своим противоречивым романом между гувернанткой Джейн и ее работодателем мистером Рочестером, он также иллюстрирует другие виды любви (включая отсутствие любви) через отношения Джейн с другими персонажами.
Джейн, сирота, выросла в Гейтсхед-холле, где ее тетя, миссис Рид, подвергает ее физическому и эмоциональному насилию. Однако Джейн признает, что заслуживает того, чтобы к ней относились с любовью и уважением, и демонстрирует это осознание, даря любовь кукле, которая «потрепана, как миниатюрное чучело» (28), и наслаждаясь добротой Бесси, одной из служанок Гейтсхеда.
Стремление Джейн к любви также определяет ее отношения во взрослой жизни и взгляды на брак. Когда она понимает, что мистер Рочестер может жениться не по любви, а по социальному статусу, она думает: «Если бы я была таким джентльменом, как он, я бы взяла в свои объятия только такую жену, какую могла бы любить» (190). Другими словами, Джейн знает, что люди из высших социальных слоев больше ценят статус и богатство, но она все еще не может понять, почему кто-то не женится по любви.
Опять же, собственные чувства Джейн к мистеру Рочестеру могут усложнять ее взгляды.
Она несколько раз напоминает себе, что, даже если бы он любил ее, он никогда не показал бы этого из-за ее более низкого социального положения, среди прочего. Тем не менее, думает она, «тогда я должна постоянно повторять, что мы навеки разлучены: — и все же, пока я дышу и думаю, я должна любить его» (178). Несмотря на препятствия, разделяющие их, Джейн не может избавиться от своей привязанности к мистеру Рочестеру — даже после побега из-за страшной тайны, которую она узнает о нем.
Позже Джейн знакомится с Сент-Джоном Риверсом, пастором, который не может понять, почему он выбрал жену. Он признается, что любит женщину по имени Розамонда «со всей силой первой страсти, объект которой изысканно красив, грациозен, очарователен» (380), но считает, что она не будет хорошей женой. Поэтому, когда святой Иоанн просит Джейн выйти за него замуж и сопровождать его в миссионерской работе в Индии, он поясняет, что это не будет брак по любви: «Я требую тебя — не для своего удовольствия, а для служения моему Государю».
(409). Это брак, против которого выступает Джейн, и она яростно отказывается от Святого Иоанна, уезжая вскоре после этого, чтобы вернуться к мистеру Рочестеру, которого она понимает, что все еще любит.
Любовь как тема в романе Лесли Уолтон
Странные и прекрасные печали Авы Лавендер (Магический реализм для молодых людей)В книге Лесли Уолтон «Странные и прекрасные печали Авы Лавендер
» главная героиня рассказывает историю нескольких поколений семьи Ру, уделяя особое внимание своей бабушке Эмильен, матери Вивиан и самой Аве. В книге сверхъестественные жизненные события (например, Ава рождается с крыльями) переплетаются с более приземленными трагедиями и романами. Таким образом, любовь естественным образом становится одной из его тем. Одна из самых запоминающихся цитат Авы Лавендер : «Любовь делает нас такими дураками» (13). Эмильен впервые говорит это, когда ей 13 лет, чтобы оправдать смелый шаг, чтобы помочь ей тогда-влюбиться. Поговорка приобретает все большее значение по мере того, как книга продолжается, и все больше семейных отношений Ру оказываются злополучными.
Например, страстный роман приводит к смерти двух братьев и сестер Эмильен. Ее младшая сестра Пьеретта, с другой стороны, жертвует всем ради безответной любви, постоянно превращаясь в канарейку, чтобы попытаться завоевать расположение орнитолога (14). Мать Авы, Вивиан, годами тоскует по биологическому отцу Авы, не обращая внимания на любовь, которую ее сосед по дому Гейб проявляет к ней, ремонтируя дом и помогая ей воспитывать детей.
Иногда тема любви сочетается с браком, хотя и горько-сладким образом. Эмильен выходит замуж за Коннора Лавендера, потому что считает, что «брак без любви был лучшим вариантом для каждого из них» (29). Ее прошлые душевные боли научили ее опасаться любви; и, выйдя замуж за человека, которого она не любит, она полагает, что избежит в будущем горя или одиночества, если с ним что-то случится. Точно так же биологический отец Авы Джек делает предложение своей возлюбленной из колледжа Лоре Лавлорн вместо матери Авы. Спустя годы Лаура понимает, что любила своего мужа так сильно, что все это время провела «в любовном тумане, веря, что Джек доволен жизнью, которую они создали вместе, и, что более важно, что он любит ее» ( 271).
Что еще более обнадеживает, так это то, что подруга Эмильен Вильгельмина Ласточкин хвост говорит бесспорную правду, когда говорит: «[Любовь] приходит во всевозможных упаковках» (240). Семья Авы — яркий тому пример. Он состоит из кровных родственников (матери Вивиан, брата-близнеца Генри и бабушки Эмильен), а также «избранных членов семьи» Вильгельмины и Гейба, которых Ава изначально считает своим отцом, поскольку «зачем бы еще он оставался так долго?» (136) Позже в ее круг входят ее лучшая подруга Кардиган и ее первая любовь Роу, которая относится к Аве как к обычной девушке, несмотря на ее крылья. Даже когда Роу уезжает в колледж, а Ава выздоравливает от тяжелой травмы, он постоянно пишет ей письма, призывая ее исцелиться и заверяя, что ему все еще не все равно («Я любил тебя раньше, Ава. Позволь мне любить тебя до сих пор») ( 292).
Ключи к изучению любви как литературной темы
Любовь действительно сложная тема для изучения, и мы могли бы изучить гораздо больше выдержек из Джейн Эйр и Ава Лаванда . Но, основываясь на нескольких приведенных выше цитатах, вы, возможно, заметили следующие общие приемы и элементы этих книг:
.- Любовь и ее проблемы: Выделение любви в качестве темы часто указывает на то, что персонажи будут сталкиваться с трудностями в своих отношениях, которые они должны преодолеть. Для Джейн это означает подняться над оскорблениями, которым она подвергалась со стороны своей тети, и преодолеть доверие и социальные препятствия в ее романе с мистером Рочестером. Для персонажей Ава Лавендер, это означает научиться продолжать верить в любовь, несмотря на безответную привязанность (Гейб), сексуальное насилие (Ава) и подобные душевные боли.
- Зеркала любви: Зеркальные персонажи — или, в данном случае, зеркальные отношения — могут быть отличным способом показать любовь на работе.
И Джейн Эйр , и Ава Лавендер изобилуют примерами персонажей, глубоко любящих друг друга (Джейн и мистер Рочестер, Вивиан и Джек), и других, чьи отношения страдают от отсутствия любви (Джейн и миссис Рид, Эмильен и Коннор). - «Любовь может сделать нас такими дураками»: Как следует из цитаты Ava Lavender , любовь иногда может ослепить человека от логики или реальности и повлиять на него, чтобы он принимал неверные решения. Несмотря на свои осторожные рассуждения, Джейн уступает своим чувствам к мистеру Рочестеру и не может связать странные события в Торнфилд-холле с прошлым мистера Рочестера, прежде чем ей навязывают правду.
- «Все виды пакетов»: Романтическая любовь — не единственный вид любви, который исследуется в обоих романах. Они также касаются доброты, сострадания и прощения, которые являются платоническими формами любви.
- «Брак» с другими темами: Помимо любви, Джейн Эйр и Ава Лаванда исследуют такие темы, как брак, семья, желание и дружба. Эта тематическая сеть имеет смысл, так как любовь часто связана с этими темами в реальной жизни.
И Джейн Эйр , и Ава Лавендер изобилуют примерами персонажей, глубоко любящих друг друга (Джейн и мистер Рочестер, Вивиан и Джек), и других, чьи отношения страдают от отсутствия любви (Джейн и миссис Рид, Эмильен и Коннор).
Эта тематическая сеть имеет смысл, так как любовь часто связана с этими темами в реальной жизни.Твоя очередь!
- Какие книги вы читали, в которых любовь рассматривается как литературная тема? Как они этого добились?
- Напишите историю, в которой главный герой борется с любовью (романтической или платонической), работая над достижением своей сюжетной цели. В чем причина ее проблем с любовью и/или этими конкретными отношениями? Как события рассказа могут помочь ей преодолеть это испытание?
- Что вы узнали о любви из ваших отношений в реальной жизни и/или из отношений самых близких вам людей (родителей, бабушек и дедушек, братьев и сестер, друзей и т. д.)?
Какие темы вы хотели бы видеть в Теме: Душа истории? Поделитесь своими мыслями, оставив комментарий ниже или написав мне в Твиттере @SaraL_Writer с хэштегом #DIYMFA.
Сара Летурно — писатель-фантаст и поэт из Массачусетса, обожающая хорошие книги, обожающая все виды музыки и пьющая много чая.
Помимо того, что она пишет для DIY MFA, она является постоянным тренером по письму в Writers Helping Writers и усердно работает над романом о магическом реализме для молодых людей. В прошлом она также работала внештатным обозревателем чая и музыкальным журналистом. Ее стихи появились в The Curry Arts Journal , Soul-Lit , The Eunoia Review , Underground Voices и две печатные антологии. Посетите Сару в ее личном блоге, Twitter и Goodreads.
Для чего нужна литература? — Школа Жизни
Одна из самых разочаровывающих, но фундаментальных вещей в том, что мы люди, это то, что мы не можем хорошо понять самих себя. Одна часть разума часто не имеет четкого представления о том, что другое расстраивает, беспокоит или с нетерпением ждет. Мы делаем много ошибок из-за нашего всепроникающего невежества.
Здесь может помочь литература, потому что во многих случаях она знает нас лучше, чем мы сами себя знаем, и может дать нам более точное, чем любое, на которое мы были бы способны, описание того, что, вероятно, происходит в нашем уме.
.
Марсель Пруст написал длинный роман о некоторых аристократических и высокобуржуазных персонажах, живших во Франции начала 20-го века. Но ближе к концу своего романа он сделал замечательное заявление. Его роман на самом деле был не об этих явно далеких людях, а о ком-то более близком к дому, о вас:
«В действительности каждый читатель, пока он читает, читает самого себя. Произведение писателя — лишь своего рода оптический инструмент, который он предлагает читателю, чтобы тот мог различить то, что без этой книги он, может быть, никогда не испытал бы в себе. И признание читателем в самом себе того, о чем говорится в книге, является доказательством ее правдивости».
В некоторых из лучших произведений культуры у нас есть ошеломляющее впечатление от встречи с осиротевшими частицами самих себя, вызванными с редкой четкостью и упорством. Мы могли бы задаться вопросом, откуда автор мог знать о нас некоторые глубоко личные вещи, идеи, которые обычно ломаются в наших неуклюжих пальцах, когда мы пытаемся их ухватить, но которые здесь прекрасно сохранены и освещены.
Возьмем, к примеру, самопознание, предлагаемое одним из любимых писателей Пруста, философом XVII века герцогом де Ларошфуко, автором тонкого тома афоризмов, известного как « Максимы :
«У всех нас достаточно сил, чтобы переносить несчастья других»
За этой идеей следует не менее проницательная:
«Есть люди, которые никогда бы не влюбились, если бы они не слышали, что такая вещь была». признание. Мы были здесь сами. Мы просто никогда не знали, как сжать нашу ментальную массу во что-то настолько элегантное.
Когда Пруст сравнивает литературу с «своего рода оптическим инструментом», он имеет в виду, что это высокотехнологичная машина, которая помогает нам сфокусировать то, что мы понимаем о себе и других вокруг нас. Великие авторы превращают туманное в ясное. Например, когда мы прочитали Пруста, а затем нас бросил любовник, который любезно бубнил о том, что им нужно проводить «немного больше времени наедине с собой», потому что они «так запутались», нам будет полезно увидеть динамика немного четче, благодаря строке Пруста: «Когда двое расстаются, нежные речи произносит тот, кто не влюблен». Ясность не заставит любовника вернуться; но это сделает еще одну лучшую вещь, поможет нам чувствовать себя менее сбитыми с толку и наедине с страданием от того, что нас бросили.
Чем больше писателей мы читаем, тем лучше становится наше понимание собственного разума. Каждого великого писателя можно назвать исследователем — не менее экстраординарным, чем Магеллан или Кук, — исследователем новых, до сих пор таинственных уголков личности. Некоторые исследователи открывают континенты, другие проводят свою жизнь, идеально нанося на карту один или два небольших острова, или только одну речную долину или бухту. Все заслуживают похвалы за исправление невежества, в котором мы блуждаем по миру. Японский поэт Мацуо Басё разъясняет наше чувство одиночества; Толстой объясняет нам наши амбиции, Кафка заставляет нас осознать наш страх перед властью, Камю ведет нас к нашему отчужденному и онемевшему я, а под руководством Филипа Рота мы осознаем, что происходит с нашей сексуальностью в тени смертности.
Английская писательница ХХ века Вирджиния Вульф часто болела. Но поскольку она была писателем с миссией прояснить для нас наши эмоции, она начала — в образцовом эссе под названием «О болезни » — с сожаления о том, как мало мы, как правило, ясно понимаем, что такое болезнь на самом деле. Мы небрежно говорим, что нездоровы или у нас болит голова, но нам не хватает целенаправленного словаря болезней. Для этого есть одна большая причина: из-за того, как мало написано о болезнях талантливыми авторами. Как отмечает Вульф: «В английском, который может выразить мысли Гамлета и трагедии Лира, нет слов для дрожи и головной боли. Самая простая школьница, когда она влюбляется, имеет Шекспира или Китса, чтобы говорить за нее свое мнение; но стоит страдальцу попробовать описать врачу головную боль, и язык тотчас иссякнет». Это оказалось одной из главных задач Вулфа как литературного исследователя. Она обратила внимание на то, что значит быть усталым, готовым расплакаться, слишком слабым, чтобы открыть ящик стола, раздраженным от давления в ушах или окруженным странными булькающими звуками возле груди. Вульф стал Колумбом болезни.
Эффект от прочтения книги, посвященной замечанию слабых, но жизненно важных толчков, состоит в том, что, как только мы отложим книгу и вернемся к нашей собственной жизни, мы сможем сосредоточиться именно на том, что хотел бы автор. ответил, если бы он или она был в нашей компании. С нашим новым оптическим инструментом мы готовы улавливать и ясно видеть все виды новых объектов, проплывающих сквозь сознание. Наше внимание будет приковано к оттенкам неба, к изменчивости лица, к лицемерию друга или к скрытой печали по поводу ситуации, о которой мы раньше даже не подозревали, что можем грустить. В книге будет сенсибилизировал нас, стимулировал наши спящие антенны свидетельством собственной развитой чувствительности. Вот почему Пруст предложил словами, которые он скромно никогда бы не распространил на свой собственный роман, что:
«Если мы читаем новый шедевр гениального человека, мы рады найти в нем те наши размышления, которые мы презираем, радости и печали, которые мы подавляли, целый мир чувств, которыми мы пренебрегали и о ценности которых внезапно учит нас книга, в которой мы их обнаруживаем».
Эти линии соединяются с одинаково предварительной цитатой от Ральфа Уолдо Эмерсона:
‘в умах гении, мы обнаруживаем — снова — наши собственные пренебрежимые мысли.’
Это не просто сами мы узнаем о нас. через культуру. Это также, конечно, умы незнакомцев, особенно тех, о которых мы — в обычном ходе вещей — никогда не узнали бы многого. С нашими оптическими приборами в руках мы узнаем о семейной жизни на Тринидаде, о подростковом возрасте в Иране, о школе в Сирии, о любви в Молдове и чувстве вины в Корее. Нас ведут мимо охранников прямо в спальню короля (мы слышим, как он храпит и шепчет своей любовнице) и лачугу бедняка, виллу для отдыха семьи из высшего среднего класса и караван семьи из низшего среднего класса.
Благодаря всему этому у нас есть прекрасная возможность избавить себя от ошибок и времени. Литература ускоряет годы, она может провести нас через всю жизнь, по десятилетию на главу, за день, и, таким образом, позволяет нам изучать долгосрочные последствия решений, которые — в нашей собственной жизни — реализуются с опасной медлительностью.