Щегол | Издательство Corpus
Бывают такие вещи, которые становятся для нас чем-то важным, значимым, неотъемлемой частью нашего «я», без которых тяжело представить свою жизнь и себя самого, нет, не тяжело – невозможно. Одной из таких вещей стала для меня эта книга. «Щегол» Донны Тартт – её третий по счёту роман, вышедший в свет в 2013 году, и опубликованный на русском в 2014.В чём особенность Донны? Во-первых, она работает над каждым своим романом долгие годы, поэтому и появляются они раз в десять лет, но поверьте, это стоит того, чтобы ждать. Во-вторых, за что лично я восхищаюсь Тартт, так это её волшебная игра со временем. Время в её руках становится послушной пластичной массой, которую можно растягивать на годы и сжимать в мгновенья. Мы можем видеть сюжет, проносясь по нему словно на американских горках, а через пару страниц остановиться, и рассматривать происходящее, словно насекомое, застывшее в янтаре, медленно, тщательно, по кусочкам. Это действительно завораживает.
Но о чём же эта история? Хотя в первую очередь она о Тео Декере, тринадцатилетнем мальчишке, с которым мы проведём вместе больше пятнадцати лет, о его удивительной, печальной, пронзительной судьбе, вместе с тем эта история всего. Всего, что нас окружает. С первых страниц я назвала Тео для себя «Гарри Поттером», потому что действительно похож. Это Гарри Поттер магловского мира, искренний, добрый мальчик, которому не повезло. Но вместе с тем он ещё и Оливер Твист, он и Чарли из «Хорошо быть тихоней», он и герой Ремарка, прячущийся в музее от нацистов. Я влюблена в этого героя, в его балансирование между двумя такими разными мирами: сверкающим и возвышенным мира искусства и серым миром улиц, полным грязи, бандитских разборок и наркотиков.
Лучший друг Тео, Борис Павликовский, самый колоритный персонаж романа. Тощий неряшливый паренёк из Украины, говорящий на разных славянских языках, который большую часть своей жизни проводит под кайфом. Несмотря на те приключения, что происходят с ребятами по инициативе Бориса, к нему не испытываешь презрения, и «за державу» совсем не обидно.
«Щегол» получил своё название от одноимённой картины Карела Фабрициуса, которая находится в Гааге. Этот предмет искусства и становится центром романа. Теодор Декер с матерью находятся в музее в тот момент, когда там происходит теракт. Среди обломков и огня мальчик находит эту картину уцелевшей и выносит её из горящего здания, потому что это его долг, потому что это любимая картина его мамы. Через пару часов жизнь его навсегда изменит привычный ход, всё завертится в бешеном вихре, водовороте событий и встреч, и лишь одно останется неизменным: образ маленькой жёлтой птички, прикованной тонкой цепью к своему насесту.
После «Щегла» наступает настоящее «книжное похмелье», когда ты снова и снова возвращаешься в тот привычный, слишком настоящий мир Тео, забывая о собственном.Было бы бесчеловечно не поделиться с вами хоть маленькой толикой того, что я так страстно описываю. Ведь пересказывать книги Донны Тартт просто грешно, их нужно проживать. Так что вот для вас маленький десерт:
«Мне нужно сказать, что жизнь – какой бы они ни была – коротка. Что судьба жестока, но, может быть, не слепа. Что Природа (в смысле – Смерть) всегда побеждает, но это не значит, что нам следует склоняться и пресмыкаться перед ней. И что, даже если нам здесь не всегда так уж весело, все равно стоит окунуться поглубже, отыскать брод, переплыть эту сточную канаву, с открытыми глазами, с открытым сердцем. И в разгар нашего умирания, когда мы проклевываемся из почвы и в этой же почве бесславно исчезаем, какой же это почет, какой триумф – любить то, над чем Смерть не властна».
«Щегол», Донна Тартт / Новости культуры Красноярска и Красноярского края / Newslab.
Ru02.12.2014
«Жизнь — это катастрофа»
О «Щегле» хочется писать много и усердно, и это то самое желание, которое надо от себя гнать, но никак не получается: столько людей поддалось чувствам, что вот уже эта птица становится самой обсуждаемой и самой продаваемой англоязычной книгой года, а в России зачем-то все переводят маловразумительную рецензию Стивена Кинга, вспоминают, кто взял нынешней весной Пулитцеровскую премию и философствуют насчет Великого Американского Романа, чтобы каждое слово с большой буквы. Мы — поколение, измученное литературной клаустрофобией, когда очередной опус современника почти наверняка постмодернистский чердак со множеством крысиных нор. Нас можно понять.
«Щегол» — настоящий роман в собственном соку: обстоятельный, детализированный, изложенный высококлассным языком, убийственно длинный и колоссально неспешный. Автор выступает в качестве вальяжного водителя пойманной нами попутки, который в любой момент может остановиться на обочине, чтобы перекурить, выпить чашечку кофе и рассказать пассажиру байку из жизни.
Малозначительный диалог здесь способен тянуться с десяток страниц, а прямая как стрела сюжетная линия аккуратно протыкает горизонт и само время, тыча в ребро господина Чарльза Диккенса, которого здесь грех не помянуть — тональность «Больших надежд», наивность и простодушный задор «Приключений Оливера Твиста», социальная гротесковость «Холодного дома». Впрочем, припомнить можно ещё многих, поскольку отсылки к ним не только прозрачны, но и навязчивы — например, Сэлинджера и Достоевского. Опус собран из слегка переосмысленных классиков так же, как один из его героев мастерит чудесную винтажную мебель из разнообразной рухляди, и результат потом не отличишь от оригинала. Если подогревать клиента в том, что он напал на подлинное сокровище, которому простофиля-антиквар не знает цены, а сделку совершать в темном подвале с грязным полом, то можно отлично нажиться, да и мошенничеством это потом никто не назовет: фактически роман в какой-то момент разоблачает самого себя, как и должен поступать ловкий, но увлекшийся плут.
Авантюрности здесь много; по сути, из неё и соткан весь сюжет. Мальчик Теодор Декер в 13 лет потерял маму после теракта в «Метрополитен-музее»; пытался прижиться в многодетной семье своего нью-йоркского однокашника, потом обретался у прохвоста-папаши в Лас-Вегасе, эпично бежал обратно на Восточное побережье, где и нашел приют в каморке добродушного деревянных дел мастера, владельца антикварной лавки. Он влюблялся в незнакомых девочек, нюхал клей и воровал еду из супермаркетов, задружился с украинским подростком-алкоголиком, учил русскую литературу в колледже и проворачивал аферы с русской же мафией, торговал подделками, торчал и старался не торчать, много врал, а в итоге неумолимо выпал изо всей этой кутерьмы в сумрачный, поучительный не-хэппи-энд. Тогда, из-под развалин Мet’а он умудрился стянуть картину XVIII века кисти Карела Фабрициуса — виртуозно намалеванного на маленькой холстине щегла, прикованного за лапку к жердочке. С этой опасной тайной под кроватью он и взрослеет, а поскольку, как объясняет Тартт, предметы обретают характеры владельцев, трагическая метафорика возникает сама по себе — тем паче, что рефлексируют герои много и густо.
Велик соблазн разглядеть в «Щегле» не только плутовской, но и роман взросления. Разрушительное саморазоблачение главного героя, мучимого посттравматическим шоком и своей преступной тайной, ныряющего в наркотические пучины от ощущения неудовлетворенностью жизнью и своей привычки выкручиваться и врать до последнего — это сильная заявка на сложный, оригинальный и самый убедительный за долгое время литературный характер. Проблема, однако, в том, что Тартт вновь тянется к архаическим мелодиям, к Диккенсу с его неизменными, равноускоренными персонажами; выбираясь из подорванного музея в тринадцать, попивая водочку с корешом на кухне в четырнадцать и планируя собственную свадьбу в двадцать три, Теодор одинаково оценивает реальность и одинаково же на неё реагирует. Тяжелые испытания как бы подтверждают его мысли, а не формируют их, а тягучие исповеди лишь распространяют заключительный монолог, который с тем же успехом можно было выдавать в первой главе книги.
Мы, читатели, привыкли, что на каждую тесную и узенькую повестушку навешивается романный титул, герои говорят и мыслят преимущественно в наших головах, а не на бумажных страницах, и поступки их усушены до состояния тщательно сформулированных ремарок.
Торжественная анфилада «Щегла» с его высокими потолками, викторианской мебелью и сентиментальными витражами на стеклах удовлетворяет нашу жажду пространства охотно — слишком охотно! — и потому как-то уходит из внимания, что архитектурный монстр, по которому мы слоняемся, разинув рот, для жизни не приспособлен. Хотя, безусловно, Тартт очень постаралась это скрыть.
Corpus (АСТ), 2014 — 1030 страниц.
Кроме «Щегла», на сайте ЛитРес вас ждут еще 750 000 книг
Поделиться 14 Обсудить на форуме
Книги
«Щегол»: может ли фильм раскрыть самую противоречивую книгу Донны Тартт? | Донна Тартт
Удивительно, что ни один из трех романов Донны Тартт до сих пор не вышел на экран, но еще более удивительно, что Щегол станет первым.
Warner Brothers купила права на ее первый, бестселлер, роман The Secret History в 1992 году, в год его публикации. С его составом красивых молодых одержимых, привлеченных к убийственному насилию, он умолял, чтобы его сняли. Однако этого никогда не происходило; Алан Пакула, который должен был поставить его, умер в 1998. Позднее Гвинет Пэлтроу и ее брат приобрели права, но также не смогли снять фильм. (Права должным образом вернулись к самой писательнице.)
Однако теперь по третьему роману Тартт, «Щегол » (2013), был снят фильм. Режиссер Джон Кроули, ответственный за адаптацию пугающе внутреннего романа Колма Тойбина « Бруклин, ». В нем Оукс Фигли и Энсел Элгорт играют главного героя и рассказчика Тартта, Тео Декера, на разных этапах его жизни. (Одной большой проблемой для режиссера является восьмилетний прыжок в середине романа, который переносит Тео из раннего подросткового возраста в его 20-летние.) погиб в результате взрыва бомбы в нью-йоркской художественной галерее.
Он выживает и в хаосе похищает картину, которую любила его мать и которой он становится одержим. Николь Кидман играет миссис Барбур, мать его школьного друга Энди, который сначала усыновил Тео. Люк Уилсон играет его беспомощного, самообманывающего отца, который снова появляется, чтобы забрать его в странную новую жизнь в Лас-Вегасе.
В то время как Щегол был бестселлером и получил Пулитцеровскую премию за художественную литературу, он разделил критиков. Одной из проблем для создателей фильма является его объем (864 страницы в текущем издании в мягкой обложке; более 300 000 слов). Некоторые восхищенные рецензенты назвали его «диккенсовским», но самые большие романы Диккенса основаны на тщательно продуманном сюжете и большом количестве персонажей. Щегол не предлагает ни того, ни другого.
Тартт придумывает рассказчика, который так же одержим деталями, как и она. Никогда не было подростка с таким вниманием к мебели
Причина того, что он такой длинный, в том, что, как и два предыдущих романа Тартта, он изобилует косвенными подробностями.
Тартт не может рассказать даже самый незначительный эпизод, не визуализируя его полностью. Романтический образ действий Тарт действительно кинематографичен. Часто плотность деталей такова, что предложения превращаются в бесглагольные списки. Рассказчик Тарт каталогизирует визуальный беспорядок мира так же жадно, как любая немигающая кинокамера. Описания огромной квартиры Барбуров на Парк-авеню, со всем ее темным деревом и шинуазри, или нового дома в Лас-Вегасе на краю пустыни, где Тео должен жить со своим отцом, подобны инструкциям для строителей декораций. . Когда Тео приводят в нью-йоркское логово жестокого преступника, можно было бы ожидать, что он будет нервничать, но он слишком занят, обращая внимание на картины на стене и книги (9 Набоков).0003 Отчаяние , Хайдеггер Бытие и время ) на столе.
Тартт придумывает рассказчика, который так же одержим деталями, как и она (никогда не было подростка с таким вниманием к обстановке). Тео привязывается к Хоби, реставратору мебели, и изучает его методы, которым должным образом обучают читателя.
Он становится любителем старинных артефактов. И это не просто вещи. Около 150 страниц мы проводим в Лас-Вегасе, где в своей новой старшей школе Тео знакомится с Борисом, содержательно-циничным сыном очень изворотливого украинского спекулянта горнодобывающей промышленностью, с которым он вскоре принимает неправдоподобно огромное количество наркотиков. Точно определены школьные субкультуры. Каждый хороший и плохой наркотический трип описан с мучительной точностью.
Борис — самый яркий персонаж романа. Тартт создает для него идиолект, который является подарком любому сценаристу. У нее есть дар передавать невысказанное презрение подростка к самообману взрослых, слышимое в голосе богатого, но обиженного друга Тео Энди. Одна из лучших вещей в книге — групповой портрет семьи Энди, абсурдно привилегированных Барбуров, в их роскошной квартире на Парк-авеню. Скрытый маниакальный мистер Барбур, слишком увлеченный чем-то морским. Совершенная на вид миссис Барбур, посвятившая себя благопристойной благотворительности и невозмутимой высокой культуре.
Их старший сын, уморительно потрепанный и злобный Платт, вернулся домой из своей сверхэксклюзивной школы-интерната из-за какого-то всегда неуказанного греха. Тартт любит свои элитные типы Восточного побережья, здесь предлагая характерным актерам несколько восхитительно, злобно наблюдаемых вариантов. Манерный, сардонический остроумие Барбуров — одно из удовольствий книги, которое должно быть успешно перенесено в фильм.
Многие из этих персонажей переняли характерные черты автора. Когда грубый Платт рассказывает Тео о трагическом происшествии его отца на море, это происходит с психологически маловероятной, но повествовательно захватывающей точностью. Дар к мелочам управляет сюжетными сценами романа, воссоздание которых должно понравиться любому режиссеру. В каждом романе Тарт рассказывается об эпизоде шокирующего насилия. Здесь мы начинаем со взрыва бомбы и его ближайших последствий, описанных с полным, посекундным погружением в головокружительные подробности. Ближе к концу романа происходит совершенно неожиданная и хаотичная перестрелка.
На самом деле это должно занять всего несколько секунд, но рассказывается в характерном для Тарт замедленном движении, которое кажется уже кинематографическим. Когда Тео рассказывает о внезапных движениях, он говорит о событиях, «как скачок в DVD, отбрасывающий меня вперед во времени».
Сложнее всего будет одержимость, которая движет сюжетом. Тео крадет Щегол . Это настоящая картина: маленький шедевр голландского золотого века работы Карела Фабрициуса, блестящего ученика Рембрандта. Она висит в галерее Маурицхёйс в Гааге. Фабрициус умер молодым, убитым, когда взорвался пороховой склад в городе Делфт, уничтожив его студию (и многие из его картин). Он оставил дразняще маленькое творение, в том числе эту маленькую, великолепную картину птицы, которая при внимательном наблюдении привязана маленькой цепью к своему насесту. В романе автору удается заставить нас разделить страсть рассказчика к скромному произведению искусства.
Фильм должен будет показать нам картину и заставить нас понять ее магнетизм.
История смерти Фабрициуса, должно быть, легла в основу романа Тарт. Когда Тео думает о художнике, он останавливается на «элементе случайности: случайные бедствия, мои и его, сходятся в одной и той же невидимой точке». Такой шанс приводит его к тому, что он влюбляется в рыжеволосую девушку, которую он замечает в художественной галерее незадолго до взрыва, а затем продолжает встречаться в последующие годы. Она — еще одна его навязчивая идея, но ей почти нечего сказать или сделать в книге. Вот самая слабая сторона романа и самое большое испытание для создателей фильма. Они наверняка захотят восполнить ее характер и преданность Тео ей; смогут ли они противостоять сентиментальности, которой Тартт решительно избегает? Держу пари, что нет.
В эту статью были внесены поправки 6 сентября 2019 г., чтобы исправить некоторые случаи неправильного написания персонажей семьи Барбур как Бальфур.
Щегол выходит 27 сентября.
«Щегол», роман Диккенса Донны Тартт
Реклама
Продолжить чтение основной историиBooks of The Times
Щегол, упомянутый в названии Одним из ослепительных новых романов Донны Тартт является очаровательная картина с изображением домашней птицы, созданная в 1654 году голландским художником Карелом Фабрициусом, который умер в том же году в возрасте 32 лет, когда взорвался пороховой арсенал в Делфте, уничтожив часть города. Его «Щегол» считается маленьким, но бесценным шедевром голландской живописи.
Мисс Тартт сделала птицу Фабрициуса Макгаффина в центре своего великолепного диккенсовского романа, романа, который объединяет все ее выдающиеся таланты рассказчика в восторженное симфоническое целое и напоминает читателю об -ночные удовольствия от чтения.
«Щегол» — это одновременно триллер о краже и исчезновении картины Фабрициуса, панорамного портрета Нью-Йорка (и, если уж на то пошло, Америки) в постсентябрьском периоде.
11, и особенно старомодный Bildungsroman, дополненный сюжетом в стиле «Больших надежд» с участием сироты, его нравственного и сентиментального воспитания и его таинственного благодетеля. Это роман, сочетающий в себе дар мисс Тартт управлять саспенсом (продемонстрированный в ее бестселлере «19 лет»).92, «Тайная история»), с трудом заработанными знаниями, которые она приобрела в своем неуклюжем романе 2002 года «Маленький друг» о том, как отображать внутреннюю жизнь своих персонажей.
Эта работа показывает нам, до скольких эмоциональных октав теперь может дойти г-жа Тартт, как органично она может совмещать непосредственное и осязательное с более широкими заботами — как она может решать большие, философские вопросы, к которым обращается русский мастерами, даже когда она дает нам ощутимое ощущение, скажем, того, каково это быть под опасным действием обезболивающих медицинского уровня, или урок, как отличить настоящий антиквариат от подделки.
Театральное, почти намеренное обращение мисс Тартт к готике в «Тайной истории» уступило место глубоко прочувствованному осознанию смертности и потерь, определяющих человеческое существование; ее контролируемый, интеллектуальный подход к персонажам этого романа уступил место острому пониманию запутанных сложностей ума и сердца.
Рассказчик и герой «Щегола» — Тео Декер, 13 лет, когда мы впервые встречаемся с ним, умный нью-йоркский стипендиат, который живет один со своей матерью в маленьком Манхэттене. квартира. Его сильно пьющий отец, внезапно бросивший их (ни денег, ни адреса для пересылки), всегда был настолько ненадежен, что у Тео появился стойкий страх, что его мать может не вернуться домой с работы: «Сложение и вычитание были полезны главным образом постольку, поскольку они помогали Я отслеживаю ее передвижения (сколько минут до выхода из офиса? Сколько минут идти от офиса до метро?)».
Затем, в один прекрасный день, все меняется: Тео и его мать идут в Метрополитен-музей, чтобы посмотреть выставку одной из ее любимых картин — «Щегол», — когда взрывается террористическая бомба. Мать Тео убита, и его жизнь навсегда разделилась на До и После.
В неразберихе после взрыва бомбы у Тео происходит странная встреча с бредящим стариком, пострадавшим от взрыва.
Мужчина, который оказывается дядей красивой девушки по имени Пиппа, которую Тео мельком увидел в музее перед взрывом, умоляет Тео спасти «Щегла» из горящих обломков и дает ему кольцо, шепча загадочные слова: «Хобарт и Блэквелл. Позвони в зеленый колокольчик». Каким-то образом, с этими двумя таинственными предметами в его распоряжении, Тео, спотыкаясь, выходит из музея и попадает в новую главу своей жизни.
Вскоре Тео живет на Парк-авеню с богатыми Барбурами, семьей его школьного друга Энди, одновременно отрабатывая своего рода ученичество у Джеймса Хобарта, бывшего делового партнера умирающего в музее и эксперта по реставрации антиквариата. который живет над своим старым антикварным магазином в Гринвич-Виллидж. Хотя Тео изначально намеревается вернуть картину, которую он так импульсивно схватил, ему трудно ненавязчиво вернуть ее в музей, и он понимает, что у него развилась глубокая эмоциональная привязанность к произведению искусства, которое он стал считать талисманом. своей любимой матери.
Эта последовательность событий может показаться маловероятной, но мисс Тартт умеет использовать все условности диккенсовского романа, включая поразительные совпадения и внезапные повороты судьбы, чтобы придать истории Тео абсолютное, сказочное измерение, а также интуитивное понимание случайности жизни и иногда жестокого чувства юмора судьбы.
В то же время внезапные повороты и возвращения в жизни Тео начинают что-то означать в самой американской мечте: обещание новых стартов и вторых действий, постоянная возможность переосмысления. Точно так же странствия Тео, которые переносят его с вечеринок в духе WASP в Верхнем Ист-Сайде в безобразные наркопритоны возле Томпкинс-сквер и к «океанскому, бесконечному сиянию» западной границы, дают нам окно в постоянно меняющуюся американскую жизнь. пейзаж и его эмоциональные дислокации.
Изображение Донна ТарттКредит…Беовульф Шихан Как только Барбуры и Хобарт начали обеспечивать Тео подобие стабильности, появляется его отец с сомнительной репутацией Ларри, намеревающийся отстаивать свои родительские права и подозрительно стремящийся очистить его квартира жены.
Ларри, кажется, поддерживает себя и свою подругу, играя в азартные игры, и он быстро уносит Тео (который упаковал картину «Щегол» в свой чемодан) в свой Мак-Особняк в пустыне Вегаса.
Мисс Тартт запечатлела «горячую минеральную пустоту» этого района, полного пустующих домов, отчужденных закладной, так же ловко, как она создала Нью-Йорк. Действительно, она обладает удивительно ловким чувством места, вызывая анонимность и поток коллективного разума Среднего Манхэттена под дождем (напоминает «Нереальный город» Элиота в «Бесплодной земле»), ритмы провинциального городка Деревня и неоновый тематический парк Лас-Вегас-Стрип звучат с одинаковой остротой и напором.
Понятно, что Тео страдает посттравматическим стрессовым расстройством из-за взрыва в музее и все еще болен горем из-за потери матери — чувства только усилились после того, как его бросили в одинокой пустыне Невады. Его спасение — новый лучший друг по имени Борис: забавный, нечестивый, сообразительный ребенок, выросший в Австралии, России и Украине и сыгравший Искусного Доджера в исполнении Тео Оливера Твиста.
Хитрый Борис — запоминающееся творение, свидетельство способности г-жи Тартт создавать людей, обладающих телесной и психологической глубиной, которыми обладали персонажи Сола Беллоу, жизненной силой и телесностью, которые заставляют читателя почувствовать, что у них есть жизнь за пределами страницы. .
Даже второстепенные персонажи в «Щеголе» тщательно прорисованы: мать Тео, быстрая и похожая на птицу в своих накрахмаленных рубашках, девушка из Канзаса, ставшая каталожной моделью, ставшая студенткой истории искусств, пылкая в своем знании Нью-Йорка и защищающая ее единственный ребенок; Пиппа, эльфийка, рыжеволосая девушка, которую Тео считает товарищем, выжившим (в результате взрыва бомбы в музее) и своего рода родственной душой; и красивая, общительная и таинственно отчужденная сестра Энди, Китси, на которой Тео будет жениться, чтобы найти способ заземлить свою своенравную жизнь.
Тео и Борис проведут много времени, выпивая и накуриваясь в Вегасе, но с разными мотивами.
Как позже выразился Борис: «Я пытался развлекаться и быть счастливым. Ты хотел умереть. Это другое.» На самом деле, затянувшаяся травма Тео из-за потери матери и его беспокойство по поводу чего-то ужасного, что случилось с его отцом, привели к тому, что у него развилась серьезная зависимость от опиатов.
Вернувшись в Нью-Йорк, Тео присоединяется к антикварному бизнесу Хобарта и пытается наладить свою жизнь. Однако вскоре он оказывается во все более шатком положении: покупатель угрожает уличить магазин в выдаче подделок за редкий и дорогой антиквариат, а расследование исчезновения картины «Щегол» накаляется: есть даже загадочные предположения, что он используется в качестве залога в международных сделках с наркотиками.
Мисс Тартт рассказывает об этих событиях с полным авторитетом и повествовательным воодушевлением, придавая даже самым маловероятным событиям ощущение неизбежности, в то же время организуя снежный ком событий, которые будут становиться все более опасными по мере того, как Тео будет связываться с жестокими преступниками, которые жаждут « Щегол», как и он сам.