Эмоциональная реакция: Эмоциональная реакция — Психологос

Содержание

Эмоциональная реакция и конструирование компьютеров | Открытые системы. СУБД

Какие уроки разработчики самоуправляемых систем могут извлечь из исследований поведения биологических систем.

Эволюция наделила человека богатым набором процессов, помогающих ему ориентироваться в окружающем мире. Способность к познанию и эмоциональная реакция играют в этих процессах разные, но в равной степени важные роли. Система способностей к познанию помогает истолковывать явления окружающего мира и уяснять его смысл. Системы эмоциональных реакций служат основой для оценок и суждений, позволяют модулировать оперативные параметры познавательной деятельности и предупреждают о возможных опасностях. Результаты изучения взаимодействия этих двух систем могут быть подспорьем для создателей сложных самоуправляемых компьютерных систем, предназначенных для выполнения различных задач в динамичной, часто непредсказуемой и иногда опасной среде.

Когнитивные механизмы, которые позволяют истолковывать явления окружающего мира, уяснять их, размышлять о них и запоминать их, неплохо изучены. Но существует и второй набор механизмов, играющий столь же важную роль и неотделимый от первого; это — система эмоциональных реакций. Она дает возможность быстро оценивать события, формируя первоначальное суждение об их значении для субъекта: положительный — отрицательный, хороший — плохой, безопасный — опасный, благоприятный — вредный, желательный — нежелательный и т.д.

На уровне концепций и, в какой-то мере, на нейроанатомическом уровне эмоциональные реакции и способность к познанию представляют собой различные системы, но в функциональном отношении они, как правило, тесно переплетены. Эти системы функционируют параллельно, и каждая из них может обеспечивать оптимальное функционирование организма лишь во взаимодействии с другой. Существуют свидетельства того, что у людей с неврологическими нарушениями, поражающими эмоциональную (аффективную) систему, способность организовывать повседневную жизнь серьезно ограничена, даже если речь идет о нормальном выполнении казалось бы стандартных когнитивных задач [1]. Таким людям трудно выживать в нашем сложном мире. Мало того, другие специалисты, участвующие в работах по созданию искусственного интеллекта, неоднократно отмечали, что эмоциональная составляющая играет существенную роль в разумном поведении: она меняет приоритеты в сфере целеполагания и генерирует прерывания [2-5].

Данная статья подготовлена с целью положить начало дискуссии о том, какой вклад исследования эмоциональных реакций биологических систем могут внести в дело разработки самоуправляемых компьютерных систем.

Модель эмоциональных реакций и познавательной деятельности: три уровня поведения

В этом разделе мы кратко изложим суть нашей трехуровневой теории человеческого поведения [6], после чего рассмотрим вопрос о том, каким образом эти идеи можно использовать при разработке крупных компьютерных систем.

Существует довольно значительный пласт литературы по так называемым «аффективным вычислительным системам», предназначенным для распознавания или моделирования эмоциональных реакций человека [7-10]. Впрочем, проблемы проектирования машинных архитектур в этих работах, как правило, не затрагиваются. Наши собственные воззрения формировались под особым влиянием авторов, которые разрабатывают эти проблемы, и в первую очередь, под влиянием Аарона Сломана [9]. Как и он, мы полагаем, что процесс обработки информации человеком осуществляется на трех уровнях. Выделенные нами уровни — реактивный (reaction), рутинный (routine) и рефлективный (reflection) — соотносятся, но не во всем совпадают с тремя уровнями Сломана [11]. Так, если его реактивный уровень, в сущности, не отличается от нашего реактивного уровня, описанный им уровень созерцательных рассуждений близок по смыслу, но не идентичен нашему «рутинному» уровню, а его уровень «метауправления» также близок и также несколько отличается от нашего рефлективного уровня.

Обработка данных на каждом уровне обслуживает две различные функции: функцию оценки среды и того, что в ней происходит (это эмоциональная реакция, аффект), и функцию истолкования того, что происходит в окружающем мире (познавательная деятельность). На более высоких уровнях информация подвергается более глубокой переработке, а скорость обработки, соответственно, замедляется. Как показано на рис. 1, когнитивная и аффективная информация перетекает с уровня на уровень. Управляющая информация (в форме импульсов активации или подавления) перетекает сверху вниз.

Рис. 1. Трехуровневая модель

Самый низкий уровень — реактивный. Он складывается из базовых процессов. У животных эти процессы задаются генами, являясь врожденными. Для формирования поведения на данном уровне обучения не требуется. Реактивный уровень представляет собой непосредственные ответы на информацию об обстановке, поступающую от органов чувств. Его задача — обеспечить быструю реакцию на меняющуюся ситуацию.

На реактивном уровне субъект осуществляет мониторинг состояния как своего организма, так и окружающей среды. Эта задача выполняется с помощью быстродействующих детекторов, не предполагающих тщательной обработки поставляемых ими данных. При обнаружении опасных признаков реактивный механизм прерывает процессы обработки данных, протекающие в данный момент на более высоких уровнях (если таковые имеют место), переводит организм в состояние возбуждения и либо инициирует немедленный ответ, либо осуществляет подготовку к ответу. При этом имеет место отвлечение (перераспределение) ресурсов.

Реактивный механизм поведения дает «на выходе» некоторый набор быстрых и довольно простых прерываний, аффективных сигналов и моторных действий. Данные на этом уровне поведения подвергаются быстрой и довольно поверхностной обработке, поэтому реактивный уровень не дает возможности определять причины явлений и вообще выполнять задачи, далеко выходящие за простое реагирование на тот или иной набор раздражителей. На пути эволюционного развития этот уровень поведения сформировался раньше других, и у простых животных он является единственно возможным методом обработки информации. Но у более высокоразвитых животных и у людей прерывания, вызванные реактивным механизмом, активизируют механизмы обработки информации на более высоких уровнях (рутинном и рефлективном), и эти последние обеспечивают как выявление причины изменения обстановки, так и выбор соответствующего ответа.

Ответы, генерируемые на реактивном уровне, могут усиливаться или подавляться информацией, поступающей с более высоких уровней; кроме того, такая информация может создавать эффект привыкания, снижая порог чувствительности к ожидаемым сигналам.

Средний уровень — рутинный. У людей на этом уровне формируются действия на базе навыков. Это, если можно так выразиться, хорошо заученные и в значительной степени сведенные к «рутине» поведенческие акции. К ним относятся почти все моторные навыки, включая владение речью. Поведение человека на рутинном уровне представляет собой очень сложную систему. Для выбора линии поведения и управления ею субъект обрабатывает значительные объемы данных. Рутинный механизм должен иметь доступ и к рабочей, и к более долговременной памяти, а также к механизмам оценки и планирования. Исходные для рутинного уровня данные поступают от сенсорных систем, снизу — с реактивного уровня — и сверху — с рефлективного уровня в форме сигналов управления (подавление и активация).

В свою очередь, рутинный уровень может как подавлять, так и активировать ответы реактивного уровня, а при выявлении отклонений от нормы или от стандартных ожиданий этот уровень может направлять аффективную информацию наверх — на рефлективный уровень.

На рутинном уровне производятся оценки, которым присваиваются значения в трех измерениях. В научной литературе такими измерениями считаются позитивный аффект, негативный аффект и энергетическое возбуждение [12]. Многие исследователи эмоций сходятся в том, что позитивный аффект и негативный аффект представляют собой независимые измерения [13]. Так, в сознании человека, сидящего на диете, мотивация съесть аппетитное пирожное (источник позитивного аффекта) сосуществует с противоположной мотивацией, ибо от этого можно располнеть (источник негативного аффекта).

Как можно заключить из сказанного, главная особенность рутинного уровня поведения — наличие стандартных ожиданий. Когда эти ожидания не оправдываются, система может произвести коррекцию и извлечь из ситуации некоторый урок. Ожидания участвуют в формировании сигналов о потенциальных затруднениях; у людей эти ожидания активизируют эмоциональные процессы, которые играют важную роль при обработке информации на высоких уровнях.

Наивысший уровень — рефлективный. Рефлексия — это процесс, в ходе которого разум размышляет о самом себе. Иначе говоря, он оперирует собственными внутренними представлениями о своем опыте, о своем физическом воплощении, о своих действиях в данный момент и о текущем состоянии окружающей среды, а также о результатах своей деятельности, реализованных в виде планов, рассуждений и решений проблем. Этот уровень получает исходные данные только от уровней, лежащих ниже; информация непосредственно от органов чувств к нему не поступает, и он не способен неопосредованно управлять поведением субъекта. С другой стороны, прерывания, поступающие с нижних уровней, могут направлять и перенаправлять процессы обработки данных, протекающие на рефлективном уровне.

Существуют некоторые свидетельства того, что аффекты меняют режим обработки данных, осуществляемой в ходе познавательной деятельности. Речь идет о нейрохимической стимуляции, корректирующей весовые и пороговые значения, которые управляют оперативными характеристиками когнитивных механизмов, оказывая на них влияние и изменяя природу операций по обработке данных. Эти изменения влияют на то, каким образом осуществляется обработка информации на высоких уровнях, где сосредоточивается внимание, и какие ресурсы привлекаются к удержанию внимания. Так, похоже, негативные аффекты, особенно в сочетании с сильным возбуждением, влекут более сфокусированную и более глубокую обработку данных. В экстремальных случаях это приводит к резкому сужению поля зрения, вызванному стрессом. В противоположность этому позитивные аффекты стимулируют обработку данных, охватывающую более обширное поле сведений. В итоге, когда люди находятся в обстановке, доставляющей им удовольствие, их творческие возможности расширяются [14, 15]. Оба этих изменения адаптивны (одно из них нарастает с повышением уровня бдительности, другое — с возрастанием любопытства), хотя порой бывают контрпродуктивными.

Теория в контексте конструирования машин

Современные системы искусственного интеллекта чем-то напоминают три описанные уровня — реактивный, рутинный (действия) и рефлективный, но в них не предусмотрено разделение эмоциональных (оценка) и когнитивных (понимание) функций. Как модель «эмоциональная реакция и познавательная деятельность» может быть применима к проектированию компьютерных систем? Мы предполагаем, что реализация «эмоциональной» функции может привести к росту общей эффективности систем, особенно при функционировании в сложной и неблагоприятной среде.

Реактивный уровень в машинах. Реактивный уровень — царство встроенных сенсоров, как правило, обеспечивающих фиксированные ответы на изменение ситуации, — «зашитые» или заранее запрограммированные. Этот уровень необходим для обеспечения безопасности и выполнения других жизненно важных задач, где большое значение придается быстрой реакции на изменения. Действия на реактивном уровне играют существенную роль в функционировании машин.

При обнаружении признаков опасности животными на верхние уровни обработки информации передаются соответствующие оповещения. Но часто этим дело не ограничивается: претерпевают изменения и текущие реакции на окружающую обстановку. Эти изменения обычно реализуются весьма просто, и необходимые для их наступления условия выявляются без особых затруднений. Эффективность компьютерных систем можно повысить только за счет реализации этого примитивного механизма приспособления к важным изменениям в рабочей среде; в ряде случаев это уже проделано.

Рутинный уровень в машинах. На этом уровне выполняется повседневная вычислительная работа. Поэтому здесь требуется значительная вычислительная мощность и средства соотнесения с предшествующими событиями (память). Эти действия существенно отличаются от аналитических процедур, реализуемых на реактивном уровне. Так, для выявления несанкционированных вторжений необходимо произвести анализ на рутинном уровне. (Действия вирусов и злоумышленников становятся все более изощренными, так что, скорее всего, операции по их выявлению и по ликвидации ущерба придется инициировать на рефлективном уровне).

Важная характеристика людей и животных — их способность реагировать на отклонения от нормы. Подумать только, насколько ценными были бы вычислительные машины, если бы в них был заложен некий механизм для выявления таких отклонений. Давайте представим, что при прохождении некоторых контрольных точек компьютерные программы могут фиксировать отклонения от разумных нормативов по использованию ресурсов и времени и что в случае обнаружения таких отклонений включаются средства предупреждающей сигнализации. Таким образом, если до выхода на контрольную точку прошло слишком много времени (или программа вообще не вышла на контрольную точку), либо если при этом использовалось слишком много ресурсов, начинается поиск причин упомянутых отклонений, и, возможно, прекращается выполнение программы. Соответственно, слишком быстрое выполнение программы или недостаточное использование ресурсов тоже будут свидетельствовать о некоторых отклонениях. Включение таких функций способствовало бы резкому повышению устойчивости и надежности вычислительных систем.

Рефлективный уровень в машинах. На рефлективном уровне система ведет постоянный мониторинг своих действий. Этот уровень можно назвать и наивысшим звеном анализа, и самым слабым звеном в механизмах управления современными системами. И опять-таки надо отметить, что автоматический переход в режим «осторожных действий» либо даже прекращение жизненно важных операций или уклонение от их выполнения, не получили широкого распространения. Самоуправляемые системы должны быть достаточно гибкими для того, чтобы прекращать выполнение программ, которые могут нанести ущерб, которые используют слишком много ресурсов или, по-видимому, оказались в ситуации взаимной блокировки.

Примером может служить избыточный массив дисков RAID. Дисковые массивы с архитектурой RAID предназначены для обеспечения устойчивого и быстрого доступа к хранимым в них данным с высокой степенью надежности. Но как бы то ни было, данные все же теряются. Довольно часто такие потери происходят при попытках замены отказавшего диска [16]. Теоретически отказ диска не должен приводить к тяжелым последствиям, ведь системы RAID как раз и предназначены для разрешения аварийных ситуаций. Отказавший накопитель извлекается, и вместо него устанавливается исправное устройство. Но иногда оператор по недосмотру удаляет нормально функционирующий накопитель, и в результате получает второй отказ, оборачивающийся потерей данных. Существует несколько подходов, позволяющих уменьшить потери данных. Один из них состоит в том, чтобы обеспечить безопасное функционирование массивов RAID даже при двух отказах (скажем, применять RAID уровня 6). Другой путь — создать более совершенный интерфейс, позволяющий свести к минимуму число подобных ошибок.

Понятно, что второй подход лучше: важность организации эффективного взаимодействия человека и компьютера хорошо известна, другое дело, что на практике ей уделяют слишком мало внимания. При реализации первого подхода приходится платить высокую цену — вырастают затраты и падает эффективность. Вот здесь-то и пригодилась бы аффективная система. Представим себе, что потеря дискового накопителя выявляется на реактивном уровне, вызывая сигнал тревоги; в сущности, это можно определить как переход системы в состояние «озабоченности». К решению проблемы подключается человек (оператор), но тут в дело вступает рутинный уровень поведения системы: в ее памяти обнаруживаются примеры, когда действия оператора вели к возникновению более серьезных проблем; уровень озабоченности компьютерной системы повышается. В итоге изменяется способ функционирования системы: она переходит в более осторожный режим, определяемый изменением в правилах. Поскольку уровень безопасности был снижен, система может чаще инициализировать функцию резервного копирования (возможно, на удаленный накопитель), или начнет функционировать в параллельном «фоновом» режиме, а то и приостановит до лучших времен выполнение жизненно важных заданий.

Возможно и другое решение: на ходу перестроить систему RAID таким образом, чтобы она допускала, не теряя при этом данных, отказ второго диска, даже если за это придется заплатить снижением емкости или снижением производительности. Иначе говоря, почему бы не предусмотреть для компьютерных систем возможности реагирования на изменения в окружающей среде, подобного поведению человека в состоянии озабоченности? В этом случае машины проявляли бы осторожность даже при попытках устранить причину неблагоприятного изменения. Действия людей в таких случаях фокусируются на некотором ограниченном круге объектов; они обычно сразу же серьезно углубляются в процесс решения возникшей проблемы и пребывают в таком состоянии до тех пор, пока не выявлены причины изменений и не определены ответные реакции. Но вне зависимости от того, каким будет подход к организации поведения машин в условиях кризисных ситуаций, ясно, что требуется некоторое изменение их «нормальных» реакций.

Типичная проблема автоматизированных систем — отсутствие механизмов оповещения о неожиданных изменениях [17]. Эти системы хорошо приспособлены для работы даже в таких ситуациях, когда их компоненты выходят из строя, но они редко сообщают об этих отказах системам более высокого уровня или корректируют собственные действия. В результате человек-оператор или реализованные на более высоких уровнях механизмы мониторинга могут оставаться в неведении относительно имевших место проблем, даже если устойчивость к ошибкам уже существенно снизилась. Бывает, что за первым отказом следуют другие, и система оказывается непригодной к ремонту; при этом разбираться с возникшими непредвиденными осложнениями часто приходится человеку-оператору.

Ну, а зачем вообще использовать модель эмоциональных реакций? Не лучше ли просто программировать систему так, чтобы она защищала себя от разного рода проблем? Ведь самое эффективное решение любой мыслимой конкретной проблемы, если она нам известна и понятна, всегда будет состоять в написании соответствующего алгоритма. Зачем же тогда предлагать создание новой системы — системы эмоциональных реакций? Разве не проще проанализировать все потенциальные отказы и предложить меры по их устранению?

Обычно, размышляя об организации компьютерных систем, мы пользуемся категориями, которые специалисты в области искусственного интеллекта называют «сильными методами»; это методы, использующие знания той или иной предметной области. Иными словами, мы оперируем конкретными алгоритмами, которые предназначены для решения конкретных проблем с помощью механизма, предполагающего закладывание в соответствующий алгоритм существенного объема знаний по данной проблеме. Мягкие же методы и эвристики, напротив, не предполагают привлечения знаний из предметной области, поскольку они предназначены для решения гораздо более общих задач. По этой причине они требуют гораздо большего времени, они гораздо менее эффективны и часто не дают гарантии успеха. Используя слабые методы, мы выигрываем в универсальности, но проигрываем в эффективности.

Сильные методы всегда предпочтительны в случаях, когда мы знаем обстановку и понимаем ее особенности, когда окружающая среда предсказуема и ее сфера более или менее ограничена. Но когда эти условия не выполняются, предпочтение следует отдать слабым методам. В контексте обработки информации аффект — слабый метод. Его преимущество в том, что он помогает справляться с неожиданно возникающими проблемами. Аффект дополняет сильные алгоритмические методы в том смысле, что он повышает устойчивость системы в непредвиденных ситуациях. Ведь реальный мир характеризуется высокой степенью неопределенности и переменчивости. Для такой среды биология избирает слабые методы — методы универсальные и применимые к широкому спектру ситуаций. Так вот, по мере того как машины будут становиться все более автономными и все более подверженными факторам неопределенности, аффект будет все чаще применяться и в качестве механизма саморегуляции машин.

Разумеется, сильные методы тоже используются в мире биологии. Даже человек с его массивным мозгом сохранил систему многочисленных «встроенных» эффективных реакций на те или иные ситуации. Рефлексы и непроизвольные моторные реакции обеспечивают быстрый ответ на конкретные изменения обстановки, такие, как отсутствие опоры, потеря равновесия, горький вкус, запахи разложения, а также горячие поверхности или предметы с острыми краями. Эти ответы — быстрые «шаблонные» решения для ситуаций, возникающих при наступлении событий определенного класса. Но наряду с ними в мире биологии используются и более сложные, более медленные, рефлективные методы решения задач в необычных ситуациях. Биологические системы обеспечивают быструю реакцию на ситуации, требующие именно такого ответа, и медленную, «раздумчивую» реакцию, когда обстоятельства требуют, а время позволяет ответить на изменения именно таким образом.

Что из этого следует

Наделенный эмоциональными функциями компьютер мог бы на уровне «ощущений» оценивать свое собственное состояние и состояние окружающей среды. Он мог бы соизмерять свои действия со своими ожиданиями, и имел бы возможность анализировать собственные действия. Он мог бы судить о своей надежности и о надежности других систем, с которыми ему приходится взаимодействовать, а также мог бы корректировать собственное поведение с целью повышения эффективности, обращая внимание на обстоятельства, которые до сих пор не принимались в расчет. Он мог бы действовать с осторожностью, где это необходимо, и напористо, где это возможно. Он мог бы автоматически настраиваться таким образом, чтобы принимать в расчет возросшие риски и постоянно держать в поле внимания состояние собственного «здоровья», по крайней мере, в том, что касается инфраструктуры и обработки информации.

Осуществляя постоянный мониторинг своего состояния и состояния среды, система будет контролировать свой уровень удовлетворенности или озабоченности.

В случаях, когда компоненты системы нуждаются в обслуживании, уровень озабоченности будет возрастать, поскольку потребность в обслуживании означает снижение устойчивости к ошибкам, да и сам акт обслуживания может быть чреват ошибками. Операторы знают, что непосредственно перед выполнением и в ходе выполнения задач особой важности не следует осуществлять обслуживание системы или модернизацию программного обеспечения. Такое же чувство озабоченности должно быть присуще и компьютерным системам. Представим себе, что для выполнения некой расчетной задачи формируется группировка из нескольких машин. Допустим теперь, что все эти машины опрашиваются на предмет выяснения степени их готовности. Каждая из них получает запрос, сводящийся, в сущности, к вопросу «Как самочувствие?» Поучительно познакомиться с некоторыми возможными вариантами ответов: «Один из дисков моей системы RAID вышел из строя, так что если задача действительно важная, на меня лучше не рассчитывать»; «Меня немного беспокоит то, что я допустила несколько ошибок, поэтому я не смогу работать с максимальной производительностью: придется постоянно перепроверять результаты». «Я обеспокоена тем, что недавно подверглась атаке вирусов или хакеров».

В ходе длительной эволюции животные выработали совершенные механизмы выживания в непредсказуемом и динамичном мире, механизмы, в которых оценки на основе эмоциональных реакций сочетаются с методами модуляции системы в целом. Итогом данного процесса стало повышение надежности и устойчивости к ошибкам. Создатели компьютерных систем могут извлечь из этого опыта полезные уроки. n

Литература

A. R. Damasio, Descartes’ Error: Emotion, Reason, and the Human Brain, G.P. Putnam, New York, 1994.
M. Minsky, The Emotion Machine, Pantheon, New York, 2003.
N. Frijda, J. Swagerman, «Can Computers Feel? Theory and Design of an Emotional System», Cognition & Emotion 1, No. 3, 1987.
H.A. Simon, «Motivational and Emotional Controls of Cognition», Psychological Review, 74, 1967.
A. Sloman, M. Croucher, «Why Robots Will Have Emotions», Proceedings of the Seventh International Conference on Artificial Intelligence, 1981.
D.A. Norman, A. Ortony, W. Revelle, «Effective Functioning: A Three Level Model of Affect, Behavior, and Cognition», in Who Needs Emotions? The Brain Meets the Machine, J.M. Fellous, M.A. Arbib, editors.
C. Breazeal, Designing Sociable Robots, MIT Press, Cambridge, MA, 2002.

R. W. Picard, Affective Computing, MIT Press, Cambridge, MA, 1997.
A. Sloman, B. Logan, «Evolvable Architectures for Human-Like Minds», Affective Minds, G. Hatano, N. Okada, H. Tanabe, Editors, Elsevier, Amsterdam, 2000.
R. Trappl, P. Petta, S. Payr, Emotions in Humans and Artifacts, MIT Press, Cambridge, MA, 2003.
A. Sloman, «How Many Separately Evolved Emotional Beasties Live within Us?», Emotions in Humans and Artifacts, R. Trappl, P. Petta, S. Payr, Editors, MIT Press, Cambridge, MA, 2003.
R.E. Thayer, The Biopsychology of Mood and Arousal, Oxford University Press, New York, 1991.
J.T. Cacioppo, W.L. Gardner, «Emotion», Annual Review of Psychology 50, 1999.
F.G. Ashby, A.M. Isen, A.U. Turken, «A Neuropsychological Theory of Positive Affect and Its Influence on Cognition», Psychological Review 106, No. 3, 1999.

A.M. Isen, «Positive Affect and Decision Making», Handbook of Emotions, M. Lewis, J.M. Haviland, Editors, Guilford, New York, 1993.
A. Brown, D.A. Patterson, «To Err Is Human», Proceedings of the First Workshop on Evaluating and Architecting System Dependability (EASY ’01), Goteborg, Sweden, July 2001.
D.A. Norman, «The ‘Problem’ of Automation: Inappropriate Feedback and Interaction, Not ‘Over-Automation'», Human Factors in Hazardous Situations, D.E. Broadbent, A. Baddeley, J.T. Reason, Editors, Oxford University Press, Oxford, 1990.

Дональд Норман ([email protected]) — профессор компьютерных наук Северо-Западного университета (США), почетный профессор когнитивных наук и психологии Калифорнийского университета в Сан-Диего.

Эндрю Ортони (ortony@ northwestern.edu) — профессор психологии Школы образования и социальной политики, содиректор Центра исследований в области когнитивных процессов, эмоций и эмоциональных расстройств Северо-Западный университет (США).

Дэниэл Рассел ([email protected]) — старший менеджер лаборатории User Sciences and Experience Research (USER) исследовательского центра IBM Almaden Research Center.

D.A. Norton, A. Ortony, D.M. Russell, Affect and machine design: Lessons for the development of autonomous machines. IBM System Journal, Vol. 42, No. 1, 2003. Copyright IBM. All right reserved. Reprinted with permission.

ФГБНУ НЦПЗ. ‹‹Клиническая психопатология››

Реакция на пережитое событие  это осмысленно мотивированный эмоциональный ответ на какое-либо событие. Грусть о чем-то, раскаяние в чем-то, ужас перед чем-то, ярость из-за чего-то являются такими реакциями. Эти эмоции всегда непосредственно содержат стремление или сопротивление, из которых затем часто следуют действие или бездействие. Эти стремление и действие, как и внутреннее сопротивление и бездействие, тоже относятся к реакции на события. Рациональное восприятие и переработку ситуации мы не относим к реакциям на события.

Для того, что мы называем реакциями на события, ЯСПЕРС десятилетия назад сформулировал критерии, которые мы резюмируем следующим образом:

Реактивное состояние не встречается без вызвавшего его события.
Содержание, тема этого состояния находятся в понятной взаимосвязи с его причиной.
Изменение реактивного состояния во времени зависит от его причины; в частности, оно прекращается с устранением причины.

Пример: мать тревожится из-за болезни ребенка. Она не делала бы этого, если бы ребенок не был болен. Ее тревога содержательно связана с этой болезнью, она колеблется в соответствии с протеканием болезни и прекращается, когда ребенок выздоравливает.

К этому следует добавить: первый критерий, во всяком случае, действителен для любой реакции на событие. То, что она вызывается каким-то событием, относится к ее сущности. Второй критерий применим в менее строгом смысле. Когда кто-то, пережив, например, ужас железнодорожной катастрофы, бродит вокруг в сумеречном состоянии и его мысли заняты не катастрофой, а носят, может быть, неуместно эйфорическую окраску, здесь тоже еще можно говорить о реакции на пережитое событие. Так же и в том случае, когда кто-то вследствие какого-либо события приходит к психической несостоятельности, к самоанализу, к ипохондрии, не думая уже о самом событии. Разумеется, в большинстве случаев этот критерии применим и является очень важным указанием на то, что реакция на событие имеет место. Если же мы слышим, к примеру, что человек находится в печальном расположении духа со времени определенного события, но оно не является содержанием его мыслей, темой настроения, то реактивное состояние почти всегда исключается. Тогда речь может идти самое большее о психическом инициировании. В обратном порядке применять этот критерий нельзя. Хотя почти никогда нельзя допускать наличие реакции на событие, состояние по своему содержанию не перекликается с каким-то событием, но есть ведь и многие психозы, темой которых является определенное событие, не будучи при этом их причиной. Третий критерий действует тоже не совсем строго. Протекание реакции идет не всегда параллельно состоянию вызвавшего ее события. Поэтому даже на близкий по времени неизменный факт не обязательно реагируют одинаково при каждом его упоминании. «Дело обстоит уже по-другому», как говорят, когда эмоциональная реакция на какое-либо событие перерывается либо ослабевает, что совсем не обязательно должно быть окончательным. Таких колебаний еще больше при событиях, отделенных более длительным отрезком времени. Нередко какое-то болезненное переживание (иногда, но не всегда обновляемое в памяти каким-либо ключевым словом) лишь время от времени вызывает мучения, которых в другое время человек не испытывает. В таких случаях мы говорим о временной (прерывающейся) реакции на событие.

Эта не мотивированная, а действующая чисто каузально, не пережитая подпочва реакции на событие очень знаменательна. На эту подпочву и, тем самым, на силу реакции могут оказывать влияние другие события, время суток, погода, настроение, физическое самочувствие, сон, сытость, прежде всего возбуждающие средства всякого рода, но также и музыка. Всем известно, что выпитая вечером бутылка вина как будто устраняет горе, которое при пробуждении на следующее утро снова гнетет нас с прежней тяжестью. Возбуждающие средства могут даже извращать вид и эмоциональную окраску реакции. Так, например, под воздействием алкоголя человек может в неутешительном факте обнаружить положительную сторону и даже на время сделать «из необходимости добродетель».

Однако подпочва переживания часто меняется без всякой видимой причины, и в этом случае, как было сказано, эмоциональный вес переживаний не всегда следует законам разума. Но подпочва является не только одним из факторов, модифицирующих вес переживаний. Существует также лабильная реактивная способность расстраиваться, основанная на подпочвенной готовности к этому И есть просто подпочвенные депрессии без реактивных признаков. Подпочва диктует, кроме того, не только психологически независимо возникающие настроения, но и (наряду с независимо возникающими мыслями и стремлениями) также независимо возникающие страхи, навязчивые состояния, переживания отчужденности, периоды астенической несостоятельности. То, чем является сама подпочва, выходит за рамки опыта и представляет собой чисто философский вопрос. Для нас это всего лишь пограничное понятие⁰⁰¹ . То есть мы устанавливаем с его помощью границу, за которую не может проникнуть никакой опыт, нечто, чему нет выражения, что, следовательно, нельзя ни постулировать просто как соматическое, ни объяснить психологически. Речь идет, таким образом, о чем-то совершенно ином, нежели подсознательное в психоанализе.

Когда мы говорим о подпочве или подпочвенных депрессиях, мы всегда думаем о колебаниях настроения в нормальной и психопатической жизни. Только такое употребление понятия «подпочва» позволяет различать подпочвенную и циклотимную депрессии. Психологически независимо возникающее плохое настроение больных циклотимией, шизофренией, эпилепсией и страдающих всякого рода заболеваниями головного мозга тоже основано на неосознаваемой подпочве. Поскольку сама подпочва является пограничным понятием и может стать объектом, не поддающимся исследованию, не имеет никакого смысла фантазировать, что там конкретно происходит и какие, например, различия можно было бы предположить. То есть при таких исследованиях мы целиком зависим от способов переживания плохого настроения и его глубины и только на их различия можем указать или, по крайней мере, попытаться это сделать.

Несмотря на постоянно присутствующий элемент подпочвы, психическая жизнь проникнута поддающимся рациональному объяснению реагированием на события, и психический настрой определяется им в значительной степени. Прежде всего настроением управляют, конечно, актуальные, волнующие события. Если таковых в наличии нет, то настроение, если оно не слишком индифферентно или, несмотря на определенную окраску, не имеет доминирующего содержания, диктуется свободно возникающими темами мыслей, воспоминаниями о пережитых событиях, а также мыслями о будущем, которые являются по сути фантазированием, предвосхищением (как, например, тревога или предвкушение радостного события). Все это имеет, часто без объяснимого повода, различный по силе эмоциональный вес. Среднее же настроение определяется подпочвой.

От этой непережитой и не подлежащей переживанию подпочвы реакций на события следует отличать пережитый фон⁰⁰² некоторых реакций на события. Вот пример одной из простых фоновых реакций: человек получает утром письмо, содержание которого его слегка расстраивает. И хотя он не весь день думает об этом, но все же чувствует какое-то смутное напряжение. В течение этого дня происходит нечто, что в другие дни не стало бы причиной сколь-нибудь значительной эмоциональной реакции. Но теперь, на фоне предшествующего впечатления, происходит сильная реакция, обычно скорее раздраженного, чем печального типа. Поэтому, а также по причине переменчивости, вряд ли можно говорить о настоящей фоновой депрессии. Фоновая реакция имеет место также, когда человек, страдая весь день от головной боли, необычно сильно реагирует на что-то само по себе незначительное или когда после душевного потрясения у него какое-то время сохраняется напряжение с повышенной в целом способностью к депрессивной реакции.

Сам фон может, как это видно из примеров, быть мотивированным или иметь объяснимую соматическую причину. Но он может также основываться на той самой непережитой подпочве, когда, например, у человека без видимых причин бывает «плохой день» и он остро реагирует на мелочи, которые в другой день были бы ему безразличны. Понятие фоновой реакции нельзя преувеличивать. Оно подразумевает, что нечто пережитое, хотя и не всегда сразу приходящее на память, влияет на реакцию на другое событие. Это влияние может выражаться в усилении или ослаблении этой реакции.

Если при обсуждении подпочвы и фона мы приняли за исходный пункт депрессивную реакцию на события, то это ни в коем случае не означает, что данную точку зрения следует учитывать только при этой реакции. Она применима ко всем типам реакций на события. В качестве модифицирующего фактора всегда важна подпочва, но пережитый фон тоже нередко имеет место. Так, после перенесенного испуга может сохраняться пугливость, а после пережитого страшного события боязливость.

Аномальные реакции на события отличаются от среднего уровня нормальных реакций на события прежде всего своей необычной силой (к чему следует отнести и неадекватность в сравнении с поводом), аномальностью продолжительности или внешнего выражения либо аномальным поведением. Между такими аномальными и нормальными реакциями на события имеются расплывчатые переходы. Часто зависит в значительной степени от наблюдателя и его оценки причин, будет ли та или иная реакция охарактеризована уже как аномальная. Безутешное горе по поводу утерянной почтовой марки или поломанного растения в саду для коллекционера или садовода-любителя более «нормально», чем для других. Бывает также аномально слабая или аномально краткая реакция в сравнении с вызвавшим ее событием вспомним о вялых реакциях бесчувственных психопатов.

Могут ли реакции на события отличаться от нормы также качественно, как это частично происходит с переживаниями психотических личностей, сказать трудно. Есть тенденция относить сюда реактивное галлюцинирование, реактивное помрачение сознания, Реактивно-психогенные телесные расстройства, однако намеки на все это есть в жизни каждого. Таким образом, мы имеем выбор: приписывать каждому человеку качественно аномальные реакции на события или интерпретировать их лишь как аномально-интенсивные.

До сих пор мы имели в виду только реакции на внешние события. Но существуют также реакции на внутренние события: на внутреннюю неуравновешенность, напряженность, особенно на ситуации, связанные с влечениями. В этих случаях мы говорим о реакциях на внутренние конфликты. Дело здесь не в самих недостатках и дисгармонии, а в болезненном отношении к ним, то есть именно в реакциях на внутренние конфликты. Поэтому резко разграничить их с реакциями на внешние события нельзя, так как они часто порождаются этими событиями. Девушка, которая кажется себе некрасивой и постоянно страдает из-за своей внешности, будет подавлена еще больше, если любимый человек по этой причине разлюбит ее или ее внешность заставит его, несмотря на известную симпатию, отстраниться от нее. Нечто подобное КРЕЧМЕР образно называет «ключевым переживанием»⁰⁰³ , когда оно с необычайной точностью попадает в уязвимое место. Ключевые переживания усиливают и упрочивают внутренние конфликты.

Это приводит нас к роли личности в реакциях на события. Реагирующей всегда является личность, которая и обнаруживается только в своих реакциях, и только по ним можно судить о ней и описывать ее. Но здесь нас интересует следующее: реакции на внутренние конфликты связаны с совершенно определенными личностями, а именно почти всегда с сенситивными, не уверенными в себе. (Всякое ощущение себя несчастливым происходит от неуверенности в себе. Самоуверенность не дает для этого ни малейшего повода, она легко справляется и с внешними превратностями). Реакции на внешние события в общем более сверххарактерны, они свойственны всем людям: каждый может о чем-то грустить или чего-то бояться. Однако: чем ничтожнее повод для грусти или страха и чем аномальнее масштабы, внешний вид, продолжительность этих реакций или вызванного ими поведения, тем больше значение следует придавать личности. Хотя при соответствующем поводе реакцией каждого человека является грусть или страх, некоторые реагируют так даже по самому ничтожному поводу, а по более серьезному особенно интенсивно и длительно. Это, однако, никоим образом не означает, что тяжелые состояния печали или страха при серьезном поводе имеют предпосылкой какую-то определенную личность. Однако действительно бывают и такие реакции на внешние события, которые в аномальной степени связаны с совершенно специфическими личностями: например, ярость и ревность.

В своих рассуждениях мы имеем в виду те аномальные реакции на внешние события, которые являются более или менее сверххарактерными. Реакции характерогенные, обусловленные личностью приводят нас непосредственно к патохарактерологии, к аномальным (психопатическим) личностям, так же как и реакции на внутренние конфликты, хотя при них мы принимаем во внимание ключевые события. Рассмотрение здесь связей и различий между нашей точкой зрения и КРЕЧМЕРОВСКИМ противопоставлением «примитивных реакций» и «личностных реакций»⁰⁰⁴ , а также «личностных реакций» и «реакций на обстановку»⁰⁰⁵ BRAUNа, завело бы нас слишком далеко. Оба, кстати, используют выражение «реакция на событие».

3а исключением, может быть, неприжившихся «ситуационных реакций» Himburgera, все обозначения того, что мы называем аномальными реакциями на события, являются спорными. Они выражают не осмысленное реагирование на события, а позволяют предполагать чисто физические реакции либо физические, которые затем вторично сказываются и на психике, как это подразумевают «экзогенные формы реакций»⁰⁰⁶ Bonhoeffera. Следует напомнить, какие в его время были разногласия по поводу «шизофренического типа реакций». Один понимал под этим физическую реакцию с шизофреническими картинами, другой реакцию на события с шизофренической симптоматикой. Последнее, впрочем, бывает только у больных шизофренией, если закрыть глаза на внешние аналогии. Такими двусмысленными обозначениями являются, в частности «патологическая реакция», «аномальная реакция», «аномальная психическая реакция». «Психопатическая реакция» сказать нельзя, гак как при этом думают о реакциях психопатов. Приемлемо выражение «психогенная реакция», однако со временем оно приобрело звучание, напоминающее о целевых реакциях, о тенденциях, хотя именно тенденции бессмысленно обозначать как «психогенные». Мы даже говорим иногда о «психогенном сумеречном состоянии» или «психо-генных психических расстройствах». Здесь слово «психогенный» имеет смысл, а именно как противоположность органическому физическому расстройству, органическому например эпилептическому сумеречному состоянию. Без этого противопоставления «психогенный» будет всего лишь суждением, даже оценкой, подразумевающей нечто ненастоящее, притворное, желаемое, нечто «псевдо». Сегодня принято, хотя и не рекомендовано, расширять выражение «психогенный» в этом направлении, противопоставляя его «настоящему». В этом случае психогенное утрачивает свой языковой смысл и становится чем-то совершенно другим. Этот уже морализаторский оттенок понятия «психогенный» не позволяет нам больше противопоставлять «психогенную» (на нашем языке реактивную) депрессию эндогенной, как это делал еще LANGE. Притом совершенно по праву, поскольку это было бы по сути тоже вполне обоснованное противопоставление, также соответствующее языковому смыслу слова «психогенный». В клинической обиходной речи можно говорить просто о «реакции» (например, в противоположность «психозу»), имея при этом в виду реакции на события. Здесь мы тоже иногда так поступаем. Пользуясь, таким образом, обозначением «психогенный», мы, как и все в последнее время, отвергаем обозначение «истерический», равно как и выражение «невроз»⁰⁰⁷ . Слово «истерический» превратилось в ничего не говорящую оценку. Выражение «невроз» в языковом отношении полностью противоречит сегодняшней интерпретации того, что под этим подразумевается⁰⁰⁸ : именно благодаря достижениям новейшей психопатологии и психотерапии установлено, что это не нервные, а психические расстройства. Кроме того, выражение «страдать неврозом» слишком легко освобождает «невротика» от ответственности, которую он должен на себя брать. Человек не страдает неврозом, а является невротиком. Осознание этого первое, чему он должен научиться, если хочет выздороветь. Если в понятие «невроз» привносятся ставшие несознаваемыми, не хранящиеся в памяти события, то совпадение с аномальной реакцией на события становится, впрочем, неточным. Здесь нет необходимости рассматривать это подробнее. Мы никогда не используем также обозначение «психоневроз»⁰⁰⁹ , которое ничего не добавляет к сути и в общем-то проходит мимо нее.

Таким образом, мы исчерпываем всю эту область следующими понятиями:

1. Аномальные реакции на внешние события. Это аномальные реакции на события в более узком смысле.

2. Реакции на внутренние конфликты.

Обе группы могут обнаруживать картину психогенных соматических расстройств. Здесь мы говорим о первой группе, а именно о более сверххарактерных видах. Из этого «более» ясно, что между ними и характерными видами реакций имеются плавные переходы. Обе группы могут приводить к аномальным событийно-реактивным развитиям.

Напомним, что всюду здесь выражение «болезнь» неуместно. Мы неоднократно сужали понятие болезни в психиатрии до психических расстройств, вызванных соматическими причинами, и не имеем возможности обосновывать это здесь. А поскольку речь идет не о болезнях, то и лечение может заключаться, за исключением самой незначительной помощи, не в медицинской терапии, а лишь в психотерапии⁰¹⁰ .

Аномальные реакции на события описываются чаще всего по внешне выделяющимся клиническим картинам: реактивная депрессия, реактивное сумеречное состояние, реактивный «бред». Выше мы видели, что реакции на события являются эмоциональными ответами на события, и виды этих эмоций мы делаем принципом классификации. Таким образом, мы описываем аномальные реакции на события в соответствии с их основной эмоцией, а потому сталкиваемся, например, с реактивными сумеречными состояниями многократно: они встречаются и при испуге, и при страхе, и при ярости, редко также при печали. А параноидные реакции бывают при страхе, ревности и вследствие душевного стыда. Правда, ярость, ревность и стыд выходят уже за рамки нашей темы, как мы сейчас увидим.

Есть разные виды душевных эмоций, каждая из которых может когда-нибудь сыграть роль основной эмоции для аномальной реакции. Отчасти обозначения подразумевают лишь виды, оттенки, вариации главной эмоции: так, озабоченность и ностальгия относятся к тоске, зловещее чувство и боязнь к тревоге, ярость как крайняя степень к злости и гневу. Здесь для нас представляют интерес малейшие разновидности и оттенки чувств, для которых в нашем языке имеется огромное количество наименований. Соответствующие им реакции по большей части отражаются в жизни, не достигая клинически значительной степени. Здесь, однако, мы рассмотрим подробнее лишь те эмоции, из которых возникают состояния, которые восходят к клинике, иногда приобретают масштабы психозов и в отличие от настоящих психозов могут приводить также к дифференциально-диагностическим соображениям. Речь идет, пожалуй, лишь о тоске, испуге и страхе (боязни). Другие виды эмоций, которые сами по себе важны для психиатрии, ярость, ревность, недоверие, душевный стыд мы встречаем в качестве выраженных аномальных реакций только у определенных личностей и поэтому останавливаемся на них здесь лишь попутно.

Возможно, представляет интерес то, какую долю среди пациентов клиники в большом городе составляют аномальные реакции на события. За период 1934-1938 гг. в психиатрическом отделении городской больницы Мюнхен-Швабинга на 7571 пациента приходилось 953 аномальные реакции на события, то есть 12,6 %, из них 11 % случаев у мужчин, 14 % у женщин. Среди аномальных реакций на события примерно 75 % составляли пациенты с реактивными депрессивными состояниями, которые очень часто поступали к нам после попыток самоубийства. Конечно, статистическое отнесение аномально реагирующего к этой группе или к психопатическим личностям часто происходит произвольно. Однако в течение упомянутого периода времени не наблюдалось большой разницы в удельном весе этих групп. Решающей для причисления к одной или другой группе была точка зрения, представленная и здесь: если при реакции главное значение имела личность, а не внешние обстоятельства, случай зачислялся в группу психопатических личностей.

⁰⁰¹ «Пограничное понятие» — это старая философская идея. Так обозначаются понятия или объекты, которые, с одной стороны, ограничивают познание, а с другой, указывают на то, что стоит за этим и о чем нельзя составить себе чувственного представления.
⁰⁰² «Фон» — тоже важное для мышления Шнайдера понятие, которое объясняется здесь внятно и — в отличие от подпочвы — конкретно. В этом варианте оно происходит из структурной психологии своего времени, которая, в частности, исходила из того, что важнейшие свойства одной вещи или двух понятий проявляются при противопоставлении их друг другу. При этом передний план и фон относились к часто называемым парам понятий. Более точно это было разработано с помощью понимания образов, при котором следует различать передний план и фон. Это представление было поддержано также в гештальттерапии. Оно исходит. в частности, из предположения, что невротик не может правильно различать передний план и фон.
⁰⁰³ Согласно Э.Кречмеру, «ключевое переживание» — это особенно интенсивное переживание, которое становится исходным пунктом аномального психического развития. «Такие переживания имеют особую тенденцию извлекать из определенной личности характерные для неё реакции («личностные реакции»)… Так, переживание какой-то небольшой сексуально-этической неудачи может оказывать специфически раздражающее действие на чувствительный тип характера, тогда как для человека воинственно-склочного склада она, возможно, пройдет незамеченной». Подобные ключевые переживания, по мнению Кречмера, могут при известных обстоятельствах становиться отправной точкой паранойи.
⁰⁰⁴ «Личностные реакции», по Э.Кречмеру, — это такие реакции на события, при которых личность проявляется полностью, так что они, в противоположность примитивным реакциям, приводят к развитию и отражению всей личности.
⁰⁰⁵ Шнайдер ссылается здесь на Эрнста Брауна, который приводит эти различия своей книге «Витальная личность». Однако научными дискуссиями они почти не были поддержаны. В этом абзаце обобщается современная Шнайдеру дискуссия вокруг данной темы или же ее правильного наименования. Большая её часть сегодня уже не актуальна, но представляется примечательным, что названные авторы явно единодушны по воду того, что аномальная реакция на события представляет собой диагностическую единицу. Однако в DSM III/IV и ICD 10 этой единицы уже нет, в том числе и другими обозначениями. Даже большой и разнородный раздел «посттравматические стрессовые расстройства» (PTSD) в качестве диагностического понятия аномальной реакции не содержит, поэтому целесообразно его применять, вероятно, лишь к небольшой части случаев, которые имеются здесь в виду.
⁰⁰⁶ K. Bonhoeffer (1908, 1910) называл их острыми экзогенными типами реакций. Имеются в виду острые, соматически обусловленные психозы, выступающие как симптом (эпифеномен) (постижимого) соматического заболевания. Ведущим клиническим симптомом является помрачение сознания, которое в редких случаях может и отсутствовать. Возможно формирование целого ряда различных картин состояния.
⁰⁰⁷ Это опять-таки соответствует классификации DSM III/IV, которая вместо «истерический» использует новый термин «гистрионический», а слова «невроз» тоже полностью избегает.
⁰⁰⁸ Шнайдер напоминает здесь о том, что термин «невроз» был введен Cullenом для всех заболеваний нервной системы (в том числе периферийной), причину которых невозможно обнаружить, и долгое время использовался в этом качестве.
⁰⁰⁹ Термин «психоневроз» был введен в 1894 г. Фрейдом для неврозов, симптомы которых представляют собой символическое выражение раннедетского, неактуального конфликта. Для Фрейда это было термином, противоположным «актуальным неврозам», и включало главным образом неврозы перенесения и нарциссические неврозы (психозы). Тем самым «психоневроз» у Фрейда не является синонимом «невроза», поскольку актуальные неврозы исключены. В другом смысле термин «психоневроз» использовал P. C. Dubois, а именно для обозначения неврозов с причиной и для разграничения с вышеупомянутым понятием невроза, введенным Cullenом.
⁰¹⁰ Это писалось до наступления эры психофармакологии, когда были разработаны вещества, в принципе способные оказывать действие на любое психическое расстройство.

Эмоциональная реакция на стресс вызывает сердечные заболевания — Газета.Ru

Эмоциональная реакция на стресс вызывает сердечные заболевания — Газета.Ru | Новости

Мостовой о Слуцком: в последнее время он вообще везде провалился 04:30

В Госдепе рассказали об ответе США на решение ОПЕК+ о сокращении добычи… 04:29

Блинкен: США будут готовы к дипломатии с РФ по Украине, если Москва. .. 04:19

Власти Энергодара ведут переговоры с МАГАТЭ о безопасности Запорожской АЭС 04:15

Байден: мир впервые со времен Карибского кризиса сталкивается с прямой ядерной… 04:14

Олимпийская чемпионка Щербакова рассказала о своем восстановлении после операции 04:10

Маск обвинил Twitter в безрассудстве 04:01

Почти половина россиян потеряли мотивацию к работе из-за стресса 04:00

РИА «Новости» сообщило о причинах, побудивших россиян приплыть… 03:55

В конгрессе назвали энергетическую политику Байдена угрозой нацбезопасности США 03:51

26 февраля 2016, 18:06 Наука

Новая работа исследователей из США показала, что эмоциональная реакция на стрессовые ситуации оказывает более вредное воздействие на здоровье, чем частота самих стрессовых ситуаций. Работа опубликована в журнале Psychosomatic Medicin.

Известно, что стресс и негативные эмоции вызывают заболевания сердечно-сосудистой системы, но пока не ясно, почему так происходит. Одна из возможных причин – это воздействие стрессовых ситуация на вегетативную нервную систему. Ученые заинтересовались тем, как связаны между собой частота стрессовых ситуаций и вариабельность сердечного ритма — изменчивость частоты сердечных сокращений. «Для здоровья лучше высокая вариабельность сердечного ритма, — говорит доктор Ненси Син из Пенсильванского центра здорового старения. — Люди с низкой вариабельностью сердечного ритма гораздо больше подвержены сердечно-сосудистым заболеваниям и риску преждевременной смерти».

Ученые в течение восьми дней подряд анализировали данные, получаемые от 909 участников в возрасте от 35 до 85 лет. Во время телефонного интервью испытуемый должен был описать свои стрессовые переживания за день. Затем данные интервью сравнивались с электрокардиограммой, полученной от участника эксперимента.

Оказалось, что эмоциональные реакции человека на стресс оказывают большее влияние на здоровье, чем стресс сам по себе. Более низкую вариабельность частоты сердечных сокращений имел тот, кто воспринимал события как более стрессовые или испытывал более сильный всплеск негативных эмоций. Именно эти люди больше подвержены риску сердечно-сосудистых заболеваний.

Ученые надеются, что в дальнейшем эти данные могут помочь при разработке мероприятий по улучшению здоровья людей.

Подписывайтесь на «Газету.Ru» в Новостях, Дзен и Telegram.
Чтобы сообщить об ошибке, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Новости

Дзен

Картина дня

«Призыв к началу мировой войны». В Кремле ответили на слова Зеленского о превентивных ударах

Зеленский призвал НАТО нанести превентивные удары по России

06.10.2022, 23:22

Лукашенко приказал заморозить все цены. Что будет с экономикой Белоруссии

Лукашенко объявил о запрете на любое повышение цен в Белоруссии с 6 октября

06.10.2022, 21:20

ЕС внес в черные списки трех российских певцов и одного философа

ЕС ввел санкции против артистов Газманова, Расторгуева и Чичериной и философа Дугина

06. 10.2022, 20:21

Байден: мир впервые со времен Карибского кризиса сталкивается с прямой ядерной угрозой

04:14

Эрдоган заявил, что планирует провести телефонный разговор с Путиным 7 октября

06.10.2022, 22:26

Алаудинов: «Ахмат», НМ ЛНР и группа «Вагнера» заняли оборонительный рубеж у Спорного в ДНР