Руссо Жан-Жак. Большая российская энциклопедия
Руссо́ Жан-Жак (Jean-Jacques Rousseau) (28.6.1712, Женева – 2.7.1778, Эрменонвиль, близ Парижа; в 1794 прах Руссо был перенесён в Пантеон), французский писатель, философ, композитор.
Сын часовщика-кальвиниста. Самостоятельно обучался различным ремёслам, много читал; служил лакеем, гувернёром, учителем музыки, домашним секретарём. Во время странствий сблизился со швейцарской дворянкой Л. де Варан, в доме которой жил с перерывами в течение 1730-х гг., изучал историю, философию, математику, ботанику и музыку и под влиянием которой принял католицизм. До конца жизни зарабатывал перепиской нот.
В 1741 г. приехал в Париж. В 1743–1744 гг. секретарь французского посла в Венеции. С 1749 г. писал для «Энциклопедии», издававшейся Д. Дидро и Ж. Л. Д’Аламбером (преимущественно статьи о музыке, которые вызывали возражения Ж.-Ф. Рамо), однако философские и общественные взгляды Руссо отличались от представлений старших энциклопедистов. В то время как просветители связывали социальный и нравственный прогресс с развитием науки, Руссо противопоставил природу и цивилизацию, «естественное состояние» и «общественное», утверждая, что чем ближе человек к природе (где нет промышленности, наук и искусств), тем он чище и добродетельнее: трактат «Рассуждение о науках и искусствах» («Discours sur les sciences et les arts», 1750, русский перевод 1768), принёсший ему известность. Руссо осудил предложение Вольтера открыть театр в Женеве и оспорил утверждение Д’Аламбера о том, что театральные представления способствуют очищению нравов («Письмо Д’Аламберу о зрелищах», «Lettre à M. D’Alembert sur les spectacles», 1758).
Разорвав отношения с Дидро, Д’Аламбером и Вольтером, Руссо сосредоточился на критике существующих социальных норм как противоречащих природе и на утверждении необходимости возврата в «естественное состояние», которое мыслилось им как первоначальный этап существования человечества, отмеченный свободой, равенством и добродетелью: трактат «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» («Discours sur l’origine et les fondements de l’inégalité parmi les hommes», 1755, русский перевод 1770). Причину социального неравенства Руссо усматривал в ставшей основой гражданского общества частной собственности, которая отсутствовала в «естественном состоянии». Осознавая, однако, что вернуться к этому состоянию нельзя и что только владение частной собственностью превращает индивида в ответственного члена общества, Руссо в трактате «Об общественном договоре, или Принципы политического права» («Du contrat social ou principes du droit politique», 1762, русский перевод 1903), принёсшем ему наибольшую, хотя и посмертную, славу, обосновал необходимость заключения договора между людьми во время перехода от естественного состояния к общественному. В отличие от других концепций общественного договора 17–18 вв., Руссо предлагал не договор правителя с подданными, но соглашение равных лиц друг с другом или общества как целого с каждым из индивидов, его составляющих («все они принимают на себя обязательства на одних и тех же условиях и все должны пользоваться одинаковыми правами»). Главные понятия трактата – «суверен» и «общая воля». Народ, несущий бремя законодательной власти, объявлялся Руссо «сувереном», власть которого неделима и неотчуждаема; депутаты признаются лишь уполномоченными народа, обладающими исключительно совещательным голосом. Для принятия законов – актов «общей воли» – требуется собрание всех граждан (прямая демократия), при этом народ не может быть созидателем законов: ему нужен законодатель, понимающий человеческие слабости, но не подверженный ни одной из них. Когда монархия превращается в деспотию, а равенство всех граждан оказывается равенством всех перед тираном, возможно насильственное ниспровержение деспотизма: в качестве необходимых для спасения отечества мер Руссо допускал и революцию, и диктатуру, однако считал их крайними и кратковременными средствами. Взгляды и сочинения Руссо были осуждены Парижским парламентом, а затем и властями Женевы; он укрылся от преследований в Мотье (близ Невшателя), а в 1766 г. по приглашению Д. Юма уехал в Англию. Вернувшись в 1767 г. в Париж, Руссо в последние годы жизни страдал манией преследования, жил под попечительством маркиза Р. -Л. де Жирардена в его замке в Эрменонвиле.
Как писателю известность Руссо принёс эпистолярный роман «Юлия, или Новая Элоиза» («Julie ou la Nouvelle Héloїse», 1761, сокращённый русский перевод 1769, полный – 1803–1804), написанный под влиянием С. Ричардсона и способствовавший развитию сентиментализма во Франции. В нём в русле теоретический воззрений Руссо представлена история любви дворянки Юлии к своему учителю Сен-Пре – человеку незнатному, но благородному и добродетельному, а также история её замужества не по любви, а по воле отца, и гибели; тонкий психологизм романа, описание «жизни сердца» и добродетельной чувствительности главных героев сочетаются с социальной критикой. Психологическую прозу романтизма предвосхитила «Исповедь» («Les Confessions», 1765–1770, издана в 1782–1789, сокращённый русский перевод 1797), в которой Руссо показал себя «во всей правде природы». Во многом автобиографичны также его поздние сочинения: «Руссо судит Жан-Жака» («Rousseau juge de Jean-Jacques», 1772–1775), «Прогулки одинокого мечтателя» («Les Rêveries du promeneur solitaire», 1776). Среди других литературных произведений: поэтические сборники, комедии «Нарцисс» («Narcisse», 1733, поставлена в 1752, издана в 1753), «Военнопленные» («Les prisonniers de guerre», 1743, издана в 1782).
Педагогические воззрения Руссо отразились в книге «Эмиль, или О воспитании» («Émile, ou De l’éducation», 1762, сокращённый русский перевод 1779), сочетающей черты трактата и художественного произведения, в которой на примере истории заглавного героя Руссо, в противовес книжному светскому воспитанию, предлагал особую систему формирования «сердца», а не «ума» посредством труда и общения с природой. Изменить общественный уклад, воссоздать подобие «естественных» порядков может, по Руссо, либо революционное насилие, либо просвещение и надлежащее воспитание; от верного воспитания зависит благополучие не только государства, но и каждого индивида. Разум мудреца, сила атлета, трудолюбие, навыки полезного ремесла, невосприимчивость к соблазнам цивилизации, предрассудкам и дурным влияниям, умение владеть собой, соразмерять желания с возможностями – таковы качества совершенного человека. Каждый человек обладает неповторимым физическим и психическим складом, требующим от педагога индивидуального подхода, поэтому у каждого ребёнка должен быть собственный наставник, являющийся и воспитателем, и учителем. Изложенная в «Эмиле» и других произведениях Руссо модель естественного воспитания была во многом гипотетической. По словам Руссо, он стремился дать не практические рекомендации, а изобразить идеал, к которому нужно стремиться. Педагогическая теория Руссо оказала существенное влияние на системы воспитания в конце 18 – начале 19 вв.
«Музыкальный словарь» Руссо («Dictionnaire de musique», 1768, неоднократно переиздан, в том числе на иностранных языках) – одно из самых авторитетных в 18 в. справочных изданий о музыке. Музыкальная эстетика Руссо близка идеям энциклопедистов: он проповедовал простоту, естественность, непосредственную эмоциональность и утверждал, что основой музыки является мелодия. В разразившейся в 1752 г. в Париже войне буффонов занял проитальянские позиции (издал за свой счёт партитуру «Служанки-госпожи» Дж. Б. Перголези, в 1753 выступил в печати с полемическим «Письмом о французской музыке»). Язвительная критика в адрес французской барочной оперы содержалась и в романе Руссо «Юлия, или Новая Элоиза». В последние годы жизни выступил в поддержку оперной реформы К. В. Глюка. Одноактная опера Руссо «Деревенский колдун» («Le devin du village», на собственный текст; Фонтенбло, 1752) – одно из первых произведений жанра опера-комик. Премьера мелодрамы «Пигмалион» (текст Руссо, музыка в соавторстве с О. Куанье; Лион, 1770) породила моду на этот жанр в Европе. Автор нескольких мотетов, трёх сборников вокальных пьес и др.
Влияние Руссо на западную культуру очень велико. Его учение положило начало широкому идейно-философскому движению – руссоизму, популяризировавшему миф о «добродетельном дикаре». Политические взгляды Руссо способствовали развитию демократии, оказали существенное влияние на Т. Джефферсона и других руководителей Войны за независимость в Северной Америке 1775–1783 гг., явились идейным основанием для радикальных течений Французской революции 18 в. Отдельные формулировки «Общественного договора» были включены в Декларацию прав человека и гражданина. Сочинения Руссо широко известны в России с 18 в.; среди его почитателей: М. В. Ломоносов, Н. М. Карамзин, Л. Н. Толстой; А. С. Пушкин в романе «Евгений Онегин» назвал Руссо «красноречивым сумасбродом» и «защитником вольностей и прав».
Пахсарьян Наталья Тиграновна, Длугач Тамара Борисовна, Андерсон Кирилл Михайлович, Кириллина Лариса ВалентиновнаКак Жан-Жак Руссо переоделся в армянский костюм — Армянский музей Москвы и культуры наций
Анаит Багдасарян
Анаит Багдасарян
Этот портрет был создан в 1766 году шотландским живописцем Алланом Рэмзи. В тот период Руссо гостил у философа Дэвида Юма. Рэмзи создал картину как подарок соотечественнику-шотландцу Юму. Сейчас портрет хранится в Национальной галерее Шотландии.
Источник: wikimedia. org
Когда Руссо прибыл в Лондон, его необычный армянский костюм вызывал большое любопытство. На туманном Альбионе философ спасался от преследования швейцарских и французских властей. Именно Юм помог ему обустроиться в Лондоне и даже получить небольшую пенсию от короля Геворга III, от которой, впрочем, Руссо отказался. Из-за непростого характера и «растрепанного» эмоционального состояния Руссо его дружба с Юмом вскоре прекратилась.
Вернемся на несколько лет назад. Из-за смелых идей книги Руссо жгли и в Париже, и в Женеве. Ненадолго философ, бежавший из Франции, нашел пристанище в княжестве Невшательском, которое принадлежало прусскому королю. Там он провел три с половиной года в местечке Мотье. Руссо много гулял по горам и общался с местными жителями. Уже в это время душевное равновесие было серьезно поколеблено. Тогда же и появился новый необычный костюм, который Руссо называл армянским, — подпоясанный архалук, шаровары и меховая шапка. Философ объяснял свой выбор гигиеническими соображениями.
Армянский купец (XVIII век, Джованни Гревемброх) | wikipedia.org
Немного о том, как Руссо в целом мог знать о нарядах армянских купцов.
Куратор Метрополитен-музея (США) доктор Хелен Эванс отмечает, что на протяжении многих веков армянские купцы активно перевозили товары по главным торговым маршрутам мира. В период Средневековья и в Новое время они участвовали в торговле индийскими специями и китайским шелком. На торговых и дипломатических путях армянский был одним из тех языков, который необходимо было знать, потому что армяне помогали путешественникам, купцам и миссионерам двигаться из Европы на Восток. В Персии при шахе Аббасе I и позже армянские купцы полностью обеспечивали торговлю тканями. Не меньшим было их значение в Османской империи в тот же период. Армянские общины, в основном выходцев из персидской Новой Джульфы, стали формироваться в Индии, Малайзии и дальше.
В костюме, похожем на тот, что надет на Руссо, армянские купцы появлялись в Амстердаме, Лондоне, Венеции, Марселе.
Исходя из этого, мы видим, что армянские купцы не были диковинным зрелище в крупных европейских городах. Поэтому и портрет Руссо в армянском костюме не должен вызывать большого удивления. Тем более, что он был не единственным в своем роде, а самым известным.
Вот, к примеру, портрет, написанный до картины Рэмзи (хранится в Музее Антуана Лесюэра во французском городе Сен-Кантен.
Источник: tarihiolaylar.com
А этот портрет сохранился в коллекции библиотеки Женевского университета.
Анаит Багдасарян
Как Жан-Жак Руссо переоделся в армянский костюмЖан-Жак Руссо — Дискография американских исторических записей США:
; Французский: [ʒɑ̃ʒak ʁuso]; 28 июня. 1712 — 2 июля 1778) — женевский философ, писатель и композитор. Его политическая философия повлияла на прогресс Просвещения по всей Европе, а также на аспекты Французской революции и развитие современной политической, экономической и образовательной мысли.Его Рассуждения о неравенстве и Общественный договор являются краеугольными камнями современной политической и социальной мысли. Сентиментальный роман Руссо « Жюли, или Новая Элоиза » (1761) сыграл важную роль в развитии преромантизма и романтизма в художественной литературе. Его «Эмиль , или О воспитании » (1762 г.) представляет собой воспитательный трактат о месте человека в обществе. Автобиографические сочинения Руссо — опубликованные посмертно « исповедей».0019 (написано в 1769 г.), положившее начало современной автобиографии, и незаконченный Reveries of a Single Walker (написан в 1776–1778 гг.) — олицетворяют «Эпоху чувствительности» конца 18 века и отличались повышенным вниманием к субъективности.
Руссо подружился с другим писателем-философом Дени Дидро в 1742 году, а позже напишет о романтических проблемах Дидро в своих Признаниях . В период Французской революции Руссо был самым популярным из философов среди членов якобинского клуба. Он был похоронен как национальный герой в Пантеоне в Париже в 179 г.4, через 16 лет после его смерти.
Дата рождения и смерти: Родился 28 июня 1712 г. (Женева), умер 2 июля 1778 г. (Эрменонвиль)
Диапазон дат записей DAHR: 1912 — 1929
Роли, представленные в DAHR: композитор
= Записи доступны для онлайн-прослушивания.
= Записи были отправлены с этого мастера. Никаких записей, выпущенных другими мастерами.
Записи
Компания | Матрица № | Размер | Дата первой записи | Титул | Глоссарий для получения дополнительной информации. «>Основной исполнитель | Глоссарий для получения дополнительной информации. «>Описание | Роль | Аудио |
---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Виктор | Б-12030 | 10 дюймов. | 17.05.1912 | Королевский аркан: Заключительная ода | Группа | композитор | ||
Виктор | Б-23159 | 10 дюймов. | 16.09.1919 | Тише, моя малышка | Виктор Оркестр | Оркестр с соло для альта и скрипки | композитор | |
Виктор | БВЭ-55914 | 10 дюймов. | 11.09.1929 | Колыбельная | Александр Шмидт | Скрипка соло, виолончель, кларнет и фортепиано | композитор | |
Колумбия (Великобритания) | ВЛ581 | 10 дюймов. | 14.09.1927 | Эйр-дю-Девин-дю-Виллидж | Рейнальдо Хан ; Рейнальдо Хан | Мужское вокальное соло в сопровождении фортепиано | композитор |
Цитата
Стиль ЧикагоСтиль APAСтиль MLA
Дискография американских исторических записей , с. в. «Руссо, Жан-Жак», по состоянию на 26 апреля 2023 г., https://adp.library.ucsb.edu/names/102279.
Руссо, Жан-Жак. (2023). In Дискография американских исторических записей . Получено 26 апреля 2023 г. с https://adp.library.ucsb.edu/names/102279.
«Руссо, Жан-Жак». Дискография американских исторических записей . Библиотека Калифорнийского университета в Санта-Барбаре, 2023 г. Интернет. 26 апреля 2023 г.
Постоянный идентификатор DAHR
URI: https://adp.library.ucsb.edu/names/102279
Внешние источники
Википедия: Жан-Жак Руссо
Discogs: Жан-Жак Руссо
Apple Music:
Жан-Жак РуссоСвязанные открытые источники данных
LCNAR: Руссо, Жан-Жак, 1712–1778 гг. – http://id.loc.gov/authorities/names/n720
Викиданные: Жан-Жак Руссо — http://www.wikidata.org/entity/Q6527
ВИАФ: http://viaf.org/viaf/100184045
MusicBrainz: Жан-Жак Руссо — https://musicbrainz.org/artist/4a7f3a02-b1ba-4e26-8e30-f580ece1150c
Гетти УЛАН: Руссо, Жан-Жак — http://vocab.getty.edu/ulan/500250225
Контент Википедии предоставляется в соответствии с условиями лицензии Creative Commons BY-SA
.Обратная связь
Отправить редактору сообщение об этой записи.
Расизм встроен в структуру диалектической философии
К настоящему времени хорошо известно, что некоторые из величайших современных философов придерживались расистских взглядов. Джон Локк (1632–1704), Дэвид Юм (1711–1776), Иммануил Кант (1724–1804), Г. В. Ф. Гегель (1770–1831) и многие другие считали чернокожих и коренных народов во всем мире дикими, неполноценными и нуждающимися. исправления европейским просвещением. Сегодня ни один серьезный философ не защищает эти откровенно расистские взгляды, но они не без оснований продолжают изучать труды этих авторов. Чтобы придерживаться философских взглядов, ученые склонны проводить различие между индивидуальным расизмом и философскими системами. Гегель мог ошибаться в своих расистских работах об африканцах и других, но это ничего не говорит нам о его спекулятивной метафизике.
По крайней мере, так говорят. Но если мы что-то и узнали о расизме за последние несколько десятилетий, так это то, что сосредоточение внимания на отдельных расистских высказываниях может скрыть то, как расизм продолжает сохраняться в системах. Хотя законы в Соединенных Штатах, например, больше не могут открыто лишать гражданских прав цветных, они по-прежнему допускают угнетение посредством массовых тюремных заключений. Есть ли риск, что что-то подобное произошло в философии — что, сосредоточившись на осуждении индивидуального расизма философов, мы позволили системному философскому расизму остаться нетронутым?
Давайте подробнее рассмотрим случай с Гегелем, возможно, создателем самой систематической философии в современной мысли. Гегель определенно был явным расистом. Он считал, например, что чернокожие африканцы были «расой детей, которые остаются погруженными в состояние наивности». Далее он писал, что коренные народы жили «в условиях дикости и несвободы». А в The Philosophy of Right (1821) он утверждал, что существует «право героев» колонизировать этих людей, чтобы привести их к прогрессу европейского просвещения.
Однако не сразу становится очевидным, что эти расистские замечания оставляют след в философской системе Гегеля. В своих энциклопедических трудах по метафизике, эстетике, истории, политике и даже ботанике и магнетизму он старался показать, как существует универсальный процесс диалектического преобразования. Диалектика Гегеля общеизвестно сложна, но мы можем приблизительно определить ее как соединение противоположностей, чтобы показать, как противоречия между вещами в конечном итоге разрушаются и приводят к созданию более истинной и всеобъемлющей идеи. Одним из часто цитируемых примеров является то, что иногда называют «диалектикой господина и раба», обсуждение пути к равным отношениям между двумя людьми, которое Гегель включал в различные сочинения. В этих отрывках Гегель показывает, как противостояние между господином и рабом порождает невыносимые и нестабильные условия, которые в конечном итоге должны разрушиться, привести к бунту и, надо надеяться, к созданию системы равных.
Из этого примера можно разумно заключить, что философская система Гегеля не могла быть расистской. Критический теоретик Сьюзен Бак-Морсс зашла так далеко, что утверждала, что Гегель вписал гаитянскую революцию в свою философию посредством диалектики господина и раба. Даже если он придерживался расистских взглядов, философское стремление Гегеля к истине привело его к отстаиванию всеобщей справедливости посредством революционной борьбы. Если это так, то его философская система может разумно рассматриваться как противоречащая его расизму. Именно из-за такого диссонанса комментаторы оправдывают различие между явным расизмом Гегеля и смыслом его философской системы.
Однако это различие рушится, если мы глубже вникнем в то, откуда возникла гегелевская идея диалектики. Поступая таким образом, мы обнаружим, что колониальный расизм непосредственно определяет саму концепцию диалектики. Точно так же, как системный расизм в современном мире, понять системный расизм в философии нельзя, просто взглянув на одного человека или набор убеждений. Мы должны понять исторический контекст идей, то, как расизм способствовал их происхождению, и как этот расизм продолжает структурировать наше мышление сегодня способами, которые мы, возможно, не полностью осознаем.
Было бы неправильно говорить, что вся история диалектики пронизана расистским мышлением. Сократовская диалектика, например, прежде всего касается внутренних противоречий и возможностей понятий, которые необходимо выявить посредством диалога. Существует также то, что иногда называют «буддийской диалектикой», часто связанной с тибетской интерпретацией работы Нагарджуны ( c 150-250 гг. н.э.), которая работает, чтобы показать предельную пустоту — отсутствие сущности — всего условно реального. сущности. Корни размышлений Гегеля по этой теме включают его чтение Платона и неоплатонизма (и, возможно, индийской философии), а также его изучение науки о магнетизме — идеи противоположных полюсов, которые структурируют упорядоченный мир природы. Действительно, для Гегеля диалектический процесс действует повсюду. Точно так же, как не все в нынешней тюремной системе можно понять через расизм, так и философия Гегеля не ограничивается этим. Но в равной степени верно и то, что мы не можем понять тюремную систему или систему Гегеля без ссылки на расизм.
Если мы посмотрим на двух непосредственных предшественников Гегеля в диалектическом методе — Жан-Жака Руссо (1712–1778) и Фридриха Шиллера (1759–1805), — мы увидим, как сам метод находился под влиянием колониальной истории в той же мере, в какой Платон или магнетизм. Руссо оказал глубокое влияние на Гегеля. И он, как и Гегель, был всеядным читателем отчетов колониальных этнографов и миссионеров. Однако, в отличие от Гегеля, он думал, что читает о людях, ведущих идиллическую жизнь. В его Рассуждения о происхождении и основах неравенства среди мужчин (1755 г.), Руссо использовал рассказы миссионеров из таких мест, как Антильские острова, чтобы описать, как коренные народы Америки жили в почти идеальном равенстве и спокойствии. В то время как европейцы становились отчужденными и несправедливыми, Руссо видел, что легкомысленное равенство было естественным образом жизни в Америке.
Однако он не верил ни в то, что европейцы должны вернуться к этому естественному образу жизни, ни в то, что народы Америки могут оставаться в своем якобы естественном состоянии теперь, когда произошел контакт с Европой. «Карибы», как называл их Руссо, должны были стать более рациональными, а европейцы — более инстинктивными. («Карибы» — это категория из этнографии колониальной эпохи, объединяющая различные группы на Антильских островах, поэтому ее трудно заменить более правильным термином. Многие из описываемых людей называли бы себя калинаго.) Другими словами, карибы. и европейцам пришлось бы соединить противоположные элементы — инстинкт и разум — и соединить их в новом способе бытия — стать разумными инстинктом — который преодолел бы проблемы каждого в новом, третьем способе бытия. Руссо назвал это созданием «дикаря, созданного для проживания в городах». Звучит знакомо? Две кажущиеся противоположности объединяются, чтобы создать что-то новое: это диалектика авангард .
Руссо одновременно завидует и критикует этих выдуманных людей
Чтобы лучше увидеть явную расистскую логику, которая позднее будет абстрагирована в систему диалектики, мы можем рассмотреть один известный анекдот из Рассуждения Руссо о человеке, который торгует своим гамак утром французскому колонизатору, а ночью хочет вернуть его обратно. Руссо пишет:
Душа его [Кариба], ничем не взволнованная, отдана единственному чувству собственного настоящего существования, без всякого представления о будущем, как бы близко оно ни было, и о своих замыслах, столь же ограниченных, как его просмотров, вряд ли распространяется до конца дня. Такова… степень предусмотрительности Кариба. Утром он продает свою постель из хлопка, а вечером возвращается в слезах, чтобы выкупить ее, потому что не предвидел, что она понадобится ему этой ночью.
Этот анекдот основан на истории, рассказанной миссионером Жаном-Батистом дю Тертр в его отчете 1667 года о народах Антильских островов. Дю Тертр был основан на территории современной Гваделупы. Что примечательно в его версии истории, так это то, что он дает нам контекст, которого нет у Руссо. По словам дю Тертра, проблема не в том, что люди, которых он встречает, не способны мыслить в будущем; просто и более логично, что у них другая концепция обмена, чем у французов. В то время как для французов сделка окончательна, для них она лишь временна. Дю Тертр пишет: «Карибы хотят, чтобы у французов было такое же отношение, какое у карибов между собой. То есть французы должны щедро давать все, о чем их просят». В этом смысле именно французы глупы, променяв их на спальный гамак днем, когда от него мало пользы. Также просто хамство со стороны французов не ответить взаимностью на щедрость карибов на их земле.
Весь этот контекст исчезает из рассказа Руссо. Эти другие человеческие существа, с их изощренной этикой обмена и дарения подарков, становятся одномерными персонажами, не имеющими представления о времени. Для истории диалектики важно то, что Руссо делает философски, исходя из этой расистской ошибки. Руссо одновременно завидует и критикует этих выдуманных людей. Он считает, что большинство человеческих страданий происходит именно от мыслей о будущем:
Предвидение! Предвидение, которое непрестанно уводит нас за пределы самих себя и часто помещает нас туда, куда мы никогда не придем… О человек, втяни свое существование в себя, и ты больше не будешь несчастным…
Именно потому, что он считает карибов недальновидными, он говорит, что они счастливы и «ничего не взволнованы».
Но Руссо также знает, что без ориентированного на будущее мышления не может быть ни планирования, ни прогресса. Социальная жизнь требует, чтобы мы заменили инстинкт «справедливостью», как он говорит в «Об общественном договоре» (1762). Каким-то образом, согласно Руссо, мы должны найти способ думать о будущем, который делает справедливость возможной, не теряя при этом ощущения присутствия, которое приносит нам легкость и радость. Другими словами, мы должны научиться сочетать кажущиеся противоположными термины инстинкта и рациональности, чтобы синтезировать способ существования в мире, где мы не настолько присутствуем, чтобы пренебрегать будущим, и не настолько отчуждены от настоящего, чтобы разрушить нашу жизнь. счастье. Другими словами, нам нужен диалектический процесс между французами и карибами. И весь этот образ мышления, эта основа диалектического мышления берет свое начало в расистских мыслях Руссо о том, что народы Антильских островов слишком глупы, чтобы знать утром, что вечером им понадобится гамак, чтобы спать.
Возможно, скажет скептически настроенный читатель, это просто проблема с Руссо. Это не имеет ничего общего с диалектикой как таковой и не имеет ясного отношения к тем расистским вещам, о которых пишет Гегель. Но если мы проследим историю диалектики по мере того, как она движется от Руссо к немецкой мысли, то быстро станет очевидным, что этот колониальный расизм, хотя и становится все более обобщенным, приходит вместе с ней. Одним из главных артикуляторов диалектического процесса до Гегеля был Шиллер, поэт-философ. В его «Письма об эстетическом воспитании человека » (1795 г.), очень важный текст для диалектической философии Гегеля, Шиллер недвусмысленно повторяет задачу Руссо, пытаясь найти способ связать инстинкт и рациональность в разных культурах.
Шиллер, как и Руссо, считал, что между инстинктивной жизнью «естественных людей» и разумной жизнью европейцев образовался разрыв. И, подобно Руссо, он хотел найти способ совместить то, что было хорошо в инстинктах, с тем, что было хорошо в рациональности. Для этого нужно
быть вопросом абстрагирования от физического характера человека его произвола, а от его нравственного характера его свободы; приведения первых в соответствие с законами, а вторых в зависимости от чувственных впечатлений… [и комбинирования их] с целью создания третьего характера…
Хотя язык Шиллера более абстрактен, чем язык Руссо, его расистские предположения те же самые. : есть народы, слишком погруженные в инстинкты (беззаконные «дикари»), и другие, слишком потерянные в разуме (бесчувственные европейцы), и цель состоит в том, чтобы объединить каждую из их лучших частей, отрицая при этом худшее.
Гегель был очарован словом, которое Шиллер употребил для описания этого процесса объединения посредством отрицания: немецкое Aufhebung , часто переводимое как «снятие», что означает одновременно и отмену, и сохранение. В трудах Гегеля определения снятия часто пространны и абстрактны. (Например, о снятии бытия и ничего: «Бытие есть бытие, а ничто есть ничто только в своем противопоставлении друг другу; но в своей истине, в своем единстве они исчезли как эти определения и теперь представляют собой нечто другое. .’) Тем не менее, мы можем ясно видеть, как эти абстракции соотносятся с обрисованной выше колониальной историей. Акт снятия — это то, что Руссо хотел сделать с карибами: устранить их недальновидность, сохранить их присутствие и тем самым поднять их к более упорядоченной форме жизни, которая оставалась счастливой и эгалитарной. То же самое он хотел и для европейцев: отменить их чрезмерную дальновидность, сохранить их ориентацию на справедливость и тем самым возвысить их до более счастливой формы жизни, сохраняющей порядок и разум. Этот процесс в конечном итоге потребовал соединения элементов каждой культуры: «третьего персонажа» Шиллера — «дикаря, созданного для проживания в городах».
Самосознание возможно лишь тогда, когда преодолено порабощение и двое равных узнают друг друга
Магнетизм и Платон вполне могли бы иметь в виду Гегель, развивающий свою систему диалектического снятия, но никуда не деться от того, что его диалектическая философия человеческого взаимодействия неотделимо от расизмов, которые он унаследовал и поддерживал, даже если он сделал их абстрактными и системными. Мы можем увидеть этот процесс в действии, если вернемся к его диалектике господина и раба. В одной версии этой истории Гегель использует ее, чтобы попытаться объяснить происхождение самосознания. Он явно помещает историю в контекст «естественного состояния», состояния, в котором якобы застряли карибы Руссо. Он хочет понять, как «самосознание совершает переход из состояния погруженности в желание и единичность в состояние своей всеобщности». Другими словами, как человеческий род, начавшийся с таких людей, как Карибы Руссо, стал такими философами, как Руссо, Шиллер и Гегель? Как они перешли от застревания в настоящем к способности говорить об универсальных истинах на все времена?
Согласно Гегелю, в какой-то момент погружение прерывается, когда два человека, ранее одинокие в глуши, внезапно противостоят друг другу. Увидев другого человека, можно предположить, что меня можно рассматривать как объект. Чтобы утвердить свою субъективность и предотвратить превращение в объект другого, я сначала пытаюсь сделать их объектом. Это источник господства и рабства — кто побеждает в борьбе, тот становится первым господином. Однако со временем, сделав кого-то другим объектом, победитель утратил сущность собственной субъективности: возможность быть признанным другим человеком. Истинное самосознание будет возможно лишь тогда, когда будет преодолено порабощение и двое равных смогут узнать друг друга. В этом процессе отменяются отрицательные черты, сохраняется понимание субъективности, и оба субъекта поднимаются в новое самосознание как равные.
Проблема в том, что Гегель считает, что диалектика чернокожих и коренных народов «спит», они застряли в природе и, таким образом, не могут начать диалектический процесс, ведущий к самосознательной свободе. Вот почему он говорит, что есть «право героев» на колонизацию — только через колонизацию Европы другие могут стать частью марша человеческой свободы. Таким образом, темп Бак-Морс, гаитянская революция для Гегеля — это просто когда европейские идеалы добились свободы для других посредством колонизации:
На Гаити они [чернокожие] даже создали государство на христианских принципах. Однако они не проявляют внутренней склонности к культуре. На их родине [Африке] господствует самый возмутительный деспотизм… Их дух совсем дремлет, остается погруженным в себя, не движется вперед…
Здесь мы ясно видим неразрывность колониального расизма, системы диалектики и того, как теоретизирует Гегель». абстрактные понятия, такие как самосознание, прогресс и свобода.
Результат равной свободы может быть хорошим, но все движение системы Гегеля к этой цели начинается с расистских идей Руссо и его утверждений об отсутствии мысли у коренных народов, якобы пойманных в ловушку «естественного состояния», до европейцев. приезжать. Диалектическое мышление становится всеобщей системой, определяемой в зрелых произведениях Гегеля не столько через отсылку к цивилизованным и диким народам, сколько через абстрактные категории, такие как бытие и ничто. Однако задача понимания системного расизма в философии состоит в том, чтобы проследить движение от явного к структурному расизму. Вопреки тому, что говорят некоторые защитники Гегеля, сама абстракция расистских идей Гегеля в универсальную систему мышления является проблемой, потому что она скрывает эти расистские корни. Использование диалектики без признания этой истории рискует непреднамеренно привнести этот расизм в наши концепции и, следовательно, в наши убеждения и практики. Есть ли антирасистский путь к этим диалектическим взглядам на всеобщее равенство?
После Второй мировой войны философ, поэт и долгое время ведущий политик Мартиники Эме Сезер (1913–2008) сел читать философский шедевр Гегеля « Феноменология духа» (1807). Закончив ее, он с энтузиазмом показал ее своему другу Леопольду Сенгору (1906–2001) – тоже философу и поэту, давнему лидеру Сенегала: «Послушай, что говорит Гегель, Леопольд: прийти к Универсалу, должен погрузиться в частное!» В абстрактной философии Гегеля Сезер нашел философского сообщника в проекте Негритюда, движении защиты черной мысли и эстетики, которое Сенгор и Сезер помогли основать в Париже в XIX веке. 30 с. Философия Гегеля делала то же самое, что и они: их принятие Черноты было частью движения универсального человеческого прогресса, а не капитуляцией перед узкой идентичностью.
Сезер и Сенгор были не единственными среди антиколониальных мыслителей, которые нашли смысл в творчестве Гегеля, и особенно в этой диалектической философии, в которой кажущиеся противоположности — такие как «всеобщее» и «частное» — могли найти свою общую основу посредством нового синтеза. Революционные лидеры и писатели Франц Фанон (1925–61), К. Л. Р. Джеймса (1901–89) и Амилкара Кабрала (1924–73) — все они также найдут смысл в работах Гегеля. Что изложенная мною история означает для Сенгора, Сезера, Фанона и других в их использовании диалектики? Случайно ли они пронесли в свои мысли гегелевский расизм?
Не думаю, что они это сделали. Хотя эти мыслители не обращались напрямую к расистской истории диалектики, восходящей к Руссо, они все же понимали центральную проблему гегелевской мысли. Мы можем видеть это, когда они критикуют лежащую в основе расистскую логику, в то же время сохраняя ценность диалектического мышления. Это, конечно, очень диалектический способ борьбы с расизмом диалектики. Он стремится свести на нет расистское противоречие, лежащее в основе диалектики, чтобы создать новый образ мышления, который действительно может продвинуть историю вперед. Вопреки тому, что считал Гегель, в истории застряли не африканцы и карибцы, а сам Гегель с его расистским мировоззрением. Двигать историю вперед означает активно бороться с расизмом. Это снятие диалектики самой по себе, создание антирасистского пути сохранения, отмены и возвышения идей Гегеля.
Диалектическая мысль, даже на службе антирасизма, рискует перенести эту расистскую историю в наше мышление
Сенгор, Сезер и Фанон достигли этого диалектического движения, отвергнув основу расистской этнографии Руссо. Они восстановили то, что знал даже миссионер дю Тертр, но не знали философы: что народы Америки и Африки имеют свою сложную жизнь и логику. Таким образом, Сезер:
Великий упрек, который мы справедливо предъявляем Европе, состоит в том, что она сломила инерцию цивилизаций, которые еще не достигли своего полного потенциала, что она не позволила им развиться и реализовать все богатство форм, содержащихся внутри. их.
И Сенгор:
Я верю… что «Негритюд диалектичен»; Я не верю, что она «уступит место новым ценностям». Точнее, я считаю… [это] представляет собой… ансамбль существенных вкладов.
И Фанон:
Диалектика, вводящая необходимость как опору моей свободы, изгоняет меня из самого себя… Мое Черное сознание не претендует на утрату. это . Он сливается сам с собой… Ибо нет одного негра — их много Черные мужчины.
В то время как Руссо и Гегель предполагали, что чернокожие и коренные народы не диалектичны сами по себе, Сенгор, Сезер и Фанон настаивают на том, что правильно понятая диалектика может начаться, только если мы поймем внутреннюю сложность всех народов. Как только это будет достигнуто, мы сможем перейти от колониальной логики культурных различий к тому, что Сезер и Сенгор назвали «[ рандеву ] отдачи и получения» между культурами. Например, вместо того, чтобы французы навязывали Антильским островам свою модель торговли, оба народа могли узнать о разных моделях друг от друга. Вместо диалектического процесса, который можно перенести только из Европы в другие места, эта альтернативная модель обеспечивает более богатый и постоянно развивающийся набор возможностей для того, как устроить человеческую жизнь. Рабство, расизм и ненависть в этой системе никогда не оправдываются, но сохраняется диалектический прогресс ко все большей свободе и равенству.
Как показывают эти авторы, диалектическое мышление не является расистским по своей сути, и его не следует обязательно отбрасывать во имя какого-то другого философского понимания истории. Тем не менее, философы должны признать, что современные истоки диалектического мышления можно напрямую проследить до явного расизма таких философов, как Руссо и Гегель. Этот явный расизм, как обычно, стал имплицитным, когда он был абстрагирован в концепции, разработанные этими философами. Когда мы используем диалектическое мышление сегодня — даже на службе антирасизма — мы рискуем перенести эту расистскую историю в наше мышление, если мы не признаем ее и не примиримся с ней.
Аналогия с Новым курсом в США может помочь прояснить, что я имею в виду. Как подробно показал историк Айра Кацнельсон, «Новый курс» стал монументальным экономическим успехом для сообществ, которые он поддерживал. Однако в значительной степени она не включала чернокожих американцев в свою щедрость. Его репутация с коренными народами также была неоднозначной; а с американцами японского происхождения, конечно, было ужасно. В результате современное американское государство всеобщего благосостояния сократило общее экономическое неравенство, усугубив расовое неравенство. Работа с этим наследием означает исправление расовой несправедливости, а не отказ от экономического прогресса. Точно так же и с диалектикой цель состоит в том, чтобы искоренить ее расовую несправедливость и поставить концепцию на более прочную основу, а не отказаться от нее в целом.
Если мы действительно привержены антирасизму в философии, нам, безусловно, придется иметь дело с явным расизмом отдельных мыслителей, отсутствием разнообразия в учебной программе по философии и отсутствием разнообразия среди преподавателей и студентов философии.