Философия и жизнь ильин: Разумная вера и верующий разум. Православие и философия Ивана Ильина

Содержание

Разумная вера и верующий разум. Православие и философия Ивана Ильина

Информация о материале
Опубликовано: 19 июня 2018
Просмотров: 35671

Иван Александрович Ильин – русский философ, правовед, один из ярких деятелей русского религиозного возрождения первой половины ХХ в. Православие играло ключевую роль не только в формировании этической позиции мыслителя, но было важным аспектом его социально-политической концепции.

Вопреки мнению современников, отвергавших возможность государства и права выступать в качестве катализаторов нравственной жизни нации, Ильин отстаивал идею возрождения духовной культуры народа посредством христианского воспитания на государственном уровне. Иван Александрович Ильин был не только религиозным теоретиком, но и глубоко верующим христианином, во время жизненных перипетий сумевшим сохранить упование на Промысел Божий.

Будущий философ родился 28 марта 1883 г. в Москве в многодетной дворянской семье присяжного поверенного Александра Ивановича Ильина. После окончания 1-й Московской гимназии с золотой медалью Иван по настоянию отца поступил на юридический факультет Императорского Московского университета. К 18 годам Ильин хорошо знал немецкий, французский, латинский, греческий и церковнославянский языки. В годы учебы раскрытию таланта будущего мыслителя помог выдающийся правовед, один из основателей кадетской партии, П. И. Новгородцев. Он писал о своем студенте: «Ильин проявляет совершенно выходящую из ряда трудоспособность, соединенную с величайшей преданностью избранной им специальности. Его приходилось не побуждать, а останавливать в занятиях, опасаясь за его переутомление от чрезмерной работы». Несмотря на погруженность в науку, Иван Ильин никогда не был чужд политической жизни, которая его окружала. В период революции 1905 г. он активно выступал на демонстрациях и заседаниях как противник самодержавия, публиковал статьи на политические темы, которые выходили в свет под псевдонимом.

В июне 1906 г. Ильин окончил университет с дипломом первой степени и по рекомендации профессора Новгородцева был оставлен на кафедре истории философии права для подготовки к профессорской степени. В 1909 г., сдав магистерские экзамены, молодой ученый был утвержден в звании приват-доцента при юридическом факультете Московского университета.

Первая мировая война оказала влияние не только на течение жизни, но и на творчество мыслителя. Осенью 1914 г., явившись по личной инициативе на пункт приписки (г. Бронницы Московской губернии), философ узнал, что освобожден от воинской повинности. В период с сентября по ноябрь 1914 г. Иван Александрович активно выступал с докладами на тему войны, в которых критиковал идеи пацифизма. Тексты, подготовленные философом, впоследствии были изданы отдельными брошюрами «Духовный смысл войны» и «Основное противоречие войны». Позже он развил эти мысли в своей основной работе «О сопротивлении злу силою» (1925), которая стала одной из самых дискуссионных книг русской философии ХХ века.

Ильин предлагал оценивать явление войны с точки зрения ее нравственного значения для личности. Он писал: «…война есть не только потрясение, но духовное испытание и духовный суд». Война заставляет человека отвечать на вопрос: а есть ли у меня в жизни что-либо ценное, ради чего я готов умереть? По Ильину, «смысл войны в том, что она зовет каждого восстать и защищать до смерти то, чем он жил доселе, что он любил и чему служил».

Философ отмечал: «…каждый из нас в момент объявления войны полагает, что он “неповинен” в стрясшемся несчастии и что причины беды лежат в чьих-то ошибках, в чьем-то чужом упорстве и хищничестве». Однако с точки зрения Ильина, война есть «наша общая вина», результат той греховной жизни, которую вел человек в мирное время. В «приятии последствий своей вины и своей жизни» участием в военных действиях он видел скрытую возможность очищения и обновления.

Как и большинство русских интеллигентов, Ильин приветствовал Февральскую революцию 1917 г. Однако уже весной его мечты о возможности демократического будущего России, построении государства как «царства разумной свободы» рассеялись. Приход к власти большевиков в октябре 1917 г. философ воспринял как победу вырвавшихся наружу низменных человеческих страстей. Внутреннее сопротивление этому процессу побудило его к участию в борьбе с установившейся диктатурой за возрождение русской духовной культуры и самой России. Попытку реализовать коммунистический проект Ильин оценивал негативно. «Социализм по самой природе своей завистлив, тоталитарен и террористичен; а коммунизм отличается от него только тем, что он проявляет эти особенности открыто, беззастенчиво и свирепо», – писал философ.

Члены Русского общевоинского союза и его основатель, генерал П. Н. Врангель (в центре во втором ряду). 1927 г.


В 1918–1922 гг. советские власти шесть раз арестовывали И. А. Ильина. Первый арест состоялся накануне защиты диссертации «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» в мае 1918 г. После последнего философ был приговорен к расстрелу. Однако его научная репутация, а также опасения негативной реакции из-за рубежа вынудили большевиков заменить смертную казнь высылкой из страны. Член Политбюро ЦК РКП(б) Лев Троцкий (Бронштейн) позднее вспоминал: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно». 29 сентября 1922 г. Иван Александрович и его супруга Наталья Николаевна навсегда покинули Россию, отправившись на знаменитом «философском пароходе» к берегам Европы. Высылаемым разрешалось взять с собой лишь две пары белья, пиджак, брюки, пальто, шляпу и две пары обуви на человека; все деньги и другое имущество, в том числе обширные библиотеки, подверглись конфискации.

Несмотря на предложение своего учителя П. И. Новгородцева обосноваться в Праге, Ильин предпочел Берлин. В столице Германии начинала действовать философско-религиозная академия, формировался Русский научный институт, и он надеялся создать здесь очаг русской культуры.

В 1923–1934 гг. Иван Ильин вел преподавательскую деятельность в Русском научном институте, регулярно выступал с лекциями и докладами в разных странах Европы. В 1925 г. он завершил работу над книгой «О сопротивлении злу силою». Центральный вопрос, ответ на который пытался дать философ, звучал так: «Может ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силою и мечом? Может ли человек, верующий в Бога, приемлющий Его мироздание и свое место в мире, не сопротивляться злу мечом и силою?»

К началу XX в. в среде русской интеллигенции достаточно широко были распространены идеи Л. Н. Толстого о непротивлении злу насилием. Толстовцы усматривали в любом акте принуждения, государственно-правовом или физическом, акт насилия над личностью, который, безусловно, расценивался ими как проявление зла. В противовес этой позиции Ильин выдвигал свою концепцию.

Иван Александрович отмечал: «…из всей сферы волевого заставления Л. Н. Толстой и его единомышленники видят только самопринуждение (“насилие над своим телом”) и физическое насилие над другими; первое они одобряют, второе – безусловно отвергают. Однако при этом они явно относят физическое понуждение других и пресечение к сфере отвергаемого “насилия” и, совсем не замечая, по-видимому, возможности психического понуждения других и психического насилия над другими, отвергают все сразу как ненужное, злое и безбожное вмешательство в чужую жизнь».

Выстраивая модель «воспитывающей государственности», Ильин писал об объективном существовании психического понуждения: «Все люди непрерывно воспитывают друг друга, хотят они этого или не хотят, сознают они это или не сознают, умеют или не умеют, радеют или небрегут». Поэтому государство, как некая общность людей, безусловно, участвует в процессе воспитания своих граждан. По Ильину, «задача общественно­организованного психического понуждения сводится к укреплению и исправлению духовного самозаставления человека. И это относится не к человеку, уже сильному во зле (ему это не поможет), а к человеку, слабому в добре, но еще не окрепшему во зле». Поэтому правовые и государственные законы не должны рассматриваться как «законы насилия», так как на самом деле они являются законами психического принуждения. «Правовой закон отнюдь не насилует человека, не попирает его достоинства и не отменяет его духовного самоуправления: напротив, он (человек. – А. В.) только и живет, только и действует, только и совершенствуется от свободного личного приятия и самовменения».

В своей книге Ильин большое внимание уделил проблеме свободы человеческой воли. По его мнению, свободным является только то действие, которое совершается с чувством присутствия Бога, действие, которое не подвластно сиюминутным желаниям и укоренившимся в человеке страстям. В концепции Ильина именно государство и право призваны способствовать выработке верного направления волевого начала.

Физическое понуждение, к которому также может прибегать государство (в случае закоренелости человека во зле, во время войны, революции и т. п.), Ильин описывал как крайнюю меру, которая должна применяться в тех случаях, «когда самозаставление не действует, а внешнее психическое понуждение оказывается недостаточным или несостоятельным». С духовной точки зрения физическое понуждение само по себе не может иметь положительной или негативной окраски: «Физическое заставление было бы проявлением зла, если бы оно по самому существу своему было противодуховно и противолюбовно. Однако на самом деле оно нисколько не враждебно ни духу, ни любви.

Оно есть проявление того, что заставляющий обращается в заставляемом не непосредственно к очевидности и любви, которые принципиально и по существу совсем невынудимы, а к его воле, подвергая ее через посредство тела понуждению или прямому внешнему ограничению».

С первых лет эмиграции Ильин был тесно связан с Русским общевоинским союзом (РОВС), за ним основательно закрепилась репутация внепартийного идеолога Белого движения. Философ не терял надежды когда-либо вернуться на родину, но желал ее внутренней трансформации. А так как в государстве и праве он усматривал не просто социальные институты, но и начальную школу воспитания человека, то, даже находясь в эмиграции, стремился способствовать освобождению и возрождению духовной культуры России, воссозданию ее национальных основ.

В «Проекте основного закона Российской империи», составленном Ильиным в 1928 г., одной из первых идет статья о религиозной свободе народов. По его мнению, уже сама «потребность в религии порождает потребность в духовной свободе». Но в то же время мыслитель отмечает, что первенствующая в Российском государстве «вера есть христианская православная кафолическая восточного исповедания», поэтому правитель России не может быть приверженцем никакой другой религии. По мнению Ильина, новое государство должно утверждаться на христианских и национальных началах. Концепция христианского национализма, которую развивал Иван Александрович в своих многочисленных политических брошюрах, достаточно целостно изложена в манифесте «Основы борьбы за национальную Россию» (1938). В ней философ подчеркивал: «Восстановить Россию можно только верным, предметным служением ей, которое должно быть почувствовано и осмыслено как служение Делу Божиему на земле. Нас должен вести религиозно-осмысленный патриотизм и религиозно-вдохновенный национализм».

В понимании философа «истинный национализм открывает человеку глаза и на национальное своеобразие других народов: он учит не презирать другие народы, а чтить их духовные достижения и их национальное чувство, ибо и они причастны дарам Божиим, и они претворили их по-своему, как могли. Он учит еще, что интернационализм есть духовная болезнь и источник соблазнов; и что сверхнационализм доступен только настоящему националисту: ибо создать нечто прекрасное для всех народов может только тот, кто утвердился в творческом лоне своего народа».

После прихода к власти нацистов положение Ильиных в Германии осложнилось. Вскоре Иван Александрович был уволен из Русского научного института. В мае 1938 г. Ильины переехали в Швейцарию, однако местные власти поначалу не предоставляли им права постоянного проживания и попытались выслать обратно в Германию. Только личное вмешательство композитора Сергея Рахманинова, согласившегося внести 4 000 франков на «пансион» философу, помогло избежать депортации. При этом швейцарская администрация запретила Ильину печататься и выступать публично.

В Швейцарии Иван Александрович сосредоточился на доработке своих трудов. Незадолго до смерти мыслитель успел опубликовать результаты затянувшегося на 33 года философско-религиозного исследования, которое получило название «Аксиомы религиозного опыта».

Эту работу Ильин предварял следующим печальным размышлением: «Современное человечество изобилует “православными”, “католиками” и “протестантами”, которым христианство чуждо и непонятно; мы уже привыкли видеть в своей среде “христиан”, которые суть христиане только по имени, которые лишены религиозного опыта и даже не постигают его сущности. И эта своеобразная безрелигиозность религиозно-сопричисленных людей все меньше тревожит нас. А это свидетельствует о глубине переживаемого нами духовного и религиозного кризиса». В своем исследовании философ стремился отыскать некие «аксиоматические “формы”», то есть специфические черты, составлявшие сущность веры святых подвижников восточного христианства. По мнению Ильина, именно они «дают некий непоколебимый критерий для всех времен и народов», который должен стать основополагающим для религиозного опыта человека, поскольку «земная жизнь есть лишь подготовка к новому пути и к истинной свободе; и то, что предстоит человеку посмертно, есть главная и существеннейшая часть его бытия».

Важной частью наследия Ивана Ильина стали также последние статьи (1948–1954) о настоящем и будущем России, которые он готовил для единомышленников из РОВС. После смерти мыслителя они были опубликованы в отдельном издании, которое получило название «Наши задачи». В работе «О главном» Ильин писал: «Мы должны воспитать в себе новое правосознание, – религиозно и духовно укорененное, лояльное, справедливое, братское, верное чести и родине; новое чувство собственности – заряженное волею к качеству, облагороженное христианским чувством, осмысленное художественным инстинктом, социальное по духу и патриотическое по любви; новый хозяйственный акт – в коем воля к труду и обилию будет сочетаться с добротою и щедростью, в коем зависть преобразится в соревнование, а личное обогащение станет источником всенародного богатства».

Александра Вакулинская,

аспирант философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова

Иван Ильин. Любимый философ Путина и война

«Все без исключения войны, которые вели русские, были оборонительными. Россия – всегда жертва “континентальной блокады” со стороны Европы. Россия не делает ничего дурного. Зло – лишь то, что делают России. Факты не имеют значения» – это не цитата из методички «Раша тудей» или Первого канала. Идея политической непогрешимости России была сформулирована задолго до начала российского вторжения в Украину и принадлежат философу Ивану Ильину, высланному из СССР на первом «философском пароходе» 29 сентября 1922 года. Всю оставшуюся жизнь (а в эмиграции он прожил 32 года) Ильин ненавидел большевизм и считал спасительными для российского народа и государства нацистские идеи гитлеровского образца. 100 лет спустя оказалось, что правящая элита России практически целиком состоит из преданных учеников Ивана Александровича.

Билеты на первый рейс в изгнание доставались лучшим из лучших. Или, скажем, самым характерным. Иван Ильин, которому Ленин собственноручно «выписал посадочный талон» на пароход вместо расстрела («Нельзя! Он автор лучшей книги о Гегеле»), был именно образцом «правой» философской мысли, монархистом, категорически не принявшим большевистский переворот.

Правда, в отличие от Бердяева, Европа встретила Ильина равнодушно – а после смерти в 1954 году постаралась забыть, оставив его имя в ряду множества второстепенных русских мыслителей правого толка. И это несмотря на то, что Ильин был наполовину немцем (по матери, Каролине Луизе Швейкерт фон Штадион). Он прекрасно писал и говорил по-немецки, но для мировой философии так бы и остался одним из многочисленных исследователей философии Гегеля, если бы не внезапный поворот в его посмертной судьбе, случившийся в XXI столетии. Теперь на Западе Ильину посвящают книги. В 2018 году американский историк Тимоти Снайдер опубликовал книгу «Дорогу к несвободе», где исследовал влияние философа на мировоззрение Путина:

«Русская культура, писал Ильин, автоматически порождает “братское единение” везде, где бы ни распространилась власть русских. Ильин брал слово «украинцы» в кавычки, поскольку отрицал их самостоятельное, вне российского организма, существование. Рассуждать об Украине – означает быть заклятым врагом России. Ильин считал само собой разумеющимся, что Украина окажется и в составе постсоветской России». Т. Снайдер, «Дорога к несвободе»

В постсоветской России труды Ильина рекомендованы для чтения правительственным чиновникам, изданы и переизданы немалыми тиражами. Цитаты из сочинений философа звучат с высоких трибун, ставятся эпиграфами к публицистическим статьям и широко используются в заданиях для ЕГЭ.

Обобщая эти факты, Снайдер находит в текстах Ильина первоисточник агрессивного мировоззрения Путина.

С этим смелым выводом согласны не все. Бывший профессор Томского университета Николай Карпицкий, живущий сейчас в Славянске, на который постоянно падают российские ракеты, считает недоказанной «вину» Ильина в ежедневных убийствах украинцев.

– Публицистика – это еще не философия. Чисто философская книга у Ильина всего одна, посвященная Гегелю, очень неплохая работа, которой он обеспечил себе место в истории. Что касается его социальной публицистики – что тут скажешь, таковы были его представления, отражающие время. Тогда национализм еще не дискредитировал себя и воспринимался как решение всех проблем, поэтому фашистские идеи были популярны среди, казалось бы, нормальных людей. Только «благодаря» Гитлеру, который на практике продемонстрировал, что такое фашизм, эти идеи стали неприемлемыми. В своем увлечении фашизмом Ильин не был оригинален. Сейчас эти идеи безнадежно устарели, но увлечение Ильиным стало модным среди русских националистов.

В кругах интеллигенции Ильин воспринимается безотносительно к его архаичным националистическим представлениям и даже культивируется. Взгляды Путина сформированы в логике картины мира спецслужб и ни из какой философской системы не вытекают, но требования моды заключаются в том, чтобы найти этим взглядам солидное обоснование, поэтому выбрали Ильина в качестве авторитета. Когда-то советскую космонавтику решили «привязать» к какому-нибудь русскому философу – и нашли Николая Федорова! На мой взгляд, Ильин имеет такое же отношение к действиям нынешнего режима, как Николай Федоров к космическим полетам. Настоящим родоначальником русского фашизма я бы назвал Данилевского, конкретно его книгу «Россия и Европа». Это русский аналог «Майн кампф», – считает Николай Карпицкий.

Мы никогда не узнаем наверняка, в какой степени именно чтение книг Ильина «вдохновило» Путина на вторжение в Украину, но в любом случае цитаты из статей философа звучат гораздо актуальнее спустя полвека после его смерти:

«Застарелая национальная вражда между азербайджанскими татарами и армянами требовала строгого территориального раздела, а этот раздел оказался совершенно неосуществимым: обнаружились большие территориальные узлы со смешанным населением, и только присутствие советских войск предотвращало взаимную резню… когда после падения большевиков мировая пропаганда бросит во всероссийский хаос лозунг: «Народы бывшей России, расчленяйтесь!» – то откроются две возможности: или внутри России встанет русская национальная диктатура, которая возьмет в свои крепкие руки «бразды правления», погасит этот гибельный лозунг и поведет Россию к единству, пресекая все и всякие сепаратистские движения в стране; или же такая диктатура не сложится, и в стране начнется непредставимый хаос передвижений, возвращений, отмщений, погромов, развала транспорта, безработицы, голода, холода и безвластия». И. Ильин, «Что сулит миру расчленение России?»

Русский немец

Для того чтобы стать убежденным монархистом и философом патриотического толка, у Ильина были все необходимые условия: он родился в Москве, в семье губернского секретаря и присяжного поверенного Александра Ильина, крестника императора Александра II. К тому же его мать, русская немка Каролина Луиза, «снабдила» его половинкой иноземного происхождения, часто способствующего острому ощущению патриотизма. И все-таки к своему мировоззрению он пришел самостоятельно.

В студенческие годы Ильин был, по воспоминаниям современников, «русским немцем»: больше всего его интересовала немецкая классическая философия – труды Канта, Шеллинга, Гегеля, которые он свободно читал в оригинале. Позднее именно философия Гегеля стала объектом его магистерской диссертации, замеченной Лениным и спасшей ему жизнь. Но пока до этого еще было далеко.

Как и большинство студентов, в 1905 году Ильин страстно сочувствовал революционным идеям, и так же, как большинство, в 1906-м полностью разочаровался «в этой ерунде», вернувшись к академической работе. Говорят, его отличала фантастическая работоспособность, которую ставили другим студентам в пример. Она была почти чудовищной: «Иногда, предвкушая, ляскаю зубами от писательского аппетита», – проговаривался он в одном из юношеских писем.

Закончив учебу, Ильин, как лучший студент, остался при Университете «готовиться к профессорскому званию» и стал преподавать на Высших женских курсах, где познакомился со своей будущей женой Наталией Вокач. Вскоре они обвенчались. Собственно, этим «личная жизнь» Ильина исчерпывается – в его биографии больше не было ни романов, ни глубоких привязанностей, и даже детей он после себя не оставил. Все его дальнейшее существование было посвящено политике и философии.

Ненависть

Переворот в мировоззрении Ильина, видимо, произошел в 1914 году, с началом Мировой войны. Надо думать, острое ощущение внутреннего раскола, которое неминуемо должно было в нем возникнуть из-за столкновения «двух родин» (в Германии Ильин перед войной провел несколько лет в научной командировке, слушая и читая лекции в университетах Гейдельберга, Фрейбурга, Берлина и Геттингена), требовало выбора и ясности. Ильин решительно выбрал Россию, еще не подозревая, что немалую часть оставшейся жизни ему суждено провести именно в Германии. Он ненавидел и «бюргеровское» устройство жизни немцев, и «бюргеровскую» половину в себе. Все это с двойной силой толкало к идеализации России, к идее «избранности» русского народа, которая была высказана уже в 1914 году в патриотической статье с характерным названием «Духовный смысл войны». С этого момента и до самой смерти Ильин оставался бессменным борцом и идеологом «правого дела», убежденным противником любых форм либерального мироустройства. И это вполне подходило его характеру.

«Способность ненавидеть, презирать, оскорблять идейных противников была у Ильина исключительной. И с этой, только с этой стороны знали его москвичи тех лет», – вспоминала поэтесса и переводчик Евгения Герцык.

Чудовища против чудовищ

Правая философская мысль в России – это лабиринт, населенный чудовищами, которые всюду видят врагов и к тому же постоянно сталкиваются друг с другом. Но у этого лабиринта нет крыши, над ним – голубое небо и образ «небесной России», к которому монстры время от времени поднимают тоскующие окровавленные морды. Подобная картина описана в страшноватой «Розе мира» Даниила Андреева, и это не вполне метафора. Когда абстрактные и мистические идеи переносятся на почву государственного строительства, проливается кровь. Ильин сам дважды был тому свидетелем – в СССР и в фашистской Германии. Но столкновение идей всегда интересовало его больше, чем частная человеческая жизнь.

Справедливости ради следует признать, что это презрение к частной человеческой участи Ильин распространял и на себя самого. Когда произошел большевистский переворот, он без колебаний объявил о непримиримой вражде к новому режиму. Уже через три недели после революции в газете «Русские ведомости» вышла его статья «Ушедшим победителям», в которой он пророчил большевикам скорую гибель. С 1918 по 1922 год Ильина арестовывали шесть раз и выпускали на свободу лишь благодаря заступничеству личных знакомых Ленина. Наконец вождю надоело играть в эти игры, и он распорядился отправить Ильина вместе с другими опальными философами на пароходе «Обербургомистр Хакен» в Германию, подальше от объекта его ненависти.

Злое добро

Но расстояния не властны над подлинными чувствами. Ненависть к большевикам стала теперь для Ильина основной движущей силой, ощутимо влиявшей на его философию. Сделавшись профессором Русского научного института в Берлине, он вскоре выпустил ряд философско-публицистических работ, в которых идея избранности русского народа неожиданным образом трактовалась в контексте христианства. Согласно Ильину, заповедь о любви к своему ближнему не может и не должна распространяться на врагов христианства, к которым он в первую очередь причислял большевиков. Русский народ, обманутый большевистской идеей, должен вернуться к своей изначальной, «чистой» природе, и ради этого можно и нужно пролить кровь. Книга «О сопротивлении злу силою» (явно полемизирующая даже в своем заглавии с пацифизмом Толстого), изданная им в 1925 году, рассматривала этот вопрос с философской точки зрения, и в ней Ильин приходил к убедительному для себя выводу, что «вражда ко злу не есть зло». Бердяев, прочитав этот труд, пришел в ужас – и немедленно написал критическую статью «Кошмар злого добра», но автора это мало заботило, ведь он давно вышел на тропу непримиримой войны. И, разумеется, не он один.

Многие тысячи белогвардейцев, оказавшихся на чужбине, разделяли его ненависть к большевикам. Вскоре Ильин стал одним из главных идеологов Белого движения, а в 1927 году начал издавать журнал «Русский Колокол», в третьем номере которого (за 1928 год) была опубликована его статья «О русском фашизме». Слово было сказано.

Фашизм

Ильин был крайне раздосадован, что идеи фашизма родились не в России и не в среде белогвардейцев-иммигрантов, где, как он считал, им самое место, а в Италии, у Муссолини. Впрочем, и немецкий вариант фашизма он поначалу воспринял с энтузиазмом, тем более это была явственно выраженная антибольшевистская сила. Сразу после прихода Гитлера к власти он разразился статьей «Национал-социализм. Новый дух», в которой выступил в поддержку нового режима: «То, что происходит в Германии, есть огромный политический и социальный переворот… Сброшен либерально-​демократический гипноз непротивленчества. Пока Муссолини ведёт Италию, а Гитлер ведёт Германию – европейской культуре даётся отсрочка…» Позиция Ильина была оценена новой властью – и спустя несколько месяцев его назначили директором Русского научного института, из которого немедленно стали увольнять «неблагонадежных» русских.

«Удаляется всё, причастное к марксизму, социал-демократии и коммунизму; удаляются все интернационалисты и большевизаны; удаляется множество евреев. Удаляются те, кому явно неприемлем «новый дух», – торжествовал Ильин. Однако даже немцам такая благонадежность казалась преувеличенной – и уже весной 1934 года самого Ильина тоже «удалили», сняв с должности директора. Его даже допросили в гестапо, после чего с некоторым недоумением выпустили на свободу. «Судорожная длань национал-социализма обрушилась и на без лести преданных. Так, на полицейском автомобиле повлекли на допрос профессора И. А. Ильина, сочинителя пышного адреса Гитлеру», – писал живший тогда в Берлине русский публицист Иосиф Гессен.

Так или иначе, до 1937 года он продолжал читать лекции в столице Рейха (в основном рассказывая об опасности большевизма). Его деятельность получила высокую оценку со стороны главы гестапо Рудольфа Дильса, но в Берлине Ильин, как и многие немецкие интеллектуалы, все-таки решил надолго не задерживаться: перед началом войны философ предпочел переехал в безопасную Швейцарию, где не было ни красного, ни коричневого цвета.

Все неоднозначно

Уже в 1948 году, за шесть лет до смерти, когда люди обычно начинают невольно думать о душе, из-под пера Ильина выходили удивительные строки: «Итальянский фашизм выговорил по-своему, по-римски то, чем искони стояла и строилась Русь: идею Мономаха и Сергия Радонежского, идею русского миссионерства и русской колонизации, идею Минина и Пожарского, идею закрепощения сословий, идею Петра Великого и Суворова, идею русской армии и белого движения».

«Фашизм есть явление сложное, многостороннее и, исторически говоря, далеко еще не изжитое. В нем есть здоровое и больное, старое и новое, государственно-охранительное и разрушительное. Поэтому в оценке его нужны спокойствие и справедливость. Будем надеяться, что и русские патриоты продумают ошибки фашизма и национал-социализма до конца и не повторят их…» – писал он, когда слегка «ошибшиеся» Германия и Италия лежали в развалинах.

Впрочем, в развалинах лежали и Россия, и почти вся остальная Европа, так что никому не было дела до частного мнения какого-то русского иммигранта, пусть бы и неплохого специалиста в области немецкой философии.

Но спустя полвека все изменилось.

Не лежится на месте

Ильина выкопали из могилы (в буквальном смысле этого слова) в 2005 году, когда его прах был перевезен с швейцарского кладбища в некрополь Донского монастыря. Посмертные и прижизненные «возвращения» тогда следовали одно за другим, и особенно знаковым виделся приезд Солженицына, выпустившего знаменитую брошюру «Как нам обустроить Россию», написанную отчасти в полемике с идеями Ильина. То есть идеи эти, выпущенные из темных склепов истории и запасников библиотек, уже оживали и носились в воздухе. Ленин продолжал безмятежно лежать в мавзолее, но те, кого он отправил на «Философском пароходе» прочь из России (или хотел бы отправить, будь они живы), один за другим вовлекали освободившуюся от коммунистов страну в «недоигранную игру» идей начала минувшего столетия. Константин Леонтьев, Владимир Соловьев, Николай Бердяев… И, в конце концов, Иван Ильин. О нем особенно заботилась Патриархия, видевшая в философе «своего» христианина-государственника, толкователя православной традиции в пользу сакрального значения власти. Поэтому для него и еще одного «возвращенного» изгнанника, писателя Ивана Шмелева (который, кстати, мечтал о победе Гитлера над большевистской Россией), предоставили места в главном капище страны.

Владимир Путин на Донском кладбище, куда был перенесен прах Ивана Ильина. 2009 г.

Но всего этого даже близко не произошло бы без Путина, который то ли по подсказке своих идеологов-консультантов, то ли сам собой (ну, бывает, наверное, и такое!) увлекся отечественной философией. Это было тогда сенсацией: подумать только, у нас – президент, который читает и обсуждает философские книги! В «хорошие» годы Путин почти в каждую речь вворачивал по одной-две цитаты из отечественных мыслителей и историков, в том числе и из Ивана Ильина, которым явно интересовался. Многое ему в работах философа могло очень импонировать, например, такие пассажи:

«…кто не любит беззаветно своего национального вождя, и не верит ему, и не верит в него, – тот не посылает ему своего сердечно-волевого луча верности, силы и вдохновения, тот не «аккумулирует» к нему или в него, и потому жизненно и творчески теряет его; именно потому персону вождя и Государя враги всегда пытаются обессилить и подорвать подозрениями, насмешкой, очернением и клеветою».

На всякий случай президент, помимо самого праха Ильина, распорядился выкупить в США и привезти весь его архив, так сказать «бумажный прах» мыслей. Узнав об этом, журналисты и политологи твердо уверились, что именно работы Ильина лягут в основу новой русской идеологии, которую Путин многие годы вынашивает в себе, как курица золотое яйцо. И хотя идея «русского мира» – явно идея синтетическая, а слово «фашизм» остается в России под запретом, кто знает, ошиблись они или нет…

Чей веник?

Порой, конечно, доходило и вовсе до смешного. Влияние Ильина на Путина настолько преувеличивалось, что все, даже самые мелкие, решения президента объяснялись как результат философских штудий. Например, в июне 2006 года, вскоре после неожиданной отставки генпрокурора Владимира Устинова, журналисты «Газеты.ру» писали, что, возможно, эта «необъяснимое» решение президента – результат чтения Путиным архива Ильина (который за несколько недель до того был переправлен из США в Россию), итог знакомства с его «нехрестоматийными» работами. Ну кто же в России любит прокуроров, особенно генеральных? «Мы вас умоляем, господин президент, читайте, читайте дальше!» – радостно заклинал Путина автор статьи.

Но, вероятно, у президента слишком мало времени. Скорее всего, он внимательно прочитал лишь книгу «Наши задачи» и небольшую работу Ильина «Что сулит миру расчленение России» (которую даже, по его утверждениям, несколько раз перечитывал). И правда, зачем больше? Там все сказано просто и прямо: и про мировую «закулису», и про спасительный для России фашизм, который, как известно, Муссолини выводил из латинского слова fasces (единая связка прутьев, которые легко переломать поодиночке, но которые крепки в своем единстве). «Мы знаем, что западные народы не разумеют и не терпят русского своеобразия… Они собираются разделить всеединый российский «веник» на «прутики», переломать эти прутики поодиночке и разжечь ими меркнущий огонь своей цивилизации», – писал Ильин в 1948 году, в начале холодной войны.

С тех пор мир разительно изменился, но Путин определенно исполнен решимости не уступать веник никому. И хотя жить внутри этого веника довольно пыльно, другого предназначения России, кроме как подметать геополитические задворки истории и столетние закрома философской мысли, нынешняя власть не предполагает. Уж лучше бы она вовсе не читала книги, чем так.

Страшная сила очевидности. Читая Ивана Ильина

Страшная сила очевидности. Читая Ивана Ильина | Colta.ru  

№11Ни войны, ни мира

26 декабря 2016

37335

Историк Илья Будрайтскис о философе, предвосхитившем союз путинского государства и РПЦ — воина и монаха

текст: Илья Будрайтскис
Михаил Нестеров. Мыслитель (портрет философа Ивана Ильина), фрагмент. 1921

Иван Ильин — самый цитируемый философ путинского государства. На протяжении последнего десятилетия его высказывания были обильно представлены в публичных выступлениях чиновников, школьных курсах обществознания и просветительских выставках, посвященных восстановлению преемственности с «исторической Россией». Наследие Ильина, которое ректор МГУ Садовничий как-то назвал «живой водой, воскрешающей нацию», напряженно изучают многочисленные кафедры русской философии. Сам президент неоднократно обращался к Ильину в своих программных посланиях.

Рассредоточенные в пространстве пропаганды, цитаты Ильина складываются в образ сурового и дидактичного государственника, который верил в органическое превосходство общих интересов над частными, особый путь России и национальное единство перед лицом внешних угроз. Однако фигура Ильина, непримиримого борца с большевизмом и одного из ключевых идеологов белой эмиграции, входит в явное смысловое противоречие с мотивом «национального примирения» советского и антисоветского, который должен стать определяющим в предстоящем официальном праздновании столетия революции. Не случайно в последнем послании Путина вместо ильинского было использовано высказывание Алексея Лосева.

Мое предположение состоит в том, что Ильин важен для российской правящей элиты в первую очередь не как политический, но как моральный философ. Ильин в качестве источника патриотических цитат для стенгазет путинских ведомств вторичен, но уникален как автор самой последовательной этической легитимации существующего сегодня в России порядка вещей. Согласно учению Ильина, к субстанциальному Добру, Божественной «силе очевидности», причастен вне зависимости от своих личных мотивов каждый элемент этой системы — тюремный надзиратель, полицейский, прокурор или генерал ФСБ. И поскольку силовики — ключевая составляющая системы политической и экономической власти, их мировоззрение в значительной степени оккупирует место «здравого смысла» для общества, создавая кажимость социального единства.

Это, конечно, не значит, что все силовики должны постоянно перечитывать тексты Ивана Ильина. Скорее, моральная концепция Ильина создает «стиль», фрагменты которого, отрываясь от непосредственного источника, воспроизводятся в сознании как оправдание и искупление непосредственных действий. Это, можно сказать, моральный «большой мотор», заводящий множество «малых моторов».

Ильин важен для российской правящей элиты не как политический, но как моральный философ.

Философ насилия в своей эпохе

В 1925 году Иван Ильин, проживавший в Германии (после высылки на знаменитом «философском пароходе»), публикует книгу «О сопротивлении злу силою». Этот текст представляет собой не просто развернутую критику толстовства, но завершенную моральную философию авторитарного православного государства, в котором практически достигается единство духовного и политического. Такое единство для Ильина является трагическим, так как государство, являясь «органом Добра», не только не тождественно этому Добру, но и требует постоянного применения силы, пыток и казней.

Служение Добру само по себе не является добрым, но имеет несомненную добрую цель. Это трагическое противоречие определяет и личный путь православного воина, и историческое содержание эпохи — «грозные и судьбоносные события, постигшие нашу <…> родину», которые «проносятся опаляющим и очистительным огнем в наших душах».

Ильин создает свою версию оправдания насилия в десятилетие, когда борьба красных и белых, революции и контрреволюции покидает национальные границы России и становится глобальной — «европейской гражданской войной», согласно известному определению Эрнста Нольте. Сторона Ильина в этой войне четко определена — это «белые воины», носители «православной рыцарской традиции», на которых возложена тяжесть государственной необходимости в эпоху, когда само государство и определяемое им единство общества утеряны. Эта утрата является, прежде всего, результатом морального упадка, основа которого — в «моральном гедонизме» русского образованного класса, забвении цели ради чистоты средств. Закон, который обеспечивал прежде превосходство Добра над Злом, разрушен, и в свои права теперь вступает стоящая выше Закона сокрушающая сила Любви.

Ильин создает свою версию оправдания насилия, когда борьба красных и белых, революции и контрреволюции покидает границы России и становится глобальной.

Задача, которая стоит перед этой силой, — не только государственно-политическая, но и духовная: победа истинного христианства над мнимым, пацифистским, безвольным, сознательно или неосознанно потворствующим Злу. Именно поэтому в центре критики Ильина находится учение Льва Толстого о непротивлении злу силой. Толстовство, казалось бы, полностью утратившее свое значение к середине 1920-х, представляет опасность в своей сути — как идея нравственной автономии личности. Эта идея превращается в книге Ильина фактически в синоним индивидуалистической «негативной свободы», принцип либеральной демократии, бессильный перед наступающим Злом.

В этом отношении Ильина стоит рассматривать как одного из мыслителей эпохи, сосредоточенных на переосмыслении роли насилия, — как и Владимир Ленин, Жорж Сорель, Карл Шмитт и Вальтер Беньямин. Такое сопоставление, конечно, требует отдельного анализа, но отмечу, что понимание насилия Ильиным вполне соответствует тому, что Беньямин определял как насилие «мифическое», т.е. восстанавливающее власть по ту сторону логики права.

Михаил Нестеров. Святые воины Пересвет и Ослябя. Начало 1920-х.

О Добре и Зле

Пора определиться с содержанием этих принципиальных для Ильина категорий. Зло для Ильина — внутренняя душевная склонность каждого человека, имеющая исключительно личный, произвольный характер. Развитие Зла в душе протекает незаметно и лишь постепенно находит выражение через внешние поступки. Проблема в том, что и эти поступки не могут быть опознаны самим человеком как злые, но, напротив, чаще рассматриваются как проявление и расширение границ индивидуальной свободы от принуждения и контроля. Это чистое господство произвольного через «тело», которое «точно выражает и верно передает его душу во всем ее бессознательном состоянии». Если Добро осознанно, то Зло бессознательно, оно узнается окружающими, но остается невидимым для самого злодея.

Необходима постоянная работа над собой, чтобы возвыситься над произвольностью своей личности и обратиться к «объективному совершенству», способности измерять свое «жизненное содержание мерой ее подлинной божественности (истинности, прекрасности, правоты, любовности, героизма)». Подавление произвольного в пользу объективного и подлинного требует проявления воли, укрепления «стен индивидуального Кремля, в построении которых состоит духовное воспитание человека».

Победа истинного христианства над мнимым, пацифистским, безвольным, сознательно или неосознанно потворствующим Злу.

В момент крушения государства, подрыва основ существования субстанциального, внеличностного Добра Зло, напротив, становится внешним, видимым и торжествующим. Оно выходит за пределы личности и являет «миру свое духовное естество».

Таким образом, сознательная внутренняя работа никогда не достаточна, так как личностное соотношение между Добром и Злом определяется активной действующей волей других. Утверждать, подобно Толстому, что на человека нельзя оказывать давление и следует оставить его наедине со своей внутренней моральной битвой, означает самому уклониться от битвы, пассивно потворствуя проявлению Зла в ближнем. В столкновении Добра со Злом мы никогда не бываем одни — но, хотим мы того или нет, принадлежим миру. Невозможно вести внутреннюю борьбу, не вступая в борьбу за другого. Активный, волевой ответ на произвол чужой личности является не вопросом выбора, но необходимостью и долгом, проявлением Добра в самом себе.

Фрагмент немецкой гравюры «Ведьмы в руках правосудия»

Понуждать и заставлять

Вот почему такое воздействие, согласно Ильину, вообще не следует называть насилием — ведь в нем не должно быть места личному произволу, чувству мести или «злобной одержимости». Конечно, склонение другого к Добру («силе очевидности») может быть добровольным. Проявляющего внешнее Зло человека можно убедить, раскрыть ему глаза на подлинный смысл его действий. В этом случае воздействие будет «органически-свободным», то есть принятым и понятым другим. Однако если этого осознания не происходит, действие в пользу Добра неизбежно происходит против желания другого, выявляя его подлинную волю и преодолевая сопротивление бессознательного. Ильин выражает эту мысль в филигранной гегельянской формуле — «воля к чужому волению помогает безвольному осуществить волевой акт».

Начинается то, что Ильин называет «заставлением» — то есть «наложением воли на внутренний и внешний состав человека, который обращается не к <…> любовному принятию заставляемой души непосредственно, а пытается понудить ее или пресечь ее деятельность». При этом важно, чтобы заставление воздействовало именно на осознание Зла в своем объекте, а не ограничивалось внешним формальным согласием. Вот как пишет об этом Иван Ильин: «Всякое такое воздействие на чужое тело имеет неизбежные психические последствия для заставляемого — начиная от неприятного ощущения (при толчке) и чувства боли (при пытке) <…> понятно, что арестуя, связывая, мучая <…> человек не может распорядиться другим изнутри, заменить его волю своей волей». Чисто физическое понуждение имеет своим результатом лицемерие, но не внутреннее убеждение. Вот почему нужно сочетать психологическое воздействие с физическим, используя внешнюю уязвимость тела для понуждения к внутренней осознанности.

Нужно сочетать психологическое воздействие с физическим, используя внешнюю уязвимость тела для понуждения к внутренней осознанности.

Добро выступает в качестве чистой физической силы уже на следующем этапе — внешнего, агрессивного проявления Зла, которое должно быть немедленно пресечено. Там, где человек является «сильным во зле», общественно организованное психическое понуждение, облеченное в форму закона и авторитета, уже бессильно. Противодействие Злу становится здесь долгом, т.е. активным проявлением Добра каждого «духовно здорового человека». Свою добрую волю он обращает на тело злодея как непосредственное орудие зла. На этом пути не стоит сдерживать себя, ведь «благоговейный трепет перед телом злодея, не трепещущего перед лицом Божиим <…> это моральный предрассудок, духовное малодушие, безволие, сентиментальное суеверие», «сковывающее каким-то психозом здоровый и верный порыв духа».

Безусловно, «прав тот, кто оттолкнет от пропасти зазевавшегося путника, вырвет пузырек с ядом у ожесточившегося самоубийцы, вовремя ударит по руке прицеливающегося революционера <…> выгонит из храма кощунствующих бесстыдников». В каждом из этих поступков нет злобы или личного интереса, ими движет исключительно «подлинная воля к недопущению объективации зла». Потребность в этой воле наступает тогда, когда правовое понуждение уже не работает, а увещевание потеряло смысл. Эта превосходящая Закон сила зовется Любовью.

Михаил Нестеров. Русский воин. Святой князь Михаил

Любовь холоднее смерти

Любовь, как движущая сила духовности и совершенства, прямо противоположна произвольной любви-желанию, равно как и морально-гедонистической любви-жалости. И произвольная любовь, и ложно понятая «любовь к ближнему» рассматривают свой объект как автономный, внешний по отношению к себе. Этот объект любви принимается нераздельно — как уникальное сочетание добрых и злых черт, как тело, огражденное от страданий. В такой любви нет истины, которая должна осуществиться, нет духовного предмета, по отношению к которому любовь направлена.

Вообще избавление от страданий является фундаментально ложной задачей, ибо «сущность страдания состоит в том, что для человека оказывается <…> закрытым путь к низшим наслаждениям». Страдание является неизбежным следствием осознания, это «источник воли и духа, начало очищения и видения, основа характера и умудрения». Любовь, которая лишь сочувствует и пытается избавить от страданий, духовно слепа. Она стремится отождествить любящего с объектом любви безотносительно к содержанию этого объекта.

В такой любви нет ни внутренней правоты, ни стремления — она «не служит, а наслаждается, не строит, а истощается». Только духовная сила, «чутье к совершенству», открывает «человеку подлинный предмет для любви». Она начинается с любви к Богу и затем переходит в любовь к «началу Божественного» в человеке. Такая любовь уже не предается «соблазнам сентиментальной гуманности» и «не измеряет усовершенствование человеческой жизни довольством отдельных людей или счастьем человеческой массы». Этой любви доступно высшее понимание того, почему «болезнь может быть лучше здоровья, подчинение — лучше власти, бедность — лучше богатства», а «доблестная смерть лучше позорной жизни».

Сентиментальному состраданию и бездуховным проектам материального счастья масс следует противопоставить подлинный, «отрицающий лик любви». Отрицающая любовь не доставляет радости и успокоения, но приносит муки, так как постоянно требует заставления и понуждения в отношении объекта любви. Отрицающая любовь — это динамичное отношение между очевидностью и произвольностью, между несовершенной действительностью и Божественным понятием, между Злом и Добром.

Отрицающая любовь не доставляет радости и успокоения, но приносит муки, так как постоянно требует заставления и понуждения в отношении объекта любви.

Такая динамика означает «постепенное удаление того, кто любит, от того, кто утрачивает право на полноту любви». В своей последовательности (а значит, следуя гегелевской диалектике, осуществлении через отрицание) эта любовь по отношению к объекту выражает «неодобрение, несочувствие, огорчение, выговор, осуждение, отказ в содействии, протест, обличение, требование, настойчивость, психическое понуждение, причинение психических страданий, строгость, негодование, гнев, разрыв в общении, бойкот, понуждение, отвращение, неуважение, невозможность войти в положение, пресечение, безжалостность, казнь».

Итак, чтобы действенно противиться Злу, любовь должна быть ограничена и видоизменена, она должна превратиться в путь подвига, «безрадостный и мучительный». Только так, отрицая видимость ради предмета, тело ради духа, любовь становится «верховным основанием всей ведущейся человеком борьбы со злом». В своей рецензии на книгу Ильина Зинаида Гиппиус заметила, что везде, где он произносит слово «любовь», его следовало бы заменить на «ненависть». Эмоционально разделяя такое отношение, стоит, однако, возразить, что для Ильина любовь в своем высшем, отрицающем и карающем, выражении противоположна ненависти как произвольной, слепой силе.

Мучительная сила такой любви заключается и в том, что, даже убивая свой объект, любящий осознает свое чувство, а значит — до последнего вздоха любимого по-настоящему любит его, не оставляя в своем сердце места для сентиментального сочувствия, так же как и для аффективной ненависти. Ильин отмечает, что Любовь составляет сущность правосознания, его внутреннее содержание. Если право ограничивается понуждением, напоминая о неотвратимости наказания за внешнее проявление Зла, то Любовь не останавливается перед физической силой, пыткой и казнью. «Отрицающая любовь» Ильина может быть, таким образом, сравнима с тем, что Вальтер Беньямин называет «правоустанавливающим насилием».

Фрагмент немецкой гравюры «Ведьмы в руках правосудия»

Моральное большинство

Любовь, утверждающая дух порядка, превосходя его букву, становится отношением, связывающим личность и государство, общество и власть. Так как эта любовь направлена к предмету любви, а не к его внешнему выражению, то она определяет в целом отношение сознательного христианина и патриота к другому: он любит свою семью, государство и сограждан. Мера отрицания в каждом из этих отношений, конечно, разная, но сам ее принцип, содержание, остается неизменным.

Сознательный гражданин и верующий человек движим любовью во всем, ничто не оставляет его безразличным. Он не может удержать силу своей любви ложным уважением к мнимому праву на самовыражение другого. Ведь не сдерживаемая активной волей к Добру темная сила бессознательного стремится к проявлению себя, вызывая «к жизни в других душах целую систему бессознательного воспроизведения, полусознательного подражания и ответной детонации». В свою очередь, граждане связаны между собой не только внешним равенством перед законом, но и «обязанностью взаимовоспитания», которое соответствует взаимозависимости в Добре и во Зле. Так что ничем не обоснованы претензии отдельных личностей «закрепить за собой преимущественное право» на неограниченное выражение своего бессознательного. Они готовы посылать «другим чистое зло», но не готовы «принимать посылаемого им в ответ в виде понудительного воздействия, добра».

Добрым является всякое проявление власти.

Органическое единство государства, Церкви и общества в Добре создает общность благожелательства, чувство взаимной связи указывает людям их «общую духовную цель». Ильин дает обоснование общественного договора, в котором «власть (церковная или государственная) утверждает в своем лице орган общей священной цели, орган добра, орган святыни, и потому совершает все свое служение от ее лица и от ее имени».

Если в «общественном договоре» Руссо народ узнает из мнения большинства содержание своей собственной воли, то в версии Ильина он становится подтверждением воли Божественной. Добрым является, таким образом, всякое проявление власти, а содействие ей равно содействию Добру в самом себе и окружающих. Как пишет Ильин, «в таком правосознании нет места несправедливости со стороны государства — оно справедливо в своем принципе, даже когда в конкретном случае ошибается». И наоборот: сила активной, отрицающей Любви дает ее носителю, сознательному гражданину и патриоту, возможность как бы опережать действие власти, совершая физическое пресечение там, где власть может только предупреждать и делать замечания.

В таком союзе благожелательства активный гражданин не формально следует инструкциям руководства, но умеет читать их между строк и реализует их дух. Или, как точно пишет Ильин, «каждый член союза может и должен чувствовать, что его воля и его сила участвуют в борьбе центральной власти с началом зла и его носителями». На этом пути каждый отдельный гражданин чувствует себя борцом за Добро постольку, поскольку «общественное мнение (и в его распыленном, и в его сосредоточенном состоянии) поддерживает его своим сочувствием и содействием».

Ильин говорил о необходимости переходной «национальной диктатуры» перед возвращением органичной, благожелательной православной монархии.

Государство Ильина не мыслит себя инструментом прогресса (как это делал, например, сталинский тоталитаризм), не воспитывает нового человека, но приводит старого в соответствие с его предназначением и исторической принадлежностью (как русского, гражданина, православного и т.д.). Это единство общества и государства, достигнутое в христианской монархии, в эпоху Ильина оказалось разрушено. Непротивленцы, адепты сострадания и произвольно, материалистически понятой справедливости, распахнули дверь активному злу, которое приобрело надличностный, массовый характер.

Необходимое моральное обновление, преодоление слабости и ложных ценностей, сделавших возможным это торжество Зла, может быть достигнуто через постижение морали воина. Воина, поднимающего свой карающий меч во имя Бога и Добра. В своих многочисленных политических текстах Ильин говорил о необходимости переходной «национальной диктатуры», способной восстановить нарушенное равновесие перед возвращением органичной, благожелательной православной монархии. Восстановление этого равновесия требует правильного самосознания поднимающего меч — а именно внутреннего решения главного морального вопроса: можно ли совершать недобрые поступки ради Добра?

Никита Кадан. Из серии «Процедурная комната». 2010

Союз воина и монаха

Активная борьба с внешним злом, как уже понятно, не может и не должна останавливаться перед физическим насилием и убийством. Тело, как возможный орган Зла, не является непреодолимым препятствием для утверждения духа. Но проблема в том, что отдельный воин Добра не обязательно сам является полностью добрым. Более того, на пути борьбы со Злом он совершает поступки, которые не являются праведными. «Сам тая в себе начало зла <…> и далеко не поборов его до конца», воин «вынужден помогать другим <…> и пресекать деятельность» тех, кто уже «предался злу и ищет всеобщей погибели». Он осознает опасность собственного внутреннего зла и, принося в жертву стремление к праведности и целостности в Добре, спешит на помощь другим. Такой путь является неправедным, но не является грешным, так как воин осознает свою неправедность и принимает ее как неизбежность служения. Более того, помогая другим ценой своей нравственной чистоты, православный воин способствует волевому усилению доброго начала в самом себе. Он «приемлет разумом <…> и делом неполноту любви в самом себе» и «изживает ее в борьбе со злодеем».

Отрицающая любовь, оружием которой добровольно становится карающий слуга государственного дела, сама является любовью «урезанной, ущербной <…> и отрицательно обращенной к злодею». Но ее ущербность — следствие наличия в мире Зла, с которым необходимо бороться. Отрицательно любящий борец за общее дело совершает насилие и несправедливость не по желанию (тогда бы он был просто злым), но по необходимости. Осознанно действуя как орудие государственной воли, в любом своем действии, вне зависимости от его содержания, он, так сказать, остается «объективно добрым».

Отдельный воин Добра не обязательно сам является полностью добрым.

Такой воин привыкает «жить не светлыми, но темными лучами любви, от которых она становится суровее, жестче, резче и легко впадает в каменеющее ожесточение». В этом заключена тяжесть служения: ведь там, где воин отступает от субстанциального Добра в сторону произвольной жалости, он рискует предать свое дело, поддавшись искушению Зла в образе Добра. Таким образом, применение насилия в интересах Добра является не морально допустимым, но необходимым. Это не возможность, но героический долг. Или, как предельно точно формулирует Ильин, «обязательность применения меча есть критерий его допустимости».

Воин — трагическая фигура, так как «совершенство и справедливость не совпадают». Он добровольно принимает духовный компромисс, освящаемый осуществленной праведностью Церкви. Осознание духовного компромисса — это принятие судьбы, которая состоит в том, чтобы постоянно лицом к лицу встречать «буйство неуговоримого зла» на Земле. Неполнота отрицающей любви воина дополняется неполнотой праведного в своем отдалении от мира монаха. Церковь может быть праведной лишь постольку, поскольку прочен ее союз с государством. Монахи должны понимать, «что их руки чисты для чистого дела только потому, что у других нашлись чистые руки для нечистого дела». Суть православного государства в том, что монах и воин идут вместе, сцепив чистые и нечистые руки в сознательном союзе. Ведь «духовная автономия Церкви, осмысливающая дисциплину началами веры» нужна, чтобы «воин понимал, почему врага в сражении или бунтовщика при восстании должно убить».

Никита Кадан. Из серии «Процедурная комната». 2010

Вечность.рф

Обладание властью, неподотчетной народной массе (как произвольной), но ответственной лишь перед Богом (в смысле описанного выше «духовного компромисса»), составляет не привилегию, но миссию «религиозно-осмысленного служения». Эта миссия не имеет своей собственной истории, у нее нет начала и конца. Действия ее трагических носителей определяются битвой Добра и Зла как неизбежной частью мира и Божественного замысла.

Гегелевская философия превращена Ильиным в идеологию, лишенную внутренней негативности, относительности любой политической или религиозной формы внутри исторического движения. Философия становления, лишенная этики, по определению преображается в господство неизменной этической формы «духовного компромисса», соответствующей субстанциальности самоосознающего православного государства, этого вечного союза воина и монаха.

Врагом такого государства, т.е. неизменным Злом, выступает любая личность или группа, восставшая против обстоятельств своего существования. Потому сопротивление всегда произвольно, а его подавление всегда осенено Добром и вооружено отрицающей Любовью.

Момент Толстого

В 1906 году молодой Иван Ильин приехал в Ясную Поляну, чтобы встретиться с Львом Толстым. Полный впечатлений, он позже писал своей родственнице: «отличительная черта гения — трагическая борьба за органически-единое узрение Несказанного в элементе мысли и в элементе художественного — была свойственна Толстому в особом, своеобразном роде, и это я почувствовал с большой определенностью». Вероятно, это именно та причина, по которой Толстой — как неделимый, целостный человеческий факт — не может быть адаптирован современным российским государством как просто один из великих писателей, составивших славу «исторической России». Толстой — не только часть обязательной программы по литературе, но также имя этического момента. Того самого, который в начале романа «Воскресение» застает представителя правящего класса, князя Нехлюдова, в суде присяжных и неожиданно заставляет его почувствовать себя не судьей, но подсудимым.

Сегодня надо признать, что Ильину в «Сопротивлении злу силою» удалось снять саму проблематику этого момента для наследников тех, к чьей личной совести безнадежно взывал Толстой в «исторической России» начала XX века.

Понравился материал? Помоги сайту!

Скачать весь номер журнала «Разногласия» (№11) «Ни войны, ни мира»: Pdf, Mobi, Epub

Знакомство с Иваном Ильиным, философом, стоящим за авторитаризмом путинской России и западных крайне правых движений описание современных тенденций.

В 2004 году историк Энцо Траверсо писал о «тревожном феномене» «подъема фашистских политических движений на европейской арене (от Франции до Италии, от Бельгии до Австрии)». Многие из этих крайне правых движений были очень близки к победе, как на недавних выборах в Австрии и Франции, или сделали это, как на выборах в Италии.

И хотя внезапный подъем крайне правых стал шоком для многих в США, политические обозреватели часто отмечают, что эрозия демократических гражданских прав и свобод была многолетним проектом, совпадающим с финансиализацией экономики. , приватизация общественных товаров и услуг, рост государства массовой слежки и чрезвычайные военные полномочия, принятые на себя и никогда не отказывавшиеся от исполнительной власти после 11 сентября, создающие постоянное чрезвычайное положение и ослабляющие контроль над президентской властью.

Это даже не говоря о автократических режимах Реджепа Тайипа Эрдогана в Турции и Владимира Путина в России, которые связаны с другими антидемократическими движениями на Западе не только геополитически, но и философски, тема, которая получает гораздо меньше внимания, чем она того заслуживает. . Когда заходит речь об анализе философских основ неофашизма, он часто сосредотачивается на российском академике Александре Дугине, «которого называли, — отмечает Конор Линч из Salon, — всем, от «путинского мозга» до «путинского Распутина»» (Bloomberg). называет Дугина «тем русским, который связывает Путина, Эрдогона и Трампа»).0005

Дугинское слияние хайдеггеровского постмодернизма и апокалиптического мистицизма играет значительную роль в идеологии глобализированных ультраправых. Но историк из Йельского университета Тимоти Снайдер, который много писал как о Советской России, так и о нацистской Германии, указывает на более раннего русского мыслителя, который, по его словам, оказал значительное влияние на идеологию Владимира Путина, фашистского философа Ивана Ильина.

Антон Барбашин и Ханна Тоберн назвали Ильина «путинским философом» в Foreign Affairs профиль. Ильин был «публицистом, конспирологом и русским националистом с фашистскими наклонностями». Дэвид Брукс назвал Ильина одним из трех философов-националистов, которых цитирует и рекомендует Путин. Снайдер определяет философию Ильина как недвусмысленно «русский христианский фашизм», описывая в New York Review of Books плодотворное творчество русского мыслителя до и после русской революции, смесь немецкого идеализма, психоанализа, итальянского фашизма и христианства.

Короче говоря, в теоретических работах Ильина утверждалось, что «мир испорчен; она нуждалась в искуплении от нации, способной к тотальной политике; этот народ был нетронутой Россией». Как пишет Снайдер в своей последней книге «Дорога к несвободе: Россия, Европа, Америка », ильинский и путинский русский национализм парадоксально привлекли внимание широкого круга крайне правых политических партий и движений на Западе. «Что общего у этих способов мышления», — напишите The Economist 9.0014 в своем обзоре книги Снайдера «является квази-мистической верой в судьбу наций и правителей, которая отбрасывает необходимость соблюдать законы или процедуры или бороться с физическими реалиями».

Снайдер резюмирует идеи Ильина в приведенном выше видеоролике «Большие мысли» таким образом, что становится ясно, как его мысли апеллируют к ультраправым движениям за пределами национальных границ. Ильин, по его словам, «вероятно, самый важный пример того, как старые идеи» — фашизм 20-х, 30-х и 40-х годов — «могут быть возвращены в 21-й век для постмодернистского контекста». Эти идеи можно свести к трем тезисам, говорит Снайдер, первый из которых касается консервативной реификации социальных иерархий. «Социальный прогресс был невозможен, потому что политическая система, социальная система подобны телу… у вас есть место в этом теле. Свобода означает знание своего места».

«Вторая идея, — говорит Снайдер, — касается голосования как ратификации, а не избрания лидера. «Демократия — это ритуал… Мы голосуем только для того, чтобы подтвердить нашу коллективную поддержку нашего лидера. Лидер не легитимирован нашими голосами и не выбран нашими голосами». Вместо этого лидер появляется «из какого-то другого места… В фашизме вождем является какой-то герой, выходящий из мифа». Третья идея может немедленно напомнить читателям из США об отвержении Карлом Роувом «сообщества, основанного на реальности», пугающего предвестника не имеющей фактов реальности сегодняшней политики.

Ильин думал, что «фактический мир не считается. Это нереально.» В переформулировании гностического богословия он считал, что «Бог создал мир, но это было ошибкой. Мир был своего рода прерванным процессом», потому что ему не хватает связности и единства. Мир наблюдаемых фактов был для него «ужасающим… Эти факты отвратительны и не представляют никакой ценности». Эти три идеи, утверждает Снайдер, лежат в основе правления Путина. Они также определяют политическую жизнь Америки при Трампе, заключает он в своей New York Review of Books эссе.

Ильин «сделал из беззакония добродетель настолько чистую, что она невидима, — пишет Снайдер, — и настолько абсолютную, что требует уничтожения Запада. Он показывает нам, как хрупкая мужественность порождает врагов, как извращенное христианство отвергает Иисуса, как экономическое неравенство имитирует невинность и как фашистские идеи перетекают в постмодерн. Это уже не просто русская философия. Теперь это американская жизнь». Можно утверждать, что доморощенных источников американского авторитаризма и неравенства более чем достаточно. Но Снайдер убедительно доказывает косвенное и коварное влияние малоизвестного русского мыслителя.

Похожие материалы:

Умберто Эко составил список из 14 общих черт фашизма Не позволяйте этой кошмарной ситуации случиться. Это зависит от тебя!

Джош Джонс — писатель и музыкант из Дарема, Северная Каролина. Подпишитесь на него на @jdmagness


Иван Ильин, путинский философ русского фашизма

Почему в одних странах лучше условия жизни и уважают права человека, а в других прибегают к тирании? В 2018 году Тимоти Снайдер, американский писатель и профессор истории Йельского университета, опубликовал аналитическое эссе о русском религиозном и политическом философе Иване Ильине. Ильин сформулировал метафизическое и моральное оправдание тоталитаризма и дал будущим российским лидерам наброски подлинно фашистского государства, безусловно фашистской России.

В этом кратком изложении вы узнаете, как родилась концепция русского фашизма и почему она стала широко популярной и признанной русским господством после распада Советского Союза.

«Ильин показывает нам, как хрупкая мужественность порождает врагов, как извращенное христианство отвергает Иисуса, как экономическое неравенство имитирует невинность и как фашистские идеи перетекают в постмодерн. Это уже не просто русская философия. Теперь это американская жизнь».

Тимоти Снайдер

Поддержка Украины

Глава 1: Разговор между русскими, сатаной и Богом, или как родился русский фашизм

Русский философ Иван Ильин не был обычным христианином. Он верил, что Бог сотворил мир, чтобы завершить себя, но вместо этого освободил первородный грех и спрятался от стыда. Для Ильина современное общество, с его плюрализмом и гражданскими правами, со всеми мыслями и чувствами людей, только дает сатане больше власти, пока Бог находится в изгнании. Ильин видел в истории не логическое объяснение современного мира, а позор, бессмысленный и греховный. Последней надеждой была праведная нация, следующая за лидером, в политическую тотальность, став одним бессмертным живым организмом.

Поскольку объединяющее начало Слова было единственным благом во вселенной, то были оправданы любые средства, которые могли привести к его возвращению. его теория русского фашизма. Основным понятием было «право» или «правосознание». Однако его значение различалось до и после русской революции (1917-1923 гг.). До революции Ильин считал, что закон поможет русским соединиться с общечеловеческим сознанием, превратив Россию в современное государство. А после революции его уверяли, что некая сознательная «душа», а не «разум», позволяла русским рассматривать притязания на диктаторскую власть как закон.

Российская Федерация возникла после краха Советского Союза, спустя много времени после смерти Ильина. Сегодня она еще не подтвердила верховенство права как принцип правления. Более того, русское превосходство точно и творчески следует идеям Ильина. По Ильину, несостоятельность правового государства должна была стать русской моралью ХХ века. В следующем столетии российские лидеры использовали его идеи, чтобы превратить экономическое неравенство в национальную добродетель.

⚡Владимир Путин, действующий президент России, использует мысли Ильина о геополитике, чтобы сместить акцент с внутренних проблем России на распространение этой морали за границу.

Благодаря превращению Ильиным международной политики в дискуссию о «духовных угрозах», российское превосходство теперь описывает Соединенные Штаты, Украину и Европу как экзистенциальную угрозу России.

Глава 2. Происхождение философа как ключ к пониманию его философии

Русский философ Иван Ильин родился в 1883 году в семье русского дворянина по отцу и немецкой протестантки, принявшей православие. Ильин изучал философию в Москве, где открыл для себя этическую мысль Иммануила Канта (1724–1804). Но Ильин по-прежнему не мог представить русских людей существами, описанными Кантом: людьми с мощным разумом, позволяющим им делать осмысленный выбор. Другим философом, привлекшим внимание Ильина, был Гегель (1770–1831). Ильин даже провозгласил «гегелевский ренессанс» в 1912; это давало ему надежду, что время уладит все неприятные напряжения.

« История вообще есть развитие Духа во Времени, как Природа есть развитие Идеи в Пространстве». крестьянство и люди, жившие в городах из-за их «сексуальных извращений».

Ильин сомневался, что историческое изменение зависит только от Духа.

В 1913 году он выдвинул теорию о том, что перверсия – это русский национальный синдром, и обратился к Зигмунду Фрейду (1856–1939), предложив себя в качестве пионера отечественной психотерапии. К Первой мировой войне Ильин считал, что может наблюдать «метафизическую реальность через физическую», и написал диссертацию о Гегеле. Он был уверен, что Гегель имел в виду «Бога», когда писал «Дух», и что Бог создал историю, но был заблокирован от влияния.

Интеллектуальный обмен между Ильиным и Лениным начался в 1917 января, после того как Ленин помог Ильину избежать ареста ЧК, большевистской службы безопасности. Оба они соглашались с гегелевским обещанием тотальности, но имели разные взгляды на многие другие вещи. Ленин был атеистом и считал, что главный конфликт происходит между буржуазией и пролетариатом. Но он никогда не сомневался в том, что в истории может быть хорошая сторона человеческой натуры. Для Ильина акт сотворения мира Богом был первородным грехом, и ничего хорошего ни в прошлом, ни в человеческой природе не было.

Без ленинской революции Ильин, возможно, не сделал бы правых политических выводов из своей диссертации». Итак, Ильин пришел к выводу, что великая политическая трансформация могла начаться только в области фантастики. Он предположил, что нации нужны могущественные герои, готовые использовать свою власть, чтобы начать ее восстановление.

Это была идеология, ожидающая формы и названия.’

Тимоти Снайдер

Глава 3: Ильян вел Муссолини, и был разогнут, что Итлальцы изобрели Асфестизм, а не Эспунктизм 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 — 9003 6.

Ильин покинул Россию в том же году, когда образовался Советский Союз, и отправился в Италию, где был пленен Бенито Муссолини, который привел к жизни фашистский режим. Ильин считал, что смелые люди могут изменить порочную действительность смелыми поступками. По его мнению, слова Иисуса: «Не судите, да не судимы будете» были словами «несостоявшегося Бога с обреченным Сыном». И наоборот, добродетельный человек видел абсолютное добро и зло и мог назвать противников, подлежащих уничтожению.

Ильин считал, что каждый день — это судный день, и тот, кто не убьет своих врагов, когда у них есть такая возможность, будет судим. И пока Бог не вернулся, именно Ильин решал, кто эти враги.

«Возлюбить врага своего» означало и обратное. Для Ильина любовь означала тотальность. Христианство было способом для здравомыслящего философа распространять насилие во имя любви. Он оправдывал убийство иностранцев, чтобы нация могла инициировать тотальную политику, которая позже могла бы вернуть Бога. Ильин не поддерживал большевизм, поскольку он был не лекарством от несовершенного мира, а кульминацией его болезни. Таким образом, советская и европейская власть должна быть смещена путем жестоких государственных переворотов.

Моя молитва подобна мечу. И меч мой как молитва».

Иван Ильин

Ильин беспокоился, что русские не первыми применили фашизм. В 1927 году он попытался показать превосходство России, связав белую оппозицию с большевиками как начало фашистского движения в России. Ильин называл их «моими белыми братьями, фашистами». Он считал, что «Уайт-спирит» вечен и делал произвол патриотичным.

Дух беззакония сменяет дух закона; дух убийства сменяет дух милосердия».

Тимоти Снайдер

Ильин поддерживал Муссолини и Гитлера в начале своего правления. Он писал, что Европе суждено умереть, и только такие лидеры, как Муссолини и Гитлер, могут спасти ее от гибели. Сначала он думал, что у нацистов и русских должен быть общий «Дух», но после Второй мировой войны он изменил свое мнение и представил войну как нападение Запада на русскую чистоту.

Глава 4: Рецепт идеального национального диктатора и его правления

Ильин завершил свою теорию фашизма, придя к выводу, что Россия была единственной безупречной нацией в мире. Из небольшого региона вокруг Москвы Россия превратилась в идеальную империю. Как полагал Ильин, она расширялась, ни на кого не нападая, но постоянно подвергалась атакам со всех сторон. Россия стала жертвой, потому что другие страны не получили той добродетели, которую она защищала, захватив больше земель.

⚡Ильину наплевать на факты. Он ясно дал понять, что Россия невиновна, что бы она ни сделала, и что русская версия реальности — это не поддающееся определению благочестие.

Более того, Россия была единым живым организмом без личностей и конституций. Ильин опубликовал «Наши задачи» в виде сборника политических очерков и конституционных рекомендаций, рассмотренных и использованных позднее Владимиром Путиным. Он изобразил идеального национального диктатора и его правление в таком виде: 

  • Он должен появиться откуда-то из-за пределов истории.
  • Он должен быть достаточно мужественным, как Муссолини.
  • Он будет главой исполнительной власти, главным законодателем, главным судьей и главнокомандующим вооруженными силами.
  • Его сила будет безграничной.
  • Выборы существовали бы только как доказательство подчиненности людей.
  • Партии будут существовать только как ловушки для амбициозных.
  • Обычные люди могут иметь хобби, но только те, которые соответствуют корпоративной структуре и поддаются контролю.

Ильинская концепция политического возвращения России к Богу требовала отказа не только от индивидуальности и множественности, но и от человечества’

Тимоти Снайдер не о свободе личности; для них это была «свобода» идентифицировать себя как часть целого.

Глава 5. Как Путин воплощал в жизнь идеи Ильина и насколько это опасно

Надежды Ильина на религиозное тоталитарное государство не оправдались. Но он помог Владимиру Путину сформировать авторитарную клептократию, которой сейчас является Россия.

Путин — бывший офицер КГБ, служивший в ГДР, Восточной Германии, которая когда-то контролировалась Советским Союзом. Он стал премьер-министром в 1999 году и сразу же начал войну с Чечней. В 2000 году Путин был избран президентом и оставался на этом посту до 2008 года, когда он назначил президентом своего последователя Дмитрия Медведева.

⚡ Путин вернулся на должность через четыре года и в настоящее время является президентом Российской Федерации, всего 17 лет его абсолютного правления .

Путин превратил коррупцию в официальную клептократию. Владислав Сурков, мастер российской пропаганды, использовал западный тренд на информационно-развлекательные программы, чтобы создать его реальность и укрепить веру в русскую чистоту.

В 2005 году Путин и Сурков начали цитировать Ильина, назвав его «кремлевским придворным философом». Дмитрий Медведев рекомендовал произведения Ильина российской молодежи, и многие рассказы, написанные с учетом его идей, доминировали на телевидении.

Ильина цитировали глава Конституционного суда, министр иностранных дел и патриархи Русской православной церкви’

Тимоти Снайдер

Когда Путин снова стал президентом 2012 г. его политика заключалась не в укреплении закона в России; его основная цель заключалась в том, чтобы победить соседние страны, пришедшие на смену их собственным. Путин заявил, что верховенство права является частью зарубежной западной культуры, и это неправильно. Так что Россия должна его преодолеть и простираться «от Лиссабона до Владивостока».

Благодаря Ильину российские лидеры считают бывший Советский Союз самой Россией.

⚡Ильин писал об украинцах в кавычках, потому что Украина, как он считал, была частью русского организма, и ее нельзя было разделить. Любое упоминание Украины он также воспринял как агрессию против России.

С 2012 года российская политика в отношении Украины строится на принципах Ильина, учитывая аннексию Крыма и вторжение в Донецк и Луганск летом 2014 года. Ильин бы согласился с конечной целью этой войны.

Если бы мир был спасен от демонических построений, таких как США, всем было бы легче жить. И на днях это произойдет».

Владимир Путин

Важно то, что Владимир Путин вышел из области фантастики, как и предсказывал Ильин.

Глава 6: Заключение
  • Иван Ильин был не единственным, кто обсуждал концепцию фашизма в России, но он был самым популярным и признанным. Его идеи удовлетворяли политические потребности и заполняли пробелы в морали, помогая России стать авторитарным клептократическим государством.
  • Работы Канта, Гегеля и Фрейда повлияли на Ильина и помогли создать его версию фашистской теории.
  • Он считал Россию единым живым организмом без личностей и конституций. Ильин опубликовал «Наши задачи» в виде набора политических очерков и конституционных рекомендаций, рассмотренных и впоследствии использованных Владимиром Путиным.
  • Ильин был обеспокоен тем, что русские не были первой нацией, внедрившей фашизм.
  • Для Ильина любовь означала тотальность. Христианство было способом для здравомыслящего философа распространять насилие во имя любви. Он оправдывал убийство иностранцев, чтобы нация могла инициировать тотальную политику, которая позже могла бы вернуть Бога.
  • Ильин завершил свою теорию фашизма, заключив, что Россия была единственной нетронутой нацией в мире.

«Россия была безупречной империей, всегда подвергавшейся атакам со всех сторон. Небольшая территория вокруг Москвы стала Российской империей, самой большой страной всех времен, ни разу ни на кого не напав. Даже когда она расширялась, Россия была жертвой, потому что европейцы не понимали той глубокой добродетели, которую она защищала, захватывая больше земли» 9. 0014

Тимоти Снайдер

  • В 2014 году Европа и США совершили ошибку, восприняв российское вторжение в Украину как конфликт культур, а не как серьезное посягательство на верховенство права.
  • По Ильину, провалом правового государства была русская мораль ХХ века. Российские лидеры использовали его идеи, чтобы превратить экономическое неравенство в национальную добродетель в 21 веке.

Support Ukraine

Как понимающий философ Иван Ильин может дать представление о Владимире Путине – DU Clarion

Автор: Хэмптон Террелл |

19 апреля 2022 г.

То, как мы воспринимаем политические органы других стран, во многом зависит от ярлыков. Мы можем рассматривать одну страну как либеральную демократию, другую страну как авторитарную, а эту страну как тоталитарную. Метки удобны тем, что позволяют нам быстро делать выводы о функциональности нации, не углубляясь.

Однако, когда мы полагаемся исключительно на метки, мы иногда упускаем из виду более широкую картину. Когда это происходит, нам становится труднее понять или объяснить себе определенные вещи, свидетелями которых мы являемся в мире. Именно это и делает фашистский ярлык, который приписали России. Из-за того, что западный мир имеет лишь базовое представление об интеллектуальной основе Путина, мы не в состоянии понять его мыслительный процесс и даже заявляем, что он действует иррационально.

Историк Тимоти Снайдер — уважаемый ученый в области фашизма. Он проанализировал путинскую форму и пришел к многочисленным выводам, особенно в том, что касается деконструкции его философской подоплеки. Один из основных выводов Снайдера касается Путина и его связи с фашистским русским философом Иваном Ильиным.

Ильин родился в 1883 году и написал многие из своих литературных произведений в Германии в результате прихода к власти Ленина. Эти двое считали друг друга идеологическими врагами, во многом из-за поддержки Ильиным Белого движения, антиреволюционной коалиции, выступавшей против большевиков.

Работа Ильина в основном касалась российской государственности и духовного контекста того, что делает Россию такой важной. Для Ильина «первородным грехом был Бог, а не Адам». Он верил, что порядок и совершенное единство существовали до того, как Бог сотворил мир, и первый грех заключался в том, что Бог сотворил его.

Именно из-за Божьего греха, сотворения мира и человека, «каждая индивидуальная мысль или страсть углубили власть сатаны над миром». Именно противоречивые идеи и страсти, связанные с человеческой природой, делают мир таким уродливым местом. Здесь становится важной роль Российского государства.

Ильин рассматривает российскую историю как историю жертв. Быть жертвой в этом контексте означает для Ильина, что русская история также является историей невиновности. Следовательно, «только Россия каким-то образом избежала зла «истории» или «раздробленности человеческого существования»» 9.0005

Этот мыслительный процесс побудил Ильина сравнить тотальность и единство, существовавшие до сотворения Бога, с целостностью и единством клетки и биологического тела, за которое она цепляется. Для него «Россия была не страной с личностями и учреждениями, а бессмертным существом, «живым органическим единством». «частное» одно, мы приходим к тому типу единства и тотальности, которым так завидует Ильин.

Этот взгляд на отношения между народом России и их лидером выходит за российские границы. Тимоти Снайдер еще раз освещает точку зрения Ильина в другой статье, где он заявляет, что «у тех, кто принадлежал к русскому организму», не было другого выбора, поскольку «клетки не решают, принадлежат ли они телу».

Эта концепция является важным аспектом, который необходимо учитывать в связи с российским вторжением в Украину.

В своем эссе «Об историческом единстве русских и украинцев» Путин погрузился в мифологическое мышление и показал историческую перспективу, которая соответствует взглядам Ильина на «клетку и тело». Ближе к концу появляется один из наиболее тревожных отрывков.

«Наши духовные, человеческие и цивилизационные связи сложились веками и берут свое начало в одних истоках, они закалены общими испытаниями, достижениями и победами. Наше родство передавалось из поколения в поколение. Он в сердцах и памяти людей, живущих в современной России и Украине, в кровных узах, объединяющих миллионы наших семей. Вместе мы всегда были и будем во много раз сильнее и успешнее. Ибо мы один народ», — написал он.

Его исторический диагноз того, что необходимо для украинского успеха, заключается в том, что они в некотором роде неразделимы. Это описание украинского народа иллюстрирует стремление Ильина к единству и тотальности. То, что бесит Путина в Украине, взбесило бы и Ильина. Желание Украины «вестернизироваться», установить демократию и вступить в НАТО — все это для Ильина и Путина представляет собой дисгармонию, возникшую в результате «божьего греха».

За последние два десятилетия появились более вопиющие примеры связи Путина с Ильиным. В 2005 году Путин прямо процитировал Ильина в обращении к Федеральному собранию. Он также координировал перезахоронение останков трупа Ильина в России в том же году.

Разочарование Путина в Ленине также напоминает его высокую оценку работы Ильина. Что его больше всего расстраивает в Ленине, так это то, как он якобы разрушил русское единство. Путин считает, что именно ленинская «концепция федеративного государства с его субъектами, имеющими право на отделение», «в значительной степени способствовала распаду Советского Союза в 1991 году». Если распад Советского Союза в 1991 году что-то значит для Путина и Ильина, так это разрушение тотальности, которой они так желают.

Аргументы Тимоти Снайдера в отношении Ильина и Путина подверглись тщательному анализу, в первую очередь французским историком Марлен Ларюэль. В своей книге «Является ли Россия фашистской?: Разгадка пропаганды Востока и Запада» она написала, что «было бы ошибкой утверждать, что он был главным доктринальным ориентиром Путина». Она также считала, что Снайдер не признал, что «реабилитация его творчества в целом означала бы охват слишком многих идеологических компонентов, с которыми Кремль не может согласиться», особенно в отношении того, что Ильин был «сторонником люстрации всех коммунистических элит».

Однако, как мы видели на примере путинской критики Ленина, основное видение Ильиным России как сторонника единства и тотальности в некоторых отношениях считалось более ценным. Кроме того, важно отметить, что вопрос не в том, является ли Ильин основным доктринальным ориентиром Путина. Тот факт, что определенные аспекты философии Ильина находятся в путинском идеологическом наборе инструментов, означает, что понять Путина невозможно, если у нас нет набора инструментов, включающего в себя и философию Ильина.

Российский специалист Антон Барбашин подверг точку зрения Ларюэля еще большей критике. Он отметил, что «полная чепуха» «называть Путина политиком, преследующим какую-либо идеологическую или философскую концепцию». Тем не менее, эта точка зрения все же не «исключает, что ближайшее окружение Путина предрасположено к определенным идеологическим парадигмам».

Барбашин пошел дальше, глядя на тех, кто окружает Путина и как на их решения влияет Ильин. Это видно по тому, как «Книги Ильина рекомендовали к обязательному прочтению два кремлевских «серых кардинала» — Владислав Сурков и Вячеслав Володин». Барбашин также обсудил точку зрения независимого российского журналиста Михаила Зыгаря, который в своей книге «Вся кремлевская рать» заявил, что «именно эти работы Ильина повлияли на путинское определение традиционных российских ценностей».

Критика Барбашина выявила более простой момент в отношении этих отношений. Он указывает, что Ильин — «очень сомнительная историческая фигура, чтобы черпать вдохновение, даже неподходящий человек, чтобы просто цитировать». Барбашин объясняет, что это во многом связано с тем, насколько активным сторонником фашизма он был «даже после Второй мировой войны», в которой Германия продемонстрировала, насколько уродливой является идеология.

Тот факт, что российская правящая элита так увлечена философом, который заявил о своей поддержке нацистского режима, ироничен, особенно если учесть, что российские государственные СМИ с самого начала оправдывали вторжение в Украину, заявляя, что они «нацифицировать» страну.

Эти аргументы отражают спор о том, насколько Ильин влияет на процесс принятия решений Путиным (и Кремлем).

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *