Мужская философия, или Главное качество настоящего мужчины
Измени себя сам
Как быть настоящим мужчиной? Можно ли этому научиться? Насколько много в становлении мужчины зависит от женщины? Эти вопросы вечны, а их обсуждение может проходить как за столиком шумного кафе, так и в академической среде.
О мужественности рассуждали и спорили на встрече в рамках Московского семейного лектория культурно-просветительского пространства «Фавор» протоиерей Павел Великанов, архимандрит Симеон (Томачинский) и автор книги «Мужская философия» иеромонах Симеон (Мазаев).
Публикуем текстовую версию беседы, а также рекомендуем посмотреть видеозапись встречи, чтобы почувствовать градус живой и яркой дискуссии.
Проект реализуется в рамках конкурса грантов «Москва – добрый город» Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы.
Архимандрит Симеон (Томачинский), иеромонах Симеон (Мазаев), протоиерей Павел (Великанов)
Несколько слов о книге и о мужской философии
Иеромонах Симеон (Мазаев), кандидат философских наук, преподаватель Московской духовной академии, автор книги «Мужская философия»: Рассказывать о книге – неправильно с точки зрения философа.
Я себя ни в коем случае не сравниваю с Львом Толстым, но когда его просили рассказать о «Войне и мире», он говорил: «Если бы я мог рассказать в двух словах, я бы не стал писать четыре тома. Я могу передать основную мысль, но для этого мне придется слово в слово пересказать весь роман». Людвиг Витгенштейн на просьбу прокомментировать логико-философский трактат просто несколько минут свистел.
Могу немного рассказать о задумке. Занимаясь философией более-менее профессионально с 95-го года, я заметил одну странность. В именном указателе практически всех учебников философии в основном мужские имена, и есть несколько женских. Но судя по всему, исторически так сложилось, что философия – это мужское дело. И некоторое время назад я убедился, что и обратная зависимость существует. Потому что полноценного мужчины без философии не существует. Склонность к философствованию – типично мужская черта. И если ее нет, то возникают вопросы о качестве того человека, перед которым природа поставила этот вызов – быть мужчиной.
Объясню, как я пришел к этой мысли. Как-то одна московская журналистка спровоцировала меня на разговор о мужестве. Она сама нецерковная, неверующая и даже критично настроенная. «Странное у вас дело в Церкви, – говорит, – только мужчина по канонам может быть священником, но почему-то я среди тех священников, с кем я встречаюсь, у кого беру интервью, вижу мало мужчин. Чаще я вижу что-то такое бесхребетное». «А в чем для вас мужественность, – говорю я, – что это такое?» И она сказала очень интересно, на мой взгляд. Меня зацепило, мне понравился ее ответ, я стал над ним думать. «Если обозначить одним словом, что нам, женщинам, нравится в мужчинах – это присущая некоторым из вас уверенность. Способность легко и красиво, играючи как будто, принимать сложнейшие судьбоносные решения. Вот мы, женщины, бываем уверены в каких-то частностях. Но нам не хватает характерной вашему полу потрясающей уверенности, которая позволяет вам принимать сложные решения. Там, где женщина и мальчик изведутся, взвешивая все за и против, мужчина как будто даже не видит проблемы.
Монашество – значит монашество, жениться – значит жениться. На войну – так на войну, из страны – так из страны. Сложные судьбоносные решения мужчина принимает легко. Нам и мужчина зачастую нужен, чтобы помог принять то или иное решение».
Я надеюсь, без обид. Я здесь не говорю ничего особенного от себя, пересказываю мнение конкретной женщины.
И вот я задумался над этим словом – уверенность. В себе, в своих словах и поступках, в своем пути и в своей жизненной цели. Если эта уверенность – какой-то краеугольный камень мужественности, как она развивается, от чего зависит, что является ее фундаментом?
И я сделал интересное наблюдение. На улицах Москвы – в пробке где-то стоишь или в потоке плотном движешься – сразу видно иногороднего человека. Иногородний водитель неуверенно едет, тормозит ряд, замирает перед каждой развилкой, перед каждым перекрестком. Он не знает ландшафта местности, не знает, куда ехать. Отсюда стало понятно, что уверенность, которая позволяет принимать судьбоносные решения легко, зависит от знания местности, нашей вселенной, нашего мира, от знания системы ценностей, доминант.
Если ты хорошо знаешь профиль мира, то уверенно будешь двигаться по жизни. А это знание дает философия, привычка к ней.
Эта книга не научное исследование, и если кто-то подумает, что в ней раскрыт какой-то секрет мужественности – то будет разочарован. Я хотел не исследовать мужество, а показать пример мужской философии и надеялся на то, что, как всякий дурной пример, он окажется заразительным, и читатель приобретет вкус к философии. Вкус к философии, который человеку мужского пола поможет определиться и стяжать в себе ту самую уверенность, которая единственная и позволяет легко и красиво принимать сложные решения. Знания о добре и зле, лютой ненависти и святой любви, долге и чести, о вере, в конце концов, и так далее.
Архимандрит Симеон (Томачинский) о книге «Мужская филосфофия»: Есть такой анекдот. Вовочка говорит учительнице: «Знаете, мой папа считает,что всегда лучше дать, чем получить». – «У тебя папа священник?» – «Да нет, боксер».
Отец Симеон (Мазаев) всегда дает от себя максимально, полностью.
Он придерживается сократовской традиции – диалога. Книга и родилась из диалога, и в ней самой все время диалоги, постоянные спарринги с людьми, которые хотят его все время как-то подцепить, к христианству какие-то претензии предъявить, найти в его рассуждениях какое-то слабое звено и туда ударить. А он держит удар. И это помогает ему понять что-то новое, по-новому преподнести то, что, казалось бы, всем известно. Вот такой взаимообогащающий спарринг постоянно происходит в этой книге.
А название книги позволяет привлечь и мужскую («это что-то для нас, мужиков!») и женскую («любопытно, что там!») аудиторию. Мужчины прочитают потому, что им это адресовано, а женщины потому, что им это не адресовано.
Мужчина и женщина. И может ли монах рассуждать о семейно жизни?
Протоиерей Павел Великанов: Есть такая греческая поговорка, которую можно перевести на русский язык так: женщина делает мужчину мужчиной.
Иеромонах Симеон (Мазаев): Есть известный всем образованным людям принцип Оккама, который гласит, что нельзя множить сущности без необходимости.
Иначе говоря, если какое-то явление можно объяснить или исчерпать с помощью имеющейся уже системы понятий, то ни в коем случае не следует вводить новое. Если мужчину делает женщина, то тогда следует вообще отказаться от такого понятия как мужественность. Провести по нему бритвой Оккама как по сущности, в которой нет необходимости. Что такого есть в мужчине, в содержании мужской личности особенного, если исчерпывается какими-то содержаниями женской личности и формируется посредством них? Тогда нельзя говорить о мужественности как о самостоятельной сущности. И от слова следует, стало быть, отказываться.
Я исхожу из того, что не женщина делает мужчину и не женщина не делает мужчину. Это два качественно несоизмеримых начала. Мужчина и женщина не антиподы, не противоположности. Они несоизмеримые величины. Они не могут быть сравнены посредством какой-то третьей шкалы.
Протоиерей Павел Великанов: Каким образом монах может рассуждать о семейной жизни?
Иеромонах Симеон (Мазаев): Ничего в этом удивительного нет.
Люди монахами не рождаются. И если у меня нет жены и нет детей, нет своей собственной семьи, которую я бы создал, это еще не значит, что у меня отсутствует опыт жизни в семье. Я родился в хорошей, доброй семье русских людей на Кавказе. И в общем-то, наблюдения за семейной жизнью и кое-какие выводы я могу делать вполне хорошо.
Протоиерей Павел Великанов: Жизнь человека, вступившего в брак, делится на до и после. До –ты один, а после – совершенно другой. Есть такая прямо граница, когда в тебе все начинает работать по-другому. Этот опыт невозможно подменить ни сыновними, ни какими-то другими отношениями.
Иеромонах Симеон (Мазаев): Я приведу другую греческую пословицу. Гераклит Эфесский говорил так в таких случаях: «Многознание уму не научает». Люди веками всматривались в мир, но законы классической механики увидел в них только один – Ньютон. Здесь дело не в количестве опыта, а в качестве наблюдений.
В науке, например, существуют сведения о том, какой массой обладает Луна.
Как получены эти сведения? Отнюдь не опытным путем. В какой парижской палате мер и весов хранятся весы, на которых взвесили Луну? Масса ее известна. А где ее взвешивали? Или расстояние от Земли до Солнца. Где хранится та рулетка, которую протянули, измерили и получили это знание. Есть открытия, которые совершаются на острие пера, на кончике карандаша, логическим путем.
Протоиерей Павел Великанов: Тончайшая сфера межличностных отношений между мужчиной и женщиной может быть редуцирована до каких-то механических процессов взвешивания и измерения?
Иеромонах Симеон (Мазаев): А что, не может быть?
Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии. Был у меня однокурсник, который жил в квартире, где окна его комнаты выходили на угол здания Большого театра. Он объездил весь мир, был в Европе, Азии, на каких-то островах, угадайте, где он ни разу не был за 40 лет? В Большом театре. Это слишком близко. Это часть его ареала обитания с детства.
Вот такая есть, действительно, особенность, когда мы находимся в опасной близости к объекту, мы растворены в органике этой жизни. Именно эта опасная близость помешала ему сделать Большой театр предметом интереса, размышления, прямого действия. Зачастую так говорят о Заповедях Блаженства, которые мы слышим почти за каждой Литургией, и о заповедях Декалога, которые практически знаем наизусть. Мы к ним привыкли, и, смотрите, образуется та же самая опасная близость к предмету, к истине. Мы, христиане, опасно близки ко многим истинам, и это мешает нам их сделать предметом своего интереса.
Дескать, это мы проходили. Как Толстого или Пушкина. Кто сейчас будет читать Пушкина или Достоевского? Среднестатистическому человеку интереснее какая-то новинка. Почему? В школе проходили, это уже и так наше, куда оно денется? Неинтересно, потому что слишком близко. Потому что мы растворены в органике этой культуры. Зачастую так бывает.
Я веду к тому, что именно с монашеской колокольни кое-какие аспекты семейной жизни могут рассматриваться как с единственной точки, с которой они и видны.
А женатикам, которые растворены в органике семейной жизни и находятся в опасной близости от некоторых явлений, взглянуть на них теоретически оказывается практически невозможно.
Протоиерей Павел Великанов: Тогда можно сказать, что, как воспитывать себя монаху, экспертное мнение могут дать мирские люди?
Иеромонах Симеон (Мазаев): Пожалуйста, кто ж мешает.
Протоиерей Павел Великанов: Философствовать – не только главное достоинство мужчины, как мне кажется, это еще и его главное проклятье. Но что, когда философия не опущена в сердце, не питается сердцем, когда не питается непосредственным созерцанием истины? А мы же помним, главного не увидеть глазами, «зорко одно лишь сердце». И эта зоркость сердца – прерогатива женщин. «Бабий ум лучше всяких дум», говорит русская поговорка. Поэтому, мне кажется, полноценное гармоничное существование человека как человека, задуманное Богом, это постоянное взаимодействие мужского и женского, это постоянная борьба, это то самое напряжение, то самое продуктивное поле, которое рождается между мужчиной и женщиной.
Как в свое время прекрасно сказал Аверинцев, для любого мужчины любая женщина сумасшедшая, а для любой женщины любой мужчина – чудовище, и как же это прекрасно!
Иеромонах Симеон (Мазаев): Я с этим не буду спорить. Истина в этом ярка и ясна.
К вопросу об опыте, я обращал внимание на такую странную вещь. Смотришь, например, на дочку друзей, которая еще в школу не пошла. Приносят из роддома братика, он только вылупился, маленький такой. Мужики в этой семье относятся к нему с внешним любопытством. А эта девочка становится потрясающе серьезной, начинает о нем заботиться на каком-то уровне инстинктов. Я хочу сказать, что у всякой женщины есть материнское сердце, независимо от опыта. Маленькая девочка показывает, что не только опыт создает из девочки мать.
О рыцарстве и о том, как совмещается мужество и идея «подставь другую щеку»
Иеромонах Симеон (Мазаев): Как говаривал Ницше, у сильного человека есть одна проблема – он ищет, кому служить и перед кем преклоняться.
Если анализировать такой феномен как рыцарство, то, действительно, это критически важно для человека, у которого есть избыток сил. Он ищет суверена, достойного, чтобы ему служить. Это особенность средневекового мышления, средневековой этики. Помните фильм «Иван Васильевич меняет профессию»: почему взбунтовалось войско, посланное лжецарем Буншей куда-то там на войну? Оно говорит: «царь-то не настоящий». А какая разница, настоящий он или не настоящий, если он хороший менеджер, эффективный управленец, платит вовремя, если он выполняет свои функции? Есть ли вообще смысл говорить о подлинности? Исходя из средневекового мышления, да. Если ты служишь ненастоящему суверену, ты все делаешь зря, твоя доблесть уходит куда-то в песок, ты не можешь совершить подвиг настоящий, если служишь ненастоящему царю.
В этом смысле христианское мужество – это служить самому настоящему из всех возможных царей. В этом смысле мы счастливые люди. Фундамент нашего мужества в том, что мы можем быть уверены в истине и в том, что наш Царь настоящий.
Протоиерей Павел Великанов: Я для себя тоже задал вопрос, в чем для меня мужество христианина. Может быть, мой ответ будет странным и даже немного болезненным. Но вот последние месяцы я все время думаю о смерти. Мне кажется, все христианство, всю его сущность можно свести до трех слов. И в них ответ на этот вопрос, что мужественного в христианстве: «смертию смерть поправ». То есть только христианин перестает бояться смерти и перестает бояться боли.
Чтобы подставить другую щеку – надо абсолютно не бояться боли. Это же не театральное действие, ты реально можешь схлопотать. Но да, схлопочу, и что? Потому что Христос воскрес. Я знаю, что любая боль, включая главную боль расставания с этой жизнью, уже побеждена, этого уже нет. Это все какие-то фантомные боли, о которые человек мира сего спотыкается и разваливается, а человек со Христом может идти навстречу этой боли, навстречу этому удару, который на него летит.
Однажды в сложной жизненной ситуации мне один человек сказал: твоя проблема в том, что ты, когда видишь летящий на тебя кулак, пытаешься от него уклониться, а надо на него нарываться.
Меня это поначалу как-то смутило. Что за бред? Какой дурак будет нарываться на удар? А потом я выяснил, что, на самом деле, когда есть некая линия движения кулака, чем дальше он летит, тем большую силу удара набирает. Если ты встретишь его позже, тебе достанется больше, чем если ты его встретишь в начале этой траектории. Тут он только размахивается, а к концу уже максимальная сила. Если ты раньше влетаешь в эту боль, то тебе достается меньше. Ничего себе, думаю, как интересно! Наверное, это и есть мужество христианина, что мы не боимся идти лицом к лицу в боль.
Иеромонах Симеон (Мазаев): Для того чтобы это мужество нарываться на кулак приобрести, нужно знать одну философему. В философии есть пара понятий – субъект и объект. Субъект – активное начало, причиняющее, зачинающее какое-то действие, его называют иногда мужским. Объект – это претерпевающее начало, пассивное, на него направлено действие, его называют иногда в народе женским. Одна и та же ситуация по-разному переживается субъектом и объектом, с разной степенью болезненности и интенсивности.
Простой пример. По ночной Москве на страшной скорости несется спортивный дорогой мотоцикл, на нем скрючились две фигурки – одна за рулем, другая сзади. Они в одной и той же ситуации, одна и та же скорость и для одного человека, и для другого. Кому страшнее? За рулем субъект, он причина разгона этой скорости, этой опасной ситуации, он ее контролирует, насколько может. А тот, кто сзади, пассажир – объект, тот, над кем что-то делают. И ему гораздо страшнее. Или два водителя дальнобойщика едут куда-то в Хабаровск – один за рулем, другой справа пьет чай. Кто больше устанет через 1000 км? Логика говорит, кто больше работает и больше сил и нервных усилий потратил, тот должен устать. Но устает тот, кто ничего не делает. Вот такой парадокс. Даже когда идет лекция, время течет по-разному для людей в одной аудитории: если ты читаешь, кажется, полтора часа проходят за 5 минут; если тебе читают, ты думаешь: «когда ж он закончит, надоел».
Способ преодоления страха известен еще с дохристианских времен, еще со стоиков, которые говорили о том, что нужно не убегать от того, что вызывает у тебя страх, а выйти к нему навстречу.
Если сменить позицию, пересесть с пассажирского сиденья за руль этого мотоцикла, та же самая скорость будет ощущаться совершенно по-другому. Нужно принять участие, стать субъектом того, что происходит, проявить творческую активность, и тогда то, что отдается болью, будет восприниматься иначе.
Протоиерей Павел Великанов: Здесь есть некоторая разница между стоическим принятием неизбежного, на которое можно идти, высоко подняв голову, и тем преодолением верой, которое есть у христиан.
То, что сделал отец веры Авраам, просто зашкаливает. Он выходит из Ура Халдейского, пространства, где оголтелые жертвоприношения людей – это норма. Археологические раскопки в Месопотамии показали, какой там был мрак: замуровывали младенцев в стены домов, считая, что так происходит освящение высшими силами. И вот Авраам уходит неизвестно куда по зову Бога, уводит свою семью, и тут ему Бог говорит: ну а теперь давай на гору шуруй и своего ребенка, которого Я тебе дал, зарежь. То есть, если переводить на другой язык, Бог ему как будто говорит: ха-ха-ха, ты думал, что Я другой, теперь Я тебе покажу, что такой же, как те боги, от которых ты сбегал.
И дальше начинается что-то невообразимое. Перед тем как подниматься, Авраам говорит своим слугам, которые остаются у подножия горы, чтобы они подождали, пока «мы сходим, принесем жертву и вернемся назад». Стоп! Зачем ему обманывать своих слуг, говорить им, что они вернутся вдвоем? Он же идет туда, чтобы его там убить (и это расценивается как совершенно нормальное полноценное здоровое намерение). Но в его сознании каким-то образом совмещаются две абсолютно несовместимые вещи. То, что он сейчас принесет в жертву своего Исаака, и то, что он спустится вниз вместе с ним. И вот это напряжение между двумя неизбежностями в его сознании – это и есть пространство веры.
Другими словами, он Богу говорит: да-да, хорошо, я все сделаю, как Ты и говоришь, но я-то все равно знаю, что Ты хороший. Я не знаю как, но Ты эту ситуацию разрулишь. Именно об этом говорит апостол Павел, когда он в одном из посланий утверждает, что Авраам абсолютно был уверен, что даже если он убьет Исаака, силен Бог воскресить его из мертвых.
Поэтому в любом случае: мы спустимся с ним вдвоем. Вот это, по-моему, совершенно другой уровень мужества, чем мужество стоиков. Стоик просто пошел бы, зарезал и вернулся назад.
Архимандрит Симеон (Томачинский), иеромонах Симеон (Мазаев), протоиерей Павел (Великанов). Фото: Пресс-служба МДА
О встрече с Богом в современном мире
Протоиерей Павел Великанов: В жизнеописании старца Иосифа Исихаста есть момент, когда ему задают вопрос, как он, еще будучи послушником на Афоне, уже давал мастер-классы другим профессиональным монахам по непрестанной Иисусовой молитве со сведением ее в сердце. И его спрашивали: каким образом, где ключик, который открывает дверь вот этого взлета? А он ответил очень просто, что его никогда ничто не интересовало и не волновало больше, чем познание самого себя. Эта дверца находится внутри. Чем глубже человек ныряет внутрь своей собственной природы, своей собственной души, тем больше шансов, что он найдет там отблески божественного, которые смогут его согревать.
А если идти с технологичной стороны, то ответ прекрасно дан святителем Феофаном Затворником, который говорит, что христианин в первую очередь должен заботиться о согревании своего сердца. Каким образом? А просто не хлопать ушами и не проходить мимо. Потому что каждый день Бог вокруг каждого из нас выстраивает множество обстоятельств, которые тем или иным образом резонируют с нашим сердцем. И вот когда человек эти духовные вещи, на которые откликается его сердце, фиксирует, запоминает и превращает в условную базу материалов, эта база в какой-то момент начинает работать как постоянный источник какого-то внутреннего согревания. Человек чувствует, что то или иное происходит по воле Божьей, и ощущает себя немножко отошедшим от постоянного залипании на самого себя, свои переживания, размышления, проблемы. Он учится быть встроенным в бытие, в котором не он является богом. И вот когда человек такой навык в себе развивает, то постепенно он приобретает способность не на уровне интеллекта и не на уровне рацио понимать, что Бог есть.
Помните, потрясающие слова Иова, что он чует дыхание Бога в ноздрях своих. То есть на уровне физики, физиологии человек чувствует, что Бог есть, и Он вовсе не в мозгах.
Мне кажется, самое страшное, с чем приходилось и приходится сталкиваться, это с превращением Бога в определенную абстрактную философему. Человек получил некий образ Бога, он у него застрял в голове, и дальше он уже начинает его обслуживать. В таком состоянии очень комфортно. С образом, застрявшим в моей голове, я всегда могу договориться. Он же мой, он же создан по моему подобию, это же моя проекция. И что самое главное от него, в отличие от Живого Бога, никогда никаких подстав ожидать не приходится. Все предсказуемо и гарантировано. А вот когда человек вступает в живые отношения с Богом… Иов все никак понять не может, что за, простите, фигня происходит. Почему все с точностью до наоборот, а не как рассказывали правильные умные замечательные люди? И он понимает, что Тот, Кто за этим всем действует – это вовсе не плод его фантазии и не проекция его воображения.
Архимандрит Симеон (Томачинский): В моем понимании, вера – это внутреннее самоопределение по отношению к той информации, которую мы получили. Она требует взращивания, определенных усилий.
Мы сегодня говорили о подставлении второй щеки. Есть замечательная история из патерика:
Пришли братия к авве Антонию и говорят ему: «Дай нам наставление, как спастись?» Старец отвечал им: «Вы слышали Писание? И сего очень довольно для вас». Но они сказали ему: «Мы и от тебя, отец, хотим что-нибудь услышать». Тогда старец сказал им: «В Евангелии сказано: кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф 5, 39)». Они говорят ему: «Мы не можем сего сделать». Старец отвечает: «Если вы не можете подставлять другой, по крайней мере переносите удар в одну». — «И этого не можем», — говорят они. — «Если и этого не можете», — отвечал старец, — по крайней мере не платите ударом за удар. Братия сказали: «И сего не можем». Тогда старец сказал ученику своему: «Приготовь им немного кашицы; они больны.
Если вы одного не можете, а другого не хотите, то что я вам сделаю? Нужно молиться!»
Это монахи! Они, вроде бы, все знают, прекрасно во всем разбираются, у них опыт есть, но вера не проявляется в их поведении, в их делах. Мы должны себя побудить. Мне не хочется, мне больно, мне страшно. Но я подставляю щеку. Или хотя бы не отвечаю ударом на удар.
Не обязательно по тебе бьют. Бьют иногда и по другому человеку. Ты себя подвигаешь, чтобы увидеть этого человека, которому нужно помочь, который страдает. Как в евангельской притче, когда валяется человек избитый. Вокруг нас таких миллионы, особенно сейчас. Такое Господь нам время даровал, когда каждый может быть настоящим христианином, просто видя этих страдающих людей и протягивая им руку.
Иеромонах Симеон (Мазаев): Мне понравилось высказывание про дыхание Бога в своих ноздрях. Оно чувствуется, когда ты с Богом сделал на двоих одно дело. Вот мы, священники, в силу своего служения заняты с Богом одним делом, когда совершаем литургию.
Это же не нашей волей, силой совершается. Мы не можем творить чудеса и вино в Кровь Христову превращать.
Когда делаем с Богом одно дело, чувствуется вот это вот дыхание и особая радость, и идешь домой, а домой не хочешь: Господи, давай еще вместе с Тобой что-нибудь поделаем! На двоих. Это здорово и всегда получается, потому что один из нас всемогущ.
Это похоже, как машина застряла где-то в лесу, и отец ее толкает, а ребенок пяти-шести лет выскакивает и ручонками тоже упирается и помогает толкать. Его усилия не влияют на процесс. Но отец его не прогоняет, дает ему помогать себе, допускает этого ребенка с его куриными силами толкать машину и помогать, соучаствовать в своих великих делах. Более того, когда машину вытолкали, отец, который сам все сделал, сыну, который символически помогал, отдает всю славу: «Молодец, сынок, это все ты!» Вот что-то похожее происходит с нами, когда мы с Богом беремся делать одно дело на двоих.
Мне кажется, нужно не тянуть и сразу, начиная духовную жизнь, начинать делать с Богом одно дело на двоих.
Как говорил Экзюпери, «любовь — это когда двое смотрят не друг на друга, а когда они смотрят в одну сторону». Это касается и отношений человека и Бога. Пришел в храм, смотришь там на икону и пытаешься молиться – это тоже нужно и важно, но не в этом секрет близких отношений с Богом. Любовь там, где двое смотрят в одном направлении, делают одно общее дело.
Какое это общее дело, как его найти? Я бы обратил ваше внимание на евангельскую притчу о талантах. Из этой притчи однозначно следует, что если тебе Бог дал талант даже в самом бытовом, простом значении этого слова – как уникальную способность к какой-то предметной деятельности, то Он этим же жестом назначил тебе послушание. Если ты можешь делать какое-то дело в жизни по-настоящему здорово, значит, ты должен его делать, это твоя миссия. И в этом смысле, когда мы беремся за свое послушание, данное нам Богом, начинаем в этой области развиваться и достигать успехов, понимая это не как способ лично прославиться, а как способ выполнить то, что Бог от меня хочет, вот здесь мы и становимся на этот путь – начинаем делать одно дело на двоих.
Если Он дал тебе талант и тем самым назначил послушание, значит, Он будет помогать как минимум. И делая одно дело на двоих, по его результатам, мы уже будем не верить даже в Бога, а просто знать, что Он существует, чувствовать Его дыхание в ноздрях своих.
Как прокачаться? Быстрый способ достичь мужества
Протоиерей Павел Великанов: Я всегда боюсь этих мысленных построений: а не прокачать ли мне вот такую вот способность? Идет человек и начинает качать какую-то группу мышц, а через неделю начинаются дикие боли в пояснице. Он не может понять, что за ерунда, приходит к врачу, а врач говорит: «Ну зачем ты вот эти мышцы качал? У тебя же организм зыбкий, за одну ниточку потянешь – здесь выстрелит, ты тут перекачал – а здесь теперь проблема, придется разбираться». Мы с вами находимся не в пустоте. Все бытие – это одна большая подводная лодка. Вот тут дернул – там откликнулось.
Если решил прокачать свою какую-то особую способность, надо понимать, а готов ли ты платить и что будешь делать с этой своей способностью.
Может, Господь Бог специально в данный момент твоей жизни ограничивает тебя от какой-то желаемой суперспособности ради блага близких, которые тебя окружают? Может, Богу просто их жалко? Пока у человека нет этой сверхспособности, хоть в таком формате с ним можно как-то жить, общаться. И ему сейчас вовсе не надо ее прокачивать.
Иеромонах Симеон (Мазаев): Можно достичь мгновенно мужества, если понять истину. А вот как понять истину – тайна. Тайна вашей собственной судьбы.
Актуальный комментарий. Мужская философия. Быть настоящим мужчиной, смотреть онлайн
Аудио | Скачать .mp3 |
Комментирует иеромонах Симеон (Мазаев).
– Здравствуйте! Современные молодые люди, к сожалению, в подавляющем своем большинстве страдают инфантилизмом, и средства массовой информации всячески подогревают данную позицию. У нашего сегодняшнего гостя на днях вышла в свет книга «Мужская философия. Быть настоящим мужчиной». Как им быть, узнаем у автора иеромонаха Симеона (Мазаева).
Батюшка, здравствуйте!
– Добрый день!
– Во-первых, мы вас поздравляем с этой хорошей, нужной работой!
– Благодарю Вас.
– Все-таки как быть мужчиной? Какие еще вопросы Вы поднимаете в этой книге?
– Дело в том, что мои студенты духовных школ по канонам нашей Церкви могут жениться только однажды, и поэтому нашему молодому человеку надо уже с первой попытки найти верный путь мужчины к сердцу женщины.
– В идеале всем так нужно.
– В идеале. В том-то и проблема, что сегодня разводов в священнических семьях становится все больше, причем инициатором зачастую становится женщина – матушка.
В своем благочестивом муже она не может найти чего-то, очень для нее важного. Как воспитать в себе это важное – именно с этой проблемы и началась книга.
– Очень многие, наверное, даже все батюшки настолько загружены, что подчас думаешь: «Бедная матушка!» В семье бывает по четверо-пятеро детей, и матушек можно понять, и отцов тоже можно понять.
– Однажды московская журналистка спросила, вернее, даже поставила меня в тупик вопросом:
– По канонам Церкви только мужчина может быть священником, да?
– Да.
– Но почему же среди Вашей братии священников сегодня я вижу так мало ярких, харизматичных мужчин, за которыми хочется идти? Мы, женщины, – говорит она, – всегда идем за мужчиной, и если бы мы в реальной жизни почаще встречали таких мужиков, таких священников, как главный герой фильма «Голгофа», мы бы из храмов не вылезали.
Эта претензия меня взволновала, и, пользуясь случаем, я пытался выяснить, чего моей собеседнице в нас не хватает и что она вкладывает в понятие настоящего мужества.
Она рассказала довольно о многом, и одна из характеристик – это особая уверенность: «Мы, женщины, бываем иногда в чем-то уверены, по частным вопросам, но в нас не бывает этой красивой мужской уверенности в себе. Нам безумно нравится мужская способность легко и красиво принимать сложные решения и следовать им. Там, где женщина или мальчик изведутся, взвешивая все “за” и “против”, настоящий мужчина как будто даже не видит проблемы».
Я пытался поразмыслить над этой характеристикой уверенности, и мне вспомнился мой старый университетский профессор, который говорил, что уверенность можно в себе воспитать, она базируется на точном, достоверном знании мира. Скажем, москвич может и без навигатора, не глядя на знаки, поворачивать на сложной развязке туда, куда ему нужно, а иногороднего, не знающего особенностей наших новых московских развязок, легко узнать по той неуверенности и нерешительности, с которой он движется в общем потоке.
И вот в качестве фундамента мужской уверенности, позволяющей легко и красиво принимать сложные судьбоносные решения, для себя в первую очередь, я хотел предложить десять философий – десять текстов.
По моей задумке, они призваны помочь человеку, в первую очередь студенту духовной школы (именно для них писал эту книгу), сформировать собственное мировоззрение, которое даст возможность принимать решения, а не метаться туда-сюда, не зная, как же ему, несчастному, поступить.
– А семейный вопрос Вы поднимаете?
– Семейный вопрос мне знаком плохо: хотя я и вырос в семье, однако я монах.
– Я как раз об этом хотел спросить.
– Но там есть рассуждения о призвании, творчестве, о долге и подобных вещах.
– Эта книга уже вышла в продажу?
– Да, эта книга продается в издательстве московского Свято-Данилова монастыря, можно заказать ее по интернету, а на девятое ноября сего года намечена презентация.
Ведущий Александр Крузе
Записала Анна Солодникова
Что делает мужчину? | Philosophy Talk
Нужна ли мужественность в обновлении для XXI века? Должен ли ваш пол иметь значение для того, кем вы являетесь как личность? Зачем думать, что быть мужчиной означает только одно? На этой неделе в Philosophy Talk мы обсуждаем мужественность и то, что делает мужчину.
Многие люди с подозрением относятся к традиционным мужским идеалам, и на то есть веские причины. Мы живем в культуре, которая ожидает, что мужчины должны быть доминирующими, сильными и уметь подавлять чувства (кроме гнева). Эти ожидания, часто называемые «токсичной мужественностью», вредны для самих мужчин, поскольку идеалы мужественности трудно и болезненно достижимы. Они также вредны для всех, кто имеет дело с мужской агрессией.
Критики мужественности обычно не считают мужчин безнадежно плохими; набор ожиданий может быть плохим, не отражаясь негативно на людях, которые подвержены этим ожиданиям. Но вы можете беспокоиться о том, что мы слишком быстро отвергли сами ожидания. Разве нельзя быть мужественным в позитивном ключе? Мужчины могут быть заботливыми отцами, застенчивыми интровертами или фигуристами, и ничто из этого не должно ставить под сомнение их мужскую идентичность. Возможно, нам действительно нужна более гибкая концепция мужественности.
С другой стороны, какой смысл вообще иметь представление о мужественности, если все, что делает мужчина, считается мужским? Почему бы не сосредоточиться на том, что у нас есть общего как у людей, вместо того, чтобы без необходимости разделять все на гендерные группы? Признаков обнаружено очень мало только у мужчин; есть женщины, которые тренируют команды НФЛ, работают на любительских радиостанциях и отращивают бороды. Эти черты могут быть статистически более распространены у мужчин, чем у женщин, но они не более уместны для одного пола, чем для другого.
Один из возможных ответов — черпать вдохновение в идеалах мужественности, проявляя при этом большую гибкость в отношении того, кто может воплощать эти идеалы. Никто не должен быть бесчувственным, властным или жестоким, но есть хорошие качества в том, чтобы быть сильным, прямым или (в некоторой степени) самоотверженным. Возможно, можно очистить наши мужские идеалы, убрав морально худшие части и сделав их достаточно гибкими, чтобы каждый мог принять их.
Также важно дать людям возможность отказаться. Ожидать, что все мужчины будут иметь сильные мышцы, несправедливо обременительно для мужчин-инвалидов; ожидать, что все мужчины будут основными кормильцами, нереалистично в капиталистической экономике с увеличивающимся разрывом между имущими и неимущими. Нет ничего плохого в том, чтобы быть мускулистым или обеспечивать свою семью, но несправедливо возлагать такие ожидания на всех. Быть воспринятым как мужчина тоже не всегда полезно; чернокожие мужчины в США по многим показателям живут хуже, чем чернокожие женщины, и те, кого считают крупными или высокими, с большей вероятностью окажутся в тюрьме.
Так должны ли мы полностью отказаться от мужественности или просто реабилитировать ее? Непонятно даже, что мужественность — это одно. Социолог Рэйвин Коннелл утверждает, что мы должны мыслить с точки зрения мужественности, которая «множественная, с внутренними сложностями и даже противоречиями», различается в зависимости от времени и места и находится под влиянием как женщин, так и мужчин.
Так что, возможно, лучше задать вопрос: какие черты мужественности нам следует развивать (если таковые имеются), а какие следует оставить на обочине?
Я рад узнать больше о мужественности со специальным соведущим Блейки Вермель и гостем Робином Демброффом, автором Настоящие мужчины на вершине: метафизика патриархата (ожидается). Я надеюсь, что вы присоединитесь к нам на шоу на этой неделе!
Изображение от MustangJoe с сайта Pixabay
Восприятие философии как мужского начала
Начните вводить запрос выше и нажмите «Вернуться» для поиска. Нажмите Esc для отмены.
В «21% против 79%: Объяснение гендерного неравенства в философии с помощью стереотипов и идентификации», готовящегося к публикации в Philosophical Psychology , авторы Дебби Ма, Кленни Вебстер, Нанае Тачибе и Роберт Грессис (все из CSU Northridge), представляют данные, которые, по их мнению, подтверждают идею о том, что мужское господство в философии может быть подорвано, в конце концов, путем изменения методов ее преподавания.
Они обнаружили, что студенты, которые мало изучали философию, не считают, что в этой области доминируют мужчины, но чем больше они изучают философию, тем больше они приходят к такому мнению, и чем больше женщины-студентки видят философию как мужчины, тем меньше они заинтересованы в этом.
Вот выдержка из раздела обсуждения статьи (цитаты удалены, выделение добавлено):
В данной статье была предпринята попытка эмпирически проверить идею о том, что гендерное восприятие философии может способствовать недопредставленности женщин в этой области. В нашем исследовании мы заимствовали из предыдущих социально-психологических исследований, связывающих стереотипные убеждения с выбором карьеры. В соответствии с предыдущими исследованиями и нашими прогнозами мы обнаружили, что гендерные убеждения в отношении философии соответствовали интересу участников к философии как учебному курсу и что эти мужские убеждения оказывали свое влияние через идентификацию с философскими чертами для женщин.
Женщины, которые рассматривали эту область как более мужскую, меньше идентифицировали себя с ней, что связано с меньшим интересом к специальности. Однако женщины, которые ассоциировали философию с женственностью, как правило, больше идентифицировали себя с этой областью и проявляли больший интерес к тому, чтобы в конечном итоге объявить философию специализацией.
Интересно, что у мужчин не наблюдалось обратного эффекта: восприятие области как более мужественной не ассоциировалось с большим интересом к ней. Хотя мы можем только догадываться о причине этой асимметрии, мы постулируем, что мужчины могут не так много думать о своем поле, как женщины, и обычно на них не влияют гендерные вопросы. Мы цитируем исследования, доказывающие, что одним из аспектов социальных привилегий является отсутствие необходимости думать о своем привилегированном статусе. Тем не менее, мы думаем, что могут быть некоторые контексты, например те, которые выделяют статус мужского меньшинства (например, возможно, при рассмотрении специальности в области гендерных исследований или дошкольного образования), которые могут сделать гендер заметным для мужчин.
Одним из примечательных аспектов наших выводов является то, что не было доказательств среднего уровня веры в то, что философия гендерно обусловлена, несмотря на значительный разрыв в этой области. Это может быть артефакт участников, которых мы выбрали, которые были в основном латиноамериканцами и были собраны из студенческого населения с высокой долей студентов колледжей в первом поколении, или мог раскрыть что-то более глубокое о том, что происходит с женщинами в трубопроводе философии. Все наши участники были незадекларированными студентами колледжей, которые, по-видимому, имеют ограниченные знания о гендерном разрыве в программах магистратуры по философии и в академии — некоторые, возможно, никогда не посещали курс философии до участия в исследовании, а те, кто прошел только вводный курс курсы, в которых классы довольно равноправны с точки зрения гендерного состава. 
автор. Это согласуется с недавно опубликованным отчетом Томпсона, Адлеберга, Симса и Нахмиаса, которые обнаружили доказательства того, что студенты-философы начального уровня, опрошенные в конце семестра, указали, что философия является мужской дисциплиной. Кроме того, женщины в классе выражали это мнение сильнее, чем мужчины. Как показывают наши результаты, такое восприятие может препятствовать идентификации женщин и участию в этой области.
Эффект нулевого среднего уровня, о котором мы сообщаем, очень обнадеживает, поскольку он предполагает, что студентов бакалавриата входят в мир философии без этих предвзятых гендерных представлений. Более того, наш анализ показывает, что мужчин и женщин в равной степени не осведомлены об этих гендерных стереотипах , t(203) = 0,31, p = 0,76. Ключевым выводом, на наш взгляд, является то, что, хотя мы не видим доказательств этого гендерно-стереотипного восприятия философии, 90 045 степень, в которой люди видят эту область как более мужскую, оказывает влияние как на идентификацию, так и на интерес к этой области.
Вполне возможно, что мы сможем удержать женщин, если продолжим подавлять эти мужские стереотипы в этой области и/или будем активно работать над созданием атмосферы принадлежности как для женщин, так и для мужчин.
Исследование проводилось на 261 студенте CSU Northridge.
В настоящее время документ полностью доступен здесь.
Алессандра Росси, без названия
Платные объявления
Подписаться
Архивы
Архивы Выбрать месяц Декабрь 2022 Ноябрь 2022 Октябрь 2022 Сентябрь 2022 Август 2022 Июль 2022 Июнь 2022 Май 2022 Апрель 2022 Март 2022 Февраль 2022 Январь 2022 Декабрь 2021 Ноябрь 2021 Октябрь 2021 Сентябрь 2021 Август 2021 Июль 2021 Июнь 1 1 2 Февраль 2021 Май 2021 Апрель 2020 Декабрь 2020 Ноябрь 2020 Октябрь 2020 Сентябрь 2020 Август 2020 Июль 2020 Июнь 2020 Май 2020 Апрель 2020 Март 2020 Февраль 2020 Январь 2020 Декабрь 2019Ноябрь 2019 г. Октябрь 2019 г. Сентябрь 2019 г. Август 2019 г., июль 2019 г.