Что несет с собой «философия Победы» / / Независимая газета
Русский мыслитель-парадоксалист предлагает радикальное решение в духе воинствующего пессимизма
Разработки искусственного интеллекта, оказывается, тоже можно поставить в вину цивилизации Запада. Фото Reuters
Когда начинают говорить пушки, философы, по крайней мере до времени, молчат. Так оно и было, пока… Пока в публичном пространстве не прозвучал голос известного в профессиональных кругах проповедника от философии – Александра Дугина, выступившего с текстом «Философия Победы. Мы находимся в точке, где необходима институционализация Русского Дискурса». На философском «фронте» объявлено смертельное противостояние с Западом, а главным внутренним врагом России отныне считается «либеральный нацизм». Вот такой парадокс! И за ним поспевает еще один: «тоталитарная концепция открытого общества». Путано, но жестко.
Александр Дугин – один из авторов «Русской идеи». Доктрина эта появилась в 80–90-х годах на гребне тогдашнего «почвенничества». Она обсуждалась в режиме философской дискуссии, не афишируемой и достаточно сдержанной. Но сегодня Дугин доводит доктрину «Русской идеи» до крайности. Он предъявляет ее как национально-философскую идею «Русского мира», силой навязываемого другим народам.
На инерциальных руинах парадигмы
Разбираясь в заявленном, нужно признать, что некоторые основания для озабоченности у автора рассматриваемого текста есть. В контексте нынешних отношений России с Западом ясно: жизнь страны изменится кардинально. В том числе и в духовной сфере. Вопрос, как это видится Александру Дугину; что он предлагает делать; что именно видит конечной целью. Но прежде чем отвечать на эти вопросы, нужно обратить внимание на недавний исторический контекст проблемы Россия – Запад, имея в виду, что это всего лишь часть более значимого вопроса об отношениях нашей страны с миром вообще.
Адресуясь к 90-м годам, отмечу, что, хотя споры о моделях экономического и политического развития с представителями Запада велись и модели были далеки друг от друга, они не расходились в основополагающем: в понимании демократических оснований государства и общества, в концепции прав и свобод человека, в идеях разделения властей, верховенства закона, в равноправии разных форм собственности, в свободе конкуренции и экономической деятельности. Со всей определенностью они зафиксированы в последней редакции Конституции России. Тем не менее г-н Дугин, радикально выступая против Запада, фактически их дезавуирует.
Автор рассматриваемого текста конкретен и прагматичен – глубоко уверен в необходимости тотальной идеологической чистки в рамках «патриотических реформ». По его мнению, вся российская интеллигенция отравлена либеральным Западом. Тлетворный либерализм «восторжествовал в философии, науке, политике, образовании, культуре». Далее – с особой горечью: «…в технологиях, экономике, медийной сфере, даже в модах и в быту.
И еще: «Современная Россия знает только инерциальные руины советской парадигмы, а все остальное – чистое либеральное западничество».
Что же делать? Истинно русский мыслитель-парадоксалист имеет свое, радикальное решение в духе воинствующего пессимизма. Оно состоит в том, чтобы увидеть в нынешней интеллектуальной элите «чистую «пятую колонну». Увидеть и, не впадая в иллюзии просвещения, переубеждения, перестройки сознания, удалить ее, чтобы тут же навербовать новую элиту, минимально задетую всеобщим либеральным растлением. И уж на мозгах этой новой элиты писать, как на чистой доске.
А кто будет писать и что именно? Давно ясно: новая элита (интеллектуальная и властвующая) должна быть поставлена под диктаторскую опеку «новой русской философии, как воздух нужной стране».
«Новая русская философия» призвана внушить опекаемым великие откровения «Русской идеи».
Как институция, философия эта поистине грандиозна. Голос русской цивилизации, «его раскаты должны слышать и на Украине, и на территории Евразии, и во всем мире. Это не просто желательно, это жизненно необходимо, как необходимы на фронте патроны, ракеты, коптеры и бронежилеты».
«Новый маккартизм»
Нетрудно заметить, автор этой парадигмы избегает выражений «российская» и «российский». И это не случайно. Его скорее всего пугает множественность народностей и исповеданий, его страшат понятия добровольного союза народов, федерации, республики, страшит даже понятие империи. Он давно хочет, чтобы в России доминировали славянская кровь и православная.
Он ведь давно уже считает, что мы, русские, – в первую очередь православные, во вторую – русские и лишь в третью – люди. Кстати, любимый автор Александра Дугина – Мартин Хайдеггер – в 1930-е годы исповедовал философский почвеннический нацизм и пользовался симпатией у прямых идеологов гитлеризма.
То, к чему призывает сегодня г-н Дугин, можно обозначить термином «новый маккартизм», то есть призыв к преследованию людей за то, что они якобы являются проводниками и реализаторами враждебной силы. Это еще не отечественный 1937 год с физическим уничтожением инакомыслящих, но жесткий запрет на любую, в том числе и на профессиональную критическую интеллектуальную работу, на любую не санкционированную государством общественную деятельность. Отмечу, что холодную войну выиграла именно та держава, которая преодолела искус маккартизма, что было непросто сделать в 1960-е годы, когда значительная часть молодежи была настроена против капитализма, сочувствуя Хо Ши Мину, Мао Цзэдуну и Фиделю Кастро в их антиимпериалистической борьбе. Это государство не поддалось призывам собственных проповедников-идеологов развернуть борьбу с разного рода «пятыми», «шестыми» и иными колоннами.
Вероятно, логика истории здесь была такова: чем более свободны в идейном выборе люди, чем менее они опасаются быть преследуемыми за убеждения, тем более востребованными оказываются для общества их способности и компетенции, позитивное содержание которых многократно превышает способности и компетенции тех, кого и в самом деле стоит опасаться.
Наличие отличных и даже противоположных ценностных смыслов в жизни России и других стран, в том числе западных – эмпирически фиксируемая норма и сделать их поводом для конфронтации, чем часто грешат авторитарные государства, при желании не составляет никакого труда. Но зачем? У каждой культуры и страны свой путь. Ведь именно это подразумевается концепцией многополярного мира?
Впрочем, в нашей стране в силу конъюнктурной моды на самобытность в последние годы явилось много охотников эти расхождения превращать в непреодолимую пропасть и угрозу, а терпимость и толерантность трактовать как синонимы слабости и чуть ли не предательства.
Нынешняя культура стран Запада содержит в себе немало отклонений от канонов и трендов в культурах не только других стран, но их собственной классической гуманитарной и философской культуры. Согласовать в едином развивающемся потоке культуру Канта и Бальзака с современным постмодерном вряд ли возможно.
Но, во-первых, это вовсе не значит, что субъектов творчества, продолжающих классическую культуру, на Западе не существует. Они по-прежнему довлеющая норма, в чем легко убедиться при неангажированном, а мало-мальски объективном взгляде на вещи, знакомстве с продуктами их культуры. И, во-вторых, акцентировать внимание именно на расхождениях в духовной сфере и представлять дело так, будто эти расхождения и есть доминанта или даже вся духовная сфера Запада – вещь недоказанная и используется лишь как пропагандистская уловка.
Денацификация мозгов
Надо признать, что работа массовой и элитарной философствующей пропаганды стала настолько привычной и эффективной, что приучила публику не замечать отсутствия в ней ответов на очевидные вопросы: что именно в нашем общественном сознании, интеллектуальной и духовной жизни действительно нуждается в защите; в защите от чего именно; почему защита не требовалась раньше, а так остро понадобилась именно теперь?
Конкретно – как быть с теми прописанными в Конституции принципами, которые с точки зрения философствующей пропаганды, несомненно, вражеские? Почему все научно-образовательное сообщество, интеллигенция вообще вдруг обозначены Александром Дугиным и следующими за ним разного рода «независимыми» сателлитами как силы «предательские».
А если это так, почему они настолько упорны и стойки в сохранении «тлетворных» ценностей и идей, что автору статьи приходится заявлять о необходимости принудительной денацификации их мозгов? Ведь предающие страну и народ за деньги обычно пугливы и поднимают руки вверх при первых признаках опасности.
|
«Во всякого рода занятиях важно уметь останавливаться перед тем, чего не знаешь, а не думать, что знаешь, чего не знаешь. Но важнее всего – воздержание от мнимого знания в деле религии, веры. Все безумие религиозных суеверий только от этого невоздержания». Лев Николаевич Толстой с дочерью Александрой Львовной. Ясная Поляна, март 1909 года. Фото В. Черткова. Почтовая открытка |
Ведь если следовать его логике «осажденной крепости» (возможно, даже «осажденной крепости с человеческим лицом»), то Запад – только часть мира, в котором есть субъекты не менее сильные, чем он. И тогда следует готовиться отражать врага по всему периметру. Впрочем, следовать дугинской логике – значит загонять себя в очередной исторический тупик. А вот что стоит делать всерьез, так это вместо идеологической охоты на ведьм, не декларативно, а на практике инициировать большие позитивные изменения в науке, образовании и культуре, направленные на их развитие.
Божеское – самобытность русской цивилизации, общинность, соборность, глубокий гуманизм. В этом пункте появляется наконец возможность говорить предметно и коль скоро меня в первую очередь интересует Россия, то на ее примерах.
Спрошу: самобытностью или универсализмом руководствовалось русское воинство, в течение без малого 60 лет огнем и мечом покоряя Северный Кавказ (вспомним Льва Толстого)? Самобытность или универсализм были начертаны на знаменах, когда советская власть коллективизировала казахов, до 3 миллионов которых в результате умерли с голоду, а миллион ушел за границу – в Китай, Монголию и Иран? Общинниками или этическими индивидуалистами предстают в русской литературе герои Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Гончарова, Тургенева, Чехова, Горького, персонажи Льва Толстого? О каком «глубоком гуманизме» «Русской идеи» можно говорить в текстах раннего Шолохова, у Андрея Платонова, Виктора Астафьева, Варлама Шаламова, наших современников – Романа Сенчина и Виктора Ремизова? Или это все исключения? Пусть.
Но где само правило?
Не радостный «глубокий гуманизм»
Как о гигантском материке Дугин, конечно же, говорит о славянофилах, Данилевском и евразийцах. Но где поддерживающий их монолит русской культуры? Кто из великих прошлого понуждает думать о них как о глобальном, а не о региональном (если не маргинальном) культурном тренде? Даже из числа тех философствующих писателей, кого я только что перечислил, на этом «самобытном материке» не живет ни один, а вот выказывает к нему критическое отношение чуть не каждый.
Вообще о «глубоком гуманизме» и сопряженной с ним «Русской идее» говорить автору текста вряд ли стоило. Хотя бы вспомнив о десятках миллионов погибших от голода и Гражданской войны в ходе «революционного эксперимента», о репрессированных, выселенных, расстрелянных. Тут что ни опыт, то бездна страдания и боли, источник неизбывной горечи для многих поколений надолго вперед. Впрочем, любимый философствующими пропагандистами и, как всегда, в безмолвии пребывающий «глубинный народ» в этом бремени столетиями живет и «глубокий гуманизм» не замечает – ему и без него тягот невпроворот.
Что же до отечественных властей, так по отношению к носителям «Русской идеи» они как мало кто из живших в «глубоком гуманизме» поднаторели: подцензурного Пушкина и непокорного Лермонтова ссылали, Тургенева арестовывали, Герцена и Огарева за границу выдворили, Достоевского хоть не расстреляли, но посадили и сослали, Льва Толстого от церкви отлучили, Николая Гумилева казнили, 216 пассажиров «философского парохода» в Германию спровадили (спасибо, оставили в живых), Ахматову арестами сына мучили. То же – с Андреем Платоновым учиняли, Мандельштама в могилу свели, Зощенко затравили, Шаламова и Солженицына в лагере «перековывали», Войновича и Зиновьева за границу вытурили, Сахарова ссылали.
Стоит продолжать? И это ведь только «первый ряд», известные. В общем, не радостный «глубокий гуманизм» прорисовывается в дугинской «философии Победы».
«Ну что там с Институтом философии?»
В последних строчках своей воинственной проповеди Александр Дугин открывает одну из ее конкретных целей: «Все истинные реформы следует начинать с области Духа.
И как вестей с фронта следует искать в новостях – ну что там с Институтом философии? Еще держит оборону? Пока не сдался?»
Отвечаю: держит и сдаваться не собирается.
Для интересующихся сообщаю, что в последние пару лет Институт философии Российской академии наук подвергается постоянным нападкам черносотенных активистов и православно-шовинистических СМИ. Их главный упрек – недостаток в исследованиях Института проблематики национальной идентичности, укорененности в традициях русского духа, подверженность западным идейным влияниям и все это на густом замесе домыслов и откровенной лжи.
В качестве информации. Из почти 30 подразделений Института философии по крайней мере треть в той или иной мере заняты российской проблематикой, а более четверти всех наших публикаций посвящено российской тематике. И это при том, что перед институтом стоит задача изучения не только российской философии, но всего мирового содержательного спектра – философий Запада, Востока, исламского мира, традиционных проблем онтологии, гносеологии, этики, эстетики, логики, равно как и проблем науки и техники, общества, политики, идеологии, религии, культуры и т.
д.
Одна из ведущих тем Института философии в последние пять лет – «Российский проект цивилизационного развития», которая теперь будет продолжена темой «Цивилизационные модели: российская традиция в саморазвитии и глобальная архитектура будущего». Все перечисленное легко поддается проверке – было бы желание заглянуть на институтский сайт.
В заключение, полагаю, следует обозначить настоящую, действительно важную и несравненно более широкую, чем дугинская «философия Победы», гуманистическую тематику. Рассуждая о ней, нельзя выбрасывать из памяти не только нашу реальную непростую историю, но и многовековые взаимоотношения России с Европой – иногда добрые, нередко конфронтационные, всегда непростые.
При этом наряду с политической властью активным участником этих процессов всегда была великая русская культура – литература и философия в первую очередь. Культура не может быть беспамятной, изоляционистской, нарциссически-монологичной.
Она всегда – в споре или согласии – пребывала в диалоге с нашим собственным прошлым, с Западом и с Востоком. Не учитывать ее позицию сегодня, хотя и при крайне высоком доминировании власти, нельзя.
Тема русских и русского в мире, заслуживающая серьезной, а не шовинистической разработки, не может быть кому-то насильственно навязана, а чьи-то выдаваемые за существо темы и проповеднические идеи не могут быть насильственно вложены в чужие головы. Результаты исследований должны быть истинны и только в этом случае будут приняты.
Заботясь о состоянии умов, нужно наконец хоть и с сожалением, но все же сознавать, что наша великая культура лишь в малой степени стала плотью и кровью власти и народа, не дала им должной «прививки» от самодержавия, неправового сознания, жажды наживы, насилия и лжи – ради всегда якобы «жизненно необходимых» всем и потому вроде бы оправданных целей. Поэтому зачастую культура живет впустую, если не умирает вовсе, хотя мы привыкли кичиться ею, как кремлевской Царь-пушкой, закрывая глаза на то, что стрелять она не способна.
Слагаемые – мир, память, культура и достоинство человека и есть то, без чего никакая настоящая победа невозможна.
Философия победы vs философия беды
На днях в Независимой газете вышел текст Сергея Анатольевича Никольского «Что несет с собой «Философия Победы» (ссылка: https://www.ng.ru/science/2022-06-21/9_8466_philosophy.html), посвященная разбору статьи Александра Гельевича Дугина «Философия Победы». Беспристрастный взгляд не может не признать, что А.Г. Дугин по праву занимает свое место в плеяде современных отечественных мыслителей. Поэтому взявшийся спорить с Дугиным автоматически должен обладать сопоставимой «весовой категорией» и выдвинуть против весомые контраргументы. Сергей Анатольевич Никольский – также достаточно известный в академических кругах историк русской философии, уважаемый доктор наук, главный научный сотрудник Института философии Российской Академии наук. При этом «старый либерал», как охарактеризовал мне его однажды коллега по университету, еще давным-давно, в аспирантские годы. Т.е. Никольский – из противоположного Дугину, либерального лагеря. Посмотрим, насколько же аргументировано Никольский ответил Дугину.
Первые же строки его ответной статьи меня очень удивили. Никольский пишет:
«Когда начинают говорить пушки, философы, по крайней мере до времени, молчат. Так оно и было, пока… Пока в публичном пространстве не прозвучал голос известного в профессиональных кругах проповедника от философии – Александра Дугина, выступившего с текстом «Философия Победы»
Уважаемый Сергей Анатольевич, прошу прощения, но если бы я не знал, что этот текст написали Вы, доктор наук, научный сотрудник, то я бы подумал, что это написал молодой хипстер, для которого начало нашей истории отсчитывается не от Рождества Христова, а от выхода нового айфона и который знать ничего не знает о русской философии. Но Вы-то ведь знаете. Так зачем же Вы так лукавите? Ведь Вам хорошо известно, что философы не только не молчали, когда говорили пушки, но иной раз сами же и стреляли из этих пушек. Например, советский философ Эвальд Ильенков, который служил артиллеристом во время Великой Отечественной и который, как пишет Михаил Лифшиц, «дошел со своей пушкой до Берлина». Или другой наш философ-артиллерист – Федор Августович Степун, который, впрочем, совсем не был апологетом войны, однако же вел военный дневник, в котором много философствовал о феномене войны, и отнюдь не всегда в пацифистском ключе. Я уж не говорю о таких наших с Вами коллегах из прошлого, как Бердяев, Вл.Эрн, Розанов, С.Н. Булгаков, Ив. Ильин и др. – Все они не молчали, когда говорили пушки. Все они мыслили о войне, мыслили о нашей победе, и конечно же желали своей Родине победить.
Это самое первое, о чем нельзя было не сказать по поводу статьи Никольского. Признаться, довольно слабое начало статьи, не внушающее доверия. Однако читаем дальше.
А далее Сергей Анатольевич пишет:
«Нетрудно заметить, автор этой парадигмы избегает выражений «российская» и «российский». И это не случайно.
Его скорее всего пугает множественность народностей и исповеданий, его страшат понятия добровольного союза народов, федерации, республики, страшит даже понятие империи. Он давно хочет, чтобы в России доминировали славянская кровь и православная»
Я лично всегда считал, что своих современников следует читать внимательно. Сергей Анатольевич, судя по всему, так не считает, и у Дугина, кажется, прочел одну лишь рецензируемую им статью про философию Победы. Потому что если бы он хотя бы мельком ознакомился с тем, что пишет Дугин, то не говорил бы, что его пугают такие понятия как «дружба народов», «союз народов» и т.д. Ведь Дугин – евразиец, а для всякого евразийства основополагающим является тезис о том самом союзе народов. И Дугин об этом не раз писал, кстати. Но Никольский не читал этого, и свои нападки основывает на предположении («скорее всего»), которое затем по умолчанию принимает как данность и продолжает на нем обосновывать последующие выводы: «Он давно хочет, чтобы в России доминировали славянская кровь и православная» и т.
д. Подобная «критика» едва ли может считаться обоснованной. Здесь пахнет каким-то пропагандистским приемом, особенно это упоминание о «нацизме Хайдеггера», которое Никольский делает явно не в расчете на философов, знакомых с историей мысли Хайдеггера и его отношений с немецким нацизмом, а в расчете на обывателя, на которого только и может подействовать такой аргумент про Хайдеггера-нациста и гонителя евреев.
Далее следует еще пропагандистский прием, который, опять же, едва ли достоин доктора философских наук:
«Почему все научно-образовательное сообщество, интеллигенция вообще вдруг обозначены Александром Дугиным и следующими за ним разного рода «независимыми» сателлитами как силы «предательские»
Я прочел статью Дугина внимательно, и нигде в статье Дугина «все научно-образовательное сообщество» не обозначено как «предательская сила». Сергей Николаевич, Вы ведь вновь лукавите. Зачем?
В общем, аргументы Никольского откровенно слабые.
Собственно, даже и непонятно до конца, с чем именно он спорит. Но когда Никольский переходит к перечисленным Дугиным признакам «философской русофобии», то тут и от него самого видим конкретику. Никольский, специалист по философии русской литературы, переходит в наступление, поскольку оказывается на своем поле боя, и упрекая Дугина в том, что тот приписал «Русской идее» гуманизм, он спрашивает:
«Спрошу: самобытностью или универсализмом руководствовалось русское воинство, в течение без малого 60 лет огнем и мечом покоряя Северный Кавказ (вспомним Льва Толстого)? Самобытность или универсализм были начертаны на знаменах, когда советская власть коллективизировала казахов, до 3 миллионов которых в результате умерли с голоду, а миллион ушел за границу – в Китай, Монголию и Иран? Общинниками или этическими индивидуалистами предстают в русской литературе герои Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Гончарова, Тургенева, Чехова, Горького, персонажи Льва Толстого? О каком «глубоком гуманизме» «Русской идеи» можно говорить в текстах раннего Шолохова, у Андрея Платонова, Виктора Астафьева, Варлама Шаламова, наших современников – Романа Сенчина и Виктора Ремизова? Или это все исключения? Пусть.
Но где само правило?»
Уважаемый Сергей Анатольевич, Вы, несомненно, намного лучше меня ориентируетесь в русской литературе (хотя люблю я ее не меньше Вашего), но разве Вы не видите противоречия в своих суждениях? –
Почему самобытность русской цивилизации (в данном случае речь о гуманизме) непременно должна проявляться только лишь в русском воинстве? Вы ведь опять совершаете подлог: воинство – инструмент, оно выполняет приказ (хотя иной раз античеловеческий приказ может и отвергнуть, как отвергли Ваши же земляки на Луганщине преступный приказ киевской хунты уничтожать свое собственное население, и превратились в сепаратистов). А если мы говорим о самобытности русской идеи, то как раз следует смотреть на литераторов, художников в широком смысле слова, на философов, и вот тут как раз перечисленные Вами персонажи из нашей литературы подтверждают сказанное Дугиным, а именно наличие в русской идее глубинного сострадания к человеку и его судьбе, того самого глубокого гуманизма, который Дугин выделил как составной элемент русской идеи.
Далее в статье Никольского следует странный пассаж о славянофилах, которые оказываются вдруг маргиналами в истории русской философии:
«Как о гигантском материке Дугин, конечно же, говорит о славянофилах, Данилевском и евразийцах. Но где поддерживающий их монолит русской культуры? Кто из великих прошлого понуждает думать о них как о глобальном, а не о региональном (если не маргинальном) культурном тренде? Даже из числа тех философствующих писателей, кого я только что перечислил, на этом «самобытном материке» не живет ни один, а вот выказывает к нему критическое отношение чуть не каждый»у
Для своих современников славянофилы, действительно, отчасти воспринимались как маргиналы, но Вам ли не знать, уважаемый Сергей Анатольевич, что славянофильская идея позже сильно развилась и стала едва ли не господствующей в дореволюционной России, так что даже время стало славянофильствовать, по выражению Владимира Эрна. И речь не только о том, что бороды вошли в моду или что обер-прокурором Святейшего Синода стал племянник славянофила Юрия Самарина, в лице которого, как писал Бердяев, «впервые славянофильство впервые получает власть».
Речь идет о вещах парадигмальных, именно о том, что «время славянофильствует», а значит, само славянофильство никак не может быть названо маргинальным направлением, пусть даже перечисленные (кстати, весьма избирательно) Никольским персонажи русской литературы высказывались о нем критически. Мало ли кто о чем критически высказывается, в самом деле.
Но Никольский отчаянно хочет доказать отсутствие такого элемента как «гуманизм» в составе русской идеи, и начинает вспоминать, как наше государство гнало и ссылало Пушкина, гнало и ссылало Лермонтова, гнало и ссылало Грибоедова, гнало и ссылало Александра Зиновьева… Только отчего-то Сергей Анатольевич забывает при этом добавить, что и Пушкин, и Грибоедов, несмотря на действительно сложные отношения с нашим государством, все-таки продолжали служить ему. Даже Зиновьев после развала Союза вернулся в новую Россию, в которой уже утвердилась либерал-фашистская диктатура, со словами: «Мой народ оказался в страшной беде. Я вернулся, чтобы разделить с ним его историческую судьбу».
Разве нет в этом того самого глубинного гуманизма русской идеи, носителями которой, не смотря на разность эпох и разность направлений, были и Пушкин, и Грибоедов, и Достоевский, и весь «многоголосый хор отечественных религиозных философов» (выражение К.Г. Исупова), и Александр Зиновьев, и наши современники Александр Дугин, Федор Гиренок, Владимир Варава, Александр Секацкий и др. Да, именно эти имена наших современников продолжают ряд, который Вы сами предложили. Вероятно, Вы хотели бы вписать в этот ряд другие имена, допустим, Анатолия Ахутина, добровольно «сославшего» себя на Украину, или кого-то еще из представителей нашей современной «интеллектуальной элиты», которая начиная с 24 февраля сама себя начала высылать из «страны рабов, страны господ», — но ведь Вы и сами должны понимать, если по совести, что едва ли фигуры, подобные Ахутину, попадают в этот ряд. Просто потому что то, что для Пушкина, Грибоедова, Достоевского или Зиновьева — ценность (государство российское), то для нашей либеральной интеллигенции, претендующей называться элитой, – враг.
То, что для них (для нас) – Победа, то для них (для Вас?) – беда.
В этом противоречии – весь корень конфликта. Хотя, возможно, что корни уходят гораздо глубже…
Философия победы – Макиавелли и Сунь-цзы
19 января 2014 г. · 16:57
↓ Перейти к комментариям
Две великие книги, два вечных текста, два пособия о различиях между победой и поражением, успехом и неудачей . Эти два текста, мне кажется, нельзя читать отдельно. Я сама закончила их обе в декабре этого года и обнаружила, что они такие, какими я их себе представляла.
Краткая предыстория: Макиавелли был придворным служащим эпохи Возрождения, который был свидетелем повседневных дел и политики европейских лидеров. Он видел, как они вели себя как на войне, так и в мирное время, и заметил черты, которые в конечном итоге привели к их успеху. Сам будучи хорошим парнем, он пришел к выводу, что для успеха в качестве лидера (или принца) нужно быть безжалостным, коварным, любящим взятки и, самое главное, править террором, а не любовью.
Сунь-Цзы был известным китайским генералом, который, казалось, побеждал в каждом сражении, в котором участвовал. Он собрал и написал антологию текстов, объясняющих военное искусство и то, как тщательно следует планировать каждое сражение. Он обрисовал, как и когда атаковать, когда отступать, как обмануть противника и как каждый раз обеспечивать победу.
Почему сегодня важно, чтобы эти два человека жили 400 и 2600 лет назад: Уроки, извлеченные из этих текстов, распространяются не только на искусство управления королевством или сражения. Это руководства по управлению для любой среды, от управления рестораном до управления семьей и создания корпоративного гиганта.
Само собой разумеется, что в этих двух книгах так много побед, что успешное применение любой из них может гарантировать, что ваша жизнь станет одним большим пирогом победы. Но это не так просто.
Уроки из каждой книги, которые мне показались интересными:
самое первое Сунь Цзы сказал: «Искусство войны имеет жизненно важное значение для государства.
Это вопрос жизни и смерти, дорога либо к безопасности, либо к гибели. Следовательно, это предмет исследования, которым ни в коем случае нельзя пренебрегать».
Самое первое, что стоит на повестке дня, — это заявить об огромном противоречии с отношением, господствующим в западной мысли. В состоянии войны нельзя игнорировать неудобные вещи. Война сама по себе жестокое дело. Нельзя беспокоиться о том, как обращаться с пленными, когда война еще не выиграна, или игнорировать все возможные грязные уловки, которые может предпринять враг, просто потому, что это было бы несправедливо. Находясь в состоянии войны — в бизнесе или на войне — вы не можете игнорировать определенные детали в надежде, что ваш враг тоже их проигнорирует. Если вы не решите рассмотреть каждое возможное предательство и низкое поведение, это обязательно приведет к вашей гибели. Если вы не будете активно использовать эти варианты в своей стратегии, вы окажетесь в невыгодном положении на протяжении всей битвы. Это правило безжалостно применяется к корпоративной среде, но в повседневной «моралистической» жизни люди предпочитают игнорировать этот факт и делать вид, что жизнь хороша, добродетельна и легка.
Немыслимые поступки просто немыслимы. Это все хорошо, если вы простой гражданин, но если вы хотите играть по-крупному и если вы хотите победить, Сунь-Цзы говорит, что в какой-то момент вы должны прийти к пониманию, что изо всех сил — это только правило. Неспособность сделать все возможное приведет к провалу по всем направлениям.
Макиавелли любит рассуждать о наилучших возможных способах обеспечения долговременного и успешного правления после первоначальной победы, а не просто думать о том, как победить вражескую армию, поэтому я думаю, что его философия дополняет философию Сунь Цзы очень хорошо. Самый интригующий урок, который он вынес, заключался в эффективности двух противоположных методов сохранения контроля над своим королевством: террора и любви. Террор подразумевает, что ваши подчиненные знают, что обманывать вас или плохо выполнять свою работу означает суровое наказание, в то время как любовь подразумевает разврат и доброжелательное правило, которое приносит им пользу и, таким образом, приводит к обязательству перед вами.
Проблема, которая всплывает при использовании метода любви, заключается в том, что когда дела пойдут плохо, и вы больше не сможете обеспечивать своих подчиненных роскошным образом жизни или удерживать низкие налоги, они не будут столь лояльны и быстро привыкнут к мысли о предательство, в то время как правило террора обеспечит их покорность и лояльность независимо от ситуации.
Человек хорош настолько, насколько хороши книги, которые он читает. Так что читайте эти книги.
Надеюсь, скоро снова напишу. Оставайтесь с нами/на связи.
Нравится:
Нравится Загрузка…
Рубрика: Литература, Философия, Война
Теги: Военное искусство, Литература, Макиавелли, Мораль, Философия, Власть, принц, Сунь Цзы, победа
Философия WhatAmI of Victory (For Legends of Runeterra and Life!)
Обычно в этих статьях я рассказываю вам, о чем мы будем говорить сегодня. Как правило, это какая-то колода или тип колоды, игровой паттерн, встречный паттерн или классная новая карта.
Я Джордан «WhatAmI» Абронсон, и на этот раз мы собираемся пойти немного глубже и намного безумнее этого.
Сегодня мы говорим о том, что относится не только к Рунтерре, но и ко всем остальным аспектам жизни, если хотите.
Держитесь за свои коды колод и окунитесь со мной, когда мы поговорим о том, что на самом деле означает победа в конце дня, и как лучше всего добиться этого.
Определите условия выигрыша
Это один из самых важных строительных блоков. Он настолько близок к безумию в своей простоте, что многие просто не замечают его, зная его за истину и не утруждая себя претворением в жизнь. Вам лично решать, что такое победа.
В терминах Рунтерры это может быть достижение ранга «Бриллиант» или «Мастер», квалификация или победа в сезонных играх. А может это не для вас.
Может быть, вам небезразлично создание крутых и глупых концепций новых колод. Посмотрите, как далеко вы можете раздвинуть границы грибов в колоде противника. Может быть, вы просто хотите повеселиться.
Может быть, это путь завершения, который хочет освоить каждую новую Лабораторию, которая появляется, или вы хотите выиграть свою первую перчатку, но мы также можем свести это к отдельным играм или отдельным моментам. Маленькие победы, на которых можно сразу же сосредоточиться, складываются в большие.
С точки зрения одиночной игры, победой может быть фактический экран победы в конце, нексус вашего противника на нуле или ваша Фиора, наконец, заканчивающая свою расцветающую анимацию.
Можно даже просто собрать созданную вами комбинацию, выиграть или проиграть. Мы можем даже углубиться и назвать удаление этой Сивир с доски условием победы на данном ходу.
Но чего бы мы ни пытались достичь, в Рунтерре или в жизни, мы можем найти лучший способ добраться туда только в том случае, если твердо помним пункт назначения.
Найти эффективность
Когда мы знаем, куда идем, все действия, предпринятые в контексте, либо помогают, либо мешают нашим шансам туда добраться.
Да, теоретически мы могли бы сделать кое-что, что привело бы к нейтральному изменению нашей вероятности успеха, но в этом случае мы потратили энергию на бездействие, что возвращает нас в минус.
Этот шаг затрагивает основную суть игр по сбору колоды и, возможно, именно поэтому они являются моим любимым жанром.
Еще до начала игры мы задаем себе вопрос: «Чего пытается достичь моя колода и как я могу увеличить ее шансы на это?»
Вы, как игрок и составитель колоды, имеете свободу действий задолго до того, как начнете игру против своего коварного противника.
И я подозреваю, что если бы вы просмотрели свои колоды и спросили себя о каждой карте: «Это лучший возможный выбор, который я мог бы сделать в данный момент, чтобы выполнить мои личные условия победы?» некоторые вещи изменились бы.
Я знаю, что почти каждый раз мне они помогают. Это относится как к самой игре, так и к предигре.
Как только игра началась, каждый ход мы можем спрашивать себя: «Как отсюда выглядит победа и как лучше всего ее добиться?».
Звучит как мелочь, но это корень игровой мощи практически каждого игрока высшего уровня в мире.
Не позволяйте прошлому сдерживать вас
Итак, теперь у нас немного мета, но оставайтесь со мной здесь на мгновение, потому что это важно.
Не бойтесь обновлять свои условия победы или думать, что это каким-то образом выдает неприкосновенность их создания. Банально, но верно, что единственное, что несомненно, — это перемены.
В жизни бывает много моментов, когда люди садятся и просто понимают, что они не хотят того, чего хотели вчера.
Вопрос только в том, будут ли они действовать в соответствии со своими новыми условиями победы или будут мешать себе, цепляясь за старые.
В Рунтерре действуют те же правила. Если бы мы определили нашу краткосрочную победу как устранение проблемного юнита, которым владеет наш противник, но они чрезмерно защищали его, оставив уязвимым нексус, то, конечно, мы должны были бы обновить наш план, чтобы учесть это.
Мы легко можем упустить способ выиграть игру в целом, если будем сбрасывать ресурсы, которые могли бы использовать для убийства нашего противника, на устаревшую цель.
В более широком масштабе у вас может быть амбиция получить ранг Бриллиант, а затем понять, что на самом деле вы хотите пристегнуться и посмотреть, сможете ли вы достичь Мастера или даже выше.
И наоборот, вы можете быть игроком высокого уровня, пытающимся пробиться на самый верх игры, и понять, что на самом деле вы просто хотите сделать шаг назад и просто немного повеселиться.
И секрет в том, что все они в порядке.
Что еще более важно, как только вы внутренне приняли эти решения, вы можете либо принять свое отношение к миру и переопределить победу, либо попытаться проигнорировать ее, и в конечном итоге произойдет то же самое.
Единственная разница в том, что в процессе вы причините себе больше вреда.
Горы не склонны двигаться только потому, что вы осуждаете их или испытываете чувство вины.
Эмоции и игровые состояния очень похожи. Я думаю, что самая большая причина выгорания в абсолютном смысле — это то, что люди не понимают или активно отрицают то, чего они хотят достичь.
Предполагать победу
Один из самых важных инструментов в арсенале любого стратега — способность представить вселенную, в которой была достигнута победа.
Неважно, насколько это маловероятно, сколько разных вещей может встретиться на вашем пути, вы должны уметь искать этот возможный путь.
Если в моей колоде есть только одна карта, которая спасет меня, и мне нужно взять ее в следующие три хода, то правильная игра предполагает, что я это сделаю, и максимизирую свои шансы, исходя из этого предположения.
Возможно, позже меня назовут везунчиком, но если я каждый раз настраиваюсь на такую возможность, может быть, я немного зарабатываю на своей удаче.
Если есть определенные наборы карт, которые наверняка или почти наверняка приведут к моему проигрышу, тогда я просто должен играть так, как будто мой противник не может их получить.
Может показаться, что я полностью отключился и отказываюсь играть с чем-либо, но если я набираю процентные очки, то какое значение имеет внешний вид? Важные люди поймут разницу.
Проще говоря, влияйте на то, что можете, и отбрасывайте то, что не можете.
Дайте неудаче шанс
Этот шаг доводит идею победы до логического предела.
Если колода сложена против меня, матч-ап плохой, и все полетело в канализацию Билджвотера, иногда единственный путь к победе для моего оппонента — совершить ошибку.
Если при просмотре доказательств все другие пути закрыты, то последняя попытка состоит в том, чтобы посмотреть, сможете ли вы найти или вызвать ошибку.
Это шаг, к которому можно прийти, всегда спрашивая «Как я могу добиться здесь победы» и не желая принимать «Ты не можешь». для ответа.
Но вот в чем дело. Иногда они не понимают, как взаимодействуют карты, которые у вас есть.
Иногда блоки выстраиваются неправильно. Иногда ваш оппонент становится слишком самоуверенным в своей позиции и дает вам те размены, которые вам нужны, чтобы украсть его силу прямо из-под него.
Получим ли мы столько процентов от этой философии? Нет, наверное, нет, особенно против хитрых игроков.
Но в игре с дюймами и случайностью, где каждый пункт на кости, которую мы бросаем, может иметь значение, если мы бросаем достаточное их количество, вы берете то, что можете получить.
Говоря в строгом стиле Рунтерры здесь на мгновение; чтобы выиграть турнир высокого уровня в любой день, нужно быть одновременно очень удачливым и очень хорошим.
Иногда удача может исходить от ошибок вашего противника, но только если вы достаточно хороши, чтобы дать им шанс случиться.
Учитесь на проигрышах
Иногда, что бы вы ни делали, вы никогда не выиграете. Однако это случается намного, гораздо реже, чем принято считать.
И даже в этих случаях у вас обычно были варианты, чтобы дать себе больше процентных пунктов.
Если вы отмахиваетесь от неудачи в Рунтерре или в жизни как от проклятия Рнгезуса и идете дальше по дороге, вы упускаете возможность обрести силу.