Функции речи в психологии: 40. Речь. Функции речи. Общая психология

Психологические функции речи | Студент-Сервис

В системе психических процессов, всевозможных свойств, качеств, функций и состояний нет образований второстепенных, в той или иной мере несущественных. Целостная человеческая психика незаметно «рассыпается», теряет что-то очень важное, если «временно», в целях необходимого научного анализа исключить из нее любую, условно выделенную составляющую. Так бывает, например, с потребностями, эмоциями, сознанием. В этом, как отмечалось ранее, заключается одна из глобальных методологических проблем изучения психики, да и мира в целом. Однако есть психологический феномен, без упоминания которого обойтись особенно трудно при описании любого компонента человеческой психики. Этим феноменом является речь, которая присутствует везде: от ощущений до многосложных конструкций сознания и личности. Без использования речи, наконец, просто невозможно общаться и взаимодействовать, невозможны человек и социум.

Необходимо разводить два сопряженных явления: объективное и субъективное. Язык — образование объективное, социальное, общечеловеческое. Это структурированная система знаков (кодов, символов, слов), исторически сложившаяся и существующая в общественной практике людей (предшествующих и живущих поколений). Язык создается, реализуется, изменяется конкретными людьми, но существует объективно, т.е. независимо от индивидуального пользователя или своего носителя. В мире известно более 2,5 тыс. языков, которые изучает разветвленная наука — лингвистика.

Речь — это феномен субъективный, психологический, развернутый процесс, вид психической деятельности, тип поведения (словесного, или вербального), использующий язык в качестве своего орудия, внешнего средства. Речевая деятельность сама по себе материальна, но исследуется особым межпредметным разделом психологии — психолингвистикой. Особое значение речи в человеческой психике обусловлено ее специфическими и очень широкими, по существу, глобальными функциями.

Первая функция, называемая номинативной, заключается в том, что каждое слово в составе человеческого языка предметно соотнесено, т. е. обозначает предмет. Таким предметом может быть как
вполне конкретная вещь, так и обобщенное свойство, качество, многообразное действие и совершенно абстрактное явление. Человек так или иначе называет, переводит во «второе», объективно знако­
вое существование все, ему известное. Весь отражаемый материальный, объективный мир имеет свои языковые заменители. В результате для человека происходит психологическое удвоение мира: реальный предметный мир и его знаковые, словесные заместители, модели. Это дает человеческой психике замечательную возможность взаимодействовать как с одним, так и с другим миром.

Соответственно «удваиваются» познавательные, регуляторные и все другие возможности психики. Значительно расширяется сфера человеческой деятельности, поведения, самого существования бытия. Личность приобретает еще одну сторону определенной «свободы» по отношению к реальному миру, поскольку способна «уйти» от него в искусственный мир знаков и символов.

Язык является величайшим «изобретением» человечества, хотя неизбежно накладывает и специфические «ограничения» на про­цесс и результат психического отражения. Особенности любого языка в той или иной степени отражают требования жизни. У народностей Севера, например, существует несколько слов для обозначения различных состояний того предмета, который на русском языке называется одним словом «снег». Выдающиеся люди создали когда-то письменность, отчего преобразовались и язык, и речь, и вся психика. Но сохранилась, расширилась и усложнилась в языковом исполнении функция предметной отнесенности речи. Рождаются новые слова, отмирают старые, потому что для человека меняется,
перестраивается сама картина понимаемого мира. Меняется и сам объективный мир, в том числе создаваемый человеком.

Вторая функция речи, по сути, производна от первой, благодаря ей происходят фиксация и передача опыта, в том числе в аспекте общечеловеческом, историческом. Подчеркнем, что, если лишить человеческого индивида возможности усвоения предшествующего людского опыта, он просто не станет собственно человеком, не приобретет видовых особенностей «Человека разумного». Зафиксированный в речи «разум» поколений речью транслируется, посредством речи интериоризуется, т.е. становится внутренним, психическим достоянием личности. Это единственный путь формирования и развития человека.

Третья функция речи заключается в реализации общения, о значении которого в жизни и психике человека говорилось неоднократно. Общение — это не только обмен информацией, но и условие взаимодействия людей, без которого невозможна сама человеческая жизнь, поэтому эта функция речи распространяется шире, чем обеспечение общения. Речь становится мощным средством воздействия на других людей, средством координации и управления, универсальным регулятором межчеловеческих взаимоотношений. Диалог — это речевое взаимодействие, в котором реализуется и межличностное восприятие, и взаимопонимание, и эмоциональное принятие (или непринятие) другого человека.

Отношения речи и мышления, мысли и слова отнюдь не простые. Мысль выражается в словах, но существует в понятиях, иначе говоря, мышление оперирует не словами, а понятиями. Слово есть средство выработки понятия, а затем его носитель, выразитель, модель. А это не одно и то же, поэтому так нелегко понять другого человека. Но при отсутствии речи понимание было бы вообще, в принципе невозможно.

Относительно четвертой функции речи следует сказать особо, хотя ее проявления также неоднократно описывались в предшествующих главах учебника. Это обширная, разветвленная функция внутреннего опосредствования всей человеческой психики. В онтогенезе человеческой психики наступает условный момент «перекрещивания» формирующейся речи со всеми другими и также развивающимися психическими функциями и образованиями. В результате они «оречвляются», т.е. в той или иной мере вооружаются речевыми знаками и приемами. Такая добавка речи, такая «встреча» с ней качественно преобразует всю психику: от простейшего ощущения до вершин познания и переживания, до глубин сознания. Поэтому речь становится внутренним орудием, а также особым средством формирования не только познания, интеллекта и общения, но и всей психики и личности.

В этом контексте представляется неоправданно упрощенным довольно расхожее представление о человеческой речи как о сиг­нале, как о «второй сигнальной системе», просто добавленной к первой. Такой подход следует рассматривать как традиционно редукционистский и для психологии речи неприемлемый.

РЕЧЬ И ОБЩЕНИЕ. ФУНКЦИИ РЕЧИ | Психологическая энциклопедия 1vc0

Страницы: 1 2 3 4 5 6

Эмоциональная функция речи принадлежит к генетически первичным её функциям. Об этом можно заключить и по тому, что при афатических расстройствах она дольше всего сохраняется. Когда при афатических заболеваниях генетически более поздняя и более высокая по своему уровню «интеллектуальная» речь расстроена, эмоциональные компоненты речи, «эмоциональная» речь (Х. Джексон) иногда сохраняется. Так, некоторые больные не в состоянии сказать или даже повторить слова какой-нибудь песни, но в состоянии её пропеть. [Исходя из этого, О. Иесперсен (O. Jespersen, Language: It’s Nature. Development and Origin. N.Y., 1922.) построил свою теорию происхождения речи из песни. Говорящий человек, согласно этой теории, — это более интеллектуализированный и менее эмоциональный потомок поющего человека.]

Выразительная функция сама по себе не определяет речи: речь не отожествима с любой выразительной реакцией. Речь есть только там, где есть семантика, значение, имеющее материальный носитель в виде звука, жеста, зрительного образа и т. д. Но у человека самые выразительные моменты переходят в семантику.

Всякая речь говорит о чём-то, т. е. имеет какой-то предмет; всякая речь вместе с тем обращается к кому-то — к реальному или возможному собеседнику или слушателю, и всякая речь вместе с тем выражает что-то — то или иное отношение говорящего к тому, о чём он говорит, и к тем, к кому он реально или мысленно обращается. Стержнем или канвой смыслового содержания речи является то, что она обозначает. Но живая речь обычно выражает неизмеримо больше, чем она собственно обозначает. Благодаря заключённым в ней выразительным моментам, она сплошь и рядом далеко выходит за пределы абстрактной системы значений. При этом подлинный конкретный смысл речи раскрывается в значительной мере через эти выразительные моменты (интонационные, стилистические и пр.). Подлинное понимание речи достигается не одним лишь знанием словесного значения употреблённых в ней слов; существеннейшую роль в нём играет истолкование, интерпретация этих выразительных моментов, раскрывающих тот более или менее сокровенный, внутренний смысл, который вкладывается в неё говорящим.

Речь как средство выражения включается в совокупность выразительных движений — наряду с жестом, мимикой и пр. Звук как выразительное движение имеется и у животных. В различных ситуациях, при различном состоянии животные издают звуки, каждый из которых более или менее единообразно связан с определённой ситуацией. Каждый крик является выражением определённого аффективного состояния (гнева, голода и т. д.). Эти инстинктивные выразительные движения животных ещё не являются речью — даже в тех случаях, когда издаваемые животным крики передают его возбуждение другим: животное при этом лишь заражает других своим эмоциональным возбуждением, а не сообщает о нём.

В них отсутствует обозначающая функция.

Пока крик является только выразительным движением, сопровождающим аффективно-эмоциональное состояние, он может для кого-нибудь, кто установил и осознал связь, существующую между ними, стать знаком, признаком наличия этого состояния. Но речью, словом звук становится лишь тогда, когда он перестаёт только сопровождать соответствующее аффективное состояние субъекта, а начинает его обозначать. Эмоционально-выразительная функция речи как таковой принципиально отлична от непроизвольной и неосмысленной выразительной реакции. Выразительная функция, включаясь в человеческую речь, перестраивается, входя в её семантическое содержание. В таком виде эмоциональность играет в речи человека значительную роль. Неправильно было бы целиком интеллектуализировать речь, превращая её только в орудие мышления. В ней есть эмоционально-выразительные моменты, проступающие в ритме, паузах, в интонациях, в модуляциях голоса и других выразительных, экспрессивных моментах, которые в большей или меньшей степени всегда имеются в речи, — особенно в устной, сказываясь, впрочем, и в письменной речи — в ритме и расстановке слов; выразительные моменты речи проявляются далее в стилистических особенностях речи, в различных нюансах и оттенках.

Живая человеческая речь не является только «чистой» формой абстрактного мышления; она не сводится лишь к совокупности значений. Она обычно выражает и эмоциональное отношение человека к тому, о чём он говорит, и часто к тому, к кому он обращается. Можно даже сказать, что чем выразительнее речь, тем более она речь, а не только язык, потому что чем выразительнее речь, тем больше в ней выступает говорящий, его лицо, он сам.

Будучи средством выражения, речь является вместе с тем и средством воздействия. Функция воздействия в человеческой речи одна из первичных, наиболее основных её функций. Человек говорит для того, чтобы воздействовать, если не непосредственно на поведение, то на мысль или чувства, на сознание других людей. Речь имеет социальное предназначение, она средство общения, и эту функцию она выполняет в первую очередь, поскольку она служит средством воздействия. И эта функция воздействия в речи человека специфична. Звуки, издаваемые животными в качестве «выразительных движений», выполняют и сигнальную функцию, но человеческая речь, речь в подлинном смысле слова, принципиально отличается от тех звукосигналов, которые издают животные. Крик, издаваемый сторожевым животным или вожаком стаи, табуна и т. д., может послужить для других животных сигналом, по которому они пускаются в бегство или нападение. Эти сигналы являются у животных инстинктивными или условно-рефлекторными реакциями. Животное, издавая такой сигнальный крик, издаёт его не для того, чтобы известить других о надвигающейся опасности, а потому, что этот крик вырывается у него в определённой ситуации. Когда другие животные пускаются по данному сигналу в бегство, они также делают это не потому, что они «поняли» сигнал, поняли то, что он обозначает, а потому, что после такого крика вожак обычно пускается в бегство и для животного наступила связанная с опасностью ситуация; таким образом, между криком и бегством создалась условно-рефлекторная связь; это связь между бегством и криком, а не тем, что он обозначает.

Страницы: 1 2 3 4 5 6

7 основных функций языка | Формы | Поведение человека

РЕКЛАМА:

Эта статья проливает свет на семь основных функций языка. К функциям относятся: 1. Экспрессивная и коммуникативная функции 2. Интерпретативные функции 3. Контрольная функция 4. Функции запоминания и мышления 5. Открытие своего имени 6. Социальные функции языка 7. Креативные функции.

Функция № 1. Выразительные и коммуникативные функции :

Самая основная функция языка, как мы можем предположить, — это экспрессивная функция, попытка выразить внезапную перемену состояния, страх, восторг, боль или замешательство. Что бы это ни было, такое выражение — не преднамеренное, сознательное выражение, а спонтанная, немедленная реакция, не направленная ни на какой другой объект.

Между прочим, во многих случаях это также служит для связи с другими членами группы или вида, особенно в ситуациях опасности. Скорее всего, эти функции являются автоматическими инстинктивными функциями и встречаются также у низших организмов. Однако на человеческом уровне коммуникативная роль приобретает более важное значение

Функция # 2. Интерпретационные функции :

РЕКЛАМА:

Можно заметить, что когда конкретное явление или выражение служит стимулом осознания других, оно также служит интерпретирующей функции. конкретной ситуации. Таким образом, крик одного животного перед лицом опасности интерпретируется другими представителями вида. Интерпретационная функция очень очевидна на человеческом уровне.

Функция интерпретации служит для восстановления состояния когнитивного равновесия. В то время как сам стимул создает состояние неопределенности или новизны, интерпретация служит для прояснения ситуации и восстановления равновесия. Такая интерпретация помогает поместить информацию в соответствующую позицию или слот в когнитивном мире.

Таким образом, когда потомство отделяется от матери и внезапно снова находит ее, звук, который может быть издан, отличается от того, который был бы издан, если бы увидели странное животное. Звуки в обоих случаях могут быть фонетически похожими, но есть разница в значениях двух звуков, означающих в очень элементарном смысле.

Можно задаться вопросом, можно ли приписывать животным такие качества, как значение, познание и т. д. Но можно также спросить, почему нет? Человеческий фанатизм, особенно социологов, мешает им быть объективными и честными. Таким образом, вторая основная функция языка состоит в том, чтобы помочь организму интерпретировать и организовать когнитивный опыт и позиционировать его в своем когнитивном мире.

Функция № 3. Функция контроля :

РЕКЛАМА:

Когда говорят о функции контроля, помимо индивидуального измерения возникает социальное измерение. Постепенно, по мере установления ассоциаций между определенными состояниями существования и раздражителем, с одной стороны, и определенными звуками, возникает воспроизводимость реакции. Так, ребенок плачет, когда голоден или страдает от боли. Этот крик, в свою очередь, заставляет мать или даже мать-животное броситься на помощь. Вот начало контроля.

Крик приносит внимание и надежду матери, а в последующие годы и внимание тех, кто дорог и близок, и тех, кто в состоянии поддержать. Это первый опыт освоения окружающей среды и умения управлять. Здесь можно увидеть, что на простых уровнях эта контрольная функция может быть непреднамеренной и сознательной, но по мере того, как человек растет и среда становится более организованной, контрольная функция языка становится все более и более центральной.

Всем нам удобно разговаривать с человеком, если мы знаем его имя. Всякий раз, когда мы встречаем знакомое лицо, мы чувствуем себя комфортно, если можем вспомнить его имя. Важность слов, лозунгов и «военных криков» в управлении людьми и толпой слишком хорошо известна, чтобы нуждаться в каком-либо подробном обсуждении.

Функция № 4. Функции памяти и мышления :

Представьте, что мы можем думать и помнить без использования слов. Почти невозможно вспомнить или вспомнить или подумать без использования слов и, следовательно, языка. Это язык, который помогает нам кодировать опыт, сохранять его, извлекать и декодировать. Именно язык помогает нам переводить опыт в мысли и участвовать в процессах разного типа.

Функция # 5. Открытие собственного имени :

Одна из важных вех в развитии ребенка — открытие того, что у него есть имя, и это начало чувство самотождественности, которое ведет к чувствам типа я, мое, другие, не я и т. д. Открытие своего имени играет очень важную роль в общем психологическом развитии личности.

Это начало самоидентификации и попытка взглянуть на себя как на объект. Именно это, по существу, составляет различие между человеческим организмом и нечеловеческим организмом, а также между очень маленьким ребенком и взрослым и психически неуравновешенным взрослым.

Этот вопрос формирования я-концепции и самоидентичности был рассмотрен более подробно в другом месте, но важно помнить, что язык играет очень важную роль в развитии личности и общего психологического развития.

Функция № 6. Социальные функции языка :

В дополнение к этим индивидуальным функциям язык выполняет очень важную социальную функцию. Развивая чувство личной идентичности, язык также служит развитию чувства социальной идентичности, чувства принадлежности к определенной группе, отмечая различные степени социальной близости и дистанции.

Все мы принадлежим к социальным группам, говорящим на одном языке. Точно так же национальный гимн, который представляет собой не что иное, как набор слов, создает и поддерживает чувство социальной идентичности. Однако иногда это чувство социальной идентичности, если оно очень узкое, может привести к социальным конфликтам и конфронтации между различными группами.

Функция # 7. Творческие функции :

РЕКЛАМА:

Язык играет очень важную роль в творческой и творческой деятельности. Можно ли думать о написании романа или стихов без языка? Таким образом, язык не только помогает нам контролировать и регулировать наши познания, но также позволяет нам вырваться на свободу и включиться в творческое воображение. Здесь снова, как это ни парадоксально, язык также способствует возникновению очень «творческих» заблуждений и систем убеждений у психически больных.

В целом можно видеть очень важную и решающую роль языка в нашей жизни. Пожалуй, невозможно придумать ни одного места или ситуации в жизни, где можно было бы действовать без помощи языка. Помимо общих функций выражения и общения, психологические и социальные функции, которые играет язык, очень важны и становятся все более и более важными в современном мире.

Это обсуждение функций языков довольно краткое, и мы попытались выделить только основные функции. Пожалуй, можно выделить еще много функций языка. Неудивительно, что свобода слова считается самым основным правом.

Главная ›› Формы ›› Функции языка ›› Поведение человека ›› Язык ›› Психология

Связь между музыкой и языком

Традиционно музыка и язык рассматривались как разные психологические способности. Эта двойственность отражена в более старых теориях латерализации речи и музыки в том смысле, что речевые функции считались локализованными в левом, а музыкальные функции — в правом полушарии мозга.

Например, знаковая работа Бевера и Кьярелло (1974) подчеркивал различные роли обоих полушарий в обработке музыкальной и языковой информации, при этом левое полушарие считалось более специализированным для пропозициональной, аналитической и серийной обработки, а правое полушарие — более специализированным для аппозиционных, целостных и синтетических отношений. В последние годы эта точка зрения подверглась сомнению, в основном из-за появления современных методов визуализации мозга и улучшения нейрофизиологических методов исследования функций мозга. Используя эти инновационные подходы, развился совершенно новый взгляд на нейронные и психологические основы музыки и речи. Результаты этих более поздних исследований показывают, что музыкальная и речевая функции имеют много общего и что несколько нейронных модулей одинаково вовлечены в речь и музыку (Tallal and Gaab, 2006). Появляются также доказательства того, что речевые функции могут выигрывать от музыкальных функций и наоборот. В этой области исследований накоплено много новой информации, и поэтому настало время собрать воедино работы тех исследователей, которые были наиболее заметными, продуктивными и вдохновляющими в этой области.

В этом специальном выпуске собраны 20 обзорных и исследовательских статей, посвященных особым отношениям между музыкой и языком. Из этих 20 статей 12 представляют собой исследовательские работы, в которых сообщается о совершенно новых открытиях, подтверждающих тесную связь между музыкой и языковыми функциями. В двух работах сообщается о результатах, демонстрирующих, что фонологическая осведомленность, имеющая ключевое значение для навыков чтения и письма, тесно связана с осведомленностью о высоте звука и музыкальным мастерством (Dege and Schwarzer, 2011; Loui et al., 2011). Деге и его коллеги даже показывают, что программа музыкального обучения может принести пользу дошкольникам, чтобы улучшить их фонологическую осведомленность.

Три исследовательские работы посвящены взаимосвязи между навыками тонального языка и навыками восприятия музыкальной высоты, а также тому, может ли дефицит обработки высоты тона влиять на восприятие тональной речи. Джулиано и др. (2011) продемонстрировали, что говорящие на мандаринском языке очень чувствительны к небольшим изменениям высоты тона и интервальным расстояниям, чувствительность, которой не было в контрольной группе. Используя ERP, полученные во время заданий на восприятие высоты тона и интервала, их исследование выявило более ранние ответы ERP у носителей мандаринского языка по сравнению с контрольной группой на эти изменения высоты тона по сравнению с испытаниями без изменений. В своей элегантной статье Peretz et al. (2011) сообщают, что носители тонового языка, в котором высота звука влияет на значение слова, хуже различают падающие высоты звука в последовательностях тонов по сравнению с носителями нетонального языка. Взятые вместе, эти два исследования иллюстрируют междоменное влияние языкового опыта на восприятие высоты звука, предполагая, что естественное использование тональных контуров высоты звука в языке приводит к общему повышению остроты представления высоты звука. Тилманн и др. (2011) исследовали, демонстрируют ли субъекты, страдающие врожденной амузией, нарушения обработки высоты звука в речи, в частности изменения высоты звука, используемые для контраста лексических тонов в тональных языках.

Их исследование показало, что производительность врожденной амузики была ниже, чем у контроля для всех материалов, включая мандаринский язык, что, следовательно, предполагает общий дефицит обработки основного тона в домене.

В пяти исследовательских работах рассматривалась взаимосвязь либо между музыкальным мастерством и языковыми функциями, либо полезность взаимодействия между музыкальными и языковыми функциями для фонетического восприятия. Отт и др. (2011) демонстрируют, что профессиональные музыканты обрабатывают невокализованные стимулы (независимо от того, являются ли эти стимулы речевыми или неречевыми) иначе, чем контрольная группа, что позволяет предположить, что ранняя фонетическая обработка организована по-разному в зависимости от музыкального опыта. Стрейт и Краус (2011) сообщают о перцептивных преимуществах музыкантов в отношении слуха и нейронного кодирования речи в фоновом шуме. Они также утверждают, что музыканты обладают нейронными навыками для избирательного привлечения и поддержания слухового внимания к языку, и что, таким образом, музыка представляет собой потенциальную пользу для слуховой тренировки. Гордон и др. (2011) исследовали взаимодействие между лингвистическим ударением и музыкальным размером и установили, что согласование лингвистического ударения и музыкального размера в песне улучшает отслеживание музыкального ритма и понимание текста. Таким образом, их исследование поддерживает представление о тесной связи между языковым и музыкальным ритмом в песнях. Хох и др. (2011) исследовали влияние тональной функции музыкального аккорда на синтаксическую и семантическую обработку и пришли к выводу, что нейронные и психологические ресурсы обработки музыки и языка сильно перекрываются. В пятой статье этой группы (Omigie and Stewart, 2011) показано, что трудности, с которыми сталкиваются люди, увлекающиеся музыкой, с музыкой реального мира, не могут быть объяснены неспособностью интернализировать статистические закономерности более низкого порядка, а могут быть вызваны другими факторами. Хотя между музыкой и обработкой речи все еще существуют некоторые различия, появляется все больше свидетельств того, что речь и обработка музыки сильно перекрываются.

Халвани и др. (2011) исследовали, различается ли анатомически дугообразный пучок, видный тракт белого вещества, соединяющий височную и лобную области мозга, у певцов, инструменталистов и немузыкантов. Они показали, что долгосрочная вокально-моторная тренировка может привести к увеличению объема и микроструктурной сложности (по показателям фракционной анизотропии) дугообразного пучка у певцов. Скорее всего, эти анатомические изменения отражают необходимость у певцов прочно связывать между собой лобные и височные области мозга. Как правило, эти области также участвуют в контроле многих речевых функций. Благотворное влияние музыки на речевые функции также было продемонстрировано Vines et al. (2011) в своей исследовательской статье. Они исследовали, можно ли улучшить мелодико-интонационную терапию (MIT) при афазии Брока, одновременно применяя анодную транскраниальную стимуляцию постоянным током (tDCS). Фактически, они показали, что комбинация правого полушария анодной tDCS с MIT ускоряет восстановление после инсультной афазии.

В дополнение к этим 12 исследовательским работам есть 8 обзоров и мнений, которые подчеркивают тесную связь между музыкой и языком. Патель (2011) предлагает так называемую гипотезу OPERA, с помощью которой он объясняет, почему музыка полезна для многих языковых функций. Аббревиатура OPERA означает пять условий, которые могут управлять пластичностью в сетях обработки речи (перекрытие: анатомическое перекрытие в сетях мозга, которые обрабатывают акустические особенности, используемые как в музыке, так и в речи; точность: музыка предъявляет к этим общим сетям более высокие требования, чем речь; Эмоции: музыкальные действия, которые задействуют эту сеть, вызывают сильные положительные эмоции; Повторение: музыкальные действия, которые задействуют эту сеть, часто повторяются; Внимание: музыкальные действия, которые задействуют эту сеть, связаны с сосредоточенным вниманием). Согласно гипотезе OPERA, при выполнении этих условий нейронная пластичность заставляет рассматриваемые сети функционировать с большей точностью, чем это необходимо для обычного речевого общения. В то время как статья Пателя представляет собой скорее аналитическую статью, которая помещает музыкальные знания в более широкий контекст, семь других обзоров более или менее подчеркивают конкретные аспекты современной литературы о музыке и языке. Эттлингер и др. (2011) подчеркивают особую роль имплицитно полученных знаний, имплицитной памяти и связанных с ними нейронных структур в усвоении лингвистической или музыкальной грамматики. Милованов и Терваниеми (2011) подчеркивают благотворное влияние музыкальных способностей на приобретение языковых навыков, например, на овладение вторым языком. Белла и др. (2011) обобщают результаты существующей литературы, касающиеся нормального пения и пения с плохим тоном, и предполагают, что имитация высоты звука может быть выборочно неточной в музыкальной области, не затрагивая речи, тем самым подтверждая разделимость механизмов, обеспечивающих производство высоты звука в музыке и языке. В своем обширном обзоре литературы Besson et al. (2011) обсуждают эффекты перехода от музыки к речи, уделяя особое внимание музыкальному опыту музыкантов. В статье Shahin (2011) рассматриваются нейрофизиологические данные, подтверждающие влияние музыкальной подготовки на восприятие речи на сенсорном уровне, и обсуждается вопрос, может ли такой перенос облегчить восприятие речи у людей с потерей слуха. В этом обзоре также объясняются основные нейрофизиологические измерения, используемые в нейрофизиологических исследованиях восприятия речи и музыки. Всесторонний обзор Koelsch (2011) обобщает результаты нейрофизиологии и визуализации мозга в отношении обработки музыки и речи и объединяет эти результаты в более широкую «нейрокогнитивную модель восприятия музыки». Особое внимание уделяется сравнению музыкального синтаксиса, его сходствам и различиям с языковым синтаксисом. Шон и Франсуа (2011) представляют обзор, в котором они фокусируются на серии электрофизиологических исследований, в которых изучалась сегментация речи и извлечение лингвистической информации по сравнению с музыкальной. Они продемонстрировали, что музыкальные знания облегчают изучение как языковых, так и музыкальных структур. Еще один момент заключается в том, что электрофизиологические измерения часто более чувствительны для выявления различий, связанных с музыкой, чем поведенческие измерения.

В совокупности этот специальный выпуск представляет собой всесторонний обзор современных знаний о тесной взаимосвязи между музыкой и языковыми функциями. Таким образом, музыкальное обучение может помочь в профилактике, реабилитации и устранении широкого спектра нарушений речи, слуха и обучения. С другой стороны, эта совокупность доказательств может пролить новый свет на то, как человеческий мозг использует общие сетевые возможности для создания и управления различными функциями.

Белла, С. Д., Берковска, М., и Совински, Дж. (2011). Нарушения звукообразования при тональной глухоте. Фронт. Психол. 2:164. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00164

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Бессон, М., Чоберт, Дж., и Мари, К. (2011). Перенос обучения между музыкой и речью: общая обработка, внимание и память. Перед. Психол. 2:94. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00094

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Бевер, Т. Г., и Кьярелло, Р. Дж. (1974). Церебральное доминирование у музыкантов и немузыкантов. Наука 185, 537–539.

Опубликован Аннотация | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Деге, Ф., и Шварцер, Г. (2011). Влияние музыкальной программы на фонологическую осведомленность дошкольников. Перед. Психол. 2:124. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00124

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Эттлингер М., Маргулис Э. Х. и Вонг П. К. (2011). Имплицитная память в музыке и языке. Перед. Психол. 2:211. дои: 10.3389/fpsyg.2011.00211

Опубликовано Резюме | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Джулиано Р. Дж., Пфордрешер П. К., Стэнли Э. М., Нараяна С. и Вича Н. Ю. (2011). Родной опыт работы с языком тонов улучшает различение высоты звука и синхронизацию нейронных реакций на изменение высоты звука. Перед. Психол. 2:146. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00146

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Gordon, R.L., Magne, C.L., and Large, E.W. (2011). ЭЭГ-корреляты песенной просодии: новый взгляд на взаимосвязь языкового и музыкального ритма. Фронт. Психол. 2:352. 10.3389/fpsyg.2011.00352

Опубликовано Резюме | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Халвани, Г. Ф., Луи, П., Рубер, Т., и Шлауг, Г. (2011). Влияние практики и опыта на дугообразный пучок: сравнение певцов, инструменталистов и немузыкантов. Перед. Психол. 2:156. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00156

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | CrossRef Full Text

Hoch, L., Poulin-Charronnat, B., and Tillmann, B. (2011). Влияние не относящейся к задаче музыки на языковую обработку: синтаксические и семантические структуры. Фронт. Психол. 2:112. doi:10.3389/fpsyg.2011.00112

Опубликовано Резюме | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Кельш, С. (2011). К нейронной основе восприятия музыки – обзор и обновленная модель. Перед. Психол. 2:110. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00110

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Луи, П., Круг, К., Зук, Дж., Виннер, Э., и Шлауг, Г. (2011). Связь восприятия высоты тона с фонематическим восприятием у детей: значение для тональной глухоты и дислексии. Фронт. Психол. 2:111. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00111

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | CrossRef Full Text

Милованов Р. и Терваниеми М. (2011). Взаимодействие между музыкальными и языковыми способностями: обзор. Перед. Психол. 2:321. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00321

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Омиги Д. и Стюарт Л. (2011). Сохраняется статистическое усвоение тонального и языкового материала при врожденной амузии. Фронт. Психол. 2:109. doi:10.3389/fpsyg.2011.00109

Опубликовано Резюме | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Отт К. Г., Лангер Н., Окслин М., Мейер М. и Янке Л. (2011). Обработка вокализованных и глухих акустических стимулов у музыкантов. Перед. Психол. 2:195. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00195

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Патель, А. Д. (2011). Почему музыкальное обучение полезно для нейронного кодирования речи? Гипотеза ОПЕРА. Фронт. Психол. 2:142. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00142

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Перец И., Нгуен С. и Каммингс С. (2011). Беглость тона языка ухудшает различение высоты тона. Перед. Психол. 2:145. doi: 10.3389/fpsyg.2011.00145

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Шон, Д., и Франсуа, К. (2011). Музыкальная экспертиза и статистическое изучение музыкальных и языковых структур. Фронт. Психол. 2:167. doi:10.3389/fpsyg.2011.00167

Опубликовано Аннотация | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Шахин, А.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *