Ни левый, ни правый | Библиотека
«Слушайте, да вы ни левый, ни правый!»: это замечание, прозвучавшее после одного из моих выступлений, отличается редкой проницательностью. Редкой – потому что мне нечасто приходилось слышать такое. Проницательностью – потому что это правда.
Большинство из нас вместо длинных, детальных определений старается использовать упрощенные формулировки – подходящие к случаю обобщения – ведь это облегчает восприятие наших слов. Однако употреблять их следует с осторожностью, поскольку в семантическом плане подобные емкие понятия могут сыграть с вами злую шутку. Боюсь, именно это и происходит, когда либертарианцы пользуются понятиями «правый» и «левый» — ведь сами они, как я надеюсь показать, не являются ни правыми, ни левыми в общепринятом смысле этих слов.
Термины «левый» и «правый», так или иначе, описывают авторитарную точку зрения: левым или правым можно быть только относительно государства. А свобода никак не соотносится с авторитаризмом «по горизонтали».
Связь между либертарианством и авторитаризмом чисто вертикальная: первый выражает стремление подняться ввысь, вырваться из болота, где человек порабощает человека. Но давайте начнем сначала.
Было время, когда понятия «левый» и «правый» можно было считать весьма уместными: они точно определяли суть идеологических разногласий. «Первые левые представляли собой группу только что избранных депутатов Национального учредительного собрания в 1789 г. – в начале Французской революции. Их назвали «левыми» просто потому, что в зале заседаний они сидели слева.
Законодателей, сидевших справа, стали называть «партией правого крыла» или просто «правыми». Правые, или «реакционеры», выступали за высокоцентрализованную власть, принятие законов об особых привилегиях для профсоюзов и ряда других классов или групп, монополию государства в экономике и торговле многими необходимыми товарами, а также сохранение контроля государства над ценами, производством и распределением». (См. Dean Russel, The First Leftist, Irvington-on-Hudson, N.
Y.: Foundation for Economic Education, 1951, p. 3)
Идеология левых на практике была аналогична взглядам тех, кто сегодня называет себя «либертарианцами». Правые в этом смысле являлись их полной противоположностью – это были этатисты, сторонники государственного вмешательства в экономику, одним словом, авторитаризма. Во Франции в 1789-90 гг. понятия «левые» и «правые» были весьма актуальны и довольно точно отражали реальное положение дел.
Однако вскоре статус «левых» экспроприировали авторитарные якобинцы, и смысл этого понятия полностью изменился. «Левыми» стали называть сторонников эгалитаризма; это слово стало ассоциироваться с марксовой концепцией социализма – коммунизмом, социализмом, фабианством.
Но как обстояли дела с понятием «правый»? Какое место нашлось для него в связи со смысловым пересмотром термина «левый»? Что ж, об этом позаботились московские аппаратчики – естественно, к собственной выгоде. Все, что нельзя было подвести под определение «коммунистического» или «социалистического», они в пропагандистских целях объявили «фашистским».
То есть любую идеологию, которую нельзя назвать коммунистической (левой) теперь многие воспринимают как фашистскую (правую).
Посмотрим, какое определение фашизма дает толковый словарь Webster: «Любая программа по установлению в стране централизованного автократического режима, проводящего крайне националистическую политику, регламентирующего промышленность, торговлю и финансы, вводящего жесткую цензуру и насильственными методами подавляющего оппозицию». Так в чем же состоит разница между коммунизмом и фашизмом? Обе эти системы представляют собой варианты этатизма и авторитаризма. Различия между сталинским коммунизмом и фашизмом Муссолини связаны с незначительными деталями организационной структуры. Тем не менее первый считается «левым», а второй – «правым»!
Какое же место отведено либертарианцам в мире «советской» словесной эквилибристики? На деле либертарианские взгляды – полная противоположность коммунистической идеологии. Однако, используя понятия «левый» и «правый», либертарианец попадает в семантическую ловушку, превращаясь в «правого» (фашиста) просто из-за того, что он не является «левым» (коммунистом).
Для либертарианца эти термины – «смысловая могила», лингвистический трюк, исключающий само его существование, и у либертарианцев есть все основания отказаться от обоих понятий.
Есть еще один серьезный недостаток: когда либертарианец использует термины «правый-левый», возникает масса возможностей для применения теории «золотой середины». За последние две тысячи лет на Западе утвердилась аристотелевская теория о том, что самая разумная позиция находится между двумя крайностями: в сегодняшней политической лексике она называется «центристской». Однако, используя термины «правый-левый» либертарианец автоматически провозглашает себя крайне правым, поскольку его взгляды полностью отличаются от коммунистических. Но понятие «правый» в массовом сознании удалось превратить в синоним фашизма. В результате все больше людей считают, что разумнее всего занять позицию между двумя авторитарными крайностями – коммунизмом и фашизмом.
Однако теория «золотой середины» применима не всегда. Она, к примеру, вполне разумна, когда речь идет о выборе между полным голоданием и обжорством.
Но она абсолютно не годится, когда нужно ответить на вопрос, что лучше – украсть 1000 долларов или не украсть ничего. В данном случае, согласно теории «золотой середины», идеальное решение состоит в том, чтобы украсть 500 долларов. Так вот, применительно к коммунизму и фашизму (двум сторонам одной медали), эта теория столь же несостоятельна, как и в вопросе о краже.
Либертарианец не может иметь ничего общего ни с «левой», ни с «правой» идеологией, поскольку для него прискорбна любая форма авторитаризма – применение государством силовых методов для контроля над творческой деятельностью человека. Для него коммунизм, фашизм, нацизм, фабианство, «государство всеобщего благосостояния» — любые варианты эгалитаризма – подпадают под довольно циничное определение, которое за много веков до появления всех этих систем насилия над личностью сформулировал Платон:
«Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен оставаться без начальника — ни мужчины, ни женщины. Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению: нет, всегда — и на войне и в мирное время — надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям.
Даже в самых незначительных мелочах надо ими руководствоваться, например, по первому его приказанию останавливаться на месте, идти вперед, приступать к упражнениям, умываться, питаться и пробуждаться ночью для несения охраны и для исполнения поручений. Словом, пусть человеческая душа приобретет навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от других людей и даже не понимать, как это возможно».
Либертарианцы отвергают этот принцип, и потому не принадлежат к сторонникам авторитаризма – ни левым, ни правым. Либертарианцы, как человеческий дух, который они стремятся освободить, преодолевают эту деградацию – поднимаются над ней. Их позиция, если уж говорить о направлениях, устремлена вверх – в том смысле, как пар над мусорной кучей поднимается в чистое небо. Если к либертарианцам вообще применимо понятие крайности, то пусть в его основе лежит степень, в которой они преодолели авторитарные взгляды.
В свете этой концепции подъема, освобождения – а именно она составляет суть либертарианства – теория «золотой середины» абсолютно неприменима.
Ведь не существует середины между нулем и бесконечностью, и предполагать ее наличие было бы абсурдом.
Какую же упрощенную формулировку следует употреблять либертарианцам, чтобы отмежеваться от брэндов «правого» и «левого»? Лично мне еще не удалось ее придумать, так что пока я удовлетворяюсь простой фразой «я – либертарианец» и готов разъяснить это понятие всем, кого волнует смысл, а не ярлыки.
«Может, я и не левый, и не правый». Евгений Цыганов — о новом спектакле Ивана Вырыпаева, фильме «Цой» и политике в соцсетях
В начале сентября в Центре Мейерхольда состоялась премьера спектакля UFO по пьесе Ивана Вырыпаева о людях, имевших контакт с внеземной цивилизацией. Одну из главных ролей сыграл Евгений Цыганов. В интервью Forbes Life актер рассказал о работе над ролью в разгар карантина, о современном театре, о реакции на письмо сына Цоя президенту и о том, почему не всем стоит высказываться о политике в инстаграме
Спектакль Ивана Вырыпаева UFO — проект, созданный продюсерским бюро Okko Театр, объединил постановку в театре и киноверсию, премьера которой состоится 15 сентября в рамках 31-го Открытого российского фестиваля «Кинотавр» в Сочи.
После 15 сентября она также будет доступна на онлайн-платформе «Окко». Накануне премьеры Forbes Life узнал у исполнителя одной из главных ролей Евгения Цыганова, о чем на самом деле получился спектакль, о чувстве благодарности, о том, почему не хватает Петра Фоменко, и о том, как актерское сообщество реагирует на политические события в социальных сетях и в жизни.
Давайте начнем с вашего нового спектакля UFO Ивана Вырыпаева. Описание неожиданное — монологи людей, столкнувшись с внеземной цивилизацией. Расскажите, о чем на самом деле этот проект?
Эта пьеса достаточно давно существует, еще года 4 назад я видел, как ее читал сам Ваня в Artplay. Он тогда говорил со сцены, что сценарий построен на настоящих разговорах с реальными людьми, которые сталкивались с пришельцами. Сейчас, наверное, можно сказать, что это все целиком и полностью придумано.
Изнутри сложно сказать, насколько это увлекательно — смотреть, как 9 человек по очереди читают монологи. Но тогда на меня это произвело впечатление.
В конечном счете, эта пьеса вообще не об инопланетянах. Это пьеса о землянах, которые, как и все мы, совершают в жизни какие-то открытия. Мы все однажды обнаруживаем какие-то очень простые вещи, которые вдруг меняют нашу жизнь. Конкретно мой герой говорит о чувстве благодарности, которое ему открылось благодаря контакту с инопланетянами. Но он, собственно, так и не рассказывает про этот контакт. Его потряс сам факт: если чувствовать благодарность, твоя жизнь будет по-другому устроена, и мир будет устроен иначе, если к людям придет это открытие.
«Сейчас такое время…. и дети и из пробирок рождаются, всякое бывает, поэтому и спектакли в зуме можно родить»
Как проходили репетиции в карантине?
Этот спектакль мы делали весной в зуме, когда все было очень строго.
Потом мы снимали в строжайшей изоляции, читали наши монологи в павильоне по очереди — вся съемочная группа была в масках, и перчатках.
А в целом, на ваш взгляд, можно репетировать спектакли онлайн?
Конкретно эта история отличается от такого классического представления об игровом театре. В данном случае это оказалось возможным так как пьеса состоит из монологов. А в целом, театр, конечно, это живое и эмоциональное дело, там совершенно точно важно присутствие, сам момент рождения этих эмоций. Но сейчас такое время…. и дети и из пробирок рождаются, всякое бывает, поэтому и спектакли в зуме можно родить.
Как вам формат который Иван Вырыпаев делает для «Okko», когда спектакли выходят онлайн, как сериалы или кино на платформах?
С одной стороны, то, что спектакль можно увидеть в разных форматах, — это прекрасно.
Конечно, спектакль лучше смотреть вживую, мы же понимаем, что это абсолютно разные вещи театр на сцене и на экране. Это как в цирке, когда канатоходец идет по веревке — он же с него может упасть. Если такой вероятности нет, то, собственно говоря, в чем трюк? И в театре тоже присутствует эта интрига. Но когда у тебя нет такой возможности, а любопытство есть, здорово, что можно посмотреть пьесу и на экране ноутбука или даже телефона. Кроме того, это такой хороший архив, почему бы и нет? Как музей. Я к музеям хорошо отношусь, к архивам тоже.
Последний Нолан вышел эксклюзивно в кинотеатре. Они, по-моему, вообще запретили онлайн показ — такой плевок в лицо всему происходящему сейчас.
Это разумно, потому что иначе в кино никто не пойдет. Это говорит о том, что сейчас у продюсеров особенно высокие ставки: если люди пойдут в кино на Нолана, значит, они готовы ходить в кино.
Тогда выпустят релизы тех фильмов, которые лежат пока на полке. И, если он сейчас провалиться, значит, придется еще ждать, когда народ созреет ходить в кино. Это же бизнес.
«У меня знакомый как-то спросил : «Женя, а ты давно в актерском бизнесе?». Я даже растерялся. Просто я не бизнесмен, наверное»
Если говорить о чувстве благодарности, которое испытал ваш герой. Многие люди сейчас, хотя признаваться в этом стыдно на фоне ужасной ситуации, испытывают чувство благодарности за то, что случилось с нами за этот год, — за те открытия о себе и окружающих, которые они сделали за карантин. Что вы для себя поняли за это время?
Ну, главное мое впечатление — в том, что мы действительно живем в цейтноте, с вечным ощущением, что есть очень важные дела, которые никак нельзя отменить. Все в нашей жизни такое обязательное, обязательное.
И вдруг объявился карантин — и выяснилось, что нет ничего такого, что нельзя перенести или отменить. Вдруг все дела просто остановились, а жизнь продолжилась.
Но, конечно, это был нервный период, я не могу сказать, что просто прекрасно два месяца оттопырился и отдохнул. Я нервничал и переживал за здоровье близких людей, за возможность их как-то обеспечивать, в связи с тем, что остался как и все без работы. И от того, что нужно все время все контролировать, ничего не трогать, никуда не ходить,- от этого устаешь.
Многие ваши коллеги признавались, что в пандемию, когда все съемки остановились, их финансово спасал инстаграм и рекламные контракты благодаря раскрученным соцсетям. Вы, как мне кажется, этой истории избегаете. Не думаете ли вы, что надо идти в ту сторону, раз уж теперь в кино и театре все так ненадежно?
Есть такая деятельность, которая называется блогерство.
Это отдельная работа, которая требует определенных временных затрат. А мне всегда были интересны какие-то другие виды деятельности. У меня есть странички в соцсетях, но я не отношусь к этому как к возможности для ведения бизнеса. Просто не рассматриваю их с этого ракурса. Я, в общем-то, и актерскую деятельность не очень рассматриваю как бизнес. У меня знакомый как-то спросил : «Женя, а ты давно в актерском бизнесе?». Я даже растерялся. Просто я не бизнесмен, наверное.
В разных интервью меня зацепили две ваши мысли. Первое – о том, что вам кажется, что кино все-таки должно нести какую-то гуманистическую цель. А вторая — что наше кино становится все более продюсерским. Вам не кажется, что это взаимоисключающие вещи? Может ли кино, сделанное ради коммерческого успеха, нести глубокие идеи?
Мне кажется, гуманизм в кино подразумевается сам собой.
В кино же не бывает так, что злодеи, убийцы и насильники — молодцы, правильно?
«Петр Наумович Фоменко был как компас, благодаря которому мы думали, что не заблудимся, он нас направлял»
Но они часто романтизируются.
Даже если романтизируются, в любом случае они должны проиграть. Мы все-таки существуем в одной ценностной шкале.
Что значит «продюсерское» кино? Понятно, что кино — это дорогая штука. И, соответственно, тот, кто в него вкладывает деньги, хочет эти деньги вернуть. Конечно, он за них переживает и думает, как бы это кино сделать таким, чтобы зритель на него пришел.И продюсер придумывает этот фильм.Это продюсерское кино.А есть авторское кино. Оно может быть в итоге коммерчески успешным, но за авторским кино всегда стоит режиссер, который может быть более талантливым или менее талантливым, но у него обычно есть идея, тема или эмоция, которой он хочет поделиться со зрителем.
Вот и все. Просто подход изначально разный.
Мой мастер Петр Наумович Фоменко говорил: «Сейчас уже перестали ставить спектакли и снимать фильмы. Сейчас делают проекты». И он добавлял: «Вот мне проекты неинтересны». А так как он мой учитель, наверное, на уровне проекта мне вещи делать тоже неинтересно. А спектакли и фильмы мне интересны.
Вам не хватает того театра, который делал Петр Наумович Фоменко?
Мне сложно говорить про «тот театр», потому что наш театр и с Петром Наумовичем переживал очень разные периоды. Мы, конечно, жили с ощущением, что у нас есть определенный камертон, есть мастер, который может одним словом все как-то расставить по своим местам. Он был как компас, благодаря которому мы думали, что не заблудимся, он нас направлял, наверное. А как нам быть теперь? А теперь, простите, сами.
Вы можете ехать по навигатору (это дурацкое, наверное, сравнение), а можете уже включить голову и самостоятельно прокладывать маршрут в голове. Так сложнее, но мы уже взрослые.
А театр — он живой, пока там что-то происходит, есть репетиции, есть артисты, пока они этим увлечены. Как говорил Петр Наумович: «Театр, конечно, принадлежит артистам…» и добавлял «…пока артисты принадлежат театру».
Нравится ли вам в целом то, что происходит сейчас в театре? За кем вы наблюдаете, у кого вам интересно играть?
Сейчас я репетирую с Дмитрием Крымовым в театре Фоменко. Мы создаем такую фантазию на тему репетиции же оперы «Дон Джованни» Моцарта. Пока премьера планируется на апрель. Это совершенно новый опыт и для театра, для меня, да и для Дмитрия Анатольевича, я думаю. Потому что он не похож на человека, который ходит одной и той же дорогой и одним и тем же способом.
Еще недавно мы выпустили маленький камерный спектакль с Юрием Николаевичем Погребничко в театре «Около», который называется «Легкая боль». И для меня этот спектакль и эта встреча -предмет гордости.
Хочу вас спросить про фильм «Цой». Есть ли какие-то прогнозы по его выходу?
Он должен был выйти 3 сентября, но перенесли выход, потому что, я так понял, не было уверенности, что зрители пойдут в кинотеатры. А потом стали говорить, что родственники против. Я не знаю настоящей причины.
Как вы отреагировали на новость о том, что сын Цоя написал письмо Путину с просьбой запретить фильм? Как вы думаете, как это отразится на картине?
Видимо, письмо — это желание оградить своего отца и свою семью от надругательства.
Я так понял, что фильм ему показался пошлостью. Но тут дело вкуса, конечно. Мне сложно судить. По мне, футболка с портретом Цоя и годами жизни значительно пошлее, но их носили в огромном количестве. Уверен, что у Алексея Ефимовича не было желания надругаться над памятью. Насколько я понимаю, он хотел снять фильм о судьбе, о роке — о том, как жизнь поэта и человека продолжается в тех, кто его любит, в том числе.
Этим летом музыка Цоя снова стала актуальна. В Беларуси «Перемен» стала символом протеста. Вы следите за этими событиями? Как вы реагируете на повестку этого лета?
Что касается повестки и этого лета, и прошлого лета, и позапрошлого лета, я ощущаю, что это все достаточно тревожно и печально. Знаете, я, честно говоря, отключился от фейсбука в какой-то момент, потому что у меня были съемки — и я понимал, что если я буду бесконечно это читать и держать руку на пульсе, то не смогу работать.
Я понимаю, что происходят какие-то ужасы, а у меня нет возможности что-то сделать в этой ситуации.
Прошлым летом происходили все эти безобразия в Москве и в стране, когда судили и сажали ребят за то, что они просто оказались на улице, были попытки как-то участвовать, что-то сделать. Наверное, какую-то пользу это принесло, а где-то никакой пользы не было. И то, что происходит в Беларуси, я хорошо понимаю, потому что у нас то же самое происходило не так давно. Если листать ленту соцсетей, кажется, что весь мир состоит из этого — из правителей, из конституции, из выборов и насилия.
Да, так устроен мир — там правитель не готов расставаться со своей властью, начальник не хочет терять свое место, людей наказывают несправедливо, этот мир не совершенен. Но в какой-то момент ты думаешь: «Твою мать, мир не состоит только из этого». Когда к Фоменко пришли его ученики во время путча и сказали, что идут к Белому дому, он сказал: «Вообще-то у нас репетиция».
Или вот Юрий Николаевич Погребничко, например, ставит спектакли в театре «Oколо», у него там 80 мест, и он, вдали от всего , занимается разбором слова, смысла и человеческого сознания. И это дорого.
«Где-то была отличная шутка, что пока не появился фейсбук, только в семье знали, что ты идиот»
Кажется, что как раз сейчас, в пандемию, такие маленькие, свободные проекты и оказываются под угрозой. Кому-то дадут государственную дотацию или придут меценаты, а те, кто делал по-настоящему уникальные проекты на независимых площадках, окажутся в тяжелом положении.
Мне, когда я еще в Щукинском изучал историю театра и историю мирового искусства, говорили: «Великая греческая культура образовалась не благодаря внешним условиям, а скорее вопреки». И возвращаясь к Цою и группе «Кино», эти ребята из рок-клуба втихаря проводили концерты, когда нельзя было собираться, когда КГБшники все это контролировали, когда их забирали, наказывали и им угрожали, а песни писались.
Это правда.
Песни писались классные — был Майк Науменко, Гребенщиков, Башлачев — и это было лихо. А потом наступили 90-е, и вроде как нам сказали: «Ребята, пожалуйста, о чем угодно, вперед». И вдруг как-то с появлением песен стало пожестче. Нет, были прекрасные группы и в 90-е годы, но с самими высказываниями стало сложнее. Поэтому я не очень переживаю за возможность говорить, высказывать свою позицию. Наоборот, я думаю, что тут как раз и проявляется творческое, художественное начало. Я был в музее Параджанова, например, которому долго не давали снимать кино в свое время, и он сделал коллажи из всякого мусора. Но это же была абсолютно творческая энергия – он делал эти коллажи действительно гениально и очень эмоционально.
Пресс-служба Окко ТеатрМне кажется, что за последнее время исчезла мантра: «Мы артисты, мы вне политики, мы занимаемся своим творчеством».
Я замечаю, что даже актрисы, которые выкладывали только красивые фотографии в инстаграме, теперь выходят с плакатами или высказываются на остросоциальные темы. Вы наблюдаете в актерском сообществе такую политизацию?
Да, это есть, безусловно. Но я хочу сказать немного про другое. В связи с тем, что сейчас у нас есть соцсети, ты действительно в какой-то момент начинаешь чувствовать себя таким рупором, понимаете? Как будто бы от меня все ждут, что же я думаю по поводу всего. Однополых браков, например.
Конечно, все ждут.
Мне кажется, что в этом раскладе очень важно не запутаться и, как бы это сказать, с ума не сойти на тему собственной значимости. Знаете, где-то была отличная шутка, что пока не появился фейсбук, только в семье знали, что ты идиот.
То есть вам высказываться публично не хочется?
Я не то, что осуждаю моих коллег или друзей, которые высказывают свое мнение в соцсетях, но просто сам этот жанр мне не нравится.
В какой-то момент я понял, что меня от этого уже немного передергивает, от самого формата.
Это кажется вам бесполезным?
По большому счету, да. Вот я говорю например «Сволочи!». И те люди, которые со мной согласны, они говорят: «Молодец, Женек, все правильно говоришь». А другие говорят: «Слышь, лицедей, ты вообще рот закрой». Вот и поговорили. А люди, к которым это обращено, они просто этого не увидят и не услышат, они вообще живут на другой параллели, у них уже, очевидно, выработалась защитная реакция — и они не реагируют никак: «Ребят, да там вышли на площадь какие-то наркоманы и лесбиянки, и все». Вот и конец разговора.
Вам не кажется, что у этого есть вторая функция, очень важная? Вашим поклонникам сегодня важно понимать, а вы «наш» или «не наш»? Кого Евгений Цыганов поддерживает? Могу ли я любить его спектакли, если он «не наш»?
Да, я вас понимаю.
Но я просто говорю, что глобально я свою позицию или свои мысли не скрываю, и не могу сказать, что чего-то боюсь. Когда людей избивают – мне это противно, и я говорю об этом. Но я сейчас о том, что есть какие-то еще параллельные реалии. Когда меня спрашивают: «Ты кто?» — у меня на это есть масса ответов. Помимо того, левый я или правый. И более того, может, я и не левый, и не правый.
Но от вас требуют занять позицию сегодня.
Это как спросить: «Ты русский человек?». Я говорю: «Ребят, во мне столько кровей, честно говоря, не знаю, как ответить. И русский тоже….».
Если бы я вам задала этот вопрос: «Вы сейчас кто?» — как вы себя сегодня хотели бы охарактеризовать?
Вот в данный момент я еду ребенка забирать из аэропорта, значит, я отец.
А если с вами разговариваю по причине выхода спектакля, значит, я в некотором смысле актер. А когда буду играть концерт с группой — музыкант. Зачем вешать ярлык?
Ни правых, ни левых: фашистская идеология во Франции Зеева Штернхелла
2 марта 2021 г. «Ni droite, ni gauche: l’idéologie фашистская во Франции» est le troisieme tome de la trilogie que Zeev Sternhell, historien israélien a consacré à la генезис и история французского национализма. C’est aussi — et de loin — le volume qui a suscité le plus de controverses. Alors que les deux premières etudes («Морис Баррес и французский национализм» 1972 г. и «La Droite révolutionnaire» 19 г.78) n’ont guère connu de résonance en dehors des cercles spécialisés, «Ni droite, ni gauche» a fait scandale tout de suite после публикации в 1983 году. Мишель Винок. Il a même value un procès de diffamation à l’auteur, намерение par l’un des sujets de son livre, Бертран де Жувенель, un procès que l’auteur a perdu et qui lui a value une Modeste amende memende si le tribunal lui a permis de conserver les incrimés incrimés dans les éditions futures de son livre.
Je viens de relire ce livre que j’ai lu pour la première fois il y a environ 20 ans et j’avoue que je comprends beaucoup mieux maintenant qu’à l’époque ce qui a suscité la controverse lors de sa parution. Le Scande ne s’explique qu’en partie par la longue liste d’intellectuels et d’auteurs que Sternhell обвиняет d’avoir eu des affinités plus ou moins avouées avec l’idéologie фашистская. On y retrouve non seulement des noms d’écrivains qui n’ont rien fait pour cacher leur сочувствие к фашистской доктрине ком Робер Бразильяк, Жорж Валуа или Пьер Дриё ла Рошель. Au dire de Sternhell, мем деятелей, таких как Эммануэль Мунье (основатель журнала Esprit et père Spirituel du Personalisme en Philosophe), Роберт Арон (историк режима Виши и член Французской академии) и Юбер Бёв-Мери (будущий основатель журнала Le Monde) auraient subi la séduction du фашизм à un moment donné de leur trajectoire intellectuel. Vu le prestige dont jouissaient ces auteurs dans les milieux intellectuels français de l’après-guerre, il est évident que de Telles обвинения ont suscité des remous.
Néanmoins, même si elles ont sans doute contribué à la polémique, je ne pense pas qu’elles en soient vraiment la case profonde. Il ne faut pas oublier, en effet, que quelques années auparavant, в «Французской идеологии» Бернара-Анри Леви говорит, что он чувствует себя атакованным а-ля фигура де Мунье. Si après les révélations accusatrices grandiloquentes de Lévy, «Ni droite, ni gauche» a encore suscité tant d’échos, c’est surtout à call de des theses centrales du livre, thèses que l’opinion publique française des années 1980-е годы eu du mal à digérer. Celles-ci sont en effet à la fois originales et tranchantes.
L’Etude de Sternhell innove tout d’abord par sa définition du phenomène etudié. Pour l’auteur, le fasisme n’est pas une «abberration de l’histoire», un «местная случайность» или «un accès de folie Collective» (стр. 12). Ce serait sous-estimer l’étendue et l’enracinement profond du phenomène dans la culture européenne de la fin du dix-neuvième et du début du vingtième siècle que de n’y voir qu’une simple Prize de pouvoir de quelques «opportunistes et шеф-повара банды «профитант де нестабильности молодых итальянских демократий и аллеманд».
Bien plutôt le fasisme doit-il se convvoir selon Sternhell comme un «corps de Docture» Solide (стр. 12). Il s’agit un système de pensée cohérent au même titre que l’idéologie libérale ou socialiste et dont la измерение proprement théorique a séduit bon nombre d’intellectuels et de de penseurs un peu partout en Europe. S’appuyant sur le refus des «valeurs matérialistes» que se partagent les grandes idéologies du dix-neuvième siècle, l’idéologie фашистская prend la forme d’une «synthèse originale de nationalisme organique et de socialisme anti-marxiste» (стр. 56). ) qui prône une «revolution Spirituelle et Morale Totale» (стр. 57) faisant appel non seulement au prolétariat, mais à la Nation tout entière «dans toutes ses rassemblées». (стр. 56) Face à l’incapacité du socialisme orthodoxe de surmonter la crise du capitalisme, le phasisme milite pour «un pouvoir politique fore, libre des entraves de la démocratie». Sur le plan économique et social, il préconise le corporatisme et le dirigisme qui «traduisent la victoire du politique sur l’économique (.
..) et remettent tous les leviers de commande de l’économie entre les mains de l’État». (стр. 57) En ce sens, le fascisme se veut «un socialisme pour tous (…) qui lance à l’assaut du capitalisme non pas une seule classe sociale, mais la collectivité tout entière» (стр. 349)). Afin de mobiliser cette dernière, le fascisme fait appel à des «mythes», des «images» et des «idees pour lesquelles on se fait tuer» (стр. 159). A l’encontre du libéralisme et du marxisme, l’idéologie фашистская rejette la понятие де l’homo oeconomicus, animé par la seule poursuite de ses intérêts matériels. Sous l’influence des nouvelles sciences sociales comme la Psychologie, la Sociology et l’anthropologie, elle estime que «les est et l’inconscient comptent en politique bien plus que les raisonnements». (стр. 69) D’Où aussi son intérêt pour la size proprement esthétique de l’action politique y включает «les mises en scène grandioses, decors fastueux, grandes cérémonies, parades ‘militaires’, port de l’uniforme» (стр.
151).
Retraçant le développement historique de ce complexe d’idées dont il souligne la cohérence interne, Sternhell en situ les origines en la France de la fin du dix-neuvième siècle, marquée à la fois par une «crise du capitalisme (… ) et par l’incapacité du socialisme orthodoxe de répondre au defi que constitue cette crise» (стр. 51). Pour l’historien, «les dernières années 1880, составляющая le point de départ qui s’impose» puisque c’est alors, sous l’impulsion du boulangisme et d’auteurs comme Maurice Barrès et Henri Rochefort que se forme, pour la première fois , cette synthèse d’un радикализм националистический d’un type nouveau et d’un социально-антимарксистский радикализм, который конституирует le denominateur de tous les courants «фашистов». Cette synthèse sera ensuite approfondie et обогащение пар двух последовательных поколений. Toujours avant la première guerre mondiale, dans des ouvrages comme «Reflexions sur la насилие» и «Décomposition du marxisme» (1908) Жорж Сорель и синдикалисты крайних грубых авторов Серкля Прудона, разрабатывающие этическую теорию социализма, которая апеллирует к жизненной силе и к энергии, объединяющей два класса, социалы, нормальные враги: пролетариат и буржуазия (.
. .) afin d’établir au-dessus d’elles un État syndical et corporatif (…), способный d’imposer la souveraineté nationale aux force économiques». (стр. 37-38). C’est aussi à Sorel que l’on doit l’idee absolument fundamentale dans l’histoire de la pensée fasstee que ce qui importe avant tout pour déterminer le succès d’une ideologie ce n’est point son contenu proprement cognitif mais sa capacité à élaborer де «мифы» Квай фонт маршер ле массы. (стр. 114). Lors de l’entre-deux-guerres, enfin, une troisieme génération, marquee par des цифры comme Henri De Man et Marcel Déat, s’inspirera des idees de Barrès, de Sorel et d’auteurs proches de derniers afin de développer un социализм нового типа «où la solidarité nationale l’importe […] sur les oppositions de classe» (стр. 219). Alors Que le premier Foundera le Parti Socialiste de France et deviendra l’une des цифры les plus en vue de la Collaboration Pendant l’occupation Nazie, le second accèdera à la présidence du Parti ouvrier belge qu’il dissoudra au début de la guerre.
Vu cette généalogie intellectuelle, il est évident que pour Sternhell, le phasisme français ne peut se comprendre comme une import étrangère или une une imitation du fasisme italien. Dans son optique, il s’agit au contraire «d’un courant autonome et autochtone à tous égards», la France étant «le pays où l’idéologie фашистская, dans ses аспекты essentiels, précède d’une bonne vingtaine d’années l «apparition d’ideologies Analogs Alleurs en Europe». (стр. 56). On comprend facilement pourquoi ces thèses ont pu choquer les esprits dans la France du début des années 1980-е годы.
Cependant, «Ni droite, ni gauche» est bien plus qu’un livre àSensation et toutes les allures d’un d’un travail historique sérieux et approfondi. Les Chapitres consacrés à sorel et à de man démontrent bien la thèse centrale du livre selon laquelle le «socityisme national et anti-matérialiste» était conçu à un on unyme comme une ydéologie tout ausse etrete et queese retogies , либерализм, реформистский социализм и марксизм.
Que cette idéologie ait été très influute en France lors de la première moitié du vingtième siècle, Sternhell le démontre Quotes à l’appui, tellement même que son livre devient parfois un peu répétitif. (Cela dit, le choix de citer abondamment peut se comprendre vu la nouveauté et l’impopularité des thèses défendues).
Tout ceci n’est pas pour dire que le livre est sans défaut bien évidemment. Personnellement, j’ai trouvé qu’en настойчиво говорит о внутренней согласованности фашистской идеологии, l’auteur force parfois un peu le trait. Même si on accepte que le fasisme a eu une différentes proprement théorique, en tant que que motion culturel il n’était pas sans противоречия internes et s’est manifesté sous des variantes parfois très différentes les unes des autres. Плюс фонд, je me suis démandé à plusieurs reprises si l’usage de la понятие де «фашизм» était bel et bien approprié afin de désigner определенных комплексов d’idees specifiques. Même en la présence de Certaines ressemblances de famille entre les pensées et position politiques de уверенные авторы à des specifiques de leur développement intellectuel, il faut garder le sens de la nuance.
Après tout anti-libéralisme ou anti-parlementarisme ne signifie pas pour autant фашизм. Sans vouloir refaire le procès d’antan, je dirai que Raymond Aron n’a pas eu entièrement Tort quand il accusait Sternhell de pratiquer l’amalgame.
Malgré ces quelques reserves — que je ne développerai pas plus ici — «Ni droite, ni gauche» reste un livre qui donne à penser, même après une deuxième лекция. Les quatres étoiles sont donc bien méritées.
Dan
125 отзывов10 подписчиков
8 октября 2021 г.Одно из самых важных чтений о развитии фашистской идеологии из социализма.
Фашизм, являющийся социалистическим отказом как от либеральных, так и от марксистских идей в пользу нового пути (ни левого, ни правого), который восходит к Гегалу, чтобы выйти за пределы марксового и либерального материализма, который рассматривался как ведущий к упадку Франции (и других стран). ).
Автор, изучая работы Сореля, Де Мана, Деата, Молье, Монье и некоторых других, показывает развитие идеологии, стоящей за словом, которое используется как уничижительное для авторитаризма.
Пусть это не будет защитой фашизма, а лишь мучительным злоупотреблением этим словом каждой политической группой для демонизации своих политических врагов. (Любой правый прогрессист — фашист, Сталин — истинный фашист, Гитлер — фашист, социал-консерваторы — фашисты по мнению либералов и т. д.).
Фашизм — это антиматериалистический социализм (планизм), который стремился возродить дух нации путем расширения «пролетарского избирательного права» на всю нацию, в отличие от ограниченного марксистского взгляда на классовую борьбу. Это происходит из-за неспособности пролетариев (и даже сопротивления пролетарского класса) объединиться и восстать против своих хозяев. Слишком многие привыкли к материализму, предлагаемому свободным рынком. Фашизм был ответом на неудачи марксизма в осуществлении революции (до сих пор называя его контролируемой оппозицией) и на успех рынков в создании богатства, вызывающего духовный коллапс.
Этот духовный коллапс заставил многих религиозных правых (или левых) сочувствовать духовному возрождению, обещанному фашистами.
Лично я, будучи антисоциалистом, не думаю, что планизм или плановая экономика хорошо способствуют процветанию человечества. Я понимаю декадентский аспект и крах духовного аспекта, который происходит (от краха свободных рынков до «товаризации индивидуумов» или от «глобального гражданина», который не имеет дома и является двухмерным человеком и никогда не достигает глубины) . Это возрождение хотя и может быть поддержано государством, оно должно осуществляться на уровне семьи. Возрождение общественных связей, чтобы личная жизнь не стала политической и укрепляла семью. Прославление личности коллективом.
Штернхелл указал бы, что Франция, хотя и имела начало фашистского движения. Движение не смогло из-за силы правого крыла во Франции предложить умеренную альтернативу и заморозить растущее фашистское движение.
Штернхелл предполагает, что для «революции фашистского типа» должны быть выполнены два условия:
1. Фашистская идеология
2. Национальный кризис
Это ведет к национал-социализму Гитлера, к фашизму Италии и сотрудничеству с правительством Виши, стремящимся духовного и национального возрождения к ниспровержению индивидуалистической культуры.
TLDR: Обязательна к прочтению о развитии фашизма как антиматериалистического социализма, стремящегося, прежде всего, к духовному и национальному возрождению.
Ни справа, ни слева | Издательство Принстонского университета
Ни справа, ни слева
Зеев Штернхелл
Мягкая обложка ISBN: 9780691006291 65 долларов США/55 фунтов стерлингов
Доставка в:
Выберите странуСоединенные ШтатыКанадаВеликобританияАфганистанАландские островаАлбанияАлжирАмериканское СамоаАндорраАнголаАнгильяАнтарктидаАнтигуа и БарбудаАргентинаАрменияАрубаАвстралияАвстрияАзербайджанБагамыБахрейнБангладешБарбадосБеларусьБельгияБелизБенинБермудаБутанБоливия Бонайре, Синт-Эстатиус и СабаБосния и ГерцеговинаБотсванаОстров БувеБразилияБританская территория в Индийском океанеБруней-ДаруссаламБолгарияБуркина-ФасоБурундиКабо-ВердеКамбоджаКамерунКаймановы островаЦентральноафриканская РеспубликаЧадЧилиКитайОстров РождестваКокосовые острова (острова Килинг)КолумбияКоморские островаКонго, Демократическая РеспубликаКонго,острова КукаКоста-РикаКот-д’Иво ireХорватияКубаКюрасао КипрЧехияДанияДжибутиДоминикаДоминиканская РеспубликаЭквадорЕгипетСальвадорЭкваториальная ГвинеяЭритреяЭстонияЭфиопияФолклендские острова (Мальвинские острова)Фарерские островаФиджиФинляндияФранцияФранцузская ГвианаФранцузская ПолинезияФранцузские южные территорииГабонГамбияГрузияГерманияГанаГибралтарГрецияГренландияГренадаГваделупаГуамГватемалаГернсиГвинеяГвинея-БиссауГайанаГаитиОстров Херд и Макдональд островаСвятой Престол (город-государство Ватикан)ГондурасГонконгВенгрияI ИсландияИндияИндонезияИран, Исламская Республика ИракИрландияОстров МэнИзраильИталияЯмайкаЯпонияДжерсиИорданияКазахстанКенияКирибатиКореяКорея Народная РеспубликаКувейтКыргызстанЛаосская Народно-Демократическая РеспубликаЛатвияЛиванЛесотоЛиберияЛивийская Арабская ДжамахирияЛихтенштейн ЛитваЛюксембургМакаоМакедонияМадагаскарМа lawiМалайзияМальдивыМалиМальтаМаршалловы островаМартиникаМавританияМаврикийМайоттаМексикаМикронезия, Федеративные Штаты МолдовыМонакоМонголияЧерногорияМонтенегроМонтсерратМароккоМозамбикМьянмаНамибияНауруНепалНидерландыНовая КаледонияНовая ЗеландияНикарагуаНигерНигерияНиуэ Остров НорфолкСеверные Марианские островаНорвегияO мужчинаПакистанПалауПалестинская территория ОккупированныеПанамаПапуа-Новая ГвинеяПарагвайПеруФилиппиныПиткэрнПольшаПортугалияПуэрто-РикоКатарРеюньонРумынияРоссийская ФедерацияРуандаСент-БартельмиСент-ХеленаСент-Китс и НевисСент-ЛюсияСент-МартинСент-Пьер и МикелонСент-Винсент и ГренадиныСамоаСан-МариноСан-Томе и ПринсипиСаудовская АравияСенегалСербия СейшелыСьерра-ЛеонеСингапурСент-Мартен (голландская часть) СловакияСловенияСоломоновы островаСомалиЮжная АфрикаЮжная Джорджия и Сэндвич-островаЮжный СуданИспанияШри-ЛанкаСуданСуринамШпицберген и Ян-МайенСвазилендШвецияШвейцарияСирийская Арабская РеспубликаТайванТаджикистанТанзанияТаиландТимор-ЛештиТогоТокелауТонгаТринидад и Тобаго унизияТурцияТуркменистанТурки Острова КайкосТувалуУгандаУкраинаОбъединенные Арабские ЭмиратыОтдаленные острова СШАУругвайУзбекистанВануатуВенесуэлаВьетнамВиргинские острова, Британские Виргинские острова, СШАУоллис и ФутунаЗападная СахараЙеменЗамбияЗимбабве
Поддержите свой местный независимый книжный магазин.
- Соединенные Штаты
- Канада
- Великобритания
- Европа
Политическая наука
- Зеев Штернхелл
- Переведено
- Дэвид Мейзел
Мягкая обложка
Купить это- Скачать обложку
«Немногие книги по европейской истории в последнее время вызывали такие споры и волнения», — писал Роберт Воль в 1991 году в большом обзоре «Ни правых, ни левых». Внесенный в список Le Monde как одна из сорока наиболее важных книг, изданных во Франции в 1980-е годы, этот взрывной труд утверждает, что фашизм был важной частью основного направления европейской истории, а не просто временным явлением в Германии и Италии, а важный аспект французской культуры.
Ни правый, ни левый фашизм не объединял антибуржуазный, антилиберальный национализм и революционно-синдикалистскую мысль, каждая из которых отражала политическую культуру, унаследованную от Франции восемнадцатого века. Аргументация Штернхелла с самого начала вызвала сильные чувства у людей, желавших забыть годы Виши, а его темы привлекли огромное общественное внимание в 1919 году.94 года, когда Поль Тувье был осужден за преступления против человечности, а новая биография исследовала связи президента Миттерана с Виши. Новое предисловие автора говорит о дебатах 1994 года и подчеркивает необходимость признания прошлого, как это недавно сделал президент Ширак от имени Франции.
Зеев Штернхелл — Леон Блюм, профессор политологии Еврейского университета в Иерусалиме и автор вместе с Марио Шнайдером и Майей Ашери книги «Рождение фашистской идеологии: от культурного бунта к политической революции».
«Вопросы, поднятые в необычайной книге Штернхелла, редко представлялись так строго и систематически.
Его аргумент можно свести к одному утверждению: проникновение фашизма во французское общество, особенно среди интеллектуалов, было гораздо глубже, чем историки, начиная с война признала… Огромная документация, которую он собрал, сила его аргументов, смелость и размах его проекта, мужество, с которым он пролил свет на некоторые из самых темных областей французского прошлого, — все это это важный шаг в переоценке, без которой историческое сознание Франции не сможет взглянуть в лицо этому прошлому во всей его значимости…» — Сауль Фридлендер, The New Republic
«В Ни правых, ни левых Стернхелл стремится показать, что Франция вместо того, чтобы оставаться непроницаемой для политической культуры фашизма, была его рассадником… неправдоподобная интерпретация корней европейского фашизма ». — Ричард Волин, Несогласные
«Немногие книги по европейской истории в последнее время вызвали такие споры и волнения … Стернхелл реконструировал и задокументировал, как никто до него.
- Индивидуалисты
Мэтт Зволински и Джон Томаси - Демократия разрушается сверху
Ларри М. Бартельс - Спиновые диктаторы
Даниэль Трейсман и Сергей Гурьев - Декан провинции Шаньдун
Дэниел А.
