Конформизм это плохо или хорошо: Конформизм — это хорошо или плохо?

это склонность человека к приспособленчеству

Каждый думает, что он не такой, как остальные. При этом неосознанно мы все же подвергаемся влиянию со стороны других, повторяем поведение большинства, кто-то в меньшей, кто-то в большей степени. Такое приспособленчество носит название конформизм. Это отказ от собственных убеждений, взглядов под давлением социума. Причем следует отметить, что такое следование за большинством всегда пассивно, то есть индивид не включает критическое мышление, а как будто плывет по течению.

Понятие конформизма

Так как многие люди считают себя уникальными личностями, им будет полезно узнать, что такое конформизм. Определение данного понятия включает несколько аспектов:

  1. Во-первых, это пассивность принятия общественного мнения. Человек некритически относится к идее, мнению, традиции и принимает их, не анализируя.
  2. Во-вторых, конформизм как социальное явление насаждается воспитанием, идеологией, религией и т. п.
  3. В-третьих, конформизм напрямую связан с внушаемостью, устойчивостью системы его убеждений, а также широтой кругозора. Высоко внушаемые люди не анализируют поступающую информацию, не пропускают ее через своего рода фильтр.

Плюсы и минусы конформизма

Конформизм — это плохо или хорошо? Многие сразу ответят, что, конечно же, плохо. Ведь конформизм заставляет человека быть таким, как все, исключает собственное мнение, подавляет индивидуальность. Разумеется, все это так. Но конформизм — это также отличный механизм общественного управления. Лидеры в различных организациях успешно пользуются данным явлением для регуляции системы отношений в группе. Нельзя отрицать, что всегда во все времена были подчиненные и управляющие, это разделение зависит от многих факторов. Однако к минусам конформизма можно отнести также склонность к подражанию в детском возрасте. Дети легче всего попадают под дурное влияние, поскольку стремятся быть принятыми обществом своих сверстников, поэтому начинают пить, курить и т. п. Конечно, способность быстро влиться в группу, показать свою к ней причастность — это полезный навык. Но, с другой стороны, аналитическое мышление нам для того и дано, чтобы трезво оценивать, а стоит ли вообще в эту группу вливаться и слепо идти на поводу у большинства.

Исследования конформизма

В социальной психологии проводилось множество экспериментов на выявление конформизма. Например, в эксперименте С. Аша испытуемым предлагалось оценить длину линий. Все испытуемые, кроме одного, были подставными и давали один и тот же неправильный ответ. В большинстве случаев ничего не подозревающий человек под давлением большинства также давал неправильный ответ. Такое явление было названо социальный конформизм. Один человек начинает сомневаться в собственном мнении, если оно противоречит мнению большинства. Однако если в группе оказывался человек, который также давал неправильный ответ, но отличавшийся от остальных, испытуемые чаще давали правильный ответ. Таким образом, конформизм — это боязнь противопоставить себя группе, боязнь показаться глупым, не таким, как остальные.

«Конформизм – это хорошо или плохо?» -.

..

….спрашивал ведущий участников. И абсолютное большинство (кажется, пятеро из шести) ответили: «Хорошо». Дескать, невозможно в нашей жизни существовать, не будучи конформистом.

– Ну и ну! Неужели дело зашло так далеко? – изумлялись мы, обсуждая передачу.

Впрочем, телевизору сегодня даже самые наивные люди не доверяют. И мы, тем более что себя к таковым не относим, поэтому решили провести собственный мониторинг – все-таки встревожила нас эта телевизионная статистика. Увы, она оказалась не столь уж фантастичной. Беседы на тему конформизма в разных аудиториях дали, быть может, не такие пугающие, но по сути сходные результаты. Многие собеседники, особенно кто помоложе, не видели в конформизме ничего плохого и даже удивлялись: неужели бывает противоположное мнение? «Как же без конформизма? Человек должен быть адаптивным, уметь встраиваться в жизнь, чтобы не оказаться за бортом».
Еще больше молодежь удивляло, что конформизм в советское время резко осуждался. Это совершенно не вязалось с их (а на самом деле навязанным им) представлением о тоталитарном режиме, якобы полностью подавлявшем личность и, соответственно, личное мнение. Тем не менее, это факт: слово «приспособленец» – русский аналог «конформиста» – несло в себе ярко выраженный отрицательный смысл. Человека, обладавшего этим малоприятным качеством, презирали. О нем говорили с какой-то брезгливой интонацией. Не счесть, сколько книг, сколько фильмов – в том числе детских! – было о том, как важно отстоять правду, даже если ты будешь один против всех. И не только в СССР, но и на Западе конформизм, соглашательство отнюдь не воспевались.

Этапы трансформации

Теперь же (вернее, в последние два десятилетия) не только конформизм, а и его конечная стадия – предательство – старательно обеляются. Андрий из «Тараса Бульбы», видите ли, так любил свою полячку, что ради нее вынужден был пожертвовать интересами своего Отечества. Любовь – она же превыше всего! Князем Курбским, «первым русским невозвращенцем», как назвали его в одном выпущенном на деньги Сороса учебнике литературы, двигало тоже высокое чувство любви. Правда, не к женщине, а к свободе. Он просто не мог жить под пятой тирана Грозного. Генерал Власов пошел на сотрудничество с Гитлером потому, что ненавидел Совдепию. Главный советский партидеолог А.Н. Яковлев по тем же самым причинам разрушал партию и государство изнутри. Даже для Иуды Искариота находятся оправдательные мотивы!

На этом фоне признание бытового конформизма положительным явлением вполне логично. Если уж явное предательство можно объяснить и оправдать, что говорить о менее одиозных… «личностных особенностях»?! Конформизм приравнивается к хорошей адаптивности, и нам внушают, что умение адаптироваться к постоянно меняющемуся миру – огромное достоинство. Но, во-первых, конформизм и адаптивность – совсем не одно и то же. Недаром в русском языке существуют два разных слова: «приспособленчество» и «приспособляемость». Приспособленчество означает измену своим принципам (или отсутствие таковых), а не просто умение привыкать к новым условиям. Скажем, молодая жена, попав в дом свекрови, адаптируется, приспосабливается к новому, непривычному укладу жизни: начинает ложиться раньше, чем это было принято в ее родном доме, перестает готовить какие-то блюда, которые нравились ее родителям, но не по вкусу мужу, и т. п. Но если она отказывается не только от каких-то своих старых привычек, а не навещает маму с папой, потому что они «бесят» ее супруга, или, боясь прослыть фанатичкой в глазах свекрови, перестает ходить в церковь, то это уже конформизм, граничащий с изменой и предательством.

А, во-вторых, что значит «постоянно меняющийся мир»? В каком смысле он постоянно меняется? Горы переходят с места на место, материки становятся островами или вместо зимы наступает лето, а весна не наступает вовсе? Нет же! Речь идет об изменении морали, причем во вполне определенную сторону: отмены Божественных заповедей и реабилитации пороков с последующим возведением их в ранг добродетелей. Для успешного прохождения этого «переходного периода» очень важно и такой нравственный порок, как беспринципность (соглашательство, конформизм), обелить, представить в виде положительного и при том совершенно необходимого качества, без которого нормальный человек нормально жить не может. Ведь тысячелетняя мораль не меняется за одну минуту. Большинство всегда инертно, и чтобы нейтрализовать его сопротивление, нужно привить ему конформизм, вдалбливая, как важно уметь приспосабливаться к изменчивому миру.

Пожалуй, первые ласточки, возвестившие оправдание конформизма, прилетели в перестройку. До этого люди обычно старались внутренне солидаризироваться с теми идеями, которым им приходилось служить. Хотя наша либеральная интеллигенция утверждает, что весь народ жил двойной жизнью, с раздвоенным сознанием, страдал социальной шизофренией, на самом деле двойной жизнью жила она сама, держа фигу в кармане и при этом весьма неплохо устраиваясь в «проклятой Совдепии». Впрочем, даже представители этой среды обычно переживали свой конформизм как нечто позорное, клеймили себя за рюмкой водки в кругу друзей малодушными подлецами, трусами, у которых не хватает сил проявить мужество, бросить открытый вызов власти. «Идейные» конформисты, не стеснявшиеся провозглашать свои утробные приоритеты и, соответственно, приспособленческие установки, встречались по большей части среди представителей торгашеской породы: фарцовщиков, спекулянтов и проч. Они были очень персонажны – ожившие иллюстрации к рассказам Зощенко, пьесам Маяковского, миниатюрам Райкина. Этакие свиноподобные мещане, то ли забывшие, то ли вовсе не ведавшие о своем человеческом предназначении, уверенные в том, что главное – «хорошо жить». А способ достижения не важен. Короче говоря, «поступаться принципами» считалось недостойным, неприличным.

И вдруг в перестройку против этой важнейшей этической установки русской культуры был предпринят настоящий блиц-криг. Принципиальность стали осмеивать, называть косностью, тупостью, совковостью. Старшее поколение наверняка помнит, как издевались стремительно набиравшие силу «демократы» (тогдашнее название либералов) над преподавательницей ленинградского вуза Ниной Андреевой, написавшей открытое письмо Горбачеву с осуждением его политики, которую автор считала губительной для страны (оценка, кстати, оказалась правильной: страна в результате этой политики была уничтожена). Письмо называлось «Не могу поступиться принципами», и уже само название вызывало гомерический хохот у обслуживавших перестройку журналистов и их читателей. «Ха-ха-ха! Принципами она, видите ли, поступиться не может, идиотка! Какие принципы? Что она несет?!..»…
… Дальше, когда начался захват нашей страны иностранным капиталом, пятая колонна во власти и СМИ, без активного содействия которой захват был бы невозможен, принялась внушать народу, что патриотизм – последнее прибежище негодяя, что все люди мечтают свалить на Запад, что рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Помнится, особо креативные журналисты и политологи (первопроходцы этой, тогда еще новой для нас профессии) всерьез обсуждали прорывной вариант решения «русского вопроса». Суть его сводилась к тому, чтобы дать по 50 тысяч долларов подъемных каждому жителю с условием, что он навсегда покинет Россию. И тогда на очищенную от «совков» территорию можно будет завезти население, которое окажется более восприимчивым к общечеловеческим ценностям и, соответственно, к созданию общеевропейского дома. Будучи сами по натуре предателями, эти «социальные инженеры» не сомневались в предательской сущности целого народа. Обсуждалась лишь цена вопроса: стоит ли Западу так сильно раскошеливаться? Зачем Ваньке из Тьмутаракани 50 тысяч баксов? Дай ему пять тыщ в зубы – и он уедет хоть в Антарктиду. Что он тут забыл? Избу-развалюху с туалетом на улице?…

Читать полностью:  Татьяна Шишова, Ирина Медведева «Наши новые добродетели»

Соответствие во имя высшего блага: как мотивы влияют на суждения о соответствии

В фильме « Общество мертвых поэтов » Робин Уильямс играет неортодоксального учителя, который превозносит достоинства несоответствия своим ученикам. Драматически вставая на парту во время урока (и умоляя своих учеников сделать то же самое), Уильямс кричит, что он делает это « …чтобы напомнить себе, что мы должны постоянно смотреть на вещи по-другому».

По ходу фильма у зрителей не остается иного выбора, кроме как поддержать этого бунтаря, поскольку он бросает вызов скучным нормам элитной подготовительной школы и вдохновляет своих учеников «ловить момент» и прокладывать собственный путь. Тем не менее, по мере того, как студенты формируют все более сплоченную группу, они в конечном итоге приспосабливаются друг к другу (хотя и нетрадиционным образом), что приводит к кульминационному моменту, когда они заставляют друг друга встать на свои парты и прочитать прощальное стихотворение. их любимый учитель («О капитан! Мой капитан!»)!

Общество мертвых поэтов — яркий пример двойственного отношения к конформизму, который является центральной темой американской культуры. Мы ненавидим соответствие, но в конечном итоге мы подчиняемся выбранным нами группам нонконформистов. Почему это так? Почему мы благоговеем перед несоответствием в один момент и приветствуем соответствие в следующий?

Наше исследование показывает, что то, как мы относимся к конформизму, в первую очередь зависит от того, почему мы думаем, что люди конформны. В серии экспериментов мы попросили участников оценить случаи соответствия, взятые из их собственной жизни, а также представленные в гипотетических сценариях.

Мы обнаружили, что когда люди рассматривают конформизм как отражение эгоцентричных намерений (например, конформизм для получения одобрения других), они склонны рассматривать конформистов как обладающих более слабым характером, чем когда конформисты мотивированы мотивами, ориентированными на других, такими как как забота о других членах группы. Мы называем этот тип соответствия «доброжелательным соответствием», потому что он делается из искреннего уважения к другим членам группы.

Представьте, например, что вы работаете над групповым проектом. Несмотря на то, что вы можете не соглашаться с группой по поводу некоторых аспектов проекта, вы все равно можете заботиться о поддержании гармонии внутри группы и вместо того, чтобы что-то говорить, просто будете подыгрывать. Или вы можете не захотеть задеть чьи-либо чувства и решить просто плыть по течению. Те, кто подчинился из этих доброжелательных побуждений, также считались более теплыми, более компетентными и даже более аутентичными (несмотря на то, что их действия противоречили их истинным убеждениям и взглядам), чем те, кто подчинился из личных интересов.

Как насчет несоответствия? Можем ли мы также судить о нонконформистах по тому, были ли их мотивы доброжелательными? Чтобы исследовать этот вопрос, мы представили участникам несколько вариантов гипотетического сценария, связанного с голосованием студенческого сената в университете. Главный герой в этом сценарии придерживается другой точки зрения, чем остальные члены сената, и поэтому его можно рассматривать как нонконформиста.

Участники читают, что этот человек в конечном итоге голосует либо в соответствии с группой (согласие), либо иначе, чем остальная часть группы (несогласие). Помимо различного соответствия и несоответствия, каждый из этих результатов также различался в зависимости от того, были ли мотивы главного героя эгоцентричными или доброжелательными. Он подчинялся, потому что хотел нравиться, или потому, что заботился о гармонии в группе? С другой стороны, отказывался ли он поддаваться групповому давлению, потому что заботился об утверждении своей индивидуальности или потому, что беспокоился о том, что группа примет неправильные решения?

Выводы ясны. Конформизм, потому что он заботился о группе, казалось, приносил студенту «дополнительные баллы» в глазах участников, в отличие от конформизма, потому что он заботился о том, чтобы его любили. В отличие от суждений о соответствии, мы обнаружили, что участники рассматривали несоответствие главного героя как столь же положительное, независимо от того, было ли оно основано на эгоцентричных или доброжелательных мотивах. Эти результаты, по-видимому, отражают предубеждение, согласно которому те, кто сопротивляется влиянию других, пользуются презумпцией сомнения, а те, кто подчиняется воле других, — нет.

Как бы мы ни относились к конформизму, это вездесущий аспект социальной жизни. От нас часто требуется ниспровергать собственные потребности и идти в ногу с группой. Это особенно верно во время нынешней пандемии, с которой мы имеем дело, когда соблюдение рекомендаций по охране здоровья (несмотря на то, как человек может относиться к ним лично) становится буквально вопросом жизни и смерти.

Более пристальное внимание к роли конформизма добавляет нюансов к тому, как мы понимаем социальное поведение других. Люди могут ценить суровых индивидуалистов, которые бросают вызов статусу-кво, но при этом признают достоинства того, что они собираются вместе и выступают за свои группы. Восхваление тех, кто имеет мужество выделиться из толпы, и восхищение теми, кто жертвует собой ради блага группы, не исключают друг друга.

Подобно тому, как персонаж Уильямса побуждал своих учеников смотреть на жизнь с разных точек зрения, мы тоже можем рассматривать конформизм с разных точек зрения. Это показывает, что конформизм не является ни хорошим, ни плохим. Скорее, как и в случае со многими сложными формами социального поведения, ключевыми являются намерения. Понимание этого позволяет нам быть более проницательными в наших социальных суждениях, чтобы мы могли поощрять те акты соответствия, которые действительно доброжелательны и служат высшему благу.


Для дальнейшего чтения

Вайс, М. , и Давидаи, С. (2020). Доброжелательное соответствие: влияние воспринимаемых мотивов на суждения о соответствии. Бюллетень личности и социальной психологии.
 

Мэтью Уайс — доцент кафедры психологии SUNY New Paltz. Его исследования исследуют социальное познание с точки зрения культуры и развития.

Шай Давидаи — доцент кафедры менеджмента в бизнес-школе Колумбийского университета. Его исследование изучает психологические силы, которые формируют и искажают то, как люди видят мир, особенно когда речь идет о важных социальных проблемах, таких как неравенство и экономическая мобильность.

 

Опасности конформизма — Озан Вароль

Анри Тайфель лично интересовался изучением геноцида.

Польский еврей, служивший во французской армии во время Второй мировой войны. Он был схвачен немцами, но пережил Холокост, потому что немцы не знали, что он еврей. Хотя он избежал смерти, многие из его друзей и родственников этого не сделали.

В результате он посвятил свою профессиональную деятельность поиску ответов на, казалось бы, простой вопрос: что мотивирует дискриминацию и предрассудки?

Тайфел и его коллеги провели серию знаменитых экспериментов. Они распределили добровольцев по разным командам на основе их ответов на случайные вопросы. Испытуемых спрашивали, например, какая из двух абстрактных картин им понравилась больше. На основании их ответов они были отнесены к группе, состоящей из других, выразивших такое же предпочтение.

Это были относительно бессмысленные, искусственно созданные группы. Между членами не было общей истории и не было внутренней причины для развития конфликта между группами.

Тем не менее, субъекты пугающе быстро выработали групповую лояльность. Они с большей вероятностью распределяли денежное вознаграждение между членами своей группы за счет других — даже если они лично не получали никакого вознаграждения и даже когда альтернативные стратегии приносили пользу обеим группам.

Другими словами, субъектам потребовались самые тривиальные различия, чтобы разделить себя на «нас» и «их». Простого акта сообщения людям, что они принадлежат к одной группе, а не к другой, было достаточно, чтобы вызвать лояльность к своей группе и предвзятое отношение к другим.

Люди имеют естественную склонность делить себя и других на группы. Как только они попадают в группу, они, как правило, идентифицируют себя с ней. Они зацикливаются на незначительных или произвольных различиях, преувеличивают эти различия и развивают предвзятое отношение к своей собственной группе. Они становятся частью группы, а группа становится частью их. Аутсайдеры, в свою очередь, становятся «этими людьми».

Соответствие — это естественный и действенный инстинкт. С самого рождения мы учимся, подражая и ассимилируя. Конформизм учит нас всему, от того, как ходить, до того, как говорить. Вместо того, чтобы заново изобретать велосипед и пытаться во всем разобраться самостоятельно, мы усваиваем, путем наблюдения, лучшее из того, что узнали другие люди.

Конформизм может быть безвредным процессом, когда речь идет об обучении ходить и говорить. Но когда мы становимся старше, конформизм может привести к опасным последствиям. В социальном эксперименте Тайфела предпочтения между двумя картинами было достаточно, чтобы создать групповой фаворитизм. В реальном мире другие классификации, такие как мужчины и женщины, боснийцы и сербы, мусульмане и христиане, демократы и республиканцы, нацисты и евреи, разделили общества, что привело к конфликтам, а в некоторых случаях и к жестоким зверствам.

Соответствие принесло нам красную панику, американскую паранойю по поводу возможного подъема коммунизма. Конформизм привел нас к Салемским процессам над ведьмами, где даже некоторые из обвиняемых поддались безумию и ярко свидетельствовали о том, что их посещал дьявол. Соответствие принесло нам резню в Джонстауне, в результате которой погибло более 900 человек после того, как они послушно следовали инструкциям своего вождя племени Джима Джонса и выпили цианид.

Возьмем также печально известный Стэнфордский тюремный эксперимент. Проведено в 1971, проведенный профессором психологии Филипом Зимбардо, в ходе эксперимента двадцать четыре студента бакалавриата Стэнфордского университета были разделены на две группы: охранники и заключенные. Эти группы немедленно начали соответствовать отведенным им ролям. Чтобы обеспечить групповую идентичность, охранники обращались к заключенным только по их номеру, а не по имени, и начали наказывать их за непослушание.

По ходу эксперимента методы наказания становились все более садистскими. Охранники начали нападать на заключенных с огнетушителями, запрещать им опорожнять санитарные ведра, которые они использовали в качестве туалетов, и заставляли раздеваться или спать на бетонном полу, сняв матрасы. Заключенные также начали усваивать свои роли, пассивно принимая психологические пытки. По настоянию Кристины Маслах, в то время аспирантки, Зимбардо досрочно прекратил эксперимент на шестой день, к большому огорчению некоторых охранников.

Сознательно или нет, но мы соответствуем ожидаемой роли, которую общество просит нас играть каждый день. Играем роль заключенного и охранника. Мы играем роль хорошего ученика, который подчиняется авторитетной фигуре за трибуной. Мы играем роль лояльного сотрудника, который не раскачивает лодку с противоположным мнением.

Наш инстинкт идентифицировать себя с группой и соответствовать этой группе также делает нас легкой мишенью для разжигания страха. Ухватившись за этот инстинкт, политики указывают пальцем на другую группу, которая выглядит иначе, говорит иначе и действует иначе, чем мы, и виним их в наших бедах.

Большинство из нас стремится быть уникальными и выделяться из толпы. Мы верим, что у нас уникальные вкусы и другое мировоззрение, чем у остальных членов нашего племени. Мы можем признавать интерес к выбору других, но мы будем утверждать, что наши решения являются нашими собственными.

Свидетельства говорят об обратном. В одном исследовании участников опрашивали о просмотренном ими документальном фильме: сколько полицейских было там, когда женщину арестовали? Какого цвета было ее платье? Через несколько дней после того, как они сдали тест, они вернулись в лабораторию для повторного тестирования. На этот раз им показали ответы других участников, некоторые из которых были намеренно искажены.

Примерно в семидесяти процентах случаев участники меняли свои ответы и соглашались с неправильными ответами остальных членов группы. Даже после того, как экспериментаторы сказали участникам, что групповые ответы были неправильными, поддельное социальное доказательство было настолько сильным, что половина участников остались с неправильными ответами при повторном тестировании.

Мы относимся к нашим отличиям от наших племен как к ошибкам, которые нужно исправлять, а не к несовершенствам, которые нужно принимать. Несмотря на то, что я часто пишу о противоположном мышлении, мне приходится активно бороться с тенденцией вползать обратно в мою конформистскую кожу (мое письмо часто служит формой самотерапии).

Компании тоже попадают в ту же ловушку соответствия. Они гонятся за тенденциями, перенимают новейшие причуды и делают что-то просто потому, что так делают их конкуренты.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *