мессианская идеология против прагматического реализма — Клуб «Валдай»
Дипломатия после институтовКонфронтация дипломатий: мессианская идеология против прагматического реализма
© Reuters
США, являющиеся гегемоном в упадке, стремятся остановить рост конкуренции и ищут новые средства для управления международным порядком. Следовательно, происходит переориентация оперативной деятельности с физической сферы на информационную в попытке контролировать глобальное восприятие. О «потёмкинской дипломатии» Соединённых Штатов пишет Грегори Саймонс, доцент Института исследований России и Евразии (IRES) Уппсальского университета (Швеция).
Глобальная геополитическая конфигурация продолжает трансформироваться от слабеющей гегемонии западоцентричного однополярного порядка во главе с США к незападоцентричному многополярному порядку. Таким образом, уровень конкуренции и конфликтов, вероятно, будет возрастать, поскольку США, являющиеся гегемоном в упадке, стремятся остановить рост конкуренции.
Можно наблюдать появление пятого измерения стратегии. Другими измерениями стратегии являются земля, вода, воздух и космос. Все они основаны на физическом мире, в отличие от пятого измерения, расположенного в информационном мире. Разные лагеря соревнуются в физической и информационной сферах, позиционируя себя в этом новом возникающем глобальном порядке или пытаясь воспрепятствовать ему. Информация используется для содействия или противодействия реализации внешнеполитических целей и задач, но также выступает в качестве потенциального усилителя для пользователя, чему способствует использование принудительной дипломатиикак мощного посредника международного порядка.
Информация и знания используются для формирования геополитического информационного пространства, чтобы усилить позиции того, кто их транслирует, и ослабить позиции другой стороны.
Было бы ошибкой утверждать, что западоцентричный мир во главе с США интерпретирует международные отношения в дипломатических коммуникациях сугубо как бинарно сконструированные миры добра и зла, «мы» против «них». Скорее, речь идёт о стратегических посланиях, исходящих от западных политических кругов, средств массовой информации и дипломатических кругов и представляющих собой проекции реалий физического мира, призванные приносить пользу США и препятствовать их врагам.
Вступая во второе десятилетие XXI века, западоцентричный порядок во главе с США незаметно сменил свой геополитический слоган с «порядка, основанного на международном праве», на «порядок, основанный на правилах». Это довольно тонкое, но важное изменение, при котором юридически согласованные рамки отбрасываются в пользу различных форм принуждения (экономического, политического, военного и дипломатического), представленных как «правила международного порядка», но без законных оснований.
Это геополитически целесообразная тактика, порождённая растущим несоответствием между риторическими лозунгами и практикой внешней политики, особенно в свете злоупотреблений силой в Ираке, Ливии, Сирии и в рамках других «гуманитарных войн» конца XX и начала XXI века. Нынешняя слабеющая гегемония была сформирована столетиями европейского глобального доминирования, мессианским влиянием «либеральной демократии» и военной мощью однополярности США.
По иронии судьбы, чем больше расширялся западоцентричный порядок, тем менее прагматичным и более мессианским становились и он сам, и его идеологическое мировоззрение.
Оно стало менее разнообразным и более нетерпимым к альтернативным взглядам и ценностям. Запад занял агрессивную оборонительную позицию, чтобы воспрепятствовать возникновению многополярного порядка и сохранить своё господство. Страх и принуждение – ключевые черты его предложения мировому сообществу. Изменения в сторону нестабильности и неустойчивости были постепенными и временами малозаметными.
Как отмечал Институт Катона в 2018 году, «“упорядочивание” мира стирает память о насилии, принуждении и компромисса, ознаменовавших послевоенную дипломатическую историю. … Хотя либерализм и либеральные проекты существовали и ранее, ныне существующий “порядок” основывается на имперских прерогативах сверхдержавы, которая пыталась установить его, выходя за рамки правил и приспосабливаясь к нелиберальным силам». Заявленные цели западоцентричного порядка, возглавляемого США, значительно отличались от фактических результатов его деятельности, бывшей довольно деструктивной. При этом ресурсы жёсткой и мягкой силы Запада использовались для формирования идеологической утопии о «конце истории» и «неизбежности» глобального продвижения либерализма и могущества США.
Скорее это «дипломатическая ширма», предназначенная для усиления напряжённости между державами, фактически шоу для мировой общественности. Подобная «потёмкинская дипломатия» используется для оправдания жёсткой и принудительной политики во имя «основанного на правилах» порядка.
В свою очередь, восходящий незападоцентричный порядок использует прагматический подход, основанный на реализме.
Кроме того, асимметрия власти и богатства, продвигаемая западным порядком, стала источником исторического урока соперников. Западоцентричный порядок всё чаще рассматривается как слабеющий, находящийся в явном упадке и кризисе и уже неспособный принудительно навязывать свою волю. Подход западноцентристского порядка к дипломатии в международных отношениях носит транзакционный характер и приводит к асимметричным результатам. На Западе всё ещё ждут, что партнёры ассимилируются и идеологически интегрируются в глобальный либеральный шаблон однополярного порядка США. Незападоцентричные державы формирующегося многополярного мирового порядка склонны использовать различные подходы, основанные на реляционном и диалогическом обмене в некинетической среде. Конкретные институциональные и структурные вызовы западоцентричной гегемонии набирают обороты благодаря тому, что некоторые называют «совместной многополярностью», то есть таким проектам, как БРИКС или «Пояс и путь». Также произошли изменения в том, как международные отношения рассматриваются и интерпретируются академически, поскольку монополия Запада во главе с США на знания уходит.
Большая стратегия США: гегемония и сдерживание
Алан Кафруни
В последние недели были опубликованы четыре обстоятельных доклада о внешней политике Соединённых Штатов: «Стратегия национальной безопасности США», «Стратегия национальной обороны: усиление конкурентных преимуществ армии США»; «Сдерживание России: как реагировать на вмешательство Москвы в демократию США и растущие геополитические вызовы» и «Обзор ядерной политики». Все они иллюстрируют, как Трамп приспосабливается к основным целям и интересам внешнеполитического истеблишмента и корпоративной Америки.
Мнения участников
«Дипломатическая» защита однополярной гегемонии США одновременно использует попытки вбить клин между нейтральными или симпатизирующими многополярному порядку странами и осуществлять больший контроль над своей собственной системой вассальных и зависимых государств.
Таким образом, сила знаний и информации в современном глобальном обществе может ускорить или замедлить глобальную трансформацию. В преддверии президентских выборов в США, на которых к власти пришёл Джо Байден, главной внешнеполитической платформой США было «возвращение» роли мирового лидера. Западная политика, средства массовой информации и дипломатия используются в качестве инструментов войны, которые действуют в информационной сфере, но нацелены на когнитивную сферу глобальной аудитории, чтобы формировать физическую сферу, которая в настоящее время находится в состоянии нестабильной геополитической флуктуации.
На данном этапе усилия по сохранению однополярного порядка, похоже, ускоряют упадок западного порядка и подъём незападного порядка. Значение и роль национального суверенитета и автономии принятия внешнеполитических решений особенно важны в периоды геополитической нестабильности, когда малые державы должны быть субъектом международных отношений, а не объектом геополитических игр империи, находящейся в упадке.
Новая собака – старые трюки, или Конец гегемонии Запада
Тимофей Бордачёв
Саммит «Большой семёрки», который состоялся в конце лета во французском Биарицце, дал наблюдателям немало поводов как посмеяться, так и задуматься. Посмеяться, потому что дискуссии на саммите и вокруг него стали наглядной демонстрацией общей растерянности победителей в прошлой холодной войне перед вызовами, стоящими перед ними и человечеством, возглавлять которое «семёрка» стремилась ещё совсем недавно. Сейчас её лидеры спорят между собой либо о тактических двусторонних вещах, либо просто не могут прийти к общему знаменателю относительно того, что же является наиболее важным для них и мира.
И этот смех за пределами «семёрки» ни в коем случае не является злорадством. программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай» Тимофей Бордачёв.
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.
мировой порядок
дипломатия
информация
Распечатать
Опубликовать в блоге
Опубликовать в блоге
Клуб «Валдай» проведёт Российско-африканскую конференцию11.07.2023
Валдайский клуб проведёт презентацию доклада «Россия и Африка: аудит отношений»11.07.2023
Стратегические приоритеты Индии и меняющийся международный ландшафт14.
07.2023
13.07.2023
Дедолларизация: миф или реальность?12.07.2023
Факторы стабильности в Большой Евразии11.07.2023
Междисциплинарный альянс или конфронтация? Дискуссии французских историков и социологов по теории социальных наук
%PDF-1.6 % 1 0 obj > endobj 5 0 obj /Title >> endobj 2 0 obj > /Encoding > >> >> endobj 3 0 obj > endobj 4 0 obj > stream
1φ
\G+\k542UXW.@c.jSnuxjDm/pxi]ԮTt0F{[xhTٶ [ȸ{yn3c|TX*V`WL
примеров разрешения конфликтов в истории: уроки ядерного разоружения — PON
Исторические примеры разрешения конфликтов могут послужить уроком для тех, кто сталкивается с трудными спорами. Мы смотрим на то, что можно извлечь из усилий по ядерному разоружению после окончания «холодной войны».
Автор Кэти Шонк — на / Разрешение конфликтов
Какие уроки мы можем извлечь из примеров разрешения конфликтов в истории? Мир ядерного нераспространения может быть ценной отправной точкой, поскольку немногие переговоры в истории имели более высокие ставки. Ведущиеся в условиях международных конфликтов и общественного контроля, осложненные языковыми и культурными барьерами и проводимые в сжатые сроки, переговоры, направленные на обеспечение строгого соблюдения процедур разоружения, требуют высочайшего уровня переговорного и дипломатического мастерства.
Смерть бывшего сенатора-республиканца Ричарда Г. Лугара от Индианы в возрасте 87 лет 28 апреля 2019 года напоминает нам о важности решения этих проблем. Лугар, возглавлявший сенатский комитет по международным отношениям, добился наибольшего успеха как соавтор вместе с сенатором-демократом Сэмом Нанном из Джорджии Совместной программы уменьшения угрозы Нанна-Лугара, новаторского плана, который обеспечил финансирование США для уничтожения устаревших ядерных ракеты и материалы в странах бывшего Советского Союза, которые не могли позволить себе разоружиться самостоятельно.
По данным Bulletin of the Atomic Scientist, за первые 20 лет реализации программы было деактивировано более 7500 стратегических ядерных боеголовок и уничтожено более 1400 баллистических ракет наземного и подводного базирования. Однако совсем недавно президент России Владимир Путин начал проводить ядерную модернизацию, и Лугар выразил сожаление по поводу того, что президент Барак Обама не проявил большей агрессивности в отношении демонтажа частей американского ядерного арсенала, Нью-Йорк Times сообщает.
Какие стратегии разрешения конфликтов можно почерпнуть из недавних усилий по ядерному разоружению? Выступая на Программе переговоров (PON) в Гарвардской школе права в 2015 году, Лаура Роквуд, бывший старший научный сотрудник проекта по управлению атомом в Белферовском центре науки и международных отношений Гарвардского университета, а ныне исполнительный директор Венского центра Разоружение и нераспространение», предложила свои советы за 28 лет ведения переговоров и осуществления гарантий для Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ), независимой межправительственной организации, которая содействует безопасному использованию ядерной энергии и обеспечивает соблюдение обязательств по использованию ядерных материалов.
Слушайте, чтобы учиться Начиная с 1996 года, Роквуд в течение двух лет вел трехсторонние переговоры между Соединенными Штатами, Россией и МАГАТЭ о постоянном удалении расщепляющихся материалов из оружейных программ бывших врагов.
Во время переговоров Роквуд стала свидетельницей техники ведения переговоров, которая показалась ей очень продуктивной:
Российский переговорщик передаст точку зрения своего правительства. Американский переговорщик говорил: «Посмотрим, понимаю ли я то, что вы мне говорите». Затем он приступит к обобщению позиции российского правительства — честно, справедливо и без окраски ее с позицией США. Когда российский переговорщик кивал, соглашаясь с этим пониманием, представитель США говорил: «Хорошо, тогда. Позвольте мне объяснить, почему у моего правительства есть трудности с этой позицией».
Этот тип процесса активного слушания показывает другой стороне, что вы стремитесь понять ее, оставаясь сосредоточенным на проблемах, по словам Роквуда. По ее словам, поскольку активное слушание улучшает понимание, оно может быть особенно эффективным при ведении переговоров с помощью переводчиков или когда одна из сторон ведет переговоры на иностранном языке.
Во время многих двусторонних и многосторонних переговоров, которые Роквуд вела с государствами-членами МАГАТЭ, многие правительства изначально «откровенно скептически» относились к предложениям организации.
«Искренне выслушав их опасения», Роквуд и ее команда смогли завоевать их доверие и получить важную информацию.
Мы можем многому научиться на примерах разрешения конфликтов в истории. Вот три другие стратегии предотвращения культурного непонимания, предложенные Rockwood, и все они могут применяться помимо примеров разрешения международных конфликтов для разрешения споров по контрактам и других сферах:
- Попробуйте конструктивную двусмысленность. Конструктивная двусмысленность предполагает преднамеренную замену нагруженных слов и терминов более мягким языком. По словам Роквуда, когда отстаивание жесткой правовой позиции может привести к пагубным последствиям, «определите свою реальную цель и подумайте о том, чтобы изменить свою позицию или найти другие способы достижения этой цели».
- Тщательно выбирайте переговорщиков. «Никогда не недооценивайте важность людей», которые могут «задавать тон доверия и сочувствия, не уступая при этом в переговорах», в отличие от тех, «кто может сделать невозможным согласие даже в самых простых переговорах».
- Держите конфиденциальные переговоры как можно более конфиденциальными. Когда Соединенные Штаты и Иран безрезультатно пытались договориться о соглашении по иранской ядерной программе в 2005 году, один из иранских переговорщиков сказал Роквуду: «Ах, Лора, мы значительно усложнили переговоры об отказе от любой из наших программ обогащения: мы сделал это предметом национальной гордости». Умерьте такую чувствительность, сохраняя конфиденциальность разговоров.
Из каких примеров разрешения конфликтов в истории вы извлекли полезные уроки ведения переговоров?
Похожие сообщения
Теги: Разрешение конфликтов, примеры разрешения конфликтов, разрешение споров по контракту, разрешение споров, гарвардское право, Гарвардская юридическая школа, инновационный, международный конфликт, международное разрешение конфликтов, переговоры, переговорщики, программа переговоров
«Война: как конфликт сформировал нас, ‘ Маргарет Макмиллан: отрывок
Реклама
ПРОПУСТИТЬ РЕКЛАМУ
«Война, как всегда, остается одной из главных человеческих загадок».
—Светлана Алексиевич, Неженственная Лицо из Война
Война. Одно это слово вызывает гамму эмоций от ужаса до восхищения. Некоторые из нас предпочитают отводить глаза, как будто сам акт воспоминания и размышления о войне каким-то образом приближает ее. Другие из нас очарованы ею и могут найти в войне волнение и гламур. Как историк я твердо убежден, что мы должны включить войну в наше изучение истории человечества, если мы хотим хоть как-то понять прошлое. Последствия войны были настолько глубокими, что не учитывать ее — значит игнорировать одну из великих сил, наряду с географией, ресурсами, экономикой, идеями и социальными и политическими изменениями, которые сформировали человеческое развитие и изменили историю. Если персы победили греческие города-государства в пятом веке до нашей эры; если бы инки разгромили экспедицию Писарро в шестнадцатом веке; или если бы Гитлер выиграл Вторую мировую войну, мир был бы другим? Мы знаем, что да, хотя можем только догадываться, насколько.
А что, если — это только часть головоломок, с которыми мы сталкиваемся. Война поднимает фундаментальные вопросы о том, что значит быть человеком, и о сущности человеческого общества. Война выявляет звериную сторону человеческой натуры или лучшую? Как и в случае с войной, мы не можем с этим согласиться. Является ли это неотъемлемой частью человеческого общества, каким-то образом вплетенной в него, как первородный грех, с тех пор, как наши предки впервые начали организовываться в социальные группы? Наша каинова метка, наложенное на нас проклятие, обрекающее нас на постоянные конфликты? Или такой взгляд является опасным самосбывающимся пророчеством? Приносят ли изменения в обществе новые типы войн или война вызывает изменения в обществе? Или мы должны даже попытаться сказать, что на первом месте, а вместо этого рассматривать войну и общество как партнеров, связанных опасными, но также продуктивными отношениями? Может ли война — разрушительная, жестокая и расточительная — принести пользу?
Все важные вопросы, и я постараюсь ответить на них, а также на другие вопросы, которые возникнут по мере изучения темы.
Однако я надеюсь убедить вас в одном. Война — это не аберрация, о которой лучше забыть как можно быстрее. И это не просто отсутствие мира, что на самом деле является нормальным положением дел. Если мы не сможем понять, насколько глубоко переплетены война и человеческое общество — до такой степени, что мы не можем сказать, что одно преобладает над другим или является причиной другого, — мы упускаем важное измерение человеческой истории. Мы не можем игнорировать войну и ее влияние на развитие человеческого общества, если мы надеемся понять наш мир и то, как мы достигли этого момента в истории.
[ Вернуться к обзору «Войны». ]
Западному обществу в последние десятилетия повезло; после окончания Второй мировой войны они не видели войны на собственном опыте. Да, западные страны направили военных для участия в боевых действиях по всему миру, в Азии, в войнах в Корее или Вьетнаме, в Афганистане, в некоторых частях Ближнего Востока или в Африке, но лишь очень незначительное меньшинство людей, живущих на Западе, участвовало в боевых действиях.
непосредственно затронуты этими конфликтами. У миллионов людей в этих регионах, конечно, был совсем другой опыт, и не было ни одного года с 19-го века.45, когда не было боевых действий в той или иной части мира. Для тех из нас, кто наслаждался тем, что часто называют Долгим миром, слишком легко рассматривать войну как нечто, что делают другие, возможно, потому, что они находятся на другой стадии развития. Мы на Западе, как мы самодовольно полагаем, более миролюбивы. Такие писатели, как психолог-эволюционист Стивен Пинкер, популяризировали мнение о том, что западные общества стали менее жестокими за последние два столетия и что в мире в целом наблюдается снижение числа смертей от войн. Поэтому, хотя мы официально оплакиваем погибших в наших прошлых войнах раз в год, мы все чаще рассматриваем войну как нечто, что происходит, когда мир — нормальное положение дел — нарушается. В то же время мы можем восхищаться великими военными героями и их битвами прошлого; мы восхищаемся рассказами о мужестве и смелых подвигах на войне; полки книжных магазинов и библиотек забиты военными историями; а кино- и телепродюсеры знают, что тема войны всегда популярна.
Публика, кажется, никогда не устает от Наполеона и его кампаний, Дюнкерка, дня «Д» или фантазий о Звездные войны или Властелин колец . Мы наслаждаемся ими отчасти потому, что они находятся на безопасном расстоянии; мы уверены, что нам самим никогда не придется принимать участие в войне.
В результате мы не относимся к войне так серьезно, как она того заслуживает. Мы можем предпочесть отводить взгляд от того, что так часто бывает мрачным и угнетающим, но не следует этого делать. Войны неоднократно меняли ход человеческой истории, открывая пути в будущее и закрывая другие. Слова Пророка Мухаммеда были перенесены из пустынь Аравийского полуострова в богатые заселенные земли Леванта и Северной Африки в ходе ряда войн, и это оказало неизгладимое влияние на этот регион. Представьте, какой была бы Европа сегодня, если бы мусульманским лидерам удалось завоевать весь континент, как они были близки к тому, чтобы сделать это пару раз. В начале восьмого века мусульманские захватчики завоевали Испанию и двинулись на север через Пиренеи на территорию современной Франции.
Они потерпели поражение в битве при Туре в 732 году, что положило конец наступлению на север. Если бы это продолжалось, можно представить себе мусульманскую, а не католическую Францию, формирующую французское общество и европейскую историю в последующие столетия. Около 800 лет спустя великий османский лидер Сулейман Великолепный пронесся через Балканы и большую часть Венгрии; в 1529 г.его войска находились за пределами Вены. Если бы они взяли этот великий город, центр Европы мог бы стать частью его империи, и его история была бы другой. К шпилям многих венских церквей присоединялись бы минареты, и молодой Моцарт мог слышать разные музыкальные формы, исполняемые на разных инструментах. Приближаясь к нашим временам, давайте представим, что могло бы произойти, если бы немцы уничтожили британцев и союзников в Дюнкерке в мае 1940 года, а затем тем летом уничтожили британское истребительное командование в битве за Британию. Британские острова могли стать еще одним владением нацистов.
Война по своей сути является организованным насилием, но разные общества ведут разные войны.
Кочевые народы ведут войны за перемещение, нападая, когда у них есть преимущество, и ускользая в обширные открытые пространства, когда у них его нет. Оседло-земледельческие общества нуждаются в стенах и укреплениях. Военные силы изменяются и адаптируются, и наоборот, изменения в обществе влияют на войну. Древние греки считали, что граждане обязаны встать на защиту своих городов. Это участие в войне, в свою очередь, привело к расширению прав и демократии. К девятнадцатому веку промышленная революция позволила правительствам собирать и содержать огромные армии, превосходящие все, что когда-либо видел мир, но это также породило среди тех миллионов мужчин, которые были призваны на военную службу, ожидание, что они будут иметь большее влияние в их собственные общества. Правительства были обязаны не только слушать, но и предоставлять ряд услуг, от образования до страхования по безработице. Сегодняшние сильные национальные государства с их централизованными правительствами и организованной бюрократией являются продуктом столетий войн.
Воспоминания и воспоминания о прошлых победах и поражениях становятся частью национальной истории, а народам нужны истории, если они хотят быть цельными. Такие централизованные государства, люди которых считают себя частью общего целого, могут вести войны в большем масштабе и дольше благодаря своей организации, своей способности использовать ресурсы своего общества и своей способности опираться на поддержку своих граждан. . Способность вести войну и эволюция человеческого общества являются частью одной и той же истории.
С течением веков война стала более смертоносной, с большим влиянием. Нас больше; у нас больше ресурсов и более организованных и сложных обществ; мы можем мобилизовать и вовлечь миллионы людей в нашу борьбу; и у нас гораздо больше возможностей для разрушения. Нам пришлось придумать новые термины для описания двух великих войн двадцатого века: мировой войны и тотальной войны. В то время как некоторые нити последовательно проходят через историю войн и человеческого общества, такие как влияние изменений в обществе или технологии, попытки ограничить или контролировать войну или различия между воинами и гражданскими лицами, я буду уделять много внимания период с конца XVIII века, потому что война стала иной не только количественно, но и качественно.
Я также возьму много своих примеров из истории Запада, потому что в недавнем прошлом он был пионером в войне, а также, надо сказать, в попытках держать его под контролем.
Тем не менее, в большинстве западных университетов изучение войны в значительной степени игнорируется, возможно, потому, что мы опасаемся, что сам факт исследования и размышления о ней означает одобрение. Историки-международники, дипломатические историки и военные историки жалуются на отсутствие интереса к своим областям, а также к работе. Военные или стратегические исследования, если они существуют, помещаются в свои собственные маленькие вольеры, где те, кого называют военными историками, могут бродить, раскапывая свои сомнительные лакомые кусочки и сочиняя свои неназидательные истории, и никому не мешать. Я помню, как много лет назад, на моем первом факультете истории, нас посетил консультант по вопросам образования, чтобы помочь нам сделать наши курсы более привлекательными для студентов. Когда я сказал ему, что составляю план курса под названием «Война и общество», он выглядел встревоженным.
Было бы лучше, настаивал он, использовать название «История мира».
Любопытное пренебрежение, потому что мы живем в мире, сформированном войной, даже если мы не всегда это осознаем. Народы переселялись или бежали, иногда буквально исчезали из истории из-за войны. Так много границ было установлено войной, и правительства и государства возникали и падали в результате войн. Шекспир хорошо знал это: в его пьесах война часто представляет собой механизм, благодаря которому короли возвышаются и падают, в то время как простые граждане склоняют голову и молятся, чтобы буря оставила их невредимыми. Некоторые из наших величайших произведений искусства были вдохновлены войной или ненавистью к войне: Илиада , «Героическая» симфония Бетховена, Военный реквием Бенджамина Бриттена , Бедствия войны Гойи , Пикассо Герника или Толстой Война и мир 90 081 .
Война — это игры, в которые играют дети — захватите флаг или форт — и одной из самых популярных видеоигр 2018 года в Соединенных Штатах была Call of Duty , основанная на Второй мировой войне.
Толпы, которые ходят на спортивные мероприятия, иногда относятся к ним как к битвам с другой командой как с врагом. В Италии те, кого называют ультрафанатами, прибывают на футбольные матчи хорошо организованными группами с жесткой иерархией командования. Они носят униформу и дают себе такие имена, как коммандос, партизаны и, к большому разочарованию многих их собратьев-итальянцев, некоторые из них позаимствованы у партизанских отрядов времен Второй мировой войны. Они приходят, чтобы сразиться со сторонниками команды-соперника, а не посмотреть матч. Современные Олимпийские игры были предназначены для создания международного сообщества, но почти с самого начала они отражали соревнование между разными странами. Игры не были войной, но они приобрели многие из ее атрибутов, включая вручение медалей, исполнение национальных гимнов и команды в военной форме, марширующие в унисон под своими национальными флагами. Гитлер и Геббельс, как известно, предвидели 1936 берлинских Олимпийских игр в качестве ключевого элемента их кампании по демонстрации превосходства немецкого народа, а во время холодной войны подсчеты медалей считались демонстрацией превосходства одной стороны над другой.
[ Вернуться к обзору «Войны». ]
Даже наш язык и наши выражения несут на себе отпечаток войны. После победы над карфагенянами в Пунических войнах римляне продолжали саркастически использовать выражение «пуническая добросовестность» ( fides Punica ). В английском языке мы с пренебрежением говорим, что кто-то или что-то — это вспышка на сковороде, не понимая, что это выражение произошло от ранних ружей, когда порох, предназначенный для воспламенения заряда, вспыхивал безрезультатно. Если британцы хотят быть грубыми, они назовут что-нибудь французским или голландским, потому что эти народы когда-то были врагами. Отпуск по-французски означает уход грубо и внезапно, а мужество по-голландски означает распитие джина. (И слова «британский» и «английский» играют одну и ту же роль для французов и голландцев.) Многие из наших любимых метафор происходят из военных, особенно для британцев из военно-морского флота. Если мы три листа на ветер, может помочь сытный обед.
Если мы столкнемся с проблемой, мы можем подождать, пока она не уляжется, или дать ей большую свободу действий. Если вы мне не верите, вы всегда можете сказать: «Иди, расскажи это морским пехотинцам!» Наши разговоры и письма полны военных метафор: войны с бедностью, раком, наркотиками или ожирением (как-то я видел книгу под названием Моя война с холестерином моего мужа ). В некрологах говорится, что умершие «проиграли битву» со своей болезнью. Мы свободно говорим о кампаниях, будь то реклама или сбор денег на благотворительность. Бизнес-лидеры читают китайский труд о стратегии, написанный 2000 лет назад, чтобы получить советы о том, как перехитрить оппозицию и привести свои предприятия к победе. Они хвастаются своими стратегическими целями и инновационной тактикой и любят сравнивать себя с великими полководцами, такими как Наполеон. Когда политики уходят на землю, чтобы избежать вопросов или скандалов — их часто называют огненными бурями, — СМИ сообщают, что они находятся в своих бункерах, пытаясь сплотить свои войска и планируя наступление.
В декабре 2018 года New York Times Заголовок гласил: «За Трампа война каждый день, которую все чаще ведут в одиночку».
Война тоже присутствует в значительной части нашей географии. В названиях мест: Трафальгарская площадь в Лондоне после триумфа Нельсона; вокзал Аустерлиц в Париже после одной из величайших побед Наполеона; Станция Ватерлоо в Лондоне после его окончательного поражения. В Канаде есть город, который когда-то назывался Берлин-Потсдам, потому что он был заселен в девятнадцатом веке немецкими иммигрантами; когда разразилась Первая мировая война, она вдруг стала Китченер-Ватерлоо. В наших городах почти всегда есть воинские мемориалы с именами погибших или памятники давно ушедшим героям. Нельсон стоит на своей колонне в Лондоне; Могила Гранта — популярное место встреч в нью-йоркском Риверсайд-парке. В прошлом столетии все чаще появляются памятники рядовым, часто анонимным участникам войны, таким как медсестры, пилоты, солдаты пехоты, морские пехотинцы, простые моряки и даже, в случае Соединенного Королевства, животные, используемые в двух мировых войнах.
Напоминания о прошлых войнах так часто встречаются в декорациях, что мы часто их не замечаем. Я ходил вверх и вниз по платформе 1 на лондонском вокзале Паддингтон больше раз, чем я могу вспомнить, никогда не замечая большого памятника 2524 сотрудникам компании Great Western Railway, погибшим в Первой мировой войне. В Паддингтоне также есть поразительная бронзовая статуя солдата, который стоит там, одетый по-военному, и читает письмо из дома. Без празднования столетней годовщины войны я бы не остановился, чтобы увидеть это, или не нашел бы время на вокзале Виктория, чтобы искать мемориальные доски огромному количеству солдат, которые были отправлены туда по пути во Францию, или тело Неизвестного солдата, прибывшее еще в 1920.
Если мы остановимся, чтобы поразмыслить над собственной историей, то часто сможем найти следы войны в наших воспоминаниях. Я вырос в мирной Канаде, но многие из книг и комиксов, которые я читал, были о войне, от, казалось бы, неиссякаемого запаса Г. А. Хентиса, с историями благородных и героических мальчиков в большинстве крупных конфликтов до 1914 года, через бесстрашного пилота Бигглза.
и его команда во время Второй мировой войны к комиксам «Черный ястреб», которые начались во время той войны, но плавно перешли в корейскую. В «Брауни» мы пели песни времен Первой мировой войны, как я позже понял, гораздо более чистые, учились играть на семафоре и делать бинты. В школе в начале 19В 50-х годах мы собирали струны и фольгу для военных действий в Корее. Мы также тренировались сидеть под партами на случай, если разразится ядерная война между Соединенными Штатами и Советским Союзом.
Многие из нас слышали истории, рассказанные старшими поколениями, знавшими войну не понаслышке. Оба моих деда участвовали в Первой мировой войне врачами, валлийский в индийской армии в Галлиполи и Месопотамии, а канадский на Западном фронте. Мой отец и все четверо моих дядей участвовали во Второй мировой войне. Они рассказали нам некоторые, но не все из того, что они испытали. Мой отец, который был на канадском корабле, сопровождавшем конвои через Атлантику и Средиземное море, рассказывал в основном забавные истории, но один и только один раз он рассказал нам, как близко они подошли к тому, чтобы быть потопленными.
Его голос дрожал, и он не мог продолжать. Его собственный отец никогда особо не рассказывал ему об окопах, но, как это часто бывает, он разговаривал с внучкой, моей сестрой, которая была слишком мала, чтобы многое в этом понимать. Наш дедушка также привез в качестве сувенира ручную гранату, которая лежала в бабушкином шкафчике для сувениров вместе с такими сокровищами, как миниатюрный швейцарский коттедж и крошечная деревянная шотландская собачка. В детстве мы играли с гранатой, катая ее по полу, пока кто-то не заметил, что у нее все еще есть чека. Во многих семьях должны быть такие истории и сувениры, пакеты с письмами из зон боевых действий, артефакты, собранные на полях сражений, старые бинокли и каски или подставки для зонтов, сделанные из гильз.
Сувениры продолжают поступать по мере того, как поля сражений по всему миру оставляют свои обломки. Eurostar пришлось установить знаки, чтобы напомнить пассажирам, побывавшим на полях сражений Первой мировой войны, не брать на борт снаряды или оружие, которые они собрали в качестве сувениров.
Каждую весну бельгийские и французские фермеры на территории бывшего Западного фронта собирают то, что они называют «железным урожаем». Зимние морозы всколыхнули землю, вынеся на поверхность старую колючую проволоку, пули, каски и неразорвавшиеся снаряды, некоторые из которых содержали ядовитый газ. Подразделения французской и бельгийской армий собирают боеприпасы для безопасного обезвреживания, но война по-прежнему приносит свои жертвы среди фермеров и специалистов по обезвреживанию бомб, рабочих, которые копают не в том месте, или лесорубов, которые разводят костер, чтобы согреться на вершине костра. живая оболочка. Строительство в Лондоне и Германии до сих пор время от времени натыкается на неразорвавшиеся бомбы времен Второй мировой войны. И всплывают реликвии гораздо более старых войн. Корабль, углублявший гавань Хайфы в Израиле, нашел великолепный греческий шлем шестого или пятого века до нашей эры. Школьный учитель на пенсии, прогуливаясь со своим металлоискателем, нашел римский шлем, зарытый в холме в Лестершире.
Аквалангисты во время обычных учений на реке Шеннон в Ирландии нашли меч викингов десятого века.
Во многих обществах есть музеи войны и дни национальной памяти, когда они вспоминают своих погибших. И сами мертвые появляются неожиданно, чтобы напомнить нам о ценах войны. На тихом шведском острове Готланд археологи раскопали тело местного солдата в кольчуге. Он был убит вместе со многими своими товарищами, сражаясь с датскими захватчиками в 1361 году. Тела могут сохраняться веками, если их закапывать в грязь или мумифицировать в жарких странах. Летом 2018 года археологи, обследовавшие землю недалеко от Ипра для строительства жилого дома, обнаружили останки 125 солдат, в основном немецких, но также и союзников, которые лежали там с тех пор, как пали во время Первой мировой войны. В 2002 году в братской могиле под Вильнюсом были обнаружены тысячи трупов, все еще одетых в синюю форму с пуговицами с номерами полков. Они погибли во время отступления Наполеона из Москвы в 1812 г.
Когда мы останавливаемся, чтобы вспомнить войну, мы думаем о ее издержках — растрате человеческих жизней и ресурсов, о ее насилии, ее непредсказуемости и хаосе, который она может оставить после себя.
Мы реже осознаем, насколько организована война. В 1940 году Германия попыталась заставить Великобританию капитулировать, и почти два месяца Лондон бомбили днем и ночью. Многие второстепенные гражданские лица были эвакуированы в сельскую местность. Те, кто остался, спали в импровизированных убежищах или в Подземке. Британская радиовещательная корпорация (Би-Би-Си), базировавшаяся в центре Лондона, отправила оттуда несколько отделов. Музыка уехала в Бедфорд, драма и варьете — в Бристоль, пока это не стало слишком опасным, и эстрадная музыка уехала довольно хмуро чахнуть в степенный городок Бангор в Северном Уэльсе. Остальные сотрудники часто не могли вернуться домой ночью, поэтому Би-би-си — не зря прозванная тетушкой — превратила свой Радиотеатр в общежитие с занавеской посередине, чтобы люди разделились. В октябре в здание попали две бомбы. Семь сотрудников погибли, когда пытались удалить неразорвавшийся снаряд, и пожарные бросились на место происшествия, чтобы не допустить распространения пламени.
Читатель девятичасовых новостей ненадолго остановился, когда здание затряслось, а затем продолжило движение, покрытое сажей и пылью. К следующему утру вокруг Дома вещания подняли леса, и завалы расчищали. Подумайте на мгновение об организации, которая была вовлечена в этот единственный эпизод, крошечный во всей истории войны. Немецкие бомбардировщики с сопровождающими их истребителями были продуктом немецкой военной промышленности, которая мобилизовала ресурсы от материалов до рабочей силы и заводов, чтобы производить самолеты и поднимать их в воздух. Их экипажи были отобраны и обучены. Немецкая разведка и планировщики сделали все возможное, чтобы выбрать важные цели. И британский ответ был столь же организованным. Королевские ВВС отслеживали приближающиеся самолеты и делали все возможное, чтобы остановить их, в то время как наземные экипажи управляли аэростатами заграждения и прожекторами. Отключение электроэнергии над Лондоном и другими ключевыми городами было полным и тщательно контролировалось.
Би-би-си разработала план на случай непредвиденных обстоятельств, приехала пожарная команда, и сразу же начались работы по очистке.
Война, пожалуй, самая организованная из всех видов человеческой деятельности, и, в свою очередь, она стимулировала дальнейшую организацию общества. Даже в мирное время подготовка к войне — поиск необходимых денег и ресурсов — требует, чтобы правительства брали на себя больший контроль над обществом. Это становится все более и более верным в современную эпоху, потому что требования войны растут вместе с нашей способностью ее вести. Увеличивая власть правительств, война также принесла прогресс и перемены, многие из которых мы считаем полезными: конец частным армиям, усиление закона и порядка, в наше время больше демократии, социальные льготы, улучшение образования, изменения в положение женщины или труда, достижения медицины, науки и техники. Поскольку мы стали лучше убивать, мы также стали менее склонны терпеть насилие друг против друга. Уровень убийств снизился в большинстве частей земного шара, однако двадцатый век стал свидетелем самых больших смертей на войне в абсолютном выражении в истории.
Итак, возникает еще один вопрос: как примириться с убийствами в таких масштабах и одновременно осуждать насилие? Очевидно, что большинство из нас не стали бы воевать ради выгоды. Наверняка есть какой-то другой способ сделать это. Но нашли ли мы его?
Таких парадоксов о войне много. Мы боимся войны, но мы также очарованы ею. Мы можем испытывать ужас перед жестокостью войны и ее расточительством, но мы также можем восхищаться храбростью солдата и ощущать опасную силу очарования войны. Некоторые из нас даже восхищаются им как одним из самых благородных видов человеческой деятельности. Война дает ее участникам право убивать своих собратьев, но также требует большого альтруизма. В конце концов, что может быть более бескорыстным, чем готовность отдать свою жизнь за другого? У нас есть давняя традиция рассматривать войну как тонизирующее средство для общества, укрепляющее его и раскрывающее его благородные стороны. До 1914 немецкий поэт Стефан Джордж назвал свой мирный европейский мир «трусливыми годами мусора и тривиальности», а Филиппо Маринетти, основатель движения футуристов и будущий фашист, провозгласил: «Война — единственная гигиена мира».