Локк | Краткий Философский Словарь | Онлайн словари по философии
ЛОКК Джон (1632—1704) — английский философ-просветитель. Философские интересы Локка концентрировались прежде всего вокруг вопросов гносеологии, о чем свидетельствует само название его главного произведения («Опыт о человеческом разуме», 1690). Локк выступает в нем как последовательный поборник сенсуализма и эмпиризма. В отличие от Бэкона, эмпиризм которого был ориентирован главным образом на понимание мира природы с целью ее подчинения, Локк анализировал прежде всего гносеологическую сторону сознания человека, как она выражена в многообразии его опыта. На этом пути он, опираясь в основном на факты психологии, стремился раскрыть прежде всего несостоятельность так называемых врожденных идей, признание которых было одним из основных положений восходящей к Платону гносеологии. Отмечая в духе сенсуализма огромную роль внешнего опыта (sensation) в процессе познания, он характеризовал душу человека при его рождении с помощью древнего образа «чистой доски» (tabula rasa), которая при жизни человека наполняется все новым и новым содержанием.
- Назад
- Вперёд
Джон Локк — Два трактата о правлении читать онлайн
12 3 4 5 6 7 . ..95
Локк Джон
Два трактата о правлении
Джон Локк
ДВА ТРАКТАТА О ПРАВЛЕНИИ
В ПЕРВОМ
ЛОЖНЫЕ ПРИНЦИПЫ И ОСНОВАНИЯ СЭРА РОБЕРТА ФИЛМЕРА И ЕГО ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ ИССЛЕДУЮТСЯ И ОПРОВЕРГАЮТСЯ
ВТОРОЙ ЕСТЬ ОПЫТ
ОБ ИСТИННОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ, ОБЛАСТИ ДЕЙСТВИЯ И ЦЕЛИ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВЛЕНИЯ
Источник: Локк Дж. Сочинения: В 3 т. — Т. 3. — М.: Мысль, 1988. С. 137–405.
В квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице источника.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Читатель,
Перед тобой начало и конец трактата о правлении; не стоит рассказывать тебе, как судьба распорядилась теми страницами, которые должны были бы составить его середину и превосходили по объему все остальное. Я надеюсь, что оставшегося достаточно для утверждения трона нашего великого избавителя, правящего нами короля Вильгельма1, для обоснования его права согласием народа, каковое — а оно одно есть основа всякого законного правления — принадлежит ему более полно и очевидно, чем любому правителю в христианском мире, и для оправдания перед всем миром английского народа, чья любовь к своим справедливым и естественным правам, вместе с решимостью сохранить их, спасла страну, когда она находилась на грани рабства и гибели. Если эти страницы содержат то доказательство, какое, как я льщу себя надеждой, должно быть в них обнаружено, то не будет надобности очень сожалеть об утерянных; мой читатель может быть убежден и без них. Ибо я полагаю, что у меня не будет ни времени, ни охоты повторить свои труды и заполнить недостающую часть моего ответа, ещё раз следуя за сэром Робертом2 по всем хитросплетениям и темным местам, которые встречаются в различных ответвлениях его поразительной системы. Король и большинство нации с того времени настолько полно опровергли его гипотезу, что, я полагаю, после этого никто не будет ни настолько самонадеянным, чтобы выступить открыто против нашей общей безопасности и вновь стать сторонником рабства, ни настолько слабым, чтобы дать себя обмануть противоречиями, изложенными в популярном стиле и украшенными гладкими оборотами речи. Ведь если кто либо возьмет на себя труд освободить ту часть рассуждений сэра Роберта, которая здесь не затрагивается, от цветистости сомнительных выражений и попытается свести его слова к прямым позитивным ясным утверждениям, а затем сравнит их друг с другом, то он быстро убедится, что никогда ещё столько правдоподобного вздора не излагалось благозвучным английским [c. 137] языком. Если он сочтет нестоящим рассмотрение всех его трудов, то пусть проведет опыт с той частью, где говорится об узурпации; и пусть он попробует, применив все свое умение, если сможет, сделать высказывания сэра Роберта понятными и согласными друг с другом или со здравым смыслом.
Я бы не высказывался столь резко о джентльмене, который давно уже не в состоянии сам ответить мне, если бы в последние годы церковные проповедники публично не признали его учение и не сделали это учение божественным откровением нашего времени. Необходимо открыто показать тем, кто, объявив себя учителями, подвергли столь большой опасности других, введя их в заблуждение, каков авторитет этого их патриарха, которому они столь слепо следуют, с тем чтобы они либо взяли обратно то, что излили на публику, имея для этого столь ложные основания, и чего далее нельзя поддерживать, либо оправдали те принципы, которые они проповедовали как евангелие, хотя их автор не более чем английский придворный. Ибо я не выступал бы печатно против сэра Роберта и не взял бы на себя труд показать его ошибки, несуразности и отсутствие (чем он так хвалится и на чем, как утверждает, строит свою систему) доказательств из Священного писания, если бы среди нас не было тех, кто, поднимая на щит его книгу и поддерживая его учение, избавляет меня от упрека в том, что я выступаю против противника, которого уже нет в живых. Они столь ревностны в этом деле, что если я причинил ему какой-либо урон, то не могу надеяться, что они меня пощадят. Я хотел бы, чтобы они в такой же мере были готовы исправить то зло, которое они причинили истине и обществу, и признали бы справедливость следующего замечания, viz.3 что нельзя причинить больше вреда государю и народу, чем распространением неправильных понятий о правлении, чтобы, наконец, во все времена не было оснований жаловаться на церковных проповедников. Если кто-либо действительно заботящийся об истине займется опровержением моей гипотезы, я обещаю ему или раскаяться в своей ошибке, если он меня в ней убедит, или же разрешить обнаруженные им трудности. Однако он должен помнить две вещи:
во-первых, мелочные придирки — к какому-либо выражению или малозначащим частностям моего рассуждения не являются ответом на мою книгу;
во-вторых, я не приму брань за довод, и не думаю, чтобы и то и другое заслуживали моего внимания, хотя я [c.138] всегда буду считать себя обязанным дать удовлетворение всякому, кто, как мне покажется, добросовестно сомневается в том или ином пункте и продемонстрирует какие-либо справедливые основания для своих сомнений.
Мне остается лишь сообщить читателю, что в тексте «А» обозначает нашего автора, «О» — его «Замечания о Гоббсе, Мильтоне etc.», а простое упоминание страницы означает страницу его «Патриарха» издания 1680 г.4 [c.139]
КНИГА ПЕРВАЯ
Глава I
1. Рабство является столь отвратительным и жалким состоянием человека и столь противно великодушному нраву и мужеству нашего народа, с которым оно просто никак не совместимо, что почти невозможно себе представить англичанина, и том более джентльмена, выступившего и его защиту. И действительно, мне следовало бы считать трактат сэра Р. Филмера «Патриарх», как и любой другой, в котором всех людей пытаются убедить в том, что они рабы и должны быть таковыми, скорее ещё одним упражнением в остроумии, подобным тому, какое представил нам автор панегирика Нерону1, чем серьезным рассуждением, которое надо понимать буквально, если бы торжественность названия и манеры письма, портрет в начале книги2 и похвалы в её адрес, которые затем последовали, не заставили меня поверить тому, что и автор и издатель настроены серьезно. Поэтому я взял её в руки, исполненный того ожидания, и прочел со всем тем вниманием, которые необходимо присутствуют, когда имеешь дело с трактатом, наделавшим по выходе в свет столько шума, и не могу не признаться, что был несказанно удивлен, что в книге, которая должна была заключить в оковы все человечество, я обнаружил только веревку из песка, полезную, возможно, для тех, занятие и искусство которых состоят в том, чтобы поднимать пыль и ослеплять людей, дабы удобнее было вводить их в заблуждение, но на деле не обладающую никакой силой, чтобы ввергнуть в рабство тех, у кого открыты глаза и кто настолько сообразителен, чтобы понять, что оковы — вредное украшение, сколько бы ни проявляли заботы о том, чтобы они были отполированы и начищены.
Читать дальше
12 3 4 5 6 7 …95
Бог, Локк и равенство: христианские основы политической мысли Локка | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews
В God, Locke and Equality Джереми Уолдрон утверждает, что зрелые труды Локка представляют идею базового человеческого равенства, основанную на христианском теизме, и что эта идея является «рабочей предпосылкой всей его политической теории». чье влияние можно обнаружить в «его рассуждениях о собственности, семье, рабстве, правительстве, политике и терпимости». Уолдрон также утверждает, что современному либерализму не хватает именно такой хорошо обоснованной и универсальной идеи, а также ресурсов для ее реализации. Причиной этого недостатка является его самонавязанная светская позиция. Поскольку идея Локка о человеческом равенстве уходит своими корнями в теизм, вполне разумно, чтобы современный либерализм ослабил свою ограничительную позицию и принял во внимание религиозные причины, такие как локковская приверженность равенству.
Два основных тезиса его книги, а именно, что зрелые работы Локка нацелены на единое мировоззрение, которое можно справедливо охарактеризовать как либеральное, и что это мировоззрение основано на христианских убеждениях Локка, не новы. Джон Данн, который первым представил политическую теорию Локка в ее религиозном контексте [ Политическая мысль Джона Локка , Кембридж, 1968], говорил об этом во многих местах, и Уолдрон признает это. [Краткое изложение этих тезисов, которое хорошо применимо к проекту Уолдрона, см. в книге Данна 9.0003 Западная политическая теория перед лицом будущего , 2-е изд., Кембридж, 1992, стр. 38-42.] Новым является утверждение Уолдрона о современной актуальности христианского взгляда Локка на политическую мысль, в частности, в том, что касается к человеческому равенству. Это и его либеральный оптимизм резко контрастируют с пессимистическим отношением Данна к эффективности либеральной и демократической теории, особенно теории Локка, только потому, что она уходит своими корнями в теизм. В только что процитированном месте Данн ссылается на короткую рукописную заметку около 169 г.3 [Бодлианский М.С. Локк c. 28, л.с. 141; Ранее Данн использовал его в качестве девиза своей ранее цитируемой книги, в которой Локк размышляет о последствиях для человечества, если бы не было ни Бога, ни божественного закона. Результатом будет моральная анархия. Каждый индивидуум «не мог иметь никакого закона, кроме своей воли, никакой цели, кроме самого себя. Он был бы сам себе богом, а удовлетворение своей воли единственной мерой и целью всех его действий». Следует отметить, что в этой заметке Локк по-прежнему приписывает фундаментальную свободу и равенство человечеству даже без Бога, но перспектива гражданского общества, и тем более либерально-демократического общества, исчезла бы, и на ее месте появилось бы социальное состояние, которое Данн характеризует. как «уныло ницшеанское». По мнению Данна, Локк не только смог представить себе последствия «смерти Бога», но и в некотором смысле предвосхитил ее, не сумев показать, что человеческая рациональность достаточна для открытия теистических основ политической морали, которая он принимает как должное во второй Трактат . Это была задача, обещанная, но так и не выполненная Локком в « Эссе ». Аргумент Локка о необходимости откровения в «Разумность христианства » воспринимается Данном как молчаливое признание этой неудачи. В свете всего этого Данн характеризует Локка как трагическую фигуру, чье величие проявляется скорее в его интеллектуальной смелости продолжать свои исследования, чем в его философских достижениях. Урок, который следует извлечь из чтения Локка, является моральным, и его стоит усвоить. С другой стороны, любая попытка приспособить Локка к современной политической теории ошибочна. Даже если кто-то не согласен с Данном, как я, следует признать, что его выводы основаны на замечательной чуткости к своему предмету и глубоком знакомстве с работами Локка и их контекстом.
Уолдрон прямо бросает вызов пессимистической интерпретации Локка Данном и его интеллектуальным предшественником Питером Ласлеттом, чье критическое издание « Два трактата» более трех десятилетий назад открыло новую фазу в понимании политической мысли Локка. Ласлетт утверждал, что Два трактата о правительстве и Эссе о человеческом понимании представляют собой разные проекты, которые Локк преследовал более или менее одновременно, но никогда не связывал. Как уже отмечалось, Данн по-разному интерпретирует это различие, предлагая связный взгляд на интеллектуальную жизнь Локка и ее усилия, но не на ее результат.
В противовес Ласлетту и Данну Уолдрон предлагает надежное объяснение единства мысли Локка, которую он намеревается сделать средством переноса теологических аргументов в современную либеральную теорию. Но чтобы добиться успеха, он должен продемонстрировать потребность в такого рода аргументах. Поскольку современная либеральная теория, по крайней мере, в ее преобладающей версии Ролза, исключает христианский теизм вместе со всеми видами всеобъемлющих моральных воззрений, религиозных или светских, из политической дискуссии, он должен показать, что это исключение обречено на провал, в частности, что оно является препятствием для достижения адекватной идеи базового равенства. Таким образом, Уолдрон ведет свою кампанию за современную политическую значимость теизма Локка на двух фронтах: один представлен Ласлеттом и Данном, а другой — Джоном Ролзом.
В третьей главе своей книги Уолдрон приводит аргументы, имеющие решающее значение для его проекта. Следовательно, этот обзор будет посвящен в основном им. В этой главе Уолдрон представляет идею Локка о политическом равенстве и обосновывает ее на основании, на основании которого он доказывает неадекватность светского аналога Ролза. Вторая цель этой главы — опровергнуть утверждение Ласлетта о том, что Два трактата и Эссе являются независимыми проектами, которые не следует смешивать.
Согласно Уолдрону, идея фундаментального равенства должна состоять из двух видов вещей: набора одной или нескольких способностей, например рациональности или физической силы, и какой-то причины или цели, для которой предназначены эти способности и благодаря которым жизнь тех, кто ими обладает, обретают смысл и цель. Строгое приписывание человечеству равенства в «Двух трактатах » , похоже, опровергается в «Очерке » видовым скептицизмом Локка. В Эссе III. ви. 9-28, Локк утверждает, что видовой термин «Человек» обозначает номинальную сущность, совокупность чувственных идей, которые, безусловно, уходят корнями в природу, но вместе взятые не являются основанием для проведения реального различия между человечеством и другими разновидность. Это относится ко всем нашим названиям естественных видов, так что было бы ошибкой использовать их как руководство к реальной системе природных видов или даже заключать, что природа есть система отдельных видов. Локк даже отвергает обращение к поколению как гарантию того, что мать и ее ребенок принадлежат к одному и тому же виду. ( Эссе III. ви. 23). Следует отметить, что это прямо противоречит утверждению Локка во втором «Трактате » (§§ 4, 6) о том, что Бог создал человечество как естественное сообщество, наделенное сходными способностями, и делает вывод об их фундаментальном равенстве из того, что он считает истинным. самоочевидный принцип, что «существа одного и того же вида и ранга беспорядочно [т.е. без различия] рожденные от всех одних и тех же преимуществ природы и использования одних и тех же способностей, также должны быть равными», если только по положительному повелению Бога один человек не поставлен выше всех остальных, чтобы управлять ими. [На самом деле Локк считал, что Бог действительно поставил одного человека над всеми, но такого, который не был обычным представителем человеческого вида, а именно. Иисус Христос.] Итак, Локк и утверждал, и отрицал (правда, в разных книгах), что человечество есть реальный вид, члены которого без различия рождены в равном состоянии.
Уолдрон утверждает, что Локк нашел выход из этого противоречия. Он прибегал к тому, что к чувственным качествам, составляющим номинальную сущность человечества, относятся и «действительные сходства». Люди по большей части воспринимаются как телесные существа, мыслящие или, точнее, способные мыслить абстрактно, и именно на этом основании может быть построена идея равенства. Но рациональность такого рода — это не то, что человек имеет или не имеет, а то, что он имеет в большей или меньшей степени, поэтому основным условием равенства является «концепция диапазона», термин, который Уолдрон заимствовал у Ролза. Таким образом, телесные существа, обладающие способностью мыслить абстрактно, равны друг другу, хотя некоторые из них могут проявлять большую или меньшую рациональность. Но какой смысл быть таким одаренным существом? Ответ Локка, согласно Уолдрону, заключается в том, что всякий, кто обладает этой способностью, способен открыть Бога и нравственный закон природы. Стремление к этим вещам и стремление жить ими придает смысл и цель жизни каждого человека.
Похоже, что этот вывод базового равенства работает, но это не тот вывод равенства, который имел в виду Локк. Это конструкция Уолдрона, основанная на Локке. Более того, можно утверждать, что Локк не счел это необходимым, поскольку у него не было оснований полагать, что его аргумент во втором «Трактате » был несовершенен. Уолдрон отмечает в главе 4, что аргументы второго Трактата в пользу равенства и приобретения собственности являются аргументами естественного права. Это правда только наполовину. На самом деле, это смешанные аргументы, основанные на разуме и откровении. Поскольку Писание, которое Локк считал непогрешимым, утверждает, что Адам и поколения, происходящие от него, принадлежат к одному виду или роду, и поскольку откровение превосходит разумное сомнение, Локку не нужно было искать другой путь к равенству. Это, конечно, оставляет Эссе и Два трактата как отдельные проекты.
Одним из преимуществ конструкции Уолдрона идеи равенства является то, что она облегчает сравнение с Ролзом. Идея Ролза об основном равенстве состоит из двух способностей: способности иметь представление о своем благе (рациональный план жизни) и способности к чувству справедливости вместе со стандартными рациональными способностями, т.е. способность делать выводы и мыслить абстрактно. Эти способности составляют нравственную личность. (. Теория справедливости rev. изд., Кембридж, Массачусетс, 1999, с. 442.) Его идея фундаментального равенства богаче той, которую Уолдрон приписывает Локку. Но в Эссе есть ресурсы, которые Уолдрон мог использовать для создания не менее богатой локковской версии. Я имею в виду описание Локком человека как «криминалистического термина», обозначающего «разумных агентов, способных к закону, счастью и несчастью» ( Essay II. xxvii. 26), и его определение свободы как человеческой деятельности, определяемой хороший ( Эссе II. ХХI. 47, 48 и далее). Затем Уолдрон утверждает, что идея Ролза об основном равенстве представляет собой «бесформенное» множество, потому что, в отличие от идеи Локка, в ней отсутствует трансцендентная ссылка, из которой вытекают значение и цель ее частей. В случае Локка эта трансцендентная ссылка относится к Богу и нашему долгу, благодаря которому обеспечивается искомое нами счастье. С точки зрения Локка, любой план жизни не был бы рациональным, если бы не имел этой цели. Это не кажется мне справедливой оценкой идеи Ролза. По меньшей мере спорно, что включение в него способности разрабатывать план жизни, регулируемый чувством справедливости, дает ему встроенный источник смысла и цели. Таким образом, идея Ролза кажется более простой и имеет то преимущество, что она самодостаточна.
В предпоследнем разделе заключительной главы Бог, Локк и равенство Уолдрон выдвигает еще одно возражение против исключительности Ролза, которое кажется более внушительным. Это связано с идеей Ролза об общественном разуме. [См. Rawls «Political Liberalism », New York: 1996, Lecture VI.] Публичный разум, по мнению Ролза, состоит из всех доводов, которые в идеале могут быть использованы в плюралистическом демократическом обществе для оправдания его основных институтов и отстаивания фундаментальной справедливости. . Это ограниченная область, исключающая элементы всеобъемлющих моральных доктрин, религиозных или светских, из публичных дискуссий и обсуждений; он регулирует причины, которые могут быть использованы при выполнении всех государственных обязанностей, включая голосование. Уолдрон обеспокоен тем, что эта сфера может быть слишком ограничительной и что для обеспечения ее адекватности необходимо включить в нее существенные доктрины, по поводу которых могут возникнуть серьезные разногласия. Уолдрон предполагает, что идея Ролза о моральной личности и теизм Локка выполняют одну и ту же функцию установления значимого равенства; оба предназначены как противоядие от нигилизма. Если это так и если оба адекватны, то было бы произвольным включать одно, а не другое.
Вот вам и основной аргумент этой очень интересной книги. Большая часть оставшейся части книги посвящена демонстрации влияния идеи Локка об основном равенстве на его размышления о семье, положении женщин, частной собственности, социальной дифференциации и терпимости. Любая из этих глав стоит цены книги. Прочитав их, нельзя сомневаться в том, что Локк очень серьезно относился к человеческому равенству и что, как это ни парадоксально, оно пронизывает всю его политическую мысль.
Заканчиваю критическим замечанием. Название указывает на то, что христианские обязательства Локка лежат в основе его идеи равенства. Тем не менее, как отмечает Уолдрон в начале главы 7, в «Двух трактатах» , где идея равенства наиболее полно разработана и наиболее убедительно утверждается, мало что является явно христианским. Он отмечает небольшое количество цитат из Нового Завета, в отличие от многих из Ветхого Завета, и задается вопросом, почему это так, особенно в свете заявления Джона Данна о том, что Два трактата наполнены христианским содержанием. Беда в том, что Уолдрон никогда не разъясняет, какого именно христианства придерживался Локк, за исключением смутно протестантского толка. На самом деле христианство Локка было строго мессианским, то есть он считал, что христианское учение следует понимать так, как его представляет Писание, встроенное в священную историю, которая простирается от сотворения Адама до Страшного суда. В связи с этим Локк придерживался учения о божественных устроениях. Надлежащее место в этой истории, чтобы рассмотреть темы Two Treatises предшествовал теократии Моисея и основанию мессианского царства. Таким образом, природа и функции гражданского государства должным образом рассматриваются только в соответствии с общим провидением Божьим, преобладавшим при Адамовом и Ноевом устроениях. Аналогом «Два трактата» является «Разумность христианства» , центральной темой которого является основание трансцендентного Царства Божьего. Разница между двумя сферами и их соответствующими властями является центральной темой Эпистола де толерантности . В свете этого Ласлетт был прав, когда заметил, что основные труды Локка представляют собой отдельные проекты. Он ошибался, полагая, что они не согласуются друг с другом. Действительно, если смотреть с точки зрения особого протестантского видения Локка, так оно и есть. Я полагаю, что аргументы Уолдрона в пользу единства мысли Локка были бы подкреплены более богатым изложением этого видения. Я менее уверен, что современный либерализм сочтет такое видение уместным.
Джон Локк, Разум и Откровение
29 августа день рождения Джона Локка (1632-1704). Во многих отношениях этот выдающийся мыслитель не нуждается в представлении. Тем не менее, краткий обзор трех областей влияния Локка поможет нам освежить в памяти то, почему каждому необходимо иметь хотя бы базовые знания об этом философе.
Начнем с того, что Джон Локк считается величайшим из британских эмпириков — выдающимся среди таких знаменитостей, как Томас Гоббс, Джордж Беркли и Дэвид Юм, каждый из которых оставил прочное наследие в анналах западной мысли.
Британский эмпиризм возник как реакция на рационализм французского философа/математика Рене Декарта (1596-1650), отца-основателя движения Просвещения. Для Декарта разум является отправной точкой — Cogito ergo sum , или «Я мыслю, следовательно, существую». Однако для эмпириков основой знания является физический опыт. По словам Локка,
«Давайте тогда предположим, что разум есть, как мы говорим, белая бумага, лишенная всех знаков, без каких-либо идей [то есть
].0097 tabula rasa ]: Как обустроить? . . . Откуда у него все материалы разума и знания? На это я отвечаю одним словом, исходя из опыта : на этом основано все наше знание; и из этого она в конечном счете вытекает». (1)
Эмпиризм как основа знания сегодня широко признан как подход к эпистемологии, изучению знания.
Во-вторых, Локк оставил неизгладимый след в политической теории как выраженная, например, в Декларации независимости Соединенных Штатов и по мере ее изучения. Пережив английскую «Славную революцию» 1688 г.
«Естественное состояние управляется законом природы, который обязывает каждого, и разум, являющийся этим законом, учит всех людей, которые только будут с ним советоваться, что, поскольку все равны и независимы, никто не должен причинять вред другой в его жизни, здоровье, свободе или имуществе, ибо все люди являются творением одного всемогущего и бесконечно мудрого Создателя; они созданы для того, чтобы существовать во время Его, а не другого удовольствия». (2)
В этом Локк следует концепции естественного права, изложенной Фомой Аквинским и найденной в Писании, как пишет св. Павел: «Ибо когда язычники, не имеющие [писаного] закона, по природе чего требует закон, они сами себе закон, хотя у них и нет закона. Они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует и совесть их, и противоречивые мысли их то обвиняют, то оправдывают их» (Рим. 2:14-15). Разница здесь, конечно, в том, что Локк утверждал бы, что мы узнаем это через разум, применяемый к опыту, а не через то, что это написано в наших сердцах, как говорит нам Павел.
Это переход к нашей третьей теме, а именно, что Джон Локк в значительной степени представляет Эпоху Разума — возможно, более известную как Просвещение — в ее опоре на разум, а не на откровение. Родившийся в набожной пуританской семье, Локк вырос со здоровым уважением к Библии. Тем не менее, как эмпирик, он также питал здоровое уважение к тому, что называют естественной религией, к тому, что мы можем обнаружить с помощью разума и опыта. Задача философа состояла в том, чтобы примирить открытую истину с эмпирическим знанием. В
«Томы толкователей и комментаторов Ветхого и Нового Завета являются лишь слишком очевидными доказательствами этого [несовершенство слов ] Хотя все, что сказано в тексте, безошибочно верно, тем не менее читатель может быть, более того, не может выбрать, но быть очень ошибочным в понимании этого… Поскольку, таким образом, заповеди естественной религии ясны и очень понятны всему человечеству, и редко подвергаются сомнению, а другие богооткровенные истины, сообщаемые нам книгами и языками, подвержены обычным и естественным неясностям и затруднениям, присущим словам, я думаю, что нам следовало бы быть более осторожными и усердными в соблюдении прежнего и менее авторитетного, позитивного и властного, навязывая свой собственный смысл и интерпретацию последнего».
(3)История идей со времен Локка — более того, уже тогда очевидная — показала, что «предписания естественной религии» не обязательно «просты и понятны для всех» и не являются источником бесспорного согласия.
Несмотря на свою веру в эмпиризм, на протяжении всей своей жизни Локк никогда полностью не отказывался от вдохновленных Писаний — или, точнее, Писания никогда не отпускали его. В своем последнем крупном труде «Разумность христианства, изложенная в Священных Писаниях» , Локк решил примирить разум и откровение. Живя в обществе, все еще пропитанном библейскими знаниями и верой, Локк сумел найти непростое равновесие между ними. Живя в материалистическую/светскую эпоху, эмпирики двадцать первого века находят это более проблематичным; одно современное предисловие к Локку резюмирует: «Это [ Разумность христианства ] не является вдохновляющим завершением философских поисков, которые охватили три с половиной десятилетия». (4)
Вместо того, чтобы строить на зыбучих песках разума — под личиной рационализма или эмпиризма — у нас есть более надежное основание: вдохновленное, непогрешимое Слово Божье.