Философия «оптимистичного нигилизма» или как обрести смысл жизни в бессмысленной Вселенной
Но с экзистенциалистской точки зрения истинный ужас заключается не в том, что у нас возможно слишком мало свободы, а в том, что её у нас может быть слишком много. Что на самом деле мы можем обладать полной свободой, как сознательные существа, появившиеся во Вселенной непрошено и случайно, по ошибке, и способные сами для себя определять, какую форму и направление примет наше существование.
Таковы были ранние взгляды Жана-Поля Сартра. «Мы остались одни, без оправданий», – чётко написал философ в своём эссе 1946 года «Экзистенциализм – это гуманизм». «Это то, что я имею в виду, когда говорю, что человек осуждён на свободу». Свобода – это бремя; без богов, без дьяволов или инженеров-программистов, виновных в наших действиях или любом заранее определённом курсе действий. Каждый из нас в одиночку несёт полную ответственность за свою жизнь и свой выбор.
Простившись с утешительным заблуждением, будто бы человечество – центр Вселенной
«Человеческое существование пугает и сбивает с толку. Несколько сотен тысяч лет назад мы стали разумными, и поняли, что мир вокруг странный. Он был наполнен другими созданиями. Некоторых можно съесть. Некоторые могут съесть нас. Там была жидкая штука, которую мы могли пить, вещи, с помощью которых мы могли сделать другие вещи. В дневном небе висел маленький жёлтый шарик, согревавший нашу кожу. Ночное небо заполняли красивые огоньки. Очевидно, это место было сделано для нас.
Что-то наблюдало за нами. Мы были дома. Из-за этого было не так страшно и непонятно. Но чем старше мы становились, тем больше узнавали о мире и нас самих. Мы поняли, что чудесные огоньки чудесно сияют не для нас. Они просто есть. Мы поняли, что мы не центр того, что сейчас называем «Вселенной», и что она гораздо старше, чем мы думали.
Мы поняли, что мы сделаны из множества маленьких мёртвых штуковин, из которых получаются не мёртвые большие штуковины. И что мы всего лишь очередная временная ступень истории, продолжающейся уже миллиард лет.
В целом мы поняли, что живём на влажном кусочке пыли, вращающемся вокруг звезды средних размеров в тихом районе одного из спиральных рукавов галактики средних размеров, которая является частью галактической группы, которую мы никогда не покинем. И эта группа всего лишь одна из тысяч, вместе формирующих галактический суперкластер. Но даже наш суперкластер всего лишь один из тысяч, из которых состоит так называемая «Наблюдаемая Вселенная».
Вселенная может быть в миллионы раз больше, но мы никогда этого не узнаем. Мы можем говорить о двухстах миллиардах галактик или о триллионах звёзд или о базиллионе планет. Но эти числа ничего не значат. Наш мозг не может справиться с этими концепциями. Вселенная слишком велика. Её чересчур много.
Но размер – не самая затруднительная концепция, с которой нам приходится сталкиваться. Это время. А если точнее, сколько у нас его имеется. Если вам повезёт дожить до ста лет, в вашем распоряжении есть 5200 недель. Если сейчас вам 25, то у вас осталось 3900 недель. Если вы умрёте в 70, то у вас осталось 2340 недель. Времени достаточно, но не так уж и много. И что дальше? Ваши биологические процессы разрушатся и активная модель (то есть вы) перестанет быть такой уж активной. Она раствориться пока «вас» не останется.
Некоторые верят, что в нас есть часть, которую мы не можем увидеть или измерить. Но мы никак этого не узнаем. Эта жизнь может быть всем, что у нас есть. И может так получиться, что мы останемся мёртвыми навсегда. На самом деле, это не так страшно, как звучит. Если вы не помните 13 750 000 000 лет, прошедших до вашего существования, значит триллионы, триллионы и триллионы последующих лет пролетят незаметно, как только вы умрёте.
Закройте глаза. Посчитайте до одного. Вы почувствовали вечность. И, насколько мы знаем, в конце концов, сама Вселенная умрёт и ничего никогда больше не поменяется.
Наши видео вызывают экзистенциальный ужас у многих людей и последняя пара минут вряд ли помогла. Так что мы хотим предложить другую точку зрения. Ненаучную и субъективную. Философию Kurzgesagt, если хотите. Пожалуйста, не принимайте наши слова на веру. Мы знаем о человеческом существовании столько же, сколько и вы. Мы относимся к экзистенциальному ужасу с «оптимистичным нигилизмом». Что мы имеем в виду? Если обобщить, то вряд ли 200 триллионов триллионов звёзд были созданы для нас. Это похоже на жестокую шутку мироздания – мы обрели сознание только для того, чтобы понять, что эта история не про нас. Конечно, классно знать об электронах и митохондриях. Однако наука ничего не делает, чтобы нас воодушевить. Ок, и что дальше?
В жизни у вас есть всего одна попытка, что немного пугает, но в тоже время освобождает. Если Вселенная погибнет «теплосмертью», любые унижения когда-либо перенесённые вами будут забыты, все ошибки не будут ничего значить, всё то плохое, что вы сделали, исчезнет.
Если наша жизнь – всё, что нам дано испытать, значит это единственное, что по-настоящему имеет значение. Если во Вселенной нет правил, значит, мы сами можем создавать эти правила. Если у Вселенной нет цели, значит, мы сами можем её диктовать.
В какой-то момент люди обязательно прекратят своё существование. Но пока этого не случилось, мы можем исследовать себя и мир вокруг. У нас есть возможность чувствовать, наслаждаться едой, книгами, рассветом и друг другом. Сам факт, что мы можем даже думать об этом, уже невероятен.
Достаточно легко считать себя отделёнными от всего, но это неправда. Мы такая же часть Вселенной, как и нейтронная звезда или чёрная дыра, или туманность. Даже лучше, мы её думающая и ощущающая часть. Орган чувств Вселенной.
Мы невероятно свободны на детской площадке размером с Вселенную. Так что мы можем стремиться быть счастливыми и попытаться создать утопию среди звёзд. Не то чтобы мы узнали всё что можно узнать. Мы не знаем, почему правила Вселенной такие, какие они есть. Как возникла жизнь? Что такое жизнь? Мы не знаем, что такое сознание, и одни ли мы во Вселенной. Но мы можем попробовать найти ответы.
Есть миллиарды звёзд, которые мы можем посетить, болезней, которые нужно излечить, людей, которым можно помочь, счастливых чувств, которые нужно ощутить, и видеоигр, которые нужно закончить. Можно столько всего сделать!
Подводя итоги:
Озвученная в видео мысль о том, что у Вселенной нет цели, и мы сами можем её диктовать, опять-таки созвучна Сартру. Практически то же самое он выразил в теории «атеистического экзистенциализма», добавив: «Реальность лишь в действии…. человек есть не что иное, как его цель, он существует лишь постольку, поскольку реализует себя». Сартр писал, что мы не только определяем свою цель, но и должны это сделать, а иначе вообще нельзя говорить о существовании.
В этой пугающей радикальной свободе Сартр увидел элементарную возможность: сделать себя таким, каким хочешь быть.
Но эта головокружительная перспектива может откинуть нас обратно к заготовленным утешительным иллюзиям смысла и цели. Насколько страшно принять для себя тот факт, что цели во всей Вселенной нет?В конце концов, чтобы придать существованию смысл, Сартр обратился к ортодоксальному марксизму, ставящим во главу угла зависимость от неопровержимых фактов материального положения, а не от безграничных абстракций разума.
Возможно, мы свободны, как минимум, для того, чтобы принять мировоззрение, которое развеет наш экзистенциальный ужас. Мы также вольны принять идеи марксиста Антонио Грамши, который признался в чём-то вроде собственного «оптимистичного нигилизма». Только он назвал его «пессимизмом интеллекта» и «оптимизмом воли». Этот подход признаёт суровые социальные и материальные ограничения, на которые нас обрекает наше короткое, часто многострадальное, казалось бы, бессмысленное существование в этом материальном мире, которое, тем не менее, стремится к невозможным идеалам.
Превью: Владимир Антощенков.
По материалам статьи доктор философии Джоша Джонса.
Смотрите также:
cameralabs.org
Что такое оптимистичный нигилизм – Зожник
Если чувство собственной важности раздулось до неприличия, то посмотрите скорее это прекрасное видео (или же прочитайте его расшифровку). Если кратко, то: всё тлен, мы все довольно скоро умрём, так что давайте созидать и веселиться.
Человеческое существование пугает и сбивает с толку. Несколько сотен тысяч лет назад, мы стали разумными и поняли, что мир вокруг – странный. Он был наполнен другими созданиями. Некоторых можно съесть, некоторые могут съесть нас. Там была жидкая штука, которую мы могли пить. Вещи, с помощью которых мы могли сделать другие вещи. В дневном небе висел маленький желтый шарик, согревавший нашу кожу. Ночное небо было заполнено красивыми огоньками.
Очевидно, это место было сделано для нас. Что-то наблюдало за нами. Мы были дома. Из-за этого было не так страшно и непонятно, но чем старше мы стали, тем больше мы узнали о мире и нас самих. Мы поняли, что мигающие огоньки чудесно сияют не для нас. Они просто есть!
Мы поняли, что мы не центр того, что сейчас мы называем “Вселенная” и что она гораздо, гораздо старше, чем мы думали. Мы поняли, что мы сделаны из многих маленьких мёртвых штуковин, из которых получаются немёртвые большие штуковины. И что мы всего лишь очередная временная ступень истории, продолжающейся уже миллиард лет.
В целом, мы поняли, что живём на влажном кусочке пыли, вращающемся вокруг звезды средних размеров в тихом районе одного из спиральных рукавов галактики средних размеров, которая является частью галактической группы, которую мы никогда не покинем.
И эта группа всего лишь одна из тысяч, вместе формирующих галактический суперкластер. Но даже наш суперкластер всего лишь один из тысяч, из которых состоит так называемая “Наблюдаемая Вселенная”.
Вселенная может быть в миллионы раз больше, но мы никогда этого не узнаем. Мы можем говорить о двухстах миллиардах галактик, или о триллионах звёзд. или о базиллионе планет. Но эти числа ничего не значат. Наш мозг не может справиться с этими концепциями. Вселенная слишком большая, её чересчур много.
Но размер – не самая затруднительная концепция, с которой нам приходиться сталкиваться. Это время, а, если точнее, сколько у нас его имеется. Если вам повезёт дожить до ста лет, в вашем распоряжении есть 5200 недель. Если сейчас вам 25, то у вас осталось 3900 недель. Если вы умрёте в 70 лет, то у вас осталось 2340 недель.
Достаточно времени, но не так уж и много. И что дальше? Ваши биологические процессы разрушатся и активная модель (то есть вы) перестанет быть такой уж активной.
Она растворится, пока не останется “вас”. Некоторые верят, что в нас есть часть, которую мы не можем увидеть или измерить, но мы никак этого не узнаем.
Эта жизнь может быть всем, что у нас есть и может так получиться, что мы останемся мёртвыми навсегда. На самом деле, это не так страшно, как звучит. Если вы не помните 13.750.000.000 лет, прошедших до вашего существования, значит триллионы, триллионы и триллионы последующих лет пролетят незаметно как только вы умрёте.
Закройте глаза. Посчитайте до одного. Вы почувствовали вечность. И, насколько мы знаем, в конце концов сама Вселенная умрёт и ничего никогда больше не поменяется.
Наши видео вызывают экзистенциальный ужас у многих людей и последняя пара минут вряд ли помогла. Так что мы хотим предложить другую точку зрения. Ненаучную и субъективную. Философия Kurzgesagt, если хотите. Пожалуйста, не принимайте наши слова на веру, мы знаем о человеческом существовании столько же, сколько и вы.
Мы относимся к экзистенциальному ужасу с “Оптимистичным Нигилизмом“. Что мы имеем в виду? Если обобщить, то вряд ли 200 триллионов триллионов звёзд были сделаны для нас.Это похоже на жестокую шутку мироздания – мы обрели сознание только для того,чтобы понять, что эта история не про нас. Конечно, классно знать об электронах и митохондриях, однако, наука ничего не делает, чтобы нас воодушевить.
Ок, и что дальше? В жизни у вас есть всего одна попытка, что немного пугает, но в то же время освобождает. Если вселенная погибнет “теплосмертью”, любые унижения когда-либо перенесенные вами будут забыты, все ошибки не будут ничего значить, всё то плохое, что вы сделали, исчезнет. Если наша жизнь – всё, что нам дано испытать, значит это единственное, что по-настоящему имеет значение.
Если во вселенной нет правил, значит мы можем сами создавать эти правила. Если у вселенной нет цели, значит мы сами можем её диктовать. В какой-то момент люди обязательно прекратят своё существование. Но пока этого не случилось, мы можем исследовать себя и мир вокруг. У нас есть возможность чувствовать, наслаждаться едой, книгами, рассветом и друг другом.
Сам факт, что можем даже думать об этом уже невероятен. Достаточно легко считать себя отделёнными от всего, но это неправда. Мы такая же часть Вселенной, как и нейтронная звезда или черная дыра, или небула. Даже лучше – мы её думающая и ощущающая часть Орган чувств Вселенной.
Мы невероятно свободны на детской площадке размером со Вселенную. Так что мы можем стремиться быть счастливыми и попытаться создать утопию среди звёзд. Не то чтобы мы узнали всё, что можно узнать. Мы не знаем почему правила Вселенной такие, какие они есть.
Как жизнь начала своё существование? Что такое жизнь? Мы не знаем, что такое сознание или одни ли мы во вселенной, но мы можем попробовать найти ответы. Есть миллиарды звёзд, которые мы можем посетить. Болезней, которые нужно излечить, людям, которым можно помочь, счастливых чувств, которые нужно ощутить и видеоигр, которые нужно закончить. Можно столько всего сделать!
Подводя итоги, вы скорее всего потратили довольно большую часть данного вам времени. Если это наша единственная возможность побыть живыми, значит нет никаких причин, по которым мы не можем веселиться и жить настолько счастливо, насколько возможно.
Бонусные очки, если вы сделаете жизнь других людей лучше. Больше бонусных очков, если вы поможете построить галактическую человеческую империю.
Делайте то, что вам нравится. Вы сами выбираете, что это значит для вас.
Читайте и смотрите на Зожнике:
Почему надо покончить со стереотипами и принять свое тело
Как опыт ранних лет записывается в ДНК
Эпитафия высоким каблукам
Рэй Курцвейл: «Будьте готовы к гибридному мышлению»
Как бег повлиял на эволюцию человека
Расскажите друзьям:
Юлия Кудерова Четверг, 07.09.2017
note.taable.com
/ph/ — Оптимистический нигилизм
>>81421> аксиомой в том, что Вселенная существует не для нас
А ты исходишь из другой точки зрения?
> если в жизни нет смысла, то ты можешь придумать любой
Довольно грубая мысль, мне кажется. Если мы во-включены в Бытие, а у него нет смысла, то какое-то создание его кажется самообманом. Лично у меня возникает такое чувство. То есть, меня пугает смерть, но она же меня и успокаивает. Здесь, наверное, важно соблюдать некий баланс. Нельзя позволять смерти ввергнуть тебя в депрессию, но и с помощью неё обесценивать какие-то внешние независящие от тебя проблемы. Это как мысль, которую нельзя думать слишком часто. О том, что ничего не имеет смысла потому, что никогда ничего не было из за того, что когда-то всё закончится и не будет памяти.
> Больше того, что мы умрем меня раздражает то, что люди тратят свой ресурс именно на такие видео.
Полагаю ты тоже исходишь из убеждения, что жизнь определённо ценна? Даже допустим, что жизнь — это дар, некая уникальная возможность. Что мешает распоряжаться этой уникальной возможностью руководствуясь своими желанием, принципами или верой и мыслями? К тому же, если это дар, а не рабство, то почему человек не может делать с этим что хочет? Тогда сама ценность жизни никак не обоснована. Очередное кантианство с вещью-в-себе.
«Итак, я говорю вам: завтра для вас ничего не будет иметь значения. Вы думаете о славе? Вы думаете о семье? Но ваша память умрёт вместе с вами — ваша семья умрёт вместе с вами. Вы думаете о своих идеалах? Вы хотите оставить завещание? Вы хотите надгробие? Но завтра они тоже исчезнут. — Все люди умрут вместе с тобой — твоя смерть — комета, которая не подведёт. Ты обращаешься к Богу? — Бога нет, Бог умирает с тобой. Царство Небесное рушится с тобой. Завтра ты мёртв, мёртв. Завтра всё кончено. Твоё тело, твоя семья, твои друзья, твоя страна, то что ты делаешь, то что ещё сможешь сделать. Хорошее, плохое, истина, ложь, твои идеи, твоя роль, твой Бог и его Царство, небо, ад — всё, всё, завтра всё кончено — за 24 часа смерти.»
2ch.hk
«Вот так ощущается вечность» — Росбалт
© Стоп-кадр видео
На YouTube-канале Kurzgesagt, где в среднем выходит одно видео в месяц, появился новый ролик «Optimistic Nihilism».
Просветительский канал Kurzgesagt за несколько лет собрал почти… три миллиона подписчиков. Его авторы создают удивительные и красиво оформленные анимированные видеоролики, объясняющие пространство, науку, жизнь, войну и культуру.
Самое важное — там есть русские субтитры! Чтобы их включить, нужно нажать на значок шестеренки в элементах управления плеером и выбрать там русский язык. Если непонятно — тут инструкция.
Новое видео — это философское видеоэссе о смысле жизни. И еще о многом другом.
Как говорят сами авторы, оно одновременно вызывает экзистенциальный ужас и успокаивает. Некоторых — просто успокаивает, потому что вырывает из потока будней хотя бы на несколько минут, обозревая наше существование со столь высокой точки, что большинство повседневных проблем кажутся совершенно несущественными.
В общем, посмотрите сами…
Видео: Оптимистический нигилизм (Optimistic Nihilism)
«Росбалт Like» собрал еще четыре популярных видео с этого канала. Например, «Что такое жизнь?», «Кто ты?» Авторы пытаются ответить на эти вопросы, используя научный подход. Ролики понравятся тем, кто не боится познавать мир, как бы ни были пугающи или некомфортны полученные знания.
1. Что такое жизнь? Смерть реальна?
2. Что ты такое?
3. Зависимость.
4. Что было до начала истории? Происхождение человека.
Посмотрите еще «19 изображений, доказывающих, что будущее уже наступило».
www.rosbalt.ru
За нигилизмом / Православие.Ru
Из книги иеромонаха Серафима (Роуза) «Человек против Бога», изданной в серии «Духовное наследие русского зарубежья», выпущенной Сретенским монастырем в 2006 г.
Описанный на этих страницах образ «нового человека» был исключительно отрицательным, и многие из изучающих современное состояние человека, признавая истинность некоторых наших наблюдений, непременно отвергнут их как «односторонние». Поэтому справедливости ради нам следует рассмотреть другую, «позитивную» сторону.И действительно, не вызывает никакого сомнения, что параллельно с описанными нами порождаемыми нигилизмом отчаянием, разочарованием, ачеловечностью развивается направление оптимистично-идеалистическое, произведшее на свет своих собственных «новых людей». Среди них молодые люди, идеалисты и практики одновременно, с готовностью решающие трудные проблемы сегодняшнего дня, стремящиеся распространить американский или советский или какой-либо более универсальный идеал, стоящий над ними, на «отсталые» страны. Это ученые-энтузиасты, сметающие все возможные «преграды» в процессе проводимого сегодня «волнующего» поиска и эксперимента. Это пацифисты и идеалисты ненасилия, борющиеся за мир, братство, мировое единство и преодоление вековой ненависти. Это «сердитые» молодые писатели, ратующие за справедливость и равенство и несущие в этот печальный мир настолько успешно, насколько и доступно новое «благовестие» о радости и творчестве. Сюда относятся и те художники, чье изображение современного человека мы так безжалостно критиковали выше, потому что они стремятся обличить мир, который его произвел, и таким образом указать ему на иной путь. Это и большое число обычных молодых людей, которые счастливы жить в столь «восхитительное» время: они честны, добропорядочны, с уверенностью и оптимизмом смотрят в будущее, где мир по меньшей мере узнает счастье вместо горя. Старшее поколение, слишком изломанное той эрой нигилизма, через которую оно прошло, чтобы разделять энтузиазм этих молодых людей, возлагает на него все свои надежды. Так может ли случиться, что, если тому будет благоприятствовать дух века сего, их мечты станут реальностью?
Прежде чем ответить на этот вопрос, зададим себе другой, более фундаментальный: какова природа веры и надежды, воодушевляющих подобные мечты? Ответ очевиден: эти вера и надежда целиком и полностью принадлежат миру сему. Художественные и научные новинки, благосостояние и комфорт, исследование новых миров, «мир», «братство» и «радость» в том значении, в каком их понимает общественное сознание, — вот блага мира сего, которые приходят и которые, если стремиться к ним с той преданностью, с какой делает это оптимистично настроенный «новый человек», являются духовно вредными. Настоящий и вечный дом человека не в этом мире. Истинные мир, любовь и радость во Христе, которые верующий узнает уже в этой жизни, относятся к абсолютно иному порядку, нежели их мирские пародии, которые «новый человек» наполняет пустыми надеждами.
Существование этого «нового человека», чьи вера и надежда ориентированы исключительно на этот мир, является еще одним доказательством успеха нигилистической программы. Фотография этого «нового человека» в его, так сказать, «позитивной форме» сделана с негатива того самого недочеловека, которого мы описывали выше. На негативе мы видим его побежденным бесчеловечным миром, с измененными природными свойствами. Пессимизм и отчаяние, выраженные в этом образе, являются последним слабым протестом против деятельности нигилизма, и в том состоит его единственное позитивное значение и в то же время свидетельство его успеха. На позитиве «новый человек» приготовился изменить мир, пусть и несовершенный, но единственный известный ему. В этом образе уже больше нет конфликта, потому что человек зашагал по пути переформирования и переориентации, в результате чего он должен полностью «приспособиться» к новому миру. Оба эти образа едины, так как оба они отражают смерть того человека, который жил до сих пор, а именно странника на этой земле, вглядывающегося в небеса, как в свой истинный дом, и в то же время свидетельствуют о рождении «нового человека», принадлежащего единственно этой земле, не знающего ни надежды, ни отчаяния, находящихся вне мира сего.
Расположенные между этими двумя образами, позитивные и негативные отпечатки-образы «нового человека» составляют картину состояния современного человека — человека, в котором обмирщенность победила веру. В то же время они являются знаком перехода, предзнаменованием основного изменения «в духе века сего». На негативе отпадение от христианской истины, являющееся основной характеристикой современности, кажется, достигло своего критического предела: Бог «мертв», человек, сотворенный по Его образу, утратил свою природу и ниспал в недочеловечество. С другой стороны, на позитиве видно начало нового движения: человек открыл свою новую природу, природу земной твари. Век отрицания и нигилизма, содеяв максимально, на что способен, закончился: «новый человек» настолько равнодушен к христианской истине, что даже не отрицает ее, все его внимание обращено к этому миру.
Новый век, который многие называют «постхристианским», есть одновременно и век, следующий «за нигилизмом», — это определение отражает одновременно и реальный факт в настоящем, и надежду на будущее. Реальный факт состоит в том, что нигилизм, негативный по своему содержанию, хотя, возможно, и позитивный по своим устремлениям, всю свою энергию черпающий из страсти к разрушению христианской истины, достигает цели своей программы в тот момент, когда производит механизированную «новую землю» и дегуманизированного «нового человека». Здесь уничтожается влияние христианства на человека и общество, и теперь нигилизм должен отойти в сторону и уступить место другому, более «конструктивному» движению, способному действовать на основе автономных и позитивных мотивов.
Это движение, которое мы будем описывать под именем анархизма, перенимает у нигилизма эстафету революции и должно будет довести до логического завершения то, что начал нигилизм.
Надежда, содержавшаяся в определении «за нигилизмом», наивна, ее духовный и исторический смысл состоит в том, что новому веку предстоит увидеть не только устарение, но и преодоление нигилизма. Бог нигилизма, ничто, — это пустота, вакуум, который жаждет быть заполненным; те, кто жили в этом вакууме и признавали нечто своим богом, не могут не искать другого бога, надеясь, что он выведет их из века и из-под власти нигилизма. Такие люди пытаются увидеть в сложившейся ситуации некий позитивный смысл. Не желая верить, что прошедший век был абсолютно бесплодным, они и сочиняют оправдания, в которых нигилизм, каким бы зловещим он ни был, предстает как необходимое средство к достижению цели, лежащей за его пределами, подобно как разрушение предваряет перестройку, а темнота предшествует рассвету. Если настоящая темнота, неуверенность и страдание и неприятны, то они — продолжается оправдание — все-таки полезны и очистительны: лишенные иллюзий, среди «темной ночи» сомнения и отчаяния, мы должны перетерпеть все эти испытания и остаться «открытыми» и «восприимчивыми» к тому, что может принести всемогущее будущее. Нигилизм, следует вывод, это апокалипсическое знамение приближения нового, лучшего века. Эта апология почти универсальна, ее можно приспособить к бесчисленным современным представлениям. Крайним примером подобного приспособления может служить приведенное выше высказывание Геббельса о «позитивном» значении национал-социализма. Другие, более духовные его варианты повсеместно встречаются со времени кризиса мысли, вызванного французской революцией. Поэты, «пророки», оккультисты и люди более прозаические, на которых они оказали влияние, безумно страдая от беспорядков их времени, находят утешение в мысли, что на самом деле это есть замаскированное богословие. И снова можно процитировать Йейтса, чье отношение весьма типично: «Дорогие хищные птички, готовьтесь к войне… Любите войну за ее ужас; веру можно изменить, цивилизацию обновить… Вера происходит от потрясения… Вера постоянно обновляется перед ужасом смерти».
Подобное же отношение порождает надежды, связанные с Советским Союзом. Большинство людей, «будучи реалистичными», принимают социальные, политические, экономические преобразования, производимые марксизмом, резко осуждая при этом его насильственные методы и экстремистскую идеологию.
Исполненные оптимизма и надеющиеся на изменения к лучшему, они приветствовали «оттепель», явившуюся со смертью Сталина, ожидая вскоре увидеть первые признаки далеко идущего марксистского идеала. От «сосуществования» легко перейти к сотрудничеству, а от него и к гармонии. Подобные идеи — результат глобального непонимания природы современной революции. Нигилизм — лишь одна из ее сторон. Насилие и отрицание, разумеется, только подготовительный этап более обширного плана, чья цель обещает быть не то чтобы лучше, но несравненно хуже, чем век нигилизма. Если в наше время мы видим признаки того, что эра насилия и отрицания проходит, то это совсем не потому, что нигилизм «преодолен» или «исчерпал себя», но потому, что задача его практически завершена и в нем нет более нужды. Возможно, революция переходит из фазы злобной в фазу более «милостивую» — но не потому, чтобы она изменила свое направление и стремления, а потому, что она уже приближается к достижению своей главной цели, от которой никогда не отказывалась, и, упоенная успехом, она приготовилась расслабиться и насладиться этой целью.
Последняя надежда современного человека оказывается лишь еще одной иллюзией; надежда на новый век, следующий за нигилизмом, представляет собой формулировку последнего пункта в программе революции.
И марксизм вовсе не единственный способствует осуществлению этой программы. Сегодня не существует ни одной крупной державы, чье правительство не было бы «революционным», не найдется ни одного облеченного властью или влиянием лица, чья критика марксизма шла бы дальше предложения более удачных средств для достижения не менее «революционной» цели. Отказаться от идеологии революции в современном «интеллектуальном климате» слишком явно означало бы обречь себя на политическое безвластие. Что еще яснее может доказать антихристианский характер нашего века? (Глубинное антихристианство есть, несомненно, то псевдохристианство, которое является целью революции.)
Сам нигилизм, подходя к завершению своей программы, указывает на цель, лежащую за ней, в этом-то и состоит реальное значение нигилистической апологии Йейтса и других. И снова именно у Ницше, этого причудливого «пророка», знавшего о нигилизме все, кроме его главного смысла, эта идея выражена с наибольшей силой:
«При определенных обстоятельствах возникновение экстремальных форм пессимизма и действительного нигилизма может служить признаком того, что идет процесс чрезвычайного роста и человечество переходит в совершенно новые условия существования. Вот что я понял».
«За нигилизмом будет происходить “переоценка ценностей”: в этой формуле находит выражение некоторое контрдвижение, являющееся таковым по своему принципу и миссии; в отдаленном будущем оно сменит совершенный нигилизм, который оно рассматривает, однако, как необходимый шаг на пути к собственному приходу, необходимый как логически, так и психологически, и оно, это движение, может наступить только как его кульминация и выход из него».
Достаточно странно, но та же мысль выражена в абсолютно ином контексте у Ленина, когда после восторгов по поводу нигилистической идеи вселенской «фабрики» он продолжает: «Но эта “фабричная” дисциплина, которую победивший капиталистов и свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для той радикальной очистки общества от гнусностей и мерзостей капиталистической эксплуатации для дальнейшего движения вперед».
Вот это-то «движение вперед», которое Ницше и Ленин описывают как «совершенно новые условия существования», и является главной целью революции. Эта цель, поскольку она находится «за нигилизмом» и представляет собой обширную тему для разговора, требует отдельного рассмотрения. В заключение настоящей главы и нашего разговора о нигилизме определим еще его природу, трехчастный вывод нигилистической мысли.
Эту задачу можно рассматривать как, вопервых, вывод из нигилистического уничтожения старого порядка — это идея «нового века» — «нового» в абсолютном, а не в относительном смысле. Этот начинающийся век не просто последний или даже величайший из всех веков, он есть вступление в совсем иное время, противопоставленное всему, что было прежде. В 1884 году Ницше писал в одном из писем: «Быть может, я первый говорю сейчас об идее, которая разделит историю человечества надвое», следствием ее будет то, что «все, кто родится после нас, будут принадлежать более высокой истории, чем вся предшествующая история». Конечно, Ницше был ослеплен гордостью — он не сделал никакого «открытия», а лишь облек в слова то, что уже какое-то время «витало в воздухе». Та же самая мысль была высказана Достоевским еще двенадцатью годами раньше устами Кириллова, наиболее крайнего представителя «бесов»: «Тогда новая жизнь, тогда новый человек, все новое… Тогда историю будут делить на две части: от гориллы до уничтожения Бога и от уничтожения Бога до… перемены земли и человека физически».
Здесь заложен уже второй вывод нигилистической мысли. Нигилистический бунт и антитеизм, ответственные за «смерть Бога», дали жизнь идее, которая должна открыть этот «новый век», а именно: идее преобразования самого человека в бога.
«Все боги мертвы, — говорит Заратустра Ницше, — теперь мы желаем, чтобы жил суперчеловек». «Убийство» Бога слишком серьезная драма, чтобы человек мог оставаться в прежнем состоянии: «Не следует ли нам опять стать богами, чтобы быть достойными этого?» У Кириллова же суперчеловек есть человекобог, потому что, по его логике, «если Бога нет, то я сам бог».
Именно эта концепция суперчеловека лежит в основе и вдохновляет идею «преобразования человека» как в реализме Маркса, так и в витализме бесчисленных оккультистов и художников. Разнообразные концепции «нового человека» есть не что иное, как наброски суперчеловека, как ничто, бог нигилизма, — это пустота, ожидающая быть заполненной откровением «нового бога»; так же и «новый человек», которого нигилизм лишил формы и характера, умалил, оставил без веры, без ориентации, — этот «новый человек», независимо от того, оценивают ли его положительно или отрицательно, стал более «подвижным» и «гибким», «открытым» и «восприимчивым», он — пассивный материал, ожидающий нового открытия или откровения и приказа, который бы облек его в его окончательную форму.
Наконец, вывод из нигилистического уничтожения власти и порядка представляет собой присутствующую во всех мифах «о новом порядке» идею об абсолютно новых видах порядка — порядка, который его наиболее яростные защитники без колебания называют «анархией». По марксистскому мифу, нигилистическое государство должно «отмереть», оставив мировой истории уникальный мировой порядок, который без преувеличения можно будет назвать «тысячелетним царством».
«Новый век», управляемый анархией и населенный «суперлюдьми», — вот революционная мечта, которая вдохновила невероятные драмы современной истории. Это апокалиптическая мечта, и правы те, кто видят в ней странное извращение христианского ожидания Царства Небесного. Но этим нельзя оправдать того «сочувствия», которое вызывают, у многих по крайней мере, наиболее «честные» и «благородные» из революционеров и нигилистов; вот одна из ловушек, о которых, мы считаем, необходимо предупредить сразу. В мире, балансирующем на краю благонамеренных, но наивных людей, большим искушением служит желание избрать некоторых наиболее ярких представителей, населяющих современный интеллектуальный ландшафт, и, в неведении истинных критериев правды и духовности, сделать из них «духовных гигантов», чье слово было хотя и «неправославно», но «зажигательно». Однако реальность и этого, и будущего мира слишком сурова, чтобы можно было позволить себе подобную неопределенность и либерализм. Благие намерения слишком легко попадают мимо цели, гений и благородство слишком часто извращаются, развращение лучших производит не лучших, так сказать, второго сорта, но худших. Нельзя отказать в талантливости, ревности и ладе, некотором благородстве таким, как Маркс, Прудон, Ницше, но их благородство — это благородство Люцифера, некогда первого из Ангелов, который, желая стать бо/льшим, чем он был, ниспал с такой высоты в бездну. Их видение, которое некоторые принимают за род более глубокого христианства, есть видение правления антихриста, сатанинское извращение и подделка Царства Божия. Все нигилисты — и прежде всего наиболее гениальные и обладающие наибольшей широтой видения — пророки диавола, отказывающиеся отдать свой талант на смиренное служение Богу. «Они воюют против Бога Его же дарами».
Вряд ли можно отрицать (и это подтверждает трезвый взгляд на все преобразования, происшедшие с миром и человеком за последние века), что война врагов Божиих оказалась успешной, ее окончательная победа представляется весьма близкой. Но что за «победа» может быть в такой войне? Какого рода «мир» ждет человечество, столь долго обучавшееся насилию? Мы знаем, что в христианской жизни средства и цели находятся в гармонии. Через молитву и благочестивую жизнь, через Таинства Церкви христианин изменяется благодатью Божией, все более уподобляясь своему Господу и становясь достойным участия в том Царстве, которое Он приготовил всем, следующим Ему в истине. Тех, кто Его, узнают по плодам их: терпению, смирению, кротости, послушанию, миру, радости, любви, доброте, прощению, — эти плоды одновременно и готовят к этому Царству, и делают уже причастными Его во всей полноте. Цель и средства едины; начатое в этой жизни совершенствуется в будущей. Подобным же образом и в деяниях диавола есть, если можно так выразиться, «гармония»: характер «добродетелей» его служителей соответствует целям, которым они служат. Ненависть, гордость, бунтарство, несогласие, насилие, необузданная власть — все эти свойства не смогут вдруг чудесным образом исчезнуть, когда, наконец, революционное царство осуществится на земле.
Они, напротив, скорее углубятся и разовьются. Если революционная цель, стоящая «за нигилизмом», и описывается в абсолютно противоположных терминах, если нигилисты и видят в ней царство «любви», «мира» и «братства», то это потому, что диавол — обезьяна Бога, и даже в своем отрицании он вынужден признать источник этого отрицания; или, что ближе к нашей теме, люди, упражняющиеся в нигилистских «добродетелях» и принявшие нигилистическое преобразование мира, настолько изменились, что уже начинают жить в революционном царстве и видеть все глазами диавола, то есть противоположно тому, как видит это Бог.
То, что стоит «за нигилизмом» и о чем мечтали величайшие его «пророки», является не преодолением нигилизма, но его кульминацией. «Новый век», будучи произведением нигилизма, на деле будет мало чем отличаться от той нигилистической эпохи, которая нам известна. Думать иначе, искать спасения в каком-то новом «развитии», будь оно результатом неизбежного «прогресса» или «эволюции», или некоей романтической диалектики, или даром из сокровищницы будущего, перед которым в суеверном ужасе предстоит человечество, — думать так — значит пасть жертвой чудовищного заблуждения. Нигилизм представляет собой духовный беспорядок, и преодолеть его можно только духовными средствами, в современном же мире не было сделано ни одной попытки применить эти средства. Очевидно, что нигилистической болезни предоставлено развиваться до самого своего конца. Цель революции, бывшая первоначально галлюцинацией нескольких лихорадочных умов, ныне стала целью всего человечества. Люди устали, Царство Божие слишком далеко, православный христианский путь слишком узок и труден. Революция проникла в «дух века сего», и противиться этому мощному напору современный человек не в состоянии, потому что для этого ему нужны две вещи, целиком и полностью уничтоженные нигилизмом: истина и вера.
Закончить наш разговор о нигилизме на этой ноте — значило бы подвергнуться обвинениям в том, что у нас есть свой собственный нигилизм: наш анализ, может быть сказано, чрезмерно «пессимистичен». Категорично отрицая почти все, что современники считают ценным и истинным, мы как бы находимся в той же полноте отрицания, что и самые крайние нигилисты. И христианина действительно в определенном смысле можно назвать «нигилистом», потому что для него мир — ничто, а Бог — всё. Такая позиция, конечно, прямо противоположна тому нигилизму, который мы здесь рассматривали; там Бог — ничто, а мир —всё. То есть нигилизм исходит из бездны, а христианский «нигилизм» исходит из полноты. Настоящий нигилист верит в вещи приходящие и оканчивающиеся ничем: оптимизм на подобной основе тщетен. Отвергая всю суетность, христианин верит в то единственное, что не проходит, — в Царство Божие.
Тому, кто живет во Христе, могут быть даны многие блага мира сего, и он может наслаждаться ими, даже осознавая их мимолетность, но он не нуждается в них, они для него ничего не значат. С другой стороны, тот, кто не живет во Христе, уже живет в бездне, и все сокровища мира не могут заполнить его пустоты.
Впрочем, мы используем лишь литературный прием, когда называем нищету и нестяжательность христианина «нигилизмом». На самом деле они есть полнота, изобилие, радость паче всякия радости. И только обладающий этим изобилием может мужественно смотреть в лицо бездне, в которую ведет людей нигилизм. Самый крайний отрицатель, самый разочарованный из всех людей может существовать, только если сбережет от своего разрушительного анализа хотя бы одну иллюзию. Вот в чем психологический корень «нового века», на который возлагают надежду наиболее последовательные нигилисты. Тот, кто не верит во Христа, неизбежно должен будет уверовать в антихриста.
Но если историческим концом нигилизма должно стать царство антихриста, его духовный конец лежит за пределами этого последнего дела сатаны на земле, его духовный конец — ад, и именно там нигилизм ждет его окончательное поражение. Нигилист должен быть побежден не только потому, что его мечта о земном рае ведет к вечной погибели, так как последовательный нигилист, в отличие от своего «оппонента» — антихриста, слишком разочарован, чтобы действительно верить в этот рай, если он когда-нибудь наступит. Нигилист должен быть побежден скорее потому, что ад доказывает всю бесплодность его заветного желания — сведения на нет Бога, Его творений и себя самого. Хорошо выразил Достоевский опровержение нигилизма словами умирающего старца Зосимы:
«О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря уже на знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные, приобщившиеся сатане и гордому духу его всецело. Для тех ад уже добровольный и ненасытимый; те уже доброхотные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь. Злобною гордостью своей питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную свою сосать из своего же тела начал. Но ненасытимы во веки веков и прощение отвергают, Бога, зовущего их, проклинают. Бога Живого без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтобы уничтожил Себя Бог и все создание Свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия. Но не получат смерти…»
Великая и непобедимая истина христианства состоит в том, что нет уничтожения, нигилизм тщетен. С Богом можно бороться, и в этом состоит содержание современной эпохи, но Его нельзя победить и от Него никуда нельзя скрыться: Его Царство будет длиться вечно, и все, кто отвергает призыв к Его Царству, должны будут вечно гореть в адском пламени.
Поэтому, естественно, основным стремлением нигилизма было исключить ад и страх ада из сознания людей, в чем он явно преуспел; для большинства сегодняшних людей ад превратился в глупость, предрассудок, если не в «садистскую» фантазию. Даже те, кто еще верят в либеральные «небеса», не оставляют в своей вселенной места для ада. Как ни странно, однако современному человеку гораздо больше знаком ад, чем небеса; само слово и понятие, которое за ним стоит, занимает значительное место в сегодняшнем искусстве и мысли. Ни от одного внимательного наблюдателя не может укрыться тот факт, что в нигилистическую эпоху более чем когда-либо люди превратили землю в подобие ада, и те, кто понимают, что живут в бездне, без колебаний называют свое состояние адским. Мука и беды этой жизни есть предвкушение ада, равно как радости христианской жизни — радости, которые нигилист и представить себе не может, так далеки они от него — это предвкушение рая.
Но даже если нигилист и представляет смутно, что такое ад, он не знает его во всей полноте, которую и нельзя постичь в этой жизни. Самые крайние нигилисты, служащие демонам и даже призывающие их, не имеют необходимого духовного видения, чтобы узнать их, как они есть. Сатанинский дух, дух ада всегда скрывается под личиной в этом мире: его ловушки, расставленные вдоль широкого пути, кажутся многим приятными или, по крайней мере, волнующими, а для тех, кто последует его пути, диавол предлагает утешительную мысль и надежду на совершенное умирание. Хотя несмотря на утешение диавола, ни один из его последователей не может быть вполне «счастлив» в этой жизни, хотя в последние дни, предисловием к которым являются бедствия нашего времени, будет «великая скорбь, какой не было от начала мира доныне» (Мф. 24, 21), все же только в будущей жизни слуги диавола осознают всю горечь безнадежной скорби.
Христианин верит в ад и боится его пламени, — не земного пламени, которым представляет его умник-невер, но пламени бесконечно более жгучего, потому что, как и тела, в которых люди воскреснут в последний день, оно будет духовным и не будет иметь конца. Мир упрекает христианина за его веру в такие неприятные вещи, но не извращенность или садизм, а вера и опыт приводят его к этому. Только тот может полностью поверить в ад, кто полностью верит в небеса и жизнь в Боге, потому что только тот, кто хоть немного представляет себе эту жизнь в Боге, может осознать, что значит ее отсутствие. Для большинства сегодняшних людей жизнь — мимолетный пустяк, не нуждающийся в утверждении или отрицании, облаченный в утешительные иллюзии и надежду на абсолютное ничто в будущем; эти люди ничего не узнают об аде, покуда сами не окажутся в нем. Но Бог слишком любит даже таких людей, чтобы дать им просто «забыть» Себя и «отойти» в ничто, где нет Того, Кто Сам — единственная жизнь человеков. Даже этим людям, сущим в аду, Он предлагает Свою любовь, которая мучит тех, кто в этой жизни не приготовился к ее принятию. Многие испытываются и очищаются в этом пламени, делаясь достойными жизни в Царствии Небесном, но другие вечно пребудут в аду с демонами, для которых он был предуготован.
Даже сегодня, когда люди стали так слабы, что не могут смотреть правде в лицо, не следует смягчать реальность будущей жизни. Тем же, которые осмеливаются считать, что они знают волю Бога Живого, и судить Его за «жестокость» — будь они нигилисты или более сдержанные гуманисты, — можно указать на то, во что все они веруют, — на достоинство человека. Бог призвал нас не к современным «небесам» покоя и сна, но к полной обожествляющей славе сынов Божиих, и если мы, которых Бог считает достойными этого, отвергаем Его призвание, тогда для нас лучше адское пламя, мука, служащая последним и ужасным доказательством высокого призвания человека и Божественной негасимой любви ко всем человекам, чем ничто, на которое уповают нигилисты и маловеры нашей эпохи. Человек достоин только ада — и никак не менее, если он не достоин небес.
pravoslavie.ru
НИГИЛИЗМ
(от лат. nihil — ничто, ничего) — термин, получивший широкое распространение в России в лит.-политич. полемике 60-х гг. 19 в. Введен в публицистику M. H. Катковым, взявшим его из романа И. С. Тургенева «Отцы и дети». Использовался реакц. и консервативной журналистикой и авторами т. н. антинигилистич. романов (Н. С. Лесков, В. П. Клюшников, А. Ф. Писемский, P. M. Достоевский и др.) для дискредитации разночинной демократии, представители к-рой изображались как бездумные отрицатели, «игноранты», каких бы то ни было обществ. ценностей — нравственности, красоты, гражд. обязанностей, веры в положит. идеалы, объявлялись сторонниками вульгарного материализма в философии, аморализма в этике, анархич. отрицания иск-ва, проповедниками полового разврата. Н. представлялся как явление, лишенное нар. нац. почвы, как занесенное с Запада антипатриотическое поветрие. При изображении нигилистов представители антинигилистического лагеря стремились представить их людьми, мешающими осуществлению в стране социального и политического прогресса, вынуждающими правительство — посредством своих беспредельно радикальных требований — к ограничению политических свобод, способными на самые низкие поступки.
Лишенный науч. значения термин «Н.» все же отражает нек-рые черты, не охватываемые понятием «революц. демократизм», но тем не менее характерные для умонастроения молодой рус. разночинной демократии. Среди них — известная прямолинейность политич. тактики, преувелич. рационализм и утилитаризм в этике и эстетике, полемич. заострение элементов сенсуализма в философии, несколько прагматич. подход к культурному наследию и пр. Эти крайности, не выражавшие сущности демократич. идеологии шестидесятников (что подчеркивали А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский и Д. И. Писарев) и изжитые в последующем развитии рус. революц. процесса, были порождены рядом условий рус. действительности. Посредством ряда уступок (крест. реформа 1861 и др.) и усилением репрессий правящие классы смогли ликвидировать состояние революц. ситуации, обезглавить и распылить революц. силы. Надежды рус. демократов на крест. революцию оказались тщетными. Стремление к радикальному преобразованию общества на демократич. основах не могло осуществиться из-за непомерного гнета гос. власти (цензурный деспотизм, аресты и т. д.). Для разночинцев — представителей социального слоя, только еще поднимающегося к культуре и в значит. степени разочарованного в результатах дворянской цивилизации, — единственно реальным выходом энергии оставалось расшатывание коренных традиц. устоев существующего общества, что не всегда обходилось без крайностей. Принцип революц. отрицания иногда доводился до крайности, но в своей гл. сути выражал не только непримиримость к самодержавно-крепостнич. порядкам и охранит. идеологии, но и ненависть к различным формам социального паразитизма и приспособленчества: либеральному соглашательству в политике, бесплодному обличительству в лит-ре, чиновничьему карьеризму, лицемерию в быту, мистицизму, уходу в «чистую» науку и «чистое» иск-во и т. п. Отдельными сторонами он был направлен и против революционных иллюзий.
По преимуществу негативные, разрушительные, эти задачи не могли все же заменить конкретной позитивной политич. программы, столь необходимой особенно в условиях спада революц. ситуации. Т. н. раскол в нигилистах — резкая полемика между двумя гл. демократич. печатными органами «Современником» и «Рус. словом» в 1864-65 — явился ярким тому свидетельством и выражением насущной необходимости в разработке цельной программы рус. освободит. движения. К кон. 60-х гг. нигилистические настроения изживают себя: из общего лагеря разночинной демократии выделяются группы, с одной стороны, революционеров, с др. стороны, нек-рые бывшие нигилисты превращаются в проповедников либерального культурничества.
Почти исчезнувший из полемич. лит-ры к кон. 60-х гг. термин «Н.» вновь используется в реакц. публицистике в моменты наибольшего обострения клас. борьбы в России. Несмотря на протесты Писарева, Герцена, П. А. Кропоткина и др., указывавших на несоответствие назв. Н. подлинному содержанию рус. революц.-демократич. идеологии 60-х гг., термин зачастую использовался в дворянско-бурж. историографии как адекватное обозначение идей и деятельности шестидесятников. У ряда совр. зап.-европ. авторов (В. Нигг, Г. Римша, Ф. Баргурн, А. Ярмолинский и др.) термин «Н.» неправомерно используется как обозначение тех форм русского освободительного движения 19 в., наследниками к-рых выступили в 20 в. большевики.
Лит.: Антонович М., Асмодей нашего времени, в кн.: Литературно-критич. ст., М.-Л., 1961; Герцен A., Еще раз Базаров, Соч., т. 20, ч. 1, М., 1960; (Катков М.), О нашем нигилизме, «PB», 1862, No 7; Кропоткин П., Записки революционера, М.-Л., 1933; Записка К. Д. Кавелина о нигилизме, публ. П. А. Зайончковского, в сб.; ИА, кн. 5, М., 1950; Писарев Д. И., Реалисты, Соч., т. 3, М., 1956; Тургенев И. С., Лит. и житейские воспоминания. Собр. соч., т. 10, М., 1956; Алексеев А. И., К истории слова «нигилизм», в сб.: Статьи по слав. филологии и рус. словесности, Л., 1928; Батюто A., К вопросу о происхождении слова «нигилизм» в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети», «ИАН СССР. ОЛЯ», 1953, т. 12, в. 6; Воровский В. В., Базаров и Санин, в кн.: Лит.-критич. статьи, М., 1956; Демидова Н. В., Д. И. Писарев и нигилизм 60-х гг., «ВЛГУ», 1965, No 5. Серия экономики, философии и права, No 1; Козьмин Б. П., «Раскол в нигилистах», в кн.: Из истории революц. мысли в России, М., 1961; его же, Два слова о слове «нигилизм», «ИАН СССР. ОЛЯ», 1951, т. 10, в. 4; Пустовойт П., Роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» и идейная борьба 60-х гг. XIX в., М., 1960; Coquart A., Dm. Pisarev (1840-1868) et I «idéologie du nihilisme russe, P., 1946; Cyzevski D., Zur Vorgeschichte des Wortes «N», «Z. für slav. Philologie», 1943, Bd 18, H. 2, § 93.
А. И. Володин. Москва.
Источник: Советская историческая энциклопедия
предыдущие статьи
последующие статьи
mirznanii.com
Любовь, западный нигилизм и революционный оптимизм.
Как ужасно угнетающа стала жизнь почти во всех западных городах! Как ужасна и печальна. Не то чтобы эти города были не богаты; они богаты. Конечно, там всё ухудшается, инфраструктура рушится и есть признаки социального неравенства, даже страданий на каждом углу. Но если сравнить почти со всеми другими частями мира, богатство западных городов всё ещё выглядит шокирующим, почти гротескным. Но богатство не гарантирует удовлетворённости, счастья и оптимизма. Потратьте весь день на прогулки по Лондону или Парижу и внимательнее присмотритесь к людям. Вы постоянно будете натыкаться на пассивно-агрессивное поведение, разочарование, отчаянные и удручённые взгляды, вездесущую печаль.
Во всех этих, когда-то великих, империалистических городах не хватает жизни. Эйфории, теплоты, поэзии и да, любви – всего этого там катастрофически не хватает. Повсюду, куда вы не пойдёте, здания монументальны, а бутики переполнены элегантным товаром. Ночью ослепительно сияют яркие огни. Однако, лица людей серые. Даже собранные парами, даже группами, люди разделены, как скульптуры Джакометти.
Поговорите с людьми, и, скорее всего, столкнётесь с путаницей, депрессией и неуверенностью. «Рафинированный» сарказм и иногда фальшивая городская вежливость похожи на тонкие бинты, которые пытаются скрыть самые ужасные тревоги и невыносимое одиночество «потерянных» человеческих душ. Бесцельность переплетена с пассивностью. На Западе всё сложнее и сложнее найти по-настоящему активного человека: политически, интеллектуально или даже эмоционально. Большие чувства выглядят теперь странно; и мужчины и женщины отвергают их. На великие поступки смотрят сверху вниз, их даже высмеивают. Мечты измельчали, стали скупыми и приземлёнными, да и те почти полностью скрыты. Мечта стала чем-то «иррациональным и устаревшим».
Для иностранца, приехавшего издалека, это кажется печальным, неестественным, жестоко ограниченным и очень жалким миром. Десятки миллионов взрослых мужчин и женщин, некоторые хорошо образованные, «не знают, что делать со своими жизнями». Они устраиваются на курсы и идут «назад в школу», чтобы заполнить пустоту и «обнаружить то, что они хотят сделать» со своими жизнями. Здесь сплошной эгоизм, и нет никаких великих стремлений. Большинство усилий начинаются и заканчиваются индивидуумом. Никто больше не жертвует собой ради других, общества, человечества, дела или даже ради «своей половинки». На самом деле, исчезает даже понятие «своей половинки». Отношения становятся всё более «отдалёнными», каждый человек замыкается в «своём пространстве», требуя независимости даже от близких. Больше нет «двух половинок»; теперь есть «два полностью независимых индивидуума», сосуществующих в относительной близости, иногда с физическими контактами, иногда без, но, в основном, сами по себе.
В западных столицах эгоцентризм, даже тотальная одержимость личными нуждами, доведены до крайности. В психологии это называется искривлённым и патологическим состоянием. Окружённые своей странной псевдо-реальностью, многие физически здоровые люди чувствуют себя психически больными. Затем, как ни странно, они начинают искать «профессиональную помощь», чтобы вернуться в ряды «нормальных», т.е. «полностью подчинённых» граждан. В большинстве случаев, вместо участия в восстаниях, вместо борьбы против положения вещей, люди, которые всё ещё отличаются друг от друга, становятся запуганными, оказываются в меньшинстве, добровольно сдаются и признают себя «ненормальными».
Маленькие искры свободы, высеченные теми, кто ещё способен хоть на какое-то воображение и мечты о настоящем и естественном мире, быстро гаснут. Через мгновение они безвозвратно пропадают. Это похоже на какой-то фильм ужасов, но это не кино, это реальная западная жизнь. Я не могу дольше нескольких дней работать в такой обстановке. Если очень нужно, я могу продержаться в Лондоне или Париже максимум пару недель, но работая только в «аварийном режиме», когда невозможно «нормальное» функционирование и творчество. Я не могут себе представить, что можно «влюбиться» в таком месте как это. Я не могу представить, что здесь можно написать революционное эссе. Я не могу представить здесь смех, громкий голос, счастье, свободу.
Даже короткая работа в Лондоне, Париже или Нью-Йорке, в условиях неприветливости, бесцельности и хронического отсутствия страсти и всех основных человеческих эмоций, оказывает на меня чрезвычайно утомляющий эффект, подрывая моё вдохновение и топя меня в бесполезных, жалких и экзистенциалистских дилеммах. Через неделю я начинаю испытывать влияние этой ужасной среды: я начинаю излишне думать о себе, «прислушиваться к своим чувствам», вместо того, чтобы думать о чувствах других. Мой долг перед человечеством теряет значение. Я откладываю всё, что считал важным. Мои революционные мысли теряют свою остроту. Мой оптимизм начинает испаряться. Моё желание бороться за лучший мир ослабевает. Именно в этот момент я начинаю понимать: пора бежать, бежать подальше. Быстро, очень быстро! Пришло время вырваться из затхлого эмоционального болота, захлопнуть дверь интеллектуального борделя и спасаться от ужасающей бессмысленности, которая усеяна калеками и даже потраченными впустую жизнями.
Я не могу бороться за этих людей, живя внутри Запада – только снаружи. Наш образ мышления и чувства не совпадают. Когда они проникают в «мою вселенную», они приносят с собой устойчивые предрассудки; они не осознают то, что видят и слышат, они придерживаются той линии, к которой их приучали годы и десятилетия. Не так уж много важных дел, которые я могу делать в западных городах. Периодически я приезжаю, чтобы подписать один или два контракта на издание книг, запустить в прокат фильмы или выступить в университетах, но больше здесь делать нечего. На Западе сложно встретить значимую борьбу. Большая часть здешней борьбы не интернациональная; она эгоистичная, ориентированная на западную природу. Не осталось почти никакой храбрости, никакой способности любить, никакой страсти и никакого восстания. При ближайшем рассмотрении, здесь нет никакой жизни; жизни, как её понимали раньше западные люди, и как до сих пор понимают люди в других частях мира.
Главенствует нигилизм. Неужели режим специально создал это психическое состояние, это коллективное заболевание? Я не знаю. Я не могу ответить на этот вопрос. Но очень важно задавать этот вопрос, и ещё важнее ответить на него. В любом случае, это очень эффективно – негативно эффективно, но всё равно эффективно. Знаменитый швейцарский психолог и психиатр Карл Густав Юнг сразу после Второй мировой войны назвал западную культуру «патологической». Но вместо того, чтобы пытаться понять и улучшить своё плачевное состояние, западная культура, фактически, распространяется на другие страны, заражая ещё недавно здоровые народы.
Это необходимо остановить. Я говорю так, потому что люблю эту жизнь, жизнь, которая всё ещё существует вне западного царства; я опьянён ей, одержим ей. Я живу ей с полным восхищением, наслаждаясь каждым мгновением. Я знаю мир от «южного конуса» Южной Америки до Океании, Ближнего Востока и до самых заброшенных уголков Африки и Азии. Это действительно огромный мир, полный красоты, разнообразия и надежды. Чем больше я вижу и узнаю, тем больше понимаю, что совершенно не могу существовать без борьбы, без хорошей борьбы, без больших страстей, без любви, без цели – без всего того, что Запад пытается свести на нет, сделать неважным, устаревшим и смешным.
Всё моё существо восстает против ужасного нигилизма и тёмного пессимизма, которые почти повсюду разносятся западной культурой. У меня сильная аллергия на неё. Я отказываюсь принимать её. Я вижу людей, хороших людей, талантливых людей, удивительных людей, которые заражены ей, их жизни разрушены. Я вижу, что они бросают великие битвы, бросают великую любовь. Я вижу, что они склоняются к эгоизму, к своему «пространству» и «личным ощущениям», отказываясь от глубокой привязанности и неразделимости, склоняются к бессмысленной карьере, отказываясь от эпических битв за человечество и лучший мир.
Жизни разрушаются одна за другой, миллионами, каждую секунду, каждый день. Жизни, которые могли быть наполнены красотой, радостью, любовью, приключениями, творчеством, уникальностью, смыслом и целями, но вместо этого они сжаты до пустоты, до небытия, до полной бессмысленности. Люди, живущие такими жизнями, выполняют задачи и работу по инерции, уважая и не подвергая сомнению все образцы поведения, установленные режимом, и повинуясь многочисленным законам и правилам.
Они больше не могут ходить на своих ногах. Они стали абсолютно покорными. Для них всё кончено. Всё потому, что мужество людей на Западе сломлено. Они сведены до толпы послушных субъектов, покорных разрушительной и морально несостоятельной империи. Они потеряли способность думать самостоятельно. Они боятся чувствовать. В результате огромного влияния Запада на весь мир, всё человечество оказалось в большой опасности, оно страдает и теряет естественные опоры.
В таком обществе человек, наполненный страстью, преданностью делу и верностью, не может восприниматься всерьёз. Всё потому, что в таком обществе уважаются только нигилизм и цинизм. В таком обществе революция и восстание вряд ли могут выйти за пределы кабака или дивана в гостиной. Человек, который всё ещё способен любить в такой эмоционально уродливой обстановке, обычно считается шутом и даже «подозрительным и зловещим элементом». Над ними издеваются, их делают изгоями. Покорные и трусливые массы ненавидят тех, кто отличается от них. Они не доверяют людям, которые стоят выше их и не потеряли способности к борьбе, которые отлично знают, к чему стремятся, которые делают, а не только говорят, и которые без колебаний готовы бросить всю свою жизнь к ногам любимой или во имя благородного дела.
Такие люди пугают и раздражают покорные и измельчавшие толпы в западных столицах. В качестве наказания их преследуют, изгоняют, подвергают остракизму, травят и демонизируют. Некоторые сталкиваются с насилием и погибают. Как результат: на всей Земле нет больше такой банальной и покорной культуры, как на Западе. В последнее время из Европы и Северной Америки не выходит ничего революционного и интеллектуального, и очень трудно найти там какое-нибудь неортодоксальное мышление. Все разговоры и споры текут по контролируемым каналам, не отклоняясь от «предварительно одобренного» русла.
Что по другую сторону баррикад? Я не хочу прославлять наши революционные страны и движения. Я даже не хочу писать, что мы «полная противоположность» всему тому кошмару, который создан Западом. Мы не такие. Мы далеки от идеала. Но мы живём, пусть и не всегда хорошо, мы идём, пытаясь продвинуть этот удивительный «проект» под названием человечество, пытаясь спасти планету от западного империализма, его нигилистического мрака и экологической катастрофы. Мы рассматриваем много различных путей вперёд. Мы никогда не отвергали социализм и коммунизм, и мы изучаем различные умеренные и контролируемые формы капитализма. Преимущества и недостатки так называемой «смешанной экономики» обсуждаются и оцениваются.
Мы боремся, но поскольку мы менее жестоки, ортодоксальны и догматичны, чем Запад, мы часто проигрываем, как недавно (и будем надеяться временно) проиграли в Бразилии и Аргентине. Но мы и побеждаем, снова и снова. Когда это эссе готовится к печати, мы празднуем победы в Эквадоре и Эль-Сальвадоре. В отличие от Запада, в таких местах как Китай, Россия и Латинская Америка наши споры о политическом и экономическом будущем яркие и даже бурные. Наше искусство помогает искать лучшие гуманитарные концепции. Наши мыслители бдительны, сострадательны и изобретательны, а наши песни и поэмы замечательны, полны страсти и огня, любви и печали.
Наши страны никого не грабят; они не свергают правительства в различных частях мира, они не устраивают войн. Всё, что мы имеем – наше; мы создали, произвели и вырастили это своими руками. Этого не всегда много, но мы гордимся этим, потому что никто не должен умирать, и никто не должен становиться рабом за это. Наши сердца чисты. Они не всегда абсолютно чисты, но всё равно чище, чем на Западе. Мы не бросаем наших любимых, даже если они падают, ранены или не могут идти дальше. Наши женщины не бросают своих мужчин, особенно тех, кто сражается за лучший мир. Наши мужчины не бросают своих женщин, даже когда они испытывают глубокую боль и отчаяние. Мы знаем, кого и что мы любим, и мы знаем, кого и что мы ненавидим: в этом мы редко «путаемся».
Мы намного проще, чем люди на Западе. И во многих отношениях мы намного глубже. Мы уважаем тяжёлую работу, особенно работу, которая помогает улучшить жизни миллионов, не только наши жизни и жизни наших семей. Мы стараемся выполнять свои обещания. Нам не всегда удаётся это, так как мы всего лишь люди, но мы стараемся, и в большинстве случаев нам удаётся это.
Не всегда так происходит, но всё-таки очень часто. И когда всё так и происходит, это означает, что, по крайней мере, есть место для надежды, оптимизма и даже большой радости. Оптимизм необходим для всякого прогресса. Никакая революция не может победить без огромного энтузиазма и без любви. Революцию и любовь невозможно построить на депрессии и пораженчестве. Даже в куче пепла, в который империализм превратил наш мир, истинный революционер и истинный поэт может найти какую-то надежду. Это нелегко, это совершенно нелегко, но это не невозможно. Ничто невозможно потерять в этой жизни, пока наши сердца продолжают биться.
Положение, в котором оказался наш мир, ужасно. Часто возникает чувство, что мы видим очередной шаг в неправильном направлении, ещё один ложный поворот, и, в конце концов, всё рухнет, безвозвратно. Очень легко сдаться, отмахнуться от всего и плюхнуться на диван с шестью банками пива или просто сказать «ничего нельзя поделать» и продолжить вести бессмысленную повседневную жизнь. Западный нигилизм уже сделал свою разрушительную работу – он посадил десятки миллионов разумных существ на диваны пораженчества. Он распространил пессимизм, мрак, и веру в то, что нельзя улучшить положение вещей. Он заставил людей отказаться от прогрессивных идей и обратиться в патологическое недоверие к любой власти. Лозунг «все политики одинаковы» можно перевести: «мы знаем, что наши западные правители бандиты, но мы не ожидаем ничего другого в других частях мира». «Все люди одинаковы» можно перевести: «Запад ограбил и убил сотни миллионов, но мы не ожидаем ничего лучшего от азиатов, латиноамериканцев или африканцев».
Этот иррациональный, циничный негативизм укоренился практически во всех западных странах, и успешно экспортирован во многие колонии, даже в такие места как Афганистан, где люди пострадали от многочисленных преступлений Запада. Цель этого очевидна: помешать людям действовать и убедить их, что любое восстание бесполезно. Такое положение душит все надежды. Тем временем, сопутствующий ущерб увеличивается. Метастазы пассивности и нигилистического рака, распространяемые западным режимом уже атакуют даже человеческие способности любить или выполнять свои обещания и обязательства.
На Западе и в его колониях мужество потеряло свой блеск. Империи удалось полностью изменить весь масштаб человеческих ценностей, которые прочно и естественно существовали на всех континентах и во всех культурах, в течение многих веков и тысячелетий. Внезапно, покорность и повиновение стали модными. Часто чувствуется, что если тенденция вскоре не изменится, люди станут жить как мыши: постоянно напуганные, нервозные, ненадёжные, подавленные, пассивные, неспособные определить истинное величие и нежелающие присоединиться к тем, кто всё ещё тянет наш мир и всё человечество вперёд. Миллиарды жизней будут потрачены впустую. Миллиарды жизней уже потеряны.
Некоторые из нас пишут о вторжениях, переворотах и диктатурах, устроенных империей. Однако, почти никто не пишет об огромном и замалчиваемом геноциде, который ломает человеческий дух и оптимизм, бросая целые страны в пучину депрессии и мрака. Но это происходит прямо сейчас. Это происходит повсюду, даже в таких местах как Лондон, Париж и Нью-Йорк, а точнее, там — особенно. В этих несчастных местах страх уже глубоко укоренился. Оригинальность, храбрость и решительность вызывают теперь страх. Большая любовь, великие поступки и неортодоксальные мечты вызывают панику и недоверие.
Но без нетрадиционных способов мышления, без революционного духа, без больших жертв и дисциплины, без обязательств, без мощных и смелых эмоций прогресс невозможен. Имперские демагоги и пропагандисты хотят, чтобы мы верили, что «нечто закончилось»; они хотят, чтобы мы смирились с поражением. Почему мы должны смириться? На горизонте не видно никакого поражения. Есть только две отдельные реальности, две вселенные, на которые разбит наш мир: одна – западный нигилизм, другая – революционный оптимизм. Я уже описал нигилизм, но что я представляю о другом, лучшем мире?
Представляю ли я красные флаги и людей, формирующих сомкнутые ряды и выступающих против дворцов и бирж? Слышу ли я громкие революционные песни, разносящиеся из громкоговорителей? На самом деле, нет. По-моему, всё это очень тихое и естественное, человечное и тёплое. Поблизости расположен старый железнодорожный вокзал Гранады (Никарагуа). Недавно я там был. Там несколько старых деревьев бросают фантастические тени на землю, создавая приятный вид. На нескольких больших металлических колоннах выгравированы самые красивые стихи этой страны, а между колоннами стоят парковые скамейки. Я сидел на одной из них. Недалеко от меня пара пожилых влюблённых держались за руки, щека к щеке читая раскрытую книгу. Они были так близки, что, казалось, образуют полностью самостоятельную вселенную. Над ними были стихи, написанные Эрнесто Карденалем — одним из моих любимых латиноамериканских поэтов.
Я также вспоминаю двух кубинских врачей, сидящих на совсем другой скамейке, в тысячах милях отсюда, болтая и смеясь с двумя добродушными и тучными медсёстрами после завершения сложной операции в Кирибати – островном государстве, «затерянном» на юге Тихого океана. Я помню многое, но это не патетика, просто человечность. Поскольку именно в этом заключается революция, по-моему: пара пожилых крестьян в прекрасном общественном парке, влюблённых, держащихся за руки, читающих друг другу стихи; или два доктора, отправившихся на другой конец мира, чтобы спасать жизни, вдали от внимания и славы.
И я всегда помню моего дорогого друга Эдуардо Галеано – одного из величайших революционных писателей Латинской Америки, который рассказывал мне в Монтевидео о своей вечной любви к женщине по имени «Реальность». Поэтому я думаю: нет, мы не можем проиграть. Мы не проиграем. Враг силён, многие люди слабы и запуганы, но мы не позволим миру превратиться в психиатрическую больницу. Мы будем бороться за каждого человека, который утонул во мраке. Мы разоблачим ненормальность и извращённость западного нигилизма. Мы будем бороться против него с помощью революционного энтузиазма и оптимизма, и мы будем использовать наше мощнейшее оружие – поэзию и любовь.
Источник: Love, Western Nihilism And Revolutionary Optimism, Andre Vltchek, investigaction.net, popularresistance.org, April 11, 2017.
antizoomby.livejournal.com