Ощущение / Философский словарь
Ощущение
(Empfindung) — в обычном употреблении то же, что и чувство, в физиологии и психологии — результат возбуждения нервных центров коры головного мозга (см. Психофизический уровень), которое обычно вызывается раздражением чувствительного нерва (см. Органы чувств). Чаще всего ощущение выступает как часть сложного комплекса ощущений; так, например, вместе с ощущением звука возникают ощущения, которые указывают на то, громкий это звук или тихий, высокий или низкий, гармоничный или дисгармоничный, в каком направлении он слышится и т. д.Как только сложное ощущение переступает порог сознания, оно становится (в соответствии с индивидуальной структурой сознания) частью образа и частью восприятия. Интенсивность (сила) сложного ощущения зависит от интенсивности раздражения и от чувствительности нервного аппарата; качество его — различаются осязательные, температурные, вкусовые, обонятельные, звуковые, зрительные, органические, а также ощущения движения и позы — обусловливается раздражителем, воспринимаемым соответствующим органом чувств и главным образом состоянием сознания в данный момент; см.
также Марбургская школа. В процессе развития организмов органы чувств должны были возникнуть в результате специализированного приспособления к определённым раздражителям, причём воспринимающие аппараты, как и центральный трансформирующий аппарат (мозг), в процессе развития все больше дифференцировались (как и сами ощущения) в соответствии с многообразием возбуждений; в то же время ощущения становились более адекватными характеру возбуждения.
Со временем значение «ощущений» в качестве элементов формирования восприятия, представления как в психологии (гештальпсихология), так и в теории познания (Дильтей, Ремке, Гофман, Т. Геринг и др.) подверглось существенному сомнению. Большей частью это связано с попыткой «реабилитировать» восприятие как естественную форму постижения мира.
Смотрите также:
Психофизический уровень
Органы чувств
Чувственное познание и его формы.
Поможем написать любую работу на аналогичную тему
Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту
Узнать стоимостьЧувственное познание – отображение внешних сторон действительности, явления.
Осн.формы чувств.познания: ощущения, восприятия и представления.
1. Ощущение – отражение отдельных внешних свойств вещи, которые осознаются нами в виде цветов, запахов, вкусов и т.д. Ощущения включают как собственно свойства вещи, или объективное содержание, так и субъективную форму их отображения, зависимую от природы человека. Ощущения производят анализ действительности.
Анатомо-физиологическая основа ощущений – анализаторы – нервные структуры, состоящие из рецепторов (нервных окончаний в органах чувств). Ощущения, психич.образы возникают не в органах чувств, а в высших отделах центр.нервной системы – больших полушариях головного мозга и ближайшей подкорке.
Предметом и содержанием чувств.познания выступает явление. Явления несут в себе сущности вещей. Отображая явления, чувств.познание тем самым отображает и заложенную в явлениях сущность. Познание значит имеет 2 уровня: непосредственно осознаваемых сторон явления и отображаемой сущности; однако, отображение сущности пока не осознается.
Чувственное познание противоречиво: оно есть единство непосредственно осознаваемого (явления) и неосознаваемого (сущности).
2. Восприятие – отражение предметов как целых; — формирование целостного образа предмета. Восприятие включает в себя совокупность ощущений и некоторый целостный момент отображения. Психология показала, что формирование целостного образа предмета происходит на основе практич.деятельности человека. В силу целостности в восприятии в сферу непосредств.осознания входят такие стороны чувств.явления, которые были скрытыми в ощущениях – целостность, движение, пространственные и временные характеристики вещей. На уровне восприятия мир предстает перед человеком как мир объективно существующих вещей, как предметный мир.
3. Представление – образ предмета или ситуации, существующий и тогда, когда предметы не действуют на органы чувств. Важнейшими особенностями представления являются независимость от непосредств.
Внимание!
Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.
2. Философия и ощущение жизни. Романтический манифест
2. Философия и ощущение жизни
Поскольку религия — это примитивная форма философии, попытка п редложить некое всеобъемлющее мировоззрение, многие религиозные мифы представляют собой искаженные драматизированные аллегории, основанные на определенном элементе истины, на том или ином реальном, хотя и трудноуловимом по своей сути, аспекте человеческого бытия. Одна из таких аллегорий, которая особенно страшит людей, — миф о сверхъестественном писце.
Этот миф правдив, только не экзистенциально, а психологически. Роль беспощадного писца исполняет интегрирующий механизм человеческого подсознания, роль записи — наше ощущение жизни.
Ощущение жизни — это доконцептуальный эквивалент метафизики, эмоциональная оценка человека и бытия, интегрированная на уровне подсознания. Оно лежит в основе эмоциональных реакций и характера человека.
Задолго до того, как человек достаточно повзрослеет, чтобы воспринять такое понятие, как метафизика, он уже выбирает, формирует оценочные суждения, испытывает эмоции и приобретает некоторый неявный взгляд на жизнь. Любой выбор или оценочное суждение предполагает некую оценку самого себя и окружающего мира — точнее, своей способности взаимодействовать с миром. Человек может делать умозаключения, верные или ошибочные, а может оставаться умственно пассивным и просто реагировать на события (то есть просто чувствовать).
В той мере, в какой человек умственно активен, то есть действует, побуждаемый жаждой знания, стремление м понимать, сознание человека работает как программист его эмоционального компьютера — и его ощущение жизни, развиваясь, превращается в блестящего спутника философии рационалистического типа.
Когда же человек остается пассивным, его эмоциональный компьютер программируют случайные воздействия, беспорядочные впечатления, ассоциации, подражания, непереваренные куски банальных обывательских истин, давление культурной среды. Если сознание будет по большей части уклоняться от размышлений, оставаясь погруженным в летаргию, сформируется ощущение жизни, в котором преобладает страх, — душа, подобная бесформенному куску глины, на котором отпечатались следы ног, ведущие во всех направлениях. (В последующие годы такой человек жалуется, что утратил ощущение собственного «я»; на самом же деле он никогда этого ощущения не имел.)
Человек по своей природе не в состоянии воздерживаться от обобщений, жить каждым мгновением, без контекст а — прошлого и будущего. Он не может отключить свою способность к интеграции, то есть к понятийному, концептуальному мышлению, и ограничить свое сознание рамками животного чувственного восприятия. Точно так же, как сознание животного нельзя распространить на работу с абстракциями, человеческое сознание нельзя сжать, чтобы оно работало только с непосредственно воспринимаемыми конкретными объектами.
Его невероятно мощный интегрирующий механизм действует с момента рождения человека, который может лишь выбрать одно из двух: либо управлять этим механизмом, либо позволить ему управлять собой. Чтобы использовать интегрирующий механизм для целей познания, необходим волевой акт — процесс мышления, — и человек способен от него уклониться. Если же это происходит, ситуация оказывается во власти случая: механизм функционирует сам по себе, как машина без водителя. Он продолжает интегрировать, но слепо, бессвязно, наугад, как инструмент не познания, а искажения, обмана и кошмарного ужаса, неотвратимо влекущий сознание своего не справившегося с управлением обладателя к катастрофе.
Ощущение жизни формируется в процессе интеграции эмоций, который можно определить как подсознательный аналог процесса абстрагирования, поскольку он тоже заключается в классификации и объединении. Но это эмоциональное абстрагирование — классификация вещей происходит в соответствии с вызываемыми ими эмоция ми, то есть ассоциативные и коннотативные связи образуются между предметами и явлениями, способными привести индивида в одинаковое (или похожее) эмоциональное состояние.
Какие именно эмоции станут общим знаменателем для рядов в каждом из этих примеров, зависит от того, что отвечает представлению индивида о себе самом. У человека с развитым самоуважением объединяющей эмоцией для первого ряда в обоих случаях будет восхищение, восторг, жажда великих свершений, для второго — отвращение или скука. У того, кто лишен самоуважения, первый ряд вызовет эмоции страха, вины, неприятия, второй — чувство избавления от страха, спокойствия, безопасности, для которой ничего не надо делать.
Хотя такого рода эмоциональные абстракции и перерастают в метафизическое представление о человеке, их корни уходят в представления индивида о себе и о собственном бытии .
Критерий отбора для формирования эмоциональной абстракции, не сформулированный словами и существующий на уровне подсознания, таков: «То, что важно для меня» или: «Мир, который мне подходит, такой, где я был бы у себя дома». Очевидно, что психологические последствия этого здесь огромны и радикальным образом зависят от того, согласуется ли подсознательная метафизика человека с фактами действительности или идет вразрез с ними.
Ключевое понятие в формировании ощущения жизни — «важный». Оно относится к области ценностей, поскольку предполагает ответ на вопрос «Важно — для кого?». Но его нельзя причислить к нравственным ценностям: «важный» не обязательно означает «хороший». Словарь
«Важный» — в своем главном значении, в отличие от более узких и поверхностных употреблений, — метафизический термин .
Он относится к тому аспекту метафизики, который служит мостом между метафизикой и этикой, — к фундаментальным представлениям о природе человека. Сюда относятся такие вопросы, как: познаваема вселенная или нет? Обладает человек свободой выбора или нет? Може т он достигнуть своих жизненных целей или нет? Ответы на эти вопросы представляют собой «метафизические оценочные суждения», поскольку они образуют основу этики.
Именно те ценности, которые человек считает — или в какой-то момент жизни начинает считать — «важными», которые представляют его не сформулированное явно мировоззрение, остаются у него в подсознании и формируют его ощущение жизни.
«Важно понимать, что к чему», «Важно слушаться родителей»,
«Важно действовать самостоятельно», «Важно угодить окружающим», «Важно сражаться за то, к чему я стремлюсь», «Важно не создавать себе врагов», «Моя жизнь важна», «Кто я такой, чтобы высовываться?». Человек сам создает свою душу, и материя его души (я имею в виду, сознания) соткана именно из таких суждений.
Суммарное единство базовых ценностей человека и есть его ощущение жизни.
Ощущение жизни представляет первые сделанные человеком объединения ценностей, которые пребывают в текучем, пластичном, легко под дающемся исправлению состоянии, пока сам человек постепенно накапливает знания, чтобы обрести полный концептуальный контроль и начать управлять собственным внутренним механизмом. Полный концептуальный контроль означает сознательное управление процессом когнитивной интеграции, что, в свою очередь, предполагает осознанную жизненную философию.
К моменту вступления в пору юности у человека уже достаточно знаний, чтобы разбираться в фундаментальных обобщениях, и он начинает понимать, что ему необходимо перевести свое непоследовательное ощущение жизни в сознательную форму. Это возраст, для которого характерны напряженные поиски смысла жизни, принципов, идеалов, ценностей — и отчаянные попытки самоутверждения. А поскольку в нашей антирациональной культуре ничего не делается для того, чтобы помочь молодому уму в совершении этого важнейшего перехода, и делается все возможное, чтобы такой переход затруднить, обессмыслить и свести на нет, основная масса юношества, особенно в наши дни, отличается фанатичным, доходящим до истерии иррационализмом.
Это агония нерожденных, чьи умы атрофируются как раз тогда, когда им самой природой назначено развиваться.
Переход от ощущения жизни к сознательной философии может принимать различные формы. В редких, почти исключительных случаях, когда ребенок полностью рационален, в его сознании происходит естественный и увлекательный, хотя и сложный процесс — оценка и при необходимости корректировка в концептуальных терминах того, что он прежде только ощущал в отношении сущности человеческого бытия. В ходе этого процесса чувства, лишенные словесного выражения, преобразуются в четко формулируемые знания, и дальнейший жизненный курс молодого человека получает твердое основание, интеллектуальное дорожное полотно. В итоге возникает цельная, полностью интегрированная личность: разум и чувства такого человека находятся в гармонии друг с другом, а его ощущение жизни соответствует сознательным убеждениям.
Философия не замещает ощущение жизни, которое продолжает функционировать как суммарное единство личностных ценностей, но задает критерии эмоциональной интеграции, отвечающие полностью определенному и последовательному мировоззрению (при условии, что эта философия рациональна).
Человек больше не выводит неявную метафизику из своих оценочных суждений, а, перейдя на концептуальный уровень, выводит оценки из явно сформулированной метафизики. Его эмоции проистекают из убежденных суждений, следуя за разумом.
Не все совершают переход: нередко люди, так и не сделав попытки интегрировать свои знания и приобрести сознательные убеждения, отдают себя на милость своего бессловесного ощущения жизни, которое одно руководит всеми их поступками.
У большинства процесс перехода оказывается мучительным, не вполне успешным и приводит личность к внутреннему конфликту на фундаментальном уровне — сознательные убеждения человека вступают в спор с его подавляемым, неидентифицированным (или лишь отчасти идентифицированным) ощущением жизни. Очень часто переход не завершается: тогда мировоззренческие взгляды человека не входят составной частью в цельную, полностью интегрированную философию, а остаются набором произвольных, не связанных между собой, часто противоречащих друг другу идей, которые по этой причине неубедительны для разума обладателя при их столкновении с подсознательной метафизикой.
Иногда ощущение жизни вернее (ближе к истине), чем идеи, которые принял для себя человек. В других случаях подчиняться ощущению жизни намного хуже, но человек выбирает этот путь, поскольку не способен до конца следовать собственным идеям. По иронии судьбы, чувства тогда мстят ему за пренебрежение или предательство по отношению к разуму.
Чтобы жить, человеку необходимо действовать. Чтобы действовать, он обязан делать выбор. Чтобы выбирать, ему нужен ценностный кодекс . Чтобы определить, что для него ценно, человек должен понимать, кто он и где он, то есть знать собственную природу (включая средства познания) и природу вселенной, в которой он действует. Таким образом, у него есть потребность в метафизике, эпистемологии, этике — иначе говоря, в философии. Человек в любом случае руководствуется философией, от нее нельзя уйти, единственная альтернатива здесь — это будет ли выбор философии сознательным или случайным.
Если сознание не предлагает человеку целостного взгляда на бытие, такой взгляд предложит ему ощущение жизни.
Возможно, ему не удастся устоять перед натиском нападок на разум — многовековой традицией, предлагающей под видом философии злостный иррационализм или абсолютную бессмыслицу. Если он сдастся и остановится в замешательстве или погрузится в летаргию, то будет в дальнейшем избегать фундаментальных вопросов, занимаясь только конкретными повседневными делами, и его ощущение жизни возьмет верх. Хорошо это или плохо (обычно плохо), но человек тогда останется во власти подсознательной философии, которую никогда не осознавал и не анализировал, даже не подозревая, что принял ее.
Затем в его душе год за годом станут копиться страх, тревога, неуверенность, и он обнаружит, что живет под гнетом неведомого, не поддающегося определению рока, как будто ждет неотвратимо приближающегося Судного дня. Но правда, о которой такой человек не догадывается, состоит в том, что каждый день его жизни — Судный. Ежедневно он расплачивается за упущения, ложь, противоречия, неясности, записанные его подсознанием на свитке ощущения жизни. И в этой психологической карте пустые поля — самые страшные грехи.
После того как ощущение жизни приобретено, оно не становится закрытым вопросом. Его можно менять и корректировать — в юности, пока оно еще текуче, это легко, в зрелом возрасте переход дается труднее и требует больше времени. Поскольку ощущение жизни представляет собой определенную сумму эмоций, изменение происходит не в результате прямого волевого акта, а автоматически, но лишь в результате длительного психологического переучивания, тогда и только тогда, когда человек сознательно меняет свои философские установки.
Независимо от того, корректируется ли ощущение жизни и соответствует ли оно объективной действительности, ему на всех стадиях и во всех со стояниях его специфического содержания присущ глубоко личный характер. В ощущении жизни отражаются наши самые глубокие ценности, для нас это ощущение собственного «я».
Ощущение жизни конкретной личности сложно идентифицировать с помощью понятий, поскольку оно с трудом поддается выделению. Оно присутствует во всех проявлениях этой личности — в мыслях, эмоциях, поступках, реакциях, решениях, ценностях. Оно проявляется в любом случайном жесте, в манере двигаться, говорить, улыбаться. Именно оно делает человека «личностью».
Интроспективно наше собственное ощущение жизни для нас абсолютно и безоговорочно первично, мы никогда не ставим его под сомнение, потому что мысль о сомнении не приходит в голову. При взгляде извне ощущение жизни другого человека почти сразу — с первых минут знакомства — бросается нам в глаза, хотя мы и не умеем определить его словесно. И как мы ни уверены в своем первом впечатлении, оно, к нашему негодованию, всякий раз ускользает при попытке его проверить.
Из-за этого многие считают ощущение жизни областью особой интуиции, материей, которую можно воспринять лишь посредством некоего иррационального чутья. В действительности же верно как раз обратное: ощущение жизни не первично, это сложный комплекс. Посредством автоматической реакции мы можем его почувствовать, но не понять: для понимания оно должно быть проанализировано, идентифицировано и проверено на концептуальном уровне. Это автоматически возникающее представление о себе и о других — лишь первое предположение, и без перевода оно часто очень обманчиво. Но если неуловимое впечатление поддержано сознательным суждением разума и соединено с ним, возникает самая твердая уверенность, какую мы вообще способны испытывать, — интеграция разума и ценностей.
Есть два аспекта человеческого бытия, которые принадлежат ощущению жизни и служат его выражением, — любовь и искусство.
Я говорю здесь о романтической любви в серьезном смысле слова — в отличие от поверхностных увлечений тех, чье ощущение жизни лишено твердых ценностей, у кого нет никаких долговременных чувств, кроме страха. Любовь — это реакция на ценности. Мы влюбляемся в ощущение жизни человека, в сумму всего того, что ему дорого, в фундаментальную позицию или взгляд на бытие, составляющий суть его личности. Наша любовь направлена на воплощение ценностей, которые сформировали характер человека и, отражаясь в самых отдаленных его целях и мельчайших жестах, определяют стиль его души — индивидуальный стиль уникального, неповторимого, ничем не заменимого сознания. Выбор делает наше ощущение жизни — так оно реагирует, узнавая собственные главные ценности в личности другого человека. И этот выбор определяется не осознанными убеждениями (хотя они тоже играют роль), а намного более глубокой гармонией на сознательном и на подсознательном уровне.
Это эмоциональное узнавание не обходится без ошибок и трагических разочарований, так как ощущение жизни само по себе — не особенно надежный проводник в сфере знания. И если существуют разные степени зла, то одним из самых вредных — с точки зрения количества человеческих страданий — заблуждений, порожденных мистицизмом, нужно считать веру в то, что любовь — дело «сердца», а не ума, что она — эмоция, не зависящая от разума, слепая и недоступная философскому мышлению. Любовь — это выражение философии, подсознательного философского единства, и она отчаянно нуждается в сознательной силе философии — так, как, наверное, не нуждается ни один другой аспект человеческого бытия. Когда эту силу призывают для проверки и подкрепления эмоциональной оценки, когда любовь бывает сознательной интеграцией ума и чувства, разума и ценностей — и только при этом условии, — она становится величайшей в жизни человека наградой.
Искусство — это избирательное воссоздание действительности, отвечающее метафизическим оценочным суждениям художника. Оно интегрирует и конкретизирует метафизические абстракции человека. Голосом искусства говорит ощущение жизни. И искусство как таковое окутано той же аурой тайны, опасности, трагедии и временами славы, что и романтическая любовь.
Из всего, что создается людьми, искусство, вероятно, наиболее важно для человека как для личности и менее всего ему понятно. Об этом мы поговорим в следующей главе.
Февраль 1966 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРесВ истории философии существуют теории, утверждающие, что ощущение, восприятие и представление выполняют главную, ведущую роль в процессе познания. Приведите два аргумента, которые могли представить сторонники таких теорий, и два аргумента противников данных теорий.
Ощущение — это отражение отдельных, элементарных свойств (признаков) предмета и явлений окружающего мира при их непосредственном воздействии в данный момент на органы чувств человека. В реальной жизни ощущения отдельно, сами по себе, как правило, не существуют: они входят в сложные процессы восприятия, лежат в основе представления, воображения. Но именно с них начинаются эти сложные психические процессы. Поэтому ощущения выделяют из психической деятельности человека, рассматривают и изучают как относительно самостоятельный простейший психический процесс.
Из разных ощущений складываются целостные психические образы, к ним относятся образы восприятия и образы представления. Восприятие — это наглядно-образное отражение действующих в данный момент на органы чувств вещей, предметов, а не отдельных их свойств и признаков. Образы восприятия обладают рядом важных свойств. Образ восприятия — это целостное, осознанное отражение познаваемого предмета или явления психики. В образе восприятия отражается объект познания, а не процессы, происходящие в нервной системе человека, которые приводят к созданию этого образа. Создаваемый у человека образ восприятия недоступен постороннему наблюдателю и имеет существенные различия у разных людей. Они зависят от особенностей человека, от его убеждений и установок, от его жизненного опыта и знаний, обученности и способностей, от его интересов и того смысла, который имеет для него познание данного предмета или явления; наконец, от его настроения в данный момент.
Образы представления — психические образы не воспринимаемых в данный момент предметов или явлений, которые основаны на прошлом их восприятии. Иными словами, образы представления — это образы памяти. Образы представления существенно отличаются от соответствующих им образов восприятия, на основе которых они возникли. Если образы восприятия — результат одномоментного процесса и при исчезновении предмета восприятия исчезает образ восприятия (он или забывается, или же переходит в образ представления), то образы представления сохраняются долгое время. При этом они не остаются неизменными: с течением времени они приобретают более абстрактный, обобщённый характер.
(Т.С. Назарова, Е.М. Тихомирова, И.Ю. Кудина и др.)
Ощущение, восприятие и представление как формы познания окружающего мира -Логика
Ощущение, восприятие и представление как формы познания окружающего мира. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//169/oshhushhenie-vospriyatie-i-predstavlenie-kak-formy-poznaniya-okruzhayushhego-mira/ (дата обращения: 16.11.2021)
Разными учеными предмет логики понимается по-разному. Некоторые указывают в качестве предмета рассуждения, другие придерживаются более широкого толкования и предметом называют мышление. Однако по основным моментам данного вопроса взгляды ученых совпадают. Перейдем к более конкретному рассмотрению данной проблемы.
Предмет логики неразрывно связан с такими понятиями, как познание, мышление, логические формы и логические законы.
Логика – это наука, занимающаяся изучением методов и принципов познавательной деятельности, ее средств. Такое изучение невозможно без определения двух уровней познания: эмпирического и теоретического. Эмпирический уровень имеет предметом реальность, непосредственно отражаемую органами чувств человека. По отношению к ней возможно наблюдение, влияние на ее характерные черты путем опытов, экспериментов. Таким образом, эмпирическое познание дает информацию о предмете посредством наблюдения, опыта, эксперимента.
Теоретический способ познания изучает зачастую предметы и явления, недоступные прямому чувственному отражению.
Мышление человека возникает лишь на основе познания и без него невозможно. Познания же человека не бывает без посредства ощущений. Любая информация, которую получает человек, приходит из внешнего мира. Таким образом, единственным источником получения информации являются органы чувств. Именно посредством этих органов нам становится известно о свойствах окружающего мира. Каждый предмет имеет не одно, а несколько свойств (например, вес, размер, форма, текстура и т. д.). Органы чувств, как и мозг человека, поддаются тренировке и в зависимости от тренированности дают больше или меньше информации для познания. Тренированность же мозга характеризуется его способностью к более плодотворному процессу мышления.
Через ощущения осуществляется связь сознания с окружающим миром тем более полно, чем больше органов чувств задействовано в данный момент. Бывают случаи, когда один или не-с-колько органов чувств у человека повреждены или не действуют вообще. Тогда восприимчивость остальных обостряется и даже в той или иной мере восполняет функции недостающих.
Ощущение – это отражение отдельных свойств предмета в момент его непосредственного воздействия на органы чувств.
Восприятие – это целостный образ совокупности свойств предмета, который возникает в момент непосредственного воздействия последнего на органы чувств.
Восприятие человека проявляется в определении конкретных свойств предмета и их выраженности. Иными словами, человек обращает внимание на конкретное свойство предмета (форму, цвет, запах, вкус и т. д.), а также на степень этого свойства (круглый или овальный, более или менее сладкий, тяжелый или легкий). Отсюда можно сделать вывод, что восприятие для каждого человека является индивидуальным. Оно зависит от особенностей его органов чувств и опыта, приобретенного человеком; его образования и отношения к предмету, настроения. Так, электрический разряд (искусственная молния) будет восприниматься по-разному человеком, не связанным с наукой, физиком и, например, художником. «Обычный» человек просто будет впечатлен красотой зрелища, художник отметит буйство красок и поли-морфность разряда. Физик же более всего заинтересуется показаниями приборов. Связь восприятия с опытом человека можно представить на примере басни И. А. Крылова «Мартышка и очки». По наущению других Мартышка приобрела несколько очков для того, чтобы улучшить свое зрение. Затем, не зная способа применения этого предмета и основываясь на своем жизненном опыте, Мартышка безуспешно пыталась найти применение очкам, используя их как украшение. Очень ярко эту ситуацию отмечает следующая фраза:
К несчастью, то ж бывает у людей:
Как ни полезна вещь, – цены не зная ей,
Невежда про нее свой толк свой к худу клонит…
Из ощущений и восприятия складывается представление, образ предмета, который не воспринимается в данный момент, но воспринимался ранее тем или иным способом.
Представление делится на воспроизводящее и творческое. Воспроизводящее – это, как видно из названия, представление о предмете или явлении, ранее воспринятом органами чувств человека непосредственно и запомненном.
Творческое представление основывается на рассказах, описаниях какого-либо предмета или явления. Такое представление может возникнуть и в воображении человека. Например, возникающий в процессе деятельности художника образ несуществующего человека или животного. Или географическое место, где человек никогда не был, может быть воссоздано им по рассказам очевидцев. Также может возникнуть представление о внешности человека.
В качестве примера может выступить стереотип. Скажем, если человека попросить представить топ-модель, он сразу вспомнит целый ряд характерных для топ-моделей признаков.
Мы познаем при помощи чувственного восприятия лишь внешние характеристики предмета, но не его суть. Для глубинного познания предметов и явлений недостаточно одного чувственного восприятия. Необходима более сложная форма познания – абстрактное мышление. Оно значительно глубже отражает окружающий мир и его процессы. Если чувственное познание отражает факты, то абстрактное мышление позволяет определять законы.
01.09.2016, 7747 просмотров.
Внутренних ощущений | Philosophy Talk
Шоу на этой неделе посвящено интуиции и искусству принятия решений.
Иногда мы принимаем решения, о которых долго и серьезно размышляем, но часто мы принимаем решения просто потому, что это кажется правильным. Назовите это предчувствием, интуицией или инстинктом — все они объединяет то, что мы не знаем, почему мы чувствуем то, что мы делаем, но это чувство может быть настолько убедительным, что побуждает нас действовать. Вопрос в том, когда нам следует прислушиваться к своим внутренним ощущениям и принимать решения на основе того, что мы не можем объяснить? И когда нам следует остановиться, чтобы подумать?
Первый подход к этому вопросу мог бы заключаться в том, чтобы подумать, являются ли в каком-то смысле интуитивные чувства рациональными, даже если мы не можем предложить явных причин для них.Возможно, из-за некоторых инстинктов мы бессознательно реагируем на определенные сигналы в нашей среде. Например, иногда люди могут ощущать опасность, даже не зная, почему они в это верят. Они просто испытывают необычное предчувствие дурного предчувствия. У этого чувства могут быть веские причины, но эти причины скрыты от сознания.
С эволюционной точки зрения вполне логично, что у нас будет механизм, посредством которого мы бессознательно воспринимаем раздражители в нашем окружении и реагируем на них.Сознательное обдумывание — это медленный и иногда обременительный процесс, и нам нужно уметь действовать быстро во многих ситуациях, особенно когда мы находимся в опасности. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что по крайней мере или интуитивные ощущения надежны, и мы должны прислушиваться к ним.
Конечно, также возможно предчувствие дурного предчувствия из-за общей тревоги, стресса или паранойи. То, что мы, , чувствуем, что в опасности, не означает автоматически, что мы — это .Но как определить разницу? Есть ли способ отличить надежные интуиции от других чувств, которые у нас могут быть? Степень уверенности, которую мы чувствуем, не может служить хорошим показателем. Подумайте обо всех игроках, которые проигрывают все, потому что они абсолютно уверены, что выиграют, основываясь только на чувстве.
Все выглядит немного иначе, если мы сосредоточимся на интуиции экспертов в определенной области. Возьмем, к примеру, куриных секс-игрушек! Секс-цыпленок — это тот, чья работа состоит в том, чтобы отделить новорожденного самца от цыплят.Без необходимой подготовки отличить цыпленка от самки очень сложно. У одного нет очевидных черт, которых не хватало бы у другого. Но профессиональные сексологи-курицы могут с первого взгляда отличить самца от самки. Что действительно интересно в куриных сексерах, так это то, что они не могут объяснить , как они знают разницу — они просто знают. У них появилось чутье на это.
Вы можете задаться вопросом, как люди, занимающиеся сексом с курицей, смогут когда-либо научить кого-нибудь выполнять эту работу, если они сами не могут объяснить, откуда они знают разницу.Любопытно, что если вы хотите научиться это делать, вам просто нужно понаблюдать за работой профессионала, пока у вас тоже не разовьется инстинкт. Потратив немного времени и усилий, вы начнете видеть разницу, хотя, вероятно, вы также не сможете сказать, в чем эта разница. Вы просто узнаете инстинктивно.
Случай с половым цыпленком предполагает две вещи: (1) инстинкты экспертов, прошедших необходимую подготовку, более надежны, чем обычное внутреннее чутье, и (2) можно тренировать свой кишечник таким образом, чтобы обойти рациональное восприятие. часть вашего разума.Это действительно увлекательно, но, к сожалению, это не помогает нам решить более серьезный вопрос: можно ли доверять обычным интуитивным чувствам.
Некоторые люди очень подозрительно относятся к интуиции и считают, что, когда дело доходит до важных жизненных решений, мы должны тщательно оценить все за и против, а затем сделать рациональный и осознанный выбор. Зачем доверять свою судьбу какому-то загадочному и потенциально ненадежному ощущению ? Конечно, явным исключением из этого правила является решение выйти замуж.Большинство людей не взвешивают причины за или против брака, а если и делают, то не принимают решения на основании этого. Даже если им потребуется некоторое время, чтобы понять, что делать, это не для того, чтобы вычислить математические шансы на будущее счастье, а настроиться на то, что считает правильным.
Давайте оставим этот пример в стороне, потому что любовь явно является делом сердца, а не головы. А как насчет менее эмоциональных решений, например, куда вам следует вкладывать деньги? Следует ли доверять своей интуиции при выборе инвестиций или это тот случай, когда вам следует провести исследование, произвести некоторые расчеты, а затем принять решение?
На первый взгляд может показаться, что это явный случай, когда мы должны провести различные тщательные расчеты перед инвестированием.Но что, если окажется, что люди, которые доверяют своим инстинктам, делают лучший инвестиционный выбор, чем те, кто пытается сделать рациональный и хорошо информированный выбор? Некоторые удивительные исследования кишечных инстинктов показывают, что это часто так. Причина в том, что мы можем быть перегружены слишком большим объемом информации и нуждаемся в быстром и простом способе преодолеть весь этот шум. Когда необходимо учитывать множество переменных, продумать их все становится монументальной задачей, поэтому нам нужен другой способ выбрать лучшую стратегию.И вот здесь-то и вступает в дело кишка.
Наш гость на этой неделе, психолог Герд Гигеренцер из Института развития человека Макса Планка в Берлине, является ведущим экспертом по внутренним ощущениям. Большая часть его работы сосредоточена на эвристике — простых практических правилах, которые мы используем при принятии больших и малых решений. Он является автором книг Внутренние чувства: разум бессознательного (2008), Простые эвристики, которые делают нас умными (2000) и многих других томов.
Я с нетерпением жду ответов на следующие вопросы: как мы узнаем, что наши интуиции надежны? Есть ли способ отличить заслуживающие доверия интуиции от иррациональных чувств и предубеждений? А как насчет интуиции экспертов? Отличаются ли они в корне от обычных внутренних ощущений? Следует ли нам доверять инстинктам эксперта, если эксперт не может дать им объяснение? Какую роль должно играть интуитивное мышление в принятии важных решений? И как мы можем научиться лучше разбираться в инстинктах?
Фотография Burst на Unsplash
Моральные философии Марты Нуссбаум | Жительница Нью-Йорка
Марта Нуссбаум готовилась прочитать лекцию в Тринити-колледже в Дублине в апреле 1992 года, когда она узнала, что ее мать умирает в больнице в Филадельфии.Она не могла вылететь раньше следующего дня. В тот вечер Нуссбаум, один из выдающихся философов Америки, прочитал запланированную лекцию о природе эмоций. «Я думала, это бесчеловечно, я не могу этого сделать», — сказала она позже. Потом она подумала: «Ну, конечно, я должна это сделать». Я имею ввиду, вот и я. Почему бы мне этого не сделать? Публика есть, и они хотят прочитать лекцию.
«Я призываю, — пишет Нуссбаум, — создать общество граждан, признающих свою нужду и уязвимость.Фотография Джеффа Брауна для The New YorkerКогда она вернулась в свою комнату, она открыла свой ноутбук и начала писать свою следующую лекцию, которую она прочтет через две недели, в юридической школе Чикагского университета. На следующее утро в самолете, дрожа в руках, она продолжала печатать. Она задавалась вопросом, есть ли что-то жестокое в ее способности работать так продуктивно. Лекция была о природе милосердия. Как она часто это делает, она утверждала, что определенные моральные истины лучше всего выразить в форме рассказа.Мы становимся милосердными, писала она, когда ведем себя как «заинтересованный читатель романа», понимая жизнь каждого человека как «сложное повествование о человеческих усилиях в мире, полном препятствий».
В лекции она описала, как римский философ Сенека в конце каждого дня размышлял о своих проступках, прежде чем сказать себе: «На этот раз я тебя прощаю». Приговор довел Нуссбаума до слез. Она беспокоилась, что ее способность работать была актом подсознательной агрессии, признаком того, что она недостаточно любила свою мать.«Я не должна уезжать читать лекции», — подумала она. Я не должен был быть философом. Нуссбаум чувствовала, что ее мать считает свою работу холодной и отстраненной, позой неуязвимости. «По-видимому, когда мы философствуем, мы не очень любящие существа», — писал Нуссбаум.
Когда ее самолет приземлился в Филадельфии, Нуссбаум узнала, что ее мать только что умерла. Ее младшая сестра, Гейл Крейвен Буш, руководитель церковного хора, сказала их матери, что Нуссбаум уже в пути. «Она просто не могла больше держаться», — сказал Буш.Когда Нуссбаум прибыла в больницу, она обнаружила, что ее мать все еще лежит в постели с губной помадой. Дыхательная трубка, теперь отсоединенная от кислородного аппарата, была продета через ее ноздри. Медсестры принесли Нуссбаум чашки с водой, пока она плакала. Затем она собрала вещи своей матери, в том числе книгу под названием «Стакан благословений», которую Нуссбаум не мог не заметить, выглядело слишком дорого, из тех вещей, которые она никогда не хотела бы читать. Она вышла из больницы, пошла на беговую дорожку в Пенсильванском университете и пробежала четыре мили.
Она восхищалась философами-стоиками, которые считали, что неуправляемые эмоции разрушают моральный облик человека, и она чувствовала, что перед лицом смерти любимого человека их наставление звучало бы так: «Все смертны, и вы скоро справитесь с этим. ” Но она была не согласна с тем, как они приучили себя не зависеть ни от чего, находящегося вне их контроля. В течение следующих нескольких дней ей казалось, что ей в живот забивают ногтями и отрывают конечности. «Можем ли мы представить себе, как эта мысль вызывает дрожь в моих руках или дрожь в моем животе?» она написала в «Поворотах мысли» книгу о структуре эмоций.«И если мы это сделаем, то действительно ли мы хотим сказать, что это трепетание или дрожь — это мое горе из-за смерти моей матери?»
Нуссбаум прочитала лекцию о милосердии вскоре после похорон матери. Она чувствовала, что ее мать предпочла бы, чтобы она отказалась от работы на несколько недель, но когда Нуссбаум не работает, она чувствует себя виноватой и ленивой, поэтому она пересматривала лекцию, пока не решила, что это одна из лучших ее работ. Она представила свой доклад как своего рода возмещение ущерба: лекция была о необходимости осознать, как трудно, даже с самыми лучшими намерениями, жить добродетельной жизнью.Как и большинство ее работ, лекция представляла то, что она называет терапевтической философией, «наукой о жизни», которая обращается к постоянным человеческим потребностям. Она сказала мне: «Мне нравится идея о том, что то, что моя мать считала холодным и нелюбимым, на самом деле может быть формой любви. Это форма человеческой любви — принять нашу сложную, запутанную человечность и не убегать от нее ».
Несколько лет спустя Нуссбаум вернулась к своим отношениям с матерью в драматическом диалоге, который она написала для конкурса философских диалогов Оксфордского университета, который она выиграла.В диалоге мать обвиняет свою дочь, известного философа морали, в безжалостности. «Ты просто не знаешь, что такое эмоции», — говорит мама. Ее отец говорит ей: «Разве ты не философ, потому что действительно хочешь жить в своем собственном уме? И никому не нуждаться, не любить? » Ее мать спрашивает: «Разве это не потому, что ты не хочешь признать, что мышление не управляет всем?»
Философ просит прощения. «Почему ты так ненавидишь мои мысли, мамочка?» она спрашивает.«Что я могу сказать или написать, чтобы вы перестали так смотреть на меня?»
Нуссбаума привлекает идея о том, что творческая безотлагательность — и стремление быть добрыми — проистекают из осознания того, что мы питаем агрессию по отношению к людям, которых любим. Шестидесятидевятилетний профессор права и философии в Чикагском университете (с назначениями в классической литературе, политологии, южноазиатских исследованиях и школе богословия), Нуссбаум опубликовал двадцать четыре книги и пятьсот девять статей. и получил пятьдесят семь почетных степеней.В 2014 году она стала второй женщиной, прочитавшей лекции Джона Локка в Оксфорде, наиболее выдающуюся серию лекций по философии. В прошлом году она получила Премию этики Инамори, награду за этические лидеры, улучшающие условия жизни человечества. Несколько недель назад она выиграла пятьсот тысяч долларов как лауреат Киотской премии, самой престижной награды в областях, не имеющих права на получение Нобелевской премии, присоединившись к небольшой группе философов, в которую входят Карл Поппер и Юрген Хабермас. Почести и призы напоминают ей картофельные чипсы; она наслаждается ими, но боится насытиться, как одно из «тупых пасущихся животных» Аристотеля.«Ее представление о хорошей жизни требует стремления к трудной цели, и, если она замечает, что чувствует себя слишком удовлетворенной, она начинает чувствовать неудовлетворенность.
Нуссбаум невероятно уверен в себе как интеллектуально, так и физически. Она красива, подтянута, жестка и держится, как королева. Ее голос высокий и драматичный, и ей часто кажется, что она в восторге от того, что она сама. Ее работа, основанная на ее обучении классикам, а также антропологии, психоанализу, социологии и ряду других областей, ищет условия для eudaimonia , греческого слова, описывающего полную и процветающую жизнь.В период отсутствия безопасности для гуманитарных наук работы Нуссбаума отстаивают — и воплощают — возможности гуманистических усилий. Нэнси Шерман, философ-моралист из Джорджтауна, сказала мне: «Марта изменила лицо философии, использовав литературные навыки для описания мельчайших деталей пережитого опыта».
«Конечно, ты все еще заставляешь меня смеяться, только не вслух».В отличие от многих философов, Нуссбаум — элегантный и лирический писатель, и она трогательно описывает боль признания своей уязвимости, что, по ее мнению, является предварительным условием этической жизни.«Быть хорошим человеком, — сказала она, — значит иметь своего рода открытость миру, способность доверять непредсказуемым вещам, находящимся вне вашего контроля, которые могут привести к поражению». Она ищет «не отрицающий стиль письма», способ описать эмоциональные переживания, не отрывая от них чувства. Она не одобряет общепринятый стиль философской прозы, который она описывает как «научный, абстрактный, гигиенически бледный» и не связанный с проблемами своего времени. По ее словам, как и Нарцисс, философия влюбляется в свой образ и тонет.
В нескольких книгах и статьях Нуссбаум цитирует высказывание социолога Эрвинга Гоффмана, который написал: «В важном смысле в Америке есть только один полностью не краснеющий мужчина: молодой, женатый, белый, городской, северный, гетеросексуальный, протестантский. Отец, получивший высшее образование, полностью занятый, хорошего цвета лица, веса и роста, а также недавний рекорд в спорте ». Это предложение более или менее характеризует отца Нуссбаум, которого она описывает как вдохновителя и образец для подражания, а также как расиста.По словам Нуссбаума, у него были предубеждения «на самом интуитивном уровне». «Речь шла о том, чтобы сжаться и отвращение».
В течение последних тридцати лет Нуссбаум тянется к тем, кто краснеет, когда пишет о типах населения, которые ее отец мог счесть нечеловеческими. Она утверждает, что невозмутимые самцы, или «нормальные», отвергают свою животную природу, проецируя свое отвращение на уязвимые группы и создавая «буферную зону». Нуссбаум считает отвращение необоснованным чувством, которому следует не доверять как основание закона; она утверждает, что это корень противодействия правам геев и трансгендеров.Ее работы включают прекрасные описания физических реалий того, чтобы быть человеком, иметь тело, «мягкое и пористое, восприимчивое к жидкости и липкости, женское в своей слизистой слизи». Она считает, что боязнь этих явлений создает угрозу общественной жизни. «Я призываю, — пишет она, — создать общество граждан, признающих, что они нуждаются и уязвимы».
Нуссбаум однажды написал, цитируя Ницше, что «когда философ очень настойчиво играет на какой-то теме, это показывает нам, что существует опасность того, что что-то еще собирается« сыграть хозяина »»: что-то личное вызывает озабоченность.В случае Нуссбаум я подумал, подходит ли она к своей теме уязвимости с таким успехом, потому что она всматривается в нее издалека, как если бы она была незнакомой и экзотической. Она отмечает способность быть хрупкой и незащищенной, но в своей жизни она, кажется, контролирует каждое взаимодействие. Она делит свой день на серию продуктивных, жизнеутверждающих занятий, начиная с девяноста минутной пробежки или тренировки, во время которой в течение многих лет она «играла» в голове оперы, обычно сочинения Моцарта. Она запомнила оперы и бегала к каждой по три-четыре месяца, меняя темп в соответствии со своей скоростью и настроением.В течение двух десятилетий она вела таблицу, в которой документированы ее ежедневные упражнения. После тренировки она стоит около своего пианино и поет в течение часа; она сказала мне, что ее голос никогда не был лучше. (Когда дирижер недавно пригласил ее присоединиться к репертуарной группе для пожилых певцов, она сказала ему, что эта концепция «стигматизирует».) Ее самодисциплина вдохновила ее на рассказ покойного Ричарда Стерна «Мой бывший, моральный философ» , профессор Чикагского университета. История описывает противоречие философской «песнопения спонтанности и ее собственной природе», наименее спонтанное, наиболее упорное, нервное и даже фанатично непроизвольное, что я знаю.
Нуссбаум в настоящее время пишет книгу о старении, и когда я впервые предложил идею Профиля, я сказал ей, что хотел бы сделать ее книгу центром статьи. Она ответила скептически, написав по электронной почте, что у нее была долгая и разнообразная карьера, добавив: «Мне действительно хотелось бы почувствовать, что вы рассмотрели различные ее аспекты и что у нас есть план, в котором есть цель. ” Обычно она отвечала в течение часа после того, как я отправил электронное письмо. «Вы считаете, что у вас есть такой план?» она спросила меня.«Я хотел бы услышать плюсы и минусы вашего взгляда на различные акценты». Она не знала, как я могу охватить ее творчество, поскольку он охватывал очень много тем: права животных, эмоции в уголовном праве, индийская политика, инвалидность, религиозная нетерпимость, политический либерализм, роль гуманитарных наук в академии, сексуальные домогательства, транснациональные отношения. переводы богатства. «Задача для вас будет заключаться в том, чтобы дать читателям дорожную карту по работе, которая будет освещать, а не сбивать с толку», — написала она, добавив: «Без плана все развалится на куски.Она рассказала о трех интервью, которые она дала, и о том, как в них были допущены ошибки. Среди прочего, они не запечатлели ее преданность преподаванию и своим ученикам. По ее словам, в одном из интервью она «выглядела как человек, который презирает вклад других, что является одним из самых больших оскорблений, которым можно было бы направить меня».
Для нашей первой встречи она предложила мне посмотреть, как она поет: «Это настоящее пение, которое даст вам представление о моей личности и моей эмоциональной жизни, хотя, конечно, я очень несовершенен в своей способности выражать то, что я хочу выразить. .Она написала, что музыка позволила ей получить доступ к той части ее личности, которая «менее защищена, более восприимчива». Прошлым летом мы поехали в дом ее учителя пения, Тамбры Блэк, которая живет в элитном районе с видом на церкви Чикагского университета. Было девяносто градусов и солнечно, и хотя мы опоздали на десять минут, Нуссбаум стучала в дверь, пока Блэк, с мокрыми от душа волосами, не впустила нас внутрь.
Нуссбаум была в нейлоновых спортивных шортах и футболке, а свои ноты несла в вышитом мешочке в стиле хиппи.Ногти на руках и ногах у нее были отполированы до бирюзового цвета, а ноги и руки были тонко загорелыми. Она стояла рядом с пианино Блэка, ноги в позе лыжного плуга, и играла гаммы, полностью расслабляясь и дуя сквозь сомкнутые губы.
Первой арией, которую она исполнила, была «Or sai chi l’onore» из «Дон Жуана», одной из немногих опер Моцарта, до которой она никогда не бегала, потому что считает сцену изнасилования предосудительной. Когда она набирала высоту, она поднимала подбородок вверх, пока Блэк не сказал ей остановиться.Она преуспела в игре на высоких нотах, но Блэк подумал, что отрывок об убийстве отца героини должен быть более нежным. «Можете ли вы сделать его немного приятнее?» — спросил Блэк.
Следующая ария была из заключительного акта оперы Верди «Дон Карлос», которую Нуссбаум нашел более сложной задачей. Ей пришлось воплотить безнадежность женщины, которая, зная, что никогда не сможет быть с любимым мужчиной, жаждет смерти.
«Добавьте сюда немного тоски и печали», — сказал Блэк. «Не давай слишком рано.
Нуссбаум смягчила свой тон на несколько пассажей, но ее голос быстро набрал силу.
«У тебя слишком много власти», — сказал ей Блэк. «Прибереги немного на конец».
«Мне нужно над этим поработать», — сказала Нуссбаум, не отрывая глаз от лежащих перед ней нот. «Сложно передать все эмоции».
Через несколько часов, когда мы ехали домой с концерта Чикагского симфонического оркестра, Нуссбаум сказала, что она изо всех сил пытается передать смирение, необходимое для пьесы Верди.Она не могла отождествиться с ролью. «Я чувствую, что этот персонаж в основном говорит:« Жизнь плохо обращается со мной, поэтому я собираюсь сдаться », — сказала она мне. «И я считаю это совершенно непонятным».
«Ходячие мертвецы», «Американская история ужасов», «Мотель Бейтса» или Конвенция? »Когда Нуссбаум было три или четыре года, она сказала своей матери: «Ну, я думаю, что знаю почти все». Ее мать, Бетти Крейвен, предки которой прибыли на «Мэйфлауэр», строго ответила: «Нет, Марта.Вы всего лишь один человек среди многих ». Нуссбаум была так расстроена этим ответом, что ударилась головой об пол.
Ее отец, Джордж Крейвен, успешный налоговый юрист, который работал все время, приветствовал ее юношеское высокомерие. Он думал, что превосходить других — это прекрасно. Ему нравилось шутить, что он ошибся только один раз в своей жизни, и именно тогда он подумал, что ошибался. Семья Крэйвен жила в Брин-Мор, штат Пенсильвания, в атмосфере, которую Нуссбаум описывает как «холодную чистую роскошь».Бетти было скучно и неудовлетворенно, и она начала пить большую часть дня, пряча бурбон на кухне. Младшая сестра Нуссбаума, Гейл, рассказала, что однажды, после того как ее мать потеряла сознание на полу, она вызвала скорую помощь, но ее отец отправил ее. Сводный брат Нуссбаума, Роберт (ребенок от первого брака Джорджа Крейвена), сказал, что их отец не понимал, когда люди неразумны. «Это была эмоционально бесплодная среда, — сказал он мне. «Ты должен был просто быть солдатом».
Нуссбаум проводила свободное время в одиночестве на чердаке, читая книги, в том числе книги Диккенса.По ее словам, с помощью литературы она нашла «бегство из аморальной жизни во вселенную, где мораль имеет значение». Ночью в длинном халате она шла в кабинет отца, и они вместе читали. Ее отцу нравилось стихотворение Уильяма Эрнеста Хенли «Invictus», и он часто читал ее ей: «Я не морщился и не плакал. / Под ударами случая / Моя голова окровавлена, но непокорена. . . . Я хозяин своей судьбы: / Я капитан своей души ».
Я чувствую, поэтому я есть
«Ученые с энтузиазмом занимаются изучением эмоций, как любовный роман», — сообщила в феврале The Chronicle of Higher Education статья, в которую вошел список из 25 человек. последние научные книги, от философии и истории до литературы и политологии, все тем или иным образом посвящены аффектам.
И хотя доктор Дамасио вряд ли заслуживает всей заслуги в этой тенденции, благодаря его революционным исследованиям и двум предыдущим, удивительно доступным книгам — «Ошибка Декарта: эмоции, разум и человеческий мозг» (1994) и « «Чувство происходящего, тела и эмоций в становлении сознания» (1999) — он может многое выдержать. Требуется чтение на литературных семинарах. Такие писатели, как Ян Макьюэн и Дэвид Лодж, отметили его работы в своих романах. Он даже вдохновил его на фортепианный концерт Body Loops и квинтет, премьера которого прошла в Линкольн-центре на прошлой неделе..
«Для студентов-гуманитариев ключевым нейрофизиологическим открытием нашего времени является то, что было так красноречиво выражено Антонио Дамасио», — заявил Джонатан Бейт, шекспировед из Ливерпульского университета в литературном приложении Times в декабре прошлого года. . «Разделение между разумом и страстью или познанием и эмоцией (противоположность, восходящая к Аристотелю), с неврологической точки зрения, является ошибкой».
Доктор Дамасио и другие исследователи, он добавил, » приблизили нас к возможности научно подтвержденного исследования гипотезы — которая в различных формах имеет очень долгую историю — что литература, возможно, была генетически развита для выполнения когнитивной работы именно путем стимулирования эмоций.
Все разговоры об аффекте знаменуют собой исчезновение давнего научного табу. В конце 19 века ведущие деятели науки рассматривали чувства как естественный предмет для исследования. Дарвин посвятил книгу выражению эмоций у людей и животных, Фрейд основал свою теорию психической патологии на безуспешном эмоциональном подавлении, а американский психолог Уильям Джеймс поддержал теорию эмоций, основанную на теле, поразительно похожую на собственную теорию Спинозы.
Но к началу 20 века наука перешла на сторону бихевиоризма, и аффекты были запрещены.Считалось, что людей можно понять, просто наблюдая за тем, что они делают. Внутренние психические состояния были отклонены как не относящиеся к делу. Как выразился д-р Дамасио: «Неврология холодно относилась к эмоциям». «Чувства, по его словам, считались« неуловимыми, неописуемыми, слишком субъективными ».
Когда доктор Дамасио начал изучать аффект в конце 1980-е годы, это было случайно, а не по дизайну. Он переехал в Соединенные Штаты из Лиссабона в 1970-х годах, чтобы работать с Норманом Гешвиндом, неврологом из Гарварда и экспертом по поражениям головного мозга.В 1976 году доктор Дамасио и его жена Ханна Дамасио, также невролог, стали профессорами Университета Айовы, где он приобрел репутацию авторитета в области языка, памяти и болезни Альцгеймера. Но именно его работа с пациентами с повреждением мозга и нарушением навыков принятия решений заставила его задуматься об эмоциях.
Одновременно крошечный и огромный: что это за чувство, которое мы называем «возвышенным»?
Среди Сьерра-Невада, Калифорния (1868 г.), Альберт Бирштадт. Courtesy Smithsonian / Wikipedia
Вы когда-нибудь испытывали трепет и восторг, созерцая вид на зубчатые заснеженные горы? Или вы были очарованы, но также немного встревожены, глядя на грозовой водопад, такой как Ниагара? Или чувствовал себя экзистенциально незначительным, но странно возвышенным, глядя на ясное звездное ночное небо? Если это так, то вы испытали то, что философы с середины 18 века до наших дней называют возвышенным.Это эстетический опыт, о котором часто теоретизируют современные западные философы, а также, в последнее время, экспериментальные психологи и нейробиологи в области нейроэстетики.
Отклики на возвышенное вызывают недоумение. В то время как в 18 веке «прекрасное» рассматривалось как полностью приятное переживание типично тонких, гармоничных, сбалансированных, гладких и отполированных предметов, возвышенное понималось в значительной степени как его противоположность: смесь боли и удовольствия, испытываемая в присутствии типично обширных , бесформенные, угрожающие, подавляющие природные среды или явления.Так, философ Эдмунд Берк в 1756 году описывает возвышенное удовольствие в оксюморонических терминах как «восхитительный ужас» и «своего рода спокойствие с оттенком ужаса». Иммануил Кант в 1790 году описывает это как «отрицательное», а не «положительное удовольствие», в котором «ум не просто привлекается объектом, но также всегда отталкивается им». Стало проблемой объяснить, почему возвышенное в целом следует переживать с положительным аффектом и ценить так высоко, учитывая, что оно также включает в себя элемент боли.Чувство парадокса углубляется представлением о том, что переживание возвышенного на самом деле более глубокое и удовлетворительное, чем переживание прекрасного. Некоторые считают, что такие возвышенные эстетические переживания представляют собой религиозные или духовные переживания Бога или «нуминозной» реальности.
Есть два типа реакции на возвышенное: то, что я называю «тонким» и «толстым» возвышенным. Психологический взгляд Берка понимает возвышенное как немедленное аффективное возбуждение, которое не является высокоинтеллектуальной эстетической реакцией.Это «тонкое возвышенное». Кант и Артур Шопенгауэр тем временем предлагают трансцендентные отчеты, то есть отчеты, предполагающие универсальные познавательные способности, и понимают возвышенное как эмоциональную реакцию, в которой интеллектуальное размышление об идеях, особенно о месте человечества в природе, играет значительную роль. Это «густое возвышенное».
Тонкое возвышенное, таким образом, сродни немедленной реакции благоговения, и эта голая когнитивная оценка, которая ошеломляет и подавляет оценивающего, вполне может быть первым моментом во всех возвышенных эстетических реакциях.Но когда кто-то задерживается в этом переживании трепета и ум начинает размышлять об особенностях внушающего трепет пейзажа или явления и о том, как он заставляет человека чувствовать, тогда это когнитивно-аффективное взаимодействие представляет собой плотное возвышенное переживание.
Почему такие возвышенные переживания важны? Для Берка переживание имеет значение, поскольку это «самая сильная эмоция, которую способен ощутить разум». Но для Канта и Шопенгауэра опыт еще глубже. Вот как Кант описывает переживание и значение того, что он называет динамически возвышенным (то есть эстетическим переживанием подавляющей силы):
Смелые, нависающие, как бы грозные скалы, громовые тучи, вздымающиеся в небеса… превращают нашу способность сопротивляться в ничтожную мелочь по сравнению с их мощью.Но вид их становится тем более привлекательным, чем он страшнее, пока мы находимся в безопасности, и мы с радостью называем эти объекты возвышенными , потому что они поднимают силу нашей души над ее обычным уровнем и позволяют нам открыть в себе способность к сопротивлению совершенно иного рода, , которая дает нам смелость сравнивать себя с кажущейся всемогущей силой природы. (Курсив добавлен.)
По Канту, это переживание непреодолимой силы природы побуждает нас осознать, что мы слабы и экзистенциально незначительны в великой схеме природы.И все же это также показывает, что мы превосходим природу как моральные агенты и систематические познающие. Поскольку мы морально свободные существа, способные систематически постигать природу, мы в некотором смысле независимы от природы и превосходим ее.
Для Шопенгауэра также объекты эстетического созерцания в чувстве возвышенного несут ‘враждебное отношение к человеческой воле в целом (как она представляет себя в своей объектности, человеческом теле) и противостоят ей, угрожая ей высшей силой. который подавляет всякое сопротивление или сводит его к нулю с его огромными размерами ».Но возвышенное удовольствие возникает, когда человек может достичь спокойного созерцания объекта или окружающей среды, несмотря на то, что это кажется угрозой для физического или психологического благополучия человека.
В качестве примера высокой степени математически возвышенного (опыт огромной природы), например, Шопенгауэр пишет:
Когда мы теряемся в созерцании бесконечной протяженности мира в пространстве и времени … тогда мы чувствуем себя сведенными к нулю, ощущаем себя индивидуальностями, живыми телами, преходящими проявлениями воли, подобными каплям в океане , исчезая, растворяясь в ничто .Но в то же время … наше непосредственное сознание [состоит] в том, что все эти миры на самом деле существуют только в нашем представлении … Величина мира, которая раньше казалась нам тревожной, теперь надежно установлена внутри нас … она проявляется только как ощущение сознание того, что мы в каком-то смысле (что ясно дает понять только философия) едины с миром и, таким образом, не понижены, а, скорее, вознесены его необъятностью .
Здесь у нас есть отчет о возвышенном опыте, который колеблется между чувством, сведенным на нет по сравнению с огромным пространственным и временным пространством природы, и затем чувством возвышения с помощью двух мыслей, «которые проясняет только философия».Во-первых, это мысль о том, что как познающие, мыслящие субъекты мы в некотором смысле создаем (поддерживаем, конструируем) наш собственный мир — как бы вторую природу — мир нашего собственного субъективного опыта. И вторая возвышенная мысль заключается в том, что мы в некотором смысле «едины с миром», и, будучи объединенными с природой во всей ее временной и пространственной необъятности, мы «не угнетены, но превознесены ее необъятностью»
.Источник удовольствия от возвышенных переживаний проистекает, согласно Канту, из признания нашей способности к моральному и теоретическому превосходству простой природы, а у Шопенгауэра — из размышлений о двойной природе самих себя.С одной стороны, у нас есть сила как познающие субъекты — мы творцы мира, мира субъективного опыта; и, с другой стороны, опыт интуитивно показывает, что мы, по сути, действительно едины со всей природой. Безмерность природы — это наша необъятность; его кажущаяся бесконечность — это тоже наша бесконечность.
Являются ли рассказы Канта и Шопенгауэра пережитками более метафизической эпохи? Нет. Наша лучшая наука не развеивает тайны нашего трепета перед звездным ночным небом или бескрайними просторами океана.Наука также не делает окружающую среду, такую как вулканические горы, штормы на море, мощные каскады или просторы пустыни, безопасными. Научное понимание углубляет наше чувство трепета и удивления перед этими средами и явлениями, а также нашей человеческой природой внутри и по отношению к ним. Когда мы обращаем внимание на эти внушающие трепет и / или физически угрожающие виды мест с эстетической точки зрения — то есть, если мы обращаем внимание на эти среды ради самих себя и с некоторой оценочной дистанции — они склонны вызывать игру идей о место человека в природе и силы по отношению к ней.
Такие мысли естественны для людей и уважаемы с научной точки зрения. Для некоторых они представляют собой парадоксальное чувство единения с миром, а не дома; ощущать себя одновременно смехотворно маленьким и незначительным в великой схеме и, тем не менее, мощным центром знания, свободы и ценностей в мире.
Ваше беспокойство может быть объяснено нейроэкзистенциализмом — Кварц
Быть человеком непросто. На самом деле, если верить Уильяму Шекспиру, этого никогда не было.В XVI веке драматург отмечал, что «жизнь… — это сказка, рассказанная идиотом, полная звука и ярости, ничего не значащая».
Неврология все больше подтверждает эту точку зрения. Чем больше ученые узнают о человеческом мозге и о том, как он работает, тем очевиднее, что быть человеком — не проблема. Мы просто животные, сложные биологические системы, действующие по законам природы — от физики до биологии и химии. Многие ученые, такие как покойный Стивен Хокинг, и философы, такие как профессор философии и нейробиологии Университета Дьюка Оуэн Фланаган и профессор философии Университета SUNY Грегг Карузо в недавнем выпуске журнала The Philosopher’s Magazine утверждают, что у нас нет души, нет фиксированного я и нет. внутренняя цель.Мы существуем просто потому, что существуем, крошечные пятнышки на маленькой планете в бесконечной вселенной, а не потому, что бог создал Землю для нас. Эта концепция, называемая «натурализмом», заставляет многих людей чувствовать глубокую тревогу — сознательно или бессознательно — и искать смысл.
В совокупности, независимо от того, осознаем ли мы влияние научных открытий конкретно или нет, большая часть общества переживает кризис «нейроэкзистенциализма», согласно Фланагану и Карузо. «Сегодня существует экзистенциализм третьей волны, нейроэкзистенциализм, который выражает беспокойство по поводу того, что, даже когда наука раскрывает истину о человеческой природе, она также разочаровывает», — пишут они.
Волны тревоги
Карузо и Фланаган определяют экзистенциализм как уменьшение человеческого самооценки, вызванное глубокими социальными или политическими изменениями. Эти трансформации вызывают повсеместное недомогание, в конечном итоге вызывая реабилитированный и реконструированный взгляд на то, что значит быть человеком.
Первую такую волну выразили мыслители XIX века, такие как Сорен Кьеркегор, Федор Достоевский и Фридрих Ницше, которые боролись с вопросами морали в мире без божества, которое диктовало бы, что правильно, а что неправильно.В 20-м веке, после Холокоста и Второй мировой войны, такие писатели, как Жан-Поль Сартр, Альбер Камю и Симона де Бовуар, боролись со смыслом существования после десятков миллионов смертей и неисчислимых человеческих страданий, казалось, подрывали представления, которые мы ценим. жизни или верят в общее благо.
Однако философский кризис 21 века не является ни церковным, ни политическим. Его корни в изменениях, вызванных научными открытиями, которые, согласно Фланагану и Карузо, нанесли последний удар представлениям о боге, нематериальной душе, духе, себе, свободе воли.Они объясняют, что «евроэкзистенциализм вызван ростом научного авторитета гуманитарных наук и, как следствие, столкновением научного и гуманистического образа личности».
Эта современная тревога возникает из-за растущего объема знаний, которые показывают, что существование, которое мы переживаем, является результатом нейронных процессов. Результаты показывают, что интроспекция или самопознание не может действительно раскрыть разум и что смерть — это конец для всех нас. Если процессы мозга дают нам жизненный опыт и нет «нематериального духа» или души, тогда, когда мозг перестает функционировать, ничто не следует за жизнью и ничто не «выживает» нас.Наряду с этим пониманием себя как животных, подчиняющихся законам природы и физическим механизмам, приходит еще одна потеря — чувство свободы воли или свободы воли.
Мало того, что бог мертв, как заявил Ницше, но и если мы действуем благодаря физическим процессам, которые определяют, кто мы есть, когда решения принимаются мозгом, а не нашим духом, кажется, что мы больше не можем создавать жизни, используя характер в качестве нашей помощи. . Другими словами, übermensch, который предположил Ницше, может преодолеть потерю бога, также исчез.И сама наша воля к жизни — решимость, выраженная в формулировке драматурга-экзистенциалиста Сэмюэля Беккета: «Я не могу продолжать, я буду продолжать», — теперь подчинена множеству физических механизмов.
Ученые представляют нас как органические, биологические машины — концепция, основанная на доказательствах, — и это порождает новую постмодернистскую тревогу. «По мере того, как наука о мозге прогрессирует и мы лучше понимаем механизмы, лежащие в основе человеческого поведения, тем более очевидным становится, что нам не хватает…« контроля над душой », — утверждают Фланаган и Карузо.«Больше нет причин верить в нефизическое« я », которое контролирует действие и освобождено от детерминированных законов природы».
Мы не обязательно понимаем, почему мы плывем по течению или обвиняем в этом науку, но многим людям, которые верят в знания и не верят в бога, становится все труднее поверить в то, что их жизнь имеет значение. Научные открытия подрывают многие традиционные представления, которые ранее давали людям ощущение особенности, ощущение того, что они есть, и что личность реальна.Однако все чаще ученые обнаруживают, что личность — это своего рода необходимая иллюзия, созданная мозгом и зачастую более хрупкая, чем мы думаем.
Между тем , самоубийств, депрессии и тревожности растут. В США Центры по контролю и профилактике заболеваний в прошлом году выявили, что смертность от самоубийств выросла на 25% с 1999 года в большинстве этнических и возрастных групп. Хотя существует множество факторов, способствующих возникновению психических заболеваний, ученый-бихевиорист, писатель и писатель Клэй Ратледж утверждает, что эта тенденция не является просто результатом отсутствия адекватных служб психического здоровья.Скорее, говорит он, мы сталкиваемся с новым, современным «кризисом бессмысленности». В статье в Dallas News за 2018 год он объясняет: «Чтобы сдержать экзистенциальную тревогу, мы должны найти и поддерживать восприятие нашей жизни как значимой. Мы — вид, который стремится не только к выживанию, но и к значимости. Мы хотим, чтобы такая жизнь имела значение. Когда люди не могут сохранять смысл, они наиболее уязвимы психологически ».
По словам Рутледжа, стремление к значимости является результатом того, что «неврологический механизм, который помог нам выжить, также сделал нас отчетливо размышляющими».Он считает, что человеческий мозг эволюционировал, чтобы искать смысл, но сейчас труднее, чем когда-либо, чувствовать, что наша жизнь имеет значение по ряду причин, включая усиление отчуждения, уменьшение размеров семей и снижение веры в религию. «В наши дни американцы, особенно молодые люди, менее склонны отождествлять себя с религиозной верой, посещать церковь или участвовать в других религиозных обрядах. Но, как показало мое исследование, чувство значимости, обеспечиваемое религией, не так легко воспроизвести в нерелигиозных условиях », — утверждает он.
Карузо и Фланаган утверждают, что «народные психологические установки» сохраняются, потому что за пределами научного сообщества мы еще не понимаем, что это значит для нас как людей, или словарный запас, чтобы обсуждать новое «я как иллюзию». От старых идей трудно отказаться, потому что они существуют уже тысячи лет. Новый, альтернативный взгляд на человечество заставляет некоторых людей чувствовать себя очень плохо, заставляя их заключить, что полноценная жизнь невозможна.
Все хорошо
Но не отчаивайтесь.Принятие натурализма не обязательно означает отсутствие морали или то, что мы все застряли в плену таинственных процессов, которые мы не можем понять с помощью самоанализа. Подобно тому, как в прошлом экзистенциалисты нашли новые способы исследовать вопрос о том, чтобы быть людьми, и новые ответы на то, почему мы можем стараться быть хорошими и жить целеустремленно, так поступают и современные ученые и философы.
Карузо и Фланаган являются редакторами книги под названием Нейроэкзистенциализм: значение, мораль и цель в эпоху нейробиологии (pdf), в которой исследуется «фундаментальная тревога», которая возникает, когда «разум больше не стоит отдельно от мира. мир служить основой смысла.В нем мыслители из самых разных областей исследуют современную тревогу и предлагают подходы к интеграции доказательной науки в психологию общества, не теряя надежды на то, что они люди.
Например, космолог и физик Калифорнийского технологического института Шон Кэрролл в своем эссе рассматривает классическую механику, квантовую физику, время и природу возникающих явлений, делая вывод о том, что во Вселенной нет существенного смысла, о чем свидетельствуют ее обширность и случайность.Тем не менее он по-прежнему утверждает, что жизнь имеет значение в личном и человеческом масштабе, даже если «современная наука полностью подорвала любые надежды на высшую цель или смысл, присущий самой Вселенной».
Кэрролл утверждает, что наша жизнь и общество имеют значение просто потому, что мы существуем, сосуществуем и ценим смысл. Итак, мы можем действовать целенаправленно, даже если мы не являемся частью какого-то великого космического плана. Он проводит различие между целеустремленным человеческим проектом и кажущимся его отсутствием во Вселенной.
Точно так же психолог и светило когнитивной нейробиологии Майкл Газзанига, глава Калифорнийского университета в Центре изучения разума SAGE в Санта-Барбаре, утверждает, что натуралистический взгляд на человечество не представляет проблемы.Мы ответственны и нравственны, потому что наш мозг развил способности, которые позволяют нам быть такими.
Мы рассуждаем, запоминаем, воспринимаем и судим на основе когнитивных механизмов. И поскольку у нас есть эти способности, мы также разработали социальные практики, которые требуют, чтобы мы думали и несли ответственность друг за друга. Вселенная может быть случайной, и причина и следствие не всегда могут быть связаны на механистическом уровне, но в рамках человеческого опыта у нас есть определенные обязательства и возможность их выполнить.
Как объясняет Томас Кларк из Института поведенческого здоровья Университета Брандейса в своем обзоре Neuroexistentialism (pdf) , , нам не нужен Бог, чтобы быть добрыми. Есть научные основы нравственного поведения. Кларк пишет: «С одной стороны, наука может объяснить, почему мы нравственные животные, моральные до такой степени, что никакая наука не сможет в конечном итоге развенчать наши зашитые интуитивные представления об этике».
Есть свидетельства того, что альтруизм, сотрудничество, сострадание и привязанность «биологически заложены», поэтому нам не нужна высшая сила, чтобы заставить нас учитывать потребности других.«Само беспокойство по поводу моральных основ является свидетельством реальности нашей моральной природы, поэтому изучение того, что они регулируются такими скромными (или благородными?) Химическими веществами, как окситоцин и вазопрессин, вряд ли сделает нас морально недееспособными», — утверждает он. .
Человеческий проект
Карузо и Фланаган, а также другие участники их книги имеют довольно солнечные перспективы. Вместо того, чтобы разочаровываться в научных открытиях, они предлагают «конструктивный проект». Этот проект включает в себя работу по реабилитации человеческого представления о себе, как это делали предыдущие волны экзистенциалистов, вместе обдумывая сложные вопросы, хотя простых ответов нет.
В своем эссе философы утверждают, что мы должны «использовать знания и понимание поведенческих, когнитивных и нейробиологических наук, чтобы удовлетворить наши экзистенциальные проблемы и достичь определенного уровня процветания и удовлетворения». Игнорирование свидетельств не воскресит устаревшие представления о боге, душе, «я» или человеческой особенности, и не сделает жизнь осмысленной. Вместо этого мы должны изменить нашу тревогу, индивидуально и в обществе, потому что на данный момент, как они выражаются, «натурализм — единственная игра в городе.”
Исправление: в предыдущей версии этого поста говорилось, что Грегг Карузо — доцент. На самом деле он полный профессор.
Философские выходные: что такое сочувствие? : Литературные удары
Поскольку наши дебаты об этике на выходных часто вращаются вокруг слова «сочувствие», мне пришло в голову, что мы должны точно выяснить, что это слово означает. Давайте зайдем в Википедию и посмотрим, что мы найдем:
Сочувствие — это способность распознавать и до некоторой степени разделять чувства (например, печаль или счастье), которые испытывает другое разумное или полуразумное существо.Кому-то может потребоваться определенная доля сочувствия, прежде чем он сможет почувствовать сострадание. Английское слово было придумано в 1909 году Э. Титченер как попытка перевести немецкое слово «Einfuhlungsvermogen», новое явление, исследованное в конце 19 века главным образом Теодором Липпсом
Я хотел бы выследить эти этимологические подсказки для будущей статьи, но сначала я хочу исследовать значение этого слова. Указывает ли «сочувствие» на рациональное осознание человеком чувств другого человека или, скорее, на его эмоциональную озабоченность чувствами другого человека? Это слово часто используется в последнем смысле: если я сочувствую вам, я забочусь о вашем благополучии.Но определение из Википедии проводит заметное различие между «эмпатией» (интеллектуальным осознанием чувств другого человека) и «состраданием» (заботой о другом человеке). Таким образом, «сочувствие» не имеет необходимого морального содержания. Можно сочувствовать кому-то, желая при этом вреда. Сочувствие — это только антенна, осознание, чувство.
Это различие может быть слишком тонким для некоторых людей, поскольку оно не согласуется с популярным использованием этого термина.Но различие между осознанием (сочувствием) и заботой (состраданием) кажется полезным, и с этого момента я готов согласиться с этим строгим определением термина и проводить различие между «состраданием» и «сочувствием» по мере необходимости в будущих обсуждениях. .
Но еще более жесткое противоречие, касающееся значения «сочувствия», становится очевидным в следующем разделе страницы Википедии, озаглавленном «Теоретики и определение». Эта полемика, кажется, настолько активна, что Википедия вскидывает руки и предлагает список возможных определений от различных теоретиков, представляющий увлекательную дихотомию между двумя популярными значениями этого слова.Вот полный раздел:
Сочувствие — это способность, имеющая множество различных определений. Они охватывают широкий спектр: от заботы о других людях и желания помочь им, до переживания эмоций, которые соответствуют эмоциям другого человека, до знания того, что другой человек думает или чувствует, до размывания границы между собой и другими. Ниже приведены определения эмпатии:
Дэниел Бэтсон: «Мотивация, ориентированная на другого».
Д.М. Бергер: «Способность эмоционально знать, что другой переживает в рамках системы координат этого другого человека, способность пробовать чувства другого или ставить себя на место другого».
Жан Десети: «Чувство сходства в чувствах, испытываемых самим собой и другим, без путаницы между двумя людьми».
Frans de Waal: «Способность (а) быть затронутым и разделить эмоциональное состояние другого, (б) оценить причины состояния другого, и (в) идентифицировать себя с другим, принимая его или ее точку зрения. .Это определение выходит за рамки того, что существует у многих животных, но термин «сочувствие» … применяется, даже если соблюдается только критерий (а) ».
Нэнси Айзенберг: «Аффективная реакция, которая возникает из опасений или понимания эмоционального состояния или состояния другого человека и аналогична тому, что другой человек чувствует или, как ожидается, почувствует».
Р. Р. Гринсон: Сопереживать — значит делиться, испытывать чувства другого человека.
Элвин Голдман: «Способность поставить себя на место другого человека, чтобы понять его эмоции и чувства.”
Мартин Хоффман: любой процесс, в котором сопровождаемое восприятие состояния объекта порождает в субъекте состояние, которое более применимо к состоянию или ситуации объекта, чем к собственному предшествующему состоянию или ситуации субъекта.
Уильям Икес: Сложная форма психологического вывода, в которой наблюдение, память, знания и рассуждения объединяются, чтобы дать понимание мыслей и чувств других.
Хайнц Кохут: Сочувствие — это способность думать и чувствовать себя во внутренней жизни другого человека.
Harry Prosen: «эмоциональное понимание, которое позволяет терапевту глубоко эмоционально резонировать с пациентами, что влияет на терапевтический подход и альянс с пациентом».
Карл Роджерс: Воспринимать внутреннюю систему координат другого человека с точностью и с соответствующими эмоциональными компонентами и значениями, как если бы он был человеком, но никогда не теряя состояния «как будто». Таким образом, это означает ощущать боль или удовольствие другого, как он это чувствует, и воспринимать их причины так, как он их воспринимает, но никогда не теряя осознания того, что это как если бы я был ранен или доволен, и так далее.
Маршалл Розенберг: «Эмпатическая связь — это понимание сердца, в котором мы видим красоту в другом человеке, божественную энергию в другом человеке, живую в нем жизнь».
Roy Schafer: Сочувствие включает в себя внутренний опыт понимания и понимания сиюминутного психологического состояния другого человека.
Wynn Schwartz: Мы признаем других сочувствующих, когда мы чувствуем, что они точно действовали или каким-то образом признали наши ценности или мотивацию, наши знания, наши навыки или компетенцию, но особенно если они, кажется, признают значимость наших действий таким образом, чтобы мы могли терпеть их признание.
Эдит Штайн: Сочувствие — это переживание чужого сознания в целом.
Саймон Барон-Коэн: Сочувствие — это спонтанная и естественная настройка на мысли и чувства другого человека, какими бы они ни были […] В сочувствии есть два основных элемента. Первый — это когнитивный компонент: понимание чувств других и способность принимать их точку зрения […] вторым элементом сочувствия является аффективный компонент. Это адекватная эмоциональная реакция наблюдателя на эмоциональное состояние другого человека.
Khen Lampert: «[Сочувствие] — это то, что происходит с нами, когда мы покидаем собственное тело… и оказываемся либо на мгновение, либо на более длительный период времени в сознании другого. Мы смотрим на реальность ее глазами, чувствуем ее эмоции, разделяем ее боль ».
Итак, указывает ли «сочувствие» на естественное, непосредственное переживание чувств другого человека или на смоделированное представление переживания чувств другого человека? Если я сочувствую вам, чувствую ли я ваши чувства или наблюдаю только бесцветную абстрактную копию ваших чувств? Дорога здесь разветвляется на два основных пути; примерно половина приведенных выше цитат предполагает первое значение слова, а другая половина предполагает второе значение.
Дэниел Бэтсон говорит о «мотивации, ориентированной на другого». Франс де Вааль говорит о «способности поддаваться влиянию другого человека и делиться его эмоциональным опытом». Р. Р. Гринсон заявляет, что «сопереживать — значит делиться». Хен Лэмперт говорит о том, чтобы оставить наши собственные тела, и присоединяется к Гринсону в использовании ключевого слова «делиться». Эти определения описывают сочувствие как прямое, полное, естественное переживание. Чувствовать что-то сопереживающим образом в сочетании с другим человеком, по-видимому, ничем не отличается от того, чтобы чувствовать это наедине.Мы делимся чувствами; переживание чувства превосходит разделение между людьми на самом базовом уровне.
Однако у Джин Десети этого нет. Согласно цитате Десети, сочувствие — это «чувство схожести в чувствах, испытываемых самим собой и другим человеком, без путаницы между двумя людьми». Чувство сочувствия — это «подобие», факсимиле, а не сама реальная вещь. Очевидно, многие другие находятся в этом лагере. Карл Роджерс подчеркивает, что восприятие эмпатии приходит «с точностью и с эмоциональными компонентами и значениями, которые относятся к нему, как если бы это был человек, но никогда не теряя состояния« как будто ».«Если вы чувствуете чьи-то чувства, вы на мгновение чувствуете , как если бы вы были этим человеком. Разделение между вами и другим человеком имеет первостепенное значение; ваше сочувствие — это факсимиле того, что чувствует другой человек, а не сама реальная вещь. Эдит Штайн упоминает «опыт чужого сознания». Слово «иностранный» звучит громче, чем любое другое слово в предложении Эдит Штайн.
Я не могу придумать никакого противоречия, более центрального для основного противоречия этической философии — от Платона до Ницше, от Иммануила Канта до Айн Ранд, от Жан-Жака Руссо до Карла Маркса, Зигмунда Фрейда и Жан-Поля Сартра — чем это основные разногласия по поводу значения слова «сочувствие».Если вы верите, что сочувствие — это прямой опыт , то вы, вероятно, склонитесь к какой-то коммунитарной позиции по этическим вопросам (хотя это может отражаться на широком спектре более конкретных позиций, от либерального социализма до религиозных взглядов, основанных на семейных ценностях). фундаментализм).
Если вы верите, что эмпатия — это лишь слабое представление или факсимиле прямого опыта, то вы, вероятно, думаете о своем существовании как об изолированном индивиде как о единственной форме существования в мире, и, вероятно, будете склоняться к этической философии, которая вращается вокруг права человека (хотя это также может описывать широкий спектр этических философий, от гуманитарного утилитаризма Джона Стюарта Милля до брутального индивидуализма Айн Рэнд).
Вы также можете изучить этот вопрос, попробовав представить себе сознание новорожденного ребенка. Вы только что родились в холодном и шумном мире после девяти месяцев, когда были физически связаны с телом матери и зависели от него. Кто ты? Что ты? Знаете ли вы в данный момент, где проходит граница между вами и остальной вселенной?
Я так не думаю. Психологи, такие как Карл Юнг, говорят об индивидуации, процессе, с помощью которого младенец или ребенок постепенно познает границы между собой и остальным миром.Если индивидуация действительно является процессом, который происходит с течением времени, это должно означать, что новорожденный ребенок может испытывать хотя бы некоторую степень сочувствия ко всем частям Вселенной.
Такие фразы, как «дитя вселенной», приобретают новое значение в этом свете; мы все рождены детьми вселенной, сосуществуем с миром, все чувствуем, заботимся обо всех. Постепенно мы учимся сосредотачивать свои чувства на орбитах нашего физического тела. Но наше изначальное сознание сводится к осознанию всеобщего сочувствия.Сочувствие естественно для всех нас, и мы должны научиться процессу индивидуации, а не процессу сочувствия.
Согласны ли вы с этим или не согласны — определяете ли вы сочувствие как прямое и естественное переживание или косвенное и смоделированное переживание — может быть неисследованной основой всей вашей этической позиции в жизни. Я не могу придумать более увлекательного вопроса для продолжения обсуждения в этом блоге. На самом деле мне кажется, что человечество только сейчас достигает того уровня психологической изощренности, который позволит нам полностью разобраться в этом вопросе и полностью исследовать нюансы и скрытые внутри него скрытые последствия.Что такое сочувствие? Эмпатический опыт — это реальный опыт или его представление? Чувство сочувствия — это естественное и врожденное чувство или это приобретенная способность? Я хотел бы знать, что вы думаете.
Праздники, когда душевно нездоровится
Для тех из нас, кто чувствует себя психически хрупким и иногда просто плохо себя чувствует, перспектива праздников создает особые проблемы.
Для начала, желание быть счастливым находится под более высоким, чем обычно, давлением, которое может вызывать сильное чувство вины и пугать.Мы не только можем бороться с непреодолимой грустью, тревогой или преследованием, нам напоминают о том, насколько мы не в ладах с остальным обществом в это время в календаре. Наши настроения кажутся совершенно противоположными тому духу, который от нас требуется. Мы снова беспокоимся о том, чтобы не потерпеть неудачу. У нас есть еще одна причина ненавидеть себя (чувство, которое может лежать в самой основе нашего душевного нездоровья).
Мы можем быть с гораздо большим количеством людей, чем обычно, и наши пространства и распорядок нарушены.Кроме того, те, кто заботится о нас, терапевты, аналитики, психиатры и специалисты в области психического здоровья, делают перерыв. Последний сеанс перед праздниками может быть особенно травматичным и грустным. Две недели могут показаться очень далекими.
Чтобы справиться со всеми этими проблемами, стоит помнить несколько мыслей:
В разговорах с самими собой и с очень близкими нам следует учитывать, что мы сталкиваемся с чем-то, что по закону может быть очень трудным.Вдобавок ко всему, не нужно быть беспомощно храбрым. Нас вот-вот накроет турбулентность. Нам нужно подготовиться.
Мы должны, насколько это возможно, рассказывать нашим близким, что предложения о том, чтобы быть оптимистичными и весёлыми, — это особое испытание, и что лучший шанс на то, чтобы быть в порядке, дает нам отсутствие необходимости выступать, не нужно быть веселыми и быть как можно более преданными тому настроению, которое у нас действительно есть. В любом случае мы можем чувствовать себя самозванцами — и нам не нужно нагнетать напряжение.Мы не грубые или человеконенавистники, мы просто немного нездоровы. А это значит, что было бы приемлемо проводить часть отпуска наверху под одеялом, думая о очень темных вещах. Нам нужно создать более просторное и доброжелательное чувство того, что является нормальным.
Мы должны помнить и напоминать другим, что человеческий разум всегда находится в состоянии. Эти умы ничем не отличаются от любого другого органа, они ломаются и нуждаются в уходе. Почему бы нам не уделить сломанному разуму хоть немного внимания, которое мы уделяли бы тому, у кого вывихнул большой палец или ушиб плечо? Нам позволено быть нездоровым в нашем сознании.
Мы не одни. Он может смотреть на точки так, как будто весь мир уступил место веселью, но такова реальность человеческого существования, огромное количество из нас не улыбаются. Мы остро встревожены, мы регулярно переживаем ожесточенные приступы самообвинения и ненависти к себе, нас посещают суицидальные мысли, мы думаем, что умереть было бы утешительно. Мы чувствуем себя неадекватными. Мы думаем, что было бы намного лучше, если бы мы никогда не родились.
Даже внешне здоровые люди, которые выглядят так, будто у них никогда в жизни не было проблем, обнаруживают удивительные истории и области боли, если вы спросите.Почти нет никого, кто не пережил бы что-то ужасное, и если вы получите к нему доступ, вы сможете установить с ним связь и иногда создать удивительные новые связи. Не бойтесь рассказать немного о том, через что вы проходите, когда почувствуете, что готовы.
Праздники часто включают время с теми самыми людьми, которые сформировали нашу психику и лежат в основе некоторых наших проблем. Мы должны рискнуть изменить характер наших с ними разговоров. Пока люди не чувствуют себя виноватыми, они могут взять на себя многое.Они могли бы сделать нашу жизнь бесконечно тяжелее, чем им нужно, но все же могли бы слушать.
Мы должны быть добрыми к себе и снисходительными, когда этого требует настроение. Мы должны спросить, можем ли мы принять длительные ванны, прогуляться по полям, исчезнуть на время самостоятельно. Если вы достаточно добры, любящие вас люди позволят вам получить практически все, что вам нужно. Люди не обращают внимания на пациента; старайтесь быть хорошим, что означает не что иное, как тот, кто объясняет и немного благодарен.
Праздники проходят, осталось всего несколько дней, и все наладится. И иногда что-то происходит, мы справляемся лучше, чем думаем, у нас появляются новые идеи, и на нашем пути, на несколько мгновений, мы почти счастливы или, по крайней мере, видим новую мысль, которую мы можем использовать в нашем очень неуверенном продвижении к что-то лучше, чем нынешнее состояние.