«Ощущение, что болезнь из меня так и не вышла». Жизнь спустя месяцы после ковида
18 июня 2021, 06:00
Статья
Пандемия COVID-19
По данным завкафедрой госпитальной терапии РНИМУ им. Пирогова Александра Чучалина, почти у половины людей, перенесших ковид, в той или иной степени ухудшается здоровье. Причем это не зависит от того, насколько тяжело переболел человек. Последствия могут быть от серьезных (например, воспаление сосудов и нарушение свертываемости крови) до просто неприятных — вроде странных запахов и вкусов.
Читайте также
Все о коронавирусе: подборка актуальных материалов
Как говорит доктор медицинских наук, врач-иммунолог Владислав Жемчугов, коронавирус поражает наиболее уязвимые места в организме человека, в том числе мозг. Как следствие, осложнением может стать повреждение зрения и слуха. А по словам главного внештатного специалиста по медицинской реабилитации Минздрава, профессора Галины Ивановой, практически у 99% переболевших встречаются депрессии, головные боли и «когнитивные нарушения разной степени выраженности».
Но даже вроде бы невинное «везде мерещится запах химии, от газировки затошнило» или «сижу дома, окна закрыты, и вдруг начинает пахнуть, как будто мне курят прямо в нос» может сильно снизить качество жизни. Пять человек рассказали нам, как на них отразилась перенесенная болезнь.
Елена Л., 43 года
Переболела в апреле 2020 года в легкой форме — кашель, температура 37,3, потеря обоняния. Лечилась дома самостоятельно, не сдавала ПЦР, коронавирус подтвержден антителами
© Алексей Дурасов/ТАСС
Первые месяцы после болезни было так: собираюсь на работу, оделась, позавтракала — и устала. Апатия, состояние «как меня все достало, отстаньте от меня». За время самоизоляции я «просидела» диван! Так много на нем сидела, что там что-то сломалось, и он продавился. Я прошлого лета не помню — я была амебным существом. И главное, тогда я не знала, что это последствие ковида, — просто не понимала, что со мной.
Осенью начались проблемы с гинекологией: кровотечения шли по две-три недели.
Со мной никогда такого не было. Гинеколог никакой причины не увидела — просто на ровном месте. Наверное, из-за этого слабость усилилась, и я начала есть много мяса — организм требовал железа. Обычно я к мясу равнодушна, а тут могла купить стейк вечером и съесть. Тогда же, осенью, я поехала в санаторий и сделала чекап. У меня не нашли ничего серьезного — только тромбоциты выше верхней границы. В феврале я снова сдала кровь — они по-прежнему такие же.
Читайте также
«Сходи помой полы в «красной» зоне!» Я помыла. Одна смена волонтера в ковидной реанимации
Волосы ломались: расчесываешься — и у тебя в раковине как будто ежик протрусил. И я стала очень плохо видеть в сумерках. Зрение не проверяла, но раньше со мной такого не было.
Запахи я частично не чувствую вообще, а частично — искаженно. Иногда выхожу из душа — и мне кажется, что от меня пахнет… немытым мужиком! Ну, в общем, очень неприятно. Недавно брызнула на себя духи своей любимой марки — у меня их целая батарея стоит — а мне невкусно.
Другие побрызгала — опять невкусно! Думаю: испортились, я ими год не пользовалась. Поехала в их бутик — мне там сказали, что духи могут испортиться лет через пять-десять. Побрызгали на меня три моих любимых запаха — а мне аж противно. В итоге купила несколько сильных ароматов и еще эфирные масла — тренирую нос.
Несколько месяцев назад я пошла к психотерапевту, и с психологическим состоянием сейчас лучше. С осени хожу в спортзал, плаваю. Очень аккуратно. И витамины пью горстями. Тоже помогло — я стала пободрее. Но я до сих пор устаю и у меня одышка, если я поднимаюсь на третий этаж. Я, конечно, думаю: возраст, лишний вес… Но лишний вес у меня уже лет семь-восемь, а до ковида я могла пройти 20 километров пешком, и мне было в кайф.
Прошло уже больше года, но я до сих пор несколько раз в день покашливаю. При этом я не курю и никогда не курила. Могу кашлять весь вечер, как будто заболеваю. Утром встала — нормально. После ковида я ни разу ничем не болела, но состояние «ты вот-вот заболеешь» со мной постоянно.
У меня ощущение, что болезнь из меня так и не вышла.
Антон, 40 лет
Болел в сентябре — октябре 2020 года, лечился дома, ПЦР-тест был положительный. Главные симптомы — сильная слабость, отсутствие аппетита, температура
Раньше я поднимался на пятый этаж спокойно. А сейчас устаю так, как будто прошел 10–12 этажей. Это не одышка, а именно усталость. Раньше я нес рюкзак весом в 20 килограмм 10 километров, а сейчас не смогу пронести и пять. Я встаю в 8:00 утра, и в 16:00 мне хочется спать. Ставлю будильник и сплю минут 40. Прежде со мной такого не было никогда.
Я сильно отупел. По работе я пишу тексты, и теперь мне сложнее дается подбор слов. Например, мне надо подобрать синоним к слову «гениальный». «Умный», наверное? И… все. А раньше я мог вспомнить пять слов с ходу. Сейчас мне приходится чуть ли не за каждым примером лезть в… как это называется, слово забыл. Словарь! Видите — я знаю слово, я им пользовался, и раз — на пустом месте забыл.
Еще мне трудно делать сложносоставные предложения и писать длинные тексты. Я стал больше отвлекаться. Смотришь в одну точку, потом ловишь себя на том, что ты сидишь, ничего не делаешь несколько минут и не понимаешь, почему это произошло.
© Алексей Дурасов/ТАСС
Я стал более раздражительным — потому что мозг постоянно ищет ответы на какие-то вопросы. И это вызывает растерянность и страх. Причем все это я стал замечать, когда после болезни уже прошло три-четыре месяца.
У меня близорукость, минус семь, и я стал хуже видеть, хотя диоптрии остались те же — к окулисту я сходил. Возможно, стали глаза быстрее уставать? Иногда я ем и не могу остановиться — приходится себя заставлять.
Читайте также
«Не можешь заснуть, а когда засыпаешь, снятся кошмары». Два сезона работы с ковидом
Дважды я отравился несвежей едой, потому что не чувствовал по запаху, что она испортилась. Сейчас приходится просить родственников, чтобы нюхали мясо — попахивает оно или нет. А вот даже свежая и хорошая свинина для меня воняет тухлятиной.
Ем ее — и на вкус она мерзкая. Сначала меня от нее тошнило, теперь — когда как. Недавно я ездил на дачу к другу чинить ему септик — в молодости я работал сантехником. Ковыряюсь — друг близко подойти не может, ему дурно становится. А я вообще ничего не чувствую.
При этом, как ни странно, есть ощущение, что в целом организм стал чувствовать себя гораздо лучше. Например, в сексе стало лучше, чем год назад, — больше и желания, и возможностей. Я думаю, это потому, что я стал лучше питаться, делать зарядку, пропил курс витаминов. Чекап я не делал, анализы не сдавал, витамины и БАДы выбрал сам. Чтобы «починить» мозг, больше читаю и стараюсь делать то, чего раньше не делал. Сейчас вот всерьез задумываюсь о том, чтобы переучиваться на другую руку. Для мозга это тренировка.
Я в жизни болел гораздо страшнее, чем ковидом. У меня бывали воспаления легких, меня с того света вытаскивали. А тут две недели полежал дома — а последствия настолько ужасающие. Поэтому я планирую привиться. Еще раз болеть очень не хочется.
Дмитрий, 52 года
Болел в ноябре — декабре 2020 года. Лечился в больнице, лежал под кислородом с поражением легких на 75%
До болезни я весил 110–112 килограммов при росте 190 сантиметров. После выписки вес был 132 кило. За это время удалось сбросить 10 килограммов. Я поправился из-за лечения гормонами. Анализы также показали, что у меня рухнул тестостерон и поднялся сахар. И если я не поменяю образ жизни, то возможен диабет. Хотя ничего «криминального» в моем образе жизни нет. Около двух лет назад я готовился к операции и сдавал кучу анализов — тогда все было в норме.
Читайте также
«Свежие огурцы отдают запахом бензина». Переболевшие COVID — о своем самочувствии
Периодически я глохну. Лежу, читаю, подходят ко мне жена или ребенок, что-то говорят — а я не слышу. И не из-за того, что я увлечен. Я не замечал, сколько может длиться такой «провал». Это «накатывает» волной, внезапно, и не важно, сижу я, лежу или стою.
Как будто громкость убавили, а потом ее прибавляют по чуть-чуть. Еще упало зрение. До окулиста я пока не дошел, но я парикмахер и подмечаю, что теперь бывают моменты, которые мне плохо заметны. Раньше я четко видел мельчайшие детали, а сейчас иногда допускаю ошибки. А еще иногда руку резко сводит. И ноги — обычно ночью, это очень больно, я просыпаюсь и долго пытаюсь отойти.
© Алексей Дурасов/ТАСС
Я был более-менее спортивный мальчик. А сейчас бывает, гуляю с собакой — и дышать нечем. Одышка и вообще нет сил.
Мне стало сложнее концентрироваться на работе. У меня бывают панические атаки. Просыпаюсь ночью оттого, что все тело затекло, ощущение, что на мне кто-то сидит. Не могу вздохнуть, и очень сильное сердцебиение. Еще появилась безосновательная агрессия. Я могу начать конфликт в метро из-за пристального взгляда — а раньше бы просто отвернулся. Или недавно ребенок вылил жидкое мыло из флакона, а вместо него налил воду. Раньше мне было все равно — этого мыла как грязи! А тут я поорал немножко.
Но это быстро отпускает.
Сейчас я на диете с полным отсутствием сладкого — из-за риска диабета. Делаю дыхательную гимнастику, занимаюсь интенсивной ходьбой. К врачам с этими проблемами не ходил. Я думаю, это все временно.
Елена Б., 34 года
Болела в октябре 2020 года дома, ковид был подтвержден ПЦР-тестом. Температура поднималась до 38 максимум. Главным симптомом было полное отсутствие сил
Когда я вышла на работу, мне хотелось тут же снова уйти на больничный. Потому что ПЦР был отрицательный, а состояние — такое же.
С апреля 2020 года я ходила на онлайн-курсы испанского языка, решила подтянуть. У меня с ним давние отношения: я слушала аудиокниги, могла написать текст на простую тему, в Испании легко произносила какие-то бытовые фразы. Разбуди меня ночью — могла вспомнить слова вроде «дом» или «дорога». Но в ноябре мне нужно было три-пять секунд, чтобы вспомнить слово. Это было мучительно. Я чувствовала себя человеком, который вообще не может сложить слова в предложение.
Или было так: мы проходим тему, на следующий день я открываю записи, чтобы сделать домашку, — и не помню оттуда ни-че-го. Как будто я вижу их в первый раз, хотя преподаватель объяснял это вчера.
© Алексей Дурасов/ТАСС
С русским языком первый месяц после болезни тоже было плохо. Я разговариваю с коллегой — и понимаю, что не могу сложить слова, чтобы это была красивая речь, а не «стол машина дерево пойдем». Недавно я заметила, что пахну потом, если быстро хожу. Хотя я пользуюсь любимым дезодорантом, и с ним у меня никогда такого не было. То ли запах стал сильнее, то ли я его чувствую по-другому. Это очень противно.
Читайте также
Радоваться воздуху. История медсестры, работающей в коронавирусной больнице
У меня до сих пор проблемы с памятью. Раньше я могла удержать в голове десять вещей, которые мне нужно сделать. Сейчас если не запишу — то, скорее всего, забуду. Я быстрее устаю. Раньше после дня работы я могла пойти гулять на 2,5 часа, заняться какой-то физической активностью… А теперь — только выключить компьютер и ничего не делать.
В новогодние праздники я уехала к родителям в Самару, а в Москве у моего друга была свадьба. Я его знаю с 11 лет, я давно была приглашена, я купила билеты… И не нашла в себе сил приехать. Потому что надо было сесть в поезд, доехать, общаться, танцевать… Это очень похоже на состояние депрессии.
Я всегда была очень активной, параллельно с работой могла учиться, ходить на выставки, в театр. Сейчас я себя останавливаю и говорю себе: сегодня меня хватит только вот на это.
Марта, 39 лет
Заболела в феврале — марте 2020 года — скорее всего, «привезла» из Италии. Лечилась, вызывая частных врачей на дом, — категорически не хотела ложиться в больницу. Было 85% поражения легких, температура доходила до 41. Антитела сохранились до сих пор
Я слегла во время самоизоляции, у меня была двусторонняя пневмония. Она полностью закончилась только в августе, хотя я уже не лежала, и ПЦР был отрицательный. Весной было тяжело, я практически писала завещание.
У меня болели легкие, я плевалась кровью.
© Алексей Дурасов/ТАСС
Меня лечили гормонами. Я потеряла больше половины волос и набрала 40 килограмм — сейчас я вешу 92 килограмма при росте 171 сантиметр. Более-менее нормально, привычно дышать я стала только этой весной. В последний раз врачи мне сказали, что у меня фиброз одного легкого, оно вообще выключено из дыхательного процесса. И что люди с таким легким подают на инвалидность и на трансплантацию. Но у меня есть надежда, что это рассосется, — я чувствую, что со временем оно улучшается.
Я теперь очень медленно хожу. Бегать, естественно, не могу. Недавно была на море — практически не могу плавать, хотя раньше плавала очень хорошо. Я рок-певица и преподаватель вокала. В той технике, в которой я пою и преподаю, легкие не важны, у нас совсем другой подход к дыханию. У меня и до ковида были совершенно нетренированные легкие — я никогда не могла надуть шарик даже наполовину! Так что даже с одним легким я могу нормально петь и преподавать.
Я во время пневмонии записала 50 видеоуроков, и на моем вокале это не сказалось. Вот если бы я была оперной певицей, было бы очень трудно.
Я смирилась с тем, как я теперь дышу. Одним легким — и нормально. К врачам не хожу, я им не доверяю. Считаю, что организм справится сам. И чекап не делала, не считаю нужным.
У меня не пропадали запахи, нет проблем со зрением или слухом. Я думаю, что ковид ударил у меня только по легким. Наверное, поэтому я выкарабкалась — потому что другие органы остались в нормальном состоянии. И еще потому, что паниковать не стала. Во время пневмонии у меня было депрессивное состояние. Но сейчас все хорошо. Я рада, что в итоге не умерла, — и тут нет места для депрессии.
Какие последствия «достанутся» в случае болезни именно вам, предугадать нельзя. Но по словам директора Центра им. Н.Ф. Гамалеи Александра Гинцбурга, если человек привьется, но все-таки заболеет, то для него последствия будут минимальными. Поэтому вакцинация — шанс защитить себя если не от самой болезни, то хотя бы от того, что рассказали наши герои.
Бэлла Волкова
Теги:
Пандемия COVID-19
Николас Ломбертс: «Не было ощущения, что «Динамо» – враг «Зенита»
– Николас, вы можете сравнить петербургское дерби с подобными матчами в Бельгии? Каков был уровень матча с «Динамо»?
– Бывают дерби, которые посещает гораздо большее число болельщиков, чем сегодняшнюю игру. Темп матча был очень невысоким из-за жары. К тому же не было такого ощущения, что команда «Динамо» – это враг «Зенита». Никаких подобных чувств футболисты друг к другу не испытывали на поле. Это и есть ответ на ваш вопрос.
«Динамо» тяжело бы пришлось в премьер-лиге
– Вам партнеры перевели по ходу поединка те нецензурные реплики, которые неслись с трибун в адрес «Динамо»? Вы уловили смысл того, что скандировал «Петровский»?
– На самом деле я ничего не понимал из того, что доносилось с трибун. Думаю, это даже к лучшему (смеется).
Мне партнеры по команде не переводили ничего.
– Во Владикавказе «Зенит» выиграл со счетом 3:1. Такой же счет был зафиксирован и сегодня. «Динамо» и «Алания» команды приблизительно одного уровня?
– Думаю, «Динамо» было бы сложно выступать в премьер-лиге. У нас сегодня было достаточно голевых моментов. И это несмотря на то, что скорости были невысокие из-за погодных условий. Но хочу поздравить «Динамо». Футболисты этой команды боролись за каждый мяч, так что я за них рад. Неплохой получился матч, но выиграл «Зенит».
Хотелось бы сыграть с «Янг Бойз»
– Николас, я слышал, что больше всего вы хотите встретиться в квалификации Лиги чемпионов с «Гентом»…
– Это правда. Я по-прежнему слежу за матчами чемпионата Бельгии. «Гент» выдал великолепный сезон в прошлом году. Они заняли второе место и еще к тому же выиграли Кубок. Это выдающееся достижение для «Гента».
– Лучано Спаллетти притягивает к себе счет 7:1.
Вот и в матче с «Гентом» в Лиге Европы был зафиксирован в прошлом году такой счет, когда нынешний тренер «Зенита» возглавлял «Рому». Не шутили на этот счет?
– Да, я помню этот результат с участием «Гента» и «Ромы», но Лучано Спаллети пока и словом не обмолвился о той встрече.
– По результатам голосования на сайте «Зенита» самым нежеланным соперником болельщики видят греческий ПАОК и шотландский «Селтик». Но ведь еще возможна дуэль с блеснувшей в прошлом розыгрыше Лиги чемпионов «Унирей». Вы следите за этими командами?
– Думаю, самым сложным соперником может стать «Селтик». Особенно учитывая то, какая поддержка гарантирована шотландскому клубу в домашнем матче. В Шотландии вообще невероятно болеют, так что лучше бы нам с «Селтиком» не встречаться. Что касается других возможных наших соперников, то я видел в деле «Янг Бойз» пару лет назад в Брюгге. Ну а насчет румынских команд никогда нельзя загадывать заранее. Матчи румын против донецкого «Шахтера» показали в прошлом году, что команды из этой страны могут представлять серьезную угрозу.
Нам нужно со всей серьезностью подойти к любому сопернику в квалификации. Про греков ничего конкретного сказать пока не могу. Не смотрю греческий чемпионат, но ПАОК – сильная команда. Им удалось пробиться в Лигу чемпионов, обогнав при этом «Олимпиакос». Это говорит о силе команды.
– Что вы извлекли для себя из участия в Лиге чемпионов в составе «Зенита» два года назад?
– Это были матчи очень высокого уровня. Тем, кто познал вкус Лиги чемпионов, хочется выступать в этом турнире снова и снова. Мне пока не удалось выиграть ни одного матча в Лиге чемпионов, поэтому собираюсь сделать это в ближайшем розыгрыше. В Лиге чемпионов гораздо более высокие скорости, чем в премьер-лиге. Это и понятно, ведь там играют призеры сильнейших европейских чемпионатов. Уровень футбола в этом турнире выше, чем в любом другом.
– И все же, кого хотели видеть в качестве соперника «Зенита» в квалификации Лиги чемпионов?
– Не знаю. Возможно, «Янг Бойз». Это был бы неплохой вариант.
Можно бы и с «Гентом» сыграть, конечно, но я уверен, что с этой командой у нас легкой жизни не будет.
Отдал бы «Золотой мяч» Давиду Вилье
– Николас, в финале чемпионата мира болели за своих соседей голландцев?
– Нет, нет! Я болел за Испанию! В плане культуры футбольного боления Бельгия и Голландия все равно, что Россия и Украина. Поэтому я был за Испанию.
– Что, на ваш взгляд, случилось с Арьеном Роббеном в финале? Почему голландцу не удалось реализовать самый важный голевой момент в жизни, когда игрок «Баварии» вышел на рандеву с Касильясом?
– Я знаю, что обычно Роббен реализует такие моменты. Но мяч задел ногу Касильяса и улетел за лицевую. Думаю, в том эпизоде при равном счете Роббену просто не повезло. Я уверен, что Роббен реализует, представься ему такая возможность, девять из десяти таких моментов.
– Как вы думаете, кто получит «Золотой мяч» по итогам сезона? Кому бы вы отдали эту награду?
– На мой взгляд, Лео Месси провел отличный сезон на клубном уровне, но сверкнуть на чемпионате мира аргентинцу не удалось.
Вообще я большой почитатель таланта Давида Вильи, который забивает чуть ли не в каждом матче. Так что я бы ему отдал «Золотой мяч».
– Сегодня Алессандро Розина сыграл так, как обычно действует на поле Давид Вилья. Итальянцу удалось забить сразу два мяча в дерби!
– Да, это так. Остается только надеяться, что Алессандро будет так же результативен и в ближайших матчах.
Американцы и конфиденциальность: обеспокоены, сбиты с толку и чувствуют отсутствие контроля над своей личной информацией . Это настолько распространенное состояние современной жизни, что примерно шесть из десяти взрослых американцев говорят, что они не думают, что можно прожить повседневную жизнь
без сбора данных о них компаниями или правительством. Продукты и услуги, основанные на данных, часто продаются с целью сэкономить время и деньги пользователей или даже привести к улучшению здоровья и благополучия. Тем не менее, значительная часть взрослых американцев не убеждена, что они получают выгоду от этой системы повсеместного сбора данных.
Около 81% населения говорят, что потенциальные риски, с которыми они сталкиваются из-за сбора данных компаниями, перевешивают преимущества, и 66% говорят то же самое о сборе данных государством. В то же время большинство американцев обеспокоены тем, как их данные используются компаниями (79).%) или правительство (64%). Большинство также считают, что они практически не контролируют, как эти организации используют их личную информацию, согласно новому опросу взрослых американцев, проведенному Pew Research Center, в котором изучается, как американцы относятся к состоянию конфиденциальности в стране.
Обеспокоенность американцев цифровой конфиденциальностью распространяется и на тех, кто собирает, хранит и использует их личную информацию. Кроме того, большинство населения не уверено в том, что корпорации хорошо распоряжаются данными, которые они собирают. Например, 79% американцев говорят, что они не слишком или совсем не уверены в том, что компании признают ошибки и возьмут на себя ответственность, если они неправомерно используют личную информацию или скомпрометируют ее, а 69% сообщают о таком же неуверенности в том, что фирмы будут использовать их личную информацию так, как они хотят.
быть удобным с.
Какие персональные данные правительство собирает и к которым имеет доступ?
Несколько вопросов этого опроса касаются общественного мнения о том, что «правительство» делает в отношении персональных данных. Например, респондентов спросили: «Насколько вам известно, какая часть того, что вы делаете в Интернете или на своем мобильном телефоне, отслеживается правительством?» Связанные вопросы были сосредоточены на отношении людей к данным, которые правительство собирает о них.
Трудно определить, какой объем персональных данных собирает правительство и может получить к нему доступ через записи частных компаний. Административные правительственные учреждения, такие как IRS, Бюро переписи населения, Почтовая служба и отделы социального обеспечения, собирают различные личные данные о людях. Это включает их налоговую информацию и информацию о занятости, физические данные, если они получают государственное удостоверение личности, финансовое положение, если они получают льготы по социальным программам, программам обучения жилью и трудоустройству, информацию о состоянии здоровья, если они участвуют в государственных программах медицинского страхования, адреса, домохозяйство.
Кроме того, организации национальной безопасности, такие как Агентство национальной безопасности, имеют право отслеживать телефонный трафик и передвижения людей. С помощью повесток в суд или судебных постановлений и ордеров правоохранительные органы обычно могут получать доступ и отслеживать телефонные звонки людей и записи о трафике, медицинские записи (включая генетические записи), просмотр в Интернете и приложениях, поисковые запросы, тексты и электронные письма. Согласно «отчетам о прозрачности», опубликованным компаниями, действия пользователей в социальных сетях и их социальные сети, основанные на технологиях, по крайней мере, время от времени проверяются в ходе расследований.
Важно отметить, что часто существуют ограничения на то, как государственные учреждения могут делиться своими знаниями с другими, в том числе с теми, кто находится в других частях правительства.
Существует также коллективное мнение, что безопасность данных сегодня более неуловима, чем в прошлом. На вопрос, считают ли они свои личные данные менее безопасными, более безопасными или примерно такими же, как это было пять лет назад, 70% взрослых ответили, что их личные данные менее защищены. Только 6% сообщают, что считают, что их данные сегодня в большей безопасности, чем в прошлом.
Но даже несмотря на то, что общественность выражает беспокойство по поводу различных аспектов своей цифровой конфиденциальности, многие американцы признают, что они не всегда усердно обращают внимание на политику конфиденциальности и условия обслуживания, с которыми они регулярно сталкиваются. Целых 97% американцев говорят, что их когда-либо просили одобрить политику конфиденциальности, но только каждый пятый взрослый в целом говорит, что они всегда (9%) или часто (13%) читают политику конфиденциальности компании, прежде чем согласиться с ней. Около 38% всех взрослых утверждают, что они иногда читают такие политики, но 36% говорят, что никогда не читают политику конфиденциальности компании, прежде чем согласиться с ней.
Кроме того, практика чтения политик конфиденциальности не обязательно гарантирует тщательность. Среди взрослых, которые говорят, что когда-либо читали политики конфиденциальности, прежде чем согласиться с их условиями, только меньшинство — 22% — говорят, что они прочитали их полностью, прежде чем согласиться с их условиями.
Существует также общее непонимание законов о конфиденциальности данных среди широкой общественности: 63% американцев говорят, что они очень мало или вообще ничего не понимают в законах и правилах, которые в настоящее время действуют для защиты их конфиденциальности данных.
Эти результаты указывают на общую настороженность в отношении состояния конфиденциальности в наши дни, но есть некоторые обстоятельства, когда общественность видит ценность в этом типе среды, управляемой данными. Например, многие взрослые говорят, что плохо работающие школы могут делиться данными о своих учениках с некоммерческой группой, стремящейся помочь улучшить результаты обучения, или для правительства собирать данные обо всех американцах, чтобы определить, кто может быть потенциальным террористом.
Эти результаты получены в результате опроса 4272 взрослых жителей США, проведенного в группе американских тенденций Исследовательского центра Пью в период с 3 по 17 июня 2019 года..
Вот некоторые ключевые выводы:
P актуальность отслеживания: 72% американцев сообщают, что все, почти все или большая часть того, что они делают в Интернете или при использовании мобильного телефона, отслеживается рекламодателями, технологические фирмы или другие компании. Еще 19% считают, что часть их действий отслеживается. Почти половина (47%) взрослых считают, что по крайней мере большая часть их действий в Интернете отслеживается правительством.
Что касается их поведения в автономном режиме, например, где они находятся или с кем разговаривают, 69% считают, что компании отслеживают хотя бы часть этой активности. А 56% американцев считают, что правительство отслеживает хотя бы некоторые из их действий, например, с кем они разговаривают или где они находятся.
Отсутствие контроля над личными данными: Примерно восемь из десяти или более взрослых американцев говорят, что они очень мало или совсем не контролируют данные, которые правительство (84%) или компании (81%) собирают о них.
Когда речь идет о различных видах информации, изображение зависит от конкретного типа. Хотя относительно немногие американцы считают, что они имеют большой контроль над тем, кто имеет доступ ко всему, от их физического местоположения до их сообщений в социальных сетях, есть случаи, когда некоторые американцы особенно чувствуют отсутствие контроля. Примерно половина американцев (48%) говорят, что у них нет контроля над тем, кто может получить доступ к используемым ими поисковым запросам, а 41% говорят то же самое о веб-сайтах, которые они посещают. Для сравнения, меньшая часть населения считает, что у них нет контроля над тем, кто может получить доступ к их физическому местоположению.
Риски и выгоды от сбора данных и профилирования: 81% американцев считают, что потенциальные риски, связанные со сбором данных о них компаниями, перевешивают преимущества, и 66% говорят то же самое о сборе данных о них государством.
Соответственно, 72% взрослых говорят, что лично они очень мало или совсем не получают пользы от сбора данных о них компанией, а 76% говорят то же самое о преимуществах, которые они могут получить от сбора данных государством.
Одной из целей сбора данных компаниями является профилирование клиентов и, возможно, ориентация на продажу им товаров и услуг на основе их характеристик и привычек. Этот опрос показал, что 77% американцев говорят, что слышали или хотя бы немного читали о том, как компании и другие организации используют личные данные, чтобы предлагать таргетированную рекламу или специальные предложения, или оценивать, насколько рискованными могут быть люди в качестве клиентов. Около 64% всех взрослых говорят, что видели рекламу или предложения, основанные на их личных данных. А 61% тех, кто видел рекламу, основанную на их личных данных, говорят, что реклама точно отражает их интересы и характеристики, по крайней мере, в некоторой степени хорошо. (Это составляет 39% всех взрослых.
Сбор данных и обмен ими для конкретных целей: Несмотря на их широкую озабоченность по поводу сбора и использования данных компаниями и правительством, множество взрослых американцев говорят, что некоторые способы использования данных приемлемы. Например, с разницей в 49% против 27% больше американцев считают приемлемым, чем неприемлемым, чтобы школы с низкими показателями делились данными о своих учениках с некоммерческой группой, стремящейся помочь улучшить результаты обучения. Точно так же 49% говорят, что правительство может собирать данные обо всех американцах, чтобы оценить, кто может представлять потенциальную террористическую угрозу. Это сопоставимо с 31%, которые считают неприемлемым собирать данные обо всех американцах для этой цели.
С другой стороны, больше людей считают неприемлемым, чем допустимым, для компаний социальных сетей отслеживать сообщения пользователей на наличие признаков депрессии, чтобы они могли выявлять людей, которые рискуют причинить себе вред, и направлять их к консультационным службам (45% против 0,5%).
27%). Та же картина возникает, когда речь идет о компаниях, которые производят умные колонки, передающие аудиозаписи клиентов правоохранительным органам, чтобы помочь в уголовных расследованиях: 49% говорят, что это неприемлемо, а 25% считают это приемлемым.
Общественность разделилась более равномерно, когда речь заходит о приемлемости того, что производители приложений для отслеживания физической активности делятся пользовательскими данными с медицинскими исследователями, чтобы лучше понять связь между физическими упражнениями и сердечными заболеваниями.
Беспокойство по поводу того, как используются данные: 79% взрослых утверждают, что они очень или в некоторой степени обеспокоены тем, как компании используют данные, которые они о них собирают, а 64% говорят, что они так же обеспокоены сбором государственных данных.
Отдельно американцы имеют разные взгляды на то, какие группы беспокоят их при получении доступа к их данным: примерно четыре из десяти сильно обеспокоены личной информацией на сайтах социальных сетей (40%) или рекламодателями, которые могут знать о них (39%).
). Но только 9% американцев сильно беспокоятся об информации, которую могут знать их родственники и друзья, а 19% испытывают аналогичные опасения по поводу того, что могут знать их работодатели.
Тем не менее, большинство американцев не уверены в том, как компании будут вести себя в отношении использования и защиты их личных данных. Примерно семь из десяти или более говорят, что они не слишком или совсем не уверены в том, что компании признают ошибки и возьмут на себя ответственность за неправильное использование или компрометацию данных (79).%), будут нести ответственность перед правительством, если они неправильно используют данные (75%), или будут использовать данные клиентов таким образом, чтобы люди чувствовали себя комфортно (69%).
Когда дело доходит до использования данных для конкретных целей, американцы по-разному смотрят в зависимости от цели использования данных. Например, 57% взрослых говорят, что они очень или в некоторой степени довольны тем, что компании используют их личные данные, чтобы помочь компаниям улучшить свои системы предотвращения мошенничества.
Но они поровну, когда речь идет об их комфорте с компаниями, использующими их личные данные при разработке новых продуктов. Около трети (36%) взрослых говорят, что им как минимум комфортно, когда компании делятся их личными данными с внешними группами, проводящими исследования, которые могут помочь им улучшить общество, но большая часть (64%) говорит, что им не нравится такая практика. .
Непонимание: 78% взрослых американцев говорят, что они очень мало или совсем ничего не понимают в том, что правительство делает с данными, которые оно собирает, и 59% говорят то же самое о данных, которые собирают компании. Только 6% взрослых говорят, что они очень хорошо понимают, что компании делают с собранными данными, и такая же доля (4%) говорят, что они хорошо знают, что правительство делает с данными.
Некоторые американцы также признаются, что им трудно понять законы о конфиденциальности, регулирующие использование их данных. Примерно шесть из десяти американцев (63%) говорят, что они очень плохо понимают законы и правила, которые в настоящее время действуют для защиты их частной жизни.
Только 3% взрослых говорят, что хорошо понимают эти законы, а 33% говорят, что понимают.
Как американцы обращаются с политикой конфиденциальности: Основные части существующей системы сбора данных и защиты конфиденциальности построены на идее, что потребители уведомляются о том, как фирмы собирают и используют данные, и запрашивают их согласие на использование их данных, которые путь. Целых 97% говорят, что их когда-либо просили одобрить политику конфиденциальности, но только каждый пятый взрослый в целом говорит, что всегда (9%) или часто (13%) читает эти политики. Около 38% взрослых американцев утверждают, что они иногда читают такие политики, а 36% говорят, что никогда не читают политику конфиденциальности компании, прежде чем согласиться с ней. В целом, около четырех из десяти взрослых говорят, что понимают политику конфиденциальности хорошо (8%) или немного (33%).
В дополнение к упомянутым выше опасениям по поводу того, как компании обрабатывают персональные данные, большинство американцев (57%) говорят, что они не слишком уверены (40%) или совсем не уверены (17%) в том, что компании следуют тому, что говорится в их политике конфиденциальности.
они будут делать с личными данными пользователей.
Несколько других ключевых результатов опроса:
- Примерно трое из десяти американцев (28%) говорят, что сталкивались по крайней мере с одним из трех видов серьезных проблем с кражей личных данных в течение предыдущих 12 месяцев на момент проведения опроса. : 21% сталкивались с мошенническими списаниями средств с их кредитной или дебетовой карты; у 8% кто-то завладел их учетными записями в социальных сетях или электронной почте без их разрешения; и у 6% кто-то пытался открыть кредитную линию или получить ссуду, используя их имя.
- Большинство взрослых жителей США (57%) говорят, что следят за новостями о конфиденциальности очень внимательно (11%) или отчасти внимательно (46%).
Некоторые вопросы конфиденциальности различаются по возрасту: Люди разных возрастных групп по-разному относятся к некоторым ключевым вопросам конфиденциальности и слежки. Американцы в возрасте 65 лет и старше с меньшей вероятностью, чем люди в возрасте от 18 до 29 лет, считают, что они контролируют, кто может получить доступ к таким вещам, как их физическое местоположение, покупки, сделанные как онлайн, так и офлайн, и их личные разговоры.
В то же время пожилые американцы с меньшей вероятностью думают, что они получают пользу от сбора данных: всего 17% из тех, кому 65 лет и старше, считают, что они получают пользу от данных, которые правительство собирает о них, и только 19%% думают так же о данных, собранных компаниями.
Существуют также возрастные различия в том, как данные используются после их получения. Американцы в возрасте 65 лет и старше чаще, чем молодые люди, говорят, что правоохранительные органы могут использовать генетические данные клиентов для раскрытия преступлений, одобрять сбор данных для оценки террористических угроз и заставлять производителей умных динамиков делиться аудиозаписями пользователей в ходе расследований. . Напротив, молодые люди в возрасте от 18 до 29 лет с большей вероятностью, чем пожилые люди, сочтут приемлемой идею о том, что компании, работающие в социальных сетях, следят за пользователями на предмет признаков депрессии и разрешают передавать данные отслеживания физической активности медицинским исследователям.
Кроме того, две трети взрослых в возрасте 65 лет и старше говорят, что хотя бы немного внимательно следят за новостями о конфиденциальности, по сравнению с 45% в возрасте от 18 до 29 лет, которые делают то же самое.
Существуют различия в зависимости от расы и этнического происхождения в отношении некоторых вопросов конфиденциальности: Чернокожие американцы чаще, чем белые американцы, говорят, что они считают, что правительство отслеживает все или большую часть того, что они делают в Интернете или на своем мобильном телефоне (60% против 43). %). Аналогичные пробелы существуют и во мнениях об оффлайн-активностях: 47% взрослых чернокожих считают, что вся или большая часть их оффлайн-активностей отслеживается правительством, по сравнению с 19% взрослых.% белых взрослых.
Кроме того, взрослые чернокожие и латиноамериканцы чаще, чем белые взрослые, говорят, что они в той или иной степени обеспокоены тем, что знают о них сотрудники правоохранительных органов, работодатели, члены семьи и друзья.
Когда дело доходит до кражи личных данных, чернокожие взрослые (20%) примерно в три раза чаще, чем их латиноамериканцы (7%) или белые (6%), говорят, что кто-то завладел их аккаунтами в социальных сетях или электронной почте прошлый год. Чернокожие американцы также чаще, чем белые и латиноамериканцы, говорят, что кто-то пытался открыть кредитную линию или подал заявку на получение кредита, используя их имя, за последние 12 месяцев.
В то же время белые взрослые также сообщают о меньшем контроле над несколькими типами информации по сравнению с черными и латиноамериканскими взрослыми. Например, 50% белых американцев считают, что они контролируют, кто может получить доступ к информации об их онлайн- и офлайн-покупках, по сравнению с 69% чернокожих взрослых и 66% взрослых латиноамериканцев.
ИСПРАВЛЕНИЕ: На диаграмме «Большинство американцев считают, что они мало контролируют данные, собираемые о них компаниями и правительством», пояснительный текст к результатам, связанным с «Риски перевешивают преимущества», был расшифрован неправильно.
Правильный текст: «Потенциальные риски ___ (компаний или правительства), собирающих данные о них, перевешивают преимущества».
Как бороться с этим чувством
Майк верил, что прожил хорошую жизнь, и чувствовал, что ему повезло во всем, что у него было. Он был женат на любящей жене, имел хорошую работу, хороший дом и троих здоровых детей.
Несмотря на всю свою удачу, Майк не мог избавиться от ноющего чувства, что его недостаточно. «Я должен быть более успешным. Я должен зарабатывать больше денег. Я должен быть там, где мой босс. У меня должна быть ученая степень. У меня должен быть дом побольше. У меня должно быть больше друзей». Это были некоторые из «должен», которые преследовали его ежедневно.
«Могу ли я поинтересоваться той частью вас, которая чувствует себя неадекватной?» — спросил я Майка при нашей первой встрече. После того, как он согласился, я предложил: «Позвольте себе отправиться в прошлое… назад и… назад и… назад. Сколько вам было лет, когда вы впервые почувствовали, что недостаточно ?» Я спросил его.
Он сделал паузу, чтобы подумать: «Это определенно было со мной долгое время», — сказал Он. «Может, 6 или 8 лет? Где-то там.
Отец Майка стал чрезвычайно успешным, когда Майку было 6 лет. Из-за новой работы отца его семья переехала в экзотическую страну, где не говорили по-английски. Майк испугался и почувствовал себя чужим. Несмотря на то, что он посещал международную школу, у него долгое время не было друзей. Его родители сильно подтолкнули его. Они имели в виду хорошо и пытались ободрить его. Но, испугавшись и ошеломленный многочисленными переменами в своей жизни, он неверно истолковал их слова как разочарование в том, что он было недостаточно — это было знакомое чувство, которое он все еще испытывал сегодня.
Мы не рождаемся с чувством неполноценности. Жизненный опыт и эмоции создают это чувство внутри нас различными творческими способами. Например, когда мы были маленькими и чувствовали страх или тревогу, наш разум говорил нам, что что-то не так с нами, а не с окружающей средой.
Вот почему дети, подвергшиеся насилию или пренебрежению, вырастают взрослыми, у которых так много стыда. Детский разум, еще не рациональный, заключает: «Должно быть, со мной что-то не так, если мне так плохо» или «Должно быть, я плохой, если со мной плохо обращаются».
Будучи взрослыми, вооруженными знаниями об эмоциях и о том, как детские невзгоды влияют на мозг, мы можем понять, что чувство недостаточности является побочным продуктом недостаточного окружения. Нас на самом деле достаточно ! Тем не менее, чтобы чувствовать себя более прочным в своем Я, мы должны работать над преобразованием чувства «недостаточно ».
Один из способов преобразовать старые убеждения — работать с ними как с отдельными дочерними частями. С некоторой умственной энергией мы можем экстернализировать больные части себя, а затем исцелять их.
Например, я спросил Майка: «Можете ли вы представить, что ваше 6-летнее я, которое чувствует недостаточно, сидит на моем диване , чтобы мы могли быть с ним и попытаться помочь?
Я сделал паузу, пока Майк напрягал умственную энергию, которая потребовалась, чтобы визуализировать свою детскую часть на некотором расстоянии: «Как выглядит эта часть тебя шестилетнего? Во что ты видишь, что он одет? Где ты его видишь? Он в каком-то конкретном воспоминании? Я попросил.
С практикой Майк научился подключаться и общаться с этой частью себя. Майк научился слушать этого маленького мальчика внутри. Предложение ему сострадания помогло ему почувствовать себя намного лучше, хотя изначально он боролся с этой концепцией.
Я также предположил Майку, что ощущение недостаточности может быть защитой от его более глубоких эмоций по отношению к другим, которые причинили ему боль или не были рядом, когда он нуждался в поддержке. Думая о Треугольнике перемен , мы замедлились, чтобы заметить его чувства к себе и своим родителям. Не оценивая свои основные эмоции как правильные или неправильные, он признал, что злится на отца за то, что тот вырвал его с корнем, шаг, который стоил ему доверия.
Поскольку эмоции — это физические ощущения, другой способ работы с ранеными частями — через тело. Майк научился распознавать, как не хватило почувствовал физически. «Это как пустота — как дыра внутри. Я знаю, что временами мне удавалось добиться успеха, и я верю, что моя семья любит меня.
Эмоционально это совсем не так. Хорошие вещи приходят, но они проходят сквозь меня, как ведро с дырой. Я никогда не наполняюсь».
Чтобы помочь залатать дыру в его ведре, я также помог Майку развить его способность удерживать хорошие чувства, замечая их. «Если вы подтверждаете свои достижения, как это ощущается внутри?»
«Я чувствую себя выше», — сказал Майк.
«Можете ли вы остаться с ощущением роста всего на 10 секунд?» Я попросил.
Как форма обучения, он развивал свою способность испытывать положительные чувства. Двигаясь медленно, мы тренировались замечать ощущения, связанные с гордостью, любовью, благодарностью и радостью, постепенно привыкая к ним.
Что еще Майк и все мы можем сделать в краткосрочной перспективе, чтобы помочь тем частям нас, которые чувствуют недостаточно ?
- Мы можем снова и снова напоминать себе, что чувство недостаточно было усвоено.
Это не объективный факт, даже если интуитивно кажется, что это правда. - Мы можем подключиться к той части нас, которая чувствует себя плохо, и предложить ей сострадание, как если бы мы делали это по отношению к нашему ребенку, партнеру, коллеге, другу или домашнему животному.
- Мы можем вставать в силовую позу 2-3 раза в день, чтобы чувствовать себя сильнее и увереннее. (См. Ted Talk on Power Poses Эми Кадди)
- Мы можем практиковать глубокое дыхание животом 5 или 6 раз подряд, чтобы успокоить нашу нервную систему.
- Мы можем тренироваться, чтобы получить приток адреналина и создать ощущение расширения возможностей.
- Мы можем вспомнить эту очень полезную фразу: Сравните и отчаивайтесь! Когда вы поймаете себя на сравнении с другими, ОСТАНОВИТЕСЬ! Это не помогает, а только вредит, разжигая чувства и мысли о недостаточно .
Это не объективный факт, даже если интуитивно кажется, что это правда. В конечном счете, мы исцеляем части себя, которые чувствуют себя неадекватными, сначала осознавая их.