«РАС нужно лечить, но вылечить нельзя». Интервью с психиатром Елисеем Осиным
Детский врач-психиатр Елисей Осин рассказал Дэйли Бэби, когда можно увидеть у ребенка первые проявления аутизма, какие существуют методы лечения и почему не имеет смысла делить аутистический спектр на конкретные расстройства.
Елисей, вы занимаетесь в числе прочего ранней диагностикой расстройств аутистического спектра. С какого возраста можно увидеть первые проявления аутизма у ребенка?
Существует несколько важных моментов, которые касаются всех расстройств человеческой психики. Во-первых, все психические заболевания и нарушения диагностируются только на основании поведения пациента.
Это касается шизофрении, биполярного расстройства, умственной отсталости, СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивности — Прим. ред.) — все эти диагнозы можно поставить, только основываясь на поведенческих симптомах.
Нет такого анализа крови, который бы выявил психическое нарушение. Все это имеет отношение и к расстройствам аутистического спектра. Если человек ведет себя как человек с аутизмом, в большинстве случаев у него аутизм.
Во-вторых, аутизм — это расстройство развития в области социального взаимодействия и коммуникации. Это значит, что диагноз ставят, когда видно, что у ребенка раннего возраста атипично развивается способность общаться с другими людьми.
Одно из проявлений социального взаимодействия — потребность делиться. К примеру, в обычной ситуации ребенок разглядывает игрушку, а затем показывает родителям, как бы говоря: «Смотрите, что я нашел. Что это?» Ребенок с РАС этого может не делать, так как у него нет такого разделенного интереса. Проблемы могут быть и в том, как младенец реагирует на улыбку взрослых. Улыбка — это социальный сигнал, который дети с аутизмом часто не замечают и в результате не улыбаются в ответ.
Существует много поведенческих признаков, они подробно описаны в классификации. Мы сейчас пользуемся двумя: «Международной классификацией болезней 10-го пересмотра» и DSM-V.
Когда начинается активное развитие социального взаимодействия, можно заметить первые проблемы — примерно в 10-13 месяцев. В этом возрасте дети начинают использовать жесты, наблюдать за лицами.
При этом реакция на выражение лица взрослого появляется гораздо раньше? К примеру, улыбка и комплекс оживления в норме присутствуют уже с 1-го месяца.
У подавляющего большинства ребят с аутизмом до 10 месяцев все в порядке с эмоциональными реакциями. Конечно, бывают ситуации, когда родители замечают особенности в поведении очень рано, но чаще всего это происходит после 10-11 месяцев. В этом возрасте дети реагируют на игры, а это как раз и есть приглашение к общению.
Взрослый зовет: «Маша, посмотри!» — и ребенок поворачивает голову, потому что понимает, что сейчас произойдет что-то важное. Ребенок с РАС будто не замечает, ему не интересно. При этом свой любимый мультик он слышит и тут же поворачивает голову.
Дети с аутизмом могут не наблюдать за лицами и при этом с интересом разглядывать игрушки, капельки, веточки. В 12-15 месяцев уже можно понять, что что-то в развитии идет не так. До этого возраста нет такого пространства для активного социального взаимодействия, поэтому проблему не замечают, хотя на самом деле она уже была.
Получается, что расстройства аутистического спектра заложены в ребенке генетически и сделать с этим уже ничего нельзя?
Да, по всей видимости, большая часть этих детей приходит в мир, уже имея нарушения в области социальной включенности и заинтересованности. Но, помимо генетических, есть и средовые факторы, которые могут увеличивать выраженность симптомов или даже их вызывать. Во-первых, прием беременной женщиной вальпроевой кислоты. Это распространенное противосудорожное средство, которое при приеме во время беременности увеличивает риск рождения ребенка с РАС в 5-6 раз.
Также известно, что использование беременными медикамента «Талидомид» увеличивает риск рождения детей с аутизмом, но его уже давно не назначают из-за негативного влияния на плод. Есть и вероятные другие средовые факторы, которые могут оказать такое влияние на будущего ребенка: контакт матери с пестицидами, экология среды проживания.
Но, конечно, основную роль играют генетические факторы — как наследственные, так и мутации. Они входят в контакт со средовыми и приводят к тому, что изменяется развитие нервной системы. Аутизм ещё называют комплексным расстройством, это означает, что его причиной стали сразу много факторов. Этим РАС не отличаются от сахарного диабета или депрессии — это тоже комплексные расстройства. Другое дело, что в случае аутизма генетические и средовые факторы сыграли роль еще до рождения человека.
Детей какого возраста к вам чаще всего приводят? Когда родители понимают, что ребенка пора вести к психиатру?
Как я уже говорил, аутизм — это нарушение социального взаимодействия и коммуникации, но это единственная объединяющая людей с РАС характеристика. Все остальное может быть по-разному. Есть дети с аутизмом очень тревожные, пугливые, агрессивные, плохо обучающиеся или имеющие проблемы со сном, у них могут быть выраженные проблемы с развитием речи. Они попадут к врачу очень рано, потому что в два года они, например, вообще не слушаются родителей.
У других детей с РАС ничего этого нет. У них хорошая память, слуховое восприятие, нормальные способности общаться, контролировать себя — они не так сильно отличаются от сверстников. В этом случае беспокойство у родителей появляется значительно позже. Например, ребенок пошел в школу, и общение с другими ребятами не складывается.
Получается, аутизм может быть не очевиден вплоть до школьного возраста?
Именно поэтому мы называем расстройства спектром. Проблемы с коммуникацией, умением использовать речь будут всегда — это одно из проявлений аутизма. У одного ребенка это может быть тяжелая задержка или вообще отсутствие речи, а у другого — сниженная способность поддерживать диалог.
Второй ребенок рано начинает разговаривать, говорит четко, ясно, быстро запоминает новые слова, но его речь часто не обращена ни к кому. Он увидел мультик и что-то бубнит, договаривает. У него может позже появиться способность рассказывать о том, что с ним случилось, поддерживать диалог и задавать вопросы. Однако это не вызовет у родителей такого сильного беспокойства, как полное отсутствие речи.
И в том, и в другом случае одинаковая проблема со способностью выстраивать диалог, выражать себя с помощью речи и языка. Просто кто-то начнет бить тревогу в 1,5-2 года, а кто-то — в 7-8 лет. Хотя предпосылки и нарушения в развитии, конечно, были и до школы.
Как вы определяете, какое конкретно у ребенка расстройство аутистического спектра? И нужно ли это делать?
Тут есть сложность. После продолжительного изучения аутизма стало понятно, что устойчивые виды аутизма выявить не получается. Допустим, в общей медицине есть несколько видов пневмонии или гепатита, каждый из которых лечат разными препаратами.
В психиатрии пока нет такой практики. Сейчас понятно, что сколько людей с аутизмом, столько и видов аутизма существует. Задача врача — понять, что человек находится в спектре, и описать его настолько подробно, насколько это возможно. Какой у ребенка интеллект? Он может быть высокий, нормальный или сниженный. Насколько хорошо развиты речь и навыки самообслуживания? Есть ли сопутствующие диагнозы, например эпилепсия или страхи?
В результате можно определить, сколько часов помощи потребуется конкретному ребенку. Одному будет достаточно 3-х часов в неделю, другому — не меньше 20-ти. Такой подход к диагностике имеет большее право на существование, чем попытка присвоить пациенту какую-либо категорию.
Проблема еще и в том, что в 5-ти разных клиниках все врачи согласятся, что ребенок в спектре аутизма, но в одной напишут «детский аутизм», во второй — «синдром Аспергера», а в пятой поставят «атипичный аутизм». Критерии деления на виды расстройств неудачные и спорные.
Более того, диагноз может меняться с возрастом. Например, в 1,5 года у ребенка не очень много проявлений аутизма, нет повторяющихся движений, но есть проблемы в коммуникации: он не отзывается на имя, не пользуется жестами. Мы пишем «атипичный аутизм», потому что симптомов пока мало, но очевидно, что ребенок в спектре. В 2,5 года появляются повторяющиеся движения, а значит, диагноз меняется на «детский аутизм». К 8 годам исчезают проблемы с речью, ребенок бегло разговаривает, но социальное поведение у него своеобразное. В итоге врач пишет «синдром Аспергера». В этом случае дело не в том, что ребенок какой-то странный, просто классификации достаточно размытые.
В чем заключается помощь пациентам с расстройствами аутистического спектра? Какие методы лечения работают?
Во-первых, очевидно, что помогают методы прямого обучения. С помощью тренировок ребенка можно научить говорить и использовать жесты, показать, как просить, отвечать, рассказывать. Всегда можно научить человека сдерживать себя, выполнять правила групповой дисциплины, хорошо вести себя в школе. Во взрослом возрасте могут потребоваться сложные социальные навыки, например, умение вести себя определенным образом на собеседовании или ходить на свидание — многие проблемы социальной коммуникации решаются прямым обучением.
Вторая вещь, которая реально помогает, — это изменение среды вокруг человека с аутизмом. Люди с РАС воспринимают мир по-другому: например, хуже обращают внимание на речь и лучше воспринимают нарисованные детали. Поэтому, чтобы объяснить что-то важное, можно задействовать картинки или видео, использовать «визуальную поддержку».
Третья вещь — это лечение дополнительных расстройств, которые часто встречаются при аутизме. Это могут быть эмоционально-аффективные расстройства, например, повышенная тревожность или высокий уровень раздражительности. У людей с РАС часто бывает эпилепсия, нарушения сна, аллергия или головные боли. Для лечения сопутствующих заболеваний как раз требуются медикаменты.
Аутизм провоцирует эти заболевания или дети с РАС тяжелее их переносят?
Вероятность, что у человека с аутизмом появится еще какое-то расстройство, значительно выше. Предположим, если в обычной ситуации эпилепсия встречается с частотой 0,5%, то у людей с аутизмом — в 10-15% случаев. Непонятно, почему так происходит, но точно одно: если у ребенка нарушение коммуникации и дискомфорт в результате дерматита или головной боли, то его поведение становится хуже. Он не может объяснить, что его беспокоит. Поэтому детям и подросткам с аутизмом нужно уделять в этом плане больше внимания.
Выходит, сам аутизм не лечится? Можно только помочь человеку максимально адаптироваться к социальной среде?
Получается игра слов. Лечится, конечно, и РАС нужно лечить. Другое дело, что вылечиться нельзя. И в этом контексте есть масса расстройств и заболеваний в нашей жизни, которые именно таковы.
Диабет можно успешно лечить, но он не вылечивается. Можно подобрать диету, выбрать дозу инсулина и жить так, чтобы диабет практически не мешал. Это самое настоящее лечение, но не излечение. С аутизмом та же самая история.
Психологическая и обучающая терапия, создание среды и условий, лечение сопутствующих проблем приведут к тому, что человек и его семья будут жить хорошо, окружающим будет проще, но он все равно останется человеком с аутизмом.
В чем, на ваш взгляд, секрет успешной адаптации ребенка с аутизмом к социальной жизни?
Секрет, к сожалению, простой и сложный одновременно. Только две вещи влияют на адаптацию. На первую мы никак не можем повлиять — это потенциал ребенка. Некоторые дети учатся поразительно хорошо, отлично запоминают слова, успешно занимаются по специальным программам. У других все получается очень медленно. Второй момент — количество и качество помощи, которую получает ребенок. Это как раз в наших силах.
Тут нет волшебного решения: нельзя увезти ребенка в Израиль или Германию и сделать операцию, после которой он выздоровеет.
Речь идет о последовательной и регулярной помощи.
Общение с обычными детьми в детском саду или школе тоже положительно влияет на развитие? Или же детям с РАС лучше заниматься по своей индивидуальной программе?
Исключение составляют только ситуации, когда детский сад очень плохой, в нем злые воспитатели, бесконтрольные дети, которые могут причинить вред себе или ребенку с аутизмом. Или когда сам человек с РАС представляет для кого-то опасность в силу неконтролируемого поведения или реакций.
В остальном важно всегда помнить, что человек с аутизмом — в первую очередь человек. У него есть проблемы с развитием навыков, ему может быть трудно научиться разговаривать, играть вместе, но, как и подавляющему большинству людей, ему требуется друзья и признание. Поэтому, конечно, нужно стараться сделать его жизнь похожей на жизнь обычного ребенка с посиделками в кафе, походами в музеи, детскими садами, школами и друзьями.
Спецпроект «Расстройства аутистического спектра»
Все материалы спецпроекта
— поделитесь с друзьями!
Эксперты: Елисей Осин Подпишитесь на нас в фейсбуке:
dailybaby.ru
Психиатр Осин. Идти ли?
Да, я- нейрофизиолог, медицинский психолог, нейропсихолог, логопед-дефектолог.
А если вы имели в виду то, что только врачи разбираются в работе врачей-психиатров, применительно к вопросу аутизма и другой похожей неврологии (кстати), то расскажу, что аутизм — это вопрос психиатра только по МКБ, так как , к сожалению, до недавних пор никто не мог разобраться в нем и его скорректировать, существовало только медикаментозное лечение и краткосрочная реабилитация в реацентрах, с массажами и физиопроцедурами. Ребенок, взрослея уходил в шизофрению, либо состояние его ухудшалось , так как его не корректировали, а «лечили» неправильно и дорога таким детям была в психушку, в коррекционную школу и т.д.. И это всегда была компетенция врача психиатра, так как все было очень запущено, и просто автоматом ставили инвалидность и считалось, что это не лечится!
Сейчас, появились методики: сенсомоторные, сенсорные, дети стали поправляться, «аутизм» стали разделять на симптомокомплекс! Оказалось , что «аутизм»- это совокупность симптомов, органического характера, они могут быть как вместе, так и раздельно. Легкий распространенный пример, у ребенка нет указательного жеста, он избирателен в еде, не общается, не играет, не разговаривает, но смотрит в глаза близким, уже нельзя говорить об аутизме.
И два варианта: психиатр ставит аутизм (ауточерты, рас), прописывает нейролептики и о до-свидания, и все, ребенок уходит в регресс, состояние ухудшается и т.д.
А вот другой пример,родители пошли заниматься и не стали давать нейролептики, и через полгода -год коррекции-эти симптомы пропали! А аутизм же не лечится, с ним же надо жить, как говорят психиатры!
Просто все это устарело, реальным опытом и знаниями обладают продвинутые психиатры, которые работают бок о бок с коррекционными специалистами, с хорошими нейропсихологами, они видят динамику, они меняют свой взгляд на проблему»аутизма», они чувствуют детей, трогают их каждый день! , а не сидят на потоке, прописывая лечение и не видя как оно работает и какие результаты могут быть от других мер лечения. Все нормальные врачи давно пришли к выводу, что «аутизм» — это совокупность тяжелых или не очень симптомов, у всех разная и практически все эти симптомы корректируется, кроме конечно же интеллектульной сферы, если там все плохо, то все остальное намного хуже поддается коррекции! (но и ее можно вывести на достойный уровень)! В основном, конечно это делают нейропсихологи, дефектологи, сенсорно-интегративные терапевты! А помогают им в этом Да! именно помогают, уже ноотропы (прописывают неврологи) и , безусловно, иногда нейролептики (прописывают психиатры) (если есть органика и риск уйти в детскую шизофрению).
Поэтому, поверьте, хорошие коррекционные специалисты, прекрасно понимают какой ребенок перед ними и могут оценить правильность постановки диагноза (не официально естестно), так как они и есть те кто действительно помогает «вылечить» аутизм и похожую неврологию, которой, поверьте намного больше, чем этого страшного набора симптомов.
eva.ru
«Что я ни скажу, мне никогда не ответят: слава богу»: детский психиатр о диагностике аутизма
Есть мнение, что аутистов становится больше. Это так?
До сих пор до конца непонятно. Есть по этому поводу конфликтующие мнения. Очевидно, что диагностировать стали гораздо чаще. Но: скорее всего, увеличенное количество встречаемости, увеличенное количество поставленных диагнозов связано с тем, что больше стало специалистов, которые могут его ставить, интерес к развитию детей стал гораздо больше, появились способы помогать людям с аутизмом. Кроется ли за этим реальное увеличение встречаемости аутизма, до конца непонятно, и твердых цифр нет. Но да, людей с аутизмом много, это точно, полтора процента населения, один-полтора процента, и это гораздо больше, чем мы думали раньше.
Что должно вызвать настороженность родителей? Не глядит в глаза — вот это самое общее место, и нет указательного жеста. Но бывает же, что он есть, это жест…
Первые признаки аутизма начинают явно проявляться после 12–14 месяцев. Аутизм — это нарушение способности к двусторонней социальной коммуникации. Грубо говоря, это нарушение способности к общению с людьми. Как, например? Мы зовем ребенка, а он нашу речь не особо принимает, не особо ей уделяет внимание. В норме детям интересно, когда с ними разговаривают. Они слушают, иногда даже затаив дыхание, открыв рот, они любят, когда их зовут, и тут же реагируют. Один из первых симптомов аутизма — это то, что ребенку неинтересно слушать, он как будто глухой. Именно как будто, потому что при этом родители рассказывают, что, мол, я ему говорю: «Петя, на тебе конфетку», — он тут же реагирует, конфетка — это то, что ему интересно. Или включают мультики, и он тут же на них бежит. Это первый признак.
Второй признак — это когда у ребенка действительно не формируются эффективные способы объяснять, что он хочет. После года мы ждем, что дети начнут использовать жесты и слова и применять их для общения. Например, они показывают на предмет, который они хотят получить. Показывая на желаемое, они произносят что-то: «т-р-р-рум», «ам», «гав-гав» и так далее, какое-то слово. Дети с аутизмом или никак не объясняют, или объясняют как-то иначе — например просто берут за руку и тащат, никак не показывая и не рассказывая, что нужно. Мы всегда можем следить, сколько жестов ребенок использует. Вот к году у него может быть один, два или три, а к 18 месяцам это уже обычно несколько десятков слов. И когда видно, что эта способность объясняться у ребенка развита плохо, это повод подозревать аутизм.
Третье пересекается с первым. Детям обычно нравится проводить время с родителями. Они любят играть вместе, повторять, любят похвалу, и поэтому они часто смотрят на родителей, наблюдают за их лицами и улыбаются им в ответ. Ребенку нравится, когда взрослый направил на него свой взгляд, улыбается широко — ребенок тут же это ловит и улыбается в ответ, и в этом взаимодействии, наблюдая за взрослым, дети проводят часто очень много времени. Дети с аутизмом не то чтобы не смотрят в глаза, они редко смотрят в глаза, им малоинтересно, они недостаточно наблюдают за взрослыми.
Еще, конечно, мы всегда смотрим на темп развития. В нормальной ситуации развитие поступательное, ребенок вчера умел одно, завтра другое, послезавтра третье, и одно строится на другом. Навыки все время добавляются. У кого-то этот темп может быть обычным, у кого-то быстрым, но никогда не в обратную сторону. И если мы видим, что вчера ребенок говорил, какие-то слова называл, повторял, прошло две или три недели — и вдруг он эти слова перестал использовать, или вдруг этих слов стало гораздо меньше, или перестал реагировать…
Этот регресс, он вообще всегда встречается при аутизме? Потому что родители, как я понимаю, часто говорят именно «умел и перестал». Обычно водоразделом в этих рассказах служит какая-то болезнь, еще многие любят говорить «после прививки».
Удивительным образом многие дети с аутизмом, у которых потом проявляются симптомы болезни, в возрасте трех-четырех-пяти месяцев более социальные, чем их сверстники без аутизма. Больше наблюдают, больше интересуются, больше реагируют. А потом в течение полугода эта включенность начинает у них исчезать.
То есть у детей, у которых уже есть аутизм (но мы еще пока не знаем, что он есть), самая первая стадия развития скорее опережающая?
Да-да. Это очень любопытная история из наблюдений за детьми в группе риска.
Это недавнее открытие?
Ему три-четыре года.
Давайте поговорим про причины. Самая популярная тема — это, конечно, прививки. Тут мы можем сразу сказать, что нет, все это ерунда? Или все же не можем?
Найти прямую связь между вакцинацией и развитием аутизма мы не смогли. Несмотря на то что было много исследований, которые пытались связать возникновение симптоматики и прививок. Все исследования на больших числах говорят, что в целом вакцинация не является причиной расстройства аутистического спектра.
А могут появиться дополнительные исследования, которые это пересмотрят?
Конечно. Но и сейчас так много накоплено качественных данных, что должно произойти что-то совсем уж кардинальное. То есть может ли появиться информация о том, что Солнечная система находится в центре Галактики? Нет, это невозможно.
Хорошо, есть ли тем не менее какие-то внешние причины, которые могут повлиять на возникновение аутизма и которые нужно иметь в виду (беременным, например)?
Да. Например, одной из таких всерьез рассматриваемых внешних причин, которые касаются беременности, является использование некоторых лекарств. В частности, мы почти уверены, что некоторые противосудорожные препараты, в частности вальпроевая кислота, увеличивают риск возникновения аутизма. И наоборот, фолиевая кислота, которую принимают до беременности, когда женщина готовится к ней, может уменьшать риск возникновения расстройств аутистического спектра. Стало понятно, что сахарный диабет, гипертоническая болезнь во время беременности увеличивают возможность возникновения расстройств аутистического спектра. По крайней мере, есть исследования, которые говорят, что и неблагополучная экологическая ситуация может увеличивать вероятность.
То есть увеличивает вероятность, но не является причиной?
Да.
А что может быть причиной?
Причиной, по всей видимости, является целый комплекс факторов. В первую очередь это генетика. Есть прямо описанные мутации или нарушения количества генов, когда пропадает какой-то участок (или он дублируется), который очень-очень сильно увеличивает вероятность возникновения аутизма и прямо с ним связан. Плюс, видимо, что-то извне может воздействовать. Возможно, что в некоторых случаях аутизм возникает вообще не в связи с генами, а как раз исключительно в связи с внешними воздействиями. То есть нет генетической предрасположенности. Что-то такое происходит — опять же, воздействие какого-то вещества во время беременности, болезнь матери в период беременности или еще что-то.
Тут важно вот что сказать: аутизм — это не одно расстройство. Это целая группа разных нарушений, разных по причинам, которые имеют одну общую схожую проблему — нарушение социальной коммуникации.
То есть аутизм — это как высокая температура? Потому что она может быть результатом огромного количества всяких несостыковок в организме.
Нет, правомернее сказать, что аутизм — это как онкология, в сути которой лежит неконтролируемый рост собственных тканей. Вот внешние проявления у этого могут быть очень разные. В зависимости от того где, в зависимости от типа — злокачественности, доброкачественности. И так далее. В аутизме один и тот же общий механизм — психологический. Вот это нарушение социальной включенности. А дальше по-разному: это может сопровождаться умственной отсталостью, может не сопровождаться; может быть связано с рядовыми внешними воздействиями или может быть полностью генетическое; может быть целиком внешнесредовое… Но если описывать аутизм и онкологию одной фразой, аутизм — это нарушение способности к эффективному социальному взаимодействию, а онкология — это неконтролируемый рост собственных тканей.
Продолжим аналогию. Есть ли надежда, что у нас появятся какие-то биомаркеры, которые помогут диагностировать аутизм с помощью надежных валидных инструментов, как анализ крови или что-то такое?
Как нет одного маркера на всю онкологию, так же не может быть одного маркера на весь аутизм.
Вы на приеме часто видите мужчин с детьми? Или в основном приходят мамы?
Очень часто. То есть не каждый раз и чаще мама точно есть на приеме, а папа не всегда. Но я вижу очень много отцов, которые хотят разобраться, помогать и принимают, ну может быть, и не такое по времени, но по эмоциональным вложениям сопоставимое количество усилий. Для того чтобы разобраться, что с ребенком происходит.
А разница в реакциях есть? Женская и мужская…
Не замечаю никакой.
Но был же случай между тем: вы рассказывали, что один папаша (мы его знаем, но не назовем) хотел вас чуть ли не избить за то, что вы огорчили его?
Часто женщины так тоже хотят. Это нормальное переживание, которое возникает у всех. Просто он артикулировал, а значительная часть женщин могут не делать этого.
Очень тяжело ставить этот диагноз?
Мне вообще диагноз всегда тяжело ставить. Что я ни скажу, мне никогда не ответят: слава богу. Даже когда приходят люди, готовые услышать, даже когда они пришли подтвердить — это ведь все равно не те слова, которые они хотят услышать.
Материал подготовлен при участии фонда содействия решению проблем аутизма в России «Выход».
mhealth.ru
«Главным для ребенка с аутизмом будет не врач, а учитель»
16 637Детский психиатр, один из специалистов, занимающихся диагностированием аутизма, о реакции родителей и о том, можно ли их утешить.
ФОТО Getty Images Psychologies: Вам приходится часто сообщать родителям, что у ребенка — аутизм. Есть ли какая-то общая реакция?
Елисей Осин:Общее только одно: это очень плохие новости. Более того, их несколько. Первая — собственно диагноз. Вторая: не существует пока ни лекарств, ни инструментальных методик, которые могли бы это убрать. Поэтому я специально подчеркиваю, что если у ребенка аутизм, то он вырастет в подростка с аутизмом, а потом во взрослого человека с аутизмом. И конечно, у родителей все летит под откос: представления о жизни, о собственном будущем, о будущем ребенка, семьи. Поэтому чувства, как правило, довольно сильные. Хотя одни уже подозревали что-то и приходят за подтверждением. Для других, наоборот, это полная неожиданность, они даже не понимают, что такое нарушения развития. Иногда люди начинают плакать. А некоторые очень по-деловому говорят: «Понятно, спасибо, расскажите нам, что это такое».
пройдите тестыНасколько вы близки к аутизму?
Случались ли совсем неожиданные реакции?
Е. О.:Одна мама сказала: «О, ну слава Богу. Наконец я поняла, что происходит». Она-то все время думала, что это ее ошибка, что она неправильно воспитала ребенка, упустила что-то серьезное, пыталась наверстать.
Ставя диагноз, вы пытаетесь как-то подсластить пилюлю?
Е. О.:А чем тут утешишь? Что все будет хорошо? Но это же неправда. Поставьте себя на место человека, которому сообщают ужасную новость. О смерти, о неизлечимой болезни, о крушении всех надежд. А потом говорят: «Ну, ничего страшного». Это неуважение к тому, что с человеком в этот момент происходит. Самая правильная реакция — просто побыть с ним рядом. Я смотрю на человека, никогда не прячу глаза. Стараюсь сочувствовать. Говорю, что мне очень жаль. Конечно, не делаю каменное лицо и не говорю: «У вашего ребенка аутизм». Это звучит как приговор и в то же время очень абстрактно. Я всегда стараюсь объяснить, как этот диагноз влечет за собой те или иные особенности именно этого ребенка. Например, почему именно из-за аутизма он не может научиться говорить. Я стараюсь не отгораживаться эмоционально от людей. Мне еще помогает, что многие потом говорят, что им было важно это услышать и что прекратилось состояние неизвестности.
читайте также«Я бы все отдала, чтобы Андрюша стал как все!»
А есть ли такая реакция, как раздражение и неприятие диагноза?
Е. О.:На приеме люди обычно ведут себя сдержанно, хотя раздражение на врача подчас очень большое. Но самые острые чувства приходят потом. Есть разные стадии проживания плохих новостей. Отрицание, агрессия, неприятие, покорность. Бывает, что люди начинают с диагнозом бороться. Вот мы сейчас сделаем все, вложим все деньги, выстроим какую-то небывалую программу лечения, которая все поправит. Как правило, это очень сильные люди. Но силы рано или поздно заканчиваются, а аутизм-то никуда не делся, даже если ребенок достиг очень многого. И у них опускаются руки. Поэтому бывает, что через год человек впадает в уныние и настоящую депрессию. Иные родители признаются, что ненавидят собственных детей. Что не хотят больше жить. Это ужасное мучение, еще и потому что они думают, будто они одни-единственные такие на свете, а их реакция — патологическая. И бывает полезно услышать, что это не так. Я вообще часто говорю родителям, что нет никаких незакономерных реакций. Могут быть неверные решения, но ни одно чувство, которое испытывают родители, не является неправильным.
Стенли Гринспен, С. Уидер«На ты с аутизмом» Долгое время лечение аутизма фокусировалось на симптомах. Детский психиатр Стенли Гринспен (США) предлагает обратить внимание на глубинные причины, вызывающие эти симптомы.Готовы ли люди у вас на приеме воспринимать какую-то конструктивную информацию, или они слишком раздавлены?
Е. О.:После того как человек узнал диагноз, как-то эмоционально отреагировал на него, он обычно спрашивает, что делать дальше. Я жду этого вопроса. Рассказываю, как по-разному могут развиваться люди с аутизмом и как достичь наибольших успехов. Говорю, что есть специалисты, которые могут помогать. Родители вступают в новую жизнь, к которой они не были готовы, и им очень важно обрести в ней какие-то опоры. Я рассказываю, какие вещи стоит делать, чтобы ребенок, например, начал разговаривать, или чтобы убрать сложное поведение. Стараюсь давать какие-то контакты, литературу, ссылки по теме. Объясняю, что является основным, а что второстепенным. Например, что главным для них будет не врач, а учитель. Он будет учить разговаривать, правильно себя вести, играть. Рассказываю, чего ждать от такого учителя, как понять, хорош он или плох.
читайте также«Это у других на всю жизнь, а мы вылечим»
Рано или поздно родители детей с аутизмом встречаются. Знакомство с товарищами по несчастью облегчает жизнь?
Е. О.:В целом — да. Есть много исследований, которые говорят, что взаимная информационная и просто даже эмоциональная поддержка — необходимы. Это борьба с одиночеством. Очень важно обрести людей, которые вместе с тобой делят один и тот же смысл. Поэтому сообщества — несмотря на взаимное непонимание и напряжение, которые в них подчас возникают, — помогают родителям находить друг друга и объединяться. Но очень часто папы и мамы не столько стремятся делиться собственными чувствами, сколько имеют вполне конкретные вопросы. Как мне научить ребенка пользоваться туалетом? Как научить его самостоятельно одеваться? Как убрать агрессию? Было бы очень здорово, чтобы помимо сообщества существовали еще и небольшие группы, в которых какой-то опытный родитель или подготовленный специалист мог бы регулярно отвечать на эти вопросы.
Как вам живется с ощущением, что вы человек, который выносит вердикт?
Е. О.:Иногда бывает чувство опустошенности оттого, что приходится говорить людям то, чего ни за что я не хотел бы услышать сам. Обычно я минут за сорок начинаю понимать, что мне придется сейчас начать все это говорить. Я продолжаю собирать информацию о ребенке, пытаюсь разобраться в его сложностях и еще не уверен на сто процентов. Но примерно уже представляю себе диагноз. И все равно говорю себе: «О нет, Господи, только бы не это!» Но для себя я не нашел пока решения, как облегчить услышанное. Я лишь позволяю себе сочувствовать.
По вашим наблюдениям, становится ли больше людей с аутизмом?
Е. О.:На собственных впечатлениях нельзя строить выводы, потому что они всегда обусловлены ситуацией. Пока я работал в школе, я мог бы сказать, что детей с РАС мало, а много, наоборот, с СДВГ. А когда я стал заниматься аутизмом и ко мне все время идет поток, может показаться, что люди с аутизмом кругом. Но мое восприятие сильно искажено из-за того, что я сам в этом поле нахожусь. И то и другое — ошибочный вывод. Но могу сказать с уверенностью, что стало больше информированных родителей, понимающих, что такое аутизм. Они приходят с определенными знаниями, спрашивают про поведенческий анализ, про школы. Вот тут ситуация меняется.
Читайте также
www.psychologies.ru
Вопиюще интересная статья доктора Елисея Осина — Особые дети
Поразительно, каким громким может быть неповедение. Как много звуков сопровождает несобытие, неделание чего-то, непослушания кому-то, особенно если это не делает ребёнок. Громкие крики, плач, угрозы, хлопанья дверьми, топанья ногами — всё это происходит тогда, когда ребёнок не слушается.
— Сколько раз я должна тебе повторять?!
— Паша, престань, пожалуйста. Паша! Паша, хватит! Паша, перестань!!! Паша!!! Паша!!! (Бабах!)
— Если ты сейчас же не сядешь делать уроки, то я не знаю, что с тобой сделаю!
— Кто это натворил?! Кто это сделал, я спрашиваю?! Ну всё, наказаны оба!
— Быстро убрал свои игрушки, а не то я их выкину все!
— Что ты ревёшь? Раньше надо было думать, я тебя предупреждал!
— Ты наказан и никуда с друзьями не пойдёшь! Если выйдешь из своей комнаты — пеняй на себя!!!
…На приёмы ко мне приходят родители, которые рассказывают о том, что происходит у них дома, и это часто похоже если не на полномасштабную войну, то на постоянные пограничные конфликты.
— Вы бы знали, как сложно его усадить делать уроки! — только через скандал, а потом он садится и делает за 15 минут, — рассказывают они.
После конфликта устанавливается хрупкий мир, стороны даже иногда делают попытки примирения, но порой лишь до новой провоцирующей ситуации.
— Ох, я уже и не прошу его убирать в комнате, лишь бы уроки делал. Каждый раз это такая нервотрёпка.
Или даже так:
— Я его вообще ни о чём не прошу, растёт как сорняк. Себе дороже.
Если продолжать военную аналогию, то кажется, что кто-то выигрывает, кто-то проигрывает, кто-то берёт верх и наступает, а кто-то защищается. Как часто я слышал, что родители говорят о коварстве ребёнка или его хитрости, а дети рассказывают об особенной, на их взгляд, жестокости, с которой родители наводят порядок. Но правда в том, что в таком сражении не выигрывает никто, а проигрывают все. И даже если ребёнок с довольным видом, не приступив к урокам и не убрав раскиданную одежду, сел смотреть телевизор, то он проиграл — потому что не научился ответственности, аккуратности, не выучил важную математику. И если родитель, от души наорав на ребёнка и даже дав подзатыльник, смог заставить ребёнка подчиниться и сесть за уроки, то он тоже проиграл: он потерял кучу времени, сил, нервов на пустячную, в общем-то, вещь. И ещё они потерпели совместное поражение — потому что что-то важное между ними — любовь, доверие, уважение и радость — снова основательно пострадало.
Немного медицины
Когда ребёнок устойчиво демонстрирует поведение, при котором он не выполняет указаний взрослого и сопротивляется им, такой ребёнок с большой вероятностью может получить диагноз оппозиционно-вызывающего расстройства поведения. Такой термин редко используется в России (это связано с особенностями нашей психиатрии), но, конечно же, сама проблема встречается уж точно не реже, чем в других странах.
В нормальной ситуации все дети могут быть непослушными в какой-то степени. Обычно ребёнок выполняет где-то 80–90 % указаний взрослого, не все 100 %. Когда непослушание становится патологическим?
Во-первых — когда поведение не соответствует возрасту. Есть возрастные периоды, когда дети выполняют меньше указаний взрослых, чем выполняли раньше или чем будут выполнять в ближайшем будущем. Это, к примеру, возраст двух-трёх лет (так называемый кризис трёх лет) или же подростковый возраст. Подросток — это физиологически взрослый человек, с ценностями и взглядами, отличными от родительских, и часто подростки не делают того, что хотелось бы взрослым, — не надевают ту одежду, которая родителям кажется правильной, не убирают в своей комнате (это моя комната, мама!), не слушают советов. Но даже в эти возрастные периоды дети в целом должны быть управляемы.
Во-вторых, когда поведение сильно мешает ребёнку в выполнении тех возрастных задач, которые у него есть. Этих возрастных задач много: социальные (установление и поддержание отношений со сверстниками, родителями, братьями и сёстрами), академические (учёба), спортивные и даже духовные (формирование убеждений, ценностей, внутренней морали). Когда из-за непослушания ребёнок не справляется с учёбой, портятся его отношения с братьями и сёстрами, родителями, становится понятно, что поведение ребёнка нельзя считать правильным или нормальным.
В-третьих, когда поведение ребёнка — это источник постоянного стресса для окружающих и для самого ребёнка. Отношения с непослушным ребёнком редко бывают последовательными и мягкими, поэтому и сам ребёнок может постоянно испытывать напряжение, иметь сниженную самооценку (о, как часто на приёме дети с проблемами поведения говорят про себя, что они плохие!) и даже телесные проблемы. Чего уж говорить про родителей — вот кто может рассказать кучу историй про то, как им непросто!
Когда так происходит, то родители и окружающие их люди всегда задаются вопросом — откуда такое поведение? Это мы что-то не так делали, это наша вина? или это гены ребёнка — и их уже «не перебить»? Это потому что он с бабушкой прожил первые два года, и она его избаловала? или потому, что в 7 месяцев он упал со ступеньки и ударился головой (сознания не терял, почти не плакал, в травмпункте сказали, что сотрясения нет, но мы иначе и не знаем, на что пенять, доктор!)?
Исследования в области детского поведения говорят, что всё сложнее. Все линейные связи рассыпаются о реальную жизнь. Если родители виноваты в том, что у ребёнка такое поведение, то почему в этой же семье растёт другой ребёнок с прекрасным поведением? Если всё дело в биологии, то почему в одной ситуации, с одними людьми ребёнок ведёт себя хорошо, а с другими — гораздо хуже? А то, что мать не может смотреть за ребёнком в достаточной степени, — не проявление ли это каких-то других проблем — не её собственных, а проблем государства, в котором одинокая мать вынуждена вкалывать с утра до поздней ночи, чтобы одеть ребёнка, накормить, оплатить счета за квартиру?
Виноватых нет
Исследования выделяют четыре группы факторов, под воздействием которых возможно развитие хронического поведения непослушания, оппозиционно-вызывающего расстройства поведения.
Первая группа факторов связана с самим ребёнком, с его характеристиками, его темпераментом. Темперамент — это врождённые особенности функционирования нервной системы, психической деятельности. Люди все разные — есть люди высокие и есть низкие, есть светлые и есть тёмные, есть страстные и есть спокойные. Точно так же есть люди, которые лучше умеют себя сдерживать, контролировать, а есть те, кто более импульсивен, несдержан; кто-то умеет сосредотачиваться долгое время на неприятных и скучных заданиях, а у кого-то это получается гораздо хуже. Эти характеристики считаются врождёнными, их крайне сложно изменить — воспитать, привить извне. Это темперамент. Понятно, что ребёнок с более «неудобным» темпераментом — более активный, менее сосредоточенный, более раздражительный — имеет больше шансов развить непослушное или агрессивное поведение.
Вторая группа факторов — это характеристики взрослого, который находится рядом с ребёнком. Совершенно естественно, что если взрослый тоже обладает непростым темпераментом, если он легко заводится, принимает импульсивные решения, если он раздражителен и невнимателен, то и поведение ребёнка, которого он опекает, вряд ли от этого будет лучше. Это, конечно, касается не только родителей, но любого взрослого — учителя, воспитателя или нянечки в детском саду, домашней няни — кого угодно, кто проводит с ребёнком много времени. Крайне важный фактор развития проблем поведения у детей — наличие депрессии у одного или у обоих родителей. Депрессия родителей сводит детей с ума!
Третья группа факторов касается собственно того, что происходит между ребёнком и взрослым, того, какие методы контроля выбирает взрослый, того, как ребёнок реагирует на них. И это проще всего поменять! Ой как непросто бывает изменить характеристики взрослого или ребёнка (как часто я слышал, что родитель обещает сам себе быть более сдержанным, больше не срываться и не кричать на шаловливого ребёнка — но снова и снова это делает), однако даже совсем непростых людей можно обучить чему-то новому — новому способу действия, реагирования, поведения.
Четвёртая группа факторов — это социальная и семейная ситуация, в которой находится ребёнок. Если одного из родителей нет, а другому приходится постоянно работать, чтобы прокормить и одеть ребёнка, то понятно, что за таким ребёнком родители смогут меньше следить и меньше реагировать на его поведение. Если в семье разлад или большая проблема (например, кто-то серьёзно болеет), то опять же вряд ли это хорошо скажется на поведении ребёнка.
Когда меня спрашивают, кто виноват в том, что ребёнок такой, я всегда отвечаю — не в вине дело! Потому как даже если один факторов начинает играть большую роль в начале, то он обязательно начинает влиять и на все остальные: если у ребёнка сложный темперамент, то понятно, что это будет сильно сказываться на том, как взрослые с ним общаются, какие выбирают методы контроля, это будет сильно влиять на их настроение, самочувствие и даже на отношения между родителями, что, в свою очередь, очень-очень повлияет на самого ребёнка и его поведение.
Будьте с ним построже!
На приёме мальчик лет одиннадцати, задаю какие-то дежурные вопросы: что любишь, кем хочешь стать? И вдруг неожиданно говорит: судьёй хочу стать. И продолжает тут же немного мечтательно: папу с мамой посажу, лет на сто. В тюрьму.
Я слышал от детей всякое, идея посадить в тюрьму ещё далеко не самая жестокая. Поубивать, ночью задушить подушкой, подмешать стекла в кашу… Жуть! Подросток пятнадцати лет цедит сквозь зубы: «Ненавижу их, мне ничего, одни побои, а моему брату всё».
— Бьёте? — спрашиваю потом у родителей.
— Бьём, — отвечают они, — а что ещё делать, скажите!? Он ворует, уходит из дома, ничего не делает, на бабушку руку поднимает. Уроки посадить делать невозможно, только если ремень из шкафа достать. Раньше мы терпели, упрашивали, обещали всякое, но он всё больше на шею садится.
Я не встречал родителей-садистов, которые наслаждались бы оттого, что ребёнку делали бы что-то неприятное. Наверное, есть и такие, но на приём к врачу или психологу со своим ребёнком такие не придут. Чаще же родители, жестоко наказывающие своих детей, становятся жертвами так называемой «ловушки наказаний» или «петли наказаний». Что это такое?
Основной минус наказаний как практики изменения поведения очень простой: наказание не учит тому, что надо делать. Наказание говорит только одно: этого (за что тебя наказали) не делай — а что делать вместо этого, не говорит. Наказание может эффективно остановить какое-то неправильное поведение: к примеру, может заставить ребёнка замолчать или заставить прямо сейчас послушаться — но оно не научит тому, что и как надо делать потом, в следующий раз в подобной ситуации. Например, наказание может ясно сказать ребёнку, что нельзя бить младшего брата. Старший начал бить младшего, пришёл папа, взял его за руку, оттащил, накричал, заставил плакать — и вуаля! — старший не бьёт младшего. Но так как никто не показывал старшему, что нужно делать вместо размахивания кулаками, то при новой ситуации ребёнок, который не знает другого поведения, снова прибегнет к драке. Родитель, увидев это и помня о том, что в прошлый раз наказание остановило проблему, снова накажет старшего. И опять «решит» проблему. Которая появится снова и снова.
Если основное, что делает родитель, — это эти неприятные последствия, то тогда ребёнок к ним привыкает, они не производят на него такого впечатления, как раньше, останавливают его на меньшее время. И родитель усиливает интенсивность своего наказания: если раньше он только тащил и кричал, то теперь он тащит, кричит и трясёт. А потом ещё и толкает. А через какое-то время добавляет подзатыльник. Потом два. Потом шлёпает по попе, потом берёт ремень, потом…
Что казалось выходом и решением проблемы в начале, становится ловушкой: «Что-то же надо делать, нельзя, чтобы ему всё сходило с рук!» Просто подумайте: если вам раз за разом приходится прибегать к одному и тому же методу, раз за разом приходится делать одно и то же без очевидного и долгосрочного эффекта — может, сама идея, сам инструмент, к которому вы прибегаете, не так-то хорош? Но кроме неэффективности наказания имеют ещё и ряд побочных эффектов: это значительное ухудшение отношений между ребёнком и родителями, это избегание ребёнком родителей, побеги из дома, депрессия у ребёнка, нарастание агрессивности у ребёнка и, конечно, тяжёлый стресс у самих взрослых.
Итак, наказания: длительное лишение чего-либо, физическое насилие, крики, ругань — могут решить проблему в данную секунду (остановить поведение), но не делают так, чтобы в дальнейшем она не возникала, они ничему не учат ребёнка, но разрушают отношения, причиняют боль и учат ребёнка решать свои проблемы при помощи силы, криков, ругани (дети же учатся в первую очередь у родителей). Если вы делаете это — остановитесь!
Положительное противоположное
В самом конце консультации родители спрашивают меня про проблему, которая сейчас для них встала остро. Вот один из примеров. Мать ребёнка работает на дому и часто совершает деловые звонки. Понятно, что во время таких разговоров нужно, чтобы была тишина. Но каждый раз, когда она берёт в руки трубку, на горизонте появляется её сын, мальчик восьми лет. Через пару секунд разговора он подходит к ней с первой просьбой, через минуту со второй, а потом просьбы и замечания начинают сыпаться постоянно. Он жалуется на свою сестру, рассказывает, что случилось в школе, просит дать ему шоколадку, просто тихонечко толкает. Каждый раз, когда матери нужна тишина и спокойствие, — это последнее, что она получает.
— Как вы думаете, чего ваш сын хочет в этот момент? — спрашиваю я.
— Внимания, — не раздумывая отвечают родители. — Его просьбы пустячные, он может это сам всё сделать или взять, он точно не хочет, чтобы мы ему помогли. Ему нужно, чтобы мы на него обратили внимание, общались с ним, поэтому он мешает.
— Хм… Но если внимание — это такой сильный мотив для него, то почему ваш сын не поступает по-другому? У него, конечно, есть выбор: он может мешать вам и получать внимание (ваши крики, замечания, строгий взгляд), а может и не мешать — сидеть в своей комнате, тихонько заниматься своими делами — и получать за это внимание. Почему он выбирает первый путь — путь мешать?
— Ну-у-у-у… — родители тянут и смотрят на меня немного недоумённо, — потому что, если он будет сидеть в своей комнате и тихонько заниматься своими делами, то он не получит моего внимания. Я буду говорить по телефону, он будет играть. Мы будем каждый в своей комнате.
— А сколько раз вам приходилось отвлекаться от разговора по телефону и говорить ребёнку, чтобы он не мешал, перестал спрашивать, перестал разговаривать?
— О, десятки раз за один разговор!
— То есть вы в итоге даёте внимание — неудивительно, что он мешает. А сколько раз вам приходилось отвлечься от разговора и сказать: спасибо за то, что играешь тихо и даёшь мне поговорить?
— Ни разу.
Представьте, вы сидите на работе и трудитесь. Вы закончили большой проект, написали инструкции для сотрудников и разгребли огромную кучу неотвеченных писем, которую направил вам ваш начальник. Вы работали над всем этим несколько дней, вы валитесь от усталости и хотите домой. Дома вы моментально заснули, проспали и опоздали на работу. Начальник вызывает вас и строго отчитывает за опоздание. Он не стесняется в выражениях, называет вас безответственным, а ваш поступок непростительным. В конце он бросает вам: «Идите, и чтобы этого больше не повторилось!» Скажите, положа руку на сердце, вы готовы повторить снова ваш трудовой подвиг для этого начальника? Вы готовы доделывать его незаконченные дела, снова работать над проектом, вообще работать в этом месте? Жестокая отповедь за маленький проступок и ни слова благодарности! Это та вещь, которая знакома многим. Можно трудиться, стараться — и это будет восприниматься как должное. Но стоит один раз оступиться — и ты получишь столько внимания, сколько совсем-совсем не хотел бы.
С детьми происходит ровно так же. Мальчик, про которого я рассказывал выше, получал внимание тогда, когда вёл себя плохо и мешал маме. Теперь представьте себе брата и сестру, которую играют в своей комнате. Они играют тихо и спокойно, делятся игрушками и мирно что-то делают. Вот он — тот момент, когда следовало бы прийти в комнату и с энтузиазмом сказать: «Вы уже пять минут играете мирно, спокойно, тихо, прямо как взрослые дети. Я вами так горжусь! Вот вам за это по шоколадке!» Но обычно бывает совсем по-другому. Шум, гам и крики привлекают родительское внимание, не тишина и мир. И вы уже приходите в комнату, но совсем с другим посылом: «Кто это натворил?! Кто это сделал, я спрашиваю?! Ну всё, наказаны оба!»
Почему внимание важно? Да потому, что оно очень подкрепляет и вдохновляет. И то, на что внимание родителей направлено, будет повторяться снова и снова. А то, что родителям безразлично, исчезнет и вряд ли без специальных усилий повторится.
Если вы хотите решить проблему конфликтов и постоянных ссор у ваших детей, то наказаний, даже раздаваемых щедро и справедливо, недостаточно. Наказание лишь скажет вашему ребёнку, что драться нехорошо и этого делать нельзя (а это действительно так!). Только ваше внимание к положительному противоположному драки решит эту проблему. Положительное противоположное — это что-то обратное неправильному поведению, что-то, что вы бы хотели видеть на его месте. Так, к примеру, для драки положительное противоположное — это мирная и совместная деятельность, для постоянного вмешательства в телефонный разговор — это самостоятельная игра в своей комнате на протяжении всего разговора матери по телефону. Хотите решить эти проблемы — обращайте внимание на их положительное противоположное! Обучите ребёнка тому, что вы бы хотели увидеть на их месте, а не запрещайте снова и снова.
Продолжение следует.
ru-happychild.livejournal.com
Елисей Осин: «России нужна альтернативная система диагностики аутизма»
10.09.13
Интервью с детским психиатром о симптомах и признаках аутизма, а также о проблемах его диагностики в России
Детский психиатр Елисей Осин на открытии фотопроекта об аутизме «Особая грань реальности». Фото: Вара Коварная.
Тема аутизма все чаще звучит в СМИ, о ней упоминают в телепередачах, снимают фильмы и пишут в популярных статьях. Но чем именно отличается аутист от человека с обычным развитием? Как и кто может определить аутизм у ребенка, и каким может быть дальнейший прогноз для человека с этим расстройством? На эти и другие вопросы отвечает Елисей Осин, детский врач-психиатр, эксперт Фонда «Выход» по вопросам ранней диагностики аутизма.
— Если говорить совсем кратко, то что такое аутизм?
— Аутизм — это нарушение развития, при котором снижена или каким-то образом искажена способность человека взаимодействовать с социальной средой, то есть с окружающими его людьми. Это приводит к тому, что человек не может учиться через социальную среду и получать из нее много важной информации, что могут делать все остальные дети того же возраста. Обычные маленькие дети буквально погружены в социальную среду — они в первую очередь обращают внимание на других людей, постоянно следят за их реакциями, пытаются с ними взаимодействовать, а при аутизме эти умения нарушены.
Это приводит к различным последствиям для психического развития, один из самых ярких примеров таких последстий — нарушения речи, когда ребенок не понимает, как при помощи речи можно взаимодействовать с другими людьми. У всех людей с аутистическими расстройствами есть тот или иной вид нарушений речевой коммуникации. Это особенно заметно у маленьких детей — процесс овладения речью замедлен, он происходит гораздо меньшими темпами. Это прямое следствие того, что нарушен процесс взаимодействия с окружающими людьми нарушен. Речь — это такой навык, который может развиться только в процессе общения с другим человеком. Например, маленький ребенок имитирует звуки речи взрослых, отслеживает их реакцию на такую имитацию, пытается снова вызвать эту реакцию. Например, ребенок говорит «мама», и мама к нему подходит, ребенок начинает говорить «мама» чаще, после чего он понимает, что «мама» это и есть этот человек.
Одно, хотя и не единственное, объяснение задержки речи у людей с аутизмом — это как раз слабость социального взаимодействия. Очень часто при аутизме не нарушена функция самого произнесения слов и семантика (то есть знание того, что слова имеют значение) речи, хотя, к сожалению, нарушения этих функций встречаются у людей с аутизмом чаще. Однако у всех людей с аутистическими расстройствами есть нарушения прагматической стороны речи, то есть аспектов речи, связанных с коммуникацией с другими людьми.
Говоря с родителями, я часто провожу аналогию с топором. Например, человеку трудно рубить дрова, потому что топор тупой, или у него кривая ручка или если взять в руки, то посадишь занозу, но что именно делать с топором человек прекрасно знает. Именно в такой ситуации оказываются люди с такими нарушениями речи как заикание, речевые диспраксии, речевые алалии. Человек знает, как пользоваться инструментом, но инструмент ему достался неудобный или плохо работающий. При аутистических расстройствах речевой инструмент может быть и хорошим. Топор удобный и острый, но человек не знает, как наколоть им дрова, например, он пытается рубить их деревянной ручкой. Бывает так, что у человека с аутизмом огромный словарный запас, то есть, его семантическая сторона речи очень хорошо развита, но при этом у него отсутствует прагматическая сторона речи, умение обратиться с помощью речи к другому человеку и вступить с ним в речевое взаимодействие, просто поболтать о чем-то. Такой ребенок с аутизмом может знать много слов, правильно называть предметы и цвета, но он не может ответить «да» или «нет» на вопрос родителей, он уходит от ответа, потому что не знает, что делать с предложенной фразой. Это лишь один пример того, почему социальное взаимодействие так важно для развития. Для речевого развития необходимо постоянно вписываться в пространство социального общения, постоянно выделять других людей из общего фона, постоянно обращаться к ним, а людям с аутизмом это трудно.
Было одно очень интересное исследование Йельского университета, в котором наблюдали, как люди с аутизмом смотрят фильмы, используя специальную технологию слежения за глазами. Оценка того, как люди смотрят фильмы, очень показательна, потому что это моделирование социальных ситуаций, моделирование реальной жизни. Оказалось, что люди с аутизмом смотрят не туда, куда смотрят их нейротипичные сверстники, например, рассматривая кадры с испуганными людьми, смотрят им на рот, на глаза, на другие части тела или обстановки. В той конкретной ситуации, которая предлагалась им, наиболее информативными были глаза — они сообщали больше всего социальной информации, в них было больше всего сведений о том, что чувствует человек в данный момент — рот был индифферентным, волосы и обивка кресел вообще никакой информации не сообщали о том, что он чувствует — а вот глаза были широко раскрыты от ужаса. Сразу можно было понять, что с человеком, просто посмотрев на эти глаза! В итоге получалось, что люди с аутизмом внимательно смотря, внимательно участвуя, смотрели на другое и в итоге не могли в полноте воспринять эту ситуацию, в полноте ее проанализировать. Были похожие исследования с маленькими детьми, смотрели за тем, как ребенок смотрит детскую передачу. В центре кадра фиолетовый динозавр и два ребенка, которые оживленно что-то обсуждают, во что-то играют, громко смеются, а ребенок с аутизмом очень внимательно и заинтересованно разглядывает полочку над которой нарисована радуга. Опять такая же ситуация — ребенок смотрит мультик, он внимателен, он заинтересован, но его внимание обращено не на персонажей, а на интересные ему предметы. Это очень важно потому, что именно из наблюдения за этими персонажами, за их разговорами, человек берет речь, а не от предметов.
— Какие разновидности аутизма бывают, и в чем различие между ними?
— Есть много делений, и все они так или иначе неудачные. Есть современная классификация, включающая несколько диагнозов, каждый из которых отличается по клиническим проявлениям: детский аутизм, атипичный аутизм, синдром Аспергера. Критерии для этих категорий довольно размыты. Атипичный аутизм и синдром Аспергера могут быть очень похожи, и два разных врача могут поставить два разных диагноза одному и тому же человеку. К тому же на протяжении жизни диагноз может меняться, например, первые два года жизни клинические проявления могут соответствовать атипичному аутизму, следующие пять лет детскому аутизму, а затем синдрому Аспергера. Потому что у человека происходит развитие, он меняется, и симптомы тоже могут меняться. Американская психиатрическая ассоциация сейчас вообще отказываются от такого деления, что сделают европейцы, и отразится ли это на международной классификации болезней, которой, по идее, должны пользоваться в России, пока не ясно. Сейчас, скорее всего, в США будет один диагноз — расстройство аутистического спектра (РАС), который будет включать в себя все формы аутизма, если же известна конкретная причина РАС, то она будет указываться отдельно. Например, РАС у человека с синдромом Ретта, РАС у человека с туберозным склерозом. Есть попытки ввести другие классификации аутистических расстройств — например, по объему белого вещества головного мозга, по предполагаемой причине расстройства. Однако пока что все попытки ввести работающее деление остаются неудачными.
— На какие симптомы должны обратить внимание родители? Когда стоит поднимать тревогу?
— Есть так называемые «красные флажки» аутизма. Это отсутствие слов к возрасту полутора лет; отсутствие фраз к возрасту двух лет; отсутствие хотя бы одного жеста к возрасту года; если ребенок после года ведет себя так, как будто он глухой; если ребенок не улыбается в ответ на улыбку после года; и если потеряны навыки коммуникации в любом периоде развития, например, если ребенок говорил, но перестал говорить. Это основные красные флажки. Следует обратить внимание, если ребенок говорит, но при этом не обращается к другим людям. Например, ребенок комментирует, говорит «машинка» и «мячик», когда видит их, но не показывает, не приносит, не пытается обратить на предметы внимание других людей. При наличии таких признаков нужно обратиться к специалистам. Они не означают, что у ребенка на сто процентов аутизм. Возможно, это какая-то другая проблема, например, нарушение слуха. Но это в любом случае повод обратиться к специалистам за диагностикой.
— Какой самый надежный метод определения аутизма? Можно ли определить аутизм по анализам крови или другим медицинским обследованиям?
— До сих пор самым достоверным способом диагностики аутизма остается наблюдение за поведением человека, которое проводится специалистом, желательно, командой специалистов, которые прошли специальную подготовку по диагностике аутистических расстройств. Подобное обследование может занимать разное время в зависимости от задачи. Если это только постановка диагноза, то есть инструменты, которые упорядочивают наблюдение, и оно занимает около часа и включает наблюдение ребенка в естественных условиях и в ситуации взаимодействия с другими людьми. Если такое наблюдение сочетается с внимательным интервьюированием родителей и с получением информации о том, как ребенок ведет себя вне дома и кабинета, то это увеличивает правильность диагноза. Иногда в рамках диагностики можно отвечать и на другие вопросы: степень функционирования человека, его адаптивные функции, как развиты его интеллектуальные функции или функции самоконтроля. Ответы на эти вопросы, естественно, удлиняют процесс диагностики. В хороших учреждениях диагностика занимает до трех дней, потому что ребенка смотрят разные специалисты — психиатр, психолог, дефектолог, логопед.
— Все-таки, кто должен диагностировать аутизм: психиатр, невролог, психолог?
— В России диагноз может поставить только врач-психиатр. И это большая проблема, потому что по закону врач-психиатр ограничен возрастом, он не может по закону осматривать детей моложе трех лет. Учитывая, что в случае аутизма огромную роль играет ранняя диагностика, то это серьезное административное препятствие в нашей стране. В других странах правила диагностики иные, часто диагноз может поставить не только психиатр, но и медицинский или клинический психолог, либо специально подготовленный педиатр. Вообще не специальность имеет значение, а то, что человек реально, на самом деле, умеет.
— Насколько рано можно диагностировать аутизм?
— Его можно диагностировать и до трех лет, большая исследовательская работа направлена на то, чтобы определять его как можно раньше. Хорошо известно, что раннее начало поведенческой терапии сильно меняет прогноз ребенка. Есть очень интересные исследования о том, что поведенческая терапия влияет не только на поведение, но и меняет саму структуру головного мозга, делает ее такой же, как и у типичных детей. Так что чем раньше начать бороться с аутистической симптоматикой, тем лучше будет прогресс в лечении.
В хороших клиниках, например, при той же клинике Йельского университета был специальный проект по ранней диагностике. Они брали детей из группы риска — братьев и сестер детей с аутизмом и наблюдали за ними с рождения, чтобы понять, в какой момент можно поставить диагноз «аутизм». И в большинстве случаев можно было поставить диагноз до двух лет, и с возрастом становилось понятно, что диагноз верен, потому что при повторных диагностиках он подтверждался.
— Родители часто говорят о том, что при диагностике аутизма их ребенка клали в психиатрический стационар. Насколько это обязательно для постановки диагноза?
— Госпитализация с целью диагностики — это бессмыслица, нет ни одного аргумента в пользу этого. Всю диагностику для постановки диагноза можно провести, не кладя ребенка в стационар, нужно просто провести достаточное время с родителями и ребенком, например, несколько часов, чтобы понять его диагноз с очень высокой вероятностью. Трехмесячное пребывание ребенка в больнице не предоставит больше информации, чем наблюдение в течение нескольких часов. Просто система психиатрической помощи устроена таким образом, что единственный вид помощи, который она способна предложить — это госпитальный. Никаких аргументов о пользе такой процедуры для ребенка и родителей, а не для самой системы, не существует. По закону родители могут отказаться от госпитализации ребенка. Обычно госпитализацию предлагают для оформления инвалидности ребенка, не могу сказать за другие регионы, но в Москве детям оформляют инвалидность и без пребывания в стационаре, так как медико-социальная экспертиза этого не требует. Это совершенно необязательно для постановки диагноза, и чаще всего это не просто бессмысленное, но даже вредное явление.
— Иногда от российских специалистов можно услышать, что детский аутизм и детская шизофрения — это одно и то же, либо что аутизм «переходит» в шизофрению. Так ли это?
— Исторически раньше бытовала точка зрения, и, надо сказать, она была важным сдерживающим фактором для изучения проблем аутизма, что аутизм является детским психозом. Предполагалось, что это детская шизофрения, которая не сопровождается галлюцинациями и бредом, так как детский мозг еще недостаточно «созрел» для этого, но со временем галлюцинации и другие типичные симптомы шизофрении обязательно проявятся. Это мнение бытовало в мировой психиатрии до 1980 года, когда представления о шизофрении и аутизме были разъединены. Были проведены исследования, в которых сравнивались дети с детской шизофренией и аутизмом, их сравнивали по самым разным параметрам, включая симптоматику, обучение, распространенность по полу и так далее. Оказалось, что у маленьких детей все-таки бывает классическая шизофрения, в том числе галлюцинации и бред, и что это явление совершенно не связанное или очень слабо связанное с аутизмом.
Возможно, что для людей с аутизмом все-таки несколько выше вероятность последующего развития психоза, однако то же самое можно сказать и о других психиатрических проблемах — депрессии, тревожных расстройствах. И это не повод объединять все эти проблемы вместе, это отдельные расстройства, и подходить к их лечению нужно отдельно.
— Существуют ли лекарства от аутизма? Какие препараты нужно принимать аутистам?
— Нет лекарств от аутизма. Наличие аутизма не является показанием для обязательного приема каких-нибудь лекарств. В этом можно быть совершенно уверенными, так как с момента описания аутизма на детях, подростках и взрослых с аутизмом попробовали все препараты, какие только можно. Это относится и к препаратам, которые активно назначаются в России — нейролептики, ноотропы, но ничто из них не действует на ключевые симптомы аутизма. Препараты не могут развить речь, улучшить социальное поведение, нет лекарств, которые научат пользоваться туалетом, дружить и играть с другими детьми. И такое повальное назначение препаратов — это очень большая проблема. Понятно, что это и риск побочных эффектов, например, при назначении нейролептиков всегда нужно следить за весом. Но есть и гораздо более серьезная опасность — обманутые надежды родителей. Ведь люди получают консультацию у специалиста, который утверждает, что ребенок заговорит, пойдет в школу, нужно только пить такие-то лекарства. Родители начинают ждать изменений, а их нет. Вот это самое страшное.
В некоторых ситуациях лекарства могут помочь, они могут решить какую-то конкретную проблему. Например, проблему высокой раздражительности или проблему слишком сильной активности, неудержимости. Но это лекарства от конкретного симптома, а не от аутизма. Согласно одному исследованию, в США около пятидесяти процентов детей с аутизмом принимают те или иные препараты, но это симптоматическое лечение, в основном, это препараты от дефицита внимания или нейролептики.
— Можно ли «вылечить» аутизм? Какова вероятность, что аутизм полностью пройдет?
— Раньше говорили, что если человеку поставлен диагноз аутизм, то он точно будет иметь аутизм всю свою жизнь. Сейчас есть достоверные описания случаев потери всех симптомов, фактически выздоровления. Вероятно, такие случаи были всегда. И раньше то и дело появлялся человек, который говорил: вот, мне или моему ребенку поставили такой-то диагноз, а сейчас его нет. К таким свидетельствам всегда были вопросы, ведь возможно, это просто была ошибка с первоначальным диагнозом.
Однако недавно была проведена очень интересная работа, в которой описали несколько десятков реально задокументированных случаев, когда люди в старшем подростковом возрасте уже не имели клинических показаний для этого диагноза, а их функционирование в целом соответствовало социальному развитию сверстников. Сейчас ученые пытаются понять, насколько распространено это явление. Мы не знаем, может ли что-то способствовать такому прогнозу — поведенческая терапия, диета, сенсорная интеграция, лекарства какие-то, что-то еще. К сожалению, такие случаи скорее исключение, чем правило.
Однако уже много лет известно, что даже если у людей сохраняется диагноз, значительная часть людей с аутизмом могут жить более-менее самостоятельно. У них продолжают оставаться сложности в области социального взаимодействия, коммуникации, проявления слишком узких интересов, необычный когнитивный профиль, но большое количество людей могут жить достаточно независимой жизнью с таким расстройством. Было исследование, согласно которому где-то 40-50% взрослых людей с аутистическим расстройством способны к самостоятельной жизни. Конечно, это американская статистика, в нашей стране картина будет совсем иная по двум причинам: в США гораздо выше уровень диагностики среди людей с развитым интеллектом и, следовательно, с более благоприятным прогнозом, во-вторых, там выше доступность сервисов для людей с аутизмом. В том, что касается прогноза, сервисы играют первостепенную роль — это доступность образования, обучение, помощь в трудоустройстве, а также работающее законодательство против дискриминации людей с такими расстройствами, которое гарантирует, что на рабочем месте, не говоря уже о школе, для такого человека должны создаваться специальные условия.
— Правда ли, что в России не существует диагноза «аутизм» после 18 лет? Почему сложилась такая ситуация?
— Не совсем понятно, почему так сложилось. Это просто утверждение, что якобы что-то во что-то переходит, и что аутизм переходит в другие расстройства. Я знаю учебники и руководства, в которых это описывалось, но не могу объяснить, из каких соображений это делалось. Возможно, что одна из причин такого утверждения в том, что с возрастом симптомы аутизма сильно уменьшаются, человек может потерять значительную степень своей нетипичности. Однако у него все равно могут быть симптомы аутизма, создающие заметные трудности, так что отсутствие такого диагноза у взрослых — это очень важная и серьезная проблема. Пока не признается наличие аутизма во взрослом возрасте, мы не даем возможности развивать сервисы для этих людей. А у людей с аутистическими расстройствами есть свои специфические потребности, и они отличаются от потребностей, например, людей с выраженной умственной отсталостью, им нужен свой подход.
— Можно ли диагностировать аутизм у взрослого человека?
— Можно. Не могу сказать подробнее, так как я сам не работаю с взрослыми, но, например, в диагностическом инструменте ADOS есть модуль, подходящий для подростков и взрослых с речью, и он был стандартизирован на взрослых людях.
— Что является основным препятствием для развития систем ранней диагностики аутизма в России?
— Мне кажется, что система диагностики и помощи детям — это вообще очень большая проблема. Основное в этом направлении отдается системе медицинской помощи, где диагнозы ставятся в соответствии с никому не понятными критериями. На полном серьезе ребенку с классическим аутизмом ставят гиперактивность и «эмоционально-волевое своеобразие». И это данность, которая происходит. Я считаю, что в нынешнем ее виде медицинская система от начала до конца не может выполнить те задачи, которые хочет поставить перед ней сообщество родителей. Задачи диагностики, лечения, обучения родителей — медицинская система просто не может этого сделать. Так что какое-то немедленное решение маловероятно в нашей стране. По всей видимости, наиболее простой подход — создание альтернативной системы поддержки. Например, когда много разных некоммерческих организаций будут получать грант от государства, в том числе на предоставление диагностических услуг. Ведь что такое некоммерческая организация? Это объединение людей, которым интересна определенная тема, это люди мобильные, которым легче организоваться, пройти дополнительное обучение. Перед такими объединениями государство могло бы ставить конкретные задачи, финансировать тех, кто работает не по бумажкам, а реально.
Например, переведут на русский язык диагностический инструмент, но как его распространить в России, что может заставить психоневрологический диспансер взять его на вооружение? Возможно, административным решением, например, если так скажет главный врач. Но диагностика по тому же ADOS занимает сорок пять минут. Придется перестать класть детей в стационар, так что получается, что системе это не интересно. Так что нужна параллельная система, когда государство дает задание, объявляет конкурс. Во многих странах существует такая же система для решения социальных проблем, и это проще, чем каждый раз создавать новый отдел или управление, которое начнет реально работать только через полтора года.
outfund.ru
Елисей Осин: «Пока наша детская психиатрия главным образом работает на исключение больного ребёнка из общества» :: Частный Корреспондент
Новости
24 октября пройдет семинар «Открытая наука России»В ходе семинара зарубежные и российские эксперты расскажут о структуре открытой науки, правовых и технических аспектах работы, а также поделятся своим опытом и обсудят актуальные проекты науки и образования. Умер космонавт Алексей Леонов
Первый в истории человек, совершивший выход в открытый космос, дважды Герой Советского Союза Алексей Леонов умер в Москве на 86-м году жизни. Об этом сообщила в пятницу ТАСС его помощница Наталья Филимонова.
Мнения
Сергей Васильев, facebook.com
Каких денег нам не хватает?Нужны ли сейчас инвестиции в малый бизнес и что действительно требует вложений
За последние десятилетия наш рынок насытился множеством современных площадей для торговли, развлечений и сферы услуг. Если посмотреть наши цифры насыщенности торговых площадей для продуктового, одёжного, мебельного, строительного ритейла, то мы увидим, что давно уже обогнали ведущие страны мира. Причём среди наших городов по этому показателю лидирует совсем не Москва, как могло бы показаться, а Самара, Екатеринбург, Казань. Москва лишь на 3-4-ом месте.
Иван Засурский
Пост-Трамп, или Калифорния в эпоху ранней НоосферыДлинная и запутанная история одной поездки со слов путешественника
Сидя в моём кабинете на журфаке, Лоуренс Лессиг долго и с интересом слушал рассказ про попытки реформы авторского права — от красивой попытки Дмитрия Медведева зайти через G20, погубленной кризисом Еврозоны из-за Греции, до уже не такой красивой второй попытки Медведева зайти через G7 (даже говорить отказались). Теперь, убеждал я его, мы точно сможем — через БРИКС — главное сделать правильные предложения! Лоуренс, как ни странно, согласился. «Приезжай на Grand Re-Opening of Public Domain, — сказал он, — там все будут, вот и обсудим».
Николай Подосокорский
Виртуальная дружбаТенденции коммуникации в Facebook
Дружба в фейсбуке – вещь относительная. Вчера человек тебе писал, что восторгается тобой и твоей «сетевой деятельностью» (не спрашивайте меня, что это такое), а сегодня пишет, что ты ватник, мерзавец, «расчехлился» и вообще «с тобой все ясно» (стоит тебе написать то, что ты реально думаешь про Крым, Украину, США или Запад).
Марат Гельман
Пособие по материализму«О чем я думаю? Пытаюсь взрастить в себе материалиста. Но не получается»
Сегодня на пляж высыпало много людей. С точки зрения материалиста-исследователя, это было какое-то количество двуногих тел, предположим, тридцать мужчин и тридцать женщин. Высоких было больше, чем низких. Худых — больше, чем толстых. Блондинок мало. Половина — после пятидесяти, по восьмой части стариков и детей. Четверть — молодежь. Пытливый ученый, быть может, мог бы узнать объем мозга каждого из нас, цвет глаз, взял бы сорок анализов крови и как-то разделил бы всех по каким-то признакам. И даже сделал бы каждому за тысячу баксов генетический анализ.
Дмитрий Волошин, facebook.com/DAVoloshin
Теория самоневерияО том, почему мы боимся реальных действий
Мы живем в интересное время. Время открытых дискуссий, быстрых перемещений и медленных действий. Кажется, что все есть для принятия решений. Информация, много структурированной информации, масса, и средства ее анализа. Среда, открытая полемичная среда, наработанный навык высказывать свое мнение. Люди, много толковых людей, честных и деятельных, мечтающих изменить хоть что-то, мыслящих категориями целей, уходящих за пределы жизни.
facebook.com/ivan.usachev
Немая любовь
«Мы познакомились после концерта. Я закончил работу поздно, за полночь, оборудование собирал, вышел, смотрю, сидит на улице, одинокая такая. Я её узнал — видел на сцене. Я к ней подошёл, начал разговаривать, а она мне «ыыы». Потом блокнот достала, написала своё имя, и добавила, что ехать ей некуда, с парнем поссорилась, а родители в другом городе. Ну, я её и пригласил к себе. На тот момент жена уже съехала. Так и живём вместе полгода».
Михаил Эпштейн
Симпсихоз. Душа — госпожа и рабыня
Природе известно такое явление, как симбиоз — совместное существование организмов разных видов, их биологическая взаимозависимость. Это явление во многом остается загадкой для науки, хотя было обнаружено швейцарским ученым С. Швенденером еще в 1877 г. при изучении лишайников, которые, как выяснилось, представляют собой комплексные организмы, состоящие из водоросли и гриба. Такая же сила нерасторжимости может действовать и между людьми — на психическом, а не биологическом уровне.
Лев Симкин
Человек из наградного листа
На сайте «Подвиг народа» висят наградные листы на Симкина Семена Исааковича. Моего отца. Он сам их не так давно увидел впервые. Все четыре. Последний, 1985 года, не в счет, тогда Черненко наградил всех ветеранов орденами Отечественной войны. А остальные, те, что датированы сорок третьим, сорок четвертым и сорок пятым годами, выслушал с большим интересом. Выслушал, потому что самому читать ему трудновато, шрифт мелковат. Все же девяносто.
Календарь
Олег Давыдов
Колесо ЕкатериныТок страданий, текущий сквозь время
7 декабря православная церковь отмечает день памяти великомученицы Екатерины Александрийской. Эта святая считалась на Руси покровительницей свадеб и беременных женщин. В её день девушки гадали о суженом, а парни устраивали гонки на санках (и потому Екатерину называли Санницей). В общем, это был один из самых весёлых праздников в году. Однако в истории Екатерины нет ничего весёлого.
Ив Фэрбенкс
Нельсон Мандела, 1918-20135 декабря 2013 года в Йоханнесбурге в возрасте 95 лет скончался Нельсон Мандела. Когда он болел, Ив Фэрбенкс написала эту статью о его жизни и наследии
Достижения Нельсона Ролилахлы Манделы, первого избранного демократическим путем президента Южной Африки, поставили его в один ряд с такими людьми, как Джордж Вашингтон и Авраам Линкольн, и ввели в пантеон редких личностей, которые своей глубокой проницательностью и четким видением будущего преобразовывали целые страны. Брошенный на 27 лет за решетку белым меньшинством ЮАР, Мандела в 1990 году вышел из заточения, готовый простить своих угнетателей и применить свою власть не для мщения, а для создания новой страны, основанной на расовом примирении.
Молот ведьм. Существует ли колдовство?5 декабря 1484 года началась охота на ведьм
5 декабря 1484 года была издана знаменитая «ведовская булла» папы Иннокентия VIII — Summis desiderantes. С этого дня святая инквизиция, до сих пор увлечённо следившая за чистотой христианской веры и соблюдением догматов, взялась за то, чтобы уничтожить всех ведьм и вообще задушить колдовство. А в 1486 году свет увидела книга «Молот ведьм». И вскоре обогнала по тиражам даже Библию.
Александр Головков
Царствование несбывшихся надежд190 лет назад, 1 декабря 1825 года, умер император Александра I, правивший Россией с 1801 по 1825 год
Александр I стал первым и последним правителем России, обходившимся без органов, охраняющих государственную безопасность методами тайного сыска. Четверть века так прожили, и государство не погибло. Кроме того, он вплотную подошёл к черте, за которой страна могла бы избавиться от рабства. А также, одержав победу над Наполеоном, возглавил коалицию европейских монархов.
Интервью
«Музыка Земли» нашей
Пианист Борис Березовский не перестает удивлять своих поклонников: то Прокофьева сыграет словно Шопена – нежно и лирично, то предстанет за роялем как деликатный и изысканный концертмейстер – это он-то, привыкший быть солистом. Теперь вот выступил в роли художественного руководителя фестиваля-конкурса «Музыка Земли», где объединил фольклор и классику. О концепции фестиваля и его участниках «Частному корреспонденту» рассказал сам Борис Березовский.
Андрей Яхимович: «Играть спинным мозгом, развивать анти-деньги»
Беседа с Андреем Яхимовичем (группа «Цемент»), одним из тех, кто создавал не только латвийский, но и советский рок, основателем Рижского рок-клуба, мудрым контркультурщиком и настоящим рижанином – как хороший кофе с черным бальзамом с интересным собеседником в Старом городе Риги. Неожиданно, обреченно весело и парадоксально.
«Каждая собака – личность»Интервью со специалистом по поведению собак
Антуан Наджарян — известный на всю Россию специалист по поведению собак. Когда его сравнивают с кинологами, он утверждает, что его работа — нечто совсем другое, и просит не путать. Владельцы собак недаром обращаются к Наджаряну со всей страны: то, что от творит с животными, поразительно и кажется невозможным.
Юрий Арабов: «Как только я найду Бога – умру, но для меня это будет счастьем»
Юрий Арабов – один из самых успешных и известных российских сценаристов. Он работает с очень разными по мировоззрению и стилистике режиссёрами. Последние работы Арабова – «Фауст» Александра Сокурова, «Юрьев день» Кирилла Серебренникова, «Полторы комнаты» Андрея Хржановского, «Чудо» Александра Прошкина, «Орда» Андрея Прошкина. Все эти фильмы были встречены критикой и зрителями с большим интересом, все стали событиями. Трудно поверить, что эти сюжеты придуманы и написаны одним человеком. Наш корреспондент поговорила с Юрием Арабовым о его детстве и Москве 60-х годов, о героях его сценариев и религиозном поиске.
www.chaskor.ru