Эти 10 психологических феноменов управляют нашей жизнью
Утверждение, что наши действия – это результат собственных решений, в какой-то степени является ложным. Оказывается, мозг постоянно обманывает нас, нарушая наше восприятие реальности. Мы собрали 10 психологических феноменов, которые влияют на наше поведение на протяжении всей жизни.
Синдром лягушки в кипятке
Этот синдром назван в честь реального эксперимента. Если вы положите лягушку в кастрюлю с водой комфортной для нее температуры и начнете медленно ее нагревать, она будет пытаться стабилизировать температуру своего тела, и даже не попытается выпрыгнуть из кипятка. Но если изначально посадить лягушку в кипящую воду, она сразу выпрыгнет.
То же самое происходит с людьми: когда человек сталкивается с неприятностями, он предпочитает испытывать небольшие неудобства, пока они не истощат его до предела. Трудные отношения и безрадостная работа – это ловушки, в которые попадает человек, не желающий принимать решения.
Консервативное мышление
Наш мозг склонен придерживаться старых убеждений и пренебрегать новыми и проверенными данными. Классический пример: на протяжении веков люди считали, что Земля плоская (хотя некоторые в это верят даже сегодня). Дело в том, что им было комфортно так думать.
Многие люди очень консервативны в повседневной жизни. Им трудно распрощаться с устаревшей информацией или чувствами, которые исчерпали себя.
Эффект страуса
Когда ситуация выходит из-под контроля, люди часто не хотят знать всех деталей своих проблем. Своим поведением они напоминают пресловутого страуса, который прячет голову в песок. 
Человек игнорирует информацию, которая его расстраивает, предпочитая не думать о проблеме. К примеру, вы когда-либо радовались, что учитель еще не проверил экзаменационные работы, потому что не хотели знать результат? Что, если он плохой?
Эффект слепого пятна
Это может показаться парадоксальным, но многие люди действительно не склонны видеть ошибки в своем поведении, как говорится, не замечают бревна в глазу. Эффект слепого пятна проявляется в том случае, когда люди склонны видеть проблемы в поступках других, но остаются слепыми к собственным недостаткам, даже самым очевидным.
Исследования показывают, что каждый человек сталкивался с этим эффектом хотя бы раз в жизни.
Склонность преувеличивать
Люди часто переоценивают ценность имеющейся информации, особенно при принятии решений. Например, человек, которые защищает свое вредное пристрастие к курению, может сказать, что знает кого-то (скорее всего, даже не лично), кто курил 3 пачки сигарет в день и дожил до 100 лет. 
Мозг исключает возможность того, что такой пример является уникальным, если не лживым. Человек автоматически применяет подобный позитивный пример к своим обстоятельствам, чтобы лишний раз не беспокоиться.
Эффект Даннинга-Крюгера
Когда человек сталкивается с чем-то новым, его представление о собственных талантах оказывается предвзятым, что приводит к завышенной самооценке. 
Вот почему новички часто дают «ценные» советы более опытным коллегам, не видя собственных ошибок. Когда человек получает опыт, осознание того, сколько ему еще предстоит изучить, меняет мнение человека о его талантах, как и самооценку.
Выбор в пользу отсутствия риска
Исследование показало, что если поставить людей перед выбором – уменьшить небольшой риск до нуля, либо резко сократить большой – большинство выбирает первый вариант, даже если он контрпродуктивный. 
Что лучше: устранить низкий риск авиакатастроф или радикально уменьшить огромное количество автомобильных аварий? Большинство людей выберут нулевой риск, поскольку он более привлекателен для нашего мозга.
Эффект ведра с крабами
Наблюдения показывают, что пойманный краб может вылезть из ведра, если он там один. Когда же внутри есть другие крабы, они начинают тянуть беглеца вниз.
Наше общество поступает так же. Подсознательно люди не хотят, чтобы кто-то из их окружения менял свою жизнь к лучшему, потому что на их фоне они сами будут выглядеть хуже. Например, когда один из друзей говорит, что хочет пойти в спортзал, остальные попытаются его отговорить («Ты и так хорошо выглядишь!», «Зачем тебе это нужно?» и т. д.). Дело в том, что они не хотят, чтобы кто-то один преуспел.
Эффект доктора Фокса
Этот эффект не только очень сильный, но и потенциально опасный, поскольку делает сомнительную информацию привлекательной для общественности. Причина в харизме. 
Большинство людей готовы довериться словам красноречивого оратора, часто не замечая ложной информации или нарушений в логике. В то же время слова более компетентных, но менее убедительных людей кажутся не такими важными. Вот почему секты и лженаука популярны даже сегодня.
Завышенные ожидания
Представьте, что вы начали строить новые отношения: у вас появляется чувство влюбленности к своему партнеру, которое легко спутать с любовью. Ваш мозг начинает рисовать будущую свадьбу, и спустя мгновение вы уже фантазируете о том, какой красивой будет ваша совместная жизнь. Но когда первоначальная страсть уходит, человек может почувствовать разочарование, поскольку его партнер не соответствует предыдущим представлениям о «прекрасной жизни». 
То же самое касается любых ваших слишком больших ожиданий: чем больше вы чего-то ждете, тем больше будете от этого в восторге заранее, и тем меньше будете счастливы, когда ожидание закончится.
fb.ru
Психологический феномен как методологическая проблема Текст научной статьи по специальности «Психология»
7. Kobasa S. C., Maddi S. R., Zola M. A. Type A and Hardiness // Journal of Behavioral Medicine. Vol. 6. No. 1. 1983.
8. Masten A. S., Best K. M., & Garmezy N. Resilience and development: contributions from the study of children who overcome adversity. Development and Psychopathology. 1990. № 2. P. 425-444.
9. Handbook of Resilience in Children / Ed. by Goldstein S., Brooks R. B. New York, 2005.
А. Н. Алёхин
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Рассматриваются методологические аспекты современного состояния психологических наук. Показано, что множество научных дисциплин в своем содержании оперирует одним феноменом, который по-разному означивается, благодаря чему создано множество предметных полей. Результатом исторического развития наук о психике стало создание автономных терминологических сетей, что сильно затрудняет их интеграцию и систематизацию научного знания. Выход из создавшегося методологического кризиса представляется в разработке базисных концептов, инвариантно описывающих поведение человека на разных уровнях его организации: биологическом, психофизиологическом, психологическом, социально-психологическом. Опыт подобной методологической работы зафиксирован в трудах классиков отечественной психологии.
Ключевые слова: психика, науки о психике, предмет психологии, феномен, методологический кризис, означивание, концепт, системная теория поведения.
A. Alekhin
Psychological Phenomenon as a Methodological Problem
The article deals with methodological aspects of the current state of psychological sciences. It is argued that the content of scientific disciplines concerns one phenomenon, which differently signified. This results in a set of subject fields of psychological knowledge and of autonomous terminological networks as a result of historical development of sciences about the psyche, complicating their integration and systematization of scientific knowledge. The way out from the current methodological crisis is seen in the development of the basic concepts describing the behavior of the person at different levels of organization: biological, psycho-physiological, psychological, and social. Experience of similar methodological reflection is recorded in scientific works of classical Russian psychology.
Keywords: human psyche, the science of the psyche, the subject of psychology, phenomenon, methodological crisis, definition, the concept of system behavior.
дисциплины практикуют собственные методы исследования, выработали уже собственный терминологический аппарат, теоретические конструкции, так что и взаимопонимание между специалистами, работающими на этом общем поле, стало уже практически невозможным.
Дискуссии о предмете психологии являются характерной приметой всей истории ее
становления и современного состояния. Столь разительная и продолжительная несогласованность в понимании того, что составляет предмет и содержание психологической науки, заставляет порой сомневаться в ее шансах на самоопределение. Фактически вся история психологии — это история формирования и относительно мирного сосуществования множества внутренне замкнутых учений, вырабатывающих собственные предметы исследования и подходы к изучению психического, собственные языки
[3].
В данном контексте особенно примечательны отношения психопатологии и патопсихологии в отечественной традиции. Психопатология, будучи медицинской дисциплиной, исторически базируется на клиническом методе и сосредоточена на фиксации знаков (симптомов) заболевания, его феноменологии. В рамках общей психопатологии разрабатывались сложные систематизации разнообразных проявлений психического расстройства. Исторически это обусловлено медицинским генезисом психопатологии, а медицина всегда определяла свой метод «от явления к сущности», от симптома к синдрому, от синдрома к патогенезу и патокинезу. Науки, обслуживающие медицинскую практику (биохимия, физиология, анатомия, гистология и т. п.), лишь углубляли исходные представления, моделируя механизм развития патологического процесса на разных уровнях его системной организации. Суть психопатологической диагностики, как и медицинской диагностики вообще, сводится к соотнесению совокупностей наблюдаемых феноменов с известными болезнями, которые приобрели статус нозологических форм (заболеваний) и определяются соответствующими классификациями. Картина поведения, наблюдаемая у конкретного пациента, соотносится с картиной, описанной в соответствующем руководстве, например, в МКБ-10. При этом конкретные наблюдаемые психические явления неизбежно редуцируются и переозначиваются,
сама сущность и механизмы нарушения психической деятельности остаются вне поля зрения (хотя теоретическими концептами о патогенезе конкретного расстройства, как правило, начинается глава любого соответствующего руководства; другое дело, что эти концепты мало что добавляют к пониманию механизмов расстройства).
Казалось, что внедрение методов психологического эксперимента в клинику душевных заболеваний сможет пролить свет на психологические — патопсихологические механизмы генеза и динамики расстройства. Однако опыт свидетельствует о том, что и патопсихологическое исследование в этом аспекте ничуть не более продвигает к пониманию сущности психического расстройства. Предпринятый на заре становления экспериментальной психологии функциональный метод, членящий исходную целостную систему психики на ряд «несуществующих» психических функций, с одной стороны, позволил упорядочить множество проявлений поведения и его расстройств (сейчас любое руководство по психопатологии содержит их тщательное описание: расстройства ощущения, восприятия, внимания, мышления, памяти, личности и т. п.). Но при этом подобный аналитический подход, конечно, никак не соответствует действительной картине психического заболевания, где наблюдатель имеет дело с целостной динамичной системой, членение которой на функции имеет лишь дидактическое значение.
Патопсихология, таким образом, подобно психопатологии, осуществляет уже собственное переозначивание состояния и поведения больного, хотя и в других терминах (терминах абстрактных психических функций). Было бы наивно полагать, что такой подход увеличивает возможности диагностики, но приходится признать, что это ничуть не приближает к задачам практики (лечение, коррекция, профилактика психического расстройства). Несмотря на заявляемую самостоятельность и принципиальное
отличие от психопатологии, патопсихология сегодня в действительности лишь осуществляет собственное переозначивание картины поведения больного в иную терминологическую сеть. И, что характерно, там, где сеть имеет брешь, охотно заимствует термины из психопатологического тезауруса. Особенно там, где речь идёт о пограничных состояниях.
Такой метод лишь создаёт иллюзию знания, поскольку открывает возможность «уд -воения» («утроения» и т. п.) «картины» заболевания. Более того, подобное «умножение» ещё больше затрудняет координацию усилий специалистов разного профиля, работающих на поприще попечения душевнобольных.
Приходится констатировать, что путь подмены одной феноменологии (клинической) другой (патопсихологической) на сегодняшний день исчерпал свои познавательные возможности. Хотя на определённом этапе исторического развития такой путь был и предопределённым и эффективным. Несмотря на присущие феноменологическому подходу ограничения, предметные границы психопатологии удерживаются устоявшимися практиками, выросшими в традиции естественнонаучного подхода. Патопсихология же с самого момента своего возникновения испытывает серьёзные трудности, претендуя на свою самостоятельность. Патопсихологические синдромы, в частности, известны в психопатологии под другими наименованиями гораздо раньше, хотя описаны сугубо клинически, без опоры на сомнительные в валидности экспериментальные патопсихологические методики. Да и как без теоретической конструкции процесса мышления, например, можно создать экспериментальную процедуру исследования мышления. Нелепо звучат поэтому такие заявления, что патопси-холог-де не находит специфических расстройств мышления у больного шизофренией (где расстройство мышления является патогномоничным симптомом заболевания,
без которого диагноз утрачивает свой смысл).
Интуитивно понятно, что множество наук о психике вещают об одном. Речь идёт о некоем целостном феномене, выделяющемся на фоне других феноменов жизни, имеющем свою собственную специфику, проявления, свойства. Но, приняв за свой предмет «психику» («душу») человека, не определяя её концептуально, все эти науки обречены на суверенитет. А душа, не являясь феноменом, не подлежит операционали-зации и научно определена быть не может. Без чёткого определения границ предмет научного исследования неизбежно рассыпается. Следствием этого и становятся те непреодолимые «дуализмы» (сома и психика, мозг и сознание, объект и субъект и т. п.), которыми обременена психология, которые без особой претензии на практический смысл декорируются заявлениями о «био-психо-социодуховной» природе человека.
Несостоятельность таких подходов проявляется уже и в том, что, сталкиваясь с практикой, не имея собственных адекватных концептов, психолог с лёгкостью и без критики эксплуатирует клиническую терминологию для обозначения наблюдаемых феноменов — тревога, депрессия, астения,
К сожалению, подобными прегрешениями инфицирована уже и медицинская психология, начало которой, в отличие от науки о «душе», было многообещающим и в которой были достигнуты выдающиеся успехи,
признанные во всём мире и до сих пор не утратившие своего значения для понимания процессов жизни. Некритичное смешение парадигм — «гуманистической» и «естественнонаучной», обусловленное отнюдь не задачами науки, но исключительно житейскими обстоятельствами (разговорный жанр, конечно, экономичнее экспериментальных исследований), ведёт к тому, что и медицинская (клиническая) психология теряет уже свою целостность и прагматическую ориентацию. К тому же расширение задач клинической психологии в сферу пограничных психических расстройств точно так же, как и в психологии, блокируется отсутствием разработанных в психологии концептов для означивания сложных феноменов (эмоциональное напряжение, нервнопсихическое напряжение, нервнопсихическая неустойчивость и т. п. — иллюстрации сказанному) [1].
Всё состояние современной психологии свидетельствует о её глубоком и перманентном кризисе, суть которого была проявлена ещё Л.С. Выготским [6] и который теперь уже примирительно констатируют современные авторы [5; 7]. Вряд ли причина такого кризиса сводима лишь к сложности «объекта» познания. Кризис этот — методологический, и преодоление его предполагает серьёзную методологическую работу.
Причины и пути преодоления такого «перманентно кризисного» состояния психологии являются одной из популярных тем современной теоретической психологии. Дополнить палитру мнений на этот счет, пожалуй, так же трудно, как дополнить палитру психологических концепций. Общий вывод, однако, заключается в том, что оснований для кризиса в психологии значительно больше, чем оснований для благополучного существования.
Характерно, что и способы осмысления кризиса лежат в той же плоскости. Если еще недавно психологическая наука стремилась к поиску единых оснований, то теперь все чаще звучит призыв к либерализму
— принятию так называемого «творческого хаоса». Возможно, с «творческим хаосом» в психологии можно было бы согласиться как с неизбежностью, если бы не задачи, решение которых общество адресует психологам: задачи обучения (трансляции знаний) и психологической помощи. Но в этом аспекте декларируемый методологический либерализм в психологии означает скорее «вежливый отказ».
Отказываясь же от научного обеспечения практики, психология полностью теряет свою самостоятельность и становится безграничной областью спекуляций на тему человека, не облагораживаемых гуманитарной традицией, присущей философскому уровню мышления.
Суждение не ново, но показательно: подавляющая часть знания, означаемого как психологическое, бесполезна, ибо безосновательна. «Ситуация трагична», — отмечал Г. П. Щедровицкий в середине 80-х годов XX века, — «да, есть очень авторитетная и заслуженная история психологии, но я из нее уже не могу извлекать никаких прикладных знаний, в жизни все это не работает…» [9, с. 4]. Это касается уже не только традиционно понимаемых теорий. Речь идет также и о непрерывно растущих объемах эмпирических данных, обслуживающих задачи самой психологии как социального института.
Очевидным препятствием на пути создания строгой системы психологического знания является сложность той реальности, которую психология стремится возвести в свой предмет. Нематериальность, подвижность, многоликость психического, отчетливая социокультурная детерминация взглядов на природу человека — все это доводы скорее против претензий психологии на научность. Последовательное развитие этого тезиса приводит к тому, что психологию можно понимать лишь как множество точек зрения, относительно устойчивых мнений о по-разному означаемых явлениях человеческого бытия (сознание, мышление,
чувства, поведение и др.). И при таком рассуждении никаких открытий или прогресса в психологии не было и быть не может: ее содержание — локальные во времени и пространстве попытки опредмечивания текущих социальных практик средствами мировоззрения эпохи.
Возможность научного знания в психологии всегда являлась для нее болезненным вопросом. Безусловно, жесткие критерии научности (объективность, верифицируе-мость/фальсифицируемость, теоретическая и эмпирическая обоснованность, систематичность, полезность и т. д.) слишком тесны для познания души человека. Но должна ли быть предметом научного познания душа человека?
Это — основной вопрос психологии. Подобно тому, как из решения основного философского вопроса о первичности материи или сознания порождается все множество философских систем, так решение этого вопроса предопределяет статус и содержание психологии. Если психология не претендует на статус науки и, что особенно важно, не покушается на вмешательство в жизнь человека, то она вправе объявить душу человека объектом своего наблюдения. Если же не оставлять попыток стремиться к точному знанию, то будет честно и правильно разговор о душе (психике) прекратить. На этом пути развития наука психология может и должна иметь дело лишь с тем немногим в поведении человека, что поддается опера-ционализации, оценке и прогнозированию. Такой объект исследований, конечно же, представляет собой лишь частный аспект жизнедеятельности человека, проявляемый экспериментальными или иным образом ограниченными условиями, в частности, условиями болезни. Но лишь такой объект доступен для возведения в теоретический предмет, отвечающий критериям научности.
Подобно тому, как в любой деятельности от качества инструментов зависит качество творимого продукта, в такой сложной сфере, как производство психологического зна-
ния, достоверность и практическая значимость его результата определяется разработанностью концептов, используемых для означивания исследуемых феноменов.
И тогда первой задачей методологического анализа научного психологического понятия становится рефлексия, фиксация и ограничение точки зрения исследователя. В сложной иерархической системе разнородных процессов, каковой представлен любой феномен, ставший объектом научного исследования, фиксация исследовательской позиции — первое и необходимое условие избежать противоречий, которые, конечно же, не являются «присущими действительности», а представляют собой всего лишь последствия методологических допущений.
Отдельный и сложный вопрос: что психолог принимает за действительность в контексте психологического анализа? В свете изложенного выше такой действительностью является сама психика. Допущения «мир», «другие люди», «события и явления» открывают неограниченные возможности придумывать и складывать в системы цепочки умозаключений, однако они неизбежно будут внутренне противоречивы.
Л. С. Выготский вообще считал методологический анализ исходных терминов, поиск и формулирование необходимых для означивания феноменов понятий основной проблемой научной работы, а для такой слабо структурированной сферы знания, как психология, просто необходимой. Причем настаивал, что выработкой понятия не начинается, а завершается цикл научного исследования [6].
Если принимать во внимание, что любое научное исследование — это прежде всего аналитическое разложение исходного феномена на множество подлежащих рассмотрению элементов, то легко представить себе зыбкость любых теоретических построений в таком неограниченном концептуальном пространстве. Однако, если помнить о том, что слова и понятия — лишь средства означивания фактов действительности, но не
сама действительность, то, как это и принято в науке и является необходимым до сих пор условием ее существования, о способах и средствах означивания нужно «договариваться». Таким образом, становится понятной актуальность методологической задачи наполнения конкретным содержанием базовых психологических категорий, которые в современном научном знании приобретают значительную семантическую диффузность, определение их объема, границ и условий применимости.
Для обозначения предмета науки психологии в отечественной традиции естествознания разрабатывалась категория «поведение» — категория, которая позволяла преодолевать неизбежно присущие предмету и методу исследования «психики» дуализмы [10]. При таком понимании, где психика и поведение — суть одно, но поведение при этом не сводимо к «видимым» реакциям, а полагается сложноорганизованной системой функций, обеспечивающей целостность и адаптацию организма, существующие научные дисциплины предстают всего лишь как частные описания различных аспектов (феноменологических, нейрофизиологических, психологических) поведения человека. Всё их разнообразие, вся их сложность и самостоятельность обусловлены, следовательно, лишь «точками обзора» и используемыми терминами. Действительно, поведение можно описать в аспекте психофизиологических функций, в аспекте когнитивных процессов, в аспекте личностных реакций и переживаний, но при этом множестве описаний само поведение остаётся целостным феноменом, не сводимым к описаниям.
При понимании поведения как сложно организованной системы открываются замечательные возможности для анализа ее структуры, функций, динамики. Неизбежное при этом определение уровней организации такой системы — нейрофизиологический, психофизиологический, психологический, социально-психологический — явля-
ется естественным и не нарушает исходной целостности поведения, но позволяет рассматривать его в разных аспектах, где и психомоторные, и познавательные, и личностные процессы осуществляются по единым механизмам, сформулированным, например, в теории функциональных систем
[4], в теории установки Д. Н. Узнадзе [8], в других системных теориях. Такой подход позволяет рассматривать и психосоматические отношения в качестве векторов единого континуума поведения, не прибегая к умозрительным интерпретациям «воздействия психики на тело». Более того, такой ход мысли освобождает от непреодолимого иначе противопоставления «организм — среда», противопоставления, которое блокирует адекватное понимание сути гомео-стазиса, стресса и адаптации применительно к психологическим аспектам этих процессов.
Всё свидетельствует о том, что единственной реальной проблемой научной психологии сегодня становится методологическое обоснование своего предмета и выработка системы собственных «больших» концептов (теории), позволяющей систематизировать множество эмпирических фактов, полученных в опыте. Идеальным решением этой проблемы можно было бы счесть продолжение разработки системной теории поведения человека на разных уровнях его организации: соматическом, когнитивном, личностном (психологии в её истинном значении), теории нарушений психической адаптации — психогенеза психических расстройств (патопсихологии), теории психологического воздействия (психопрофилактики, реабилитации и психотерапии). Такое строение психологической науки, подобное исторически выработанному строению теории медицины, обеспечило бы выход её из методологического тупика и приобретение ею статуса практической дисциплины.
Клинический феномен (симптом, синдром, динамика заболевания), очевидно, де-
терминирован не только болезненным процессом (патофизиологической сущностью заболевания), но и психологическими процессами, определяющими реакции личности на болезнь, и психологическими свойствами и структурами, определяющими собственно личность больного (патопсихологическая сущность заболевания). Такой системный анализ клинического феномена позволил бы не только приобрести новые возможности для научного исследования психических расстройств, но и интегрировать усилия специалистов в решении прак-
тических задач по психологической профилактике нарушений психической адаптации, диагностике психического расстройства и реабилитации психически больных.
К сожалению, в современных условиях научного производства знания, простая пролиферация означающих для неизвестного стала уже «средством выбора», следовательно, прогресса в научном познании, а главное, в разработке валидных и эффективных технологий психологической практики ожидать не приходится.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алёхин А. Н. Адаптация как концепт в медико-психологическом исследовании // Юбилейный сборник научных трудов (к 10-летию кафедры клинической психологии РГПУ им. А.И. Герцена). СПб.: НП Стратегия будущего, 2010. С. 27-32.
2. Алёхин А. Н. Психологическая диагностика как производство симулякров // Научное мнение. 2011. № 1. С. 133-138.
3. Алёхин А. Н. Психология как предмет исследования: Тезисы докладов международной научнопрактической конференции «Ананьевские чтения-2009 (Современная психология: методология, парадигмы, теории).
4. Анохин П. К. Теория функциональной системы // Успехи физиол. наук. 1970. Т. 1. № 1. С. 19-54.
5. Василюк Ф. Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. 1996. № 6. С. 25-40.
6. Выготский Л. С. Исторический смысл психологического кризиса: Собр. соч.: В 6 т. М.: Педагогика, 1982. Т. 1. С. 386-389.
7. Мазилов В. А. Методологические проблемы психологии в начале XXI века // Психол. журн. 2006. № 1. С. 23-34.
8. Узнадзе Д. Н. Психология установки. СПб.: Питер, 2001. 416 с.
9. Щедровицкий Г. П. Лекции по психологии, читанные в Ростовском университете (фрагменты) // Вопросы саморазвития человека. Вып. 3. К., 1991. С. 3-32.
10. Ярошевский М. Г. Наука о поведении: Русский путь. М.; Воронеж: Изд-во Института практической психологии; МОДЭК, 1996. 380 с.
REFERENCES
1. Aljohin A. N. Adaptatsija kak kontsept v mediko-psihologicheskom issledovanii // Jubilejnyj sbomik nauchnyh trudov (k 10-letiju kafedry klinicheskoj psihologii RGPU im. A. I. Gertsena). SPb.: NP Strategija budushchego, 2010. S. 27-32.
2. Aljohin A. N. Psihologicheskaja diagnostika kak proizvodstvo simuljakrov // Nauchnoe mnenie. 2011. № 1. S. 133-138.
3. Aljohin A. N. Psihologija kak predmet issledovanija: Tezisy dokladov mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferentsii «Anan’evskie chtenija-2009 (Sovremennaja psihologija: metodologija, paradigmy, teorii).
4. Anohin P. K. Teorija funkcional’noj sistemy // Uspehi fiziol. nauk. 1970. № 1. T. 1. S. 19-54.
5. Vasiljuk F. E. Metodologicheskij smysl psihologicheskogo shizisa // Voprosy psihologii. 1996. № 6.
S. 25-40.
6. Vygotskij L. S. Istoricheskij smysl psihologicheskogo krizisa: Sobr. soch.: V б t. M.: Pedagogika, 1982. T. 1. S. 38б-389.
7. Mazilov V A. Metodologicheskie problemy psihologii v nachale XXI veka // Psihol. zhurn. 200б. № 1.
S. 23-34
8. Uznadze D. N. Psihologija ustanovki. SPb.: Piter, 2001. 41б s.
9. Shchedrovitskij G. P. Lektsii po psihologii chitannye v Rostovskom universitete (fragmenty) // Voprosy samorazvitija cheloveka. Vyp. 3. K., 1991. S. 3-32.
10. Jaroshevskij M. G. Nauka o povedenii: Russkij put’. M.; Voronezh: Izd-vo Instituta prakticheskoj psihologii; MODEK, 199б. 380 s.
И.М. Богдановская
МИФЫ О РОССИИ: КОНСТРУКТИВНОЕ И ДЕСТРУКТИВНОЕ ВЛИЯНИЕ НА СОЗНАНИЕ СОВРЕМЕННОЙ МОЛОДЕЖИ
Статья выполнена в рамках исследования при поддержке фонда РГНФ (проект № 09-03-00028а)
Представленные результаты основаны на междисциплинарном теоретическом анализе современной социальной мифологии и на обобщении результатов эмпирического исследования. Основные группы мифологизированных образов России в сознании современной молодежи включают: мифологизированные образы российского пространства, исторической перспективы России; символико-метафорические образы России; типы социально-мировоззренческих ориентаций молодежи. Выявленные аспекты конструктивного и деструктивного влияния мифов о России могут быть использованы для анализа и интерпретации групповых и индивидуальных образов России у молодых людей, а также при разработке рекомендаций по профилактике деструктивного воздействия мифологизации образа России на социальные процессы и сознание современной молодежи.
Ключевые слова: мифы о России, конструктивное и деструктивное влияние, образ России, социальная мифология, ценности, анти-ценности.
I. Bogdanovskaya
Myths About Russia: Constructive and Destructive Impacts on Consciousness of Modern Youth
The article gives an interdisciplinary theoretical analysis of modern social mythology and the generalization of the results of an empirical research. The basic groups of the mythologized images of Russia in the consciousness of modern youth include: the mythologized images of the Russian space; historical prospect of Russia; symbolic and metaphorical images of Russia; types of attitudes values and anti- values. The aspects of constructive and destructive influence of myths about Russia described in the paper can be used for an analysis and interpretation of individual and group images of Russia among young people, and for recommendations for preventing the destructive impact of mythologizing the image of Russia in the social processes and consciousness of the modern youth.
Keywords: myths about Russia, constructive and destructive impacts, image of Russia, social mythology, values, anti-values.
cyberleninka.ru
Е.Е. Соколова. Психологическая феноменология (круг феноменов, изучаемых психологами разных школ) : Psychology OnLine.Net
Е.Е. Соколова. Психологическая феноменология (круг феноменов, изучаемых психологами разных школ)Добавлено Psychology OnLine.Net
10.01.2009
Слово «феноменология», вынесенное в заглавие параграфа, означает в данном случае «совокупность феноменов»1. Феномен — философская категория, служащая для обозначения явления, которое постигается в чувственном (иногда говорят «непосредственном») опыте. Феномен противопоставляется «ноумену» — категории, обозначающей сущность вещи, которая, хотя и проявляется в феноменах, не сводима к ним, познается иным — опосредствованным — образом и требует рациональных способов ее осмысления.
Ниже мы рассмотрим шесть групп различных феноменов, которые в разное время попадали в поле зрения психологов.
1. Если спросить новичка в психологии, какими явлениями занимается психология как наука, то он, скорее всего, скажет — психическими и при этом укажет на явления «внутреннего мира», точнее, явления сознания, о которых мы все знаем по собственному опыту и можем отдавать себе отчет. Эти явления представляются многим особенными, качественно отличными, например, от физических или химических явлений (изучаемых соответственно физикой и химией). Ведь физики и химики могут наблюдать одни и те же явления (например, испарение воды при нагревании или покраснение лакмусовой бумажки при помещении ее в кислоту) все вместе, эти явления объективны, т.е. их существование и научное познание не зависят от субъективных переживаний того или иного исследователя2. Психические же феномены представляются, напротив, субъективными, поскольку кажутся открытыми для «непосредственного» познания только тому лицу, который их переживает, тогда как другой человек может составить представление об этих явлениях только в том случае, если сам переживет нечто подобное. Впервые влюбившись в кого-нибудь, подросток думает, что никто никогда не переживал подобного чувства, и может сказать своему товарищу: «Ты никогда не поймешь меня, потому что никогда не любил». Можно, конечно, попытаться описать эти субъективные переживания в дневнике или рассказе; при этом, несомненно, что-то теряется (вспомним тютчевское: «Как сердцу высказать себя?..»), но носитель данных переживаний убежден, что уж он-то лучше всех знает, что творится у него в его внутреннем мире, «в его душе». Поэтому надо (подсказывает нам здравый смысл) научиться описывать свои переживания так, как это делали великие писатели-психологи, знатоки человеческих душ, умевшие заглянуть «вовнутрь» и воссоздать внутренний мир субъекта.
Вспомним, например, описания Л.Н.Толстым переживаний Николеньки Иртеньева, героя повести «Детство», по поводу смерти горячо любимой им матери. Обратим внимание на то, как ребенок во время ее похорон прекрасно различает, что он на самом деле чувствует, а что хочет показать «для других»: «Прежде и после погребения я не переставал плакать и был грустен, но мне совестно вспомнить эту грусть, потому что к ней всегда примешивалось какое-нибудь самолюбивое чувство: то желание показать, что я огорчен больше всех, то заботы о действии, которое я произвожу на других, то бесцельное любопытство, которое заставляло делать наблюдения над Мими и лицами присутствующих. Я презирал себя за то, что не испытываю исключительно одного чувства горести, и старался скрывать все другие; от этого печаль моя была неискренна и неестественна. Сверх того, я испытывал какое-то наслаждение, зная, что я несчастлив, старался возбуждать сознание несчастия, и это эгоистическое чувство больше других заглушало во мне истинную печаль…» [123, 87].
Многие занимавшиеся научной психологией различали, конечно, собственно научное познание внутреннего мира и художественное его осмысление, но тем не менее были убеждены, что психология как наука имеет огромное преимущество перед другими науками: если в других науках сущность (ноумен) изучаемой реальности нужно долго и опосредствованно выявлять через анализ и сопоставление явлений (феноменов), то в психологии изучаемая реальность открыта для непосредственного познания так, как никакая иная (т.е. сущность и явление в психологии совпадают). Так, известный русский психолог Лев Михайлович Лопатин (1855 — 1920) писал: «Мы все познаем через призму нашего духа, но то, что совершается в самом духе, мы познаем без всякой посредствующей призмы. В противоположность явлениям физической природы, явления сознательной душевной жизни (а… только они являются прямым предметом психологического изучения) сознаются нами как они есть» [75, 9— 10].
Многие психологи считали, что для познания явлений сознательной жизни не существует иного метода, кроме метода интроспекции (от лат. introspecto — смотрю внутрь). Интроспекция — это особый тип самонаблюдения, который предполагает наблюдение за своими внутренними переживаниями, происходящее в процессе их осуществления. «Психология не была бы возможна, — писал другой известный русский психолог — Георгий Иванович Челпанов (1862— 1936) в начале XX в., — если бы не было самонаблюдения» [136, 97], и приводил следующий пример, доказывающий это его утверждение. Никто из присутствующих не видит непосредственно чувства печали, которое испытывает некий человек, и лишь по «каплям прозрачной жидкости», текущим из его глаз, по опустившимся углам рта и т.п. присутствующие умозаключают об этом чувстве — и то только потому, что сами когда-нибудь испытывали нечто подобное. Психологов, разделявших подобные взгляды, называли психологами-интроспекционистами.
Данная точка зрения кажется настолько правдоподобной и соответствующей здравому смыслу, что она продержалась в научной психологии довольно долго, несмотря на ее критику (см. историю интроспективной психологии в главе 3). Однако за прошедшее с той эпохи время существенно изменилось само понимание сознания и методов его изучения, хотя мы по-прежнему говорим, что «явления сознания» выступают теми феноменами, которые психолог, безусловно, должен включить в круг изучаемых им явлений, и они изучаются в современной психологии, хотя уже и не с позиций интроспекционизма.
2. Постепенно в психологической науке накапливались факты, говорящие о том, что кроме сознательных явлений, о которых субъект может дать себе отчет, существуют еще бессознательные (неосознаваемые)3 психические процессы. О них субъект может даже не догадываться, но эти процессы играют существенную роль в его поведении и определяют особенности его сознательной психической жизни. Проявления бессознательного психического очень многообразны (в главе 7 мы рассмотрим возможные классификации бессознательных процессов в психологии). Приведем примеры проявлений бессознательного, которые выступают второй (после явлений сознания) областью эмпирического изучения в психологии. Мы заимствуем эти примеры из знаменитой книги «Психопатология обыденной жизни» великого австрийского психолога Зигмунда Фрейда (Freud, 1856—1939), который сыграл огромную роль в разработке путей проникновения в бессознательную сферу нашей психики, создав свое собственное направление в психологии — психоанализ.
З. Фрейд был убежден в том, что в психической жизни не может быть ничего случайного, т.е. ничем не обусловленного: любые ошибочные действия (обмолвки, описки, забывание впечатлений и намерений, закладывание куда-либо предметов и т.п.) являются результатом значимых для субъекта желаний, которые остаются для его сознания скрытыми, и только специальное толкование указанных ошибочных действий (в отдельных случаях весьма трудное и долгое) может открыть их истинный смысл. Здесь уже явление и сущность не совпадают: субъекту кажется, что он хочет одного, тогда как на самом деле оказывается, что он желал совсем другого, чаще всего противоположного.
Один из примеров З.Фрейд заимствовал у своего коллеги доктора В. Штекеля. Тот говорит о себе, что как врач никогда не руководствуется соображениями заработка и всегда имеет в виду лишь интересы больного. Тем не менее оговорка, которую он сделал однажды, открыла его истинные желания. Одна его пациентка, пережившая тяжелую болезнь, наконец выздоравливает. Радостный от того, что ей лучше, В.Штекель расписывает прелести ее будущей жизни и прибавляет: «Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели». Причины этой обмолвки, признается доктор, «очевидно, эгоистический бессознательный мотив — желание дольше лечить эту богатую больную, желание, которое совершенно чуждо моему сознанию и которое я отверг бы с негодованием» [132, 236].
А вот случай из практики самого 3. Фрейда. Первого января он просматривает свою записную книжку, чтобы выписать гонорарные счета больным, встречает в ней июньскую запись о больном под таким-то именем — и не может вспомнить, кто это такой. С большим удивлением он обнаруживает далее, что он лечил этого больного довольно долго и посещал ежедневно. З.Фрейд задается недоуменным вопросом: как и почему он мог забыть, что это был за случай? С большим трудом он наконец вспомнил, что этим больным была 14-летняя девочка, которой он поставил диагноз «истерия» и лечение которой шло первоначально очень даже неплохо. Под влиянием видимого улучшения родители девочки решили, что можно прекратить лечение, хотя у нее еще наблюдались боли в животе (3. Фрейд расценил их как проявления истерии). Но вскоре девочка умерла от саркомы брюшных желез. З.Фрейд, по его собственным словам, «будучи ослеплен шумными, но безобидными явлениями истерии, быть может, не заметил первых признаков подкрадывавшейся неизлечимой болезни» [132, 254]. За последние годы это был самый тяжелый случай из его практики, и немудрено, что он был забыт.
В настоящее время психоанализ не является единственным направлением в психологии, которое занимается изучением бессознательных процессов. Многие школы так или иначе имеют дело с бессознательным, хотя и истолковывают его иным образом, чем это делалось и делается в психоаналитических работах.
Надо, однако, отметить, что явления бессознательной психической жизни не даны нам столь же «непосредственно» в самонаблюдении, как кажутся нам данными явления сознательной психической жизни. До них нужно «докапываться» с помощью особых методов, анализируя, в частности, изменения поведения (см. приведенные выше примеры), сновидения субъекта, которые многие называют измененными состояниями сознания, и т.п. Многие даже считают, что бессознательные психические процессы нельзя, строго говоря, называть явлениями — коль скоро они не даны нам в форме «непосредственно переживаемой нами реальности». Это, скорее, скрытая сущность определенных «лежащих на поверхности» вполне сознательных явлений.
Чтобы снять возможные споры по этому вопросу на данном этапе обучения, отметим, что противопоставление соотносительных философских категорий (в том числе категорий «сущность» и «явление») имеет определенные границы, и одна и та же реальность при решении разных научных задач может квалифицироваться и как «сущность», и как «явление». В настоящем учебнике мы назвали бессознательные психические процессы «психологическими феноменами» с целью подчеркнуть, что с определенного момента они обратили на себя внимание психологов как особая реальность, требующая эмпирического (как бы это эмпирическое ни понималось) изучения.
3. В начале XX в. некоторые американские психологи, не удовлетворенные субъективностью современной им интроспективной психологии, предложили в качестве явлений, которые могут быть изучены объективно, различные формы поведения. Под поведением они понимали все внешне наблюдаемые реакции человека (и животных) на стимулы (раздражители) из окружающей среды. Так возникло мощное психологическое направление, названное бихевиоризмом (от англ. behavio(u)r — поведение). Основатель этого направления Джон Уотсон (Watson, 1878 — 1958) писал: «С точки зрения бихевиоризма подлинным предметом психологии (человека) является поведение человека от рождения до смерти… И поскольку при объективном изучении человека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии» [126, 129-130].
Таким образом, бихевиористы предложили изучать не явления сознания, которые, по их мнению, недоступны объективному исследованию, а феномены поведения, которые могут наблюдаться несколькими психологами одновременно и поэтому изучаться объективно. Тем самым психология вставала в ряд таких наук, как физика, химия и др., переставая быть «на особом положении». Бихевиористы предполагали также, что, изучив закономерности поведения индивида, можно им управлять и формировать в нужном обществу направлении.
Надо отметить, что внешне наблюдаемое поведение, действительно, может многое сказать о человеке. Вспомним, например, одного из персонажей романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени» — Максима Максимыча. Вот он узнает, что подъехавшая коляска — его старого знакомого Печорина: «Ну так!.. Так!.. Григорий Александрович? Так ведь его зовут?.. Мы с твоим барином были приятели, — прибавил он, ударив дружески по плечу лакея, так что заставил его пошатнуться». Вот он ожидает Печорина, а тот все не идет: «Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй и ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве… Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь зубы; я повторил приглашение, — он ничего не отвечал». Вот Максим Максимыч приходит спать: «Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, швырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…
— Не клопы ли вас кусают? — спросил я.
— Да, клопы… — отвечал он, тяжело вздохнув».
Вот, наконец, он увидел Печорина: «Я обернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи… Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки, приклеились ко лбу его; колена его дрожали… он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками: он еще не мог говорить» [71].
Поведение как внешне наблюдаемая реальность, действительно, заслуживает изучения в психологии. Однако далеко не всегда прямое изучение внешне наблюдаемого может помочь психологу в истолковании реальных причин того или иного человеческого поступка. Внешне одно и то же поведение может быть вызвано самыми разными, скрытыми от прямого наблюдения мотивами, поэтому изучение феноменов поведения в современной психологии происходит гораздо более сложными методами, чем в классическом бихевиоризме.
4. В свое время многие ученые обратили внимание и на то, что невозможно понять психологию отдельного человека без понимания особенностей той общественной среды, в которой человек воспитывался, и той культуры, которую человек усвоил. Еще в середине XIX в. об этом говорил К. Маркс, определявший сущность человека как «совокупность (ансамбль) всех общественных отношений». В конце XIX — начале XX в. данные идеи распространились в социологии и этнографии (Э.Дюркгейм, Л.Леви-Брюль и др.). В 20-х гг. XX в. появились психологические направления, для которых эти идеи стали центральными (Л.С.Выготский, А. Н.Леонтьев и др.). Таким образом, в поле зрения психологов попадают различные феномены общественных отношений (экономических, политических, нравственных, религиозных и т.п.), изучаемых кроме психологии множеством других наук. Психологи должны использовать поэтому достижения этих наук в своих целях — для того, в частности, чтобы понять конкретную социальную обусловленность тех или иных особенностей психологии человека. Приведем примеры, иллюстрирующие сказанное.
Известный российский ученый-энциклопедист Ю.М.Лотман, рассматривая правила дуэльного поведения русского дворянина рубежа XVIII и XIX вв., писал, что участник дуэли не властен был остановить ее или изменить что-либо в ней, поскольку дуэль имела своей целью восстановление чести, а для дворянина честь была «основным законодателем» поведения [76]. Характерно, что если вначале, до поединка, дворянин мог не испытывать неприязни к своему противнику (вспомним, например, дуэль Евгения Онегина с Владимиром Ленским из романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин»), то в процессе дуэли ее участник чувствует, как вдруг возникает желание убить противника. В свое время состоялась дуэль А.С.Грибоедова с будущим декабристом Якубовичем. Они стрелялись по правилам так называемой четверной дуэли, согласно которым после противников должны были стреляться их секунданты. Оба — и Якубович, и Грибоедов (они и были секундантами) — не испытывали друг к другу неприязни, о чем они заявили до начала дуэли. Тем не менее она состоялась, и после нее Грибоедов признался (об этом сообщает его современник Н.Муравьев-Карский), что «целился Якубовичу в голову и хотел убить его, но что это не было первое его намерение, когда он на
место стал» [76, 175]. Так действующие в ту эпоху социокультурные нормы — в данном случае дуэльного поведения — могли повлиять на чувства дуэлянтов и на их динамику.
Без включения субъекта в общественные отношения человеческая психика вообще не сформировалась бы. Об этом говорят многочисленные случаи, когда находили детей, воспитывавшихся по разным причинам животными и попавших в человеческую среду слишком поздно (феномен «Маугли»). Они так и не стали людьми — многие из них по-прежнему передвигались на четвереньках, ели сырое мясо, выли на луну и т.п. Однако простое наличие общественной среды прямо не приводит к формированию человеческой психики — ребенка нужно приобщать к общественным ценностям в совместной со взрослым деятельности. «Маугли» могут появляться и сегодня,-если родители не занимаются воспитанием ребенка.
Известный российский психиатр М. И. Буянов приводил такой случай: к нему попал мальчик 6 лет из неполной семьи (отец-пьяница отказался от ребенка еще до его рождения). Мать была тяжело больным человеком и занималась тем, что разводила дома и продавала породистых собак. С четырех месяцев мальчика кормила собака (мать отказывалась его кормить). Он сосал молоко собаки или пил из бутылки, которую опять-таки приносила ему собака. Он ходил за ней на четвереньках, оправлялся, как собака, играл со своей «приемной матерью», брал в рот все подряд. После помещения в детский дом он не выполнял никаких требований персонала, ел землю, сосал палки и т.п. Если мать забирала его домой, опять начиналась его «собачья жизнь». При этом явных признаков какого-либо психического заболевания у мальчика не находили, но полноценным человеком он так и не стал, практически не овладев человеческой речью и не приобретя человеческого опыта [12].
5. Общественные отношения на психологическом уровне проявляются прежде всего в межличностном общении и совместной деятельности, которые опосредствованы различными предметами материальной и духовной культуры (вообще говоря, понятия «общество» и «культура»4 неразделимы). Они также заслуживают внимания психологов. К материальной культуре относят обычно орудия труда, жилища, одежду и т.п., помогающие человеку не только приспособиться к природным условиям, но и овладеть ими, к духовной — прежде всего язык как средство общения и передачи опыта и то «психологическое орудие» (Л.С.Выготский), с помощью которого человек овладевает своими психическими процессами. К духовной культуре относят также регулирующие человеческие взаимоотношения нормы и ценности, произведения искусства, религиозные представления и обряды и др. Надо отметить, однако, что разделение культуры на материальную и духовную носит условный характер. Как справедливо заметил один из i современных авторов, А.С.Кармин, «вся культура в целом духов на, потому что она есть мир смыслов, т.е. духовных сущностей» [43, 317], и в то же время она вся в целом материальна, «потому что представлена, «материализована» в чувственно воспринимаемых кодах, в знаках и текстах» [там же]. Поэтому под материальной культурой он предлагает понимать «знаковую оболочку» всякой культуры, т.е. объективные, материальные формы выражения культурных смыслов.
Зачем психологу обращаться к изучению предметов материальной и духовной культуры? Потому что в них «опредмечены» человеческая деятельность, человеческие представления о мире, его переживания и размышления, его желания и стремления. Совокупность всех созданных человечеством предметов выступает, по образному выражению К.Маркса, чувственно представшей перед нами человеческой психологией [82]. Возьмем, к примеру, средневековую архитектуру, в которой в специфической форме воплощались представления человека Средних веков о мировом порядке и которая, как отмечал П.Бицилли, выполняла одну из важнейших функций Церкви — просветительство: «Готический собор, со своими сотнями и тысячами статуй, барельефов и рисунков, изображающих… всю земную жизнь с ее будничными заботами и повседневными трудами… всю историю человечества от грехопадения до Страшного Суда, является великой энциклопедией, «библией для неграмотных»» [цит. по.: 115, 63]. Даже подверженность тем или иным оптико-геометрическим иллюзиям зависит от культуры, в которой человек живет. Оптико-геометрическими иллюзиями называются зрительные иллюзии, которые возникают у многих людей при восприятии специально подобранных фигур, углов и линий. Примерами являются иллюзия Ф. Мюллера-Лайера (две одинаковые по длине стрелки с разным оперением — внутрь и наружу — кажутся, как правило, разными по длине — вторая больше), горизонтально-вертикальная иллюзия (одинаковые по длине линии, составляющие срединный перпендикуляр, кажутся, как правило, неравными: вертикальная линия воспринимается длиннее горизонтальной). Люди, выросшие в западном «прямоугольном» мире (т.е. с упорядоченными прямоугольными объектами, прямыми линиями и т.п.), больше подвержены, например, иллюзии Мюллера-Лайера, чем живущие в ином — «непрямоугольном» мире [49]. Примеры воплощения человеческих смыслов в формах духовной культуры (языке, искусстве и т.п.) будут приведены нами ниже, при рассмотрении задач различных отраслей психологии.
6. Наконец, в поле зрения психологов попадают различные психосоматические явления (внешне-телесные и физиологические процессы, выражающие в той или иной форме психические состояния). Говорят, М.И.Кутузов следовал при подборе офицеров на должности младшего командного состава следующему правилу: ввести офицера в реальный бой и посмотреть, каким будет его лицо во время этого боя. Если лицо бледнеет — значит, человек испытывает страх и его брать на должность командира нельзя; если краснеет — значит, человек, по выражению А. С. Пушкина, испытывает «упоение в бою и бездны мрачной на краю» и поэтому вполне пригоден для командной должности. Научную основу под это житейское наблюдение подвел крупнейший отечественный психофизиолог Е. Н. Соколов: он установил, что покраснение лица (т.е. расширение кровеносных сосудов головы) является признаком ориентировочного рефлекса, тогда как бледность лица (сужение сосудов) говорит о наличии оборонительного рефлекса [108]. В настоящее время психология располагает широким арсеналом различных методик оценки психологического состояния человека по показателям его физиологических реакций, о чем можно узнать из соответствующего курса психофизиологии.
Таким образом, мы перечислили те феномены, которые так или иначе попадали в разное время и в разных школах в поле зрения психологов и выступали предметом эмпирического (опытного) изучения. Правда, одни психологи не признавали, скажем, феноменов бессознательной психической жизни (интроспекцио-нисты), а другие не считали возможным эмпирически изучать сознание (бихевиористы), при исследовании одной и той же реальности могли использоваться принципиально разные методы, принимаемые одной школой и отвергаемые другой, поэтому до сих пор многие психологические школы не могут согласовать свои концепции друг с другом.
С нашей точки зрения, во всех этих столь разнородных на первый взгляд феноменах есть нечто общее — все они представляют собой проявления, формы существования и/или результаты человеческой5 деятельности. В следующем параграфе мы подробнее раскроем это положение, а также приведем краткие определения понятия «деятельность» и других связанных с ним понятий.
- Это же слово имеет и другие значения; чаше всего им называется философское направление XX в., создателем которого был немецкий философ Э.Гуссерль.
- Здесь мы даем самое распространенное (главным образом, в естественных науках и в обыденной жизни) определение понятий «объективное» и «субъективное»; существуют и иные определения этих понятий (см. ниже).
- В настоящем учебнике термины «бессознательное» и «неосознаваемое» используются чаще всего как синонимы (за исключением специально оговоренных случаев).
- Определений культуры в настоящее время бесчисленное множество; один из авторов насчитал таковых около 500 [43]. В целом под культурой понимается «вторая природа», т.е. все созданное человечеством — материальные и духовные «вещи», совокупность всех видов человеческой деятельности, обычаев, верований и т.п. Культура фиксирует, таким образом, приобретения человечества в процессе его общественного развития и передает их от поколения к поколению.
- Здесь мы говорим о человеческой деятельности как главном объекте психологического изучения; однако у животных есть свои специфические формы деятельности, которые изучаются в зоопсихологии и сравнительной психологии.
www.psychology-online.net
Заражение как психологический феномен — Психологос
Фильм «Выступление Стива Балмера»
Фильм «Бодхисатва в метро»
Фильм «Фриц Перлз: Сессия с Глорией»
Перлз обвиняет Глорию в неискренности. Глория возмущена!
скачать видео
Заражение — вид психологического влияния, передача своего состояния или отношения другому человеку или группе людей, которые каким-то образом (пока не нашедшим объяснения) перенимают это состояние или отношение. Передаваться состояние может как непроизвольно, так и произвольно, усваиваться — также непроизвольно или произвольно.
Заражение, как скрытое психологическое воздействие на эмоции, желания и состояния человека, относится к манипулятивным способам влияния.
Заражение может использоваться и Силовиком (заражение личной силой), и Душкой (заражение энтузиазом), и Тактиком (заражение нужной идеей или состоянием).
Однако заражение настолько естественно и общераспространено, что обычно никто на эту манипуляцию не жалуется и никого в таких манипуляциях не обвиняет.
Заражение — источник и ключ многих эмоциональных состояний. Люди заражают друг друга тревогой, сомнением, неуверенностью в себе, негативизмом… Почему бы не заражать друг друга — радостью жизни, высоким эмоциональным тоном, ощущением счастья?
Заражение личным примером — один из инструментов воспитания.
Заражение естественным образом используется в работе практических психологов — как в тренинговой работе, так и в консультативной практике. Уверенное, позитивное, а то и бодрое состояние консультанта передается клиенту. Смотри консультацию Ф. Перлза, когда он стал весело задевать и дразнить женщину, которая хотела жаловаться ему на жизнь.
Здесь было и заражение, и большая доза провокации и вызова. Сильных и эмоциональных людей это бодрит, а Глория — сильная, и Глория — женщина!
Разозлившись на консультанта, она приобрела от него бодрость и в конце ушла довольная.
www.psychologos.ru
Психологическая феноменология (круг феноменов, изучаемых психологами разных школ)
Слово «феноменология», вынесенное в заглавие параграфа, означает в данном случае «совокупность феноменов»1. Феномен — философская категория, служащая для обозначения явления, которое постигается в чувственном (иногда говорят «непосредственном») опыте. Феномен противопоставляется «ноумену» — категории, обозначающей сущность вещи, которая, хотя и проявляется в феноменах, не сводима к ним-, познается иным — опосредствованным — образом и требует рациональных способов ее осмысления.
Ниже мы рассмотрим шесть групп различных феноменов, которые в разное время попадали в поле зрения психологов.
1. Если спросить новичка в психологии, какими явлениями занимается психология как наука, то он, скорее всего, скажет — психическими и при этом укажет на явления «внутреннего мира», точнее, явления сознания, о которых мы все знаем по собственному опыту и можем отдавать себе в этом отчет. Эти явления представляются многим особенными, качественно отличными, например, от физических или химических явлений (изучаемых соответственно физикой и химией). Ведь физики и химики могут наблюдать одни и те же явления (например, испарение воды при нагревании или покраснение лакмусовой бумажки при помещении ее в кислоту) все вместе, эти явления объективны, т. е. их существование и научное познание не зависят от субъективных переживаний того или иного исследователя2. Психические же феномены представляются, напротив, субъективными, поскольку кажутся открытыми для «непосредственного» познания только тому лицу, который их переживает, тогда как другой человек может составить представление об этих явлениях только в том случае, если сам переживет нечто подобное. Впервые влюбившись в кого-нибудь, подросток думает, что никто никогда не переживал подобного чувства, и может сказать своему товарищу: «Ты никогда не поймешь меня, потому что никогда не любил». Можно, конечно, попытаться описать эти субъективные переживания в дневнике или рассказе; при этом, несомненно, что-то теряется (вспомним тютчевское: «Как сердцу высказать себя?..»), но носитель данных переживаний убежден, что уж он-то лучше всех знает, что творится у него в его внутреннем мире, «в его душе». Поэтому надо (под-
1 Это же слово имеет и другие значения; чаще всего им называется философское направление XX в., создателем которого был немецкий философ Э.Гуссерль.
2 Здесь мы даем самое распространенное (главным образом, в естественных науках и в обыденной жизни) определение понятий «объективное» и «субъективное»; существуют и иные определения этих понятий (см. ниже).
сказывает нам здравый смысл) научиться описывать свои переживания так, как это делали великие писатели-психологи, знатоки человеческих душ, умевшие заглянуть «вовнутрь» и воссоздать внутренний мир субъекта.
Вспомним, например, описания Л.Н.Толстым переживаний Николеньки Иртеньева, героя повести «Детство», по поводу смерти горячо любимой им матери. Обратим внимание на то, как ребенок во время ее похорон прекрасно различает, что он на самом деле чувствует, а что хочет показать «для других»: «Прежде и после погребения я не переставал плакать и был грустен, но мне совестно вспомнить эту грусть, потому что к ней всегда примешивалось какое-нибудь самолюбивое чувство: то желание показать, что я огорчен больше всех, то заботы о действии, которое я произвожу на других, то бесцельное любопытство, которое заставляло делать наблюдения над Мими и лицами присутствующих. Я презирал себя за то, что не испытываю исключительно одного чувства горести, и старался скрывать все другие; от этого печаль моя была неискренна и неестественна. Сверх того, я испытывал какое-то наслаждение, зная, что я несчастлив, старался возбуждать сознание несчастия, и это эгоистическое чувство больше других заглушало во мне истинную печаль…» [123, 87].
Многие занимавшиеся научной психологией различали, конечно, собственно научное познание внутреннего мира и художественное его осмысление, но тем не менее были убеждены, что психология как наука имеет огромное преимущество перед другими науками: если в других науках сущность (ноумен) изучаемой реальности нужно долго и опосредствованно выявлять через анализ и сопоставление явлений (феноменов), то в психологии изучаемая реальность открыта для непосредственного познания так, как никакая иная (т.е. сущность и явление в психологии совпадают). Так, известный русский психолог Лев Михайлович Лопатин(1855 — 1920) писал: «Мы все познаем через призму нашего духа, но то, что совершается в самом духе, мы познаем без всякой посредствующей призмы. В противоположность явлениям физической природы, явления сознательной душевной жизни (а… только они являются прямым предметом психологического изучения) сознаются нами как они есть» [75, 9— 10].
Многие психологи считали, что для познания явлений сознательной жизни не существует иного метода, кроме метода интроспекции (от лат. introspecto — смотрю внутрь). Интроспекция — это особый тип самонаблюдения, который предполагает наблюдение за своими внутренними переживаниями, происходящее в процессе их осуществления. «Психология не была бы возможна, — писал другой известный русский психолог — Георгий Иванович Челпанов(1862— 1936) в начале XX в., — если бы не было самонаблюдения» [136, 97], и приводил следующий пример, доказы-
вающий это его утверждение. Никто из присутствующих не видит непосредственно чувства печали, которое испытывает некий чет ловек, и лишь по «каплям прозрачной жидкости», текущим из его глаз, по опустившимся углам рта и т.п. присутствующие умозаключают об этом чувстве — и то только потому, что сами когда-нибудь испытывали нечто подобное. Психологов, разделявших подобные взгляды, называли психологами-интроспекционистами.
Данная точка зрения кажется настолько правдоподобной и соответствующей здравому смыслу, что она продержалась в научной психологии довольно долго, несмотря на ее критику (см. историю интроспективной психологии в главе 3). Однако за прошедшее с той эпохи время существенно изменилось само понимание сознания и методов его изучения, хотя мы по-прежнему говорим, что «явления сознания» выступают теми феноменами, которые психолог, безусловно, должен включить в круг изучаемых им явлений, и они изучаются в современной психологии, хотя уже и не с позиций интроспекционизма.
2. Постепенно в психологической науке накапливались факты, говорящие о том, что кроме сознательных явлений, о которых субъект может дать себе отчет, существуют еще бессознательные (неосознаваемые)‘ психические процессы. Оних субъект может даже не догадываться, но эти процессы играют существенную роль в его поведении и определяют особенности его сознательной психической жизни. Проявления бессознательного психического очень многообразны (в главе 7 мы рассмотрим возможные классификации бессознательных процессов в психологии). Приведем примеры проявлений бессознательного, которые выступают второй (после явлений сознания) областью эмпирического изучения в психологии. Мы заимствуем эти примеры из знаменитой книги «Психопатология обыденной жизни» великого австрийского психолога Зигмунда Фрейда(Freud, 1856— 1939), который сыграл огромную роль в разработке путей проникновения в бессознательную сферу нашей психики, создав свое собственное направление в психологии — психоанализ.
З.Фрейд был убежден в том, что в психической жизни не может быть ничего случайного, т. е. ничем не обусловленного: любые ошибочные действия (обмолвки, описки, забывание впечатлений и намерений, закладывание куда-либо предметов и т.п.) являются результатом значимых для субъекта желаний, которые остаются для его сознания скрытыми, и только специальное толкование указанных ошибочных действий (в отдельных случаях весьма трудное и долгое) может открыть их истинный смысл. Здесь уже явле-
1 В настоящем учебнике термины «бессознательное» и «неосознаваемое» используются чаще всего как синонимы (за исключением специально оговоренных случаев).
ние и сущность не совпадают: субъекту кажется, что он хочет одного, тогда как на самом деле оказывается, что он желал совсем другого, чаще всего противоположного.
Один из примеров З.Фрейд заимствовал у своего коллеги доктора В.Штекеля. Тот говорит о себе, что как врач никогда не руководствуется соображениями заработка и всегда имеет в виду лишь интересы больного. Тем не менее оговорка, которую он сделал однажды, открыла его истинные желания. Одна его пациентка, пережившая тяжелую болезнь, наконец выздоравливает. Радостный от того, что ей лучше, В. Штекель расписывает прелести ее будущей жизни и прибавляет: «Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели». Причины этой обмолвки, признается доктор, «очевидно, эгоистический бессознательный мотив — желание дольше лечить эту богатую больную, желание, которое совершенно чуждо моему сознанию и которое я отверг бы с негодованием» [132, 236].
А вот случай из практики самого З.Фрейда. Первого января он просматривает свою записную книжку, чтобы выписать гонорарные счета больным, встречает в ней июньскую запись о больном под таким-то именем — и не может вспомнить, кто это такой. С большим удивлением он обнаруживает далее, что он лечил этого больного довольно долго и посещал ежедневно. З.Фрейд задается недоуменным вопросом: как и почему он мог забыть, что это был за случай? С большим трудом он наконец вспомнил, что этим больным была 14-летняя девочка, которой он поставил диагноз «истерия» и лечение которой шло первоначально очень даже неплохо. Под влиянием видимого улучшения родители девочки решили, что можно прекратить лечение, хотя у нее еще наблюдались боли в животе (З.Фрейд расценил их как проявления истерии). Но вскоре девочка умерла от саркомы брюшных желез. З.Фрейд, по его собственным словам, «будучи ослеплен шумными, но безобидными явлениями истерии, быть может, не заметил первых признаков подкрадывавшейся неизлечимой болезни» [132, 254]. За последние годы это был самый тяжелый случай из его практики, и немудрено, что он был забыт.
В настоящее время психоанализ не является единственным направлением в психологии, которое занимается изучением бессознательных процессов. Многие школы так или иначе имеют дело с бессознательным, хотя и истолковывают его иным образом, чем это делалось и делается в психоаналитических работах.
Надо, однако, отметить, что явления бессознательной психической жизни не даны нам столь же «непосредственно» в самонаблюдении, как кажутся нам данными явления сознательной психической жизни. До них нужно «докапываться» с помощью особых методов, анализируя, в частности, изменения поведения (см. приведенные выше примеры), сновидения субъекта, которые
многие называют измененными состояниями сознания, и т.п. Многие даже считают, что бессознательные психические процессы нельзя, строго говоря, называть явлениями — коль скоро они не даны нам в форме «непосредственно переживаемой нами реальности». Это, скорее, скрытая сущность определенных «лежащих на поверхности» вполне сознательных явлений.
Чтобы снять возможные споры по этому вопросу на данном этапе обучения, отметим, что противопоставление соотносительных философских категорий (в том числе категорий «сущность» и «явление») имеет определенные границы, и одна и та же реальность при решении разных научных задач может квалифицироваться и как «сущность», и как «явление». В настоящем учебнике мы назвали бессознательные психические процессы «психологическими феноменами» с целью подчеркнуть, что с определенного момента они обратили на себя внимание психологов как особая реальность, требующая эмпирического (как бы это эмпирическое ни понималось) изучения.
3. В начале XX в. некоторые американские психологи, не удовлетворенные субъективностью современной им интроспективной психологии, предложили в качестве явлений, которые могут быть изучены объективно, различные формы поведения. Под поведением они понимали все внешне наблюдаемые реакции человека (и животных) на стимулы (раздражители) из окружающей среды. Так возникло мощное психологическое направление, названное бихевиоризмом (от англ. behavio[u]r — поведение). Основатель этого направления Джон Уотсон(Watson, 1878— 1958) писал: «С точки зрения бихевиоризма подлинным предметом психологии (человека) является поведение человека от рождения до смерти… И поскольку при объективном изучении человека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии» [126, 129-ПО].
Таким образом, бихевиористы предложили изучать не явления сознания, которые, по их мнению, недоступны объективному исследованию, а феномены поведения, которые могут наблюдаться несколькими психологами одновременно и поэтому изучаться объективно. Тем самым психология вставала в ряд таких наук, как физика, химия и др., переставая быть «на особом положении». Бихевиористы предполагали также, что,
Дж. Уотсон
изучив закономерности поведения индивида, можно им управлять и формировать в нужном обществу направлении.
Надо отметить, что внешне наблюдаемое поведение, действительно, может многое сказать о человеке. Вспомним, например, одного из персонажей романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени» — Максима Максимыча. Вот он узнает, что подъехавшая коляска его старого знакомого Печорина: «Ну так!.. Так!.. Григорий Александрович? Так ведь его зовут?.. Мы с твоим барином были приятели, — прибавил он, ударив дружески по плечу лакея, так что заставил его пошатнуться». Вот он ожидает Печорина, а тот все не идет: «Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй и ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве… Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь зубы; я повторил приглашение, — он ничего не отвечал». Вот Максим Максимыч приходит спать: «Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, швырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…
— Не клопы ли вас кусают? — спросил я.
— Да, клопы… — отвечал он, тяжело вздохнув».
Вот, наконец, он увидел Печорина: «Я обернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи… Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки, приклеились ко лбу его; колена его дрожали… он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками: он еще не мог говорить» [71].
Поведение как внешне наблюдаемая реальность, действительно, заслуживает изучения в психологии. Однако далеко не всегда прямое изучение внешне наблюдаемого может помочь психологу в истолковании реальных причин того или иного человеческого поступка. Внешне одно и то же поведение может быть вызвано самыми разными, скрытыми от прямого наблюдения мотивами, поэтому изучение феноменов поведения в современной психологии происходит гораздо более сложными методами, чем в классическом бихевиоризме.
4. В свое время многие ученые обратили внимание и на то, что невозможно понять психологию отдельного человека без понимания особенностей той общественной среды, в которой человек воспитывался, и той культуры, которую человек усвоил. Еще в середине XIX в. об этом говорил К. Маркс, определявший сущность человека как «совокупность (ансамбль) всех общественных отношений». В конце XIX — начале XX в. данные идеи распространились в социологии и этнографии (Э.Дюркгейм, Л.Ле-
ви-Брюль и др.)- В 20-х гг. XX в. появились психологические направления, для которых эти идеи стали центральными (Л. С. Выготский, А. Н.Леонтьев и др.). Таким образом, в поле зрения психологов попадают различные феномены общественных отношений (экономических, политических, нравственных, религиозных и т.п.), изучаемых кроме психологии множеством других наук. Психологи должны использовать поэтому достижения этих наук в своих целях — для того, в частности, чтобы понять конкретную социальную обусловленность тех или иных особенностей психологии человека. Приведем примеры, иллюстрирующие сказанное.
Известный российский ученый-энциклопедист Ю.М.Лотман, рассматривая правила дуэльного поведения русского дворянина рубежа XVIII и XIX вв., пишет, что участник дуэли не властен был остановить ее или изменить что-либо в ней, поскольку дуэль имела своей целью восстановление чести, а для дворянина честь была «основным законодателем» поведения [76]. Характерно, что если вначале, до поединка, дворянин мог не испытывать неприязни к своему противнику (вспомним, например, дуэль Евгения Онегина с Владимиром Ленским из романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин»), то в процессе дуэли ее участник чувствует, как вдруг возникает желание убить противника. В свое время состоялась дуэль А.С.Грибоедова с будущим декабристом Якубовичем. Они стрелялись по правилам так называемой четверной дуэли, согласно которым после противников должны были стреляться их секунданты. Оба — и Якубович, и Грибоедов (они и были секундантами) — не испытывали друг к другу неприязни, о чем они заявили до начала дуэли. Тем не менее она состоялась, и после нее Грибоедов признался (об этом сообщает его современник Н.Муравьев-Карский), что «целился Якубовичу в голову и хотел убить его, но что это не было первое его намерение, когда он на место стал» [76, 175]. Так действующие в ту эпоху социокультурные нормы — в данном случае дуэльного поведения — могли повлиять на чувства дуэлянтов и на их динамику.
Без включения субъекта в общественные отношения человеческая психика вообще не сформировалась бы. Об этом говорят многочисленные случаи, когда находили детей, воспитывавшихся по разным причинам животными и попавших в человеческую среду слишком поздно (феномен «Маугли»). Они так и не стали людьми — многие из них по-прежнему передвигались на четвереньках, ели сырое мясо, выли на луну и т.п. Однако простое наличие общественной среды прямо не приводит к формированию человеческой психики — ребенка нужно приобщать к общественным ценностям в совместной со взрослым деятельности. «Маугли» могут появляться и сегодня, если родители не занимаются воспитанием ребенка.
Известный российский психиатр М. И. Буянов приводил такой случай: к нему попал мальчик 6 лет из неполной семьи (отец-пьяница отказался от ребенка еще до его рождения). Мать была тяжело больным человеком и занималась тем, что разводила дома и продавала породистых собак. С четырех месяцев мальчика кормила собака (мать отказывалась его кормить). Он сосал молоко собаки или пил из бутылки, которую опять-таки приносила ему собака. Он ходил за ней на четвереньках, оправлялся, как собака, играл со своей «приемной матерью», брал в рот все подряд. После помещения в детский дом он не выполнял никаких требований персонала, ел землю, сосал палки и т.п. Если мать забирала его домой, опять начиналась его «собачья жизнь». При этом явных признаков какого-либо психического заболевания у мальчика не находили, но полноценным человеком он так и не стал, практически не овладев человеческой речью и не приобретя человеческого опыта [12].
5. Общественные отношения на психологическом уровне проявляются прежде всего в межличностном общении и совместной деятельности, которые опосредствованы различными предметами материальной и духовной культуры (вообще говоря, понятия «общество» и «культура»1 неразделимы). Они также заслуживают внимания психологов. К материальной культуре относят обычно орудия труда, жилища, одежду и т.п., помогающие человеку не только приспособиться к природным условиям, но и овладеть ими, к духовной — прежде всего язык как средство общения и передачи опыта и то «психологическое орудие» (Л.С.Выготский), с помощью которого человек овладевает своими психическими процессами. К духовной культуре относят также регулирующие человеческие взаимоотношения нормы и ценности, произведения искусства, религиозные представления и обряды и др. Надо отметить, однако, что разделение культуры на материальную и духовную носит условный характер. Как справедливо заметил один из современных авторов А. С. Кармин, «вся культура в целом духовна, потому что она есть мир смыслов, т.е. духовных сущностей» [43, 317], и в то же время она вся в целом материальна, «потому что представлена, «материализована» в чувственно воспринимаемых кодах, в знаках и текстах» [там же]. Поэтому под материальной культурой он предлагает понимать «знаковую оболочку» всякой культуры, т.е. объективные, материальные формы выражения культурных смыслов.
1 Определений культуры в настоящее время бесчисленное множество; один из авторов насчитал таковых около 500 [43]. В целом под культурой понимается «вторая природа», т.е. все созданное человечеством — материальные и духовные «вещи», совокупность всех видов человеческой деятельности, обычаев, верований и т.п. Культура фиксирует, таким образом, приобретения человечества в процессе его общественного развития и передает их от поколения к поколению.
Зачем психологу обращаться к изучению предметов материальной и духовной культуры? Потому что в них «опредмечены» человеческая деятельность, человеческие представления о мире, его переживания и размышления, его желания и стремления. Совокупность всех созданных человечеством предметов выступает, по образному выражению К. Маркса, чувственно представшей перед нами человеческой психологией [82]. Возьмем, к примеру, средневековую архитектуру, в которой в специфической форме воплощались представления человека Средних веков о мировом порядке и которая, как отмечал П. Бицилли, выполняла одну из важнейших функций Церкви — просветительство: «Готический собор, со своими сотнями и тысячами статуй, барельефов и рисунков, изображающих… всю земную жизнь с ее будничными заботами и повседневными трудами… всю историю человечества от грехопадения до Страшного Суда, является великой энциклопедией, «библией для неграмотных»» [цит. по.: 115, 63]. Даже подверженность тем или иным оптико-геометрическим иллюзиям зависит от культуры, в которой человек живет. Оптико-геометрическими иллюзиями называются зрительные иллюзии, которые возникают у многих людей при восприятии специально подобранных фигур, углов и линий. Примерами являются иллюзия Ф. Мюл-лера-Лайера (две одинаковые по длине стрелки с разным оперением — внутрь и наружу — кажутся, как правило, разными по длине — вторая больше, см. рис. 1), горизонтально-вертикальная иллюзия (одинаковые по длине линии, составляющие срединный перпендикуляр, кажутся, как правило, неравными: вертикальная линия воспринимается длиннее горизонтальной, см. рис. 2). Люди, выросшие в западном «прямоугольном» мире (т.е. с упорядоченными прямоугольными объектами, прямыми линиями и т.п.), больше подвержены, например, иллюзии Мюллера-Лайера, чем живущие в ином — «непрямоугольном» мире [49]. Примеры воплощения человеческих смыслов в формах духовной культуры (языке, искусстве и т.п.) будут приведены нами ниже, при рассмотрении задач различных отраслей психологии.
6. Наконец, в поле зрения психологов попадают различные психосоматические явления(внешне-телесные и физиологические
Рис. 1. Иллюзия Мюллера-Лайера
Рис. 2. Горизонтально-вертикальная иллюзия
процессы, выражающие в той или иной форме психические состояния). Говорят, М.И.Кутузов следовал при подборе офицеров на должности младшего командного состава следующему правилу: ввести офицера в реальный бой и посмотреть, каким будет его лицо во время этого боя. Если лицо бледнеет — значит, человек испытывает страх и его брать на должность командира нельзя; если краснеет — значит, человек, по выражению А.С.Пушкина, испытывает «упоение в бою и бездны мрачной на краю» и поэтому вполне пригоден для командной должности. Научную основу под это житейское наблюдение подвел крупнейший отечественный психофизиолог Е. Н. Соколов: он установил, что покраснение лица (т.е. расширение кровеносных сосудов головы) является признаком ориентировочного рефлекса, тогда как бледность лица (сужение сосудов) говорит о наличии оборонительного рефлекса [108]. В настоящее время психология располагает широким арсеналом различных методик оценки психологического состояния человека по показателям его физиологических реакций, о чем можно узнать из соответствующего курса психофизиологии.
Таким образом, мы перечислили те феномены, которые так или иначе попадали в разное время и в разных школах в поле зрения психологов и выступали предметом эмпирического (опытного) изучения. Правда, одни психологи не признавали, скажем, феноменов бессознательной психической жизни (интроспекцио-нисты), а другие не считали возможным эмпирически изучать сознание (бихевиористы), при исследовании одной и той же реальности могли использоваться принципиально разные методы, принимаемые одной школой и отвергаемые другой, поэтому до сих пор многие психологические школы не могут согласовать свои концепции друг с другом.
С нашей точки зрения, во всех этих столь разнородных на первый взгляд феноменах есть нечто общее — все они представляют собой проявления, формы существования и/или результаты человеческой1 деятельности. В следующем параграфе мы подробнее раскроем это положение, а также приведем краткие определения понятия «деятельность» и других связанных с ним понятий.
megaobuchalka.ru
Психологический феномен внимания
Внимание представляет собой психологический феномен, в отношении которого до настоящего времени среди психологов нет единого мнения. С одной стороны, в психологической литературе рассматривается вопрос о существовании внимания как самостоятельного психического явления, другие, наоборот, отстаивают самостоятельность внимания как психического процесса. С другой стороны, существуют споры о том, к какому классу психических явлений отнести внимание. То есть некоторые психологи считают внимание – познавательным процессом, другие связывают внимание с волей и деятельностью человека.
Для того чтобы ответить на вопрос: «что же такое внимание?» можно обратиться к когнитивной психологии. Здесь термин внимание обозначает склонность организма сосредотачиваться на отдельных чертах окружающей обстановки. Таким образом, внимание – это направленность и сосредоточенность психической деятельности на чем-либо определенном. Внимание обычно выражается в мимике, в позе, в движениях. Внимательного слушателя легко отличить от невнимательного. Но иногда внимание направлено не на окружающие объекты, а на мысли и образы, находящиеся в сознании человека. В данном случае говорят об интеллектуальном внимании, которое несколько отличается от внимания внешнего.
Внимание, как и любой психический процесс, связано с определенными физиологическими явлениями. Одно из основных направлений исследования внимания заключается в выявлении механизмов, с помощью которых мы направляем внимание на интересующие нас предметы. Таким простейшим механизмом является физическая переориентация наших сенсорных датчиков в сторону этих объектов. В случае зрения – это означает перевести взгляд, чтобы интересующий предмет попал на наиболее чувствительный участок сетчатки. В слуховом восприятии – это различные движения головой, при которых уши ориентируются по отношению к источнику звука. Во многих же ситуациях этот механизм внимания имеет ограниченное применение. Возьмем, например, исследование так называемого феномена «вечеринки с коктейлем». На этой вечеринке собралось большое количество людей. Мы слышим множество голосов, и их источники недостаточно удалены, чтобы переориентация ушей позволила избирательно отслеживать какой-нибудь один разговор. Но можно избирательно воспринимать сообщения, ориентируясь на направление источника звука, движении губ говорящего и особенности его голоса. Даже при отсутствии любого из этих признаков можно, хотя и с трудом, выбрать для отслеживания одно из двух сообщений, взяв за основу его смысл. Следовательно, это исследование показывает, что человек запоминает очень мало из слухового сообщения, если на него не было направлено его внимание.
В современной психологической науке принято выделять два основных вида внимания: непроизвольное и произвольное.
Непроизвольное внимание – является наиболее простым видом внимания. Его часто называют пассивным, или вынужденным, так как оно возникает и поддерживается независимо от сознания человека. Однако, это упрощенное понимание непроизвольного внимания. Обычно оно возникает в совокупности с целым комплексом причин:
внешний раздражитель;
соответствие внешнего раздражителя внутреннему состоянию человека;
направленность личности.
Произвольное внимание – управляется сознательной целью. Основная функция – активное регулирование протекания психических процессов. Причины возникновения произвольного внимания социальны – оно не созревает в организме, а формируется у ребенка при его общении с взрослыми.
Наш повседневный опыт говорит нам, что мы больше уделяем внимания одним признакам окружения, чем другим, и что те признаки, на которые мы обращаем внимание, как правило, поступают в дальнейшую обработку, а те, которые не удостаиваются его, могут не подвергаться дальнейшей обработке. Каким признакам мы уделяем внимание, а каким нет – это зависит от определенного контроля над ситуацией с нашей стороны и от нашего долговременного опыта. Во всех случаях наше внимание переключается на одни стимулы, предпочитая их другим, хотя из последних не все обязательно полностью исключаются из внимания: они могут отслеживаться и отфильтровываться.
Свойства внимания.
Концентрированность внимания — это наличие связи с определенным объектом ил стороной деятельности и выражает интенсивность этой связи, степень сосредоточенности внимания.
Под распределением внимания понимают способность выполнять несколько видов деятельности одновременно. Именно эта способность позволяет совершать сразу несколько действий, сохраняя их в поле внимания. Хрестоматийным примером служат феноменальные способности Юлия Цезаря, который, согласно преданию, мог одновременно делать семь не связанных между собой дел. Известно также, что Наполеон мог одновременно диктовать своим секретарям семь ответственных дипломатических документов. Однако, как показывает жизненная практика, человек способен выполнить только один вид сознательной психической деятельности, а субъективное ощущение одновременности выполнения нескольких обязано быстрому последовательному переключению с одной на другую.
Следующее свойство внимания — это его объем. Объем внимания — особый вопрос. Известно, что человек не может одновременно думать о разных вещах и выполнять разнообразные работы. Это ограничение вынуждает дробить поступающую извне информацию на части, не превышающие возможности обрабатывающей системы. Таким же образом человек обладает весьма ограниченными возможностями одновременно воспринимать несколько независимых друг от друга объектов — это и есть объем внимания. Важной и определяющей его особенностью является то, что он практически не поддается регулированию при обучении и тренировке.
Отвлекаемость (отвлечение) внимания — это непроизвольное перемещение внимания с одного объекта на другой. Оно возникает при действии посторонних раздражителей на человека, занятого в этот момент какой-либо деятельностью. Отвлекаемость может быть внешней и внутренней. Внешняя отвлекаемость возникает под влиянием внешних раздражителей; при этом произвольное внимание становится непроизвольным. Наиболее отвлекают предметы или явления, которые появляются внезапно и действуют с меняющейся силой и частотой. Как было сказано, в ответ на эти раздражители у человека появляется трудно угасаемый ориентировочный рефлекс. Во время учебных занятий школьников, как в классе, так и дома должны быть устранены предметы и воздействия, отвлекающие детей от их основного дела.
Рассеянностью называется неспособность человека сосредоточиться на чем-либо определенном в течение длительного времени. Встречается два вида рассеянности: мнимая и подлинная.
Мнимая рассеянность — это невнимание человека к непосредственно окружающим предметам и явлениям, вызванная крайней сосредоточенностью его внимания на каком-то предмете. Мнимая рассеянность — результат большой сосредоточенности и узости внимания. Иногда ее называют «профессорской», так как она нередко встречается у людей этой категории. Внимание ученого может быть настолько сконцентрировано на занимающей его проблеме, что он не слышит обращенных к нему вопросов, не узнает знакомых, отвечает невпопад. Рассеянность как следствие внутренней сосредоточенности не причиняет большого вреда делу, хотя и затрудняет ориентацию человека в окружающем мире. Хуже подлинная рассеянность. Человек, страдающий рассеянностью этого рода, с трудом устанавливает и удерживает произвольное внимание на каком-либо объекте или действии. Для этого ему требуется значительно больше волевых усилий, чем человеку нерассеянному. Произвольное внимание рассеянного человека неустойчиво, легко отвлекаемо.
Таким образом, внимание представляет собой психологическое действие, которое направлено на содержание образа, мысли или другого феномена, имеющегося в данный момент в психике человека. Внимание обязательно предполагает повышение уровня сенсорной, интеллектуальной или двигательной активности индивида, то есть оно обуславливается деятельностью целой системы иерархически зависимых между собой мозговых структур, но их роль в регуляции разных видов неравномерна. Важная роль внимания не означает, однако, что оно обеспечивает ясное отражение (восприятие, представление, понимание) того, что является его объектом. Внимание обеспечивает лишь относительно большую ясность отражения того, что является его объектом, но и это имеет огромное значение для успеха выполняемой деятельности.
Внимание – это особое состояние сознания, благодаря которому субъект направляет и сосредотачивает познавательные процессы для более полного и четкого отражения действительности. Внимание связано со всеми сенсорными и интеллектуальными процессами. Наиболее заметно эта связь проявляется в ощущениях и восприятиях.
Характеристики внимания:
Устойчивость – длительность привлечения внимания к одному и тому же объекту или к одной и той же задаче.
Концентрация внимания – повышение интенсивности сигнала при ограниченности поля восприятия. Концентрация предлагает не только длительное удержание внимания на объекте, но и отвлечение от всех других воздействий, не имеющих значения для субъекта в данный момент.
Сосредоточенность внимания проявляется в результате концентрации сознания на объекте с целью получения наиболее полной информации о нем.
Распределение внимания – субъективно переживаемая способность человека удерживать в центре внимания определенное число разнородных объектов одновременно.
Переключаемость – это скорость перехода от одного вида деятельности к другому (рассеянность – плохая переключаемость).
Предметность внимания связана со способностью выделять определенные комплексы сигналов в соответствии с поставленной задачей, личной значимостью, актуальностью сигналов и т.д.
Объем внимания характеризуется количеством объектов, на которые может направить и сосредоточить внимание субъект в доли секунды. Определяется объем внимания посредством специальных приборов-тахистоскопов. В одно мгновение человек может обратить внимание только на несколько объектов (от 4 до 6).
studfiles.net
Е.Е. Соколова. Психологическая феноменология (круг феноменов, изучаемых психологами разных школ) : Psychology OnLine.Net
Е.Е. Соколова. Психологическая феноменология (круг феноменов, изучаемых психологами разных школ)Добавлено Psychology OnLine.Net
10.01.2009
Слово «феноменология», вынесенное в заглавие параграфа, означает в данном случае «совокупность феноменов»1. Феномен — философская категория, служащая для обозначения явления, которое постигается в чувственном (иногда говорят «непосредственном») опыте. Феномен противопоставляется «ноумену» — категории, обозначающей сущность вещи, которая, хотя и проявляется в феноменах, не сводима к ним, познается иным — опосредствованным — образом и требует рациональных способов ее осмысления.
Ниже мы рассмотрим шесть групп различных феноменов, которые в разное время попадали в поле зрения психологов.
1. Если спросить новичка в психологии, какими явлениями занимается психология как наука, то он, скорее всего, скажет — психическими и при этом укажет на явления «внутреннего мира», точнее, явления сознания, о которых мы все знаем по собственному опыту и можем отдавать себе отчет. Эти явления представляются многим особенными, качественно отличными, например, от физических или химических явлений (изучаемых соответственно физикой и химией). Ведь физики и химики могут наблюдать одни и те же явления (например, испарение воды при нагревании или покраснение лакмусовой бумажки при помещении ее в кислоту) все вместе, эти явления объективны, т.е. их существование и научное познание не зависят от субъективных переживаний того или иного исследователя2. Психические же феномены представляются, напротив, субъективными, поскольку кажутся открытыми для «непосредственного» познания только тому лицу, который их переживает, тогда как другой человек может составить представление об этих явлениях только в том случае, если сам переживет нечто подобное. Впервые влюбившись в кого-нибудь, подросток думает, что никто никогда не переживал подобного чувства, и может сказать своему товарищу: «Ты никогда не поймешь меня, потому что никогда не любил». Можно, конечно, попытаться описать эти субъективные переживания в дневнике или рассказе; при этом, несомненно, что-то теряется (вспомним тютчевское: «Как сердцу высказать себя?..»), но носитель данных переживаний убежден, что уж он-то лучше всех знает, что творится у него в его внутреннем мире, «в его душе». Поэтому надо (подсказывает нам здравый смысл) научиться описывать свои переживания так, как это делали великие писатели-психологи, знатоки человеческих душ, умевшие заглянуть «вовнутрь» и воссоздать внутренний мир субъекта.
Вспомним, например, описания Л.Н.Толстым переживаний Николеньки Иртеньева, героя повести «Детство», по поводу смерти горячо любимой им матери. Обратим внимание на то, как ребенок во время ее похорон прекрасно различает, что он на самом деле чувствует, а что хочет показать «для других»: «Прежде и после погребения я не переставал плакать и был грустен, но мне совестно вспомнить эту грусть, потому что к ней всегда примешивалось какое-нибудь самолюбивое чувство: то желание показать, что я огорчен больше всех, то заботы о действии, которое я произвожу на других, то бесцельное любопытство, которое заставляло делать наблюдения над Мими и лицами присутствующих. Я презирал себя за то, что не испытываю исключительно одного чувства горести, и старался скрывать все другие; от этого печаль моя была неискренна и неестественна. Сверх того, я испытывал какое-то наслаждение, зная, что я несчастлив, старался возбуждать сознание несчастия, и это эгоистическое чувство больше других заглушало во мне истинную печаль…» [123, 87].
Многие занимавшиеся научной психологией различали, конечно, собственно научное познание внутреннего мира и художественное его осмысление, но тем не менее были убеждены, что психология как наука имеет огромное преимущество перед другими науками: если в других науках сущность (ноумен) изучаемой реальности нужно долго и опосредствованно выявлять через анализ и сопоставление явлений (феноменов), то в психологии изучаемая реальность открыта для непосредственного познания так, как никакая иная (т.е. сущность и явление в психологии совпадают). Так, известный русский психолог Лев Михайлович Лопатин (1855 — 1920) писал: «Мы все познаем через призму нашего духа, но то, что совершается в самом духе, мы познаем без всякой посредствующей призмы. В противоположность явлениям физической природы, явления сознательной душевной жизни (а… только они являются прямым предметом психологического изучения) сознаются нами как они есть» [75, 9— 10].
Многие психологи считали, что для познания явлений сознательной жизни не существует иного метода, кроме метода интроспекции (от лат. introspecto — смотрю внутрь). Интроспекция — это особый тип самонаблюдения, который предполагает наблюдение за своими внутренними переживаниями, происходящее в процессе их осуществления. «Психология не была бы возможна, — писал другой известный русский психолог — Георгий Иванович Челпанов (1862— 1936) в начале XX в., — если бы не было самонаблюдения» [136, 97], и приводил следующий пример, доказывающий это его утверждение. Никто из присутствующих не видит непосредственно чувства печали, которое испытывает некий человек, и лишь по «каплям прозрачной жидкости», текущим из его глаз, по опустившимся углам рта и т.п. присутствующие умозаключают об этом чувстве — и то только потому, что сами когда-нибудь испытывали нечто подобное. Психологов, разделявших подобные взгляды, называли психологами-интроспекционистами.
Данная точка зрения кажется настолько правдоподобной и соответствующей здравому смыслу, что она продержалась в научной психологии довольно долго, несмотря на ее критику (см. историю интроспективной психологии в главе 3). Однако за прошедшее с той эпохи время существенно изменилось само понимание сознания и методов его изучения, хотя мы по-прежнему говорим, что «явления сознания» выступают теми феноменами, которые психолог, безусловно, должен включить в круг изучаемых им явлений, и они изучаются в современной психологии, хотя уже и не с позиций интроспекционизма.
2. Постепенно в психологической науке накапливались факты, говорящие о том, что кроме сознательных явлений, о которых субъект может дать себе отчет, существуют еще бессознательные (неосознаваемые)3 психические процессы. О них субъект может даже не догадываться, но эти процессы играют существенную роль в его поведении и определяют особенности его сознательной психической жизни. Проявления бессознательного психического очень многообразны (в главе 7 мы рассмотрим возможные классификации бессознательных процессов в психологии). Приведем примеры проявлений бессознательного, которые выступают второй (после явлений сознания) областью эмпирического изучения в психологии. Мы заимствуем эти примеры из знаменитой книги «Психопатология обыденной жизни» великого австрийского психолога Зигмунда Фрейда (Freud, 1856—1939), который сыграл огромную роль в разработке путей проникновения в бессознательную сферу нашей психики, создав свое собственное направление в психологии — психоанализ.
З. Фрейд был убежден в том, что в психической жизни не может быть ничего случайного, т.е. ничем не обусловленного: любые ошибочные действия (обмолвки, описки, забывание впечатлений и намерений, закладывание куда-либо предметов и т.п.) являются результатом значимых для субъекта желаний, которые остаются для его сознания скрытыми, и только специальное толкование указанных ошибочных действий (в отдельных случаях весьма трудное и долгое) может открыть их истинный смысл. Здесь уже явление и сущность не совпадают: субъекту кажется, что он хочет одного, тогда как на самом деле оказывается, что он желал совсем другого, чаще всего противоположного.
Один из примеров З.Фрейд заимствовал у своего коллеги доктора В. Штекеля. Тот говорит о себе, что как врач никогда не руководствуется соображениями заработка и всегда имеет в виду лишь интересы больного. Тем не менее оговорка, которую он сделал однажды, открыла его истинные желания. Одна его пациентка, пережившая тяжелую болезнь, наконец выздоравливает. Радостный от того, что ей лучше, В.Штекель расписывает прелести ее будущей жизни и прибавляет: «Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели». Причины этой обмолвки, признается доктор, «очевидно, эгоистический бессознательный мотив — желание дольше лечить эту богатую больную, желание, которое совершенно чуждо моему сознанию и которое я отверг бы с негодованием» [132, 236].
А вот случай из практики самого 3. Фрейда. Первого января он просматривает свою записную книжку, чтобы выписать гонорарные счета больным, встречает в ней июньскую запись о больном под таким-то именем — и не может вспомнить, кто это такой. С большим удивлением он обнаруживает далее, что он лечил этого больного довольно долго и посещал ежедневно. З.Фрейд задается недоуменным вопросом: как и почему он мог забыть, что это был за случай? С большим трудом он наконец вспомнил, что этим больным была 14-летняя девочка, которой он поставил диагноз «истерия» и лечение которой шло первоначально очень даже неплохо. Под влиянием видимого улучшения родители девочки решили, что можно прекратить лечение, хотя у нее еще наблюдались боли в животе (3. Фрейд расценил их как проявления истерии). Но вскоре девочка умерла от саркомы брюшных желез. З.Фрейд, по его собственным словам, «будучи ослеплен шумными, но безобидными явлениями истерии, быть может, не заметил первых признаков подкрадывавшейся неизлечимой болезни» [132, 254]. За последние годы это был самый тяжелый случай из его практики, и немудрено, что он был забыт.
В настоящее время психоанализ не является единственным направлением в психологии, которое занимается изучением бессознательных процессов. Многие школы так или иначе имеют дело с бессознательным, хотя и истолковывают его иным образом, чем это делалось и делается в психоаналитических работах.
Надо, однако, отметить, что явления бессознательной психической жизни не даны нам столь же «непосредственно» в самонаблюдении, как кажутся нам данными явления сознательной психической жизни. До них нужно «докапываться» с помощью особых методов, анализируя, в частности, изменения поведения (см. приведенные выше примеры), сновидения субъекта, которые многие называют измененными состояниями сознания, и т.п. Многие даже считают, что бессознательные психические процессы нельзя, строго говоря, называть явлениями — коль скоро они не даны нам в форме «непосредственно переживаемой нами реальности». Это, скорее, скрытая сущность определенных «лежащих на поверхности» вполне сознательных явлений.
Чтобы снять возможные споры по этому вопросу на данном этапе обучения, отметим, что противопоставление соотносительных философских категорий (в том числе категорий «сущность» и «явление») имеет определенные границы, и одна и та же реальность при решении разных научных задач может квалифицироваться и как «сущность», и как «явление». В настоящем учебнике мы назвали бессознательные психические процессы «психологическими феноменами» с целью подчеркнуть, что с определенного момента они обратили на себя внимание психологов как особая реальность, требующая эмпирического (как бы это эмпирическое ни понималось) изучения.
3. В начале XX в. некоторые американские психологи, не удовлетворенные субъективностью современной им интроспективной психологии, предложили в качестве явлений, которые могут быть изучены объективно, различные формы поведения. Под поведением они понимали все внешне наблюдаемые реакции человека (и животных) на стимулы (раздражители) из окружающей среды. Так возникло мощное психологическое направление, названное бихевиоризмом (от англ. behavio(u)r — поведение). Основатель этого направления Джон Уотсон (Watson, 1878 — 1958) писал: «С точки зрения бихевиоризма подлинным предметом психологии (человека) является поведение человека от рождения до смерти… И поскольку при объективном изучении человека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии» [126, 129-130].
Таким образом, бихевиористы предложили изучать не явления сознания, которые, по их мнению, недоступны объективному исследованию, а феномены поведения, которые могут наблюдаться несколькими психологами одновременно и поэтому изучаться объективно. Тем самым психология вставала в ряд таких наук, как физика, химия и др., переставая быть «на особом положении». Бихевиористы предполагали также, что, изучив закономерности поведения индивида, можно им управлять и формировать в нужном обществу направлении.
Надо отметить, что внешне наблюдаемое поведение, действительно, может многое сказать о человеке. Вспомним, например, одного из персонажей романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени» — Максима Максимыча. Вот он узнает, что подъехавшая коляска — его старого знакомого Печорина: «Ну так!.. Так!.. Григорий Александрович? Так ведь его зовут?.. Мы с твоим барином были приятели, — прибавил он, ударив дружески по плечу лакея, так что заставил его пошатнуться». Вот он ожидает Печорина, а тот все не идет: «Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй и ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве… Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь зубы; я повторил приглашение, — он ничего не отвечал». Вот Максим Максимыч приходит спать: «Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, швырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…
— Не клопы ли вас кусают? — спросил я.
— Да, клопы… — отвечал он, тяжело вздохнув».
Вот, наконец, он увидел Печорина: «Я обернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи… Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки, приклеились ко лбу его; колена его дрожали… он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками: он еще не мог говорить» [71].
Поведение как внешне наблюдаемая реальность, действительно, заслуживает изучения в психологии. Однако далеко не всегда прямое изучение внешне наблюдаемого может помочь психологу в истолковании реальных причин того или иного человеческого поступка. Внешне одно и то же поведение может быть вызвано самыми разными, скрытыми от прямого наблюдения мотивами, поэтому изучение феноменов поведения в современной психологии происходит гораздо более сложными методами, чем в классическом бихевиоризме.
4. В свое время многие ученые обратили внимание и на то, что невозможно понять психологию отдельного человека без понимания особенностей той общественной среды, в которой человек воспитывался, и той культуры, которую человек усвоил. Еще в середине XIX в. об этом говорил К. Маркс, определявший сущность человека как «совокупность (ансамбль) всех общественных отношений». В конце XIX — начале XX в. данные идеи распространились в социологии и этнографии (Э.Дюркгейм, Л.Леви-Брюль и др.). В 20-х гг. XX в. появились психологические направления, для которых эти идеи стали центральными (Л.С.Выготский, А. Н.Леонтьев и др.). Таким образом, в поле зрения психологов попадают различные феномены общественных отношений (экономических, политических, нравственных, религиозных и т.п.), изучаемых кроме психологии множеством других наук. Психологи должны использовать поэтому достижения этих наук в своих целях — для того, в частности, чтобы понять конкретную социальную обусловленность тех или иных особенностей психологии человека. Приведем примеры, иллюстрирующие сказанное.
Известный российский ученый-энциклопедист Ю.М.Лотман, рассматривая правила дуэльного поведения русского дворянина рубежа XVIII и XIX вв., писал, что участник дуэли не властен был остановить ее или изменить что-либо в ней, поскольку дуэль имела своей целью восстановление чести, а для дворянина честь была «основным законодателем» поведения [76]. Характерно, что если вначале, до поединка, дворянин мог не испытывать неприязни к своему противнику (вспомним, например, дуэль Евгения Онегина с Владимиром Ленским из романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин»), то в процессе дуэли ее участник чувствует, как вдруг возникает желание убить противника. В свое время состоялась дуэль А.С.Грибоедова с будущим декабристом Якубовичем. Они стрелялись по правилам так называемой четверной дуэли, согласно которым после противников должны были стреляться их секунданты. Оба — и Якубович, и Грибоедов (они и были секундантами) — не испытывали друг к другу неприязни, о чем они заявили до начала дуэли. Тем не менее она состоялась, и после нее Грибоедов признался (об этом сообщает его современник Н.Муравьев-Карский), что «целился Якубовичу в голову и хотел убить его, но что это не было первое его намерение, когда он на
место стал» [76, 175]. Так действующие в ту эпоху социокультурные нормы — в данном случае дуэльного поведения — могли повлиять на чувства дуэлянтов и на их динамику.
Без включения субъекта в общественные отношения человеческая психика вообще не сформировалась бы. Об этом говорят многочисленные случаи, когда находили детей, воспитывавшихся по разным причинам животными и попавших в человеческую среду слишком поздно (феномен «Маугли»). Они так и не стали людьми — многие из них по-прежнему передвигались на четвереньках, ели сырое мясо, выли на луну и т.п. Однако простое наличие общественной среды прямо не приводит к формированию человеческой психики — ребенка нужно приобщать к общественным ценностям в совместной со взрослым деятельности. «Маугли» могут появляться и сегодня,-если родители не занимаются воспитанием ребенка.
Известный российский психиатр М. И. Буянов приводил такой случай: к нему попал мальчик 6 лет из неполной семьи (отец-пьяница отказался от ребенка еще до его рождения). Мать была тяжело больным человеком и занималась тем, что разводила дома и продавала породистых собак. С четырех месяцев мальчика кормила собака (мать отказывалась его кормить). Он сосал молоко собаки или пил из бутылки, которую опять-таки приносила ему собака. Он ходил за ней на четвереньках, оправлялся, как собака, играл со своей «приемной матерью», брал в рот все подряд. После помещения в детский дом он не выполнял никаких требований персонала, ел землю, сосал палки и т.п. Если мать забирала его домой, опять начиналась его «собачья жизнь». При этом явных признаков какого-либо психического заболевания у мальчика не находили, но полноценным человеком он так и не стал, практически не овладев человеческой речью и не приобретя человеческого опыта [12].
5. Общественные отношения на психологическом уровне проявляются прежде всего в межличностном общении и совместной деятельности, которые опосредствованы различными предметами материальной и духовной культуры (вообще говоря, понятия «общество» и «культура»4 неразделимы). Они также заслуживают внимания психологов. К материальной культуре относят обычно орудия труда, жилища, одежду и т.п., помогающие человеку не только приспособиться к природным условиям, но и овладеть ими, к духовной — прежде всего язык как средство общения и передачи опыта и то «психологическое орудие» (Л.С.Выготский), с помощью которого человек овладевает своими психическими процессами. К духовной культуре относят также регулирующие человеческие взаимоотношения нормы и ценности, произведения искусства, религиозные представления и обряды и др. Надо отметить, однако, что разделение культуры на материальную и духовную носит условный характер. Как справедливо заметил один из i современных авторов, А.С.Кармин, «вся культура в целом духов на, потому что она есть мир смыслов, т.е. духовных сущностей» [43, 317], и в то же время она вся в целом материальна, «потому что представлена, «материализована» в чувственно воспринимаемых кодах, в знаках и текстах» [там же]. Поэтому под материальной культурой он предлагает понимать «знаковую оболочку» всякой культуры, т.е. объективные, материальные формы выражения культурных смыслов.
Зачем психологу обращаться к изучению предметов материальной и духовной культуры? Потому что в них «опредмечены» человеческая деятельность, человеческие представления о мире, его переживания и размышления, его желания и стремления. Совокупность всех созданных человечеством предметов выступает, по образному выражению К.Маркса, чувственно представшей перед нами человеческой психологией [82]. Возьмем, к примеру, средневековую архитектуру, в которой в специфической форме воплощались представления человека Средних веков о мировом порядке и которая, как отмечал П.Бицилли, выполняла одну из важнейших функций Церкви — просветительство: «Готический собор, со своими сотнями и тысячами статуй, барельефов и рисунков, изображающих… всю земную жизнь с ее будничными заботами и повседневными трудами… всю историю человечества от грехопадения до Страшного Суда, является великой энциклопедией, «библией для неграмотных»» [цит. по.: 115, 63]. Даже подверженность тем или иным оптико-геометрическим иллюзиям зависит от культуры, в которой человек живет. Оптико-геометрическими иллюзиями называются зрительные иллюзии, которые возникают у многих людей при восприятии специально подобранных фигур, углов и линий. Примерами являются иллюзия Ф. Мюллера-Лайера (две одинаковые по длине стрелки с разным оперением — внутрь и наружу — кажутся, как правило, разными по длине — вторая больше), горизонтально-вертикальная иллюзия (одинаковые по длине линии, составляющие срединный перпендикуляр, кажутся, как правило, неравными: вертикальная линия воспринимается длиннее горизонтальной). Люди, выросшие в западном «прямоугольном» мире (т.е. с упорядоченными прямоугольными объектами, прямыми линиями и т.п.), больше подвержены, например, иллюзии Мюллера-Лайера, чем живущие в ином — «непрямоугольном» мире [49]. Примеры воплощения человеческих смыслов в формах духовной культуры (языке, искусстве и т.п.) будут приведены нами ниже, при рассмотрении задач различных отраслей психологии.
6. Наконец, в поле зрения психологов попадают различные психосоматические явления (внешне-телесные и физиологические процессы, выражающие в той или иной форме психические состояния). Говорят, М.И.Кутузов следовал при подборе офицеров на должности младшего командного состава следующему правилу: ввести офицера в реальный бой и посмотреть, каким будет его лицо во время этого боя. Если лицо бледнеет — значит, человек испытывает страх и его брать на должность командира нельзя; если краснеет — значит, человек, по выражению А. С. Пушкина, испытывает «упоение в бою и бездны мрачной на краю» и поэтому вполне пригоден для командной должности. Научную основу под это житейское наблюдение подвел крупнейший отечественный психофизиолог Е. Н. Соколов: он установил, что покраснение лица (т.е. расширение кровеносных сосудов головы) является признаком ориентировочного рефлекса, тогда как бледность лица (сужение сосудов) говорит о наличии оборонительного рефлекса [108]. В настоящее время психология располагает широким арсеналом различных методик оценки психологического состояния человека по показателям его физиологических реакций, о чем можно узнать из соответствующего курса психофизиологии.
Таким образом, мы перечислили те феномены, которые так или иначе попадали в разное время и в разных школах в поле зрения психологов и выступали предметом эмпирического (опытного) изучения. Правда, одни психологи не признавали, скажем, феноменов бессознательной психической жизни (интроспекцио-нисты), а другие не считали возможным эмпирически изучать сознание (бихевиористы), при исследовании одной и той же реальности могли использоваться принципиально разные методы, принимаемые одной школой и отвергаемые другой, поэтому до сих пор многие психологические школы не могут согласовать свои концепции друг с другом.
С нашей точки зрения, во всех этих столь разнородных на первый взгляд феноменах есть нечто общее — все они представляют собой проявления, формы существования и/или результаты человеческой5 деятельности. В следующем параграфе мы подробнее раскроем это положение, а также приведем краткие определения понятия «деятельность» и других связанных с ним понятий.
- Это же слово имеет и другие значения; чаше всего им называется философское направление XX в., создателем которого был немецкий философ Э.Гуссерль.
- Здесь мы даем самое распространенное (главным образом, в естественных науках и в обыденной жизни) определение понятий «объективное» и «субъективное»; существуют и иные определения этих понятий (см. ниже).
- В настоящем учебнике термины «бессознательное» и «неосознаваемое» используются чаще всего как синонимы (за исключением специально оговоренных случаев).
- Определений культуры в настоящее время бесчисленное множество; один из авторов насчитал таковых около 500 [43]. В целом под культурой понимается «вторая природа», т.е. все созданное человечеством — материальные и духовные «вещи», совокупность всех видов человеческой деятельности, обычаев, верований и т.п. Культура фиксирует, таким образом, приобретения человечества в процессе его общественного развития и передает их от поколения к поколению.
- Здесь мы говорим о человеческой деятельности как главном объекте психологического изучения; однако у животных есть свои специфические формы деятельности, которые изучаются в зоопсихологии и сравнительной психологии.
www.psychology-online.net