Психология декарт – Рене декарт — психология

11. Психологическая концепция р.Декарта.

Рене Декарт: рефлексы и «страсти души».

Он ввел понятие рефлекса (сам термин появился позже), став шее фундаментальным для физиологии и психологии.

Здесь мы снова сталкиваемся с принципиальным для понимания прогресса научного знания вопросом о соотношении теории и опыта (эмпирии). Достоверное знание об устройстве нервной системы и ее функциях было в те времена ничтожно. Декарту эта система виделась в форме «трубок», по которым проносятся легкие воздухообразные частицы (он называл их «животными духами»). По декартовой схеме внешний импульс приводит эти «духи» в движение и заносит в мозг, откуда они автоматически отражаются к мышцам. Когда горячий предмет обжигает руку, это побуждает человека ее отдернуть: происходит реакция, подобная отражению светового луча от поверхности. Термин «рефлекс» и означал отражение.

Реакция мышц – неотъемлемый компонент по ведения. Поэтому декартова схема, несмотря на ее умозрительный характер, стала великим открытием в психологии. Она объяснила рефлекторную природу поведения без обращения к душе как движущей телом силе.

Она действует по своим законам и «механическим» причинам; их знание позволяет людям властвовать над собой. «Так как при некотором старании можно изменить движения мозга у животных, лишенных разума, то очевидно, что это еще лучше можно сделать у людей и что люди даже со слабой душой могли приобрести исключительно неограниченную власть над своими страстями», – писал Декарт. Не усилие духа, а перестройка тела на основе строго причинных законов его механики обеспечит человеку власть над собственной природой, подобно тому, как эти законы могут сделать его властелином природы внешней.

Одно из важных для психологии сочинений Декарта называлось «Страсти души». Это название следует пояснить, так как и слово «страсть», и слово «душа» наделены у Декарта особым смыслом. Под «страстями» подразумевались не сильные и длительные чувства, а «страдательные состояния души» – все, что она испытывает, когда мозг сотрясают «животные духи» (прообраз нервных им пульсов), которые приносятся туда по нервным «трубкам». Иначе говоря, не только мышечные ре акции (рефлексы), но и различные психические со стояния производятся телом, а не душой. Декарт набросал проект «машины тела», к функциям которой относятся «восприятие, запечатление идей, удержание идей в памяти, внутренние стремления…»

Душе предназначено иметь самое прямое и достоверное, какое только может быть у субъекта, знание о собственных актах и состояниях, не видимых более никому; она определяется единственным признаком – непосредственной осознаваемостью собственных проявлений, которые, в отличие от явлений природы, лишены протяженности.

Это существенный поворот в понимании души, открывший новую главу в истории построения пред мета психологии. Отныне этим предметом становится сознание. Сознание, по Декарту, является началом всех на чал в философии и науке. Следует сомневаться во всем – естественном и сверхъестественном. Однако никакой скепсис не устоит перед суждением: «Я мыслю». А из этого неумолимо следует, что существует и носитель этого суждения – мыслящий субъект. Отсюда знаменитый декартов афоризм «Cogito, ergo sum» («Мыслю – следовательно, существую»). Поскольку же мышление – единственный атрибут души, она мыслит всегда, всегда знает о своем психическом содержании, зримом изнутри; бессознательной психики не существует.

Позже это «внутреннее зрение» стали называть интроспекцией (видением внутрипсихических объектов-образов, умственных действий, волевых актов и др.), а декартову концепцию сознания – интроспективной. Впрочем, как и представления о душе, претерпевшие сложнейшую эволюцию, понятие о сознании, как мы увидим, также меняло свой облик. Однако сначала оно должно было появиться.

Изучая содержание сознания, Декарт приходит к выводу о существовании трех видов идей: идей, порожденных самим человеком, идей приобретенных и идей врожденных. Идеи, порожденные человеком, связаны с его чувственным опытом, являясь обобщением данных наших органов чувств. Эти идеи дают знания об отдельных предметах или явлениях, но не могут помочь в познании объективных законов окружающего мира. Не могут в этом помочь и приобретенные идеи, так как они являются тоже знаниями лишь об отдельных сторонах окружающей действительности. Приобретенные идеи основываются не на опыте одного человека, а являются обобщением опыта разных людей, но лишь врожденные идеи дают человеку знания о сущности окружающего мира, об основных законах его развития. Эти общие понятия открываются только разуму и не нуждаются в дополнительной информации, получаемой от органов чувств.

Такой подход к познанию получил название рационализма, а способ, при помощи которого человек открывает содержание врожденных идей, рациональной интуицией. Декарт писал: «Под интуицией я разумею не веру в шаткое свидетельство чувств, но понятие ясного и внимательного ума, настолько простое и отчетливое, что он не оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим».

Тело влияет на душу, пробуждая в ней «страдательные состояния» (страсти) в виде чувственных восприятий, эмоций и т.п. Душа, обладая мышлением и волей, воздействует на тело, понуждая эту «машину» работать и изменять свой ход. Декарт искал в организме орган, с помощью которого эти несовместимые субстанции все же могли бы общаться. Таким органом он предложил считать одну из желез внутренней секреции – шишковидную (эпифиз).

Освобождение живого тела от души было поворотным событием в научных поисках реальных причин всего, что совершается в живых системах, в том числе возникающих в них психических эффектов (ощущений, восприятий, эмоций). При этом у Декарта не только тело освобождалось от души, но и душа (психика) в ее высших проявлениях становилась свободной от тела. Тело может только двигаться, душа – только мыслить. Принцип работы тела – рефлекс. Принцип работы души – рефлексия (от лат, «обращение назад»). В первом случае мозг отражает внешние толчки; во втором – сознание отражает собственные мысли, идеи.

studfiles.net

9. Психологические воззрения р. Декарта.

Рене Декарт впервые дал критерий отличия психических процессов от “жизненных”, физиологических, которые обеспечивают организму поддержание его существования и что Аристотель называл “растительной душой”. Это философ 17 века. Знаменитая его фраза “Мыслю, следовательно, существую”.

Фактически с Декарта начинается отсчет психологии как “науки о сознании”. Сомнение в истинности оснований наук подвинули Декарта на поиск наиболее достоверных оснований познания различных предметов и, в частности, собственной души. Декарт первым предложил использовать скептицизм в качестве инструмента исследования. Его скептицизм – не учение, а метод.

—Человеку, исследующему истину, необходимо хоть один раз в жизни усомниться во всех вещах — насколько они возможны.

-Мы должны также считать все сомнительное ложным.

По Декарту, наше сомнение и мышление — самое достоверное из всех вещей на свете. Критерий достоверности: ясное и отчетливое восприятие (в других местах — осознание, сознание) того, что происходит в человеке, его непосредственное восприятие своего мышления. Мышление Декарт понимает очень широко, поэтому имеется в виду фактически любая психическая деятельность, которая осознается.

С Декарта идет величайшее заблуждение психологии… Этим заблуждением было утверждение, что иметь некий психический процесс и осознавать его можно одновременно, что нет неосознаваемых психических процессов.

Осознание собственной психической деятельности — это та первая истина, которую мы вообще имеем в познании. Декарт дал критерий отличия психических процессов от непсихических, но обеспечивающих жизнедеятельность, как бы мы сейчас сказали, физиологических процессов. Он состоим в том, что психические процессы мы осознаем, тогда как физиологические — нет. Одновременно с этим он сузил психическую реальность до сознания, не признавая наличия бессознательных психических процессов, которые, являясь не физиологическими, а психическими, тем не менее, не осознаются. Вместе с тем он открыл путь для эмпирического изучения осознаваемых психических процессов, основные приемы которого будут сформулированы в последующем развитии психологии. Этот путь был путем непосредственного самонаблюдения своих переживаний.

Душу, Декарт считал субстанциональным носителем психических процессов. Декарт ставит психофизическую проблему, т. е. проблему отношения души и тела. У Декарта это две абсолютные противоположности. У Декарта существует фактическое соединение двух субстанций в человеке. Животные лишены души вообще, ибо у них нет сознания. Он впервые объясняет физиологические процессы (питания, размножения, дыхания и т. д.) не вмешательством особых функций души, а чисто телесными (материальными) причинами. Т. о. Декарт считает тело машиной, работа которой подчиняется вполне материальным законам и не нуждается в привлечении души. Все движения мышц, как и все ощущения, зависят от нервов, представляющих собой как бы маленькие ниточки или узенькие трубочки, идущие от мозга и содержащие, подобно ему, некий воздух, или очень нежный ветер, называемый животными духами. Благодаря животным духам, осуществляются все телесные процессы в организме.

Деятельность души, по Декарту, связана с некой железой в головном мозгу. Т. о., человеческие страсти (эмоции) имеют две стороны:

душевную и телесную. Победить страсти можно интеллектуально, т. е. знанием истины, осознанием последствий того бегства при появлении страшного предмета.

Т. о. Декарт говорил о том, что существует два начала: материальное – тело и духовное – душа, т. К. душа и тело влияют друг на друга. Тело – механизм, т. К. действует по принципу механизма, Декарт ввел представление о рефлекторной дуге. Душа – обладает свойством мышления. У животных есть только чувства – это механизмы. Жизнь души – это жизнь идей. Откуда берутся идеи? (один из центральных вопросов).

Существуют врожденные идеи (интуиция, что нельзя доказать), например, идея бога, идея числа, идея соотношения. Нравственные законы. Основывать наши знания следует на врожденных идеях.

Связь между душой и телом очевидна – это страсти («страсти души»).

Декарт методолог (учение о методе познания). Как правильно строить свои рассуждения? Одно из правил Декарта: в познании нужно идти от простого к сложному.

studfiles.net

История психологии: Рене Декарт — часть 1

Наша сегодняшняя лекция будет посвящена рассмотрению философии Рене Декарта и ее значения для истории психологии. Декарт — мыслитель очень важный, с него начинается практически вся новоевропейская традиция и в психологии, и в философии. Для психологии он — фигура ключевой значимости, потому что он выделил психику, сознание как особый предмет рассмотрения — предмет, который можно рассматривать независимо как от тела, так и от сферы духовного, богословских разысканий. Этим был обусловлен прорыв в понимании психики. Психика становится предметом самостоятельного рассмотрения. А с другой стороны, как говорил человек, который учил меня философии и переводу, Виталий Львович Махлин, профессор, один из лучших специалистов по Бахтину, всякий прорыв — это одновременно провал. Провал здесь можно видеть, в частности, в том, что крайне проблематичным становится понимание связи психики и тела. Психология оказывается после Декарта во многом не только психологией без души как метафизической сущности, о чем любят порой говорить психологи, но она становится в каком-то смысле и психологией без тела. Конечно, Декарт ставит проблему взаимодействия и связи души и тела, но он ставит ее так, что становится невозможным рассматривать телесность психических переживаний как таковых. Психика и тело, по Декарту, это две отдельные друг от друга сущности, а отнюдь не нечто единое, не два полюса или две стороны единого целого, как их позже будет мыслить Спиноза.

Тело для Декарта — это машина, работающая по принципу рефлекса, душа же — вещь мыслящая. Между ними нет и не может быть ничего общего, они внеположны друг другу и воздействуют друг на друга извне. И хотя Спиноза сделает ход в сторону понимания единства души и тела, идущее от Декарта их обособление и разделение окажется для истории психологии последующих двух веков более влиятельным. Более того, даже в современной теоретической психологии проблема телесности психического не находит четкой постановки и разрешения, при том, что в практических подходах эта проблема осознается и появляются различные формы работы вроде телесно ориентированной терапии. На практическом уровне психологи пытаются работать с телом, пытаются понять, обозначить связь души и тела, но на теоретическом уровне — хотя в эту сторону делались очень сильные ходы философами, работавшими на границе философии и психологии, в частности М. Мерло-Понти, — в психологии эта проблематика, проблематика телесности душевной жизни, до сих пор разработана далеко не достаточно. Она все еще ждет тех ученых, которые могут сказать здесь новое слово в психологической науке. Завязку такого положения дел мы видим уже у Декарта.

Но прежде чем мы ближе подойдем к рассмотрению психологических идей Декарта, к разговору о том, как он выделяет сферу сознания, которая отождествляется у него с психикой, скажем несколько слов о его биографии, которая очень важна для понимания его творческого пути. Рене Декарт родился в 1596 году во Франции, в аристократической французской семье, и, когда достиг того возраста, когда ребенка отдают в школу, был отдан родителями в очень престижный колледж Ла Флеш, колледж, которым заведовали иезуиты. Франция в это время католическая страна, оставшаяся католической, в отличие, скажем, от ставшей в целом протестантской Германии. И орден иезуитов во Франции этого времени весьма и весьма влиятелен. В колледже Ла Флеш учились многие дети французских дворян. Обучение наукам в нем велось с ориентацией на схоластическую традицию.

Схоластика — это тот род науки, который развивается уже начиная с IX века н. э., когда в Европе при монастырях начинают массово появляться школы. В IX веке, после достаточно долгого периода, который иногда называют «темными веками», периода после падения Рима, когда грамотность, письменная культура во многом была потеряна, начинают появляться и распространяться школы, поскольку растет потребность в грамотных людях, которые могли бы читать книги, в том числе богослужебные. Человек, конечно, многое может воспринять на слух, выучить наизусть; даже если он священник, он может по памяти вести богослужение; но все же для каких-то более сложных вещей, например для составления службы, нужно быть грамотным. Ведь каждая служба составляется достаточно сложным образом, с учетом того, память какого святого в этот день празднуется, какой Великий праздник пришелся на этот день. Календарь устроен так, что службы почти не повторяются: есть устойчивые места, есть переменные, — и чтобы составить службу, нужно очень хорошо разбираться в канонических правилах ее составления, нужно уметь читать, нужно обязательно быть грамотным и понимать довольно сложное и интересное устройство богослужения. И вот при монастырях появляются школы, в них люди начинают учиться грамотности, одновременно им стараются дать начатки научных знаний. При этом собственно научная линия, поначалу будучи лишь составляющей школьной дидактики, крепнет, расширяется, и наступает время, когда ей становится тесно в рамках монастырей, возникают университеты, как самостоятельные учебные заведения, хотя во многом несущие на себе печать монастырских уставов. К примеру, университетский профессор, преподаватель был обыкновенно не женат. Подобно тому как монах посвящает свою жизнь молитвенному подвигу, профессор посвящает свою жизнь исканию истины на путях науки.

Как же строится развивающаяся в это время наука? Она строится на вполне четкой и богословски обоснованной логике. Собственно, что или кто является для христианина источником истины, истинного знания о человеке, о мире? Конечно, Тот, Кто создал мир и человека, Творец человека, Творец мира, поэтому наиболее чистое, истинное знание человек сможет получить именно от Творца, от Бога. Но как он может получить это знание? Можно сказать, что есть два основных пути его получения: 1) получение знания на основе слова Божия, на основе Священного Писания, которое признается Богодухновенным текстом. Чтение Писания открывает человеку понимание мира и понимание самого себя; и 2) другой путь — это путь Богообщения, молитвенного Богообщения, когда Бог открывает себя человеку.

Священное Писание, конечно, доступно всем. Но при этом католическая Церковь настаивает на том, что правильное понимание Св. Писания требует жизни в традиции, опосредования церковной традицией, к которой человек принадлежит. В этом смысле революционным шагом будет заявление Лютера о понятности Св. Писания самого по себе, без опосредования традицией. И с другой стороны, молитвенный подвиг. Здесь тоже не все так просто, потому что человек в этом опыте всегда рискует или неверно понять то, что Бог хочет ему открыть, или совершить подмену, приняв за Откровение плоды собственных переживаний, приняв собственные состояния за встречу с Богом, за Божественную благодать.

Поэтому здесь более достоверными источниками считаются труды тех, кого Церковь признает святыми, т.е. тех, кого Церковь признает приблизившимися к высоте и чистоте христианской жизни и потому гораздо меньше вносящих своих искажений в то, что открывает им Бог, гораздо прозрачнее передающих то, чему Бог хотел их научить, в своих трудах. И вот отсюда возникает логика опоры на авторитеты в схоластической традиции. Человек имеет разум. И великие схоласты — тот же Фома Аквинский — не отрицают, что разум дан человеку для познания истины, что человек может и должен пользоваться своим разумом, доискиваясь до истины. Но, пользуясь разумом, человек может и совершать ошибки. Суждения разума следует проверять, они должны выдерживать проверку авторитетом, словом Св. Писания, словом Св. Отцов. И если выводы, которые делает разум, расходятся со Св. Писанием или теми суждениями Св. Отцов, которые признаются всей Церковью не как их частное богословское мнение (что в принципе тоже возможно), а как учение Церкви, тогда человек должен проверить свои суждения. Ведь правильно мыслящий разум как способность, данная Богом, не может приходить к выводам, отличающимся от того, что Бог открывает через Св. Писание или через Св. Отцов. Схоластическая логика предполагает, таким образом, постоянную проверку суждений разума внешними по отношению к разуму суждениями авторитетов.

С другой стороны, уже достаточно рано обнаружилось, что есть случаи, когда, как кажется, Св. Писание и Св. Отцы противоречат самим себе и друг другу. Пьер Абеляр, мыслитель XII века, с трагично сложившейся судьбой, если иметь в виду их любовь с Элоизой, пишет целую книгу, в которой ставит вопрос ребром. Он выписывает из Св. Писания друг напротив друга, в два столбика, места, которые кажутся противоречащими друг другу. И перед схоластикой встает вопрос — как относиться к такого рода случаям? Схоластика отвечает на это следующим образом. Бог не может противоречить Сам Себе. Значит, эти противоречия мнимые и происходят из нашего разума, который видит противоречие там, где следует говорить скорее о взаимодополнении, о том, что имеются в виду несколько разные аспекты, несколько о разном идет речь в одном и в другом месте. Соответственно, развивается практика согласования авторитетов, авторитетных мест — практика, которая позволяет в таких случаях показывать, что противоречие лишь мнимое. Это достаточно сложно разработанный способ мысли, предполагающий, что если два авторитетных текста друг другу, как кажется, противоречат, то нужно поставить под вопрос не эти тексты, а собственный разум. Должно быть поставлено под вопрос то, правильно ли разум трактует эти тексты. И в итоге должна быть создана такая оптика, в которой эти суждения могут быть увидены как дополняющие друг друга, а не как друг другу противоречащие.

И вот Декарт учится в колледже схоластической науке, но при этом он обнаруживает незаурядную любознательность и увлеченно занимается естественнонаучными работами, увлеченно их читает. Тем более что для чтения у Декарта оставалось времени больше, чем у других учеников колледжа, потому что у него было слабое здоровье и многие общеобязательные мероприятия, которые были в колледже, ему разрешалось пропускать. Это, с одной стороны, давало ему возможность более поздно вставать, и Декарт уже тогда, с юности, привык, проснувшись, вставать не сразу, а размышлять, лежа в кровати. Он сохранил эту привычку фактически до конца дней, и часто очень хорошие в философском плане мысли приходили ему во время утренних размышлений. И когда он изменил этой привычке, это закончилось для него трагически. Шведская королева Кристина пригласила его преподавать ей философию, но королева вставала рано, и Декарт был вынужден ранним шведским утром, достаточно влажным, холодным, идти преподавать королеве. Как настоящий дворянин, он не мог себе позволить отказать столь высокопоставленной даме в ее просьбе или сказать: «Ваше Величество, мне это неудобно, давайте перенесем занятия на более позднее время». В итоге он простудился, заболел, и эта болезнь оказалась смертельной. Он умер довольно рано, в возрасте пятидесяти четырех лет, в 1750 году.

Наряду с этой привычкой размышлять, лежа в постели, Декарт с юности проявил незаурядную тягу к знаниям, и то свободное время, которое у него было, он проводил в библиотеке. Он читал сочинения по преимуществу научного характера, и, вот, читая их, он обнаруживает, что в них нет единства мнения, что разные авторы высказывают об одном и том же предмете вещи, не совместимые друг с другом. Оказывалось, что физика, астрономия и другие науки того времени — это не цельные здания наук, а скорее многоголосица разных мнений, не состыковывающихся друг с другом. Казалось бы, для ученика иезуитского колледжа эта ситуация не нова. Если бы Декарт просто действовал согласно тем интеллектуальным навыкам, которые прививали ему в колледже, он очень легко мог бы разрешить эту трудность. Конечно, он владел умением согласовывать авторитеты, он был хорошим учеником, его нельзя упрекнуть в неумении это делать. Пойди он этим путем, он поставил бы под вопрос свой собственный разум: «Вот такие научные светила, величины пишут об этом вопросе, но они как будто противоречат друг другу. Надо как-то попытаться посмотреть на это так, чтобы это противоречие оказалось мнимым». Но Декарт занимает здесь принципиально иную метафизическую позицию, нежели схоластическая наука, он стоит на другом основании. Декарт как бы говорит: «Если мой разум удостоверяет меня в том, что я здесь вижу противоречие, то я должен реально признать существование этого противоречия». Декарт настаивает на том, что разум человека, «естественный свет разума», как он называет его, не имеет по отношению к себе никаких внешних критериев, которые могли бы служить проверкой самого этого разума. Потому что и в правильности любых внешних критериев разум будет удостоверяться только посредством самого себя. Тем самым Декарт совершенно переворачивает прежний способ познания, он радикально порывает с тем способом познания, который был характерен для схоластической науки Средних веков, когда разум постоянно проверял себя авторитетным словом, источник которого — Бог — признавался превышающим человеческий разум, мыслящим несоизмеримо полнее, чем человек. Декарт делает ставку на разум сам по себе, он первым из великих европейских мыслителей провозглашает автономию человеческого разума. И именно такая автономия разума сделает возможной построение всего здания новоевропейской науки.

В современной ему науке Декарт фиксирует отсутствие единства. Наука еще не представляет собой единого здания, и необходимо это здание выстроить. Но всякое здание должно быть построено на хорошем фундаменте. И Декарт начинает искать этот фундамент. Декарт начинает искать нечто такое, на чем можно твердо построить познание мира и познание человека, и он говорит, что это основание должно быть чем-то, что дано нам с непререкаемой истинностью, т.е. для нашего разума является чем-то таким, в чем разум не способен усомниться. Истинное здесь значит несомненное, т.е. то, что дано разуму так, что он не может не только найти реальные альтернативы тому, что он мыслит, но не может даже гипотетически предположить в качестве возможной какую-либо альтернативу этому. Если мы можем дать какое-то объяснение тем или иным вещам, но разуму представляется возможным еще одно, альтернативное, объяснение этому, то и первое, и второе объяснения не являются несомненными. Они являются двумя возможными версиями одного и того же. Все, в чем мы можем таким образом, приведя равно возможную альтернативу, усомниться, не может служить нам прочным фундаментом. Мы будем тогда строить на гипотетическом основании. Мы выбираем тогда одну версию происходящего, но возможна и вторая, а может быть, и третья, и четвертая, и т. д. Декарт же хочет найти такое основание, которое будет абсолютно несомненным, по отношению к которому не будет никаких альтернатив.

И вот он начинает поиск такого прочного основания для построения всего здания наук. Он ведет этот поиск довольно долго. Декарт — не тот философ, который очень быстро обретает нужную мысль. Более того, у него очень интересный и не вполне обычный для философов способ мышления и отношение к нему. Декарт писал о том, что он не так часто попадает в пространство чистой философской мысли, что один-два дня в месяц, быть может, он может посвятить занятиям философией. В остальное время он предпочитал заниматься вещами более практическими. Декарт занимался и политикой, и разными науками: он был математиком, физиком, физиологом, а также увлекался изготовлением оптических приборов. Если Спиноза будет зарабатывать на жизнь шлифовкой оптических стекол, то для Декарта это было просто одно из увлечений; и, кстати, оптические приборы, изготовленные Декартом, очень ценились, считались очень хорошими.

Так вот, Декарт далеко не всегда занимался философией. Философия для него — это совершенно особый опыт познания, опыт, который ведет к постижению истин, несомненных истин, тогда как наука работает уже в пространстве, разомкнутом философской мыслью. Наша же повседневная жизнь по преимуществу состоит из вещей, которые мы знаем как достоверные, но которые мы не можем насквозь продумать как философы, которые не могут быть исчерпаны мыслью. И Декарт это очень хорошо понимал; мы видим это, к примеру, в письме к принцессе Елизавете, в котором он пишет о связи души и тела, что мы знаем эту связь, знаем опытно (мы легко переходим от намерения что-то сделать к действиям или от изменений, идущих в теле, связанных с работой наших рецепторов, к осознанию того, что мы видим, слышим или осязаем), но помыслить ее ясно и отчетливо, как философы, мы не можем.

Так вот, Декарт начинает философский поиск того, что могло бы быть положено в основание науки, и он ищет это основание весьма упорно. На время он даже отказывается от чтения книг. Он говорит, что не желает читать никаких книг, кроме великой книги мира и книги собственного разума. И постепенно в своем поиске он подходит к тому мысленному эксперименту, который позже описывал в своих трудах. Он решается попробовать усомниться во всем, в чем в принципе можно усомниться. И тогда, думает Декарт, может быть, обнаружится что-то такое, в чем усомниться невозможно. И он начинает развивать свое методическое сомнение. Он начинает пытаться усомниться в самых несомненных вещах, в тех, в которых, казалось бы, традиционно философы не склонны были даже и сомневаться. Вот он сидит в своей квартире, греется у камина и начинает думать: а могу ли я усомниться в том, что все эти вещи, которые меня окружают, этот огонь, который горит передо мной, действительно существуют? Известен ответ на этот вопрос, к примеру, стоиков. Они сказали бы: «Да, конечно. Почему? Потому что наше восприятие этих вещей не подчиняется нашему произволению. Мы не можем, глядя на стену, увидеть ее как окрашенную в другой цвет, сколько бы ни смотрели. Вот эту желтую стену синей мы не увидим, мы можем вообразить ее синей, но увидеть не можем. Здесь имеет место нечто такое, что от нас не зависит. Значит, — сказали бы стоики, — это поистине есть. Это существует на самом деле, независимо от нашего произволения». Но Декарт изобретает очень оригинальный ход и как бы говорит: «А ведь я могу усомниться в том, что все это есть. Почему? Потому что, — говорит Декарт, — у меня есть опыт сновидений. Каждую ночь или время от времени я вижу сон, и, пока я не проснулся, я совершенно уверен, что все, что мне снится, оно реально есть. Только проснувшись, я понимаю, что это был сон. Но кто сказал, что то, во что я просыпаюсь, не является еще одним слоем сна?» Ведь даже во сне бывают вложенные сновидения, когда засыпаешь — и во сне тебе снится, что ты ложишься спать, тебе снится сон, потом из этого сна ты просыпаешься в первый сон и потом только в бодрствование. Не помню точно, были ли у Декарта такие сны. Но как бы то ни было, даже в плане сна это вполне возможное явление. Почему же невозможно тогда предположить, что то, что мы видим вокруг себя, нам точно так же снится? И кто знает, не проснемся ли мы когда-нибудь во что-то иное? Это неизвестно. Точно так же и тело, которое мы здесь считаем своим, оно также может быть телом внутри сновидения, говорит Декарт. Когда нам снится сон, мы можем вполне телесно действовать, даже летать. Но то тело, которое нам снится во сне, это другое тело, чем то, которое лежит на кровати. Это тело, видимое во сне. Кто знает, говорит Декарт, не является ли наше тело и то, что мы считаем явью, лишь неким сном, который снится нам с продолжениями изо дня в день. В принципе сон «с продолжениями» тоже вещь возможная, ничего в этом сверхъестественного нет.

Похожие психологические статьи:

bysolo.ru

1.3 Декарт и два подхода к психологии. История психологии

1.3 Декарт и два подхода к психологии

Никто из тех, с кем связывают начало новой эпохи в истории европейской мысли, не пользуется большей известностью, чем Рене Декарт (Rene Descartes, 1596–1650). Исследования историков показали, тем не менее, что связь воззрений Декарта со средневековой философией была намного более тесной, чем признавал он сам и его последователи. Как бы то ни было, изучение трудов Декарта остается средством оценки того, в какой степени знание, возникшее за последние несколько столетий, отличается от существовавшего ранее, и насколько далеко продвинулось за это время исследование самого разума. Декарт был типичным интеллектуалом первой половины XVII в. Как и другие, он опасался, что разрушение прочно укорененных верований и убеждений уже привело к опасному скептицизму в отношении к знанию. Это может показаться нам знакомым: в эпоху резких перемен люди настойчиво ищут источник абсолютной определенности и уверенности. Декарт искал новые определенные и точные основания для всего того, что мы можем знать о мире; важно отметить, что образцом точности и определенности для него была математика. Оставалось, однако, неясным, возможно ли изучать человека с той степенью точности, какая присутствует в математических доказательствах, поэтому неудивительно, что философия Декарта, вместо того чтобы стать новым синтезом знаний, породила новые споры.

Декарт вел жизнь независимого исследователя, и большая ее часть прошла в «Нижних странах» (нынешних Нидерландах и северной Бельгии), где он мог публиковать свои труды без тех притеснений, которым подвергались свободомыслящие люди в его родной Франции. Стремясь найти основания точному знанию, Декарт пришел к выводу, что познание бывает трех видов: познание Бога, материи и разума. Природный мир, в том числе животные и растения, состоит, как полагал Декарт, исключительно из материи, представляющей собой протяженную субстанцию в движении. Отметим, что в соответствии с этим представлением о природе все в ней определяется пространственными величинами и движением материи, а значит подлежит измерению и вычислению. Если природу можно представить в количественном виде, то нам доступно и точное знание о ней, — доказывал современник Декарта Галилео Галилей (Galileo Galilei, 1564–1642) в своей новой науке о движении. Тем самым Декарт заложил философские основания современной физики — науки, стремящейся к познанию мира как системы, в которой все обусловлено движением материи. Декарт, а с ним и физическая наука в целом устранили из картины мира неточные и количественно не выразимые понятия, такие как «душа» или «форма», которые для нового образа мышления стали попросту ненаучными.

Как мыслителю Декарту была присуща рефлексия, и он понимал, что за пределами созданной им механистической картины физического мира осталось нечто, — а именно, его собственное мышление. Любое описание знания должно включать некоторое представление о том, в чем заключается познание, и на какой объект оно в действительности направлено. Не сомневаясь, что он является мыслящим существом, Декарт полагал: в состав мира входит не только материя, но и разум, и разум этот представляет собой мыслящую субстанцию, не протяженную в пространстве, неподвижную и не описываемую количественно. В итоге он пришел к идее о том, что помимо Бога в мире существуют два рода вещей — материя и разум, отмеченные абсолютно противоположными свойствами: если материя характеризуется механическим движением, то разум — способностью мыслить. Это и есть так называемый картезианский дуализм (от Cartesius — латинизированного имени Декарта). Как способ мышления он был ясен, задавая при этом четкую программу исследований в области физических наук, ориентированную на математический анализ физического мира. Но дуалистическая философия была неубедительной.

Дуализм неубедителен потому, что даже если считать, что материя и разум не имеют ничего общего, в мироздании все равно найдется одно такое место, где они существуют и действуют вместе. Это «место» — человек. Согласно Декарту, отличие человеческого существа от остального мира состоит в том, что оно обладает и телом, и разумом (или душой — Декарт использовал латинский и французский эквиваленты обоих слов). Он полагал, что животные являются своего рода машинами, и что многое в человеческой жизни, например страсти, или аффекты, вызывается физическим движением, происходящим в крови и теле. Но у людей это физическое движение — например, возникающее в глазах под действием света, — взаимодействует с мыслящей активностью души, в результате чего мы имеем восприятие, воображение и рассуждение. Но этот ход мысли тут же, как ясно видел Декарт, создает парадокс: как взаимодействуют друг с другом два абсолютно различных начала? Здесь, и это понимали и сам Декарт, и читатели его трудов, было слабое место его философии. Сейчас можно сказать, что Декарт оставил в наследство современной психологии чрезвычайно сложную проблему. Подчеркнем, что сам он никогда не говорил о «психологии», хотя его и занимали такие явления, как ощущение, чувство, память и т. д. Но когда позднее ученые захотели создать психологическое знание, то создавать его им пришлось на основе своего рода смеси из знаний о материи и о разуме. Это породило многие проблемы психологической науки и создало интригу для истории психологии. Стремясь понять, как устроены люди, мы нуждаемся в знании о том, что для Декарта и его последователей представляло собой наибольшую головоломку, — о том особом месте в мире, где происходит взаимодействие души и тела.

Картезианский дуализм предполагал два различных подхода к изучению людей. Несмотря на свою противоположность и даже конфликтность, оба подхода внесли свой вклад в то, что позднее стало психологией. Или точнее, оба внесли вклад в появление различных психологий — во множественном числе.

В стремлении понять то, что называют психологическими процессами, первый из названных подходов отталкивается oi материи, основываясь на знаниях о физических телах. Его представители двигаются, если можно так выразиться, от материи к сознанию. Так, в XVIII в. на основе этой концепции проводились медицинские и экспериментальные исследования функций, выполняемых различными частями мозга и нервной системы. Исследователи связывали рефлекторные действия со спинным мозгом, а сознаваемые чувства и ощущения — с головным мозгом. Этот подход, в частности, привел французского врача Жюльена Офре де Ламетри (Julien Offray de La Mettrie, 1709–1751) к созданию скандально известной книги «Человек-машина» (L’homme machine,

, в которой отрицалось существование души. Той же логике следовали остроумные и рискованные сочинения Дени Дидро (Denis Diderot, 1713–1784), посвященные влиянию тела, а также пола на человеческий опыт. Данный подход также сыграл роль в возникновении наиболее влиятельной традиции в англоязычной философии, имевшей исключительно большое значение для психологии. Традиция эта опиралась на следующее рассуждение: чтобы понять разум, нам нужно отправляться от ощущений, берущих начало в физическом мире и дающих нам опыт. В соответствии с этой точкой зрения, ключ к психологическому знанию — это опыт, научение или адаптация, а также то, каким образом человеческое существо реагирует на окружающий мир, в который оно физически «встроено» в буквальном смысле слова. (Эта традиция называется английским эмпиризмом, и немного подробнее о ней будет сказано ниже.)

На протяжении последних двух столетий первый подход пользовался исключительной популярностью среди психологов. Причина этого понятна. Ведь здесь подразумевается, что психология может быть строгой наукой и располагать таким же объективным и систематическим знанием, как физические науки. Успехи этих наук в понимании природы и управлении ею и тот высокий статус, которым они обладают в университетах и в обществе в целом, делают такой подход привлекательным для психологов. Он будто бы служит гарантией, что психология станет наукой, а психологи получат возможность изменять социальный мир и даже управлять им, и вызовут уважение у других ученых. Этот подход объединяет проведенные Кеплером исследования глаза и работы Луиджи Галь- вани (Luigi Galvani, 1737–1798), посвященные электрической природе нервной проводимости. Этот же подход продолжал Сеченов, который в 1863 г. заявил о рефлекторной основе происходящих в мозгу психологических событий; в XX в. те же идеи вдохновляли американских психологов-бихевиористов, Павлова и, наконец, современных представителей когнитивных наук, создающих компьютерные модели психики. Многие верят в то, что этот подход позволит объединить имеющиеся знания, в том числе знания о людях, в одну глобальную схему научного понимания мира.

Но имеется и второй подход, представители которого движутся в своих рассуждениях в противоположном направлении. Они, если можно так выразиться, следуют от сознания к материи. Если и не исторически, то, по крайней мере, символически подход этот связан со знаменитым высказыванием Декарта: можно усомниться во всем, кроме собственной способности к сомнению, а значит, кроме наличия мыслящего сознания. Некоторые философы из утверждения Декарта делали вывод: только благодаря способности к мышлению мы можем говорить, что существует доступный изучению физический мир. И это породило разновидность научной психологии, которая, вместо того чтобы равняться на физические науки, в качестве отправной точки приняла анализ разума. Данной логики придерживался еще Готфрид Вильгельм Лейбниц (Gottfried Wilhelm Leibniz, 1646–1716), представитель следующего за Декартом поколения, затем, в конце XVIII в., — Кант и, наконец, уже в начале XX в. — последователи Гуссерля — основоположника феноменологии. Многие современные психологи, предпочитающие видеть себя в роли ученых-естествоиспы- тателей, считают, что психологии удалось отделиться от этой философской традиции. Так или иначе, остается историческим фактом: многие психологи хотели начать свою науку с анализа психических актов, феноменального мира сознания либо языка, а вовсе не с имеющихся знаний о физическом мире.

Второй подход привлекал тех, для кого человеческое существо не было машиной или только материальной системой. Казалось, он позволит познать нечто большее, чем только физическую природу, в которой не оставалось места, скажем, для религиозных представлений о человеческой душе. Многие, включая самого Декарта, предпочитали считать сущностью человека нематериальное начало — душу. Однако другие авторы, как, например, немецкий философ Дильтей, шли дальше, к созданию научной психологии, которая бы исследовала и оценивала достижения человеческого разума в истории, языке и культуре. Дильтей хотел, чтобы научная психология исходила из непосредственно сознаваемого мира, из мира чувств, ценностей и смыслов, — того, что он называл жизненным опытом. В XX в. сходных взглядов придерживались представители феноменологической и гуманистической психологии — такие как голландский психолог Бойтендайк и психотерапевт Юнг.

Два названных подхода существовали бок о бок, нередко вступая друг с другом в конфликт. Из дискуссий между представителями различных взглядов и возникло психологическое знание. Взгляды же соответствовали разным философским воззрениям; споры об этих воззрениях и связанных с ними психологиях продолжаются и в настоящее время. Нет никаких оснований думать, что они прекратятся в будущем, и не стоит об этом сожалеть. Психологию интересует заключенное в теле мыслящее сознание, пытающееся понять самое себя; это порождает чрезвычайно сложные, но в то же время чрезвычайно захватывающие вопросы, и глупо было бы думать, что возможен лишь один подход к их решению.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

psy.wikireading.ru

Психологическое учение Рене Декарта

План

Выделœение сознания как критерия психики

Лекция 4.

РАЗВИТИЕ ПСИХОЛОГИИ В РАМКАХ ФИЛОСОФСКИХ УЧЕНИИ О СОЗНАНИИ

РАЗДЕЛ 2.

1. Психологическое учение Рене Декарта.

2. Психология Бенедикта Спинозы.

С именем Рене Декарта (1596 — 1650) связан важнейший этап в развитии психологических знаний. Своим учением о сознании, развиваемым в контексте им же поставленной психофизической проблемы, он ввел критерий для выделœения психики из существовавшего до него аристотелœевского учения о душе. Психика стала пониматься как внутренний мир человека, открытый самонаблюдению, имеющий особое – духовное – бытие, в противопоставлении телу и всœему внешнему материальному миру. Их абсолютная разнородность – главный пункт учения Декарта. Последующие системы были направлены на эмпирическое изучение этого нового объекта исследования (в понимании Декарта) сначала в рамках философии, а с середины XIX в. – в психологии как самостоятельной науке. Декарт ввел понятие рефлекса и этим положил начало естественнонаучному анализу поведения животных и части человеческих действий.

В системе Декарта ее философские и психологические аспекты представлены в неразрывном единстве. ʼʼСтрасти душиʼʼ – последнее произведение, законченное Декартом незадолго до смерти, принято считать собственно психологическим.

Рассуждения о душе и о телœе не были исходными в философии и в научных исследованиях Декарта͵ направленных на природу. В них он стремился к построению истинной системы знания.

Убедившись, что в философии и в других науках нет каких-либо прочных оснований, Декарт избирает в качестве первого шага на пути к истинœе сомнение во всœем, по поводу чего можно обнаружить малейшее подозрение в недостоверности, замечая, что его следует применять не всœегда, а только ʼʼтогда, когда мы задаемся долею созерцания истиныʼʼ, т. е. в области научного исследования. В жизни мы часто пользуемся лишь правдоподобными – вероятными – знаниями, которых вполне достаточно для решения задач практического характера. Декарт подчеркивает новизну своего подхода: впервые систематическое сомнение используется как методический прием в целях философского и научного исследований.

В первую очередь Декарт сомневается в достоверности чувственного мира. О них мы судим по показаниям органов чувств, которые часто обманывают нас.

Вслед за выводом о существовании познающего субъекта Декарт приступает к определœению сущности ʼʼЯʼʼ. Обычный ответ на поставленный вопрос – я есть человек – отвергается им, ибо приводит к постановке новых вопросов. Также отклоняются прежние, восходя к Аристотелю, представления о ʼʼЯʼʼ как состоящем из тела и души, ибо нет уверенности – нет теоретического доказательства – в обладании ими. Следовательно, они не необходимы для ʼʼЯʼʼ. В случае если отделить всœе сомнительное, не остается ничего, кроме самого сомнения. Но сомнение – акт мышления. Следовательно, от сущности ʼʼЯʼʼ неотделимо только мышление. Очевидность этого положения не требует доказательства: она проистекает из непосредственности нашего переживания. Ибо даже если согласиться, что всœе наши представления о вещах ложны и не содержат доказательства их существования, то с гораздо большей очевидностью из них следует, что я сам существую.

Τᴀᴋᴎᴍ ᴏϬᴩᴀᴈᴏᴍ, Декарт избирает новый способ исследования: отказывается от объективного описания ʼʼЯʼʼ и обращается к рассмотрению только своих мыслей (сомнений), т. е. субъективных состояний. При этом в отличие от задачи, стоящей перед предыдущим изложением, когда целью было оценить их содержание с точки зрения истинности заключенных в них знаний об объектах, здесь требуется определить сущность ʼʼЯʼʼ.

Мышление — ϶ᴛᴏ чисто духовный, абсолютно бестелœесный акт, который Декарт приписывает особой нематериальной мыслящей субстанции. Этот вывод Декарта встретил непонимание уже у современников. Так, Гоббс указывал, что из положения ʼʼя мыслюʼʼ можно скорее вывести, что вещь мыслящая есть нечто телœесное, чем заключать о существовании нематериальной субстанции. На это Декарт возражал: ʼʼ…нельзя представить себе, чтобы одна субстанция была субъектом фигуры, другая – субъектом движения и пр., так как всœе эти акты сходятся между собой в том, что предполагают протяжение. Но есть другие акты – понимать, хотеть, воображать, чувствовать и т. д., которые сходятся между собой в том, что не бывают без мысли или представления, сознания или знания. Субстанцию, в коей они пребывают, назовем мыслящей вещью, или духом, или иным именем, только бы не смешивать ее с телœесной субстанцией, так как умственные акты не имеют никакого сходства с телœесными и мысль всœецело отличается от протяженияʼʼ [7].

Сознание Декарт описывает в противопоставлении телу, с которым отождествляет материю и дает геометрическое представление о материи. В корне физической теории Декарта лежит идея о тождестве материи и протяжения. Телу свойственны также делимость, пространственная форма (фигура), перемещение в пространстве в результате толчка, сообщаемого данному телу другим телом, скорость этого перемещения, которые суть некоторые модусы протяжения. Сопоставление телœесной и духовной субстанций привело Декарта к выводу о ʼʼполнейшей разнице, существующей между духом или душой человека и его теломʼʼ, которая состоит ʼʼв том, что тело по своей природе всœегда делимо, тогда как дух совсœем неделимʼʼ [7].

По Декарту, душа по природе своей не находится ни в каком отношении ни к протяженности, ни к измерениям или каким-либо другим свойствам материи, из которой состоит тело, а связана со всœей совокупностью его органов. Из положения о двух абсолютно противоположных субстанциях, каждая из которых – по определœению – не нуждается для своего существования ни в чем, кроме себя самой, следовал вывод об их независимом существовании. Чисто материальные вещи — ϶ᴛᴏ вся природа, включая небесные тела, земные тела – неживые, растения, животные, а также тело человека. Мыслящая вещь, или субстанция, вся сущность или природа которой состоит в одном мышлении, — ϶ᴛᴏ душа. Она ʼʼвсœецело и поистинœе раздельна с моим телом и должна быть или существовать без негоʼʼ [7].

Тело животного и человека Декарт описывал как физик, опираясь на науку своего времени: ʼʼвсœе тепло и всœе движения, которые у нас имеются, поскольку они совершенно не зависят от мысли, принадлежат только телуʼʼ. О том, что эти движения не зависят от души, мы судим по тому, что ʼʼесть неодушевленные тела, которые могут двигаться такими же и даже более разнообразными способами, чем наше тело, и которые имеют больше тепла и движений (из опыта нам известен огонь, который один имеет значительно больше тепла и движений, чем какая-нибудь из частей нашего телаʼʼ. По этой причине ʼʼто, что мы испытываем в себе таким образом, что сможем допустить это и в телах неодушевленных, должно приписать только нашему телу, напротив — всœе то, что, по нашему мнению, никоим образом не может относиться к телу, должно быть приписано нашей душеʼʼ [7]. Критерий, выбранный для различения функций души и тела, является субъективным.

Декарт называет ʼʼбольшой ошибкойʼʼ, которую делало большинство, когда связывало такие процессы, как движение и тепло, с душой. ʼʼСмерть никогда не наступает по винœе души, но исключительно потому, что разрушается какая-нибудь из главных частей телаʼʼ [7].

Тело человека Декарт сравнивает с часами или иным автоматом, ʼʼкогда они собраны и у них есть материальное условие тех движений, для которых они предназначены со всœем необходимым для их действияʼʼ. Дается краткое описание ʼʼустройства машины нашего телаʼʼ, объяснение некоторых его функций – пищеварения, кровообращения и других отправлений, которые являются общими для животных и для человека. В вопросах физиологии, как и природы в целом, Декарт — материалист. В объяснении влияния нервов на движения мускулов и работу органов чувств использует понятие о ʼʼживотных духахʼʼ. ʼʼЖивотные духиʼʼ — ϶ᴛᴏ ʼʼтела, не имеющие никакого другого свойства, кроме того, что они очень малы и движутся очень быстро, подобно частицам пламени, вылетающим из огня свечиʼʼ и составляют ʼʼтелœесный принцип всœех движений частей нашего телаʼʼ, которые, как было сказано выше, реализуются без участия души. Причина всœех движений в том, что некоторые мускулы сокращаются, а противоположные им растягиваются. Это происходит из-за перераспределœения духов между мышцами, что возможно потому, что ʼʼв каждом мускуле имеются небольшие отверстия, через которые эти ʼʼдухиʼʼ могут перейти из одного в другойʼʼ. От этого мускул, из которого они выходят, растягивается и слабеет, а мускул, в который приходит больше духов, сокращается и приводит в движение ту часть тела, к которой он прикреплен. Чтобы понять, каким образом происходят движения мускулов, следует рассмотреть строение нервов, при посредстве которых осуществляется движение. Нервы — это как бы трубочки, в которых есть ʼʼсердцевина или внутреннее вещество, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ тянется в виде тонких ниточек от мозга, откуда оно берет свое начало, до оконечностей других членов, с которыми эти ниточки соединœеныʼʼ; оболочка, которая является продолжением той, которые покрывают мозг, и ʼʼживотные духиʼʼ, переносимые по этим трубочкам из мозга в мускулы. Ниточки, составляющие сердцевину нерва, всœегда натянуты. Предмет, касаясь той части тела, где находится конец одной из нитей, приводит благодаря этому в движение ту часть мозга, откуда эта ниточка выходит, подобно тому, как движение одного конца веревки приводит в движение другой. Натяжение нити приводит к тому, что открываются клапаны отверстий, ведущих из мозга в нервы, направляющиеся к разным членам. Животные духи переходят в эти нервы, входят в соответствующий мускул, раздувают его, заставляя укорачиваться – и происходит движение. Τᴀᴋᴎᴍ ᴏϬᴩᴀᴈᴏᴍ, движение возникает в результате воздействия предмета на тело, ĸᴏᴛᴏᴩᴏᴇ механически проводится к мозгу, а от мозга – к мускулам. Направленность ʼʼживотных духовʼʼ каждый раз к определœенным мускулам объясняется характером внешнего воздействия, требующего определœенного, а не любого движения. Другой причиной направления течения животных духов является неодинаковая подвижность ʼʼдуховʼʼ и разнообразие их частиц.

Таким чисто телœесным механизмом объясняются не всœе движения, но только те, которые производятся без участия воли: ходьба, дыхание и вообще всœе отправления, общие для человека и животного.

Объяснение непроизвольных движений представляет исторически первую попытку рефлекторного принципа. В то же время в рефлексе как механизме, совершенно независимом от психики, проявляется механистическая односторонность Декарта.

Животные, считал Декарт, не имеют души. Вся сложность явлений, какую мы наблюдаем в поведении животных, в т.ч. высших, есть чистый автоматизм природы. Величайшим из предрассудков называет Декарт мнение о том, что животные думают.

Главное соображение, убеждающее в том, что животные лишены разума, состоит в том, что, хотя между ними бывают одни более совершенные, чем другие, и хотя всœе животные ясно обнаруживают естественные движения гнева, страха, голода и т. п. или голосом, или движениями тела, тем не менее животные, во-первых, не имеют языка, и, во-вторых, хотя многие из них обнаруживают больше, чем человек, искусства в некоторых действиях, однако, при других обстоятельствах они его совсœем не обнаруживают. Отрицание у животных психики нарушало преемственность между животными и человеком и с неизбежностью приводило к идее Бога как порождающей человеческий разум.

Этот вывод был обусловлен также соображениями этического характера и связан с религиозными догмами о бессмертии души. Идея бессмертия души, хотя и высказывается Декартом неоднократно, но конкретно не раскрывается.

Вывод об автоматизме животных выступал в системе Декарта конкретно-научным обоснованием философского положения о независимом существовании телœесной и душевной субстанций или, по крайней мере, об отдельном существовании телœесной субстанции. Метафизические размышления Декарта о душе как самостоятельной субстанции не подкрепляются материалом положительного описания такого существования, ибо, хотя по природе душа и может существовать раздельно от тела, в действительности она существует в связи с телом, но не с любым, а только с телом человека. О связи души и тела свидетельствует опыт, собственное самонаблюдение. Голод, жажда и т. п., восприятия света͵ цветов, звуков, запахов, вкусов, тепла, твердости и пр.
Размещено на реф.рф
являются продуктом соединœенной деятельности души и тела и называются страстями в широком смысле слова. Собственные проявления души — ϶ᴛᴏ желания и воля. Οʜᴎ – действия души и не имеют отношения к чему-либо материальному: не связаны с телœесными процессами организма, не вызываются каким-либо материальным предметом. Сюда же относятся внутренние эмоции души, направленные на ʼʼнематериальные предметыʼʼ, к примеру интеллектуальная радость от размышления о нечто только умопостигаемом.

Душа соединœена со всœем телом, но наиболее ее деятельность связана с мозгом, точнее, по Декарту, не со всœем мозгом, а только с частью его, ʼʼрасположенной глубже всœехʼʼ. Душа помешается в очень маленькой желœезе, находящейся в серединœе мозга; в силу своего положения она улавливает малейшие движения живых духов, которые ʼʼмогут ее двигать весьма различно исходя из различных предметов. Но и душа может вызвать различные движения; природа души такова, что она получает столько различных впечатлений, т. е. у нее бывает столько различных восприятий, что она производит различные движения в этой желœезе. И обратно, механизм нашего тела устроен так, что исходя из различных движений этой желœезы, вызванных душой или какой-либо другой причиной, она действует на ʼʼдухиʼʼ, окружающие ее, и направляет их в поры мозга, которые по нервам проводят эти ʼʼдухиʼʼ в мускулы. Таким путем желœеза приводит в движение части телаʼʼ.

В объяснении механизма взаимодействия души и тела выступают глубокие противоречия философского учения Декарта. С одной стороны, утверждается, что душа имеет отличную и независимую от тела природу, с другой – тесно с ним связана; душа непротяженна и помещается в маленькой желœезе мозга. Так, в системе Декарта метафизические гипотезы и опытные наблюдения вступают в противоречие друг с другом.

Учение Декарта о душе и телœе и об их субстанциональном различии породили философскую психофизическую проблему: хотя различие между духовным и телœесным признавалось и до Декарта͵ но четкого критерия выделœено не было. Единственным средством познания души, по Декарту, является внутреннее сознание. Это познание яснее и достовернее, чем познание тела. Декарт намечает непосредственный путь познания сознания: сознание есть то, как оно выступает в самонаблюдении. Психология Декарта идеалистична.

Дуализм Декарта стал источником кардинальных трудностей, которыми отмечен весь путь развития основанной на нем психологической науки.

Декарт дал рационалистическое учение о страстях, которые определял как ʼʼвосприятия, или чувства, или душевные движения, особенно связанные с душой, вызываемые, поддерживаемые и подкрепляемые каким-нибудь движением ʼʼдуховʼʼ. Природа страстей двойственная: они включают телœесный компонент и мысль о предмете. Телœесное начало придает страстям непроизвольный характер, а связь с мыслью позволяет управлять и воспитывать страсти. Конкретно-научное учение Декарта о страстях включает такие вопросы: причины и источники страстей, классификация страстей и их описание, воспитание чувств. Единственной причиной страстей является движение животных духов, под влиянием которых в телœе происходят большие физиологические изменения. В связи с этим Декарт уделяет большое внимание психофизиологии чувств, описывает телœесные проявления, физиологические компоненты страстей (изменения пульса, дыхания и др.). Источники страстей разнообразны, но главным являются воздействия внешних предметов. Чувства, по Декарту, предметны, в данном их главная особенность.

Декарт различал первичные и вторичные страсти. Первичные страсти появляются в душе при ее соединœении с телом и суть следующие шесть: удивление, желание, любовь, ненависть, радость, печаль, Их назначение – сигнализировать душе, что полезно телу, а что вредно. Οʜᴎ приобщают нас к истинным благам, в случае если возникают на истинном основании, и совершенствуют нас. Все прочие страсти являются видами первичных и образуются при жизни.

Значение страстей велико. Οʜᴎ обеспечивают единство тела и души.

При этом страсти имеют и недостатки. Страсть не всœегда приносит пользу, потому что имеется много как вредных для тела вещей, не вызывающих сначала никакой печали и даже радующих человека, так и других, действительно полезных, но сначала неприятных вещей. Вместе с тем, добро и зло, связанные с этими вещами, кажутся более значительными, чем это есть на самом делœе; они побуждают нас домогаться одного и избегать другого с большим, чем следует, рвением. Отсюда возникает задача воспитания страстей.

Средствами в борьбе с нежелательными страстями являются разум и воля. От разума зависит знание жизни, на котором основывается оценка предметов для нас, а от воли – возможность отделить мысль о предмете от движений животных духов, возникших от этого предмета͵ и связать их с другой мыслью о нем. Воля может не подчиниться страсти и не допускать движений, к которым страсть располагает тело. К примеру, в случае если гнев заставляет поднять руку, чтобы ударить, воля может ее удержать; если страх побуждает ноги бежать, воля может их удержать, ʼʼприводяʼʼ доводы, убеждающие в том, что объект страсти сильнее, чем на самом делœе. Так, определœенные суждения о добре и зле, т. е. бесстрастный компонент, своей духовной силой противодействуют телœесному механизму, который действует по механическим законам. В случае если можно отложить действие, то в состоянии страсти полезно воздержаться от решения и заняться вопросами, пока время и досуг не помогут успокоиться волнению крови. Лучшим средством овладения страстями является опыт. Следует воспитывать у себя привычку поступать в жизни согласно определœенным правилам. Практика обдумывания своих поступков, в конце концов, позволит и в неожиданных ситуациях действовать вполне однозначно.

referatwork.ru

История психологии: Рене Декарт — часть 2

История психологии: Рене Декарт.

И тут Декарт обнаруживает следующую вещь. Вот он сомневается в том, что существуют окружающие его вещи, сомневается в том, что он существует в том теле, которое он, бодрствуя, считает своим, но он не может одновременно с этим усомниться в том, что он сомневается в этом. Если я сомневаюсь в том, существует ли этот стул, я не могу усомниться в том, что я сомневаюсь в существовании этого стула, равно как и в том, что стул дан мне как предмет, в существовании которого я сомневаюсь, дан мне как содержание моего сознания. И Декарт обнаруживает, что акты и содержания его собственного сознания — это то, что дано ему с абсолютной несомненностью.

Эта несоменность, разумеется, присуща не только актам сомнения, но и любым психическим актам и их содержаниям. Я могу вспоминать вчерашний день, и я могу сомневаться в том, правильно ли я его вспоминаю, отвечают ли мои воспоминания тому, что было. Но я при этом никогда не могу усомниться в том, что я имею такие-то воспоминания о вчерашнем дне: как содержания моего сознания они даны мне с несомненностью. Возьмем любимый преподавателями стул. Я могу сомневаться в его существовании, но я не могу сомневаться в том, что у меня есть восприятие данного стула как такого-то и такого-то: черного, стоящего передо мной и т. д.

Собственное сознание дано, таким образом, человеку как сфера того, в чем он не может усомниться. И сознание активно. Говоря, что основной атрибут сознания — мышление, Декарт имеет в виду именно эту активность сознания, прежде всего познавательную активность. Сознание — это не просто набор пассивно лежащих в нем содержаний, оно имеет определенную активность, мы мыслим, мы вспоминаем, мы желаем, мы пытаемся предвидеть, мы воображаем. И вот все многообразие актов сознания Декарт объединяет под родовым понятием мышления, говоря о сознании как о вещи мыслящей.

Но дальше встает вопрос. Если с несомненностью нам даны лишь акты и содержания нашего сознания, а внешний мир — это то, в реальном существовании чего мы вообще не можем удостовериться, то что же — получается, возможна только наука о сознании? Получается, что мы можем изучать окружающий нас мир только как содержание нашего сознания, если мы не можем даже знать, существует ли он как что-то самостоятельное по отношению к нам. Декарта такая ситуация не очень-то устраивает. При этом есть, на мой взгляд, важный психологический момент, делающий понятной ту настойчивость, с какой он пытается доказать реальное существование внешнего мира. Дело в том, что, если этот мир лишь призрак, сон, нечто несуществующее, тогда под вопрос ставится серьезность в отношении к этому миру. Декарт все-таки не только отвлеченный мыслитель, он практик, он политик, он естествоиспытатель, и, конечно, если он примет всерьез, что все, что он видит, это сон, то серьезность его занятий наукой, политикой, даже серьезность происходящего в личной жизни будут поставлены под вопрос. Все окажется мишурой, сном, чем-то совершенно обесцененным. Перед ним возникает опасность обесценивания внешнего мира и возникает потребность еще и поэтому доказать, что мир существует реально.

С проблемой такого обесценивания мира люди, занимающиеся психологией, будут еще сталкиваться. Так, с ней столкнутся в XIX веке испытуемые-интроспекционисты. Когда мы дойдем до рассмотрения ситуации в психологии последней четверти XIX в. и будем говорить о Вильгельме Вундте, мы вспомним, что в ряде экспериментов Вундт, работая методом интроспекции, побуждал своих испытуемых к тому, чтобы они раскладывали образ воспринимаемой ими вещи на ряд элементарных ощущений. При этом формировался совершенно особый способ восприятия вещи. Воспринимаемая вещь не рассматривалась как некоторое целое, имеющее определенное предметное значение, предметный смысл, а рассматривалась как множество отдельных элементов. И вот порой испытуемые, которые очень хорошо научались такой аналитической интроспекции, могли столкнуться с очень серьезными психологическими проблемами, порой даже психиатрическими. Потому что, если ты всегда можешь разложить то, что происходит на ряд элементарных ощущений, очень трудно относиться с серьезностью, вовлеченностью, неотчужденностью к происходящему. Если ты можешь своего собеседника, который вступил с тобой в спор, начал тебя раздражать, задевать, разложить просто на цветовые точки, а его слова — на ряд элементарных звуковых ощущений, то ты рискуешь полностью обесценить, превратить в пустой звук и цвет то, что происходит между тобой и этим человеком.

Вопрос. Не напоминает ли это некоторые восточные практики и восходящие к ним техники работы с негативными переживаниями?

Ответ. Да, с одной стороны, конечно. Но восточные практики, которые предполагают такой ход психологической работы, включают в себя и обратный ход синтеза. У Вундта это не было продумано, да и задачи были совершенно иными. Такого рода аналитическое разложение воспринятого — это действительно палка о двух концах. С одной стороны, можно нейтрализовать негативные переживания, а с другой стороны, можно утратить серьезность отношения к жизни. Это очень опасно, особенно для людей шизоидного плана, которые в принципе легко обесценивают реальное и в этом отношении и так находятся в зоне риска. Если они начинают заниматься чем-то подобным, то могут быть очень негативные эффекты.

Так вот, Декарт, конечно, и на психологическом уровне сталкивается с проблемой реальности существования внешнего мира. Если я все могу помыслить как сон, который мне снится, то как мне заниматься политикой и как мне изучать этот мир? Что я, собственно, изучаю? Некий призрак, фантазию, плод моего сознания, моего сновидческого воображения? И вот Декарт делает очень интересный философский кульбит для того, чтобы обосновать, что мир все-таки существует. Он модифицирует онтологическое доказательство бытия Божьего и, доказав, что Бог существует и что Бог не может лгать, показывает, что существует внешний мир.

Что такое онтологическое доказательство бытия Божьего? Это такое доказательство, когда из понятия о Боге выводят Его существование. Уже Ансельм Кентерберийский начинает заниматься подобными вещами, и Декарт, как ученик схоластов, не мог не знать о такого рода доказательствах, но он придумывает свой вариант. Вариант очень любопытный. Декарт говорит, что у нас есть в нашем сознании понятие о Боге как Всеблагом, Всеведающем, Всесильном Существе. Но откуда взялось это понятие? — спрашивает Декарт. Можем ли мы быть его авторами? И Декарт утверждает, что это понятие очень странное, его авторами мы быть не можем. Почему? Потому что мы, говорит Декарт, можем быть авторами лишь чего-то такого, что не превосходит нас самих своим совершенством. Это достаточно очевидно в отношении изобретений человека. Даже такая сложная машина, как компьютер, задействует лишь одну из способностей, присущих человеческому существу, — способность к счету. Она эту способность реализует и усиливает технически. Но даже компьютер не может реализовать массу других способностей, которые присутствуют в человеческом существе. Так и все, что человек делает, не будет совершеннее его самого. Сам он все равно будет более сложно, более совершенно устроен, чем то, что он делает или изобретает. Но Декарт распространяет это положение и на сферу мышления. Он говорит, что даже придумать человек ничего и никого более совершенного, чем он сам, не может. Все, что он придумает, будет обладать меньшим совершенством, чем тот, кто это придумал. А значит, у идеи Бога должен быть другой Автор, который и вложил эту идею в наше сознание. Но для того чтобы этот Автор не оказался в том же затруднительном положении, т.е. чтобы ему не оказаться менее совершенным, чем то, что он придумал, этот Автор должен обладать как минимум всеми теми совершенствами, которые в этой идее мыслятся. У понятия Бога есть, таким образом, Автор, который является как минимум Всеблагим, Всеведающим, Всемогущим — словом, все эти атрибуты, которые приписываются Богу, должны быть ему присущи. Понятно, что Он может обладать еще большими совершенствами, но этим минимумом он должен обладать непременно. Собственно, Его, Автора нашей идеи Бога, в существовании Которого мы таким образом убедились, мы и можем назвать Богом.

И тут Декарт задает вопрос: а может ли Бог — Всеведающий, Всеблагой, Всемогущий — лгать? Нет, говорит Декарт, ложь это не благо и Всеблагой Бог не будет лгать. Да и потом Ему незачем это делать, он Всемогущий. Ложь — это стратегия ограниченного существа, которое не является Всемогущим. Всемогущий Бог безо всякой лжи может спокойно делать то, что Он хочет делать. Но если Бог не может лгать, мы можем быть спокойны на счет существования внешнего мира, потому что для Бога как Всеведающего сделать так, чтобы люди из поколения в поколения считали реально существующим то, что было бы не более, нежели сном, было бы ложью. Ведь Он прекрасно знал бы, что многие поколения людей будут все это считать реальностью, и, будучи Всемогущим, ничего бы при этом не предпринимал. Но раз Бог не лжет, раз Бог человека не обманывает, значит, вполне верно то, что думали люди на протяжении многих поколений о мире, верно, что этот мир существует. Существует реально, он не призрак, не сон, не плод нашего сознания, а нечто реально существующее.

И тогда Декарт убеждается в реальном существовании мира, и все становится на свои места. Этот мир существует, его можно поэтому всерьез изучать, в нем можно всерьез действовать, всерьез заниматься политикой, всерьез создавать семью. Все обретает серьезность. Вся проблематичность и шаткость мира-сновидения уходит, и вновь воцаряется реальный мир.

И Декарт движется дальше. Он установил, что есть сознание, которое является сферой несомненного. Он убедился, что вещи внешнего мира существуют. И теперь он хочет понять, как мы можем изучать этот мир и что в этом мире является — как в плане познания мира, так и в плане существования мира — основным атрибутом.

Декарт, говоря о субстанциях и атрибутах, опять же во многом воспроизводит схоластическую модель. Когда он говорит, что сознание и мир — две разные субстанции, он вполне вписывается в классическое представление схоластов. Как и они, Декарт говорит, что настоящая субстанция есть нечто такое, что не нуждается ни в чем внешнем по отношению к самому себе. Такой субстанцией является только Бог. Но по аналогии с Богом мы можем выделить две тварные субстанции: вещь мыслящую, наше сознание, и внешний мир, который Декарт называет вещью протяженной. Именно протяженность он будет считать основным атрибутом внешнего мира. Почему по аналогии с Богом? Потому что эти субстанции зависят, конечно, от Бога, который их сотворил, но больше ни от чего внешнего по отношению к себе, как считает Декарт, они не зависят.

Здесь важно понять, почему именно протяженность Декарт считает основным атрибутом внешнего мира. Протяженность — это то свойство, которое является для всякой вещи неизменным, и более того, оно не может быть отмысленно от вещи. Все другие свойства: цвет, запах, вкус, вес и т. д. — они могут быть, во-первых, переменными (мы можем перекрасить стол, а он останется самим собой), во-вторых, мы можем в принципе от них абстрагироваться. Нарисовав на листочке бумаги стол простым карандашом, мы в этом изображении легко абстрагируемся от его цвета, от его твердости, и т. д. — от качеств, которые, по Декарту, являются результатом встречи двух тел: тела, внешнего по отношению к нам, и нашего тела, которое с помощью рецепторов осуществляет процесс восприятия. Если бы два этих тела (стол и мое тело) никак бы не встречались друг с другом, если бы стол не отражал световые лучи, попадающие в мои глаза или не испускал звуковые волны при ударе и т. д., если бы он отодвигался от меня с той же скоростью, с которой я к нему приближаюсь, тогда бы я никогда не воспринял бы такие качества стола, как цвет, звучание, твердость. Но если я мыслю этот стол, я не могу абстрагироваться от такой вещи, как протяженность. Протяженность здесь — это занятие некоего места в трехмерном пространстве, но также она есть то, что задает систему возможных отношений между протяженными вещами. Стол может находиться, например, на определенном расстоянии от другой вещи или столкнуться с ней, но он не может логически следовать из другой вещи, обосновывать какую-то вещь и т. п. (последние отношения возможны только в сфере «вещи мыслящей»).

Трехмерное пространство, которое может быть описано системой координат, Декарт мыслит как совершенно гомогенное. Он полностью порывает с характерным и для Античности, и для Средних веков видением пространства как неоднородного, где есть верх и низ, где есть земное и небесное. Кстати, именно в силу постулирования этой неоднородности ученым очень трудно было отойти от мысли о том, что небесные тела вращаются по кругу. Даже Кеплер, вводя гипотезу о вращении планет вокруг Солнца по эллиптической орбите, говорит: мы-то, конечно, знаем, что небесные тела движутся по кругу, но так нам удобнее считать, это удобно для нужных мореплавателям расчетов. Подобные вещи возникали потому, что пространство не мыслилось как гомогенное. Мир небесных тел, являющийся образом вечности, должен быть устроен совершенно, а форма совершенного устройства и образ вечности — это круг. Что небесные тела движутся по кругу, считали очень долго, на протяжении и Античности, и Средних веков. А картезианское пространство уже совершенно гомогенно: земное, небесное — все подчиняется единым законам природы. И центр этого пространства может быть произвольно установлен в любой точке. Центр Декартовой системы координат устанавливается субъектом, ученым, там где ему удобно установить его для решения тех или иных задач.

Итак, в физическом мире мы имеем дело с протяженными вещами, представимыми в трехмерной системе координат. И мы можем перейти от протяженности, которая представляется наглядно, к протяженности, которая выражается в числах. Вводя свое понятие о системе координат, Декарт делает также ход в сторону развития аналитической геометрии.

Но вернемся к проблеме двух тварных субстанций — вещи мыслящей и вещи протяженной — и поговорим об отношении их друг к другу. Эти субстанции, казалось бы, никак не пересекаются, они не воздействуют одна на другую. Но в то же время протяженность — это нечто соразмерное мышлению, мыслимое. В силу этой соразмерности мы можем внешний мир познавать; в силу же того, что две субстанции не воздействуют друг на друга, наше познание мира будет истинным, ведь наше мышление не будет ничего вносить в существование внешнего мира. Декарт здесь закладывает методологические основы классической физики, только в XX веке возникнет понимание того, что наблюдатель и те приборы, посредством которых он наблюдает, влияют на результат наблюдений. Но это будет значительно позже, а Декарт устанавливает классическую линию познания внешнего мира: мышление ничего не вносит во внешний мир, оно никак на него не воздействует, и именно поэтому оно способно чисто этот внешний мир познавать.

Однако в связи с рассмотрением двух субстанций обнаруживается одна принципиальная, неразрешимая сложность. Декарт постулирует независимость двух этих субстанций, постулирует, что одна на другую никак не влияет, никак не воздействует. И тут же он вынужден сделать оговорку. Он понимает, что есть исключение из этого. Это исключение — человек, это собственно каждый из нас. Человек, который имеет одновременно и тело, и сознание. Причем Декарту, поскольку сознание он мыслит как непосредственно данное его носителю, приходится еще специально обосновать, что не только он сам как носитель, но и другие люди также сознанием обладают. И он обосновывает это через речь, через язык. Он полагает, что я могу удостовериться в наличии сознания у другого человека благодаря тому, что он, говоря со мной на одном языке, способен рассказать мне о том, что я понимаю не иначе как плод его мысли, плод его сознательной работы. Он способен мне сообщить нечто такое, что я интерпретирую не как некоторый набор физических действий — звук, его извлечение и т. д., — а именно как следствие работы его сознания. И благодаря возможности языкового общения я могу опосредованно удостовериться в наличии сознания и у других людей. Итак, человек обладает телом и душой, обладает сознанием и телесностью. Как две эти стороны, две субстанции в человеке взаимодействуют? Декарт понимает, что ему не удастся столь же ясно и отчетливо помыслить это взаимодействие, сколь ясно и отчетливо он мыслит отдельно субстанцию протяженную и отдельно субстанцию мыслящую. На эту трудность наталкивается и учившаяся у Декарта философии принцесса Елизавета, она спрашивает его об этом в одном из писем, и Декарт отвечает ей любопытную вещь, которая говорилась им, видимо, с некоторым философским юмором, но при этом он говорил вполне серьезно. Принцесса пишет Декарту: «Я стремилась разобраться в вашей философии. Я поняла, как можно мыслить душу как вещь мыслящую, как можно мыслить внешний мир как вещь протяженную, но как только я пытаюсь понять, как они взаимодействуют в человеке, я теряюсь, захожу в тупик. У меня не получается ясно и отчетливо помыслить это взаимодействие». И Декарт ей отвечает: «Если Вы захотите как следует узнать об этом взаимодействии между душой и телом, оставьте на время философию и займитесь практическими делами. И Вы увидите, насколько легко Ваша мысль, например Ваше намерение выехать на конную прогулку, переходит в действие. Вот Вы подумали об этом, и уже Ваши ноги, Ваши руки, Ваше тело осуществляют то, что необходимо. И наоборот, очень легко увидеть, что как только Вы дотронетесь телом до какого-либо предмета, как тут же Вы осознаете это прикосновение, и т. п. Т. е. эта связь очевидна, но она очевидна не философски, она очевидна на опыте». Декарт здесь говорит о том, что философия не покрывает всю сферу опыта. Картезианская философия — это философия, которая не претендует на то, чтобы охватить весь опыт. Именно поэтому она способна приходить к конечным выводам. Философия, которая позже будет пытаться ориентироваться на опыт в его полноте, окажется, напротив, философией бесконечной, бесконечным исследованием. Например, Гуссерлева феноменология. Философия же Декарта конечна, она способна приходить к конечным результатам, но при этом она вынуждена признать, что она не может охватить весь опыт, опыт богаче философии. Есть опытное знание, а есть философское знание как знание истины. Интересно, что этот картезианский зазор между знаемым на опыте и знаемым как строгая философски познанная истина задействует через полвека после Декарта поздний наследник итальянских гуманистов Джамбаттиста Вико. Если Декарт обосновывал естествознание, будучи естествоиспытателем, причем одним из лучших, то Вико стремится обосновать познание гуманитарное. И он говорит, что как раз гуманитарии занимаются изучением таких вещей, которые не могут быть ясно и отчетливо познаны философски, но которые являются предметом опытного знания. Гуманитарию его предмет никогда не будет дан в последней ясности и отчетливости, но это не мешает ему по-своему стремиться к строгости в познании.

Итак, Декарт признает невозможность строго помыслить связь души и тела. Тем не менее он все-таки дает некую модель этой связи, прекрасно понимая всю ее условность. Эта модель важна ему, помимо прочего, еще и в силу того, что она позволяет ему определенным образом разработать этическое учение как учение об автономии воли. Декарт, задолго до Канта, во главу угла своей этической концепции ставит автономию человеческой воли. Он начинает разрабатывать собственно новоевропейский вариант этики. В исходном греческом смысле этика — это поддержание устоев жизни, устоев, которые сложились традиционно, которые мыслятся как традиционные, незыблемые. Уважение к традициям. Это исходная греческая этика. Затем революция Сократа, появление этики, основанной на этической рефлексии, рефлексии отношения Я — Другой. Декарт же ставит в этике во главу угла автономию воли, с него начинается разработка новой, новоевропейской, этики. Но подробнее о том, какую модель взаимодействия души и тела предлагает Декарт и какое место в ней занимает автономия воли, мы поговорим уже на следующей лекции.

Похожие психологические статьи:

bysolo.ru

3. Философско-психологическая система Р. Декарта. История психологии: конспект лекций

3. Философско-психологическая система Р. Декарта

Сподвижником Бэкона в борьбе с богословием и средневековой схоластикой, в стремлении разработать новую методологию, которая способствовала бы преодолению предрассудков, явился крупнейший мыслитель Нового времени Р. Декарт (1596–1650).

Для Декарта опыт не является источником достоверного знания, таковым является сила разума. Принижая значение опытного познания в постижении истины, Декарт, тем не менее, не отрицал полностью его роли. Методологические принципы познания, изложенные Декартом первоначально в «Правилах для руководства ума» (1628–1629), затем в метафизических «Рассуждениях о методе» (1637), «Началах философии» (1644), «Размышлениях о первой философии» (1641), выступили в качестве введения ко всей системе философско-психологических взглядов, представленных в систематическом и завершенном виде в трактате «Страсти души» (1649).

Составной частью учения Декарта о протяженной телесной субстанции являются вопросы физики и физиологии, строения и деятельности животных и человека. В области естественных наук Декарта интересовали не только проблемы механики, физики, оптики, геометрии, но также вопросы эмбриологии, анатомии и физиологии животных, психофизиологии. Им была высказана идея о повторении в индивидуальной жизни особи этапов развития животного мира, которая в XIX в. была отражена в биогенетическом законе – «онтогенез есть краткое повторение филогенеза». Декартом была поддержана предложенная Гарвеем новая схема кровообращения, по аналогии с которой он попытался рассмотреть работу нервной системы животных и человека. Это позволило ему заложить идею, дать первое описание схемы безусловного рефлекса и сформулировать принцип детерминизма, который был распространен не только на область органических процессов, но и на широкий круг психических явлений. Ведущим и исходным тезисом в объяснении жизнедеятельности животных явилось положение о машинообразном характере их поведения. Это послужило основанием для переноса физико – механических принципов на все жизненные функции животного организма.

Принцип автоматизма распространялся Декартом и на действия человеческого тела. Такие телесные отправления, как пищеварение, сердцебиение, питание, рост, дыхание, а также ряд психофизиологических функций – ощущения, восприятия, страсти и аффекты, память и представления, внешние движения органов тела – все они происходят точно так, как работают часы или другие механизмы.

Декарта справедливо оценивают как открывателя экспериментальной психофизиологии и как первого физиологического психолога.

Такие психические акты, как ощущения, восприятие, память, представления, воображение, аффекты, относились Декартом к чисто телесным проявлениям и из сферы психического исключались. Воображение, представления, память, чувства и аффекты есть не более чем простые телесные движения, «непросветленные» мышлением, единственно составляющим суть духовной субстанции. Психическим Декарт считал только то, что пронизывается разумом или осознается мыслящей субстанцией. Впервые в истории психологической мысли психическое стало ограничиваться сферой только сознаваемых явлений. Психическое стало сводиться к самосознанию. Этой концепции суждено было стать ведущей точкой зрения, получившей широкое распространение в Европе и определившей формирование многих философско-психологических систем двух последующих столетий.

Начиная с Декарта, психология перестала существовать как наука о душе, а стала выступать как наука о сознании. А с точки зрения метода познания определение психического как непосредственно переживаемого и осознаваемого означало то, что явления сознания доступны только самому субъекту и способ их обнаружения может быть только один – самонаблюдение, интроспекция. Признание Декартом существования двух различных независимых субстанций определило и различие методов их познания: экспериментальный метод для анализа механики тела, интроспекция – для познания души. Сознание не нашло у Декарта своего выражения и проявления в деятельности, через которую оно могло бы быть изучено экспериментально.

Учение Декарта о двух субстанциях, сведение психического к самосознанию вели к значительным противоречиям и затруднениям в решении ряда других принципиальных вопросов. Один из них касался наличия психики у животных. Животные лишены духовной мыслящей субстанции, и именно этим Бог отличил их от человека. В результате разведения психического и телесного Декарт вынужден был оборвать связь и между психикой животных и человека.

Признав, что машина тела и занятое собственными мыслями (идеями) и хотениями сознание – это две независимые друг от друга сущности, Декарт столкнулся с необходимостью объяснить, как же они сосуществуют в целостном человеке. Решение, которое он предложил, было названо психофизическим взаимодействием. Тело влияет на душу, пробуждая в ней «страдательные состояния» (страсти) в виде чувственных восприятий, эмоций и т. п. Душа, обладая мышлением и волей, воздействует на тело, понуждая эту «машину» работать и изменять свой ход. Декарт искал в организме орган, где бы эти две несовместимые субстанции все же могли общаться. Он предложил считать таким органом одну из желез внутренней секреции – «шишковидную» (эпифиз). Это эмпирическое открытие никто всерьез не принял. Однако теоретический вопрос о взаимодействии души и тела в его постановке поглотил на столетия интеллектуальную энергию множества умов.

Понимание предмета психологии зависит от направляющих исследовательский ум таких объяснительных принципов, как причинность (детерминизм), системность и развитие. Все они в Новое время претерпели коренные изменения. В этом решающую роль сыграло внедрение в психологическое мышление образа конструкции, созданной руками человека, – машины.

Она является, во-первых, системным устройством, во-вторых, работает неотвратимо по заложенной в ней жесткой схеме, в-третьих, эффект ее работы – это конечное звено цепи, компоненты которой сменяют друг друга с железной последовательностью.

Создание искусственных объектов, внедряло в теоретическое мышление особую форму детерминизма – механическую (по типу автомата) схему причинности, или механодетерминизм.

Освобождение живого тела от души было поворотным событием в научных поисках реальных причин всего, что совершается в живых системах, в том числе возникающих в них психических аффектов (ощущений, восприятий, эмоций). Но с этим у Декарта был сопряжен другой поворот: не только тело освобождалось от души, но и душа (психика) в ее высших проявлениях освобождалась от тела. Тело может только двигаться, душа – только мыслить.

Принцип работы тела – рефлекс. Принцип работы души – рефлексия. В первом случае мозг отражает внешние толчки. Во втором – сознание отражает собственные мысли, идеи, ощущения. Декартом была создана новая форма дуализма. Оба члена отношения – и тело, и душа – приобрели содержание, неведомое прежним эпохам.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru