Социально-психологическая культура
Подходы и уровни социально-психологической культуры
Замечание 1
Личность является целостно-структурным психологическим образованием, которое выражает сущность реального человека (А.Г. Ковалев). Это саморазвивающаяся многоуровневая иерархическая система (Б.Г. Ананьев).
По уровню и сложности образования человек как объект научного исследования и как система уступает по своей сложности только обществу.
Значимость методологических принципов системного подход и диалектической логики для психологических исследований предопределена сложностью процесса психической активности.
Уровни, описывающие сферы активности психической активности личности по К.К. Платонову:
- направленность, отношения личности, моральные черты;
- индивидуальные особенности психических функций и психологических процессов как форма отражения;
- знания, умения, навыки;
- биологически обусловленные.
Психологическая структура личности в соответствии с ростом от психофизиологических уровней к социальным:
- Культура, определенная активностью осознания психического отражения. Основывается на типологических особенностях нервной системы, на генетически предопределенной совокупности качественных и количественных психических характеристик.
- Культура переживаний. Основан на разрешающих возможностях эмоционально- волевой сферы, является граничащим между социальным уровнем системы психики и «биологическим».
- Культура деятельности. Базируется на психических процессах: внимание, восприятие, мышление, память и т.д., которые рассматриваются как способ объективизации личности в деятельности. Индивидуальное развитие личности аккумулирует весь исторический опыт.
- Культура поведения. Является центральным уровнем в самосознании и самовыражении личности. Его важнейшие психологические характеристики: самооценка, направленность, притязания и т.д. Существенно осознание индивидом своего поведения и отражения изменения и развития субъективно значимых психологических свойств в своей активности.
- Культура общения. Основывается на коммуникативных характеристиках индивида, детерминирует социально-психологическую составляющую личности.
- Культура управлений активностью. Определяет отношение личности к характеру активности в деятельности, переживаниях, общении, поведении, идеологии; основывается на мотивационной сфере.
- Социально-политическая культура включает: идеалы, мировоззрение, убеждения, интересы. Уровень основан на отношении к методологической основе организации общества, осознании своего отношения и своего места в обществе.
Каждый элемент и каждый уровень системы подвижны. Динамичность системы подразумевает изменение ее состояния.
Признаки, свойства и функции социально-психологической культуры
Замечание 2
Социально-психологическое развитие человека является процессом усвоения совокупного общественного опыта, сконцентрированного в духовной и материальной культуре. Высшие психические функции человека возникают в результате окультуривания естественных функций.
В культуре зафиксирована психологическая сущность индивида. Она включает общественно выработанный опыт взаимодействия человека с другими людьми: способы обращения, психологические знания, формы отношений.
Психологическая культура как социальный феномен зафиксирована в:
- живом общении,
- людях,
- научных и художественных текстах,
- традициях и обычаях и т.д.
Как индивидуальный личностный феномен социально-психологическая культура выступает системным личностным образованием, которое определяет способы обращения человека с самим собой и с другими людьми.
Социально-психологическая культура обладает рядом свойств:
- обеспечивает эффективные способы взаимодействия человека с самим собой как с субъектом, неповторимой индивидуальностью и личностью в любой области социального бытия;
- повышает качество человеческой жизни;
- создает условия для более полной реализации;
- позволяет человеку быть более успешным;
- оберегает от психологических травм, потерь, неудач;
- определяет нормы и правила взаимодействия между людьми;
- обеспечивает существование человека как полноценного члена общества.
Функции социально-психологической культуры:
- социально-психологическое воздействие на других людей;
- ориентировка в окружающих людях;
- понимание себя и отношение к людям;
- саморегуляция.
spravochnick.ru
ТОП 10: |
[с. 155]На протяжении всей истории экспериментальной социальной психологии, прежде всего американской, исследователи были заняты поиском универсальных закономерностей социального поведения, общения и взаимодействия индивидов. Практически все разработанные ими теории и модели — от концепции фрустрации-агрессии до атрибутивных теорий — «могут быть охарактеризованы как структуры интраиндивидуальных механизмов или процессов обработки информации, которые активируются в ответ на некоторые стимульные условия и более или менее непосредственно определяют социальные когниции, аттитюды и поведение» [ Во всех подобных считавшихся универсальными концептуальных системах бросается в глаза отсутствие культурных переменных и даже подчеркивается инвариантность социально-психологических механизмов и процессов длявсех индивидов вовсех социальных и культурных контекстах. Так, теория когнитивного диссонанса индифферентна к содержанию когниций, а теория фрустрации-агрессии — к конкретному содержанию фрустрации и фрустрируемой цели. [с. 156]Этим социальная психология отличалась от другой «американской» науки — культурантропологии, с 20-х годов XX в. занимавшейся поисками связей между внутренним миром человека и культурой. Удивительным образом социальные психологи не вступили в «незримый колледж» междисциплинарных исследователей — прежде всего культурантропологов и философов — даже в 40–50-е годы, которые считаются «эрой личности и культуры» в американской и европейской социальных науках. Только в последние десятилетия XX столетия социальные психологи стали задумываться о месте культуры в психологии, о проблемах их взаимосвязи и о необходимости налаживания в этой области контактов с другими науками о человеке и обществе. А на рубеже веков многие, как и С. Фиск, пришли к осознанию того, что «мы рискуем, пренебрегая культурой, так как решающим для научного прогресса в двадцать первом веке окажется международное сотрудничество» [Fiske, 2000, р. 313]. Одна из причин того, что культура заняла в социальной психологии подобающее ей место лишь в последние десятилетия, — тенденции мирового общественного развития. Необходимо учитывать, что лишь начиная с 60–70-х годов XX столетия в мировом масштабе наметились процессы, характеризующиеся повышенным интересом народов во всем мире к своей традиционной культуре. Естественно, что современные общества, находящиеся в процессе этнического возрождения, являются «заказчиком», требуя от социальной психологии решения связанных с ним непростых проблем. Но есть и другая причина роста интереса к культуре в социальной психологии последней трети XX в. Ее следует искать в истории самой науки, которая только к этому времени получила распространение во всем мире. До этого она интенсивно развивалась в одной стране — США, а исследователи и объект их изучения являлись носителями одной культуры — евро-американской в широком смысле слова со свойственными ей практицизмом и рационализмом. В этой ситуации американские исследователи если и могли бы выявить некие универсальные закономерности, не зависящие от расы, культуры, социального класса, то только избежав проявлений этноцентризма, заключающегося в предпочтении норм и ценностей своей культуры как естественных, правильных и даже универсальных. Но, как с сожалением отмечают Ф. Могаддам, Д. Тейлор и С. Райт: «…этноцентризм, включающий уверенность в превосходстве собственной культурной группы, столь сильно повлиял на социально-психологические исследования, что даже некоторые из наиболее известных результатов не подтверждаются припроверке [с. 157]в культурах вне Северной Америки»[Moghaddam, Taylor, Wright,1993, p. 11]. Можно привести множество примеров, свидетельствующих о том, что социальная психология добилась весьма ограниченных успехов в установлении универсальных, не зависящих от культуры принципов. Ее якобы «естественные» законы очень часто ограничены только европейской культурой, а большинство теорий нерелевантно незападным культурным условиям. Впечатляющий пример, подтверждающий культурные границы социальной психологии, — попытка повторить в Израиле исследования, проведенные в США. И. Амир и И. Шарон из тридцати пяти исследований, результаты которых были опубликованы в 1973–1975 гг., выбрали шесть, затрагивавших общечеловеческие, а не уникальные американские проблемы, и не требовавших сложного оборудования. Однако даже в этом случае из 64 возможных результатов в Израиле подтвердились только 30, т. е. меньше половины, а остальные оказались подвержены влиянию культурного контекста[ Социальные психологи убедились в невозможности «импорта» из США многих социально-психологических концепций даже в соседнюю Канаду. Что же говорить о культурах, в большей степени отличающихся от культуры США, чем канадская и израильская, в частности о культурах юга и юго-востока Азии? Среди множества различий между культурами Запада и Востока, которые в наибольшей степени повлияли на то, что результаты, полученные американскими исследователями, оказались нерелевантными в других культурах, в качестве стержневых следует выделить два: отношение к соответствию и отношение к контексту. Более того, из дальнейшего изложения станет понятно, что они взаимосвязаны. В американской социальной психологии значительное место занимают теории «когнитивного баланса», «когнитивного диссонанса», «когнитивной конгруэнтности» и т.д., в основе которых лежит зародившаяся еще в древнегреческой философии идея соответствия. Но, например, японцы или индийцы намного меньше озабочены проблемой когнитивного соответствия, чем представители западной культуры. «Мы на Западе полагаем, что если «истинно А, то Б истинным быть не может», но эта точка зрения имеет мало смысла в таких культурах, как индийская, где широко распространен философский монизм, согласно которому «все едино» и «противоположность великой истины также является великой истиной»» [Triandis, [с. 158]Психологи установили, что основным свойством личности индийцев является принятие противоречий. Так, они могут определять себя как «едящих мясо вегетарианцев», подразумевая, что обычно они едят растительную пищу, но, находясь в компании с «мясоедами», не отказываются и от животной. Иными словами, не обращая внимания на противоречия, индийцы обращают внимание на контекст, на то, с кем и при каких условиях происходит общение. Когда испытуемых из Индии и США просили описать знакомого им человека, американцы чаще, чем индийцы, использовали не зависимые от контекста характеристики (например, «разумный»), а индийцы чаще описывали индивида в определенном контексте («разумный на базаре» или «неразумный в общении с тещей»)[Triandis, 1999]. Итак, идеи когнитивного соответствия и суждений вне контекста оказываются более пригодными при сборе данных на Западе, чем в странах Востока. Тем не менее традиционная экспериментальная социальная психология как раз и не учитывала социальный в широком смысле (в том числе и культурный) контекст: незнакомых между собой людей помещали в непривычную для них обстановку и просили решить далекие от реальной жизни задачи. Однако при всех своих вышеперечисленных особенностях американская психология долгое время оставалась эталоном для исследователей Азии, Африки и Латинской Америки, которые считали, что, если их результаты не соответствуют западным теориям, что-то не в порядке с их результатами, а не с теориями. Как отмечает Г. Триандис, у многих социальных психологов стран «третьего мира» даже сформировался комплекс неполноценности [Triandis, 1994]. Кроме того, во многих культурах скромность является большей добродетелью, чем на Западе, поэтому незападные психологи долго не говорили своим американским коллегам: «Ваша теория если и не ошибочна, то не универсальна». Первыми это осмелились сказать японцы. А затем и в других странах пришли к осознанию того, что воспроизводство западной социальной психологии в других регионах мира крайне затруднительно и приводит к неполному, даже искаженному пониманию местных культур и их представителей. Постепенно в странах «третьего мира» приступили к созданию индигенных теорий, «стремящихся взглянуть на группу глазами ее членов» и учитывающих социальный и культурный контекст — ценности, нормы, систему верований конкретной этнической общности[Но, 1998, р. 94]. Например, исследователи из Японии и Кореи подчеркивают, что социальная психология в их регионе должна подвергнуться значительной трансформации и учитывать наиболее важные аспекты [с. 159]конфуцианской культуры — стремление к групповой сплоченности, сохранению социальной гармонии и коллективного благоденствия. Эти особенности культуры проявляются даже в работе научных коллективов, где руководитель, исполняющий, согласно конфуцианской модели, роль отца, должен обеспечивать единогласное принятие групповых решений и функционально и символически представлять группу вовне[Kim,1995]. Что касается отечественной социальной психологии, то ее априорно рассматривают наукой западного типа. Однако православная культура породила те особенности русской ментальности (терпимость к неопределенности и противоречиям, приоритет духа над материей и культ созерцания), которые указывают, что место российской социальной психологии — между Востоком и Западом. Тем не менее в настоящее время социальная психология в нашей стране, как, впрочем, и вся гуманитарная наука, «куда более скована позитивистской парадигмой и благоговеет перед эмпиризмом, чем западная»[Юревич, 2001, с. 303]. Парадокс заключается в том, что российские исследователи в основном исходят из традиционных американских моделей в то время, как на Западе озаботились проблемой конвергенции социальной психологии и выделили три задачи по включению в нее культурного контекста. Наиболее очевидная из них — перенос и проверка социально-психологических знаний на другие этнические группы, выяснение того, подтверждаются ли они во многих, а желательно во всех культурных контекстах, иными словами, проверка универсальности существующих социально-психологических теорий. Следующая задача, стоящая перед социальной психологией, — раскрытие и исследование психологических переменных, которые отсутствуют в западном — весьма ограниченном — культурном опыте. И создание индигенных теорий является при решении этой задачи необходимым этапом исследовательского процесса. Предполагается, что, лишь решив эти задачи, можно приступить к решению третьей задачи — интеграции результатов и их обобщения в подлинно универсальную социальную психологию, валидную если не для всех, то для широкого круга культур. Существование универсалий в других науках о человеке и обществе (в биологии, социологии, антропологии) позволяет исследователям надеяться на успех в раскрытии социально-психологических явлений, которые характеризуют Homo sapiensкак вид [Berry,1999]. Однако в настоящее время усилия социальных психологов, работающих в парадигме культурной психологии, направлены в основном на решение первой из упомянутых задач. При этом они сталкиваются с большим количеством проблем и трудностей [с. 160]при переносе исследований из одной культуры в другую и даже задаются вопросом: возможно ли валидное сравнительно-культурное исследование? По мнению Г. Триандиса, наилучшие результаты могут быть достигнуты в комплексном еtic–emic-etic подходе с использованием eticкатегорий и етic способов их измерения[Triandis, 1994]. В качестве примера можно привести проблемы, которые необходимо решить при сравнительно-культурном исследовании социальной дистанции[62]. Не вызывает сомнений, что понятиесоциальная дистанция является универсальным (etic) конструктом и имеет смысл во всех культурах. Однако оригинальные вопросы Е. Богардуса являлись культурно-специфичными(етic) для США начала прошлого века, и серьезную ошибку допускают исследователи, использующие их в другое время и в других культурах. Во-первых, существуют значимые и даже специфичные для культур группы, и индивид в разной степени идентифицирует себя с ними: в одних культурах он тесно связан с малой (нуклеарной) семьей, в других — с племенем, в одних — наиболее значимой группой является группа соседей, а в других — элитарный клуб. Триандис при исследовании культурной дистанции в США и Греции учитывал это обстоятельство. Поэтому в каждой культуре он выявил связи индивида со всеми возможными группами и сконструировал два разных, стандартизированных для культуры, но эквивалентных между собой набора вопросов. Например, в Греции измерялось согласие испытуемых на включение представителей чужих этнических общностей в парею (компанию друзей), а в США — согласие приятельствовать с ними в клубе. Во-вторых, некоторые формы контактов, используемые для измерения социальной дистанции в одной культуре, не имеют смысла в другой. В Индии для измерения социальной дистанции может быть использовано етic понятие «прикасаться к моей посуде». Так как в этой стране до сих пор сохранились идеи «ритуального осквернения» — индивид, согласный жить рядом с представителем более низкой касты, может не согласиться, чтобы тот дотрагивался до его посуды. Но, как не без иронии отмечает Триандис, абсолютно бессмысленно было бы выяснять отношение американца к тому, что к его посуде прикоснется турок[Triandis,1994]. [с. 161]Итак, для получения надежных данных в сравнительно-культурном исследовании предпочтительнее не переводить методики с одного языка на другой, а в каждой культуре искать emic эквиваленты используемых категорий. Но на практике социальным психологам часто приходится использовать переведенные методики. Для этих случаев созданы специальные — достаточно сложные — техники перевода, например метод двойного перевода с децентрированием, предложенный О. Вернером и Д. Кэмпбеллом. Разрабатывая свой метод, они исходили из того, что существуют разные способы для выражения одной и той же мысли. Поэтому тщательная «подгонка» друг к другу текстов на двух языках — с изменением их формы, но не смысла — может облегчить перевод, не создавая сложностей при проведении исследования. Например, текст А’, полученный в результате обязательного двойного перевода с одного языка на другой и обратно, может иметь значительные расхождения с исходным текстом А. В этом случае исследователь должен изменить («децентрировать») исходный текст так, чтобы он удовлетворял целям исследования, но был ближе к А’. После этого он осуществляет двойной перевод децентрированного текста А», в результате получая текст А»’, имеющий большие шансы оказаться идентичным по смыслу тексту А [Werner, Campbell, 1970]. Невозможно перечислить все моменты, влияющие на валидность и надежность результатов сравнительно-культурных исследований. В частности, следует учитывать так называемую пристрастность ответов. Например, между представителями культур существует заметная вариативность в использовании предлагаемых вариантов: испытуемые могут в большей или меньшей степени предпочитать крайние варианты ответов типа «Я совершенно согласен/не согласен»; отвечать либо только тогда, когда абсолютно уверены в ответе, либо — на все вопросы. В разных культурах отмечена и разная вероятность использования искажающих реальность социально желательных ответов. При этом социальная желательность может проистекать из стремления выразить идеалы своей культуры, угодить исследователю либо властям. К сожалению, до сих пор не найдено способа для определения того, что в каждом конкретном случае является причиной подобной вариативности — несовершенство измеряющего инструмента или подлинные межкультурные различия[Smith, Schwartz,1997]. Необходимо также помнить, что в каждой культуре существуют слои населения, трудно достижимые для исследователей. Например, богатые и влиятельные люди, как правило, недоступны [с. 162]взападных культурах, но в традиционных культурах именно они являются основным объектом изучения, так как визит исследователя даже повышает их статус. Американские ученые жалуются на трудности проведения исследований в школах, так как их администрация опасается результатов, которые могут оказаться антирекламой для учебного заведения. А в России при работе в школе не возникает столь серьезных трудностей. Кроме того, на сбор данных и их интерпретацию оказывают влияние механизмы межгруппового восприятия. Особенно опасно, если в работах этнопсихологов проявляются тенденции этноцентризма, когда стандарты своей культуры используются в качестве универсальных. Как уже отмечалось, этноцентризм в сравнительно-культурных исследованиях можно обнаружить достаточно часто и на разных уровнях: 1) при формулировании теорий и концепций, так как идеи социальных психологов и используемые ими понятия обусловлены культурой; 2) при выборе предмета исследования без учета особенностей одной из изучаемых культур[63]; 3) при введении в якобы универсальные методики категорий, специфичных для своей культуры[64][Berry et al.,2002]. И последнее, в начале нового тысячелетия большинство жителей Земли, кроме своей собственной, в той или иной мере связаны и с другими культурами, иными словами, они живут в гибридных культурах. Взаимопроникновение культур признается многими психологами, пришли они и к осознанию того, что «для исследователей решить методологические проблемы гибридных культур намного сложнее, чем проблемы изучения или сравнения культур дискретных»[Phinney,1999, р. 25]. Однако, несмотря на сложности, с которыми сталкиваются ученые при сравнении психологических явлений у разных народов, в настоящее время во всем мире наблюдается настоящий бум исследований, являющихся социально-психологической проекцией на культурное разнообразие человечества. Далее мы затронем лишь отдельные аспекты из весьма обширной области социальной этнопсихологии, основное внимание уделив системам коммуникации и социальным регуляторам человеческого поведения. |
infopedia.su
Социальная психология и культурный контекст — МегаЛекции
[с. 155]На протяжении всей истории экспериментальной социальной психологии, прежде всего американской, исследователи были заняты поиском универсальных закономерностей социального поведения, общения и взаимодействия индивидов. Практически все разработанные ими теории и модели — от концепции фрустрации-агрессии до атрибутивных теорий — «могут быть охарактеризованы как структуры интраиндивидуальных механизмов или процессов обработки информации, которые активируются в ответ на некоторые стимульные условия и более или менее непосредственно определяют социальные когниции, аттитюды и поведение» [Pepitone, Triandis, 1987, р. 479].
Во всех подобных считавшихся универсальными концептуальных системах бросается в глаза отсутствие культурных переменных и даже подчеркивается инвариантность социально-психологических механизмов и процессов длявсех индивидов вовсех социальных и культурных контекстах. Так, теория когнитивного диссонанса индифферентна к содержанию когниций, а теория фрустрации-агрессии — к конкретному содержанию фрустрации и фрустрируемой цели.
[с. 156]Этим социальная психология отличалась от другой «американской» науки — культурантропологии, с 20-х годов XX в. занимавшейся поисками связей между внутренним миром человека и культурой. Удивительным образом социальные психологи не вступили в «незримый колледж» междисциплинарных исследователей — прежде всего культурантропологов и философов — даже в 40–50-е годы, которые считаются «эрой личности и культуры» в американской и европейской социальных науках.
Только в последние десятилетия XX столетия социальные психологи стали задумываться о месте культуры в психологии, о проблемах их взаимосвязи и о необходимости налаживания в этой области контактов с другими науками о человеке и обществе. А на рубеже веков многие, как и С. Фиск, пришли к осознанию того, что «мы рискуем, пренебрегая культурой, так как решающим для научного прогресса в двадцать первом веке окажется международное сотрудничество» [Fiske, 2000, р. 313].
Одна из причин того, что культура заняла в социальной психологии подобающее ей место лишь в последние десятилетия, — тенденции мирового общественного развития. Необходимо учитывать, что лишь начиная с 60–70-х годов XX столетия в мировом масштабе наметились процессы, характеризующиеся повышенным интересом народов во всем мире к своей традиционной культуре. Естественно, что современные общества, находящиеся в процессе этнического возрождения, являются «заказчиком», требуя от социальной психологии решения связанных с ним непростых проблем.
Но есть и другая причина роста интереса к культуре в социальной психологии последней трети XX в. Ее следует искать в истории самой науки, которая только к этому времени получила распространение во всем мире. До этого она интенсивно развивалась в одной стране — США, а исследователи и объект их изучения являлись носителями одной культуры — евро-американской в широком смысле слова со свойственными ей практицизмом и рационализмом.
В этой ситуации американские исследователи если и могли бы выявить некие универсальные закономерности, не зависящие от расы, культуры, социального класса, то только избежав проявлений этноцентризма, заключающегося в предпочтении норм и ценностей своей культуры как естественных, правильных и даже универсальных. Но, как с сожалением отмечают Ф. Могаддам, Д. Тейлор и С. Райт: «…этноцентризм, включающий уверенность в превосходстве собственной культурной группы, столь сильно повлиял на социально-психологические исследования, что даже некоторые из наиболее известных результатов не подтверждаются припроверке [с. 157]в культурах вне Северной Америки»[Moghaddam, Taylor, Wright,1993, p. 11].
Можно привести множество примеров, свидетельствующих о том, что социальная психология добилась весьма ограниченных успехов в установлении универсальных, не зависящих от культуры принципов. Ее якобы «естественные» законы очень часто ограничены только европейской культурой, а большинство теорий нерелевантно незападным культурным условиям. Впечатляющий пример, подтверждающий культурные границы социальной психологии, — попытка повторить в Израиле исследования, проведенные в США. И. Амир и И. Шарон из тридцати пяти исследований, результаты которых были опубликованы в 1973–1975 гг., выбрали шесть, затрагивавших общечеловеческие, а не уникальные американские проблемы, и не требовавших сложного оборудования. Однако даже в этом случае из 64 возможных результатов в Израиле подтвердились только 30, т. е. меньше половины, а остальные оказались подвержены влиянию культурного контекста[Amir, Sharon,1987].
Социальные психологи убедились в невозможности «импорта» из США многих социально-психологических концепций даже в соседнюю Канаду. Что же говорить о культурах, в большей степени отличающихся от культуры США, чем канадская и израильская, в частности о культурах юга и юго-востока Азии?
Среди множества различий между культурами Запада и Востока, которые в наибольшей степени повлияли на то, что результаты, полученные американскими исследователями, оказались нерелевантными в других культурах, в качестве стержневых следует выделить два: отношение к соответствию и отношение к контексту. Более того, из дальнейшего изложения станет понятно, что они взаимосвязаны.
В американской социальной психологии значительное место занимают теории «когнитивного баланса», «когнитивного диссонанса», «когнитивной конгруэнтности» и т.д., в основе которых лежит зародившаяся еще в древнегреческой философии идея соответствия. Но, например, японцы или индийцы намного меньше озабочены проблемой когнитивного соответствия, чем представители западной культуры.
«Мы на Западе полагаем, что если «истинно А, то Б истинным быть не может», но эта точка зрения имеет мало смысла в таких культурах, как индийская, где широко распространен философский монизм, согласно которому «все едино» и «противоположность великой истины также является великой истиной»» [Triandis,1994, р. 4].
[с. 158]Психологи установили, что основным свойством личности индийцев является принятие противоречий. Так, они могут определять себя как «едящих мясо вегетарианцев», подразумевая, что обычно они едят растительную пищу, но, находясь в компании с «мясоедами», не отказываются и от животной. Иными словами, не обращая внимания на противоречия, индийцы обращают внимание на контекст, на то, с кем и при каких условиях происходит общение. Когда испытуемых из Индии и США просили описать знакомого им человека, американцы чаще, чем индийцы, использовали не зависимые от контекста характеристики (например, «разумный»), а индийцы чаще описывали индивида в определенном контексте («разумный на базаре» или «неразумный в общении с тещей»)[Triandis, 1999].
Итак, идеи когнитивного соответствия и суждений вне контекста оказываются более пригодными при сборе данных на Западе, чем в странах Востока. Тем не менее традиционная экспериментальная социальная психология как раз и не учитывала социальный в широком смысле (в том числе и культурный) контекст: незнакомых между собой людей помещали в непривычную для них обстановку и просили решить далекие от реальной жизни задачи.
Однако при всех своих вышеперечисленных особенностях американская психология долгое время оставалась эталоном для исследователей Азии, Африки и Латинской Америки, которые считали, что, если их результаты не соответствуют западным теориям, что-то не в порядке с их результатами, а не с теориями. Как отмечает Г. Триандис, у многих социальных психологов стран «третьего мира» даже сформировался комплекс неполноценности [Triandis, 1994]. Кроме того, во многих культурах скромность является большей добродетелью, чем на Западе, поэтому незападные психологи долго не говорили своим американским коллегам: «Ваша теория если и не ошибочна, то не универсальна». Первыми это осмелились сказать японцы. А затем и в других странах пришли к осознанию того, что воспроизводство западной социальной психологии в других регионах мира крайне затруднительно и приводит к неполному, даже искаженному пониманию местных культур и их представителей. Постепенно в странах «третьего мира» приступили к созданию индигенных теорий, «стремящихся взглянуть на группу глазами ее членов» и учитывающих социальный и культурный контекст — ценности, нормы, систему верований конкретной этнической общности[Но, 1998, р. 94].
Например, исследователи из Японии и Кореи подчеркивают, что социальная психология в их регионе должна подвергнуться значительной трансформации и учитывать наиболее важные аспекты [с. 159]конфуцианской культуры — стремление к групповой сплоченности, сохранению социальной гармонии и коллективного благоденствия. Эти особенности культуры проявляются даже в работе научных коллективов, где руководитель, исполняющий, согласно конфуцианской модели, роль отца, должен обеспечивать единогласное принятие групповых решений и функционально и символически представлять группу вовне[Kim,1995].
Что касается отечественной социальной психологии, то ее априорно рассматривают наукой западного типа. Однако православная культура породила те особенности русской ментальности (терпимость к неопределенности и противоречиям, приоритет духа над материей и культ созерцания), которые указывают, что место российской социальной психологии — между Востоком и Западом. Тем не менее в настоящее время социальная психология в нашей стране, как, впрочем, и вся гуманитарная наука, «куда более скована позитивистской парадигмой и благоговеет перед эмпиризмом, чем западная»[Юревич, 2001, с. 303].
Парадокс заключается в том, что российские исследователи в основном исходят из традиционных американских моделей в то время, как на Западе озаботились проблемой конвергенции социальной психологии и выделили три задачи по включению в нее культурного контекста. Наиболее очевидная из них — перенос и проверка социально-психологических знаний на другие этнические группы, выяснение того, подтверждаются ли они во многих, а желательно во всех культурных контекстах, иными словами, проверка универсальности существующих социально-психологических теорий. Следующая задача, стоящая перед социальной психологией, — раскрытие и исследование психологических переменных, которые отсутствуют в западном — весьма ограниченном — культурном опыте. И создание индигенных теорий является при решении этой задачи необходимым этапом исследовательского процесса. Предполагается, что, лишь решив эти задачи, можно приступить к решению третьей задачи — интеграции результатов и их обобщения в подлинно универсальную социальную психологию, валидную если не для всех, то для широкого круга культур.
Существование универсалий в других науках о человеке и обществе (в биологии, социологии, антропологии) позволяет исследователям надеяться на успех в раскрытии социально-психологических явлений, которые характеризуют Homo sapiensкак вид [Berry,1999]. Однако в настоящее время усилия социальных психологов, работающих в парадигме культурной психологии, направлены в основном на решение первой из упомянутых задач. При этом они сталкиваются с большим количеством проблем и трудностей [с. 160]при переносе исследований из одной культуры в другую и даже задаются вопросом: возможно ли валидное сравнительно-культурное исследование?
По мнению Г. Триандиса, наилучшие результаты могут быть достигнуты в комплексном еtic–emic-etic подходе с использованием eticкатегорий и етic способов их измерения[Triandis, 1994]. В качестве примера можно привести проблемы, которые необходимо решить при сравнительно-культурном исследовании социальной дистанции[62].
Не вызывает сомнений, что понятиесоциальная дистанция является универсальным (etic) конструктом и имеет смысл во всех культурах. Однако оригинальные вопросы Е. Богардуса являлись культурно-специфичными(етic) для США начала прошлого века, и серьезную ошибку допускают исследователи, использующие их в другое время и в других культурах.
Во-первых, существуют значимые и даже специфичные для культур группы, и индивид в разной степени идентифицирует себя с ними: в одних культурах он тесно связан с малой (нуклеарной) семьей, в других — с племенем, в одних — наиболее значимой группой является группа соседей, а в других — элитарный клуб. Триандис при исследовании культурной дистанции в США и Греции учитывал это обстоятельство. Поэтому в каждой культуре он выявил связи индивида со всеми возможными группами и сконструировал два разных, стандартизированных для культуры, но эквивалентных между собой набора вопросов. Например, в Греции измерялось согласие испытуемых на включение представителей чужих этнических общностей в парею (компанию друзей), а в США — согласие приятельствовать с ними в клубе.
Во-вторых, некоторые формы контактов, используемые для измерения социальной дистанции в одной культуре, не имеют смысла в другой. В Индии для измерения социальной дистанции может быть использовано етic понятие «прикасаться к моей посуде». Так как в этой стране до сих пор сохранились идеи «ритуального осквернения» — индивид, согласный жить рядом с представителем более низкой касты, может не согласиться, чтобы тот дотрагивался до его посуды. Но, как не без иронии отмечает Триандис, абсолютно бессмысленно было бы выяснять отношение американца к тому, что к его посуде прикоснется турок[Triandis,1994].
[с. 161]Итак, для получения надежных данных в сравнительно-культурном исследовании предпочтительнее не переводить методики с одного языка на другой, а в каждой культуре искать emic эквиваленты используемых категорий. Но на практике социальным психологам часто приходится использовать переведенные методики. Для этих случаев созданы специальные — достаточно сложные — техники перевода, например метод двойного перевода с децентрированием, предложенный О. Вернером и Д. Кэмпбеллом. Разрабатывая свой метод, они исходили из того, что существуют разные способы для выражения одной и той же мысли. Поэтому тщательная «подгонка» друг к другу текстов на двух языках — с изменением их формы, но не смысла — может облегчить перевод, не создавая сложностей при проведении исследования.
Например, текст А’, полученный в результате обязательного двойного перевода с одного языка на другой и обратно, может иметь значительные расхождения с исходным текстом А. В этом случае исследователь должен изменить («децентрировать») исходный текст так, чтобы он удовлетворял целям исследования, но был ближе к А’. После этого он осуществляет двойной перевод децентрированного текста А», в результате получая текст А»’, имеющий большие шансы оказаться идентичным по смыслу тексту А [Werner, Campbell, 1970].
Невозможно перечислить все моменты, влияющие на валидность и надежность результатов сравнительно-культурных исследований. В частности, следует учитывать так называемую пристрастность ответов. Например, между представителями культур существует заметная вариативность в использовании предлагаемых вариантов: испытуемые могут в большей или меньшей степени предпочитать крайние варианты ответов типа «Я совершенно согласен/не согласен»; отвечать либо только тогда, когда абсолютно уверены в ответе, либо — на все вопросы. В разных культурах отмечена и разная вероятность использования искажающих реальность социально желательных ответов. При этом социальная желательность может проистекать из стремления выразить идеалы своей культуры, угодить исследователю либо властям. К сожалению, до сих пор не найдено способа для определения того, что в каждом конкретном случае является причиной подобной вариативности — несовершенство измеряющего инструмента или подлинные межкультурные различия[Smith, Schwartz,1997].
Необходимо также помнить, что в каждой культуре существуют слои населения, трудно достижимые для исследователей. Например, богатые и влиятельные люди, как правило, недоступны [с. 162]взападных культурах, но в традиционных культурах именно они являются основным объектом изучения, так как визит исследователя даже повышает их статус. Американские ученые жалуются на трудности проведения исследований в школах, так как их администрация опасается результатов, которые могут оказаться антирекламой для учебного заведения. А в России при работе в школе не возникает столь серьезных трудностей.
Кроме того, на сбор данных и их интерпретацию оказывают влияние механизмы межгруппового восприятия. Особенно опасно, если в работах этнопсихологов проявляются тенденции этноцентризма, когда стандарты своей культуры используются в качестве универсальных. Как уже отмечалось, этноцентризм в сравнительно-культурных исследованиях можно обнаружить достаточно часто и на разных уровнях: 1) при формулировании теорий и концепций, так как идеи социальных психологов и используемые ими понятия обусловлены культурой; 2) при выборе предмета исследования без учета особенностей одной из изучаемых культур[63]; 3) при введении в якобы универсальные методики категорий, специфичных для своей культуры[64][Berry et al.,2002].
И последнее, в начале нового тысячелетия большинство жителей Земли, кроме своей собственной, в той или иной мере связаны и с другими культурами, иными словами, они живут в гибридных культурах. Взаимопроникновение культур признается многими психологами, пришли они и к осознанию того, что «для исследователей решить методологические проблемы гибридных культур намного сложнее, чем проблемы изучения или сравнения культур дискретных»[Phinney,1999, р. 25].
Однако, несмотря на сложности, с которыми сталкиваются ученые при сравнении психологических явлений у разных народов, в настоящее время во всем мире наблюдается настоящий бум исследований, являющихся социально-психологической проекцией на культурное разнообразие человечества. Далее мы затронем лишь отдельные аспекты из весьма обширной области социальной этнопсихологии, основное внимание уделив системам коммуникации и социальным регуляторам человеческого поведения.
Рекомендуемые страницы:
Воспользуйтесь поиском по сайту:
megalektsii.ru
Социальная психология и культурный контекст — КиберПедия
[с. 155]На протяжении всей истории экспериментальной социальной психологии, прежде всего американской, исследователи были заняты поиском универсальных закономерностей социального поведения, общения и взаимодействия индивидов. Практически все разработанные ими теории и модели — от концепции фрустрации-агрессии до атрибутивных теорий — «могут быть охарактеризованы как структуры интраиндивидуальных механизмов или процессов обработки информации, которые активируются в ответ на некоторые стимульные условия и более или менее непосредственно определяют социальные когниции, аттитюды и поведение» [Pepitone, Triandis, 1987, р. 479].
Во всех подобных считавшихся универсальными концептуальных системах бросается в глаза отсутствие культурных переменных и даже подчеркивается инвариантность социально-психологических механизмов и процессов длявсех индивидов вовсех социальных и культурных контекстах. Так, теория когнитивного диссонанса индифферентна к содержанию когниций, а теория фрустрации-агрессии — к конкретному содержанию фрустрации и фрустрируемой цели.
[с. 156]Этим социальная психология отличалась от другой «американской» науки — культурантропологии, с 20-х годов XX в. занимавшейся поисками связей между внутренним миром человека и культурой. Удивительным образом социальные психологи не вступили в «незримый колледж» междисциплинарных исследователей — прежде всего культурантропологов и философов — даже в 40–50-е годы, которые считаются «эрой личности и культуры» в американской и европейской социальных науках.
Только в последние десятилетия XX столетия социальные психологи стали задумываться о месте культуры в психологии, о проблемах их взаимосвязи и о необходимости налаживания в этой области контактов с другими науками о человеке и обществе. А на рубеже веков многие, как и С. Фиск, пришли к осознанию того, что «мы рискуем, пренебрегая культурой, так как решающим для научного прогресса в двадцать первом веке окажется международное сотрудничество» [Fiske, 2000, р. 313].
Одна из причин того, что культура заняла в социальной психологии подобающее ей место лишь в последние десятилетия, — тенденции мирового общественного развития. Необходимо учитывать, что лишь начиная с 60–70-х годов XX столетия в мировом масштабе наметились процессы, характеризующиеся повышенным интересом народов во всем мире к своей традиционной культуре. Естественно, что современные общества, находящиеся в процессе этнического возрождения, являются «заказчиком», требуя от социальной психологии решения связанных с ним непростых проблем.
Но есть и другая причина роста интереса к культуре в социальной психологии последней трети XX в. Ее следует искать в истории самой науки, которая только к этому времени получила распространение во всем мире. До этого она интенсивно развивалась в одной стране — США, а исследователи и объект их изучения являлись носителями одной культуры — евро-американской в широком смысле слова со свойственными ей практицизмом и рационализмом.
В этой ситуации американские исследователи если и могли бы выявить некие универсальные закономерности, не зависящие от расы, культуры, социального класса, то только избежав проявлений этноцентризма, заключающегося в предпочтении норм и ценностей своей культуры как естественных, правильных и даже универсальных. Но, как с сожалением отмечают Ф. Могаддам, Д. Тейлор и С. Райт: «…этноцентризм, включающий уверенность в превосходстве собственной культурной группы, столь сильно повлиял на социально-психологические исследования, что даже некоторые из наиболее известных результатов не подтверждаются припроверке [с. 157]в культурах вне Северной Америки»[Moghaddam, Taylor, Wright,1993, p. 11].
Можно привести множество примеров, свидетельствующих о том, что социальная психология добилась весьма ограниченных успехов в установлении универсальных, не зависящих от культуры принципов. Ее якобы «естественные» законы очень часто ограничены только европейской культурой, а большинство теорий нерелевантно незападным культурным условиям. Впечатляющий пример, подтверждающий культурные границы социальной психологии, — попытка повторить в Израиле исследования, проведенные в США. И. Амир и И. Шарон из тридцати пяти исследований, результаты которых были опубликованы в 1973–1975 гг., выбрали шесть, затрагивавших общечеловеческие, а не уникальные американские проблемы, и не требовавших сложного оборудования. Однако даже в этом случае из 64 возможных результатов в Израиле подтвердились только 30, т. е. меньше половины, а остальные оказались подвержены влиянию культурного контекста[Amir, Sharon,1987].
Социальные психологи убедились в невозможности «импорта» из США многих социально-психологических концепций даже в соседнюю Канаду. Что же говорить о культурах, в большей степени отличающихся от культуры США, чем канадская и израильская, в частности о культурах юга и юго-востока Азии?
Среди множества различий между культурами Запада и Востока, которые в наибольшей степени повлияли на то, что результаты, полученные американскими исследователями, оказались нерелевантными в других культурах, в качестве стержневых следует выделить два: отношение к соответствию и отношение к контексту. Более того, из дальнейшего изложения станет понятно, что они взаимосвязаны.
В американской социальной психологии значительное место занимают теории «когнитивного баланса», «когнитивного диссонанса», «когнитивной конгруэнтности» и т.д., в основе которых лежит зародившаяся еще в древнегреческой философии идея соответствия. Но, например, японцы или индийцы намного меньше озабочены проблемой когнитивного соответствия, чем представители западной культуры.
«Мы на Западе полагаем, что если «истинно А, то Б истинным быть не может», но эта точка зрения имеет мало смысла в таких культурах, как индийская, где широко распространен философский монизм, согласно которому «все едино» и «противоположность великой истины также является великой истиной»» [Triandis,1994, р. 4].
[с. 158]Психологи установили, что основным свойством личности индийцев является принятие противоречий. Так, они могут определять себя как «едящих мясо вегетарианцев», подразумевая, что обычно они едят растительную пищу, но, находясь в компании с «мясоедами», не отказываются и от животной. Иными словами, не обращая внимания на противоречия, индийцы обращают внимание на контекст, на то, с кем и при каких условиях происходит общение. Когда испытуемых из Индии и США просили описать знакомого им человека, американцы чаще, чем индийцы, использовали не зависимые от контекста характеристики (например, «разумный»), а индийцы чаще описывали индивида в определенном контексте («разумный на базаре» или «неразумный в общении с тещей»)[Triandis, 1999].
Итак, идеи когнитивного соответствия и суждений вне контекста оказываются более пригодными при сборе данных на Западе, чем в странах Востока. Тем не менее традиционная экспериментальная социальная психология как раз и не учитывала социальный в широком смысле (в том числе и культурный) контекст: незнакомых между собой людей помещали в непривычную для них обстановку и просили решить далекие от реальной жизни задачи.
Однако при всех своих вышеперечисленных особенностях американская психология долгое время оставалась эталоном для исследователей Азии, Африки и Латинской Америки, которые считали, что, если их результаты не соответствуют западным теориям, что-то не в порядке с их результатами, а не с теориями. Как отмечает Г. Триандис, у многих социальных психологов стран «третьего мира» даже сформировался комплекс неполноценности [Triandis, 1994]. Кроме того, во многих культурах скромность является большей добродетелью, чем на Западе, поэтому незападные психологи долго не говорили своим американским коллегам: «Ваша теория если и не ошибочна, то не универсальна». Первыми это осмелились сказать японцы. А затем и в других странах пришли к осознанию того, что воспроизводство западной социальной психологии в других регионах мира крайне затруднительно и приводит к неполному, даже искаженному пониманию местных культур и их представителей. Постепенно в странах «третьего мира» приступили к созданию индигенных теорий, «стремящихся взглянуть на группу глазами ее членов» и учитывающих социальный и культурный контекст — ценности, нормы, систему верований конкретной этнической общности[Но, 1998, р. 94].
Например, исследователи из Японии и Кореи подчеркивают, что социальная психология в их регионе должна подвергнуться значительной трансформации и учитывать наиболее важные аспекты [с. 159]конфуцианской культуры — стремление к групповой сплоченности, сохранению социальной гармонии и коллективного благоденствия. Эти особенности культуры проявляются даже в работе научных коллективов, где руководитель, исполняющий, согласно конфуцианской модели, роль отца, должен обеспечивать единогласное принятие групповых решений и функционально и символически представлять группу вовне[Kim,1995].
Что касается отечественной социальной психологии, то ее априорно рассматривают наукой западного типа. Однако православная культура породила те особенности русской ментальности (терпимость к неопределенности и противоречиям, приоритет духа над материей и культ созерцания), которые указывают, что место российской социальной психологии — между Востоком и Западом. Тем не менее в настоящее время социальная психология в нашей стране, как, впрочем, и вся гуманитарная наука, «куда более скована позитивистской парадигмой и благоговеет перед эмпиризмом, чем западная»[Юревич, 2001, с. 303].
Парадокс заключается в том, что российские исследователи в основном исходят из традиционных американских моделей в то время, как на Западе озаботились проблемой конвергенции социальной психологии и выделили три задачи по включению в нее культурного контекста. Наиболее очевидная из них — перенос и проверка социально-психологических знаний на другие этнические группы, выяснение того, подтверждаются ли они во многих, а желательно во всех культурных контекстах, иными словами, проверка универсальности существующих социально-психологических теорий. Следующая задача, стоящая перед социальной психологией, — раскрытие и исследование психологических переменных, которые отсутствуют в западном — весьма ограниченном — культурном опыте. И создание индигенных теорий является при решении этой задачи необходимым этапом исследовательского процесса. Предполагается, что, лишь решив эти задачи, можно приступить к решению третьей задачи — интеграции результатов и их обобщения в подлинно универсальную социальную психологию, валидную если не для всех, то для широкого круга культур.
Существование универсалий в других науках о человеке и обществе (в биологии, социологии, антропологии) позволяет исследователям надеяться на успех в раскрытии социально-психологических явлений, которые характеризуют Homo sapiensкак вид [Berry,1999]. Однако в настоящее время усилия социальных психологов, работающих в парадигме культурной психологии, направлены в основном на решение первой из упомянутых задач. При этом они сталкиваются с большим количеством проблем и трудностей [с. 160]при переносе исследований из одной культуры в другую и даже задаются вопросом: возможно ли валидное сравнительно-культурное исследование?
По мнению Г. Триандиса, наилучшие результаты могут быть достигнуты в комплексном еtic–emic-etic подходе с использованием eticкатегорий и етic способов их измерения[Triandis, 1994]. В качестве примера можно привести проблемы, которые необходимо решить при сравнительно-культурном исследовании социальной дистанции[62].
Не вызывает сомнений, что понятиесоциальная дистанция является универсальным (etic) конструктом и имеет смысл во всех культурах. Однако оригинальные вопросы Е. Богардуса являлись культурно-специфичными(етic) для США начала прошлого века, и серьезную ошибку допускают исследователи, использующие их в другое время и в других культурах.
Во-первых, существуют значимые и даже специфичные для культур группы, и индивид в разной степени идентифицирует себя с ними: в одних культурах он тесно связан с малой (нуклеарной) семьей, в других — с племенем, в одних — наиболее значимой группой является группа соседей, а в других — элитарный клуб. Триандис при исследовании культурной дистанции в США и Греции учитывал это обстоятельство. Поэтому в каждой культуре он выявил связи индивида со всеми возможными группами и сконструировал два разных, стандартизированных для культуры, но эквивалентных между собой набора вопросов. Например, в Греции измерялось согласие испытуемых на включение представителей чужих этнических общностей в парею (компанию друзей), а в США — согласие приятельствовать с ними в клубе.
Во-вторых, некоторые формы контактов, используемые для измерения социальной дистанции в одной культуре, не имеют смысла в другой. В Индии для измерения социальной дистанции может быть использовано етic понятие «прикасаться к моей посуде». Так как в этой стране до сих пор сохранились идеи «ритуального осквернения» — индивид, согласный жить рядом с представителем более низкой касты, может не согласиться, чтобы тот дотрагивался до его посуды. Но, как не без иронии отмечает Триандис, абсолютно бессмысленно было бы выяснять отношение американца к тому, что к его посуде прикоснется турок[Triandis,1994].
[с. 161]Итак, для получения надежных данных в сравнительно-культурном исследовании предпочтительнее не переводить методики с одного языка на другой, а в каждой культуре искать emic эквиваленты используемых категорий. Но на практике социальным психологам часто приходится использовать переведенные методики. Для этих случаев созданы специальные — достаточно сложные — техники перевода, например метод двойного перевода с децентрированием, предложенный О. Вернером и Д. Кэмпбеллом. Разрабатывая свой метод, они исходили из того, что существуют разные способы для выражения одной и той же мысли. Поэтому тщательная «подгонка» друг к другу текстов на двух языках — с изменением их формы, но не смысла — может облегчить перевод, не создавая сложностей при проведении исследования.
Например, текст А’, полученный в результате обязательного двойного перевода с одного языка на другой и обратно, может иметь значительные расхождения с исходным текстом А. В этом случае исследователь должен изменить («децентрировать») исходный текст так, чтобы он удовлетворял целям исследования, но был ближе к А’. После этого он осуществляет двойной перевод децентрированного текста А», в результате получая текст А»’, имеющий большие шансы оказаться идентичным по смыслу тексту А [Werner, Campbell, 1970].
Невозможно перечислить все моменты, влияющие на валидность и надежность результатов сравнительно-культурных исследований. В частности, следует учитывать так называемую пристрастность ответов. Например, между представителями культур существует заметная вариативность в использовании предлагаемых вариантов: испытуемые могут в большей или меньшей степени предпочитать крайние варианты ответов типа «Я совершенно согласен/не согласен»; отвечать либо только тогда, когда абсолютно уверены в ответе, либо — на все вопросы. В разных культурах отмечена и разная вероятность использования искажающих реальность социально желательных ответов. При этом социальная желательность может проистекать из стремления выразить идеалы своей культуры, угодить исследователю либо властям. К сожалению, до сих пор не найдено способа для определения того, что в каждом конкретном случае является причиной подобной вариативности — несовершенство измеряющего инструмента или подлинные межкультурные различия[Smith, Schwartz,1997].
Необходимо также помнить, что в каждой культуре существуют слои населения, трудно достижимые для исследователей. Например, богатые и влиятельные люди, как правило, недоступны [с. 162]взападных культурах, но в традиционных культурах именно они являются основным объектом изучения, так как визит исследователя даже повышает их статус. Американские ученые жалуются на трудности проведения исследований в школах, так как их администрация опасается результатов, которые могут оказаться антирекламой для учебного заведения. А в России при работе в школе не возникает столь серьезных трудностей.
Кроме того, на сбор данных и их интерпретацию оказывают влияние механизмы межгруппового восприятия. Особенно опасно, если в работах этнопсихологов проявляются тенденции этноцентризма, когда стандарты своей культуры используются в качестве универсальных. Как уже отмечалось, этноцентризм в сравнительно-культурных исследованиях можно обнаружить достаточно часто и на разных уровнях: 1) при формулировании теорий и концепций, так как идеи социальных психологов и используемые ими понятия обусловлены культурой; 2) при выборе предмета исследования без учета особенностей одной из изучаемых культур[63]; 3) при введении в якобы универсальные методики категорий, специфичных для своей культуры[64][Berry et al.,2002].
И последнее, в начале нового тысячелетия большинство жителей Земли, кроме своей собственной, в той или иной мере связаны и с другими культурами, иными словами, они живут в гибридных культурах. Взаимопроникновение культур признается многими психологами, пришли они и к осознанию того, что «для исследователей решить методологические проблемы гибридных культур намного сложнее, чем проблемы изучения или сравнения культур дискретных»[Phinney,1999, р. 25].
Однако, несмотря на сложности, с которыми сталкиваются ученые при сравнении психологических явлений у разных народов, в настоящее время во всем мире наблюдается настоящий бум исследований, являющихся социально-психологической проекцией на культурное разнообразие человечества. Далее мы затронем лишь отдельные аспекты из весьма обширной области социальной этнопсихологии, основное внимание уделив системам коммуникации и социальным регуляторам человеческого поведения.
cyberpedia.su
Е. Улыбина. Психология культуры
Е. Улыбина. Психология культурыПояснительная записка
Спецкурс «Психология культуры» предназначен для аспирантов, обучающихся по специальности «Культурология», темы исследований которых требуют обращения к психологической проблематике. Программа представляет собой общий план, который может и должен сильно варьироваться в зависимости от специальности и подготовки аспиранта, его интересов, выбранной темы исследований. Отличие аспирантского курса от университетского курса заключается в прикладном характере освещения вопросов психологии психологической проблематики, направленной на анализ явлений культуры. В рамках курса большое внимание уделяется вопросам методологии междисциплинарных исследований.
Психология культуры – это область психологии, задача которой состоит в объяснении различных сторон человеческой культуры (искусства, религии, языка, экономики, общества и т. д.) с психологической точки зрения. Таким образом, предметом курса являются психологические особенности феноменов культуры, психологические механизмы формирования и функционирования отдельных культурных феноменов и культуры в целом. В качестве предмета выступают как актуальные культурные феномены, так и динамические процессы, происходящие в культуре. Цель изучения заключается в формировании междисциплинарного исследовательского пространства, захватывающего области психологии, культурологии и других наук и дающего возможность описывать и изучать культурные феномены с использованием научного аппарата как психологии, так и культурологии. Это позволит избежать редукционизма, нивелирующего специфику различных дисциплин и снижающему глубину видения проблемы. В задачи курса входит подробное знакомство аспирантов с основными понятиями современной психологии, формирование умений выделять в элементах культуры психологические особенности и детерминацию психологическими процессами, умений анализировать явления культуры с опорой на знание психологии. Предполагается, что содержание курса станет отправной точкой для более углубленного самостоятельного изучения психологической литературы по теме исследования.
Особенность курса состоит в том, что все темы рассматриваются в контексте связи психологии и культуры. Внимание уделяется как вопросам культурно-исторической детерминации психики человека, так и анализу того, как особенности психики человека проявляются в конкретных культурных феноменах и процессах культуры. Построение курса предполагает углубленное знакомстве с отдельными проблемами общей психологии, имеющими отношение к проблемам ментальности, особенностям восприятия и мышления. Раздел «Личность и культура» включает в себя вопросы, касающиеся как различных теорий личности, так и отдельных проблем психологии личности. Подробно рассматриваются вопросы формирования и движущих сил поведения личности, вопросы культурной детерминации личности. Значительное внимание уделяется темам психопатологии и анализу видов психопатологии. В раздел «Культурные феномены как предмет психологического исследования» включены темы, касающиеся анализа социально-психологических явлений и отдельных феноменов культуры. Конкретные темы семинарских занятий определяются в соответствии с тематикой диссертаций и научными инетресами слушателей спецкурса.
Слушатели данного курса должны знать психологию в объеме вузовского курса, включающего основные сведения о предмете психологии, методах исследования, свойствах психических процессов и состояний и теориях личности.
В качестве форм промежуточного контроля используются результаты работы слушателей на семинарских занятий. Итоговой формой контроля служит подготовленный доклад по посвященный психологическому анализу проблемы, составляющей тему диссертационного исследования.
Объем курса составляет 20 часов
Введение
Предмет психологии культуры. Культура как предмет психологического анализа: перспективы и ограничения. Анализ культуры в целом и отдельных культурных феноменов. Проблема возможности анализа культуры и культурных феноменов с позиций психологии, сформированной в одной из культур. Влияние культурной принадлежности исследователя.
Междисциплинарный подход в гуманитарных науках. Проблемы и перспективы. Междисциплинарность или редукционизм. Возможности междисциплинарных исследований явлений и процессов культуры. Языки исследования. Проблема перевода и метаязыка.
Междисциплинарный характер психологии культуры. Основные направления: связь культуры и психики, этнопсихология, психологический анализ феноменов культуры.
Формирование пространства, позволяющего анализировать психологические механизмы и психологические особенности явлений и процессов культуры. Основные области психологии. «Экологическая психология» Э. Брунсвика. Ситуации в качестве предмета психологического анализа. Определение влияния среды на отклики организма. Понятие жизненного пространства К. Левина. Поведение как функция ситуации. Культурно-историческая психология К. Коула.
Психология культуры и смежные области междисциплинарных исследований. Психология культуры и психологическая антропология. Этнопсихология В. Вундта. Психология народов как пример описательной психологии. Психологическая антропология. Начало научных исследований национальных различий в работах Ф. Боаса. Редукция культурных феноменов к психологическим в «Американской школе исторической этнологии». Э. Сэпир и его последователи: конфигурационизм и лингвистика. Emic- и etic — концепты (С. Фрейк). М. Мид, исследования детства. Пластичность человеческой психики. Психоаналитические и функционалистские идеи в работах М. Мид. Б. Малиновский: функционализм. Культура как инструмент удовлетворения психобиологических потребностей. Взаимоотношения антропологии и психологии. Дж. Уайт: дискурс-центрированный подход. Узкий и широкий подходы в этнопсихологии. Отказ от дихотомии “self” – “person”. Связь между культурой и поведением. М. Спиро: взаимовлияние культуры и психологии. Т. Шварц: дистрибутивная модель культуры. Взаимосвязь когнитивной психологии и психологической антропологии. Российская теория деятельности как основание культурной психологии. Работы Л.С. Выготского и А.Р. Лурия.
Кросс-культурная психология (этнопсихология) как направление современной психологии.
Культура как предмет психологического анализа в кросс-культурных исследованиях Культурные феномены как предмет психологического исследования. Возможности и ограничения методов академической психологии. Анализ результатов работы экспедиции А.Р. Лурия.
Возможности психологического анализа культурных явлений: политики, истории, литературы, искусства, социально-психологических явлений. Отличие от прикладных исследований в психологии. Психология спортивной деятельности и психология спорта как явления культуры.
Примеры междисциплинарных работ. Психологический анализ политической биографии. Связь особенностей личности и политических решений. З. Фрейд, У. Буллит. «Биографии Вудро Вильсона». Понятие «автокоммуникации культуры» (Ю.М. Лотман) как пример построения теоретического концепта в междисциплинарном пространстве.
Культура и основные психологические процессы
Представление о развитии психики в кросс-культурном аспекте. Критерии развития. Вариативные и стабильные элементы. Проблема связи филогеза и онтогенеза в культурно-историческом контексте.
Психология сознания.
Вклад психоанализа в становление представлений о знаковой природе сознания. Первичные и вторичные процессы. Проблема языка и сознания. Сознание и бессознательное. Свойства бессознательного, определяемые отсутствием знакового опосредования. Аффективное и когнитивное бессознательное.
Проблема знакового опосредования высших психических функций в теории Л.С. Выготского. Теория Выготского и психоаналитическое понимание онто- и филогенеза сознания. Уровни развития значения. Формы существования значения в индивидуальном сознании. Структурная и динамическая формы сознания.
Проблема структуры сознания в психологии. Различные подходы к определению структуры сознания. Определение структуры сознания через составляющие его элементы. Интроспекционизм В. Вундта, Э. Титчинера, представителей Вюрцбургской школы. Определение структуры сознания через инвариантные схемы преобразования информации. Идеи О. Кюльпе о безобразности мышления. Реакция В. Вундта и Э. Титчинера. Вывод о детерминации содержания интроспекции установкой экспериментатора. Категории пространства и времени как образующие сознание. И. Кант, М. Веккер. Определение структуры сознания через качественные характеристики образов сознания. Структура знака и структура сознания в теории А. Леонтьева. Представление об уровневом строении сознания. Сознание как система реальностей.
Психология обыденного сознания. Нерациональный, противоречивый характер обыденного сознания. Социальный характер обыденного сознания. Обыденное сознание и языковая картина мира. Особенности обыденного сознания, определяемые природой символа как доминирующего средства репрезентации. Функции обыденного сознания.
Психосемантика как экспериментальный метод изучения категориальной структуры сознания.
Психосемантика как раздел когнитивной психологии сознания. Теоретические основы психосемантики. Понятие ассоциативных связей. Вклад З. Фрейда и К. Юнга в разработку ассоциативных методов изучения содержания бессознательного. Вклад А.Р. Лурия в развитие теоретических основ психосемантики.
Вклад Ч. Осгуда в создание экспериментальной психосемантики. Эксперименты Ч. Осгуда по исследованию синестезии. Основные результаты. Универсальный характер факторов оценки, силы и активности. Понятие уровневой структуры сознания в психоанализе и теории деятельности А.Н. Леонтьева. Уровневое строение семантической структуры сознания.
Психосемантика как экспериментальный подход к изучению сознания. Понятие значения и категории. Категориальное значение. Коннотативное значение. Понятие коннотативных и денотативных шкал. Биполярные и униполярные шкалы. Семантические пространства, получаемые при использовании разного типа шкал. Категориальные структуры сознания. Понятие семантического поля. Понятие семантического пространства. Семантическая структура сознания.
Бессознательное.
История представлений о бессознательном в философии и физиологии. Вклад З. Фрейда в понимание природы бессознательного. Современные представления о природе бессознательного. Семиотическая природа бессознательного. Структурный психоанализ Ж. Лакана. Бессознательное, структурированное как язык. Симптомы как формы говорения с использование метафоры и метонимии. Особенности «»языка бессознательного». Виды бессознательного.
Когнитивные процессы.
Предмет психологии когнитивных процессов. Когнитивные процессы и культура.
Психология ощущений и восприятия. Закономерности восприятия. Психология восприятия в гуманитарных исследованиях. Законы визуального восприятия. П. Флоренский об «обратной перспективе» и психологический анализ данного феномена. Понятие завершенного гештальта. Понятие «хорошей формы» в гештальт-психологии. Психология восприятия и психология искусства. «Визуальное мышление» (Р. Арнхейм). Психосемантика цвета. Исследования по психологии цветовосприятия. Цвет и эмоциональное состояние. Психология цвета и цвет как элемент культуры.
Апперцепция восприятия. Понятие проекции. Проективные методы психодиагностики. Использование принципов психологической интерпретации в анализе образов искусства, рекламы, политической рекламы и пр.
Основные теории мышления. Мышление как решение задач. Структура решения задач. Культура и решение задач.
Понятие интеллекта в психологии. Социальный интеллект и эмоциональный интеллект. Основные теории интеллекта. Генетическая эпистемология Ж. Пиаже. Уровень знакового опосредования и уровень интеллектуального развития. Схемы и их формирование. Операции. Транзитивонсть. Формирование интеллектуальных навыков. Теория формирования понятий Дж. Брунера. Кодирующие системы и их усвоение. Зависимость развития навыков от требований культуры. Влияние культуры на когнитивное развитие. Критерии значимости и познавательное развитие.
Проблема экологической валидности в кросс-культурных экспериментальных исследованиях. Познание в разных культурах. Познание и система культурных ценностей. Основные проблемы.
Категоризация. Способы категоризации. Влияние содержания на классификацию. Культурная детерминация классификации. Классификация и деятельность. Влияние различий между культурами на способы классификации. Влияние образованиям на способы классификации.
Когнитивные стили. Когнитивные стили как базовые способы категоризации информации. Кросс-культурные исследования полезависимости — поленезависимости. Связь когнитивного стиля с культурой. Проявление когнитивных стилей в культуре.
Проблемы познания в философии и психологии. Связи, параллели, взаимовлияния.
Психология эмоций.
История становления психологии эмоций. Отношение к эмоциональным реакциям в различные исторические периоды. Ценность эмоций как культурный феномен. Теория эмоций Ж.П. Сартра. Информационная теория эмоций П.В. Симонова. Когнитивная теория эмоций С. Шехтера. Теория дифференциальных эмоций С. Томкинса. Современное состояние психологии эмоций. Феноменология эмоциональных явлений. Теория атрибуции возбуждения. Эмоции и тело. Формирование эмоциональной сферы личности. Эмпатия, формирование эмпатии. Проявления эмоций в культуре. Проблема универсальности основных форм эмоциональных реакций.
Влияние культуры на формирование эмоциональной сферы личности. Проблемы развития эмоций в работе «Психология искусства» Л.С. Выготского.
Методы исследования эмоций.
Психосемантика.
Психосемантика как раздел когнитивной психологии сознания. Теоретические основы психосемантики. Понятие ассоциативных связей. Вклад З. Фрейда и К. Юнга в разработку ассоциативных методов изучения содержания бессознательного. Вклад А.Р. Лурия в развитие теоретических основ психосемантики.
Вклад Ч. Осгуда в создание экспериментальной психосемантики. Эксперименты Ч. Осгуда по исследованию синестезии. Основные результаты. Универсальный характер факторов оценки, силы и активности. Интерпретация факторов силы и активности как категорий пространства и времени, предложенная А.М. Эткиндом. Понятие уровневой структуры сознания в психоанализе и теории деятельности А.Н. Леонтьева.
Предмет психосемантики. Задачи психосемантики. Понятие субъективной реальности. Исследование субъективной реальности.
Психосемантика как экспериментальный подход к изучению сознания. Понятие значения и категории. Категориальное значение. Коннотативное значение. Понятие коннотативных и денотативных шкал. Биполярные и униполярные шкалы. Семантические пространства, получаемые при использовании разного типа шкал. Категориальные структуры сознания. Понятие семантического поля. Понятие семантического пространства. Семантическая структура сознания.
Прикладные исследования. Невербальные семантические дифференциалы. Уровневое строение семантической структуры сознания.
Личностные семантические пространства. Психосемантика имплицитной теории личности.
Культура и личность
Основные проблемы связи личности и культуры. Культурная детерминация формирования личности. Связь между психологией и культурой. Вклад культурологии. “Этос культуры” Рут Бенедикт, “основная личностная структура” (А. Кардинер и Р. Линтон), “модальная личность” (К. Дюбуа), модальная личностная структура (А. Инкельс и Д. Левенсон). Представление о культуре как модели личности, редукция психологических феноменов к культурным, (Р.Бенедикт).
Психология личности. Основные подходы в понимании формирования личности. Многообразие точек зрения. Глубинная психология, гуманистическая психология, когнитивная психология, диспозициональная психология.
Психоанализ. Природа культуры в теории психоанализа. Роль культуры в развитии личности. Влияние философии на развитие психоанализа. Влияние психоанализа на развитие философии.
Представление о социо-биологическорй детерминации личности. Защитные механизмы личности. Виды защит. Проявление защитных механизмов на уровне культуры.
Развитие идей классического психоанализа. Теория объектных отношений. М. Кляйн, понятие шизо-параноидной и депрессивной позиции. Зависть и благодарность как базовые переживания. Понятие «частичного» объекта, «хорошего» и «плохого» объекта.
Теория периодизации развития личности младенца М. Малер. Основные стадии. Нормальный аутизм, симбиоз, сепарация – индивидуация. Проявление психологических особенностей каждой стадии в феноменах культуры. Психоаналитическое исследование нормального и отклоняющегося развития объектных отношений Р. Шпитца. Патология объектных отношений. Понятие госпитализма.
Понятие переходного объекта в теории Д. Винникота. Страх распада в структуре личности. Психотическое расстройство как защита. Страх смерти. Проявление страха распада в культуре.
Интерперсональная теория личности Г. Слливана. Структура личности. Понятие персонификации. Прототаксический, паратаксический и синтаксический способ восприятия реальности. Понятие разделенной реальности. Детерминанты развития личности. Тревожность и современная культура.
Теория Ж. Лакана как пример интеграции идей Фрейда, структурной лингвистики, этологии и философии. Реальное, воображаемое, символическое. «Стадия зеркала» как основа идентичности. Понятие Другого в теории Лакана. Философия Ж. Делеза и лакановский психоанализ.
Психология формирования идентичности. Э. Эриксон. Понятие идентичности. Формирование идентичности. Мораторий идентичности. Кризис идентичности. Психологические факторы, влияющие на процесс формирования позитивной идентичности. Спутанная идентичность в современном обществе. Представление об осознаваемой и неосознаваемой идентичности.
Понятие социального характера. Влияние исторической ситуации на идентичность личности. Анализ личность Лютера как пример психо-исторического исследования.
Развитие личности в онтогенезе. Нормативный кризис как механизм развития личности. Взаимосвязь личности и социума.
Гуманистическая психология.
Связь гуманистической психологии и экзистенциональной философии. Представление о целевой детерминации развития личности. Позитивный взгляд на человеческую мотивацию. Понятие «смысла жизни» а теории В. Франкла. Смысл жизни как культурный феномен. Культурно-исторические причины создания гуманистической психологии. Феноменологическая теория личности К. Роджерса. Связь с экзистенциальной философией и феноменологией. Понятие феноменального поля как психологической реальности. Тенденция актуализации. Я-концепция. Переживание угрозы и процесс защиты. Понятие о полноценно функционирующем человеке. Клиент-центрированная терапия и ее распространение. Т-группы и их влияние на культуру.
Личность как когнитивная система.
Представление о личности в теории личностных конструктов Дж. Келли. Понятие «конструкт». Основные принципы формирования конструктов. Принцип биполярности. Принцип проницаемости. Принцип применимости. Системный характер конструктов. Понятие когнитивной простоты и когнитивной сложности. Культурная детерминация конструктов. Конструкты на уровне культурных феноменов. Социальные стереотипы как конструкты. Применение репертуарных решеток как метода исследования индивидуального сознания, в диагностике и консультативной практике. Построение репертуарных решеток, ориентированных на решение частных прикладных задач.
Диспозициональная психология
.Проблема таксономии и формирования черт личности. Основные диспозициональные теории личности. Понятие черт в теории Г. Оллпорта. Понятие функциональной автономии. Р. Кеттелл и Личностные черты: универсальный или специфический феномен. Результаты кросс-культурных исследований. «Большая пятерка» факторов. Возможность переноса пятифакторной модели на разные языковые и культурные группы. Достоинства и недостатки пятифакторной модели. Проблема исследований национального характера. Устойчивость национального характера и его детерминация.
Методы психодиагностики личности. Возможности применения методов психодиагностики в междисциплинарных исследованиях.
Психология мотивов. Изучение мотивов как изучения психологической детерминации действий человека.
Мотивы и потребности. Основные теории мотивов и мотивации. Природа побуждения к действию. Теории мотивации. Ситуационные детерминанты стимуляции поведения. Теория конфликта. Теория активации. Теория когнитивного баланса Ф. Хайдера. Теория когнитивного диссонанса Л. Фестингера. Проявление когнитивного диссонанса в социально-культурных феноменах. Использование когнитивного диссонанса. Понятие мотива в теории А. Н. Леонтьева. Потребность и желание в теории Ж.Лакана. Влияние диалектики Гегеля на формирование теории Лакана.
Теория поля К. Левина. Связь личности и ситуации. Понятие «жизненного пространства». Напряженные системы в модели личности. Модель окружения.
Психология агрессии. Основные теории агрессии. Представление об агрессии в классическом и современном психоанализе. Агрессия в теории М. Кляйн. О. Кернберг об агрессии и тяжелых личностных расстройствах. Физиологические основы агрессии. К. Лоренц о биологической основе агрессии. Социальная детерминация агрессии. Фрустрация как предпосылка агрессии. Ситуационные факторы. Культурна детерминация агрессивных реакций. Установки, системы ценностей и агрессия. Анализ агрессии в работах Э. Фромма. Мотив агрессии. Индивидуальные детерминанты агрессии. Тревога и агрессия. Агрессия и тяжелые личностные расстройства. Психопатологические детерминанты асоциального поведения. Гендерная детерминация агрессии. Агрессия в культуре. Проблема управляемости агрессией. Прямые и косвенные формы проявления агрессии.
Помощь и агрессия. Исследование психологических аспектов помощи. Ситуационные факторы. Нормативная установка и помогающее поведение. Сопереживание. Личностные диспозиции. Мотивация помощи и модель ожидаемой ценности.
Социальные мотивы: аффилиация и власть. Мотив аффилиации. Понятие аффилиации. Теории аффилиации. Формирование мотива аффилиации. Культурные детерминанты мотива аффилиации. Мотив аффилиации в культуре. Мотив власти. Теории мотива власти. Культурные детерминанты мотива власти. Психологические основания формирования мотива власти. Виды власти. Проявление мотива власти в культуре.
Мотив достижения. Психологические основы формирования мотива достижения. Модель выбора риска. Мотив избегания неудач.
Средовые факторы формирования мотивов. Культурная обусловленность выраженности и содержания мотивов.
Понятие психологического времени. Психологическое время, его структура и функции. Репрезентация психологического времени. Методы изучения психологического времени.
Социально-культурная природа телесности человека. Феноменология телесности. Образ тела и телесные ощущения. Производность границ тела. Проблема инструментального опосредования в формировании границ тела. «Отчуждение» как деструкция телесности. Семиотика телесности. Смысловое опосредование телесности. Проблема влияния смысла на перцепцию. Психоаналитический подход. Герменевтический подход (Х. Гадамер). Характеристики клинической модели в герменевтике. Школа ‘New look’. Влияние мотивации на восприятие. Концепция «личностного смысла». Семиотическая природа мотива. Смысл телесного ощущения. Проблема «истинности» телесных ощущений. Детерминированность различных форм телесности и телесных ощущений культурой. Психосоматические расстройства. Болезнь и культура. Психология телесности в исследовании тела как феномена культуры.
Проблема генотип-средовой детерминации психики человека как культурный феномен. Результаты экспериментальных исследований. Ф. Гальтон и идеи евгеники. Предшествование евгеники генетике и психогенетике. Современное состояние изученности проблемы. Понятие генотипа и фенотипа. Наследуемость отдельных физиологических и психологических характеристик. Представление о наследственности психических свойств в культуре. «Врожденное» как внутренняя граница субъектности. «Позитивная евгеника» (Ю Хабермас) в современном мире и ее последствия.
Половой диморфизм и гендерная психология. Дискуссия К. Хорни с З. Фрейдом о природе женственности. Утверждение о социальной детерминации фемининности.
Психологические различия, детерминированные биологическими факторами. Психологические различия, детерминированные культурой. Полоролеые стереотипы. Психологические теории маскулинности/фемининности. Маскулинность и фемининность как независимые характеристики. Понятие гендерных схем С. Бем. Многомерность гендерной идентичности в работах Дж. Спенс. Психологические основания содержания полоролевых стереотипов.
Клиническая психология
и культура.Становление клинической психологии. Клиническая психология в исторической перспективе. Вклад М. Фуко в постановку и изучение проблемы. «История безумия в классическую эпоху» как пример междисциплинарного исследования.
Понятие нормы и патологии. Психологические подходы к определению нормы. Критерии психического здоровья. Болезнь и личность. Уровни психического расстройства.
Патопсихология и культура. Концепции психопатологии. Модели патогенеза. История кросс-культурных исследований психического здоровья. Emic- и etic — подходы в патопсихологии. Стандартизация диагностики применительно к разным культурам.
DSM – IV и учет влияния культуры. Данные исследования об основных психических расстройствах. Шизофрения. Симптомы и признаки. Нарушения мышления.. Культурно-исторические предпосылки появление стереотипа «шизофреногенной матери» и его судьба. Шизофрения в современной культуре. Преодоление предубеждения.
Аффективные расстройства. Мании. Депрессии. Теории аффективных расстройств. Симптомы и признаки. Межличностно-коммуникативный аспект депрессии.
Тревожные расстройства. Фобии. Симптомы и признаки. Проявления в коммуникативной сфере. Социальная фобия. Фобии в культуре. Фобии и страх. Основные формы страха. Функция страха. Диссоциативные расстройства.
Истерия. Теории истерии. Симптомы и признаки. Проявления в коммуникативной сфере.
Акцентуация характера (А. Леонгард). Литературные примеры. Образ психической патологии в искусстве.
Уровни расстройства. Проявление патологических черт в адаптивном поведении.
Культурно-специфические модели психопатологий. «Гений и безумство» как культурный стереотип. Психологический смысл стереотипа. Психология креативности. Креативность и интеллект: основные результаты исследований. Проблема формирования креативности. Креативность и личностные особенности. Креативность и мотивация.
Патология психики – патология культуры – единство механизмов существования. Условность термина «патология». Феномены проявления патологии в культуре. Деструктивность в культуре.
Место и роль психотерапии в современном обществе. Место теории и практики психотерапии в современном мире. Влияние психотерапии на культуру.
Культурные феномены как предмет психологического исследования.
Социальная психология и культура. Культурные феномены и динамика культурных сообществ как предмет изучения социальной психологии. Специфика социально-психологического подхода. Методы социальной психологии в анализе феноменов культуры.
Вклад отдельных психологических теорий. Культура, искусство и социальная реальность как предмет исследования в классическом и современном психоанализе. Психология религии в психоанализе.
Анализ культуры с позиции психология больших и малых групп и психология социально-политических явлений. Правомерность подхода. «Теория поля в социальных науках» (К. Левин) как приложение гештальтпсихологии к анализу социальной реальности. Прошлое, настоящее и будущее как части психологического поля. Понятие валентностей объектов. Элементы культуры как элемент психологического пространства. Границы в групповой динамике. Постоянство и сопротивление изменению. Социальные поля и фазовые пространства. Методы изменения состояния социального пространства.
Исследование ментальности в школе С. Московичи. Понятие социальных представлений. Структура социальных представлений. «Век толп. Исторический трактат по психологии масс» Модель социального взаимодействия С. Московичи
Психология толпы. Изменения личности в толпе. Деиндивидуация. Когнитивная и аффективная регрессия.
Этноцентризм, характеристика понятия. Исследования этноцентризма (Г. Тэджфел, Дж. Тернер). Факторы, способствующие повышению уровня этноцентризма. М. Шериф, исследование групповых норм. Психология малых групп. Понятие групповой динамики. Теория группового развития (У. Беннис, Г. Шеппард). Двухмерная модель группового развития (Б. Такмен). Трехмерная модель группового развития (В. Шутц).
Структура группы. Межгрупповая агрессия. Теория социальной категоризации (Г. Тэджфел, Дж. Тернер). Лабораторные исследования и социально-психологические процессы в культуре.
Юродивые как культурный феномен. Условность социальной реальности и безусловность правил. Возможность междисциплинарного исследования. Психологический, социально-психологический и культурологический подходы.
Культура как игра – «Homo ludens» (Й. Хайзинга). Психологическая природа игры. Теории игры. Игровая реальность и феномен «переходного объекта» (Д. Винникот). Игра как вид деятельности. Игровая реальность в современном мире. Функции игры в мире взрослых. Понятие игр в теории Э. Берна.
Социальная фасилитация и ингибиция: влияние присутствия окружающих. Конформность как социально-психологический феномен. Причины конформности. Влияние меньшинства на большинство. Исследования С. Московичи. Факторы, способствующие влиянию меньшинства. Проявление влияния меньшинства в культуре.
История психологии и психология истории. Изменение человека в историческом процессе. Возможности исследования методы исследования.
Проблема «патологии культурных сообществ» (З. Фрейд) Исследование трансформаций процессов функционирования знакового опосредования в пространстве культуры, приводящих к формированию патологических форм массового и индивидуального сознания.
Психология искусства. Вклад психоанализа в исследование культуры. Психоанализ искусства Психология кино. С. Жижек. Анализ фильмов А. Хичкока на основе теории Ж. Лакана.
Психология спортивных зрелищ. «Бесплатные» эмоциональные переживания как ценность. Идентичность с группой. Структурирование времени. Формирование субкультуры.
Психология религии. Религиозные сообщества и религиозные чувства как предмет изучения психологии. Психологический и психопатологический анализ религии в работах П.Б. Ганнушкина. Психологические механизмы, проявляющиеся в феномене религиозных верований, религиозного поведения, религиозных сообществ. Психологическая функция веры и конфессиональной принадлежности.
Возможности психологического анализа отдельных феноменов культуры. Психология политики. Психология рекламы. Психология экономических отношений. Психология семьи.
Семинарские занятия
.Темы семинарских занятий и вопросы для обсуждения определяются в соответствии с темами исследований слушателей.
Литература.
Винникот Д. Игра и реальность. М., 2002.
Коул М. Культурно-историческая психология. М., 1997.
Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб., 2000.
Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. Избранные психологические произведения. В 2-х тт. Т. 2. С. 94-232. М., 1983.
Лурия А.Р. Язык и сознание. М., 1979.
Петренко В.Ф.. Психосемантика сознания. М., 1997.
Пиаже Ж. Инельдер Б. Генезис элементарных логических структур. М., 2002.
Психология и культура. / Под. Ред Д. Мацумото. «Питер», 2003.
Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. СПб., 1999.
Франселла Ф., Баннистер Д. Новый метод исследования личности. М., Прогресс, 1987.
Фромм Э Анатомия человеческой деструктивности. М.1994.
Эриксон Э. Молодой Лютер Психоаналитическое историческое исследование. М., 1996.
Тема | Количество часов | |||
| лекции | семинары | самостоят. работа | всего |
Введение. Междисциплинарный подход в гуманитарных науках. | 2 | |||
Культура и основные психологические процессы | 4 | 2 | ||
Культура и личность | 4 | 2 | ||
Культурные феномены как предмет психологического исследования. | 4 | 2 |
kogni.narod.ru
Социальная психология в контексте науки и культуры
Битянова М.Р. Социальная психология: наука, практика и образ мыслей. Учеб. пособие. – М.: Изд-во «ЭКСМО-Пресс», 2001. – 576 с.СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 5
Часть 1
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ В КОНТЕКСТЕ
НАУКИ И КУЛЬТУРЫ
Раздел 1. Возникновение и развитие социально-психологического мышления: исторический и методологический аспекты
1. Социальная психология как культурный феномен 11
2. Предпосылки возникновения социальной психологии как науки 13
2.1. Возникновение личности и независимого образа «я» 13
2.2. «Социальный заказ» на новую науку 20
2.3. Научные предпосылки возникновения социальной психологии 22
3. Социальная психология как наука: исторический аспект 24
3.1. На рубеже XIX-XX вв 24
3.2. В середине XX в 29
3.3. На рубеже XX и XXI вв 39
4. Социальная психология как наука: предмет и методы исследования 43
4.1. Предмет исследования 43
4.2. Методы исследования 46
Раздел 2. Социально-психологическая характеристика общения
1. Межличностное общение, его виды и функции 54
1.1. Понятие общения 54
1.2. Функции общения 57
1.3. Виды общения: межличностное и ролевое 67
1.4. Виды общения: ритуальное, монологическо-диалогическое 71
2. Особенности человеческой коммуникации 89
2.1. Создание общего информационного поля 90
2.2. Механизм обратной связи 91
2.3. Трансляция смысла сообщения и коммуникативные барьеры 98
2.4. Каналы передачи информации 111
2.5. Психологическое искусство слушать других 113
2.6. Целенаправленное коммуникативное воздействие 116
2.7. Проблемы и тонкости педагогического воздействия 126
3. Познание и понимание людьми друг друга в процессе общения 131
3.1. Понятие социальной перцепции 131
3.2. Наблюдатель: особенности социального восприятия и источники
перцептивных ошибок 135
3.3. Наблюдаемый: важнейшие источники информации 137
3.4. Важнейшие перцептивные ситуации 143
3.5. Ситуация ролевого взаимодействия: перцептивные механизмы 144
3.6. Ситуация межличностного взаимодействия: важнейшие перцептивные
механизмы 153
3.7. Каузальная атрибуция как перцептивный механизм 157
3.8. Самоподача и проблема открытости 166
4. Взаимодействие в процессе общения 170
4.1. Взаимодействие с точки зрения его исходов. Необихевиоризм 171
4.2. Взаимодействие в контексте ситуации. Интеракционизм, этогенетический
подход 175
4.3. Виды межличностных транзакций. Э. Берн 179
4.4. Мотивы социального поведения человека 180
4.5. Перспективы развития человеческих отношений 184
4.6. Характеристика социально-психологического конфликта 202
Раздел 3. Социальная психология группы
1. Понятие социальной группы 227
1.1.Подходы к определению социальной группы 227
1.2. Классификация социальных групп 235
1.3. Человеческие объединения: ценностный взгляд на проблему 238
2. Социальная психология малой группы: структурные характеристики 241
2.1. Понятие малой социальной группы 241
2.2. Параметры анализа группы в социальной психологии 247
2.3. Эмоциональная структура малой группы 259
2.4. Структура психологической власти в малой группе 269
2.5. Лидерство как феномен психологической власти в группе 272
2.6. Руководство как феномен психологической власти в группе 279
2.7. Особенности педагогического руководства 291
2.8. Коммуникативная структура малой группы 295
2.9. Механизмы развития межличностных отношений в группе: совместимость и сработанность 298
2.10. Механизмы изменения групповых структур. Внутригрупповой конфликт 302
2.11. Ролевая структура малой группы 308
3. Социальная психология малой группы: динамические характеристики 315
3.1. Понятие групповой динамики 315
3.2. Нормативное влияние в группе 317
3.3. Нормативное влияние большинства: проблема конформизма и независимости 320
3.4. Нормативное влияние меньшинства: вопросы креативности и развития 330
3.5. Нормативное влияние: взгляд с позиции человека в группе 335
3.6. Нормативное влияние и статус 338
3.7. Развитие и сплочение малой группы 339
3.8. Процесс принятия групповых решений 354
3.9. Механизмы групповой динамики 365
4. Психокоррекционная группа: особенности функционирования и развития 369
5. Школьный класс как малая группа 376
Раздел 4. Социальная психология личности
1. Социально-психологическая характеристика личности 387
1.1. Понимание личности в социальной психологии 387
1.2. Процесс социального развития личности 391
1.3. Этапы социального развития личности 405
1.4. Социально-психологические параметры анализа личности 413
2. Социально-психологические регуляторы поведения человека 424
2.1. Понятие социальной установки: историко-теоретический обзор 424
2.2. Установки и реальное социальное поведение. Изменение установок 437
Часть 2
ПСИХОТЕХНИЧЕСКИЕ ЭТЮДЫ
Раздел 1. Методы социальной психологии
Этюд 1. Метод наблюдения 445
Этюд 2. Социально-психологический тренинг 449
Этюд 3. Я и моя группа: техники осознания 462
Раздел 2. Межличностная коммуникация
Этюд 4. Позиции в межличностном общении 467
Этюд 5. «Администратор гостиницы» (ролевая игра) 479
Этюд 6. Диагностика особенностей поведения в конфликте 484
Этюд 7. Обучение навыкам анализа конфликтных ситуаций 495
Этюд 8. Навыки активного слушания 499
Раздел 3. Социальная психология группы
Этюд 9. Социометрический метод в школьной практике 511
Раздел 4. Социальная психология личности
Этюд 10. Игра и ее психологические возможности 548
Библиография 562
Поделитесь с Вашими друзьями:
www.dogmon.org
ГЛАВА 17 Культура и социальная когнитивная деятельность к социальной психологии культурной динамики Йошихиса Кашима Социальной когнитивной деятельности, которая в общих чертах определяется как осмысление социального поведения, со времен когнитивной революции 1960-х годов уделялось в литературе самое пристальное внимание. В традиционной психологии данное направление стало одним из основных. Кросс-культурные исследования социальной когнитивной деятельности (или социального познания) стали играть чрезвычайно важную роль, способствуя постановке проблем и оказывая влияние на экспериментальные и теоретические разработки. В этой главе Кашима дает всестороннее представление об изучении культуры и социальной когнитивной деятельности. Он начинает с рассмотрения концепции культуры в психологии, проводя грань между культурой как миром смыслов и культурной динамикой. Как считает Кашима, культурная динамика связана с парадоксальным феноменом стабильности и изменчивости культуры, пониманию которого способствуют два современных подхода: системно-ориентированный и практически-ориентированный. Эти определения и рассуждения о концепции культуры имеют особое значение для утверждений Ка-шимы о необходимости теоретических разработок и проведения исследований культурной динамики, которые ознаменуют дальнейшую эволюцию научно-исследовательской работы и осмысления социальной когнитивной деятельности наряду с интеграцией знаний и методик из различных дисциплин. Значительную часть главы Кашима посвящает обзору современного состояния исследований по проблеме «культура и социальная когнитивная деятельность». Обзор является одним из самых глубоких и всеобъемлющих поданной теме. Вначале Кашима обращается к первым исследованиям социального познания и фундаментальным работам по теме. Детально рассматриваются следующие темы: полезность концепций, каузальные атрибуции, Я-концепции, интерпретации с личностной и социальной точек зрения, самооценка и др. Он освещает перечисленные вопросы, одновременно давая глубокую и всестороннюю оценку научно-исследовательской литературы и отмечая в связи с каждой из проблем как то, что нам уже известно, так и то, что мы еще не знаем. Без сомнения, для читателя эта часть главы представляет собой весьма важный источник информации об исследованиях в данной области. Отталкиваясь от обзора литературы, Кашима высказывает свои соображения о будущих исследованиях и теоретических разработках в данном направлении. Говоря о будущих исследованиях эмпирического характера, он полагает, что есть две темы, касающиеся культуры и социальной когнитивной деятельности, которые заслуживают самого пристального внимания и внимательного изучения: интерпретация социальной деятельности и самоуважение. В то время как изучению населения Северной Америки уделялось достаточно много внимания в связи с названными темами, о других группах населения нам известно гораздо меньше, и это открывает перед нами обширную сферу приложения сил. В частности, холистический подход и видение мира, характерные для восточно-азиатских культур, могут открыть новые горизонты в области практического применения психологии, которые до сих пор были неведомы для нас. Понятно, что самым важным для Кашимы представляется создание в будущем того, что он определяет как социальное познание культурной динамики. Как объясняет он в начале главы и в ходе обзора литературы, значительной части исследований социальной когнитивной деятельности и касающихся ее теорий была свойственна личностная концепция смысла, в соответствии с которой смысл выстраивается исключительно в сознании отдельной личности. Распространенность такого подхода нетрудно понять — достаточно принять во внимание тот факт, что большую часть исследований проводили в США исследователи-американцы. Даже исследования в других странах часто проводили ученые, прошедшие подготовку в США (а значит, находившиеся под влиянием западной догмы). В будущем необходимо уделять больше внимания разработке теоретических моделей, которые будут учитывать как когнитивные, так и коммуникативные процессы при осмыслении культурной динамики, — то есть формирование культурных смыслов в процессе социальной деятельности, предполагающей взаимодействие между людьми, наряду с процессами, которые осуществляются в индивидуальном сознании. Такой подход к социальному познанию является комплексным, учитывающим взаимоотношения, коллективный и личностный факторы, контекст, исторический фактор, и сориентированным на будущее и современность. Поэтому разработка такого теоретического подхода неизбежно повлечет за собой фундаментальные изменения в методах проведения исследований, что в свою очередь приведет к коренному перевороту в нашем понимании поведения человека по сравнению с сегодняшними представлениями. Такое развитие новых теорий и методологий, призванное обеспечить дальнейшую эволюцию знаний в данной области психологии, отвечает стремлениям всех авторов этой книги. До недавнего времени, говоря о социальной когнитивной деятельности, о культуре даже не вспоминали. В худшем случае в большинстве теорий культура была полностью проигнорирована, а в лучшем — считалось, что культура имеет очевид- ную связь с традиционными социально-психологическими понятиями, такими как атрибуции или установки. Так, в первом издании «Руководства по социальной когнитивной деятельности» (Handbook of Social Cognition, Wyer & Srull, 1984) нет раздела, посвященного культуре, и этот маргинальный статус культура сохраняет до 1990-х годов, что видно по отсутствию упоминаний о культуре во втором издании Руководства (Wyer & Srull, 1994). Однако в последнее время культура стала одной из центральных тем в работах, связанных с социальным познанием. Обратившись к компьютерной базе данных PSYCINFO, я обнаружил, что количество публикаций по данной теме в период с 1989 по 1997 год непрерывно росло (Kashima, 1998b). Основная задача этой главы — представить читателю подход, который я называю социальной психологией культурной динамики. Он является попыткой осмысления общей культурной динамики как производной когнитивных и коммуникативных процессов, имеющих место при взаимодействии индивидов в социальном контексте. Глава включает четыре раздела. В первом рассматривается концепция культуры и основные теоретические принципы социальной психологии динамики культуры. Во втором — традиционные метатеоретические и теоретические характеристики социальной когнитивной деятельности. Третий раздел посвящен бу*рно развивающимся современным исследованиям культуры и социального no-знания, которые не отражены в последних обзорах литературы (например, Fletcher & Ward, 1988; J. G. Miller, 1988; Semin & Zwier, 1997; Zebrowitz-Me Arthur, 1988). Заключительный раздел содержит предложения, касающиеся направлений эмпирических и теоретических исследований в будущем. Психология и понятие культуры Чтобы определить перспективу социальной психологии культурной динамики, необходимо четко сформулировать понятие культуры. Понятие культуры, несмотря на его популярность и давнее использование общественными науками, является многоаспектным и часто неоднозначным. Культура как мир смыслов Возможно разделить такие понятия, как «культура», «общество» и «социальная система» (например, Giddens, 1979; Parsons, 1951; Rohner, 1984; самые последние дискуссии на эту тему см. в работе Y. Kashima, 2000a). Общество представляет собой организованную совокупность индивидов и групп. Под социальной системой понимается устойчивая модель межличностных, межгрупповых, а также личностно-групповых отношений в обществе. Культура же представляет собой комплекс смыслов, которые понятны (или потенциально понятны) индивидам, представляющим данное общество. Следовательно, вопросы, касающиеся власти, средств, дружбы, связаны с социальной системой. Культура же определяет, что значит обладать властью, средствами и какой смысл вкладывается в понятие дружбы. Однако сам концепт «смысл» достаточно сложен. На данной стадии можно сблизить его с использованием символов, то есть обозначающих что-то материальных объектов (включая звук, свет и другие физические характеристики, которые человек способен воспринимать при помощи органов чувств). Понятно, что слова тоже имеют смысл или значение. Однако в нашем понимании смысл выходит за рамки лингвистики. Когда идея обозначается невербальным образом, скажем, при помощи жеста (например, понятие «победа» можно выразить, выпрямив указательный и средний пальцы и разведя их в стороны), речь идет о культурном смысле. Когда малыш, который только начинает ходить, берет круглый предмет и играет с ним, как будто перед ним рулевое колесо автомобиля, действия этого ребенка связаны с усвоением определенного культурного смысла. То, что обозначается при помощи символа, не исчерпывает его значения. То, с чем соотносится символ (то есть его референт), есть его денотативное (экстенсиональное) значение. Но значение не сводится к референту. Как много лет назад отметил фреге (Frege, 1984), если бы референт словосочетаний утренняя звезда или вечерняя звезда исчерпывал их значение, то высказывание «Утренняя звезда — это вечерняя звезда» представляло бы собой бессмыслицу. Однако, на самом деле это высказывание может иметь глубокий смысл, учитывая то, что люди долгое время не знали, что утренняя звезда и вечерняя звезда соотносятся с одним и тем же объектом, Венерой. Фреге назвал эту дополнительную составляющую значения словом «смысл» (sense). Таким образом, значение по Фреге имеет по меньшей мере два аспекта — обозначение референта и смысл1. Важно отметить, что культурный смысл, соотнесенный с референтом, включает не только буквальное, но и метафорическое значение. Так, Лакофф и Джонсон (Lakoff & Johnson, 1979) отмечали, что множество абстрактных понятий в английском языке содержат в своей основе метафоры. Во фразе «Эта встреча была пустой тратой времени» время уподобляется деньгам. Так же, как можно впустую тратить деньги, можно впустую потратить и время. В 1994 году Кашима (см. также Y. Kashima & Callan, 1994; Shore, 1996) говорил о том, что культурные метафоры наполняют глубоким смыслом умственную и общественную деятельность. Более того, важную роль в создании и сохранении культурных значений могут играть различные виды повествований (narrative) (Burner, 1990; Y. Kashima, 1998a). Культурная динамика Культурная динамика связана с парадоксальным феноменом стабильности и изменчивости культуры, то есть с тем, как определенные аспекты культуры остаются неизменными в ходе непрерывных изменений, а изменения продолжаются, несмотря на факторы, обеспечивающие устойчивость и сохранность культуры. Вопрос о культурной динамике возник в результате полемики между двумя современными взглядами на культуру: системно-ориентированным и практически-ориентированным подходами (Y. Kashima, 2000а; см. также Matsumoto, Kudoh & Takeuchi, 1996). Системно-ориентированный подход рассматривает культуру как обладающую относительной стабильностью систему смыслов. Культура понимается как вместилище закодированных в символах смыслов, общих для группы людей, структурирующих свой опыт. Практически-ориентированный подход рассматривает У Фреге слово «смысл» (sense) обозначает лишь некоторый аспект значения символа. В данной книге под культурным смыслом (cultural meaning) понимается как денотативное значение, так и смысл но Фреге. — Примеч. науч. ред. культуру как процесс сигнификации, в ходе которого осуществляется непрерывное создание и воспроизводство смыслов в процессе конкретной деятельности отдельных индивидов в определенных ситуациях. Системно-ориентированный подход выдвигает на передний план стабильность культуры, тогда как практически-ориентированный подход делает акцент на изменчивости. Подход к культуре как к системе смыслов исповедовали многие специалисты в области кросс-культурной психологии и антропологии. Примечательно, что когда Триандис (Triandis, 1972) определял субъективную культуру как «свойственный культурной группе подход к восприятию той составляющей окружающей среды, которая создана руками человека» (р: 4), он выдвигал на первый план стабильный и систематический аспект культурьг. Известный антрополог Герц (Geertz, 1973) определял культуру как «взаимодействующие системы поддающихся интерпретации знаков… в рамках которых можно дать четкое описание [социальных явлений, поведения, установлений или процессов]» (р. 14). Подход Герца, получивший название символической антропологии, уподобляет культуру общедоступному тексту, который нуждается в прочтении и интерпретации. Несмотря на различие во взглядах Триандиса и Герца на культуру, они сходны по своей основе. И тот и другой рассматривают культуру как систему смыслов, общих для группы людей. Теоретики, которые придерживаются такого взгляда на культуру, часто определяют ее, используя глобальные понятия, такие как индивидуализм или коллективизм (Hofstede, 1980; Triandis, 1995), тем самым подразумевая, что общество придерживается относительно стабильной системы установок и ценностных ориентации. Так, когда Герц (Geertz, 1984, р. 126) определяет западную концепцию личности как представление об «ограниченной, уникальной, в большей или меньшей степени интегрированной мотивационной и когнитивной сущности», он предполагает, что данное мнение разделяют представители западной культуры. Подход к культуре как процессу сигнификации предлагался рядом психологов — последователей Выготского (Vygotsky, 1978; более подробное изложение взглядов Выготского можно найти в работе Wertsch, 1985) и других мыслителей русской культурно-исторической школы. Среди этих психологов можно назвать Коула (Cole, 1996), Гринфилда (Greenfield, 1997), Лэйва и Уэнджера (Lave & Wenger, 1991), Рогоффа (Rogoff, 1990), Вальсинера (Valsiner, 1989) и Верча (Wertsch, 1991). Хотя их теория культуры ушла вперед по сравнению с той, которая была изначально сформулирована Выготским, все они рассматривают культуру как совокупность конкретных повседневных практик, имеющих место в обыденной жизни (например, плетение корзин или определение количества риса). Теория символических действий Боша (Boesch, 1991) и учитывающая специфику контекста кросс-культурная психология Пуртинги (Poortinga, 1992) сходны в своем внимании к конкретной деятельности, которая осуществляется в рамках символического, материального и социального контекстов. В антропологии подобных взглядов на культуру часто придерживаются последователи Бордо (Bourdieu, 1977) и Гидденса (Giddens, 1979), а также современного марксизма. Ортнер (Ortner, 1984) — последователь Герца — тоже подходит к культуре подобным образом. Примером этого подхода является концептуализация обучения в школе (свежий обзор материалов можно найти у Rogoff & Chavajay, 1995). Коул (Cole, 1996), например, рассматривает обучение в школе как совокупность контекстоспецифич-ных и связанных с конкретными областями разновидностей когнитивной и моторной деятельности (например, чтение, письмо, заучивание списка слов), которая воздействует на способность детей к выполнению задач когнитивного характера, таких как воспроизведение или силлогистическое мышление. То есть вместо объяснения культурных различий в способности к силлогистическому мышлению с учетом различий в когнитивных стилях (например, логическое или прало-гическое мышление), этот подход предполагает, что представители западных культур, как правило, выполняют задачи, требующие силлогистического мышления, успешнее, чем неграмотные люди, поскольку задачи на мышление сходны с той деятельностью, которой первые занимались в школе. Две представленные концепции культуры различаются по ряду метатеорети-ческих параметров. Во-первых, они по-разному воспринимают хронологическую перспективу. Системно-ориентированный подход обычно рассматривает культуру в долгосрочном плане, пытаясь при этом уловить компоненты, которыми определяется стабильность культуры в течение определенного исторического периода (века или десятилетия). Практически-ориентированный подход, напротив, рассматривает культуру в краткосрочной перспективе и пытается выявить определенные виды деятельности (то есть совместные созидательные усилия людей, пользующихся определенным инструментарием), которые характеризуются систематическим повторением в условиях реального контекста. Иными словами, отрезок времени, которым оперирует исследование в рамках системно-ориентированного подхода, более продолжителен, чем тот, которым занимается практически-ориентированный анализ. Во-вторых, они по-разному подходят к специфике контекста. Системно-ориентированный подход обычно занимается культурой, которая рассматривается как единое целое, как система смыслов, связанная с обобщенно понимаемым контекстом, сознательным носителем которой является группа индивидов. Таким образом, культура рассматривается в отрыве от конкретных контекстов социальной деятельности. Часто культура рассматривается как нечто реально существующее в контексте любой социальной деятельности и в любой сфере жизни, хотя она может пребывать в скрытой, нереализованной форме. Практически-ориентированный подход занимается культурой как совокупностью конкретных видов деятельности, в ходе которой используются конкретные артефакты (то есть инструменты и другие материальные объекты) в конкретном контексте. При этом культура предстает как совокупность контекстоспецифичных видов сигнификативной деятельности. Поскольку культурные смыслы часто связаны с конкретным контекстом (например, то, что делается в школе, пли то, что делается дома), обычно этот подход рассматривает их как специфичные для каждой области деятельности. В-третьих, эти подходы различаются в определении объекта анализа. Системно-ориентированный подход в качестве объекта анализа рассматривает группу индивидов, воспринимая культуру как феномен, тесно связанный с коллективной организацией. В известном смысле, культура рассматривается как характеристика данной группы. Практически-ориентированный подход занимается анализом конкретного вида человеческой деятельности, который и представляет собой объект анализа. С точки зрения этого подхода, культура является характеристикой деятельности в определенных условиях, то есть действий людей в рамках определенного контекста. Нужно отметить, что представление об осуществляемой в конкретных условиях деятельности учитывает не только индивидов, которые ею занимаются, но и установившуюся практику осуществления определенной деятельности, которая характеризуется определенным временем и местом. Ни тот ни другой подход не дают полного представления о культурной динамике. Сильные стороны одного подхода являются слабыми сторонами другого. Системно-ориентированный подход рассматривает культуру как характеристику определенной группы в определенный исторический период. При этом культура становится «причиной» или независимой переменной в квазиэкспериментальном планировании типичных кросс-культурных исследований. В действительности сравнительные исследования неизбежно рассматривают культуру как стабильную систему и сравнивают срезы культурных традиций. Однако такой подход часто обращается к внешним по отношению к культуре факторам в поисках движущих сил культурных изменений (например, технологии, материальному благосостоянию и экологии). Созидательная деятельность внутри самой культуры, являющаяся основой для изменения культуры, обычно остается за пределами внимания исследователей. Практически-ориентированный подход подходит к культуре как к непрерывно продуцируемой и вновь воспроизводимой сущности. При таком подходе как стабильность, так и изменчивость являются неотъемлемой частью культуры. Специалисты по возрастной психологии, которые интересуются тем, как дети приобщаются к культуре (are enculturated), прежде чем становятся ее полноправными представителями, неизбежно уделяют внимание контексто-специфичным видам деятельности. Ведь дети усваивают культуру не посредством осмоса, а в ходе конкретной повседневной деятельности. Однако остается непонятным, как можно теоретически определить, какие аспекты ситуационно-специфичной деятельности сохранятся, а какие изменятся. Кроме того, несмотря на то что данный подход дает детальный анализ конкретных видов деятельности, он не в состоянии пролить свет на общую модель, на основные особенности культуры или выявить что-то вроде системы смыслов, связанной с обобщенно-понимаемым контекстом, которая затрагивает множество сфер деятельности (см., например критику Яходой IJahoda, 1980] подхода Коула [Cole, 1996]). Таким образом, системно-ориентированный и практически-ориентированный подходы представляют собой взаимодополняющие точки зрения на культурную динамику. Подход к культуре как к системе выдвигает на передний план инерцию культуры во времени, тогда как подход к культуре как к практике уделяет основное внимание изменчивости культурного значения в разных ситуациях и хронологических периодах. Тем не менее и частичная изменчивость, и общая стабильность являются характеристиками культуры. На мой взгляд, необходимо выяснить, каким образом и тот и другой подходы позволяют приблизиться к истине. На сегодняшний день центральной проблемой культурной динамики является вопрос о том, как обладающая контекстной спецификой сигнификативная деятельность индивидов в одних условиях продуцирует нечто стабильное, что можно определить как систему смыслов, связанную с обобщенно-понимаемым контекстом, а при других обстоятельствах вызывает резкие, порой хаотические, изменения. Культура и социальная когнитивная деятельность: история первых исследований Отдельные попытки учета фактора культуры в психологической науке (например, Volkerpsychologie Вундта) предпринимались давно. Однако в первой половине XX века, при догматическом господстве логического позитивизма как научной философии и бихевиоризма как его психологического двойника, культура как система общепринятых смыслов оказывалась за пределами сферы интересов академической психологии. Бихевиоризм, в частности, изгонял любые упоминания о человеческом мышлении из академического дискурса. Когнитивная революция 1960-х годов, в ходе которой человеческая мысль была провозглашена основной проблемой психологии, не смогла вернуть смысл, а следовательно и культуру, в традиционную академическую психологию (Bruner, 1990). Формулировка понятия социальной когнитивной деятельности была попыткой ввести понятие когнитивной деятельности в социальную психологию. Шестидесятые годы увидели публикации классических книг по теориям атрибуции (например, Jones & David, 1965; Kelley, 1967), а в 1970-е годы область социальной психологии наводнили исследования по процессам атрибуции. Имели место и более осознанные попытки привлечения когнитивной психологии, в ходе которых использовались обычные для когнитивной психологии методы, такие как изучение способности к воспроизведению и узнаванию запоминаемого материала, времени реакции и т. п. (например, Hastie et al., 1980). Важность социальной когнитивной деятельности в социальной психологии не подлежит сомнению. Некоторые даже утверждают, что социальная когнитивная деятельность представляет собой основную часть социальной психологии (Н. Markus & Zajonc, 1985). При этом исследователи в области социальной когнитивной деятельности стремились превзойти когнитивную психологию и создать универсальную модель когнитивных процессов за счет привлечения культуры. Любопытно отметить, что в 1970-х и 1980-х годах при изучении социальной когнитивной деятельности особое внимание уделялось личности. С одной стороны, большая часть научно-исследовательской работы была посвящена процессу, в ходе которого люди формируют когнитивные представления о самих себе и окружающих, Потоянно задаваемым был вопрос о том, как интерпретировать личность (будь то ты сам или другой человек), исходя из ее внутренних характеристик, таких как черты характера (например, интроверт или экстраверт) или отношения личности к определенным вопросам (например, взгляды на то, что происходит на Кубе при Кастро или отношение к абортам; см. обзор у S. Т. Fiske & Taylor, 1991). С другой стороны, в теории социальной когнитивной деятельности уделялось исключительное внимание когнитивным процессам на личностном уровне, то есть кодированию поступающей информации в форме когнитивных представлений, с последующим накоплением и поиском необходимой информации для дальнейшего использования. Эти теории были социальными лишь постольку, поскольку обращались к стимулам социального характера (такими стимулами являлись люди). Иными словами, понятие социальной когнитивной деятельности воплощало индивидуалистическую концепцию личности как с точки зрения предмета, так и с точки зрения теоретических посылок. В основе первых исследований социальной когнитивной деятельности лежала индивидуалистическая концепция смысла. Согласно ей, индивид конструирует смысл, оперируя когнитивными представлениями, которые хранятся в его сознании. Разумеется, отдельная личность, обладающая способностью кодировать воспринимаемую информацию в форме когнитивных представлений, способна и декодировать данные представления индивидуального характера в символический код, который понятен окружающим. И все же даже эта индивидуалистическая модель когнитивной деятельности ведет к появлению коммуникативной модели, которая рассматривает межличностную коммуникацию как простую передачу информации (Clark, 1985). Прибегнув к крайности, можно уподобить сознание в процессе осуществления социальной когнитивной деятельности компьютеру, который принимает и выдает сигналы в соответствии с нормами синтаксиса и семантики. В этом случае культуру можно низвести до уровня совокупности норм и правил, используемых для перевода когнитивных кодов в символические. Однако стремительный прогресс в области представлений о социальной когнитивной деятельности привел к тому, что в традиционной социальной психологии стало возникать все больше проблем метатеоретического, теоретического и эмпирического характера. На метатеоретическом уровне Герген (Gergen, 1973) говорил, что у социальной психологии нет надежды открыть законы социального поведения и она способна лишь заниматься сбором случайной информации исторического характера. Хотя социальная психология и может разработать теорию социального поведения на определенный момент времени, но как только эта теория станет известной широким массам, люди могут попробовать вести себя отличным от теоретической модели или даже противоречащим датшй теории образом. Иными словами, люди способны к самоопределению, и наши коллективные попытки охарактеризовать самих себя могут в конце концов повлиять на нас самих. Довод Гергена о том, что люди способны к самоопределению, и представляют собой продукт истории, которую мы создаем своими собственными руками, созвучен полемичной по отношению к эпохе Просвещения философии Вико и Гердера. Они возражали философам Просвещения, которые рассматривали человеческую натуру как устойчивую сущность, подчиненную универсальным законам природы (более подробно об этом в работе Y. Kashima, 2000a). На уровне теории начались тщательные исследования некоторых главных понятий социальной психологии. Например, социальные психологи обратились к таким концептам, как личностные характеристики (personality traits) и социальные установки, которые, как предполагалось, определяют склонности людей или логику их поведения. И самое главное, был поставлен вопрос о том, позволяют ли свойства характера прогнозировать определенную разновидность поведения (см. Mischel, 1968 — о личностных характеристиках и Wicker, 1969 — об установках). Отталкиваясь от этих проблем, исследователи когнитивной деятельности, такие как Шве-лер и Д’Андрад (Shweder & D’Andrade, 1979) и Кантор и Мичел (Cantor & Michel, 1979), начали разработку теорий личностных характеристик, рассматривая их как показатель воспринимаемой, а не действительной логики поведения. Иными словами, индивид не обязательно имеет определенную диспозицию, но просто поступает так, а не иначе. Такой подход достиг апогея, когда Росс (Ross, 1977) использовал термин фундаментальная ошибка атрибуции, имея в виду тенденцию испытуемых из Северной Америки приписывать субъекту определенную диспозицию, несмотря на информацию, связанную с контекстом его действий, которая говорит нечто противоположное. А если атрибуция диспозиции ошибочна, то едва ли социальная психология может принимать концепцию личностных характеристик всерьез. Что касается эмпирического аспекта, то, принимая во внимание последнюю литературу по культуре и социальному поведению (обзор по этой теме можно найти, например, в работе Triandis & BrisUn, 1980), кросс-культурная психология начала ставить перед социальной психологией проблемы эмпирического характера, представляя свидетельства вариативности социального поведения (Bond, 1988). Одной из самых примечательных в этом отношении была работа Амира и Шарона (Amir & Sharon, 1987). Они проанализировали несколько проведенных в Северной Америке исследований, результаты которых были опубликованы в авторитетных журналах по социальной психологии, и занялись планомерным воспроизведением этих экспериментов в Израиле. Они обнаружили, что, хотя основные результаты порой могут быть воспроизведены, ряд более тонких моментов, связанных с взаимодействием, не может быть воспроизведен, невзирая на важность данных составляющих для теоретических построений оригинальных исследований. В условиях глобализации экономики и стремительных изменений мирового уклада, таких как политический и экономический крах коммунистического блока и появление новых промышленных держав (Япония, Южная Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур), названные проблемы, которые ставит кросс-культурная психология, начали привлекать внимание исследователей, представляющих традиционную психологию. |
ignorik.ru