Социальные конфронтации: Социальное партнерство и конфликт в системе трудовых отношений

Содержание

«Россия будет находиться в состоянии конфронтации с Западом еще довольно длительное время»

У известного российского эксперта-международника, директора Московского центра Карнеги Дмитрия Тренина вышла книга «Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия». Это, пожалуй, его наиболее полный и монументальный труд, который, как надеется автор, даст толчок широкой общественной дискуссии по внешней политике страны. В интервью корреспонденту “Ъ” Елене Черненко Дмитрий Тренин рассказал, что, по его мнению, не так с нынешней моделью развития России, какие внешнеполитические ошибки власть допустила в прошлом и как стоит вести себя России на международной арене в будущем.

— В вашей книге сказано, что нынешняя политическая и экономическая модель России все больше исчерпывает себя. Что на это указывает?

— Существующая модель позволила решить две главные задачи: сохранить единство страны и вернуть ей положение великой державы на международной арене.

В то же время задачи развития страны оказались ей не под силу. Для этого необходимо государство в полном смысле слова, которое в России еще только предстоит создать. У нас существует относительно стабильный политический режим, но его устойчивость в решающей степени зависит от способности первого лица легитимировать политико-экономическую систему в глазах большинства населения и одновременно являться непререкаемым арбитром во внутриэлитных спорах. Эта способность, однако, не передается вместе с постом президента.

Другая сторона проблемы заключается в том, что нынешняя политическая элита в основном состоит из людей, которые прежде всего заботятся о собственном интересе. Есть исключения, конечно, но они не преобладают. Значительная часть «государевых слуг» служат самим себе, своим частным или клановым интересам, а не России. Это проявляется в характере экономики, которую никак не удается переориентировать на цели развития.

Исчерпание ресурсов существующей модели логически ведет либо к загниванию и деградации, либо к попыткам трансформации установившегося политического режима в полноценное государство.

— А что для этого необходимо?

— Я употребляю термин «политический режим» не в уничижительном смысле. Отличие режима от полноценного государства в том, что в рамках режима господствуют негласные договоренности вместо единых для всех законов. Поскольку такие договоренности часто завязаны на определенных личностей, а межличностные отношения подвижны, основные усилия действующие лица прилагают к тому, чтобы оставаться в обойме, а главная задача режима — даже помимо субъективного желания его номинального главы — сводится к самовоспроизводству.

При всем этом существующий в стране режим — это большой прогресс по сравнению с тем хаосом, который был в 1990-е годы и из которого он вырос. Правда, не надо забывать, что последнее десятилетие прошлого века было не только временем разрушения остатков прежнего общественного и политического строя, но и временем, когда были заложены основы современного общества. Поднимаясь на новую ступеньку по винтовой лестнице эволюции, не стоит отвергать предыдущую.

От хаоса к режиму и дальше к государству — вот траектория эволюции Российской Федерации.

Ключевая роль на этом пути принадлежит элите, качество которой является неудовлетворительным, но решающее значение, в том числе с точки зрения качества элиты, имеет зрелость общества в целом. На этом уровне, однако, процессы созревания проходят медленно.

— В книге вы пишете, что единство России сталкивается со множеством вызовов: «Резкое социальное расслоение, беспримерная в отечественной истории коррупция государственного аппарата, сращивание власти и собственности, триумф политических технологий над собственно политикой, превращение представительных органов в придаток власти, демонстративное моральное разложение верхов, их беспредельный цинизм, сосредоточенность на личном обогащении и равнодушие к проблемам большинства населения». Но буквально на следующей странице вы высказываете надежду на «становление национальной элиты, служащей народу и государству». При таком статус-кво откуда она возьмется?

— За 30 лет постсоветской истории Россия прошла большой путь. Поголовная монетизация сознания была во многом неизбежным следствием развала советской системы. Кто-то просто вынужден был выживать и для этого «крутиться». Для других внезапно открылись сказочные возможности, и они стали покупать и потреблять в невиданных для советского периода и явно избыточных количествах. Люди резко переместились в мир, где все продается и покупается, где все измеряется в деньгах. Это, однако, исторически не характерно для нашего общества. Идет время, задачи выживания становятся менее актуальными, достаток растет, и вместе с ним уровень самоуважения. Постепенно приходит понимание, что есть вещи важнее денег. Это осознание приходит прежде всего к успешным, материально обеспеченным людям.

— И доказательство тому?

— Например, появление и активное распространение волонтерского движения, возрождение благотворительности. Это означает, что некоторые люди уже готовы не только брать, но и отдавать, и это очень важный поворот в общественном сознании.

На госслужбе тоже встречается все больше людей, которые чувствуют себя служащими государству. Говоря словами вице-канцлера Алексея Бестужева из сериала «Гардемарины», они «служат России, и только потом — себе». Деловые амбиции могут быть сильнее страсти к наживе. Еще недавно это было редкостью.

Я не утверждаю, что трансформация режима в государство завершится быстро, но считаю, что сама надежда на это придает сил.

Отказываясь от надежд, мы, напротив, заранее обрезаем себе пути развития, ограничиваем себя. Надежда, в свою очередь, основывается на вере. Верой в самих себя, страну, человечество. В Россию нужно верить. Иначе мы загоняем себя в безвыходную ситуацию.

— Мне показалось любопытным, что, по вашему мнению, главный водораздел на уровне элит в России проходит между теми, кто видит оптимальную реализацию своих частных и корпоративных интересов через встраивание страны в глобальные связи при ограниченной и служебной роли государства («частниками»), и теми, кто в достижении своих личных целей делает ставку на государство как на главный инструмент («государственниками»). Чаще водораздел проводят по идеологическому принципу…

— У нас у всех групп интересов с идеологией слабо, что, может быть, и хорошо. Те, кто называется либералами, совершенно необязательно исповедают классический либерализм. То же самое относится и к консерваторам. Речь идет не об идеологическом противостоянии, а о конкуренции конкретных, чаще всего материальных интересов. Идеологический элемент здесь присутствует, но в служебном качестве.

Поэтому либералы, к примеру, считают неизбежным и желательным новый Брестский мир с Западом, в то время как консерваторы готовы не только дальше сражаться в «гибридной войне», но и обернуть конфронтацию себе на пользу. Главный же вопрос этого противостояния стоит так: чем станет Россия будущего — государством корпораций или государством-корпорацией?

— Но вы говорите, что это в любом случае борьба внутри правящей элиты, общество в такой картине практически отсутствует. При этом внешняя политика ведь и на жизнь самых обычных людей оказывает порой серьезное влияние.

— Да, и я как раз написал эту книгу во многом для того, чтобы пригласить более широкие группы людей к участию в дискуссии о внешней политике, чтобы люди условно в Омске, Владивостоке, Игарке и других местах имели более полное представление о тех международных процессах, которые так или иначе касаются их. Да, обычный россиянин, как и рядовой житель любой другой страны, практически никогда не вовлекается в процессы формирования внешней политики. Но задача в том, чтобы повысить уровень внешнеполитической грамотности, чтобы люди лучше представляли себе, как их практические интересы реализуются во внешнеполитическом курсе государства.

Тогда граждане приобретут способность задавать правильные вопросы — и пусть его адресатом будет лишь местный мэр или депутат — и оценивать ответы. Еще более актуален уровень внешнеполитической грамотности для бизнеса и различных профессиональных сообществ страны. Развитие диалога на эти темы — часть процесса превращения населения страны в корпус граждан.

Скажем, для России будущего, не «прекрасной», а реальной, будет наверняка важным мнение населения по вопросам миграции или, скажем, по вопросам практических отношений с соседями от Калининграда до Крыма и Приморья.

Можно, конечно, игнорировать местные настроения и вообще не заниматься ни убеждением людей, ни разъяснением принимаемых решений. Но это неправильно, особенно вдолгую. Вопросы будут копиться, недоверие будет нарастать. Этого можно избежать при помощи диалога с обществом. При этом такое взаимодействие будет эффективным, если все участники процесса будут в достаточной степени информированы.

Это особенно важно, с учетом того, что в какой-то момент неотвратимо начнется транзит власти, в ходе которого, вероятно, будет уже не до спокойного анализа и серьезных обсуждений. Моя книга — это в какой-то степени приглашение к тому, чтобы использовать имеющееся пока время на осмысление пройденного пути и формулирование выводов на будущее. Был бы очень рад, если бы она стимулировала общественное обсуждение внешнеполитического курса страны, причем не на политизированной основе (условно «сторонники (президента РФ Владимира.

— “Ъ”) Путина» против «строителей прекрасной России будущего»), а на основе национальных интересов в быстро меняющемся мире. Если это случится, то, надеюсь, у нас будут немного более благоприятные условия для принятия продуманных решений.

— В книге много говорится об отношениях России и Запада. Меня удивил пассаж о том, что нынешняя конфронтация — это не столько результат многочисленных ошибок обеих сторон, как многие считают, а едва ли не неизбежный итог развития событий.

— Я сам когда-то верил в возможность интеграции России в западный мир. Позже, однако, я пришел к заключению, что для российской элиты и, что еще более важно, для российского общества такая интеграция неприемлема, главным образом по причине того, что Россия не признает чьего-то внешнего руководства над собой. Об этом я пишу и в новой книге.

— «Чьего-то» — это в данном случае американского, да?

— Да. Признание Россией лидерства США должно было стать входным билетом в Западное сообщество. Странам, которые приобретают такой входной билет, приходится впоследствии выполнять многие требования, чтобы серьезно трансформироваться, но без входного билета процесс интеграции просто не запустится.

Украина такой билет купила. Она, конечно, будет еще долго находиться в «предбаннике» западных институтов, оставаясь не вполне «своей», но, с точки зрения Запада, теперь это государство правильной ориентации.

Мне когда-то казалось, что Россия может рассчитывать на частичную интеграцию партнерского типа, стать «своей», не отдавая своего суверенитета. Я считал, что нам не нужно входить в НАТО и ЕС, но можно заключить с ними своего рода вечный мир (демилитаризовать отношения), сблизиться, насколько это возможно без утраты идентичности. Но этого не случилось. Вину за это я долгое время возлагал на Запад. Думал, что там не «дотумкали», какую потенциальную пользу для себя они могли бы извлечь, включив Россию в свою орбиту, но при этом уважая ее самостоятельность и интересы.

Уже значительно позже, в середине нулевых годов, я пришел к выводу, что Запад на самом деле был не близорук, а дальновиден.

(Экс-премьер Великобритании.— “Ъ”) Маргарет Тэтчер написала в своих мемуарах (они вышли как раз в начале 2000-х), что Россия никогда не сможет стать частью Запада, потому что у нее всегда будут свои отдельные интересы и Западу с ней в общем-то не по пути.

И действительно. Если бы произошло то, чего многие русские либералы хотели в 1990-е годы, и Россия стала бы полноправным членом НАТО, то альянс вскоре перестал бы существовать в том виде, в котором его строили США. Россия наверняка стала бы блокироваться с другими странами, прежде всего с Германией и Францией, и НАТО перестало бы существовать как американский клуб, как инструмент американской внешней политики. Так что американцы были, на мой взгляд, дальновидны, что Россию не пустили. И они ее не просто не пустили в «клуб», они сделали так, что разрекламированное российско-натовское партнерство было выстроено так, чтобы Россия всегда имела дело с единой позицией стран НАТО во главе с Соединенными Штатами Америки. Но за эти решения сегодня приходится платить цену.

— Какую?

— История XIX–XX веков свидетельствует, что мир в Европе никогда не был прочным, если новый порядок не включал в себя побежденную державу на условиях, которые она считала для себя приемлемыми. Было понятно, что, как только Россия окрепнет, как только она снова почувствует себя великой державой и будет действовать соответственно, вся эта конструкция — то есть система безопасности Европы, основанная на доминировании НАТО, в которое Россия не входит,— окажется нежизнеспособной.

Вспомните случаи в европейской истории, когда побежденную державу включали в новый миропорядок: например, Францию после наполеоновских войн, и Западную Германию после Второй мировой войны. Мы также знаем другие примеры, когда побежденные державы в новый порядок не включались: это Германия и Россия после Первой мировой войны, а теперь и Россия после Холодной войны. Я не утверждаю, что международные отношения развиваются по железным законам, но игнорировать прошлый опыт рискованно.

Нынешнее соперничество и даже враждебность в отношениях Запада и России — это и есть цена за решение не только не допускать Россию внутрь Евро-Атлантических институтов, но и не выстраивать безопасность Европы, как предлагала Москва, на двух основаниях — западной (натовской) и восточной (российской).

— А что могли или должны были сделать власти России иначе, чтобы не допустить дело до нынешнего уровня конфронтации?

— Можно было иначе поступить с Украиной, я подробно пишу об этом в книге. И Россия, и Евросоюз совершили грубейшие ошибки, которые способствовали украинскому кризису. В случае с Россией речь идет не о действиях в Крыму, которые стали реакцией на переворот в Киеве, а прежде всего о логике поведения Москвы на протяжении предыдущих двух десятилетий, которая не позволила ей предотвратить украинский кризис 2014 года. Именно этот кризис стал переломным моментом во всей внешней политике России постсоветского периода.

— В чем Москва ошиблась?

— Помимо сильно завышенного, на мой взгляд, страха перед продвижением НАТО на восток причина ошибок коренилась в неверном представлении Кремля об устремлениях украинских элит и о характере украинского общества. Попытка Москвы включить Украину в состав Евразийского союза была не просто напрасной. Если бы эта попытка удалась, это с самого начала создало бы проблемы для России, потребовало бы огромных дополнительных затрат.

И, главное, в конце концов эта затея все равно бы провалилась. Украинский политический проект в принципе не совместим ни с какой степенью интеграции Украины с Россией, даже чисто культурной и языковой, я уже не говорю об экономической и тем более политической. Как только вы снимаете барьеры между двумя странами, то «украинство» оттесняется на задний план, а сама Украина становится частью большого пространства с центром в Москве. В рамках замышлявшегося в начале 2010-х годов тесного интеграционного образования Украина становилась бы важной частью единого целого. «Самостийность» в условиях этого проекта означала бы региональную культурную автономию. Прекрасных украинских песен, «вышиванок» и всей украиноязычной литературы не хватило бы в тех условиях для создания современной государственности.

— Зато на размежевании с Россией это вполне получается.

— Да, но это уже не культурная конкуренция, а чистая политика. В любом случае борьба между Россией и Западом за Украину была деструктивной.

— А как стоило Москве вести себя в 2013–2014 годах?

— Можно было бы предоставить событиям на Украине идти своим чередом и использовать их результаты с пользой для себя. Отправной точкой, с опорой на исторический опыт, включая весь постсоветский период, могла бы стать убежденность, что украинской элите нельзя доверять ни в коем случае, что у России на Украине нет и не может быть надежных политических союзников. Строя свою политику на этом основании, Москва в 2013 году могла бы решить: пусть Украина, если она того желает, в полной мере хлебнет европейской ассоциации. После этого там неизбежно разовьются социально-политические процессы, которые Россия, не вмешиваясь в них, будет внимательно отслеживать и использовать в своих интересах.

Главный ресурс, который Россия могла бы приобрести на Украине,— это квалифицированные кадры в научно-технической и производственной сферах.

Можно было бы предположить, что в результате сближения с Евросоюзом распались бы многие производственные цепочки, заточенные на сотрудничество с Россией (что в итоге и произошло), и квалифицированные специалисты остались бы без работы. Вот их нужно было бы приглашать на работу и постоянное жительство в Россию. Нам такие кадры очень нужны.

Но что случилось, то случилось. В результате Крым стал частью Российской Федерации. На мой взгляд, в соответствии с волей подавляющего большинства жителей.

— Тогда было решено любой ценой предотвратить ассоциацию Украины и ЕС, перекупить (тогдашнего президента Виктора.— “Ъ”) Януковича.

— Это было большой ошибкой. На Януковича нельзя было полагаться, это человек совершенно без принципов, без внутреннего стержня. Абсолютно продажный криминальный тип.

— Вы говорите, что страх России перед продвижением НАТО к ее границам неоправдан. Поясните.

— Я считаю, что Россия могла бы относиться к этому процессу спокойнее. Не стоило, к примеру, пытаться удерживать Черногорию или Северную Македонию от вступления в альянс. С точки зрения обеспечения безопасности России эти страны не играют особой роли, в то время как попытки противодействия этому процессу негативно повлияли на отношения России с этими двумя государствами, как уже было ранее с другими странами Восточной Европы.

— Но Украина не Черногория…

— Именно так. Для большинства наших с вами сограждан и для 100% тех, кто занимается внешней и оборонной политикой страны, вступление Украины в НАТО абсолютно недопустимо. Фактически оно означает войну. На мой взгляд, в какой-то момент стоило попытаться договориться с Западом о закреплении нейтрального статуса Украины. О таком варианте еще в феврале 2014 года, выступая на Мюнхенской конференции по безопасности, говорил (бывший советник президента США по нацбезопасности.— “Ъ”) Збигнев Бжезинский. Мне кажется, для нас это был бы лучший вариант.

— Но для этого НАТО должно было бы отказаться от «политики открытых дверей».

— Да, США должны были бы по сути признаться, что через 25 лет после окончания Холодной войны перед ними есть какие-то ограничения. Наверное, это было бы очень трудно, но в случае Украины с США, как мне представляется, Россия могла бы договориться. Страны НАТО боятся быть автоматически привязанными к любому негативному развитию событий между Россией и ее ключевым постсоветским соседом, которого они полностью не контролируют. Страны Прибалтики и Польша для Запада предсказуемы. Но не Украина со всеми ее «Азовами» («Азов» — запрещенный в РФ украинский добровольческий батальон.— “Ъ”) и ультранационалистами. Тут могут быть неприятные сюрпризы. Запад не хочет за них расплачиваться. Поэтому я думаю, что Украину в НАТО и не включат.

— И Грузию?

— И Грузию. Публично в этом не признаются, конечно: западная политика по своей сути лицемерна. Но такое публичное признание и не требуется.

— По-вашему, конфронтация с Западом будет усиливаться? Возможно ли прямое военное столкновение?

— Конфронтация, вероятно, будет и дальше усиливаться, и негативные сценарии возможны. Посмотрите, что произошло в апреле на российско-украинской границе. Как я понимаю, президент Украины (Владимир.— “Ъ”) Зеленский решил по внутриполитическим причинам поиграть мускулами, солдат немного подвигать в сторону Донбасса. В Москве подумали, что киевское руководство может заиграться. И решили послать ему и его вашингтонским кураторам сигнал. Потому и сосредоточили большое количество войск по всей границе от Брянска до Крыма. Сигнал Киеву был в духе известных слов Путина, что если вы начнете войну на Донбассе, будете пытаться силой восстановить территориальную целостность Украины на этом участке, то тогда ваша государственность может оказаться под вопросом. Сигнал Вашингтону был такой: не забывайте про (экс-президента Грузии Михаила.— “Ъ”) Саакашвили, который в 2008 году тоже понадеялся на США, считал, что вы ему обещали военную помощь, и пошел ва-банк.

Это было грубо и цинично, но посылало абсолютно ясные сигналы. Российская политическая культура в целом достаточно цинична, в то время как западная лицемерна. Это не критика, а наблюдение. Я предпочитаю нашу, поскольку она не вводит в заблуждение. Зеленскому был послан сигнал, что не будет ни тебя, ни майданной Украины, если ты двинешься, а американцам сигнал — смотрите за клиентом, он может втянуть вас в войну.

— И есть шанс, что втянул бы?

— Если бы российские войска в ответ двинулись на Киев, то риск задеть американцев был. На Украине есть американские советники и инструкторы. ВМС США часто присутствуют у украинских берегов, а самолеты американских ВВС совершают полеты над Украиной. Как бы отреагировало правительство США? Трудно сказать. США вряд ли стали бы защищать Украину, но игнорировать удары по своим военнослужащим они не смогли бы. В определенных обстоятельствах ситуация могла бы выйти из-под контроля.

Риски прямого столкновения есть и в Сирии, где идет война и на одной территории действуют вооруженные силы Америки и России — на разных сторонах или по крайней мере не на одной стороне. Механизм деконфликтинга, который до сих пор не давал серьезных сбоев, может в какой-то момент не сработать, и ситуация может эскалировать.

Третий сценарий прямого столкновения — это инцидент, скажем, в небе над Балтикой или Черным морем. Ведь чем ближе натовские самолеты подлетают к российской территории, тем ближе самолеты ВКС России подлетают к самолетам НАТО. И когда расстояние между машинами 5–6 метров, то всякое может произойти. Или, скажем, если российский военный самолет, низко пролетая над каким-то кораблем НАТО, врежется прямо в надстройку военного корабля и там погибнет большое количество моряков. Подобные инциденты, если они не будут купированы, могут привести к эскалации и даже непреднамеренному развязыванию вооруженного конфликта.

Если конфликт не удастся немедленно погасить, он может вылиться в локальную или даже региональную войну, а та может подвести стороны к ядерному порогу.

Эффективным ответом на расширение НАТО и особенно на развертывание инфраструктуры альянса у российских границ является приобретение способности к созданию такой же угрозы для США. Это и есть равновесие в военной сфере. Лучше, конечно, достигать равновесия, снижая уровни взаимных угроз.

— Про войну поговорили, а какой должна быть внешняя политика Россия в мирное в общем-то время?

— Россия находится в состоянии конфронтации с Западом и будет находиться в этом состоянии еще довольно длительное время. Поэтому задача внешней политики не в том, чтобы прекратить конфронтацию, потому что, на мой взгляд, это на данном этапе невозможно. Но ею можно управлять. Для этого нужно, чтобы обе стороны четко знали, где проходят красные линии оппонента. Здесь не должно быть никакой двусмысленности.

— Например? Какие красные линии, с вашей точки зрения, у российского руководства?

— Решение о вступлении Украины в НАТО, как я понимаю, означало бы войну. То есть прежде чем Украина вступит в НАТО, Россия, как и в случае попытки украинского наступления в Донбассе, о котором публично предупреждал президент Путин, вмешается с целью свержения нынешней украинской власти.

В Белоруссии, с точки зрения Кремля, не может быть никакого режима, кроме пророссийского.

В Европе не должны быть размещены американские системы средней дальности, которые могут обезглавить военно-политическое руководство России. Если такие системы будут развернуты, то Москва либо поставит под прицел аналогичные центры управления и командования США, либо изменит подход к применению ядерного оружия.

Если США будут вмешиваться во внутренние дела России, российская сторона ответит асимметрично, например, при помощи кибертехнологий.

У американцев со своей стороны есть свой список красных линий.

Если обе стороны понимают, где проходят красные линии друг друга и не переходят их, конфронтация становится управляемой.

Противоборство с США — это надолго. В таких условиях есть смысл искать внутренние ресурсы развития в самых разных областях и одновременно решительно устранять все, что мешает развитию, проводя санацию. В истории России периоды конфронтации с Западом не раз стимулировали модернизацию отечественной экономики, развитие научно-технического потенциала, причем не только в оборонной области.

— Как такая санация возможна без политического переобустройства, которое не предвидится?

— В обозримом будущем в России, вероятно, сохранится персоналистский режим. По этому поводу можно сокрушаться, но такой режим соответствует традиционной политической культуре. На данный момент реальная альтернатива режиму личной власти в России — это либо олигархия, либо хаос. И то и другое — временные состояния, которые в конце концов неизбежно вновь приведут к верховной власти одного лица. Задача состоит не в том, чтобы децентрализовать модель правления, а в том, чтобы эту модель модернизировать. Для того чтобы она не мешала развитию, а стимулировала его. Это — не упование на «продвинутого» царя, а надежда на постепенную трансформацию элиты и взросление общества.

— На какие исторические примеры вы ориентируетесь в своих надеждах?

— В отечественной истории — на деятельность Петра Столыпина, консерватора и жесткого противника революции. В мировой истории — на Ататюрка, успешно модернизировавшего Турцию, или на Ли Куан Ю, превратившего захолустный Сингапур в процветающее современное государство. Оба правителя были явными авторитариями, абсолютными государственниками.

В 2020-х годах и дальше российская политика, опираясь на достижения первых двух десятилетий начавшегося столетия, должна быть сосредоточена на идее развития самой России. Основным двигателем этого развития в российских условиях может выступать только государство. Следовательно, главной политической задачей должно стать, на мой взгляд, строительство государства развития.

— В книге вы много говорите о важности сбалансированной внешней политики. Как это должно выглядеть на практике? Приведите пример.

— Прежде всего Россия должна отойти на безопасное расстояние от главного противоречия современных международных отношений — конфликта между Китаем и США. Это для россиян чужой спор, втягиваться в него нельзя. С Китаем у России хорошие отношения, Москва должна их поддерживать и развивать, но таким образом, чтобы не превращаться в придаток, вассала Пекина. Это, конечно, не значит, что Россия должна подыгрывать Америке и занимать ее сторону в этом противоборстве, ни в коем случае.

На международной арене Россия должна оставаться независимым игроком глобального уровня. Москва должна стремиться к равновесию в отношениях с соседями в Европе и Азии, на востоке и на западе, севере и юге. Это способность уверенно стоять на своих ногах, не прогибаясь ни под кого, не склоняясь ни в чью сторону — ни под угрозами, ни из-за посулов. Это также отказ принимать чужих врагов или друзей как своих. Речь не идет о равноудаленности, а о недопущении перекосов и шатаний.

Важно, чтобы внешняя политика не расходилась с общей стратегией развития страны, не только не противоречила ей, но была бы полностью встроена в нее. Соответственно, важнейший вопрос для внешней политики: что она может дать для внутреннего развития. В международном плане, вернув себе статус великой державы, Россия стоит перед вопросом: какую роль ей выгодно и по силам играть в глобальном мире. Формула, которая представляется наиболее целесообразной, звучит примерно так: не Россия для мира, а мир для России.

Тренин Дмитрий Витальевич

Личное дело

Родился 11 сентября 1955 года в Москве. Окончил Военный институт Министерства обороны СССР, сегодня — Военный университет Министерства обороны РФ (1977). Служил в вооруженных силах СССР и Российской Федерации с 1973 по 1993 год.

Был офицером связи в Отделе внешних сношений Группы советских войск в Германии, г. Потсдам (1978–1983), участвовал в советско-американских переговорах по ядерным и космическим вооружениям в Женеве как член делегации СССР (1985–1991).

Работал старшим преподавателем Военного института с 1983 по 1993 год. В 1993 году назначен старшим научным сотрудником Военного колледжа НАТО в Риме, с 1993 по 1997 год — старший научный сотрудник Института Европы РАН.

С 1994 года — ведущий научный сотрудник Московского центра Карнеги, с декабря 2008 года — его директор. Является председателем научного совета центра и руководителем программы «Внешняя политика и безопасность». Член ряда профессиональных ассоциаций и организаций: Международного института стратегических исследований, Российского совета по международным делам, Российской ассоциации международных исследований и др.

Кандидат исторических наук. Автор книг на русском и английском языках, в том числе «Новый баланс сил: Россия в поисках внешнеполитического равновесия» (М.: Альпина Паблишер, 2021), «What Is Russia Up To in the Middle East?» (Polity, 2017), «Should We Fear Russia?» (Polity, 2017), «Россия и мир в XXI веке» (М.: «Эксмо», 2015).

Павел Цуканов

Медведев заявил об усталости России от конфронтации с Западом :: Политика :: РБК

Дмитрий Медведев (Фото: Юлия Зырянова / ТАСС)

Россия устала от конфронтации с Западом, заявил в интервью газете «Коммерсантъ» председатель «Единой России», зампред Совбеза Дмитрий Медведев.

«Не только отдельные люди устали от конфронтации. Я вам больше скажу: мы все устали от конфронтации. А кому это нравится? Никому это не нравится. И мне это не нравится. Уверен, и президенту это не нравится, и другим моим коллегам», — сказал Медведев.

Он добавил, что «спираль конфронтации» раскрутила не Москва. По мнению Медведева, Запад мог «повести себя гораздо более тонко, умно». В частности, в ситуации с присоединением Крыма к России западные страны могли бы заявить «о каких-то своих обеспокоенностях», не разрушая отношений с Москвой.

Нарышкин предупредил о возможной ненависти россиян к Западу из-за санкций

«Но они же все разрушили, сожгли дотла. Я не хочу сказать, что всегда во всем виновата одна сторона <…>. Но в этой ситуации мы точно не были инициаторами такого рода конфронтационной спирали», — отметил зампред Совбеза.

Диалог в условиях конфронтации — Ведомости

Женевская «полуразрядка» между Россией и США получает свое европейское продолжение. Первый ход сделал Владимир Путин, опубликовавший в Die Zeit свою очень примирительную в отношении Германии статью. Подача российского президента была принята руководителями крупнейших континентальных стран Европы – Германии и Франции, которые, если верить статье, опубликованной 24 июня в газете Financial Times, солидарно выступили в пользу идеи проведения совместного саммита России и ЕС, или, точнее, приглашения России на саммит лидеров Европейского союза.

Из статьи можно вывести предположение, что Ангела Меркель и Эмманюэль Макрон сделали такое заявление во время совместных консультаций в Берлине с участием госсекретаря США Энтони Блинкена и премьер-министра Италии Марио Драги. После выхода в свет этой публикации стало известно, что идею проведения подобного саммита поддержал канцлер Австрии Себастьян Курц, но главы стран Балтии и Польши против. Министр иностранных дел Нидерландов, не возразив прямо против идеи саммита, заявил о личном нежелании в нем участвовать. Жестче всех высказался министр иностранных дел Литвы Габриэлюс Ландсбергис: возобновлять регулярные встречи в тот момент, когда Россия ближе всего подошла к «тоталитаризму», было бы «безответственно». Предсказуемо против идеи саммита выступил и глава дипломатического ведомства Украины Дмитрий Кулябко.

Саммиты Россия – ЕС были прекращены в 2014 г. после известных событий на Украине, завершившихся присоединением Крыма. После этого Европа не решалась возобновлять полноценный диалог с Москвой, опасаясь идти против воли Вашингтона. Судя по всему, Джозеф Байден открыто или косвенно дал Берлину и Парижу такую отмашку, без этой санкции ни Меркель, ни Макрон не решились бы на такой «смелый» шаг. Тем самым обнажилось восходящее еще ко временам младшего Буша разделение – на «новую», непримиримую к Москве, Европу и Европу «старую», готовую вступить с ней в прагматический диалог.

Сегодня можно говорить уже вполне откровенно: «новая» Европа представляет собой клиентелу республиканской партии США (кто бы ее ни представлял), Европа «старая» – клиентелу партии демократической. Такого рода вертикальные отношения установились не сразу и нелегко – Меркель стала канцлером именно при Буше-младшем, и нельзя сказать, что с Бараком Обамой у нее сложились какие-то особенно доверительные отношения. Но Дональд Трамп своим экономическим эгоизмом сумел превратить консервативную Меркель в преданную сторонницу либеральной Америки. Похоже, что, в свою очередь, и Америка при Байдене оказалась готова позволить своим континентальным соратникам – Франции и Германии – действовать чуть более самостоятельно, чем это дозволялось неписаными правилами евроатлантического сообщества. Конечно, речь идет о делегированной в рамках этого сообщества самостоятельности, а не об отвоеванной независимости.

Некоторым залогом сохранения цивилизационного единства в условиях такого рода новой региональной самостоятельности может служить общая повестка: борьба с пандемией, социальная солидарность граждан в условиях пандемии, устранение вредных последствий климатических изменений, приводящих к пандемии, продвижение новых экологически безопасных технологий, сотрудничество европейских держав в Арктике. Сергей Нарышкин в своем выступлении на Московской конференции по международной безопасности уже сравнил состояние Евро-Атлантики с положением СССР периода упадка. Действительно, что-то общее в этих феноменах прослеживается, и главное – это стремление предохранить цивилизацию от распада не прямым давлением, а скорее за счет выдвижения общих приемлемых для всего сообщества целей.

Теперь, безусловно, успех или неуспех всей доктрины Байдена будет во многом зависеть от того, удастся или не удастся франко-германскому дуумвирату удержать лидерство над европейской периферией. Пока республиканцев нет в Белом доме, функцию интегратора «новой» Европы явно пытается взять на себя Лондон, уже устроивший крупную морскую провокацию в Черном море, чуть было не завершившуюся боевым столкновением. Великобритания, конечно, уже не член ЕС и не может оказывать прямого влияния на работу этого объединения, но косвенных механизмов у нее более чем достаточно. Едва ли бороздящие Черное море эсминцы – единственное из доступных средств.

Вброс о возможности проведения саммита Россия – ЕС, вне всякого сомнения, отражает новый раунд борьбы за лидерство внутри Евро-Атлантики. Если такой саммит состоится, это будет означать триумф франко-германской двойки, а следовательно, крупный международный успех Байдена и демократической партии. Если проект будет торпедирован «новой» Европой, это станет свидетельством фиаско курса на прагматическое взаимодействие с Россией – того, что Нарышкин в своем выступлении уже назвал «духом Женевы». Будем надеяться, что и в России, и в Евро-Атлантике победит все-таки установка на сотрудничество, а не на конфронтацию.

Конфронтация — что это такое

Обновлено 22 июля 2021

Конфронтация – это …
В психологии
Конфронтация в семейных отношениях
В военном деле
Социальная конфронтация
Политическая

Здравствуйте, уважаемые читатели блога KtoNaNovenkogo.ru.

Часто мы слышим выражения: «Конфронтация сторон», «Конфронтация мнений».

Что же обозначают эти словосочетания? Поговорим об этом сегодня.

Конфронтация – это …

Представьте ситуацию: сидят муж с женой около телевизора и спорят. Муж хочет смотреть футбол, а жена – сериал. Это самый простой пример конфронтации мнений. Каждый из супругов убежден в том, что его выбор лучший, а выбор его второй половины не достоин внимания.

«Конфронтация» в переводе с французского языка (confrontation) переводится как «противопоставление, противоборство».

Понятие «конфронтация» употребляется в различных сферах деятельности человека – в быту, политике, военном деле и других, там, где имеет место быть противостояние чего-либо. В разговорной речи более применим синоним «конфликт».

Конфронтация в психологии

Конфронтационное поведение человека может проявляться в агрессии, нетерпимости к мнению окружающих, противопоставлении своего «я».

Находясь на позиции конфронтации, индивидуум пытается достичь своих целей всеми доступными ему методами: убеждением, использованием зависимого положения своего оппонента, служебной или иной властью. Это характерно для жесткой конфронтации.

Мягкая конфронтация – это также противопоставление своего «я», но более гибкими способами. Убеждение оппонента с помощью конструктивной аргументации, использования мотивирующих факторов.

В психологии для разрешения межличностных проблем существует специальная техника, которая называется техникой конфронтации.

Суть техники: специалист помогает своему клиенту посмотреть на проблему с другой стороны (например, со стороны оппонента), увидеть недостатки и противоречия своей позиции, а затем решить конфликтную ситуацию исходя из ее нового видения.

Пример: на прием к психологу пришла женщина, которая хотела уволиться с работы, потому что, по ее словам, в коллективе ее никто не уважает, не слушает ее советов, не общается.

Психолог после проведения тщательного опроса выяснил, что женщина очень вспыльчива, при разговоре всегда прерывает собеседника, оценивает своих сослуживцев в нелицеприятной форме.

Психолог тактично показал своей клиентке, как выглядит общение с ней, если смотреть со стороны собеседника. Не сразу, но клиентка осознала свой недостаток, и вместе с психологом сделала первые шаги по его устранению.

Конфронтация в семейных отношениях

Более привычно звучит «конфликт в семейных отношениях». Но сути это не меняет. Существует несколько видов семейных конфликтов:

классический. Его схема: поссорились → помирились. Такая конфронтация (в разумных пределах), как правило, не наносит вреда семейным отношениям;
конфронтация-напряженность. Это бремя нерешенных конфликтов, которые «тлеют» в семье на протяжении длительного времени. Они могут быть открытыми или скрытыми, но не решенными. Подобный вид конфликта может привести к разрушению внутрисемейных связей;
кризис (это что?). Такая конфронтация характеризуется высоким «накалом» напряженности, часто приводит к полному развалу семьи (даже если ее члены продолжают жить вместе).

Конфронтация в военном деле

В данном аспекте (что это значит?) понятие «конфронтация» наиболее приближено к первоначальной трактовке.

Это противостояние военных сил противников. Иногда конфронтация имеет прямое значение – в случае открытых военных действий.

Но все же основной смысл военной конфронтации в реалиях сегодняшних дней – это «заочное» противостояние армий потенциальных противников, этакое «бряцанье» оружием по обе стороны границы.

Недавний пример проявления подобной конфронтации – обострение разногласий между Китаем и США.

Социальная конфронтация

В капиталистическом обществе (это что?), независимо от уровня его экономического развития, существует классовое расслоение.

Уровень жизни людей, принадлежащих к разным классам, тем больше различается, чем ниже экономический уровень развития общества. Это является основным мотивом для социальной конфронтации.

Нарастание социальной конфронтации в обществе неизбежно приводит к ситуации, когда «низы не хотят, а верхи не могут» так больше существовать.

При таком раскладе возможно 2 исхода:

революция (политический переворот). Пример: Октябрьская революция в России в 1917 году;
проведение реформ (что это?), призванных снизить социальную конфронтацию в обществе.

Политическая конфронтация

Глобализация мирового порядка (это как?) позволяет говорить не о политической, а о геополитической конфронтации.

Это значит, что конфронтация существует не между людьми, партиями или даже социальными классами, а между политическими системами.

В недавнем прошлом (начиная с середины прошлого столетия) наиболее яркий пример геополитической конфронтации – это так называемая «холодная война».

Краткое резюме

Итак, мы выяснили, что конфронтация – это противостояние интересов, мнений, позиций и т.д. Особенность трактовки данного понятия зависит от сферы его применения.

Конфронтация бывает жесткой и мягкой, а методы решения проблемы – силовыми и дипломатическими.

Решайте свои проблемы мирным путем, удачи всем!

Автор статьи: Елена Копейкина

Удачи вам! До скорых встреч на страницах блога KtoNaNovenkogo.ru

перспективы отношений России и США после саммита в Женеве — Клуб «Валдай»

Прежде всего, результатом саммита в Женеве может стать запуск широких российско-американских консультаций по вопросам стратегической стабильности: как адаптировать систему её поддержания к качественно изменившемуся военно-стратегическому ландшафту и что делать с учётом того, что уже продлённый Договор СНВ-3 – последний традиционный инструмент контроля над ракетно-ядерными вооружениями – истекает в 2026 году.

Стороны вряд ли выйдут в ближайшее время на новое «большое» соглашение по ограничению и тем более дальнейшему сокращению ядерных вооружений на смену ДСНВ. Более того, начинать подобные переговоры крайне нецелесообразно: позиции сторон настолько сильно отличаются друг от друга, что успешное завершение подобных переговоров не представляется возможным. Вряд ли удастся окончательно договориться и по проблеме размещения ракет средней и меньшей дальности наземного базирования в Европе. И тем не менее полномасштабный диалог двух ядерных сверхдержав по всем аспектам проблематики стратегической стабильности, которая давно вышла за рамки только ядерных вооружений, обсуждение ими того, как они понимают угрозы ядерной войны в новых военно-технологических и геополитических условиях, а также выработка более строгих правил поведения в военно-стратегической сфере, механизмов предотвращения конфликтов и деконфликтинга крайне целесообразны.

Второе направление избирательного сотрудничества России и США после саммита в Женеве – кибербезопасность, которая раскладывается на четыре главных аспекта: борьба с киберпреступностью, использование ИКТ как военного инструмента, вмешательство во внутренние дела друг друга с использованием интернета, социальных сетей, хакинга и прочее, а также кибершпионаж. По первому аспекту интенсификация российско-американского сотрудничества наиболее вероятна. Второй аспект относится к плоскости военной безопасности и стратегической стабильности (с помощью киберсредств можно нанести ущерб, сопоставимый с применением ядерного оружия, или же обезоружить или «ослепить» противника в условиях военного кризиса), и здесь важно хотя бы определить «красные линии» (договориться о том, какая инфраструктура не должна подвергаться кибератакам ни при каких обстоятельствах), выработать правила игры и создать механизмы деконфликтинга и горячие линии на случай кризиса. Это будет непросто, но крайне необходимо: именно в киберсфере риск непреднамеренного военного конфликта с его дальнейшей эскалацией вплоть до ядерной войны наиболее высок. По третьему и четвёртому аспектам выход на какие-либо договорённости в обозримой перспективе крайне маловероятен.

Третье направление сотрудничества – интенсификация взаимодействия по ядерным программам Ирана и КНДР, особенно в контексте стремления администрации Байдена восстановить в том или ином виде многостороннюю сделку по иранской ядерной программе и отказ от практики двусторонних переговоров и тем более саммитов с Пхеньяном, использовавшейся Дональдом Трампом.

Четвёртое направление вероятного сотрудничества России и США – борьба с изменением климата и защита окружающей среды, которые позиционируется как один из важнейших приоритетов администрации Байдена и занимают всё более важную роль в российской внешней политике. Здесь сторонам есть о чём говорить как на глобальном, так и на локальном уровне. Так, США могут пострадать от введения Евросоюзом пограничного корректирующего углеродного механизма (налог на углеродоёмкую продукцию) в рамках Европейского зелёного курса не меньше – и даже больше, – чем Россия, и создание в качестве альтернативы некого глобального механизма, нацеленного на снижение углеродных выбросов прежде всего там, где это наиболее выгодно, в том числе в самой России, в общих интересах Москвы и Вашингтона.

Однако главный объект возможного сотрудничества Москвы и Вашингтона по вопросам экологии и изменения климата – это Арктика. Это регион общего соседства России и США, где темп изменения климата в 3–4 раза выше, чем в среднем по планете, и где экологические, социально-экономические и внешнеполитические последствия этого изменения наиболее масштабны. Под угрозой разрушения хрупкая арктическая экосистема, базирующаяся на вечной мерзлоте инфраструктура и традиционный уклад коренных народов Севера. Более того, «открытие» Арктики ото льда способствует перетеканию туда конфронтации США – Россия и США – Китай, восприятию региона, как указано в Арктической стратегии министерства обороны США от 2019 года, как «удобного коридора для проецирования военной силы». В результате наращивается милитаризация Арктики, которая повышает риски катастроф и военного столкновения и препятствует экономическому развитию региона. Единственный фактор, который может если не замедлить, то хотя бы компенсировать эти негативные тенденции, – это сотрудничество России и США по защите экологии в Артике, борьбе с ещё большим ускорением изменения климата в результате таяния вечной мерзлоты (оно чревато масштабными выбросами метана) и адаптации к новым климатическим условиям в регионе.

Наконец, пятое направление вероятного сотрудничества России и США после саммита в Женеве – это «перемирие» в дипломатической войне и возвращение послов в Вашингтон и Москву. Последнее, пожалуй, наиболее лёгкое и реализуемое решение саммита, которого можно ожидать уже в краткосрочной перспективе.

Отличительная особенность этой повестки дня, которая важна для понимания природы управляемой российско-американской конфронтации, заключается в том, что начало диалога по этим темам не требует от сторон каких-либо серьёзных уступок. Это – важнейшая предпосылка сотрудничества. Однако его не стоит рассматривать как способ улучшить отношения России и США. Последнее вообще не находится на повестке дня в обозримой перспективе. Смысл сотрудничества – реализовать российские и американские национальные интересы, которые по указанным направлениям не могут быть реализованы иными способами, при том что стороны в целом рассматривают друг друга как противников.

Горнозаводский Урал второй половины XIX в.: непрерывный социальный конфликт. Рец. на кн.: Гаврилов Д. В. Горнозаводский Урал 1861–1900 гг.: власти, предприниматели, рабочие. От согласия — к конфронтации. М. ; СПб. : Нестор-История, 2018. 464 с., ил. | Nefedov

Горнозаводский Урал второй половины XIX в.: непрерывный социальный конфликт. Рец. на кн.: Гаврилов Д. В. Горнозаводский Урал 1861–1900 гг.: власти, предприниматели, рабочие. От согласия — к конфронтации. М. ; СПб. : Нестор-История, 2018. 464 с., ил.

Sergey Aleksandrovich Nefedov

Аннотация

Рецензируемая монография посвящена изучению социально-политической динамики на Урале во второй половине XIX в. Основными акторами, двигателями социального процесса вступали три главные социально-политические силы – государство, предприниматели и рабочие (формирующийся рабочий класс). Эти три актора функционировали в составе единого производственного организма, взаимодействовали и сотрудничали друг с другом, но также отстаивали собственные интересы. Периоды социального согласия между ними сопровождались «неурядицами» и конфликтами. Широко используя архивные материалы, автор демонстрирует детальную картину нарастающей социальной конфликтности. Усилия государства по смягчению противоречий между рабочими и заводчиками оказались недостаточными и разрастание конфликтов в конечном счете привело к революции 1905 г.

Ключевые слова

Урал; промышленность; вторая половина XX в.; социальная динамика; социальные конфликты.

Полный текст:

PDF

Литература

Postnikov, S. P., & Feldman, M. A. (2011). Vlast’ i rabochie Urala v 1917 g. Ocherki istorii i istoriografii [The Power and Workers of the Urals in 1917. Essays on History and Historiography]. Yekaterinburg: AMB. (In Russian)

DOI: https://doi.org/10.15826/izv2.2019.21.3.063

Ссылки

На текущий момент ссылки отсутствуют.

© (website) Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина

Адрес редакции: 620000, Екатеринбург, пр. Ленина, 51. «Известия Уральского федерального университета. Серия 2. Гуманитарные науки»

E-mail: [email protected]

перспективы отношений России и США после саммита в Женеве

Саммит Россия – США в Женеве не приведёт к качественному улучшению российско-американских отношений и не положит начало процессу, который преобразил бы их конфронтационную природу в ближайшие пару лет. Это невозможно ввиду системного характера конфронтации России и США, пишет Дмитрий Суслов, заместитель директора и научный сотрудник научно-образовательного Центра комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, участник валдайской дискуссии по итогам саммита «Путин – Байден».

Чтобы преодолеть его, нужно, чтобы одна из сторон или обе фундаментально изменили свой поход к международному порядку и своему месту в нём. Кроме того, это требует прекращения прочного двухпартийного антироссийского консенсуса в американской политической элите и острой поляризации политической системы США.

Задача женевского саммита в другом: стабилизировать российско-американскую конфронтацию, положить конец её нездоровой природе и неуправляемому течению последних лет и сформировать модель отношений, при которой стороны, воспринимая друг друга как противников и даже врагов, тем не менее стараются не пересекать красные линии друг друга, а также развивают избирательное сотрудничество по тем вопросам, где это целесообразно для их национальных интересов и где это сотрудничество не требует существенных уступок. Определить эту модель можно как управляемую или упорядоченную конфронтацию.

Саммит Россия – США в Женеве не приведёт к качественному улучшению российско-американских отношений и не положит начало процессу, который преобразил бы их конфронтационную природу в ближайшие пару лет. Это невозможно ввиду системного характера конфронтации России и США, пишет Дмитрий Суслов, заместитель директора и научный сотрудник научно-образовательного Центра комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, участник валдайской дискуссии по итогам саммита «Путин – Байден».

Основная причина того, что саммит в Женеве вообще состоялся, заключается в том, что дальнейшая эскалация российско-американской конфронтации, которая, несомненно, обернулась бы ещё большим обострением украинского конфликта, ситуации вокруг Белоруссии и масштабным витком гонки вооружений, не соответствует ни российским, ни американским интересам – в их понимании администрацией Байдена.

Для России подобная эскалация была бы чревата выходом антироссийских санкций на качественно новый уровень, необходимостью увеличивать военные расходы (сегодня российское руководство сокращает оборонные расходы и гордится этим), ещё большим ухудшением отношений с европейскими и азиатскими союзниками и партнёрами США (не только с ЕС в целом, но и двусторонних отношений с ключевыми западноевропейскими странами) и дальнейшим усилением российской асимметричной зависимости от Китая, не говоря уже о гуманитарных последствиях нового обострения войны на востоке Украины и о возрастании риска прямого военного столкновения с США и НАТО. Москва, очевидно, хотела бы всего этого избежать.

Заинтересованность администрации Байдена в стабилизации конфронтации с Москвой связана, во-первых, с китайским фактором. С января 2021 года стало окончательно понятно, что конфронтация между Вашингтоном и Пекином, запущенная при Трампе, является необратимой, системной и имеющей для обеих сторон экзистенциальный характер, а потому она более глубокая и долгосрочная, чем конфронтация США и России. Вопреки надеждам многих наблюдателей, никакой разрядки в американо-китайских отношениях не произошло, и администрация Байдена недвусмысленно даёт понять, что рассматривает именно Китай, а не Россию, главным стратегическим соперником и противником.

При этом в Вашингтоне постепенно приходит понимание ограниченности собственных ресурсов и необходимости сконцентрироваться на главном – тихоокеанском – направлении (яркий пример – стремление администрации Байдена ограничить обязательства и присутствие США на Ближнем Востоке), а также нежелательности для американских интересов дальнейшего сближения Пекина и Москвы, которое усиливает обе стороны в их противостоянии Соединённым Штатам.

В результате администрация Байдена стремится стабилизировать «российский фронт», чтобы как можно меньше на него отвлекаться и бросить максимум ресурсов на «китайский фронт».

Во-вторых, как доказали события весны этого года, администрация Байдена, с одной стороны, не готова инвестировать в сдерживание России на постсоветском пространстве серьёзные материальные ресурсы и тем более вступать из-за таких стран, как Украина и Грузия, в войну с Россией, а с другой стороны, не хотела бы стать свидетелем прекращения их государственности.

Стабилизация конфронтации вовсе не означает разрешения наиболее острых конфликтов и противоречий на поверхности российско-американских отношений. Противоречия вокруг Украины, Сирии, вмешательства во внутриполитические дела друг друга, Белоруссии, обвинений России в противоправной враждебной деятельности и даже «гибридной войне» в отношении стран Запада по итогам саммита, скорее всего, не будут разрешены или хотя бы уменьшены. Перспектива фундаментального изменения внешней политики России и США и серьёзных компромиссов между ними пока отсутствует. Подобные компромиссы не без оснований рассматривались бы обеими сторонами как шаги к стратегическому поражению, которое пока напрочь исключается как Москвой, так и Вашингтоном. В этой связи стабилизация конфронтации означает не разрешение данных противоречий, а отсутствие их дальнейшей эскалации.

Вместе с тем эта стабилизация требует понимания «красных линий» друг друга и – главное – уважительного отношения к ним. То, что в Женеве эти «красные линии» будут обсуждаться, не вызывает сомнений. Сомнение есть в способности сторон их признавать и придерживаться, особенно в более длительной перспективе. Так, например, США не только не откажутся в ближайшее время от открытой поддержки внутрироссийской оппозиции, но будут наращивать критику Кремля по внутриполитическим вопросам в случае новых акций протеста и привлечения их организаторов к ответственности. Стороны также не придут к согласию о том, что понимать под «российским вмешательством» в американские внутриполитические процессы и где здесь «красные линии». Наконец, существуют большие риски дестабилизации многих из указанных выше кризисов «снизу», вопреки желаниям Москвы или Вашингтона. Например, украинского или белорусского, что неизбежно повлечёт за собой новый виток конфронтации и осложнит взаимодействие и по другим вопросам.

Потому та стабилизация конфронтации, которая, вероятно, последует за саммитом в Женеве, будет весьма хрупкой.

Вторым важнейшим результатом саммита, вероятно, станет запуск избирательного сотрудничества в двустороннем и многосторонних форматах по тем вопросам, где оно выгодно обеим сторонам и не требует от сторон качественных уступок. Это, в свою очередь, будет означать существенное оздоровление российско-американских отношений по сравнению с тем состоянием, в котором они пребывали последние несколько лет. А именно: выстраивание политики в отношении друг друга на основе национальных интересов и соображений национальной безопасности, способность совмещать соперничество и сотрудничество там, где это необходимо и выгодно.

В последние годы так не получалось. При Трампе российский фактор стал одним из главных инструментов американской внутриполитической борьбы, и политика США в отношении России определялась внутриполитическими соображениями в гораздо большей степени, чем внешнеполитическими. Это исключило какое-либо конструктивное взаимодействие в принципе. Белый дом был вынужден постоянно доказывать, что не является «марионеткой Кремля», а Конгресс стремился ослабить возможность Трампа определять внешнюю политику США, делая конфронтацию с Россией необратимой. Вкупе с традиционным предпочтением республиканцами максимальной свободы рук в оборонной политике и стремлением давить на оппонентов с помощью угрозы гонки вооружений это привело к тому, что к концу 2020 года российско-американская повестка дня фактически сошла на нет, а механика отношений (саммиты, дипломатический диалог) разрушилась. Иллюстрация последнего – идущая уже четыре с лишним года дипломатическая война, отзыв послов и фактический паралич консульских отношений.

Сегодня ситуация постепенно улучшается. Хотя Россия остаётся фактором американской внутриполитической борьбы (и будет оставаться до тех пор, пока будет сохраняться поляризация политической системы США), масштаб политизации российского фактора существенно уменьшился по сравнению с периодом Трампа. Внешнеполитические шаги Байдена не вызывают сопротивления по крайней мере со стороны его собственной администрации, бюрократии и демократов, и его при всём желании невозможно обвинить в каких-либо симпатиях к российскому президенту. Кроме того, администрация Байдена не рассматривает гонку вооружений как преференциальный инструмент конфронтации в отношении России и не стремится к тотальному разрушению остатков системы контроля над вооружениями. Наконец, администрация Байдена существенно повысила значимость транснациональных вызовов и угроз (изменение климата, пандемия, распространение оружия массового поражения и так далее) в иерархии угроз национальной безопасности и предпочитает многосторонний подход к их решению.

Всё это создаёт предпосылки для избирательного сотрудничества с Россией по тем вопросам, где обе стороны рассматривают это сотрудничество необходимым и выгодным для самих себя.

Источник: Международный дискуссионный клуб «Валдай»

Социальный статус обезьян: влияние социальной конфронтации на функцию мозга и самоуправление кокаином

Индивидуальные различия в реакции на социальный стресс и обогащение окружающей среды могут способствовать изменчивости реакции на поведенческие и фармакологические методы лечения наркозависимости. У обезьян социальный статус влияет на усиливающий эффект кокаина и влияние некоторых наркотиков на самовведение кокаина.В этом исследовании мы использовали самцов макак cynomolgus (n = 15), живущих в устоявшихся социальных группах, чтобы изучить влияние социальной конфронтации на усиливающий эффект кокаина с использованием процедуры выбора пищи и наркотиков. В день тестирования доминирующую или подчиненную обезьяну удаляли из его домашней клетки и помещали в другой социальный загон; 30 минут спустя он изучал парадигму выбора кокаина и еды. В группе после социальной конфронтации чувствительность к подкреплению кокаином была значительно выше у подчиненных обезьян по сравнению с доминирующими животными.Изучение данных отдельных субъектов показало, что для большинства обезьян (9/15) использование злоумышленников в другой социальной группе сказывалось на самоуправлении кокаином, и эти эффекты зависели от социального статуса обезьяны. У подчиненных обезьян повышалась чувствительность к усиливающему эффекту кокаина, тогда как у доминирующих обезьян чувствительность снижалась. Чтобы исследовать потенциальные механизмы, опосредующие эти эффекты, метаболизм глюкозы в головном мозге был изучен на подгруппе обезьян (n = 8) с использованием [¹⁸ F] фтордезоксиглюкозы ([¹⁸ F] FDG) с позитронно-эмиссионной томографией.Доминирующие и подчиненные обезьяны демонстрировали совершенно разные паттерны метаболизма глюкозы в головном мозге в своей домашней клетке, включая области, связанные с бдительностью и стрессом / тревогой, соответственно, и во время социальной конфронтации. Эти данные демонстрируют, что, в зависимости от социального статуса человека, один и тот же социальный опыт может иметь разные эффекты на функцию мозга и самоуправление кокаином. Эти фенотипические различия в реакции на социальные условия поддерживают индивидуальный подход к лечению кокаиновой зависимости.

Влияние социальной конфронтации на намерения людей сообщать о мошенничестве внутри компании

РЕЗЮМЕ: Мошенничество часто впервые обнаруживается сотрудниками. Понимание того, как встреча с нарушителем для обсуждения очевидного мошенничества («социальная конфронтация») влияет на вероятность того, что люди сообщат о мошенничестве внутренним получателям, особенно важно для различных заинтересованных сторон, заинтересованных в раннем сообщении о мошенничестве.Используя экспериментальный подход, это исследование предоставляет доказательства того, в какой степени неудачная социальная конфронтация с руководителем по поводу очевидного мошенничества влияет на намерения сообщить двум разным, но правдоподобным получателям внутреннего отчета: руководителю надзорного органа и внутреннему аудитору. Чтобы расширить возможности обобщения результатов, в исследование включены два различных мошенничества. В исследовании участники берут на себя роль сотрудника, обнаруживающего мошенничество. В исследовании используются две переменные между участниками: (1) наличие или отсутствие неудачной социальной конфронтации с нарушителем для обсуждения очевидного мошенничества и (2) тип мошенничества, которое очевидно имело место (незаконное присвоение активов или мошенническая финансовая отчетность).Результаты исследования согласуются с теориями изобличения, связанными с властью, и расширяют их. Мы обнаруживаем, что в условиях безуспешной социальной конфронтации намерения отчитываться перед надзорным органом сильнее, чем перед внутренним аудитором. Однако намерение сообщить о намерениях надзорному органу надзорного органа не сильнее, чем внутреннему аудитору, когда не было социальной конфронтации. Тип мошенничества не повлиял на соотношение между социальной конфронтацией и намерениями сообщить.Наши результаты показывают, что сотрудники, испытывающие безуспешную социальную конфронтацию, могут с большей вероятностью искать влиятельных внутренних получателей отчетов. Таким образом, комитеты по аудиту и другие лица, заинтересованные в содействии внутреннему сообщению о мошенничестве, могут счесть полезным включить стратегии социальной конфронтации как часть более широкого обсуждения с сотрудниками реакции на обнаружение мошенничества и сделать сотрудников полностью осведомленными о том, как сообщать о явном мошенничестве. старшие получатели внутреннего отчета.

Как преодолеть страх конфликта

Страх конфликта — обычное дело, особенно среди людей с социальной тревожностью.Вы можете беспокоиться о том, чтобы сказать что-то, с чем другие будут не согласны, или о том, что у вас есть общие опасения по поводу того, что вы сделаете что-то, что будет раздражать или беспокоить других людей.

Хотя избегание конфликта снижает ваше беспокойство в краткосрочной перспективе, в долгосрочной перспективе оно увековечивает ваш страх, что вы не можете справиться с ситуациями, связанными с конфликтом.

Экспозиционная терапия

Один из способов постепенно преодолеть страх конфликта — столкнуться с ситуациями, которые вызывают у вас беспокойство. Этот процесс известен как экспозиционная терапия и обычно проводится как часть более крупной программы лечения, такой как когнитивно-поведенческая терапия (КПТ).Однако вы можете практиковать экспозицию самостоятельно в рамках плана самопомощи.

Идея состоит не в том, чтобы сбежать и начать спор с первым встречным незнакомцем. Напротив, часть тренировки по раскрытию информации заключается в постепенном погружении себя в опасные сценарии со скоростью, которую вы можете терпеть.

Это означает, что начинать с ситуаций, вызывающих у вас наименьшее беспокойство, и в конечном итоге работать над тем, что вызывает у вас наибольший страх.

Вы можете практиковать эти экспозиции либо в реальной жизни (in vivo), либо в своем воображении.Взаимодействие с другими людьми

Если вам сложно построить точные сценарии, вызывающие у вас страх, визуализация может быть лучшим вариантом. Однако в конце концов вам захочется испытать эти ситуации в реальной жизни.

Как это безопасно практиковать

В отличие от других воздействий, конфликты с другими могут вызвать у других нетерпеливость или гнев. Не забывайте подходить к каждой ситуации, используя напористое поведение (а не агрессивную позицию), и выбирайте ситуации, в которых риск невелик.

Например, не практикуйте разоблачение конфликта с кем-то, кто, как вы опасаетесь, может стать чрезмерно возбужденным.

Также помните, что цель этих воздействий — повысить вашу способность терпеть конфликт, и вероятным результатом будет то, что вы причините другим неудобства.

Хотя вам может казаться, что то, что вы делаете, ужасно, получатели, вероятно, увидят, что это незначительная проблема. В конце концов, подобные вещи случаются каждый день.

Подумайте, как бы вы себя чувствовали или отреагировали, если бы с вами случилось подобное.Скорее всего, вы на время обеспокоитесь, но быстро забудете об инциденте.

Иерархия Страха

В следующем кратком списке приведены некоторые примеры элементов, которые вы можете поместить в иерархию страха, связанную с конфликтом с другими.

Вы должны составить свой собственный список с учетом ваших конкретных страхов и триггеров беспокойства. Убедитесь, что список начинается с самого простого задания и постепенно увеличивается до самого сложного.

Долго что-то делать . Будьте нерешительны, когда продавец вам помогает. Параллельно паркуюсь и долго занимаюсь этим. Потратьте много времени на использование банкомата. Используйте пачку купонов в продуктовом магазине или попросите их сравнить цены с конкурентами.
Скажи чему-нибудь нет . Если звонит телемаркетер, попросите, чтобы его занесли в список «не звонить». Скажите нет другу, который слишком многого от вас просит. Скажите нет коллеге, который просит вас делать больше, чем отведено вашей справедливой доле работы.
Вернуть что-нибудь или пожаловаться на что-то .Верните товар в магазин без квитанции. Скажите парикмахеру, что вам не нравится стрижка, и попросите ее изменить. После того, как вы закончили, сообщите серверу, что обслуживание было слишком медленным. Будьте осторожны, выбирая обоснованные жалобы, которые вы можете передать реалистично.
Создать проблему . Подойдите к кассе и поймите, что у вас недостаточно денег, чтобы заплатить за все, поэтому вам нужно положить товар обратно. Отнесите в кассу товар без ценника.Попробуйте заплатить дебетовой картой, которая, как вы знаете, не работает.
Попросите кого-нибудь перестать что-то делать . Если кто-то режет перед вами в очереди, скажите что-нибудь напористое. Если над кем-то издеваются, встаньте на защиту этого человека. Если вы не согласны с чьим-то мнением, скажите ему вежливо.

Чтобы преодолеть страх конфликта с другими, нужно время. Обязательно оставайтесь в ситуации и полностью переживите свое беспокойство вместо того, чтобы убегать. Если вы не останетесь в ситуации до тех пор, пока ваш страх не уменьшится, вы не поймете, что бояться нечего.

Слово Verywell

Если вы обнаружите, что ваше беспокойство является серьезным и изнурительным, стратегии самопомощи может оказаться недостаточно. Важно обратиться к своему врачу или специалисту в области психического здоровья для диагностики и лечения. Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ) и лекарства были эмпирически продемонстрированы эффективными при лечении социального тревожного расстройства (САР).

Подростковый конфликт и цифровые СМИ

У дружбы есть и менее приятная сторона — конфликт, разногласия и, в некоторых случаях, конец отношений.Цифровые медиа играют роль в этих менее счастливых элементах подростковой дружбы, и как источник и платформа для драмы и конфликта, и как канал, по которому связь может быть прервана, а стены возведены, когда дружба заканчивается.

Большинство подростков, использующих социальные сети, сталкиваются с тем, что люди вызывают драму в социальных сетях

Предыдущее исследование, проведенное Pew Research и другими, показало, что многие подростки используют термин «драма» для описания конфликта между сверстниками, часто вместо термина «запугивание».В этом последнем исследовании 68% подростков, использующих социальные сети, были свидетелями того, как люди разжигали драму на этих платформах.

Девочки чаще, чем мальчики, говорят, что они становятся свидетелями создания драмы в социальных сетях: 72% девочек используют социальные сети, а 64% мальчиков сталкиваются с драматическими действиями на платформах. Аналогичным образом, подростки старшего возраста также с большей вероятностью станут свидетелями того, как другие разжигают драму в социальных сетях: 72% людей в возрасте от 15 до 17 лет, использующих социальные сети, наблюдают такое поведение по сравнению с 62% среди 13 и 14 лет. -летние.Девочки старшего возраста чаще всего становятся свидетелями драмы в социальных сетях, причем 78% из них сообщают о подобном опыте.

Подростки из семей с более высокими доходами и белые с большей вероятностью увидят, как люди разжигают драму в социальных сетях

Подростки из семей с более высокими доходами чаще сообщают о разжигании драмы в социальных сетях, чем подростки из семей с более низкими доходами. Среди подростков, использующих социальные сети, чьи семьи зарабатывают менее 30 000 долларов в год, 59% говорят, что они сталкиваются с тем, что люди создают драмы в социальных сетях, в то время как 70% молодых людей из более обеспеченных семей, использующих социальные сети, говорят то же самое.В обеих группах подростки чаще говорят, что они становятся свидетелями драмы время от времени, а не часто.

Почти три четверти (73%) белых подростков, использующих социальные сети, видят, как люди разжигают драму на платформах, по сравнению с 58% латиноамериканской молодежи. 68% чернокожих подростков сообщают, что видели драму, разжигаемую в социальных сетях, — разница, которая не является статистически значимой по сравнению с белыми или латиноамериканскими подростками.

Среди пользователей социальных сетей те, кто использует Snapchat, Twitter и Instagram, с большей вероятностью, чем те, кто не использует эти платформы, сообщают о том, как другие создают драму в социальных сетях, а пользователи Twitter и Snapchat чаще всего говорят, что видят это. «часто.«Примерно восемь из десяти пользователей Snapchat (79%) говорят, что видят такое поведение в социальных сетях, а 28% говорят, что видят его часто. Среди тех, кто не пользуется Snapchat, 58% говорят, что видят драму, создаваемую в социальных сетях, а 18% видят, что это происходит часто. Три четверти пользователей Twitter видят драму, создаваемую через твиты и профили, и 29% говорят, что это происходит часто, по сравнению с 64% тех, кто не использует Twitter (но использует другие платформы социальных сетей), включая 19%, которые говорят, что это происходит часто. Среди пользователей Instagram 73% говорят, что видят драму в социальных сетях, в то время как 60% тех, кто не использует Instagram как одну из своих социальных сетей, говорят то же самое.

Подростки в наших фокус-группах рассказали, как драма часто перетекает от личного к онлайн-конфликту и обратно. Одна ученица средней школы сказала: «Как это случилось в школе, а потом они выставляют [Facebook] статусы, а потом люди прибегают». Другая школьница рассказала о своем собственном опыте: «Да. Иногда они просто остаются в сети с тем, с кем я сражаюсь, а иногда они становятся непомерными в школе ».

Один вдумчивый подросток объясняет, как растормаживающий эффект и групповые отношения в социальных сетях могут обострять конфликт.«В социальных сетях все еще больше взрывается, потому что многие вещи люди говорят, но не хотят сказать вам в лицо лично. Вещи, которые они как бы прячут за экраном или телефоном. Так что в соцсетях это намного больше. А потом, когда он взрывается, люди начинают кормиться или начинают подпитывать кого-то другого. Это как если бы вы ходили в школу и как этот человек ходит в школу, она становится такой большой, потому что им нравится приходить к вам внезапно, потому что у них есть все эти люди здесь, и становится только хуже.”

Один из участников фокус-группы также объяснил, как копаться в онлайн-профилях людей и обновлять сообщения в социальных сетях можно использовать для разжигания конфликта. «Иногда просто возвращается старая драма. И некоторые люди могут прокрутить туда. Например, взглянуть на их прошлое и подумать, что шесть месяцев назад… о да. Разве ты не помнишь тот день, когда у тебя было то-то и то-то? » сказала одна школьница. «А потом другой человек, который был вовлечен, сказал бы:« О да, значит, тебе так много нужно сказать ».… Так что теперь это драка из-за того, что произошло шесть месяцев назад ».

26% подростков поссорились с друзьями из-за того, что произошло в сети

Когда дело доходит до драки, переходящей из онлайн в офлайн, большинство подростков говорят, что цифровые технологии не были главной причиной разногласий среди друзей.

Примерно каждый четвертый подросток (26%) поссорился с другом из-за чего-то, что впервые произошло в сети, или из-за текстового сообщения. Тем не менее, большинство подростков (73%) не участвовали в ссоре с другом из-за того, что произошло в сети.

Девочки более склонны, чем мальчики, сообщать о подобном опыте: 32% девочек были вовлечены в разногласия, которые впервые возникли в сети или из-за текстового сообщения, по сравнению с только 20% мальчиков.

Помимо пола, существуют также расовые и этнические различия. Белые подростки чаще, чем черные, говорят, что поссорились с другом, начавшимся в цифровой сфере: это испытали 29% белых подростков по сравнению с 15% афроамериканцев. Для латиноамериканских подростков эта доля составляет 25%, что не является статистически значимым отличием ни от черных, ни от белых подростков.

Существенных различий между подростками младшего и старшего возраста нет.

И хотя существенных различий по доходам домохозяйств нет, есть некоторые различия, основанные на уровне образования родителей подростка. Среди подростков, чьи родители имеют степень бакалавра или ученую степень, 30% ответили утвердительно, когда их спросили, были ли у них разногласия с другом по поводу того, что произошло в Интернете или через текстовое сообщение. Эта доля составляет всего 18% для подростков, родители которых имеют образование ниже среднего.

31% пользователей социальных сетей поссорились с друзьями из-за того, что произошло в сети

Помимо демографических данных, то, как подростки используют технологии и взаимодействуют с ними, связано с тем, были ли у них негативные переживания, связанные с Интернетом или текстовыми сообщениями.

Использование социальных сетей является важным показателем того, был ли подросток вовлечен в драку из-за чего-то, что произошло в цифровом пространстве. Примерно 31% подростков, использующих социальные сети, говорят, что поссорились с другом из-за чего-то, что произошло в Интернете или с помощью текстового сообщения; для подростков, не пользующихся социальными сетями, эта доля падает до 11%.

Подростки, у которых есть смартфон, чаще, чем те, у кого есть обычный телефон или вообще не имеют телефона, говорят, что у них возникли разногласия с другом по поводу чего-то, что началось в Интернете. Более того, подростки, которые выходят в Интернет через мобильное устройство, более чем в два раза чаще говорят, что участвовали в драке с другом, начавшейся в сети, чем подростки, не являющиеся пользователями мобильного Интернета (28% против 12%).

Подростки из нашей фокус-группы описали некоторые факторы, способствующие возникновению онлайн-конфликтов.Как рассказала одна старшеклассница: «Да… со мной такое случалось раньше. Это было небольшое недоразумение, когда я что-то напечатал на Facebook. Я как человек саркастичный и … не знаю. Я просто так выразился… они восприняли это всерьез. Мы сильно поссорились из-за этого. Впоследствии было задействовано больше людей. Это было очень мелочно и глупо. Это было просто смешно ».

Девушка-подросток в одной из наших фокус-групп говорила о проблемах, связанных с закрытием и доверием в конце онлайн-битв по сравнению с личными конфликтами.«Я чувствую, что больше закрывается, когда ты что-то делаешь — когда ты вроде как заканчиваешь драку — лично, а не онлайн, потому что тогда ты знаешь наверняка, например, то, что этот человек говорит тебе, правда, и никто другой не Часть этого. Но когда он в сети, и вы что-то решаете, вы не знаете, действительно ли это решено, или кто-то другой хотел печатать для них или что-то в этом роде. Так что иногда это действительно сбивает с толку «.

Многие подростки предприняли шаги, чтобы изменить свое присутствие в сети после того, как дружба закончилась

Дружба между подростками (и взрослыми) заканчивается, независимо от того, спровоцирована ли она конфликтом, разрывом отношений или каким-либо другим фактором.Помимо вопросов о разногласиях в сети, Pew Research также спросила подростков о том, что происходит в цифровом пространстве после прекращения дружбы. Около 60% всех подростков предпринимали действия, такие как удаление из друзей, блокирование или удаление фотографий бывшего друга; девочки, скорее всего, совершили хотя бы одно из этих действий.

58% подростков отказались от друзей и отписались от бывших друзей

Когда дружба заканчивается, подростки могут разорвать отношения со своим бывшим приятелем, отключившись от него в социальных сетях, отписавшись от друзей или отписавшись от них, в зависимости от платформы социальных сетей.Около 58% подростков, которые находятся в социальных сетях или имеют мобильный телефон, оставили друзей или отписались от кого-то, с кем они раньше дружили. Как и в случае с драками, которые начинаются в сети, девочки чаще, чем мальчики, сообщают об этом (63% против 53%). Подростки старшего возраста чаще, чем их молодые сверстники, удаляются из друзей или отписываются от бывших друзей в Интернете. Около 61% подростков в возрасте от 15 до 17 лет отдалились от друзей или отписались от кого-то, с кем они раньше дружили, по сравнению с 52% подростков в возрасте от 13 до 14 лет. Между расовыми и этническими группами мало различий в том, как они сообщают об этих действиях. .

Подростки и девочки старшего возраста с большей вероятностью заблокируют бывшего друга

Помимо удаления из друзей, у подростков есть еще один вариант удаления кого-либо из своей цифровой сети: блокировка. Среди подростков, использующих социальные сети или имеющих мобильный телефон, 45% заблокировали кого-то, с кем когда-то дружили. Около 53% девочек сообщили, что заблокировали кого-то после того, как дружба закончилась, а 37% мальчиков сделали это. Блокирование бывшего друга менее распространено среди самых молодых подростков. Например, в то время как 33% 13-летних заблокировали кого-то, с кем дружили, почти половина (48%) 17-летних сделали это.

Четыре из десяти подростков обрезают фотографии в конце дружбы

Еще один шаг, который делают некоторые подростки после того, как дружба заканчивается, — это выход в Интернет и удаление фотографий бывшего друга. Около четырех из десяти (42%) подростков, которые пользуются социальными сетями или мобильными телефонами, не помечены или удалены фотографии себя и кого-то, с кем они раньше дружили. Среди девочек это делается гораздо чаще, так как это сделали половина (49%) девочек по сравнению с примерно третью (35%) мальчиков.

Некоторые подростки предприняли несколько шагов, чтобы отключиться от бывшего друга цифровым способом

Примерно треть (32%) подростков, пользующихся социальными сетями или мобильными телефонами, сделали все три шага: отписаться от друзей или отписаться от них, заблокировать, снять отметку или удалить фотографии после того, как дружба закончилась.Около 16% этой группы выполнили два действия, а еще 16% выполнили только одно из этих действий.

Девочки-подростки (38%) с большей вероятностью, чем их коллеги-мужчины (26%), совершили все три этих действия после разрыва дружбы. На противоположном конце спектра мальчики чаще, чем девочки, говорят, что они не предпринимали ни одного из этих шагов — 42% мальчиков-подростков, которые используют социальные сети или имеют мобильный телефон, никогда не отключались от друзей, не подписывались на них, не блокировали, не отмечали теги или не удаляли фото бывшего друга по сравнению с 29% девушек.

Обзор уязвимости, конфликтов и насилия

Обмен знаниями для содействия мирному и инклюзивному обществу

Форум Fragility Forum 2020, который был отложен из-за опасений по поводу COVID-19 и повторно запущен в виде виртуальной серии, проводившейся в период с июня по август 2020 года, собрал более 1000 участников со всех концов света. сообщества, занимающиеся вопросами развития, гуманитарных, дипломатических и силовых структур, чтобы поделиться своими знаниями в рамках темы «Партнерство во имя развития и мира.”

С целью улучшения взаимодействия процессов внутреннего развития с безопасностью, дипломатией, посредничеством и другими усилиями по предотвращению перехода конфликтов к насилию, Банк подготовил документ Pathways for Peace: Inclusive Approaches to Preventingly Conflict . В докладе подчеркивается важность недовольства, связанного с изоляцией — например, от доступа к власти, природным ресурсам, безопасности и правосудию — которые лежат в основе многих насильственных конфликтов сегодня.

Поскольку насильственное перемещение остается постоянной проблемой, в 2017 году Банк выпустил отчет Насильственно перемещенные лица — На пути к подходу к развитию, поддерживающему беженцев, внутренне перемещенных лиц и принимающих их лиц .

Основные моменты оперативной работы Группы Всемирного банка

Африканский Рог: Проект «Реагирование на последствия перемещения» в 2017 году (DRDIP) — это региональная операция стоимостью 428 миллионов долларов США в районе Африканского Рога, охватывающая Джибути, Кению, Уганду и Эфиопия, которая стремится смягчить социальные, экономические и экологические последствия длительного присутствия беженцев. Он инвестирует в улучшение доступа к образованию, здравоохранению, водоснабжению и доступу к дорогам; а также расширение экономических возможностей и улучшение управления окружающей средой для сообществ, принимающих беженцев.До сентября 2020 года было завершено 630 подпроектов общественной инфраструктуры, что обеспечило улучшенный доступ к социальным и экономическим услугам и инфраструктуре для более чем 2,5 миллиона человек и 330 000 дней оплачиваемого рабочего времени для строительных работ. Это означает, что 74 000 человек получили улучшенный доступ к энергии, 82 000 бенефициаров сообщили об увеличении доходов, а на 19 000 гектаров земли были внедрены методы устойчивого управления земельными ресурсами.

Йемен : Йеменский проект оказания чрезвычайной помощи комплексным городским услугам восстанавливает основные услуги в некоторых городах Йемена, наиболее пострадавших от продолжающегося конфликта.На сегодняшний день 2,4 миллиона бенефициаров восстановили доступ к жизненно важным городским услугам, 200 километров дорог и улиц были восстановлены, и более 900 000 человек получили доступ к чистой воде и канализации, а более миллиона тонн скопившегося мусора безопасно утилизировано. Кроме того, 47 000 мегаватт-часов чистой солнечной энергии были переданы 86 больницам и школам.

Центральноафриканская Республика: Проект Лондо («Stand-Up»)

Центральноафриканская Республика: Около четверти населения ЦАР было перемещено, и ситуация в ЦАР может дестабилизировать нестабильные соседние страны.В рамках проекта Банка Лондо («Встаньте») уязвимые люди получают временную работу в рамках национальных трудоемких программ общественных работ — совсем недавно были произведены миллионы масок для борьбы с распространением COVID-19. Проект успешно развернулся в районах, контролируемых повстанцами, и показал пример партнерства с миротворческими силами и гуманитарным сообществом.

Sahel : Проект расширения прав и возможностей женщин Сахеля и демографического дивиденда (SWEDD), одобренный в декабре 2014 года, помогает расширить права и возможности девочек-подростков и женщин, а также расширить их доступ к качественному образованию и услугам в области репродуктивного, детского и материнского здоровья в Бенине. Буркина-Фасо, Камерун, Чад, Кот-д’Ивуар, Гвинея, Мали, Мавритания и Нигер.Около 160 000 девочек и подростков получили стипендии для посещения школы с 2015 года, и было создано более 3400 безопасных мест, где около 120 000 не посещающих школу девочек обучаются жизненным навыкам, знаниям в области сексуального репродуктивного здоровья, грамотности и счету. Во время пандемии COVID-19 основное внимание уделяется помощи подросткам вернуться в школу и предотвращению гендерного насилия.

Ливан: Национальная программа волонтерской службы направлена на повышение социальной сплоченности и возможности трудоустройства ливанской молодежи в возрасте от 15 до 24 лет посредством обучения навыкам межличностного общения и поощрения гражданской активности для улучшения предоставления социальных услуг.На сегодняшний день более 7000 молодых людей и 150 различных муниципалитетов, неправительственных организаций, школ и университетов приняли непосредственное участие в деятельности проекта. Этот проект поддерживается Фондом государства и миростроительства и Многосторонним целевым фондом Ближнего Востока и Северной Африки.

Узнайте больше о результатах Всемирного банка в ситуациях, связанных с нестабильностью, конфликтами и насилием.

Последнее обновление: 01 июля 2021 г.

Конфликт, социальные изменения и разрешение конфликтов. Запрос

Какая связь между конфликтом и изменением? Как понимание этих отношений может помочь разрешить конфликты? В этом документе Исследовательского центра конструктивного управления конфликтами излагаются основы для систематического размышления о конфликтах и изменениях.Это различает изменения, которые: вызывают конфликт, обостряют конфликт, уменьшают конфликт или разрешают конфликт. Хотя затяжной конфликт накладывает множество ограничений, один универсальный фактор может привести к изменениям: тот факт, что люди учатся и, посредством обучения, изменяются.

Как следует из термина «затяжные конфликты», многие глубоко укоренившиеся социальные конфликты застревают в повторяющейся модели взаимодействия; обычно обмен агрессивным поведением. Конфликт продолжается, потому что он был вчера.Чтобы вызвать изменения в сознании лиц, принимающих решения, и лидеров общественного мнения, они должны находиться в среде, где они могут обдумывать новые идеи, инновационные альтернативы и реалистичные варианты.

Изменение может относиться к формированию, эскалации, смягчению или разрешению конфликта.

Три аспекта изменения важны в возникновении конфликта: природа изменения, интенсивность изменения и скорость изменения. Крупные, внезапные, неожиданные, быстрые или необратимые изменения могут иметь наибольшее влияние на возникновение или изменение затяжных конфликтов.
Под эскалацией понимается изменение интенсивности и частоты принудительного и агрессивного поведения. К другим динамикам, связанным с обострением конфликта, относятся: мобилизация, расширение (втягивание других сторон), поляризация и диссоциация.
Еще одна динамика затяжных конфликтов — это провокация. Партии (особенно лидеры) оказываются в ловушке того или иного курса действий, который предполагает продолжение или усиление конфликта, с небольшим шансом изменить политику. Теоретически деэскалация, демобилизация, деизоляция, разъединение, повторное общение и отказ от обязательств являются динамикой смягчения конфликта.Очевидно, что будут препятствия на пути перехода от усугубляющей динамики к смягчающей.
Существует четыре типа препятствий для изменений как средства преодоления конфликта: политические детерминанты, психологические детерминанты, социальные детерминанты и политические детерминанты.

Предлагаются основные методы изменения, которые могут привести к разрешению конфликта или трансформации:

Смена лидеров: «Смена режима», похоже, порождает больше конфликтов, чем разрешает.Но смена одной группы лидеров на другую может привести к появлению людей, которые не так привязаны к прошлой политике, как их предшественники.
Изменение мнения лидеров и последователей: это, вероятно, проблемный и длительный процесс. Люди учатся и меняются, особенно если их поместить в соответствующую среду. Но конфликты — худшая среда для изменения целей, интересов и основных убеждений.
Изменение стратегии, политики и поведения: это связано с изменением мышления людей, но есть споры о том, что является первым.Публичный характер этого поведенческого компонента ставит его в центр первоначальных усилий по разрешению проблемы. Требуются примирительные жесты, открываются каналы связи и заключаются переговоры о перемирии.
Изменение среды партий: некоторые препятствия будут устранены за счет серьезных структурных изменений среды сторон. Это может изменить доступность того, что является предметом спора, сделать его неуместным, устранить угрозу усугубления других проблем.
Задачи должны выполняться несколькими агентами изменений, работающими вместе, чтобы преодолеть препятствия на пути решения.К ним относятся мониторинг, изучение, объединение, развитие навыков, инициирование и содействие переговорам, предоставление ресурсов и легитимности, заверение противников и наложение любых необходимых санкций.

Краткое изложение «Функции социального конфликта»

Краткое изложение

По Льюис Ближе

Резюме составлено сотрудниками Консорциума по исследованию конфликтов

Образец цитирования: Льюис Козер, Функции социального конфликта . Нью-Йорк: Свободная пресса, 1956.

Современные социологи сосредоточились на определенных аспектах социального поведения, игнорируя другие, теоретически важные аспекты. Один из этих игнорируемых аспектов социологической теории, согласно Козеру, касается функций социального конфликта.

Чтобы разработать теорию социального конфликта, Козер исследует идеи, изложенные Георгом Зиммелем в его классической работе «Конфликт». Это эссе анализирует конфликт с точки зрения интерактивных процессов и описывает конфликт как «форму социализации».»[Козер, стр. 31] Ни одна группа не может быть полностью гармоничной, поскольку тогда ей не хватало бы процесса и структуры. Формирование группы является результатом как ассоциации, так и диссоциации, так что и конфликт, и сотрудничество служат социальной функции. конфликт является важным элементом формирования группы.

Во второй главе Козер обсуждает, как конфликт выполняет функцию установления и поддержания групповой идентичности. Согласно Зиммелю, конфликт устанавливает границы между группами, укрепляя групповое сознание и осознание отделенности от других групп.Взаимный антагонизм между группами сохраняет социальные разделения и системы стратификации. Эти взаимные «отталкивания» как устанавливают идентичность различных групп внутри системы, так и помогают поддерживать общую социальную систему. Например, конфликт между индийскими кастами устанавливает самобытность различных групп и обеспечивает стабильность общей социальной структуры. Различие между собственной группой и «посторонними» устанавливается в конфликте и через него.Это включает конфликты между классами, нациями, этническими группами и политическими партиями. В социальных структурах, где существует значительная мобильность, взаимная враждебность между группами сопровождается влечением низших слоев к высшим. Такие структуры, как правило, создают множество поводов для конфликтов.

В третьей главе Козер описывает некоторые положительные функции, которым служит выражение враждебности в конфликте. Зиммель утверждает, что такое выражение поддерживает отношения в условиях стресса и тем самым предотвращает распад группы.Конфликт «очищает воздух» и допускает свободное поведенческое выражение враждебных настроений. Это можно рассматривать как «теорию предохранительного клапана» конфликта, согласно которой конфликт служит выходом для враждебных действий, так что отношения между антагонистами могут поддерживаться. [п. 41]. Однако здесь Зиммель не умеет различать конфликтное поведение и враждебные чувства. Хотя конфликт меняет условия отношений, простая враждебность не обязана иметь такие последствия. Кроме того, враждебность иногда может быть направлена на «замещающие объекты», а не на основные источники противодействия.Наконец, Зиммель не замечает, что другие способы поведения, кроме конфликта, могут выполнять аналогичные функции по снятию напряжения. Короче говоря, другие средства, помимо конфликта, могут выполнять функции «предохранительного клапана». Кроме того, хотя конфликт меняет условия социального взаимодействия, простое выражение враждебных чувств — нет. Хотя выражается враждебность, отношения как таковые остаются неизменными. Снижается необходимость модификации системы в соответствии с изменяющимися условиями.

Козер далее обсуждает различие между «реалистичным» конфликтом и «нереальным» конфликтом.Конфликты, которые возникают из-за неудовлетворенности конкретными требованиями и используются как средство разрешения конфликтов, являются «реалистичными». С другой стороны, нереалистичные конфликты возникают из-за потребности одного антагониста снять напряжение. Здесь конфликт является самоцелью, и его не нужно направлять на достижение конкретных результатов. Скорее, это в первую очередь реакция на фрустрацию, при которой объект кажется подходящим для высвобождения агрессивности. Альтернативы средствам нет, хотя цель враждебности легко изменить.С другой стороны, реалистичный конфликт прекратится, если актер найдет альтернативные способы достижения своей цели. Потенциально доступны другие средства, кроме конфликта. Это различие показывает, почему мы не должны объяснять социальные явления конфликта исключительно с точки зрения снятия напряжения.

Враждебных импульсов недостаточно для объяснения социального конфликта, и не каждый конфликт сопровождается агрессивностью. Конфликт просто предполагает отношения и социальное взаимодействие. Тем не менее реалистичные конфликты часто сопровождаются искаженными настроениями.Существует различие между реалистичными причинами вступления в конфликт, с одной стороны, и эмоциональной энергией, задействованной во время конфликта, с другой. Часто не удается понять, что причиной конфликта могут быть эти два различных, но смешанных фактора: реальные проблемы конфликта и аффективное участие сторон в конфликте. Основная функция посредника — устранять нереалистичные элементы агрессивности, чтобы оппоненты могли более реалистично справляться со своими конкурирующими претензиями.

В отношениях, в которые люди очень глубоко вовлечены, вероятно возникновение как чувства влечения, так и чувства враждебности. Чем ближе отношения, тем больше аффективных инвестиций и тем выше потенциал амбивалентности. Антагонизм — центральная часть интимных социальных отношений и побочный продукт сотрудничества и частого взаимодействия. Таким образом, можно сказать, что близкие социальные отношения содержат существенный элемент амбивалентности.

Далее Козер предполагает, что чем ближе отношения, тем интенсивнее конфликт.Учитывая описанную выше амбивалентность, понятно, что конфликт вызовет очень сильные чувства и приведет к интенсивному конфликту. Кроме того, страх перед интенсивным конфликтом может побудить стороны подавлять свои враждебные чувства, накопление которых, вероятно, еще больше усилит конфликт, когда он вспыхнет. Если в отношениях задействованы полные личности и идентичности сторон, возрастает вероятность того, что в игру вступят нереалистичные враждебные элементы. Например, люди, которые активно участвуют в определенных группах, обычно озабочены продолжением существования этой группы.Они могут резко отреагировать, если кто-то, с кем они делили заботы и обязанности групповой жизни, пожелает вырваться из группы. Такой ренегадизм угрожает единству группы и часто воспринимается близкой группой как символическая угроза ее идентичности. Это может привести к бурной реакции на нелояльность. Таким образом, интенсивный конфликт и групповая лояльность — это два аспекта одних и тех же отношений.

Чем чаще происходит взаимодействие, тем больше поводов для враждебного взаимодействия. Однако частые конфликты не обязательно приводят к частым конфликтам.Это потому, что близость отношений и сильная взаимная привязанность могут побудить стороны избегать конфликта. Как указывалось ранее, когда конфликт действительно возникает, он, вероятно, будет интенсивным. Однако конфликт также может восстановить единство. Многое зависит от проблем, поставленных на карту в конфликте, и от типа социальной структуры, в которой возникает конфликт. Следует различать конфликты по основным принципиальным вопросам и конфликты по менее важным вопросам. Поскольку конфликт разрешает напряженность между антагонистами, он может служить для интеграции отношений.Однако конфликт имеет тенденцию выполнять эту положительную функцию только тогда, когда он касается интересов или ценностей, которые не противоречат основным предположениям, на которых основаны отношения. Слабо структурированные группы и открытые общества, способные избегать конфликтов по поводу основных ценностей, будут, как правило, наиболее стабильными.

Отсутствие конфликта в отношениях не может служить показателем лежащей в их основе стабильности. На самом деле стороны с большей вероятностью будут выражать свои враждебные чувства, если они чувствуют себя в безопасности и стабильны в отношениях.Они с большей вероятностью будут избегать разыгрывания своих враждебных чувств, если боятся разрыва отношений. Тот факт, что отношения свободны от конфликтов, нельзя рассматривать как свидетельство того, что они свободны от потенциально разрушительных элементов. На самом деле, если отношения сторон стабильны, между ними могут возникать конфликты. По этой причине возникновение конфликта может фактически указывать на силу и стабильность отношений. Конфликт может служить уравновешивающим механизмом.

В пятой главе Козер начинает обсуждать влияние конфликта с чужими группами на структуру внутренних групп.Во-первых, он рассматривает идею о том, что конфликт с внешними группами ведет к увеличению внутренней сплоченности. Козер предполагает, что результативность увеличения централизации также зависит от характера конфликта и типа группы. Централизация более вероятна в случаях воинственных конфликтов и в социальных структурах с выраженным разделением труда. Деспотизм вероятен там, где отсутствует сплоченность группы. И централизация, и деспотизм зависят от структуры группы и общих ценностей до конфликта.Социальные системы, в которых отсутствует солидарность, могут распадаться перед лицом конфликта с внешними группами. В некоторых случаях группы могут фактически искать или изобретать врагов, пытаясь сохранить единство и внутреннюю сплоченность.

Группы, ведущие постоянную борьбу с внешними группами, обычно становятся нетерпимыми внутри и менее склонны терпеть даже ограниченное несогласие. Эти группы поддерживают и укрепляют свое единство перед лицом инакомыслия путем добровольного или принудительного ухода тех, кто угрожает солидарности группы.В некоторых случаях они могут даже искать внутренних инакомыслящих, чтобы выступить в роли козлов отпущения. С другой стороны, группы, которые не предъявляют таких сильных требований к идентичности людей и не устанавливают жестких критериев членства, с большей вероятностью будут большими и способны противостоять внешнему давлению. Они также имеют тенденцию быть более гибкими по структуре и более терпимыми к конфликтам внутри группы.

В шестой главе Козер проводит различие между двумя типами конфликта: тот, в котором цель является личной и субъективной, и тот, в котором предмет спора имеет безличный, объективный аспект.Он отмечает утверждение Зиммеля о том, что объективная борьба, выходящая за рамки личных проблем, вероятно, будет более серьезной и радикальной. Это конфликты, в которых стороны осознают себя представителями коллективов или групп, борющихся не за себя, а за цели и идеалы группы. Устранение личных причин имеет тенденцию обострять конфликт. С другой стороны, когда стороны преследуют общую цель, объективация конфликта может служить объединяющим элементом.

Есть также случаи, когда сам акт вступления в конфликт устанавливает отношения, которых раньше не существовало. После того, как отношения были установлены посредством конфликта, вероятно, последуют другие типы отношений. Конфликт часто оживляет существующие нормы и создает новую структуру правил и норм для соперников. Это связано с тем, что конфликт часто приводит к изменению и созданию законов, а также к росту новых институциональных структур для обеспечения соблюдения этих законов.Наличие антагонистического поведения заставляет людей осознавать необходимость базовых норм, регулирующих права и обязанности граждан. В результате создание и изменение норм делает возможной корректировку отношений к изменившимся условиям. Однако это возможно только при наличии общей организационной структуры, способствующей принятию общих правил и соответствию им. Кроме того, если силы относительно сбалансированы, объединенная партия предпочитает объединенную партию.Централизованная внутренняя структура каждой группы гарантирует, что после того, как они придумают какое-то решение, мир может быть объявлен и сохранен. Не будет давних врагов, которые нарушили бы отношения. Наконец, конфликт является интегративным, поскольку позволяет сторонам оценить их относительную мощь и, таким образом, служит механизмом уравновешивания, помогающим консолидировать общества.

Конфликт также приводит к образованию коалиций и ассоциаций между ранее не связанными сторонами. Если несколько сторон сталкиваются с общим противником, между ними, как правило, развиваются узы.Это может привести к образованию новых групп или к инструментальным ассоциациям перед лицом общей угрозы. Короче говоря, конфликты с одними порождают ассоциации с другими. Однако объединение, которое происходит, когда коалиции формируются просто с целью защиты, не обязательно должно быть очень основательным. Альянс может быть просто выражением стремления группы к самосохранению. Конечно, такие союзы могут восприниматься другими группами как опасные и недружественные. Это может привести к созданию новых ассоциаций и коалиций, таким образом вовлекая группы в новые социальные отношения.

В заключение Козер предполагает, что конфликт имеет тенденцию быть дисфункциональным только для социальных структур, в которых недостаточно терпимости или институционализации конфликта. Высокоинтенсивные конфликты, грозящие «разорвать» общество, как правило, возникают только в жестких социальных структурах. Таким образом, социальным структурам угрожает не конфликт как таковой, а жесткий характер этих структур.