Марина Степнова: «Мнение читателей меня не интересует совершенно»
Интервью: Павел Басинский
«Сад» Марины Степновой не только некоторое время возглавлял список бестселлеров по версии книжного магазина «Москва», но и оказался в финале «Большой книги-2021» – напомним, что второй её роман, «Женщины Лазаря», уже был удостоен этой премии в 2012 году. Не все принимают виртуозную стилистическую манеру писательницы, но трудно поспорить с тем, что Степнова – одна из самых заметных фигур в современной прозе. О чем, зачем и для кого она пишет, мы с ней и побеседовали.
Начнем с «личных» вопросов. Вы родились в Ефремове Тульской области. Папа – военный, мама – врач. Главные герои большинства ваших романов – «Хирург», «Безбожный переулок», «Сад» – это медики. В каком-то интервью вы сказали, что жалеете, что не стали врачом. Это мамино влияние?
Марина Степнова. Фото: commons.wikimedia.org
Марина Степнова: Мама как раз очень не хотела, чтобы я стала врачом – слишком хорошо понимала, насколько это сложная профессия.
Не хотела настолько, что без конца меня испытывала. Я была отъявленная соня и лодырь, и мама будила меня среди ночи и требовала, чтобы я вставала мгновенно, безропотно и сразу включала не только голову, но и хорошее настроение. Потому что на дежурстве врач должен просыпаться, как только его тронут за плечо, и идти к пациенту спокойно, а не дергаясь от злости. Я боялась крови, а это – откровенная профнепригодность для врача. И потому подростком благодаря маме стояла на самых длинных и сложных операциях, ассистировала медсестрам на гнойных перевязках. С пятнадцатилетнего возраста летом полноценно работала санитаркой в онкологическом институте. Не сдавалась, в общем. И крови перестала бояться, и нос морщить при виде рвоты, и просыпаться научилась легко. Надеюсь, хоть немного мама мной гордилась.
А потом взяла и в самый последний момент пошла на филфак.
Мама была счастлива, конечно. И теперь я ее очень понимаю – ребенку всегда хочешь лучшей жизни. Врач – не работа. Это служение.
Ты никогда себе не принадлежишь. И – что самое трудное – никто не видит в тебе живого человека. Только спасителя. Функцию, которую в зависимости от результатов лечения либо ненавидят, либо боготворят. Научиться жить с этим непросто – и лучезарных оптимистов среди врачей немного. Но я все равно остро жалею, что не ушла в медицину. Именно там было мое место.
Ефремов – литературно «намоленный» город. Он упоминается в прозе Тургенева, Толстого, Бунина, Паустовского… Недалеко Ясная Поляна и Спасское-Лутовиново. Это была граница между Русью и Великой Степью. «Засечные» леса, набеги монголов, казачьи остроги… На вас это как-то влияло? Вы же Степнова (шутка!).
Марина Степнова: Из Ефремова мы уехали, когда мне было 10 лет, так что все перечисленное я и узнала, и осознала гораздо позже. Для меня Ефремов – это второй микрорайон, хрущевки, пустыри, дворовая шпана, игры в войнушку, папин гарнизон, мамин профилакторий и завод искусственного каучука.
Обычное советское детство. Никаких, слава богу, модных травм.
У нас с вами строго десятилетняя разница в возрасте. Я родился в 60-е, а взрослел в 70-е. Вы родились в 70-е, взрослели в 80-е. Для меня 70-80-е годы (первая половина) – это «застой», Брежнев, крах шестидесятнических иллюзий, но и время абсолютного счастья молодости. В 90-е началась другая жизнь, другая этика, но я в нее как-то вписался. А как вы пережили слом эпох?
Марина Степнова: Знаете, все дело в возрасте, как мне кажется. В молодости все замечательно, даже если если мир рушится – а в 90-е он полноценно рухнул, системно, страшно. Я просто гораздо позже это осознала. Вот родители мои очень тяжело это все переживали, и я все удивлялась – чего они стонут, о чем жалеют? Ну потеряли деньги – так ерунда, все равно на книжке лежали, никому не нужные. Теперь я маму с папой отлично понимаю, и горевали они, конечно, не о деньгах. Просто я в 90-е была совсем девчонка и потому решительно ничего не боялась – ни нищеты (быть нищим в юности – весело, легко, не то что в старости), ни бандитов, вполне реальных, с пистолетами и наркотиками, ни тогдашней Москвы, очень мало пригодной для жизни.
К тому же в 90-е махом вышло такое количество чудесных книг, что читать было интересней, чем жить. Я и читала. Влюблялась. Писала стихи. И плевать хотела на девяностые. Мне было весело, радостно. Как и положено в 20 лет.
В вашем первом романе «Хирург», вышедшем в 2005 году, два главных героя: гениальный пластический хирург Аркадий Хрипунов и средневековый исламский диктатор Хасан ибн Саббах. Первый способен из любой женщины сделать красавицу, а второй жестоко управляет людьми. Параллельные жизнеописания, в том числе и людей из разных эпох, не новый, но очень интересный прием. Но этот прием всегда должен быть оправдан центральной мыслью автора. В чем был ваш замысел? В том, что есть люди, способные управлять миром? Вы верите в это? Ну, например, во все времена модную теорию «мирового заговора»?
Марина Степнова: От теорий заговора я стараюсь держаться подальше. За своим душевным здоровьем следить надо, а то и к психиатрам угодить недолго.
«Хирург» не об этом вовсе. Хасан ибн Саббах и Аркадий Хрипунов – один и тот же человек. Точнее, Хрипунов – реинкарнация ибн Саббаха, который обречен рождаться снова и снова, в разных ипостасях. Это его, скажем так, проклятие. И Хрипунов, бедолага, вынужденный всю жизнь таскать в себе непрошеного пассажира, смутно догадывается, что он – не совсем человек. А когда он умирает в конце – это и вовсе ясно. Ну, по крайней мере, мне это было ясно, и пасхалок (намеков. – Прим. ред.) в текст, которые должны помочь читателю это понять, я насовала довольно много. Но, как теперь понятно, недостаточно, потому что читатели, как и вы, довольно часто недоумевают, а что это вообще было и зачем. В общем, типичный первый роман – когда энтузиазма у автора хоть отбавляй, а руки еще – крюки. Сейчас я бы по-другому написала эту книгу, конечно, но что сделано, то сделано. Переписывать старые тексты – нечестно.
Вашим звездным часом в литературе стал роман «Женщины Лазаря» об опять-таки гениальном физике и математике Лазаре Линдте.
Перед нашей беседой я перечел роман, который мне в свое время очень понравился, и еще раз, не скрою, был очарован им. Однако я вспоминаю фразу критика Виктора Топорова: «Степнова пишет хорошо, но избыточно хорошо». Не обижайтесь, но в этом что-то есть. В вашей прозе авторский стиль порой доминирует над содержанием. Не в том смысле, что содержания нет: «Женщины Лазаря» – это очень умный и психологически глубокий роман. Но порой ваш несколько «барочный» стиль начинает привлекать внимание больше, чем смысл происходящего. Что-то такое я испытывал, когда читал Татьяну Толстую. Ну и Владимира Набокова, конечно. Это даже не к вам именно вопрос, это общая проблема в литературе. Что вы думаете об этом?
Марина Степнова: Мне не кажется, что это – проблема. В литературе, в архитектуре, в живописи, да хоть за верстаком в гараже – везде, где что-то делают не поточным методом, всегда будут находиться люди, готовые месяцами и даже годами убиваться над каким-нибудь мазком или завитком, добиваясь реального или воображаемого совершенства.
Зачем они это делают? Вероятно, причины у каждого свои. В моем случае это какая-то гримаса личности, свойство – вроде тика или манеры стаптывать обувь.
Очень неполиткорректную и даже обидную вещь скажу, простите – но мнение читателей меня не интересует совершенно. Я сама с собой в эти бирюльки играю, для собственного удовольствия, а не для лайков или всенародного обожания.
Тем более что читатели давно разделились на два воинствующих лагеря. Одни ищут в книгах именно то, что Топоров назвал «избыточно хорошим», и я сама такой читатель, мне принципиально важно – как написано, а не о чем. Но я очень понимаю и другую часть населения, которой все эти стилистические излишества – стекловата по голому заду. Не бывает текстов, которые нравятся всем. И слава богу.
Судя по «Хирургу» и «Женщинам Лазаря», вас очень волнует тема гениальности. Гениальность оправдывает отсутствие моральных принципов? И что важнее – человеческие качества или творческий результат?
Марина Степнова: Да, мне интересно думать про героев, которые отличаются от нас буквально во всем, даже биологически.
Еще интереснее примерять на них человеческие рамки и одежки, это ровно то, о чем вы говорите: как будет вести себя гений в моральных кандалах? Может ли он вообще быть счастлив на нашем человеческом мелководье? Вопрос, что важнее – быть добрым самаритянином или изобрести панацею от всех болезней, доведя по пути до самоубийства парочку жен и друзей, – это не ко мне, это к гениям. Лично мне кажется, быть добрым – куда более сложная и мало кому заметная работа, которая в отдаленной перспективе может оказаться результативнее любого открытия.
Поговорим о ваших «странных женщинах»… Все-таки в первых ваших двух романах ведущая роль у мужчин. Они гениальны, они двигают сюжет, а женщины – или продукт их гениальности, как в «Хирурге», или приложение к ней, как в «Женщинах Лазаря». Но уже в «Безбожном переулке» появляется девушка Маля, которая сводит с ума талантливого московского врача и рушит его карьеру. А в романе «Сад» – девушка Туся, которая всех сводит с ума, в том числе и своего спасителя и фактически духовного отца врача Мейзеля.
Вы пересмотрели свои гендерные предпочтения? Будете смеяться, но я сам их пересматриваю. Давно заметил, что перед какой бы читательской аудиторией я ни выступал, в зале на девять женщин приходится один мужчина. Всегда именно так, в любом городе, даже в любой стране. Для кого же я тогда пишу?
Марина Степнова: Я для себя пишу, это совершенно точно. И всегда так было. Просто на какие-то вопросы легче ответить, когда твой герой – мужчина, на какие-то – когда женщина. Кто это потом будет читать, кому это понравится, а кому – нет, все равно не угадаешь. Да и не нужно.
В романе «Сад» вы вдруг обратились к XIX веку. И в нем появляется абсолютно реальный исторический персонаж – старший брат Ленина, Александр Ульянов, казненный за подготовку убийства Александра III.
Но вы обошлись с ним как-то уж очень вольно: у вас это не суровый террорист, а нежный юноша, кажется, даже влюбленный в своего друга-монархиста. Насколько писатель имеет право «играть» с историческими персонажами?
Марина Степнова: К счастью, само понятие «художественный вымысел» пока позволяет авторам обращаться с героями так, как им вздумается. В том числе с историческими персонажами. Не мне вам про Льва Николаевича Толстого рассказывать – он в «Войне и мире» с историческими персонажами тоже весьма вольно обращался, но ведь не за это мы роман любим. Фактологическая точность нужна в диссертациях, а с писателей – какой спрос? Про реального Александра Ульянова – притом что он был в советское время практически канонизирован – мы почти ничего не знаем, в том числе и из-за этой канонизации. А ведь это интереснейший был человек! Вовсе не суровый террорист, а именно нежный юноша, тихий, с задатками выдающегося ученого. Политикой вообще никогда не интересовался – и потом вдруг влетел в эту кровожадную историю со всего маху.
Зачем? Почему? Выглядело как своеобразное самоубийство, и многие об этом вспоминали потом. Саша Ульянов после задержания умолял товарищей валить все на него, даже следователи поражались, пытались его отговорить. Мне кажется, что в его жизни произошла какая-то личная трагедия, совершенно несовместимая с жизнью, и он решил, что вот так уйти будет благородно. Причину этой трагедии я и попыталась смоделировать в романе, а что было на самом деле с настоящим Александром Ульяновым мы, может быть, так никогда и не узнаем.
Возможно, я ошибаюсь, но в «Безбожном переулке» и в «Саде» есть одна спорная тема. Россия – потрясающе интересная страна, но как бы… вечно больная. Здоровый, правильный образ жизни – на Западе. Поэтому главному герою «Безбожного переулка» больше нравится быть слугой на итальянской ферме, чем успешным врачом в Москве. И наоборот, врач Мейзель в «Саде», обрусевший немец, бьется как рыба об лед, чтобы наладить медицину в российской провинции, но постоянно терпит фиаско.
И тут дело не в политике, не в патриотизме и прочих вещах, на которых сегодня многие просто свихнулись. Тут более серьезная проблема, которую в поэтической форме выразил Пушкин: «Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут / Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны; / Громада двинулась и рассекает волны. / Плывет. Куда ж нам плыть?..» Куда ж нам плыть, Марина?
Марина Степнова: Я не знаю, к сожалению, куда нам плыть. И уж точно не считаю, что здоровый и правильный образ жизни есть на Западе или на Востоке, хотя бы потому, что много путешествую, а бывает, и довольно подолгу за пределами России живу.
Нет стран, заселенных ангелами, везде живут люди, а они базово примерно одинаково устроены в любой стране. Хорошее в них борется с плохим с переменным успехом.
Но вот тонкие настройки – другое дело. Например, везде люди воруют, но не во всех странах этим гордятся как славной исторической традицией. И коррупция есть абсолютно везде, потому что везде люди ищут выгоды для себя и для своих.
Но все же есть страны, где разоблаченные коррупционеры уходят в отставку, с позором, с треском. А где-то они получают ордена и новые министерские кресла. Лично мне, конечно, больше нравится, когда плохие поступки порицаются не только обществом, но и государством. Законы должны работать одинаково для всех, иначе это не законы.
Пока вы писали роман «Сад», где остро стоит вопрос о воспитании детей, вы сами стали мамой. Сейчас самый больной вопрос о воспитании – о возможном или невозможном насилии над ребенком. Можно ли детей наказывать, заставлять что-то делать, лишать радостей за какие-то проступки? Как это пытается делать Мейзель в отношении Туси, но быстро понимает, что поступает неправильно. В XIX веке детей розгами пороли, включая и царских отпрысков. В ХХ по попе били и в угол ставили. Сегодня нельзя?
Марина Степнова: В «Детстве» Горького есть диалог, помните? Алеша спрашивает у бабушки: маленьких всегда бьют? И она спокойно отвечает: всегда.
Это очень страшно, потому что это была тысячелетняя традиция. Притом что родители всегда по большей части любили своих детей и только добра им желали. Мало кто хочет воспитать мерзавца, все пытаются хорошего человека вырастить. Но еще страшнее, что порка или ее отсутствие не дают желаемого результата. Точнее, никто так и не понимает, что именно этот результат дает.
Меня саму не били родители никогда, несмотря на то что я росла в те времена, когда шлепок и подзатыльник были основными педагогическими приемами. Сейчас уже несколько поколений непоротых выросло – и знаете, что я вижу? Какую странную смену парадигмы? В текстах молодых писателей (а я очень много таких текстов читаю – как преподаватель литературного мастерства в CWS) все чаще главный отрицательный герой и главный источник зла – это мама. Та самая мама, которая веками в литературе была – символ святости, доброты. И, что еще удивительнее, мать сегодня – злодейка не потому что била, а просто потому, что – была. Запрещала, воспитывала, не пускала на танцульки, работала не на той работе, ходила в некрутом (или слишком крутом) платье.
Это, конечно, страшновато осознавать, когда ты сама – мать. Что как бы ты ни старалась, все равно ребенок будет тебя ненавидеть. Потому что воспитание – это всегда запреты. Манипуляции. Втиснуть ребенка в общественные рамки, не помяв ему душу, невозможно. Не втискивать его – значит превратить в изгоя, изуродовать уже непоправимо. Вот в таких кандалах и приходится родителям плясать. Но все равно – никогда нельзя бить, никого. Ни детей, ни взрослых.
И последний вопрос, который я задаю писателям, пытаясь угадать ответ по их стилю. Вы «сова» или «жаворонок»? Пишете ночью или днем? Скорее всего «жаворонок».
Марина Степнова: Я – сова, которую жизнь усердно перевоспитывает. Я бы рада работать ночью, но поскольку не могу позволить себе спать потом до обеда, то пишу, когда есть время. То есть – примерно никогда.
Редакция «Года Литературы» сердечно поздравляет Марину Степнову с юбилеем, который она отмечает 2 сентября, в день публикации этого интервью.
Марина Степнова. Безбожный переулок — рецензии и отзывы читать онлайн
Марина Степнова. Безбожный переулок — рецензии и отзывы читать онлайн- Марина Степнова. Безбожный переулок. — Москва : АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2014. — 382 с.
Известная широкому кругу читателей романом «Женщины Лазаря», получившим бронзу на «Большой книге» и вошедшем в шорт-листы еще трех литературных премий, Марина Степнова написала новую книгу «Безбожный переулок». Ее главный герой Иван Огарев, врач и примерный семьянин, влюбляется в странную девушку, для которой главное – свобода от всего, в том числе и от самой жизни.
От Мали осталась только баклева.
Никто не знал, что это такое. Но вкусно.
Сто грецких орехов (дорого, конечно, но ничего не поделаешь — праздник) прокрутить через мясорубку. Железная, тяжеленная, на табуретке от нее предательская вмятина, ручка прокручивается с хищным хрустом, отдающим до самого плеча. Когда делаешь мясо на фарш, разбирать приходится минимум трижды. Жилы, намотавшиеся на пыточные ножи. Но орехи идут хорошо. Быстро.
Калорийных булочек за девять копеек — две с половиной.
Смуглые, почти квадратные, склеенные толстенькими боками. Темно-коричневая лаковая спинка.
Если за 10 копеек, то с изюмом. Ненужную половинку — в рот, но не сразу, а нежничая, отщипывая по чуть-чуть. Некоторые еще любят со сливочным маслом, но это уже явно лишнее.
Смерть сосудам. На кухню приходит кошка, переполненная своими странными пищевыми аддикциями (зеленый горошек, ромашковый чай, как-то выпила тайком рюмку портвейна, наутро тяжко страдала). Почуяв изюм, орет требовательно, как болотный оппозиционер. Приходится делиться — но ничего, без изюма калорийные булочки даже вкуснее. Теперь таких больше не делают, а жаль. И кошка давно умерла. Булочки надо перетереть руками, поэтому важно, чтобы были вчерашние, чуть подсохшие. Еще важнее не забыть и не слопать их с утра с чаем. Потому в хлебницу их, подальше, подальше от греха. Чревообъедение, любодеяние, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость. Святитель Игнатий Брянчанинов. Бряцающий щит и меч святости.
Аминь.
Конечно, булочки — это условность. Позднейшая выдумка. Чужие каляки-маляки поверх строгого канонического текста. Маргиналии на полях. Изначально был только мед, грецкие орехи, анисовые семена. Мускатный орех. Булочки приблудились в изгнании, да и не булочки, конечно, — хлеб. Вечная беднота. В ДНК проросший страх перед голодом. Супермаркеты Средиземноморья до сих пор полны сухарями всех видов и мастей.
Рачительные крестьяне. Доедаем все, смахиваем в черствую ладонь даже самую малую крошку. А эти и вовсе были беженцы без малейшей надежды на подаяние. Какие уж тут булочки? Ссыпали в начинку все объедки, которые сумели выпросить или найти. Радовались будущему празднику. Готовились. Волновались.
Это мама придумала добавлять булочки? Мамина мама, может быть? Она говорила? Ты помнишь?
Смотрит в сторону. Ничего не говорит. Опять.
Ладно. Тогда варенье из роз.
Когда-то достать было невозможно в принципе. Только обзавестись южной родней, испортить себе кровь и нервы всеми этими хлопотливыми мансами, истошными ссорами навек, ликующими воплями, внезапными приездами всем кагалом или аулом (в понедельник, без предупреждения, в шесть тридцать утра).
А Жужуночка наша замуж вышла, ты же помнишь Жужуну? Не помню и знать не хочу! Но вот из привезенного тряпья, из лопающихся чемоданов с ласковым лопотанием извлекается заветная баночка. Перетертые с сахаром розовые лепестки. Гладкая, едкая горечь. Вкус и аромат женщины. Но неужели нельзя было просто посылкой, божежтымой?!
Варенья из роз нужна столовая ложка — не больше, потому что…
Черт. Телефон.
Да, здравствуйте. Нет, вы поняли совершенно неправильно. В вашем случае уместнее три миллиона единиц, а не полтора. Нету? Значит, придется два раза по полтора. Сами знаете куда. Сочувствую.
Да.
Итак, розы. Надо сразу признаться, что никакой южной крови и родни у меня нету. Я настолько русский, что это даже неприятно. Чистый спирт, ни на что совершенно не употребимый. Даже на дезинфекцию. Чтобы выпить или обработать рану, придется разбавить живой водой. Иначе сожжешь все к чертовой матери. В девяностошестипроцентной своей ипостаси спирт годен разве что для стерилизации. Неприятно осознавать себя стерильным. Неприятно осознавать себя вообще. Хоть капля другой крови придала бы моей жизни совсем другой смысл. Но — нет. Позвольте представиться — Огарев Иван Сергеевич.
Нет, не родственник того и не товарищ — этого.
Иван Сергеевич — тоже всего лишь пустая реминисценция.
Я врач.
Всего-навсего врач.
Если за 10 копеек, то с изюмом. Ненужную половинку — в рот, но не сразу, а нежничая, отщипывая по чуть-чуть. Некоторые еще любят со сливочным маслом, но это уже явно лишнее.
Рачительные крестьяне. Доедаем все, смахиваем в черствую ладонь даже самую малую крошку. А эти и вовсе были беженцы без малейшей надежды на подаяние. Какие уж тут булочки? Ссыпали в начинку все объедки, которые сумели выпросить или найти. Радовались будущему празднику. Готовились. Волновались.
А Жужуночка наша замуж вышла, ты же помнишь Жужуну? Не помню и знать не хочу! Но вот из привезенного тряпья, из лопающихся чемоданов с ласковым лопотанием извлекается заветная баночка. Перетертые с сахаром розовые лепестки. Гладкая, едкая горечь. Вкус и аромат женщины. Но неужели нельзя было просто посылкой, божежтымой?!
Категория: Отрывки Теги: АСТ Безбожный переулок Марина Степнова Редакция Елены Шубиной Русская литература Современная литература
Презентация книги Валерия Панюшкина «Все мои уже там»
Герои, очень похожие на группу «Война», похищают Янтарного прапорщика с целью перевоспитания
Выставка Архитектурная мастерская «Евгений Герасимов и партнеры ХХ»
С 4 по 16 октября в Этнографическом музее
Сергей Москвин.
Метро 2033: Увидеть солнце
У человечества остался один единственный шанс еще раз увидеть солнце
Ветерок и ветер
История с мульттелеканалом «2×2», обвиненным в пропаганде насилия, разжигании религиозной вражды и всем остальном, в чем обычно мракобесы обвиняют нормальных людей, чудесным образом развернулась. Мало у кого были сомнения, что канал «мистера Говняшки» приговорен. К атакам общественников подключилась прокуратура, потом комсомольского возраста единоросс, начальник по молодежной политике, заявил, что стране нужен позитивный канал для подрастающего поколения, да и других претендентов на общедоступные частоты хватает: казалось, все.
Теория хаоса
У режиссера, задумавшего фильм об офисной крысе, сорвавшейся с катушек, по сути, есть всего два пути: либо брать за образец «Матрицу» и делать боевик (этим в Голливуде занялся Тимур Бекмамбетов), либо дрейфовать в сторону «Красоты по-американски» и снимать печальное кино о кризисе среднего возраста.
«Теория хаоса» — это как раз второй случай.
Марина Степнова: биография, творчество, отзывы
Современную русскую литературу трудно представить без уникальной метафорической прозы, которую дарит читателю Степнова Марина Львовна. Сегодня она главный редактор мужского журнала XXL, поэтесса, прозаик, сценарист и переводчик с румынского языка. Эта женщина – настоящий пример целеустремленной творческой личности. Гениальность и трудолюбие принесли ей всенародную славу и признание в литературных кругах.
Общие биографические сведения
Марина Степнова родилась в Тульской области в городе Ефремове 2 сентября 1971 года. Девичья фамилия писательницы Ровнер. Ее отец был солдатом, а мать врачом. Когда девочке было 10 лет, ее семья переехала в столицу Молдовы Кишинев, где в 1988 году она окончила 56-ю общеобразовательную школу и поступила в Кишиневский государственный университет. Первые три года Марина училась там же на филологическом факультете, а затем перевелась в Московский литературный институт имени Горького, чтобы выучиться на переводчика.
В 19В 94 году будущий писатель получил степень магистра в институте и диплом с отличием. После этого Марина пошла учиться в аспирантуру, где углубленно изучала творчество А. П. Сумарокова. Более 10 лет Марина Львовна работала редактором различных глянцевых журналов, например, «Телохранитель». С 1997 года она стала редактором популярного мужского журнала XXL.
Марина Львовна хорошо владеет двумя языками: русским: румынским и английским. На данный момент живет в Москве. Первым мужем Марины Ровнер был Арсений Конецкий (тоже писатель), с которым она познакомилась, еще будучи студенткой литературного института. Некоторые из своих первых произведений писательница даже печатала под фамилией Конецкой. Впоследствии Марина Львовна повторно вышла замуж и взяла фамилию нового мужа, став Мариной Степновой.
Иногда Марина Степнова жалеет, что не получила профессию врача, потому что чувствовала к этому призвание и всегда хотела сделать что-то значимое. Однако произведения писательницы убедительно доказывают, что, выбрав литературный путь, она не ошиблась.
Жизнь Марины Степновой, биография ее творческого пути и достижения в прозаической литературе показывают, что успех приходит к тем, кто готов работать. Кроме того, благодаря творчеству писателя становится ясно, что русская литература продолжает жить, что в ней сказано не все, но многое еще предстоит сказать.
Творчество автора
В переводе Степновой можно выделить перевод популярной пьесы «Безымянная звезда» румынского автора Михая Себастьяна, прекрасно передавший замысел автора, не искажая первоначального своеобразия текста.
Личный прозаик начал публиковаться с 2000 года. Несколько лет печаталась в журналах «Знамя», «Звезда», «Новый мир». Ее первый крупный роман «Хирург» появился в 2005 году, произвел настоящий фурор, критики даже сравнили его со знаменитым романом П. Зюскинда «Парфюмер». Вполне заслуженно «Хирург» был удостоен премии «Национальный бестселлер». В 2011 году появился еще один глубокий роман писателя с поистине увлекательным сюжетом – «Женщины Лазаря», получивший третью премию «Большая книга», а также вошедший в шорт-лист «Национального бестселлера».
Кроме того, перу Степнова принадлежат роман «Безбожный переулок», повесть «Где-то под Гроссето» и многие другие.
Первый роман «Хирург»
Как уже было сказано, Марина Степнова получила известность как современная русская писательница благодаря роману «Хирург». По сюжету книги судьба пластического хирурга Хрипунова неожиданно переплетается с жизнью основателя секты ассасинов Хасана ибн Саббаха. Этот роман возглавил рейтинги продаж книг.
Роман «Женщины Лазаря»
Очередной авторский бестселлер («Женщины Лазаря») окончательно убедил читателей в том, что литературный успех Марины Львовны не случаен. Сюжет романа по замыслу, который имела Марина Степнова, — биография гениального ученого Линдта Лазара. Читатель узнает захватывающую историю его любви, сопереживает его потерям и наблюдает за развитием его гения. Неожиданный и совершенно новый смысл приобретают на страницах этой книги такие привычные понятия, как дом, семья, счастье и любовь. Неудивительно, что «Женщины Лазаря» — роман, ставший книгой месяца и установивший настоящий рекорд продаж в крупном книжном магазине «Москва».
Роман «Безбожный переулок»
Главным героем третьего романа, порадовавшего своих поклонников Марины Степновой, был врач Иван Огарев. С детства этот человек пытался жить вопреки воле родителей и общепринятому мнению. Кто-то попросил и однажды сценарий — школа-армия-работа, его не устроил. Однако со временем Иван все же принял условия, в которых должен жить «нормальный» взрослый человек. Он окончил медицинский институт, женился и начал работать в частной клинике. Однако неожиданно жизнь Огарева переворачивается встречей со странной девушкой, которая больше всего любит свободу.
Новые произведения
Роман «Литопедикон», работа над которым еще продолжается, также обещает произвести неизгладимое впечатление на умы и воображение читателей. Его история расскажет вам о людях, которые своими руками убивают собственные мечты. Название романа является метафорической метафорой, слово «литопедический» заимствовано из медицины и в переводе с латыни означает плод, окаменевший в утробе матери.
Отзывы коллег
Писатель Захар Прилепин хвалит лексику, которую использует в своих произведениях писательница Марина Степнова. Он отмечает, что писатель формирует свою мысль с удивительной легкостью, которую можно сравнить в равной степени и с тем, как мать пеленает ребенка, и с тем, как опытный воин разбирает оружие. Прилепин называет творчество Степновой не трепетным женским рукоделием, а поистине мускулистой экспрессивной прозой.
Впечатления читателей
Конечно, не обходится без нареканий. Некоторые читатели считают, что сюжеты романов Степновой не до конца продуманы, что автор допускает лишние бессмысленные детали, которые только утомляют при чтении.