Технократический тип мышления: Технократическое (проективное) мышление

Технократическое (проективное) мышление

Вначале я дам определение технократического мышления, а затем не очень привлекательный, хотя в высшей степени художественный и противоречивый образ этого вида мышления. Технократическое мышление не является неотъемлемой чертой представителей науки вообще и технического знания в частности. Оно может быть свойственно и политическому деятелю, и полководцу и представителю искусства, и гуманитарию и, конечно же, деятелю образования. Технократическое мышление — это мировоззрение, существенными чертами которого являются примат средства над целью, цели над смыслом и общечеловеческими интересами, смысла над бытием и реальностями современного мира, техники (в том числе и психотехники) над человеком и его ценностями. Технократическое мышление — это Рассудок, которому чужды Разум и Мудрость. Для технократического мышления не существует категорий нравственности, совести, человеческого переживания и достоинства. Для того, чтобы эта абстрактная характеристика технократического мышления стала зримой, напомню мысли князя Андрея о полководцах:

«Не только гения и каких-нибудь особенных качеств не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых высших, лучших человеческих качеств — любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения (эти все качества нужны педагогу. — В. 3.). Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави Бог, коли он человек, полюбит кого-нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они — власть» (Толстой Л. Война и мир. Т. 3, М. 1947, С. 48).

Не напоминает ли эта оценка одного из нынешних «полководцев»? Многие спорили или прощали великому писателю эту характеристику личности и ума полководца, но меня сейчас интересует не то, что есть, а чего лишен полководческий ум или гений. А его ум при всех достоинствах, раскрытых Б. М. Тепловым в статье «Ум полководца» (Теплов Б. М. Избранные труды. Т. 1, М. Педагогика, 1985), сильно смахивает на технократический.

А теперь Ставрогин — персонаж романа Ф. Достоевского «Бесы»:

«Ставрогин — воплощение исключительной умственной мозговой силы. В нем интеллект поглощает все прочие духовные проявления, парализуя и обеспложивая всю его душевную жизнь. Мысль, доведенная до степени чудовищной силы, пожирающая все, что могло бы рядом с ней распуститься в духовном организме, какой-то феноменальный Рассудок — Ваал, в жертву которому принесена вся богатая область чувства, фантазии, лирических эмоций — такова формула ставрогинской личности… Перед нами гений абстракта, исполин логических отвлечений, весь захваченный перспективами обширных, но бесплодных теорий» (Л. Гроссман. Достоевский. Изд. 2-е. М. Молодая гвардия. 1965, С. 450).

Можно выразить это проще. При всей своей гениальности Ставрогин лишен ощущения реальности, жизни, которые характеризуют естественные способы мышления всякого жизненно ощущающего человека.

Существенной особенностью технократического мышления является взгляд на человека как на обучаемый программируемый компонент системы, как на объект самых разнообразных манипуляций, а не как на личность, для которой характерна не только самодеятельность, но и свобода по отношению к возможному пространству деятельностей. Технократическое мышление весьма неплохо программирует присущий ему субъективизм, за которым в свою очередь лежат определенные социальные интересы. Связь «программирования» поведения и деятельности личности с ее бездуховностью превосходно показал Ф. Искандер в небольшом эссе, посвященном пушкинскому «Моцарту и Сальери»:

«Корысть Сальери заставила его убить собственную душу, потому что она мешала этой корысти. В маленькой драме Пушкин провел колоссальную кривую от возникновения идеологии бездуховности до ее практического завершения. Отказ от собственной души приводит человека к автономии от совести, автономия от совести превращает человека в автомат, автоматизированный человек выполняет заложенную в него программу, а заложенная в него программа всегда преступна. Почему всегда? Потому что преступная корысть убивала душу человека для самоосуществления, а не для какой-либо другой цели. Непреступная цель не нуждалась бы в убийстве души» (Искандер Ф. Моцарт и Сальери. Знамя. 1987, N 1, С. 130).

Как это не парадоксально, но здесь Сальери выступил как яркий представитель технократического мышления (ср. «Звуки умертвив, музыку я разъял, как труп»). Еще одну грань технократического мышления отметил замечательный психолог Б. М. Теплов, назвавший свой анализ маленькой трагедии А. С. Пушкина «Проблема узкой направленности (Сальери)». Различие между Моцартом и Сальери Теплов видит в том, что

«…сочинение музыки было для Моцарта включено в жизнь, являлось своеобразным переживанием жизненных смыслов, тогда как для Сальери никаких смыслов, кроме музыкальных, на свете не было, и музыка, превратившаяся в единственный и абсолютный смысл, роковым образом стала бессмысленной». И далее, «Сальери становится рабом «злой страсти», зависти, потому что он, несмотря на глубокий ум, высокий талант, замечательное профессиональное мастерство, — человек с пустой душой. Наличие одного лишь интереса, вбирающего в себя всю направленность личности и не имеющего опоры ни в мировоззрении, ни в подлинной любви к жизни во всем богатстве ее проявлений, неизбежно лишает человека внутренней свободы и убивает дух» (Теплов Б.

М. Избранные труды. Т. 1, М. Педагогика, 1985, С. 308—309).

Л. Гроссман, Ф. Искандер, Б. Теплов пишут о предельных ситуациях, порожденных гением Достоевского и гением Пушкина. Но, к несчастью, жизнь, как заметил В. Набоков, подло подражает художественному вымыслу. Сейчас такой тип мышления стал реальной силой, сыграл не последнюю роль в возникновении многих глобальных проблем современности. Я вовсе не идентифицирую технократическое мышление с мышлением ученых или техников. Технократическое мышление — это скорее прообраз искусственного интеллекта и «искусственной интеллигенции», хотя К. Шеннон — создатель теории информации, Н. Винер — создатель кибернетики, Д. фон Нейман — один из создателей вычислительной техники не раз предупреждали об опасности технократической трактовки их открытий и достижений. Это же относится и к великим физикам XX века, участвовавшим в создании атомной бомбы.

Поставлю вопрос о технократическом мышлении еще более резко и категорично. Оно руководствуется внешними по отношению к мысли, к мышлению, к науке, к человеку целями. Поэтому оно характеризуется еще одной чисто психологической чертой. Оно нетерпеливо и торопливо: оно не оправдывает цели средствами, а стремится к их достижению любыми средствами. Г. Г. Шлет в начале 1917 г. писал:

«Но науке торопиться некуда, — по крайней мере, той науке, которая не состоит в услужении и на посылках у современного престидижитатора-техники, вершащей сейчас судьбы науки и человеческой мысли». (Г. Г. Шлет. Философские этюды. М. Прогресс. 1994, С. 227).

Истоками технократического мышления являются всяческие сказки, сказания, мифы, фантастика. Оно их переживает, ими питается и в них выражается. И чем дальше, тем более зловеще. Оно не знает, что такое рефлексия; умственная жизнь для него — нечто чуждое; оно с трудом отличает ее от тяжелого физического труда. Оно отдыхает, когда от него не требуют умственного напряжения; умственная лень — его природа и его добродетель.

Данная выше уничтожающая характеристика технократического мышления представляет собой научное хулиганство, которое я все же рискую вынести на суд читателей. Дело в том, что она представляет собой парафраз характеристики, которую Г. Г. Шлет дал мышлению и мудрости Востока, локализуя на Востоке и корни Христианства. В контексте обсуждения различий в мышлении Востока и Европы (Иерусалима и Афин) Г. Г. Шлет далее пишет:

«Чистый европеизм пробудился в тот момент, когда первый луч рефлексии озарил человеку его собственные переживания. Европа — это умственное напряжение, но не труд, а «досуг», восторг и праздник жизни; самое дорогое для нее — творчество мысли; и никакая сила — ни меч, ни моральная проповедь не могли уничтожить в европейце его страсти мыслить. Европа пережила сказок и мифов, мудрости и откровений не меньше, чем Восток, но она не только их переживала, она их передумывала. Как глубоко она переживала и как глубоко передумывала пережитое, об этом свидетельствует ее создание — трагедия, высшая форма художественной рефлексии. Вообще, это ее создание — основные направления рефлексии: строгое искусство и строгое чистое знание.

«Строгое искусство» — нередко синоним «античного искусства», т. е. европейского. К «строгой науке» мы как будто пришли позже, когда Европа «ориентировалась», когда ее историю вело христианство. Но нужно ли напоминать мартиролог философии, когда она стала обнаруживать волю быть наукой, и мартиролог науки, когда она становилась строгой наукой? (Как это похоже на «ориентирование» России, когда ее историю вел большевизм, жертвой которого пал и Г. Г. Шлет. — В. 3.). Философия как чистое знание есть порождение античной языческой Европы, т. е. Европы в нашем узком и более точном смысле» (Там же, С. 228—229).

Я не буду дискутировать с Г. Г. Шпетом по поводу различий в мышлении Востока и Европы. Этот предмет имеет свою историю. Была и христианизация эллинской мысли и эллинизация христианства, были и утверждения о синтезе Востока и Запада, хотя поиски такого синтеза продолжаются (А. В. Ахутин. Афины и Иерусалим. // Диалог культур. М. ГМИИ им. А. С. Пушкина. 1994). На эмоциональном уровне я оптимист и согласен с Г. Г. Шпетом и с комплиментом (или авансом) О. Мандельштама: «Над нами варварское небо, но мы эллины».

Иное дело, как европейское мышление ослабило рефлексию. Увлеклось или дало себя увлечь мышлению технократическому. Это сюжет для научного детектива.

Без запальчивости все же не обошлось. Сарказм Г. Г. Шпета заразителен! Вернусь к академическому тону. Упреки в адрес технократического мышления (старые и новые) не следует смешивать с давней советской критикой интеллектуализма в обучении. На самом деле его всегда недоставало, да и едва ли может быть когда-нибудь достаточно, хотя может быть и чрезмерно. Такая парадоксальность типична для любой образовательной проблемы.

Критика интеллектуализма была завуалированной, а часто прямой формой выражения претензий к недостаточной идеологичности и избыточной интеллигентности образования. Для усвоения идеологем ума не надо. Отсюда и раздавшийся в 60-х годах крик души нашего замечательного философа Э. В. Ильенкова:

«Школа должна учить мыслить!». Сегодня его можно было бы уточнить и дополнить: «Школа должна учить мыслить, в том числе мыслить о смысле».

Проще всего сказать, что технократам так же, как и идеологам, противопоказано формировать, проектировать мышление подрастающих поколений. Не нами сформулирована оппозиция технократии и ноократии. Но где эта вымечтанная Тейяром де Шарденом и В. И. Вернадским ноосфера — культурная и разумная среда, растящая и питающая личность? Нет этого питательного бульона, в который можно было бы поместить наших питомцев. Геологической силой стала не ноократия, а технократия, которая слишком медленно утрачивает свой кредит. Но даже, если он станет убывать быстрее, инерции технократического мышления хватит надолго.

Что же делать в такой ситуации? Есть ли из нее выход? И если он есть, то есть ли воля к его поискам? Бессмысленно призывать вернуться к незамутненному эллинизму. Его нужно помнить. Вообще, бесплодны или безнравственны любые призывы и лозунги, кроме единственного — подумать. Да и технократическое мышление принесло человечеству не одни кошмары. Оно, видимо, все же соприродно человеческому мышлению, как дьявол, к несчастью, соприроден человеку. Вернусь к Моцарту и Сальери, но на сей раз в оценке О. Мандельштама, который не столь сурово оценил последнего:

«Сальери достоин уважения и горячей любви. Не его вина, что он слышал музыку алгебры так же сильно, как живую гармонию.» (Мандельштам О. Сочинения в двух томах. Т. 2, М. 1990, С. 187).

И далее поэт замечает, что суровый и строгий ремесленник Сальери протягивает руку мастеру вещей и материальных ценностей, строителю и производителю вещественного мира. О. Мандельштам отдает должное личности Сальери и как бы сглаживает противоречия между ним и Моцартом.

Н. Я. Мандельштам описала заочную дискуссию между А. Ахматовой и О. Мандельштамом по поводу «маленькой трагедии» и отношения А. Пушкина к ее героям. Она была посредником в этой дискуссии (Н. Мандельштам. Моцарт и Сальери. Знамя. 1993, N 9). Согласно А. Ахматовой, Моцарт и Сальери представляют два пути сочинительства — спонтанность, вдохновенность и труд. С точки зрения О. Мандельштама, в каждом поэте есть и Моцарт, и Сальери. Спонтанность дара и труд — это две стороны созидательного процесса, которые он обозначал словами «Моцарт» и «Сальери», и, — по словам Н. Я. Мандельштам, — знал в себе черты обоих.

Слово «знал» является ключевым. Как у Г. Г. Шпета: мало пережить, нужно передумать. Мало передумать. Должна еще быть «страсть мыслить». А у «страстного мышления» или у «мыслящей страсти» должен быть еще и субъект, точнее, мыслящее, сознательное Я. Не эмпирическое, а именно когитальное Я, подчеркивал М. К. Мамардашвили. «Эмпирическое Я» может быть рефлекторным, а «когитальное Я» — рефлексивно. Разница между ними такая же как между рефлексом и рефлексией. В русском языке она превосходно выражена: рефлекс и рефлекс-и-Я. Всего ничего — союз и заглавная буква, но буква Я. Можно предположить, что субъектом идеологизированного, равно как и субъектом технократизированного мышления является эмпирическое Я (ср. «в партию сгрудились малые»), тогда как субъектом аксиологического, ценностного, скажем проще — человеческого и человечного мышления, — является когитальное Я. Последнее, как и эмпирическое, тоже порой может мыслить предметами, значениями, понятиями, эмоциями, накалом воспаленных чувств, но кроме того оно мыслит смыслами или мыслями о смысле. Оно способно к эмоциональному, смысловому, ценностному предвосхищению своих усилий и своих результатов.

Мысль до тех пор не может быть признана мыслью, пока она не будет содержать в себе, помимо себя самой, еще и мысли о вневременном смысле человеческого бытия:

«Пока не найдешь действительной связи между временным и вневременным, до тех пор не станешь писателем, не только понятным, но и кому-либо и на что-либо, кроме баловства, нужным» (Блок А., Соч. Т. 5, М. Художественная литература. С. 162).

Примечательно, что именно А. Блок произнес эти слова. М. Шагал, который хотел было показать ему свои юношеские стихи, «отступил перед его лицом и взглядом, как перед лицом самой природы«.

Я должен мыслить свое мышление, а не мое мышление — меня. Если у интеллекта есть хозяин, он выберет, какая из разновидностей мышления ему нужна.

Прошу простить меня за длинноты в попытке объяснить, что такое мыслить о смысле. Так же как с волей, так и в случае с интеллектом далеко не безразлично, в какой форме он представлен в образовании. Как не безразлично, в какой форме они представлены в душе педагога и ученика. Мы видели, что эмпирическое Я, не обделенное знаниями, умениями, навыками, даже талантом, может иметь пустую душу.

5.2. От технократического мышления к искусственному интеллекту

На первый взгляд констатация распространения и побед технократического мышления может оцениваться как негативный прогноз развития

217

европейской в широком смысле слова культуры. И даже во многом напоминать и подтверждать взгляды О. Шпенглера. Тем не менее мы далеки от такой точки зрения. Нам более близка саркастическая позиция Г.  Г. Шпета, призывавшего проверить, «так ли уж Европа закатывается». Эта позиция, кроме всего прочего, имеет немалые материальные и духовные подтверждения в современной жизни. Дело в том, что кроме описанных выше качеств, технократизму присуще еще одно качество, ставящее крест на его триумфальном шествии. Это стремление к самоуничтожению. Переоценивая возможности рассудочного постижения и освоения мира, технократическое мышление тем самым отрывается от бытийных, природных основ собственного существования. Наращивая технические бицепсы, технократизм одновременно теряет контроль за ситуацией, безмерно увеличивая производство и потребление, истощает природные ресурсы и обостряет экологическую обстановку.

Конечно, глаз технократа отмечает и неблагоприятные тенденции. Однако, неумолимая формальная логика ведет его к попыткам исправления положения все теми же привычными для него средствами. Так родился проект заполнения озоновых дыр с помощью самолетов и промышленно выработанного озона. Но такие средства представляют собой всего лишь паллиатив, имеющий ограниченный эффект и время действия. Накапливаясь, негативные последствия такой деятельности уже не могут быть скомпенсированы, становятся во многих случаях угрожающими самой жизни человечества. Что же остается делать? Воспроизводить стереотипы, накопленные десятилетиями, и тем самым готовить себе могилу или начать поиски новых способов видения и осмысления мира?!

Мысль о разумном и осторожном регулировании путей развития техники овладевает умами. Приведем мнение Фридриха Раппа, известного германского философа техники: «Для развивающейся компьютерной техники, возможно, требуется, чтобы ее преимущества и недостатки объяснялись и открыто обсуждались… Причем наряду с важными экономическими соображениями следовало бы принимать во внимание также отдаленные социальные, культурные и экологические последствия» [5, с. 166]. Мы не можем не согласиться с этой мыслью. Однако далее Рапп настаивает на все тех же технократических решениях: «. ..Относительно негативные результаты современной техники можно преодолеть лишь с помощью другой техники» [5, с. 166]. Такой путь может быть признан лишь коррективным, то есть по большому счету не ведущим к принципиальному преодолению складывающихся под воздействием техники проблем. Наиболее правильным было бы не доводить дело до их возникновения, своевременно отказываясь от проектов, таящих в себе источники зарождающихся проблем.

218

Н. А. Бердяев в статье «Человек и машина», которую он особенно ценил, подробно останавливался на проблемах, возникающих в ходе развития технического мира. Он определил двойственность техники: «Всегда есть эти две стороны в технике: с одной стороны, она несет в себе удобства, комфорт жизни и действует размягчающе, с другой стороны, она требует большей суровости и бесстрашия» [6, с. 154]. И далее: «Чудеса техники, всегда двойственной по своей природе, требуют небывалого напряжения духовности, неизмеримо большего, чем прежние культурные эпохи» [6, с.  157]. Философ по достоинству оценил и грядущие технократические тенденции, для которых характерна подмена истинно человеческих смыслов и целей жизни: «Техническая цивилизация по существу своему имперсоналистична, она не знает и не хочет знать личности. Она требует активности человека, но не хочет, чтобы человек был личностью. И личности необыкновенно трудно удержаться в этой цивилизации. Она прежде всего есть единство в многообразии и целостность, она из себя полагает свою цель, она не согласна быть превращена в часть, средство и орудие. Но техническая цивилизация, но технизированное и машинизированное общество хотят, чтобы человек был их частью, их средством и орудием, они все делают, чтобы человек перестал быть единством и целостностью, т. е. хотят, чтобы человек перестал быть личностью» [6, с. 158—159]. Иначе говоря, усилия технической цивилизации состоят в том, чтобы приблизить образ человека к образу машины.

По нашему мнению, диалектически связанным с тенденциями превращения человека в машиноподобное существо является встречный процесс уподобления техники человеку. Техническая цивилизация пытается уничтожить принципиальные преграды между человеком и машиной не только «подтягивая» человека к машине, но и создавая проекты человекообразных машин. Последние десятилетия продемонстрировали значительные успехи в создании искусственных рук, ног, сердца, легких и других натуральных органов человека. На вершине же галереи этих разработок находится проект создания искусственного интеллекта.

Возвратившись к технократической тенденции, к самоуничтожению, можно вновь сослаться на Н. А. Бердяева: «Настает время, когда будут совершенные машины, которыми человек мог бы управлять миром, но человека больше не будет. Машины сами будут действовать в совершенстве и достигать максимальных результатов. Последние люди сами превратятся в машины, но затем и они исчезнут за ненадобностью и невозможностью для них органического дыхания и кровообращения» [6, с. 157]. И эта фантасмогория вполне может случиться. Однако наша надежда состоит в том, что прессинг социальных и экологических трудностей позволит преодолеть технократические тенденции,

219

превратить их в глазах общества в опасный атавизм. Черты этого процесса уже отчетливо проявляются в настоящее время. Уже сейчас во многих странах удалось перейти от галопирующего технического развития, которому прощаются все прегрешения, к гуманитарной предпроектной экспертизе. Тот же Ф. Рапп отмечает: «Там, где технизация — непременная предпосылка выживания, на негативные сопутствующие явления обращают меньше внимания, чем там, где уже наблюдается перенасыщение техникой» [5, с. 166].

Очевидно, по мере того, как пагубность собственного технократизма будет становиться достоянием сознания каждого человека, будет происходить и освоение старых, но забытых гуманистических ценностей. По крайней мере это единственный вселяющий оптимизм путь развития общества.

Если все сказанное достаточно очевидно по отношению к атомной энергетике, химической промышленности и другим крупным производствам, то опасения, возникающие в связи с искусственным интеллектом, как нам кажется, нуждаются в пояснении.

Итак, проекты создания искусственного интеллекта являются самой последней «большой любовью» технократического мышления. В качестве его позитивной стороны помимо чисто экономических выгод называется также возможность с помощью моделирования интеллекта глубже познать механизмы естественного человеческого разума. Правда, в этом отношении единства мнений нет. Несколько огрубляя можно сказать, что различаются три позиции. Первая состоит в стремлении к возможно более полному сходству искусственного и естественного интеллекта, вторая точка зрения сводится к отстаиванию новых отличных от собственно человеческих способов работы компьютерных интеллектуальных систем; третья позиция состоит в отстаивании сочетания наиболее сильных собственно человеческих и машинных принципов работы систем искусственного интеллекта. Это различие точек зрения понадобится нам в дальнейшем.

Утверждается, что искусственный интеллект в состоянии стать надежным советчиком человека при принятии решений, сделает этот процесс более легким. Как не вспомнить здесь предостережение о неизбежности, необходимости бесстрашия при работе с техникой. В чем же должно быть проявлено бесстрашие при работе с компьютером? Дело в том, что на заложенные в программное обеспечение человеческие способы логического вывода накладываются совершенно нечеловеческие мощности в его скорости действия и переборе вариантов. В результате такой комбинации предлагаемая компьютером рекомендация становится совершенно неочевидной для ее получателя. Конечно, разработчики систем как могли позаботились о том, чтобы снять эту не очень приятную для человека ситуацию, разработав подсистему объяснения.

220

Эта подсистема по требованию пользователя может шаг за шагом растолковывать ему как был получен предложенный вывод. Тем не менее и такая процедура очень часто не снимает недоумения пользователя. Здесь сказываются по крайней мере два фактора: разница в уровне компетентности пользователя и эксперта, послужившего прототипом для компьютерной базы знаний, и значительная длина цепочки рассуждений, осуществленных системой. Ощущение недоумения и снижение самооценки пользователю в такой ситуации гарантировано.

Описываемая ситуация относится к работе так называемых консультирующих экспертных систем, которые далеко не исчерпывают всего разнообразия систем искусственного интеллекта. Так, другая их группа, предназначенная непосредственно для работы в условиях производства, самостоятельно осуществляет контроль и управление технологическими процессами, т. е. вступает в контакт с пользователем реже. В этом случае понимание пользователем принятых системой решений может быть нарушено еще в большей степени.

Теперь вернемся к описанным выше различиям в позициях относительно сходства процедур работы интеллектуальных систем и человека. Нам кажется ясным, что по мере роста различий между этими процедурами, уровень понимания пользователем происходящих процессов также будет снижаться.

Еще один фактор снижения понимания пользователем логики работы системы потенциально присутствует в создании класса так называемых самообучающихся интеллектуальных систем. Он должен проявиться в том случае, когда помимо полученных от эксперта знаний система будет в состоянии основываться в своих выводах на собственных полученных в работе знаниях, а также на знаниях, почерпнутых из доступных смежных баз знаний. Кроме этого в соответствии с широко известными проектами самообучающаяся система будет в состоянии использовать в диалоге с пользователем выводы, полученные в ходе взаимодействия с ним. Иначе говоря, такая система будет способна учитывать стиль деятельности пользователя, а в потенции и использовать как его сильные, так и слабые стороны.

Перечисленные особенности систем искусственного интеллекта могут вести при работе с ними по крайней мере к трем вариантам психологического решения. Первый — пользователь продолжает предпринимать усилия в освоении системы. Этот выход похож на соперничество интеллектов. Второй — пользователь отказывается от использования системы, не справившись с нею. Этот вариант можно условно назвать — отказ. Третий — пользователь доверяет системе и действует в соответствии с ее рекомендациями. Это похоже на подчинение. По нашему мнению, ни один из указанных вариантов не может быть

221

признан оптимальным. Соперничество может отнимать у пользователя слишком много сил. Отказ также будет иметь негативные психологические последствия для пользователя. А подчинение компьютеру как раз и может иметь отдаленным последствием фантасмогорию, предреченную Н. А. Бердяевым. Так что ж, предать интеллектуальные системы анафеме, а их создателей заклеймить?!

Нам кажется, существует позитивное решение данной проблемы. Оно опять-таки состоит в опоре на гуманистические традиции, на культуру. Во-первых, следовало бы ниспровергнуть разрабатываемые системы с пьедестала самоценной цели жизни и работы многих коллективов. «Техника всегда есть средство, орудие, а не цель. Не может быть технических целей жизни, могут быть лишь технические средства, цели же жизни всегда лежат в другой области, в области духа» [6, с.  148]. Мы хотим сказать, что решение проблемы лежит не в самих системах искусственного интеллекта, а прежде всего в сознании их создателей. И опустить разрабатываемые системы на достойное их место можно лишь способствуя обогащению культуры и образовыванию создающих их инженеров. Если это удастся, последствия не замедлят сказаться. В чем же они могут проявиться?

Прежде всего в более внимательном отношении инженеров к последствиям от внедрения разрабатываемых ими систем, в разграничении областей, безоговорочно пригодных для работы систем искусственного интеллекта, от условно пригодных и непригодных. Последствия второго порядка могут состоять в признании решающего влияния пользователя на принимаемое совместно с системой решение и создании более тонкой технологии слежения и контроля за работой системы, в полной «прозрачности» системы для экспертного совета пользователей, в независимой экспертизе принимаемых конструкторских решений.

Важно признать также, что наибольшая степень понимания пользователем системы возможна при максимальном сходстве ее функций с функциями естественного интеллекта. Это положение, очень важно. Дело в том, что значительное сходство позволяет использовать такой важный психологический механизм понимания как эмпатия, функционирующий обычно лишь при человеческом общении. Эмпатия позволяет человеку как бы встать на позицию другого человека, взглянуть на мир его глазами. Нечто подобное, в принципе, возможно и при работе с гипотетической интеллектуальной системой в том случае, если она будет более точно моделировать мыслительные и не только мыслительные процессы человека.

Из этого проистекает очень важное положение, прибавляющее аргументов сторонникам позиции, призывающей к значительному сходству разрабатываемых систем с естественным мышлением человека. А это в свою очередь должно вести к более интенсивному общению разработчиков

222

с психологами, к интенсификации психологических и психолингвистических исследований человеческого интеллекта. В дальнейшем мы попытаемся представить некоторые психологические результаты и выводы, дающие пищу для размышлений разработчикам интеллектуальных систем.

Вы преодолеете технократическую парадигму

Мы можем еще раз расширить наше видение. У нас есть свобода, необходимая для ограничения и управления технологиями; мы можем поставить его на службу другому типу прогресса, более здоровому, более человечному, более социальному, более целостному

(LS, 112).

» сциентистскому менталитету удалось заставить многих думать, что если что-то технически возможно, следовательно, морально допустимо». (Энциклика Fides et Ratio 88, Сент-Джон-Поль II).

Ценя науку и полагаясь на нее, Церковь Социальное учение критикует сциентизм за, как цитирует св. Иоанна Павла II, менталитет предназначен для того, чтобы заставить нас принять идею о том, что все технически достижимое само по себе морально приемлемо.

Папа Франциск также отвечает на этот вопрос, упоминая к технократической парадигме, то есть «это это то, как человечество восприняло технологии и их развитие по недифференцированной и одномерной парадигме » (LS 106). Этот технократический прототип появляется как доминирующий колонизатор умов, поведения и культуры до такой степени, откуда из него очень трудно выбраться, потому что становится «вездесущим» (LS 122). Этот парадигма обусловливает жизнь людей и функционирование общества; для этого разуме, — настаивает Папа, — необходимо поощрять и расширять «особый взгляд на вещи, образ мышления, политика, образовательная программа, образ жизни и духовности, которые вместе создают сопротивление нападению технократическая парадигма» (ЛС 111).

Человек вмешательство в природу существовало всегда, но долгое время характеристика сопровождения или поддержки возможностей, предлагаемых сами вещи. Это был вопрос получения того, что позволяет естественная реальность. себя, чтобы дать, например, протягивая руку. Сегодня важно извлечь все что возможно из вещей через наложение руки человеческой, которая склонен игнорировать или забывать саму реальность того, что лежит перед ним. Вот почему люди и природа перестали идти рука об руку, став соперниками. От здесь легко перейти к идее, что бесконечный или неограниченный рост возможно, что приводит к лжи о бесконечной доступности ресурсов планеты. ресурсов, что приводит к «выжиманию» их до предела и за его пределы. делается ложное предположение, что «существует неограниченное количество энергии и пригодных к использованию средств, что возможна их немедленная регенерация и что негативные последствия манипуляций природы могут быть легко поглощены» 9.0013

На протяжении публикация принципов Декалога, следуя предложенному руководству по Laudato Si’ мы попытались задуматься о реалиях экологического и социального ухудшения, которые мы чувствовать; и на путях исправления, предлагаемых нам нашим человечеством.

Перо нет н.у.к. servirán de nada estas рассматривать и предлагать си не reconocemos ла raíz гуманный экологический кризис. «Определенный способ понимания человеческой жизни и деятельности пошел наперекосяк, в серьезный ущерб окружающему миру» (ЛС 101).

Почти прошло два года с начала акции «Забота о планете, борьба с бедностью» и чуть больше с момента публикации энциклики Laudato Si’ , в котором Папа Франциск запустил «» «Неотложная задача по защите нашего общего дома . .. искать устойчивое комплексного развития» (ЛС 13). Он предложил нам посмотреть не только на симптомов, но и в глубинных причинах сложившейся ситуации (LS 14). Он предложил руководящие принципы человеческого развития можно найти в сокровище христианского духовного опыта» (LS 15) преодолеть новую парадигму и формы власти, вытекающие из технологии. И, хотя это может показаться нам очень далеким, достижения, сделанные а проделанной работы по-прежнему мало. Итак, мы должны попытаться отложить в сторону безотлагательность время, в котором мы живем, и продолжаем размышлять и работать над этим «неотложным вызов», о котором нам говорит Папа Франциск.

Преодоление технократическая парадигма означает восстановление или нахождение ценности человеческого быть собой как личность. Ценность, которая не основана на наличии, на науке, техника или сила; а по бытию. Признавая и предполагая, что существенное человека чуждо ему, что это дар, данный ему. Его совесть, его интеллект, его способности — врожденные или приобретенные — его зависимость, его способность солидаризироваться, делиться, отдавать себя других людей, что, короче говоря, дает ему возможность жить; все подарок и как таковой ему не принадлежит. То, что у нас есть, не перестает быть инструменты, которые мы приобретали и которые, тем не менее, забывая то, что мы есть, мы превращаем их в продолжение нашего существа, упуская из виду тот факт, что они преходящи и случайны, подвержены изменениям и эволюции, к преодолению или исчезновению.

Дон, а не имущество, это тоже все, что нас окружает в природе, быть с умом управлять, а не » прикасаться к вещам, пытаясь извлечь все возможное из их… идея бесконечного или неограниченного роста, которая оказывается столь привлекательной для экономисты, финансисты и специалисты в области техники» (ЛС 106).

полномочия и необходимость делиться относятся не только к материальным вещам, но и к и, возможно, прежде всего, к нашим способностям и к тому, что мы можем получить через их в явном преимуществе перед нашими братьями и сестрами, которые не смогли или не успели их развить.

Экологический культура не может быть сведена к серии краткосрочных ответов на проблемы возникающие в связи с ухудшением состояния окружающей среды, истощением природных ресурсы или глобальное загрязнение. Это должно быть суммой всего этого; он должен предлагать другое мировоззрение, образ мышления, политика, образовательная программа, образ жизни и духовность, которые обращаются к другому образу жизни, который более строгим и последовательным перед лицом неограниченного потребления, перед лицом развитие технократической парадигмы. Ищет только техническое средство для каждая возникающая экологическая проблема означает изоляцию вещей и не забыть что все взаимосвязано и что надо смотреть в лицо и давать решения реальных проблем системы. Есть возможность расширить рассматривать и направлять технику на службу другому типу прогресса, более устойчивый и целостный. Таким образом, когда техника поворачивается к конкретные проблемы наиболее необходимых, с обязательством помочь им решить жить с большим достоинством и меньшими страданиями, мы ставим технику на первое место. служение людям и окружающей их среде.

Люди вапичана

Бразилия

Мы исходим из того, что Земля – наша мать, «Наша Земля, наша Мать».

Земля это пища, это место где мы живем, это источник здоровья, защита территории это борьба за выживание, наша защита идет от земли, здоровья и всего что есть в растениях и деревья.

В настоящее время доступны различные технологии, но нужно думать. Дело не только в использовании технологий, но и в знании того, как мы их используем. Эти технологические инструменты должны помочь оживить наше мышление — это часть нашего освобождения.

Очень сильны, потому что наши народы так много воюют, и’ они хотят вывести нас из нашего земля, чтобы отправить нас куда? Мы должны жить в этом насилии, и мы просим себя: разве мы не принадлежим этой земле, и разве мы не часть этой страны?

Почему мы? Почему мы до сих пор так страдаем? И мы ответ: «Почему мы в этой борьбе? Потому что мы все еще существовать.

Эмилио Чувьеко

Профессор географии/Университет Алькала

Несомненно, энциклика Laudato Si ‘ был одним из самых читаемых и противоречивых документов Ватикана. документов внутри и вне церкви. Любопытно, что больше всего в восторге документа не всегда были католики, но и другие, кто обычно не очень близко к церкви. Это, на мой взгляд, один больших достоинств энциклики, так как нет сомнения, что диалог с современным миром является приоритетом евангелизации.

Среди критических замечаний по поводу энциклики, включая католиков, некоторые обвинили его в том, что он против современного мира, критикуя экономическую системы и технологии, обвиняя их в том, что они отстают от нынешнего экологического кризис. Даже некоторые несколько воспаленные умы сравнили энциклику с письмом Пия IX. критика модернизма.

По моему скромному мнению, резкая критика Энцикличность экономической системы и техноцентрический менталитет не антимодерн, а скорее, наоборот, постмодерн.

[…] 

[…]

Это критика, основанная не на менталитете чего-то, что должно быть от прошлого, но от чего-то, что должно быть преодолено от настоящее, чтобы спроецировать его в будущее. Папа не рекомендует возвращаемся в пещеры, потому что это было бы абсурдно и потому, что, между прочим, наши палеолитические предки не были в идиллических отношениях с среда же. Что предлагает Папа, так это то, что нынешняя система имеет много недостатки, которые нельзя игнорировать и которые проявляются в двух параметрах очень глубоко трактуется в энциклике. Это оставляет многих людей вне «система» и разрушает окружающую среду, или, проще говоря, деградирует как Природа, так и люди, которые являются ее частью.

Технологии, безусловно, являются незаменимым союзником этических изменений, которые мы необходимо столкнуться, чтобы изменить наши отношения с окружающей средой, но это также может быть союзником тех, кто хочет продолжать поддерживать модель, которая только приносит пользу небольшой части населения мира. Сама технология является нейтральный, его можно использовать для лечения опухолей или для разрушения целых городов, для связи с людьми или управлять ими, оберегать жизнь или манипулировать ею, делая дети, животные или растения «по вкусу потребителя». Уважать природу означает уважать ее такой, какая она есть, признавая, что она результат любящего решения Творца — для тех из нас, кто верит в Бога — или набор случайных мутаций миллионов лет. В любом случае, это не для нами манипулировать по нашей собственной воле. «Вы будете как Бог» Бытие имеет здесь новое эхо. Свежий номер престижного журнала Природа рассказывает о синтетической биологии определить набор методов, которые позволяют нам переделывать живые существа «для практического использования», — говорится в журнале. Практично для кого? Конечно не для самых бедных и уязвимых на Земле. Вся трансгуманистическая мысль одевается в нынешний престиж науки, чтобы предлагать настоящую этическую чепуху, который в конечном итоге пытается создать более «продвинутых» людей, чем эволюция, направляемая Богом или нет, возникла естественным образом. Но кто решает что значит быть «продвинутым»? Кто отменяет роль искусственного создатель? Более того, кто оценивает косвенные последствия этих манипуляций? иметь?

Что значит «преодолеть технократическую парадигму»? В мои глаза, признавая, что техника является союзником, но не этическим руководством. Не все, что можно сделать, должно быть сделано, потому что Природа и люди как часть его, имеют множество измерений и значений, о которых нельзя судить по критериям человеческой эффективности, краткосрочной и в личных интересах. необходимо преодолеть эту парадигму, которую Папа берет в значительной степени от ясного критика современности, сделанная Романо Гуардини в середине прошлого век.

Это следует подчеркнуть, что без этического руководства наука и техника не обязательно выгодно. Критиковать технико-экономическую модель не значит быть против экономики или технологии, но просить, чтобы и то, и другое служило интересам всех людей, а не только некоторых, и что они в конечном итоге обеспечивают планета остается обитаемым местом, как для нас, так и для других видов. Вот почему решение экологических проблем предполагает не только внедрение технологий что снижает загрязнение воздуха и воды, что, безусловно, необходимо. Это также включает решение основного отношения, которое вызывает это загрязнение; что из тех, кто думать, что мы живем на планете без ограничений, созданной для нас, и оправдывать нападки на окружающую среду как средство для развития, которое все еще очень ограничено версию того, что на самом деле подразумевает интегральный прогресс. По этой причине представляется Мне важно определить экологическую конверсию, предложенную Laudato Si’ гораздо шире и глубже контекст, который касается всех наших измерений: телесного, рационального и духовного. Как и любое преобразование, это подразумевает радикальное изменение курса, очень хорошо отражены в словах Папы Франциска: «Экологическая культура не может быть сведена к ряду срочных и частичных ответов на насущные проблемы загрязнения, разрушения окружающей среды и истощения природные ресурсы. Должен быть своеобразный взгляд на вещи, т. образ мышления, политика, образовательная программа, образ жизни и духовности, которые вместе создают сопротивление нападению технократическая парадигма» (ЛС 111). Это зависит от нас, чтобы добиться этого изменения, по крайней мере в нас самих.

Эмилио Чувьеко

Профессор географии, Факультет наук об окружающей среде

Заведующий кафедрой Экологическая этика Университета Алькалы  

Мы живем во власти технологий. На самом деле, он играет фундаментальную роль в нашем мире. Это такой настоящий элемент что без него трудно представить наше существование. Но как это условия нашей жизни? Это не вопрос игнорирования больших преимуществ приводит нас не к заключению, что мы должны вернуться в другие эпохи, а к тому, чтобы быть осведомлены о последствиях его неконтролируемого использования. Мы часто «технозависимой» и необходимы серьезные размышления, чтобы двигаться в сторону другую парадигму, в которой, не отказываясь от технических достижений, мы способны к более свободным формам жизни.

Жизнь за пределами экрана. И, чтобы доказать это, Предлагаем вам попробовать следующие «жертвы»:

1. Экологический опрос: есть ли способы жизнь, которая не связана с таким большим потреблением энергии? Например, хорошая часть элементов, которые мы используем в свободное время, является технологическим и, следовательно, потребляет энергию. Подумайте об этом и подумайте о том, чтобы сделать то же самое вещи, но с меньшим использованием технологий. Ищите альтернативы, которые минимизируют их воздействие.

2. Опрос человека: Наряду с нашим интерес к планете, мы должны также осознавать человеческие последствия, которые технологии имеет, особенно на самых бедных людей. Например, вы можете узнать о условий, участвующих в добыче колтана, или выяснить, сколько человек подвержены влиянию технологического мусора, который мы выбрасываем.

Знание этих деталей поможет нам сократить потребления и перестать постоянно искать последние технологические обновления.

3. Культурный опрос: можем ли мы жить без нужно столько техники? В культуре виртуальной дружбы относитесь к ваши друзья без мобильного телефона, сделайте это лично.

Для того, чтобы мышцы работали немного лучше, предлагаем оставить наш автомобили позади и пройти расстояние. Это упражнение, которое помогает нам улучшить наши здоровья и нашей планеты. Давайте обязуемся использовать это средство всякий раз, когда мы может.

[…]

[…]

Проанализируйте, сколько времени вы тратите на телефон и сколько из этого времени действительно необходимо. Живите аналоговой жизнью и отложите телефон в обеденное время, когда вы идете или когда вы с другими людьми. Читать на бумаге! Книги имеют свою индивидуальность.

Прежде всего, мы должны найти другие способы весело провести время с нашими детьми, даже если они не включают новейшие технологии. Интересуйтесь более познавательным и менее технологические игры и материалы.

По следам пророка…

Сегодня я могу представить часы усталости,
усталости, смущения.
И просить Господа пробудить меня к жизни.
С уверенностью, что, если я буду жить как сторож,
я смогу уловить приближающиеся ноги,
танцуя в ритме музыки мира и победы.
Если я осмелюсь ступить по их стопам,
Я смогу увидеть Господа лицом к лицу,
Глядя на младенца,
на руках ребенка-матери.
И я смогу ей спеть.
Вместе со всеми сломленными людьми,
Вместе со всеми народами,
Вместе со всем творением.
Если я обращаю внимание,
вся жизнь может стать песней,
потому что жизнь, которая не становится песней,
— это потерянная жизнь.

(Хулия Бласкес, аси)

Глобализация технократической парадигмы

Юноша делает снимок на мобильный телефон, когда Папа Франциск встречается с детьми итальянских заключенных в зале Павла VI в Ватикане 30 мая. (Фото CNS/Paul Haring)

Филлис Загано

Просмотреть профиль автора

Следите за новостями в Твиттере по адресу @phylliszagano

Присоединяйтесь к обсуждению

Присылайте свои мысли на адрес Письма в редакцию . Узнать больше

26 августа 2015 г.

Название здесь, каким бы громоздким оно ни было, происходит от папы Франциска Laudato Si’.

Его энциклика на английском языке под названием «Об уходе за нашим общим домом» широко известна как его заявление об изменении климата.

Но это больше, чем просто ураганы и льдины.

Одним из карикатурных ответов на то, что написал Фрэнсис, может быть: агробизнес плохой, органические фермы хорошие. Но прежде чем вы начнете сажать кукурузу на заднем дворе, посмотрите, что еще написал Фрэнсис.

Посмотрите, и посмотрите внимательно, на этом фоне: на планете насчитывается около 3,5 миллиардов пользователей Интернета и почти два миллиарда пользователей смартфонов. Если вы посчитаете 7,3 миллиарда человек населением мира, учтите тот факт, что около 6,8 миллиарда человек имеют счет сотового телефона. ООН сообщает, что даже в самых бедных странах почти девять из десяти жителей, как говорится, подключены.

В то время как миллиарды подключены к сети на каком-то уровне, сотни тысяч — нет. Интернет-пользователи в основном из двадцати самых богатых стран.

Количество пользователей смартфонов и, как следствие, количество подключенных к Интернету через них кажется большим, но вспомните, если хотите, видео, на которых мальчики-подростки карабкаются по Ниневии, отправляют текстовые сообщения и фотографируют легендарные сокровища, уничтоженные так называемым «Исламским государством». . Вспомните вездесущность плоских черных устройств на работе, в торговом центре и на последнем публичном собрании, которое вы посетили. Напомним, что каждая трагедия, крупная или незначительная, кажется, появляется в Facebook или даже в новостях национального вещания благодаря видео со смартфона.

Мы все хотим быть на связи.

С какой целью?

Существует, конечно, обыденная потребность в доступе ко всему, на чем настаивает повседневная жизнь: Кто выиграл в футбольном матче? Можем ли мы скачать этот фильм? Какой прогноз погоды на сегодня?

Есть потребности и в мире бизнеса, где слова и изображения путешествуют по континентам в погоне за прибылью.

Но есть еще кое-что, что связано с электронным мотком, который плотно обвивает нас. Мы начинаем переосмысливать реальное. Фактически реальное становится электронным. То, что мы видим и слышим, реально; то, что мы не видим и не слышим, не существует.

Почему-то видео более «реально», чем сосед по соседству, и привлекает наше внимание к упадку тех или иных личных отношений. Это как если бы плоть и кости человека должны быть запечатлены на SIM-карте, прежде чем его или ее личное существование будет подтверждено.

Говоря терминами философии: это курс столкновения между эпистемологией и метафизикой. Проблема в том, что то, что мы «знаем» в электронном виде, может не быть «реальным», а действительно реальное скрыто за электронным облаком.

И есть множество крупных корпораций, готовых помочь создать это облако. Две из них, которые приходят на ум, Amazon и Google, каждый день вызывают электронные цунами. Их цель: больше, лучше, быстрее и больше (или меньше) инструментов технологии или результатов этой технологии.

Суть? Мир начинает пересматривать отношения. Как мы взаимодействуем друг с другом? Смысл энциклики Франциска выходит за рамки этого. Его вызов: как мы относимся к творению?

Технологическая количественная оценка, манипуляция и инновации все больше отрываются от реальности. Наука делает что-то просто потому, что может, а не потому, что мир нуждается в ее количественных оценках, манипуляциях или инновациях.

И когда мы пытаемся говорить об этом, мы все путаемся в языке. Что такое технократическая парадигма? Проще говоря, технократический подход рассматривает человека как машину разума и тела. Фрэнсис говорит, что исключительно технологические подходы к вопросам неизбежно подводят человеческий дух. Он, конечно, прав.

В разделе «технократическая парадигма» Laudato Si’ Фрэнсис писал, что логика и наука пытаются контролировать природу и утвердить над ней власть, предполагая бесконечный запас товаров и материалов и, не случайно, людей. Это поддерживает нездоровую экономическую этику. Он утверждает довольно решительно: «Должен быть особый взгляд на вещи, способ мышления, политика, образовательная программа, образ жизни и духовность, которые вместе создают сопротивление нападению технократической парадигмы».

Его тезка Святой Франциск, несомненно, одобрил бы это. На самом деле бедняга из Ассизи действительно мог написать следующую фразу папе. Мы можем представить, как святой присоединился к Папе, говоря, что без сопротивления технократической парадигме «даже самые лучшие экологические инициативы могут оказаться в ловушке той же глобализированной логики».