Тоталитарные секты и секты: ТОТАЛИТАРНАЯ СЕКТА — Древо

Понятие тоталитарной секты | Правмир

Перейти на главную страницу журнала «Альфа и Омега»

Предлагаем читателям хронику и итоговый документ международного семинара, посвященного проблеме тоталитарных сект. Эти материалы не содержат основного определения — что же, собственно, такое тоталитарная секта. Хотя в отдельных докладах эта тема затрагивалась (материалы семинара будут опубликованы отдельной книгой), но в основном докладчики пользовались термином как рабочим, не вдаваясь в тонкости определений.

Мы попытались наметить, — пусть предварительно, — общие черты тех религиозных групп, которые объединяются названием «тоталитарные секты».

Читатель должен помнить, что о тоталитарных сектах на семинаре говорили представители 20 Церквей, так что обвинения в нетерпимости православных к иным конфессиям сразу же следует признать несостоятельными; коль скоро то или иное явление называет сектой столь представительное собрание христиан, то уместно предположить, что в этом отражается мнение христианства в целом. Как и участники семинара, редакция не претендует на разрешение вопроса о сектантстве в целом и ограничивается определением только духовного тоталитаризма.

Само слово «секта» — латинского происхождения и связано с глаголом «отсекать» (этимологию от латинского же корня со значением «уводить» следует признать несостоятельной). Следовательно, изначально сектантство — это отделение от того или иного религиозного движения. История Церкви показывает, что сектантство ни к добру, ни к истине не приводит, и слово это всегда употребляется негативно. Такие качества, как нетерпимость, гордость и агрессивность, лишь усиливают общенегативную оценку сектанства, так что это позволяет уже называть сектами и те религиозные группы, которые, собственно говоря, ни от кого не отделялись, а сразу возникли как бы изолированными от того пути, идя которым, человечество стремится найти свою духовную родину.

Мы уже ввели те два понятия, на которых опираются как сами тоталитарные секты, так и отношение к ним Церкви; это понятия отделения и гордыни. Нетрудно вспомнить тому, кто хотя бы в общих чертах знаком со Священной Историей, что первое во вселенной отделение произошло именно по причине гордыни, и называем мы его отпадением. Первым от Бога отпал сатана, и именно в этом смысле допустимо говорить о сатанической сущности тоталитарных сект, пусть они даже оперируют понятиями добра и справедливости.

Но известно также, что древний грех гордыни и поныне грозит каждой душе, что «мать всех грехов» подстерегает всякую человеческую душу и что борьба с ней — это начало и конец любой духовной практики. Необходимо помнить, что духовный тоталитаризм может поразить любого человека независимо от его конфессиональной принадлежности, что его семена могут прорасти в любой религиозной общине. Поэтому не осуждение было главной целью семинара, а предупреждение. В самом деле, необходимо предупредить, что ряд религиозных течений ничего общего с христианством не имеет, о чем призван свидетельствовать всякий, исповедующий распятого и воскресшего Христа;
необходимо предупредить, что только в Церкви может найти мир и спасение потерявшаяся и отчаявшаяся душа;
необходимо предупредить, что только следование Писанию и Преданию выявляет опасности духовной гордыни и лечит от нее;
необходимо предупредить, что тот, кто утратил духовную бодрость и бдительность, подвергается опасности заражения, а если эту опасность недооценивают, то статус тоталитарной секты может грозить и приходу, и объединению приходов;
необходимо предупредить, наконец, что большинство сектантов — для Церкви не враги (даже если сами они так считают), а потерявшиеся дети, и Мать всегда рада их возвращению.

Обратившись к понятию тоталитаризма, заметим, что в общем смысле тоталитаризм есть попытка унифицировать всю многогранность человеческой природы и все многообразие проявлений ее в обществе; упростить, перестроить, подчинить одной руководящей идее, исходящей не из познания, но из некоей «теории», достаточно умозрительной. Тоталитаризм отличается от деспотизма тем, что второй подчиняет, первый — порабощает. Не следует смешивать тоталитаризм духовный и политический; хотя слово здесь одно (и корни явления общие), но проявления разные; кроме того, духовный тоталитаризм более широк в том смысле, что желает поработить не только человека, но и Бога, заставить Его служить себе.

Так как же проявляется духовный тоталитаризм — следствие гордыни?

Прежде всего вспомним о том явлении, которое докладчики —— может быть, стилистически не слишком удачно — называют духовным элитизмом. Оно включает в себя не только превозношение над всеми инаковерующими, не только убежденность в том, что все, «кроме нас», неизбежно погибнут, но и радость по этому поводу. А так как каждая тоталитарная секта провозглашает, что нашла единственно правильный путь богопознания, что никто не понимает Бога, кроме нее, и что Бог поручил ей поведать о Нем миру, то остается только удивляться — каков же тот бог, которому она служит и который радуется гибели большинства людей? Церковь же Христова чтит Бога, заповедавшего Своим ученикам нести Благую Весть всем народам, претерпевшего смерть, чтобы спасти мир.

Далее, всякая тоталитарная секта оперирует неким тайным учением, которое от непосвященных скрыто, а посвящаемым приоткрывается постепенно, и обычно главные его моменты сообщаются только тогда, когда для обращаемого пути назад уже отрезаны. Заметим, что для большинства современных тоталитарных сект стержневой пункт их «тайны» — отречение в той или иной форме от Христа. Между тем учение Церкви открыто любому, а сами ее таинства — всякому, кто желает участвовать в них, руководствуясь ее учением; сведения же о них доступны всем, — другое дело, могут ли они быть постигнуты неверующими…
Жители Москвы и других городов на собственном горьком опыте убедились, насколько настойчиво осуществляется агитация за вступление в секту, которую недаром называют вербовкой: активисты заговаривают с людьми на улицах, ходят по квартирам… Впрочем, разумные люди, прежде чем куда-то войти, обязательно должны выяснить, смогут ли они выйти, и если да, то как? Вот с этим в тоталитарных сектах плохо: выхода завербованным не оставляют. Мало того, что сектантская инициация предусматривает публично засвидетельствованные поступки, совершив которые (возможно, под тем или иным давлением), человек поневоле чувствует, что возврата для него нет, — он должен, например, оскорбить мать или других родных, осудить Христа, отречься от христианских ценностей, иногда — совершить некий жестокий поступок. К тому же всякого, проявившего «слабость», начинают преследовать, уговаривать, устрашать, стараются ни на минуту не оставлять его без контроля, грозят, если он уйдет, всяческими бедами и вечной гибелью… Между тем всякий, считающий себя принадлежащим к Церкви, знает, что каждая минута, отданная греху и слабости, отдаляет его от Церкви и нужны его постоянные, добровольные личные усилия и любовь, чтобы вновь и вновь свидетельствовать свою верность. Пожалуй, в этом моменте сродство религиозного и общественно-политического тоталитаризма выступает с наибольшей степенью достоверности.

Для тоталитарных сект характерно и то, что может быть названо псевдорелигиозной направленностью; это не голосовное обвинение, а обоснованное определение. Религия в собственном смысле слова означает связь человека с единым и личностным Богом, причем все учение говорит о сущности Бога и о зависящем от нее характере этой связи. В секте же по мере посвященности выясняется, что все собственно религиозное в ее учении, сколь бы примитивным оно ни было, властно вытесняется служением отнюдь не Богу, а интересам организации, которые всецело определяются интересами ее лидера. Связь с Богом заменяется на преданность человеку; если же «учитель» считает должным пребывать в тайне, то преданность, причитающуюся ему, следует выказывать тем, кто действует от его имени.

Лидеры же тоталитарных сект объединяются одной нехитрой идеей: все они противопоставляют себя Христу, каждый легко указывает на «ошибки» и «просчеты» Сына Божия и берется все исправить. Здесь замыкается круг: что еще может двигать этими людьми, если не самая черная гордыня. Исключение здесь — сатанисты, которых этот грех низверг еще глубже; они желают сотрясти мир «до основанья».

…Знакомясь с материалами семинара, сосредоточимся на сострадании тем, кто по неведению (таких большинство) или по слабости, или, наконец, из любопытства связал свою земную и вечную судьбу с обманом. Но ни на минуту не забудем, что знание наше несовершенно, а слабость велика, гордыня же наша остается при нас и грозит нам самим впадением в тот же духовный тоталитаризм.

Поскольку вы здесь…

У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.

Сейчас ваша помощь нужна как никогда.

Перейти на главную страницу журнала «Альфа и Омега»

Язык культа: как слова заставляют людей следовать за лидерами тоталитарных сект

Если убедить человека в его избранности, можно не только изолировать его от остальных, но и безнаказанно унижать — оправдывая любое насилие, неоплаченный труд и несправедливость по отношению к нему его «особенным положением». Именно так действуют лидеры тоталитарных сект, создавая для адептов замкнутое психологическое пространство, из которого сложно вырваться. Рассказываем, как им в этом помогают лингвистические приемы, что заставляет людей отказываться от естественного страха смерти и что такое семантические стоп-сигналы

В истории было несколько примеров, когда последователи тоталитарных деструктивных сект совершали поступки, противоречащие здравому смыслу и естественным потребностям и инстинктам каждого человека — отказывались от собственной идентичности и ценностей, совершали убийства невинных людей или убивали себя, чтобы «перейти в лучший мир» или добиться еще каких-то иллюзорных целей, которые им внушили лидеры культов.

Лингвист и ведущая популярного подкаста «Звучит как культ» Аманда Монтелл изучила несколько известных культов, в том числе «Семью» Чарльза Мэнсона, движение сайентологов и последователей конспирологических теорий, таких как QAnon, чтобы выяснить, в чем заключается механизм их воздействия на людей. По ее убеждению, никакой магии и «промывания мозгов» с помощью радиоволн или препаратов не существует, а в ловушку могут попасть самые обычные люди, на которых действует язык убеждения.

Лидеры культов, говорит она, очень умело используют язык, создавая дихотомию «мы и они», придумывая новые «эксклюзивные» названия для существующих понятий и размывая за эвфемизмами неприятные значения, — так, что люди оказываются готовы менять свои убеждения на противоположные и совершать саморазрушительные поступки.

В своей новой книге «Сила культа. Что делает человека фанатиком и как этого избежать» Аманда Монтелл рассказывает, как это работает и какие языковые приемы тоталитарных сект можно обнаружить в речах политиков и основателей стартапов —  таких как Элизабет Холмс, Трэвис Каланик или Адам Нойманн. На русском языке книга выходит в декабре в издательстве «Бомбора». Forbes публикует отрывок. 

«Внутри и за пределами сектантской среды язык может побудить человека к решению реального вопроса как жизни, так и смерти. Работая волонтером на телефонной линии спасения для юных самоубийц, я из первых уст узнала, что язык, если его использовать определенным образом, способен помочь человеку выжить. И наоборот, язык может подтолкнуть человека к смерти. 

В 2017 году произошел прецедент, когда причинно-следственная связь между словами и самоубийством была впервые подтверждена в судебном порядке. Я говорю о скандальном судебном деле Мишель Картер. Эта молодая женщина была осуждена за непредумышленное убийство: она убедила своего парня покончить с собой, отправив ему текстовое сообщение. Дело Мишель Картер привело к первым серьезным общенациональным дебатам на тему: могут ли слова стать причиной смерти? 

Мы постоянно задаемся вопросом: что побуждает людей присоединяться к таким культам, как «Джонстаун» (названный в честь лидера секты Джима Джонса община в Гайяне, где в 1978 году более 900 человек совершили массовое самоубийство.

— Forbes) или «Врата Рая» (основанное Маршаллом Эпплуайтом уфологическое религиозное движение, 39 членов которого совершили самое крупное в истории США массовое самоубийство в 1997 году, одевшись в черные футболки с надписями «Команда Отъезжающих» и положив в карманы по $5,75 за «межгалактический проезд». — Forbes).

Что заставляет их оставаться в этих организациях? Что заставляет их вести себя так дико, обескураживающе, а иногда и ужасающе? Ответ следующий: Джонс и Эпплуайт смогли причинить своим последователям непоправимый вред, физически не тронув их даже пальцем: они систематически использовали методы перемены убеждений, обусловливания и принуждения, применяя язык в качестве главного инструмента своей власти. 

При всем многообразии влияний язык культов выполняет три функции. Во-первых, он заставляет людей чувствовать свою исключительность, осознавать, что их понимают. Подключается «любовная бомбардировка»: вы вроде как окружены вниманием и интересом к своей персоне, вы слышите вдохновляющие модные словечки, вам предлагают рассказать о своих слабостях. К примеру: «Уже одним своим существованием ВЫ были избраны, чтобы присоединиться к элитной Команде Отъезжающих, и судьба уготовила ей Царствие Божие». В мозгу одних эти фразы мгновенно вспыхнут красными флажками, идентифицирующими их как мошенническую уловку, другие решат, что у них эти слова просто не находят отклика, а вот у третьих в голове внезапно что-то «щелкнет». Спустя мгновение у них возникнет всепоглощающее чувство, что контакты с этой группой дадут ответ, и что дороги назад нет. Обычно все эти мысли и ощущения «накрывают» человека одновременно, и именно они заставляют его «вступить» в культ. Вот тут-то и случается перемена в убеждениях. 

Материал по теме

Далее столкновение с еще одним набором языковых тактик ставит людей в зависимое положение от лидера, так что жизнь вне группы уже перестает казаться возможной. Запущен процесс, который называется обусловливанием — на подсознательном уровне адепта обучают, как реагировать на определенные стимулы. Обусловливание заставляет людей оставаться в группе как можно дольше и по причинам, непонятным посторонним. И, наконец, язык, который используется в секте, подталкивает адептов к совершению поступков, полностью противоречащих параметрам их прежней реальности, этики и самоощущения. В них укореняется стереотип: «цель оправдывает средства», который в лучшем случае приводит к эмоциональному опустошению. Это называется принуждением. 

Что собой представляет первый ключевой элемент языка, который используют лидеры культов? Выстраивание дихотомии: «мы–они». Тоталитарные лидеры не могут рассчитывать на обретение и удержание власти, не используя при этом язык для поддержания психологического раскола между своими последователями и всем остальным обществом. «Отец Дивайн (наставник Джонса) говорил, что мы должны всегда делать различие между нами и ими, между нами и внешним врагом», — объяснила Лаура Джонстон Коль, ветеринар из Джонстауна. «Наши» должны понимать, что у них есть ответы на все вопросы, между тем как остальные люди, не принадлежащие к организации, не просто глупы, но и неполноценны. Когда вы убеждаете кого-то, что он на голову выше всех остальных, это помогает вам не только изолировать его от посторонних, но и также безнаказанно унижать, потому что таким образом можно оправдать все: от физического насилия до неоплачиваемого труда и словесных нападок — мол, это «особое отношение», зарезервированное исключительно для него. 

Это отчасти объясняет, почему у многих культов имеется свой собственный сленг. Трудные для понимания аббревиатуры, инсайдерские мантры, и даже такие простые, казалось бы, названия, как «волоконная лаборатория», звучат интригующе, и поэтому потенциальным новобранцам наверняка захочется все разузнать. Позже, когда они пополняют ряды адептов секты, у них формируется дух товарищества, и вот уже бывшие новички начинают свысока смотреть на людей, не знакомых с этим эксклюзивным кодексом.

С помощью языка можно вычислить потенциальных возмутителей спокойствия: если адепты сопротивляются употреблению новых терминов — это признак, что они могут быть не совсем согласны с идеологией секты и за ними пора наблюдать. 

Но самым преданным членам группы этот специфический язык кажется забавным, он вызывает у них благоговение, подобно тому, как порой приводит в восхищение новая cупермодная униформа работников той или иной компании. Последователи культа с энтузиазмом избавляются от своего старого лексикона. «Цель состояла в замене повседневных понятий терминами, которые могли бы напомнить о нашей прежней идентичности, — сказал мне Фрэнк Лайфорд, бывший участник «Врат Рая».— На мой взгляд, это было неплохо». Подобная цель предполагает изоляцию последователей культа от внешнего мира, и при этом они должны поддерживать тесную связь друг с другом. Также становится ясно, почему практически все сектантские группы (а также большинство монашеских сообществ) склонны переименовывать своих членов: Ти, До, Андоди, Чкоди… Ритуал подразумевает, что адепт как бы сбрасывает свою старую кожу и посвящает себя группе полностью.

 

Новые имена получают не только последователи, но и посторонние. Словарный запас Джонса и Эпплуайта был под завязку забит провокационными кличками, которые превозносили преданных группе и очерняли остальных. Члена «Врат Рая» можно было назвать «учеником Царствия Небесного», «воспреемником дара различения» или «ребенком участника Уровня Сверхчеловека». И наоборот, те, кто придерживался христианского мировоззрения, заносились в «люциферианскую программу». Считалось, что они поклоняются «вымышленному Богу», поддавшись влиянию «низших сил». Ти и До призывали своих учеников отдаляться от людей, которые не обладают «багажом знаний». Согласно учению «Врат Рая», всего лишь обладая «Истиной», участник «неизбежно» отдалялся от остального общества. 

Материал по теме

В «Храме народов» обращение «дети мои» было желанным титулом, которым Джонс награждал своих послушных сторонников, а термин «враждебные силы», разумеется, применялся ко всем, кто не следовал за ним. Еще более образное словечко «предатели» означало беглецов, таких как Гарри Ламбрев, которые узрели свет, но повернулись к нему спиной. «Тайными правителями» называли тех, кто «тайно управлял государствами». Одиозным термином «Небесный Бог» (мифическое христианское божество) обозначался враг «Бога во плоти», т. е. отца Джонса. 

Но сами слова делали только половину дела, другая половина дела была театральным представлением. Как живо запомнилось каждому, кто когда-либо посещал проповеди Джима Джонса, у этого деятеля имелись явные способности к драматизации. С кафедры он произносил короткие, перегруженные гиперболами фразы, чтобы зажечь свою паству. Джим Джонс умело разжигал страсти, поскольку они играли ему на руку. Каждый раз, произнося проповедь, он выбирал какое-нибудь событие из последних новостей или истории и преподносил его как катастрофу. 

Юланда Уильямс, одна из выживших в Джонстауне, вспоминает, как Джонс демонстрировал общине в Редвуд-Сити фильм под названием «Ночь и туман» о нацистских концентрационных лагерях. «Он сказал: Таков их план для цветных. Мы должны застроить нашу землю там, в Джонстауне, мы должны перебраться туда. Мы должны двигаться быстро, мы должны двигаться скоро, мы должны объединить наши ресурсы», — воспроизвела она речь Джонса. 

Гарри Ламбрев не смог бы забыть напыщенный проповеднический стиль Джонса, даже если бы и попытался. «Он говорил что-то вроде: «Макулатура [таким термином он называл Библию] сгодится для этого, — и указывал на свою задницу, — т. е. он хотел сказать, сгодится как туалетная бумага», — рассказывал Гарри. — Он театрально разодрал Библию на подиуме, и ее страницы разлетелись во все стороны. Потом он говорил что-то вроде: «Никому не трогать ее, она проклята. Он кудахтал, а мы смеялись». 

Данный феномен, когда слушатели ошибочно принимают за честность и прямоту отсутствие элементарной вежливости, хорошо знаком тем, кому довелось пережить правление сомнительного популиста: например, Сильвио Берлускони в Италии, Владимира Мечьяра в Словакии, Дональда Трампа в США. Я думаю, что допустила бы оплошность, не упомянув о сходстве ораторских стилей Трампа и Джима Джонса, которые одинаково любят придумывать волнующие, зажигательные клички своим оппонентам (например, «Фейк Ньюс» и «Продажная Хиллари» Трампа аналогичны «Тайным правителям» и «Небесному Богу» Джонса). Даже когда их заявления не имеют под собой никаких рациональных оснований, крылатых фраз и зажигательного исполнения будет достаточно, чтобы завоевать аудиторию. Когда кто-то с трибуны произносит такие высказывания, которые большинство из нас не позволили бы себе произносить даже в обществе самых близких друзей, это всегда завораживает. Как писал в 2019 году штатный обозреватель The Atlantic Джордж Пэкер, сила популистского языка Трампа состоит в его открытости: «Здесь не требуются экспертные знания… Так разговаривают люди, когда у них отключены тормоза». 

Материал по теме

Со временем запоминающиеся прозвища и инсайдерская терминология обретают сильный эмоциональный заряд. Когда какое-нибудь отдельное слово или фраза получают столь образную нагрузку, что одно их упоминание способно вызывать такие эмоции, как страх, горе, ужас, ликование, благоговение (все что угодно), лидер культа может воспользоваться этими ассоциациями, чтобы начать управлять поведением своих последователей. Некоторые психологи называют такой сленг образным языком. 

Иногда образный язык функционирует, искажая значение существующих слов до неузнаваемости, пока новое значение не затмит старое. Подобно тому, Джим Джонс определил «несчастные случаи» как «события, которые никогда не случаются, если только мы не заслуживаем их». В других случаях образный язык принимает форму вводящих в заблуждение эвфемизмов. Конечно, ни для кого не секрет, что, когда авторитетные фигуры употребляют слишком много расплывчатых речевых оборотов, такое большое количество может говорить об отсутствии у них логики или о чем-то зловещем, что кроется в подтексте. Также абсолютно верно, что эвфемизмы, не неся в себе заведомого негатива, могут смягчать неприглядные истины. В повседневном языке существует множество табуированных понятий, например, смерть. Связанные с ней эвфемизмы («скончаться», «уйти из жизни», «сыграть в ящик») мы можем использовать из соображений вежливости, чтобы не допустить дискомфорта и так или иначе воспротивиться смерти. 

Но в эвфемизмах Джонса и Эпплуайта смерть переосмысливается как активно вдохновляющее явление. Джонс называл эту мрачную реальность «перемещением» или, находясь в более маниакальном настроении, «Великим переходом». В «Ленте смерти» он называет умирание второстепенной проблемой «безмятежного перехода на следующий уровень». Эпплуайт никогда не упоминал таких слов, как «умереть» или «совершить самоубийство», — вместо этого он использовал выражения «покинуть транспортное средство», «окончить обучение», «завершить переход» или «выйти из контейнеров для наследования тел следующего этапа». Эти термины являлись инструментами, необходимыми для того, чтобы последователи Эпплуайта свыклись с идеей смерти, отказались от естественного страха перед ней. 

Материал по теме

В репертуаре каждого лидера культа имеется сопутствующий инструмент образного языка: так называемое клише, прекращающее мысли. Изобретенный в 1961 году психиатром Робертом Дж. Лифтоном, этот термин относится к броским фразам, которые призваны препятствовать выдвижению аргументов против сказанного и критическому мышлению и не позволяют продолжить нить рассуждений. 

С тех пор, как я узнала об этой концепции, нахожу ее повсюду — например, в политических дебатах, в афористичных хэштегах, засоряющих мою ленту в соцсетях. Чтобы тотчас отвергнуть инакомыслие или рационализировать порочную логику, лидеры сект нередко обращаются к клише, прекращающим мысли, также известным как семантические стоп-сигналы. В своей книге «Реформа мышления и психология тотализма» Лифтон пишет, что с помощью этих стандартных изречений «самые серьезные и сложные человеческие проблемы сжимаются в краткие, очень избирательные, категорично звучащие афоризмы, которые легко запомнить и выразить. Они становятся началом и концом любого идеологического анализа». Таким образом, тогда как образный язык способствует усилению эмоций, семантические стоп-сигналы служат командой прекращения мысли. Проще говоря, при их перекрестном использовании тело последователя вопит: «Делай все, что говорит лидер», а его мозг шепчет: «Не думай о том, что может произойти дальше», — и это очень коварная комбинация. 

В сфере культов такие клише вовсе не являются чем-то экстраординарным. Как это ни парадоксально, рассуждения о «промытых мозгах» тоже могут быть семантическим стоп-сигналом. Невозможно вступить в диалог с человеком, если он заявляет с порога: «Этому промыли мозги» или: «Вы состоите в секте». Подобная тактика просто неэффективна. Я вижу: каждый раз, когда ее применяют в социальных сетях, споры заходят в тупик. Как только эти фразы произносятся, они заглушают диалог, не оставляя надежды получить ответ на вопрос: что стоит за резким расколом в убеждениях? 

Помимо ожесточенных споров, такого рода клише возникают и в наших бытовых разговорах. Возьмем такие выражения, как: «Что есть, то есть», «Мальчики останутся мальчиками», «Все происходит не просто так», «Все в руках Божьих» и, конечно же, «Не думай об этом слишком много». Общаясь с представителями движения «Нью-эйдж», я обнаружила, что семантические стоп-сигналы могут принимать форму таких туманных изречений, как: «Истина — это концепт», «Ничто из этого не имеет смысла в масштабах Вселенной», «Я предполагаю наличие множества параллельных реальностей», «Не позволь страху управлять собой» или: «Отметайте любые тревоги или сомнения как ограничивающие стереотипы».  

Эти нравоучительные лозунги эффективны, потому что смягчают когнитивный диссонанс, неприятное ощущение дисбаланса, которое возникает, когда человек пытается придерживаться двух противоречивых убеждений одновременно. Например, у меня есть знакомая, которую недавно уволили с работы. Она жаловалась мне, какой неуместной была реакция людей на ее плохие новости. Они реагировали фразами типа: «Все происходит не просто так». На самом деле увольнение произошло из-за стечения скверных, запутанных обстоятельств, таких как спад в экономике, плохой менеджмент в компании, и, наконец, скрытый сексизм и неуравновешенный темперамент ее шефа, т. е. причин было много. Но друзья и старые коллеги моей знакомой не хотели думать об этом, потому что в противном случае им пришлось бы встревожиться и внезапно осознать, что, в принципе, жизнь тяготеет к энтропии, а им хотелось выглядеть в глазах этой женщины сочувствующими людьми. Поэтому ей скармливали фразу: «Все происходит не просто так», что позволяло упростить ситуацию и покончить со всеобщим когнитивным диссонансом.  

Клише, прекращающие мысли, это такой успокоительный психотропный препарат. У Джонса был заготовлен целый набор этих фраз, которые он выкрикивал, когда сомневающийся или взволнованный последователь пытался задать вопрос или просил тишины. «Во всем виноваты СМИ — не верьте им!» — звучало каждый раз, когда кто-то сообщал новость, противоречащую мнению Джонса. В день трагедии он произносил такие фразы, как: «Это не в нашей власти», «Выбор сейчас не за нами» и «Все смертны», чтобы заткнуть рты таким оппозиционеркам, как Кристин Миллер. 

Лидеры «Врат Рая» Ти и До нередко повторяли заученные фразы вроде: «Каждая религия меньше, чем Истина», потому что не желали обсуждать другие системы верований. Чтобы приструнить обвинителей, уличающих их теории в нелогичности, они утверждали, что, мол, если «ИСТИНА об Эволюционном Уровне Сверхчеловека» еще не открылась вам, то они не виноваты. Значит, вы еще просто не научились «различению». 

Подобные клише, прекращающие мысли, пускались в ход всегда, когда у адептов возникали неудобные вопросы. Например, как Джонстаун может быть для нас наилучшим вариантом, если мы все тут голодаем? Или: существует ли способ достичь просветления без самоубийства? Вы получали простой ответ: не беспокойтесь. Поиски дополнительной информации — яд для человека, злоупотребляющего властью, клише, прекращающие мысли, подавляют самостоятельное мышление. Они одновременно ставят последователя на место и освобождают его от ответственности. Если мысль «во всем виноваты СМИ» выжжена клеймом в вашем мозгу, вы быстро научитесь воспринимать СМИ как козла отпущения и не принимать во внимание никакие другие причины ваших страданий. Если у вас возникает слишком много вопросов, значит, что у вас просто нет дара различения, и в конце концов вы перестанете задавать вопросы, потому что дар различения — это то, что вам хочется иметь больше всего на свете.  

Даже если кто-то заметит, что вы используете эту тактику, и захочет высказаться против нее, то на этот случай в самых репрессивных сектантских общинах заготовлены стратегии, которые могут заставить этих людей молчать. И Эпплуайт, и Джонс не позволяли своим последователям контактировать не только с внешним миром, но и друг с другом. Поселившись в Джонстауне, участники «Храма народов» вскоре заметили, что «Земля обетованная» — фикция и ничего более. Но как товарищи по несчастью могли сблизиться между собой? Запрещено. Джонс ввел «правило тишины», и потому всякий раз, когда его голос звучал по лагерной системе громкой связи (что случалось нередко), никому другому не разрешалось взять слово. Во «Вратах Рая» речь адептов также тщательно регламентировалась. Фрэнк Лайфорд вспоминает, что все должны были говорить тихим голосом или не говорить вообще, чтобы не потревожить других членов общины. Нет общения — нет единомышленников. А значит, никаких шансов найти выход из ситуации, которая тебя не устраивает».

Материал по теме

Религиозный тоталитаризм, светский тоталитаризм и другие угрозы международной религиозной свободе

Жители Запада не должны ни преувеличивать наши проблемы и забывать, насколько они хороши, ни преувеличивать наши благословения и пренебрегать защитой свободы вероисповедания. Мы по своей природе не лучше и не более заслуживаем свободы вероисповедания, чем кто-либо другой в мире, и мы не должны воспринимать нашу удачу как должное. Первая серия из двух частей.

Сто пятьдесят лет назад, в июне этого года, дело Эдгардо Мортара потрясло мир. Эдгардо Мортара, шестилетний еврейский мальчик из Италии, был взят из семьи папскими властями и воспитан как католик под наблюдением папы. Это было сделано в соответствии с законом в Болонье, тогда входившей в состав Папской области, после того, как было обнаружено, что пятью годами ранее католическая няня мальчика тайно крестила годовалого ребенка, когда он заболел, и она боялась, что он умрет. умереть. Закон требовал, чтобы этот мальчик-католик получил католическое образование.

Эта история, ставшая большой сенсацией того времени и имевшая широкий резонанс, в последнее время привлекла к себе дополнительное внимание из-за освещения в First Things , долгое время ведущем журнале страны о религии и общественной жизни, недавней публикации английского издания Воспоминания Мортары. Статья в First Things о новом переводе привлекла столько внимания, потому что автор статьи оправдывал похищение мальчика папой и его полицией. Или, если «оправдание» слишком сильно сказано, я скажу «сочувственное объяснение». Излишне говорить, что это вызвало некоторую жару на First Things », редактор, которого критиковали за публикацию статьи.

Я не собираюсь обсуждать само дело Мортары, сомнительную статью, вдохновленную мемуарами, или даже целесообразность публикации такой статьи. Но я хочу взять за отправную точку этой лекции начало ответа редактора на критику его решения напечатать статью:

Эпизод с Эдгардо Мортара — пятно на католической церкви. Что бы ни думали о действенности крещения, насильственное разлучение ребенка с родителями — тяжкий поступок. И даже если кто-то может построить теоретическое обоснование для этого, как это делает Романус Чессарио [автор статьи], со стороны Пия IX было крайне неосторожно забрать Эдгардо у его родителей, учитывая скандал, который это навлекло на католическую церковь, скандал, который продолжается до сих пор.

Перед нами стоит фундаментальный вопрос, касающийся религиозной свободы. Перед нами лежит основной вопрос: имеют ли люди право выбирать и жить своей верой без вмешательства правительства, или пределы религиозной свободы определяются исключительно суждениями благоразумия. Иными словами, возникает вопрос, имеют ли люди право на свободу вероисповедания в принципе или только на практике, когда это устраивает государство.

Ненадолго переходя к изюминке, позвольте мне сказать, что я придерживаюсь первой точки зрения, согласно которой свобода вероисповедания является Богом данным неотъемлемым правом. Конечно, это не означает, что право на свободу вероисповедания не имеет границ. Как и в случае с другими правами, разумные ограничения могут существовать и существуют (характер и объем этих ограничений — тема для другой статьи).

Вместо этого я хотел бы обосновать, почему более важно, чем когда-либо, сформулировать принципиальное доводы в пользу свободы вероисповедания. Я начну с описания различных способов, которыми угрожают свободе вероисповедания — справа, слева и по всему миру — способов, которые в совокупности создают картину нашего времени, вызывающую глубокую тревогу. Отсюда я предложу путь вперед в защите свободы вероисповедания.

Религиозный тоталитаризм

Учитывая споры о сфере действия Первой поправки в этой стране, я уверен, что многие из вас хотят услышать о свободе вероисповедания на Западе. Но перед этим я хочу обратиться к религиозной свободе за пределами Запада, где во многих местах религиозная свобода находится под угрозой. Опасность исходит от того, что я назову тоталитарной угрозой. У этой тоталитарной угрозы есть два аспекта: религиозный и светский.

Мы находим религиозный тоталитаризм в таких странах, как Иран и Саудовская Аравия, хотя недавние события в Саудовской Аравии предполагают, что эта страна может двигаться в новом направлении. Посмотрим. Что важно помнить об этих местах, так это то, что проблема заключается не только в религиозной свободе для меньшинств; это религиозная свобода для всех. Даже если человек или группа — или даже большая часть страны — придерживаются навязанной государством версии религии, эти люди не обладают религиозной свободой. Ни один из них не может не соглашаться, изменять или отрицать. Ни один из них не может свободно придерживаться другой версии поддерживаемой правительством секты. Возможно, хуже обстоят дела у религиозных меньшинств, но теократические устои этих стран лишают все население религиозной свободы.

Такие нарушения свободы вероисповедания, конечно, не новы, но во многих отношениях угроза растет. ИГИЛ является воплощением и до сих пор вершиной такого экстремизма; халифат означает религиозный тоталитаризм. Слава богу, ИГИЛ в некоторых местах отброшено, но во многих других оно живет, и идеология не исчезнет в ближайшее время. Напротив, по мере отступления ИГИЛ репрессивные методы Ирана распространились на Ирак, Сирию, Йемен и другие регионы.

В мае я поехал в Пакистан. Несмотря на сильное влияние военных, я бы не стал классифицировать Пакистан как тоталитарный, но ситуация в этой стране значительно ухудшилась. Незадолго до моего визита студент-мусульманин был линчеван по обвинению в богохульстве. К сожалению, Пакистан является мировым лидером по судебным преследованиям, осуждениям и тюремным заключениям за богохульство, а некоторые даже приговорены к смертной казни, но, возможно, еще хуже ужасающее насилие, совершаемое против обвиняемых во многих случаях. Этому насилию способствует атмосфера безнаказанности, когда обвинители и нападавшие часто не несут наказания за свои действия. Упомянутое мной дело студентки университета было особенно примечательным, потому что оно взорвало распространенный в Пакистане нарратив о том, что обвинения в богохульстве и сопровождающие их нападения в основном затрагивают бедные и неграмотные религиозные меньшинства, как, например, в споре между батраками, в результате которого невинная христианка Асия Биби попала в тюрьму ложные обвинения в отступничестве. Жертвой университетского дела стал молодой, образованный, обеспеченный мусульманин, убитый своими сокурсниками — во имя ядовитой тоталитарной идеологии, не терпящей никаких отклонений и инакомыслящих.

Я скажу больше о законах о богохульстве, но сначала позвольте мне добавить еще пару слов о Пакистане. Одной из групп, подвергшихся вопиющей дискриминации в Пакистане, являются ахмадийцы, секта, которую другие мусульмане считают еретической. Они последователи новоявленного пророка девятнадцатого века, расходящиеся с более традиционными приверженцами своей веры. Ахмадийцев презирают во всем мусульманском мире, но в Пакистане они отмечены даже в конституции страны за особую, официальную дискриминацию. Например, чтобы голосовать, ахмадийцы должны отказаться от своих убеждений. Им не разрешается называть себя мусульманами, и им не разрешается называть свои молитвенные дома мечетями. Недавно правительство предложило очень скромное изменение в формулировке закона, которое не гарантирует, но может, по крайней мере, открыть дверь для свободного голосования ахмадийцев. В ответ на этот крошечный шаг протестующие остановили столицу Исламабад, ситуацию, которую правительство смогло разрешить, только уступив требованиям об отмене поправки к закону, и министру юстиции, внесшему предложение, подать в отставку.

Законы о богохульстве в Пакистане представляют собой огромную проблему, но я подозреваю, что вы будете удивлены, узнав о масштабах законов о богохульстве по всему миру. В 2016 году Комиссия США по международной религиозной свободе (USCIRF), председателем которой я являюсь, выпустила отчет, в котором перечислены и проанализированы все законы о богохульстве в мире. Угадайте, сколько стран имеют законы о богохульстве. Почти семьдесят — треть стран мира. Удивлен? Что ж, вы еще больше удивитесь, когда узнаете, в каких странах они есть.

В дополнение к обычным подозреваемым — а обычных подозреваемых много — в список входят Австрия, Бразилия, Канада, Кипр, Финляндия, Германия, Ирландия, Италия, Новая Зеландия, Испания и Швейцария, и это лишь некоторые из них. Безусловно, законы о богохульстве в этих странах часто не соблюдаются. Тем не менее, мы в комиссии считаем, что все страны должны отменить свои законы о богохульстве, как это недавно сделали Дамарка и Мальта. Это подает хороший пример и оказывает давление на страны, в которых законы о богохульстве применяются более энергично, часто с жестокими последствиями.

Еще более важным является принцип, который поставлен на карту. Свобода вероисповедания, закрепленная в статье 18 Всеобщей декларации прав человека, подразумевает, что:

Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения, а также свободу, самостоятельно или совместно с другими, публично или в частном порядке, исповедовать свою религию или убеждения в обучении, практике, богослужении и обрядах.

Люди должны иметь право отклоняться или не соглашаться с местной ортодоксией. Им должно быть позволено отвергать местных богов и называть своих богов любым именем, которое они сочтут нужным. Законы о богохульстве, соблюдаемые или нет, устанавливают, что, в принципе, правительство может регулировать то, во что вы верите. И я говорю «верю», потому что истинная вера очень часто неотделима от выражения этой веры в той или иной форме. Законы о богохульстве устанавливают, что религиозная свобода человека не является правом в собственном смысле, а правом или привилегией, подлежащей благоразумному суждению со стороны государства. Таким образом, религиозный тоталитаризм в конечном счете направлен на контроль всего человека, вплоть до его мыслей. Это, безусловно, разделяет его светский аналог.

Светский тоталитаризм

Это подводит нас к другой серьезной угрозе религиозной свободе за границей: светскому тоталитаризму.

В некоторых случаях тоталитаризм действительно идеологически светский. В то время как религиозный тоталитаризм боится ложных богов, светский тоталитаризм боится истинного Бога. Так обстоит дело, например, в Китае, где коммунистическое государство официально является атеистическим. Для китайских чиновников, как и в других коммунистических диктатурах, религия представляет собой угрозу, потому что она предлагает источник власти и преданности вне правящей партии. Поэтому они очень стремятся искоренить религию везде, где она процветает и не контролируется государством. Китай может терпеть назначенных государством епископов, но не подпольных.

Одной из групп, подвергающихся жестокому угнетению в Китае, являются мусульмане-уйгуры. В последнее время правительство усилило подавление их исповедания ислама, приняв далеко идущие меры, включая запрет на ношение длинных бород, пост во время Рамадана и даже на присвоение детям определенных мусульманских имен. Уйгуры проживают в основном в западном Китае, и правительство совершает эти нарушения, заявляя о сепаратистской агитации среди уйгуров. Хотя исламистский экстремизм представляет собой реальную угрозу во всем мире, китайское правительство не заслуживает сомнений, когда речь идет о свободе вероисповедания в частности или правах человека в целом. Насколько мы можем судить, большинство уйгурских мусульман миролюбивы, и обращение с ними явно несправедливо.

Я поднимаю вопрос об уйгурах-мусульманах в Китае, потому что он указывает на более широкий феномен светских правительств, в основном авторитарных, подавляющих религию во имя безопасности. Особенно это касается центральноазиатских государств бывшего Советского Союза. Я еще раз признаю, что мировая угроза исламистского экстремизма реальна. Однако слишком часто законные соображения безопасности используются в качестве предлога для чрезмерных ограничений свободы вероисповедания. В этих странах с помощью сложных систем регистрации и разрешений правительства регулируют и контролируют всю религиозную деятельность. Мусульмане, составляющие подавляющее большинство этих стран, а также христиане и другие небольшие группы несправедливо страдают во имя национальной безопасности. Здесь правительство не столько стремится навязать идеологию, как в теократии. Вместо этого он надеется укрепить непревзойденный авторитет государства, сохранив нерелигиозный характер общества. В некотором смысле это государственно-ориентированное видение становится заменой религии (Северная Корея является самым радикальным и самым нелепым примером).

И религиозный, и светский тоталитаризм считают религию и, следовательно, свободу вероисповедания своим врагом.

Свобода вероисповедания на Западе

С этой точки зрения у нас на Западе все довольно хорошо. Работая в USCIRF, который отслеживает и сообщает о наихудших ситуациях со свободой вероисповедания в мире, я остро осознаю, насколько наши проблемы дома меркнут по сравнению с тем, что происходит за границей. Но урок из этого не то, что вы думаете. Дело не в том, что мы должны чувствовать себя настолько хорошо, чтобы довольствоваться нашими нынешними обстоятельствами. Напротив, болезненная международная сцена должна быть для нас постоянным напоминанием о том, насколько редка, насколько драгоценна и насколько уязвима религиозная свобода — и насколько бдительными мы должны быть в ее защите.

По своей природе мы не лучше и не заслуживаем свободы вероисповедания больше, чем кто-либо другой в мире, и мы не должны воспринимать нашу удачу как должное. Скорее, мы должны усердно работать над сохранением культурных, политических и правовых условий, которые делают возможной свободу вероисповедания. Короче говоря, мы не должны совершать ни одну из ошибок: мы не должны ни преувеличивать наши проблемы и забывать, как хорошо они у нас есть, ни преувеличивать наши блага и пренебрегать защитой религиозной свободы.

В завтрашнем эссе я опишу события в нашей собственной цивилизации, которые продемонстрируют, как может происходить эрозия этого священного права, анализируя внутренние проблемы религиозной свободы, с которыми сегодня сталкиваются правые и левые.

Деструктивная религиозность» в контексте теоретического анализа

Аннотация

С конца 1980-х гг., в условиях социального кризиса и массового растерянности людей, сопровождающихся поисками духовной опоры, всегда активны попытки массового воздействия на индивидуальное сознание. Тенденция вызывает формирование новой религиозной культуры. Ее новизна обусловлена ​​цивилизационным скачком ХХ века, серьезно преобразившим духовные основы мировой культуры в целом и религиозной культуры в частности. К концу 20 века общество и власть оказались под влиянием светской и атеистической идеологии, регламентировавшей границы человеческой жизни. Предметом научных споров стали понятия секты, неокульта, тоталитарных, авторитарных, харизматических культов и нетрадиционных религий, не получившие определения в российских правовых актах. Будучи достаточно неоднозначными, все эти понятия имеют одну общую сему — «деструктивность». Для признания религиозных объединений экстремистскими или террористическими у государства есть различные нормативно-правовые акты, регламентирующие регистрацию религиозных организаций, и судебные решения. Все религиозные организации делятся на легальные и нелегальные. Социолог определяет деструктивность любого воздействия на общество, политолог — на государство, а психолог или психиатр — на личность. Обвинения религиозных объединений в деструктивности, выдвигаемые религиоведами, отражают лишь их субъективное мнение. Без квалифицированной судебно-медицинской экспертизы и приговора суда любые утверждения являются голословными.

Ключевые слова: Религияэкстремизмдеструктивная религиозность,

Введение

На рубеже второго и третьего тысячелетий зародились надежды на смягчение межличностных отношений и решение межгосударственных проблем. Более того, экстремизм стал яркой характеристикой нынешнего периода. Поэтому неудивительно, что исследователи уделяют этому вопросу внимание. Но противодействие экстремизму имеет аспекты, которые никогда не изучались. Это религиоведческие экспертизы и теоретические и практические проблемы, с которыми сталкиваются религиоведы. Внимание к этому виду экспертизы уделяется по двум причинам. Во-первых, понятийный аппарат в межконфессиональных отношениях сложнее и менее однозначен, чем в политическом и национальном экстремизме. Во-вторых, введение в школьные программы дисциплины «Основы религиозных культур и светской этики» и создание воскресных религиозных школ на базе светских образовательных учреждений потенциально опасны, поскольку могут вызвать межконфессиональные конфликты, особенно при снижении уровня религиозной грамотности большинства населения. учителей довольно низкий.

Постановка проблемы

Среди проблем, связанных с усилением религиозной напряженности и трансформацией религиозной культуры, важнейшее место занимают религиозный экстремизм и терроризм. Ряд проблем, связанных с этими проявлениями, затрагивает все социальные сферы. Довольно активны различные религиозные организации. Выявление особенностей и видов деструктивной религиозности важно для устранения или минимизации деструктивного воздействия религиозных объединений.

Исследовательские вопросы

Теория религии и юридическая практика должны взаимодействовать для выявления деструктивности религиозных объединений и идей. Важно выявить признаки религиозной деструктивности. Различить социально стабилизирующие и деструктивные проявления религиозности сложно из-за широкого спектра конфессиональных объединений. Поэтому крайне сложно разработать единую методологию как систему принципов и методов теоретической и практической деятельности общества и государства с участием различных форм религиозной жизни. Это определяет задачу дать научное определение понятиям «секта», «тоталитарная секта», «деструктивный культ» и ограничить их использование в качестве религиозных категорий.

Цель исследования

Цель статьи — рассмотреть теоретические проблемы религиоведения, связанные с характером конкретных конфессиональных групп и их поведением в межконфессиональных отношениях; поиск адекватной модели восприятия религиозных объединений и учений, на которых они основаны, в научном и правовом поле

Методы исследования

В исследовании использованы абстрагирование и идеализация, сравнительный анализ нормативно-правовых актов и научных публикаций, анализ существующих понятий, понятийный аппарат исследования, экспертная оценка, отражение и обобщение личного эмпирического опыта участия эксперта в расследованиях и делах о религиозном экстремизме. Исследование основано на экспертной деятельности авторов (Бенин, Уразметов, 2015).

Находки

В современной религиозной жизни России наблюдается широкий спектр различных проявлений религиозности, возникших в результате роста религиозных свобод, инициированного в конце советской эпохи и законодательно закрепленного в 1990 г. Законом СССР «О свободе совести и религиозных организациях». (Закон СССР, 1990 г.). В конце 20 века в государствах бывшего СССР, включая Россию, были разрешены все формы религиозной деятельности. Крупнейшие религиозные организации решили восстановить свои позиции, утраченные в период государственно-идеологического атеизма. Различные религиозные объединения рассматривали Россию как свободный «рынок религиозных услуг». Поэтому в Россию стали проникать лидеры иностранных религиозных объединений. Чиновники не сопротивлялись их проникновению. В 1990 г. Харикеша Свами встретился со своими последователями в СССР, Мун Сон Мен встретился с М.С. Горбачев. В 1992 году Сёко Асахара познакомился с вице-президентом А.В. Руцкий. Эта свобода коснулась ведущих университетов, где началось активное сотрудничество с различными религиозными организациями. Ярким примером является инициатива декана факультета журналистики МГУ Я.Н. Засурский. В 1992 году он основал «Зал имени Рона Хаббарта». В главном университете страны.

СССР и РФ посетили лидеры одиозных религиозных объединений и духовные «учителя». Одним из самых ранних и ярких явлений на религиозном небосклоне угасающего Советского Союза были Юонна Свами и Мария Дэви Христос, создавшие Белое Братство в 1990–1993. Братство действовало в СССР, а затем в Украине и России. Таких же «гуру», «святых отцов» и «ученых богословов» (В.Г. Мушич, Виссарион, Е.Д. Марченко и др.), воздействовавших на умы и души своих соотечественников, было немало.

Еще одной характерной чертой религиозной культуры России были попытки возродить язычество. Мордва, марийцы, русские и многие другие народы стали обращать внимание на свое культурное и религиозное прошлое. Были созданы неоязыческие ассоциации.

Религиозное разнообразие стало результатом свободы вероисповедания и духовного импринтинга. Общественное сознание, сформированное атеистической пропагандой, получило доступ к религиозным проявлениям как к малоизвестной составляющей духовной культуры. Люди, не знакомые с сущностью религии, приобрели своеобразную веру, которую активно использовали различные проповедники. Кроме того, привыкшие к государственному патернализму советские люди не представляли себе, что их возвышенные духовные потребности могут быть использованы в меркантильных целях мошенниками, похитившими материальные ценности и претендующими на свою власть над сознанием. Советские люди не знали «дороги в храм». Миссионеры и гуру предлагали им готовые рецепты, давали образцы новой духовности через СМИ, входя в их дома.

Ситуация усугублялась тем, что советская власть не имела опыта партнерского сосуществования с религиозными учреждениями, так как взаимодействовала с ними на основе полного контроля. Поэтому раннее постсоветское государство, не имевшее практической модели законодательного регулирования духовной сферы, было вынуждено действовать методом проб и ошибок.

Что касается светского религиоведения, то оно создавалось с нуля. Перед революционными событиями 19 октября17, русское религиоведение все еще находилось в зачаточном состоянии. Они стали отделять свой предмет от христианского и мусульманского богословия. В последующий советский период религиоведение не получило развития в силу подчинения его атеистической политике государства. Поэтому государство, научное сообщество и общество в целом оказались не готовы к новой религиозности, хлынувшей в Россию в конце ХХ века.

С учетом этих обстоятельств мы считаем ошибочным обвинять Горбачева и Ельцина или органы власти в целом в религиозном хаосе. Сама власть новой России была продуктом предыдущей эпохи и испытывала те же проблемы, что и общество. Что же касается научного сообщества, то его представители увидели в свободе вероисповедания только новые возможности для развития. Они не предвидели его негативных последствий. Однако с начала 19 в.90-х годов государство и научное сообщество стали осознавать необходимость упорядочения и структурирования новой духовности.

С целью укрепления религиозных институтов Правительство России приступило к разработке правовых актов. Первые попытки определить положительные и отрицательные стороны религиозных институтов появились в отечественных исследованиях. Появился растущий интерес к традиционным и нетрадиционным религиям, сектам и деструктивным культам в средствах массовой информации, общественно-политических дискуссиях и научных публикациях.

Попытки объяснить негативные последствия деятельности некоторых религиозных организаций стали причиной решения Судебной палаты по информационным спорам. В решении говорилось, что «понятия секты в российском законодательстве не существует. Термин имеет негативное значение. Используя его, журналисты могут оскорблять чувства верующих» (Решение Судебной палаты по информационным спорам, 1998 г.). Суды и некоторые государственные органы стали отслеживать негативные последствия свободы вероисповедания, которые проникли в социальные сферы (например, Приказ Минздравмедпрома РФ, 1996). Результатом этой рефлексии стал ряд федеральных законов и иных актов, регулирующих религиозную жизнь в России. К ним относятся Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» (Федеральный закон, 1997 г.), «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» (Федеральный закон, 2001 г.), «О противодействии экстремистской деятельности» (Федеральный закон, 2002 г.). ), «О противодействии терроризму» (Федеральный закон, 2006 г.), приказ Федерального Минюста «О государственной религиоведческой экспертизе» (Приказ Минюста РФ, 2009 г.).), Указ Президента «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» (Указ Президента, 2015 г.) и др. Правительство рационализировало возможные проявления религиозных свобод и установило их границы, определило приоритеты во взаимоотношениях с религиозными институтами. Таким образом государство защитило себя и общество от религиозного экстремизма и терроризма. Кроме того, уголовное законодательство предусматривало меры по защите религиозных чувств и потребностей русского человека.

В то время как юридические определения не допускают двусмысленности, научные определения довольно двусмысленны. Авторы предлагают различные критерии дифференциации религиозных объединений. Поэтому будем опираться на этимологию. Термин «деструктивный» (лат. Destructio) означает «ведущий к распаду структурно-функциональных взаимосвязей системы». В религиоведении понятие связано с понятием «культ». Понятие «деструктивный культ» подразумевает разрушительные последствия для человека, его психики, стабильного психологического состояния, социализации в связи с его участием в обрядах, молитвах, богослужениях и иной религиозной деятельности.

Р. Лифтон характеризует деструктивные религиозные объединения следующим образом: резкое разделение мира на «чистое» и «нечистое», «хорошее» и «плохое»; провозглашение догм группы абсолютной истиной; вера в то, что только члены этой группы имеют право на жизнь; строгая структуризация среды, регламентированное общение с нечленами; ограниченный доступ к информации; религиозное учение провозглашается высшей ценностью, более значимой, чем личность (Лифтон, 1989).

Однако, если опираться на эти признаки, то легко увидеть, что большинство из них типичны для многих античных и современных религиозных представлений. Разделение мира на «чистое/хорошее» и «нечистое/плохое» характерно для зороастризма, иудаизма и ислама. Краеугольным камнем любой религиозной догмы является ее безусловная истина. Что же касается права на жизнь, то представленный в исламе и христианстве Страшный суд предполагает полное уничтожение иноверцев и грешников из числа адептов этих религий. Жесткая структурированность среды и однозначные правила общения внутри и вне конфессии также характерны для всех развитых религий. Бог(и) как источник религиозного учения есть высшая ценность, которой является личность верующего. Таким образом, выявленные Р. Лифтоном признаки деструктивных религиозных объединений описывают основу любой религиозности. Тот факт, что сегодня в секуляризованном обществе большинство верующих не задумываются об этом, свидетельствует о том, что традиционные религии утратили неограниченную власть над обществом и инструменты для реализации этих возможностей.

Парадоксально признать, что все религиозные концепции имеют схожие черты, хотя не все из них смогли реализовать их на протяжении всего своего существования. Более того, эти черты ослабевают по мере старения концепций религий. Чем короче история исповеди, тем ближе она к практической реализации этих признаков. Однако на уровне догм и учений все конфессии остаются верны этим принципам.

Т. Лири и М. Стюарт считают, что «в деструктивных сектах к последователям применяются психологические методы, методы воздействия на сознание, методы модификации поведения. Эксплуатируются групповое соответствие и потребность подчиняться властям. Кроме того, деструктивные секты используют обман, фальсификацию и запугивание. Они помогают им постепенно разрушать личность. Манипулируя мыслями, чувствами и поведением последователей, они трансформируют их сознание. В деструктивных сектах нарушаются права человека. Используя ряд специальных приемов, они воздействуют на сознание и подсознание людей, внушают фобии и зависимости, которые мешают последователям выйти из секты» (Лири, 2002).

Критерии, предложенные Т. Лири и М. Стюартом, неоднозначны, если использовать их для анализа крупных религиозных организаций. Лидеры Католической церкви, Русской православной церкви Московского патриархата, салафитского духовенства, представленного Министерством вакуфов и религий Королевства Саудовская Аравия, используют телевидение и Интернет для воздействия на сознание верующих. Регулярные выступления (проповеди) лидеров различных религиозных организаций, транслируемые по каналам СМИ во время религиозных и государственных праздников, торжественных мероприятий направлены на поддержку необходимости подчинения власти. Запугивание божьей карой и посмертной карой до сих пор является одним из инструментов поддержания приверженности религиозному догмату, как на уровне простой проповеди рядового представителя духовенства какой-либо религии, так и на уровне высших духовных иерархов. Если верующий не знает о возможном наказании за отступление от основ религии, у него не будет действенного стимула следовать догматам. Правильное манипулирование догматами перед целевой аудиторией направлено на изменение сознания, перестройку его в соответствии с целями религиозной деятельности.

Самый опасный вопрос этой дискуссии – нарушение прав человека. В Нагорной проповеди Иисус Христос говорит, что во избежание греха человеку правильнее отсечь части тела. То же самое сказано в Коране. Можно говорить о нарушении прав человека крупнейшими религиозными организациями, которые провозглашали и нарушали права человека, по крайней мере, до конца XVII века (христианский Запад) и до середины ХХ века (мусульманский Восток). Однако культура и секуляризация государственной власти «отняли» у религиозных организаций аппарат принуждения, хотя на догматическом уровне он все еще существует.

Р.Р. Абдулганеев (Абдулганеев, 2012) определяет религиозную деструктивность через принадлежность к контркультуре. Он рассматривает это как протест против существующей системы ценностей и мироустройства, религиозных традиций и официальных церквей. Для Р.Р. Абдулганеева стремление к власти, контролю над обществом реализуется через деструктивную религиозность с ее агрессивностью, насилием и превосходством. В отличие от «традиционных» верований «нетрадиционные» религии склонны к экстремизму и терроризму и имеют длительные сроки реабилитации для тех, кто их покинул.

Но этим признакам деструктивности можно противопоставить монотеизм в иудаизме, который был контркультурным до времен Моисея, христианство, которое было контркультурным до времен Константина I Великого, ислам, который был контркультурным до захвата Мекки в 630 году. Кто были Моисей, Мухаммед и Иисус Христос по отношению к их религиозной, национальной и политической среде? Они критиковали государство, существующую модель межэтнических отношений и религиозные убеждения. Они призвали к активным действиям против них и занимаются контркультурной деятельностью. Иными словами, на ранних этапах многие религии были контркультурными. На догматическом уровне они продолжают оставаться контркультурными.

Р.Р. Абдулганеев определяет внешнюю деструктивность как воздействия на этическую составляющую личности адепта с целью его подавления и подчинения, преодоления нравственных и духовных барьеров, устранения основ бесконфликтного сосуществования в обществе, разрыва связей с социальной средой, поощрения аскетический образ жизни с постоянными и длительными постами, лишениями сна и многочасовыми молитвами, распространяют «культ исповеди». Для чего нужны большие молитвенники в православии? Требуют ли православие и католицизм регулярной исповеди? Возвеличивают ли христианство и ислам аскетизм и провозглашают презрение к материальным благам? Типичны ли для буддиста бесконечные бдения и медитации? Как видим, от нас снова ускользают однозначные признаки, отделяющие «плохие» религиозные понятия от «хороших». Другими словами, либо знаки не являются знаками деструктивности, либо все религии деструктивны. Мы считаем, что первое утверждение верно.

Как видим, зарубежные и российские исследования не различают деструктивные и созидательные религиозные объединения. Обзор попыток определения понятия «деструктивный культ» можно завершить цитатой М. Вебера: «Возьмем, например, понятия «церковь» и «секта». У них есть ряд особенностей; граница между ними и их содержанием будет неоднозначной» (Вебер, 1990). И хотя исследователь не упомянул о «деструктивном культе», анализ позволяет расширить точку зрения Вебера. Такой же вывод позволяет сделать детальный анализ позиций таких российских религиоведов, как А.Л. Дворкин (Дворкин, 2002).

Таким образом, можно утверждать, что с рубежа XIX–XX веков и до настоящего времени вопрос о деконструктивных религиях остается нерешенным. Выявление религиозной деструктивности является задачей психологов, психиатров и судей. Если религиовед говорит о деструктивности, он выходит за рамки своей компетенции. Попытки определить деструктивность религиозной деятельности для общества и личности несостоятельны, так как последствия религиозной деконструкции являются областями других наук.

На наш взгляд, субъективное определение деструктивности религиозного культа религиоведом увеличивает его неоднозначность. В религиоведении использовались понятия тоталитаризма, авторитаризма и сектантства. Однако единственным результатом такого использования будет увеличение субъективности новых статей и тезисов, что спровоцирует новые попытки религиозных объединений защитить себя от стигматизации своих членов.

От деструктивности государство защищает себя и своих граждан законами. С помощью законов правительство защищает ложно обвиненных в деструктивности от клеветы, оскорбления чести и достоинства. Эта градация не предполагает деления на секты или тоталитарные/авторитарные/деструктивные культы в силу высокой степени субъективности последних понятий. Поэтому данные понятия не применяются в правовом поле

.

Заключение

Анализ различных существующих организационных форм и типов религиозных организаций позволяет сделать вывод о невозможности их разграничения. В светском религиоведении, среди богословов и мирян единого мнения по этому вопросу нет. Это создает почву для спекуляций и религиозных преступлений. Предвзятые и недобросовестные представители духовенства манипулируют фактами, искажающими истинную картину сосуществующих конфессий.

Современной России необходимо активизировать исследования, чтобы помочь обществу и государству распознать, пресечь и ликвидировать последствия религиозного экстремизма. Однако в системе высшего образования подготовка религиоведов только началась. Более того, до сих пор нет четкой системы тренировок. Отсутствует независимая система судебной экспертизы и механизмы взаимодействия экспертов с государством. Отсутствуют эффективные механизмы защиты личности эксперта от экстремистов и террористов. Этот фактор усложняет борьбу с религиозным экстремизмом и терроризмом.

Благодарности

Исследование проведено в рамках Плана подготовки специалистов с углубленными знаниями истории и культуры ислама на 2017-2020 годы, утвержденного постановлением Правительства Российской Федерации от 18 ноября 2016 г. № 2452-р

Ссылки

1. Абдулганеев, Р. Р. (2012). Деструктивные культы и тоталитарные секты как источник религиозного экстремизма. Юридические науки, 1, 76-79.
2. Бенин В.Л., Уразметов Т.З. (2015). Теория и практика деятельности религиоведа. Образование и наука. Журнал теоретических и прикладных исследований. 6, 101-115.
3. Постановление Палаты по информационным спорам при Президенте РФ № 4 (138) (1998).
4. Дворкин А.Л. (2002). Разд. Тоталитарные секты. Нижний Новгород, Братство им. Святой князь Александр Невский.
5. Федеральный закон № 125-ФЗ (1997). О свободе совести и религиозных объединениях.
6. Федеральный закон № 73-ФЗ (2001 г.). О федеральной судебной экспертизе в Российской Федерации (с изменениями).
7. Федеральный закон № 114-ФЗ (2002 г.). О противодействии экстремистской деятельности.
8. Федеральный закон № 35-ФЗ (2006). О противодействии терроризму.
9. Лири, Т., М. Стюарт (2002). Технологии изменения сознания в деструктивных культах. Санкт-Петербург, Экслибрис.
10. Лифтон, Р. Дж. (1989). Реформа мышления и психология тотализма: исследование «промывания мозгов» в Китае. Лондон, Университет Северной Каролины Press.
11. Приказ Министерства здравоохранения и медицинской промышленности Российской Федерации № 254 (1996 г.). Об отмене «Методических рекомендаций «Программа дезинтоксикации».
12. Приказ Министерства юстиции Российской Федерации № 53 (2009 г.). О федеральной религиоведческой экспертизе.
13. Указ Президента № 683 (2015 г.). О стратегии национальной безопасности Российской Федерации.
14. Закон СССР № 1689-1 (1990). О свободе совести и религиозных организациях.
15. Вебер, М. (1990). Избранные произведения.

    No related posts.