Читать онлайн «Век самопознания [Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней]» — Кандель Эрик Ричард — RuLit
Эрик Кандель
Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней
© Eric R. Kandel, 2012
© П. Петров, перевод на русский язык, 2016
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2016
© ООО “Издательство Аст”, 2016
Издательство CORPUS ®
Pour Denise – toujours[1]
Предисловие
В июне 1902 года Огюст Роден приехал в Вену. Берта Цуккеркандль, искусствовед и хозяйка одного из изысканнейших салонов того времени, пригласила великого француза вместе с великим австрийцем Густавом Климтом на “яузе” (Jause) – традиционный венский полдник с кофе и пирожными. В автобиографии она вспоминала:
Климт и Роден сели рядом с двумя необычайно красивыми женщинами; Роден смотрел на них в полном восторге… Альфред Грюнфельд [бывший придворный пианист германского императора Вильгельма I, переехавший в Вену] сел за рояль в большой гостиной, двойные двери которой были раскрыты.
Роден наклонился к Климту и сказал: “Я никогда в жизни не чувствовал себя так, как здесь, у вас. Ваш «Бетховенский фриз», такой трагический и такой прекрасный, незабываемая выставка с ее атмосферой храма, а теперь и этот сад, эти женщины, эта музыка… И вокруг, и в вас самих столько подлинной, детской радости… Что же это такое?“
Климт медленно наклонил свою красивую голову и сказал всего одно слово: “Австрия”.
Идеализированное представление о жизни Австрии, которое Климт разделял с Роденом и которое имело очень отдаленное отношение к действительности, запечатлелось и в моей памяти. Мне пришлось уехать из Вены еще в детстве, но мое сердце бьется в ритме вальса. Эта книга – плод моего увлечения историей интеллектуальной жизни Вены 1890–1918 годов, а также интереса к австрийскому модерну, психоанализу, искусствоведению и нейробиологии (которой я профессионально занимаюсь всю жизнь).
Я попытался исследовать диалог между искусством и наукой, начавшийся в австрийской столице на рубеже веков, и описать три основных этапа этого диалога. Первый этап ознаменовался обменом идеями о бессознательном между художниками-модернистами и представителями венской медицинской школы. Второй отмечен взаимовлиянием искусства и когнитивной психологии искусства, возникшей в 30‑х годах XX века в рамках венской школы искусствознания. Третий этап, начавшийся два десятилетия назад, отличается взаимодействием когнитивной психологии и биологии, заложившим основы нейроэстетики эмоций – науки о сенсорном, эмоциональном и эмпатическом восприятии произведений искусства. Исследования в области нейробиологических основ восприятия искусства уже позволили получить представления о процессах в мозге зрителя, рассматривающего художественное произведение.Важнейшая задача науки XXI века состоит в том, чтобы разобраться в биологических механизмах работы психики. Возможность решения этой задачи открылась в конце XX века, когда произошло слияние когнитивной психологии (науки о психике) с нейробиологией (наукой о мозге). Плодом явилась новая наука о психике, позволившая разрешить ряд вопросов о нас самих. Как мы воспринимаем мир, как обучаемся, как работает наша память? Какова природа эмоций, эмпатии, мышления и сознания? Где пределы свободы воли?
Новая наука о психике важна не только потому, что помогает лучше понять, что делает нас теми, кто мы есть, но и потому, что обеспечивает диалог между нейробиологией и рядом других областей знания. Такой диалог помогает изучать механизмы работы мозга, лежащие в основе восприятия и творчества, задействованных и в искусстве, и в науках (естественных и гуманитарных), и в обыденной жизни. В более широкой перспективе такой диалог может позволить нам сделать естественнонаучные знания частью общего культурного багажа.
На страницах этой книги обсуждается преимущественно та сторона указанной важнейшей задачи, которая связана с начавшимся не так давно взаимодействием изобразительного искусства и новой науки о психике. Я сознательно ограничиваюсь лишь искусством портрета и лишь одним периодом развития культуры – венским модерном. Так мы сможем не только сосредоточиться на ключевом наборе проблем, но и пролить свет на искусство и науку периода, который отмечен целым рядом новаторских попыток связать их друг с другом.
вернуться1
Посвящается Дениз – как всегда (фр.).
«Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней» читать онлайн книгу 📙 автора Эрика Канделя на MyBook.ru
Что выбрать
Библиотека
Подписка
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
- Главная org/ListItem»>Зарубежная литература о культуре и искусстве
- ⭐️Эрик Кандель
- 📚«Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней»
Отсканируйте код для установки мобильного приложения MyBook
Недоступна
Стандарт
(49 оценок)
Эрик Кандель
560 печатных страниц
2016 год
16+
Читать онлайн
Эта книга недоступна.
Узнать, почему
О книге
Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины (2000 г.) и знаток модернистского искусства приводит нас в блистательную Вену рубежа XIX–XX веков – город Зигмунда Фрейда, Артура Шницлера и Густава Климта. Здесь – в художественных мастерских, врачебных кабинетах и светских салонах – около ста лет назад началась революция, изменившая наши представления о психике и ее отношениях с искусством.
читайте онлайн полную версию книги «Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней» автора Эрик Кандель на сайте электронной библиотеки MyBook.ru. Скачивайте приложения для iOS или Android и читайте «Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней» где угодно даже без интернета.
Подробная информация
- Дата написания:
- 1 января 2012
- Объем:
- 1009728
- Год издания:
- 2016
- Дата поступления:
- 9 января 2018
- ISBN (EAN):
- 9785170855018
- Переводчик:
- Петр Петров
- Время на чтение:
- 15 ч.
Зарубежная литература о культуре и искусстве
The arts
Развитие психики
Изобразительное искусство
Зарубежная психология
модернизм
современное искусство
психология творчества
издательство corpus
Издатель
Издательство Corpus
319 книг
Правообладатель
Corpus (АСТ)
312 книг
Поделиться
Книги, похожие на «Век самопознания.
Поиски бессознат…»По жанру, теме или стилю автора
Подсознание может всё!
Джон Кехо
НИ СЫ. Будь уверен в своих силах и не позволяй сомнениям мешать тебе двигаться вперед
Джен Синсеро
Тонкое искусство пофигизма. Парадоксальный способ жить счастливо
Марк Мэнсон
Самый богатый человек в Вавилоне
Джордж Сэмюэль Клейсон
НИ СЫ. Будь уверен в своих силах и не позволяй сомнениям мешать тебе двигаться вперед
Джен Синсеро
Тонкое искусство пофигизма. Парадоксальный способ жить счастливо
Марк Мэнсон
Психология влияния. Убеждай, воздействуй, защищайся
Роберт Чалдини
Думай медленно… Решай быстро
Даниэль Канеман
Семь навыков высокоэффективных людей. Мощные инструменты развития личности
Стивен Кови
Сила воли. Как развить и укрепить
Келли Макгонигал
Отзывы на книгу «Век самопознания.
Поиски бессознат…»Indi_go
Оценил книгу
Автор, лауреат Нобелевской премии по физиологии или медицине (союз «или» это не я поставил) исследует диалог между искусством и наукой, начавшийся в Вене на рубеже XIX и XX вв. и продолжающиеся по наши дни. Книга «Век самопознания» пытается гармонично связать науку и искусство, пока все остальные пытаются примирить науку с религией. Эрик Кандель пытается объяснить, почему глядя на портрет, скажем, Моны Лизы мы получаем удовольствием на физическом уровне. Казалось бы, двумерный, неподвижный рисунок написанный полтысячелетия назад не должен привлекать нашего внимания. Ан нет, кажется, мало кто проедет мимо Лувра, оказавшись в Париже. Мы всё смотрим и смотрим на нее и пытаемся понять, улыбается она нам или нет? Смотришь ей в глаза и периферическим зрением замечаешь, как ее губы изгибаются в насмешливой улыбке, а как только переведешь глаза к ее губам, перед нами предстает серьезная дама без намека на улыбке. Почему так происходит? И спрашивается, почему такое огромное влияние на нашу жизнь имеет искусство, ведь если смотреть на вопрос глазами Дарвина, то для выживания вида, искусство как орудие – бесполезно. И еще глупее тратить сотни миллионов, для того чтобы заполучить в свою коллекцию «Идущего человека» Джакометти или «Адель Блох-Бауэр I» Климта.
Автор в три этапа разделяет и рассматривает этот диалог между наукой и искусством. Началось все с венских медиков и художников-модернистов, которые каждый своим путем пришли к пониманию о влиянии бессознательного на нашу жизнь. Тут вам и Дарвин и Фрейд и Климт с Шиле и Кокошкой. Далее автор переносит нас в 30-е года прошлого века, где искусство и когнитивная психология после взаимного влияния породили новую науку – когнитивную психологию искусства. И, наконец, 3 этап, начавшийся в 90-х годах, отмечается взаимодействием когнитивной психологии и биологии, заложившим основы нейроэстетики эмоций – науки о сенсорном, эмоциональном и эмпатическом восприятия произведений искусства. Автор пытается объяснить, почему нам нравятся одни вещи и не нравятся другие. Как развивалось искусство от классицизма до абстракционизма, как идеи Фрейда получают биологические доказательства в нашем веке. И как вообще наш мозг реагирует на произведения искусства.
Хочется выразить отдельную благодарность некоммерческому фонду «Династия» и отдельно основателю данной серии «Элементы» Дмитрию Зимину за то, что продолжают качественно переводить и печатать научно-популярную литературу, а так же Петру Петрову за перевод столь непростой книги. Очень удобно сделано, что большинство упоминаемых произведений искусства уже в цветном или черно-белом виде уже присутствуют в книге и не приходится отвлекаться на поиски изображений в интернете.
И цитатка в конце
Влюбленность, представляется своего рода естественной зависимостью, в которой задействована система мотивации, связанная со стремлением к награде, и более похожей на такие явления как голод, жажда или ломка, чем на эмоциональное состояние.
2 октября 2016
LiveLib
Поделиться
stereohrum
Оценил книгу
Аннотация обещает погружение в Вену рубежа XIX-XX веков: «в художественных мастерских, врачебных кабинетах и светских салонах — около ста лет назад началась революция, изменившая наши представления о психике и ее отношениях с искусством».
Автор книги — нобелевский лауреат в области физиологии и медицины Эрик Кандель — предсказуемо хорош в трактовке сигналов коры головного мозга и непредсказуемо любит экспрессионизм. В программе «художественных мастерских» Густав Климт, Эгон Шиле и Оскар Кокошка. В последней четверти книги еще импрессионизм и Ван Гог на полторы страницы. Врачебные кабинеты, учитывая бесконечный оммаж фрейдистам, являются скорее кушетками, на которых можно прикорнуть в ожидании развития темы. Светские салоны, насколько мне запомнилось, ограничились Бертой Цуккеркандль, привечавшей всех от Штрауса до Малера.
На этом связь аннотации с текстом Канделя заканчивается.
Считается, что гуманитарии не умеют считать, а технари не отличат Стендаля от сыра. Эрик Кандель написал уйму страниц во имя разрушения этого стереотипа. Он пишет о том, как медики и прочие психиатры разработали доселе неизведанный пласт психики, а современные им художники и писатели под влиянием ученых выражали те же находки в разномастном творчестве. Где Фрейд, там Шницлер, где Шницлер, там Климт, венская тусовочка нагенерировала внутри себя самой революционные эстетические идеи и давай нести их в массы.
Через 600 страниц нам расскажут, что импульс творчества в мозге появляется раньше, чем человек осознаёт желание что-то сотворить.
В книге есть целый блок репродукций работ художников-модернистов, в названии заявлен поиск бессознательного, но это не должно вводить никого в заблуждение. Прежде всего это текст об устройстве человеческого мозга, которому автор поклоняется как Джоконде: столетия исследования не делают его менее загадочным.
Он много и понятно пишет об обработке информации и реконструкции образов, о «вкладе зрителя», что перекликается с установками Умберто Эко об идеальном читателе, эмоциях и их передаче художественными средствами.
Ожидаемая идея синкретизма разворачивается в полную мощь в последней главе, и по большей части Кандель рассказывает историю о том, как человечество рухнуло в «бездну взаимного непонимания и враждебности, разделяющую представителей естественных наук, изучающих Вселенную, и представителей гуманитарных наук, изучающих человеческий опыт».
Dum spiro spero, чо.
30 декабря 2016
LiveLib
Поделиться
Цитаты из книги «Век самопознания. Поиски бессознат…»
произведениям искусства свойственна такая же упорядоченность и структурированность, как и восприятию.
11 августа 2019
Поделиться
Смысл, придаваемый нашим восприятием взаимодействию всех частей в совокупности, гораздо больше суммарного смысла отдельных частей.
11 августа 2019
Поделиться
Нам не обойтись без людей, которым хватает смелости додумываться до чего-то нового прежде, чем у них получится это доказать. Зигмунд Фрейд[32]
4 августа 2019
Поделиться
Автор книги
Эрик Кандель
3 книги
Другие книги автора
В поисках памяти
Эрик Кандель
Расстроенная психика. Что рассказывает о нас необычный мозг
Эрик Кандель
Другие аудиокниги автора
Расстроенная психика. Что рассказывает о нас необычный мозг
Эрик Кандель
Переводчик
Петр Петров
9 книг
Другие книги переводчика
Подборки с этой книгой
О проекте
Что такое MyBook
Правовая информация
Правообладателям
Документация
Помощь
О подписке
Купить подписку
Бесплатные книги
Подарить подписку
Как оплатить
Ввести подарочный код
Библиотека для компаний
Настройки
Другие проекты
Издать свою книгу
MyBook: Истории
Эпоха прозрения | WIRED
Эрик Кандел — титан современной нейробиологии. Он получил Нобелевскую премию в 2000 году не просто за открытие нового набора научных фактов (хотя он открыл их немало), но и за разработку нового научного подхода. Как он рассказывает в своих мемуарах В поисках памяти , Кандел продемонстрировал, что редукционистские методы могут быть применены к мозгу, так что даже что-то столь загадочное, как память, может быть изучено у морских слизней как функция киназных ферментов и синаптических белков. (Воспоминания, о которых идет речь, связаны с «привыканием» слизняков к тыку; им, по сути, надоело, когда их подкалывают.) Поскольку естественный отбор — глубоко консервативный процесс — эволюция не мешает успеху — оказывается, что люди полагаются на почти все из тех же нервных компонентов, что и эти беспозвоночные. Память имеет почти универсальную химию.
Но Кандель не просто один из самых важных ученых нашего времени, он еще и всеядный публичный интеллектуал, глубоко осведомленный обо всем, от немецкого искусства до истории психоанализа. В своей замечательной новой книге « Эпоха прозрения » Кандел демонстрирует это открытие. Он погружается в культурное брожение Вены 19-го века, пытаясь понять, почему город был таким кладезем новых идей, но он также исследует нейронауку эстетики, пытаясь объяснить, почему некоторые произведения искусства, такие как «Адель Блох» Климта, Бауэр I», продолжают преследовать нас. Во многом книга подражает тем знаменитым венским салонам, в которых художники, ученые и врачи обменивались идеями и рождали новый способ мышления о разуме. (Город был примером согласованности.) Если вас интересует пересечение искусства и науки, эта книга обязательна к прочтению.
LEHRER: Эпоха прозрения отчасти представляет собой замечательную историю Вены конца века, которая кажется мне удивительно богатым творческим периодом. Как вы думаете, что привело к такому расцвету науки и культуры в Вене на рубеже веков?
КАНДЕЛ: Примерно с 1850 года Вена резко изменилась. В ответ на либеральное давление император Франц-Иосиф начал развивать Империю по более демократическому пути. Одним из последствий этой демократизации стало освобождение от поездок, что позволило людям легко перемещаться по Австро-Венгерской империи. Многие приехали в Вену. Кроме того, Франц-Иосиф превратил Вену в один из самых красивых городов мира. В качестве рождественского подарка горожанам Вены в 1857 году Франц-Иосиф приказал снести старые стены, окружающие город, и заменить эти стены Рингштрассе – грандиозным бульваром, окружавшим город. Рингштрассе теперь была окружена прекрасным набором общественных зданий, таких как Оперный театр, Театр и Музей изящных искусств и естественной истории. В результате город привлекал множество людей разного этнического и религиозного происхождения со всей Империи, которых привлекала Вена из-за ее красоты, музыки и акцента на интеллектуальных и культурных достижениях. Некоторые из этих людей стали пионерами особой формы модернизма, которая характеризовала Вену и отличала ее от модернизма во Франции, Италии и Германии.
Модернизм в Вене объединил науку и культуру по-новому, чтобы создать Эпоху Прозрения, которая подчеркивала более сложный взгляд на человеческий разум, чем когда-либо существовавший ранее. В то время как в мышлении Просвещения 18-го века подчеркивалось, что люди отличаются от всех других животных, потому что они были созданы Богом как разумные существа, венские модернисты под влиянием Дарвина поняли, что люди произошли от более простых предков. Более того, они были — как указывали врачи Фрейд и Шницлер и художники Климт, Кокошка и Шиле — не разумными существами, а людьми, которыми в значительной степени двигали бессознательные психические побуждения.
Помимо этих пяти, были и другие пионеры модернистского движения. Был Венский кружок философов, которые пытались систематизировать все знания в единый стандартный язык науки. Была важная Венская школа экономики. И, конечно же, существовала великая традиция венской музыки, которая началась с Хайдена и теперь была продолжена Шенбергом.
Самые популярные
Особое значение в 1900 году в Вене имела цепочка ученых-медиков, простирающаяся от Карла фон Рокитанского до Фрейда, которые установили новый динамический взгляд на человеческую психику, который произвел революцию в представлениях о человеческом разуме. Теоретические рассуждения Фрейда, проницательные труды Шницлера и картины Климта, Шиле и Кокошки были сосредоточены на природе человеческой инстинктивной жизни. В период с 1890 по 1980 годы понимание этими пятью мужчинами иррациональности повседневной жизни помогло Вене создать культуру, в которой мы живем до сих пор. В каком-то смысле очень немногие культуры могут сравниться с Веной, 1900. Возможно, наиболее сопоставимым примером является Флоренция эпохи Возрождения.
LEHRER: Один из героев : Эпоха прозрения — Карл фон Рокитански, основатель Второй Венской медицинской школы. Вы утверждаете, что он вдохновил, по крайней мере частично, творчество художников-модернистов, таких как Густав Климт, Оскар Кокошка и Эгон Шиле. Как он оказывал это влияние?
КАНДЕЛ: Рокитанский является основателем того, что сейчас считается второй Венской медицинской школой, которая началась примерно в 1846 году. Он был главным патологом Венской больницы общего профиля, называвшейся Allgemeines Krankenhaus, а затем стал деканом Медицинской школы в Венский университет. Рокитанский внес важный, я бы сказал, основополагающий вклад в развитие современной научной медицины. Он понял, что при обследовании пациента в основном полагаются на две части информации: историю пациента и обследование пациента — прослушивание сердца и грудной клетки с помощью стетоскопа. Но в 1840-х годах не было глубокого понимания того, что означают, например, звуки сердца. Никто не знал того, что мы знаем сейчас о разнице между звуком открытия и закрытия нормального клапана и звуком открытия и закрытия больного клапана. Итак, Рокитанский понял, что нужно соотнести то, что вы видите у постели больного, с исследованием тела пациента при вскрытии. К счастью, Вена была для этого абсолютно идеальным местом.
В больнице общего профиля Вены было два правила, уникальных для Европы. Один — вскрывал всех умерших, а два — все вскрытия производил один человек: Рокитанский, заведующий патологоанатомическим отделением. В других больницах Европы вскрытие производил тот врач, который отвечал за пациента. Так что у Рокитанского было огромное количество клинического материала для работы. Он сотрудничал с выдающимся клиницистом Йозефом Шкодой, который очень тщательно записывал как то, что говорил ему пациент, так и то, что он обнаружил при медицинском осмотре, и соотносил это с данными вскрытия Рокитанского. Это позволило Шкоде и Рокистанскому определить, что означают различные тоны сердца в нормальной физиологии и при заболеваниях клапана. Это также привело Рокитанского к провозглашению главного принципа, оказавшего огромное влияние не только на медицину, но и на культурное сообщество в целом, потому что Рокитанский был не просто патологоанатомом и деканом медицинского факультета; он был избран в парламент, стал представителем науки и оказал огромное влияние на массовую культуру. Он сказал: «Правда часто скрыта под поверхностью. Нужно проникнуть глубоко под кожу, чтобы найти его». Этот рокитанский принцип оказал огромное влияние на Фрейда и Шницлера, которые были студентами Венской медицинской школы. На самом деле Фрейд был студентом последних нескольких лет деканата Рокитанского. Рокитанский присутствовал на первых двух научных докладах Фрейда, а Фрейд присутствовал на похоронах Рокитанского. Он явно оказал значительное влияние на мышление Фрейда.
Самые популярные
Как Рокитанский повлиял на художников – Климта, Шиле, Кокошку? У Климта была сильная сторонница в лице писательницы Берты Цукеркандль. Она руководила самым важным салоном в Вене: салоном Цукеркандля, и его посещала вся интеллигенция города. Как описала это сама Берта Цукеркандль: «Вена оживает на моей диве».
Муж Берты, Эмиль Цукеркандль, был правой рукой Рокитанского. Климт подружился с Эмилем в салоне Берты, и Климт заинтересовался биологией как самоцелью. Он начал читать Дарвина и стал изучать слайды, над которыми работал Цукеркандль. Он ходил на лекции Цукеркандля; он присутствовал на некоторых его вскрытиях и попросил Цукеркандля читать лекции другим художникам, чтобы они познакомились с биологией тела. В результате можно увидеть включение биологических идей в работу Климта. Итак, если вы посмотрите на Адель Блох-Бауэр — изображение на обложке The Age of Insight — вы увидите, что платье Адель покрыто овальными символами, которые символизируют яйцеклетки. Эти овальные формы окружают ее тело; на заднем плане — прямоугольные формы, которые в работе Климта символизируют сперму, показывая, что она не только привлекательная и соблазнительная женщина, но и способна к размножению. На знаменитой картине «Поцелуй» одежда мужчины покрыта прямоугольными полосами, а одежда женщины — овалами. Более того, не только в декоративном элементе его работ, но и в том, как Климт изображал своих женщин — как видно из его рисунков — вы видите, что он хотел уйти под поверхность. Он не следовал ритуалам западного искусства или наивным и неверным учениям Фрейда о женской сексуальности. Скорее, он хотел использовать свои обширные прозрения, чтобы дать современный взгляд на женскую сексуальность: они способны доставлять себе удовольствие — им не нужно внимание мужчины, а их сексуальная жизнь столь же богата, как что у мужчин. Более того, хотя Фрейд всегда знал об агрессии, он не считал ее столь же важной для эроса до конца первой мировой войны, когда он увидел, что вокруг него убивают. Напротив, Климт уже включил в картину « Юдифь и Олоферн» свое понимание того, что агрессия так же важна, как и эротика, и что женщины также способны к агрессии, а также к эротическим импульсам, и они могут быть слиты. На этой замечательной картине Юдифь, убившая Олоферна, ласкает его голову в явно эротической манере.
Кокошка подхватил тему, сформулированную Фрейдом: исследование бессознательных психических процессов других начинается с исследования самого себя. Кокошка, который был немного саморекламой, утверждал, что он обнаружил бессознательные психические процессы, независимые от Фрейда, и в своих картинах он обнаруживает большой интерес к погружению глубоко под поверхность, чтобы исследовать свою собственную эмоциональную жизнь и жизнь своих близких. предметы. И, как и в случае с Фрейдом, он был очарован детской и подростковой сексуальностью, которая, как он утверждал, не зависела от Фрейда. Климт никогда не делал автопортретов. Кокошка сделала несколько очень честных и самоанализа автопортретов. Например, во время своих отношений с Альмой Малер он изображал себя беспомощным существом, полностью в ее руках. Он также был первым художником, изобразившим женскую юношескую сексуальность — обнаженную юность — и сексуальные стремления детей на знаменитой картине детей Штейн.
Самый популярный
Шиле — третий из трех художников-модернистов — был мастером современной экзистенциальной тревоги. Он был Кафкой живописи. На многих картинах он изображал себя самого, а многие автопортреты были обнаженными. Используя себя в качестве модели, он изображает все аспекты психологических стремлений не только в выражении лица, но даже в большей степени в позах рук и тела. Итак, влияние Рокитанского можно проследить во всем венском модернизме.
ЛЕРЕР: Ваша книга наполнена увлекательными исследованиями зарождающейся науки нейроэстетики. Если бы я был работающим художником, я бы хотел знать все об этой новой области. Но мне любопытно: как вы думаете, могут ли ученые учиться у художников? Если да, то какие коллаборации вы хотели бы видеть?
КАНДЕЛ: Зачем нам поддерживать диалог между искусством и наукой и, в более широком смысле, между наукой и культурой в целом? Наука о мозге и искусство представляют две разные точки зрения на разум. Благодаря науке мы знаем, что вся наша ментальная жизнь возникает из деятельности нашего мозга. Таким образом, наблюдая за этой деятельностью, мы можем начать понимать процессы, лежащие в основе нашей реакции на произведения искусства: как информация, собранная глазом, превращается в видение? Как мысли превращаются в воспоминания? Какова биологическая основа поведения? Искусство, с другой стороны, дает представление о более мимолетных, эмпирических качествах ума — о том, как ощущается определенный опыт. Сканирование мозга может выявить нервные признаки тревоги, но картина Кокошки или автопортрет Шиле показывают, как на самом деле ощущается состояние тревоги. Обе точки зрения необходимы, если мы хотим полностью понять природу ума, однако их редко объединяют.
Каковы преимущества такого обмена сегодня и кто от этого выиграет? Выгода для науки о мозге очевидна. Одна из главных задач биологии — понять, как мозг сознательно осознает восприятие, опыт и эмоции. Но в равной степени возможно, что обмен был бы полезен для любителей искусства, для людей, которым нравится искусство, для историков и для самих художников. Понимание процессов визуального восприятия и эмоционального отклика вполне может стимулировать новые проявления художественного творчества. Подобно тому, как Леонардо да Винчи и другие художники эпохи Возрождения использовали открытия человеческой анатомии, чтобы изобразить тело более точно и убедительно, а художники-импрессионисты узнали о смешивании цветов из изучения цвета физиками, так и многие современные художники могут создавать новые формы репрезентации в ответ на открытия о том, как работает мозг. Понимание биологии, лежащей в основе художественных озарений, вдохновения и реакции зрителя на искусство, может быть бесценным для художников, стремящихся повысить свою творческую силу. В долгосрочной перспективе наука о мозге может также дать ключ к пониманию самой природы творчества.
Вы, Иона, сами указали в своей первой книге, что художники — психологи. У них есть понимание человеческого разума, которое часто предшествует пониманию, которое есть у ученых, потому что ученым необходимо планировать эксперименты, а затем проводить их, чтобы сделать это. Они не могут сделать это одной интуицией, как это могут сделать писатели и художники. Таким образом, я бы не сказал, что ученые и художники обязательно должны сотрудничать друг с другом, но им было бы полезно поговорить друг с другом, возможно, чтобы породить конкретные идеи, которые могут или не могут быть реализованы вместе. Например, мы в Колумбии при активной поддержке президента Боллинджера думаем об открытии докторской диссертации. программа по науке и искусству, в которой студенты-психологи и неврологи узнают больше о биологической реакции на искусство, а также побудят некоторых студентов-искусствоведов принять в этом участие. На самом деле в этом собирается участвовать Дэвид Фридберг, искусствовед, интересующийся этими проблемами.
Самый популярный
ЛЕРЕР: Одно из противоречий, возникающих в Вене начала 20-го века, — это попытка (Фройд и другие — мы — предположения о рациональном освещении) подорвать существ — с помощью инструментов Просвещения. Во многих отношениях эта основная тема сохраняется и в последние годы, поскольку нейробиологи и психологи продолжают раскрывать возможности бессознательного в формировании наших убеждений и поведения. (Мы далеко не так рациональны, как считал Декарт.) Как вы думаете, что Фрейд сделал бы с современной нейронаукой?
КАНДЕЛ: Думаю, Фрейду понравилась бы современная неврология. Фрейд разработал свою трехчастную структуру психики, клиническое наблюдение, теорию психоанализа в надежде, что когда-нибудь это будет переведено в науку о мозге. быть модифицированным и частично фальсифицированным биологией. Он знал, что психоанализ не был эмпирической, экспериментальной наукой. Так что, без сомнения, он очень хотел бы развить биологическую науку психоанализа, если бы он мог это сделать. Он пытался в своем 1895 эссе по психологии для неврологов, но увидел, что это полный провал. Биология была слишком далека от того, чтобы дать ему необходимый фон. Но сейчас ситуация явно другая.
На самом деле, если вы посмотрите вокруг, то поразительно, насколько многое из нашего взгляда на разум следует схемам мышления Фрейда. Теперь мы знаем, что сознательное мышление — это верхушка айсберга, как утверждал Фрейд. Теперь мы ясно осознаем важность инстинктивных стремлений. Мы локализовали их в гипоталамусе и миндалевидном теле. Мы знаем, что половые влечения присутствуют в детстве. Мы понимаем, что когда мы превращаем бессознательные психические процессы в сознательные, происходит своего рода функция трансляции. Мы осознаем функции суперэго на биологическом уровне, моральные ценности, встроенные в наш мозг.
Я думаю, что хотя Фрейд вполне удовлетворился бы нейронаукой, его не удовлетворила бы нынешняя структура психоанализа. Это потому, что последующие поколения психоаналитиков не пытались сделать психоанализ более эмпирическим; они продолжили начатую им традицию. Только недавно были проведены последующие исследования, чтобы определить, при каких обстоятельствах психоанализ эффективен, как он сравнивается с другими формами краткосрочной психотерапии, и, наконец, теперь они начинают проводить эксперименты с визуализацией, чтобы увидеть, действительно ли психоанализ эффективен. или небиологические маркеры — например, в Зоне 25 при депрессии — снимаются психоанализом. Поэтому я думаю, что неудача психоанализа в развитии отчасти связана с упадком научных амбиций психоаналитиков.
LEHRER: Как эта новая наука об искусстве изменила ваше представление об искусстве? Вы теперь иначе относитесь к красоте Шиле, Климта и венских модернистов?
КАНДЕЛ: Да. Теперь я гораздо лучше понимаю, почему портреты модернистов так сильно влияют на нас, потому что я понимаю, что они использовали огромные возможности мозга по обработке лиц. Теперь я понимаю, почему их преувеличения так эффективны. Они регулируют клетки лицевых пятен в нижней височной доле мозга. Мы видим, как произвольное использование цвета может сильно влиять на наши эмоции.
Самые популярные
Теперь у нас есть схема доли наблюдателя. Мы видим, как некоторым людям — например, аутичным людям — трудно эмпатически реагировать на изображения лиц. Я лучше понимаю природу двусмысленности в искусстве — как каждый из нас видит немного отличающуюся версию великого произведения искусства, и что эта интерпретация зависит от творческих способностей мозга. Раньше я не знал, что мозг представляет собой машину для творчества, и как каждый из нас видит различный взгляд на искусство, потому что у нас разные реакции мозга на него, и что даже для простого восприятия существует не только восходящее обработка, определяемая гештальтианскими правилами группировки вещей, но есть много нисходящей обработки, основанной на сравнении того, что мы видим сейчас, с тем, что хранится в памяти.
Итак, я думаю, что понимание биологии Доли Зрителя значительно обогатило мое понимание искусства. Он сделал это, никоим образом не ослабив моего эстетического отклика. На самом деле знание в целом только увеличивает удовольствие, и я думаю, что оно увеличило мое удовольствие от искусства. Это немного похоже на вопрос: «В какой степени чтение хорошей литературной критики Шекспира, скажем, Гарольда Блума и А. С. Брэдли, увеличивает ваше удовольствие от «Гамлета» или «Короля Лира»? Я чувствую то же самое.
Эрик Р. Кандел – Факты
Расширенная навигация по страницам
- Эрик Р. Кандел — Факты
- Эрик Р. Кандел — биографический
- Эрик Р. Кандел — Нобелевская лекция: Молекулярная биология хранения памяти: диалог между генами и синапсами
Арвид Карлссон- Пол Грингард
- Эрик Кандел
Фото из архива Нобелевского фонда.
Эрик Р. Кандел
Нобелевская премия по физиологии и медицине 2000 г.
Родился: 7 ноября 1929 г., Вена, Австрия
Принадлежность на момент награждения: Колумбийский университет, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, США
Мотивация премии: «за открытия, касающиеся передачи сигналов в нервной системе»
Доля приза: 1/3
Личная жизнь
Эрик Кандель родился в Вене, Австрия, где он жил, пока его семья не эмигрировала в Нью-Йорк в 1939, чтобы сбежать от нацистского режима. Он изучал историю и литературу в Гарвардском университете, прежде чем заинтересовался психоанализом, обучением и памятью. В медицинской школе Нью-Йоркского университета он обратился к биологическим основам разума, а также познакомился со своей будущей женой Дениз Быстрин. Кандел является профессором Колумбийского университета с 1974 года. Кандел проявляет большой интерес как к искусству, так и к науке, и в 2012 году опубликовал книгу под названием «Эпоха прозрения: поиски понимания бессознательного в искусстве, разуме и мозге». Вена 1900 до настоящего времени.
Работа
Мозг состоит из множества нервных клеток, которые общаются, посылая друг другу электрические и химические сигналы. Эти сигналы управляют нашим телом и поведением. Эрик Кандел изучал, как эти нервные клетки хранят воспоминания. Его прорыв произошел в 1970 году, когда он изучал морскую улитку с простой нервной системой в Нью-Йоркском университете. Кандел обнаружил, что, как научилась улитка, химические сигналы изменяют структуру соединений между клетками, известных как синапсы, где сигналы отправляются и принимаются.