Тестовые задания по истории и философии науки для аспирантов и соискателей
Тестовые задания по истории и философии науки для аспирантов и соискателей
1 2 3 4 5 6 7 8 9 … 56
1 2 3 4 5 6 7 8 9 … 56 База данных защищена авторским правом ©psihdocs. | Главная страница Автореферат Анализ Анкета Бизнес-план Биография Бюллетень Викторина Выпускная работа Глава Диплом Дипломная работа |
62 Экономика
ru 2023Взаимосвязь философии и науки реферат 2010 по философии | Сочинения Философия
Скачай Взаимосвязь философии и науки реферат 2010 по философии и еще Сочинения в формате PDF Философия только на Docsity! Реферат Тема: Взаимосвязь философии и науки СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ 1 ПОНЯТИЕ НАУКИ. КРИТЕРИИ НАУЧНОСТИ 2 НАУЧНЫЕ И НЕНАУЧНЫЕ ТИПЫ ФИЛОСОФИИ 3 ФИЛОСОФИЯ КАК МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ ЗАКЛЮЧЕНИЕ СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 1 ПОНЯТИЕ НАУКИ. КРИТЕРИИ НАУЧНОСТИ Говоря о современной науке в ее взаимодействии с различными сферами жизни общества и отдельного человека, можно выделить три группы выполняемых ею социальных функций. Это, во-первых, функции культурно- мировоззренческие, во-вторых, функции науки как непосредственной производительной силы и, в-третьих, ее функции как социальной силы, связанные с тем, что научные знания и методы ныне все шире используются при решении самых разных проблем, возникающих в жизни общества.
Порядок, в котором перечислены эти группы функций, в сущности отражает исторический процесс формирования и расширения социальных функций науки, то есть возникновения и упрочения все новых каналов ее взаимодействия с обществом. Так, в период становления науки как особого социального института (это период кризиса феодализма, зарождения буржуазных общественных отношений и формирования капитализма, то есть эпоха Возрождения и Новое время) ее влияние обнаруживалось прежде всего в сфере мировоззрения, где в течение всего этого времени шла острая и упорная борьба между теологией и наукой2. Дело в том, что в предшествовавшую эпоху средневековья теология постепенно завоевала положение верховной инстанции, призванной обсуждать и решать коренные мировоззренческие проблемы, такие, как вопрос о строении мироздания и месте человека в нем, о смысле и высших ценностях жизни и т. п. В сфере же зарождающейся науки оставались проблемы более частного и «земного» порядка. Великое значение коперниковского переворота, начавшегося четыре с половиной столетия назад, состоит в том, что наука впервые оспорила у теологии ее право монопольно определять формирование мировоззрения.
Именно это стало первым актом в процессе проникновения научного знания и научного мышления в структуру деятельности человека и общества; именно здесь обнаружились первые реальные признаки выхода науки в 2 Антология мировой философии в четырех томах. М., 1969-1972. мировоззренческую проблематику, в мир размышлений и устремлений человека. Ведь для того чтобы принять гелиоцентрическую систему Коперника, необходимо было не только отказаться от некоторых догматов, утверждаемых теологией, но и согласиться с представлениями, которые резко противоречили обыденному мировосприятию. Должно было пройти немало времени, вобравшего в себя такие драматические эпизоды, как сожжение Дж. Бруно, отречение Г. Галилея, идейные конфликты в связи с учением Ч. Дарвина о происхождении видов, прежде чем наука смогла стать решающей инстанцией в вопросах первостепенной мировоззренческой значимости, касающихся структуры материи и строения Вселенной, возникновения и сущности жизни, происхождения человека и т.д. Еще больше времени потребовалось для того, чтобы предлагаемые наукой ответы на эти и другие вопросы стали элементами общего образования.
Без этого научные представления не могли превратиться в составную часть культуры общества. Одновременно с этим процессом возникновения и укрепления культурно-мировоззренческих функций науки само занятие наукой постепенно становилось в глазах общества самостоятельной и вполне достойной сферой человеческой деятельности. Иначе говоря, происходило формирование науки как социального института в структуре общества. В период становления науки как социального института вызревали материальные предпосылки для осуществления такого синтеза, создавался необходимый для этого интеллектуальный климат, вырабатывался соответствующий строй мышления. Конечно, научное знание и тогда не было изолировано от быстро развивавшейся техники, но связь между ними носила односторонний характер. Некоторые проблемы, возникавшие в ходе развития техники, становились предметом научного исследования и даже давали начало новым научным дисциплинам. Так было, например, с гидравликой, с термодинамикой. Сама же наука мало что давала практической деятельности — промышленности, сельскому хозяйству, медицине.
И дело было не только в недостаточном уровне развития науки, но прежде всего в том, что практическая деятельность, как правило, не умела, да и не испытывала потребности опираться на завоевания науки или хотя бы просто систематически учитывать их. Вплоть до середины XIX века случаи, когда результаты научных исследований находили практическое применение, были эпизодическими и не вели ко всеобщему осознанию и рациональному использованию тех богатейших возможностей, которые сулило их практическое использование3. Со временем, однако, становилось очевидным, что сугубо эмпирическая основа практической деятельности слишком узка и ограниченна для того, чтобы обеспечить непрерывное развитие производительных сил, прогресс техники. И промышленники, и ученые начинали видеть в науке мощный катализатор процесса непрерывного совершенствования средств производственной деятельности. Осознание этого резко изменило отношение к науке и явилось существенной предпосылкой для ее решающего поворота в сторону практики, материального производства.
И здесь, как и в культурно-мировоззренческой сфере, наука недолго ограничивалась подчиненной ролью и довольно быстро выявила свой потенциал революционизирующей силы, в корне меняющей облик и характер производства. Важной стороной превращения науки в непосредственную производительную силу является создание и упрочение постоянных каналов для практического использования научных знаний, появление таких отраслей деятельности, как прикладные исследования и разработки, создание сетей научно-технической информации и другие. Причем вслед за промышленностью такие каналы возникают и в других отраслях материального производства и даже за его пределами. Все это повлекло за собой значительные последствия и для науки, и для практики. Если говорить о науке, то она прежде всего получила новый мощный импульс для своего развития. Со своей стороны практика все более явно 3 Фролов И. Т. Введение в философию ( Учеб. пособие для вузов) 3-е изд., перераб. и доп. — М.: Республика, 2003. Для нее свойственно стремление к полноте, непротиворечивости, четким основаниям систематизации.
Научное знание как система имеет определенную структуру, элементами которой являются факты, законы, теории, картины мира, поэтому все научные дисциплины взаимосвязаны и взаимозависимы. Следующим важным критерием научности является стремление к обоснованности, доказательности знания. Обоснование знания, приведение его в единую систему всегда было характерным для науки. Со стремлением к доказательности знания иногда связывают само возникновение науки. Применяются разные способы обоснования научного знания. Для обоснования эмпирического знания применяются многократные проверки, обращение к статистическим данным и т.п. При обосновании теоретических концепций проверяется их непротиворечивость, соответствие эмпирическим данным, возможность описывать и предсказывать явления. Для любого вида человеческой деятельности характерны приемы рассуждений, которые применяются и в науке, а именно: индукция и дедукция, анализ и синтез, абстрагирование и обобщение, идеализация, аналогия, описание, объяснение, предсказание, гипотеза, подтверждение, опровержение и пр.
Основными методами получения эмпирического знания в науке являются наблюдение и эксперимент. Наблюдение — это такой метод получения эмпирического знания, при котором главное — не вносить при исследовании самим процессом наблюдения какие-либо изменения в изучаемую реальность. В отличие от наблюдения, в рамках эксперимента изучаемое явление ставится в особые условия. Важно подчеркнуть, что эмпирическое исследование не может начаться без определенной теоретической установки. Хотя говорят, что факты — воздух ученого, тем не менее, постижение реальности невозможно без теоретических построений. Но задачи науки никак не сводятся к сбору фактического материала. Научные теории не появляются как прямое обобщение эмпирических фактов. Теории возникают в сложном взаимодействии теоретического мышления и эмпирии, в ходе разрешения чисто теоретических проблем, в процессе взаимодействия науки и культуры в целом. В ходе построения теории ученые применяют различные способы теоретического мышления. Так, еще Галилей стал широко применять мысленные эксперименты в ходе построения теории.
В ходе мысленного эксперимента теоретик как бы проигрывает возможные варианты поведения разработанных им идеализированных объектов. Математический эксперимент — это современная разновидность мысленного эксперимента, при котором возможные последствия варьирования условий в математической модели просчитываются на компьютерах. При характеристике научной деятельности важно отметить, что в ее ходе ученые порой обращаются к философии. Большое значение для ученых, особенно для теоретиков, имеет философское осмысление сложившихся познавательных традиций, рассмотрение изучаемой реальности в контексте картины мира. Обращение к философии особенно актуально в переломные этапы развития науки. Великие научные достижения всегда были связаны с выдвижением философских обобщений. Философия содействует эффективному описанию, объяснению, а также пониманию реальности изучаемой наукой4. Говоря о средствах научного познания, необходимо отметить, что важнейшим из них является язык науки. Галилей утверждал, что книга Природы написана языком математики.
Развитие физики полностью подтверждает эти слова Галилея. В других науках процесс математизации идет очень активно. Математика входит в ткань теоретических построений во всех науках. Ход научного познания существенно зависит от развития используемых наукой средств. Использование подзорной трубы Галилеем, а потом — создание телескопов, радиотелескопов во многом определило развитие астрономии. Применение микроскопов, особенно электронных, сыграло огромную роль в развитии биологии. Без таких средств познания, 4 Микешина Л. А. Философия науки: учебное пособие. М., 2005. как синхрофазотроны, невозможно развитие современной физики элементарных частиц. Применение компьютера революционизирует развитие науки. Методы и средства, используемые в разных науках, не одинаковы. Различия методов и средств, применяемых в разных науках, определяются и спецификой предметных областей, и уровнем развития науки. Однако в целом происходит постоянное взаимопроникновение методов и средств различных наук. Аппарат математики применяется все шире.
По выражению Ю.Винера, «невероятная эффективность математики» делает ее важным средством познания во всех науках. Однако вряд ли следует в будущем ожидать универсализации методов и средств, используемых в разных науках. Методы, развитые в одной научной области, могут эффективно применяться в совсем другой области. Один из источников новаций в науке — это перенос методов и подходов из одной научной области в другую. Например, вот что написал академик В.И.Вернадский о Л.Пастере, имея в виду его работы по проблеме самозарождения: «Пастер… выступал как химик, владевший экспериментальным методом, вошедший в новую для него область знания с новыми методами и приемами работы, увидевший в ней то, чего не видели в ней ранее ее изучавшие натуралисты-наблюдатели»5. 2 НАУЧНЫЕ И НЕНАУЧНЫЕ ТИПЫ ФИЛОСОФИИ Европейская традиция, восходящая к античности, высоко ценившая единство разума и нравственности, вместе с тем прочно связывала философию с наукой. Еще греческие мыслители придавали большое значение подлинному знанию, компетентности в отличие от менее надежного, а то и просто легковесного мнения.
Такое разграничение имеет принципиальный характер для многих форм человеческой деятельности. Значимо ли оно и для философских обобщений, обоснований, прогнозов? Вправе ли философия притязать на статус истины, или же такие притязания беспочвенны? Вспомним, что истинное знание, наука, как и философия, родилось в 5 Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста.- М.: Наука, 1988. С. 54-55. занята исследованием своей области явлений, он определил философию в собственном смысле слова («первую философию») как учение о первопричинах, первопринципах, самых общих началах бытия6. Ее теоретическая мощь представлялась ему несоизмеримой с возможностями частных наук. Философия вызывала восхищение Аристотеля, знавшего толк и в специальных науках. Он называл эту область знания «госпожой наук», считая, что другие науки, как рабыни, не могут сказать ей и слова против. В размышлениях Аристотеля отражено характерное для его эпохи резкое отставание многих специальных дисциплин от философской мысли по уровню теоретической зрелости.
Такая ситуация сохранялась в течение многих веков. Аристотелевский подход надолго утвердился в сознании философов. Гегель, следуя той же традиции, наделил философию титулами «королева наук» или «наука наук»7. Отголоски таких представлений можно услышать еще и сегодня. Вместе с тем в XIX веке, а еще резче в XX веке — на новом уровне развития знаний — зазвучали противоположные суждения: о величии науки и неполноценности философии. В это время возникло и приобрело влияние философское течение позитивизма (от слов «позитивный», «положительный»). Его приверженцы возвеличивали и признавали научным только конкретное знание, приносящее практическую пользу. Познавательные же возможности философии, ее истинность, научность были поставлены под сомнение. Одним словом, «королева» была развенчана в «служанки». Был сформулирован вывод о том, что философия — это «суррогат» науки, имеющий какое-то право на существование в те периоды, когда еще не сложилось зрелое научное познание. На стадиях же развитой науки познавательные притязания философии объявляются несостоятельными.
Провозглашается, что зрелая наука — сама себе философия, что именно ей посильно брать на себя и успешно решать запутанные философские вопросы, мучившие умы в течение многих столетий. 6 Антология мировой философии: Античность. — М., 2001. 7 Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. В 3 кн. С.-Пб, 1993-1994. Среди философов такие взгляды, как правило, не популярны. Но они привлекают любителей философии из конкретных областей знаний и практиков, уверенных в том, что запутанные, не поддающиеся решению философские проблемы подвластны специальным методам науки. При этом в адрес «соперницы»- философии выдвигаются примерно такие упреки: у нее нет ни одной собственной предметной области, все они со временем попали в ведение конкретных наук; у нее нет экспериментальных средств и вообще надежных опытных данных, фактов, нет четких способов отличить истинное от ложного, иначе споры не растягивались бы на века. Кроме того, в философии все расплывчато, неконкретно, наконец, неочевидно ее воздействие на решение практических задач.
Между тем приведенные доводы далеко не безупречны. Изучение вопроса убеждает в том, что такой подход, его называют сциентизмом (от лат. scientia — наука), связан с неоправданной переоценкой интеллектуальной мощи и социальной миссии науки (которая, бесспорно, велика), с видением только положительных ее сторон и функций, ошибочным представлением о науке как о якобы универсальном духовном факторе человеческой жизни, истории. Этот подход продиктован еще и непониманием специфики философского знания — особых задач философии, не сводимых лишь к научно-познавательным. К тому же с позиций философского интеллекта, мудрости, защиты гуманизма, нравственных ценностей осуществляется острая критика культа конкретно-научного знания (его технико- экономических эффектов и др.), бездушной и опасной для судеб человечества сциентистской и техницистской ориентации. Как видим, вопрос о познавательной ценности философии — в сравнении с наукой — был поставлен довольно резко: королева наук или их служанка? А как реально обстоит дело с научностью (ненаучностью) философского мировоззрения? История философии знакомит нас с многообразием философских учений, принадлежащих прошлому и настоящему.
Однако далеко не все они претендуют и могут претендовать на статус научности. Немало таких философских учений, которые вообще не связывают себя с наукой, а ориентированы на религию, искусство, здравый смысл и т.д. Например, такие философы, как Кьеркегор, Бергсон, Хайдеггер, Сартр, Витгенштейн, Бубер и др., вряд ли согласились бы, чтобы их именовали учеными, считали людьми науки. Самосознание философов в XX веке выросло настолько, что большинство из них прекрасно чувствовали и понимали принципиальное различие между занятиями наукой и философией. Научно-философским мировоззрением, пожалуй, можно называть такую систему познания мира и места в нем человека, которая ориентирована именно на науку, опирается на нее, корректируется и развивается вместе с ней и порой сама оказывает на ее развитие активное влияние. Нередко считают, что данному понятию в наибольшей степени отвечают учения философского материализма, по сути родственного естествознанию и другим видам знания, которые опираются на опытное наблюдение и эксперимент.
От эпохи к эпохе, в зависимости от уровня развития и характера научных знаний, материализм менял свои формы. Ведь материализм — это по сути не что иное, как стремление понять мир таким, каким он существует реально, без фантастических искажений (такова же, в принципе, установка науки). Но мир, как он есть, — это не только совокупность «вещей» (частиц, клеток, кристаллов, организмов и др.), но и совокупность «процессов», сложных взаимосвязей, изменений, развития. Определенным вкладом в материалистическое миропонимание стало его распространение на общественную жизнь, на человеческую историю (Маркс). Развитие материализма и влияние научных знаний на философскую мысль этим, естественно, не закончилось, оно продолжается и в наши дни. Изменяя свою форму с каждой крупной эпохой в развитии науки, материалистические учения, со своей стороны, оказывали заметное воздействие на развитие науки. Один из убедительных примеров такого воздействия — влияние атомистического учения древнегреческих философов (Демокрит и другие) на формирование научной атомистики.
Вместе с тем наука испытывает продуктивное влияние и творческих прозрений великих идеалистов. Так, идеи развития (мысль о стремлении к пятен» в познавательной картине мира. Конечно, в конкретно-научном плане эти пробелы предстоит заполнить специалистам-ученым, но первоначальное их осмысление осуществляется в той или иной общей системе миропонимания. Философия заполняет их силой логического мышления. Схему опыта должна сначала набросать мысль, пояснял Кант8. Уж так устроен человек, что его не удовлетворяют плохо связанные между собой фрагменты знаний; у него сильна потребность в целостном, неразорванном понимании мира как связного и единого. Отдельное, конкретное уясняется гораздо лучше, когда осознано его место в целостной картине. Для частных наук, занятых каждая своей областью исследования с присущими ей методами, это невыполнимая задача. Философия же вносит весомый вклад в ее решение, способствуя правильной постановке проблем. Интеграция, универсальный синтез знаний сопряжены также с разрешением характерных трудностей, противоречий, возникающих на границах различных областей, уровней, разделов науки при их «стыковке», согласовании.
Речь идет о всевозможных парадоксах, апориях (логических затруднениях), антиномиях (противоречиях в логически доказуемых положениях), познавательных дилеммах, кризисных ситуациях в науке, в осмыслении и преодолении которых философской мысли принадлежит весьма существенная роль. В конечном счете такие затруднения связаны с проблемами соотнесения мысли (языка) и реальности, то есть принадлежат к извечно философской проблематике. Кроме задач, родственных науке, философия выполняет и особые, лишь ей присущие функции: уяснение самых общих оснований культуры вообще и науки в частности. Достаточно широко, глубинно и масштабно сама наука себя не уясняет, не обосновывает. Специалисты, изучающие всевозможные конкретные явления, нуждаются в общих, целостных представлениях о мире, о принципах его «устройства», общих закономерностях и т.д. Однако сами они таких представлений не вырабатывают. В конкретных науках используется 8 Кант И. Критика чистого разума // Сочинения. Т. 3.М., 1990. универсальный мыслительный инструментарий (категории, принципы, различные методы познания).
Но ученые специально не занимаются разработкой, систематизацией, осмыслением познавательных приемов, средств. Общемировоззренческие и теоретико-познавательные основания науки изучаются, отрабатываются в сфере философии. Философия выполняет интегрирующую роль по отношению ко всем другим наукам. Было время, когда никаких наук еще не существовало, а философия уже выделилась в самостоятельную систему идей. Создав самую общую картину мира, его устройства и развития, указав способы познания этого мира, определив цели и смысл человеческой жизни, а также некоторые общие законы общества, философия дала жизнь всем конкретным наукам . На разных исторических этапах они то и дело выделялись из материнского лона философии, обрастали массой конкретных фактов, брали на вооружение технические средства, проникали в такие глубины строения материи и поведения людей, куда философ, вооруженный лишь собственным созерцанием, проникнуть не мог. Именно в рамках философии достигли своего совершенства приемы анализа и синтеза знаний, дедукции и индукции, движения от простого к сложному и от явлений к сущности.
Для философского мышления характерны не только всеобщность, но и целостность, системность постижения социальной жизни. Философское мышление подразумевает силу ума, логики, наблюдательности, умение выявлять в отдельных фактах общечеловеческий смысл явления. Философские корни конкретно-научных знаний продолжают ощущаться в любой дисциплине, поэтому на каждом этапе познания, обобщив очередную порцию новых знаний и для их более глубокого осмысления, ученые вновь и вновь обращаются к философским основаниям своей науки. Философия продолжает выполнять регулятивную функцию методологии научного познания и сегодня9. 9 Философия и методология науки. — М., 1994. ЗАКЛЮЧЕНИЕ В заключение нужно отметить, что на протяжении всей своей истории философия — один из источников развития человеческого знания. Рассматривая её исторически, можно обнаружить преемственность в развитии философского знания, его проблематики, общность категориального аппарата и логики исследования. Не случайно Гегель рассматривал философию прежде всего с точки зрения «науки логики».
Философия нередко претендует на то, чтобы быть чем-то большим, чем наука, её началом и итогом, методологией науки и её обобщением, теорией более высокого порядка, метанаукой (наукой о науке, наукой, обосновывающей науку). Наука существует как процесс выдвижения и опровержения гипотез, роль философии при этом заключается в исследовании критериев научности и рациональности. Вместе с тем, философия осмысливает научные открытия, включая их в контекст сформированного знания и тем самым определяя их значение. С этим связано древнее представление о философии как о царице наук или о науке наук. Однако даже при отсутствии возможности претендовать на роль науки наук, философия может рассматриваться как наука, имеющая дело с более высоким, вторичным уровнем обобщения, воссоединяя частные науки. Первичный уровень обобщения приводит к формулированию законов конкретных наук, а задача второго — выявление более общих закономерностей и тенденций. Обобщая все вышесказанное, мы пришли к выводу, что все науки в своих основаниях имеют философию, как связующее звено и системное миропонимание.
Являются ли мысленные эксперименты экспериментами? | Мысленные эксперименты
Фильтр поиска панели навигации Oxford Academic Think ExperimentsHistory of Western PhilosophyPhilosophy of MindBooksJournals Термин поиска мобильного микросайта
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Oxford Academic Think ExperimentsHistory of Western PhilosophyPhilosophy of MindBooksJournals Термин поиска на микросайте
Расширенный поиск
Иконка Цитировать Цитировать
Разрешения
- Делиться
- Твиттер
- Подробнее
Cite
Sorensen, Roy A.
,
«Являются ли мысленные эксперименты экспериментами?»
,
Мыслительные эксперименты
(
New York,
1999;
Online Edn,
Oxford Academic
, 1 февраль 2006 г.
), https://doi.org/10.1093/019513131313913139513. .003.0010,
, по состоянию на 22 января 2023 г.
Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Oxford Academic Think ExperimentsHistory of Western PhilosophyPhilosophy of MindBooksJournals Термин поиска мобильного микросайта
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Oxford Academic Think ExperimentsHistory of Western PhilosophyPhilosophy of MindBooksJournals Термин поиска на микросайте
Advanced Search
Abstract
В этой главе рассматривается подозрение, что «мысленный эксперимент» систематически вводит в заблуждение.
В нем подробно показано, как «мысленный эксперимент» на самом деле является систематически ведущим выражением. Этот каталог горячих советов поднимает множество вопросов, начиная от того, чем мысленные эксперименты отличаются от симуляций, и заканчивая этикой фантазии.
Ключевые слова: воображаемые эксперименты, вымышленные эксперименты, мифические эксперименты, модели, симуляции, реконструкции
Предмет
История западной философии Философия разума
В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.
Войти
Получить помощь с доступом
Получить помощь с доступом
Доступ для учреждений
Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:
Доступ на основе IP
Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов.
Войдите через свое учреждение
Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.
- Нажмите Войти через свое учреждение.
- Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
- При посещении сайта учреждения используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.
Войти с помощью читательского билета
Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.
Члены общества
Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:
Войти через сайт сообщества
Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:
- Щелкните Войти через сайт сообщества.
- При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.
Войти с помощью личного кабинета
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. Смотри ниже.
Личный кабинет
Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.
Просмотр учетных записей, вошедших в систему
Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:
- Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
- Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.
Выполнен вход, но нет доступа к содержимому
Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции.
Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.
Ведение счетов организаций
Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т. д.
Покупка
Наши книги можно приобрести по подписке или приобрести в библиотеках и учреждениях.
Информация о покупке
Проведение мысленных экспериментов — Архив журнала философов
Представьте, что кто-то видит вдалеке что-то похожее на дым. Он думает: «Там пожар». Он прав: там огонь. Но есть одна загвоздка. Огонь еще не начал дымить.
Только что зажгли, чтобы приготовить мясо. То, что он видит, на самом деле является облаком мух, которые собрались, потому что чуют мясо. Он знает, что там пожар? Он считает, что там пожар, и он верит действительно , потому что там это огонь вон там. Он также считает разумным , в том смысле, что большинство разумных людей в его положении, с его свидетельством, сформировали бы такое же убеждение. Но он, кажется, не знает , что там пожар. В конце концов, он прав по счастливой случайности. Возможно, мухи собрались еще до того, как зажгли огонь. Таким образом, вера может быть как разумной, так и истинной, но не приводить к знанию.
Такой пример привел Дхармоттара (около 740-800 гг.), буддийский философ, работавший в Кашмире. Он использовал его, чтобы показать что-то важное о природе знания. Но его труды были неизвестны философам Европы и Америки. В 1950-х годов стандартным анализом знаний было как обоснованное (обоснованное) истинное убеждение.
Затем, совершенно независимо от Дхармоттары, подобные примеры привел американский философ Эдмунд Геттье. В короткой статье, опубликованной в 1963 году, он использовал их для опровержения стандартного анализа. Результатом стала революция в эпистемологии (теории познания). Возник большой вопрос: если знание — это не просто обоснованная истинная вера, то что еще? Были предложены десятки альтернативных ответов. Один за другим они тоже становились жертвами таких примеров. Попытки анализа знания должны были становиться все более и более сложными, как и контрпримеры к ним. Возможно, нам не следует пытаться анализировать знание с точки зрения веры, истины и других факторов, потому что знание в чем-то более фундаментально, чем вера.
Такие эпизоды показывают, насколько философия может вдохновляться и руководствоваться примерами. Теория может показаться правдоподобной, даже убедительной, на первый взгляд или даже для поколений умных, высококвалифицированных мыслителей, но рухнуть, столкнувшись с подходящим контрпримером.
Если мы не сталкиваем их с трудными примерами, мы не проверяем наши теории должным образом. Мы принимаем их некритично, слишком упрощая себе жизнь.
Поразительной особенностью многих примеров в философии является то, что они мнимый . Я не знаю, был ли Дхармоттара когда-либо свидетелем или свидетелем реального случая, подобного описанному. Дело в том, что это не имеет значения. Мы, , должны представить это, даже если он этого не сделал. Если такого случая никогда не было, то, тем не менее, оно могло произойти, и это все, что нам нужно, чтобы показать, что разумная истинная вера не достаточна для знания: разумная истинная вера без знания возможна . Если бы кто-то подал заявку на большой грант, чтобы создать кейсы в стиле Дхармоттара в реальной жизни и заставить людей думать: «Там есть огонь», это было бы пустой тратой денег, потому что урок кейса уже ясен. Вам не всегда нужно делать что-то реальное, чтобы показать, что это возможно.
Я никогда не читал лекцию с бананом в руке, но я знаю, что физически способен на это.
Пример Дхармоттары — это мысленный эксперимент . Мы представляем себе хитрый случай разумной истинной веры. Целевая философская теория предсказывает, что это будет случай знания. Но, вне зависимости от теории, это явно , а не случай знания. Следовательно, теория ложна.
Мысленные эксперименты также сыграли важную роль в развитии новейшей моральной философии. Например, Джудит Джарвис Томсон из Массачусетского технологического института разработала знаменитый метод, чтобы оспорить аргумент о том, что если плод является человеком, то он имеет право на жизнь, поэтому аборт недопустим. В статье 1971 года она сравнила ситуацию беременной женщины с этой воображаемой ситуацией: вы просыпаетесь и обнаруживаете себя спиной к спине с великим скрипачом, чья кровеносная система подключена к вашей, поэтому ваши почки очищают его кровь так же, как и вашу собственную. .
Общество любителей музыки похитило вас для этой цели, потому что это был единственный способ спасти жизнь великого скрипача от страшной болезни почек; ни у кого другого нет точно правильной группы крови. Если он останется подключенным к вам достаточно долго (возможно, годы), он выздоровеет. В противном случае он умрет. Скрипач, безусловно, человек, а потому имеет право на жизнь. Но означает ли это, что вы морально обязаны позволять ему оставаться подключенным к вам до тех пор, пока он не выздоровеет? Хотя исключительно самоотверженный человек мог бы согласиться на это, разве вы не имеете права сказать: «Мне очень жаль, но у меня есть своя собственная жизнь, и я не хочу жертвовать большим ее куском, как это для спасения твоей жизни, так что я попрошу доктора отключить тебя от сети»? Если такая реакция допустима, несмотря на право скрипача на жизнь, то почему матери нельзя делать аборт, несмотря на право плода на жизнь? Конечно, другие философы искали морально значимые различия между случаем Томсон и абортом, но ее мысленный эксперимент продвинул дискуссию вперед, показав, что простое допущение того, что плод является личностью, не решает вопроса о моральности аборта.
Как и в случае с Дхармоттарой, тот факт, что случай Томсона является вымышленным, не подрывает ее точку зрения. Воспроизведение этого в реальной жизни было бы не только неэтичным, но и не прояснило бы моральные вопросы.
Мысленные эксперименты и эксперименты в реальной жизни
Хотя мысленные эксперименты широко используются, они могут выглядеть как обман. В конце концов, физики должны провести своих экспериментов и наблюдать за результатами. Им недостаточно просто представить, что проводит их эксперимент, и представить, что наблюдает за результатом. Почему философам удается просто сидеть в своих креслах и воображать все это?
Частично ответ заключается в том, что философские теории обычно утверждают, что некоторое обобщение необходимо: оно выполняется во всех возможных случаях, а не только во всех фактических случаях. Например, Геттье критиковал философов, которые имели в виду, что не существует возможного случая знания без разумной истинной веры или разумной истинной веры без знания.
Если бы он столкнулся с более скромными философами, которые только что сказали, что нет фактического случая познания без разумного истинного убеждения или разумного истинного убеждения без знания, то для их опровержения ему, возможно, потребовалось бы создать реального человека, который действительно имел бы разумная истинная вера без знания. С философской точки зрения утверждения обо всех возможных случаях имеют тенденцию быть более информативными, чем утверждения, ограниченные реальными случаями, поскольку первые больше показывают лежащую в основе природу того, о чем идет речь, например знания. Напротив, обобщение о реальных случаях может быть верным только благодаря вводящему в заблуждение счастливому совпадению. Честная монета может выпасть орлом на всех действительных бросков, но не на всех возможных бросках.
Другая часть ответа заключается в том, что физики, как и философы, используют мысленные эксперименты. Критикуя теорию о том, что тяжелые предметы падают быстрее легких, Галилей подвергает ее сомнению, проводя мысленный эксперимент, в котором тяжелый и легкий предметы соединяются веревкой и сбрасываются с башни: когда веревка натягивается, более легкий предмет должен замедляться.
более тяжелый, но вместе они образуют еще более тяжелый объект, который, согласно теории, должен падать быстрее, чем любой из них. Эйнштейна тоже вдохновил мысленный эксперимент: если бы он ехал на луче света, что бы он увидел?
Мы можем пойти глубже, размышляя о том, как проверяется теория — любая теория, в философии, физике, где угодно. Чтобы проверить его должным образом, мы должны проработать его последствия, то, что он предсказывает о различных возможных ситуациях. Но таких сценариев бесконечно много — например, бесконечно много возможных расположений частиц, о которых должен беспокоиться физик, бесконечно много возможных морально значимых сложностей, о которых должен беспокоиться философ, и так далее. Очевидно, никто не может думать о каждом из них в отдельности. Многие из них могут оказаться бесполезными для проверки теории, потому что она не предсказывает в них ничего интересного. Это сложное искусство — придумать сценарий, который станет хорошей проверкой теории, потому что он предсказывает что-то интересное в этом сценарии.
Если его предсказание подтвердится, это будет серьезным доказательством теории. Если его предсказание фальсифицировано, это серьезное свидетельство против теории. Обдумать возможную ситуацию и выяснить, что предсказывает по ней теория, — это уже мысленный эксперимент. Легко недооценить сложность определения подходящих сценариев, поскольку, как только они указаны, их может быть довольно легко понять. Часто навык заключается в том, чтобы придумать их в первую очередь.
Следующим шагом является проверка правильности предсказания теории о воображаемом сценарии. В естествознании это классно делается путем актуализации возможной ситуации и наблюдения за результатом — другими словами, путем проведения эксперимента в реальной жизни. Это может быть мифом, что Галилей сбрасывал шары разной массы с Пизанской башни, чтобы посмотреть, приземлятся ли они одновременно, но вскоре другие ученые провели аналогичные эксперименты. Однако актуализация сценария — не единственный способ проверить предсказание теории о нем.
Нужен какой-то надежный способ, независимый от теории, чтобы судить о правильности ее предсказания. Это может быть даже довольно легко, если мы представим соответствующий сценарий. Например, не полагаясь на какую-либо философскую теорию познания, люди обладают некоторой способностью распознавать разницу между знанием и невежеством в приземленных случаях — например, кто знает, когда вы встали сегодня утром, а кто нет. Мы можем применить эту способность к приземленному мысленному эксперименту Дхармоттары, чтобы признать, что это не случай знания. Актуализация его возможной ситуации не требуется.
Некоторые мысленные эксперименты осуществить легче, чем другие. Галилей очень прост в исполнении. У Дхармоттары сценарий более сложный, но все же реалистичный. Томсону потребуются достижения в области медицины. Эйнштейна физически невозможно: нельзя оседлать луч света.
Мысленные эксперименты некоторых философов намного более далеки от экспериментов Дхармоттары и Томсона. Мифическое кольцо Гигеса позволяет его владельцу стать невидимым, когда он захочет; Платон использует его, чтобы исследовать, как люди вели бы себя, если бы не боялись быть пойманными и наказанными.
Пытаясь показать, что разум нельзя свести к материи, современный австралийский философ Дэвид Чалмерс приводит доводы в пользу возможности зомби , молекулярные копии нас, которые тем не менее отличаются от нас отсутствием сознательного опыта: внутри все темно. Между ними и нами есть разница, но не физическая разница.
Если мысленный эксперимент используется только как стимулирующее умственное упражнение, то невозможность сценария не причинит вреда. Возможно, платоновское кольцо невидимости и полет Эйнштейна на световом луче таковы. Но когда мысленный эксперимент используется в качестве серьезного возражения против теории, имеет значение, возможен ли сценарий. Например, если бы в истории Дхармоттары была скрыта какая-то нестыковка, это не опровергло бы теорию о том, что разумная истинная вера есть знание. Если зомби совершенно невозможны, Чалмерс не может использовать их против теорий, сводящих разум к материи.
Знание путем воображения
Как мы узнаем возможен ли сценарий? Когда я читал рассказ Дхармоттары, я представлял себе дым вдалеке, затем мясо, шипящее над только что зажженным огнем, жужжание мух и так далее.
Такие события, очевидно, могли произойти. Как насчет зомби? Конечно, я могу представить себе кого-то, кто со стороны выглядит точно так же, как Дейв Чалмерс, сидящий за компьютером и пишущий книгу под названием Сознательный разум 9.0172 . Но чтобы сделать его зомби-близнецом Чалмерса, а не самим Чалмерсом, я также должен представить, что у него нет сознательного опыта. Я не могу представить это изнутри, потому что у зомби в этом смысле нет внутреннего; у него есть серое вещество в голове, но нет сознательной точки зрения. Если я представляю темноту, разве я не воображаю, что у меня есть сознательный опыт темноты, которого по определению нет у зомби? Со стороны мне просто нужно сказать себе: «У него нет сознательного опыта», это довольно минимальный вид воображения. Действительно, многие философы отрицают существование зомби. Они считают, что молекулярная копия Чалмерса будет столь же сознательна, как и оригинал. Хотя определение зомби может быть логически непротиворечивым, этого недостаточно, чтобы сделать зомби действительно возможными.
Нет чисто логического противоречия в гипотезе о том, что вы это число 7, но это все равно невозможно. Никакой номер не мог быть , вы . Возможно, такая же нелогическая невозможность есть и в гипотезе о зомби.
Иногда трудно сказать, какие гипотезы возможны, а какие нет. Это проблема для некоторых мысленных экспериментов, но не для всех. Возможность сценария Дхармоттары не вызывает разумных сомнений. Правильно представляя это, мы знаем, что это возможно. Также благодаря нашему воображению мы можем узнать о нем больше. Важно то, что мы можем узнать, что в таком сценарии человек, который обоснованно и справедливо полагает, что там есть пожар, не знаю там пожар.
Поначалу идея познания посредством воображения может показаться сумасшедшей. Разве знание не связано с фактом , воображение с вымыслом ? Но этот стереотип воображения слишком прост. Человеческий вид не развил такие сложные психологические способности только для того, чтобы мы могли предаваться своим фантазиям.
Когда вы думаете об этом, вы понимаете, что хорошее воображение приносит всевозможную практическую награду. Например, он предупреждает нас о будущих возможностях, чтобы мы могли заранее подготовиться к ним — остерегаться опасностей, быть готовыми воспользоваться открывающимися возможностями. Когда вы входите в лес, он говорит вам, что там могут быть волки, а также съедобные ягоды, которых нужно остерегаться. Если у вас есть проблема, ваше воображение может предложить возможные решения, например, различные способы пересечь реку, которая отделяет вас от пункта назначения.
Мы часто пользуемся воображением, выбирая между несколькими вариантами действий. Например, если вам нужно выбрать между несколькими местами, где вы могли бы провести ночь, вы можете представить, каково было бы провести ночь в каждом из них, и принять решение на этой основе. Воображение особенно полезно, когда метод проб и ошибок слишком рискован. Предположим, что сломанный утес блокирует направление вашего движения.
Осторожный вариант — пойти по длинному пути; это было бы довольно безопасно, но добавило бы дополнительный день к вашему путешествию. Лучше всего было бы подняться на скалу, если вы можете, так как это займет гораздо меньше времени и энергии. Хуже всего было бы попытаться взобраться на скалу, но потерпеть неудачу: если повезет, вы вернетесь к тому, с чего начали; если не повезет, вы упадете и получите тяжелые ранения или погибнете. Чтобы решить эту дилемму, вы можете рассмотреть скалу издалека, чтобы увидеть, можете ли вы представить себе возможный путь к вершине: шаг за шагом, шаг за шагом, вы пытаетесь представить, как взбираетесь вверх, чтобы увидеть, всегда ли вы встретите препятствие, которое вы не смогли преодолеть. Конечно, ты мог вообразить чудесным образом появившуюся удобную лестницу, но это было бы бессмысленно, так как вы знаете, что в данных обстоятельствах такой лестницы не появится. Вместо этого мы способны к гораздо более реалистичному воображению, чувствительному к тому, что действительно может произойти в ваших обстоятельствах.
Благодаря такому реалистичному воображению вы можете узнать, сможете ли вы взобраться на скалу и добьетесь ли вы успеха, если попытаетесь. Такие знания необходимы для того, чтобы сделать мудрый выбор между обходом длинного пути и испытанием скалы.
С практической точки зрения хорошее воображение не создает большого количества возможностей, слишком много, чтобы мы могли о них подумать. Вместо этого он генерирует несколько возможностей, о которых вам наиболее полезно подумать — 90 171 практических 90 172 возможностей. Такое воображение повышает ваши шансы на выживание. Она тесно связана со способностью предсказывать будущее. Если вы видите кого-то, начинающего переходить шаткий мост, вы можете предсказать, что он рухнет. Даже если никто не начинает через него, вы можете представьте себя, делающего это, предскажите, что он рухнет, решите не пытаться и таким образом спасите свою жизнь. В конечном счете эволюционное давление, вероятно, повысит точность и надежность таких творческих упражнений.
Воображение — наш основной способ изучения гипотетических возможностей. Неудивительно, что мы используем его в мысленных экспериментах. Они не какие-то странные, самодовольные штуки, которыми занимаются только философы и некоторые другие чудаки. Только самое глупое из животных будет , а не подумайте о гипотетических возможностях. Когда мы это делаем, мы обычно делаем это обычным человеческим способом, используя наше воображение. Мысленное экспериментирование — лишь немного более сложная, тщательная и рефлексивная версия этого процесса, служащая какому-то теоретическому исследованию. Без него человеческая мысль была бы сильно обеднена.
Интуиция?
К сожалению, некоторые философы описывают философские мысленные эксперименты таким образом, что они кажутся гораздо более исключительными и таинственными, чем они есть на самом деле. Когда мы думаем, что человек в истории Дхармоттары не знает, что там есть огонь, они говорят, что мы полагаемся на интуиция что он не знает, что там пожар.
«Интуиция» звучит как какой-то странный внутренний оракул, направляющий или вводящий нас в заблуждение из глубин.
Чтобы разобраться во всем этом, в первую очередь нужно заметить, что такие «интуиции» не ограничиваются воображением. Как мы видели, не имеет большого значения, судим ли мы «Он не знает», представляя себе гипотетический сценарий или наблюдая такой же сценарий из реальной жизни; философский вывод тот же. По мнению любителей «интуиции», мы полагаемся на интуицию, о которой не знаем, даже когда выносим суждение о реальном случае. Более того, по их мнению, мы используем интуицию не только в каверзных случаях, мы используем ее и в скучно-простых, повседневных случаях, например, когда вы полагаете, что незнакомец, которого вы встречаете на улице, знает, идете ли вы, но не знает, идете ли вы. не знаю, есть ли у вас монеты в кармане. Также не должно иметь значения, интересуют ли термины суждения философов. Когда вы судите, что незнакомец хорошо одет, вы все равно полагаетесь на интуицию.
Все суждения полагаются на интуицию? Это может сделать категорию интуиции слишком неразборчивой, чтобы быть полезной. Некоторые философы пытаются сузить категорию, уточняя, что интуитивные суждения (основанные на интуиции) не выводятся из фактов. Но это рискует слишком сузить его. В реальном деле Дхармоттары якобы интуитивное суждение «Он не знает, что над ним огонь» основано на доказательствах, таких как тот факт, что он принял облако мух за дым. В соответствующем воображаемом случае то же самое суждение, сделанное в процессе воображения, имеет ту же основу. Если такое обоснование суждения считается выводом его из фактов, то ключевые суждения в мысленных экспериментах — это , выведенные из доказательств, и поэтому их нельзя считать интуитивными.
Более многообещающе, что поклонники интуиции могли бы сузить категорию, указав, что интуитивное мышление не основано на сознательном процессе умозаключения. Когда я немедленно сужу «Он не знает» в истории Дхармоттары, если и существует процесс вывода, я не осознаю его.
Напротив, когда я делаю длинные математические вычисления ручкой и бумагой, я осознаю процесс. Проведение границы между интуитивными и неинтуитивными суждениями таким образом дает важный результат: все неинтуитивное мышление опирается на интуитивное мышление . Ибо если неинтуитивное мышление прослеживается взад и вперед через сознательные процессы вывода, на которых оно было основано, то рано или поздно всегда приходят к какому-то мышлению, не основанному на сознательном процессе вывода, которое поэтому считается интуитивным мышлением. Следовательно, в опоре философии на интуитивное мышление нет ничего особенного в философии, потому что все мышление опирается на интуитивное мышление. Когда физики проходят через сознательный процесс строгого вывода, производя вычисления и используя наблюдения, они все еще полагаются на интуитивное мышление, потому что даже их мышление должно с чего-то начинаться. Это не делает их мышление иррациональным; это просто означает, что по крайней мере некоторое интуитивное мышление является частью рационального мышления.
В последнее время некоторые философы утверждают, что философы не должны полагаться на интуицию. Другие утверждали, что философы не полагаются на интуицию. Дебаты основаны на путанице в отношении того, чем должны быть «интуиции». Однако большинство людей согласны с тем, что если философы полагаются на интуицию, они делают это, вынося вердикты в отношении мысленных экспериментов, таких как «Он не знает». Но когда они пытаются сказать, что особенного в этих вердиктах, они приходят к мысли, на которую опирается все человеческое мышление, как мы только что видели, так что и мысль о том, что философам не следует не начинающие.
Конечно, все это не означает, что все «интуитивное» мышление рационально. Некоторые из них фанатичны, догматичны и совершенно неверны. Если суждения людей о случаях из реальной жизни искажаются предубеждениями, эти предубеждения, вероятно, искажают их суждения о мысленных экспериментах. Например, тот, кто безразличен к страданиям животных в реальной жизни, вероятно, проявит такое же отношение при рассмотрении мысленных экспериментов о страданиях животных.
Предубеждения
Недавний скептицизм в отношении надежности философских мысленных экспериментов восходит к реальным экспериментам, проведенным философами в начале века, когда многим нефилософам предлагались стандартные мысленные эксперименты и требовалось их мнение. Результаты показали, что в некоторых мысленных экспериментах люди восточноазиатского происхождения реагировали иначе, чем люди европейского происхождения, а женщины реагировали иначе, чем мужчины. В философской традиции, сильно полагавшейся на мысленные эксперименты, о них в основном судили белые мужчины, но почему белые должны быть лучше, чем небелые, в оценке мысленных экспериментов, или мужчины лучше, чем женщины? Однако в последнее время такие эксперименты многократно переделывались, более тщательно, с большим привлечением полностью подготовленных психологов, и картина теперь совсем другая. Статистические различия между людьми разных национальностей или полов имеют тенденцию к исчезновению.
Обнаруженные ранее различия, по-видимому, были результатом очень тонких искажений в том, как людей отбирали для экспериментов, какие сценарии им давали и т. д. — те факторы, которые легко упускать из виду и которые психологи привыкли отслеживать. ибо, а философы — нет. На картине, которая теперь вырисовывается из новых данных, модели, лежащие в основе наших реакций на философские мысленные эксперименты, имеют гораздо больше общего с когнитивными способностями, которые мы, люди, разделяем, независимо от нашей этнической принадлежности и пола. Это иллюстрируется мысленными экспериментами, с которых я начал главу. Дхармоттара был буддистом в Кашмире восьмого века; Я нерелигиозен в Британии двадцать первого века. Джудит Джарвис Томсон — женщина; Я — человек. Тем не менее, я нахожу их мысленные эксперименты убедительными.
Это не конец истории. В конце концов, даже если все люди согласны с чем-то, это не делает это истинным . Например, если все люди согласны с тем, что люди — самые умные существа во вселенной, из этого не следует, что мы — самые умные существа во вселенной.
Что, если мы все вынесем один и тот же вердикт мысленному эксперименту, но этот вердикт неверен? Хотя то, как мы используем наше воображение для оценки мысленных экспериментов, будет, как правило, надежным, по причинам, обсуждавшимся ранее, нет оснований ожидать, что оно будет надежным на 100% — как раз наоборот. Мы часто ошибаемся, оценивая реальные случаи; почему мы должны быть невосприимчивы к ним при оценке мысленных экспериментов? Это не причина не использовать мысленные эксперименты, поскольку все человеческие способности подвержены ошибкам. Скорее это повод для разброса наших ставок, а не полагающихся исключительно на мысленных экспериментах. Если мы будем использовать и другие методы, они могут помочь нам выявить наши случайные ошибки в оценке мысленных экспериментов, даже если эти ошибки характерны для всего вида. Разработка систематических общих теорий, подкрепленных фактами, — хороший способ сделать это. Если мы разработаем систематизированную общую теорию о возможности развития жизни на любой планете, подкрепленную фактами, мы можем прийти к пониманию того, насколько маловероятно, чтобы мы были самыми умными существами во Вселенной.