Фактор еды в биополитике и национальной безопасности | Кравченко
1. Агеева Н.А. Проблема невежества в биоэтическом аспекте медицинской деятельности // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2014. № 1. С. 28-31.
2. Биотехнология. Биобезопасность. Биоэтика / под ред. А. П. Ермишина. Мн.: тэхналопя, 2005. 430 с.
3. Донченко Л.В., Надыкта В.Д. Безопасность пищевой продукции: Учебник. 2-изд. М.: ДеЛи принт, 2007. 352 с.
4. Ермакова И.В. Генетически модифицированные организмы (ГМО): борьба миров. М.: Белые альвы, 2010. 48 с.
5. Зеркалов Д.В. Продовольственная безопасность. Киев: Основа, 2012. 449 с.
6. Кравченко С.А. Гуманистически ориентированная модернизация: востребованность преобразований адекватных чаяниям россиян // Россия реформирующаяся. Ежегодник. Выпуск 12. М.: Новый хронограф, 2013. С. 21-41.
7. Кравченко С.А. Становление сложного социума: к обоснованию гуманистической теории сложности. М.: МГИМО-Университет, 2012. 305 с.
8.
Кудряшова А.А. Экологическая, продовольственная и медицинская безопасность человечества (способы и средства оздоровления человечества, продовольственных ресурсов и среды обитания). М.: Пищепромиздат, 2009. 472 с.
9. Лебедев В. Г. Продовольственная безопасность и трансгенные продукты // Россия в окружающем мире. 2004. № 5. С. 128-150.
10. Лейбин В. М. Римский клуб. М.: Политиздат, 1980. 397 с.
11. Печчеи А. Человеческие качества. М.: Прогресс, 1985. 312 с.
12. Ревенко Л.С. Регулирование производства и оборота ГМО в Европейском союзе: современные тенденции // Российский внешнеэкономический вестник, 2011. № 4. С. 3-9.
13. Международная служба по мониторингу за применением агробиотехнологий. Режим доступа: http:// www.isaaa.org, дата обращения: 4 января 2014 г.
14. Смагин С.Л., Иванцева Т.Г., Литвинец С.Г., Старикова М.М. Общественное восприятие генно-модифицированной продукции // Социс, 2011. № 8. С. 142-144.
15. Тинберген Я. Пересмотр международного порядка.
М: Прогресс, 1980. 416 с.
16. Фуко М. Власть и тело // М. Фуко. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. М.: Праксис, 2002. 384 с.
17. Фуко М. Рождение социальной медицины // М. Фуко. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. М.: Праксис, 2006. 380 с.
18. Яницкий О.Н. Социальные движения: теория, практика, перспектива. М.: Новый хронограф, 2013. 356 с.
19. Bauman, Z. Liquid Times. Living in an Age of Uncertainty. Cambridge: Polity Press, 2009. 128 p.
20. Beck, U. World at Risk. Cambridge: Polity Press, 2010. 269 p.
21. Coveney J. Food. London and New York: Routledge, 2014. 108 p.
22. Health, Risk and Vulnerability. Ed. by A. Petersen and I. Wilkinson. London, N.-Y.: Routledge, 2008. 165 p.
23. Giddens A. The Politics of Climate Change. Cambridge: Polity Press, 2009. 264 p.
24. Meadows D.H., Meadows D.L., Randers J. Beyond the Limits. Chelsea Green: Post Mills, 1992.
320 p.
25. Perrow Ch. Normal Accidents: Living with High Risk Technologies. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1999. 441 p.
26. Perrow, Ch. The Next Catastrophe: Reducing our Vulnerabilities to Natural, Industrial, and Terrorist Disasters. Princeton University Press, 2011. 377 p.
27. Ritzer G. The Globalization of Nothing. A Pine Forge Press Publication, 2004. 259 p.
28. Ritzer G. The Globalization: the Essentials. Wkilley-Blackwell, 2011. 356 p.
29. Ritzer G. The Mcdonaldization of Society. Thousand Oaks, L., New Delhi: Pine Forge Press, 2000. 278 p.
30. The 8th Conference of the European Sociological Association. Conflict, Citizenship and Civil Society, Glasgow, 3rd — 6th, September, 2007. Abstract Book. 552 p.
31. Постановление Правительства РФ от 23 сентября 2013 г. № 839 «О государственной регистрации генно-инженерно-модифицированных организмов, предназначенных для выпуска в окружающую среду, а также продукции, полученной с применением таких организмов или содержащей такие организмы» (не вступило в силу) // Правовой портал ГАРАНТ.
РУ. Режим доступа: http://www.garant. ru/products/ipo/prime/doc/70357814/, дата обращения: 4 января 2014 г.
32. Утверждена Доктрина продовольственной безопасности Российской Федерации. 01.02.2010. Официальный сайт Президента России [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.kremlin.ru/ acts/6752, дата обращения: 4 января 2014 г.
Амбивалентность власти: мифологический, онтологический и практический аспекты.
Главная »
Исследовательский проект Корецкой М.А. «Амбивалентность власти: мифологический, онтологический и практический аспекты».
Работа над проектом поддержана Фондом РГНФ, проект № 14–03–00218, выполнение проекта рассчитано на 2014–2016 годы.
Ключевые слова: власть, амбивалентность, сакральное, суверенность, дюнамис, энергейя, диалектика господина и раба, интеллектуалы и власть, медиастратегии, медиаконтроль.
Аннотация проекта.
Власть в современной философии оказалась одной из самых привилегированных тем, и при этом сам концепт «власти» избегает однозначности: начиная с Ницше, власть понимается то как креативная мощь, то как репрессивная машина господства.
Гипотеза данного исследовательского проекта заключается в том, что философское понятие власти двусмысленно потому, что власть как социальный феномен амбивалентна, двойственна. Любой аспект проблемы власти раскрывает ее через динамические оппозиции. Традиционный способ легитимации власти заключается в ее сакрализации, однако в силу того, что само сакральное амбивалентно (может быть связано как с благословением, так и с проклятьем), эти же характеристики амбивалентности оказываются изначально присущими власти. В монотеистических культурах эта проблема усугубляется, что, в частности, приводит к конфликтному делению на светскую и духовную власть. Определенный элемент мифо–теологической амбивалентности власти в политической культуре присутствует до сих пор. Другой аспект проблемы заключается в неопределенности онтологического статуса философского концепта власти. Его постметафизический потенциал (заложенный в него Ницше) парадоксальным образом не отменяет его же метафизической инерции, связанной с его происхождением от аристотелевских «дюнамис» и «энергейи».
План работ по исследовательскому проекту
1–й год исследования: Концептуально разработанная и обоснованная гипотеза амбивалентности сакральной власти в архаических обществах. Реконструкция «культурного сценария» обретения и утраты властной харизмы.
В этом смысле концепция амбивалентности власти находится в русле так называемого «практического поворота» современной философии. Результаты исследования планируется отразить в серии статей (не менее 8 статей общим объемом не менее 10 авторских листов), на основе которых будет подготовлена монография по общим итогам исследовательского проекта объемом не менее 10 авторских листов. Также планируются ежегодные доклады на конференциях.
Аннотация результатов, полученных в 2014 году
В соответствии с программой исследования амбивалентности власти на 2014 год в опубликованных и принятых к печати статьях была подробно рассмотрена проблема наделения власти амбивалентностью через процедуры сакрализации.
В статье «Амбивалентность сакрального и амбивалентность власти: от антропологической концепции к философской проблеме» был проведен анализ концепции амбивалентного сакрального Р. Кайуа, а также выявлен эффект амбивалентности, которую власть в архаических обществах получала благодаря процедурам сакрализации.
В сакральном присутствует одновременно два полюса – святость и скверна, под сакральный запрет попадает как ритуально чистое, так и ритуально нечистое, как из соображений почтения, так и из боязни оскверниться, а последствием может быть как благословение, так и проклятье. Сакрализация власти должна означать не только то, что правитель табуируется, но и то, что само по себе властное могущество должно пониматься в амбивалентном ключе – делегируясь как благодать, власть становится для своего носителя источником скверны, при этом отследить смену полюсов, точку трансформации энергии и причины этой трансформации трудно, равно как агент власти не может при всем своем желании избежать полюса «нечистоты». Во–первых, по причине порочности злоупотреблений, которые в терминологии Бодрийяра «закупоривают» обмен «социальной маной». Во–вторых, в силу постепенного ветшания, иссякания благодати, что влечет за собой угрозу ветшания мира (Дж. Фрэзер). В–третьих, носитель власти, монарх оскверняется ответственностью за причинение смерти.
В статье «Смерть в терминах престижной траты: взаимная конвертация хюбриса и харизмы» (1,6 п.л.), основные положения которой были озвучены на ежегодном межвузовском семинаре «Миф как объект и/или инструмент интерпретации» был реконструирован культурный сценарий обретения и утраты властной харизмы на материале античного мифа, что позволило более подробно проговорить проблему амбивалентности власти в контексте практик сакрализации, расположив ее в горизонте вопроса об антропологическом смысле актов трансгрессии и опыта суверенности, где мерой престижных трат оказывается смерть. Амбивалентность сакрального была раскрыта через взаимную конвертацию хюбриса (преступание пределов, положенных человеку) и харизмы (красота, благодать, сакральная энергия жизни и власти) в судьбе мифологического героя.
В статье «Парадоксы христианской теологии власти: монотеизм и амбивалентность сакрального» (1,9 п.л.)было рассмотрено различение светской и духовной власти в свете проблемы амбивалентности.
В докладе «Жертва террора и сакрализация власти» на международной конференции «Террор и культура», СПб, (тезисы доклада опубликованы) был рассмотрен один из аспектов сакрализации власти в современной политической культуре.
Сохранение дискурса о жертвах в современном, сколь угодно светском политическом, публичном контексте может свидетельствовать о том, что, несмотря на всю просвещенческую критику и рациональные установки, десакрализованная власть по прежнему испытывает кризис обоснования, а за различиями аффектов вокруг архаической жертвы (энтузиазм и восхищение) и жертвы современной (жалость и сострадание) стоит различие диспозитивов власти. В рамках гуманистического и особенно постгуманистического дискурса квалификация смертей в качестве жертв, во–первых, всегда осуществляется постфактум, и, во–вторых, в контексте обвинения политических оппонентов, что позволяет обвиняющей стороне легитимировать собственные позиции, подкрепляя их риторикой справедливого возмездия.
В докладе «Виртуальная война в терминах господства: в поисках утраченной суверенности» на российской конференции с международным участием «Компьютерные игры как способ конституирования социальной реальности»(в рамках всероссийского симпозиума «Дни философии в Санкт–Петербурге’2014») рассматривалась современная форма опыта суверенности, связанного со смертью в терминах престижных трат, соперничеством за господство.
После кровавых эксцессов двух мировых войн причинение смерти уж точно никак не может считаться образцом социализации. Поэтому смертельный агон как способ обретения режима автаркии смещается в виртуальное пространство и связывается с «боевым опытом» геймера.
Аннотация результатов, полученных в 2015 году
За 2015 год были получены следующие исследовательские результаты.
1. Описаны ключевые моменты генеалогии концепта «воля к власти» Ф. Ницше, позволяющие эксплицировать скрытый метафизический резонанс концепта власти как такового. Ницше принципиально отказывается от метафизических схем философствования: от тождества бытия и мышления, и вообще от приоритета онто–логического принципа тождества, от субстанций, от итогового торжества принципа единства, от фигуры Бога как гаранта единства бытия, его упорядоченности и мыслимости, от привычной системы знания с ее границами. Однако устойчивый метафизический шлейф концепции воли к власти оказывается, эффектом во–первых, выведения всего многообразия тезисов из одного вполне спекулятивного принципа, а во–вторых родства концептов Ницше с ключевыми онто–теологическими концептами ενέργεια и δύναμις и их производными.
Обнаруженная связь концепта воли к власти с энергейа и дюнамис позволяет предположить, что через физический смысл терминов (энергии и силы) Ницше стремился выразить протометафизический (относящийся к античной фюсиологии), и тем самым выйти за границы метафизики. Однако скрытый в концепте власти метафизический контекст, тем не менее, остается. Воля к власти как диффернцирующее (или квантовое) отношение активных и реактивных сил напрямую отсылает к формулировке третьего закона Ньютона, которая, в свою очередь содержит элементы герметической традиции, косвенно восходящие к античной фюсиологии. Содержание концептов «акции» и «реакции» отсылает к устойчивым во времени метафизическим формулировкам, а именно к восходящему к ενεργέια истолкованию полноты бытия не просто как блага, но как деятельности, активности. Трактовка реактивных сил как тех, которые действуют только через отрицание, содержат отсылки как к схоластической концепции privatio boni, так и к арстотелевскому разделению сил–способностей на силы–действия и силы–претерпевания.
Характеристики творческой воли к власти во многом повторяют теологические формулы как западного, так и восточного христианского богословия, в частности, совпадение воли с творческим действием как главная характеристика Божественного всемогущества хорошо прочитывается в интенциональности активной Der Wille zur Macht, с той разницей, что у активной воли к власти нет субъекта, есть только агент, т.е. сохраняется аффирмативная и перформативная воля, но как характеристика действия творения, без фигуры изначальной первопричины–Творца. Вместе с этими теологическими коннотациями в концепцию Ницше попадают ассоциации и с крайне неоднозначным понятием божественного насилия: Wille zur Gewalt оказывается как бы теневой стороной Wille zur Macht, что может быть истолковано как наследие теологии, включавшей творение «из ничего» в формулу суверенности.
2. Дана генеалогия диалектики господина и раба и описана полемика вокруг этого сюжета, связанная с ролью онтологии негативности в распределении отношений власти.
Гегель, в отличие от Аристотеля, связывает различие господина и раба не с человеческой природой, но, фактически, с перформативным актом, свободным выбором в ситуации смертельного поединка. Суверенность господина связана с готовностью убивать и быть убитым из–за символических ценностей, из–за чистого престижа. В понимании Кожева Свобода связывается Гегелем с онтологической негативностью, отрицанием налично данного, которое реализуется в Борьбе и Труде. Творческая негативность труда в итоге освобождает раба и превращает его в гражданина тотального государства, т.е индивида, утверждающего свое право на жизнь, и находящегося в отношениях взаимного признания с другими гражданами. Однако критика диалектики господина и раба, данная Ф. Ницше повлияла на последующую мысль и философию власти не меньше, чем концепция Гегеля. Ее суть в том, что воля к власти раба существенно реактивна и таковой и остается, а соответственно, триумф раба в финале истории представляет собой не свободное общество, а апофеоз нигилизма «последних людей» пусть и под крылом правового государства.
Ключом к полемике оказывается роль принципа негативности, который Гегель полагал движущей силой диалектики бытия, Кожев считал решающим антропогенным фактором, а Ницше и вслед за ним Делез связывали с нигилистической манерой мысли и реактивной волей к власти. Соответственно, освобождение в логике Делеза – это не освобождение раба от господина, или Труда от страха смерти в Борьбе, а освобождение желания от его трактовки через принцип нехватки, представляющий собой подхваченный лакановским психоанализом приндип фундаментальности Отрицания Гегеля и Кожева.
3. Исследована связь концепта суверенности, имеющего теологическое происхождение, с правом на смерть. Показано, что в этом концепте две базовые идеи современного гуманизма (свобода и человеческая жизнь как высшая ценность) оказываются сопряжены в весьма травматическом противоречии. Современное расхожее употребление понятия суверенности (когда речь идет о суверенитете народа, государства, суверенности личности) предполагает, что имеется в виду сугубо позитивный феномен: свобода, независимость, право самоопределения, однако понятие имеет довольно мрачный шлейф коннотаций, который совершенно симптоматичным образом «вытесняется» актуальным политическим дискурсом.
Такие авторы как Ж. Батай, К. Шмит, М. Фуко и Дж. Агамбен проблематизируют суверенность как определенный тип установления властных отношений и вскрывают его амбивалентный характер, показывая, что в основе суверенности лежит не что иное, как право на смерть и его (этого права) сакрализующий характер. В свете данной проблемы были исследованы вопросы об источнике суверенной власти, самой сути суверенных полномочий и «субъектном» характере суверенности. Средневековая политическая теология источником суверенности полагала Божественное всемогущество, монарх же получал полномочия суверена как представитель суверенного начала, в котором народ обретал свою точку сборки, обеспечивающую единство и упорядоченность «народного тела». Однако буржуазная логика имманентности меняет источник легитимности власти: источником суверенности объявляется народ, причем радикальный в своей гуманистической направленности тезис о том, что народный суверенитет не может быть отчуждаем, на практике обернулся революционным террором.
Связка идеи суверенности и практики радикального насилия проистекает из самой сути суверенных полномочий. Суверен как гарант закона и права сам находится выше них и в этом смысле представляет собой фигуру воплощенного божественного насилия (В. Беньямин) или субъекта, который принимает решение о чрезвычайном положении (К.Шмитт), а верховная власть суверена структурируется непосредственно правом на смерть и пролитие крови (Ж. Батай, М. Фуко). Причем благодаря теологическому происхождению субъектность включена в диспозитив суверенности в самых разных аспектах и отношениях, что также может оказаться источником двусмысленностей: она заставляет нас искать субъекта там, где его, может статься, и вовсе нет, возрождая массовый запрос на фигуру репрезентаната народной воли, на первый взгляд столь неправдополобную в современном сетевом мире. Что касается проблемы границ суверенного типа власти, то Фуко считал, что суверенный диспозитив, для которого ключевым моментом являлось право причинять смерть (отбирать жизнь), сменяется новым типом власти (биополитикой), для которого принципиален тотальный контроль над жизнью.
Однако Агамбен утверждает, что биополитика сохраняет апелляцию к суверенному решению и нуждается в режиме чрезвычайного положения, а значит и прибегает к террору, причем самым парадоксальным образом политический дискурс, концептуализируя жизнь как ценность, вторым шагом превращает ее в «голую жизнь» как объект суверенного решения.
4. В этом контексте была исследована непростая судьба античного идеала автаркии и поставлен вопрос о его перспективах в горизонте биополитики. Идеал автаркии был связан с суверенным диспозитивом власти и предполагал, что свобода как достойный человека способ сушествования есть право распоряжаться собственной жизнью, а последнее обосновывается осознанной готовностью не только к смертельному риску, но и к тому, чтобы причинить смерть другому (диалектика господина и раба). Современенность лишает насилие легитимности, но имеет место странный парадокс: всякий индивид с рождения наделяется правами на жизнь, свободу и самоопределение, не нуждаясь для их обретения в том, чтобы попадать в ситуацию смертельного поединка, однако ситуации нелегитимного насилия (современные формы террора) воспроизводятся с частотностью системной ошибки и наглядно демонстрируют, что несмотря на неотъемлемый характер права на жизнь и достоинство, индивид не в состоянии удержать статус свободного человеческого существа самостоятельно.
← Предыдущая статья
Вестник Самарской гуманитарной академии 2015-2
Следующая статья →
Возраст и время
О тексте
Дополнительно
Смотрите также:
Новое психологическое исследование показывает, что амбивалентные люди выносят менее предвзятые суждения
Люди, которые склонны испытывать смешанные чувства, с меньшей вероятностью станут жертвой двух распространенных когнитивных предубеждений, согласно новому исследованию, опубликованному в British Journal of Social Psychology . Результаты показывают, что способность одновременно видеть как положительные, так и отрицательные стороны вещей имеет некоторые психологические преимущества.
«Я думаю, что мы живем во времена, когда большое внимание уделяется «твердым» мнениям и людям, которые очень «уверены» в своих позициях, что ведет к разделению и поляризации», — сказала автор исследования Айрис К. Шнайдер, профессор социальных и экономических наук Кёльнского университета.
«Кажется, очень мало места тому факту, что многие важные вопросы на самом деле многогранны, имеют как положительные, так и отрицательные стороны. Действительно, существует некоторое предубеждение против амбивалентности, потому что это считается нерешительным и неуверенным. Я считаю, что это не оправдано и что в амбивалентности есть преимущества, потому что это дает более широкий и реалистичный взгляд на мир».
В четырех исследованиях Шнайдер и ее коллеги изучали взаимосвязь между амбивалентностью и двумя когнитивными искажениями. В двух исследованиях изучалась предвзятость соответствия, также известная как фундаментальная ошибка атрибуции, которая описывает тенденцию чрезмерно подчеркивать личностные, а не ситуационные объяснения поведения другого человека. В двух других исследованиях изучалась корыстная предвзятость, то есть склонность приписывать свои успехи внутренним факторам, а свои неудачи — внешним факторам.
Во всех исследованиях, включавших в общей сложности 1832 участника, амбивалентность измерялась с использованием Шкалы амбивалентности черт.
Участников считали высоко амбивалентными, если они соглашались с такими утверждениями, как «Мои мысли часто противоречивы» и «Обычно я вижу как положительные, так и отрицательные стороны вещей».
Исследователи обнаружили, что те, кто набрал более высокие баллы по этому показателю, как правило, демонстрировали более низкий уровень корреспонденции и корыстной предвзятости. Другими словами, чем выше у людей была амбивалентность черт, тем меньше вероятность того, что они будут отдавать предпочтение внутренним, а не внешним атрибуциям для объяснения чужого поведения, и тем меньше вероятность того, что они будут приписывать свой успех скорее самим себе, чем ситуациям.
«Некоторые люди в целом более амбивалентны, чем другие — это означает, что их амбивалентность черт выше, — сказал Шнайдер PsyPost. «Они чувствуют себя более амбивалентными чаще, более интенсивно и по большему количеству тем. Эти «амбиваленты» менее однобоки в своем мышлении и выносят менее предвзятые суждения о других, давая этим другим более справедливую встряску».
И те, у кого амбивалентность была высокой, и те, у кого амбивалентность была низкой, имели тенденцию к сильным внутренним атрибуциям. Но те, у кого низкий уровень амбивалентности, были склонны к слабым внешним атрибуциям. Напротив, крайне амбивалентные участники также были склонны к сильным внешним атрибуциям. «Таким образом, их атрибуции были более сбалансированными», — говорят исследователи.
Как и в любом исследовании, результаты включают некоторые оговорки.
«Одним из ограничений исследования является то, что оно является корреляционным. Это означает, что мы не можем быть уверены, вызывает ли большая амбивалентность меньшую предвзятость или большее предубеждение вызывает меньшую амбивалентность. Однако амбивалентность в данном случае была чертой личности, и мы знаем, что они относительно стабильны. Это означает, что очень вероятно, что черта повлияла на суждение, а не наоборот», — пояснил Шнайдер.
«Тем не менее, нам нужно провести дополнительную экспериментальную работу, чтобы выяснить это.
Нам также нужно посмотреть, распространяется ли этот эффект на другие области, в которых люди предвзяты, например, на принятие решений».
«Я считаю, что в амбивалентности есть свои преимущества, особенно в столь поляризованном мире», — добавил Шнайдер. «Однако амбивалентность может вызывать дискомфорт у некоторых людей, потому что они чувствуют, что они «бессмысленны». Когда вы чувствуете амбивалентность, попробуйте вспомнить слова Скотта Фицджеральда, который сказал: способность удерживать в уме две противоположные идеи одновременно и при этом сохранять способность функционировать».
«Если вы хотите внести в свою жизнь больше амбивалентности, попробуйте составить списки за и против. Обычно мы используем их для принятия решений, но попытка заставить себя найти положительные и отрицательные стороны проблемы может помочь вам увидеть ее более тонко».
Авторами исследования «Преимущества амбивалентности: взаимосвязь между амбивалентностью черт и предвзятостью атрибуции» являются Айрис К.
Шнайдер, Шейда Новин, Френк ван Харревельд и Оливер Геншоу.
неоднозначное определение символа | Английский словарь для учащихся
Если вы говорите, что кто-то относится к чему-то амбивалентно, кажется, что они не уверены, действительно ли они хотят этого или действительно одобряют это. прил (=не уверен)
Она по-прежнему сомневалась в своем браке…
♦ амбивалентность ( амбивалентность множественное число ) n-var usu с супп, часто N о/к n
Перевод английского словаря Cobuild Collins  
Смотрите также:
амбивалентность, эмбиент, атмосфера, любезный
Collaborative Dictionary English Cobuild
| ||||||||||||||||||||||||||
2. [разговорное] [существительное] человек, проявляющий данные черты характера. 3. [неформальный] используется для акцента, когда что-то скучное, раздражающее или бессмысленное.
]; [Iron.]; [Pej.]; [Rel.] Слово, образованное от слов «религия» и «нелепо», популяризированное Биллом Махером: «Концепции заместительного искупления и жертвы религиозны».