Андре конт спонвиль: Книга: «Философский словарь» — Андре Конт-Спонвиль. Купить книгу, читать рецензии | Dictionnaire Philosophique | ISBN 978-5-480-00288-1

Читать онлайн «Философский словарь», Андре Конт-Спонвиль – ЛитРес

Патрику Рену

André Comte-Sponville. DICTIONNAIRE PHILOSOPHIQUE

Ouvrage publié avec l’aide du Ministе́re français chargé de la Culture – Centre national du livre

Издание осуществлено с помощью Министерства культуры Франции (Национального центра книги)

© Presses universitaires de France, 2001

© Е. В. Головина, перевод, 2012

© А. П. Поляков, предисловие к русскому изданию, 2012

© Палимпсест, 2012

© ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2012

Предисловие к русскому изданию

Приглашение к размышлению

Что такое философия – наука жизни для всех или знание для избранных? Во французской философской традиции сложились две точки зрения на этот вопрос. Одну из них изложил Вольтер в предисловии к изданию своего «Философского словаря» 1765 г.: «Простой человек не создан для подобного знания; философия никогда не станет его уделом. Тот, кто утверждает, что существуют истины, которые следует скрывать от народа, может не волноваться: народ не читает. […] Короче говоря, философские труды пишутся только для философов…»

С Вольтером категорически не согласен другой великий французский мыслитель – Дени Дидро, в свое время бросивший призыв: «Давайте скорее популяризировать философию!»

Андре Конт-Спонвиль (род. в 1952 г.) – один из самых известных в современной Франции философов – в этом споре явно на стороне Дидро. Это может показаться парадоксальным, ведь именно «Словарь» Вольтера стал, наряду с «Суждениями» мыслителя середины ХХ века Алена, тем отправным пунктом, с которого «стартовал» «Философский словарь» Конт-Спонвиля. Действительно, в книге повторены большая часть 118 терминов, составивших труд Вольтера, и все 264 определения Алена, разумеется, в собственной авторской трактовке. Кроме того, словарь Конт-Спонвиля гораздо объемнее обоих своих предшественников и включает около 1200 терминов. И это «расширение» во многом достигается за счет включения в него слов, обычно не входящих в состав философской терминологии, – таких, как «Мягкость», «Терпимость», «Глупость» и многие другие.

Конт-Спонвиля часто называют популярным философом, и эта оценка имеет под собой определенные основания. Его книги, начиная с «Малого трактата о великих добродетелях» (Petit traite des grandes vertus), продаются многотысячными тиражами и не раз входили в десятку бестселлеров последних лет. Преподавательская работа в университете «Париж-Пантеон» (Сорбонна) не мешает ему сотрудничать с редакциями популярных периодических изданий, например вести постоянную авторскую рубрику в журнале «Псиколожи магазин». Конт-Спонвиль охотно выступает на радио и телевидении, принимает участие в различных ток-шоу и «круглых столах», посвященных жгучим проблемам современности – от борьбы с терроризмом до клонирования, от эвтаназии до социального страхования.

Секрет публичного успеха Конт-Спонвиля, разумеется, неотделим от его способности обращаться практически к любой зрительской и читательской аудитории, излагать свои взгляды доходчивым, образным, живым языком. Но одной «легкостью общения» его известность объяснить невозможно – будь это так, философ стал бы всего лишь очередным бойким шоуменом, которым сегодня несть числа. Дело, скорее, в характере и смысле того, о чем Конт-Спонвиль говорит с читателем и зрителем, и тональности его бесед с ними.

Магистральная тема выступлений Конт-Спонвиля – это философия, но понимаемая не как наука (такой науки не существует, убежден мыслитель; на звание научного может претендовать лишь знание истории философии), а как настоятельная потребность каждого живущего на свете человека искать и находить ответ на вопросы, в русской культуре традиционно привычно именуемые «проклятыми», и в первую очередь на главный из них – как жить? Как жить, если знаешь, что смертен? Надо ли стремиться к полноте знаний, если в мире всегда есть и будет нечто не доступное твоему пониманию? В чем состоит долг каждого из нас? Наивно думать, считает Конт-Спонвиль, что можно найти окончательный, абсолютный ответ на эти и другие, того же порядка, вопросы. Но думать над ними необходимо, и для этого совсем не обязательно иметь степень магистра философии. «Освободить» человека от этих, порой мучительных, размышлений о собственной жизни может только глупость, ведущая к обскурантизму и являющаяся его фундаментом.

Поэтому книги и публичные выступления Конт-Спонвиля – это прежде всего приглашение к размышлению. И не случайно они встречают такой живой отклик столь многочисленной аудитории. Свою миссию философ видит не в том, чтобы «простыми словами» изложить сложные для понимания истины, открытые великими мыслителями прошлого, а в том, чтобы помочь каждому пытливому уму открыть их самостоятельно, взглянуть на них через призму собственных мнений и оценок, приложить их к собственной жизни.

В этом смысле «Философский словарь» Андре Конт-Спонвиля особенно интересен. Заданная форма – «слово – определение» – позволяет автору изложить свое понимание предметов и понятий, которые он считает важными для философии. Иногда отдельная словарная статья занимает всего несколько строк, иногда растягивается на несколько страниц. Но и в том и в другом случае сформулированные им определения, его аргументация отражают мировоззрение автора.

Если попытаться коротко выразить ее существо, то можно сказать, что Конт-Спонвиль – философ-материалист, философ-атеист и философ-гуманист. В числе его «духовных учителей» – Эпикур, Фрейд и Спиноза. В отличие от многих современников, приверженцев постмодернизма (таких, как Жан Франсуа Лиотар или Жак Деррида), он искренне дорожит западноевропейской философской традицией, не превращая, впрочем, следование ей в догмат и многократно предостерегая от этого соблазна своих читателей.

Читать «Философский словарь» Конт-Спонвиля можно выборочно, обращаясь к той или иной конкретной статье, или насквозь – как увлекательную книгу о человеке, обществе и человеке в обществе. Несомненное литературное дарование автора, ясный слог, богатый яркими сравнениями и остроумными шутками язык превращают это чтение в подлинное удовольствие. Конт-Спонвилю свойствен эмоциональный стиль изложения, не имеющий ничего общего с усложненным, а порой и туманным стилем ученых трактатов. Умение философа «зрить в корень» описываемого явления, преодолевая стереотипные представления о нем, подарит каждому, кто даст себе труд прочесть его сочинение, немало открытий.

Хотелось бы надеяться, что эти качества оригинального текста не пострадали при переводе книги на русский язык, хотя без некоторых потерь, к сожалению, обойтись не удалось. Язык связан с мышлением не просто тесно, но неразрывно. Поэтому некоторые французские слова, не имеющие прямых аналогов в русском языке, оказались по необходимости опущены. При переводе несловарного текста в подобных случаях обычно используют всевозможные обходные пути – передают понятие при помощи описательных средств, вместо одного емкого слова прибегая к целой словесной конструкции. Для словаря, построенного по принципу «слово – определение», этот способ неприменим. Поэтому русский перевод по сравнению с оригиналом короче примерно на десяток определений. В числе «жертв» этой вынужденной редукции оказался, например, термин «differance» (не путать со словом différence – различие), предложенный Жаком Деррида и являющийся производным от французского глагола differer, имеющего два значения: «отличаться» и «откладывать что-либо на более поздний срок». По Деррида, differance – это в первую очередь онтологическое отличие, но временное, преходящее и в настоящем времени, которое, по Конт-Спонвилю, равнозначно всему сущему, являющее собой эквивалент ничто. Очевидно, что передать все эти тонкости мысли, основанные именно на многозначности французского слова, сохранив форму «словарного объяснения», по-русски фактически невозможно.

В некоторых других случаях потери носят частичный характер. Так, слово homme по-французски имеет два значения: «мужчина» и «человек». Здесь переводчик стоял перед выбором – какое из двух значений предпочесть? Мы остановились на втором, более широком и более значимом в философском контексте (в словарной статье автора его толкованию посвящено в несколько раз больше места, чем объяснению первого значения). Поэтому статья Homme в русском варианте фигурирует под термином «Человек», а от определения термина «Мужчина» пришлось отказаться.

К счастью, общее число «подводных камней» подобного рода в процентном отношении незначительно, и в целом объем книги остался практически тем же, что и в оригинале.

Еще одно замечание касается терминов, заимствованных из античного философского словаря и традиционно сохраняющих латинское написание, в том числе и на языках, не пользующихся латиницей, – conatus, clinamen и ряда других. Способ выделения каждой из таких статей в отдельный раздел (по первой букве латиницы) показался нам неоправданно тяжеловесным, и мы включили их в общие буквенные разделы, руководствуясь фонетическим признаком (так, оба указанных термина читатель найдет в разделе слов на букву К).

В своей статье о словарях Андре-Конт Спонвиль подчеркивает условный характер организации словарного материала в алфавитном порядке, который на самом деле есть не что иное, как разновидность беспорядка. Мы «перетасовали» все словарные статьи в соответствии с «беспорядком» русского алфавита и надеемся, что автор книги и читатель русского перевода простят нам эту вольность.

В одном из интервью журналу «Монтань» («Гора») Андре Конт-Спонвиль специально подчеркнул: «Я задумал эту книгу не как словарь по философии, а именно как философский словарь, стремясь в первую очередь выразить в ней собственную систему взглядов». Действительно, словарей по философии, содержащих отстраненное («объективное») изложение философских учений и доктрин, существует много. Словарей, являющих собой смелую попытку автора в рамках единой концепции проникнуть в существо теоретических, а также практических вопросов, волнующих человека, появляется гораздо меньше. Таков «Философский словарь» Андре Конт-Спонвиля.

 

А. П. Поляков, научный редактор

От автора

Почему я решил написать философский словарь? Из любви к философии и к определениям.

Ни один язык не способен мыслить, но мышление возможно только на конкретном языке, благодаря языку, а порой и вопреки языку. Вот почему нам нужны слова. Вот почему одних слов нам мало. Слова – наш инструмент, и каждый пользуется им как умеет. Ради красоты речи? Нет, это была бы лишь риторика. Ради красоты мысли и наполненности жизни, а это уже философия, вернее говоря, здесь-то и начинается философия. «Для правильных поступков необходимо верное суждение», – говорил Декарт. Это подразумевает, что мы должны знать, о чем говорим и что именно говорим; это подразумевает, что мы должны обладать опытом и опираться на определения. Опытом нас снабжают мир и жизнь. Определения нам приходится вновь и вновь изобретать самим.

Ни одно слово не имеет абсолютного, вечного смысла. У него есть лишь значения, диктуемые употреблением, а значит, всегда возможны другие слова и иные употребления. Поэтому смысл слов без конца меняется как во времени, так и в пространстве; он зависит от контекста, от ситуации, от личности говорящего, от занимающих его проблем. Особенно справедливо это в отношении философии. Каждый, кто занимается философией, обращается к «речи и рассуждению», как отмечал Эпикур, следовательно, обращается к словам, одновременно подстраиваясь под них и подстраивая их под себя. При этом надо еще донести свою мысль до других. Чтобы тебя поняли, необходимо согласие, пусть приблизительное и временное, относительно некоторого количества определений. Как иначе вести диалог, аргументировать свои выводы, убеждать других в своей правоте? Любое философское учение выражается с помощью слов, чаще всего заимствуемых из обиходного словаря. Но философ по-своему обрабатывает эти слова, делая их более точными, более строгими, более ясными, – он обогащает или воссоздает их смысл. Философия пользуется заемными словами, но идеи, понятия и концепции она изобретает самостоятельно. Процесс этот бесконечный. Язык – не более чем материал, и каждый волен сотворить из этого материала собственный мир, построить из него здание собственной мысли. Одних определений для этого мало. Но возможно ли надеяться на успех предприятия, вообще обходясь без определений?

Эта книга родилась из восхищения автора перед двумя шедеврами – «Философским словарем» Вольтера (1) и «Суждениями» Алена (2). Для меня они и образец, достойный подражания, и вызов, требующий ответа. Кому-то подобное соседство покажется странным – разве можно написать книгу, задуманную как продолжение двух других, к тому же столь непохожих друг на друга? Но сама трудность замысла стала для меня дополнительным стимулом к осуществлению этой попытки. А удовольствие, не покидавшее меня во все время работы, служило мне надежной поддержкой. Человек не обязан писать книги. Но тот, кто пишет книгу, не обязан изнывать от скуки.

Одно признание в том, какие именно книги я взял себе за образец, уже объясняет, в какой тональности написан настоящий «Философский словарь» и к какой аудитории он обращен. Ученых педантов предупреждаю сразу: я не намеревался сочинить исторический труд или блеснуть эрудицией. Напротив, меня вело желание с максимально возможной свободой выразить собственные мысли, изложив их в алфавитном порядке, который с равным основанием достоин именоваться алфавитным беспорядком, и единственным ограничением, что я перед собой ставил, было стремление найти определение конкретному заявленному слову.

Итак, эта книга представляет собой сборник дефиниций? Именно таким был мой первоначальный замысел, но постепенно он расширился. «Я поглощен задачей отчитаться в алфавитном порядке перед самим собой во всем, что я должен думать об этом и том мире», – писал Вольтер в письме, адресованном г-же Дю Деффан (3). К тому же самому стремился и я. На вопрос о сюжете этой книги я хотел бы ответить словами Рене Помо, автора предисловия к «Словарю» Вольтера: «Все, что может быть выстроено в алфавитном порядке, иначе говоря – все на свете». Следовательно, я задумал написать бесконечную книгу – во всяком случае, теоретически бесконечную, и в силу этого не способную претендовать на исчерпывающую полноту. Принимаясь за работу, я заранее смирился с мыслью, что довести ее до конца будет нельзя. Это отчасти извиняет тот факт, что книга получилась такой длинной – ведь по сравнению с тем, какой она могла бы быть, это пустяки. «Если вы не испытаете ко мне никакой благодарности за то, что я вам рассказал, – предупреждает Дидро читателя в предисловии к “Жаку” (4), – будьте хотя бы признательны за то, о чем я не рассказал». А ведь Дидро поведал нам всего лишь одну конкретную историю! Что же делать тому, кто намерен изложить целую философию? Я питаю беспредельное восхищение к Дидро, который со товарищи решился на смелую авантюру издания огромной «Энциклопедии». Но ближе мне, во всяком случае в этом плане, все-таки Вольтер, одобрявший только «прикладной энциклопедизм». Он довольно сдержанно отнесся к попытке Дидро и Д’Аламбера (5) составить немыслимо пространный «Словарь», хотя и не отказался от сотрудничества с ними. Руководствовался он соображениями практической пользы. Если бы Евангелие, говорил он, состояло из бесчисленного множества томов, мир никогда не стал бы христианским. Я никого не собираюсь обращать в свою веру, но не вижу ничего отталкивающего в том, чтобы быть полезным. Поэтому на всем протяжении своего труда я старался быть как можно более кратким. Я не боялся показаться неполным – я боялся быть скучным.

В своем настоящем виде этот том не заменяет ни одного из доступных читателю словарей, прежде всего – тех двух изданий, с которыми я сам чаще всего консультировался по ходу работы. Речь идет о коллективных трудах, вышедших в начале и в конце минувшего века благодаря усилиям Андре Лаланда (6) и Сильвена Ору (7). Но и эти два словаря не заменят моего. Язык у нас один на всех. Философия у каждого своя.

В каждом отдельном случае я отнюдь не стремился привести все возможные значения того или иного слова, даже закрепившиеся в философском лексиконе, как не страшился иногда отойти от его наиболее распространенного смысла. Каждый философ – сам хозяин своим определениям. Об этом напоминает нам Спиноза. «Мне известно, что в повседневной речи эти слова имеют другой смысл, – пишет он в “Этике”, – но я видел свою задачу не в том, чтобы объяснить смысл слов, а в том, чтобы объяснить природу вещей, используя для их наименования вокабулы, привычный смысл которых не так уж далек от понимаемого мною». Того же самого хотелось достичь и мне, и потому-то и появилась эта книга. Философский словарь – не то же самое, что обычный словарь, его законы диктует не употребление, а мысль. Но разве не всякая философская мысль – единственная в своем роде? Однако, чтобы быть понятой другими, она не должна слишком далеко удаляться от общепринятых значений. Это двоякое ограничение довлело надо мной во все время работы. Ни один язык, как я уже отмечал, не способен мыслить сам по себе, но человек мыслит только в рамках уже существующего языка, сложившегося задолго до его появления, языка, который он не властен переделать на собственный вкус. Я с недоверием отношусь к неологизмам, считая этот путь слишком легким, слишком исполненным тщеславия и редко приводящим к цели. Что касается варваризмов, даже сознательных, то они и вовсе внушают мне ужас. Куда лучше, как мог бы сказать Малларме, вкладывать подлинный смысл в слова своего племени.

Но какие именно слова? Не столько из вызова, сколько из своего рода озорства я решил повторить большую часть 118 словарных статей, фигурирующих в «Философском словаре» Вольтера (издания 1769 г. и за исключением имен собственных), а также почти все из 264 терминов, составивших «Суждения» Алена. Остальное требовало отбора, а любой отбор в этой области субъективен. Я отдал предпочтение собственно философскому словарю, что, на мой взгляд, нормально, впрочем не замыкаясь в узкие рамки философии. Ни одно слово само по себе не является носителем философского смысла – все зависит от того места, которое отводит ему то или иное учение. Обычный язык лучше жаргона, разумеется, при условии, что обычного языка достаточно для выражения нужной мысли.

Я отказался от включения в книгу имен собственных, которые требуют сочинения отдельного труда. Возможно, когда-нибудь я его и напишу. Что касается слов, производных от имен собственных, я отобрал лишь те из них, содержание которых не исчерпывается именем мыслителя. Так, читатель найдет здесь статьи о платонизме, эпикуреизме и стоицизме, ибо значение этих явлений шире изложения соответствующего учения каждого из создателей, но не найдет статей об аристотелизме или гегельянстве – направлений мысли, во многом остающихся в плену учений своих творцов. Меня интересовала философия, а не история философии, отдельные концепции, а не стройные системы.

Объем каждой отдельной статьи отнюдь не отражает философской ценности определяемого понятия. Например, статья «Предосторожность» занимает существенно больше места, чем статья «Благоразумие», что вовсе не значит, будто первое понятие важнее второго (на самом деле справедливо как раз обратное). Просто мне показалось, что определение благоразумия встречает гораздо меньше трудностей, чем определение предосторожности, тем более что в другом месте я уже достаточно подробно останавливался на благоразумии, правда трактуя его с несколько иной точки зрения. Таких примеров я мог бы привести множество. Скажем, я лишь бегло рассматриваю 18 различных добродетелей, каждой из которых посвящена отдельная глава в моем «Маленьком трактате о больших добродетелях», так же как 12 других понятий, названиями которых озаглавлены главы моих «Представлений о философии». Зачем многословие, если можно быть кратким? Зачем повторяться?

И конечно, я был не в состоянии в подобном издании привести все ссылки, ибо им несть числа. Поэтому по ходу дела я указываю в скобках только те сочинения или их фрагменты, которые нельзя не указать: это не столько ссылки, сколько рекомендации читателю.

Алфавитный порядок, который являет собой всего лишь удобный беспорядок, позволит каждому из читателей свободно перемещаться в пространстве книги. В качестве эпиграфа я охотно повторил бы слова, приведенные Вольтером в предисловии к его «Словарю»: «Эта книга не требует последовательного чтения; на каком бы месте вы ее ни открыли, вы найдете в ней пищу для размышления». Что касается моей книги, то, возможно, такой подход сгладит ее недостатки, которые я сознаю лучше, чем кто бы то ни было. «Самые полезные книги, – продолжает Вольтер, – это такие, половину труда по созданию которых берет на себя читатель, продолжая мысль, встреченную в зародыше, исправляя то, что кажется неправильным, укрепляя силой своего размышления то, что кажется слабым». Спасибо читателям, которые не откажутся пройти вместе со мной эту вторую половину пути…

Андре Конт-Спонвиль: «Философия подарила мне вкус к жизни»

Интервью

Psychologies: Вы проводите свои дни в занятиях философией, живя попеременно в Париже и в деревне. Думали ли вы в детстве, что ваша взрослая жизнь сложится так?

Андре Конт-Спонвиль: Я вырос в Париже, но в самом деле всегда мечтал жить в провинции, в деревне. И всегда мечтал писать. Правда, в детстве я хотел стать романистом.

А почему вы стали писать философские книги?

А. К.-С.: Когда в старших классах я начал изучать философию, она меня сразу же увлекла. До тех пор я был весьма средним учеником, и вдруг – блестящие оценки по философии! Кроме того, мой интерес к художественной литературе постепенно угасал. Зачем придумывать истории? Ведь то, что происходит на самом деле, гораздо интереснее! И наконец, когда я начал писать, то обнаружил, что все мои художественные сочинения печальны до слез, тогда как в философских текстах была динамика, энергия и остроумие. И я выбрал этот путь – не в сторону воображения, а в сторону мысли – не только потому, что к этому у меня было больше способностей, но еще и потому, что это был путь к радости и свету.

Чем вы объясните ту печаль в ваших первых литературных пробах?

А. К.-С.: Моя мать страдала депрессией , она неоднократно пыталась покончить с собой, несколько раз – еще когда я был ребенком. В результате одной из таких попыток она и погибла спустя годы. А я ее очень сильно любил и научился любить ее в ее страдании. Вероятно, этим объясняется тот факт, что душевно я больше откликался на тревогу, грусть, меланхолию, был более чувствителен к ним. А затем мне открылась философия как нечто противоположное тому, что представляла собой моя мать.

Его путь

Андре Конт-Спонвиль (Andre Comte-Sponville) родился в Париже в 1952 году. До 18 лет был пылким христианином, затем стал атеистом и материалистом. Активно участвовал в событиях мая 1968 года. Преподавал философию в лицее и в Сорбонне, затем решил посвятить себя написанию книг и чтению публичных лекций. Его книги переведены на 24 языка. Член Национального консультативного совета Франции по этике. Глубокий знаток восточной философии, он регулярно занимается медитацией дзен.

Поясните, что вы имеете в виду?

А. К.-С.: Когда брат позвонил мне сказать, что мамы не стало (мне уже минуло 30 лет), моей первой реакцией была мысль о том, что в ней все было фальшиво, кроме чувства несчастья. Она была очень любящей, нежной, но проявлялось это несколько искусственно, была в этом какая-то натянутость. В ее веселье всегда было что-то притворное. Только тогда, когда она плакала, она становилась настоящей, абсолютно искренней. Вот почему у меня сложилось ощущение, что правда всегда связана с печалью, а радость – с иллюзией. А затем мне открылся мир философии, в частности греческой, я узнал Эпикура. И я понял, что, наоборот, иллюзии внушают нам грусть, а истина освобождает и дарит радость. В каком-то смысле философия стала мне «доброй мачехой».

А ваш отец?

«КОГДА ВЫ НАЩУПЫВАЕТЕ МЫСЛЬ, КОТОРАЯ КАЖЕТСЯ ВАМ ВЕРНОЙ, НАДО ПОПЫТАТЬСЯ ИЗВЛЕЧЬ ИЗ НЕЕ РАДОСТЬ»

А. К.-С.: Он был противоположностью матери. Не лгал ни в чем, зато от него нельзя было услышать ласкового слова. Первое одобрение я получил от него в двадцать лет, когда сообщил, что поступил в университет! Жестоким он не был, но был суров. Вдвоем мои родители составляли весьма устрашающую картину для детского сознания: правда была без любви, а любовь – без правды! При этом отношения с отцом сформировали меня: если мать трудно было любить, то его легко было ненавидеть. А для подростка это неплохая школа жизни. Ведь, как говорил немецкий философ Иоганн Готлиб Фихте (Johann Gottlieb Fichte), мы утверждаем себя лишь в противопоставлении. Позже мои чувства к нему смягчились. Мать ушла от него, он снова женился, и я увидел, как он изменился под влиянием новой любви. В новом браке он проявлял себя как нежный, внимательный и заботливый муж. И тогда я понял, что не стоит всю ответственность за несчастье моей матери возлагать на отца. Я смог наконец наладить с ним теплые отношения, которые длились до самой его смерти.

Вы обратились к философии в поисках более счастливой жизни?

А. К.-С.: Нет, во всяком случае, не сразу. Мой преподаватель в выпускном классе был очень увлечен французской феноменологией: Сартром, Мерло-Понти… Философия представлялась занятием преимущественно интеллектуальным. Уже будучи студентом, внимательно изучая греческую философию, я ощутил экзистенциальный интерес к философии как к искусству жить, как к средству быть счастливым, пребывая в реальности, а не в иллюзиях. Это то, что называют мудростью.

Но в ту пору это было не в моде.

А. К.-С.: Да, действительно! Тогда умами владели Жак Деррида, Луи-Пьер Альтюссер (я учился у них), Мишель Фуко, Жиль Делез… Их яркий талант и блестящая образованность не могли не впечатлить меня, но к их трудам я относился сдержанно. Например, «Слова и вещи» Фуко, культовая книга 70-х годов, показалась мне очень ученой и… очень скучной. Тогда я вспомнил «Мысли» Паскаля, которые читал в 16–17 лет, и почувствовал желание их перечитать. И эта книга меня восхитила! Мне доставляло наслаждение чтение Паскаля, Эпикура, Монтеня и Спинозы, а современные философы наводили на меня тоску. Вывод напрашивался сам собой: я буду заниматься философией на манер древних мыслителей. Пусть это и будет несовременно! Античная и классическая философия значили для меня гораздо больше. В 1984 году, когда вышла моя первая книга, один журналист спросил меня: «Вы новый философ?» (подразумевая группу так называемых «новых философов» 70-х годов*), – на что я мгновенно ответил: «Нет, я древний философ».

Но для того чтобы быть философом, разве не нужно быть современным?

А. К.-С.: Конечно, надо быть человеком своего времени, впрочем, выбора у нас и нет. Хотя понятие авангардизма меня всегда настораживало. Во всяком случае, применительно к философии или к области искусства и литературы. Эту точку зрения я разделял с Леви-Строссом, который одарил меня своей дружбой: ни он, ни я –мы не любили свое время. Хочу, чтобы меня правильно поняли: я счастлив жить сейчас, но в отношении достижений человеческой мысли и творчества нам весьма далеко до эпохи Античности, до XVII и XVIII веков.

Вы хотите сказать, что не стоит ждать ничего нового от нынешних мыслителей и творцов?

А. К.-С.: Нового – да, стоит. Но нет никаких оснований полагать, что следующие десять веков будут исключительными. Ни один скульптор не превзойдет мастерство древних греков, никто не напишет музыку лучше, чем та, что подарил нам ХVIII век, и не достигнет вершин поэзии XIX века. Двадцатый век совершил прорыв в области науки и многого достиг в политической сфере. Несмотря на все ужасы этого столетия, оно дало нам непревзойденные достижения в области прав человека во всем мире. Но невозможно одновременно преуспевать по всем направлениям.

Тогда зачем нужны философы сегодня?

«МУДРОСТЬ СОСТОИТ НЕ В ТОМ, ЧТОБЫ ЛЮБИТЬ СЧАСТЬЕ, А В ТОМ, ЧТОБЫ ЛЮБИТЬ ЖИЗНЬ ТАКОЙ, КАКАЯ ОНА ЕСТЬ»

А. К.-С.: В философии мы никогда не превзойдем Аристотеля и Канта, никогда никто не напишет музыку лучше, чем Бах или Бетховен. И вовсе не надо стремиться соревноваться с ними. Зачем? Ведь то, что они создали, уже у нас есть. Ни пристрастие к прошлому, ни авангардизм мне уже не интересны. Не бывает прогресса в искусстве и философии. Ни один музыкант не скажет: «То, что я делаю, лучше творений Баха». Точно так же ни один философ не скажет: «То, что я пишу, превосходит Аристотеля». Чего ждет общество от современных философов? Что, продолжая традиции предшественников, они представят нам философию, которая будет перекликаться с сегодняшним днем, будет отзываться на болезненные вопросы нашего времени. Если отбросить ложную скромность, я бы сказал, что именно этим я и занимаюсь. Я не стоик, не эпикуреец и не последователь Спинозы. Но, опираясь на учения этих мыслителей, я пытаюсь предложить философию для сегодняшнего времени, которая помогала бы жить в нашу эпоху.

А вам не кажется, что в этом стремлении сделать из философии средство достижения благополучия, своего рода психотерапевтический инструмент, мы зашли слишком далеко?

А. К.-С.: Возможно. Это происходит из-за того, что люди смешивают представления о философии и психотерапии. Цель терапии – здоровье, цель философии – мудрость: наибольшее счастье мы обретаем при наибольшей ясности сознания. Счастье – это цель философии, но не ее норма. Ее норма – это правда. Что это значит? Что я обдумываю какую-то мысль не потому, что она принесет мне пользу и поможет жить, а потому, что она представляется мне верной. И лучше правдивая печаль, чем фальшивая радость. Просто, когда вы нащупываете мысль, которая кажется вам верной, цель философа, как, впрочем, и любого человека, – попытаться извлечь из нее радость.

Но психотерапия тоже не предлагает довольствоваться «фальшивой радостью». Напротив, психоаналитик помогает нам избавиться от иллюзий, вскрывая их механизм…

А. К.-С.: Да, это так. Это как раз то, что мне нравится у Фрейда. «Правда и еще раз правда» – вот, говорил он, единственное правило психоанализа. Разница лишь в том, что психоанализ как вид терапии предназначен для лечения болезней, для устранения симптомов… Словом, его цель – здоровье человека. А философия еще ни разу никого не вылечила! «Психоанализ не помогает стать счастливым, – писал Фрейд. – Он помогает пациенту от невротического расстройства перейти к банальному ощущению несчастья повседневной жизни». Когда человек страдает неврозом, он прибегает к курсу психотерапии. А что делать тому, кто не болен или только что излечился – словом, находится в пресловутой стадии «банального несчастья»? Ему следует заниматься философией, чтобы как следует научиться жить. Философия начинается ровно там, где останавливается психотерапия.

А вы когда-нибудь проходили курс психотерапии?

А. К.-С.: Я два года посещал психоаналитика, давно, лет двадцать назад. Поначалу мне просто хотелось удовлетворить свое любопытство, наполовину нарциссического, наполовину научного свойства, по отношению как к себе, так и к психоанализу. И у меня была еще одна причина: мне хотелось разобраться в моих, в ту пору сложных, семейных отношениях. Эти два года помогли мне отчетливее увидеть самого себя и, наверное, получить более полное представление о том, что такое психоанализ… и постепенно начать утрачивать интерес и к тому и к другому. К концу этих двух лет я почувствовал скуку. А может быть, я страдал недостаточно сильно, чтобы нуждаться в терапии.

Волнует ли вас мысль о смерти?

А. К.-С.: О моей собственной? Все меньше и меньше. Меня гораздо больше заботит здоровье моих детей. Дело в том, что мой первый ребенок – дочка – умерла, когда ей было шесть недель. Вот почему здоровье моих детей – это, безусловно, мое уязвимое место.

Столкнувшись с таким горем, вы обратились к философии?

А. К.-С.: Нет, когда переживаешь такое горе, ты можешь только плакать и кричать. Тут не до философии, здесь главное – держаться и выстоять. Философия скорее подходит для периодов, когда все более или менее хорошо. Когда ты можешь сказать себе: «У меня есть все, чтобы быть счастливым», – а затем констатировать, что для счастья этого недостаточно.

Выходит, именно философия научила вас по-настоящему радоваться жизни?

А. К.-С.: Во всяком случае, она ощутимо обострила мой вкус к жизни. Если говорить откровенно, жизнь нередко имеет горький привкус. Но я, например, люблю табак и пиво и поэтому прекрасно знаю, что горечь может доставлять наслаждение. Философия не убрала всю горечь из моей жизни, это и невозможно, но помогла мне лучше чувствовать этот вкус. В этом ее цель. Мудрость состоит не в том, чтобы любить счастье – для этого не нужна никакая философия, – а в том, чтобы любить жизнь такой, какая она есть – счастливая, несчастливая, горькая, сладкая… И чем отчетливее мы ощущаем ее хрупкость, тем ценнее становится она для нас.

¹ Направление в современной французской философии (Бернар-Анри Леви, Жан-Поль Долле, Кристиан Жамбе и другие).

Об этом

«Мудрость современности. Десять вопросов нашему времени» Андре Конт-Спонвиль, Люк ФерриКак жить более счастливо, более осмысленно, свободно? Как жить в мире таком, какой он есть, поскольку у нас нет иного выбора? Как жить, чтобы изменить мир? А изменить себя? Ответ – изменить то и другое. Вернее – одно посредством другого. Философы Андре Конт-Спонвиль и Люк Ферри придерживаются разных, часто противоположных взглядов на устройство мира, один – трансцендентальный идеалист, другой – последовательный материалист. Один признает наследие христианской традиции, другому ближе буддизм в его «атеистической» версии. Но их объединяет схожий способ философствования, одна и та же приверженность разуму, ясности, обмену аргументами, постоянное стремление к истине. Эта книга построена по принципу семинара: две ее трети занимают авторские тексты, а затем предлагается запись дискуссий, вызванных ими. Книга на два голоса, книга о двух возможных взглядах на современную философию (Издательство Российского университета дружбы народов, 2009).

Текст:Надежда ВасилевскаяИсточник фотографий:FOTOBANK

Новое на сайте

5 способов обратить тревожные мысли себе на пользу

Гуверинг как вид абьюза: зачем нарцисс пытается вас вернуть и как ему не поддаться

«Я обрела себя только сейчас. Как наверстать упущенное в юности?»

Кризис ― время женщин: почему мы эффективнее решаем ежедневные проблемы

Какую аптечку собрать на мобилизацию: отвечает военный врач

«Принятие уязвимого состояния — черта сильных духом людей»: зачем проживать боль

«Как найти общий язык с мамой, для которой я всегда плохая?»

«Не получаю от мужа ни внимания, ни поддержки»

Трактат о добродетелях Андре Конт-Спонвиля

«Маленький трактат о великих добродетелях, или как пользоваться философией в повседневной жизни». Как ни странно, книга под таким названием была написана и издана в наши дни. Более того, она пользуется большим успехом как во Франции, где живет ее автор, философ Андре Конт-Спонвиль, так и в США. А впрочем, что же тут странного? Нас вплеснула в третье тысячелетие вялая волна морального релятивизма, за которой последовал такой девятый вал Зла, что впору то ли караул кричать, то ли вспомнить о моральных абсолютах, об основных добродетелях.

Вот мы и начинаем вспоминать. Мы вспоминаем, что древние греки чтили четыре основные добродетели: Справедливость, Храбрость, Благоразумие и Выдержку. В христианской этике к этой четверке прибавились еще три необходимые добродетели: Вера, Надежда и… нет, любовь-то любовь, но точнее имеется в виду Любовь бескорыстная и деятельная, делание добра другим, Благотворительность. Андре Конт-Спонвиль предлагает список из восемнадцати добродетелей, необходимых для морального совершенствования в современном мире. Не то что он считает религиозные добродетели недостаточными, он просто обсуждает проблему в иной, социальной сфере, с точки зрения правил морального поведения, которые необходимо соблюдать, чтобы жить в мире с людьми и, по возможности, в ладу с собственной совестью.

Цель маленького трактата о добродетелях в том (я цитирую Конт-Спонвиля), «чтобы понять, что мы должны делать, какими мы должны быть и как мы должны жить, и, таким образом, измерить, по крайней мере мысленно, расстояние, отделяющее нас от этих идеалов». Конечно, можно сказать, что мысленный опыт, который философ предлагает нам провести, будет страдать субъективностью, хотя, с другой стороны, мы ведь и a priori знаем, что разногласия относительно того, какие именно человеческие качества достойны уважения, невелики. Мы только сами как-то все не удосужились эти качества инвентаризировать. Что и проделывает Конт-Спонвиль.

Прелесть его книги в том, что он не выдает нам конечный результат — список добродетелей с комментарием к каждой, а приглашает нас участвовать в процессе интеллектуального эксперимента. Пересмотрев поначалу все возможные ситуации, требующие разного вида моральных решений, Конт-Спонвиль приходит к списку из тридцати добродетелей. Затем мы с ним придирчиво пересматриваем этот список, чтобы исключить дублирования. Например, если в длинном списке встречается Честность, то при более пристальном рассмотрении, мы выясняем, что это понятие уже входит в содержание понятия Справедливость, и т.п. Его окончательный список состоит из восемнадцати добродетелей и начинается четырьмя древними: Справедливость, Храбрость, Благоразумие, Выдержка. За ними следует Благотворительность. А далее идут уже выделенные самим философом Верность, Щедрость, Сострадание, Милосердие, Благодарность, Скромность, Простота, Терпимость, Чистота, Мягкость, Правдолюбие и, наконец, Юмор и Вежливость.

По своей университетской специальности профессор Конт-Спонвиль — преподаватель античной философии, знаток Древней Греции и Рима. И он напоминает нам, что все выделенные им аспекты идеальной добродетельной личности признавались таковыми и две с половиной тысячи лет тому назад. Меняются не добродетели, а области, где требуется их применение. Например, древние эллины чтили Благоразумие, но им бы в голову не пришло, что эта добродетель жизненно необходима, чтобы сохранить для нас и наших потомков, не загадить моря и реки, поля и леса.

Так же неортодоксально рассуждает Конт-Спонвиль о Верности. Он приводит замечание одной своей знакомой женщины, которая замужем вторым браком, о том, что она верна своему первому мужу. Откликом на это замечание становится мысль Конт-Спонвиля о необходимости верности собственному прошлому, о том, что, предавая прошлое, невозможно любить настоящее.

Конечно, несколько неожиданным может показаться включение в число основных добродетелей Вежливости и Юмора, но философ настаивает на их исключительной важности. Что такое Юмор как добродетель? Это душевное качество, не позволяющее относиться к себе и к своим идеям слишком почтительно, загордиться собой, что было бы совсем уже не добродетельным, а очень даже наоборот.

Особенно интересными показались мне в этой книге размышления о вежливости. Мне нередко приходится слышать от моих российских соотечественников раздраженные замечания по поводу «пустой» и даже «лицемерной» западной вежливости. «За всеми этими дежурными улыбками, пожеланиями приятного дня и проч. нет подлинного чувства, одна формальность…» Оно верно. Когда незнакомый на улице, столкнувшись с вами взглядом, раздвигает губы в улыбке, это не значит, что он очень вам обрадовался. Когда продавщица в магазине благодарит вас за покупку бутылки пива, она это делает по коммерческому обычаю. Но вопрос не в том, где комфортнее жить — среди формальных улыбок и формально вежливых фраз или среди честно-угрюмых взоров и чистосердечной грубости. «Вежливость, — пишет Конт-Спонвиль, — это предположение или предчувствие нравственности. Вести себя вежливо — значит вести себя так, как будто ты уже человек нравственный… Вежливость разрыхляет почву для произрастания добродетелей».

Что-то в этом есть. Самый пустяшный акт самой формальной вежливости растягивается порой надолго. Лет тридцать назад в дверях ленинградского телецентра я столкнулся с его новым тогда директором. Предыдущего я знал. Он был типичный номенклатурный хам-тяжеловес, который всех, кто ниже его по званию, в упор не замечал. Новый директор автоматическим жестом вежливого человека придержал дверь, пропуская меня вперед. И я не удивился, услышав позднее о его либеральных взглядах и порядочном поведении. И я помню этот ничтожный в сущности жест до сих пор.

Андре Конт-Спонвиль — Философский словарь читать онлайн

12 3 4 5 6 7 …281

Андре Конт-Спонвиль

Философский словарь

Патрику Рену

André Comte-Sponville. DICTIONNAIRE PHILOSOPHIQUE

Ouvrage publié avec l’aide du Ministе́re français chargé de la Culture – Centre national du livre

Издание осуществлено с помощью Министерства культуры Франции (Национального центра книги)

© Presses universitaires de France, 2001

© Е. В. Головина, перевод, 2012

© А. П. Поляков, предисловие к русскому изданию, 2012

© Палимпсест, 2012

© ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2012

Предисловие к русскому изданию

Приглашение к размышлению

Что такое философия – наука жизни для всех или знание для избранных? Во французской философской традиции сложились две точки зрения на этот вопрос. Одну из них изложил Вольтер в предисловии к изданию своего «Философского словаря» 1765 г.: «Простой человек не создан для подобного знания; философия никогда не станет его уделом. Тот, кто утверждает, что существуют истины, которые следует скрывать от народа, может не волноваться: народ не читает. […] Короче говоря, философские труды пишутся только для философов…»

С Вольтером категорически не согласен другой великий французский мыслитель – Дени Дидро, в свое время бросивший призыв: «Давайте скорее популяризировать философию!»

Андре Конт-Спонвиль (род. в 1952 г.) – один из самых известных в современной Франции философов – в этом споре явно на стороне Дидро. Это может показаться парадоксальным, ведь именно «Словарь» Вольтера стал, наряду с «Суждениями» мыслителя середины ХХ века Алена, тем отправным пунктом, с которого «стартовал» «Философский словарь» Конт-Спонвиля. Действительно, в книге повторены большая часть 118 терминов, составивших труд Вольтера, и все 264 определения Алена, разумеется, в собственной авторской трактовке. Кроме того, словарь Конт-Спонвиля гораздо объемнее обоих своих предшественников и включает около 1200 терминов. И это «расширение» во многом достигается за счет включения в него слов, обычно не входящих в состав философской терминологии, – таких, как «Мягкость», «Терпимость», «Глупость» и многие другие.

Конт-Спонвиля часто называют популярным философом, и эта оценка имеет под собой определенные основания. Его книги, начиная с «Малого трактата о великих добродетелях» (Petit traite des grandes vertus), продаются многотысячными тиражами и не раз входили в десятку бестселлеров последних лет. Преподавательская работа в университете «Париж-Пантеон» (Сорбонна) не мешает ему сотрудничать с редакциями популярных периодических изданий, например вести постоянную авторскую рубрику в журнале «Псиколожи магазин». Конт-Спонвиль охотно выступает на радио и телевидении, принимает участие в различных ток-шоу и «круглых столах», посвященных жгучим проблемам современности – от борьбы с терроризмом до клонирования, от эвтаназии до социального страхования.

Секрет публичного успеха Конт-Спонвиля, разумеется, неотделим от его способности обращаться практически к любой зрительской и читательской аудитории, излагать свои взгляды доходчивым, образным, живым языком. Но одной «легкостью общения» его известность объяснить невозможно – будь это так, философ стал бы всего лишь очередным бойким шоуменом, которым сегодня несть числа. Дело, скорее, в характере и смысле того, о чем Конт-Спонвиль говорит с читателем и зрителем, и тональности его бесед с ними.

Магистральная тема выступлений Конт-Спонвиля – это философия, но понимаемая не как наука (такой науки не существует, убежден мыслитель; на звание научного может претендовать лишь знание истории философии), а как настоятельная потребность каждого живущего на свете человека искать и находить ответ на вопросы, в русской культуре традиционно привычно именуемые «проклятыми», и в первую очередь на главный из них – как жить? Как жить, если знаешь, что смертен? Надо ли стремиться к полноте знаний, если в мире всегда есть и будет нечто не доступное твоему пониманию? В чем состоит долг каждого из нас? Наивно думать, считает Конт-Спонвиль, что можно найти окончательный, абсолютный ответ на эти и другие, того же порядка, вопросы. Но думать над ними необходимо, и для этого совсем не обязательно иметь степень магистра философии. «Освободить» человека от этих, порой мучительных, размышлений о собственной жизни может только глупость, ведущая к обскурантизму и являющаяся его фундаментом.

Поэтому книги и публичные выступления Конт-Спонвиля – это прежде всего приглашение к размышлению. И не случайно они встречают такой живой отклик столь многочисленной аудитории. Свою миссию философ видит не в том, чтобы «простыми словами» изложить сложные для понимания истины, открытые великими мыслителями прошлого, а в том, чтобы помочь каждому пытливому уму открыть их самостоятельно, взглянуть на них через призму собственных мнений и оценок, приложить их к собственной жизни.

В этом смысле «Философский словарь» Андре Конт-Спонвиля особенно интересен. Заданная форма – «слово – определение» – позволяет автору изложить свое понимание предметов и понятий, которые он считает важными для философии. Иногда отдельная словарная статья занимает всего несколько строк, иногда растягивается на несколько страниц. Но и в том и в другом случае сформулированные им определения, его аргументация отражают мировоззрение автора.

Если попытаться коротко выразить ее существо, то можно сказать, что Конт-Спонвиль – философ-материалист, философ-атеист и философ-гуманист. В числе его «духовных учителей» – Эпикур, Фрейд и Спиноза. В отличие от многих современников, приверженцев постмодернизма (таких, как Жан Франсуа Лиотар или Жак Деррида), он искренне дорожит западноевропейской философской традицией, не превращая, впрочем, следование ей в догмат и многократно предостерегая от этого соблазна своих читателей.

Читать «Философский словарь» Конт-Спонвиля можно выборочно, обращаясь к той или иной конкретной статье, или насквозь – как увлекательную книгу о человеке, обществе и человеке в обществе. Несомненное литературное дарование автора, ясный слог, богатый яркими сравнениями и остроумными шутками язык превращают это чтение в подлинное удовольствие. Конт-Спонвилю свойствен эмоциональный стиль изложения, не имеющий ничего общего с усложненным, а порой и туманным стилем ученых трактатов. Умение философа «зрить в корень» описываемого явления, преодолевая стереотипные представления о нем, подарит каждому, кто даст себе труд прочесть его сочинение, немало открытий.

Хотелось бы надеяться, что эти качества оригинального текста не пострадали при переводе книги на русский язык, хотя без некоторых потерь, к сожалению, обойтись не удалось. Язык связан с мышлением не просто тесно, но неразрывно. Поэтому некоторые французские слова, не имеющие прямых аналогов в русском языке, оказались по необходимости опущены. При переводе несловарного текста в подобных случаях обычно используют всевозможные обходные пути – передают понятие при помощи описательных средств, вместо одного емкого слова прибегая к целой словесной конструкции. Для словаря, построенного по принципу «слово – определение», этот способ неприменим. Поэтому русский перевод по сравнению с оригиналом короче примерно на десяток определений. В числе «жертв» этой вынужденной редукции оказался, например, термин «differance» (не путать со словом différence – различие), предложенный Жаком Деррида и являющийся производным от французского глагола differer, имеющего два значения: «отличаться» и «откладывать что-либо на более поздний срок». По Деррида, differance – это в первую очередь онтологическое отличие, но временное, преходящее и в настоящем времени, которое, по Конт-Спонвилю, равнозначно всему сущему, являющее собой эквивалент ничто. Очевидно, что передать все эти тонкости мысли, основанные именно на многозначности французского слова, сохранив форму «словарного объяснения», по-русски фактически невозможно.

Читать дальше

12 3 4 5 6 7 …281

Андре Конт-Спонвиль ★ Философский словарь читать книгу онлайн бесплатно

Здесь есть возможность читать онлайн «Андре Конт-Спонвиль: Философский словарь» — ознакомительный отрывок электронной книги, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Москва, год выпуска: 2012, ISBN: 978-5-480-00288-1, издательство: Этерна, категория: foreign_desc / foreign_edu / Словари / Философия / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:

любовные романы фантастика и фэнтези приключения детективы и триллеры эротика документальные научные юмористические анекдоты о бизнесе проза детские сказки о религиии новинки православные старинные про компьютеры программирование на английском домоводство поэзия

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

• Описание
• Другие книги автора
• Правообладателям
• Похожие книги

Философский словарь: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Философский словарь»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Философский словарь известнейшего современного французского философа. Увлекательная книга о человеке, обществе и человеке в обществе. Литературное дарование автора, ясный слог, богатый остроумный язык превращают это чтение в подлинное удовольствие. Для широкого круга читателей.

Андре Конт-Спонвиль: другие книги автора

Кто написал Философский словарь? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Уважаемые правообладатели!

Эта книга опубликована на нашем сайте на правах партнёрской программы ЛитРес (litres.ru) и содержит только ознакомительный отрывок. Если Вы против её размещения, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на [email protected] или заполните форму обратной связи.

Философский словарь — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Философский словарь», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Шрифт:

↓

↑

GeorgiaGeorgiaTahomaArialVerdanaSymbol

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

1234567…422

Андре Конт-Спонвиль

Философский словарь

Патрику Рену

André Comte-Sponville. DICTIONNAIRE PHILOSOPHIQUE

Ouvrage publié avec l’aide du Ministе́re français chargé de la Culture – Centre national du livre

Издание осуществлено с помощью Министерства культуры Франции (Национального центра книги)

© Presses universitaires de France, 2001

© Е. В. Головина, перевод, 2012

© А. П. Поляков, предисловие к русскому изданию, 2012

© Палимпсест, 2012

© ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2012

Предисловие к русскому изданию

Приглашение к размышлению

Что такое философия – наука жизни для всех или знание для избранных? Во французской философской традиции сложились две точки зрения на этот вопрос. Одну из них изложил Вольтер в предисловии к изданию своего «Философского словаря» 1765 г.: «Простой человек не создан для подобного знания; философия никогда не станет его уделом. Тот, кто утверждает, что существуют истины, которые следует скрывать от народа, может не волноваться: народ не читает. […] Короче говоря, философские труды пишутся только для философов…»

С Вольтером категорически не согласен другой великий французский мыслитель – Дени Дидро, в свое время бросивший призыв: «Давайте скорее популяризировать философию!»

Андре Конт-Спонвиль (род. в 1952 г.) – один из самых известных в современной Франции философов – в этом споре явно на стороне Дидро. Это может показаться парадоксальным, ведь именно «Словарь» Вольтера стал, наряду с «Суждениями» мыслителя середины ХХ века Алена, тем отправным пунктом, с которого «стартовал» «Философский словарь» Конт-Спонвиля. Действительно, в книге повторены большая часть 118 терминов, составивших труд Вольтера, и все 264 определения Алена, разумеется, в собственной авторской трактовке. Кроме того, словарь Конт-Спонвиля гораздо объемнее обоих своих предшественников и включает около 1200 терминов. И это «расширение» во многом достигается за счет включения в него слов, обычно не входящих в состав философской терминологии, – таких, как «Мягкость», «Терпимость», «Глупость» и многие другие.

Конт-Спонвиля часто называют популярным философом, и эта оценка имеет под собой определенные основания. Его книги, начиная с «Малого трактата о великих добродетелях» (Petit traite des grandes vertus), продаются многотысячными тиражами и не раз входили в десятку бестселлеров последних лет. Преподавательская работа в университете «Париж-Пантеон» (Сорбонна) не мешает ему сотрудничать с редакциями популярных периодических изданий, например вести постоянную авторскую рубрику в журнале «Псиколожи магазин». Конт-Спонвиль охотно выступает на радио и телевидении, принимает участие в различных ток-шоу и «круглых столах», посвященных жгучим проблемам современности – от борьбы с терроризмом до клонирования, от эвтаназии до социального страхования.

Секрет публичного успеха Конт-Спонвиля, разумеется, неотделим от его способности обращаться практически к любой зрительской и читательской аудитории, излагать свои взгляды доходчивым, образным, живым языком. Но одной «легкостью общения» его известность объяснить невозможно – будь это так, философ стал бы всего лишь очередным бойким шоуменом, которым сегодня несть числа. Дело, скорее, в характере и смысле того, о чем Конт-Спонвиль говорит с читателем и зрителем, и тональности его бесед с ними.

Магистральная тема выступлений Конт-Спонвиля – это философия, но понимаемая не как наука (такой науки не существует, убежден мыслитель; на звание научного может претендовать лишь знание истории философии), а как настоятельная потребность каждого живущего на свете человека искать и находить ответ на вопросы, в русской культуре традиционно привычно именуемые «проклятыми», и в первую очередь на главный из них – как жить? Как жить, если знаешь, что смертен? Надо ли стремиться к полноте знаний, если в мире всегда есть и будет нечто не доступное твоему пониманию? В чем состоит долг каждого из нас? Наивно думать, считает Конт-Спонвиль, что можно найти окончательный, абсолютный ответ на эти и другие, того же порядка, вопросы. Но думать над ними необходимо, и для этого совсем не обязательно иметь степень магистра философии. «Освободить» человека от этих, порой мучительных, размышлений о собственной жизни может только глупость, ведущая к обскурантизму и являющаяся его фундаментом.

Читать дальше

1234567…422

Шрифт:

↓

↑

GeorgiaGeorgiaTahomaArialVerdanaSymbol

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Похожие книги на «Философский словарь»

Представляем Вашему вниманию похожие книги на «Философский словарь» списком для выбора. Мы отобрали схожую по названию и смыслу литературу в надежде предоставить читателям больше вариантов отыскать новые, интересные, ещё не прочитанные произведения.

Бертран Рассел

А.А. Грицанов

неизвестен Автор

Сергей Сартаков.

Андре Конт-Спонвиль

Галина Кириленко

Обсуждение, отзывы о книге «Философский словарь» и просто собственные мнения читателей. Оставьте ваши комментарии, напишите, что Вы думаете о произведении, его смысле или главных героях. Укажите что конкретно понравилось, а что нет, и почему Вы так считаете.

Читать онлайн «Философский словарь» — Конт-Спонвиль Андре — RuLit

Андре Конт-Спонвиль

Философский словарь

Патрику Рену

André Comte-Sponville. DICTIONNAIRE PHILOSOPHIQUE

Ouvrage publié avec l’aide du Ministе́re français chargé de la Culture – Centre national du livre

Издание осуществлено с помощью Министерства культуры Франции (Национального центра книги)

© Presses universitaires de France, 2001

© Е. В. Головина, перевод, 2012

© А. П. Поляков, предисловие к русскому изданию, 2012

© Палимпсест, 2012

© ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2012

Предисловие к русскому изданию

Приглашение к размышлению

Что такое философия – наука жизни для всех или знание для избранных? Во французской философской традиции сложились две точки зрения на этот вопрос. Одну из них изложил Вольтер в предисловии к изданию своего «Философского словаря» 1765 г.: «Простой человек не создан для подобного знания; философия никогда не станет его уделом. Тот, кто утверждает, что существуют истины, которые следует скрывать от народа, может не волноваться: народ не читает. […] Короче говоря, философские труды пишутся только для философов…»

С Вольтером категорически не согласен другой великий французский мыслитель – Дени Дидро, в свое время бросивший призыв: «Давайте скорее популяризировать философию!»

Андре Конт-Спонвиль (род. в 1952 г.) – один из самых известных в современной Франции философов – в этом споре явно на стороне Дидро. Это может показаться парадоксальным, ведь именно «Словарь» Вольтера стал, наряду с «Суждениями» мыслителя середины ХХ века Алена, тем отправным пунктом, с которого «стартовал» «Философский словарь» Конт-Спонвиля. Действительно, в книге повторены большая часть 118 терминов, составивших труд Вольтера, и все 264 определения Алена, разумеется, в собственной авторской трактовке. Кроме того, словарь Конт-Спонвиля гораздо объемнее обоих своих предшественников и включает около 1200 терминов. И это «расширение» во многом достигается за счет включения в него слов, обычно не входящих в состав философской терминологии, – таких, как «Мягкость», «Терпимость», «Глупость» и многие другие.

Конт-Спонвиля часто называют популярным философом, и эта оценка имеет под собой определенные основания. Его книги, начиная с «Малого трактата о великих добродетелях» (Petit traite des grandes vertus), продаются многотысячными тиражами и не раз входили в десятку бестселлеров последних лет. Преподавательская работа в университете «Париж-Пантеон» (Сорбонна) не мешает ему сотрудничать с редакциями популярных периодических изданий, например вести постоянную авторскую рубрику в журнале «Псиколожи магазин». Конт-Спонвиль охотно выступает на радио и телевидении, принимает участие в различных ток-шоу и «круглых столах», посвященных жгучим проблемам современности – от борьбы с терроризмом до клонирования, от эвтаназии до социального страхования.

Секрет публичного успеха Конт-Спонвиля, разумеется, неотделим от его способности обращаться практически к любой зрительской и читательской аудитории, излагать свои взгляды доходчивым, образным, живым языком. Но одной «легкостью общения» его известность объяснить невозможно – будь это так, философ стал бы всего лишь очередным бойким шоуменом, которым сегодня несть числа. Дело, скорее, в характере и смысле того, о чем Конт-Спонвиль говорит с читателем и зрителем, и тональности его бесед с ними.

Магистральная тема выступлений Конт-Спонвиля – это философия, но понимаемая не как наука (такой науки не существует, убежден мыслитель; на звание научного может претендовать лишь знание истории философии), а как настоятельная потребность каждого живущего на свете человека искать и находить ответ на вопросы, в русской культуре традиционно привычно именуемые «проклятыми», и в первую очередь на главный из них – как жить? Как жить, если знаешь, что смертен? Надо ли стремиться к полноте знаний, если в мире всегда есть и будет нечто не доступное твоему пониманию? В чем состоит долг каждого из нас? Наивно думать, считает Конт-Спонвиль, что можно найти окончательный, абсолютный ответ на эти и другие, того же порядка, вопросы.

Но думать над ними необходимо, и для этого совсем не обязательно иметь степень магистра философии. «Освободить» человека от этих, порой мучительных, размышлений о собственной жизни может только глупость, ведущая к обскурантизму и являющаяся его фундаментом.

Поэтому книги и публичные выступления Конт-Спонвиля – это прежде всего приглашение к размышлению. И не случайно они встречают такой живой отклик столь многочисленной аудитории. Свою миссию философ видит не в том, чтобы «простыми словами» изложить сложные для понимания истины, открытые великими мыслителями прошлого, а в том, чтобы помочь каждому пытливому уму открыть их самостоятельно, взглянуть на них через призму собственных мнений и оценок, приложить их к собственной жизни.

Страница не найдена ошибка, Audible.com

«Это были лучшие времена, это были худшие времена»

— Повесть о двух городах , Чарльз Диккенс

Упс — мы не можем найти страницу ты ищешь. Вернитесь на домашнюю страницу Audible и повторите попытку.

Если вы пытались найти страницу несколько раз и по-прежнему испытываете затруднения, сообщите нам об этом.

Готовы к отличному прослушиванию? Выберите из этого списка фаворитов слушателей.

• Опасный человек

• Роман Элвиса Коула и Джо Пайка, книга 18
• По: Роберт Крейс
• Рассказал: Люк Дэниэлс
• Продолжительность: 7 часов 23 минуты
• Полный

Джо Пайк не ожидал в тот день спасти женщину. Он пошел в банк так же, как все ходят в банк, и вернулся к своему джипу. Поэтому, когда Изабель Роланд, одинокая молодая кассирша, которая помогала ему, выходит из банка по пути на обед, Джо оказывается рядом, когда двое мужчин похищают ее. Джо преследует их, и двое мужчин арестованы. Но вместо того, чтобы положить конец драме, аресты — это только начало проблем для Джо и Иззи.

• Лето 69-го

• По: Элин Хильдербранд
• Рассказал: Эрин Беннетт
• Продолжительность: 13 часов 34 минуты
• Полный

Добро пожаловать в самое бурное лето 20 века. На дворе 1969 год, и для семьи Левиных времена меняются. Каждый год дети с нетерпением ждут возможности провести лето в историческом доме своей бабушки в центре Нантакета. Но, как и многое другое в Америке, здесь все по-другому.

• 3 из 5 звезд

• отличная история

• По Клиент Амазонки на 07-09-19

• Внутренний

• Роман
• По: Теа Обрехт
• Рассказал: Анна Кламски, Эдоардо Баллерини, Юан Мортон
• Продолжительность: 13 часов 7 минут
• Полный

На беззаконных, засушливых землях Аризонской территории в 1893 году разворачиваются две необыкновенные жизни. Нора — непоколебимая пограничница, ожидающая возвращения мужчин в своей жизни — своего мужа, отправившегося на поиски воды для выжженного дома, и старших сыновей, исчезнувших после бурной ссоры. Нора ждет своего часа со своим младшим сыном, который убежден, что таинственный зверь бродит по земле вокруг их дома.

• 2 из 5 звезд

• Я старался,

• По Джулианна на 10-09-19

В сонном приморском городке штата Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом спустя почти год после гибели ее мужа в автокатастрофе. Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, и Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих самых страшных кошмарах, называют «улюлюканьем»: он больше не может бросать прямо и, что еще хуже, он не может понять почему.

• 5 из 5 звезд

• Хоумран

• По ДалласД на 30-06-19

Кэсси Хэнвелл родилась для чрезвычайных ситуаций. Как одна из немногих женщин-пожарных в своей пожарной части в Техасе, она повидала их немало и отлично справляется с чужими трагедиями. Но когда ее отчужденная и больная мать просит ее разрушить свою жизнь и переехать в Бостон, это чрезвычайное положение, которого Кэсси никогда не ожидала. Жесткая бостонская пожарная часть старой школы настолько отличается от старой работы Кэсси, насколько это возможно. Дедовщина, нехватка финансирования и плохие условия означают, что пожарные не очень рады видеть в бригаде «женщину».

• 2 из 5 звезд

• Здесь нет пламени

• По Дина на 09-07-19

• Контрабанда

• Стоун Баррингтон, Книга 50
• По: Стюарт Вудс
• Рассказал: Тони Робертс
• Продолжительность: 7 часов 23 минуты
• Полный

Стоун Баррингтон получает столь необходимый отдых и расслабление под солнцем Флориды, когда с неба падает беда — буквально. Заинтригованный подозрительными обстоятельствами этого события, Стоун объединяет усилия с остроумным и привлекательным местным детективом для расследования. Но они сталкиваются с проблемой: улики продолжают исчезать.

• Шансы есть…

• Роман
• По: Ричард Руссо
• Рассказал: Фред Сандерс
• Продолжительность: 11 часов 17 минут
• Полный

Одним прекрасным сентябрьским днем ​​трое мужчин собираются на Мартас-Винъярд, друзья с тех пор, как встретились в колледже примерно в 60-х годах. Они не могли быть более разными ни тогда, ни даже сегодня: Линкольн был брокером по коммерческой недвижимости, Тедди — издателем крошечной прессы, а Микки — музыкантом не по возрасту. Но у каждого человека есть свои секреты, в дополнение к монументальной тайне, над которой никто из них не переставал ломать голову со времен Дня поминовения на выходных прямо здесь, на Винограднике, в 1971: исчезновение женщины, которую любил каждый из них — Джейси Кэллоуэй.

• Аутфокс

• По: Сандра Браун
• Рассказал: Виктор Слезак
• Продолжительность: 13 часов 59 минут
• Полный

Агент ФБР Дрекс Истон неустанно преследует одну цель: перехитрить мошенника, когда-то известного как Уэстон Грэм. За последние 30 лет Уэстон сменил множество имен и бесчисленное количество маскировок, что позволило ему выманить восемь богатых женщин из своего состояния до того, как они бесследно исчезли, их семьи остались без ответов, а власти — без зацепок. Единственная общая черта среди жертв: новый человек в их жизни, который также исчез, не оставив после себя никаких свидетельств своего существования… кроме одного подписного обычая.

• Новая девушка

• Роман
• По: Даниэль Сильва
• Рассказал: Джордж Гидалл
• Продолжительность: 10 часов 16 минут
• Полный

Она была с ног до головы покрыта дорогой шерстью и пледом, вроде того, что можно было увидеть в бутике Burberry в Harrods. У нее была кожаная сумка для книг, а не нейлоновый рюкзак. Ее лакированные балетки были блестящими и яркими. Она была приличной, новенькой, скромной. Но было в ней кое-что еще… В эксклюзивной частной школе в Швейцарии тайна окружает личность красивой черноволосой девушки, которая каждое утро прибывает в кортеже, достойном главы государства. Говорят, что она дочь богатого международного бизнесмена.

• Опасный человек

• Роман Элвиса Коула и Джо Пайка, книга 18
• По: Роберт Крейс
• Рассказал: Люк Дэниэлс
• Продолжительность: 7 часов 23 минуты
• Полный

Джо Пайк не ожидал в тот день спасти женщину. Он пошел в банк так же, как все ходят в банк, и вернулся к своему джипу. Поэтому, когда Изабель Роланд, одинокая молодая кассирша, которая помогала ему, выходит из банка по пути на обед, Джо оказывается рядом, когда двое мужчин похищают ее. Джо преследует их, и двое мужчин арестованы. Но вместо того, чтобы положить конец драме, аресты — это только начало проблем для Джо и Иззи.

• Лето 69-го

• По: Элин Хильдербранд
• Рассказал: Эрин Беннетт
• Продолжительность: 13 часов 34 минуты
• Полный

Добро пожаловать в самое бурное лето 20 века. На дворе 1969 год, и для семьи Левиных времена меняются. Каждый год дети с нетерпением ждут возможности провести лето в историческом доме своей бабушки в центре Нантакета. Но, как и многое другое в Америке, здесь все по-другому.

• 3 из 5 звезд

• отличная история

• По Клиент Амазонки на 07-09-19

• Внутренний

• Роман
• По: Теа Обрехт
• Рассказал: Анна Кламски, Эдоардо Баллерини, Юан Мортон
• Продолжительность: 13 часов 7 минут
• Полный

На беззаконных, засушливых землях Аризонской территории в 1893 году разворачиваются две необыкновенные жизни. Нора — непоколебимая пограничница, ожидающая возвращения мужчин в своей жизни — своего мужа, отправившегося на поиски воды для выжженного дома, и старших сыновей, исчезнувших после бурной ссоры. Нора ждет своего часа со своим младшим сыном, который убежден, что таинственный зверь бродит по земле вокруг их дома.

• 2 из 5 звезд

• Я старался,

• По Джулианна на 10-09-19

В сонном приморском городке штата Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом спустя почти год после гибели ее мужа в автокатастрофе. Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, и Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих самых страшных кошмарах, называют «улюлюканьем»: он больше не может бросать прямо и, что еще хуже, он не может понять почему.

• 5 из 5 звезд

• Хоумран

• По ДалласД на 30-06-19

Кэсси Хэнвелл родилась для чрезвычайных ситуаций. Как одна из немногих женщин-пожарных в своей пожарной части в Техасе, она повидала их немало и отлично справляется с чужими трагедиями. Но когда ее отчужденная и больная мать просит ее разрушить свою жизнь и переехать в Бостон, это чрезвычайное положение, которого Кэсси никогда не ожидала. Жесткая бостонская пожарная часть старой школы настолько отличается от старой работы Кэсси, насколько это возможно. Дедовщина, нехватка финансирования и плохие условия означают, что пожарные не очень рады видеть в бригаде «женщину».

• 2 из 5 звезд

• Здесь нет пламени

• По Дина на 09-07-19

• Контрабанда

• Стоун Баррингтон, Книга 50
• По: Стюарт Вудс
• Рассказал: Тони Робертс
• Продолжительность: 7 часов 23 минуты
• Полный

Стоун Баррингтон получает столь необходимый отдых и расслабление под солнцем Флориды, когда с неба падает беда — буквально. Заинтригованный подозрительными обстоятельствами этого события, Стоун объединяет усилия с остроумным и привлекательным местным детективом для расследования. Но они сталкиваются с проблемой: улики продолжают исчезать.

• Шансы есть…

• Роман
• По: Ричард Руссо
• Рассказал: Фред Сандерс
• Продолжительность: 11 часов 17 минут
• Полный

Одним прекрасным сентябрьским днем ​​трое мужчин собираются на Мартас-Винъярд, друзья с тех пор, как встретились в колледже примерно в 60-х годах. Они не могли быть более разными ни тогда, ни даже сегодня: Линкольн был брокером по коммерческой недвижимости, Тедди — издателем крошечной прессы, а Микки — музыкантом не по возрасту. Но у каждого человека есть свои секреты, в дополнение к монументальной тайне, над которой никто из них не переставал ломать голову со времен Дня поминовения на выходных прямо здесь, на Винограднике, в 1971: исчезновение женщины, которую любил каждый из них — Джейси Кэллоуэй.

• Аутфокс

• По: Сандра Браун
• Рассказал: Виктор Слезак
• Продолжительность: 13 часов 59 минут
• Полный

Агент ФБР Дрекс Истон неустанно преследует одну цель: перехитрить мошенника, когда-то известного как Уэстон Грэм. За последние 30 лет Уэстон сменил множество имен и бесчисленное количество маскировок, что позволило ему выманить восемь богатых женщин из своего состояния до того, как они бесследно исчезли, их семьи остались без ответов, а власти — без зацепок. Единственная общая черта среди жертв: новый человек в их жизни, который также исчез, не оставив после себя никаких свидетельств своего существования… кроме одного подписного обычая.

• Новая девушка

• Роман
• По: Даниэль Сильва
• Рассказал: Джордж Гидалл
• Продолжительность: 10 часов 16 минут
• Полный

Она была с ног до головы покрыта дорогой шерстью и пледом, вроде того, что можно было увидеть в бутике Burberry в Harrods. У нее была кожаная сумка для книг, а не нейлоновый рюкзак. Ее лакированные балетки были блестящими и яркими. Она была приличной, новенькой, скромной. Но было в ней кое-что еще… В эксклюзивной частной школе в Швейцарии тайна окружает личность красивой черноволосой девушки, которая каждое утро прибывает в кортеже, достойном главы государства. Говорят, что она дочь богатого международного бизнесмена.

Когда Элвуда Кертиса, темнокожего мальчика, выросшего в 1960-х годах в Таллахасси, несправедливо приговаривают к исправительному учреждению для несовершеннолетних под названием Никелевая академия, он оказывается в ловушке в гротескной комнате ужасов. Единственное спасение Элвуда — его дружба с товарищем-правонарушителем Тернером, которая крепнет, несмотря на убежденность Тернера в том, что Элвуд безнадежно наивен, что мир извращен и что единственный способ выжить — это строить планы и избегать неприятностей.

• Одно доброе дело

• По: Дэвид Балдаччи
• Рассказал: Эдоардо Баллерини
• Продолжительность: 11 часов 41 минута
• Полный

На дворе 1949 год. Когда ветеран войны Алоизиус Арчер выходит из тюрьмы Кардерок, его отправляют в Пока-Сити на условно-досрочное освобождение с коротким списком разрешений и гораздо более длинным списком запретов: регулярно отчитываться перед офицером по условно-досрочному освобождению, не Не ходи в бары, уж точно не пей алкоголь, найди работу и никогда не общайся с распутными женщинами. Маленький городок быстро оказывается более сложным и опасным, чем годы службы Арчера на войне или его время в тюрьме.

• Горькие корни

• Роман Кэсси Дьюэлл
• По: Си Джей Бокс
• Рассказал: Кристина Делейн
• Продолжительность: 9 часов 55 минут
• Полный

Бывший офицер полиции Кэсси Дьюэлл пытается начать все сначала со своей собственной частной детективной фирмой. Виновная в том, что она не видела своего сына и измученная ночами в засаде, Кэсси, тем не менее, справляется… пока старый друг не просит об одолжении: она хочет, чтобы Кэсси помогла оправдать человека, обвиняемого в нападении на молодую девушку из влиятельной семьи. Вопреки собственному здравому смыслу, Кэсси соглашается. Но в стране Большого Неба в Монтане извращенная семейная верность так же глубока, как и связи с землей, и в этой истории всегда есть что-то большее.

• Гостиница

• По: Джеймс Паттерсон, Кэндис Фокс
• Рассказал: Эдоардо Баллерини
• Продолжительность: 7 часов 17 минут
• Полный

Гостиница в Глостере стоит в одиночестве на скалистом берегу. Его уединение подходит бывшему детективу бостонской полиции Биллу Робинсону, начинающему владельцу и трактирщику. Пока дюжина жильцов платит арендную плату, Робинсон не задает никаких вопросов. Как и шериф Клейтон Спирс, живущий на втором этаже. Затем появляется Митчелл Клайн с новым смертельно опасным способом ведения бизнеса. Его команда местных убийц нарушает законы, торгует наркотиками и совершает насилие у дверей гостиницы.

• 5 из 5 звезд

• Отличная Книга!!!!

• По Шелли на 08-06-19

• Поворот ключа

• По: Рут Уэр
• Рассказал: Имоджен Черч
• Продолжительность: 12 часов 13 минут
• Полный

 

Когда она натыкается на объявление, она ищет что-то совершенно другое. Но это кажется слишком хорошей возможностью, чтобы ее упустить — должность няни с проживанием и ошеломляюще щедрой зарплатой. И когда Роуэн Кейн приезжает в Heatherbrae House, она поражена — роскошным «умным» домом, оснащенным всеми современными удобствами, красивым шотландским нагорьем и этой идеальной семьей. Чего она не знает, так это того, что она вступает в кошмар, который закончится смертью ребенка, а она сама окажется в тюрьме в ожидании суда за убийство.

В течение многих лет слухи о «Болотной девочке» не давали покоя Баркли Коув, тихому городку на побережье Северной Каролины. Так в конце 1969 года, когда красавца Чейза Эндрюса находят мертвым, местные жители сразу подозревают Кию Кларк, так называемую Болотную девушку. Но Кия не то, что говорят. Чувствительная и умная, она годами выживала в одиночестве в болоте, которое называет своим домом, находя друзей среди чаек и уроки в песке.

• Комар

• Человеческая история нашего самого смертоносного хищника
• По: Тимоти С. Винегард
• Рассказал: Марк Дикинс
• Продолжительность: 19 часов 7 минут
• Полный

Почему джин-тоник был любимым коктейлем британских колонистов в Индии и Африке? Чем Starbucks обязана своему мировому господству? Что защищало жизнь пап на протяжении тысячелетий? Почему Шотландия передала свой суверенитет Англии? Что было секретным оружием Джорджа Вашингтона во время американской революции? Ответом на все эти и многие другие вопросы является комар. Благодаря неожиданным открытиям и стремительному повествованию, The Mosquito  – это необыкновенная нерассказанная история о господстве комаров в истории человечества.

Возможно, самая знаменитая и почитаемая писательница нашего времени дарит нам новую коллекцию документальной литературы — богатое собрание ее эссе, речей и размышлений об обществе, культуре и искусстве за четыре десятилетия.

• 5 из 5 звезд

• Освежающие мысли

• По Клиент Амазонки на 04-02-19

Однажды Лори Готлиб становится терапевтом, который помогает пациентам в своей практике в Лос-Анджелесе. Следующий кризис заставляет ее мир рушиться. Входит Венделл, причудливый, но опытный терапевт, в чей кабинет она внезапно попадает. С его лысеющей головой, кардиганом и брюками цвета хаки он, кажется, пришел прямо из Центрального кастинга Терапевта. И все же он окажется совсем не таким.

• Кохланд

• Тайная история Koch Industries и корпоративной власти в Америке
• По: Кристофер Леонард
• Рассказал: Жак Рой
• Продолжительность: 23 часа 15 минут
• Полный

Так же, как Стив Колл рассказал историю глобализации через ExxonMobil, а Эндрю Росс Соркин рассказал историю избытка Уолл-Стрит до Too Big to Fail , Кристофер Леонард Kochland использует необычный рассказ о том, как крупнейшая частная компания в мире стала такой большой, чтобы рассказать историю современной корпоративной Америки.

Несвобода прессы — это не просто очередная книга о прессе. [Левин] показывает, как те, кому сегодня доверено сообщать новости, разрушают свободу прессы изнутри — не действиями государственных чиновников, а собственным отказом от репортерской честности и объективной журналистики. Обладая глубоким историческим фоном, которым славятся его книги, Левин приглашает вас в путешествие по ранней американской патриотической прессе, которая с гордостью продвигала принципы, изложенные в Декларации независимости и Конституции.

• Диапазон

• Почему универсалы побеждают в специализированном мире
• По: Дэвид Эпштейн
• Рассказал: Уилл Дэмрон
• Продолжительность: 10 часов 17 минут
• Полный

Дэвид Эпштейн изучил самых успешных в мире спортсменов, художников, музыкантов, изобретателей, прогнозистов и ученых. Он обнаружил, что в большинстве областей — особенно в сложных и непредсказуемых — универсалы, а не специалисты, стремятся преуспеть. Универсалы часто поздно находят свой путь и жонглируют многими интересами, а не сосредотачиваются на одном. Они также более креативны, более гибки и способны устанавливать связи, которые их более специализированные сверстники не видят.

• Фокусное зеркало

• Размышления о самообмане
• По: Джиа Толентино
• Рассказал: Джиа Толентино
• Продолжительность: 9 часов 46 минут
• Полный

 

Джиа Толентино — несравненный голос своего поколения, борющийся с конфликтами, противоречиями и кардинальными изменениями, которые определяют нас и наше время. Теперь, в этом ослепительном сборнике из девяти совершенно оригинальных эссе, написанных с редким сочетанием подачи и резкости, остроумия и бесстрашия, она углубляется в силы, искажающие наше видение, демонстрируя беспрецедентную стилистическую мощь и критическую ловкость.

• Техасское наводнение

• Внутренняя история Стиви Рэя Вона
• По: Алан Пол, Энди Аледорт, Джимми Вон — эпилог
• Рассказал: Алан Пол, Энди Аледорт, полный состав
• Продолжительность: 11 часов 39 минут
• Полный

Texas Flood предоставляет чистую правду о Стиви Рэе Вогане от тех, кто знал его лучше всего: его брата Джимми, его товарищей по группе Double Trouble Томми Шеннона, Криса Лейтона и Риз Винанс, а также многих других близких друзей, членов семьи, подруг, коллеги-музыканты, менеджеры и члены экипажа.

• Пионеры

• Героическая история поселенцев, принесших американский идеал Запада
• По: Дэвид Маккалоу
• Рассказал: Джон Бедфорд Ллойд
• Продолжительность: 10 часов 23 минуты
• Полный

Номер один New York Times Бестселлер лауреата Пулитцеровской премии историка Дэвида Маккалоу заново открывает важную главу в американской истории, которая «сегодня актуальна как никогда» ( The Wall Street Journal ) — заселение Северо-Западной территории отважными первопроходцами, преодолевшими невероятные трудности, чтобы построить сообщество, основанное на идеалах, которые определят нашу страну.

• Три женщины

• По: Лиза Таддео
• Рассказал: Тара Линн Барр, Марин Айрлэнд, Мена Сувари и другие
• Продолжительность: 11 часов 24 минуты
• Полный

В пригороде Индианы мы встречаем Лину, домохозяйку и мать двоих детей, чей брак спустя десять лет потерял свою страсть. Изголодавшись по привязанности, Лина ежедневно борется с приступами паники и, воссоединившись со старым увлечением через социальные сети, заводит роман, который быстро становится всепоглощающим. В Северной Дакоте мы встречаем Мэгги, 17-летнюю ученицу средней школы, у которой якобы есть тайные физические отношения с ее красивым женатым учителем английского языка; последующий уголовный процесс перевернет их тихое сообщество с ног на голову.

• Становится

• По: Мишель Обама
• Рассказал: Мишель Обама
• Продолжительность: 19 часов 3 минуты
• Полный

В своих мемуарах, содержащих глубокие размышления и завораживающее повествование, Мишель Обама приглашает слушателей в свой мир, рассказывая об опыте, сформировавшем ее — начиная с детства в южной части Чикаго и заканчивая годами, когда она работала руководителем, уравновешивая требования материнство и работа в ее время, проведенное на самом известном в мире адресе. С безошибочной честностью и живым остроумием она описывает свои триумфы и разочарования, как публичные, так и личные, рассказывая всю свою историю так, как она ее прожила — своими словами и на своих условиях.

В Как быть антирасистом Кенди знакомит слушателей с расширяющимся кругом антирасистских идей — от самых основных концепций до дальновидных возможностей — которые помогут слушателям ясно увидеть все формы расизма, понять их ядовитые последствия и бороться с ними. их в наших системах и в нас самих.

Андре Конт-Спонвиль: «Именно потому, что капитализм по своей сути аморален, его необходимо сделать более нравственным»

• Посмотреть специальный отчет

Философ, писатель, распутник и ярый защитник формы капитализма, которая является одновременно сознательной и взвешенной, Андре Конт-Спонвиль видит в морализаторстве роли компании эволюцию, которая не органична, но продолжается уже более века. Объяснение.

Опубликовано в среду, 20 июня 2018 г.

 

Пару лет назад вы опубликовали Le capitalism, est-il мораль ? (Моральный ли капитализм?) Итак, реально ли примирить получение прибыли с коллективным интересом?

 

Андре Конт-Спонвиль. Конечно, реалистично! Именно так и произошло на самом деле: если бы это не было в их интересах, разные заинтересованные стороны давно бы перестали работать вместе! Как вы думаете, есть ли хоть один человек, который бы работал, если бы для них ничего не было? Клиент, акционер, поставщик, который покупает или продает без получения прибыли? Не я. В любом случае, это вопрос не интереса, а справедливости, до которой рынку нет дела. Вот почему нам нужен закон. Именно потому, что капитализм внутренне аморален, его надо сделать более нравственным не путем превращения его в нечто добродетельное, что было бы невозможно, а путем наложения на него извне известного числа нерыночных и нерыночных ограничений. Мы занимаемся этим уже много лет! От запрета детского труда, установления минимальной заработной платы и обязательного оплачиваемого отпуска, выхода на пенсию и социального обеспечения до гарантированного доступа к профсоюзам и санкций за злоупотребление доминирующим положением — все это делает капитализм более нравственным. Мы занимаемся этим уже 150 лет, и это только начало. Продолжаем борьбу!

 

Как такой подход может быть рычагом экономического роста?

 

Ничего не понимаю: поди спроси у экономиста! С философской точки зрения справедливость сама по себе является ценностью, независимо от того, есть рост или нет. Как вы думаете, легче ли мотивировать работников и потребителей, когда у них есть ощущение, что они участвуют в жизни несправедливого общества?

 

Учитывая это новое видение компании, какую форму должна принять роль директора?

 

То же, что и всегда: максимально совместить интересы акционеров, клиентов и сотрудников, но на службе акционеров, поскольку именно они нанимают и платят. И наоборот, роль интеллигентного профсоюза состоит в том, чтобы максимально сблизить интересы этих трех партий, но при этом служить интересам рабочих. Это разумный подход к классовой борьбе. Гораздо лучше, чем бездумный или конфронтационный подход к защите интересов, а также лучше, чем отрицание роли профсоюзов, для чего вам придется поверить в то, что интересы этих трех групп спонтанно сходятся. Если бы это было так, нам не нужны были бы профсоюзы или начальники, если уж на то пошло.

 

Как привлечь акционеров и команды к такому подходу?

 

Объяснив, что это в интересах всех. Акционеры легко понимают, что они должны действовать так, чтобы клиенты были довольны. Но им часто трудно понять тот факт, что для того, чтобы клиенты были довольны, компания должна нанимать, удерживать и мотивировать лучших сотрудников, а это значит, что они тоже должны быть довольны. Директор должен убедить акционеров и мотивировать персонал.

 

Как далеко должно зайти правительство в регулировании деятельности предприятий, чтобы они действовали в интересах общества?

 

Они должны вмешиваться настолько, насколько это возможно, если это не ставит под угрозу конкурентоспособность компаний. Это проблема эффективности, а не моральная. Что касается конкретных мер, то это решать экономистам.

 

Интервью Кэролайн Кастетс

(Перевод: Саймон Макгиди)

• Колумбийская юридическая фирма CMS Rodríguez-Azuero объединяет Vergel Riascos …

• Birkenstock столкнулся с нарушением авторских прав: Бардель Пагенберг заставляет Birkenstock отозвать судебный запрет

  Birkenstock всегда считал свои авторские права нарушенными. В ходе двух предварительных судебных разбирательств производитель обуви напал на четыре конкретные модели сандалий для здоровья двух компаний Span…

• Перуанская компания CMS Grau объединяет новых партнеров в области финансовых технологий и слияний и поглощений

  Перуанская юридическая фирма CMS Grau объявила о присоединении Хуана Хосе Хопкинса в качестве нового партнера, который является экспертом в области финансовых технологий и слияний и поглощений.

• Mello Torres меняет название и внешний вид

больше новостей

Андре Конт-Спонвиль : «Il est trop facile de n’aimer que les vérités agréables et rassurantes»

91

S’efforcer de voir les Chooses Telles qu’elles Sont, et Non Telles qu’on voudrait qu’elles soient : tel est depuis toujours le projet de la philosophique. En mettant de côté nos страсти et nos intérêts, en exigeant une разъяснение des termes du langage courant, en se mefiant des мнений и des idees reçues, en privilégiant l’argumentation rationnelle, la philosophie fait l’éloge de la lucidité. Seulement voilà : le bonheur en serait-il la жертва collatérale ? C’est la question que l’on peut se poser, surtout aujourd’hui où porter un lucide sur le monde revient souvent à s’infliger une épreuve. Nous vivons sous la menace d’une ecologique catastrophe, la guerre fait rage en Ukraine, la politique est un royaume désenchanté, la traversée de la pandémie a laissé nos économies exsangues, et tous les observateurs redoutent une poussée infantiste sévère cet automne… Dans ces условия, tenir les yeux grands ouverts, n’est-ce pas se condamner au pessimisme et se couper de toute légèreté ? N’est-ce pas assombrir son существование ? Et comment trouver le bonheur, si l’on est conscient que le monde va mal et que nous nous y trouvons vulnérables et mortels ?

Quand nous sommes attelés à ces questions éminemment liées à l’esprit du temps, nous nous sommes aperçus que l’un des philosophes français les plus connus n’a eu de cesse de s’interroger sur les rapports entre l’absence d’illusion, la tristesse et le bonheur : c’est André Comte-Sponville, qui traite de ce sujet depuis la parution de son premier livre, Le Mythe d’Icare, en 1984. Sa réflexion, comme on le découvrira dans l’entretien qui suit, est profondément liée à son histoire staffle. Elle oriente aussi с лекцией классиков, комми Монтеня, Паскаля или Маркса. Et, de fait, l’entretien qu’il nous a Accordé se Présente comme une leçon inspirée, avec une the aussi étonnante que stimulante: le véritable secret du bonheur n’est autre que le désespoir, et c’est ce qui le rend совместимый с lucidité. Voici un paradoxe qui mérite d’être démontré !

 

«Le soir tomb, et je ne quelle tristesse monte et me submerge, comme une mer ancienne et toujours recommencée… », écrivez-vous dans 9000 100 90 de vivre Le Goût. L’évocation de la mélancolie, du spleen est récurrente dans vos écrits. D’où vous vient cette tenance à la tristesse ?

Андре Конт-Спонвиль  : Cette Quote issue d’un texte intitulé «Cépuscule» décrit justement un état crépusculaire, dans lequel je ne me trouve pas en permanence, rassurez-vous. J’ai souvent des matins lumineux, mais, à mesure que le jour baisse, mon моральный тренд lui aussi à décliner. Qu’est-ce qui, dans cet état mélancolique, tient à moi, à une ne colorion staffle ? Qu’est-ce qui provient de la condition humane ? Il y a sans doute les deux ! Je suis porté à la mélancolie, j’en suis conscient, et il n’est pas exclu que les genes y soient pour quelque selected. Mon père, à qui je ressemble beaucoup physique, n’était pas non plus très doué pour le bonheur… Mais je crois plus volontiers que l’essentiel de cette tristesse remonte à mon enfance. Cela me fait penser à une фраза Сартра, данс ле портрет qu’il avait fait de son ami Merleau-Ponty, après la mort de ce dernier : «Merleau-Ponty ne s’est jamais remis d’une enfance heureuse. » Это утверждение m’avait touché, quand je l’ai lue, car, pour ma part, j’avais le sense de ne m’être jamais remis d’une enfance malheureuse. Mon père était dur, meprisant, rejetant. Ma mère, депрессивная – ce qui la conduira au самоубийство. J’ai donc appris à vivre et à aimer dans le malheur de ma mère et dans la haine de mon père. Et la philosophie m’a a helpé à me guérir un peu de cette enfance, bien plus que la psychanalyse que j’ai suivie Pendant deux années. Quande на меня requiree pourquoi je fais de la philosophie, je réponds souvent: parce que j’étais de tempérament à la fois melancolique et anxieux, peu doué pour la vie ou le bonheur, un peu plus doué peut-être pour la pensée. , Disons que j’ai mis ma puissance de penser au service de ma faiblesse de vivre !

«J’ai mis ma puissance de penser au service de ma faiblesse de vivre»
André Comte-Sponville

 

Quelle différence faites-vous entre mélancolie et anxiétét?

La mélancolie porte surtout sur le present ou le passé, l’anxiété sur l’avenir. Или il se trouve que je supporte mieux la mélancolie que l’angoisse. Je suis assez armé pour vivre les deuils, pas du tout pour affroner l’imminence d’un malheur. Mon ex-femme et moi avons perdu notre première enfant, une petite fille. D’autres de mes enfants ont eu de grandes problèmes de santé. Cela a fait de moi, definitivement, un père anxieux, qui tend à l’importer sur le fils mélancolique que je fus d’abord, et que je demeure.

 

Votre histoire staffle mise à part, vous dites qu’un Certain fund de tristesse appartient à la condition humane. Пуркуа?

Ce n’est pas moi qui ai inventé qu’il y a quelque selected de désespérant dans la humaine: on vieillit, on meurt, on est tous voués à la solitude et à une requiree d’amour à la fois unextinguible et неудовлетворен! Nous rêvons d’infini et de succès. Nous sommes condamnés à la finitude et à l’echec. J’aime cette autre формула Сартра: « L’histoire d’une vie, quelle qu’elle soit, est l’histoire d’un échec. » Mon ami Luc Ferry a intitulé l’un de ses livres Qu’est-ce qu’une vie réussie ? [Грассет, 2002]. Веселая идея! Je ne me vois pas dire que j’ai réussi ma vie, cela me semblerait une niaiserie. Les tragiques grecs avaient bien saisi que l’être humain n’est pas fait pour le bonheur ou la réussite, et c’est aussi une leçon de Pascal, lorsqu’il écrit: «Nous ne vivons jamais, nous espérons de vivre; et, nous disposant toujours à être heureux, il est inévitable que nous ne le soyons jamais. » Cet «неизбежный» pèse lourd! Паскаль — меланхолик? Без души! Mais il est surtout quelqu’un de lucide sur la condition humaine : nous sommes incapables d’être heureux – c’est ce qu’il appelle la misère de l’homme – et nous faisons tout pour l’oublier – c’est ce qu’il appelle le divertissement. Cela n’empêche pas d’aimer la vie ! Je n’ai jamais eu de pulsion suicidaire. Je suis content de vivre et souhaite mourir le plus tard возможно. Ne confondons pas la mélancolie, au sens ordinaire du mot, avec la психоз маниакально-депрессивный! Виктор Гюго написал: «Меланколия, c’est le bonheur d’etre triste. » Cette фраза мне parle beaucoup. Il y a une forme de tristesse que nous recevons tous en partage, et qui n’est pas pathologique : elle est liée au tragique de notre condition.

 

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ
Блез Паскаль / Ужас одиночества
«Rien n’est si невыносимый à l’homme que d’être dans un plein repos, без страстей, без дел, без развлечений, без приложений. Il послал alors сын néant, сын отказаться, сын недостаточность, са зависимость, сын дерзость, сын см. Недержание il sortira du fund de son ame, l’ennui, la noirceur, la tristesse, le chagrin, le dépit, le desespoir. »
Pensées Diversity, Lafuma 622, Sellier 515.

 

Lorsqu’on est triste, le premier réflexe pourrait être de sortir, de vinire de vinirebore un ami, de vinire de sortir, de vinire de vinirebore un ami, ou de viewser une série télévisée… Pourtant, Pascal condamne cette position, qu’il appelle le «Дивертисмент». А-т-ил смысл ? Pourquoi faudrait-il aller au bout de l’état de tristesse, persister en lui ?

Vous avez raison, et je n’ai rien contre le divertissement. Ou plutôt, je fais une Различие. Дэнс пн Dictionnaire philosophique, il y a deux entrées différentes : «Diversion» и «Divertissement». La diversion, dans le vocabulaire de Montaigne, c’est un stratagème lucide pour surmonter la tristesse ou l’angoisse. C’est le contraire de ceque les psychiatres appellent la «размышление». Quand vous avez un chagrin ou un souci, vous avez tenance à ne plus penser qu’à ça : vous ruminez. Cette размышление о том, что fait qu’augmenter votre détresse : elle vous enferme dans le malheur. Montaigne recommande alors de faire diversity – d’agir, pour penser à autre selected. Иль причина! Sauf que la diversion, ce n’est ni l’illusion ni le mensonge. Pour reprendre vos instances : qu’y a-t-il de plus vrai que de voir un ami ? Que d’aller se promener, de pratiquer un sport ? Qu’y a-t-il de plus vrai que la «première gorgee de bière» chère à Philippe Delerm ? Je n’ai rien contre la diversion, encore moins contre le plaisir. Je suis un hédoniste. Ce que je n’aime pas, c’est quand la divertissement, au sens de Montaigne, devient un divertissement, au sens de Pascal, c’est-à-dire un oubli de l’essentiel, une fuite systématique Девант ла Верите. Si, dès que vous sentez poindre l’angoisse ou la melancolie, vous téléphonez à un ami, vous allumez la télé, vous prenez de l’cool ou un anxiolytic, cela signifie que vous отказывается от вашего противостояния с трагическим состоянием человека. Vous vous donnez un tourbillon d’occupations pour oublier le peu que vous êtes et le rien qui vous присутствия. Cela relève de la fuite, de la facilité, voire du mensonge. Je trouve que ça manque de dignité, de profondeur ou de hauteur de vue !

 

Il faudrait donc parfois aller au bout de la tristesse pour être au plus près de la condition humaine, de l’essentiel ?

C’est l’attitude à laquelle nous invite la philosophie. Le philosophe recherche le bonheur, comme tout le monde. Mais ce qui en fait un ou une philosophe dans l’ame, c’est qu’il recherche plus encore la vérité : il préfère une vraie tristesse à une fausse joie. Je m’empresse d’ajouter qu’une vraie joie vaut bien mieux qu’une vraie tristesse ! Mais l’exigence de lucidité prime sur l’envie d’être heureux. La lucidité n’est rien d’autre que l’amour de la vérité, y compris lorsque celle-ci est désagréable. Je dirais presque: surtout quand elle est désagréable ! Car il est trop facile de n’aimer que les vérités agréables, confortables, rassurantes. Pour un philosophe, même hédoniste, l’exigence de lucidité l’emporte sur la quête du plaisir — ou le plaisir de la lucidité l’emporte, intellectuellement, sur tous les autres. Sinon, ce n’est plus de l’hédonisme mais de la sophistique или de la méthode Coué. La vérité est souvent amère, disait Lucrèce. Mais tous les amateurs de bière ou de cafe savent qu’il y a un plaisir de l’amertume et que trop de sucre écœure !

 

Пари де ла философии, n’est-ce pas aussi que l’angoisse mène à la lucidité, qui permet à son tour d’accéder au seul bonheur поистине? Que l’on peut se laisser couler dans l’état de tristesse comme dans une piscine, et puis donner un coup de talon au fund pour remonter à la surface ?

Cette image du coup de talon me vient souvent. Sauf que cela ne signifie pas que l’on reste statique, assis dans son fauteuil, en at at at passer, comme par enchantement, de la tristesse au bonheur, sans rien faire! Ce coup de talon, c’est l’action. Рецензия Монтеня: « Nous sommes nés pour agir. » Cela означает, что философия не имеет значения и является самодостаточной деятельностью. Pas question de se contempler le nombril, l’ame ou la raison à longueur de journée ! Фрейд охарактеризовал здравомыслящую психику как способность d’aimer et de travailler – c’est-à-dire, aufond, d’agir. Монтень в сере д’аккорд.

 

EXTRAIT
Мишель де Монтень/Элог де ла небрежность
«Quand je danse, je danse»; quand je dors, je dors. Rien de plus простой. Et quand je me promène seul dans un beau verger, il peut interrupter que, Pendant undefined temps, mes pensées soient accaparées par des sujets étrangers à ce qui m’entoure, mais le reste du temps, je fais en sorte de les ramener à la promenade, au verger, au plaisir d’y gouter la solitude, à moi-même. La nature, comme une mère, respecté pour nous ce principe Fondamental de Nous rendre agréables toutes les action qu’elle nous a ordonné d’accomplir par nécessité et pour vivre. Et elle nous y incite non seulement par la raison, mais encore par le désir. Il serait injuste de corrompre les règles qu’elle a édictées. »
Essais, Livre III, глава 13 («Опыт»).

 

Ici, vous jouez Montaigne contre Aristote, qui definissait la philosophie comme une activité contemplative…

Je ne me sens pas obligé de choisir entre l’un et l’autre. La contemplation fait aussi partie du bonheur. Il y a une formule de Paul Valéry, que je trouve внушительный: «Le beau, c’est ce qui désespère. » Pas du tout dans le sens où le beau nous rendrait triste, mais parce que, face à une musique sublime, commecelle de Mozart, ou face à un paysage merveilleux, il n’y a plus rien à esperer. Quand Aristote et d’autres philosophes шрифт де ла созерцания и квази мистика, ils шрифт l’éloge d’une forme de joie, de bonheur, de plénitude, qui ne laisse plus subsister aucun manque, aucune espérance. Le bon aussi, c’est ce qui désespere. Quoi de plus désespérant, en ce sens, qu’un orgasme ? Le vrai aussi : комментарий voulez-vous espérer que deux plus deux font quatre ou qu’on a pris la Bastille le 14 juillet 1789? Вуаля : le beau, le bon, le bien, le vrai ont quelque selected de désespérant !

 

По прибытии в этот центральный пункт Traité du desespoir et de la béatitude  : pour être vraiment heureux, il convient d’abandonner tout espoir. Cette these n’est-elle pas un peu paradoxale ?

Elle l’est assurément, si l’on prend le mot «désespoir» au sens courant. Mais ce que j’entends moi par «désespoir», c’est le degré zéro de l’espérance, ce que j’ai parfois appelé l’ inespoir (mais je n’aime pas trop les néologismes) или gai désespoir (по аналогии с gai savoir Ницше). La these est abstraite. Pour autant, il s’agit d’expériences très concrètes. Quel est le moment de ma vie où j’ai connu le plus grand espoir ? C’est lorsqu’on m’a annoncé que ma fille, agée de six semaines, était atteinte d’une méningite foudroyante. J’espérais évidemment qu’elle guérisse, et même je n’avais jamais rien espere aussi fort. Et je n’avais jamais été aussi malheureux ! «Pas d’espoir sans crainte», disait Spinoza: nos espoirs les plus vifs, c’est quand on est mort de trouille! Et le sage, libéré de la crainte, est donc aussi liberé de l’espoir. De fait, les moments les plus heureux que j’ai vécus se sont toujours offerts à moi comme une plénitude. Cela peut прибытия в данс де обстоятельства très просто, une прогулка, une созерцание, une expérience estétique ou érotique… Je n’avais besoin de rien de plus ! Je n’esperais plus rien! C’est cela, à mon sens, la clé de la béatitude. Quand j’ai publié mon premier livre, Le Mythe d’Icare, l’une des premières lettres de lecteur que j’ai reçues venait d’un psychanalyste : «En tant que Clinicien, m’écrivait-il, je constate tous les jours que l’ espérance est la mainle причиной самоубийства : on ne se tue que par deception. » Quand ma mère s’est tuée, quelques mois plus tard, j’ai repensé à cette lettre : «Eh bien voilà, me suis-je dit, maman s’est tuée par deception. » Elle s’est suicidee parce que, depuis tant d’années, sa vie ne matchait pas aux espoirs qu’elle s’en était faits. Mais la vie не соответствует jamais à nos espoirs. L’erreur de ma pauvre mère, comme de beaucoup d’entre nous, c’est de considérer, quand la vie ne match pas à nos espoirs, que c’est la vie qui a деликт. Mais qu’est-ce que ça peut vouloir dire? La vie, elle fait ce qu’elle peut! Quand elle ne соответствуют pas à nos espoirs, c’est-à-dire presque toujours, ce n’est pas la vie qui a tort, ce sont nos espoirs qui sont vains, mensongers, illusoires. Bref, il nous faut apprendre à aimer la vie telle qu’elle est, c’est-à-dire à l’aimer. Si vous êtes atteint d’un рака, vous n’avez quelque шанс де guérir que si vous acceptez l’existence de ce рак, que si vous расценивает cette vérité désagréable en face. Tant que vous êtes dans la dénégation, vous ne pouvez pas vous soigner efficacement. Je ne fais pas l’apologie du fatalisme, bien au contraire, mais de la lucidité. Elle seule permet l’action efficace.

 

Derrière votre critique de l’espoir, n’y a-t-il pas une autre cible : n’etes-vous pas en train de critiquer le christianisme, comme Religion de l’espérance en une résurrection, en une vie после смерти?

Bien sûr, et cela a joué un rôle Important dans mon cheminement. J’ai été un catholique fervent jusqu’à 17 или 18 анс. Puis j’ai perdu la foi, mais ce fut pour rallier une seconde forme d’espérance: je me suis mis à croire en l’utopie communiste, dont j’espérais naïvement, comme desmillions d’autres, qu’elle allait nous Faire sortir du malheur. Quand j’ai eu perdu ces deux espérances, religieuse et politique, je me suis trouvé конфронтация с Паскалем, Кант и Кьеркегор avaient bien vu: qu’un athée lucide ne peut pas échapper au désespoir. Mais leur Tort avait été de confondre le désespoir et le malheur. Эпикур, Спиноза и Камю m’ont helpé à penser le contraire: une sagesse libérée de l’espoir et de la crainte, ce que j’ai appelé «le bonheur, désespérément». Cela donne raison à Camus : «On ne découvre pas l’absurde sans être tené d’écrire quelque traité du bonheur» … Le bonheur et le désespoir peuvent aller ансамбль, ils sont «deux fils de la même terre», comme di Camus. Si cette vie est la seule que nous ayons, s’il n’y a rien à esperer après la mort, alors nous avons toutes les raisons d’essayer de la vivre au mieux. Cela me rappelle un slogan que l’on voyait sur les murs en 1968 : «Il y a une vie avant la mort. » C’est une sacrée leçon, et cela résume mon point de rupture avec le christianisme.

«Le vrai bonheur est un bonheur vrai. Que vaudrait un bonheur obtenu à coups de drogues, de mensonges ou d’illusions ?»
André Comte-Sponville

Vous Avez Beaucoup Lu Saint Augustin, et L’On Truve Chez Lui, Pour Reprendre Le Mot Du Philosophe étienne Gilson, un «Eudémonisme foncier» 6: C’Tseest 6: C’TSEST 6: C’TSEST 6: C’TSEST 6: C’TSEST66: COMESTSE-5 dire que, pour Augustin, la source du bonheur ne peut être que la vérité. On dirait que vous reprenez cet arguments à votre compte, sauf que, pour vous, la vérité ne se trouve nullement en Dieu, que vous êtes athée.

Le vrai bonheur est un bonheur vrai. Que vaudrait un bonheur obtenu à coups de drogues, de mensonges ou d’illusions ? Ni vous ni moi n’accepterions de nous en contenter. Quand Augustin écrit «tous les hommes aiment la vérité», il a au moins partiellement raison, puisque nul n’a envie d’être trompé. Quoique… Dans ses Pensées, Pascal écrit génialement : «Peu d’amitiés subsisteraient, si chacun savait ce que son ami dit de lui lorsqu’il n’y est pas, quoiqu’il en parle alors sincèrement et sans passion. » Pascal ne parle pas ici du cas où un prétendu ami vous denigre dans votre dos, mais de celui où vos vrais amis disent «искренность и без страсти» ce qu’ils pensent de vous. Cette vérité, si vous l’apprenez, va vous blesser et fragiliser votre amitié. Паскаль est encore plus fin Psychologue qu’Augustin : nous préférons nous mentir mutuellement, conserver nos amis et nos amours au prix d’un manque de lucidité ou de sincérité, d’un peu d’illusion et de duplicité. Notre rapport à la vérité est ambivalent. Паскаль и Огюстен имеют смысл для двоих. Personne n’aime être trompé, sauf quand la vérité blesse notre narcissisme !

 

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ
Augustin / Point de bonheur hors de la vérité
«J’en ai vu plusieurs qui voulaient tromper, nul qui voulût l’être. Où donc les hommes ont-ils pris cette connaissance du bonheur, si ce n’est où ils ont priscelle de la vérité ? Car ils aiment la vérité, puisqu’ils ne veulent pas être trompés. Et ils ne peuvent aimer la vie heureuse, qui n’est que la joie de la vérité, sans aimer la vérité. Et ils ne sauraient l’aimer, si la memoire n’en avait aucune idee. »
Les Confessions, livre X, 23.

 

Entre lucidité et bonheur, il y a peut-être un troisième terme que nous n’avons pas: Pour vous, le désir est-il une ivresse, un divertissement, un жанр d’illusion ? Nous fait-il voir le monde comme il n’est pas ? Le peint-il en rose ? Ou au contraire, peut-on être lucide et désirer quand même ?

Sans désir, nous serions morts. «Le désir est l’essence même de l’homme», comme l’affirme Spinoza dans son Éthique. Éradiquer le désir – projet qu’on prête parfois, à деликт, au bouddhisme –, ce serait éradiquer l’humanité. Марсель Конш, qui fut mon maître et mon ami, objecte que le désir n’est pas l’essence de l’homme, parce que les animaux désirent aussi ; l’essence de l’homme, dit Conche, c’est la raison. Mais c’est un contresens. Le désir, pour Spinoza, n’est pas l’essence de l’homme comme être generique mais au contraire comme être individuel. Le désir n’est pas ce qui nous distingue des autres animaux, mais ce qui vous distingue de moi, de votre voisin, de votre épouse. C’est pour cela que la raison n’est pas notre entity individuelle. Vous et moi, nous avons la meme raison. La raison est une et Universelle. Si la raison était notre entity individuelle, vous et moi serions la meme personne. Mais ce n’est pas le cas, parce que notre entity individuelle est le désir, et nos désirs non seulement sont différents, mais ils peuvent entrer en conflit. Si le désir est l’essence même de l’homme, toute société est conflictuelle. Формула Éthique la plus profonde, et peut-être la plus difficile à comprendre, est celle-ci : «Ce n’est pas parce qu’une selected est bonne que nous la désirons, c’est inversement parce que nous la désirons que nous la jugeons bonne. Autrement dit, ce n’est pas la valeur qui gouverne le désir, c’est au contraire le désir qui engendre la valeur, qui «transforme en trésors et en joyaux, comme dit Nietzsche, toutes Chooses Valuees». Mes enfants ont plus de valeur à mes yeux que les vôtres, non parce qu’ils sont meilleurs, mais parce que je les aime davantage. Et donc, quelqu’un qui ne désirerait rien ne donnerait de la valeur à rien. Ce serait le triomphe du nihilisme !

«Tout vaut la peine  : c’est l’élan du désir qui donne de la valeur à la vie !»
Андре Конт-Спонвиль

 

Ne donner de la valeur à rien, être indifférent ou objectif, n’est-ce pas là ce qu’on entend généralement par lucidité ?

Étrange lucidité, qui serait lucide sur tout, sauf sur le désir ! Il y a des textes où l’empereur stoïcien Marc Aurèle, que j’apprécie beaucoup, recommande, lorsqu’on est amoureux d’une femme, de bien se rappeler qu’à l’intérieur d’elle, il y a un amas de viscères отвратительно. Certes, il y a des viscères à l’intérieur de la femme que vous désirez: c’est une vérité. Mais le fait que vous bandiez est aussi une vérité, et donc une vision du monde aveugle au désir ne peut être tout à fait lucide. Elle ne voit Que la moitié des Chooses. Elle est tronquée. Un jour, dans une émission de télévision, j’ai entendu l’abbé Pierre, à qui l’on demandait quel conseil il donnerait à un jeune de 20 ans, répondre : « Je lui dirais deux Chooses. La première, c’est que rien n’est facile. La deuxième, c’est que tout vaut la peine. » Красавица ответь! Elle associe la lucidité au désir. Rien n’est Facile: C’est Le Point de Vue de la Lucidite; Le Tragique Essaine, Les Entreprises Humeanes Echouent Le Plus Souvent, Nous Allons Mourir. Tout Vaut La Peine : C’EST L’Elan du Désir Qui Donne de la Valeur à la Vie!

 

Vous qui avez beaucoup lu Marx, j’aimerais vous poser une dernière question : est-ce que la mélancolie, la tristesse, le spleen dont nous parlons depuis le début de cet entretien ne sont pas debourg es ? Ne sont-ce pas surtout les écrivains et les philosophes qui parlent de mélancolie, comme si c’étaient là des влияет на estomacs pleins ?

Votre ask me rappelle une formule Horror de Primo Levi, dans Si c’est un homme  : «Освенцим является эндруитом дю монде или л’он с’эст ле муан суициде. » Vous comprenez pourquoi : quand il faut se battre jour après jour, heure par heure pour Survivre, on n’a pas envie de se selfer. Mais ce n’est pas une raison pour faire d’Auschwitz un déal de Société! Vous me dites que, pourphilosophy, s’bandonner à la mélancolie ou s’interroger sur le sens de l’existence, il faut avoir l’estomac plein. Согласен. Mais raison de plus pour faire en sorte que tout le monde puisse manger à sa faim ! Le Communisme, tel que Marx l’imaginait, ce serait une société où il n’y aurait plus de misère, o il il n’y aurait que des estomacs pleins justement, donc où tout le monde pourrait философ! Il y a mille et une raisons de fighttre la faim dans le monde. Pour sauver des vies, d’abord : il y a 3millions d’enfants qui meurent de недоедание chaque annee, et c’est un scandale. Mais une autre raison de lutter contre la faim qu’endurent ces enfants, c’est aussi de leur permettre d’etudier, d’avoir accès aux sciences, à la littérature, à la philosophie, et donc d’accéder à une vie pleinement humaine, au lieu de mener une vie amputée par la misère. La philosophie est un luxe ? Так что. Причина плюса для того, чтобы сделать доступной для всех!

Андре Конт-Спонвиль, интервью — Атеистическая духовность

Андре Конт-Спонвиль — ведущий французский философ, преподававший в Сорбонне в Париже. Он является автором бестселлеров «Краткий трактат о великих добродетелях» (Heinemann 2002) и «Книга атеистической духовности» (Bantam 2008).

Он любезно предоставил следующее интервью с Фабьеном Трекуром, которое представлено сначала в английском переводе, а затем в оригинале на французском языке

Духовность имманентности

Будучи подростком, философ Андре Конт-Спонвиль потерял веру, и «это было освобождением», как он пишет в «Дух атеизма» (изд. Альбен Мишель). Питаемый евангелием и учением Будды, как и Спинозы, этот дух, бескомпромиссно жаждущий отсутствия священного, осуществляет на практике «духовность без бога».

Что вы называете «духовностью без Бога»?

Что такое духовность? Это жизнь духа, особенно в его отношении к бесконечности, вечности и абсолюту. Всякая религия возвышает это, по крайней мере частично; но всякая духовность не обязательно религиозна. Атеисты, они также ведут духовную жизнь: они живут, насколько могут, в своем отношении конечного к бесконечному, в своем отношении временного к вечности, в своем отношении относительном к абсолютному. Этим абсолютом для них является не личность, а бытие или становление, целое или природа, скажем, имманентная тотальность, вмещающая их и превосходящая их. Они могут размышлять над этим, думать об этом, это то, что мы называем метафизическим, но также и пробовать это, переживать это, и это мы называем духовностью. Мы открыты в Grand Open, как говорит Рильке. Это открытие, это тот же дух. Должен ли я, поскольку я атеист, отказаться от всякого опыта вечности, бесконечности и абсолютности? Конечно нет. Многие философы — например, Эпикур и Спиноза — оспаривали существование трансцендентного духа, не отказываясь при этом от пользования тем, что Эпикур называл «бессмертными правами». Именно это я называю духовностью имманентности.

Почему вы предпочитаете думать, что Бога не существует?

Это не предпочтение! Наоборот, я предпочел бы, чтобы Бог существовал, и это одна из причин моего неверия в него. Существование, которое в данный момент соответствует нашим самым сильным желаниям, как мы можем не подозревать, что оно было изобретено для их удовлетворения? Это то, что Фрейд называет иллюзией: убеждение, происходящее из человеческих желаний. Поскольку по определению нет существа более желанного, чем Бог, никакая идея не более подозревается в иллюзии, чем вера в его существование. Затем зверства зла (особенно страдания детей), посредственность человечества (начиная с моей собственной!), отсутствие каких-либо реальных доказательств… почему я должен верить в существование Бога, которого ничто не свидетельствует, о котором У меня нет опыта, и кто объясняет все только при условии, что сам непонятен? Тем не менее, я недогматический атеист. Доказательств отсутствия Бога не больше, чем его существования. Мой атеизм не есть знание; это вера или убеждение.

Что вы думаете об ответах, которые дают религии?

Их духовность не моя. Их моральное содержание, с другой стороны, продолжает меня просвещать. Допустим, что Иисус не воскрес; осуждает ли это его послание любви и мира? Конечно нет. Я поступаю, как Спиноза, который был не более христианином, чем я: я стараюсь оставаться верным «духу Христа», который есть «справедливость и милосердие». Христианство, несмотря на блуждание церкви, является частью лучшего, что произвело человечество, точно так же, как сократовская традиция в Греции, буддийская в Индии, даосская или Путаница в Китае… намного лучше для этого.

Кажется, вы предпочитаете христианство..

В сентиментальном плане да: это часть моей истории. Интеллектуально я чувствую себя ближе к буддизму или даосизму — и даже больше к «Чань», который подобен синтезу между ними — потому что это духовность без Бога. Атеисту удобнее! Однако я не доверяю духовному туризму, нью-эйдж или ориентализму. Я предпочитаю углублять свою собственную традицию западной философии. Также вы никогда не излечитесь от своего детства, а мое было очень благочестивым. С тех пор я образовал из себя своего рода внутреннего Христа, который не является ни Богом, ни сыном Божьим, но человеком, «кротким и смиренным сердцем», как он сам сказал, чью веру я не разделяю, но чья мудрость, которой я восхищаюсь. По сути, то, что Иисус говорит нам о человеке и об этой жизни, для меня важнее, чем то, что он говорит о Боге и о возможной жизни после смерти.

Отличается ли атеистическая духовность, вдохновленная другой религией?

Все мы являемся вкладами одной или нескольких традиций. Чтобы быть атеистом в мусульманской или индуистской стране, надо жить иначе, чем в Европе. Но у меня нет выбора: я вестерн, нравится мне это или нет. Я не собираюсь брить голову, одеваться в шафрановое одеяние или основывать ашрам в Оверни! Мои еврейские друзья помогли мне задуматься об этом. Некоторые из них определяют себя как «евреи-атеисты», атеисты, потому что они не верят ни в какого Бога, евреи, потому что они известны и хотят принять участие в истории, традиции, сообществе… в том же духе определять себя как «верного атеиста» даже как «ассимилированного язычника». Это способ заявить о своей верности, пусть и критической, иудео-христианской традиции, которую принято презирать и величием которой я не перестаю восхищаться. Верность — это то, что остается от веры, когда ее потеряли, чувство долга, а затем и ответственность что-то передать. Сегодня нам, во всяком случае в Европе, угрожает не столько фанатизм, который подобен избытку веры, сколько нигилизм, который есть недостаток верности.

Какими бы ни были религиозные или атеистические убеждения, возвращается ли духовность к тому же самому?

Конечно нет! Сравните, например, молитву и медитацию: это совсем не одно и то же. Молитва совершается словами («молиться — значит говорить», — пишет Фома Аквинский): это просьба, обращенная к кому-то. Медитация делается в тишине; он ни к кому не обращается и ни о чем не просит. Морально, напротив, все традиции сходятся в главном: все ставят великодушие выше эгоизма, искренность выше лжи; мужество выше трусости, мягкость и сострадание выше насилия и жестокости, любовь выше ненависти… эти ценности, часто рождаемые в великих религиях, в первую очередь человеческие. Нам нужно, чтобы они жили вместе, не слишком вредя себе. Они хорошие не потому, что им было предписано Богом. Именно потому, что они хороши, можно поверить, что они имеют божественное происхождение. Со своей стороны, я скорее вижу в них наследие истории, которое важно сохранить. Вопрос в том, чтобы не быть недостойным того, что человечество сделало из себя и из нас!

А общество: может ли оно обойтись без религии?

Если вы понимаете слово «религия» в ограниченном смысле, как веру в Бога-творца, личного и трансцендентного, то ответ однозначно да: огромные цивилизации процветали, не представляя себе такой вещи. С другой стороны, ни одно общество не может обойтись без верности, правил, традиций, обрядов. Никто не может существовать без формы общения. Разве только религиозная практика играет эту роль? Опыт доказывает обратное. Можно также объединяться в некотором количестве общих ценностей (свобода, равенство, братство, справедливость, любовь…), в том числе и тогда, когда их считают исключительно человеческими.

Может ли эта светская духовность трансформироваться в религию «Человека», «Республики»?

Если вы не верите в Бога, у вас может возникнуть соблазн заменить его чем-то другим, что займет его место. В моих глазах это опасность, а не возможность. Марксизм изображали как «религию истории». В этом ее мессианская составляющая: пролетариат занимает место Мессии, коммунизм — место рая… Я вижу в этом идолопоклонство перед историей. Симона Вейль хорошо сказала: «Если вы верите, что у вас здесь есть Отец, то это ложный Бог; даже если монотеист, ты идолопоклонник». Идолов легион: государство у Гегеля, человек у Фейербаха, история у Маркса, республика, быть может, у некоторых… Напротив, величие монотеизма в том, что он изобрел трансцендентность. Боги ушли: осталось только, сказал Ален, огромное отсутствие, присутствующее повсюду. Это прогресс, которым мы обязаны иудаизму. У меня нет ностальгии по анимизму или политеизму, как раз наоборот, и почти нет вкуса к идолам!

Объясняет ли это развитие светского ритуала?

Существенной тенденцией со времен Просвещения является развитие атеизма, в том числе уже несколько лет в Северной Америке. Но нам нужен ритуал. Когда мы сталкиваемся со смертью близкого человека, надо сказать, что чисто гражданские похороны имеют в себе почти что-то бедное и плоское, как копия, которая не в силах заставить забыть оригинал. Возможно, это вопрос времени; вы не замените 2000 лет воображаемого в мгновение ока.. религиозный обряд позволяет приручить ужас: вы не хороните человека, как зверя: вы не сжигаете его, как бревно. Атеисты ищут эквиваленты с разной степенью успеха. Гражданский брак, если он не испорчен, кажется сегодня приемлемой заменой. Это позволяет нам официально оформить самое сокровенное, самое тайное, самое дикое, включить семью, друзей и общество… это еще один способ объединиться.

Наконец, какая вам разница между атеистической и религиозной духовностью

В религии абсолютом является личность, пусть трансцендентная, но с которой можно встретиться, помолиться, поклониться. «Бог, более интимный во мне, чем я сам», как сказал святой Августин, и выше неба. .. Я не доверяю этой возвышенности, которая все сокрушает, как я не доверяю этому уходу в себя, который запирает нас во внутреннем. Я больше верю в духовность, открывающую нас миру, не знающую другого абсолютного, кроме того, что реально, никакой другой бесконечности, кроме природы, никакой другой вечности, кроме настоящего. Это дух Эпикура, Спинозы, Камю, а также, насколько я понял или увидел жизнь, дух Чана или Дзэн. Вопрос не в том, чтобы спасти себя, а в том, чтобы спасти себя от него, освободиться от него, насколько это возможно. Абсолют — это не конец пути, а сама дорога. Духовность — это тот путь, который вы чаще всего видите с точки зрения времени, иначе определяемого как повседневная жизнь, с ее взлетами и падениями, и который мы иногда переживаем, как говорит Спиноза 9.0620 sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности).

Вы даже защищаете некий мистицизм; чем это не религиозно?

Потому что он не предполагает никакой трансцендентности, никакой догмы, никакого поклонения, никакой веры, никакой надежды. Мне случалось — иногда, редко — испытывать то, что сегодня называется «измененными состояниями сознания»: внезапная встреча с тайной и очевидностью, переживание полноты, простоты, единства, безмолвия, вечности, безмятежность, принятие (но радостное, такое радостное!), как бесконечный покой… это то, что Фрейд, цитируя Ромена Роллана, называет «океаническим чувством», которое испытали миллионы людей, веря или нет. Я часть этого, и я никогда не испытывал ничего более сильного и счастливого. Тогда «мы чувствуем и переживаем, что мы вечны», как говорит Спиноза, или, более того, что настоящее и вечность — одно и то же, как сансара и нирвана у Нагарджуны. Человек больше не отделен от реальности самим собой: нет больше, чем все. Кожев утверждает, что «всякая подлинная тайна на самом деле более или менее атеистична». Я бы не стал заходить так далеко. Что я могу засвидетельствовать, так это то, что атеист не обязан кастрировать свою душу: его дух, как и любой другой, способен радостно раскрываться до крайней точки, где он завершается самоуничтожением.

Исходный французский

«Une Spiritualité de l’immanence»

Подросток, философ Андре Конт-Спонвиль a perdu la foi et «ce fut’90 dan une écritration», l’athéisme (ред. Альбин Мишель). Nourri aux Évangiles et à l’enseignement du Bouddha comme à Spinoza, cet esprit avid d’absolu à défaut de sacralité встретился с практикой и «духовностью без смерти».

Propos recueillis par Fabien Trécourt

Qu’appelez-vous une «духовность без смерти» ?

Qu’est-ce que laspiritéité? C’est la vie de l’esprit, specialement dans son rapport à l’infini, à l’éternite, à l’absolu. Toute Religion en relève, au moins pour une part ; mais toute spirité n’est pas force religieuse ! Les athées, eux aussi, ont une vie spirituelle : ils Huntent comme ils peuvent leur rapport fini à l’infini, leur rapport temporel à l’éternité, leur rapport relatif à l’absolu. Cet absolu, pour eux, n’est pas une personne, mais l’être ou le devenir, le tout ou la nature, disons l’ensemble immanent qui les contient et les dépasse. Ils peuvent s’interroger sur lui, le penser, c’est ce qu’on appelle la métaphysique, mais aussi l’expérimenter, le vivre, et c’est ce qu’on appelle laspiritéité. Nous sommes ouverts dans l’Ouvert, comme disait Rilke. Cette overture, c’est l’esprit même. Devrais-je, parce que je suis athée, renoncer à toute expérience de l’éternite, de l’infini, de l’absolu ? Bien sûr que non! Beaucoup de philosophes — par instance Épicure ou Spinoza — ont récusé l’existence d’un esprit sans renoncer à jouir de ce qu’Épicure appelait des «biens immortels». C’est ce que j’appelle une Spiritualité de l’immanence. Nous sommes déjà dans le Royaume: l’éternite, c’est maintenant.

Pourquoi préférez-vous penser que dieu n’existe pas ?

Нет предпочтения! Je préférerais au contraire que Dieu existse, et c’est une de mes raisons de n’y pas croire. Une существование, которое соответствует à ce point à nos désirs les plus forts, comment ne pas подозрительный qu’elle a été inventée pour les satisfaire ? C’est ce que Фрейд зовет иллюзию: une croyance dérivée des désirs humains. Comme aucun être, par définition, n’est plus désirable que Dieu, aucune idée n’est davantage подозревает в иллюзии que la croyance en son существование. Puis il y a l’atrocité du mal (specialement la souffrance des enfants), la médiocrité de l’homme (à beginer par la mienne !), l’absence de toute preuve veritable… Pourquoi devrais-je croire en l’existence d’ un Dieu que rien n’atteste, dont je n’ai aucune expérience, et qui n’explique tout qu’à la condition d’être lui-même incompréhens ? Cela dit, je suis un athée non dogmatique. Il n’y a pas plus de preuve de l’inexistence de Dieu que de son существование. Mon athéisme n’est pas un savoir ; c’est une croyance ou une убежденность.

Que faites-vous des réponses qu’apportent les религии ?

Leur Spiritualité n’est pas la mienne. Leur contenu мораль, en revanche, continue de m’éclairer. Admettons que Jésus ne soit pas ressuscité; cela condamne-t-il son message d’amour et de paix ? Bien sûr que non! Je fais comme Spinoza, qui n’était pas plus chrétien que moi: j’essaie de rester fidèle à «l’esprit du Christ», qui est «справедливость и благотворительность». Le christianisme, malgré les dérives de l’Église, fait partie de ce que l’humanité a produit de meilleur, au même titre que la socratique en Grèce, buddhiste en Inde, taoiste ou confucéenne en China… L’esprit n’a pas de patrie, et c’est tant mieux !

Votre préférence semble aller au christianisme…

Sentimentalement, oui : il fait partie de mon histoire. Intellectuellement, je me sens plus proche du bouddhisme ou du taoisme — et plus encore du tch’an qui fait comme une synthèse entre les deux —, car ce sont desspiritualités sans Dieu. Pour un athée, c’est tout de même plus commode! Cependant, je me mefie du Tourisme Spirituel, new age ou orientalisant. J’aime mieux approfondir latradition qui est la mienne, celle d’un philosophe occidental. Puis on ne se guérit pas de son enfance, et la mienne fut tres pieuse. Je me suis forgé depuis, au fil des années, une espèce de Christ intérieur, qui n’est ni Dieu ni fils de Dieu, mais un homme «doux et humble de cœur», comme il disait lui-même, dont je ne partage pas la foi mais, не восхищайтесь мудрецами. Au Fond, ce que Jésus nous dit sur l’homme et sur cette vie-ci m’importe davantage que ce qu’il dit sur Dieu et sur une éventuelle vie après la mort.

Духовное начало, вдохновленное другими религиями?

Nous sommes tous dépositaires d’une history, ou de plusieurs. Être athée en terre musulmane ou Hinduiste, cela doit force se vivre autrement qu’en Europe. Mais je n’ai pas le choix: je suis d’Occident, que je le veuille ou pas. Je ne vais pas me tondre le crane, m’habiller d’une robe safran, ni founder un ashram en Auvergne ! Mes amis juifs, la-dessus, m’ont aidé à réfléchir. Plusieurs d’entre eux se définissent comme «juifs athées» : athées parce qu’ils ne croient en aucun Dieu, juifs parce qu’ils se savent et se veulent partie prenante d’une histoire, d’une традиционно, d’une communauté … Il m’est arrivé, un peu dans le même esprit, de me définir comme «athée fidèle», voire comme «goy assimilé». C’est une façon de dire ma fidélité, fût-elle Critique, à la Tradition judéo-chrétienne, qu’il est de bon temps de mépriser et dont je ne cesse d’admirer la grandeur. La fidélité, c’est ce qui reste de la foi quand on l’a perdue : le sense d’une dette, donc aussi la charge d’une transfer. Ce qui nous menace aujourd’hui, en tout cas en Europe, c’est moins le fanatisme, qui est comme un excès de foi, que le nihilisme, qui est un défaut de fidelité.

Quelles que soient les croyances, religieuses ou athées, laspiritualité revient-elle au même ?

Bien sûr que non! Сравните, например, la prière и la meditation : ce n’est pas du tot la même selected ! La prière se fait avec des mots («приер c’est dire», écrit Thomas d’Aquin): c’est une requiree, qui s’adresse à quelqu’un. La meditation se fait avec du тишина; elle ne s’adresse à personne et ne requirede rien. Мораль, en revanche, все традиции, сближающиеся с сущностью: toutes mettent la genérosité plus haut que l’egoïsme, la sincérité plus haut que le mensonge, le храбрость plus haut que la lacheté, la douceur et la сострадание плюс haut que la насилие и круауте, любовь плюс высшая степень…. Ces valeurs, souvent nées dans les grandes Religions, sont d’abord humaines. Nous en avons besoin pour vivre ансамбль sans trop nous nuire. Ce n’est pas parce qu’elles auraient été décrétées par Dieu qu’elles sont bonnes. C’est parce qu’elles sont bonnes qu’il est Possible de croire qu’elles sont d’origin Divine. Pour ma part, j’y vois plutôt un leg de l’histoire, qu’il importe de préserver. Il s’agit de n’être pas indigne de ce que l’humanité a fait de soi, et de nous !

Qu’en est-il des sociétés : peuvent-elles se passer de религия ?

 Si vous prenez le mot «религия» en un sens restreint, comme croyance en un Dieu createur, person et transcendant, alors la réponse est évidemment oui : d’immenses Civilizations ont prospéré sans rien Imaginer de tel ! En revanche, aucune société ne peut se passer de fidélité, de règles, де традиции, де обряды. Aucune ne peut subsister sans une forme de communion. La pratique religieuse est-elle seule à même de jouer ce rôle ? Опыт доказывает обратное. На peut aussi communier dans un some nombre de valeurs communes (la liberté, l’égalité, la fraternité, la Justice, l’amour…), y compris lorsqu’on les juge exclusment humaines.

Сетте спиритуалите лаик peut-elle se muer en Religion de «l’Homme», de «la République»?

Quand on ne croit plus en Dieu, on peut être tené de le remplacer par autre selected, qui en tient lieu. C’est un опасность, à mes yeux, плюс шанс. Le marxisme a été dépeint comme une «религия истории». C’est sa composante messianique: le prolétariat prend la place du messie, le communisme celle du paradis… J’y vois une idolatrie de l’histoire. Simone Weil l’a biend dit : «Si tu crois avoir un Père ici-bas, c’est un faux Dieu ; мем монофеист, ты идолопоклонник. » Les idoles sont legions: l’État chez Hegel, l’Homme chez Feuerbach, l’Histoire chez Marx, la République, peut-être, chez Certain… À l’inverse, la grandeur du monotheisme est d’avoir inventé la transcendance . Les dieux sont partis : il ne reste, disait Alain, que «l’emmense l’immense disait, partout précente». C’est un progrès, que nous devons au judaisme. Je n’ai aucune nostalgie de l’animisme ou du polytheisme, bien au contraire, et guère de gout pour les idoles !

Cela explique-t-il le développement de rituels laïcs ?

La tenance lourde, depuis le siècle des Lumières, est une progression de l’athéisme — y compris, depuis quelques annees, en Amérique du Nord. Mais nous avons besoin de rituels. Lorsqu’on est counteré à la mort d’un proche, force est de constater que des funérailles purement civiles ont presque toujours quelque selected de pauvre, de plat, comme une copie qui ne saurait faire oublier l’original. C’est peut-être une question de temps ; on ne remplace pas 2000 ans d’imaginaire en un tournemain… Le cerémonial religieux permet d’apprivoiser l’horreur : on n’enterre pas un homme comme une bête ; на ne le brûle pas comme une bûche. Les athées cherchent des équivalents, avec plus ou moins de succès. Le mariage Civil, lorsqu’il n’est pas bâclé, semble offrir aujourd’hui un subsubstitute приемлемо. Il permet d’officialiser le plus intime, le plus secret, le plus sauvage, d’y associer la famille, les amis, la société… C’est une autre façon de communier.

Finalement, quelle différence faites-vous entre les Spiritualités athée et Religieuse ?

Dans la Religion, l’absolu est une Personne, certes transcendante, mais qu’on peut rencontrer, prier, adorer. «Dieu, plus intime en moi que moi-même», comme disait Saint Augustin, et plus haut pourtant que le ciel… Je me mefie de cette hauteur qui écrase tout, comme de ce repli sur soi qui nous enferme dans l’intériorité. Je crois davantage aux Spiritualités qui nous ouvrent au monde, qui ne connaissent pas d’autre absolu que le réel, pas d’autre infini que la nature, pas d’autre éternité que le sésent. C’est l’esprit d’Epicure, Спинозы, де Камю, comme aussi, pour ce que j’en ai compris ou vécu, l’esprit du tch’an ou du zen. Il ne s’agit pas de sauver le moi, mais de s’en sauver, de s’en affranchir, autant qu’on peut. L’absolu n’est pas le, но du chemin mais le chemin lui-même. Laspiritualité est ce cheminement, qu’on vit le plus souvent du point de vue du temps, autrement dit dans la vie quotidienne, avec ses hauts et ses bas, et qu’il nous come parfois d’expérimenter, comme dit Spinoza, sub specie aeternitatis (du point de vue de l’éternité).

Vous même défendez un определенный мистицизм; en quoi n’est-il pas religieux ?

Parce qu’il ne assert aucune transcendance, aucun dogme, aucun culte, aucune foi, aucune espérance ! Il m’est arrivé – parfois, rarement – ​​de vivre ce qu’on appelle aujourd’hui des «états modifiés de mind»: la rencontre soudaine du mystère et de l’evidence, une expérience de plénitude, de simplicité, d’unité , de молчание, d’éternité, de sérénité, d’acceptation (mais joyeuse, tellement joyeuse !), comme une paix infinie… C’est ce que Freud, citant Romain Rolland, appelle «le sense océanique», que des миллионов de gens, croyants ou non, ont éprouvé. J’en fais partie, et je n’ai jamais rien vécu d’aussi fort, ni d’aussi heureux. Alors, «nous sentons et nous expérimentons que nous somme éternels», comme dit Spinoza, ou plutôt que le present et l’éternité sont une seule et même selected, comme le samsara et le nirvana chez Nagarjuna. On n’est plus séparé du réel par le moi: il n’y a plus que tout. Кожев утверждает, что «toute mystique authentique est en fait plus ou moins athée». Je n’irais pas jusque-là. Ce dont je peux témoigner, en revanche, c’est qu’un athée n’est pas obligé de se châtrer de l’ame : son esprit, autant qu’un autre, est Ability de s’ouvrir joyeusement, jusqu’au point extrême où il culmine en s’abolissant.

 

Андре Конте Спонвиль — Алекс Ровира

В неблагоприятные для философии времена давайте поговорим об Андре Конте Спонвиле, человеке, который стремится облегчить эту дисциплину людям всех уровней, с академической подготовкой или без нее, но который разделяет девиз этого философа-материалиста, рационалиста и гуманиста: лучше думать, чтобы лучше жить.

Андре Конте Спонвиль, родившийся в Париже, сейчас ему 62 года, был учеником и другом Луи Альтюссера в Высшей нормальной школе в Париже (где он получил докторскую степень) и профессором Университета Сорбонны, учреждения, которое он покинул, чтобы посвятить себя чтению лекций. о значении философии для личного благосостояния. Он является членом Национального консультативного комитета по этике Франции и почетным доктором бельгийского университета Монс-Эно.

Об их референтах, которыми являются Эпикур, стоики, Спиноза и Монтень, Леви-Стросс, Марсель Конш и Клеман Россе, он пишет о том, что путь к счастью лежит в воле и наших собственных действиях. Свои идеи он воплотил как в многочисленных статьях в журналах и газетах, так и в таких ярких и близких книгах, как «Счастье отчаянно», «Маленький договор о великих добродетелях», «Философский словарь», «Прекраснейшие размышления о жизни», « Введение в философию», «Радость жизни», «Экспромт: между страстью и размышлением», «Любовь к одиночеству» или «Ни секса, ни смерти» и др.

Граф Спонвиль объясняет, что то, чем мы живем, — это философствование, чем больше мы знаем и осознаем то, что нас окружает (знание, мышление и принятие того, что наша реальность — это то, что мы имеем здесь и сейчас), тем лучше мы живем, чтобы быть счастливым, это любить маленькие моменты жизни. Поэтому стоит научиться думать. Он способствует эмоциональному воспитанию простым распространением (и столь же глубоким) ключевых философских универсальных тем: любви, смерти, морали, свободы…

Некоторые выдержки из его работ включают:

 

Есть три типа желаний. Первая — это надежда; во-вторых, воля и в-третьих, любовь. В чем разница между надеждой и желанием? Итак, надежда есть желание, удовлетворение которого зависит не от меня, а от воли. Счастье достигается волей к действию. Вместо этого надежда ограничивает нас страхом, не может быть надежды без страха, страха без надежды.

Мы просто надеемся, что это не так; любить только то, что есть. Мы лишь надеемся на то, что от нас не зависит; мы просто хотим, что зависит от нас. Это указывает на двустороннюю мудрость: ждать немного меньше и, прежде всего, любить и хотеть немного больше. Это не отказ и не отказ от желания! Но желая больше того, что зависит от нас, чем то, что не зависит, и поэтому желать и действовать, а не довольствоваться ожиданием. Мудрость и любовь к действию, а не покорность! Если человек гонится за счастьем, значит, он несчастлив. Им следует больше заботиться о том, что действительно важно: любви, удовольствии, радости, справедливости, работе, свободе, детях, друзьях… Счастье придет, если оно придет. А если и нет, то мы не будем так сильно по нему скучать.

Человек счастлив, если мы счастливы жить, даже во времена печали или страданий, мы предпочитаем быть живыми, чем мертвыми, тогда я счастлив. Истинное счастье — это любовь к жизни, включая и неприятные моменты. Мудрость в том, чтобы любить жизнь, а не только счастье, потому что те, кто любит счастье, любят жизнь только в моменты радости.

Спиноза (…) «У нас есть чувство и опыт, что мы вечны». Я говорю, действительно, у меня была возможность испытать что-то в этом роде. Но какая вечность? Конечно, никакой другой жизни, вечность есть сейчас: это не будущее, которое нам обещают, это то самое настоящее, которое нам дано.

Счастливее ли тот, кто игнорирует? Может быть: это то, что называется счастливым идиотом. Но философ не ищет только счастья, он ищет еще и истину. Это то, что называется мудростью, счастье в истине, потому что это не мудрость, а глупость. Что такое мудрость? Величайшее счастье — в максимальной ясности. Думай лучше, чтобы жить лучше.

После жизни есть ничто . То есть, как до рождения. Никто не боится думать, что было до того, как они были зачаты.

презентизм того времени особенно атакует молодежь, так как они знают множество данных, событий и не знают Истории. Итак, образованных все меньше и меньше, потому что культура означает верность, память о прошлом; обе проблемы, настоящее и история, должны идти рука об руку.

Одинокий человек живет так же, как дышит, без дальнейших усилий или славы, без дальнейших последствий или упреков. Простота — это достоинство, которое добавляется к запасу. Это существование в той мере, в какой к нему ничего не прибавляется. Поэтому это самая легкая из добродетелей, более прозрачная и более скудная. Это противоположность литературе, это жизнь без фраз, без лжи, без преувеличений, без напыщенности. Жизнь незначительна, как и истинная жизнь. Простота противоположна двуличию, сложности утверждения. Вот почему это так сложно. Сложность реальности: простота бытия. «Противоположность бытия — это не ничто, — пишет Клеман Россе, — а двойственность». Противоположное простому не сложное, а ложное.

Простота в людях – простота как добродетель – не в том, чтобы отрицать сознание или мысль. Она признается скорее в способности, не отменяя их, избавляться от них, не быть ни ее жертвой, ни ее пленницей…

Нет счастливой любви (любви как желания того, чего не хватает), нет счастья без любви (любовь и стремление к тому, чего не хватает). Счастливая пара побеждает Шопенгауэра! Он живет в действии Любви-Радости, которое является конструктором.

Женщины изобрели любовь. Мужскому человечеству было бы достаточно секса, войны и футбола. Но этого им было мало: они любили своих детей. И они учили любить своих партнеров и своих детей. Женщина научила нас всех любить.

Без любви ничего и никого зачем жить?

 

Необходимый автор, выдающийся мыслитель, ясный ум, которого вы должны знать, чтобы учиться, расти и получать удовольствие.

 

Объятия,

 

Алекс Ровира

Андре Конт-Спонвиль: подкасты и актуальные новости

Философ Андре Конт-Спонвиль, 2011 Франция InterLe philosophe André Comte-Sponville le 7 novembre 2015 à Brive-la-Gaillarde

Франция InterSous le soleil de Platon

La lucidité peut-elle nous rendre heureux ? Авек Андре Конт-Спонвиль

000Z»> 6 июля 2022 г.

49 мин

Франция КультураTous les visages de l’angoisse

Франция CultureLes Chemins de la philosophie

Лукрес, Монтень, Паскаль: bonjour l’angoisse!

11 апреля 2022 г.

58 мин

Франция Интервью философа Андре Конта-Спонвиля после двух дней пандемии Covid-19

France InterPhilosophie

Андре Конт-Спонвиль: «Un pays à ce point dominé par la pereur, je trouve ça effrayant»

15 марта 2022 г.

Франция InterAndré Comte-Sponville révolté par la position des jeunes

France InterPhilosophie

Андре Конт-Спонвиль: «Le sort des jeunes au temps du Covid-19, j’en pleurerais»

24 сентября 2021 г.

Франция InterC’est vendredi, c’est philosophie

Франция InterGrand bien vous fasse !

GBVF Philo avec André Comte-Sponville

24 сентября 2021 г.

51 мин.

Франция.

France CultureLa Madeleine

Моральный урок Андре Конта-Спонвиля

19 сентября 2021 г.

Франция InterLe philosophe Андре Конт-Спонвиль

Франция InterL’heure Philo

Философский словарь Андре Конта-Спонвиля

10 сентября 2021 г.

52 мин.

Франция. Культура.

Франция CultureL’Invité(e) des Matins

Santé Menale: la tentation de l’auto-finement avec Sophie Braun et André Comte-Sponville

000Z»> 23 июня 2021 г.

43 мин

видео

Франция InterJupiPrust

Франция Анкета InterLe JupiPrust

Анкета Le JupiPrust d’André Comte-Sponville

17 мая 2021 г.

Франция ИнтерАндре Конт-Спонвиль

Франция InterC’est encore nous

Андре Конт-Спонвиль : «On a tenance à mesurer l’importance d’un sujet à son poids médiatique»

17 мая 2021 г.

50 мин

видео

Франция Интерпортрет философа Андре Конта-Спонвиля, автора «Словаря любви Монтеня» (Плон).

Франция InterL’invité du week-end

André Comte-Sponville : «On ne peut pas lire Montaigne sans avoir le sense de rencontrer un ami»

000Z»> 13 декабря 2020

19 мин

Франция InterLe philosophe André Comte-Sponville recommande de lire Montaigne en ces temps troublés suscités par la crise sanitaire du Covid-19

France InterArts – Divertissements

Андре Конт-Спонвиль: «Évitons que la peur de la mort l’emporte sur l’amour de la vie»

18 ноября 2020 г.

En savoir plus

Философ Андре Конт-Спонвиль, 2011 г.

Андре Конт-Спонвиль Философ

Философия и мудрость жизни

Андре Конт-Спонвиль родился 12 марта 1952 года в Париже. Il découvre la philosophie au lycée, il rentre à l’Ecole Normale Supérieure, passe l’agrégation et soutient une thèse de doctorat en philosophie intitulée «Éléments pour une sagesse matérialiste».

Il enseigne d’abord en lycée, puis devient maître de conférences à l’Université Panthéon-Sorbonne avant de choisir de se consacrer entièrement à l’écriture et à des conférences 9 2entremon de des conférences notamment le dedans 6. 0.

Fidele à la foi chrétienne jusqu’à ses 18 ans, кулон члена коммунистической партии 10 ans de 1970 à 1980, pratiquant de la meditation zazen, André Comte-Sponville se tourne vers la philosophie des Anciens et des Classiciques pour donner un sens à notre société moderne et trouver «une sagesse pour notre temps». Souvent consideré comme un philosophe «populaire» il colaboré dans de nombreux journaux comme L’Evenement du jeudi, L’Express ou Psychologies и souvent participé à des émissions de télévision. Il s’est intéressé à la philosophie comme étant un art de vivre à la recherche du bonheur dans la vérité , c’est-à-dire d’une sagesse, mais il ne confond pas philosophie et thérapie .

En s’appuyant sur les textes de Pascal , d’ Epicure , de Montaigne ou de Spinoza , il offer une philosophie d’aufacild’accessible Son livre Petit Traité des grandes vertus является продолжением огромного успеха с 300 000 экземпляров, проданных во Франции.

Член Национального консультативного комитета по этике 2008 года.

Quand Montaigne peut nous aider à mieux penser la crise sanitaire

Alors que le monde entier subit les conséquences à tous les niveaux de la crise sanitaire du Covid-19, le penseur publie un dictionnaire amoureux de Montaigne (сентябрь 2020 г.) à travers lequel il import son lecteur à la redécouvr 9619 célèbre écrivain et philosophe du XVIe siècle et, en filigrane, à replaces ses reflexions philosophiques à l’aune des экзистенциальные вопросы, которые представляют собой пандемию в обществе .

Invité dans de nombreuses émissions TV, il rappelle son Opposition à ce qu’il prénomme «le règne d’un nouveau pan-medicalisme» estimant que l’on fait de la santé la première des Priorités pour absolument éviter la mort, sacrifiant ce qu’il y a de plus cher pour le bonheur de la société, les Relations Sociales. Il s’appuie sur les idées du philosophe moderne en expliquant combien celui-ci acceptait d’être mortel, specialement dans sa vieillesse, et qu’aucune mort ne pouvait alors vraiment l’effrayer. Приглашаю на рефлекторную авторскую работу de l’idée selon laquelle il faut, selon lui, Accepter Que La mort fait de toute façon partie de la vie, pour ainsi être en paix avec soi-même et ne pas ceder à la peur Culturelle Permanente que suscite actuellement la pandémie . Подтверждаю комбиен, который является срочным де реаппрендре à , акцептор нотр конечности для ne plus s’enfermer dans l’angoisse qui serait, selon lui, le premier ferment de la crise sanitaire .

Il cite Montaigne :

Tu ne meurs pas de ce que tu es malade, tu meurs de ce que tu es vivant

Выборочная библиография

• 2020 : Dictionnaire amoureux de Montaigne, Éditions Plon
• 2012 : Le Sexe ni la mort (Trois essais sur l’amour et la sexité), Альбин Мишель
• 2010 : Le goût de vivre, Альбин Мишель
• 2006 : L’Esprit de l’athéisme, Альбин-Мишель
• 2006 : La plus belle histoire du bonheur, Сеуй
• 2004 : Le capitalisme est-il мораль ? Альбин Мишель
• 2003 : Le Bonheur, désespérément, Pleins
• 2001 : Философский словарь, PUF
• 2000 : Pensées sur la sagesse, Альбин Мишель
• 1999 : La Sagesse des modernes (с Люком Ферри), Роберт Лаффон
• 1995 : Petit Traité des grandes vertus, PUF
• 1992 : L’Amour la solitude, Альбин Мишель
• 1984 : Traité du desespoir et de la béatitude, PUF

Биография документации радио Франции, март 2014 г.

No related posts.