Архетипы в мифологии: Онлайн энциклопедия Мифы народов мира

Онлайн энциклопедия Мифы народов мира

Архетипы (греч. arxetypos, «первообраз»), широко используемое в теоретическом анализе мифологии понятие, впервые введённое швейцарским психоаналитиком и исследователем мифов К. Г. Юнгом. У Юнга понятие Архетипы означало первичные схемы образов, воспроизводимые бессознательно и априорно формирующие активность воображения, а потому выявляющиеся в мифах и верованиях, в произведениях литературы и искусства, в снах и бредовых фантазиях. Тождественные по своему характеру архетипические образы и мотивы (напр., повсеместно распространённый миф о потопе) обнаруживаются в несоприкасающихся друг с другом мифологиях и сферах искусства, что исключает объяснение их возникновения заимствованием. Однако Архетипы — это не сами образы, а схемы образов, их психологические предпосылки, их возможность. Словами Юнга, Архетипы имеют не содержательную, но исключительно формальную характеристику, да и ту лишь в весьма ограниченном виде. Содержательную характеристику первообраз получает лишь тогда, когда он проникает в сознание и при этом наполняется материалом сознательного опыта. Его форму Юнг сравнивает с системой осей какого-нибудь кристалла, которая до известной степени преформирует образование кристалла в маточном растворе, сама не обладая вещественным бытием. Процесс мифотворчества поэтому есть не что иное как трансформация Архетипов в образы, «невольные высказывания о бессознательных душевных событиях» на языке объектов внешнего мира. При всей своей формальности, бессодержательности, крайней обобщённости Архетипы имеют свойство, «по мере того, как они становятся более отчетливыми, сопровождаться необычайно оживленными эмоциональными тонами, они способны впечатлять, внушать, увлекать», поскольку восходят к универсально-постоянным началам в человеческой природе. Отсюда роль Архетипов для художественного творчества. Тайна воздействия искусства, по Юнгу, состоит в особой способности художника почувствовать архетипические формы и точно реализовать их в своих произведениях. «Тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов…, он подымает изображаемое им из мира единократного и преходящего в сферу вечного; притом и свою личную судьбу он возвышает до всечеловеческой судьбы…» (К. Г. Юнг). Едва ли не лучшая краткая формулировка концепции Архетипа принадлежит Т. Манну: «… в типичном всегда есть очень много мифического, мифического в том смысле, что типичное, как и всякий миф, — это изначальный образец, изначальная форма жизни, вневременная схема, издревле заданная формула, в которую укладывается осознающая себя жизнь, смутно стремящаяся вновь обрести некогда предначертанные ей приметы» (Собрание сочинений, т. 9, М., 1960, с. 175). Юнг предполагал, что Архетипы присущи роду (человеческой общности или всему человечеству) в целом, т. е., по-видимому, наследуются. В качестве вместилища («душевного пространства») для Архетипов Юнг постулировал особенно глубокий уровень бессознательного, выходящий за пределы личности, — т. н. коллективное бессознательное.
Концепция Архетипы ориентирует исследование мифов на отыскание в этническом и типологическом многообразии мифологических сюжетов и мотивов инвариантного архетипического ядра, метафорически выраженного этими сюжетами и мотивами (мифологемами), но никогда не могущего быть исчерпанным ни поэтическим описанием, ни научным объяснением. Тем не менее Юнг попытался наметить систематику Архетипов, формулируя такие, напр., Архетипы, как «тень» (бессознательная дочеловеческая часть психики, литературными выражениями которой Юнг считал Мефистофеля в «Фаусте» Гёте, Хёгни в «Песни о Нибелунгах», Локи в «Эдде» или любой другой образ плута-озорника), «анима (анимус)» (бессознательное начало противоположного пола в человеке, выражаемое образами двуполых существ первобытных мифов, в китайских категориях инь и ян и т. п.) и «мудрый старик (старуха)» (архетип духа, значения, скрытого за хаосом жизни, выявляемый в таких образах, как мудрый волшебник, шаман ницшевский Заратуштра). Архетипическое истолкование мифологемы матери в её различных вариантах (богиня и ведьма, норны и мойры, Деметра, Кибела, богородица и т. п.) ведёт к выявлению архетипа высшего женского существа, воплощающего психологическое ощущение смены поколений, преодоления власти времени, бессмертия. Архетипическое значение образов Прометея и Эпиметея Юнг сводит к противопоставлению в психике индивидуально-личностного начала («самости») и той её части, которая обращена вовне («персона»).
Отдельные положения доктрины Юнга об Архетипах, само понятие Архетипы, оказали широкое воздействие на мысль и творчество исследователей мифа и религии (К. Кереньи, сотрудничавший с Юнгом, М. Элиаде, Дж. Кэмпбелл, индолог Г. Циммер, гебраист Г. Шолем, исламовед А. Корбен), литературоведов (Н. Фрай, М. Бодкин), философов и теологов (П. Тиллих), даже учёных внегуманитарного круга (биолог А. Портман), видных деятелей литературы и искусства (Г. Хессе, Т. Манн, Ф. Феллини, И. Бергман). Сам Юнг недостаточно последовательно раскрывал взаимозависимость мифологических образов как продуктов первобытного сознания и Архетипы как элементов психических структур, понимая эту взаимозависимость то как аналогию, то как тождество, то как порождение одних другими. Поэтому в позднейшей литературе термин «Архетипы» применяется просто для обозначения наиболее общих, фундаментальных и общечеловеческих мифологических мотивов, изначальных схем представлений, лежащих в основе любых художественных, и в т. ч. мифологических, структур (напр. , древо мировое) уже без обязательной связи с юнгианством как таковым.
В отечественной науке некоторые мыслители и учёные независимо от Юнга подходили к понятию Архетипы [ср. выражение «схемы человеческого духа» у П. А. Флоренского (см. его «Столп и утверждение истины», М., 1914, с. 678), а также работы О. М. Фрейденберг].

Лит.: Аверинцев С. С., Аналитическая психология К. Г. Юнга и закономерности творческой фантазии, в сб.: О современной буржуазной эстетике, в. 3, М., 1972; Мелетинский Е. М., Поэтика мифа, М., 1976; Фрейденберг О. М., Миф и литература древности, М., 1978; Хюбшер А., Мыслители нашего времени, пер. с нем., М., 1962; Jung С. G., The collected works, v. 9, pt. l. L., 1959; Jacobi I., Die Psychologie von C. G. Jung, 4 Aufl., Z. — Stuttg., 1959; Eranos-Jahrbuch, Bd 1-25, Z., 1933-56; Martin P. W., Experiment in depth. A. study of the work of Jung, Eliot and Toynbee, L., 1955; Campbell J., The masks of God, v. 1-4, N. Y., 1959-68; Neumann E., The Great Mother. An Analysis of the Archetype, Princeton, 1963.

С. С. Аверинцев

Сюжетные архетипы в мифологии северных народов (на материале рассказа В. Г. Богораза-Тана «Кривоногий») | Большакова

ББК Ш4/5

УДК 82.091

Л. П. Большакова

L. Bolshakova

г. Якутск, СВФУ

Yakutsk, NEFU

Аннотация: Статья посвящена обзору и анализу сюжетных архетипов в мифологии северных народов на примере рассказа-очерка В. Г. Богораза-Тана «Кривоногий» (1896). Предпринимается попытка рассмотреть в рассказе архетипические черты сюжета в мифологии северного этноса с целью установить северную мифологическую модель мира. В работе проводится теоретический обзор и анализ работ по проблемам архетипа К. Г. Юнга, а также рассматриваются исследования сюжетных архетипов и архетипических образов, описанных в работах отечественных литературоведов.

Ключевые слова: мифология; архетип; сюжетные архетипы; архетипические образы; литература «путешествий».

Abstract: This paper examines plot archetypes in mythology of northern peoples the case of story-essay «Bandy-legged» («Krivonogiy») (1896) by V.

 G. Bogoraz-Tan. We try to examine archetypal features of plot in the mythology of northern ethnic groups in the given story in order to establish the northern mythological model of the world. The paper provides theoretical overview and analysis of the works on the archetype by K. G. Jung, as well as studies of plot archetypes and archetypal images described in the works of Russian researchers.

Keywords: mythology; archetype; plot archetypes; archetypal images; «travel» literature.

На современном этапе развития науки, понятие «архетип» является одним из самых сложных, поскольку определение термина представляется чрезвычайно широким, так же как и практика его употребления. В литературоведении данное понятие функционирует в нескольких значениях. В отечественном литературоведении определение данного понятия представлено в работе Е. М. Мелетинского «О литературных архетипах» [2, c. 5], где автор определил архетипы как первичные схемы сюжетов и образов, которые составляют изначальный фонд литературного языка.

Эти повествовательные схемы, по мнению автора, являются своеобразными трансформациями первичных элементов, которые он определяет как «сюжетные архетипы».

В качестве объекта работы рассматривается рассказ-очерк Владимира Германовича Богораза-Тана «Кривоногий», написанный в 1896 году. Рассказ является одним из первых художественных произведений в творчестве писателя, написанных автором после многолетнего исследования жизни чукотского народа. Данное произведение рассматривается нами как материал «путешествия», поскольку является итогом многолетнего исследования и усвоения культуры северного народа ученым-путешественником.

Выбор материала определяет актуальность данной работы. В первую очередь, выбор обусловлен тем, что рассказ повествует о северном сообществе народов — чукотском этносе. Во-вторых, основы изучения культуры северо-восточных палеоазиатов тесно связаны именно с именем выдающегося этнографа, лингвиста, писателя В. Г. Богораза-Тана. И, в-третьих, выбор художественного произведения ученого-этнографа в качестве материала работы представляется важным и своеобразным методом выявления национального образа народов Севера.

В рассказе-очерке «Кривоногий» В. Г. Богораз-Тана выделяются характерные мифологические сюжетные линии, которые можно считать архетипическими. В первую очередь, сюжетная последовательность произведения весьма архетипична: сначала мы встречаем сюжет изоляции героя от своего сообщества, от своих собратьев. В ходе рассказа появляется антагонист героя в лице злого духа Кэля, с которым главный герой Эуннэкай тесно связан, ведь именно Кэля навлек на героя уродство и «хромую болезнь». По мнению Эуннэкая, именно Кэля устроил для него «испытание»:

«Враждебный дух опять усыпил его ум, чтобы увести от него оленей и погубить его вконец. <…>Кэля унёс его душу в эту туманную ночь и носил её по надземным пустыням, где никогда не бывает дня, и запер его в железный шалаш для того, чтобы тем временем похитить от него стадо» [1, с. 22]. В этом повороте сюжета мы видим реализацию следующего сюжетного архетипа «испытание героя».

Рассказ завершается исчезновением главного героя. По нашему мнению, эта мрачная концовка представляет универсальный архетип, проявившейся уже в древнегерманской мифологии, повествующий о неминуемом конце или гибели из-за нарушения правил, норм, которые являются строгими в этнической культуре.

Основной комплекс сюжетных архетипов связан с образом главного героя Эуннэкая.

Сама фигура Эуннэкая представляется нам в сочетании нескольких архетипических образов. Первый образ связан с архетипом «дитя», который по К. Г. Юнгу символизирует начало пробуждения индивидуального сознания из стихии коллективно-бессознательного. К этому выводу мы приходим в ходе развития сюжета, когда главный герой — наивный, невежественный Эуннэкай, который играет с камушками и собирает полевые цветы в начале рассказа, — осознает свое место в жизни после «испытания», приготовленного ему злым духом Кэля.

Второй образ героя сближает его с хтоническими силами: автор описывает героя несколько звероподобным: «участь вьючного животного была его постоянной долей», «уродливая грудь, выгнутая, как у птицы», «он обглодал последнюю косточку» [1] и т.  д. Также образ Эуннэкая, по нашему мнению, очень похож на фигуру греческого бога Гефеста: такой же хромой, невзрачный, отверженный одиночка.

Важным моментом рассказа является сюжет, имеющий древнейшее происхождение. Этот сюжет был выделен Е. М. Мелетинским как древнейший архетипический мотив: «порождение различных объектов богами либо магически, либо биологически, как рождение детей, но часто необычным образом» [2, с. 51]. Так, к рождению Эуннэкая имеет непосредственное отношение фигура тотемного духа: «Может, ещё дед или прадед обидел духа, обошёл его жертвой, пренебрёг в начале осени окропить закат кровью чёрного оленя, убитого среди пустыни, или что-нибудь в этом роде, а он выместил злость на Эуннэкае и в минуту его рождения вывернул ему ногу и исковеркал грудь…» [1, с. 4].

Далее представляем рассмотрение отдельных сюжетных архетипов и архетипических образов, найденных в рассказе.

В рассказе встречаются архетипы тотемных животных в устойчивых мифологических мотивах и функциях, которыми они обладают во многих культурах.

Например, архетип Медведя, образ которого является одним из самых уважаемых в охотничьих культурах северных народов. Например, в эвенской культуре медведь является самым священным тотемным животным, а в корякской мифологии он представляется как ближайший родственник человека. Таким образом, медведь является несомненно архетипичным образом в мифологии северян. В рассказе «Кривоногий» архетип «медведь» представляется в виде Мудрого Старца и хозяина леса. «Пожалел старик [медведь]! — думал он. — Всё знает, дочиста! Зачем станет обижать бедного парня, который никогда не говорил о нём худо?» [1, с. 5]. Более того, в рассказе прослеживается образ медведя как звериного предка человека: «Между многочисленными следами на самой тропинке ему попался ещё отпечаток, очень похожий на след босой человеческой ступни, только гораздо шире и со вдавленными основаниями пальцев. Но Эуннэкай очень хорошо знал, что за человек оставил этот отпечаток: тот самый, который вечно ходит босиком и не носит меховой обуви»
[1, с.  4]. Данное восприятие этого тотемного животного является наиболее распространенным в северной мифологии, где часто встречается мотив превращения человека в медведя, медведя-человека (архетип Отца / Матери), а также представлен образ медведя, восходящий к архетипу Мудрого Старца, почитаемого хозяина леса (архетип «хозяин-царь»), что в совокупности составляет архаические основы медвежьего мифа, сформировавшегося в рамках тотемических верований у охотничьих народов Севера.

В произведении присутствует также архетип Мирового Дерева: «Смолоду Эйгелин не хотел отдать её, чтобы не потерять здоровой рабочей силы, а потом как-то так случилось, что никто не пожелал трижды обвести её вокруг столбов своего жилища и подвести для благословения к новому огню, добытому из святого дерева»

[1, с. 6]. В рассказе со святым деревом связан сакральный ритуал, когда оно приобретает особое значение во время важных событий в жизни северянина. Мировое Дерево представляет собой древнейший архетип сознания. Дерево в северных культурах чаще выполняет функцию медиатора между реальным и потусторонним мирами, поэтому именно рядом со святым деревом чаще происходят обряды жертвоприношения богам.

В рассказе также встречается несомненно архаичный образ Ворона в характерном для палеоазиатской группы образе Создателя-Бога: «Божественный ворон, — тот самый, который когда-то учил своей каркающей речи поколения людей, лишённых слова, — с раскрытым клювом, широко простёртыми крыльями и заострёнными когтями, прилетел и прокричал у него над ухом» [1, с. 19]. Вспомним, что, исследуя фольклор коренных народов Камчатки, В. Г. Богораз-Тан находит центральную группу рассказов, описывающих похождения ворона Кутха, а также повествующих о жизни его жены и детей. Эти параллели стали основанием для того, чтобы рассматривать фольклор коряков и ительменов как единую систему. Предположительно на материале исследований В. Г. Богораза-Тана, на примере Вороньего цикл в фольклоре восточных палеоазиатов, Е.

 М. Мелетинский выделяет универсальную формулу синтагматики сюжета, применимую к определенным им типам сюжетов корякско-иггельменского фольклора. В целом следует отметить, что такого рода исследования В. Г. Богораза-Тана и Е. М. Мелетинского определяют универсальность сюжетных элементов в мифологии, фольклоре северных народов.

Таким образом, анализ сюжетных архетипов на материале «путешествия» на Север позволяет выявить устойчивые образы, мотивы, сюжеты в мифологии Севера. Например, образ главного героя Эуннэкая представлен так, чтобы он соответствовал логике северного архетипического сюжета: физическое отклонение, слабость тела воспринимались как знак божественного недовольства, как кара за грехи предков, поэтому в рассказе судьба героя не сложилась положительным образом.

Этот рассказ как один из примеров результата многолетнего исследования северного этноса позволил еще раз убедиться в том, что тип северного мифологического мировоззрения — основа видения окружающей действительности народов Севера, дал возможность уточнить представление о мифосознании как особом способе освоения и представления реальности.

1. Богораз-Тан, В. Г. Кривоногий / В. Г. Богораз-Тан. — М. : Книга по требованию, 2011.

2. Мелетинский, Е. М. О литературных архетипах / Е. М. Мелетинский. — М. : РГГУ, 1994. — 136 с.

3. Мелетинский, Е. М. От мифа к литературе / Е. М. Мелетинский. — М. : РГГУ, 2001. — 168 с.

4. Пропп, В. Я. Исторические корни волшебной сказки / В. Я. Пропп. — М. : Лабиринт, 2000. — 336 с.

5. Юнг, К. Г. Архетип и символ / К. Г. Юнг. — М. : Ренессанс, 1991. — 304 с.

Электронный журнал «Язык. Культура. Коммуникации» (6+). Зарегистирован Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).Свидетельство о регистрации СМИ Эл № ФС 77-57488 от 27.03.2014 г. ISSN 2410-6682.

Учредитель: ФГАОУ ВО «ЮУрГУ (НИУ)» Редакция: ФГАОУ ВО «ЮУрГУ (НИУ)» Главный редактор: Пономарева Елена Владимировна

Адрес редакции: 454080, г. Челябинск, проспект Ленина, д. 76, ауд. 426, 8 (351) 267-99-05.

Глава третья – Миф и архетип – Мировая мифология

Энди Гуревич

К настоящему времени вы, скорее всего, заметили, что в некоторых из этих мифов повторяются общие идеи, темы или объекты. Возьмем, к примеру, наводнение. Если вы посмотрите на мифы со всего мира, то почти все они связаны с какой-то историей наводнения. Как мы можем это объяснить?

«Всемирный потоп (ок. 1630–1638)» Пьера Бребьетта, The Met Museum находится под лицензией CC BY 4.0

. Во-первых, эти мифы содержат историческое описание великого потопа. Мы знаем, что был огромный потоп в районе восточной части Средиземного моря в Черное море. В зависимости от источника, это произошло где-то между 11 000 и 3 000 лет до н.э. Возможно, когда закончился последний великий ледниковый период, он затопил эту местность. Ознакомьтесь с этим историческим свидетельством Великого потопа.

Но в районах, которые находятся далеко от суши, на большой высоте и в других отношениях вряд ли могут быть затоплены, тоже есть истории с наводнениями. Как исторический факт может объяснить это? Археологи абсолютно уверены, что весь земной шар не находился под водой.

Другим объяснением может быть то, что благодаря торговым путям или завоеваниям эти истории были переданы новым народам, которые сочли их настолько убедительными, что включили эти мифы в свои собственные. Снова возникает та же проблема: «существовали ли торговые пути между, скажем, Грецией и Аргентиной или юго-западом Соединенных Штатов». Маловероятно. Помните, что у этих ранних обществ не было Facebook или Twitter; на самом деле, они даже не подозревали о существовании остальной части земного шара.

Одно объяснение, которое хорошо подходит, хотя и не имеет реальных доказательств в научном смысле, — это идея архетипов и коллективного бессознательного. Эти идеи были выдвинуты психиатром 20-го века Карлом Густавом Юнгом. Его идеи в высшей степени спекулятивны, но они предлагают путь для изучения повторяющихся идей, которые мы видим в мифах.

По сути, Юнг сказал, что в уме каждого человека существует коллективное бессознательное. Это область нашей психики, где хранятся мечты и мифы. Они содержат темы и идеи, общие для людей с самого начала человеческого существования. Мы можем видеть эти идеи и темы в мифах: «потоп, сотворение человека из глины (или другого вещества, необходимого для поддержания жизни), такие символы, как мировое древо или мировое яйцо. Эти общие символы, темы и узоры называются архетипов . Чтобы убрать разницу:

  • Символ    – это объект, обозначающий что-то другое или напоминающий об этом. Символ является культурным, разделяемым группой людей. Мы, естественно, не понимаем, что означает символ; мы должны узнать его значение. Алфавит и язык являются символами. Логотипы компаний являются символами. Подобно галочке Nike, нам нужно научиться ассоциировать символ с тем, на что он указывает (его референтом).
  • Архетип — это символ, не привязанный к одной культуре. Он разделяется всеми культурами во времени. Мы можем легко видеть и реагировать на архетипы, которые мы видим в фильмах: злодей, герой, мудрый старик (трилогия «Властелин колец » — хороший фильм, чтобы увидеть архетипы). Архетипами могут быть и объекты — круг, мандала. Это могут быть темы — путешествие героя, путешествие в подземный мир, борьба с драконами (или какими-то подобными существами). Отличие архетипа от символа в том, что все люди одинаково реагируют на архетипы и понимают их.

Если мы вернемся к мифу и метафоре, возможно, будет легче понять идею коллективного бессознательного и архетипа. Наши мифы и сны — это метафоры, и они используют архетипы, чтобы проявиться нам. Этим объясняется сходство идей и символов мифов и наших снов. Таким образом, как объяснение существования мифа по всему миру, а также общности идей и символов в мифе, это объяснение служит определенной цели.

«Старая резная металлическая скульптура головы льва» Платона Терентьева Follow Message, World Mythology под лицензией CC BY 4.0

Интересный взгляд на сознание человечества. Мы действительно связаны в наших мифах и мечтах. Карл Юнг говорит, что эти символы никогда не бывают четко определены или полностью объяснены, поскольку они являются частью бессознательного. Мы можем «узнать» значение архетипов, но они становятся понятными только на индивидуальной основе. Опять же, Юнг говорит, что архетипы — это одновременно и образ, и эмоция. Когда есть просто образ, тогда есть словесный образ с небольшими последствиями, но когда он наполнен эмоциями, он становится динамичным.

Я думаю о картине Гойи, на которой Кронос пожирает своих детей. Это изображение одновременно и символично, и вызывает глубокие эмоциональные отклики. Подумайте также о тех образах, которые мы относим к злу, например, о змеях. Многие люди боятся змей, пауков, летучих мышей — вещей, которых мы боимся и ассоциируем со злом и опасностью. Вот как работает архетип. Мы бессознательно связываем образ и эмоцию и реагируем на них.

(Для получения дополнительной информации об архетипах и коллективном бессознательном см. Человек и его символы под редакцией Карла Г. Юнга. Материал по Юнгу взят из этой книги.)

 

Мифы этой недели:

  • История мифов навахо
    • Возникновение, (навахо)
  • История скандинавских мифов
    • Сотворение, смерть и возрождение Вселенной, (скандинавский)
  • История мифов ацтеков
    • Цикл сотворения, (ацтеки)
  • История мифов маори
    • Цикл творения (Полинезия/Маори)

Мифологические архетипы: Дракон, Мать, Отец и Сын

Каковы первичные мифологические архетипы? Что они имеют общего? Что они представляют?

Персонажи наших самых первобытных мифов представляют собой три самых широких элемента человеческого существования: известный мир, неизвестное и процесс открытия. Джордан Петерсон исследует этих персонажей в своей книге 9.0026 Карты значений .

Продолжайте читать, чтобы узнать об этих архетипах и о том, как каждый из них представляет собой отдельный аспект мира.

Одним из ключевых аспектов этих мифологических архетипов является то, что каждый из них обладает созидательным и разрушительным потенциалом. Это, по словам Петерсона, очень важная деталь. Признание того, что все в жизни имеет эту двойственность, важно для любой целостной моральной системы, для чего и существует мифология.

(Краткое примечание: двойственность, идея о том, что все имеет равные и противоположные аспекты, так же распространена в философии, как и в физике элементарных частиц. Хотя Петерсон настаивает на том, что признание двойственности необходимо для любой полной моральной системы, есть те, кто утверждает, что некоторые двойственности представляют собой ложную эквивалентность.Святой Августин предположил, что люди по своей природе склонны к проступкам, но в Человечество , Рутгер Брегман утверждает, что человеческой природой движет сострадание. По словам математика Даниэля Бернулли, люди в основе своей рациональны при принятии решений, но в книге Думай быстро и медленно психолог Даниэль Канеман показывает, что человеческий разум удивительно уязвим для иррациональных предубеждений.)

 В греческом мифе Зевс сражался со змеем. Тифон перед тем, как занять место царя богов. В английском фольклоре святой Георгий убил дракона, прежде чем принести христианство в языческие земли. Петерсон говорит, что Дракону не всегда буквальное — скорее, это может быть первичный материал творения, из которого возникает все остальное. В начале Книги Бытия Дракон — это пустота, которую Бог разделяет на свет и тьму. Какой бы ни была его форма, Дракон может быть пугающим, но победа над ним приводит к созданию всего остального в мире.

(Краткое примечание: хотя драконы встречаются повсюду в мировой мифологии, то, что они представляют, сильно различается между культурами. В западных традициях драконы по своей сути являются злыми воплощениями Хаоса, которые должны быть уничтожены. Однако в Китае драконы являются символами удачи. , здоровье и процветание.Для скандинавов драконы приносили смерть и разрушение, но использовались как символы власти и силы.Согласно ацтекам, дракон Кетцалькоатль создал человеческую расу, и хотя он был обманщиком, его действия обычно приносили пользу человечеству.)

Дракон: Изначальная Неизвестность

Первый аспект человеческого существования — это огромное и ужасающее неизвестное, все, что находится за пределами карты. В мифах это царство тайн символизируется Драконом. Часто изображаемый в виде уробороса — змеи, пожирающей свой хвост, — Дракон олицетворяет как угрожающую природу того, чего мы не знаем, так и его потенциал как источника всех новых вещей.

Дракон появляется на протяжении всей истории как дикая сила природы, которую Герой должен приручить или уничтожить, чтобы цивилизация существовала.

Мать: Творец и Разрушитель

В то время как Дракон олицетворяет огромное неизвестное, существующее за пределами человеческого понимания, Мать олицетворяет неизвестное, с которым люди сталкиваются на протяжении всей своей жизни, такие как тайны природы или неопределенность человеческого взаимодействия. В некотором смысле Мать является продолжением Дракона в форме, которую можно понять на человеческом уровне.

Первое, что приходит на ум, — Мать-Природа. Как дети смотрят на своих матерей, так и самые ранние религии могли вырасти из ритуального поклонения Матери-Творцу как источнику убежища и жизни. Однако у Матери также есть сила разрушать все, что она создает.

Отец: Добрый Король или Тиран

Второй аспект человеческого существования — это знакомый цивилизованный мир, по крайней мере, таким, каким он кажется в глазах вашей собственной культуры. Это символизирует Отец, который представляет совокупность культурных норм, лежащих в основе любой данной мифологической системы. У Отца, как и у Матери, есть два отдельных аспекта, зависящих от состояния общества: Добрый Король, правящий мудро и справедливо, и Жестокий Тиран, препятствующий изменениям и росту.

Отец — это фигура, олицетворяющая личность и самовосприятие общества, подобно королю Англии Артуру или дяде Сэму в США. Согласно Петерсону, законы и традиции Отца сдерживают угрожающие аспекты Матери. Оборотной стороной Доброго Короля является Тиран, олицетворяющий власть общества угнетать.

Сын: герой и соперник

Петерсон утверждает, что третьим аспектом человеческого существования является наша способность к обучению, открытиям и исследованиям. Он воплощается в образе мифического Сына. Сын, которого часто изображают потомком богов, становится героем истории, отправляющимся в неизвестность и возвращающимся с новыми знаниями.

Петерсон утверждает, что героический аспект Сына — это поэтическая абстракция того, как мы понимаем и придаем смысл миру. В мифе Герой покидает безопасный дом, противостоит угрожающему внешнему миру и растет в результате своих невзгод. Из всех различных персонажей в мифе именно героический аспект Сына призван служить моделью человеческого поведения.

Противоположностью Героя является Соперник, который отличается своим отказом принять потребность в росте.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *