Авторитарная система приводит к синдрому неудачника у первоклассников
Научно-практическая конференция «Осмысление диктатуры и ее последствий в России и Восточной Германии» прошла в Сахаровском центре в декабре, завершив таким образом Год Германии в России. Одна из обсуждаемых тем — «Культура отношений между детьми и взрослыми в школе и детском саду». Профессор МГППУ Елена Юдина, специалист в области психологии раннего развития, представила доклад «Авторитаризм и партнерство при взаимодействии воспитателей с детьми. Результаты кросс-культурных психологических исследований в России, Америке и Литве». После конференции корреспонденту Pro Science Кирилу Меламуду удалось побеседовать с Еленой Георгиевной о практической психологии, авторитарности, наследии советского строя, декларациях и действительности в педагогике.
Какова основная сфера ваших научных интересов?
Я психолог, руковожу лабораторией психологических проблем подготовки педагогов в МГППУ.
Как началось Ваше исследование авторитарной педагогики в детском саду?
Я не занимаюсь исследованиями педагогики, я не педагог, я занимаюсь людьми. Мне гораздо интереснее, как люди поступают, и что они при этом чувствуют, как мотивированы, что они полагают правильным и неправильным, ценным и не очень – вот это предмет исследования.
Когда началось это исследование?
В какой-то момент стало ясно, что для того, чтобы разобраться, что происходит в детском саду, надо было пытаться выяснить реальную позицию педагогов в детском саду.
Есть такой мощный фактор – социальная одобряемость. Человек скажет то, что позволяет ему выглядеть хорошо в глазах других людей.
И хотя то, что я придумала, никакой Америки не открывает, с помощью некоторых приемов опросник позволяет выяснить реальные установки педагога – именно педагога в детском саду или в начальной школе. Опросник сделан адресно под них. Понятно, что есть погрешности на индивидуальном уровне, но поскольку у нас достаточно большие группы испытуемых, — особенно для психологического исследования – несколько сот в каждой стране – то эти погрешности так или иначе статистически нивелируются. Короче говоря, вроде бы это получилось, и мне кажется, что опросник работает. Году в 2005 началось само исследование, регулярно расширяясь, модифицироуясь. Исследование проведено в трех странах – России, Литве и США.
Расскажите о самом инструменте. Как конкретно работает психология вот в данном случае?
В этот опросник входят некоторые утверждения, которые предлагается оценить по шкале, шкале маленькой совсем, не сильно градуированной, мне важно, чтоб человек просто определился: туда, сюда, по серединке.
А дальше отсеивание и интерпретация идет уже на уровне обработки. Он обрабатывается не как обычный социологический опросник. Там нет подсчета процентов ответов на каждый вопрос, а есть 5 категорий, каждая из них очень важна, они друг друга дополняют. Эти категории связаны с отношением педагогов к: ребенку как таковому (образ ребенка), способам коррекции поведения детей, к планированию, к целям педагогического действия и к его средствам.
Откуда, например, взялось планирование? Дело в том, что в российском детском саду (еще со времен СССР) часто многое определяется не столько проблемами реальных детей, сколько очень заранее составленными типовыми планами. Например, в СССР были методические рекомендации для воспитателей, где в конспекте занятий было написано буквально следующее: «Воспитатель (в этом месте занятия) говорит:… Дети отвечают…». Стоит ли говорить, что педагог, который работает по такой схеме, не обращает внимания на реальных детей, а реализует свой план, который имеет отношение не к детям, а к инструкции свыше.
По этой категории «образ ребенка» у российских педагогов наиболее авторитарные показатели.
Категория «образ ребенка» — это представление взрослого о том, на что ребенок имеет право, насколько он может сам выбирать что ему интересно узнавать и чем заниматься. По этой категории у российских педагогов наиболее авторитарные показатели.
Опросник сконструирован особым образом — начиная от подбора слов: мы заранее долго изучали субкультуру своих респондентов и используем их язык в формулировках утверждений. Респондент по нашей формулировке опознает некий ценностный конструкт, который стоит за утверждением. А на самом деле за ним может прятаться другой конструкт. Способы «упаковки» конструктов, начиная от формулировок утверждений и заканчивая местом, куда они помещены в опроснике (а он очень жестко структурирован), от испытуемых скрыты. Просто утверждения, ничего такого. Там довольно много таких специальных приемов..
Допустим, некое утверждение звучит таким образом, что человеку становится понятно, что социально одобряемо на него ответить положительно.
По всем категориям есть 3 типа обработки. И одно и то же утверждение уходит с разными весами в разные типы обработки. Они друг друга перепроверяют. Поэтому опросник довольно сложный в обработке, я его специально не публикую для того, чтобы он не перестал работать. И пока он вроде бы работает. А судьба опубликованных опросников очень печальна. Они перестают работать очень быстро. Сегодня на конференции вы говорили о том, что у западных учителей больше развита культура рефлексии…
Смотрите, речь шла не вообще о западных, а, в том числе, например, о литовских педагогах. Они отличаются от американских педагогов, с которыми мы тоже работали, тем, что у них, как и в России, тоже была советская система образования. А рефлексия у них, действительно, отличается в выгодную сторону от российских учителей… У меня нет достаточно информации, чтобы сделать однозначное заключение, но судя по тому, что я получала от них, я предполагаю, что там была проведена определенная целенаправленная работа, то что называется, постсоветский карантин.
Я могу это предположить с определенной долей уверенности еще и потому, что в России это тоже делалось в начале 90-х годов. Ту профилактику мы пытались проводить, анализируя советскую практику вместе с педагогами, которые были в этом заинтересованы. Тематика, которая сегодня здесь обсуждается, стала редко встречаться только в последние несколько лет. В начале 90-х годов попытки отрефлексировать, что произошло в Советском Союзе и сделать выводы, что не имеет смысла повторять, как надо выстраивать, чтобы туда же не вляпаться, предпринимались сплошь и рядом. На мой взгляд, эта работа не была доведена до конца. Конечно, кое-что было проанализировано и обсуждено, но в какой-то момент нам всем стало интереснее двигаться дальше, хотелось прорываться в будущее…
Я думаю, в том, что мы не проделали эту работу до конца, кроется одна из причин того, что происходит сейчас. В Литве такая работа была доведена если не до конца, то до практической реализации в работе с педагогами. Потому они пропускают через себя эту историю, больше про это думают.
Но наши люди тоже начинали про это думать…
Получается, что у нас произошла чисто внешняя смена представлений…
У кого как. Человеку приходится себя защищать. Если вы его не переубедили, вы просто транслируете ему некоторую ценностную максиму сверху, даже, допустим, ее объясняя, что тоже трудно было сделать слабыми силами тех немногочисленных психологов, которые тогда консультировали министерство образования…
Вы представляете себе, что значит переубедить взрослого человека? Требуется серьезная, глубинная работа… Просто не было возможности физически это сделать. Так вот, если его не переубедили, он для того, чтобы от него отстали, – как воспринимает что-то в декларативном ключе, так и возвращает. Реально он продолжает думать то же самое, что и раньше. Я думаю, что везде было так же, но нам не хватило времени. У Литвы это время было. Мы проводили исследование в 2010 году. У них было 20 лет.
В России вы проводили исследование один раз или периодически?
Периодически.
И как меняется ситуация?
То что лежит на поверхности: за последние 4-5 лет меньше стала разница между декларацией и реальной позицией — в пользу авторитаризма. Люди спокойнее стали говорить о своих реальных авторитарных убеждениях. Кстати, я считаю, что это скорее хорошо. Честность в любом случае лучше имитации. Но на самом деле ситуация гораздо более сложная. Как в девяностые годы были люди, которые не принимали нововведений, так были и те, кто наоборот, искренне поверил в них. И их было довольно много. Это была удивительная история. Сначала это были единичные учителя, а потом вдруг появилось достаточно большое количество людей, которые поверили, что все это всерьез, и стали нашими единомышленниками.
Среди педагогов?
На разных уровнях. Конечно, среди чиновников меньше всего. Так и должно быть, они наиболее консервативны. Педагоги и сами консервативны, как вы понимаете. Поэтому для меня это была просто фантастика. Я увидела вдруг в 1996-1997 годах реальные сдвиги.
До этого я точно знала, что все, что мы делаем, — это почти впустую пока что, или мы работаем на тридцать лет вперед. Представляете себе: Россия, такая огромная страна, ее невозможно развернуть так быстро. Было понятно, что ничего особенного ожидать не следует. В то время проводилась первая реформа образования. И вот работа на детсадовской ступени оказалась достаточно конструктивной.
Вы работали с министерством образования?
Да, тогда был принят очень хороший закон «Об образовании».
Когда?
В 1989 или 1990. Это был второй закон времен перестройки, первый был закон «О печати». Это были два очень хороших закона.
Он действует до сих пор?
Да, но это уже не он. Он уже весь перекорежен. И сейчас делают новый закон.
Так что же это был за сдвиг в 96-97 гг.?
Стало видно, что есть очень много людей, которые поняли, поверили и готовы честно участвовать в изменениях, и стали сами что-то придумывать.
Вы не представляете себе мое ощущение, когда я это увидела. Я точно знала, что этого не будет при моей жизни. Работаешь — просто как Сизифов камень тащишь, ну, надо и надо. Ну, если, Бог даст, повезет — когда-нибудь кто-нибудь услышит. И вдруг – ну что такое шесть лет? Понятно, что не везде, и все было по-разному, но стала проявляться инициатива самих людей.
И они осознали авторитарные тенденции в самих себе?
Они говорили: я всегда так думал, но теперь стало понятно, что можно вести себя иначе. Эти люди пережили освобождение. Эта история дольше всего тянулась, с дошколкой. Ее задавили только году в 2003.
А в других ступенях?
Гораздо раньше. В конце 90-ых уже было понятно. Резкий разворот системы – это конечно после Путина. Но началось все с более явного сопротивления бюрократии. Сначала не было управляемого сверху процесса. Просто очень усилилась бюрократия, коррупция, причем слабее всего – в звене, контролирующем детские сады, несколько сильнее – начальную школу, и так далее, вплоть до вузов.
Привычные способы управления сильнее всего доминируют там, где сильнее всего авторитет, престижность, денег больше.
Привычные способы управления сильнее всего доминируют там, где сильнее всего авторитет, престижность, денег больше. Те, кто решили всерьез что-то менять, и начали это делать, и у них стало получаться, ушли из образования.
И что стало с этими людьми, которые тогда пережили это освобождение?
Они ушли. Вообще ушли из образования — кто в бизнес, кто куда… Я очень много знаю таких случаев. Те, кто не особенно «вляпывались» в эти реформы, они как сидели, так и сидят. Им все равно, в какую упаковку упаковано. Они не очень сильно втянуты личностно в эту историю. Ну работа и работа. Вот они и ходят на работу. Как учили, так и будем. Понятно, что они депривированы, многие пребывают в депрессии. А вот те, кто решили всерьез что-то менять, и они начали это делать, и у них стало получаться, и они кайф ловили – я все это видела, – они ушли.
Все это разбилось о бюрократию?
Уже не о бюрократию. В случае с дошколкой это разбилось о спланированный антипроект, который начался в 2000-х.
Вы изучаете педагогов, а изучает ли кто-нибудь в таком ключе чиновников?
Чиновников очень трудно изучать. Я знаю о нескольких социологических проектах. Это целая головная боль. В свое время, в 90-х я пыталась делать опросы среди чиновников. Но я отношусь к этому с достаточной долей скепсиса, поэтому результаты здесь не докладываю. Ведь это та история, когда кто-то попросил, они чувствуют себя обязанными… то есть люди не мотивированы. Есть такой социолог Дмитрий Рогозин – довольно известный ученый, вот он, насколько мне известно, проводил такое исследование прямо сейчас. У него была возможность сделать так, что чиновники с ним разговаривают. Но это, насколько я понимаю, очень специфическое исследование, скорее это неформальные, практически неструктурированные интервью. Речь не идет о чиновниках от образования, они из разных других структур.
Мне ужасно интересно, когда он свои результаты опубликует. Это ведь очень закрытая среда.
Объясните, пожалуйста, просто, как именно авторитарные тенденции у педагогов сказываются на интеллектуальном развитии ребенка.
Есть множество различных психологических теорий развития ребенка. Штайнер выстраивает одну логику детского развития, в соответствии с которой сначала надо развивать эстетические чувства, Давыдов и Эльконин создали теорию развивающего обучения, в соответствии с которой надо развивать рефлексивное мышление. И так далее. Но какую бы теорию вы ни взяли, основополагающим всегда будет развитие инициативы, самостоятельности, ответственности – только в разных областях.
В любой психлогической теории развития ребенка основополагающим всегда будет развитие инициативы, самостоятельности, ответственности – только в разных областях.
Когда происходит взаимодействие взрослого с ребенком, образуется единая система. Вот мы с вами разговариваем, у нас режим вопрос-ответ. Даже в этом варианте мы взаимодействуем. Вы своим вопросом реагируете на мой предыдущий ответ — я стараюсь говорить в том контексте, в котором задается вопрос. Мы как-то пытаемся учитывать друг друга. А когда взрослый взаимодействует с маленьким ребенком, то образуется единая неразрывная система сообщающихся сосудов. И если один из них авторитарен, да еще при этом они неравноправны, то ребенок просто впитывает, как губка, этот авторитарный посыл.
Это первое, что транслируется. А что транслируется? «Я тебя не уважаю. Ты никто. Я лучше тебя знаю, что тебе надо». Ребенок усваивает сразу несколько вещей: «Я ни за что не отвечаю, за меня все решают. Инициатива наказуема. Никакой самостоятельности быть не может в принципе. Я буду делать то, что мне скажут». Это одна сторона. А вторая сторона: «Я когда стану тобой, я буду вести себя так же». Вот это и есть главный образовательный результат. Причем он же не заканчивается в дошкольном возрасте, когда все закладывается.
Сколько бы ни было теорий психологического развития, на чем бы они ни концентрировались, все сходятся в том, что возраст до 3 лет — самый важный, именно до 3-х лет закладывается основа личности человека. Но эта система еще не очень стабильна. Когда ребенок попадает в авторитарную систему в дошкольном возрасте, у него нет защиты. Все, что с ним делает взрослый, воспринимается на сто процентов. Для него взрослый – истина в последней инстанции. Ребенок еще не знает, что взрослый тоже бывает … не очень умный и не может сделать на это поправку. А авторитарный взрослый вечно хочет от ребенка каких-то немыслимых вещей: чтобы он читал, считал, не капризничал, всегда слушался – ну и так далее. И вот представьте: ребенка не только лишили собственной активности, к нему все время предъявляют требования, которые не соответствуют возрасту, т.е. требуют то, чего он дать не может. Возникает классический аффект неадекватности, синдром неудачника. Это все переходит на уровень физиологии, возникают расстройства.
Когда ребенок попадает в авторитарную систему дошкольном возрасте, у него нет защиты. Для него взрослый – истина в последней инстанции. Его не только лишили собственной активности, к нему все время предъявляют требования, которые не соответствуют возрасту. Возникает классический аффект неадекватности, синдром неудачника.
Начиная с 2005-2006 года, при том, что консультирование – не мое основное занятие, ко мне повалил поток детей первоклассников с так называемым синдромом школьной дезадаптации. Дети плачут, спать перестают. Они просто не в состоянии справиться с предъявляемыми им требованиями. Ровно в это время, после смены Министерства в 2004 году, стали жестко транслировать сверху, что самое важное – это «готовность к школе». Возникла, так называемая ступень «предшкольного обучения», где детей, как правило, жестко учат – писать считать, читать – не заботясь, насколько им это интересно.
Дело в том, что дети в дошкольном возрасте совершенно не переносят насильственного обучения. То, что психологи называют «произвольностью», т.е. умение заставить себя самому делать что-то, чего ты не любишь, не хочешь, что тебе не интересно возникает позже. Дошкольник может учиться (и великолепно учится!) только если ему интересно. Никто «в предшколе» не учитывает этой особенности возраста. Родители тогда просто повалили к психологам. А сейчас это все продолжается, но родители как будто смирились, перестали бить тревогу, перестали замечать проблему, стали считать это положение нормальным. Если родители тревожатся – это правильно. Но учителя, и некоторые воспитатели детских садов говорят: «Да что вы, успокойтесь». Они искренне считают, что это необходимо, это надо пережить. Это такая подготовка к жизни.
Инициация?
Да, чем в более тяжелую ситуацию ребенка поместить, тем проще ему будет потом.
Мы здесь говорим о наследии советского строя, но, мне кажется, корни у этого более глубокие, многие века отношение взрослых к детям было авторитарным — как к пустому месту, из которого надо что-то сделать…
Да, но это было до Руссо, до Вольтера…и простите, это был восемнадцатый век, а сейчас уже ХХI-й. И, кроме того, в разных сообществах все было по-разному. Во многих национальных культурах отношение к ребенку очень мягкое. Эти культуры считают у нас не слишком развитыми, хотя это большой вопрос, кто куда на самом деле развивается. В первые годы ребенка холят, лелеют, всячески внушают ему любовь. Только значительно позднее происходит инициация. Это другая система ценностей.
Я, например, бываю в Якутии, наблюдаю ситуацию там. Там с одной стороны, очень сильны советские стереотипы. При советской власти с одной стороны — были жесткие рамки правил, сильно формализованное общество, а с другой стороны — все было как-то по-домашнему («да, конечно, но мы-то с тобой понимаем…», «ты мне, я тебе»). Но параллельно с этим, там в семьях, идущее не от преодоления советского наследия, а, наоборот, из их исходной культуры, потрясающее уважительное отношение взрослых к детям. Там не очень хорошо с инновациями, с модернизацией, но зато традиция там очень гуманна, и она берет на себя некоторые социальные функции, которые мы ожидаем от того, что называем модернизацией.
Библиография Е.Г. Юдиной по авторитаризму
- Позиция педагога: авторитаризм и партнерство. «Вопросы психологии», 2005 , № 4.
- Исследование профессионального сознания преподавателей педагогических училищ (дошкольные отделения).«Психологическая наука и образование», № 2, 2003.
- Позиция педагога как условие толерантности в образовании. В кн. «Инновации и традиции в воспитании толерантного этнокультурного сознания школьников и молодежи». Краснодар, 2005 г.
- Ребенок глазами педагогов: обоснование подходов к сравнительному исследованию. В кн.: «Ребенок в современном обществе». Сборник научных статей. М., МГППУ, 2007.
- Взаимодействие учителя и ребенка: между партнерством и авторитаризмом. Газета «Первое сентября», №6, 29.03. 2008.
- Альтернатива замечаниям и запретам. Учимся корректировать поведение ученика с помощью позитивных сообщений. Газета «Первое сентября», №7, 12.04. 2008.
- Образ ребенка в двух образовательных системах. Ж. «Человек», М., Наука, 2009 №2.
- Позиция взрослого во взаимодействии с ребенком дошкольного возраста. Ж. «Теоретическая и экспериментальная психология». М., 2009, т.2, №2.
- Teacher’s Position In Adult-Child Interaction In Its Relation to a Child’s Zone of Proximal Development (ZPD). In: «Early Childhood Programs as the Doorway to Social Cohesion: Application of Vygotsky’s Ideas from an East West Perspective». Cambridge Scholars Publishing.
Комментарий Елены Юдиной о новом Законе об образовании (из доклада):
Самым ужасным в этом законе для дошкольного образования является введение в образовательный стандарт понятия «образовательный результат» применительно к дошкольной ступени. Это значит — от детей, начиная с 2 месяцев от рождения нужно требовать (речь ведь идет о стандарте) определенного образовательного результата . В дошкольном возрасте, если мы преследуем цель развития ребенка, образовательный результат вообще не может являться критерием успешности образования. Это приведет, прежде всего, к насилию над детьми и семьями. Давление на семьи и сейчас уже происходит со стороны государственных органов. Семья в последнее время является объектом социального шантажа: родителей вынуждают постоянно перегружать детей неинтересными им занятиями, родители все время пребывают в страхе, что ребенок останется «за бортом» и т.п. Семье навязывают идеал так называемой «успешности», не слишком, правда, объясняя, что под этим подразумевается. Тем не менее, всем понятно, что речь идет о карьерном росте – и это в возрасте 3-6 лет. Ребенок обязан достичь определенных результатов уже в дошкольном возрасте. Это приводит к уничтожению детства. При этом известно, что чем древнее культура, тем длиннее период детства у ее детей. То есть мы деградируем. Одним из симптомов этого процесса является выдавливание игры из детского сада и вообще из детства. А между тем, с точки зрения культурно-исторической теории, игра – это ведущая деятельность в этом возрасте, это контекст развития любых способностей ребенка. А при современном подходе времени на игру не остается.
Авторитарная личность — это… Что такое Авторитарная личность?
| Эта статья нуждается в дополнительных источниках для улучшения проверяемости. Вы можете помочь улучшить эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Не подтверждённая источниками информация может быть поставлена под сомнение и удалена. |
- В этой статье описываются психологические черты авторитаризма. По форме правления, который носит то же имя, см. Авторитаризм
Теория авторитарной личности является влиятельной психологической теорией личности, разработанной психологами Калифорнийского Университета в Беркли Эльзой Френкель-Брунсвик, Даниэлем Левинсоном и Р.Невитт Санфордом, а также немецким социологом и философом — эмигрантом Теодором В.Адорно. Свои взгляды на феномен авторитарной личности они изложили в книге 1950 года с одноименным названием. Тип личности определяется девятью признаками, которые, как полагают, связаны в общий пучок черт личности, образующимися в результате психодинамического детского опыта. Эти признаки включают: конвенционализм, авторитарные представления, авторитарная агрессия, антиинтроцепция, суеверия и стереотипы, власть и «твердость», разрушительность и цинизм, проекция и преувеличенная озабоченности по поводу секса (сексуальные репрессии). Короче говоря, авторитарный значит предрасположенный следовать диктату сильных лидеров и традиций, общепринятых ценностей.
Авторы теории авторитарной личности, сбежавшие из Европы во время Второй мировой войны, заинтересовались изучением антисемитизма. Они набирали волонтеров, что бы они ответили на множество анкет. Среди этих волонтеров они отобрали людей с наиболее выраженными антисемитским взглядом и наименее антисемитскими взглядами и отбросил тех кто был в середине. Затем они противопоставили эти две группы, создав F-шкалу (F означает «фашизм»), которая определяла основные черты авторитарной личности.
В последнее время Джон Дин использовал теорию (а также исследования Роберта Алтимейе) для анализа современной политической обстановки, в своей книге «Консерваторы без Совести».
Психоаналитические аспекты
Адорно и его коллеги считали теорию авторитарной личности фундаментальной с точки зрения теории психоанализа Фрейда, опираясь на опыт раннего детства, в качестве движущей силы развития личности. Психоаналитическая теория предполагает, что маленькие дети усваивают ценности своих родителей бессознательно, в результате травматических конфликтов. От этого процесса, Сверх-Я развивается. Борясь с недопущением отклонений, авторитаризм родителей приводит к развитию очень сильного Супер-Эго. Таким образом, начиная с самого раннего детства и далее, бессознательные желания и потребности становятся репрессированными и остаются неудовлетворенными.
Бессознательные конфликты проявляются, когда человек проецирует свои «запреты» потребностей и агрессии своего Супер-Эго на других людей. Как правило, этнических, политических или религиозных меньшинств, выбранных в качестве образа для этих психологических проекцией, поскольку становится менее страшно социальных санкций. Сторонники авторитаризма часто ссылаются на социально приемлемые предрассудки.
Альфред Адлер рассматривает с другой стороны, соединение «волю к власти над другими», как центральной невротической чертой, которая проявляется как агреессивное поведение компенсирующее боязнь неполноценности и ничтожества. Согласно этому мнению, авторитарная личность нуждается в сохранение контроля и доказательстве превосходства над другими, это основа в мировоззрении населения врагами, и простого равноправия, сочувствия и взаимной выгоды.
Теоретическая значимость
Вскоре после публикации «Авторитарной личности», теория стала предметом многочисленных критических замечаний. Теоретические проблемы связаные с психоаналитической интерпретацией личности и методологические проблем связанные с недостатками F-шкалы. Другое критическое замечание в том, что теория психологов из Беркли подразумевает, что авторитаризм существует только в правой части политического спектра. В результате, некоторые утверждали, что эта теория определяется негативной политической предвзятостью её авторов. Кремль выявил, что анти-авторитарная личность имела те же личностные характеристики, как и авторитарная личность.
Милтон Рокич в 1960 году предложил модель догматической личности в противовес классической модели авторитаризма. Догматизм (или закрытость мышления), как полагал Рокич, является центральным конструктом авторитарной личности. Догматизм, по Рокичу, это относительно закрытая когнитивная организация убеждений и представлений о реальности, организованная вокруг центрального убеждения об абсолютной авторитарности, которая в свою очередь формирует жесткую структуру нетерпимости и избирательной терпимости к другим. Такая личность не восприимчива к новым идеям, нетерпима к двусмысленностям и реагирует оборонительно, когда ситуация становится угрожающей. Г. Айзенк 1954 году построил двухфакторную модель, описывающую личность как взаимосвязь идеологии и когнитивного стиля. Первый фактор модели Айзенка — идеологический уровень составляет континуум от радикализма к консерватизму с промежуточным положением либерализма (R-фактор). Во втором факторе он выделяет два стиля мышления: жесткоустановочное и мягкоустановочное (T-фактор). Жесткое мышление характеризуется следующими признаками: эмпиричность (следование фактам), чувственность, материалистичность, пессимистичность, безразличие к религии, фаталистичность, плюралистичность, скептичность и соответствует экстравертивной ориентации личности. Мягкое мышление отличают: рационалистичность (следование принципам), интеллектуальность, идеалистичность, оптимистичность, религиозность, своевольность, монистичность, догматичность и характеризует интраверсию. Жесткоустановочными идеологиями по Айзенку являются фашизм, относящийся к консервативному полюсу и коммунизм, относящийся к радикальному. Мягкоустановочной идеологией является либерализм, занимающий промежуточное место между консерватизмом и радикализмом. Паттерсон и Вильсон в 1973 году предложили шкалу консерватизма. По мнению авторов, консерватизм является ключевым фактором, определяющим все социальные установки личности. Данное понятие консерватизма авторы близко ассоциируют с понятиями «фашизм», «авторитаризм», ригидность» и «догматизм». Шкала консерватизма (C Scale) была сконструирована с целью выявить 9 следующих характеристик: религиозный фундаментализм, ориентацию на правое крыло политического спектра, убеждение в необходимости применять жесткие правила и наказания, нетерпимость к меньшинствам, тенденцию отдавать предпочтение общераспространенному дизайну в одежде и принадлежность к мейнстриму в искусстве, антигедонистическую точку зрения, милитаризм, веру в сверхъестественное и неприятие научного прогресса. Боб Альтемейер в 1981 году предложил свою концепцию правого авторитаризма, где показал, что только три из оригинальных девяти предполагаемых компонентов модели, коррелированных вместе: авторитарное смирение, авторитарная агрессия и конвенционализм.
Несмотря на методологические недостатки, теория «Авторитарной Личности» оказала большое влияние на исследования в политической, личностной и социальной психологии. В Германии, авторитаризм изучался Клауссом Рогменном, Детлефом Оэстэричем и Кристэльем Опфем. Одним из наиболее активных исследователей в этой области сегодня является голландский психолог Джи. Д.Мелоэн. Один из самых активных критиков теории был австралийский психолог Джон Рей.
См. также
Примечания
Литература
- В. Райх. Психология масс и фашизм. СПб, Университетская книга, 1997.
- Э. Фромм. Бегство от свободы. М., Прогресс, 1990.
- Maslow, The authoritarian character structure, The Journal of Social Psychology, S.P.S.S.I. Bulletin, 1943, No 18, pp. 401-411.
- Adorno T.W., Frenkel — Brunswik E, Levinson D.J., Sanford R.N. (1950). The Authoritarian Personality. N.Y.
- M. Rokeach, The open and closed mind, N.-Y., 1960.
- H. Eysenck, The psychology of politics, L., 1954; H. Eysenck, Primary social attitudes: A comparison of attitude patterns in England, Germany and Sweden. The Journal of abnormal social psychology, 1953, vol. 48, pp. 563-568
- J. Patterson, G. Wilson, Anonymity, occupation and conservatism. The Journal of Social Psychology, 1969, vol. 78.
- B. Altemeyer, Right-Wing Authoritarianism, Winnipeg, 1981.
Ссылки
- Цитаты из классических работ Адлера: Пристрастие к Власти
- Профессор Роберт Альтмеер в «Авторитарной Власти» — он-лайн книги о коррупции в конгрессе, разрушение традиционного консерватизма, авторитаризма, недемократический выбор повестки дня «Религиозные Правые» и их аморальные авторитарные лидеры, Ссоединенные Штаты стоят на перепутье, в федеральных выборах 2008 года.
- Джон Дин предоставляет авторитарную власть. — первый из пяти Американских авторитаристов, основываясь на Джоне Дине без совести.
- Авторитаризм и поляризации в американской политике Марк Хетерингтон и Джонатан Вейлер выдержки
Банальность авторитаризма — Ведомости
Малайзия – страна, которую я неплохо знаю: я изучал ее политическую систему на протяжении последних 15 лет и давно ждал здесь политической либерализации. Правительство в Малайзии многопартийное, но одна и та же коалиция находится у власти уже 60 лет – не проиграв ни одних выборов. Одно из правил, унаследованных нынешним государством от колониального британского, – право задерживать людей без суда. Печатные и электронные СМИ в целом не представляют больших проблем для режима: большинство из них принадлежит корпорациям – союзникам правящей политической элиты.
Годы жизни и работы в Малайзии позволяют мне утверждать, что представления об авторитаризме, господствующие в моей стране, США, совершенно нереалистичны и потому крайне опасны.
Малайзия – прекрасная страна для посещения и отдыха; это развивающийся рынок, пытающийся выбраться из той же самой «ловушки среднего дохода», в которой оказалось большинство сравнимых с Малайзией стран. Между тем политологи не считают Малайзию электоральной демократией. Фонд Freedom House рассматривает политическую систему этой страны как «частично свободную». Малайзия квалифицируется как «гражданская диктатура» или просто «диктатура» в базе данных «Демократии-диктатуры» и в базе данных Буа – Миллера – Розато. Стивен Левитски и Лукан Вэй рассматривают Малайзию как классический пример «конкурентного авторитаризма». Стран, находящихся в той же категории, что и Малайзия, немало. Мексика и Тайвань были в этой нише на протяжении большей части ХХ в., а сейчас в ней находятся такие разные страны, как Россия, Турция, Сингапур, Камерун, Танзания и множество других.
Большинство американцев представляют себе авторитаризм в фантастическом и карикатурном свете. На этой картинке есть бессердечные головорезы, всевластные и безнаказанные элиты, население, живущее в бедности и отчаянии, строгие ограничения любых способов коллективного политического действия и диктатор, который занят исключительно организацией похищений и убийств своих противников с помощью всегда готового к его услугам аппарата безопасности.
У этого образа несколько источников. Один из них – поп-культура. В фильмах власть диктатора не ограничена ничем, кроме открытого восстания масс. Столь же важны традиционный миф основания американского государства, популярные представления о Второй мировой войне и холодной войне, а также характерное стремление видеть любую недемократию как «другое», т. е. явление, совершенно противоположное демократии.
Но все это только сбивает с толку. Полной противоположностью демократии – с натяжкой – можно считать тоталитаризм. Об этом стоит почитать Карла Фридриха и, конечно, Ханну Арендт. Но и тот и другая говорили об исключительности тоталитаризма как политической системы.
Между тем жизнь при современных формах авторитаризма покажется любому американцу знакомой и понятной. Вы идете на работу, в середине дня отправляетесь на обед, потом возвращаетесь домой к семье. Работают школы и частные компании. Кто-то добивается успеха благодаря удаче и честному труду. Большинство взрослых озабочены тем, чтобы устроить детей в хорошие школы. Военные сидят в своих казармах, полиция занята расследованием преступлений, причем часто их раскрывает. Политические противники режима существуют, но у них мало возможностей протестовать открыто. При этом критиковать режим в частных разговорах никто не мешает. Даже выборы проходят регулярно. Все это – обычное дело для Малайзии и многих других стран.
Иными словами, повседневная жизнь в современном авторитарном государстве скучна и терпима. Большинству жестких критиков режима удается избежать судьбы Анны Политковской. Они становятся жертвами не убийств, а разочарований. Большинство мягких критиков живут спокойно и никогда даже не сталкиваются со спецслужбами. Большинство граждан довольны, если поезда ходят по расписанию, и ругают правительство, если поезда опаздывают. Они жалуются на поборы и откладывают деньги на отпуск. Выборы в их странах выполняют «анестетическую» функцию – так выборы в автократии описал Филипп Шмиттер в недооцененном сборнике «Выборы без выбора», вышедшем еще в 1978 г. Словом, нормальная жизнь в нормальной стране. Как любил говорить бывший премьер-министр Малайзии Махатир Мохамад: «Если я вам не нравлюсь, пойдите и выиграйте выборы в моем избирательном округе».
Итак, будет ли «народ» терпеть авторитарное правительство? Само появление такого вопроса связано с тем, что, с точки зрения многих на Западе, авторитаризм есть что-то невыносимое. Действительно, большинство людей исповедуют ценности, близкие к демократическим, но, живя в сложном мире, где есть хоть какой-то порядок и работающая экономика и где, как правило, есть чем заняться помимо борьбы за изменение типа правления, они не рассматривают переход к демократической системе как приоритет. (Невыносимой ведь может показаться и демократия, где есть те же проблемы, которые заставляют людей оппонировать авторитарным режимам, – коррупция, кумовство, неравенство, несправедливость.) Ответ на вопрос, будет ли народ терпеть авторитарное правление, таков: «Да, конечно».
Большинство американцев представляют себе переход от демократии к диктатуре в апокалиптических терминах. Но в действительности вы узнаете, что больше не живете в демократии, не потому, что Государство Лишило Вас Прав, и не потому, что произойдет путч. Вы узнаете о том, что не живете при демократии, когда выборы перестанут приводить к политическим изменениям.
Может показаться, что я защищаю авторитаризм и свысока смотрю на демократию. Ровно наоборот. Фантастические представления об авторитарных системах отвлекают американцев от действительно важных трансформаций, ведущих к слому механизмов политической конкуренции и размывающих сдержки и противовесы. Если развал демократической системы произойдет, то будет зрелищем не грандиозным, а грустным: демократия не взорвется, а тихо сдуется. Просто незаметно выяснится, что сама идея поддержки повседневной демократии перестанет звучать убедительно.
Оригинал текста на сайте автора https://tompepinsky.com/2017/01/06/everyday-authoritarianism-is-boring-and-tolerable/; переведен и опубликован с согласия автора
Автор – политолог, Корнеллский университет
От авторитаризма к демократии? Будущее политических режимов
В современном западном дискурсе давно стало привычным противопоставлять авторитаризм и демократию, а политический транзит рассматривать как линейное движение от одного к другому. Проблема в том, что собственно авторитарные режимы — рационально организованные светские автократии — становятся редкостью. Их заменяют кризисные государства и фундаменталистские режимы. «Скамейка запасных» для демократического транзита стремительно сокращается. Нарастают дилеммы «старых демократий», не говоря уже о перспективах развития режимов в таких крупных странах, как КНР или Россия.
Для современного западного человека понятие демократии стало неотъемлемым атрибутом идентичности. Сегодня вряд ли можно найти какое-то другое понятие, которое было бы более пригодно для разграничения современной западной политической формы от не западных политических систем. Демократия — важный маркер, отделяющий Запад от «остальных» (West and the rest). В свою очередь демократический транзит превратился в важную составляющую перехода в сообщество западных государств. Демократизация — неотъемлемый атрибут модернизации, тесно связанный с успехом перехода к рыночной экономике.
В политической науке эти постулаты стали предметом постоянной дискуссии. А на уровне практической политики их «золотой век» пришелся на период третьей волны демократизации. С третьей волной в основном связывается переход от авторитаризма к демократии посткоммунистических стран Центральной и Восточной Европы, который был начат в период перестройки в СССР и стал необратимым после распада Советского Союза. Однако впоследствии третья волна застопорилась на постсоветском пространстве. Отдельным направлением демократического транзита стали попытки демократизации на Большом Ближнем Востоке. Но здесь они сопровождались тяжелыми кризисами государственности. В самом западном мире политические режимы если и не трансформируются в институциональном плане, то встают перед серьезными вызовами, на которые придется искать ответы.
В отличие от начала 1990-х годов демократию сегодня вряд ли можно рассматривать как конечную цель, заветный пункт Б на пути к свободе и прогрессу. Нелинейность политики заставляет смотреть на политический режим прагматично и подходить к демократии все больше как к средству достижения конкретных результатов, а не как цели и самодовлеющей ценности. Будущее демократии неопределенно, равно как и будущее государства как такового.
На фоне этой неопределенности возникают два крайних соблазна. Первый — соблазн апологии авторитаризма, предпочтения порядка свободе ради достижения заветной стабильности. Второй — биться за демократию до победного конца, уничтожая оппонентов ради идеи. Очевидно, что оба варианта ведут в тупик. Демократия жива и востребована до тех пор, пока она остается гибкой, адаптивной и открытой системой. Нарушение этого баланса ведет к ее деградации и вырождению — вполне реальная перспектива как на Западе, так и за его пределами.
Однако прежде чем рассуждать о будущем демократии, необходимо определиться с самим понятием. Прежде всего демократия — это набор институтов и правил игры. В теории эти институты делают политику внутри государства конкурентной и подотчетной обществу через механизмы выборов, разделения властей, свободных СМИ и институтов гражданского общества. Современная демократия непосредственно связана с идеей национального государства. В таком государстве источником суверенитета является народ, а институты демократии, насколько это возможно, реализуют это право народа. В момент своего появления в конце XVIII и в XIX веке понятиям национального государства и демократии противопоставлялись понятия абсолютной монархии, деспотии, теократии и любых форм правления, которые исключали народ как участника политики. Собственно, понятие народа или нации как политически равных перед законом граждан также предполагалось концепцией национального государства.
В ценностном плане национальное государство и демократия стали порождением эпохи Просвещения, а впоследствии превратились в политическую форму общества модерна. Базируясь на ценностях свободы и прогресса, такое общество было по своей сути массовым — массовое производство и потребление, массовая культура и, конечно, массовая политика. При этом просвещенческое мышление линейно. Оно предполагает возможность и необходимость достижения идеального состояния институтов, которые были бы максимально рациональными и в рамках которых рациональный индивид достигал бы максимальной свободы и эмансипации от традиционных и религиозных предрассудков.
Однако опыт ХХ века наглядно показал, что массовая политика и рационализация институтов власти далеко не тождественны демократии. От имени народа и под лозунгами освобождения создавались чрезвычайно эффективные, рационально устроенные и массовые институты подавления, которые в гораздо большей степени закрепощали индивида в сравнении с любой формой деспотии, существовавшей ранее. Понятия авторитаризма и тоталитаризма означают именно современные формы автократии — массовые, рационально организованные машины, роль индивида в которых аналогична детали хорошо отлаженного часового механизма. При этом вряд ли найдется авторитарный или тоталитарный режим, который отрицал бы ценности свободы и прогресса, в котором отсутствовали бы формальные институты представительства и который не заявлял бы о своей «народной» природе.
Парадоксальным образом, причиной крушения многих из этих режимов, и в первую очередь, Советского Союза, оказались ограничения рациональности, пределы рационального планирования и устройства сложных и нелинейных экономических и социальных систем. В конце ХХ века западные демократии оказались эффективнее вовсе не потому, что были устроены более рационально, чем Советский Союз. Как раз наоборот. Вольно или невольно они избегали сверхцентрализованной рациональности, распределяя ее независимым от государства институтам. Более хаотичные и распределенные системы оказались эффективнее. Рациональный надзор за индивидом в них был столь же развит, сколь и в авторитарных обществах, но и он был вынесен за пределы монополии государства. Победа в конкуренции с Советским Союзом сыграла с западной демократией злую шутку. В самих западных странах демократия стала рассматриваться как незыблемый образец. Эту веру укрепляли восточноевропейские страны, которые не без успеха провели политический и экономический транзит, смогли интегрироваться в западные политические структуры. В конечном итоге переход от авторитаризма к демократии стал представляться магистральным направлением мирового политического развития.
Реалии ХХI века оказались иными. Неожиданная проблема проявилась в том, что большое число авторитарных и даже тоталитарных государств на поверку таковыми не оказались. Понятие авторитаризма превратилось в расхожий штамп, с которым на Западе ассоциируется некое абсолютное зло. Под эту категорию попадает большое число совершенно разных режимов и систем. Проблема для Запада оказалась в том, что собственно авторитарных — основанных на рациональности, светских прогрессивных режимов — осталось не так много. А вот деспотических режимов, которые базируются на иных формах легитимности — религиозной, этнической или трайболистской, становится все больше. И эту разницу не измерить стандартными методиками типа Polity IV или индексов Freedom House. В последние два десятилетия Запад увлеченно добивал цветными революциями или открытыми интервенциями автократии современного типа, невольно умножая число фундаменталистских автократий разных мастей. Эти автократии могут быть удобными союзниками на определенном этапе. Но в ценностном плане они гораздо дальше от западных принципов демократии, нежели любой из уничтоженных авторитарных режимов. Запад, таким образом, лишил себя «скамейки запасных» — тех стран, которые могли бы провести более или менее успешный демократический транзит. Откат от демократии в не западном, и особенно в исламском мире, превращается в долгосрочный тренд.
Сложные дилеммы возникают и в самих западных странах. С одной стороны, демократия в них «держит удар». И в Северной Америке, и в Европе нарастает социальный протест самого разного свойства. Институты демократии пока вполне успешно абсорбируют его, справляясь со своей ролью предохранительного клапана. Брексит, феномен Трампа, рост популярности крайне левых и крайне правых — все это находится в рамках существующих формальных институтов. Вместе с тем возникает и ряд сложностей, которые будут оказывать давление на демократические режимы.
Во-первых, приток мигрантов и беженцев, рост угрозы терроризма ставит вопрос о мерах безопасности, а значит и об усилении контроля и надзора государства. Одно из следствий — потеря индивидом своей автономии, утрата частной жизни, которая была бы защищена от вмешательства государства. Такое вмешательство оправдано соображениями безопасности, но такие соображения со временем могут становиться все более расплывчатыми. Защита гражданина от произвола государства вновь может оказаться на повестке дня.
Во-вторых, трансформации суверенитета на фоне развития крупных наднациональных структур. Это касается, прежде всего, Европейского союза. Исчезновение границ и торговых барьеров открыло широкие возможности для бизнеса. Но это привело и к дисбалансам внутри Союза. Национальные государства не могут воспрепятствовать утечке капитала, населения и деградации промышленности, которую может заменить производство в другой стране. Но ему приходится нести полную ответственность за последствия перед своими гражданами. То же касается и общеевропейской политики. Брюссель может реализовывать амбициозные проекты, но в случае неудачи политические издержки понесут правительства отдельных стран. Они оказываются в тисках между европейской бюрократией, транснациональными компаниями, международными финансовыми институтами и собственными гражданами, теряющими рабочие места и перспективы. Греческий кризис прекрасно показал эти противоречия. Европейским демократиям придется адаптироваться к растущей роли ЕС.
В-третьих, политические кризисы на европейской периферии. Попытка военного переворота в Турции и последующие жесткие меры правительства по наведению порядка поставили под вопрос, например, тезис о том, что НАТО представляет собой сообщество демократических государств. Украинский кризис вынуждает старые демократии поддерживать правительство, которое также не гнушается жестких и чрезвычайных мер. Все это дает повод критиковать их за двойные стандарты, размывая легитимность демократии как проекта для других стран.
В-четвертых, своеобразным пазлом является новое поколение избирателей с его отстраненностью от традиционных идеологий и партий, а также принципиально новой средой коммуникаций. Вряд ли у нового поколения будет востребована какая-либо форма автократии. Но и старые институты и идеологии могут оказаться для них невостребованными.
Немало вопросов возникает также в отношении будущего политического режима в крупных не западных странах. Как будет меняться политический режим в КНР, пойдет ли он по пути демократизации во имя дальнейшего экономического роста? Что будет происходить с демократией в Индии, которая до недавнего времени оставалась едва ли не образцом для не западных обществ? Сохранят ли стабильность политические режимы в Латинской Америке?
Большой вопрос — будущее политического режима в России. На Западе уже привычно списали российский режим в число автократий. Что ровным счетом не объясняет ни его природу, ни его возможную трансформацию. Историческая развилка, которую предстоит пройти России куда как сложнее выбора между демократией и автократией. Прежде всего, это решение для страны парадокса глобализации — выбора между суверенитетом и безопасностью, с одной стороны, и интеграцией в глобальный мир, с другой. Пока эти две задачи находятся в российском случае в явном противоречии. Мы укрепляем государственность и суверенитет в ущерб нашим перспективам в глобальном мире (в 1990-е мы увлеченно делали обратное).
Вопрос о демократии в российском случае тесно связан с этой дилеммой. Запрос на демократизацию в российском обществе есть. И он тесно связан с аналогичным запросом на открытость внешнему миру. Не менее силен и запрос на дистанцирование от него, особенно от Запада, запрос на «сильную руку», «порядок и стабильность». В конкуренции двух этих запросов точка явно не поставлена. Институционализировать этот спор, вывести его за рамки революций, социальных потрясений и репрессий — задача минимум для России. Не важно, как назовут зарубежные наблюдатели этот процесс — демократизацией, авторитарной модернизацией или каким-либо другим термином. Важно появление эффективных институтов конкуренции, передачи власти и обратной связи общества. Иные сценарии чреваты серьезными издержками.
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.
Точка зрения авторов, комментарии которых публикуются в рубрике
«Говорят эксперты МГИМО», может не совпадать с мнением редакции портала.
Комментарий: Приговор Навальному — конец авторитаризма и начало диктатуры в России | Комментарии обозревателей DW и приглашенных авторов | DW
Судья Наталья Репникова 2 февраля 2021 года удовлетворила требования ФСИН и постановила отправить оппозиционного политика Алексея Навального в колонию. Это была нескрываемая и демонстративная расправа Владимира Путина над главным критиком своего режима, тем более возмутительная, что в августе прошлого года Алексея Навального уже пытались отравить российские спецслужбы.
Приговор суда не стал полной неожиданностью, но до самого последнего момента теплилась надежда, что Владимир Путин не решится обострять политическую ситуацию в стране после двух масштабных протестных акций. Но Путин решился.
Трансформация авторитаризма в террористическую диктатуру
Правовая и моральная деградация российского государства шла годами, но для окончательной трансформации «гибридного» авторитаризма в жестокую диктатуру, терроризирующую граждан, хватило считанных дней — с момента прилета Алексея Навального в Россию и до решения отправить его в колонию.
Федор Крашенинников
То, что было немыслимо еще недавно, теперь стало обыденностью: проходящие по всей стране превентивные аресты активистов накануне протестных акций, массовые и явно поощряемые избиения и грубое обращение с задержанными во время разгонов уличных выступлений, демонстративные нападения полиции на журналистов, систематическое противодействие работе адвокатов. По приказу силовиков в крупнейших городах России останавливается общественный транспорт, блокируются центральные улицы и проводятся беспрецедентные полицейский операции — и все это в мирное время, без каких-либо объективных причин.
К сожалению, все это действительно больше нельзя считать исключениями из правил. Теперь это и есть новая норма жизни в России. Общество, особенно его молодая и активная часть, получило ясный сигнал от власти: она готова бить людей на улицах, сажать недовольных в тюрьмы, ломать человеческие судьбы и даже убивать своих противников, если посчитает это нужным — не оглядываясь ни на законы, ни на элементарные нормы приличия и не пытаясь даже изображать видимость правосудия.
У граждан нет инструментов влияния на ситуацию в России
Несомненно, найдутся те, кто будет обвинять граждан России в пассивности и неготовности защищать свое права. Нельзя сказать, что это совсем уж несправедливо: ситуация с правами человека и демократией ухудшалась в России много лет при почти полном равнодушии многих ее граждан.
Но важно понимать: Путин все 20 лет своего правления методично готовился ко времени, когда недовольство общества станет угрозой его власти. Пока подавляющее большинство населения было всем довольно, изменялись важнейшие законы, отменялись и извращались избирательные процедуры, наращивались силовые структуры. Теперь же, когда поводов для недовольства властью стало много не только у правозащитников и политических активистов, у граждан России просто не осталось никаких инструментов влияния на ситуацию в стране. Итоги всех важных выборов известны заранее, уличный протесты фактически объявлены преступлением, а любая несанкционированная властями политическая деятельность методично карается, при чем не только с помощью послушных судов, но и через увольнения граждан с работы, давления через органы опеки, социальные службы, учебные заведения.
Путину позволили надругаться над международными нормами
К началу 2021 года граждане России оказались лишенными элементарных прав жителями диктатуры, терроризирующей их. Но это не только их проблема. Путин хочет быть выше закона не только в России, но и во всем мире.
То, что на судилище над Навальным приехали дипломаты многих стран, было воспринято руководством России как повод для новых обвинений во вмешательстве в ее внутренние дела. «Я могу и буду делать с гражданами России все, что считаю нужным, внутри страны и по всему миру, а вы не смейте даже замечания мне делать!» — вот что говорит Владимир Путин окружающему миру устами российского МИДа. Именно так он и его окружение трактуют понятие «государственного суверенитета», и с таким пониманием он требует согласиться все мировое сообщество и прежде всего Запад.
Владимир Путин много лет попирал нормы международного права, и это сходило ему с рук. Так что мы наблюдаем не только последствия аморфности российского общества, но и плоды чрезмерного конформизма правительств и общественности стран Запада. Путину позволили надругаться над международными нормами, что же удивляться, что в России его руки тем более развязаны? Если Путину без особых проблем удалось аннексировать Крым, то почему ему нельзя посадить в тюрьму главного оппозиционера и избивать на улицах протестующих граждан?
Протесты ничего не изменят без давления на режим извне
Сейчас россиянам как никогда важна моральная и юридическая помощь международного сообщества, солидарность со стороны граждан и правительств всех демократических стран. Без давления на режим Путина извне никакие протесты внутри страны ничего уже не изменят.
Если же международное сообщество смирится с новыми правилами игры и позволит Путину продолжать править Россией в том же духе, не мешая при этом его коррумпированному окружению вести привычный образ жизни в Европе и Америке, то не стоит потом удивляться ничему и в своих странах — ни убийствам в берлинских парках, ни отравлениям в британских городах, ни хакерским атакам и вмешательству в выборы, ни подстрекательской деятельности российских государственных СМИ.
Автор: Федор Крашенинников — российский политолог и публицист, автор книг «После России» и «Облачная демократия», которую он написал вместе с Леонидом Волковым. Telegram: @fyodork, Twitter: @fyodorrrrr
Комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом
Смотрите также:
Протесты в России 31 января: как это было
Новая акция протеста в городах России
Оппозиционно настроенные россияне, в воскресенье 31 января, вышли на акции протеста по призыву штабов арестованного в Москве Алексея Навального. Как и восемь дней назад, митинги и шествия прошли в десятках городов страны. DW рассказывает, как это было.
Протесты в России 31 января: как это было
Число участников в некоторых городах возросло
Несмотря на избиения, штрафы, административные и уголовные дела, возбужденные российскими властями после многотысячных акций 23 января, в некоторых городах России число участников новых протестов только возросло.
Протесты в России 31 января: как это было
Власти готовились заранее
В Москве и других городах власти готовились к акции 31 января заранее: задерживали и отправляли под домашний арест активистов штабов Навального, оказывали давление на журналистов, всеми способами предупреждали о «незаконности » запланированных митингов и шествий и возможных последствиях за нарушения закона.
Протесты в России 31 января: как это было
Хороводы вокруг хороводов
Холодная погода в некоторых городах послужила толчком к появлению нового символа российских протестов. В некоторых городах протестующие водили хороводы вокруг сохранившихся новогодних елок, а полиция хороводила вокруг мирных граждан.
Протесты в России 31 января: как это было
Неприступная крепость
Задолго до начала акций силовики превратили центры больших городов в неприступные крепости. В Москве была закрыта для пешеходов Красная площадь и ряд улиц и площадей в пределах Бульварного кольца, в Санкт-Петербурге силовики ОМОН и бойцы Росгвардии под прикрытием КАМАЗов перекрыли Невский проспект. В ряде городов были закрыты станции метро.
Протесты в России 31 января: как это было
Все средства подавления
Ни одна акция в российских городах традиционно не обошлась без задержаний. В Москве людей начали задерживать еще до начала шествия, в Перми против демонстрантов использовали конную полицию, в Казани задержанных часами заставляли сидеть в снегу.
Протесты в России 31 января: как это было
С особой жестокостью
Задержания проводились с особой жестокостью. Силовики избивали протестующих, использовали против людей не только резиновые дубинки, но и электрошокеры, и газ, и травматическое оружие. В Санкт-Петербурге сотрудник полиции выхватил и направил на участников акции табельное огнестрельное оружие.
Протесты в России 31 января: как это было
Отбивая задержанных
Не обошлось без стычек. Протестующие пытались отвечать на неоправданную агрессию ОМОНа и бойцов Росгвардии. В Казани и других городах России участники акций неоднократно отбивали задержанных у силовиков. В Санкт-Петербурге уже возбуждено дело о применении насилия к правоохранителям на акции 31 января.
Протесты в России 31 января: как это было
Счет задержанным шел на тысячи
По данным ОВД-инфо, 31 января, в России к 19 часам мск было задержано более четырех тысяч протестующих. Около трети из них в Москве, почти тысяча человек попала в автозаки в Санкт-Петербурге. Задержания были проведеныпочти в 90 городах России.
Протесты в России 31 января: как это было
Всех подряд
Силовики задерживали всех подряд, включая журналистов. Только в Москве во время акций были задержаны журналисты Сергей Пархоменко, Александр Минкин и Максим Шевченко, член Совета при президента РФ по развитию гражданского общества и правам человека Николай Сванидзе, политолог Екатерина Шульман. На второй акции подряд была задержана и жена Алексея Навального Юлия.
Протесты в России 31 января: как это было
В Берлине поддержали Навального
Акция в поддержку Алексея Навального были запланированы в разных городах и за пределами России. В шествии в Берлине, по некоторым оценкам, участвовали около двух тысяч человек. Плакаты участников, как обычно, отличались креативом.
Автор: Виталий Кропман
Третий авторитарный откат и его опасности
Придя к власти вполне демократическим путём, Виктор Орбан постепенно начал, используя находящиеся в его распоряжении легальные инструменты, процесс демонтажа и свёртывания демократии. Copyright 2018 The Associated Press. All Rights Reserved.Итак, что происходит? Демократия стала «устарелой» моделью государственного устройства? Диктатура и автократия с их простыми ответами на сложные вопросы являются предпочтительными формами управления?
Этот контент был опубликован 08 марта 2019 года — 11:37 Ренат КюнциИзучал историю и политологию в Университете Берна. Работал в информагентстве Reuters, в газетах Der Bund, Berner Zeitung и на радиостанции Radio Förderband. Рассказывает о швейцарской современной прямой демократии во всем многообразии ее форм и проявлений, уделяя при этом основное внимание человеку с его гражданскими правами и свободами.
Больше материалов этого / этой автора | Немецкоязычная редакция
Ренат Кюнци ( Ренат Кюнци), swissinfo.ch
Доступно на 4 других языкахИ в самом деле, мир сейчас переживает очевидный авторитарный откат. «Ветер перемен» сменился «ветрами зимы», давно похороненные «ходоки-зомби» возвращаются со свалки истории в старом обличье, но с новой легитимацией, которую они получают за счет демократий. Долго и нудно голосовать и добиваться взвешенных решений? Нет, это скучно! И все равно, пока еще на свете больше половины стран живут при демократии. Таков результат нового аналитического исследования циклов демократизации и демократических откатов в период с 1900 года.
За последние чуть больше ста лет мир пережил три волны демократизации, за которыми неизбежно следовали фазы откатов в автократию и даже в чистые диктатуры: таков общий горизонт развития мировой демократии в период с 1900 по 2017 годы, в общих чертах обозначенныйВнешняя ссылка политологами Анной Люрманн (Anna Lührmann) родом из Германии и Штафаном Линдбергом (Staffan Lindberg) из Швеции. Один из этого дуэта экспертов, а именно Ш. Линдберг, является директором НИИ исследования проблем демократии V-Dem Institute при Университете города Гётеборг, Анна Люрманн работает его первым замом.
Сокращение V-Dem является аббревиатурой от Varieties of DemocracyВнешняя ссылка («Разнообразие форм демократии»). Это название носит самая крупная и значительная на данный момент исследовательская программа, целью которой является разработка и внедрение количественных методов оценки и анализа состояния той или иной демократической системы. В настоящее время к ней присоединились до 3 тыс. ученых и экспертов по всему миру. А первые итоги работы Анны Люрманн и Штафана Линдберга можно проанализировать самому при помощи расположенного ниже графика (на английском языке).
Прерывистая серая линия отражает динамику процесса демократизации в мире за последние 117 лет, черная толстая линия — процесса автократизации.
V-Dem InstituteДемократический откатНынешняя третья волна автократизации носит в себе как традиционные, старые черты, которые можно отыскать в предыдущих двух волнах, так и нечто совершенно новое, а именно: если раньше откат и демонтаж структур и институтов народовластия происходил в странах, в которых изначально имелись сильные традиции авторитарного правления, то сегодня такого рода процессы наблюдаются и в так называемых «старых», «зрелых» демократиях. Иными словами, если раньше авторитарные режимы приходили к власти в результате внешнего вторжения или военного переворота, то сегодня прощание с демократией происходит как раз в форматах демократического формата власти, под прикрытием вполне легальных способов и инструментов.
Что такое «автократизация»?
С точки зрения авторов этого определения, «автократизация» есть процесс, диаметрально противоположный процессу демократизации. Автократизация обычно проходит пошагово, поэтапно как в рамках уже укрепившихся авторитарных режимов, так и в странах с превалирующей демократической формой правления.
В ходе автократизации происходит концентрация власти в руках одного лидера, который свою власть легитимирует собственным статусом «проводника воли народа». Он один-де точно знает, чего хочет народ, ему нет необходимости прибегать к традиционным способам выяснения этой воли (выборам), а потому и правит он исключительно, якобы, от имени и по поручению народа.
При этом такие базовые демократические права, как свобода слова, собраний, печати и прочие, урезаются, а то и целиком упраздняются «за ненадобностью». Авторитарные лидеры склонны очень «легко» относиться к формальным ограничениям власти, например к предельным срокам непрерывного нахождения у власти. И если народ «зовёт», то такой лидер «готов» оставаться на «галерах» власти и после истечения всех сроков правления.
End of insertionВ рамках европейского сообщества наций персонифицированной авторитарной властью является «сильный правитель» Венгрии Виктор Орбан. Придя к власти вполне демократическим путём, он постепенно начал, используя находящиеся в его распоряжении легальные инструменты, процесс свёртывания демократии в лице либеральных свобод, политической оппозиции, свободы СМИ и гражданского общества.
И тем не менее, как и прежде, Виктор Орбан обязан будет выйти на очередные выборы, кроме того, в парламенте Венгрии представлены несколько конкурирующих за благосклонность избирателей партий. Именно поэтому в случае с Венгрией Анна Люрманн и Штафан Линдберг говорят о «процессе автократизации за фасадом формально-правовых норм».
Никакого военного путча в Венгрии не было, не было и военных вторжений, поэтому речи о каких-то санкциях в отношении режима Орбана пока быть не может: формально-демократический характер этого режима делает задачу противодействия авторитарным тенденциям особенно сложной. И недаром поэтому руководящие структуры и институты ЕС вынуждены сейчас просто разводить руками: для Евросоюза, сообщества изначально демократических стран, это совершенно новая ситуация, и они не знают, что им делать.
Не впадать в панику«Третья волна автократизации — это реальный факт, который означает серьёзную опасность для демократии как таковой, ведь рано или поздно любой процесс автократизации приводит к переходу количества в качество, и страна, еще недавно демократическая, сегодня уже вдруг находится в совсем ином лагере. Остановить такой процесс и не дать стране превратиться в полноценную автократию удаётся в редких случаях», — таков вывод, к которому приходят в своём исследовании Анна Люрманн и Штафан Линдберг.
И тем не менее они призывают не впадать в панику. Несмотря на ползучий процесс мировой автократизации, позиции демократических, либеральных стран, остаются прочными. Этот вывод эксперты также сделали с опорой на конкретные цифры. По состоянию на 2017 проект V-Dem насчитал в мире только 33 страны, отвечающих критериям «изолированных автократий», среди которых они указывают на Северную Корею и Анголу. Для сравнения, в 1980 году, почти за десять лет до падения Железного занавеса и Берлинской стены, к настоящим, законченным автократиям относилась половина стран мира.
Европейские выборыВ мае 2019 года самое большое сообщество демократических стран, Европейский союз, переживёт свой момент истины: 26 мая граждане стран ЕС изберут новый состав Европейского парламента. Националистические и популистские партии собирают и концентрируют силы на решающего броска «через стену» и к последней битве с разрозненными силами блока партий левоцентристской ориентации. Исход этих выборов будет иметь воистину исторический характер.
Демократизация и автократизация в период с 1900 года до наших дней
Анна Люрманн и Штафан Линдберг изучают состояние дел с демократией в 182-х странах мира в период с 1900 по 2017 годы. Они отметили, что за прошедшие 117 лет в мире имели место 217 процессов автократизации на национальном уровне, затронутыми которыми оказались 109 стран.
Две трети отмеченных случаев автократизации имели место в странах, в которых уже существовали сильные исторические и социальные предпосылки или традиции авторитарного правления. Одна треть пришлась на демократические страны. Нынешней третьей волной автократизации, по их мнению, затронуты 47 стран.
End of insertionАвтор в сети TwitterВнешняя ссылка.
Статья в этом материале
Ключевые слова:Эта статья была автоматически перенесена со старого сайта на новый. Если вы увидели ошибки или искажения, не сочтите за труд, сообщите по адресу [email protected] Приносим извинения за доставленные неудобства.
АВТОРИТАРНЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ В СОВРЕМЕННОЙ ЕВРОПЕ: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ И КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ | Попов
1. Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010.
2. Левакин И.В. Об отчуждении по общественному договору: компаративистский анализ основных черт алиенации и деалиенации в конституциях буржуазнодемократических, социалистических, постсоциалистических и религиозных государств // Сравнительная политика. 2019. №3. С. 22-31.
3. Лэйн Д. Мираж демократии // Полис. Политические исследования. 2014. №6. С. 127-148.
4. Макферсон К. Жизнь и времена либеральной демократии. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2011.
5. Мюллер Я.-В. Споры о демократии: Политические идеи в Европе XX века. М.: Изд-во Института Гайдара, 2014.
6. Перегудов С.П. Либерализм XXI века – кризис или обновление? // Полис. Политические исследования. 2015. №4. С. 64-74.
7. Попов М.Е. Политика социокультурной интеграции: основные теоретические подходы // Полис. Политические исследования. 2017. №1. С. 99-115.
8. Семененко И.С. Гражданская идентичность // Идентичность: Личность, общество, политика. Энциклопедическое издание. Отв. ред. И.С. Семененко. М.: Весь Мир, 2017.
9. Хабермас Ю. Проблема легитимации позднего капитализма. М.: Праксис, 2010.
10. Хабермас Ю. Расколотый Запад. М.: Весь мир, 2008.
11. Alexander, L. Constitutionalism: Philosophical Foundations. Cambridge University Press, 1998.
12. Althusser, L. On the Reproduction of Capitalism: Ideology and Ideological State Apparatuses. London: Verso, 2014. 320 р.
13. Barber, B. Strong Democracy: Participatory Politics for a New Age. Berkeley: University of California Press, 2003.
14. Beck, U. German Europe. Cambridge, UK, Malden, MA: Polity Press, 2013.
15. Bruff, I. The Rise of Authoritarian Neoliberalism // Rethinking Marxism, 2014, Vol. 26, Iss. 1, pp. 113-129.
16. Cristi, R. Carl Schmitt and Authoritarian Liberalism: Strong State, Free Economy. Cardiff: University of Wales Press, 1998.
17. Crozier, M.; Huntington, S.; Watanuki, J. The Crisis of Democracy: Report on the Governability of Democracies to the Trilateral Commission. New York: New York University Press, 1975.
18. Friedrich, C. The Political Thought of Neo-liberalism // American Political Science Review, 1955, Vol. 49, pp. 77-96.
19. Habermas, J. Between Facts and Norms: Contributions to a Discourse Theory of Law and Democracy. Cambridge, MA: MIT, 1996. P. 78;
20. Rawls, J. Political Liberalism. New York: Columbia University Press. 1993.
21. Habermas, J. The Crisis of the European Union: A Response. Malden, MA: Polity Press, 2012.
22. Hailbronner, M. Tradition and Transformations: The Rise of German Constitutionalism. Oxford: Oxford University Press, 2015.
23. Hayek, F. The Constitution of Liberty. London: Routledge, 1960.
24. Heller, H. Authoritarian Liberalism? // European Law Journa, 2015, Vol. 21, Iss. 3.
25. Macpherson, C. The Real World of Democracy. Toronto: CBC Radio, 1966.
26. Mair, P. Ruling the Void: The Hollowing of Western Democracy. London: Verso, 2013.
27. Majone, G. Europe as the Would-be World Power: The EU at Fifty. Cambridge University Press, 2009.
28. Polanyi, K. The Great Transformation: The Political and Economic Origins of Our Time. Boston, Mass.: Beacon Press, 2001.
29. Rawls, J. Political Liberalism. New York: Columbia University Press, 1993.
30. Sandel, M. What Money Can’t Buy: The Moral Limits of Markets. London: Allen Lane, 2012.
31. Scharpf, F. After the Crash: A Perspective on MultiLevel European Democracy // European Law Journal, 2015, Vol. 21.
32. Schmitter, P.; Karl, T. What Democracy Is… And Is Not. In: Global Resurgence of Democracy. Baltimore: John Hopkins University Press, 1993.
33. Schumpeter, J. Capitalism, Socialism, and Democracy. New York, London: Routledge, 2000. Streeck, W. Buying Time: The Delayed Crisis of Democratic Capitalism. London: Verso, 2013.
34. Wilkinson, M. Authoritarian Liberalism in the European Constitutional Imagination: Second Time as Farce? // European Law Journal, 2015, Vol. 21, Iss. 3, pp. 313-339.
35. Zakaria, F. The Rise of Illiberal Democracy // Foreign Affairs, 1997, Vol. 76, Iss. 6, pp. 22-43.
Что такое авторитаризм… и чем он не является: * практическая перспектива | Международные отношения
Аннотация
В этой статье освещаются три основные проблемы, связанные с нынешними концепциями авторитаризма: они составляют негативную или остаточную категорию, чрезмерно сосредоточены на выборах и предполагают, что авторитаризм обязательно является явлением на уровне государства. Такая «классификация режимов» не может помочь нам разумно прокомментировать обеспокоенность общественности тем, что такие политики, как президент Родриго Дутерте, премьер-министр Нарендра Моди, премьер-министр Виктор Орбан или президент Дональд Трамп, по сути, являются «авторитарными» лидерами.В этой статье предлагается, чтобы у политологов были лучшие инструменты для различения современных угроз демократии и интерпретаций, проникнутых леволиберальными предрассудками, исследования авторитаризма должны быть переориентированы на изучение авторитарных, а также нелиберальных практик , а не справедливости только национальные выборы. В статье определяются и иллюстрируются такие практики, существующие в авторитарном, демократическом и транснациональном контекстах. Сравнительный анализ авторитарных и нелиберальных практик поможет нам понять условия, в которых они процветают, и как им лучше всего противостоять.
Ни один читатель политических комментариев в последние годы не мог не заметить озабоченность, возможно, даже панику, по поводу глобальной волны авторитаризма, которая теперь может затронуть даже устоявшиеся демократии. «Как построить автократию» было зловещим названием передовой статьи Дэвида Фрума в The Atlantic , в которой утверждалось, что существуют условия для «демократического отката»… «по пути к нелиберализму» в Соединенных Штатах. 1 Индийский независимый новостной сайт The Wire предупреждает американцев, что Индия под властью партии Бхаратия Джаната (BJP) является примером того, как «неавторитарное государство может практиковать повседневные акты авторитаризма». 2 А Кен Рот, директор Human Rights Watch, предупредил о «новом поколении авторитарных популистов», назвав демократически избранных лидеров, таких как президент Филиппин Дутерте, премьер-министр Венгрии Орбан и премьер-министр Индии Моди, на одном дыхании с автократами. таких как Си Цзиньпин из Китая, Путин из России и Асад из Сирии. 3 Другие называют таких, как Дутерте, Орбан и Моди, «нелиберальными» лидерами. 4
Эти комментаторы кое-что понимают.Их опасения широко разделяются и законны. Но профессиональные политологи мало что могут сказать о том, существуют ли в демократическом обществе такие вещи, как «повседневные акты авторитаризма» или «автократическое лидерство», и если да, то как они будут выглядеть. Они разработали изощренный анализ качества демократии и некоторые предупреждающие сигналы «отката демократии» к авторитарному правлению. 5 Но им — нам — не хватает словаря и инструментов, чтобы дать ясный, основанный на исследованиях анализ этих явных явлений авторитаризма и нелиберализма в рамках устоявшихся демократий.Они могут многое сказать о том, почему избираются такие лидеры, как Дутерте, Моди, Орбан или Трамп, но очень мало о том, как оценивать то, что они делают после прихода к власти. Они также не могут ответить на публичные обвинения в том, что МВФ или ВТО неподотчетны и нуждаются в демократизации, 6 или что цифровое наблюдение, подобное тому, которое практикуется Агентством национальной безопасности США (АНБ) и раскрывается утечками Сноудена, авторитарно в Оруэлловское чувство. Однако без такого анализа, без реального понимания того, как авторитаризм или нелиберализм может выглядеть в демократическом или транснациональном контексте, мы не знаем, в чем именно заключается проблема, каковы текущие тенденции и как эти тенденции могут быть связаны с другими. последние тенденции, такие как популизм, ксенофобия и нативизм.
Почему политологи разработали такие шоры и как их снимать? В академической литературе «авторитарный» означает две совершенно разные вещи. В сравнительной политике это относится к режиму, который не организует периодические свободные и справедливые выборы. Такие классификации типов режимов говорят нам, что такие лидеры, как Дутерте, Моди, Орбан и Трамп, были (относительно) свободно и справедливо избраны, так что, если они не распустят парламент или не украдут выборы, их соответствующие режимы не заслуживают формальной классификации как авторитарные.В политической психологии авторитаризм — это психологический профиль людей, характеризующийся стремлением к порядку и иерархии и страхом перед посторонними. Теория авторитарной личности может рассказать нам о вероятных корреляциях между приверженностью тому, что они называют авторитарными ценностями, и поведением при голосовании. 7 Но он не ставит своей целью исследовать, что лидеры, избранные этими «авторитарными» избирателями, делают после прихода к власти.
Ни классификация режимов, ни теория авторитарной личности не помогают нам разумно прокомментировать опасения, что Дутерте, Моди, Орбан и Трамп могут быть «авторитарными» или «нелиберальными» лидерами.Может ли за такими вердиктами политических комментаторов, журналистов или активистов еще быть суть, которую мы, политологи, не понимаем? В настоящее время нам не хватает инструментов, чтобы различать реальные угрозы демократии и интерпретации, проникнутые леволиберальными предрассудками, потому что мы не смогли определить или операционализировать «авторитаризм» или «нелиберализм» таким образом, чтобы они соответствовали здравым смыслам, которые журналисты и граждане свободно используют. . Мы должны иметь возможность судить об «авторитарности» правительств не только по тому, как они пришли к власти, или по предполагаемым личностным характеристикам электората, но и по тому, что они делают, оказавшись у власти.
Я буду утверждать, что вместо того, чтобы сосредотачиваться исключительно на авторитарных режимах или авторитарных личностях, мы должны изучать (то есть определять, вводить в действие, наблюдать, классифицировать, анализировать) авторитарные и нелиберальные практики . Сосредоточение внимания на практике имеет дополнительное преимущество, так как помогает нам выйти за рамки контекста одного государства и признать такие явления, как транснациональный нелиберализм или авторитарное партнерство между государственным и частным секторами. Ниже я продемонстрирую, с какими аналитическими проблемами мы сталкиваемся, обсудим, как политическая наука стала настолько близорукой в своем исследовании авторитаризма, и предложу, как практическая перспектива может обеспечить более социально значимое и резонансное понимание авторитаризма и нелиберализма.Я буду определять авторитарные практики как модели действий, которые саботируют подотчетность людям, над которыми политический деятель осуществляет контроль, или их представителям посредством секретности, дезинформации и подавления голоса. Они отличаются от нелиберальных практик, которые относятся к шаблонным и организованным посягательствам на индивидуальную автономию и достоинство. Хотя эти два вида практики часто сочетаются в политической жизни, разница заключается в типе нанесенного вреда: авторитарные практики в первую очередь представляют собой угрозу демократическим процессам, в то время как нелиберальные практики — это в первую очередь проблема прав человека. 8 Я заканчиваю несколькими словами о том, что необходимо сделать, чтобы политологи могли лучше выявлять и анализировать авторитарные и нелиберальные практики и, таким образом, лучше информировать свое общество, когда их демократические основы оказываются под угрозой.
Диагностика дисциплинарных шор
Чтобы показать несоответствие между инструментами политологии и реальной политикой, давайте сначала рассмотрим Венесуэлу. В 2006 году Уго Чавес был переизбран президентом с большим перевесом, что было подтверждено международными наблюдателями за выборами.Убедительно выиграв референдум по отмене ограничения президентских полномочий двумя сроками подряд, Чавес снова баллотировался в 2012 году и снова победил со значительным отрывом. В течение всего периода пребывания Чавеса у власти лидеры оппозиции подвергались преследованиям, а работа активистов гражданского общества и журналистов затруднялась; некоторые были заключены в тюрьму. После смерти Чавеса его преемник Николас Мадуро с небольшим перевесом выиграл президентский пост в опросе, проведенном в 2013 году на фоне насилия на выборах. В декабре 2015 года оппозиция выиграла парламентские выборы и заняла свои места, но с тех пор Мадуро распустил Национальное собрание и заменил его новым Учредительным собранием после выборов, бойкотированных оппозицией. 9 Политологи пытались классифицировать Венесуэлу. Чейбуб, Ганди и Вриланд, используя данные до 2009 г., классифицируют Венесуэлу как демократию с 1959 г. и далее, тогда как Геддес, Франц и Райт относят ее к категории персонализированной диктатуры с 2006 г. Индекс Polity колеблется: Венесуэла опустилась ниже отметки демократии (+ 6) в 2006 г. — году обвала Чавеса, а в 2009 г. упал с +5 до −3; но в 2013 году, когда состоялись неоднозначные выборы Мадуро, он снова поднялся до +4.Страновед Хавьер Корралес, напротив, считает, что медленный переходный период завершится полным авторитаризмом к октябрю 2016 года. 10 Так была Венесуэла авторитарной при Чавесе или нет? И стало ли оно более или менее авторитарным при Мадуро? Или все это время это была нелиберальная демократия?
Теперь давайте рассмотрим менее очевидный случай, политику, а не страну: в частности, политику выдачи. Под этим я имею в виду тайные задержания и допросы так называемых вражеских комбатантов, проводимые Центральным разведывательным управлением США (ЦРУ), но осуществляемые различными национальными вооруженными силами, полицией и спецслужбами в разных странах с 2002 года. к 2008 г. 11 В настоящее время общепризнано, что программа выдачи нарушила права человека заключенных, которые почти без исключения были неамериканцами. Администрация США держала эту политику в секрете даже от членов комитетов по разведке Конгресса. 12 Администрация Буша, которая в конечном итоге отвечала за эту политику, была, конечно, демократически избранной. Возможно, оно не было полностью осведомлено о политике ЦРУ или не контролировало ее. Было бы странно называть администрацию Буша авторитарным режимом из-за программы выдворения.Должны ли мы сделать противоположный вывод, что, поскольку правительство было избрано свободно, оно не может заслуживать ярлыка «авторитарное», даже если демократический надзор явно ниспровергается в связи с выдачей властей? И мы должны только спросить, подлежала ли политика выдачи контролю со стороны представителей американских человек? Или сами заключенные и их представители (например, их адвокаты) также имеют отношение к определению того, что считается авторитарным? А как насчет других граждан, на почве которых происходили тайные задержания и пытки? Этот пример примечателен тем, что ЦРУ могло экстерриториализировать свою деятельность именно для того, чтобы помешать национальному демократическому и судебному надзору. 13
Неспособность политологии дать четкие ответы на такие вопросы объясняется тремя основными проблемами нашего нынешнего образа мышления. Во-первых, авторитаризм на самом деле является негативной категорией, не имеющей собственного определения. Во-вторых, чрезмерное внимание к выборам в то время, когда связь между голосованием на выборах и фактическим влиянием на формирование политики широко сомневается как гражданами, так и политологами. Третье — это предположение, что авторитаризм — это структурное явление, находящееся только на уровне национального государства.
Вакуум в активной зоне
Особенность исследования авторитаризма состоит в том, что оно не начинается с определения своего собственного основного предмета. Термин впервые получил широкое концептуальное внимание как категория между тоталитаризмом и демократией в классической книге Линца «Тоталитарные и авторитарные режимы » 1975 года. 14 Линц задал тон многим последующим исследованиям, которые характеризуют авторитаризм, во-первых, как недостаток демократии, а во-вторых, как контейнерную концепцию, которая получает содержание только в своих подкатегориях. 15 Большая аналитическая работа была проделана по некоторым из этих подкатегорий, 16 , но они мало помогают в определении «авторитаризма» как такового.
Пытаясь исследовать все авторитарные режимы, а не только их подгруппы, исследователи авторитаризма все еще прибегают к классическим определениям демократии , сформулированным Шумпетером или Далем, чтобы очертить область своей деятельности. Шумпетер назвал демократию «институциональным механизмом для принятия политических решений, при котором отдельные лица получают право принимать решения посредством конкурентной борьбы за голосование народа», или, если кратко, «свободной конкуренцией за свободное голосование». 17 Таким образом, авторитаризм характеризуется просто отсутствием свободной и честной конкуренции. Идеи Даля лежат в основе более всеобъемлющего определения, согласно которому демократия не сводится исключительно к выборам, но также предполагает уважение к свободе выражения мнений, доступу к информации и свободе объединений. 18 В более широком смысле, авторитарные режимы — это те, которые не могут организовать свободные выборы и , не соблюдают эти свободы. Формулировка на основе Даля дает немного больше информации о том, что такое авторитаризм на самом деле, а также дает больше информации о промежуточных типах, иногда называемых гибридными режимами или дефектными демократиями.Но «ядро по-прежнему остается вакуумом», 19 , поскольку определение по-прежнему основывается на отсутствии, на отсутствии выборов и свобод, а не на позитивном определении того, что такое авторитаризм на самом деле и что он делает.
Не только выборы
Наличие или отсутствие свободных и справедливых выборов считается основным критерием определения того, является ли государство авторитарным или демократическим. Но это овеществление выборов, которое никогда не бывает полностью беспроблемным, сегодня менее актуально, чем когда-либо.Исследователи авторитаризма посвятили много энергии одной стороне проблемы, а именно преобладанию в мире государств, которые проводят выборы с некоторым элементом конкуренции, но с тем, что Левицкий и Уэй назвали «неравным игровым полем». 20 Но эта литература о «реальных, но несправедливых» выборах остается изолированной от недавних работ о недостатках и ограничениях выборов в устоявшихся западных демократиях. Исследователи авторитаризма, похоже, не принимают всерьез аналитическую связь с демократией, на которой основываются их негативные определения.Ведущие исследователи авторитаризма, такие как Чейбуб, Ганди и Вриланд, пишут, что «выборы позволяют гражданам влиять на политику посредством своего контроля над лидерами», 21 , в то время как Геддес, Райт и Франц утверждают, что в демократических странах «правящая коалиция из 50 процентов (плюс ) избирателей могут обложить налогом тех, кто не входит в коалицию, чтобы распределять выгоды среди тех, кто находится внутри ». 22 Но их категоризация авторитарных и демократических государств с помощью фиктивной переменной, зависящая от состязательных выборов, не начинает проверять, действительно ли граждане имеют возможность влиять на политику или организовывать распределение.У этих авторов есть слепое пятно для широко распространенного скептицизма, как среди ученых западных демократий, так и среди их широкой общественности, относительно того, действительно ли выборы являются средством изменения политики в ответ на популярный спрос. 23 Хотя исследователи демократии расходятся во мнениях относительно степени и причин растущего общественного недоверия к политикам и политическим партиям в последние десятилетия, они в целом согласны с тем, что это реальное явление. 24 Снижение явки избирателей и, в последнее время, поворот к популистским кандидатам и партиям объясняется именно этим скептицизмом.Действительно, некоторые авторы начали утверждать, что может иметь место сближение между ранее совершенно разными авторитарными и демократическими национальными правительствами. 25 Дело не в том, что свободные и честные выборы потеряли смысл. Но исследователи демократии уже давно перестали определять демократию только по наличию свободных и справедливых выборов, 26 и исследователи авторитаризма должны перестать определять авторитаризм просто по их отсутствию.
Вместо этого мы должны поразмышлять о том, что выборы изначально означали при разделении на демократию / авторитарность: то есть подотчетность правителей демос .Действительно, подотчетность, а не выборы, была основной концепцией демократии, разработанной Шмиттером и Карлом в контексте демократизации после 1989 года: «Современная политическая демократия — это система управления, при которой правители несут ответственность перед обществом, действуя косвенно через конкуренцию и сотрудничество их избранных представителей ». 27 В более поздней статье Шмиттер прямо опускает слово« избранный »перед представителями, открывая путь для включения более неформальных типов представительства в качестве механизмов подотчетности. 28 Акцент на подотчетности все же может включать выборы как частый — и обычно в некоторой степени действенный — механизм подотчетности, но это не будет объединять показатель с категорией.
Много было написано об альтернативных формах подотчетности в отсутствие выборов, особенно на уровнях, отличных от государства. Такие формы часто выявляются на местном уровне, где механизмом обеспечения подотчетности могут быть неформальные институты, гражданское общество, СМИ или даже само центральное государство, которое может обратиться к местным структурам подотчетности как к средству решения проблем своего собственного принципала-агента. проблема по отношению к местным чиновникам. 29 Точно так же существует литература о подотчетности через гражданское общество на транснациональном уровне. 30 Глубина и значение этих альтернативных форм подотчетности, как и должно быть, вызывают много споров. Дело здесь не в том, чтобы определить, какие типы или условия подотчетности могут считаться достаточно демократическими, а в том, чтобы определить, что будет считаться определенно авторитарным. Концепция «светофора», согласно которой государства являются демократическими, когда они проводят свободные и справедливые выборы, и авторитарными во всех остальных случаях, нам не помогает.Вместо этого мы должны искать активную практику подрыва или саботажа подотчетности, а не отсутствие свободных и справедливых выборов как ключевую черту авторитаризма. Такой саботаж будет проявляться в политических практиках , не обязательно в конституционных мерах.
От типов национальных режимов к политическим практикам
Третье слепое пятно в исследованиях авторитаризма — это неспособность заметить влияние глобализации на политику.Исследования авторитаризма в подавляющем большинстве случаев предполагают, что соответствующая арена для изучения политики, авторитарной или демократической, является национальной. Так было не всегда. У отцов-основателей авторитаризма и исследований демократии был гораздо более широкий кругозор. Гарри Экштейн и Тед Гурр, стоявшие у истоков проекта Polity, изначально стремились выявить «авторитетные модели социальных единиц», которые в принципе могут включать любую единицу, от нуклеарной семьи до международной организации. 31 Роберт Даль в своей ранней работе также рассматривал условия для демократии в «социальной организации», 32 , которая отнюдь не обязательно была национальным государством. Доминирование государства в политическом воображении вместе с количественной склонностью к единицам «страна-год» может объяснить, почему основополагающие идеи авторитаризма и демократии были сужены до исключительно государственного фокуса. Сегодня эта узкая направленность мешает решить некоторые из наиболее насущных проблем нашего времени.
Ученые демократического Запада, а также развивающихся стран тщательно исследовали, как, почему и в какой степени «автономия демократически избранных правительств была и все больше ограничивается источниками неизбираемой и непредставительной экономической власти». 33 Эту загадку ярко проиллюстрировал греческий долговой кризис. Греческий народ неоднократно имел возможность выбирать между разными партиями на свободных и справедливых выборах в период с 2011 по 2015 год и в разное время делал разные выборы.Но даже после того, как радикальная левая партия Syriza одержала убедительную победу на платформе пересмотра условий выплаты долга страны, позиция Греции на переговорах существенно не изменилась, и Syriza в конечном итоге приняла условия, которые в значительной степени сохранили меры жесткой экономии. Национальные выборы имели ограниченное значение для введения политики жесткой экономии в отношении греков в последние годы, поскольку реальный источник политики не был национальным. Это была, скорее, так называемая «тройка» (Европейская комиссия, Европейский центральный банк и МВФ), которая не имела мандата избирателя.Ситуация в Греции может быть крайним случаем, и некоторые могут найти вывод Дэвида Хелда о том, что «некоторые из наиболее фундаментальных сил и процессов, определяющих природу жизненных шансов внутри и между политическими сообществами, в настоящее время находятся за пределами досягаемости национальных государств», 34 завышено. Но утверждение о том, что автономия государства распространилась, и что международная система перешла к многоуровневым, иногда перекрывающимся или конкурирующим, механизмам управления, было подтверждено во многих направлениях современной политической научной литературы, включая государственную политику, международные отношения, политическую экономию и т. Д. демократическая теория. 35
Если серьезно отнестись к этому утверждению, естественно возникает вопрос, могут ли и как новые формы авторитаризма проявить себя на уровнях ниже, выше или за пределами государства. Приведу лишь один пример. Известно, что ЕС страдает от дефицита демократии. Но следует ли из этого, что он авторитарный или может быть? Или что условия кредита МВФ или арбитражные решения ВТО, которые часто называют необъяснимыми, являются авторитарными? Даже для того, чтобы иметь возможность ответить на такие вопросы, мы должны думать об авторитаризме таким образом, чтобы этот ярлык в принципе мог применяться к транснациональным структурам управления, но это не будет автоматически следствием отсутствия выборов.
В целом, чтобы понять современную политику, нам нужно определение авторитаризма, которое является существенным и динамичным, а не негативным и системным; это сосредоточено на саботаже подотчетности, а не только на качестве выборов; и это поддается оценке политических институтов внутри, ниже или за пределами государства. Следовательно, определение, ориентированное на практику, а не определение, ориентированное на систему, лучше подходит для понимания авторитаризма сегодня и для ответа на насущные вопросы общества по этому поводу.
Авторитарные и нелиберальные практики
Перспектива практики
Практики — это, попросту говоря, «шаблонные действия, встроенные в определенные организованные контексты». 36 По словам Теодора Шацки, одного из их главных теоретиков, «практические подходы могут… анализировать (а) сообщества, общества и культуры, (б) правительства, корпорации и армии, и (в) господство и принуждение как особенности совокупностей или явлений, установленных и воплощенных в практике.’ 37 Философы, социологи и теоретики культуры все обратились к концептуализации «практик» немного по-разному, по несколько разным причинам. Я выделю здесь только две важные и почти универсально согласованные особенности практик.
Во-первых, практики — это гораздо больше, чем действия или поведение отдельного человека, но гораздо меньше, чем государственная структура. Сосредоточение внимания на практике позволяет отказаться от обозначения только «режимов» как авторитарных, признавая, что в современной политике механизмы управления могут быть более гибкими.Таким образом, мы можем представить себе (и, следовательно, определить определяющие черты) авторитарных практик, существующих в Индии, США или ЕС. В то же время практики не сужают внимание к личности. 38 В то время как политология может быть слишком озабочена государственными структурами, в просторечии мы иногда попадаем в противоположную ловушку, обращаясь к таким людям, как Моди или Трамп, как если бы они были всемогущими и единственно ответственными за всю политическую жизнь внутри и исходящую из их соответствующие состояния.
Глобальная программа цифрового наблюдения Агентства национальной безопасности США (АНБ), обнародованная через разоблачения Сноудена, прекрасно иллюстрирует, что составляет практику. В течение ряда лет АНБ собирало огромные объемы данных в основном о гражданах, не являющихся гражданами США, с помощью различных методов, включая перекачку данных с наземных и подводных кабелей, приказы компаниям обмениваться метаданными, использование вредоносных программ и давление на поставщиков, чтобы те устанавливали « лазейки » в свою продукцию. Эта практика не была связана конкретно с одной администрацией: в то время как различные подпроекты, такие как XKeyscore и PRISM, по-видимому, были инициированы Джорджем У.Буш, 39 , они продолжались при администрации Обамы, а Закон о поправках к FISA 2008 года, который разрешал АНБ, в принципе, контролировать электронные сообщения иностранцев за границей, был продлен в 2012 году. 40 Программа поддерживалась годами, ну что ж. задокументировано и в некоторой степени транснационально, причем особенно тесно сотрудничают Штаб связи правительства Великобритании и Управление связи Австралии. 41 К его реализации были привлечены сотни человек. 42
Это подводит нас ко второй полезной общности в теории практики: ее упор на организационный и социальный контекст. Согласно Шацки, «практика — это набор действий и высказываний, организованный совокупностью пониманий, набором правил». 43 Это перекликается с тем, что мы знаем из тематических исследований авторитарных режимов. Люди не подчиняются изолированному диктатору из чистого страха и не сотрудничают с ним из чистой жадности или жажды власти. У них формируется общее понимание того, как все делается в их социальном контексте, независимо от того, искренне ли они верят в легитимные нарративы правительства, или просто прагматики, или что-то среднее между ними.Действительно, в то время как теория практики редко прямо упоминается в исследованиях авторитаризма, 44 во многих отличных исследованиях, ориентированных на страны или регионы, неявно используется подход, ориентированный на практику. Стерн и О’Брайен, например, обнаруживают, что политизированные граждане Китая постоянно получают и интерпретируют «смешанные сигналы» о том, что можно, а что недопустимо, — наблюдение, которое предполагает, что «китайское государство, даже в его наиболее репрессивной форме, не является таким целеустремленный, как его иногда изображают », но вместо этого состоит из« мешанины разрозненных актеров »с очень разными способами действий. 45 Слейтер и Феннер, опираясь на примеры из разных стран, проводят тщательное различие между «государственным аппаратом» и «его операторами», 46 и утверждают, что сильные государственные институты могут быть замечательным ресурсом для эффективных авторитарных практик. например правящими партиями. Хейдеманн и Лендерс настаивают на том, что переход от целостного анализа режима к исследованию авторитарной практики судебной, социальной политики или религиозных институтов в Сирии и Иране необходим для анализа того, что они называют «рекомбинантным авторитаризмом». 47 Рассматривая возможность «авторитарности» в Венгрии или Соединенных Штатах, мы не должны зацикливаться только на личностях Орбана или Трампа, но в равной степени учитывать необходимые «действия и высказывания» групп политиков, гражданских лиц. служащие и общественные деятели на разных уровнях, которые с ними связаны. Это было общее понимание внутри и за пределами разведывательного сообщества относительно того, что является необходимым и допустимым сбором данных для национальной безопасности, что сделало возможной практику наблюдения АНБ.
Авторитарные практики
Что же такое авторитарные практики? Существует риск расширить этот термин, чтобы охватить все политические явления, которые оказывают негативное влияние на жизнь людей, включая дискриминацию, насилие, коррупцию или неравенство. Это было бы бесполезно с аналитической точки зрения. Как я предлагал выше, мы должны переориентировать наше понимание авторитаризма с неспособности провести выборы на саботаж подотчетности . Более пристальный взгляд на значение самой ответственности должно прояснить, что означает саботаж и почему это важно.
Согласно скупому и широко цитируемому определению, «подотчетность — это отношения между субъектом и форумом, в которых субъект обязан объяснить и оправдать свое поведение, форум может задавать вопросы и выносить суждения, а актер может столкнуться с последствиями ». 48 Причины оценки подотчетности, если их перевернуть, проливают свет на то, что большинство из нас интуитивно называет «авторитаризмом», и почему мы считаем это нормативной проблемой. Согласно Рубинштейну, по сути, «подотчетность дает возможность — точнее, она помогает составить — недоминирование ». 49 Далее она перечисляет его достоинства: усиление соблюдения основных и процедурных правил политическими деятелями, продвижение предпочтений и гражданских добродетелей тех, перед кем возложена ответственность, и предоставление полезной информации всем, кого это касается. Бовенс также различает демократический, конституционный и обучающий аспекты подотчетности. 50 Авторитарные практики допускают господство: они влекут за собой существенное и процедурное нарушение правил, вмешиваются в предпочтения и подавляют гражданские добродетели тех, перед кем лежит ответственность, и строго контролируют информационные потоки.
Авторитарные практики саботажа подотчетности не следует приравнивать к простому отсутствию подотчетности, которое может быть вызвано отсутствием возможностей или может быть институциональным. С политической точки зрения можно было бы назвать это «авторитаризмом», чтобы уточнить точку зрения, но с аналитической точки зрения это привело бы нас к отрицательному определению. Напротив, расследование активных практик подотчетности и саботажа как ядра авторитаризма особенно актуально сегодня, потому что, в отличие от нескольких веков назад, дискурсы и институты подотчетности теперь повсеместны и часто имитируются.У большинства авторитарных режимов сегодня есть парламент, конституционный суд и, возможно, даже псевдоплюралистические СМИ, что делает аналитические инструменты, которые могут различать несовершенные механизмы подотчетности и фактическое подрывание подотчетности, тем более важным.
Не все виды ответственности относятся к авторитаризму. От латинского auctoritas , означающего «власть», авторитаризм предполагает власть. В частности, он предполагает социальную единицу, в которой одни контролируют других.Таким образом (с точки зрения практической власти, если не обязательно конституционных договоренностей) отношения между субъектом и форумом, который саботируется, — это отношения снизу вверх, а не снизу вверх, бюрократическая или коллегиальная подотчетность. Рассмотрение авторитаризма с точки зрения саботажа подотчетности позволяет избежать традиционного «другого» подтекста этого термина. Фактически существующие демократии сами по себе являются формами господства и никогда не несут полной ответственности. Демократические государства также могут нуждаться в демократизации, даже если они не находятся в процессе «отката назад». 51
Сосредоточение внимания на реальном контроле над другими также позволяет различать транснациональные практики, не прибегая к надуманным представлениям о саботаже подотчетности по отношению к всем гражданам мира. Люди, над которыми государственные субъекты осуществляют контроль, обычно являются либо гражданами, либо людьми в пределах границ этого государства, но иногда существует физический контроль, и может быть подотчетный саботаж без того и другого. В приведенном примере ЦРУ в сотрудничестве с другими службами безопасности явно контролировало «незаконных комбатантов», которые не были ни гражданами США, ни находились в пределах США.В таком случае к ответственности привлекаются и могут быть саботированы против граждан США, которые имеют право знать, что делают их государственные органы, самих жертв выдачи и их представителей, а также жителей штатов, на территории которых на территории имели место тайные задержания и пытки. Другим примером может служить экстерриториальная практика авторитарных режимов, таких как Эритрея, Иран, Сирия и различные государства Центральной Азии, которые включают физическое и цифровое преследование их критиков в диаспоре. 52
Итак, резюмируя приведенный аргумент: для того, чтобы удовлетворить сегодняшние аналитические потребности, определение авторитарных практик должно: (а) подходить к авторитаризму как к существенному явлению, а не просто как к недостатку демократии; (б) отойти от выборов как основного пробного камня; и (c) отражать характер авторитаризма, когда он больше не обязательно воплощается и осуществляется только национальными правительствами государств. Авторитарные практики предполагают нисходящие отношения, когда задействованный в них политический деятель имеет контроль над людьми, которых они затрагивают.Основываясь на этих критериях, я определяю авторитарную практику как модель действий, встроенных в организованный контекст, саботаж подотчетности перед людьми («форумом»), над которыми политический деятель осуществляет контроль, или их представителями, лишая их доступа к информацию и / или отключение их голоса.
Как показано на рисунке 1, авторитарные практики являются проявлением предотвращения диалога между властным субъектом и форумом. Сохранение в секрете действий и решений на форуме исключает диалог, блокируя доступ к информации.Должно быть ясно, что не все формы секретности в политике представляют собой саботаж ответственности. При определенных обстоятельствах политическая тайна может быть законной при условии, что сама процедура определения исключений из публичности должна быть публичной. Конфиденциальный обмен информацией с назначенными представителями форума также может быть законной альтернативой полной гласности. 53 В большинстве парламентов, например, есть секретный комитет по разведке, где избранная группа парламентариев будет проинформирована о вопросах разведки, которые открыто не обсуждаются с другими представителями, не говоря уже о широкой общественности.Несомненно, существуют тяжелые случаи, но для разборчивых авторитарных методов следует сосредоточить внимание на простых: схеме отключения информации, а не исключительных инцидентах или хорошо регулируемой секретности, связанной с прозрачными процедурами. Программа ЦРУ по выдаче лиц выдержала бы это испытание: в ряде случаев администрация Буша отказала в передаче соответствующих меморандумов и другой информации, запрошенной членами комитетов по разведке Палаты представителей и Сената, или отрицала их существование, а в 2005 году не смогла раскрыть многие соответствующие документы. документы в ответ на постановление суда. 54
Рисунок 1
Саботаж подотчетности
Рисунок 1
Саботаж подотчетности
Доступ к информации также затрудняется, когда форуму преднамеренно предоставляется неточная информация. Конечно, политики все время вертятся, извращаются и уклоняются от правды. Но дезинформация — это больше, чем случайное приукрашивание фактов. Одноразовая политическая ложь не является авторитарной практикой, но вполне может подойти модель, в которой несколько людей, облеченных властью, в разное время представили неточную информацию.Например, утверждение президента Трампа о том, что на его инаугурацию была рекордная посещаемость, не следует рассматривать как обоснованное или достаточно важное, чтобы считаться закономерным. Но утверждения о том, что миллионы нелегальных мигрантов обманным путем проголосовали на президентских выборах в США, будут примером более устойчивой модели. Эти обвинения сначала были озвучены во время предвыборной кампании Трампа, 55 , а затем неоднократно озвучивались самим президентом, 56 , его пресс-секретарем, 57 и старшим советником Белого дома Стивеном Миллером; 58 , наконец, они стали предметом расследования, которое возглавил вице-президент Майк Пенс. 59 Вряд ли есть необходимость констатировать современную актуальность авторитарных практик во времена политики «постправды» и альтернативных фактов. Как схематично показано на рисунке 1, и секретность, и дезинформация блокируют коммуникационный поток от властей к форуму.
Другой формой подрыва ответственности является отключение голоса. Это нарушает диалогический поток в другом направлении, от форума к актеру. Критические вопросы могут быть обескуражены, а вопрошающие запуганы, наказаны или подкуплены.Или может быть, что критика, «вынесение суждения» о поведении актера, затруднена. Эта конкретная форма саботажа подотчетности наиболее легко узнаваема теми, кто изучает авторитарные режимы: мы сразу же склонны думать о свободных и справедливых выборах как о средстве вынесения суждений, а противодействие им как об авторитаризме.
Но голос может быть гораздо больше, чем голос. Вынесение приговора происходит не только у урны для голосования, но также может принимать форму журналистики, отчетов НПО, проповедей или песен в стиле рэп.Лишение форума возможности выносить суждения может проявляться как вмешательство в свободные и справедливые выборы, но также как цензура или произвольное вмешательство в дела критики определенного действия или решения. Те, кто задает вопросы, и критики могут быть обычными людьми или профессиональными вопрошающими и критиками, такими как парламентарии, журналисты, правозащитники или другие активисты. Или они могут даже быть внутренними критиками, такими как действительные или потенциальные информаторы.
Венгерский закон о СМИ от 2010 года, которым был учрежден надзорный орган, контролируемый государством, является хорошим примером.Учреждение формально не занимается цензурой, но имеет право налагать недопустимо высокие штрафы на радио и телеканалы. Под контролем контролируемого партией органа с широкими полномочиями и в сочетании с предвзятыми процедурами торгов, он оказал сдерживающее воздействие на венгерские СМИ. 60 Массовая отмена правительством Индии разрешений для НПО на получение лицензий на иностранное финансирование — еще один пример меры, направленной на то, чтобы лишить критики голоса. 61 Венесуэла сделала и то, и другое: при Чавесе она национализировала телевизионные станции и приняла ограничительные законы о СМИ, а также запретила иностранное финансирование НПО, а при Мадуро она продолжала, а иногда и расширяла эту практику. 62
Все эти примеры были хорошо задокументированы, и юристы указали на то, что такая практика нарушает международные обязательства соответствующих стран в области прав человека. Но политологи склонны рассматривать такую практику в первую очередь в связи со свободой и справедливостью выборов или с такими идеологиями, как популизм. Они не рассматривают их как потенциально «авторитарные» практики сами по себе. Система подотчетности и саботажа позволяет нам это делать.Он не классифицирует правительства или институты систематически как «авторитарные» или «неавторитарные», а вместо этого применяет этот термин к конкретным практикам, которые могут быть более или менее присущи общему способу управления.
Нелиберальные практики
Некоторые читатели могут здесь отметить отсутствие элементов, которых они ожидали в определении авторитаризма, таких как нарушение прав человека. Подобно тому, как некоторые политологи считают полезным различать простую демократию и либеральную демократию, я делаю различие между авторитарной практикой и нелиберальной практикой.Проведение таких теоретических различий может показаться академическим перед лицом угроз демократии, гражданскому обществу и правам человека. Но важно именно тогда, когда звонят либеральные сигналы тревоги и накаляются эмоции, чтобы провести четкие аналитические различия, чтобы лучше понять явления, свидетелями которых мы являемся.
Авторитарные практики, по своей сути, связаны с саботажем подотчетности. Иногда они нарушают индивидуальные политические права. Но целый ряд других прав носит скорее либеральный, чем политический характер.Согласно Фариду Закарии, конституционный либерализм «относится к традиции, глубоко укоренившейся в западной истории, которая стремится защитить автономию и достоинство человека от принуждения, независимо от его источника, государства, церкви или общества». 63 Можно усомниться в утверждении Закарии о глубине этой традиции на Западе и ее предполагаемом отсутствии где-либо еще в свете колониальной истории и современных событий, но с аналитической точки зрения полезно определить нелиберализм как явление, отличное от авторитаризма. .На уровне государств это различие может также способствовать нашему анализу так называемых «гибридных» режимов. Сейчас хорошо известно, что гибридность не одномерна, поскольку различные авторы проводят различие между электоральным и либеральным измерениями. 64 Но гибридность по любому из этих параметров все еще измеряется с точки зрения демократии и поэтому классифицируется как недостаточная эффективность, а не рассматривается с точки зрения активных практик и изучается исключительно на национальном уровне.
Я определяю нелиберальную практику как модель действий, встроенных в организованный контекст, посягающих на автономию и достоинство человека. К классу нелиберальной практики относятся модели вмешательства в юридическое равенство, обращение в суд или признание перед законом; нарушение свободы выражения мнения, права на справедливое судебное разбирательство, свободы религии и права на неприкосновенность частной жизни; и нарушения прав на физическую неприкосновенность.
Разграничение авторитарной и нелиберальной практики не является зеркальным отражением различия, которое часто проводится между свободными и справедливыми выборами и разделением властей. Разделение властей служит той же цели, что и свободные и справедливые выборы: подотчетности.Таким образом, подрыв разделения властей, как и фальсификация выборов, носит авторитарный характер. Различные формы обхода парламента, будь то секретность или совершенно открыто, посредством неограниченного президентского указа, также должны (при их использовании) считаться авторитарной практикой, поскольку они отключают одну из наиболее важных форм вынесения суждений — парламентский надзор. То же самое верно, когда судебный надзор нарушается, искажается или игнорируется. На рисунке 2 показано, как авторитарные и нелиберальные практики — это разные, но частично совпадающие категории.В частности, нарушения свободы выражения мнения являются авторитарной практикой, поскольку они блокируют диалог об ответственности. В то же время они являются нелиберальными практиками, поскольку ущемляют автономию и достоинство личности.
Рисунок 2
Авторитарные и нелиберальные практики
Рисунок 2
Авторитарные и нелиберальные практики
Само собой разумеется, что нелиберальные практики не более или менее предосудительны или последовательны, чем авторитарные.Различие носит аналитический характер. Авторитарные методы направлены на то, чтобы оградить власть имущих от ответственности. Нелиберальные практики могут преследовать множество целей, включая подавление голосов тех, кто представляет угрозу для власть имущих, но также могут быть разработаны для продвижения идеологического проекта или даже для выполнения воли большинства. Показательный пример — крайне нелиберальное одобрение президентом Филиппин Дутерте убийства наркоманов. 65 Маловероятно, что потребители наркотиков представляют особую угрозу власти Дутерте.Скорее, идея о том, что потребители наркотиков опасны и менее чем люди, очевидно, пользуется значительной поддержкой на Филиппинах, и позиция Дутерте, возможно, помогла ему выиграть президентский пост. Если обвинения в употреблении наркотиков не направляются против критиков правительства, нельзя предположить, что нелиберальная практика одобрения убийства потребителей наркотиков имеет авторитарные намерения. Скорее, это типичное проявление популизма, определяемого как мажоритарный антиплюрализм. 66 Популизм может вести к нелиберальным практикам, но это ни в коем случае не единственная их причина.В то время как репрессивные меры российского правительства против гомосексуализма, например, могут быть вызваны популистскими мотивами, очень похожими на мотивы Дутерте, неоднократное заключение режима Алексея Навального в тюрьму является авторитарной попыткой заставить замолчать популярный, возможно, даже популистский, оппозиционный голос.
Иногда может существовать причинно-следственная связь: нелиберальные практики часто служат стимулом для авторитарных практик. Программа выдачи, например, была прежде всего нелиберальной практикой: так называемые «незаконные комбатанты» подвергались произвольному задержанию и пыткам.Однако ее практикующие, зная, насколько спорной будет программа пыток, старались сохранить ее в секрете — авторитарная практика. В других случаях нелиберальные методы, особенно когда они санкционированы большинством, могут совершаться совершенно открыто и открыто критиковаться, как это видно на примере убийств потребителей наркотиков на Филиппинах или обращения шерифа Джо Арпайо с заключенными и расового профилирования в Аризоне. .
Срочная повестка
Многие политологи в последнее время задаются вопросом, следует ли им действовать по-другому: занять более четкую позицию в отношении политических событий, которые вызывают у них беспокойство, более активно участвовать в публичных дебатах, приправлять свой сухой анализ эмоциональными и близкими к дому примерами, чтобы чтобы усилить свое влияние или найти способы противостоять атакам на научные знания и ученых.Все это достойные и необходимые инициативы; но мы также должны пересмотреть наш основной бизнес и подумать, подходят ли наши аналитические инструменты своему предназначению. Концептуальные инновации могут не выглядеть как политическое вмешательство, но это так. Самый важный вклад, который социологи могут внести в общество, — это делать то, что у них получается лучше всего: проводить систематические наблюдения, абстрагироваться от того, что они видят, а затем снова операционализировать абстракции, классифицировать и анализировать, чтобы отвечать на описательные, причинные и нормативные вопросы их день.
Исследования авторитаризма начались с таких ученых, как Карл Поппер и Ханна Арендт, а затем Хуан Линц и Гильермо О’Доннелл, которые анализировали ужасающие события в их собственных обществах с целью научиться противодействовать таким тенденциям. 67 Это превратилось в профессиональное исследование с выгодной позиции Запада политических систем, отличных от нашей и считающихся ниже нее. Стремясь оживить исследования авторитаризма, вернувшись к основным принципам, я определил и проиллюстрировал авторитарные и нелиберальные практики и предположил, что они теоретически различны, хотя в действительности они часто совпадают.Не только нелиберальные, но и авторитарные практики могут иметь место независимо от того, каким образом политический субъект (-ы) попал в свою (-ые) позицию (-и), поскольку авторитаризм не определяется как отсутствие свободных и справедливых выборов.
Определение, основанное на практике, позволяет нам заметить, что правительство Венесуэлы при Чавесе применяло обширные авторитарные и нелиберальные методы, в то же время признавая, что он неоднократно приходил к власти путем всенародного голосования. Точно так же мы можем постулировать без логического противоречия, что, хотя премьер-министры Моди и Орбан и президенты Дутерте и Трамп, похоже, были свободно и справедливо избраны — и могут быть переизбраны, — их правительства придерживаются авторитарных и / или нелиберальных методов.
Я также показал, что практика хранения незаконных секретов укоренилась в службах безопасности Соединенных Штатов, независимо от того, какая партия или президент находится у власти. Это не предназначено для того, чтобы указать пальцем конкретно на США, а скорее для того, чтобы показать, что авторитарные методы в определенных проблемных областях или со стороны конкретных агентств могут сохраняться в рамках устоявшихся демократий. В самом деле, как уже давно признано в критической литературе по безопасности, то, что я назвал авторитарными и нелиберальными методами, часто совпадает с обращением к проблемам безопасности. 68 Такая практика требует политологического анализа с точки зрения ее авторитарности, даже когда нет неминуемой угрозы полномасштабной смены режима.
Это концептуальное эссе — только начало. Авторитарные и нелиберальные практики должны быть лучше операционализированы, классифицированы и сопоставлены, а причинные связи должны быть установлены с другими явлениями, если мы хотим предложить способы реагирования на них. Новое определение авторитаризма и нелиберализма с точки зрения практики позволяет нам вернуть домой накопленные нами знания о том, как работает авторитаризм.Обращая взор на наши собственные общества, мы можем понять, как авторитарные и нелиберальные практики развиваются и развиваются внутри демократий и в транснациональных условиях; мы можем начать видеть, в каких обстоятельствах они процветают и как им лучше всего противостоять.
Заметки автора
© Автор (ы) 2018. Опубликовано Oxford University Press от имени Королевского института международных отношений.
Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с условиями лицензии Creative Commons Attribution License (http: // creativecommons.org / licenses / by / 4.0 /), который разрешает неограниченное повторное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии правильного цитирования оригинальной работы.Что такое авторитаризм… и чем он не является: * практическая перспектива | Международные отношения
Аннотация
В этой статье освещаются три основные проблемы, связанные с нынешними концепциями авторитаризма: они составляют негативную или остаточную категорию, чрезмерно сосредоточены на выборах и предполагают, что авторитаризм обязательно является явлением на уровне государства.Такая «классификация режимов» не может помочь нам разумно прокомментировать обеспокоенность общественности тем, что такие политики, как президент Родриго Дутерте, премьер-министр Нарендра Моди, премьер-министр Виктор Орбан или президент Дональд Трамп, по сути, являются «авторитарными» лидерами. В этой статье предлагается, чтобы у политологов были лучшие инструменты для различения современных угроз демократии и интерпретаций, проникнутых леволиберальными предрассудками, исследования авторитаризма должны быть переориентированы на изучение авторитарных, а также нелиберальных практик , а не справедливости только национальные выборы.В статье определяются и иллюстрируются такие практики, существующие в авторитарном, демократическом и транснациональном контекстах. Сравнительный анализ авторитарных и нелиберальных практик поможет нам понять условия, в которых они процветают, и как им лучше всего противостоять.
Ни один читатель политических комментариев в последние годы не мог не заметить озабоченность, возможно, даже панику, по поводу глобальной волны авторитаризма, которая теперь может затронуть даже устоявшиеся демократии. «Как построить автократию» было зловещим названием передовой статьи Дэвида Фрума в The Atlantic , в которой утверждалось, что существуют условия для «демократического отката»… «по пути к нелиберализму» в Соединенных Штатах. 1 Индийский независимый новостной сайт The Wire предупреждает американцев, что Индия под властью партии Бхаратия Джаната (BJP) является примером того, как «неавторитарное государство может практиковать повседневные акты авторитаризма». 2 А Кен Рот, директор Human Rights Watch, предупредил о «новом поколении авторитарных популистов», назвав демократически избранных лидеров, таких как президент Филиппин Дутерте, премьер-министр Венгрии Орбан и премьер-министр Индии Моди, на одном дыхании с автократами. таких как Си Цзиньпин из Китая, Путин из России и Асад из Сирии. 3 Другие называют таких, как Дутерте, Орбан и Моди, «нелиберальными» лидерами. 4
Эти комментаторы кое-что понимают. Их опасения широко разделяются и законны. Но профессиональные политологи мало что могут сказать о том, существуют ли в демократическом обществе такие вещи, как «повседневные акты авторитаризма» или «автократическое лидерство», и если да, то как они будут выглядеть. Они разработали изощренный анализ качества демократии и некоторые предупреждающие сигналы «отката демократии» к авторитарному правлению. 5 Но им — нам — не хватает словаря и инструментов, чтобы дать ясный, основанный на исследованиях анализ этих явных явлений авторитаризма и нелиберализма в рамках устоявшихся демократий. Они могут многое сказать о том, почему избираются такие лидеры, как Дутерте, Моди, Орбан или Трамп, но очень мало о том, как оценивать то, что они делают после прихода к власти. Они также не могут ответить на публичные обвинения в том, что МВФ или ВТО неподотчетны и нуждаются в демократизации, 6 или что цифровое наблюдение, подобное тому, которое практикуется Агентством национальной безопасности США (АНБ) и раскрывается утечками Сноудена, авторитарно в Оруэлловское чувство.Однако без такого анализа, без реального понимания того, как авторитаризм или нелиберализм может выглядеть в демократическом или транснациональном контексте, мы не знаем, в чем именно заключается проблема, каковы текущие тенденции и как эти тенденции могут быть связаны с другими. последние тенденции, такие как популизм, ксенофобия и нативизм.
Почему политологи разработали такие шоры и как их снимать? В академической литературе «авторитарный» означает две совершенно разные вещи.В сравнительной политике это относится к режиму, который не организует периодические свободные и справедливые выборы. Такие классификации типов режимов говорят нам, что такие лидеры, как Дутерте, Моди, Орбан и Трамп, были (относительно) свободно и справедливо избраны, так что, если они не распустят парламент или не украдут выборы, их соответствующие режимы не заслуживают формальной классификации как авторитарные. В политической психологии авторитаризм — это психологический профиль людей, характеризующийся стремлением к порядку и иерархии и страхом перед посторонними.Теория авторитарной личности может рассказать нам о вероятных корреляциях между приверженностью тому, что они называют авторитарными ценностями, и поведением при голосовании. 7 Но он не ставит своей целью исследовать, что лидеры, избранные этими «авторитарными» избирателями, делают после прихода к власти.
Ни классификация режимов, ни теория авторитарной личности не помогают нам разумно прокомментировать опасения, что Дутерте, Моди, Орбан и Трамп могут быть «авторитарными» или «нелиберальными» лидерами. Может ли за такими вердиктами политических комментаторов, журналистов или активистов еще быть суть, которую мы, политологи, не понимаем? В настоящее время нам не хватает инструментов, чтобы различать реальные угрозы демократии и интерпретации, проникнутые леволиберальными предрассудками, потому что мы не смогли определить или операционализировать «авторитаризм» или «нелиберализм» таким образом, чтобы они соответствовали здравым смыслам, которые журналисты и граждане свободно используют. .Мы должны иметь возможность судить об «авторитарности» правительств не только по тому, как они пришли к власти, или по предполагаемым личностным характеристикам электората, но и по тому, что они делают, оказавшись у власти.
Я буду утверждать, что вместо того, чтобы сосредотачиваться исключительно на авторитарных режимах или авторитарных личностях, мы должны изучать (то есть определять, вводить в действие, наблюдать, классифицировать, анализировать) авторитарные и нелиберальные практики . Сосредоточение внимания на практике имеет дополнительное преимущество, так как помогает нам выйти за рамки контекста одного государства и признать такие явления, как транснациональный нелиберализм или авторитарное партнерство между государственным и частным секторами.Ниже я продемонстрирую, с какими аналитическими проблемами мы сталкиваемся, обсудим, как политическая наука стала настолько близорукой в своем исследовании авторитаризма, и предложу, как практическая перспектива может обеспечить более социально значимое и резонансное понимание авторитаризма и нелиберализма. Я буду определять авторитарные практики как модели действий, которые саботируют подотчетность людям, над которыми политический деятель осуществляет контроль, или их представителям посредством секретности, дезинформации и подавления голоса.Они отличаются от нелиберальных практик, которые относятся к шаблонным и организованным посягательствам на индивидуальную автономию и достоинство. Хотя эти два вида практики часто сочетаются в политической жизни, разница заключается в типе нанесенного вреда: авторитарные практики в первую очередь представляют собой угрозу демократическим процессам, в то время как нелиберальные практики — это в первую очередь проблема прав человека. 8 Я заканчиваю несколькими словами о том, что необходимо сделать, чтобы политологи могли лучше выявлять и анализировать авторитарные и нелиберальные практики и, таким образом, лучше информировать свое общество, когда их демократические основы оказываются под угрозой.
Диагностика дисциплинарных шор
Чтобы показать несоответствие между инструментами политологии и реальной политикой, давайте сначала рассмотрим Венесуэлу. В 2006 году Уго Чавес был переизбран президентом с большим перевесом, что было подтверждено международными наблюдателями за выборами. Убедительно выиграв референдум по отмене ограничения президентских полномочий двумя сроками подряд, Чавес снова баллотировался в 2012 году и снова победил со значительным отрывом. В течение всего периода пребывания Чавеса у власти лидеры оппозиции подвергались преследованиям, а работа активистов гражданского общества и журналистов затруднялась; некоторые были заключены в тюрьму.После смерти Чавеса его преемник Николас Мадуро с небольшим перевесом выиграл президентский пост в опросе, проведенном в 2013 году на фоне насилия на выборах. В декабре 2015 года оппозиция выиграла парламентские выборы и заняла свои места, но с тех пор Мадуро распустил Национальное собрание и заменил его новым Учредительным собранием после выборов, бойкотированных оппозицией. 9 Политологи пытались классифицировать Венесуэлу. Чейбуб, Ганди и Вриланд, используя данные до 2009 года, классифицируют Венесуэлу как демократию с 1959 года, тогда как Геддес, Франц и Райт классифицируют ее как персональную диктатуру с 2006 года.Индекс Polity колеблется: Венесуэла опустилась ниже отметки демократии (+6) в 2006 году, году обвального падения Чавеса, а в 2009 году упала с +5 до −3; но в 2013 году, когда состоялись неоднозначные выборы Мадуро, он снова поднялся до +4. Страновед Хавьер Корралес, напротив, считает, что медленный переходный период завершится полным авторитаризмом к октябрю 2016 года. 10 Так была Венесуэла авторитарной при Чавесе или нет? И стало ли оно более или менее авторитарным при Мадуро? Или все это время это была нелиберальная демократия?
Теперь давайте рассмотрим менее очевидный случай, политику, а не страну: в частности, политику выдачи.Под этим я имею в виду тайные задержания и допросы так называемых вражеских комбатантов, проводимые Центральным разведывательным управлением США (ЦРУ), но осуществляемые различными национальными вооруженными силами, полицией и спецслужбами в разных странах с 2002 года. to 2008. 11 В настоящее время общепризнано, что программа выдачи нарушила права человека заключенных, которые почти без исключения были неамериканцами. Администрация США держала эту политику в секрете даже от членов комитетов по разведке Конгресса. 12 Администрация Буша, которая в конечном итоге отвечала за эту политику, была, конечно, демократически избранной. Возможно, оно не было полностью осведомлено о политике ЦРУ или не контролировало ее. Было бы странно называть администрацию Буша авторитарным режимом из-за программы выдворения. Должны ли мы сделать противоположный вывод, что, поскольку правительство было избрано свободно, оно не может заслуживать ярлыка «авторитарное», даже если демократический надзор явно ниспровергается в связи с выдачей властей? И мы должны только спросить, подлежала ли политика выдачи контролю со стороны представителей американских человек? Или сами заключенные и их представители (например, их адвокаты) также имеют отношение к определению того, что считается авторитарным? А как насчет других граждан, на почве которых происходили тайные задержания и пытки? Этот пример примечателен тем, что ЦРУ могло экстерриториализировать свою деятельность именно для того, чтобы помешать национальному демократическому и судебному надзору. 13
Неспособность политологии дать четкие ответы на такие вопросы объясняется тремя основными проблемами нашего нынешнего образа мышления. Во-первых, авторитаризм на самом деле является негативной категорией, не имеющей собственного определения. Во-вторых, чрезмерное внимание к выборам в то время, когда связь между голосованием на выборах и фактическим влиянием на формирование политики широко сомневается как гражданами, так и политологами. Третье — это предположение, что авторитаризм — это структурное явление, находящееся только на уровне национального государства.
Вакуум в активной зоне
Особенность исследования авторитаризма состоит в том, что оно не начинается с определения своего собственного основного предмета. Термин впервые получил широкое концептуальное внимание как категория между тоталитаризмом и демократией в классической книге Линца «Тоталитарные и авторитарные режимы » 1975 года. 14 Линц задал тон многим последующим исследованиям, которые характеризуют авторитаризм, во-первых, как недостаток демократии, а во-вторых, как контейнерную концепцию, которая получает содержание только в своих подкатегориях. 15 Большая аналитическая работа была проделана по некоторым из этих подкатегорий, 16 , но они мало помогают в определении «авторитаризма» как такового.
Пытаясь исследовать все авторитарные режимы, а не только их подгруппы, исследователи авторитаризма все еще прибегают к классическим определениям демократии , сформулированным Шумпетером или Далем, чтобы очертить область своей деятельности. Шумпетер назвал демократию «институциональным механизмом для принятия политических решений, при котором отдельные лица получают право принимать решения посредством конкурентной борьбы за голосование народа», или, если кратко, «свободной конкуренцией за свободное голосование». 17 Таким образом, авторитаризм характеризуется просто отсутствием свободной и честной конкуренции. Идеи Даля лежат в основе более всеобъемлющего определения, согласно которому демократия не сводится исключительно к выборам, но также предполагает уважение к свободе выражения мнений, доступу к информации и свободе объединений. 18 В более широком смысле, авторитарные режимы — это те, которые не могут организовать свободные выборы и , не соблюдают эти свободы. Формулировка на основе Даля дает немного больше информации о том, что такое авторитаризм на самом деле, а также дает больше информации о промежуточных типах, иногда называемых гибридными режимами или дефектными демократиями.Но «ядро по-прежнему остается вакуумом», 19 , поскольку определение по-прежнему основывается на отсутствии, на отсутствии выборов и свобод, а не на позитивном определении того, что такое авторитаризм на самом деле и что он делает.
Не только выборы
Наличие или отсутствие свободных и справедливых выборов считается основным критерием определения того, является ли государство авторитарным или демократическим. Но это овеществление выборов, которое никогда не бывает полностью беспроблемным, сегодня менее актуально, чем когда-либо.Исследователи авторитаризма посвятили много энергии одной стороне проблемы, а именно преобладанию в мире государств, которые проводят выборы с некоторым элементом конкуренции, но с тем, что Левицкий и Уэй назвали «неравным игровым полем». 20 Но эта литература о «реальных, но несправедливых» выборах остается изолированной от недавних работ о недостатках и ограничениях выборов в устоявшихся западных демократиях. Исследователи авторитаризма, похоже, не принимают всерьез аналитическую связь с демократией, на которой основываются их негативные определения.Ведущие исследователи авторитаризма, такие как Чейбуб, Ганди и Вриланд, пишут, что «выборы позволяют гражданам влиять на политику посредством своего контроля над лидерами», 21 , в то время как Геддес, Райт и Франц утверждают, что в демократических странах «правящая коалиция из 50 процентов (плюс ) избирателей могут обложить налогом тех, кто не входит в коалицию, чтобы распределять выгоды среди тех, кто находится внутри ». 22 Но их категоризация авторитарных и демократических государств с помощью фиктивной переменной, зависящая от состязательных выборов, не начинает проверять, действительно ли граждане имеют возможность влиять на политику или организовывать распределение.У этих авторов есть слепое пятно для широко распространенного скептицизма, как среди ученых западных демократий, так и среди их широкой общественности, относительно того, действительно ли выборы являются средством изменения политики в ответ на популярный спрос. 23 Хотя исследователи демократии расходятся во мнениях относительно степени и причин растущего общественного недоверия к политикам и политическим партиям в последние десятилетия, они в целом согласны с тем, что это реальное явление. 24 Снижение явки избирателей и, в последнее время, поворот к популистским кандидатам и партиям объясняется именно этим скептицизмом.Действительно, некоторые авторы начали утверждать, что может иметь место сближение между ранее совершенно разными авторитарными и демократическими национальными правительствами. 25 Дело не в том, что свободные и честные выборы потеряли смысл. Но исследователи демократии уже давно перестали определять демократию только по наличию свободных и справедливых выборов, 26 и исследователи авторитаризма должны перестать определять авторитаризм просто по их отсутствию.
Вместо этого мы должны поразмышлять о том, что выборы изначально означали при разделении на демократию / авторитарность: то есть подотчетность правителей демос .Действительно, подотчетность, а не выборы, была основной концепцией демократии, разработанной Шмиттером и Карлом в контексте демократизации после 1989 года: «Современная политическая демократия — это система управления, при которой правители несут ответственность перед обществом, действуя косвенно через конкуренцию и сотрудничество их избранных представителей ». 27 В более поздней статье Шмиттер прямо опускает слово« избранный »перед представителями, открывая путь для включения более неформальных типов представительства в качестве механизмов подотчетности. 28 Акцент на подотчетности все же может включать выборы как частый — и обычно в некоторой степени действенный — механизм подотчетности, но это не будет объединять показатель с категорией.
Много было написано об альтернативных формах подотчетности в отсутствие выборов, особенно на уровнях, отличных от государства. Такие формы часто выявляются на местном уровне, где механизмом обеспечения подотчетности могут быть неформальные институты, гражданское общество, СМИ или даже само центральное государство, которое может обратиться к местным структурам подотчетности как к средству решения проблем своего собственного принципала-агента. проблема по отношению к местным чиновникам. 29 Точно так же существует литература о подотчетности через гражданское общество на транснациональном уровне. 30 Глубина и значение этих альтернативных форм подотчетности, как и должно быть, вызывают много споров. Дело здесь не в том, чтобы определить, какие типы или условия подотчетности могут считаться достаточно демократическими, а в том, чтобы определить, что будет считаться определенно авторитарным. Концепция «светофора», согласно которой государства являются демократическими, когда они проводят свободные и справедливые выборы, и авторитарными во всех остальных случаях, нам не помогает.Вместо этого мы должны искать активную практику подрыва или саботажа подотчетности, а не отсутствие свободных и справедливых выборов как ключевую черту авторитаризма. Такой саботаж будет проявляться в политических практиках , не обязательно в конституционных мерах.
От типов национальных режимов к политическим практикам
Третье слепое пятно в исследованиях авторитаризма — это неспособность заметить влияние глобализации на политику.Исследования авторитаризма в подавляющем большинстве случаев предполагают, что соответствующая арена для изучения политики, авторитарной или демократической, является национальной. Так было не всегда. У отцов-основателей авторитаризма и исследований демократии был гораздо более широкий кругозор. Гарри Экштейн и Тед Гурр, стоявшие у истоков проекта Polity, изначально стремились выявить «авторитетные модели социальных единиц», которые в принципе могут включать любую единицу, от нуклеарной семьи до международной организации. 31 Роберт Даль в своей ранней работе также рассматривал условия для демократии в «социальной организации», 32 , которая отнюдь не обязательно была национальным государством. Доминирование государства в политическом воображении вместе с количественной склонностью к единицам «страна-год» может объяснить, почему основополагающие идеи авторитаризма и демократии были сужены до исключительно государственного фокуса. Сегодня эта узкая направленность мешает решить некоторые из наиболее насущных проблем нашего времени.
Ученые демократического Запада, а также развивающихся стран тщательно исследовали, как, почему и в какой степени «автономия демократически избранных правительств была и все больше ограничивается источниками неизбираемой и непредставительной экономической власти». 33 Эту загадку ярко проиллюстрировал греческий долговой кризис. Греческий народ неоднократно имел возможность выбирать между разными партиями на свободных и справедливых выборах в период с 2011 по 2015 год и в разное время делал разные выборы.Но даже после того, как радикальная левая партия Syriza одержала убедительную победу на платформе пересмотра условий выплаты долга страны, позиция Греции на переговорах существенно не изменилась, и Syriza в конечном итоге приняла условия, которые в значительной степени сохранили меры жесткой экономии. Национальные выборы имели ограниченное значение для введения политики жесткой экономии в отношении греков в последние годы, поскольку реальный источник политики не был национальным. Это была, скорее, так называемая «тройка» (Европейская комиссия, Европейский центральный банк и МВФ), которая не имела мандата избирателя.Ситуация в Греции может быть крайним случаем, и некоторые могут найти вывод Дэвида Хелда о том, что «некоторые из наиболее фундаментальных сил и процессов, определяющих природу жизненных шансов внутри и между политическими сообществами, в настоящее время находятся за пределами досягаемости национальных государств», 34 завышено. Но утверждение о том, что автономия государства распространилась, и что международная система перешла к многоуровневым, иногда перекрывающимся или конкурирующим, механизмам управления, было подтверждено во многих направлениях современной политической научной литературы, включая государственную политику, международные отношения, политическую экономию и т. Д. демократическая теория. 35
Если серьезно отнестись к этому утверждению, естественно возникает вопрос, могут ли и как новые формы авторитаризма проявить себя на уровнях ниже, выше или за пределами государства. Приведу лишь один пример. Известно, что ЕС страдает от дефицита демократии. Но следует ли из этого, что он авторитарный или может быть? Или что условия кредита МВФ или арбитражные решения ВТО, которые часто называют необъяснимыми, являются авторитарными? Даже для того, чтобы иметь возможность ответить на такие вопросы, мы должны думать об авторитаризме таким образом, чтобы этот ярлык в принципе мог применяться к транснациональным структурам управления, но это не будет автоматически следствием отсутствия выборов.
В целом, чтобы понять современную политику, нам нужно определение авторитаризма, которое является существенным и динамичным, а не негативным и системным; это сосредоточено на саботаже подотчетности, а не только на качестве выборов; и это поддается оценке политических институтов внутри, ниже или за пределами государства. Следовательно, определение, ориентированное на практику, а не определение, ориентированное на систему, лучше подходит для понимания авторитаризма сегодня и для ответа на насущные вопросы общества по этому поводу.
Авторитарные и нелиберальные практики
Перспектива практики
Практики — это, попросту говоря, «шаблонные действия, встроенные в определенные организованные контексты». 36 По словам Теодора Шацки, одного из их главных теоретиков, «практические подходы могут… анализировать (а) сообщества, общества и культуры, (б) правительства, корпорации и армии, и (в) господство и принуждение как особенности совокупностей или явлений, установленных и воплощенных в практике.’ 37 Философы, социологи и теоретики культуры все обратились к концептуализации «практик» немного по-разному, по несколько разным причинам. Я выделю здесь только две важные и почти универсально согласованные особенности практик.
Во-первых, практики — это гораздо больше, чем действия или поведение отдельного человека, но гораздо меньше, чем государственная структура. Сосредоточение внимания на практике позволяет отказаться от обозначения только «режимов» как авторитарных, признавая, что в современной политике механизмы управления могут быть более гибкими.Таким образом, мы можем представить себе (и, следовательно, определить определяющие черты) авторитарных практик, существующих в Индии, США или ЕС. В то же время практики не сужают внимание к личности. 38 В то время как политология может быть слишком озабочена государственными структурами, в просторечии мы иногда попадаем в противоположную ловушку, обращаясь к таким людям, как Моди или Трамп, как если бы они были всемогущими и единственно ответственными за всю политическую жизнь внутри и исходящую из их соответствующие состояния.
Глобальная программа цифрового наблюдения Агентства национальной безопасности США (АНБ), обнародованная через разоблачения Сноудена, прекрасно иллюстрирует, что составляет практику. В течение ряда лет АНБ собирало огромные объемы данных в основном о гражданах, не являющихся гражданами США, с помощью различных методов, включая перекачку данных с наземных и подводных кабелей, приказы компаниям обмениваться метаданными, использование вредоносных программ и давление на поставщиков, чтобы те устанавливали « лазейки » в свою продукцию. Эта практика не была связана конкретно с одной администрацией: в то время как различные подпроекты, такие как XKeyscore и PRISM, по-видимому, были инициированы Джорджем У.Буш, 39 , они продолжались при администрации Обамы, а Закон о поправках к FISA 2008 года, который разрешал АНБ, в принципе, контролировать электронные сообщения иностранцев за границей, был продлен в 2012 году. 40 Программа поддерживалась годами, ну что ж. задокументировано и в некоторой степени транснационально, причем особенно тесно сотрудничают Штаб связи правительства Великобритании и Управление связи Австралии. 41 К его реализации были привлечены сотни человек. 42
Это подводит нас ко второй полезной общности в теории практики: ее упор на организационный и социальный контекст. Согласно Шацки, «практика — это набор действий и высказываний, организованный совокупностью пониманий, набором правил». 43 Это перекликается с тем, что мы знаем из тематических исследований авторитарных режимов. Люди не подчиняются изолированному диктатору из чистого страха и не сотрудничают с ним из чистой жадности или жажды власти. У них формируется общее понимание того, как все делается в их социальном контексте, независимо от того, искренне ли они верят в легитимные нарративы правительства, или просто прагматики, или что-то среднее между ними.Действительно, в то время как теория практики редко прямо упоминается в исследованиях авторитаризма, 44 во многих отличных исследованиях, ориентированных на страны или регионы, неявно используется подход, ориентированный на практику. Стерн и О’Брайен, например, обнаруживают, что политизированные граждане Китая постоянно получают и интерпретируют «смешанные сигналы» о том, что можно, а что недопустимо, — наблюдение, которое предполагает, что «китайское государство, даже в его наиболее репрессивной форме, не является таким целеустремленный, как его иногда изображают », но вместо этого состоит из« мешанины разрозненных актеров »с очень разными способами действий. 45 Слейтер и Феннер, опираясь на примеры из разных стран, проводят тщательное различие между «государственным аппаратом» и «его операторами», 46 и утверждают, что сильные государственные институты могут быть замечательным ресурсом для эффективных авторитарных практик. например правящими партиями. Хейдеманн и Лендерс настаивают на том, что переход от целостного анализа режима к исследованию авторитарной практики судебной, социальной политики или религиозных институтов в Сирии и Иране необходим для анализа того, что они называют «рекомбинантным авторитаризмом». 47 Рассматривая возможность «авторитарности» в Венгрии или Соединенных Штатах, мы не должны зацикливаться только на личностях Орбана или Трампа, но в равной степени учитывать необходимые «действия и высказывания» групп политиков, гражданских лиц. служащие и общественные деятели на разных уровнях, которые с ними связаны. Это было общее понимание внутри и за пределами разведывательного сообщества относительно того, что является необходимым и допустимым сбором данных для национальной безопасности, что сделало возможной практику наблюдения АНБ.
Авторитарные практики
Что же такое авторитарные практики? Существует риск расширить этот термин, чтобы охватить все политические явления, которые оказывают негативное влияние на жизнь людей, включая дискриминацию, насилие, коррупцию или неравенство. Это было бы бесполезно с аналитической точки зрения. Как я предлагал выше, мы должны переориентировать наше понимание авторитаризма с неспособности провести выборы на саботаж подотчетности . Более пристальный взгляд на значение самой ответственности должно прояснить, что означает саботаж и почему это важно.
Согласно скупому и широко цитируемому определению, «подотчетность — это отношения между субъектом и форумом, в которых субъект обязан объяснить и оправдать свое поведение, форум может задавать вопросы и выносить суждения, а актер может столкнуться с последствиями ». 48 Причины оценки подотчетности, если их перевернуть, проливают свет на то, что большинство из нас интуитивно называет «авторитаризмом», и почему мы считаем это нормативной проблемой. Согласно Рубинштейну, по сути, «подотчетность дает возможность — точнее, она помогает составить — недоминирование ». 49 Далее она перечисляет его достоинства: усиление соблюдения основных и процедурных правил политическими деятелями, продвижение предпочтений и гражданских добродетелей тех, перед кем возложена ответственность, и предоставление полезной информации всем, кого это касается. Бовенс также различает демократический, конституционный и обучающий аспекты подотчетности. 50 Авторитарные практики допускают господство: они влекут за собой существенное и процедурное нарушение правил, вмешиваются в предпочтения и подавляют гражданские добродетели тех, перед кем лежит ответственность, и строго контролируют информационные потоки.
Авторитарные практики саботажа подотчетности не следует приравнивать к простому отсутствию подотчетности, которое может быть вызвано отсутствием возможностей или может быть институциональным. С политической точки зрения можно было бы назвать это «авторитаризмом», чтобы уточнить точку зрения, но с аналитической точки зрения это привело бы нас к отрицательному определению. Напротив, расследование активных практик подотчетности и саботажа как ядра авторитаризма особенно актуально сегодня, потому что, в отличие от нескольких веков назад, дискурсы и институты подотчетности теперь повсеместны и часто имитируются.У большинства авторитарных режимов сегодня есть парламент, конституционный суд и, возможно, даже псевдоплюралистические СМИ, что делает аналитические инструменты, которые могут различать несовершенные механизмы подотчетности и фактическое подрывание подотчетности, тем более важным.
Не все виды ответственности относятся к авторитаризму. От латинского auctoritas , означающего «власть», авторитаризм предполагает власть. В частности, он предполагает социальную единицу, в которой одни контролируют других.Таким образом (с точки зрения практической власти, если не обязательно конституционных договоренностей) отношения между субъектом и форумом, который саботируется, — это отношения снизу вверх, а не снизу вверх, бюрократическая или коллегиальная подотчетность. Рассмотрение авторитаризма с точки зрения саботажа подотчетности позволяет избежать традиционного «другого» подтекста этого термина. Фактически существующие демократии сами по себе являются формами господства и никогда не несут полной ответственности. Демократические государства также могут нуждаться в демократизации, даже если они не находятся в процессе «отката назад». 51
Сосредоточение внимания на реальном контроле над другими также позволяет различать транснациональные практики, не прибегая к надуманным представлениям о саботаже подотчетности по отношению к всем гражданам мира. Люди, над которыми государственные субъекты осуществляют контроль, обычно являются либо гражданами, либо людьми в пределах границ этого государства, но иногда существует физический контроль, и может быть подотчетный саботаж без того и другого. В приведенном примере ЦРУ в сотрудничестве с другими службами безопасности явно контролировало «незаконных комбатантов», которые не были ни гражданами США, ни находились в пределах США.В таком случае к ответственности привлекаются и могут быть саботированы против граждан США, которые имеют право знать, что делают их государственные органы, самих жертв выдачи и их представителей, а также жителей штатов, на территории которых на территории имели место тайные задержания и пытки. Другим примером может служить экстерриториальная практика авторитарных режимов, таких как Эритрея, Иран, Сирия и различные государства Центральной Азии, которые включают физическое и цифровое преследование их критиков в диаспоре. 52
Итак, резюмируя приведенный аргумент: для того, чтобы удовлетворить сегодняшние аналитические потребности, определение авторитарных практик должно: (а) подходить к авторитаризму как к существенному явлению, а не просто как к недостатку демократии; (б) отойти от выборов как основного пробного камня; и (c) отражать характер авторитаризма, когда он больше не обязательно воплощается и осуществляется только национальными правительствами государств. Авторитарные практики предполагают нисходящие отношения, когда задействованный в них политический деятель имеет контроль над людьми, которых они затрагивают.Основываясь на этих критериях, я определяю авторитарную практику как модель действий, встроенных в организованный контекст, саботаж подотчетности перед людьми («форумом»), над которыми политический деятель осуществляет контроль, или их представителями, лишая их доступа к информацию и / или отключение их голоса.
Как показано на рисунке 1, авторитарные практики являются проявлением предотвращения диалога между властным субъектом и форумом. Сохранение в секрете действий и решений на форуме исключает диалог, блокируя доступ к информации.Должно быть ясно, что не все формы секретности в политике представляют собой саботаж ответственности. При определенных обстоятельствах политическая тайна может быть законной при условии, что сама процедура определения исключений из публичности должна быть публичной. Конфиденциальный обмен информацией с назначенными представителями форума также может быть законной альтернативой полной гласности. 53 В большинстве парламентов, например, есть секретный комитет по разведке, где избранная группа парламентариев будет проинформирована о вопросах разведки, которые открыто не обсуждаются с другими представителями, не говоря уже о широкой общественности.Несомненно, существуют тяжелые случаи, но для разборчивых авторитарных методов следует сосредоточить внимание на простых: схеме отключения информации, а не исключительных инцидентах или хорошо регулируемой секретности, связанной с прозрачными процедурами. Программа ЦРУ по выдаче лиц выдержала бы это испытание: в ряде случаев администрация Буша отказала в передаче соответствующих меморандумов и другой информации, запрошенной членами комитетов по разведке Палаты представителей и Сената, или отрицала их существование, а в 2005 году не смогла раскрыть многие соответствующие документы. документы в ответ на постановление суда. 54
Рисунок 1
Саботаж подотчетности
Рисунок 1
Саботаж подотчетности
Доступ к информации также затрудняется, когда форуму преднамеренно предоставляется неточная информация. Конечно, политики все время вертятся, извращаются и уклоняются от правды. Но дезинформация — это больше, чем случайное приукрашивание фактов. Одноразовая политическая ложь не является авторитарной практикой, но вполне может подойти модель, в которой несколько людей, облеченных властью, в разное время представили неточную информацию.Например, утверждение президента Трампа о том, что на его инаугурацию была рекордная посещаемость, не следует рассматривать как обоснованное или достаточно важное, чтобы считаться закономерным. Но утверждения о том, что миллионы нелегальных мигрантов обманным путем проголосовали на президентских выборах в США, будут примером более устойчивой модели. Эти обвинения сначала были озвучены во время предвыборной кампании Трампа, 55 , а затем неоднократно озвучивались самим президентом, 56 , его пресс-секретарем, 57 и старшим советником Белого дома Стивеном Миллером; 58 , наконец, они стали предметом расследования, которое возглавил вице-президент Майк Пенс. 59 Вряд ли есть необходимость констатировать современную актуальность авторитарных практик во времена политики «постправды» и альтернативных фактов. Как схематично показано на рисунке 1, и секретность, и дезинформация блокируют коммуникационный поток от властей к форуму.
Другой формой подрыва ответственности является отключение голоса. Это нарушает диалогический поток в другом направлении, от форума к актеру. Критические вопросы могут быть обескуражены, а вопрошающие запуганы, наказаны или подкуплены.Или может быть, что критика, «вынесение суждения» о поведении актера, затруднена. Эта конкретная форма саботажа подотчетности наиболее легко узнаваема теми, кто изучает авторитарные режимы: мы сразу же склонны думать о свободных и справедливых выборах как о средстве вынесения суждений, а противодействие им как об авторитаризме.
Но голос может быть гораздо больше, чем голос. Вынесение приговора происходит не только у урны для голосования, но также может принимать форму журналистики, отчетов НПО, проповедей или песен в стиле рэп.Лишение форума возможности выносить суждения может проявляться как вмешательство в свободные и справедливые выборы, но также как цензура или произвольное вмешательство в дела критики определенного действия или решения. Те, кто задает вопросы, и критики могут быть обычными людьми или профессиональными вопрошающими и критиками, такими как парламентарии, журналисты, правозащитники или другие активисты. Или они могут даже быть внутренними критиками, такими как действительные или потенциальные информаторы.
Венгерский закон о СМИ от 2010 года, которым был учрежден надзорный орган, контролируемый государством, является хорошим примером.Учреждение формально не занимается цензурой, но имеет право налагать недопустимо высокие штрафы на радио и телеканалы. Под контролем контролируемого партией органа с широкими полномочиями и в сочетании с предвзятыми процедурами торгов, он оказал сдерживающее воздействие на венгерские СМИ. 60 Массовая отмена правительством Индии разрешений для НПО на получение лицензий на иностранное финансирование — еще один пример меры, направленной на то, чтобы лишить критики голоса. 61 Венесуэла сделала и то, и другое: при Чавесе она национализировала телевизионные станции и приняла ограничительные законы о СМИ, а также запретила иностранное финансирование НПО, а при Мадуро она продолжала, а иногда и расширяла эту практику. 62
Все эти примеры были хорошо задокументированы, и юристы указали на то, что такая практика нарушает международные обязательства соответствующих стран в области прав человека. Но политологи склонны рассматривать такую практику в первую очередь в связи со свободой и справедливостью выборов или с такими идеологиями, как популизм. Они не рассматривают их как потенциально «авторитарные» практики сами по себе. Система подотчетности и саботажа позволяет нам это делать.Он не классифицирует правительства или институты систематически как «авторитарные» или «неавторитарные», а вместо этого применяет этот термин к конкретным практикам, которые могут быть более или менее присущи общему способу управления.
Нелиберальные практики
Некоторые читатели могут здесь отметить отсутствие элементов, которых они ожидали в определении авторитаризма, таких как нарушение прав человека. Подобно тому, как некоторые политологи считают полезным различать простую демократию и либеральную демократию, я делаю различие между авторитарной практикой и нелиберальной практикой.Проведение таких теоретических различий может показаться академическим перед лицом угроз демократии, гражданскому обществу и правам человека. Но важно именно тогда, когда звонят либеральные сигналы тревоги и накаляются эмоции, чтобы провести четкие аналитические различия, чтобы лучше понять явления, свидетелями которых мы являемся.
Авторитарные практики, по своей сути, связаны с саботажем подотчетности. Иногда они нарушают индивидуальные политические права. Но целый ряд других прав носит скорее либеральный, чем политический характер.Согласно Фариду Закарии, конституционный либерализм «относится к традиции, глубоко укоренившейся в западной истории, которая стремится защитить автономию и достоинство человека от принуждения, независимо от его источника, государства, церкви или общества». 63 Можно усомниться в утверждении Закарии о глубине этой традиции на Западе и ее предполагаемом отсутствии где-либо еще в свете колониальной истории и современных событий, но с аналитической точки зрения полезно определить нелиберализм как явление, отличное от авторитаризма. .На уровне государств это различие может также способствовать нашему анализу так называемых «гибридных» режимов. Сейчас хорошо известно, что гибридность не одномерна, поскольку различные авторы проводят различие между электоральным и либеральным измерениями. 64 Но гибридность по любому из этих параметров все еще измеряется с точки зрения демократии и поэтому классифицируется как недостаточная эффективность, а не рассматривается с точки зрения активных практик и изучается исключительно на национальном уровне.
Я определяю нелиберальную практику как модель действий, встроенных в организованный контекст, посягающих на автономию и достоинство человека. К классу нелиберальной практики относятся модели вмешательства в юридическое равенство, обращение в суд или признание перед законом; нарушение свободы выражения мнения, права на справедливое судебное разбирательство, свободы религии и права на неприкосновенность частной жизни; и нарушения прав на физическую неприкосновенность.
Разграничение авторитарной и нелиберальной практики не является зеркальным отражением различия, которое часто проводится между свободными и справедливыми выборами и разделением властей. Разделение властей служит той же цели, что и свободные и справедливые выборы: подотчетности.Таким образом, подрыв разделения властей, как и фальсификация выборов, носит авторитарный характер. Различные формы обхода парламента, будь то секретность или совершенно открыто, посредством неограниченного президентского указа, также должны (при их использовании) считаться авторитарной практикой, поскольку они отключают одну из наиболее важных форм вынесения суждений — парламентский надзор. То же самое верно, когда судебный надзор нарушается, искажается или игнорируется. На рисунке 2 показано, как авторитарные и нелиберальные практики — это разные, но частично совпадающие категории.В частности, нарушения свободы выражения мнения являются авторитарной практикой, поскольку они блокируют диалог об ответственности. В то же время они являются нелиберальными практиками, поскольку ущемляют автономию и достоинство личности.
Рисунок 2
Авторитарные и нелиберальные практики
Рисунок 2
Авторитарные и нелиберальные практики
Само собой разумеется, что нелиберальные практики не более или менее предосудительны или последовательны, чем авторитарные.Различие носит аналитический характер. Авторитарные методы направлены на то, чтобы оградить власть имущих от ответственности. Нелиберальные практики могут преследовать множество целей, включая подавление голосов тех, кто представляет угрозу для власть имущих, но также могут быть разработаны для продвижения идеологического проекта или даже для выполнения воли большинства. Показательный пример — крайне нелиберальное одобрение президентом Филиппин Дутерте убийства наркоманов. 65 Маловероятно, что потребители наркотиков представляют особую угрозу власти Дутерте.Скорее, идея о том, что потребители наркотиков опасны и менее чем люди, очевидно, пользуется значительной поддержкой на Филиппинах, и позиция Дутерте, возможно, помогла ему выиграть президентский пост. Если обвинения в употреблении наркотиков не направляются против критиков правительства, нельзя предположить, что нелиберальная практика одобрения убийства потребителей наркотиков имеет авторитарные намерения. Скорее, это типичное проявление популизма, определяемого как мажоритарный антиплюрализм. 66 Популизм может вести к нелиберальным практикам, но это ни в коем случае не единственная их причина.В то время как репрессивные меры российского правительства против гомосексуализма, например, могут быть вызваны популистскими мотивами, очень похожими на мотивы Дутерте, неоднократное заключение режима Алексея Навального в тюрьму является авторитарной попыткой заставить замолчать популярный, возможно, даже популистский, оппозиционный голос.
Иногда может существовать причинно-следственная связь: нелиберальные практики часто служат стимулом для авторитарных практик. Программа выдачи, например, была прежде всего нелиберальной практикой: так называемые «незаконные комбатанты» подвергались произвольному задержанию и пыткам.Однако ее практикующие, зная, насколько спорной будет программа пыток, старались сохранить ее в секрете — авторитарная практика. В других случаях нелиберальные методы, особенно когда они санкционированы большинством, могут совершаться совершенно открыто и открыто критиковаться, как это видно на примере убийств потребителей наркотиков на Филиппинах или обращения шерифа Джо Арпайо с заключенными и расового профилирования в Аризоне. .
Срочная повестка
Многие политологи в последнее время задаются вопросом, следует ли им действовать по-другому: занять более четкую позицию в отношении политических событий, которые вызывают у них беспокойство, более активно участвовать в публичных дебатах, приправлять свой сухой анализ эмоциональными и близкими к дому примерами, чтобы чтобы усилить свое влияние или найти способы противостоять атакам на научные знания и ученых.Все это достойные и необходимые инициативы; но мы также должны пересмотреть наш основной бизнес и подумать, подходят ли наши аналитические инструменты своему предназначению. Концептуальные инновации могут не выглядеть как политическое вмешательство, но это так. Самый важный вклад, который социологи могут внести в общество, — это делать то, что у них получается лучше всего: проводить систематические наблюдения, абстрагироваться от того, что они видят, а затем снова операционализировать абстракции, классифицировать и анализировать, чтобы отвечать на описательные, причинные и нормативные вопросы их день.
Исследования авторитаризма начались с таких ученых, как Карл Поппер и Ханна Арендт, а затем Хуан Линц и Гильермо О’Доннелл, которые анализировали ужасающие события в их собственных обществах с целью научиться противодействовать таким тенденциям. 67 Это превратилось в профессиональное исследование с выгодной позиции Запада политических систем, отличных от нашей и считающихся ниже нее. Стремясь оживить исследования авторитаризма, вернувшись к основным принципам, я определил и проиллюстрировал авторитарные и нелиберальные практики и предположил, что они теоретически различны, хотя в действительности они часто совпадают.Не только нелиберальные, но и авторитарные практики могут иметь место независимо от того, каким образом политический субъект (-ы) попал в свою (-ые) позицию (-и), поскольку авторитаризм не определяется как отсутствие свободных и справедливых выборов.
Определение, основанное на практике, позволяет нам заметить, что правительство Венесуэлы при Чавесе применяло обширные авторитарные и нелиберальные методы, в то же время признавая, что он неоднократно приходил к власти путем всенародного голосования. Точно так же мы можем постулировать без логического противоречия, что, хотя премьер-министры Моди и Орбан и президенты Дутерте и Трамп, похоже, были свободно и справедливо избраны — и могут быть переизбраны, — их правительства придерживаются авторитарных и / или нелиберальных методов.
Я также показал, что практика хранения незаконных секретов укоренилась в службах безопасности Соединенных Штатов, независимо от того, какая партия или президент находится у власти. Это не предназначено для того, чтобы указать пальцем конкретно на США, а скорее для того, чтобы показать, что авторитарные методы в определенных проблемных областях или со стороны конкретных агентств могут сохраняться в рамках устоявшихся демократий. В самом деле, как уже давно признано в критической литературе по безопасности, то, что я назвал авторитарными и нелиберальными методами, часто совпадает с обращением к проблемам безопасности. 68 Такая практика требует политологического анализа с точки зрения ее авторитарности, даже когда нет неминуемой угрозы полномасштабной смены режима.
Это концептуальное эссе — только начало. Авторитарные и нелиберальные практики должны быть лучше операционализированы, классифицированы и сопоставлены, а причинные связи должны быть установлены с другими явлениями, если мы хотим предложить способы реагирования на них. Новое определение авторитаризма и нелиберализма с точки зрения практики позволяет нам вернуть домой накопленные нами знания о том, как работает авторитаризм.Обращая взор на наши собственные общества, мы можем понять, как авторитарные и нелиберальные практики развиваются и развиваются внутри демократий и в транснациональных условиях; мы можем начать видеть, в каких обстоятельствах они процветают и как им лучше всего противостоять.
Заметки автора
© Автор (ы) 2018. Опубликовано Oxford University Press от имени Королевского института международных отношений.
Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с условиями лицензии Creative Commons Attribution License (http: // creativecommons.org / licenses / by / 4.0 /), который разрешает неограниченное повторное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии правильного цитирования оригинальной работы.Что такое авторитаризм… и чем он не является: * практическая перспектива | Международные отношения
Аннотация
В этой статье освещаются три основные проблемы, связанные с нынешними концепциями авторитаризма: они составляют негативную или остаточную категорию, чрезмерно сосредоточены на выборах и предполагают, что авторитаризм обязательно является явлением на уровне государства.Такая «классификация режимов» не может помочь нам разумно прокомментировать обеспокоенность общественности тем, что такие политики, как президент Родриго Дутерте, премьер-министр Нарендра Моди, премьер-министр Виктор Орбан или президент Дональд Трамп, по сути, являются «авторитарными» лидерами. В этой статье предлагается, чтобы у политологов были лучшие инструменты для различения современных угроз демократии и интерпретаций, проникнутых леволиберальными предрассудками, исследования авторитаризма должны быть переориентированы на изучение авторитарных, а также нелиберальных практик , а не справедливости только национальные выборы.В статье определяются и иллюстрируются такие практики, существующие в авторитарном, демократическом и транснациональном контекстах. Сравнительный анализ авторитарных и нелиберальных практик поможет нам понять условия, в которых они процветают, и как им лучше всего противостоять.
Ни один читатель политических комментариев в последние годы не мог не заметить озабоченность, возможно, даже панику, по поводу глобальной волны авторитаризма, которая теперь может затронуть даже устоявшиеся демократии. «Как построить автократию» было зловещим названием передовой статьи Дэвида Фрума в The Atlantic , в которой утверждалось, что существуют условия для «демократического отката»… «по пути к нелиберализму» в Соединенных Штатах. 1 Индийский независимый новостной сайт The Wire предупреждает американцев, что Индия под властью партии Бхаратия Джаната (BJP) является примером того, как «неавторитарное государство может практиковать повседневные акты авторитаризма». 2 А Кен Рот, директор Human Rights Watch, предупредил о «новом поколении авторитарных популистов», назвав демократически избранных лидеров, таких как президент Филиппин Дутерте, премьер-министр Венгрии Орбан и премьер-министр Индии Моди, на одном дыхании с автократами. таких как Си Цзиньпин из Китая, Путин из России и Асад из Сирии. 3 Другие называют таких, как Дутерте, Орбан и Моди, «нелиберальными» лидерами. 4
Эти комментаторы кое-что понимают. Их опасения широко разделяются и законны. Но профессиональные политологи мало что могут сказать о том, существуют ли в демократическом обществе такие вещи, как «повседневные акты авторитаризма» или «автократическое лидерство», и если да, то как они будут выглядеть. Они разработали изощренный анализ качества демократии и некоторые предупреждающие сигналы «отката демократии» к авторитарному правлению. 5 Но им — нам — не хватает словаря и инструментов, чтобы дать ясный, основанный на исследованиях анализ этих явных явлений авторитаризма и нелиберализма в рамках устоявшихся демократий. Они могут многое сказать о том, почему избираются такие лидеры, как Дутерте, Моди, Орбан или Трамп, но очень мало о том, как оценивать то, что они делают после прихода к власти. Они также не могут ответить на публичные обвинения в том, что МВФ или ВТО неподотчетны и нуждаются в демократизации, 6 или что цифровое наблюдение, подобное тому, которое практикуется Агентством национальной безопасности США (АНБ) и раскрывается утечками Сноудена, авторитарно в Оруэлловское чувство.Однако без такого анализа, без реального понимания того, как авторитаризм или нелиберализм может выглядеть в демократическом или транснациональном контексте, мы не знаем, в чем именно заключается проблема, каковы текущие тенденции и как эти тенденции могут быть связаны с другими. последние тенденции, такие как популизм, ксенофобия и нативизм.
Почему политологи разработали такие шоры и как их снимать? В академической литературе «авторитарный» означает две совершенно разные вещи.В сравнительной политике это относится к режиму, который не организует периодические свободные и справедливые выборы. Такие классификации типов режимов говорят нам, что такие лидеры, как Дутерте, Моди, Орбан и Трамп, были (относительно) свободно и справедливо избраны, так что, если они не распустят парламент или не украдут выборы, их соответствующие режимы не заслуживают формальной классификации как авторитарные. В политической психологии авторитаризм — это психологический профиль людей, характеризующийся стремлением к порядку и иерархии и страхом перед посторонними.Теория авторитарной личности может рассказать нам о вероятных корреляциях между приверженностью тому, что они называют авторитарными ценностями, и поведением при голосовании. 7 Но он не ставит своей целью исследовать, что лидеры, избранные этими «авторитарными» избирателями, делают после прихода к власти.
Ни классификация режимов, ни теория авторитарной личности не помогают нам разумно прокомментировать опасения, что Дутерте, Моди, Орбан и Трамп могут быть «авторитарными» или «нелиберальными» лидерами. Может ли за такими вердиктами политических комментаторов, журналистов или активистов еще быть суть, которую мы, политологи, не понимаем? В настоящее время нам не хватает инструментов, чтобы различать реальные угрозы демократии и интерпретации, проникнутые леволиберальными предрассудками, потому что мы не смогли определить или операционализировать «авторитаризм» или «нелиберализм» таким образом, чтобы они соответствовали здравым смыслам, которые журналисты и граждане свободно используют. .Мы должны иметь возможность судить об «авторитарности» правительств не только по тому, как они пришли к власти, или по предполагаемым личностным характеристикам электората, но и по тому, что они делают, оказавшись у власти.
Я буду утверждать, что вместо того, чтобы сосредотачиваться исключительно на авторитарных режимах или авторитарных личностях, мы должны изучать (то есть определять, вводить в действие, наблюдать, классифицировать, анализировать) авторитарные и нелиберальные практики . Сосредоточение внимания на практике имеет дополнительное преимущество, так как помогает нам выйти за рамки контекста одного государства и признать такие явления, как транснациональный нелиберализм или авторитарное партнерство между государственным и частным секторами.Ниже я продемонстрирую, с какими аналитическими проблемами мы сталкиваемся, обсудим, как политическая наука стала настолько близорукой в своем исследовании авторитаризма, и предложу, как практическая перспектива может обеспечить более социально значимое и резонансное понимание авторитаризма и нелиберализма. Я буду определять авторитарные практики как модели действий, которые саботируют подотчетность людям, над которыми политический деятель осуществляет контроль, или их представителям посредством секретности, дезинформации и подавления голоса.Они отличаются от нелиберальных практик, которые относятся к шаблонным и организованным посягательствам на индивидуальную автономию и достоинство. Хотя эти два вида практики часто сочетаются в политической жизни, разница заключается в типе нанесенного вреда: авторитарные практики в первую очередь представляют собой угрозу демократическим процессам, в то время как нелиберальные практики — это в первую очередь проблема прав человека. 8 Я заканчиваю несколькими словами о том, что необходимо сделать, чтобы политологи могли лучше выявлять и анализировать авторитарные и нелиберальные практики и, таким образом, лучше информировать свое общество, когда их демократические основы оказываются под угрозой.
Диагностика дисциплинарных шор
Чтобы показать несоответствие между инструментами политологии и реальной политикой, давайте сначала рассмотрим Венесуэлу. В 2006 году Уго Чавес был переизбран президентом с большим перевесом, что было подтверждено международными наблюдателями за выборами. Убедительно выиграв референдум по отмене ограничения президентских полномочий двумя сроками подряд, Чавес снова баллотировался в 2012 году и снова победил со значительным отрывом. В течение всего периода пребывания Чавеса у власти лидеры оппозиции подвергались преследованиям, а работа активистов гражданского общества и журналистов затруднялась; некоторые были заключены в тюрьму.После смерти Чавеса его преемник Николас Мадуро с небольшим перевесом выиграл президентский пост в опросе, проведенном в 2013 году на фоне насилия на выборах. В декабре 2015 года оппозиция выиграла парламентские выборы и заняла свои места, но с тех пор Мадуро распустил Национальное собрание и заменил его новым Учредительным собранием после выборов, бойкотированных оппозицией. 9 Политологи пытались классифицировать Венесуэлу. Чейбуб, Ганди и Вриланд, используя данные до 2009 года, классифицируют Венесуэлу как демократию с 1959 года, тогда как Геддес, Франц и Райт классифицируют ее как персональную диктатуру с 2006 года.Индекс Polity колеблется: Венесуэла опустилась ниже отметки демократии (+6) в 2006 году, году обвального падения Чавеса, а в 2009 году упала с +5 до −3; но в 2013 году, когда состоялись неоднозначные выборы Мадуро, он снова поднялся до +4. Страновед Хавьер Корралес, напротив, считает, что медленный переходный период завершится полным авторитаризмом к октябрю 2016 года. 10 Так была Венесуэла авторитарной при Чавесе или нет? И стало ли оно более или менее авторитарным при Мадуро? Или все это время это была нелиберальная демократия?
Теперь давайте рассмотрим менее очевидный случай, политику, а не страну: в частности, политику выдачи.Под этим я имею в виду тайные задержания и допросы так называемых вражеских комбатантов, проводимые Центральным разведывательным управлением США (ЦРУ), но осуществляемые различными национальными вооруженными силами, полицией и спецслужбами в разных странах с 2002 года. to 2008. 11 В настоящее время общепризнано, что программа выдачи нарушила права человека заключенных, которые почти без исключения были неамериканцами. Администрация США держала эту политику в секрете даже от членов комитетов по разведке Конгресса. 12 Администрация Буша, которая в конечном итоге отвечала за эту политику, была, конечно, демократически избранной. Возможно, оно не было полностью осведомлено о политике ЦРУ или не контролировало ее. Было бы странно называть администрацию Буша авторитарным режимом из-за программы выдворения. Должны ли мы сделать противоположный вывод, что, поскольку правительство было избрано свободно, оно не может заслуживать ярлыка «авторитарное», даже если демократический надзор явно ниспровергается в связи с выдачей властей? И мы должны только спросить, подлежала ли политика выдачи контролю со стороны представителей американских человек? Или сами заключенные и их представители (например, их адвокаты) также имеют отношение к определению того, что считается авторитарным? А как насчет других граждан, на почве которых происходили тайные задержания и пытки? Этот пример примечателен тем, что ЦРУ могло экстерриториализировать свою деятельность именно для того, чтобы помешать национальному демократическому и судебному надзору. 13
Неспособность политологии дать четкие ответы на такие вопросы объясняется тремя основными проблемами нашего нынешнего образа мышления. Во-первых, авторитаризм на самом деле является негативной категорией, не имеющей собственного определения. Во-вторых, чрезмерное внимание к выборам в то время, когда связь между голосованием на выборах и фактическим влиянием на формирование политики широко сомневается как гражданами, так и политологами. Третье — это предположение, что авторитаризм — это структурное явление, находящееся только на уровне национального государства.
Вакуум в активной зоне
Особенность исследования авторитаризма состоит в том, что оно не начинается с определения своего собственного основного предмета. Термин впервые получил широкое концептуальное внимание как категория между тоталитаризмом и демократией в классической книге Линца «Тоталитарные и авторитарные режимы » 1975 года. 14 Линц задал тон многим последующим исследованиям, которые характеризуют авторитаризм, во-первых, как недостаток демократии, а во-вторых, как контейнерную концепцию, которая получает содержание только в своих подкатегориях. 15 Большая аналитическая работа была проделана по некоторым из этих подкатегорий, 16 , но они мало помогают в определении «авторитаризма» как такового.
Пытаясь исследовать все авторитарные режимы, а не только их подгруппы, исследователи авторитаризма все еще прибегают к классическим определениям демократии , сформулированным Шумпетером или Далем, чтобы очертить область своей деятельности. Шумпетер назвал демократию «институциональным механизмом для принятия политических решений, при котором отдельные лица получают право принимать решения посредством конкурентной борьбы за голосование народа», или, если кратко, «свободной конкуренцией за свободное голосование». 17 Таким образом, авторитаризм характеризуется просто отсутствием свободной и честной конкуренции. Идеи Даля лежат в основе более всеобъемлющего определения, согласно которому демократия не сводится исключительно к выборам, но также предполагает уважение к свободе выражения мнений, доступу к информации и свободе объединений. 18 В более широком смысле, авторитарные режимы — это те, которые не могут организовать свободные выборы и , не соблюдают эти свободы. Формулировка на основе Даля дает немного больше информации о том, что такое авторитаризм на самом деле, а также дает больше информации о промежуточных типах, иногда называемых гибридными режимами или дефектными демократиями.Но «ядро по-прежнему остается вакуумом», 19 , поскольку определение по-прежнему основывается на отсутствии, на отсутствии выборов и свобод, а не на позитивном определении того, что такое авторитаризм на самом деле и что он делает.
Не только выборы
Наличие или отсутствие свободных и справедливых выборов считается основным критерием определения того, является ли государство авторитарным или демократическим. Но это овеществление выборов, которое никогда не бывает полностью беспроблемным, сегодня менее актуально, чем когда-либо.Исследователи авторитаризма посвятили много энергии одной стороне проблемы, а именно преобладанию в мире государств, которые проводят выборы с некоторым элементом конкуренции, но с тем, что Левицкий и Уэй назвали «неравным игровым полем». 20 Но эта литература о «реальных, но несправедливых» выборах остается изолированной от недавних работ о недостатках и ограничениях выборов в устоявшихся западных демократиях. Исследователи авторитаризма, похоже, не принимают всерьез аналитическую связь с демократией, на которой основываются их негативные определения.Ведущие исследователи авторитаризма, такие как Чейбуб, Ганди и Вриланд, пишут, что «выборы позволяют гражданам влиять на политику посредством своего контроля над лидерами», 21 , в то время как Геддес, Райт и Франц утверждают, что в демократических странах «правящая коалиция из 50 процентов (плюс ) избирателей могут обложить налогом тех, кто не входит в коалицию, чтобы распределять выгоды среди тех, кто находится внутри ». 22 Но их категоризация авторитарных и демократических государств с помощью фиктивной переменной, зависящая от состязательных выборов, не начинает проверять, действительно ли граждане имеют возможность влиять на политику или организовывать распределение.У этих авторов есть слепое пятно для широко распространенного скептицизма, как среди ученых западных демократий, так и среди их широкой общественности, относительно того, действительно ли выборы являются средством изменения политики в ответ на популярный спрос. 23 Хотя исследователи демократии расходятся во мнениях относительно степени и причин растущего общественного недоверия к политикам и политическим партиям в последние десятилетия, они в целом согласны с тем, что это реальное явление. 24 Снижение явки избирателей и, в последнее время, поворот к популистским кандидатам и партиям объясняется именно этим скептицизмом.Действительно, некоторые авторы начали утверждать, что может иметь место сближение между ранее совершенно разными авторитарными и демократическими национальными правительствами. 25 Дело не в том, что свободные и честные выборы потеряли смысл. Но исследователи демократии уже давно перестали определять демократию только по наличию свободных и справедливых выборов, 26 и исследователи авторитаризма должны перестать определять авторитаризм просто по их отсутствию.
Вместо этого мы должны поразмышлять о том, что выборы изначально означали при разделении на демократию / авторитарность: то есть подотчетность правителей демос .Действительно, подотчетность, а не выборы, была основной концепцией демократии, разработанной Шмиттером и Карлом в контексте демократизации после 1989 года: «Современная политическая демократия — это система управления, при которой правители несут ответственность перед обществом, действуя косвенно через конкуренцию и сотрудничество их избранных представителей ». 27 В более поздней статье Шмиттер прямо опускает слово« избранный »перед представителями, открывая путь для включения более неформальных типов представительства в качестве механизмов подотчетности. 28 Акцент на подотчетности все же может включать выборы как частый — и обычно в некоторой степени действенный — механизм подотчетности, но это не будет объединять показатель с категорией.
Много было написано об альтернативных формах подотчетности в отсутствие выборов, особенно на уровнях, отличных от государства. Такие формы часто выявляются на местном уровне, где механизмом обеспечения подотчетности могут быть неформальные институты, гражданское общество, СМИ или даже само центральное государство, которое может обратиться к местным структурам подотчетности как к средству решения проблем своего собственного принципала-агента. проблема по отношению к местным чиновникам. 29 Точно так же существует литература о подотчетности через гражданское общество на транснациональном уровне. 30 Глубина и значение этих альтернативных форм подотчетности, как и должно быть, вызывают много споров. Дело здесь не в том, чтобы определить, какие типы или условия подотчетности могут считаться достаточно демократическими, а в том, чтобы определить, что будет считаться определенно авторитарным. Концепция «светофора», согласно которой государства являются демократическими, когда они проводят свободные и справедливые выборы, и авторитарными во всех остальных случаях, нам не помогает.Вместо этого мы должны искать активную практику подрыва или саботажа подотчетности, а не отсутствие свободных и справедливых выборов как ключевую черту авторитаризма. Такой саботаж будет проявляться в политических практиках , не обязательно в конституционных мерах.
От типов национальных режимов к политическим практикам
Третье слепое пятно в исследованиях авторитаризма — это неспособность заметить влияние глобализации на политику.Исследования авторитаризма в подавляющем большинстве случаев предполагают, что соответствующая арена для изучения политики, авторитарной или демократической, является национальной. Так было не всегда. У отцов-основателей авторитаризма и исследований демократии был гораздо более широкий кругозор. Гарри Экштейн и Тед Гурр, стоявшие у истоков проекта Polity, изначально стремились выявить «авторитетные модели социальных единиц», которые в принципе могут включать любую единицу, от нуклеарной семьи до международной организации. 31 Роберт Даль в своей ранней работе также рассматривал условия для демократии в «социальной организации», 32 , которая отнюдь не обязательно была национальным государством. Доминирование государства в политическом воображении вместе с количественной склонностью к единицам «страна-год» может объяснить, почему основополагающие идеи авторитаризма и демократии были сужены до исключительно государственного фокуса. Сегодня эта узкая направленность мешает решить некоторые из наиболее насущных проблем нашего времени.
Ученые демократического Запада, а также развивающихся стран тщательно исследовали, как, почему и в какой степени «автономия демократически избранных правительств была и все больше ограничивается источниками неизбираемой и непредставительной экономической власти». 33 Эту загадку ярко проиллюстрировал греческий долговой кризис. Греческий народ неоднократно имел возможность выбирать между разными партиями на свободных и справедливых выборах в период с 2011 по 2015 год и в разное время делал разные выборы.Но даже после того, как радикальная левая партия Syriza одержала убедительную победу на платформе пересмотра условий выплаты долга страны, позиция Греции на переговорах существенно не изменилась, и Syriza в конечном итоге приняла условия, которые в значительной степени сохранили меры жесткой экономии. Национальные выборы имели ограниченное значение для введения политики жесткой экономии в отношении греков в последние годы, поскольку реальный источник политики не был национальным. Это была, скорее, так называемая «тройка» (Европейская комиссия, Европейский центральный банк и МВФ), которая не имела мандата избирателя.Ситуация в Греции может быть крайним случаем, и некоторые могут найти вывод Дэвида Хелда о том, что «некоторые из наиболее фундаментальных сил и процессов, определяющих природу жизненных шансов внутри и между политическими сообществами, в настоящее время находятся за пределами досягаемости национальных государств», 34 завышено. Но утверждение о том, что автономия государства распространилась, и что международная система перешла к многоуровневым, иногда перекрывающимся или конкурирующим, механизмам управления, было подтверждено во многих направлениях современной политической научной литературы, включая государственную политику, международные отношения, политическую экономию и т. Д. демократическая теория. 35
Если серьезно отнестись к этому утверждению, естественно возникает вопрос, могут ли и как новые формы авторитаризма проявить себя на уровнях ниже, выше или за пределами государства. Приведу лишь один пример. Известно, что ЕС страдает от дефицита демократии. Но следует ли из этого, что он авторитарный или может быть? Или что условия кредита МВФ или арбитражные решения ВТО, которые часто называют необъяснимыми, являются авторитарными? Даже для того, чтобы иметь возможность ответить на такие вопросы, мы должны думать об авторитаризме таким образом, чтобы этот ярлык в принципе мог применяться к транснациональным структурам управления, но это не будет автоматически следствием отсутствия выборов.
В целом, чтобы понять современную политику, нам нужно определение авторитаризма, которое является существенным и динамичным, а не негативным и системным; это сосредоточено на саботаже подотчетности, а не только на качестве выборов; и это поддается оценке политических институтов внутри, ниже или за пределами государства. Следовательно, определение, ориентированное на практику, а не определение, ориентированное на систему, лучше подходит для понимания авторитаризма сегодня и для ответа на насущные вопросы общества по этому поводу.
Авторитарные и нелиберальные практики
Перспектива практики
Практики — это, попросту говоря, «шаблонные действия, встроенные в определенные организованные контексты». 36 По словам Теодора Шацки, одного из их главных теоретиков, «практические подходы могут… анализировать (а) сообщества, общества и культуры, (б) правительства, корпорации и армии, и (в) господство и принуждение как особенности совокупностей или явлений, установленных и воплощенных в практике.’ 37 Философы, социологи и теоретики культуры все обратились к концептуализации «практик» немного по-разному, по несколько разным причинам. Я выделю здесь только две важные и почти универсально согласованные особенности практик.
Во-первых, практики — это гораздо больше, чем действия или поведение отдельного человека, но гораздо меньше, чем государственная структура. Сосредоточение внимания на практике позволяет отказаться от обозначения только «режимов» как авторитарных, признавая, что в современной политике механизмы управления могут быть более гибкими.Таким образом, мы можем представить себе (и, следовательно, определить определяющие черты) авторитарных практик, существующих в Индии, США или ЕС. В то же время практики не сужают внимание к личности. 38 В то время как политология может быть слишком озабочена государственными структурами, в просторечии мы иногда попадаем в противоположную ловушку, обращаясь к таким людям, как Моди или Трамп, как если бы они были всемогущими и единственно ответственными за всю политическую жизнь внутри и исходящую из их соответствующие состояния.
Глобальная программа цифрового наблюдения Агентства национальной безопасности США (АНБ), обнародованная через разоблачения Сноудена, прекрасно иллюстрирует, что составляет практику. В течение ряда лет АНБ собирало огромные объемы данных в основном о гражданах, не являющихся гражданами США, с помощью различных методов, включая перекачку данных с наземных и подводных кабелей, приказы компаниям обмениваться метаданными, использование вредоносных программ и давление на поставщиков, чтобы те устанавливали « лазейки » в свою продукцию. Эта практика не была связана конкретно с одной администрацией: в то время как различные подпроекты, такие как XKeyscore и PRISM, по-видимому, были инициированы Джорджем У.Буш, 39 , они продолжались при администрации Обамы, а Закон о поправках к FISA 2008 года, который разрешал АНБ, в принципе, контролировать электронные сообщения иностранцев за границей, был продлен в 2012 году. 40 Программа поддерживалась годами, ну что ж. задокументировано и в некоторой степени транснационально, причем особенно тесно сотрудничают Штаб связи правительства Великобритании и Управление связи Австралии. 41 К его реализации были привлечены сотни человек. 42
Это подводит нас ко второй полезной общности в теории практики: ее упор на организационный и социальный контекст. Согласно Шацки, «практика — это набор действий и высказываний, организованный совокупностью пониманий, набором правил». 43 Это перекликается с тем, что мы знаем из тематических исследований авторитарных режимов. Люди не подчиняются изолированному диктатору из чистого страха и не сотрудничают с ним из чистой жадности или жажды власти. У них формируется общее понимание того, как все делается в их социальном контексте, независимо от того, искренне ли они верят в легитимные нарративы правительства, или просто прагматики, или что-то среднее между ними.Действительно, в то время как теория практики редко прямо упоминается в исследованиях авторитаризма, 44 во многих отличных исследованиях, ориентированных на страны или регионы, неявно используется подход, ориентированный на практику. Стерн и О’Брайен, например, обнаруживают, что политизированные граждане Китая постоянно получают и интерпретируют «смешанные сигналы» о том, что можно, а что недопустимо, — наблюдение, которое предполагает, что «китайское государство, даже в его наиболее репрессивной форме, не является таким целеустремленный, как его иногда изображают », но вместо этого состоит из« мешанины разрозненных актеров »с очень разными способами действий. 45 Слейтер и Феннер, опираясь на примеры из разных стран, проводят тщательное различие между «государственным аппаратом» и «его операторами», 46 и утверждают, что сильные государственные институты могут быть замечательным ресурсом для эффективных авторитарных практик. например правящими партиями. Хейдеманн и Лендерс настаивают на том, что переход от целостного анализа режима к исследованию авторитарной практики судебной, социальной политики или религиозных институтов в Сирии и Иране необходим для анализа того, что они называют «рекомбинантным авторитаризмом». 47 Рассматривая возможность «авторитарности» в Венгрии или Соединенных Штатах, мы не должны зацикливаться только на личностях Орбана или Трампа, но в равной степени учитывать необходимые «действия и высказывания» групп политиков, гражданских лиц. служащие и общественные деятели на разных уровнях, которые с ними связаны. Это было общее понимание внутри и за пределами разведывательного сообщества относительно того, что является необходимым и допустимым сбором данных для национальной безопасности, что сделало возможной практику наблюдения АНБ.
Авторитарные практики
Что же такое авторитарные практики? Существует риск расширить этот термин, чтобы охватить все политические явления, которые оказывают негативное влияние на жизнь людей, включая дискриминацию, насилие, коррупцию или неравенство. Это было бы бесполезно с аналитической точки зрения. Как я предлагал выше, мы должны переориентировать наше понимание авторитаризма с неспособности провести выборы на саботаж подотчетности . Более пристальный взгляд на значение самой ответственности должно прояснить, что означает саботаж и почему это важно.
Согласно скупому и широко цитируемому определению, «подотчетность — это отношения между субъектом и форумом, в которых субъект обязан объяснить и оправдать свое поведение, форум может задавать вопросы и выносить суждения, а актер может столкнуться с последствиями ». 48 Причины оценки подотчетности, если их перевернуть, проливают свет на то, что большинство из нас интуитивно называет «авторитаризмом», и почему мы считаем это нормативной проблемой. Согласно Рубинштейну, по сути, «подотчетность дает возможность — точнее, она помогает составить — недоминирование ». 49 Далее она перечисляет его достоинства: усиление соблюдения основных и процедурных правил политическими деятелями, продвижение предпочтений и гражданских добродетелей тех, перед кем возложена ответственность, и предоставление полезной информации всем, кого это касается. Бовенс также различает демократический, конституционный и обучающий аспекты подотчетности. 50 Авторитарные практики допускают господство: они влекут за собой существенное и процедурное нарушение правил, вмешиваются в предпочтения и подавляют гражданские добродетели тех, перед кем лежит ответственность, и строго контролируют информационные потоки.
Авторитарные практики саботажа подотчетности не следует приравнивать к простому отсутствию подотчетности, которое может быть вызвано отсутствием возможностей или может быть институциональным. С политической точки зрения можно было бы назвать это «авторитаризмом», чтобы уточнить точку зрения, но с аналитической точки зрения это привело бы нас к отрицательному определению. Напротив, расследование активных практик подотчетности и саботажа как ядра авторитаризма особенно актуально сегодня, потому что, в отличие от нескольких веков назад, дискурсы и институты подотчетности теперь повсеместны и часто имитируются.У большинства авторитарных режимов сегодня есть парламент, конституционный суд и, возможно, даже псевдоплюралистические СМИ, что делает аналитические инструменты, которые могут различать несовершенные механизмы подотчетности и фактическое подрывание подотчетности, тем более важным.
Не все виды ответственности относятся к авторитаризму. От латинского auctoritas , означающего «власть», авторитаризм предполагает власть. В частности, он предполагает социальную единицу, в которой одни контролируют других.Таким образом (с точки зрения практической власти, если не обязательно конституционных договоренностей) отношения между субъектом и форумом, который саботируется, — это отношения снизу вверх, а не снизу вверх, бюрократическая или коллегиальная подотчетность. Рассмотрение авторитаризма с точки зрения саботажа подотчетности позволяет избежать традиционного «другого» подтекста этого термина. Фактически существующие демократии сами по себе являются формами господства и никогда не несут полной ответственности. Демократические государства также могут нуждаться в демократизации, даже если они не находятся в процессе «отката назад». 51
Сосредоточение внимания на реальном контроле над другими также позволяет различать транснациональные практики, не прибегая к надуманным представлениям о саботаже подотчетности по отношению к всем гражданам мира. Люди, над которыми государственные субъекты осуществляют контроль, обычно являются либо гражданами, либо людьми в пределах границ этого государства, но иногда существует физический контроль, и может быть подотчетный саботаж без того и другого. В приведенном примере ЦРУ в сотрудничестве с другими службами безопасности явно контролировало «незаконных комбатантов», которые не были ни гражданами США, ни находились в пределах США.В таком случае к ответственности привлекаются и могут быть саботированы против граждан США, которые имеют право знать, что делают их государственные органы, самих жертв выдачи и их представителей, а также жителей штатов, на территории которых на территории имели место тайные задержания и пытки. Другим примером может служить экстерриториальная практика авторитарных режимов, таких как Эритрея, Иран, Сирия и различные государства Центральной Азии, которые включают физическое и цифровое преследование их критиков в диаспоре. 52
Итак, резюмируя приведенный аргумент: для того, чтобы удовлетворить сегодняшние аналитические потребности, определение авторитарных практик должно: (а) подходить к авторитаризму как к существенному явлению, а не просто как к недостатку демократии; (б) отойти от выборов как основного пробного камня; и (c) отражать характер авторитаризма, когда он больше не обязательно воплощается и осуществляется только национальными правительствами государств. Авторитарные практики предполагают нисходящие отношения, когда задействованный в них политический деятель имеет контроль над людьми, которых они затрагивают.Основываясь на этих критериях, я определяю авторитарную практику как модель действий, встроенных в организованный контекст, саботаж подотчетности перед людьми («форумом»), над которыми политический деятель осуществляет контроль, или их представителями, лишая их доступа к информацию и / или отключение их голоса.
Как показано на рисунке 1, авторитарные практики являются проявлением предотвращения диалога между властным субъектом и форумом. Сохранение в секрете действий и решений на форуме исключает диалог, блокируя доступ к информации.Должно быть ясно, что не все формы секретности в политике представляют собой саботаж ответственности. При определенных обстоятельствах политическая тайна может быть законной при условии, что сама процедура определения исключений из публичности должна быть публичной. Конфиденциальный обмен информацией с назначенными представителями форума также может быть законной альтернативой полной гласности. 53 В большинстве парламентов, например, есть секретный комитет по разведке, где избранная группа парламентариев будет проинформирована о вопросах разведки, которые открыто не обсуждаются с другими представителями, не говоря уже о широкой общественности.Несомненно, существуют тяжелые случаи, но для разборчивых авторитарных методов следует сосредоточить внимание на простых: схеме отключения информации, а не исключительных инцидентах или хорошо регулируемой секретности, связанной с прозрачными процедурами. Программа ЦРУ по выдаче лиц выдержала бы это испытание: в ряде случаев администрация Буша отказала в передаче соответствующих меморандумов и другой информации, запрошенной членами комитетов по разведке Палаты представителей и Сената, или отрицала их существование, а в 2005 году не смогла раскрыть многие соответствующие документы. документы в ответ на постановление суда. 54
Рисунок 1
Саботаж подотчетности
Рисунок 1
Саботаж подотчетности
Доступ к информации также затрудняется, когда форуму преднамеренно предоставляется неточная информация. Конечно, политики все время вертятся, извращаются и уклоняются от правды. Но дезинформация — это больше, чем случайное приукрашивание фактов. Одноразовая политическая ложь не является авторитарной практикой, но вполне может подойти модель, в которой несколько людей, облеченных властью, в разное время представили неточную информацию.Например, утверждение президента Трампа о том, что на его инаугурацию была рекордная посещаемость, не следует рассматривать как обоснованное или достаточно важное, чтобы считаться закономерным. Но утверждения о том, что миллионы нелегальных мигрантов обманным путем проголосовали на президентских выборах в США, будут примером более устойчивой модели. Эти обвинения сначала были озвучены во время предвыборной кампании Трампа, 55 , а затем неоднократно озвучивались самим президентом, 56 , его пресс-секретарем, 57 и старшим советником Белого дома Стивеном Миллером; 58 , наконец, они стали предметом расследования, которое возглавил вице-президент Майк Пенс. 59 Вряд ли есть необходимость констатировать современную актуальность авторитарных практик во времена политики «постправды» и альтернативных фактов. Как схематично показано на рисунке 1, и секретность, и дезинформация блокируют коммуникационный поток от властей к форуму.
Другой формой подрыва ответственности является отключение голоса. Это нарушает диалогический поток в другом направлении, от форума к актеру. Критические вопросы могут быть обескуражены, а вопрошающие запуганы, наказаны или подкуплены.Или может быть, что критика, «вынесение суждения» о поведении актера, затруднена. Эта конкретная форма саботажа подотчетности наиболее легко узнаваема теми, кто изучает авторитарные режимы: мы сразу же склонны думать о свободных и справедливых выборах как о средстве вынесения суждений, а противодействие им как об авторитаризме.
Но голос может быть гораздо больше, чем голос. Вынесение приговора происходит не только у урны для голосования, но также может принимать форму журналистики, отчетов НПО, проповедей или песен в стиле рэп.Лишение форума возможности выносить суждения может проявляться как вмешательство в свободные и справедливые выборы, но также как цензура или произвольное вмешательство в дела критики определенного действия или решения. Те, кто задает вопросы, и критики могут быть обычными людьми или профессиональными вопрошающими и критиками, такими как парламентарии, журналисты, правозащитники или другие активисты. Или они могут даже быть внутренними критиками, такими как действительные или потенциальные информаторы.
Венгерский закон о СМИ от 2010 года, которым был учрежден надзорный орган, контролируемый государством, является хорошим примером.Учреждение формально не занимается цензурой, но имеет право налагать недопустимо высокие штрафы на радио и телеканалы. Под контролем контролируемого партией органа с широкими полномочиями и в сочетании с предвзятыми процедурами торгов, он оказал сдерживающее воздействие на венгерские СМИ. 60 Массовая отмена правительством Индии разрешений для НПО на получение лицензий на иностранное финансирование — еще один пример меры, направленной на то, чтобы лишить критики голоса. 61 Венесуэла сделала и то, и другое: при Чавесе она национализировала телевизионные станции и приняла ограничительные законы о СМИ, а также запретила иностранное финансирование НПО, а при Мадуро она продолжала, а иногда и расширяла эту практику. 62
Все эти примеры были хорошо задокументированы, и юристы указали на то, что такая практика нарушает международные обязательства соответствующих стран в области прав человека. Но политологи склонны рассматривать такую практику в первую очередь в связи со свободой и справедливостью выборов или с такими идеологиями, как популизм. Они не рассматривают их как потенциально «авторитарные» практики сами по себе. Система подотчетности и саботажа позволяет нам это делать.Он не классифицирует правительства или институты систематически как «авторитарные» или «неавторитарные», а вместо этого применяет этот термин к конкретным практикам, которые могут быть более или менее присущи общему способу управления.
Нелиберальные практики
Некоторые читатели могут здесь отметить отсутствие элементов, которых они ожидали в определении авторитаризма, таких как нарушение прав человека. Подобно тому, как некоторые политологи считают полезным различать простую демократию и либеральную демократию, я делаю различие между авторитарной практикой и нелиберальной практикой.Проведение таких теоретических различий может показаться академическим перед лицом угроз демократии, гражданскому обществу и правам человека. Но важно именно тогда, когда звонят либеральные сигналы тревоги и накаляются эмоции, чтобы провести четкие аналитические различия, чтобы лучше понять явления, свидетелями которых мы являемся.
Авторитарные практики, по своей сути, связаны с саботажем подотчетности. Иногда они нарушают индивидуальные политические права. Но целый ряд других прав носит скорее либеральный, чем политический характер.Согласно Фариду Закарии, конституционный либерализм «относится к традиции, глубоко укоренившейся в западной истории, которая стремится защитить автономию и достоинство человека от принуждения, независимо от его источника, государства, церкви или общества». 63 Можно усомниться в утверждении Закарии о глубине этой традиции на Западе и ее предполагаемом отсутствии где-либо еще в свете колониальной истории и современных событий, но с аналитической точки зрения полезно определить нелиберализм как явление, отличное от авторитаризма. .На уровне государств это различие может также способствовать нашему анализу так называемых «гибридных» режимов. Сейчас хорошо известно, что гибридность не одномерна, поскольку различные авторы проводят различие между электоральным и либеральным измерениями. 64 Но гибридность по любому из этих параметров все еще измеряется с точки зрения демократии и поэтому классифицируется как недостаточная эффективность, а не рассматривается с точки зрения активных практик и изучается исключительно на национальном уровне.
Я определяю нелиберальную практику как модель действий, встроенных в организованный контекст, посягающих на автономию и достоинство человека. К классу нелиберальной практики относятся модели вмешательства в юридическое равенство, обращение в суд или признание перед законом; нарушение свободы выражения мнения, права на справедливое судебное разбирательство, свободы религии и права на неприкосновенность частной жизни; и нарушения прав на физическую неприкосновенность.
Разграничение авторитарной и нелиберальной практики не является зеркальным отражением различия, которое часто проводится между свободными и справедливыми выборами и разделением властей. Разделение властей служит той же цели, что и свободные и справедливые выборы: подотчетности.Таким образом, подрыв разделения властей, как и фальсификация выборов, носит авторитарный характер. Различные формы обхода парламента, будь то секретность или совершенно открыто, посредством неограниченного президентского указа, также должны (при их использовании) считаться авторитарной практикой, поскольку они отключают одну из наиболее важных форм вынесения суждений — парламентский надзор. То же самое верно, когда судебный надзор нарушается, искажается или игнорируется. На рисунке 2 показано, как авторитарные и нелиберальные практики — это разные, но частично совпадающие категории.В частности, нарушения свободы выражения мнения являются авторитарной практикой, поскольку они блокируют диалог об ответственности. В то же время они являются нелиберальными практиками, поскольку ущемляют автономию и достоинство личности.
Рисунок 2
Авторитарные и нелиберальные практики
Рисунок 2
Авторитарные и нелиберальные практики
Само собой разумеется, что нелиберальные практики не более или менее предосудительны или последовательны, чем авторитарные.Различие носит аналитический характер. Авторитарные методы направлены на то, чтобы оградить власть имущих от ответственности. Нелиберальные практики могут преследовать множество целей, включая подавление голосов тех, кто представляет угрозу для власть имущих, но также могут быть разработаны для продвижения идеологического проекта или даже для выполнения воли большинства. Показательный пример — крайне нелиберальное одобрение президентом Филиппин Дутерте убийства наркоманов. 65 Маловероятно, что потребители наркотиков представляют особую угрозу власти Дутерте.Скорее, идея о том, что потребители наркотиков опасны и менее чем люди, очевидно, пользуется значительной поддержкой на Филиппинах, и позиция Дутерте, возможно, помогла ему выиграть президентский пост. Если обвинения в употреблении наркотиков не направляются против критиков правительства, нельзя предположить, что нелиберальная практика одобрения убийства потребителей наркотиков имеет авторитарные намерения. Скорее, это типичное проявление популизма, определяемого как мажоритарный антиплюрализм. 66 Популизм может вести к нелиберальным практикам, но это ни в коем случае не единственная их причина.В то время как репрессивные меры российского правительства против гомосексуализма, например, могут быть вызваны популистскими мотивами, очень похожими на мотивы Дутерте, неоднократное заключение режима Алексея Навального в тюрьму является авторитарной попыткой заставить замолчать популярный, возможно, даже популистский, оппозиционный голос.
Иногда может существовать причинно-следственная связь: нелиберальные практики часто служат стимулом для авторитарных практик. Программа выдачи, например, была прежде всего нелиберальной практикой: так называемые «незаконные комбатанты» подвергались произвольному задержанию и пыткам.Однако ее практикующие, зная, насколько спорной будет программа пыток, старались сохранить ее в секрете — авторитарная практика. В других случаях нелиберальные методы, особенно когда они санкционированы большинством, могут совершаться совершенно открыто и открыто критиковаться, как это видно на примере убийств потребителей наркотиков на Филиппинах или обращения шерифа Джо Арпайо с заключенными и расового профилирования в Аризоне. .
Срочная повестка
Многие политологи в последнее время задаются вопросом, следует ли им действовать по-другому: занять более четкую позицию в отношении политических событий, которые вызывают у них беспокойство, более активно участвовать в публичных дебатах, приправлять свой сухой анализ эмоциональными и близкими к дому примерами, чтобы чтобы усилить свое влияние или найти способы противостоять атакам на научные знания и ученых.Все это достойные и необходимые инициативы; но мы также должны пересмотреть наш основной бизнес и подумать, подходят ли наши аналитические инструменты своему предназначению. Концептуальные инновации могут не выглядеть как политическое вмешательство, но это так. Самый важный вклад, который социологи могут внести в общество, — это делать то, что у них получается лучше всего: проводить систематические наблюдения, абстрагироваться от того, что они видят, а затем снова операционализировать абстракции, классифицировать и анализировать, чтобы отвечать на описательные, причинные и нормативные вопросы их день.
Исследования авторитаризма начались с таких ученых, как Карл Поппер и Ханна Арендт, а затем Хуан Линц и Гильермо О’Доннелл, которые анализировали ужасающие события в их собственных обществах с целью научиться противодействовать таким тенденциям. 67 Это превратилось в профессиональное исследование с выгодной позиции Запада политических систем, отличных от нашей и считающихся ниже нее. Стремясь оживить исследования авторитаризма, вернувшись к основным принципам, я определил и проиллюстрировал авторитарные и нелиберальные практики и предположил, что они теоретически различны, хотя в действительности они часто совпадают.Не только нелиберальные, но и авторитарные практики могут иметь место независимо от того, каким образом политический субъект (-ы) попал в свою (-ые) позицию (-и), поскольку авторитаризм не определяется как отсутствие свободных и справедливых выборов.
Определение, основанное на практике, позволяет нам заметить, что правительство Венесуэлы при Чавесе применяло обширные авторитарные и нелиберальные методы, в то же время признавая, что он неоднократно приходил к власти путем всенародного голосования. Точно так же мы можем постулировать без логического противоречия, что, хотя премьер-министры Моди и Орбан и президенты Дутерте и Трамп, похоже, были свободно и справедливо избраны — и могут быть переизбраны, — их правительства придерживаются авторитарных и / или нелиберальных методов.
Я также показал, что практика хранения незаконных секретов укоренилась в службах безопасности Соединенных Штатов, независимо от того, какая партия или президент находится у власти. Это не предназначено для того, чтобы указать пальцем конкретно на США, а скорее для того, чтобы показать, что авторитарные методы в определенных проблемных областях или со стороны конкретных агентств могут сохраняться в рамках устоявшихся демократий. В самом деле, как уже давно признано в критической литературе по безопасности, то, что я назвал авторитарными и нелиберальными методами, часто совпадает с обращением к проблемам безопасности. 68 Такая практика требует политологического анализа с точки зрения ее авторитарности, даже когда нет неминуемой угрозы полномасштабной смены режима.
Это концептуальное эссе — только начало. Авторитарные и нелиберальные практики должны быть лучше операционализированы, классифицированы и сопоставлены, а причинные связи должны быть установлены с другими явлениями, если мы хотим предложить способы реагирования на них. Новое определение авторитаризма и нелиберализма с точки зрения практики позволяет нам вернуть домой накопленные нами знания о том, как работает авторитаризм.Обращая взор на наши собственные общества, мы можем понять, как авторитарные и нелиберальные практики развиваются и развиваются внутри демократий и в транснациональных условиях; мы можем начать видеть, в каких обстоятельствах они процветают и как им лучше всего противостоять.
Заметки автора
© Автор (ы) 2018. Опубликовано Oxford University Press от имени Королевского института международных отношений.
Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с условиями лицензии Creative Commons Attribution License (http: // creativecommons.org / licenses / by / 4.0 /), который разрешает неограниченное повторное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии правильного цитирования оригинальной работы.Авторитарные режимы стремятся воспользоваться пандемией коронавируса
Пандемия COVID-19 и связанный с ней экономический кризис окажут глубокое влияние на мир, включая потенциальные угрозы демократии как внутри страны, так и за рубежом. Подробнее о том, как Соединенным Штатам следует реагировать на угрозы демократии внутри страны, см. «Не позволяйте U.S. Ответ на кризис, связанный с коронавирусом, наносит больший ущерб демократии »Брайана Катулиса и Тревора Саттона.
Пандемия COVID-19 активизирует усилия авторитарных правительств, поскольку режимы усиливают свою хватку у себя дома, используя возможность продвигать свою повестку дня за рубежом. За последние несколько лет автократические правительства стали по своей природе все более напористыми. Нелиберальная и недемократическая модель правления, которую отстаивают в первую очередь Россия и Китай, похоже, набирает силу, особенно когда Соединенные Штаты и другие демократии обращаются к себе, чтобы справиться с внутренними проблемами.Как свидетельствовал бывший генеральный секретарь НАТО Андерс Расмуссен в Палате представителей США в феврале 2019 года: «Тирания снова пробуждается ото сна». Эта напористость не ограничивается национальными границами; Только в прошлом году разведывательное сообщество США предупредило, что «Россия и Китай стремятся формировать международную систему и динамику региональной безопасности и оказывать влияние».
Помимо серьезных последствий для граждан каждой соответствующей страны, если эта тенденция сохранится, это может привести к опасному новому уровню конкуренции между мировыми державами именно в то время, когда им необходимо работать вместе для борьбы с глобальной пандемией и другими возникающими угрозы.
Существует три четких тенденции того, как авторитарные государства отреагировали на COVID-19 способами, которые могут иметь разветвления, которые продлятся далеко за пределами ответа на пандемию: консолидация власти внутри страны; стремление к геополитическому преимуществу в условиях кризиса; и пытается ослабить демократию изнутри.
Усиление дома
Автократические режимы, хотя внешне кажутся сильными, часто бывают хрупкими. Их лидеры постоянно беспокоятся о стабильности режима.Такой кризис, как пандемия COVID-19, дает таким лидерам возможность консолидировать власть и усилить контроль над страной.
Вспышка COVID-19, в частности, представляет собой уникальное сочетание обстоятельств, которое созрело для эксплуатации. Поскольку страхи достигли рекордно высокого уровня, люди ищут лидеров, которые наведут спокойствие и порядок. И в условиях кризиса такого масштаба люди хотят быстрых, надежных и всеобъемлющих национальных ответных мер, которые может обеспечить только сильное правительство.Усилия стран по отслеживанию распространения вируса также привели к сбору огромного количества личных данных. Например, отслеживание смартфонов может иметь решающее значение для законной причины отслеживания распространения вируса, но в чужих руках эти полномочия могут легко привести к злоупотреблению гражданскими свободами. Между тем, резкой реакции внутри страны или со стороны международного сообщества вряд ли будет. Массовые протесты или демонстрации либо запрещены, либо законно поставят под угрозу здоровье людей, а мировые лидеры и мировое общественное мнение поглощены COVID-19, что дает автократам возможность принимать меры, которые в противном случае были бы решительно осуждены.
Честолюбивые лидеры в странах с приходящей в упадок демократии по всему миру наращивают свою мощь в условиях кризиса. И Виктор Орбан из Венгрии, и Родриго Дутерте из Филиппин добивались широких полномочий для борьбы с распространением COVID-19, что их законодательные органы послушно предоставили даже на фоне критики со стороны правозащитных групп и активистов. Возможно, нигде захват власти не был яснее, чем в Москве, где президент России Владимир Путин объявил, что он будет президентом на неопределенный срок. Вот уже несколько месяцев, как предпринимаются деликатные усилия по принятию сложной серии конституционных поправок, которые позволят реструктурировать российское правительство с целью сохранения президента Путина в качестве центральной политической силы в стране.Пакет был тепло встречен общественностью, и позднее в этом месяце был проведен референдум, но с тех пор Путин отказался от любых предлогов, даже упомянув COVID-19 как причину, по которой на верхушке правительства должна быть стабильность.
Российское правительство также усилило свои возможности наблюдения в связи с новым обоснованием введения карантина. Это включало усовершенствования в программном обеспечении распознавания лиц, привязанном к сети камер, чтобы ловить людей, нарушающих карантин.Только в Москве таких камер 178 тысяч, в этом году планируется установить еще 9 тысяч. Также продолжаются операции по мониторингу социальных сетей на предмет распространения ложной информации о вспышке.
Автократические правительства могли бы легко использовать эти новые инструменты вне рамок реагирования на пандемию в будущем, чтобы еще больше укрепиться у власти и подавить инакомыслие.
В поисках геополитического преимущества в условиях кризиса
Современные авторитарные режимы доказывают своему народу, что их модель правления сильнее и лучше подходит для решения крупномасштабных проблем, чем так называемые беспорядочные демократии.Это авантюра, в которой люди готовы отказаться от некоторых своих свобод ради защиты, которую может предложить могущественная государственная структура. Режимы нацелены этой пропагандой не только на своих избирателей, но и на международную аудиторию, стремясь заручиться поддержкой страны и ее системы управления. На фоне такой масштабной глобальной угрозы, как COVID-19, когда необходимо сильное центральное правительство, авторитарные правительства пытаются продвигать этот нарратив.
Китай упорно трудился над тем, чтобы превратить свой имидж на мировой арене из источника глобальной вспышки в способную и доброжелательную мировую державу, способную бороться с распространением инфекции в пределах своих границ и оказывать помощь пострадавшим странам по всему миру.Теперь, когда вирус продолжает свой разрушительный путь в Италии и распространяется по Европе и США, Китай использует кризис в попытке создать прочную политическую валюту. Глобальная реакция на помощь Китая в трудную минуту была заметной. Министр внутренних дел Чехии Ян Хамачек заявил, что Китай — «единственная страна, способная поставлять в Европу такие объемы». Президент Сербии еще сильнее обнял его, поцеловав китайский флаг и сказав: «Я верю в своего брата и друга Си Цзиньпина и верю в помощь Китая», назвав европейскую солидарность «сказкой на бумаге».Однако это далеко не универсальная точка зрения в Европе, поскольку и правительства, и граждане выражают мнение, что авторитарная система Китая несовместима с институтами Европейского Союза. И некоторое китайское оборудование было возвращено из-за дезертирства, что делает реальную возможность обратной реакции против Китая.
Между тем Кремль также активно занимается связями с общественностью. Президент Путин назвал низкий уровень инфицирования в России результатом быстрого реагирования, позволившего сдержать распространение.Москва также поддерживает своих стратегических союзников за рубежом. На прошлой неделе российская армия начала доставлять медицинскую помощь в Италию, чтобы помочь в борьбе со вспышкой болезни, в знак доброй воли, который Москва назвала «Из России с любовью». В течение последних нескольких лет Россия уже поддерживала тесные связи с Италией, одним из основных членов НАТО и ЕС, даже прося помощи у Рима в снятии санкций ЕС в связи с аннексией Крыма. Этот жест, скорее всего, не будет забыт, когда в следующий раз ЕС потребуется повторно санкционировать эти санкции.Совсем недавно Москва совершила шокирующий поступок, направив полный самолет медицинской помощи в Соединенные Штаты, у которых есть свои санкции в отношении России. Фактически, компания, производившая российские аппараты ИВЛ, находится под санкциями США с 2014 года — часть информации, которая, несомненно, будет использована в будущих усилиях по ослаблению санкций.
Попытки ослабить демократии изнутри
Как это было тенденцией в течение нескольких лет, авторитарные режимы все чаще распространяют дезинформацию через границы, используя как государственные СМИ, так и платформы социальных сетей.Как правило, цель таких кампаний дезинформации — использовать открытую информационную среду в демократических странах, чтобы ослабить их предполагаемых противников изнутри, посеяв раздор и раздор среди населения. Они делают это, продвигая теории заговора, усиливая ненавистническую и разжигающую риторику и вмешиваясь в выборы, как на президентских выборах в США в 2016 году. Значимость, серьезность и масштабы вспышки COVID-19 являются хорошей мишенью для эксплуатации. И это именно то, что было сделано.
В ходе внутреннего анализа дезинформационный проект Службы внешних действий ЕС, EUvsDisinfo, обнаружил, что «в российских государственных СМИ и прокремлевских СМИ продолжается серьезная дезинформационная кампания в отношении Covid-19». Согласно отчету, прокремлевский контент продвигал теорию заговора о том, что вирус был создан Западом. Это сообщение перекликалось с кампанией дезинформации 1980-х годов, которая распространила теорию заговора о том, что военные США изобрели ВИЧ / СПИД. Российская кампания также пытается усилить обеспокоенность граждан, особенно в Италии, по поводу способности правительств справиться со вспышкой, обвиняя капиталистов в попытках извлечь выгоду из кризиса и хваля Путина в борьбе со вспышкой.Последующий анализ показал, что Россия также нацелена на своих граждан, используя иную трактовку COVID-19 как формы иностранной агрессии.
В попытке ослабить и подорвать реакцию западных стран на COVID-19, Министерство здравоохранения и социальных служб США подверглось кибератаке на свои системы. Хотя о каких-либо подозрениях в причастности не сообщалось публично, считается, что это работа актера из иностранного государства.
Кремль — не единственный режим, стремящийся использовать пандемию.Стремясь отвлечься от того факта, что вирус возник в пределах его собственных границ, Китай развернул широкую кампанию дезинформации. Это не было сделано с помощью троллей в масках и фальшивых онлайн-персонажей; Представитель министерства иностранных дел Китая Чжао Лицзянь выдвинул теорию заговора о том, что за вирусом стоит армия США. Китай также воспользовался другими возможностями для консолидации власти и влияния, используя экономический спад на Западе после COVID-19 и политический капитал, полученный за границей, чтобы захватить стратегически важные отрасли, такие как 5G, ослабить трансатлантические отношения и ускорить их развитие. давние стратегические цели.
Что это означает для мира после COVID-19
К сожалению, эти тенденции указывают на тревожное направление. Пандемия COVID-19 — это глобальный кризис, и с ним можно справиться только путем конструктивного сотрудничества между мировыми державами. Пандемия и связанный с ней экономический кризис в некотором смысле стали тревожным сигналом о том, что будущие вызовы безопасности все чаще будут становиться нетрадиционными угрозами, такими как пандемии или изменение климата. Противодействие этим угрозам требует сотрудничества между великими державами.К сожалению, если описанные выше тенденции сохранятся, мировые державы, похоже, будут двигаться в противоположном направлении, поскольку вспышка COVID-19 ускоряет движение к усилению геополитической конкуренции.
Международная политика реагирования на пандемию будет марафоном, а не спринтом. Но есть шаги, которые можно предпринять на этом пути, чтобы помочь сформировать его.
В ближайшей перспективе демократии должны более четко понимать свою работу в ответ на COVID-19. Германия и Франция отправили в Италию больше масок, чем в Китай, но Китай больше рекламирует их вклад.ЕС начинает лучше информировать об этом, и эти усилия по просвещению общественности следует продолжать и расширять. Приоритетом должна быть помощь тем, кто в ней нуждается, но демократии также не должны уступать борьбу нарративов авторитарным режимам.
В среднесрочной перспективе демократические правительства должны сделать дипломатическим приоритетом обеспечение того, чтобы страны, объявившие чрезвычайные меры, свернули свои полномочия после того, как кризис утихнет, и это будет целесообразно. Маловероятно, что наступит четкий особый момент, когда вспышка будет разрешена, и обеспечение того, чтобы государства не попали в ловушку бесконечных чрезвычайных полномочий, должно быть как моральным, так и стратегическим приоритетом для Соединенных Штатов.Это особенно актуально для стран, которые до вспышки COVID-19 находились на отрицательной траектории, включая Венгрию и Филиппины.
В долгосрочной перспективе Соединенные Штаты и их демократические союзники должны возглавить глобальные усилия по обеспечению международной инфраструктуры для борьбы с нетрадиционными угрозами, такими как пандемии. Одна из причин, по которой мировые державы попадают в позицию растущей конкуренции, заключается в том, что существующая международная архитектура в значительной степени недостаточна для того, чтобы справиться с текущим кризисом.В будущем появятся новые глобальные вызовы, не знающие границ. Например, изменение климата окажет серьезное влияние на глобальную безопасность и сделает вторичные воздействия, такие как пандемии и массовая миграция, более распространенными. Заблаговременное создание основы для более тесного сотрудничества поможет предотвратить будущие кризисы конкуренции.
Джеймс Лэмонд — старший политический советник Центра американского прогресса.
Чтобы найти последние ресурсы CAP по коронавирусу, посетите нашу страницу ресурсов по коронавирусу .
переходов от авторитарного правления и проблема насилия в JSTOR
АбстрактныйВ этой статье спрашивается, почему одни попытки демократизации вызывают военное вмешательство, а другие заканчиваются мирным путем. Автор утверждает, что причина насилия кроется в недопонимании внутри правительства, а не в непримиримости оппозиции. Анализируется формальная модель, в которой оппозиция, реформаторы и военные договариваются о степени демократизации.Реформаторы лучше, чем оппозиция, осведомлены об отношении военных к реформам. Следовательно, оппозиция воспринимает поведение реформаторов как сигнал о военных. В этой модели насилие происходит только тогда, когда реформаторы дезинформированы о вооруженных силах. Автор проверяет этот результат на исторических свидетельствах из Венгрии и Польши. В 1956 году обе страны попытались либерализовать свою диктатуру. тем не менее, советское военное вмешательство произошло только в Венгрии. Автор прослеживает разницу в результатах по разным выводам, сделанным в двух странах относительно советского отношения к реформам.
Информация о журналеThe Journal of Conflict Resolution — междисциплинарный журнал социальных научных исследований и теории человеческих конфликтов. Журнал в основном посвящен международным конфликтам, но также исследует различные национальные, межгрупповые и межличностные конфликты.
Информация об издателеСара Миллер МакКьюн основала SAGE Publishing в 1965 году для поддержки распространения полезных знаний и просвещения мирового сообщества.SAGE — ведущий международный поставщик инновационного высококачественного контента, ежегодно публикующий более 900 журналов и более 800 новых книг по широкому кругу предметных областей. Растущий выбор библиотечных продуктов включает архивы, данные, тематические исследования и видео. Контрольный пакет акций SAGE по-прежнему принадлежит нашему основателю, и после ее жизни она перейдет в собственность благотворительного фонда, который обеспечит дальнейшую независимость компании. Основные офисы расположены в Лос-Анджелесе, Лондоне, Нью-Дели, Сингапуре, Вашингтоне и Мельбурне.www.sagepublishing.com
комиков правы: авторитарные демократы — тоже проблема
Список людей, выражающих озабоченность по поводу авторитарной атмосферы, исходящей от демократов, кажется, растет с каждым днем.
Комик, давний демократ и одно время Берни Сандерс Берни Сандерс В Вашингтоне путь почти никогда не выбирался Не позволяйте партийной политике препятствовать восстановлению экономики Техаса Утренний доклад Хилла — представлен Alibaba — Демократы спорят о цене перед политикой в условиях схватки БОЛЬШЕ сторонница Сара Сильверман сказала об этом так: «Абсолютизм партии, в которой я участвую, отталкивает меня.
Нет, она говорила не о республиканцах из Арканзаса. Она говорила о демократах. Подобно стойкому либералу Биллу Махеру и центристу, бывшему автору и редактору New York Times Бари Вайс, среди прочих, похоже, что люди всех политических взглядов начинают беспокоиться о том, что демократы становятся слишком автократическими.
Недавние исследования в области психологии показывают, что волнения у них правы.
Исторически сложилось так, что люди в академических кругах и за их пределами ассоциировали абсолютистские, авторитарные взгляды — своего рода догматические взгляды, требующие от сильных авторитетов, чтобы сокрушить оппонентов — с теми, кто находится на консервативной стороне политического прохода.Однако исследования все чаще демонстрируют свидетельства либерального авторитаризма в Европе за последнее десятилетие или около того. И в отмеченной наградами статье, опубликованной в журнале «Политическая психология», мы с моими коллегами приблизились к этому вопросу; мы показали, что американские либералы столь же способны, как и консерваторы, быть догматичными авторитаристами.
Фактически, в нашей работе либералы так же склонны, как и консерваторы, соглашаться с утверждениями, подтверждающими, что некоторые группы должны «просто заткнуться и принять надлежащее место своей группы в обществе.Точно так же есть и либералы, и консерваторы, которые хотят «поставить у власти несколько жестких лидеров», чтобы «заставить замолчать нарушителей спокойствия», и эти либеральные авторитаристы с такой же вероятностью, как и консервативные авторитаристы, захотят получить могущественного лидера, который «уничтожит», «Разгромить», «сокрушить», «строго наказать» и «заставить замолчать» оппонентов.
Другие научные данные также показывают, что американские либералы могут быть пугающе автократическими. Например, исследователи Том Костелло и его коллеги из Университета Эмори недавно опубликовали серию исследований в популярном журнале Journal of Personality and Social Psychology, показывающих, что угроза авторитарного левого толка в Соединенных Штатах очень реальна.Действительно, по мнению авторов, левый авторитаризм «предсказывает поведенческую агрессию и сильно коррелирует с участием в политическом насилии». Как показывают эти данные, авторитарные люди — не безобидные люди, считающие, что дети должны уважать своих учителей. Нет, авторитарные режимы хотят, чтобы авторитетные фигуры захватили власть и нанесли вред их врагам.
Может быть, вы думаете, что это кому-то нужно. Если да, спросите себя: хотите ли вы жить в мире, управляемом либеральными авторитарными властями? Вы хотите, чтобы люди, контролирующие страну, поверили, что тот, кто им не нравится, должен «просто заткнуться и принять надлежащее место своей группы в обществе?» Потому что у таких либералов все больше появляется власть в вашем мире.Опрос показывает, что 50 процентов демократов хотят уволить спонсоров Трампа, а также актрис, бейсболистов и сотрудников Google, выражавших консервативные взгляды. И, скорее всего, станет еще хуже, прежде чем станет лучше: новые данные в академических кругах показывают, что молодое поколение с гораздо большей вероятностью, чем старшее поколение, поддержит увольнение консервативных коллег.
Этот рост авторитаризма имеет последствия. Никакое свободное общество не может функционировать, когда аргументы возникают из-за страха авторитарного наказания; Данные опросов показывают, что 62 процента американцев (включая 77 процентов республиканцев и 52 процента демократов) боятся говорить то, что они думают в наши дни.Подумайте об этом на секунду. «Страна свободных» становится «страной тех, кто боится говорить».
Итак, что мы можем сделать, чтобы не дать авторитарным властям захватить власть в стране? Это не так уж сложно. Нам нужно следить за исполнением Сары Сильверман и Билла Махера Уильям (Билл) Махер Билл Махер наносит ответный удар Вупи Голдберг из-за «Национального гимна чернокожих». Билл Махер, Исайя Томас забивает за игру НФЛ «Государственный гимн черных» Билл Махер критикует НФЛ за исполнение национального гимна чернокожих. БОЛЬШЕ ведет.Нам не нужно больше либералов, противостоящих консервативным хулиганам, или консерваторов, противостоящих либеральным хулиганам. Что нам действительно нужно, так это смелые люди, чтобы противостоять хулиганам в своей группе. Нам нужны консерваторы, противостоящие консервативным хулиганам, как когда-то некоторые консервативные христиане противостояли авторитарным ненавистникам в церкви Вестборо. И да, нам нужны либералы, противостоящие либеральным хулиганам.
Я просто надеюсь, что для нас еще не поздно вернуть все усиливающуюся власть, которую мы предоставили авторитарным сторонникам по обе стороны политического прохода.
Доктор Люсьен Гидеон Конвей III — научный сотрудник престижного Общества экспериментальной социальной психологии. Он является автором более 80 научных статей и глав в книгах по культуре и политике. Его работы были представлены в крупных СМИ, таких как The Washington Post, New York Times, Huffington Post, Psychology Today, USA Today, Подкаст Бена Шапиро и Радио BBC. Следуйте за ним в Twitter @LGConwayIII, в ResearchGate или в Google Scholar.
Динамика разделения власти и лидерства в авторитарных режимах в JSTOR
АбстрактныйЯ исследую фундаментальную проблему политики в авторитарных режимах: диктатор и правящая коалиция должны делить власть и управлять в среде, где политическое влияние должно поддерживаться реальной угрозой насилия.Я разрабатываю модель авторитарной политики, в которой разделение власти осложняется этим конфликтом интересов: используя свое положение, диктатор может получить больше власти за счет правящей коалиции, которая может попытаться сдержать такой оппортунизм, угрожая инсценировать переворот. В результате стратегического поведения диктатора и правящей коалиции могут возникнуть два режима разделения власти: оспариваемая и установившаяся диктатура. Эта теория объясняет большие вариации в продолжительности правления диктаторов и концентрацию власти в диктатурах с течением времени, и она способствует нашему пониманию динамики разделения власти и подотчетности в авторитарных режимах.
Информация о журналеАмериканский журнал политических наук (AJPS), опубликовано четыре раза в год — один из самых читаемых политологических журналов. В Соединенных Штатах. AJPS — общий политологический журнал. открыт для всех представителей профессии и для всех областей политической дисциплины. наука. JSTOR предоставляет цифровой архив печатной версии American Journal. политологии. Электронная версия американского журнала политологии доступен по адресу http: // www.blackwell-synergy.com/servlet/useragent?func=showIssues&code;=ajps. Авторизованные пользователи могут иметь доступ к полному тексту статей на этом сайте.
Информация об издателеАссоциация политологии Среднего Запада, основанная в 1939 году, является национальной организацией. более 2800 профессоров политологии, исследователей, студентов и государственные администраторы со всей территории США и более 50 иностранных страны. Ассоциация посвящена развитию научного общения. во всех областях политологии.Ежегодно ассоциация спонсирует трехдневную конференцию политологов. в Чикаго с целью представления и обсуждения последних исследований в политологии. В конференции принимают участие более 2000 человек, в котором представлены 300 панелей и программ о политике. MPSA имеет головной офис в Университете Индианы. Для получения дополнительной информации свяжитесь с Уильямом Д. Морганом, исполнительным директором. Директор, электронная почта: [email protected].
.