Бессознательная информация: Социальное бессознательное

Бессознательное, функциональная асимметрия, язык и творчество (К постановке вопроса)

По примеру доклада Прибрама, напечатанного в материалах нашего симпозиума; и в духе внимания к индивидуальному больному, на котором особенно настаивал А.Р. Лурия, собиравшийся в последние годы своей жизни написать работу «в защиту отдельного клинического случая», я хотел бы начать с одной истории болезни. Во время лечения шизофрении односторонними электросудорожными шоками, которое проводит в Ленинграде группа, руководимая Л. Я. Балоновым, мне пришлось летом 1979 года наблюдать такой случай. Молодая девушка, одаренная художница, не выходит месяцами из тяжелейшего бреда. В него вплетено столько разнообразных символов, что один из психиатров, знакомившийся вместе со мной с историей ее болезни, жаловался на почти полную невозможность выделения основного ядра в этом потоке ассоциаций. После правостороннего шока, когда поведением больной управляло в основном левое (доминантное по речи) полушарие, она, отвечая на вопросы, стала четко описывать мучащий ее комплекс сексуальной вины перед своей матерью (ей чудится, что она потеряла невинность, хотя по данным медицинского обследования она — девушка).

До описываемого шока при шоках с противоположной стороны девушка (чьим поведением в короткие промежутки после левостороннего шока управляло преимущественно правое полушарие, ведающее образным восприятием) сделала несколько хороших рисунков. После же правостороннего шока в ответ на просьбу нарисовать что-нибудь девушка изобразила нечто, что я не мог бы истолковать сразу же, если бы не занимался раньше сексуальной символикой наскальных рисунков пещер Верхнего палеолита (попутно замечу, что эти рисунки на протяжение длительного периода истории Homo sapiens характеризовались той схематизацией и установкой на деталь, поданную как бы «крупным планом», которая типична для левого полушария, видимо, игравшего особую роль в разных видах знаковой деятельности после победы звукового языка как главного средства общения). Психиатры, не имевшие культурно-антропологической подготовки, не поняли изображения и стали расспрашивать больную. Она им пояснила: «Это мои половые органы». В течение нескольких десятков минут после правостороннего шока левое полушарие больной сосредоточенно занималось самоанализом, результаты которого мы наблюдали и в ее словесных объяснениях своих комплексов, и в таких символических рисунках.
Затем (по мере все большей активации правого полушария) снова стал проявляться комплекс вины уже в достаточно трансформированных формах бреда, которые новому наблюдателю могли бы опять показаться загадочными. Рисуя, больная приговаривала: «Бумага, прости меня! Карандаш, прости меня! И фон, прости меня!» и падала на колени (отбитые от того, что она постоянно бухалась на колени). Завершая рассказ об этой больной, добавлю, что у нее же среди схематизированных рисунков был и рисунок руки с тем значением символа бога, который характерен для первобытного искусства и искусства шизофреников. Для того, чтобы не возвращаться больше к результатам анализа поведения больных при односторонних электросудорожных шоках, я хотел бы также подчеркнуть, что метаязыковые операции весьма характерны для первого часа после правостороннего шока, когда левое полушарие демонстрирует все свои возможности, относящиеся к языку, в гам числе и к его метаязыковому употреблению, при котором язык, оборачиваясь на самое себя, служит средством для собственного исследования, как это показано в докладе Р.
 О. Якобсона на нашем симпозиуме. Язык может использоваться для уяснения самим человеком себе не только языковой деятельности (в норме по отношению к родному языку бессознательной), но и для осознания других сторон поведения, без вербализации остающихся неосознанными.

Не приводя дальнейших аналогичных клинических данных, я перейду сразу к формулировке предлагаемой гипотезы. Несколько авторов в разных странах, занимающихся функциональной асимметрией мозга, независимо друг от друга пришли в последние годы к допущению, что бессознательное связано прежде всего с правым полушарием, в норме немым. В частности, многими обращено внимание на возможность участия именно правого полушария в формировании сновидений (в этом смысле лечение депрессии посредством депривации сна в фазе КЕМ, обсуждающееся в напечатанных материалах симпозиума, в принципе сходно с лечением депрессии правосторонним шоком). Но я позволю себе добавить к этому допущению, которое я неоднократно отстаивал, еще одно: осознанное понимание сферы пола, характерное для взрослого, относится к доминантному по речи (левому) полушарию (и к управляемым им подкорковым областям).

Пенфилду при стимуляции электродами определенных зон правого полушария во время операций на мозге удавалось вызывать различные бессознательные воспоминания, но они никогда не относились к сексуальной сфере. Правое полушарие — неречевое (с точки зрения истории личности — в известных отношениях «до-речевое») хранилище зрительных образов, но образов уже трансформированных или инфантильных и не содержащих в себе обычно их явной «взрослой» сексуальной интерпретации (даже в тех случаях, когда она весьма вероятна). Представляется целесообразным исходить из противопоставления речевого полушария, к которому по предлагаемой гипотезе относятся и осознаваемые через слово области половой жизни взрослого, и полушария неречевого, которое по характеру своей сексуальности может быть инфантильным и отражать доречсвой (неосознанный) период развития сексуальности. Период словесного обучения сексу, в норме весьма длительному, следует за периодом, когда ребенок обучается родному языку. Это представляется возможным показать на таких предельных случаях, как «волчьи» дети (типа Маугли), воспитывавшиеся среди животных и не только не владеющие языком, но и оказывающиеся «сексуально необученными» и потому неспособными к половой жизни, и как слепоглухонемые, которые при отсутствии особого обучения долгое время (уже после совершеннолетия) остаются на весьма инфантильной стадии развития сексуальности.
Вместе с тем в норме неречевое правое полушарие может быть источником образов, основанных на инфантильной и трансформированной (и сублимированной) сексуальности, в частности, оно связано с обратным творчеством и с любовью как творчеством и источником творчества (достаточно напомнить хотя бы круг образов, лежащих в основе вступительных строф к «Витязю в барсовой шкуре» и близких к ним представлений в других произведениях средневековой литературы). Правое полушарие отвечает за образность пушкинского «Я помню чудное мгновенье», но не за известный левополушарный авторский прозаический комментарий к биографическому эпизоду, отраженному в этом стихотворении. Личная драма Блока, как и соотношение между разными жанрами стихов (возвышенных, обращенных к Софии, и непристойных) Владимира Соловьева (подлинники которых, как и писем, продиктованных им самому себе от имени Софии, написаны разными почерками, возможно, разными руками, что очень возможно с точки зрения противопоставления функций полушарий), может объясняться тем же отличием образного (инфантильного или сублимированного надсексуального) содержания эмоций правого полушария и вербализуемой (в том числе в цинических или эротических высказываниях) половой активности левого полушария и контролируемых им подкорковых областей.
Любовь и творчество в норме, как и бред (типа того случая комплекса вины, с которого я начал) в патологии могут быть соотнесены именно с правым полушарием, а осознаваемый разумом (в том числе и цинически) секс — с левым. Левое и правое полушария противопоставлены вместе с тем и как системы управления, с одной стороны, положительными эмоциями (вплоть до эйфории), с другой стороны, депрессией (чем и объясняется возможность ее лечения дспривацисй сна или правосторонним шоком) и тенденцией к саморазрушению (в этом смысле значительную опасность может представить неконтролируемое следование друг за другом правых или двусторонних токов, что можно подтвердить некоторыми примерами из американской клинической практики минувших десятилетии).

В очень гипотетической форме можно было бы предположить, что, в частности, самоубийство (или близкие к этому формы поведения, например, провоцирующие дуэль у русских поэтов XIX в.) и фрейдовский «инстинкт смерти», на роль которого должное внимание было обращено лишь в недавнее время, можно связать с правым полушарием самоубийство — предельный случай, который с этой точки зрения можно описать как убийство правым полушарием левого).

Тогда не только различение-«я» (соотносимого с левым полушарием), «сверх-Я» и «оно» (соотносимого с правым полушарием), но и противопоставление Эроса (левополушарного) и Танатоса (правополушарного) у позднего Фрейда можно было бы истолковать (в духе его раннего опыта «Психологии для неврологов», лишь недавно напечатанного) с точки зрения функциональной асимметрии полушарий.

Для психоанализа характерна ориентированность на слово, доведенная до предела в школе Лакана, но заложенная уже во фрейдовском анализе оговорок (versprechen) и игры слов в каламбурных остротах. Если речевая деятельность прежде всего левонолушарна, то естественно, что при речевом осмыслении (вербализации) бессознательного на первый план и выдвигаются словесно осознанные сексуальные влечения как таковые. Но остаются нерешенными вопросы, относящиеся к области

взаимодействия двух полушарий и тех нижних уровней организации мозга, которые с ними связаны. Вопрос первый: мы знаем, что субдоминантное (правое) полушарие пользуется зрительными жестовыми образами, во многом запечатленными (посредством imprinting) еще с раннего детства (когда дифференциация функций полушарий только начинается) Остается выяснить поставленный еще в письмах Фрейда Флиссу вопрос о том, как рано могут датироваться первые словесные (еще не понимаемые до конца) впечатления. Новейшие работы, предполагающие весьма ранний возраст этих впечатлений, могут иметь решающее значение для выяснения того, каким образом ранние несловесные впечатления могут быть переведены на словесный язык. Возможно, что переводу способствует запись и первых услышанных слов, и других рано воспринятых образов в каждом из полушарий еще до закрепления латерализации. Но и позднее подобный перевод с языка неречевых образов на естественный язык необходим и для психоаналитического сеанса. Напрашивается глубокая аналогия с гипнозом, при котором с помощью слов гипнотизера, по-видимому, осуществляется отключение левого полушария и более или менее изолированное функционирование правого (напоминающее левосторонний шок). Далее следует выяснить, не навязывается ли сексуальная интерпретация символики правого полушария при ее вербализации левым, для которого характерна установка на осознанный секс.

Возникает и аналогичный по отношению к первому вопрос: как субдоминантное (правое) полушарие использует словесные символы, типичные для доминантного (левого)? Еще Джексон, открывший первым более 100 лет назад противопоставление функций двух полушарий, отмечал, что афатики сохраняют способность ругаться. Более того, снятие цензуры левого полушария, управляющего «официальными» нормами речевого поведения, способствует более свободному употреблению ругательств. Но нецензурируемая («неофициальная» в терминах М. М. Бахтина) речь правого полушария обычно не относится к сексуальной сфере как таковой. Правое полушарие использует соответствующие слова не в прямом, а в образном употреблении, соответствующем той карнавальной правополушарной образности «гротескного тела», которая по отношению к площадному языку толпы изучена тем же М. М. Бахтиным; в этом плане особый интерес представляет роль слова для осознания всего макрокосма через соответствия с человеческим телом у дргонов. Употребление этих же слов только в прямом смысле характерно для некоторых особых форм сексуального поведения (например, у гомосексуалистов), где, вероятно, участие левополушарных механизмов (эротическая роль, в частности, как вид извращенности). Более нормальным (в фольклоре некоторых народов обязательным является использование таких слов в двух смыслах, напоминающее описанный Фрейдом механизм каламбура.

Правое полушарие в норме (когда осуществляется цензура левою полушария) — бессловесно, и именно б этом отчасти лежат истоки его творческого потенциала. Крупнейший лингвист современности Роман Якобсон в своем недавнем докладе к эйнштейновскому юбилею обратил внимание на особенности мышления Эйнштейна, которое опиралось не на слова, а на бессловесные образы, бесспорно правополушарные. В этой связи особый интерес представляет то, что уже в зрелом возрасте Эйнштейн хотел найти такие музыкальные и цветовые образы (явно относящиеся по самому своему характеру к сфере правого полушария), которые бы соответствовали его физическим и геометрическим идеям; по свидетельству Л. С. Термена, соответствующие работы в его студии в Нью-Йорке велись Эйнштейном вместе с Бьют, позднее получившей известность как кинорежиссер). В том же плане следует обратить внимание на особенности речевого развития (или точнее раннего недоразвития) Эйнштейна. Еще в 9 лет Эйнштейн пользовался словами детского языка, позднее он испытывал затруднения при обучении чтению. Ретроспективно сам Эйнштейн видел в своем замедленном речевом развитии одну из причин, облегчивших открытие им основ теории относительности: он говорил, что понял по-новому пространство и время именно благодаря тому, что научился употреблять слова «Raum» и «Zeit» только в таком позднем возрасте, когда другие молодые люди давно уже их говорят, как правило, не задумываясь об их значении, полученном в готовом виде при обучении языку. В качестве проблемы, которая могла бы представить значительный интерес для психологической и биографической истории лингвистики XX в., следует отметить вероятную связь раннего заболевания Н. С. Трубецкого, приведшего к афазии и аграфии и последующим депрессивным состояниям (указывающим на эмоциональное преобладание правого полушария), с геометрической ориентированностью позднее им предложенных классификационных типов фонологических систем (в том же плане показательны и его продолжавшиеся занятия музыковедением).

Цензура левого полушария в некоторых случаях должна быть снята (заторможена) для усиления или хотя бы для обеспечения творческой образной деятельности. С этим связано четкое отрицательное отношение к психоанализу крупных художников слова. Всем известны часто повторявшиеся нападки Набокова на венскую школу. Стоило бы посвятить особый психоаналитический этюд выяснению причин этой враждебности автора «Лолиты» (фрейдистское истолкование которой естественно напрашивается) к Фрейду. Но я позволю себе привести и один пример из собственных воспоминаний. Как-то я спросил А. А. Ахматову, почему она так враждебна к психоанализу. На это она мне ответила, что, если она прошла бы курс психоанализа, искусство для нее было бы невозможно. Я поддерживая ее мысль, сославшись на два письма Рильке, написанных 24 января 1912 г. В это время подруга Ницше, Рильке и Фрейда Лу Андреас-Заломе уговаривала поэта пройти курс психоанализа; он же ей ответил, что это было бы возможным только в случае, если бы он больше ничего не писал. Выслушав мой пересказ письма Рильке, Ахматова заметила. «Ну, вот видите, значит, я не ошиблась. Со мной это иногда бывает».

Конфликт между стереотипной психоаналитической терапией и поэтическим творчеством лежит в основе фабулы цикла повестей и рассказов Сэлинджера о поэте Симуре. Его герой, пройдя по настоянию своих свойственников-мещан курс психоанализа, кончает жизнь самоубийством. После того, как творческая образная функция правого полушария заторможена из-за включения психоаналитической вербализации, среди разных функций этого полушария побеждает депрессивная — деструктивная. В замысле Сэлинджера отчетливо противопоставлена психоаналитическая клиническая практика в ее вульгаризованном виде и поэтическое творчество, к представителям которых Сэлинджер склонен отнести Фрейда, но не его эпигонов. Любопытно, что в одном из писем к своей невесте сам Фрейд писал, что он надеется в науке достичь того, чего ему не удалось в поэтических опытах (сходно о себе говорил и Эйнштейн, считавший, что свое безграничное воображение он полностью мог использовать в физике, а не в искусстве). Отмеченное Эриком Эриксоном «зрительное любопытство» Фрейда, позволявшее основателю психоанализа проникнуть в сны и воспоминания своих пациентов еще до введения окончательных словесных формулировок, бесспорно говорит о наличии в интуиции самого Фрейда этой правополушарной составляющей (для ее исследования представляет интерес и самонаблюдение Фрейда в письме Флиссу о его «обеих левых руках»). Этой интуиции не хватало многим его последователям (разумеется, среди его первоначальных единомышленников, рано от него отошедших, особняком стоит Юнг, много сделавший для глубинного понимания зрительных архетипов при всей спорности, а зачастую и фантастичности предложенных им словесных толкований). Наибольшие достижения Фрейда (в изучении сновидений и остроумия) связаны именно с проявлением этой его интуиции. Мне кажется, что художественная интуиция Фрейда сказывается и в таких его суждениях об искусстве, как приводимое в воспоминаниях Рейка замечание об излишнем увлечении Достоевского патологическими случаями.

В качестве последнего в ряду примеров, иллюстрирующих то, что я назвал бы дополнительностью (в смысле Бора) психоаналитической вербализации и творческой образной переработки цензурируемых (чаще всего левым полушарием, являющемся представителем коллектива в мозге) комплексов, приведу биографическую предысторию «Steppenwolf Германа Гессе. Не повторяя уже сказанного в статье Р.  Г. Каралашвили о Гессе, напечатанной в материалах нашего симпозиума, напомню последовательность основных фактов. Гессе, несколько лет страдавший тяжелейшей депрессией, сразу после окончания первой войны начал проходить курс психоанализа. Его жизненная ситуация все отягощалась, облегчение не наступало, невроз усиливался. В трагической, но на мой взгляд художественно еще не выкристаллизовавшейся форме, этот круг депрессивных переживаний выражен Гессе в позднее опубликованном стихотворном цикле «Степной волк». Но только художественная сублимация в замечательном одноименном романе принесла Гессе освобождение от страданий. Тогда и возникает тот просветленный взгляд нд мир, который присущ позднему Гессе. Творчество оказалось завершением процесса лечения, начатого психоанализом. Отчетливое построение всего произведения как описания проведенных автором над самим собой опытов вербализации прошлого, частично сходных с психоаналитическими, лежит в основе книги Зощенко «Перед восходом солнца». По написании ее Зощенко в 1943 г. в моем присутствии говорил, что ему удалось избавиться от тоски, всю жизнь его мучавшей; он хотел с помощью книги сделать этот метод общедоступным.

Возвращаясь от художественной литературы к науке, в заключение я хотел бы привести слова одного крупного физика, познакомившегося с проблематикой функциональной асимметрии. По его выражению, суть состоит в достижении совершенной гармонии правого и левого. Как мне думается, это и есть современная форма той мысли Э. Сэпира о нормальном функционировании бессознательного, которую цитировал Р. О. Якобсон в своем выступлении на симпозиуме.

Бессознательное: природа, функции, методы исследования, т. IV, Тбилиси, 1985, с. 254-259.

чувства, желания, влечения //Психологическая газета

  • #психоанализ
Автор
  • Ольшанский Дмитрий Александрович

Возможно ли создать машину, способную на творчество, и машину, способную на желания, как об этом писали Делёз и Гваттари? В последние полвека нейронаука и IT-технологии активно занимаются созданием искусственного интеллекта, и весьма преуспели в этом начинании. Однако как мы знаем, творческие способности человека связаны вовсе не с сознанием, а с бессознательным. Поэтому, несмотря на то, что созданы машины, которые владеют намного большими объёмами информации, чем человеческий мозг, тем не менее, они не имеют трёх принципиально важных для творчества навыков:

1. оценивать информацию, отсеивая важное от неважного, то есть, осмыслять информацию.

2. комбинировать информацию таким образом, чтобы создавать новый смысл.

3. находить новые выражения для ранее несуществующих явлений.

Бессознательное следует рассматривать как математическую функцию соответствия между двумя множествами – представлениями и знаковыми системами, которой может овладеть как конкретный человек, так и искусственный интеллект. Поэтому теоретически возможно создать искусственное бессознательное, которое позволит машине пользоваться всем тем спектром функций, которые считались исключительно человеческими – воображение, депрессия, фантазия, невроз, сублимация, творчество.

Тезисы:

I. Бессознательное – это машина желаний.

II. Бессознательное – это машина перезаписи.

III. Бессознательное структурировано как язык.

IV. Бессознательное – это дискурс Другого.

Опубликовано 23 октября 2020

Автор

Ольшанский Дмитрий Александрович

психоаналитик, учредитель Группы Лакановского Психоанализа, российский редактор журнала The Philosopher (London)
Санкт-Петербург

Инструментарий

25 октября 2022 , вторник

В этот день

Татьяна Леонидовна Крюкова празднует день рождения! Поздравить!

Евгения Георгиевна Щукина празднует день рождения! Поздравить!

Ольга Геннадьевна Миланина празднует день рождения! Поздравить!

93 года назад родился(ась) Дмитрий Николаевич Исаев.

Скоро

25 — 26 октября
Санкт-Петербург, online

V Международная научно-практическая конференция «Герценовские чтения: психологические исследования в образовании»

27 октября, 1 и 8 ноября
Москва, онлайн

Цикл экспертных семинаров по апробации руководства по созданию в школе дружелюбной среды для детей с СДВГ, дислексией / дисграфией и детей из семей иностранных граждан

28 — 30 октября
Ярославль

Международный конгресс «Психология XXI столетия (Новиковские чтения)»

28 — 30 октября
Москва

Научно-практическая конференция-фестиваль «Ритм и пластическая культура личности»

2 ноября
Online

Международная конференция «Развитие научного наследия профессора Н.Н.Обозова в работах его коллег и учеников»

11 — 12 ноября
Москва

III Международная конференция по консультативной психологии и психотерапии памяти Ф. Е.Василюка

15 — 17 ноября
Online

Международный конгресс «Л.С.Выготский и А.Р.Лурия: культурно-историческая психология и вопросы цифровизации социальных практик»

23 — 24 ноября
Рязань

Международная студенческая олимпиада по клинической психологии «Психология и медицина» (финал)

23 — 24 ноября
Рязань, online

IХ Международная конференция студентов и молодых ученых «Психология и медицина: пути поиска оптимального взаимодействия»

24 — 25 ноября
Ярославль

Всероссийская научно-практическая конференция «Психология способностей и одарённости»

23 — 24 марта
Москва, online

Всероссийская научно-практическая конференция с международным участием «Третьи Поляковские чтения по клинической психологии (К 95-летию Юрия Федоровича Полякова)»

Весь календарь

Программы обучения

25–27 декабря 2022
Мария Александровна Берлин

ВЕБИНАР: Работа психолога с эмоциональным выгоранием сотрудников. Комплексный подход

16–17 ноября 2022
Жанна Александровна Максименко

ВЕБИНАР: Психологические границы личности. Как создать и сохранить, не нарушая баланс взаимоотношений?

14–29 ноября 2022
Наталья Вячеславовна Михалевская

ВЕБИНАР: «Майнд-фитнес» или разумная продуктивность. Технология развития когнитивных способностей в любом возрасте

Бессознательная обработка информации при исполнительном контроле

Эта тема Frontiers Research включает оригинальные экспериментальные исследования и обзоры бессознательной обработки при исполнительном контроле. Исполнительный контроль относится к способности человеческого мозга, в основном связанной с активностью префронтальной коры, регулировать выполнение новых или сложных целенаправленных задач. Предыдущие исследования и модели человеческого познания предполагали, что исполнительный контроль обязательно требует сознательной обработки информации. Эта точка зрения согласуется со здравым смыслом и личным самоанализом, которые предполагают, что наш выбор и правила поведения являются преднамеренными и основаны на сознательных стимулах.

Тем не менее, за последние несколько лет несколько поведенческих и когнитивных нейробиологических исследований подвергли тщательной проверке это предположение. В настоящее время накапливаются данные, показывающие, что исполнительный контроль может включать или запускаться бессознательной обработкой информации с последующим воздействием на наблюдаемое поведение. Одним из основных методов, принятых для изучения таких бессознательных механизмов, является маскированный прайминг, заключающийся в предъявлении визуально замаскированных стимулов, которые, тем не менее, влияют на целенаправленное поведение или влияют на конструкты, связанные с исполнительным контролем и активностью префронтальной коры (например, репрезентация поставленных задач). торможение реакции, мониторинг конфликтов, обнаружение ошибок, обработка вознаграждения, регулирование эмоций и переключение между задачами). Были приняты и другие методы, такие как слуховая маскировка или неявные закономерности в предъявлении стимулов.

Эта область исследований является относительно молодой, сложной и сложной, но очень интересной. В то время как научные данные появляются, общего консенсуса относительно того, как интерпретировать эти ранние результаты, пока не достигнуто. Некоторые исследователи признают, что исполнительный контроль может включать в себя бессознательную обработку, другие на мгновение отбрасывают — в первом приближении — этот вопрос, а третьи критикуют эту возможность по теоретическим соображениям (например, указывая на необходимость более точного определения таких терминов, как контроль, конфликт и т. д.). сознания) или на основе экспериментальных данных.

Эта тема Frontiers Research родилась из идеи о том, что пришло время, чтобы исследователи в области познания предприняли коллективные усилия для углубления понимания бессознательных механизмов, участвующих в исполнительном контроле. Книга включает статьи ведущих исследователей в этой области и состоит из первого раздела с подборкой оригинальных исследовательских статей и второго раздела с обзорами и гипотезами.

Раздел I: Оригинальные исследовательские статьи

В первой статье экспериментального раздела Фукс и Ансорж (2012) обращаются к вопросу о том, имеет ли торможение одинаковые характеристики в сознательном и бессознательном исполнительном контроле. В частности, они сосредотачиваются на так называемом торможении возврата (т. е. более медленном реагировании на позы с присутствием, чем без присмотра), что в предыдущих исследованиях считалось указывающим на автоматический захват зрительного внимания, управляемый бессознательными сигналами. В серии экспериментов авторы обнаружили, что торможение возврата может быть достигнуто только с помощью сознательных сигналов, таким образом предполагая, что сознание может быть необходимым условием торможения.

В следующей исследовательской статье Gaillard et al. (2012) исследуют взаимосвязь между внутренней речью и сознанием при исполнительном контроле и обнаруживают, что артикуляционное подавление конкретно ухудшает функцию исключения, мешая внутренней речи.

В следующей статье Schlaghecken et al. (2012) используют замаскированную простую задачу для проверки гипотезы о том, что типичное старение связано с избирательным дефицитом тормозной функции, влияющим как на двигательный, так и на более высокий уровень исполнительного контроля.

Наконец, в этом разделе Zedelius et al. (2012) приводят доводы в пользу уникальной роли сознания в эффективном распределении усилий во время процессов когнитивного контроля и исследуют получение бессознательных вознаграждений во время выполнения задач. Они обнаруживают, что людям не удается интегрировать бессознательно воспринимаемую ценность вознаграждения с сознательными ожиданиями относительно достижимости вознаграждения, что приводит их к плохому и необоснованному выбору.

Раздел II: Обзор и статьи о гипотезах

Переходя к следующему разделу, McBride et al. (2012) обсуждают результаты, касающиеся аффордансов объектов, синдрома чужеродной конечности, зрительного хватательного рефлекса, подсознательного прайминга и подсознательного запуска ориентации внимания. Их предположение состоит в том, что автоматическая двигательная активация может составлять неотъемлемую часть любого поведения, а не категорически отличаться от сознательных действий.

Десендер и Ван ден Буше (Desender and Van den Bussche, 2012) критически рассматривают тему адаптации к ответному конфликту, которая является ключевым компонентом процессов исполнительного контроля, и обсуждают, как она может быть вызвана бессознательной обработкой информации.

Kiefer (2012) представляет обзор последних исследований влияния исполнительного контроля на бессознательную обработку информации. Он обсуждает свою модель сенсибилизации внимания для бессознательной обработки информации, в которой бессознательная обработка вызывается только в том случае, если когнитивная система сконфигурирована соответствующим образом, а именно она зависит от усиления внимания путей обработки, соответствующих задаче, как функции наборов задач.

Мейран и др. (2012) рассматривают и обсуждают кажущуюся парадоксальной потерю контроля, связанную с состояниями высокой готовности выполнить план, называемую «рефлексивностью, основанной на намерении». Они предполагают, что нейрокогнитивные системы, участвующие в подготовке новых планов, отличаются от систем, задействованных в подготовке практических планов, и обсуждают идею о том, что упреждающий контроль (действие, предвосхищающее пережитый ответный конфликт), как правило, является относительно жесткой конструкцией.

Horga and Maia (2012) предполагают, что сознательные и бессознательные процессы могут осуществляться одними и теми же нейронными субстратами и в значительной степени выполнять одни и те же нейронные вычисления. Что характеризует эти процессы, так это время, а именно более продолжительное возбуждение нейронов для сознательных процессов и менее продолжительное возбуждение нейронов для бессознательных процессов, но оба они могут вызывать поведение.

В заключительной статье Прабхакаран и Грей (2012) расширяют идею бессознательной обработки информации при исполнительном контроле, исследуя и анализируя социальные бессознательные влияния, такие как постановка целей, социальные иерархии и межличностные взаимодействия.

Этот сборник статей предлагает захватывающий обзор области бессознательной обработки в исполнительном контроле, и мы надеемся, что он поможет другим исследователям познания в дальнейшем изучении этой молодой и захватывающей области.

Ссылки

Десендер, К., и Ван ден Буше, Э. (2012). Необходимо ли сознание для адаптации к конфликту? Современное состояние. Фронт. Гум. Нейроски . 6:3. doi: 10.3389/fnhum.2012.00003

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полнотекстовая перекрестная ссылка

Фукс, И., и Ансорж, У. (2012). Подавление возврата не является признаком экзогенного захвата бессознательными сигналами. Фронт. Гум. Нейроски . 6:30. doi: 10.3389/fnhum.2012.00030

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | CrossRef Full Text

Gaillard, V., Destrebecqz, A., and Cleeremans, A. (2012). Влияние артикуляционного подавления на контроль имплицитного знания последовательности. Фронт. Гум. Нейроски . 6:208. doi: 10.3389/fnhum.2012.00208

Опубликовано Резюме | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Хорга, Г., и Майя, Т.В. (2012). Сознательные и бессознательные процессы в когнитивном контроле: теоретическая перспектива и новый эмпирический подход. Фронт. Гум. Нейроски . 6:199. doi: 10.3389/fnhum.2012.00199

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Кифер, М. (2012). Исполнительный контроль над бессознательным познанием: повышение чувствительности внимания к бессознательной обработке информации. Фронт. Гум. Нейроски . 6:61. doi: 10.3389/fnhum.2012.00061

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Макбрайд Дж., Бой Ф., Хусейн М. и Самнер П. (2012). Автоматическая моторная активация при исполнительном управлении действием. Фронт. Гум. Нейроски . 6:82. doi: 10.3389/fnhum.2012.00082

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Мейран, Н. , Коул, М.В., и Брейвер, Т.С. (2012). Когда планирование приводит к потере контроля: рефлексивность, основанная на намерениях, и рабочая память. Фронт. Гум. Нейроски . 6:104. doi: 10.3389/fnhum.2012.00104

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Прабхакаран, Р., и Грей, Дж. Р. (2012). Повсеместный характер бессознательной обработки социальной информации при исполнительном контроле. Фронт. Гум. Нейроски . 6:105. doi: 10.3389/fnhum.2012.00105

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Schlaghecken, F., Birak, K.S., and Maylor, EA (2012). Возрастной дефицит эффективности низкоуровневого латерального торможения. Фронт. Гум. Нейроски . 6:102. doi: 10.3389/fnhum.2012.00102

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полный текст CrossRef

Зеделиус, К.М., Велинг, Х., и Аартс, Х. (2012). Когда бессознательные вознаграждения неэффективно повышают производительность когнитивных задач: роль сознания в интеграции информации о ценности и достижимости. Фронт. Гум. Нейроски . 6:219. doi: 10.3389/fnhum.2012.00219

Pubmed Abstract | Опубликован полный текст | Полнотекстовая перекрестная ссылка

Как мозг превращает бессознательную информацию в сознательную мысль

Нейронаука говорит нам, что большая часть работы, выполняемой нашим мозгом, происходит на бессознательном уровне, но когда это «а-ха!» момент происходит? И что происходит во время него? Новое исследование расследует.

Поделиться на PinterestНовое исследование изучает, когда в мозгу происходит момент «а-ха!», и насколько он похож на другие мозговые процессы.

Многие из нас замечали, что лучшие идеи приходят нам в голову, когда мы находимся в душе, или что мы можем найти ответ на сложный вопрос, когда меньше всего об этом думаем.

Большое количество нейробиологических исследований показало, что мозг выполняет много работы в свободное время, так называемое состояние бездействия, когда мозг, кажется, вообще ни о чем не думает, и что это время, когда он изо всех сил старается найти решения сложных проблем.

Со временем и с развитием нейробиологии исследователям становится все более и более ясно, что Фрейд был прав в идее о том, что разум, как и мозг, работает бессознательно. На самом деле можно с уверенностью сказать, что то, что известно нам сознательно, — это лишь верхушка гораздо большего айсберга, глубоко погруженного в бессознательные воды.

Но точный момент, когда информация становится нам известна — или когда «верхушка айсберга» пронзает воду и бессознательное становится сознательным, — с нейробиологической точки зрения остается загадкой.

Другими словами, мы еще не знаем, когда это интеллектуально удовлетворяющее «а-га!» момент имеет место, или какая биология стоит за ним. Вот почему группа исследователей из Колумбийского университета в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, решила изучить этот момент более подробно.

Ученых возглавил Майкл Шадлен, доктор философии, из Института поведения мозга и мозга Мортимера Б. Цукермана Колумбийского университета, и результаты были опубликованы в журнале Current Biology.

Доктор Шадлен и его коллеги начали с интересной гипотезы, которую они вывели из предыдущих исследований нейробиологических процессов, участвующих в принятии решений.

Как объясняют авторы, исследования, проведенные как на обезьянах, так и на людях, показывают, что многие наши решения принимаются в тот момент, когда мозг «чувствует», что он собрал достаточно информации, или когда накоплен критический уровень информации.

Этот процесс принятия решения после того, как мозг накопил достаточно данных, носит название «ограниченное накопление данных». Достижение этого порога важно, потому что, хотя мозг не использует всех доступной информации, он использует столько, сколько необходимо для принятия быстрого, но точного решения.

Исследователи задались вопросом, отвечает ли этот порог за наше «эврика!» моменты.

По словам доктора Шадлена, «может ли момент, когда мозг считает, что он накопил достаточно доказательств, быть связан с осознанием человеком того, что он принял решение — этот важный момент «а-а!»?»

Чтобы ответить на этот вопрос, ученые попросили пятерых человек выполнить задание «различение направления». В нем участники смотрели на точки на экране компьютера. Точки двигались хаотично, как песчинки, гонимые ветром. Участников просили сказать, в каком направлении двигались точки.

Момент, когда они «решали», в каком направлении движутся точки, считался эквивалентом «а-ха!» момент.

В центре экрана была неподвижная точка и часы. На дисплее также было две «цели выбора» — а именно, влево или вправо — и это были направления, в которых участники должны были решить, что точки сместились.

Вскоре после того, как точки перестали двигаться, участники использовали электронный ручной стилус для перемещения курсора в том направлении, в котором, по их мнению, двигались точки.

Чтобы определить, когда было принято решение, исследователи использовали технику под названием «ментальная хронометрия» — то есть после того, как они приняли решение, участников просили перевести часы назад до точки, когда они почувствовали, что сделали это сознательно. так.

«Момент времени, указанный участниками — эта ментальная хронометрия — была полностью субъективной; он полагался исключительно на их собственную оценку того, сколько времени им потребовалось, чтобы принять это решение», — говорит доктор Шадлен. «И поскольку это было чисто субъективно, в принципе оно должно было быть непроверяемым».

Однако, применив математическую модель, ученые смогли сопоставить это субъективное время принятия решения с ограниченным процессом накопления доказательств.

Субъективное время принятия решения настолько хорошо соответствовало тому, что ученые определили как порог накопления доказательств, что они смогли предсказать выбор четырех из пяти участников.

«Если бы время, о котором сообщили нам участники, было достоверным, мы пришли к выводу, что можно было бы предсказать точность решения», — объясняет доктор Шадлен.

«Мы использовали своего рода математический трюк, основанный на более ранних исследованиях, которые показали, что скорость и точность решений связаны одной и той же функцией мозга». Такой «математической хитростью» была модель накопления доказательств.

«По сути, акт осознания решения соответствует тому же процессу, через который мозг проходит, чтобы принять решение, даже простое, например, повернуть налево или направо».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *