Чем действие отличается от поведения: Чем отличается деятельность от поведения

Содержание

Поведение и деятельность. Понятие деятельности в психологии.

Деятельность и поведение

Де́ятельность — процесс (процессы) активного взаимодействия субъекта с объектом, во время которого субъект удовлетворяет какие-либо свои потребности, достигает цели. Деятельностью можно назвать любую активность человека, которой он сам придает некоторый смысл. Деятельность характеризует сознательную сторону личности человека (в отличие от поведения).

К примеру, если человек идет по пустыне и потеет от жары, это не деятельность, это рефлекторное действие. Но если этот человек — актёр, снимающийся в рекламе дезодоранта, и в данной сцене он должен вспотеть, потому что так написано в сценарии, потение становится для него вполне осмысленным действием и потому превращается в деятельность.

Деятельность можно разделить на этапы. Можно выделить в качестве этапов

процесс вовлечения в деятельность,
процесс целеполагания
процесс проектирования действий,
процесс осуществления действий,
процесс анализа результатов действий и сравнение их с поставленными целями.

Число и содержание этапов, которые разные исследователи выделяют в деятельности, определяется исключительно задачами и целями исследователя. Модели деятельности в этом случае строятся из соображений удобства, полезности и достаточности.

Первым в советской психологии автором и разработчиком разноуровневой концепции организации поведения, Психологии деятельности, психологии личности и психологической теории развития субъекта в деятельности и в общении, которая развивалась позднееС. Л. Рубинштейном, В. С. Мерлиным и А. Н. Леонтьевым, был М. Я. Басов^[1]].

Поведе́ние — способность животных изменять свои действия под влиянием внутренних и внешних факторов^[1], характерная черта животного типа организации^[2]. Поведение имеет огромное приспособительное значение, позволяя животным избегать негативных факторов окружающей среды

^[3]. У многоклеточных организмов поведение находится под контролем нервной системы.

Растения и бактерии тоже обладают способностью к активному, более того, упорядоченному перемещению под действием внешних факторов (таксису). Примером служат фото- и хемотаксисы бактерий, синезелёных водорослей^[4]. Высшие растения также не лишены способности к движению. Хорошо известны никтинастии растений — открывание и закрывание цветков в связи со сменой дня и ночи, фототропизмы листьев, движения растений при охоте на животных, гидро- и хемотропизмы корней^{[прим.
1][5]}.

Тем не менее, поскольку механизмы движения растений носят чисто физиологический характер, нельзя говорить о наличии у них ни поведения, ни психики. В психологии движения растений относят к допсихическому уровню отражения.

Поведение, в отличие от психики, доступно для непосредственного наблюдения и является предметом широкого спектра наук, от психологии, этологии, зоопсихологии и сравнительной психологии до поведенческой экологии

Деятельность можно определить как специфический вид активности человека, направленный на познание и творческое преобразование окружающего мира, включая самого себя и условия своего существования. В деятельности человек создает предметы материальной и духовной культуры, преобразует свои способности, сохраняет и совершенствует природу, строит общество, создает то, что без его активности не существовало в природе. Творческий характер человеческой деятельности проявляется в том, что благодаря ей он выходит за пределы своей природной ограниченности, т.е. превосходит свои же генотипически обусловленные возможности. Вследствие продуктивного, творческого характера своей деятельности человек создал знаковые системы, орудия воздействия на себя и природу. Пользуясь этими орудиями, он построил современное общество, города, машины, с их помощью произвел на свет новые предметы потребления, материальную и духовную культуру и в конечном счете преобразовал самого себя. Исторический прогресс, имевший место за последние несколько десятков тысяч лет, обязан своим происхождением именно деятельности, а не совершенствованию биологической природы людей.

Современный человек живет в окружении таких предметов, ни один из которых не является чистым творением природы. Ко всем таким предметам, особенно на работе и в быту, оказались в той или иной степени приложенными руки и разум человека, так что их можно считать материальным воплощением человеческих способностей. В них как бы опредмечены достижения разума людей. Усвоение способов обращения с такими предметами, включение их в деятельность выступает как собственное развитие человека. Всем этим человеческая деятельность отличается от активности животных, которые не производят ни чего подобного: ни одежды, ни мебели, ни машин, ни знаковых систем, ни орудий труда, ни средств передвижения и многого другого. Для удовлетворения своих потребностей животные пользуются только тем, что им предоставила природа.

Иными словами, деятельность человека проявляется и продолжается в творениях, она носит продуктивный, а не только потребительский характер.

Породив и продолжая совершенствовать предметы творения, человек кроме способностей развивает свои потребности. Оказавшись связанным с предметами материальной и духовной культуры, потребности людей приобретают культурный характер.

Деятельность человека принципиально отличается от активности животных и в другом отношении. Если активность животных вызвана естественными потребностями, то деятельность человека в основном порождается и поддерживается искусственными потребностями, возникающими благодаря присвоению достижений культурно-исторического развития людей настоящего и предшествующих поколений. Это потребности в познании (научном и художественном) , творчестве, в нравственном самосовершенствование и другие.

Всякая деятельность имеет определенную структуру. В ней обычно выделяют действия и операции как основные составляющие деятельности.

Действием называют часть деятельности, имеющею вполне, осознанную человеческом цель. Например, действием, включенным в структуру познавательной деятельности, можно назвать получение книги, ее чтение; действиями, входящими в состав трудовой деятельности, можно считать знакомство с задачей, поиск необходимых инструментов и материалов, разработку проекта, технологии изготовления предмета и т.

п.; действиями, связанными с творчеством, являются формулировка замысла, поэтапная его реализация в продукте творческой работы.

Операцией именуют способ осуществления действия. Сколько есть различных способов выполнения действия, столько можно выделить различных операций. Характер операций зависит от условия выполнения действия, от имеющихся у человека умений и навыков, от наличия инструментов и средств осуществления действия. Разные люди, к примеру, запоминают информацию и пишут по-разному. Это значит, что действие по написанию текста или запоминанию материала они осуществляют при помощи различных операций. Предпочитаемые человеком операции характеризуют его индивидуальный стиль деятельности.

Понятие личности в психологии. Соотношение понятий «личность», «Индивид», «индивидуальность» , «Субъект»

С. Л. Рубинштейн. Основы общей психологии >> Сознательное действие

Сознательное действие — это не действие, которое сопровождается сознанием, которое помимо своего объективного обнаружения имеет еще субъективное выражение. Сознательное действие отличается от неосознанного в самом своем объективном обнаружении: его структура иная и иное его отношение к ситуации, в которой оно совершается; оно иначе протекает. Определение деятельности человека в отрыве от его сознания так же невозможно, как определение его сознания в отрыве от тех реальных отношений, которые устанавливаются в деятельности. Так же как явление сознания не может быть однозначно определено вне своего отношения к предмету, так и акт поведения не может быть однозначно определен вне своего отношения к сознанию. Одни и те же движения могут означать различные поступки, и различные движения — один и тот же поступок. Внешняя сторона поведения не определяет его однозначно, потому что акт деятельности сам является единством внешнего и внутреннего, а не только внешним фактом, который лишь внешним образом соотносится с сознанием. Акт человеческой деятельности — это сложное образование, которое, не будучи только психическим процессом, выходя за пределы психологии в области физиологии, социологии и т.

д. , внутри себя включает психологические компоненты. Учет этих психологических компонентов является необходимым условием раскрытия закономерностей поведения. Бихевиористское понимание поведения должно быть так же радикально преодолено, как и интроспективное понимание сознания. Поведение человека не сводится к простой совокупности реакций, оно включает систему более или менее сознательных действий или поступков. Сознательное действие отличается от реакции иным отношением к объекту. Для реакции предмет есть лишь раздражитель, т. е. внешняя причина или толчок, ее вызывающий. Действие — это сознательный акт деятельности, который направляется на объект. Реакция преобразуется в сознательное действие по мере того, как формируется предметное сознание. Действие, далее, становится поступком по мере того, как и отношение действия к действующему субъекту, к самому себе и к другим людям как субъектам, поднявшись в план сознания, т. е. превратившись в сознательное отношение, начинает регулировать действие.

Поступок отличается от действия иным отношением к субъекту. Действие становится поступком по мере того, как формируется самосознание. Генезис поступка и самосознания — это сложный, обычно внутренне противоречивый, но единый процесс, так же единым процессом является генезис действия как сознательной операции и генезис самого предметного сознания. Различные уровни и типы сознания означают вместе с тем и различные уровни или типы поведения (реакция, сознательное действие, поступок).

Ступени в развитии сознания означают изменения внутренней природы действия или актов поведения, а изменение внутренней природы есть вместе с тем и изменение психологических закономерностей их внешнего объективного протекания. Поэтому структура сознания принципиально может быть определена по внешнему, объективному протеканию действия. Преодоление бихевиористской концепции поведения является вместе с тем и преодолением интроспективной концепции сознания. Наша психология включает, таким образом, в область своего изучения и определенный, а именно психологический аспект или сторону деятельности или поведения. Путь нашей психологии не может заключаться в том, чтобы вернуться к изучению психики, оторванной от деятельности, существующей в замкнутом внутреннем мире. Ошибка поведенческой психологии заключалась не в том, что она и в психологии хотела изучать человека в деятельности, а в том, как она понимала эту деятельность, и в том, что она хотела деятельность человека в целом подчинить закономерностям биологизированной психологии. Психология не изучает поведение в целом, но она изучает психологические особенности деятельности. Наше понимание деятельности, психологические особенности которой изучает психология, при этом так же радикально отличается от механистического понимания поведения, как наше понимание психики от ее субъективно — идеалистической трактовки. Решение вопроса не может заключаться в том, чтобы дать «синтез» одной и другой концепции. Такой «синтез», поскольку он утверждал бы, что нужно изучать и деятельность и сознание, объективное обнаружение поведения и, помимо того, его субъективное выражение, фактически неизбежно привел бы к объединению механистического понимания деятельности с идеалистическим пониманием сознания. Подлинного единства сознания и поведения, внутренних и внешних проявлений можно достигнуть не внешним, механическим объединением интроспективного идеалистического учения о сознании и механистического бихевиористского учения о поведении, а лишь радикальным преодолением как одного, так и другого.

Единство сознания и поведения, внутреннего и внешнего бытия человека раскрывается для нас в самом их содержании. Всякое переживание субъекта всегда и неизбежно является, как мы видим, переживанием чего — то и знанием о чем — то. Самая внутренняя его природа определяется опосредованно через отношение его к внешнему, объективному миру. Я не могу сказать, что я переживаю, не соотнеся своего переживания с объектом, на который оно направлено. Внутреннее, психическое неопределимо вне соотнесения с внешним, объективным. С другой стороны, анализ поведения показывает, что внешняя сторона акта не определяет его однозначно. Природа человеческого поступка определяется заключенным в нем отношением человека к человеку и окружающему его миру, составляющим его внутреннее содержание, которое выражается в его мотивах и целях. Поэтому не приходится соотносить поведение как нечто лишь внешнее с сознанием как чем — то лишь внутренним; поведение само уже представляет собою единство внешнего и внутреннего, так же как, с другой стороны, всякий внутренний процесс в определенности своего предметно — смыслового содержания представляет собой единство внутреннего и внешнего, субъективного и объективного.

Таким образом, единство сознания и деятельности или поведения основывается на единстве сознания и действительности или бытия, объективное содержание которого опосредует сознание, на единстве субъекта и объекта. Одно и то же отношение к объекту обусловливает и сознание и поведение, одно — в идеальном, другое — в материальном плане. Этим в самой основе своей преодолевается традиционный картезианский дуализм.

С. Л. Рубинштейн. Основы общей психологии. СПб., 1998.

RSS [email protected]

Действие

Джордж Уилсон, Сэмюэль Шполл

Впервые опубликовано 18. 03.2002, существенные изменения от 04.04.2012.

Если голова человека наклоняется, то он мог наклонить ее или не делать этого, и в случае, если он двигал ею, это действие он мог инициировать, или же его вызвало в качестве пассивного какое-то другое занятие. Если человек совершил это действие, то он мог сделать это намеренно или случайно. Эта небольшая подборка контрастов (и иных, схожих с ними) послужила причиной возникновения вопросов о природе, типах и специфичности действия. Кроме самого движения, поворот головы может означать также выражение согласия или попытку вытряхнуть насекомое из уха. Должны ли мы мыслить следствия физического поведения, конвенциональные или каузальные, как составные элементы действия, отличные от движения, но «порождаемые» им? Или же нам следует полагать, что имеет место единичное действие, описываемое множеством способов? К тому же действия в самом минимальном смысле кажутся по существу «активными». Однако как мы можем объяснить, к чему это свойство сводится, и защитить наши неопределенные интуиции в отношении того, какие события подпадают под категорию «активных», а какие нет?

Дональд Дэвидсон [Davidson 1980, essay 3] утверждал, что действие в основном смысле является чем-то, что деятель совершает и что было «намеренным в каком-либо описании», и многие другие философы согласны с ним в том, что существует понятийная связь между подлинным действием, с одной стороны, и намерением, с другой стороны. Тем не менее объяснить предполагаемую связь между этими двумя понятиями непросто. Во-первых, в понятии «намерение» присутствуют различные понятийные модуляции, связи между которыми непросто обрисовать, и было совершено уже немало попыток отображения соотношения между намерениями, касающимися будущего, намеренным действием и действием с определенным намерением. Во-вторых, само по себе представление, что согласно одному описанию человеческое поведение является намеренным, а согласно другому — нет, сложно ухватить. К примеру, как отмечал Дэвидсон, деятель может намеренно споткнуться, и деятельность, послужившая причиной этому, согласно одному описанию, может быть намеренной, хотя вероятно, что предвиденное, хоть и вынужденное поведение, которое она вызвала, не рассматривается как намеренное в рамках какого-либо направления. Тем не менее и спотыкание, и инициирующая его причина необходимы для подтверждения истинности утверждения, что деятель намеренно споткнулся. Оба явления в этом смысле в равной мере подпадают под действующее описание. Таким образом, необходимо дальнейшее прояснение.

Примечательная и довольно известная дискуссия касалась того, являются ли мотивы деятеля к действию причинами действия, — ведущееся на протяжении долгого времени обсуждение специфики наших объяснений действий на основе здравого смысла. Некоторые философы утверждали, что мы объясняем, почему деятель действовал так, а не иначе, когда излагаем, каким образом нормативные соображения соотносятся с действием понятным для него образом. Другие подчеркивали, что понятие «намерение, с которым действует личность» имеет телеологическое измерение, которое, с их точки зрения, не сводится к понятию «руководство мотивами деятеля в качестве причин». Однако представление, согласно которому объяснения на основе мотивов являются причинными объяснениями, остается доминирующим. Наконец, недавние дискуссии возродили интерес к важным вопросам о природе намерения и его особенности в качестве ментального состояния, а также о нормах, определяющих рациональное планирование.

1. Природа действия и деятельности

1.1. Знание о своих собственных действиях

1.2. Управление собственными действиями

2. Намеренное действие и намерение

3. Объяснение действия

4. Намерения и рациональность

Библиография

Основной причиной постановки вопроса о природе действия выступает отсылка к интуитивно понятному различию между вещами, которые просто происходят с людьми — событиями, которые с ними происходят, — и разнообразными вещами, которые они сами делают. Последние, дела, являются актами или действиями деятеля, и вопрос о природе действия должен быть следующим: каким образом действие отличается от обычного события или происшествия? К настоящему моменту более полно определены особенности глагола «делать» и сформировано отчетливое понимание того, что вопрос сформулирован неверно. К примеру, человек может кашлять, чихать, моргать, краснеть и биться в припадке — все это вещи, которые человек в минимальном смысле этого слова «делает», хотя обычно деятель пассивен в ходе исполнения этих «дел». Естественно возразить, что это — не тот смысл «дела», который умудренный опытом философ действия имеет в виду, но в то же время непросто и сказать, каков этот смысл. Более того, как отмечал Гарри Франкфурт [Frankfurt 1978], целенаправленное поведение животных конституирует разновидность «активного» действия низшего уровня. Когда паук ползет по столу, он непосредственно контролирует движения своих лапок, и они направляют его, им предписывается доставить его из одной точки в другую. Сами эти движения являются целью для паука, и потому они подпадают под своего рода телеологическое объяснение. Сходным образом, праздные незаметные действия моих пальцев могут иметь своей целью отделение фантика от конфеты. Вся эта поведенческая активность является «действием» в довольно слабом смысле этого слова.

Тем не менее большая часть действий человека имеет более богатую психологическую структуру, чем в приведенных случаях. Деятель проявляет активность, направленную на достижение цели и, как правило, деятель выбирает цель, исходя из общей оценки имеющихся у него альтернатив и возможностей. Более того, непосредственному осознанию деятеля доступно и то, что он осуществляет активность, о которой идет речь, и то, что она направлена на достижение определенной выбранной цели. На по-прежнему более сложном понятийном уровне Франкфурт [Frankfurt 1988, 1999] также утверждал, что в основных вопросах, имеющих отношение к свободе действия, предполагается и придается значимость понятию «действия на основе желания, с которым деятель отождествляется». Под влиянием Франкфурта было написано немало текстов, разъясняющих природу «полноценной» человеческой деятельности, независимо от того, определяется ли понятие в смысле Франкфурта или в других, но схожих смыслах (см. [Velleman 2000, essay 6; Bratman 1999, essay 10]). Таким образом, существует несколько уровней действия, подлежащих различению, и к их числу относится, по крайней мере, следующее: бессознательное и/или рефлекторное поведение, преднамеренная и целенаправленная активность (к примеру, паука Франкфурта), намеренное действие и автономные акты или действия деятелей-людей, обладающих самосознанием. В связи с каждым ключевым понятием этого описания возникают трудности.

1.1. Знание о своих собственных действиях

Нередко отмечается, что деятель обладает своего рода непосредственным осознанием своей собственной физической активности и тех целей, на реализацию которых она направлена. В связи с этим Элизабет Энском [Anscombe 1963] говорила о «знании без наблюдения». Деятель и «без наблюдения» знает, что он производит определенные телесные движения (возможно, в соответствии с некоторым приблизительным, но принимаемым во внимание описанием), и ему известно «без наблюдения», каким целям должно служить его поведение (см. также [Falvey 2000]). Обсуждение этого тезиса Энском обширно и ведет к дальнейшим размышлениям, однако ее концепция «знания посредством наблюдения» остается проблематичной. Естественно, хочется сказать, что проприоцепция и кинестетическое восприятие играют определенную роль в информировании деятеля о положении и движениях его тела, и неясно, почему эта функция информирования не может считаться видом внутреннего «наблюдения» собственного публичного физического поведения. Энском явным образом отрицает, что деятели узнают о положении и движении их собственных тел посредством «отдельно описываемых восприятий», выступающих критериями истинности их суждений об исключительно физическом функционировании их тел. Тем не менее, когда кто-то видит перед собой щегла, его знание не выводится из «отдельно описываемых» зрительных ощущений, которые он получает, видя щегла, однако это — пример знания, получаемого из наблюдения.

В том же духе Дэвид Веллеман [Velleman 1989] описывает знание чьих-то текущих и зарождающихся действий как «спонтанное» (знание, которое деятель получает без того, чтобы оно выводилось из подтверждающей его наглядности) и «самореализуемое» (ожидания действия, которые приводят к желаемым действиям). Согласно Веллеману, эти ожидания сами по себе являются намерениями, и они преимущественно выводятся деятелем в ходе практического рассуждения о том, что он собирается совершить. Таким образом, Веллеман относится к тем, кого Сара Пол [Paul 2009] называет сторонниками Сильного когнитивизма, отождествляющими намерение с определенным относящимся к делу убеждением относительно того, что человек делает или собирается сделать. Сетийя [Setiya 2009] разделяет это мнение. Сторонник Слабого когнитивизма, в терминах Пол, — это теоретик, по мнению которого намерения совершить F частично конституируются, но не тождественны соответствующим убеждениям, что некто будет делать F. К примеру, Пол Грайс [Grice 1971] придерживался взгляда, что намерение совершить F, состоящее в собственном «желании» деятеля выполнить F и соединенное с убеждением, что он действительно будет делать F, является более или менее прямым следствием того, что он так пожелал. Поскольку сторонники Сильного когнитивизма утверждают, что намерение/убеждения деятеля преимущественно не основываются на наблюдении или свидетельстве какого-либо рода, и поскольку они также утверждают, что эти состояния отвечают в качестве причин за производство действий, удостоверяющих их содержание, такие теоретики убеждены, что данные намерения после их осуществления дают начало разновидности «практического» знания, которое не было выведено из наблюдения. Сторонники Слабого когнитивизма могут построить сходное рассуждение о том, каким образом собственные действия деятеля могут в соответствующем смысле стать доступны для него без наблюдения.

Тем не менее, еще не очевидно, что знание деятеля о своих намеренных действиях не выводится из непосредственного знания о своих собственных намерениях. Рассмотрим, чтобы проиллюстрировать данную линию размышлений, теорию намерения и действия Грайса. Как отмечалось выше, он придерживался позиции Слабого когнитивизма, в соответствии с которой деятель желает сделать F и выводит из своей осведомленности об этом желании, что он будет делать F (или по крайней мере попытается сделать F) именно потому, что у него было желание это сделать. Однако весьма вероятно, как Сара Пол утверждает в публикации 2009 года, что намерение совершить F, понятое правильным образом, может занять место, эквивалентное тому, что занимают «желания» в подходе Грайса. Таким образом, деятель, намеревающийся сделать F в ближайшем будущем и непосредственно отдающий себе отчет в этом намерении, формирует путем умозаключения убеждение, что он в скором времени сделает F (или по крайней мере попытается сделать F) именно потому, что у него было намерение так поступить. В конце концов, условное предложение «Если деятель намеревается сделать F в ближайшее время и не передумает, то вскоре он как минимум попытается сделать F», по-видимому, известно a priori. Убеждение, которое деятель получает таким образом, не берется из наблюдения, хоть и выводится. Пол обозначает этот подход как «концепция вывода», и ее не так-то легко сбросить со счетов (см. также [Wilson 2000; Moran 2001]). Эти загадки о природе знания деятеля о своих собственных намеренных действиях тесным образом переплетены с вопросами о природе намерения и о природе объяснения действия. В заключительном разделе мы кратко коснемся некоторых ключевых моментов, возникающих в связи с этим.

1.2. Управление собственными действиями

Для понятия «целенаправленного действия» также важно, что обычно деятели осуществляют прямой контроль или способны управлять собственным поведением. Задействуя свою здоровую правую руку, деятель может направлять свою парализованную левую руку таким образом, чтобы провести ее по определенной траектории. Движение его правой руки, приведенной в действие посредством нормального функционирования системы контроля движения, является настоящим действием, а движение левой руки — нет. Последнее является лишь каузальным результатом направляющего движения, точно так же как и вспышка света в лампочке является результатом его действия, когда он включает свет. Деятель напрямую контролирует движение правой руки, но не левой. Между тем едва ли ясно, что означает «прямой контроль поведения». Он не означает, что поведение А, конституирующее выполнение или попытку выполнения действия F, было инициировано и причинным образом управлялось по ходу его выполнения обращенным в настоящее намерением делать F. Даже управляемые внешним образом движения парализованной левой руки могли бы удовлетворить данному условию слабого типа. Альфред Мили [Mele 1992] предположил, что интуитивная «прямота» управления действием А может быть частично зафиксирована путем введения условия, что управляющее действием намерение должно вызывать и обеспечивать А непосредственно. Другими словами, в качестве отдельного условия оговаривается, что обращенное в настоящее намерение деятеля совершить F должно направлять действие А, но не посредством производства другого предшествующего или сопутствующего ему действия А*, которое в свою очередь управляло бы действием А как его причина. Однако данное предложение сомнительно. Согласно определенным предположениям, большая часть обычных физических действий не соответствуют этому сильному условию. Обычные произвольные движения конечностей деятеля вызваны сложными сокращениями соответствующих мышц, и эти сокращения, поскольку они имеют своей целью инициацию движения конечностей, могут сами по себе рассматриваться в качестве каузально предшествующих действиям человека. К примеру, согласно концепции действия Дэвидсона, они будут пониматься именно так, поскольку сокращения мышц деятеля осуществляются намеренно согласно описанию «делать нечто, что вызывает движение руки» (см. [Davidson 1980, essay 2]). Таким образом, публично наблюдаемое движение руки в случае обычного намеренного движения руки будет иметь в качестве причины, управляющей им, предшествующее действие, мышечное сокращение, и, следовательно, каузальное управление движениями руки вообще не будет примером «непосредственной» причинности (см. [Senon 1998]).

Как мы можем видеть, данное заключение зависит от того, каким образом понимается акт движения какой-либо части тела. Некоторые философы утверждают, что движения тела деятеля не являются действиями. Только непосредственное передвижение деятелем, скажем, своей ноги конституирует действие; движение ноги вызвано и/или входит как составная часть в акт движения (см. [Hornsby 1980]). Данный тезис заново открывает возможность того, что каузальное управление движением ноги деятеля посредством соответствующего намерения является непосредственным. Намерение непосредственно управляет процессом передвижения, если не самим движением, и акт движения при этом представляется как начинающийся на ранней внутренней стадии акта инициализации. Тем не менее данное предположение также является спорным. К примеру, Остин [Austin 1962] считал, что утверждение

(1) Деятель передвинул ногу

допускает двоякое толкование (если не вдаваться в подробности):

(1’) Деятель вызвал движение своей ноги

и более точное

(1’’) Деятель осуществил движение с помощью своей ноги.

Если Остин прав, тогда субстантивация «передвижение деятелем своей ноги» должна быть также неоднозначной, где в таком случае во втором прочтении указывается на движение ноги — движение, которое осуществил деятель. Таким образом, не существует простого способа отослать к предполагаемому различию между «движением» и «передвижением», чтобы легко сбросить со счетов концепцию «прямого контроля действия» в настоящем исследовании.

Так или иначе, существует еще одна известная причина для сомнения в том, что «непосредственность» управления деятелем своими собственными действиями включает в себя условие каузальной близости — что означает, что действие не должно контролироваться другим действием того же деятеля. Некоторые философы полагают, что движение ногой, выполняемое деятелем, запускается и осуществляется посредством усилия попытки деятеля передвинуть ногу именно в данном направлении и что успешная попытка и есть само по себе действие (см. [Hornsby 1980; Ginet 1990; O’Shaughnessy 1973, 1980]). Если к тому же акт деятеля по передвижению ноги отличен от попытки, тогда движение ноги не обусловливается ближайшим образом намерением. Истинность и ложность этого третьего допущения связана с более общим вопросом об индивидуации действия, также составляющим предмет большой дискуссии.

Дональд Дэвидсон [Davidson 1980, essay 1], соглашаясь с Энском утверждал, что

(2) Если человек совершает F посредством G, то тогда его действие F = его действие G.

В знаменитом примере Дэвидсона человек пугает грабителя, осветив комнату посредством включения лампы, что он, в свою очередь, сделал, щелкнув по выключателю. В соответствии с обозначенным выше тезисом Дэвидсона/Энском, отпугивание вора = освещение комнаты = включение лампы = щелчок выключателя. И это так, невзирая на то, что отпугивание вора произошло случайно, тогда как щелчок выключателя, включение света и освещение комнаты были преднамеренными. Теперь предположим, что также истинно то, что деятель передвинул свою ногу посредством попытки передвинуть ее именно таким образом. Присовокупив к этому тезис Дэвидсона и Энском об определении действия, тем самым получим, что акт деятеля по передвижению его ноги = его акт попытки передвинуть ее. Таким образом, возможно, акт попытки передвинуть ногу не вызывает действие движения, поскольку они являются одним и тем же.

Вопросы, встречающиеся в этих дебатах, потенциально довольно запутанны. Во-первых, важно различать такие фразы, как

(а) включение света деятелем,

и такие фразы с причастиями как

(b) включение света, выполненное деятелем.

В общем выражение (а) устроено, скорее, как придаточное предложение с союзом «что», например,

(а’) что деятель включил свет,

тогда как вторая фраза является точным описанием, то есть:

(b’) включение света деятелем.

Более того, даже когда различие установлено, денотаты фраз с причастием часто остаются неопределенными, особенно когда глаголы, субстантивация которых осуществляется в этих фразах, стоят в побудительном залоге. Невозможно отрицать, что имеет место внутренне сложный процесс, инициируемый движением руки деятеля, касающейся выключателя, и он завершается включением света как результатом. Данный процесс включает в себя инициирующее его действие и событие, являющееся его кульминацией, но он не тождественен им. Тем не менее в подходящей разговорной обстановке фразы (b) и (b’) могут использоваться таким образом, чтобы обозначать любое из трех событий: действие, посредством которого включают свет, включение света и весь процесс, в ходе которого свет должен быть включен (далее см. [Parsons 1990; Pietrofsky 2000; Higginbotham 2000]).

Рассмотрим теперь тезис Дэвидсона-Энском, касающийся отношения, существующего между актом включения света деятелем, его актом щелчка по выключателю и так далее. Какая конфигурация событий, предшествующих или включенных в расширенный каузальный процесс включения света, действительно конституирует действие деятеля? Некоторые философы отдавали предпочтение наблюдаемому движению руки деятеля, другие — расширенному причинному процессу, который был им инициирован, а некоторые — относящемуся к процессу акту попытки, предшествующему всему остальному и «порождающему» его. Как оказалось, сложно найти аргументы в пользу одного или другого решения, не ставя под вопрос сами конкурирующие позиции. Как было отмечено выше, Хорнсби (Hornsby) и другие авторы обращали внимание на интуитивно очевидную истинность высказывания:

(3) Деятель привел в движение свою руку посредством попытки выполнить это движение,

и они обращаются к тезису Дэвидсона-Энском, чтобы утверждать, что акт движения руки = акт попытки совершения этого движения. Согласно данной точке зрения, акт попытки (который является актом движения) каузально обусловливает движение руки тем же путем, каким акт движения руки вызывает свечение в лампочке. И начало свечения, и наблюдаемое движение руки являются просто каузальными следствиями действия самого по себе: акта попытки привести в движение руку. Далее, в свете видимой непосредственности и прочного авторитета первого лица в суждениях деятелей о том, что они пытались сделать определенную вещь, оказывается, что акты попыток являются по существу психическими актами. Таким образом, особый тип психических актов является каузальным источником телесного поведения, что обосновывает разнообразные физические переописания этого акта.

И тем не менее ничто из этого не кажется обязательным. Спорно, что

(4) Деятель пытался включить свет

означает просто, по крайней мере, в первом приближении, что

(4’) Деятель сделал нечто, что было направлено на включение света.

Более того, если (4) и (4’) истинны, тогда то, что деятель совершил для включения света, окажется чем-то иным, каузально предшествующим действию — акту щелчка по выключателю, например. Если это верно в отношении простых действий (движения руки, например) так же, как и в отношении сложных, инструментальных действий, тогда попытка совершить движение собственной рукой может быть не более чем осуществлением чего-то, направленного на приведение в движение руки. В данном случае нечто, что было сделано, могло состоять в сокращении мышц деятеля. Или, например, если мы обратимся к классическому случаю человека, чья рука парализована, но он не знает об этом, то в данном случае (а возможно, и во всех случаях) попытка будет не более чем активацией определенных нейронных систем в головном мозге. Конечно, большая часть деятелей не отдает себе отчета в том, что именно они запускают соответствующую нейронную активность, но им известно о том, что они делают нечто, что, как предполагается, приведет в движение руку. В действительности тем, что они осознают как причины движения руки, может оказаться нейронная активность в головном мозге. С этой точки зрения, «попытка совершить F» не называет естественный ментальный акт, который обычно запускает последовательность соответствующих физических ответных реакций. Скорее это выражение дает нам способ описания действий с точки зрения цели, направленной на определенное поведение, не обязывая нас учитывать, была ли достигнута цель или нет. Также мы не обязаны принимать в расчет:

i. внутренний характер поведения, нацеленного на исполнение F,

ii. было ли осуществлено действие или несколько действий в ходе попытки и

iii. были ли какие-либо дальнейшие телесные явления, связанные с попыткой, сами по себе дополнительными физическими действиями (см. [Cleveland 1997]).

В отличие от этого, хорошо известно учение, согласно которому деятелю в первую очередь, чтобы вызвать движение своей руки, нужно сформировать отдельное психическое явление, сущностная природа которого и содержание непосредственно доступны интроспективно. Деятель желает, чтобы его рука пришла в движение, или он имеет волевой акт, согласно которому его рука должна двинуться, и именно желание или волевой акт нацелены на то, чтобы вызвать движение его руки. Точно так же, как попытка включить свет может конституироваться щелчком по выключателю, в стандартных случаях попытка пошевелить рукой конституируется желанием деятеля, чтобы его рука пришла в движение. Согласно традиционному «учению о воле», желания, воления, обычные попытки, как это удачно сформулировал Брайан О’Шоннеси (O’Shaughnessy), являются «примитивными элементами сознания животного» [1]. Они являются элементами сознания, в которых деятель играет активную роль, и представляют собой эпизоды, которые, как правило, обладают силой, производящей телесные движения, которые они представляют. Тем не менее одно дело соглашаться с тем, что в попытке привести в движение свое тело присутствует «внутренняя» активность, которая, как считается, инициирует намеченное ранее телесное движение. Совсем другое дело утверждать, что действия по инициированию имеют определенные психические атрибуты, которые в учении о воле, как правило, приписываются актам воли.

Далее возникает вопрос, одно ли действие, телесное или какое-либо другое, выполняется в составе причинной цепочки, начинающейся с попытки движения и заканчивающейся движением выбранного типа. Одна возможность, отсылающая к тому, что сказано выше, заключается в том, что имеется целая каузальная цепочка действий, что предполагается уже при исполнении самого простого физического акта движения части тела. Если, к примеру, «действие» представляет собой целенаправленное поведение, тогда как инициирующая его нейронная активность, как сокращение мышц, к которому она приводит, так и наблюдаемое движение руки — все это может быть отдельными действиями, где каждый член этой цепочки обусловливает появление каждого последующего члена, и все эти действия обусловливают итоговый щелчок по выключателю далее по ходу причинной цепочки. Согласно данному подходу, может не существовать конкретного акта нажатия на выключатель или включения света, потому что каждое звено причинной цепи теперь представляет собой акт, вызывающий щелчок выключателя и (посредством этого) включение света (см. [Wilson 1989]). Тем не менее все еще остается единичное наблюдаемое действие, посредством которого осуществляется щелчок по выключателю, включение света и отпугивание грабителя, то есть наблюдаемое движение руки деятеля. В этом смысле данное предположение поддерживает измененную версию тезиса Дэвидсона/Энском.

Однако во всей этой дискуссии игнорируется основная метафизическая загадка. В двух предшествующих абзацах предполагалось, что нейронная активность, мышечные сокращения, наблюдаемые движения руки могут рассматриваться в качестве действий, тогда как щелканье выключателем, зажигание света и отпугивание грабителя представлялись просто событиями, внешними по отношению к деятелю, простыми следствиями наблюдаемого действия деятеля. Как мы видели, отсутствует согласие по поводу того, где сущностная деятельность начинается и заканчивается: в теле деятеля или где-то вне его. Меньше разногласий существует в отношении того, что следствия телесных действий за пределами тела, как щелчок выключателем, освещение комнаты и так далее, сами по себе не являются целенаправленными действиями. И все же что поможет нам дать осмысленное объяснение любому набору различий между действием и не действием в ходе прослеживания соответствующих сложных причинных цепочек, идущих от изначальной сознательной или мозговой активности через движения тела к событиям, происходящим в окружающей среде деятеля?

Вероятно, хочется сказать, что, как предполагалось выше, деятель обладает в определенном смысле прямым (моторным) контролем над целенаправленным поведением его собственного тела. Благодаря этой фундаментальной биологической способности его телесная активность — и внутренняя, и внешняя — контролируется им и направляется на достижение соответствующих целей. Внутренняя физическая активность служит причиной (и направлена на то, чтобы служить причиной) возникновения наблюдаемых движений руки, а эти движения, в свою очередь, выступают причиной (и направлены на то, чтобы служить причиной) щелчка по выключателю, включения света и освещения комнаты. Подчеркивая соображения подобного рода, можно прийти к утверждению, что они оправдывают ограничение действий событиями, происходящими в теле деятеля или на его поверхности. И тем не менее остается упрямый факт: деятель также обладает определенным «контролем» над тем, что происходит с выключателем, лампочкой и даже с состоянием сознания грабителя. Целью деятеля является нажатие на выключатель, чтобы включить свет, целью последнего является сделать помещение видимым и так далее. Следовательно, основой для различения между минимальной деятельностью и недеятельностными последствиями в рамках расширенных причинных цепочек должна быть особая черта поведения личности: предполагаемая «непосредственность» моторного контроля, непосредственность или относительная несомненность ожиданий деятеля касательно действий в соотношении с их результатами или факты, предполагающие особый статус живого тела деятеля. Ранее в этом разделе обращалось внимание на серьезную трудность в понимании того, каким образом эти пути объяснения могут обеспечить рациональную основу для необходимого метафизического различия(-ий).

Энском начинает свою монографию «Намерение», отмечая, что понятие «намерение» встречается в следующих конструкциях:

(5) Деятель намеревается сделать G;

(6) Деятель совершил G намеренно; и

(7) Деятель совершил F c намерением cделать G.

Можно еще добавить:

(7’) В ходе выполнения F (посредством выполнения F), деятель намеревался совершить G.

Несмотря на то, что (7) и (7’) тесно связаны, речь в них идет не об одном и том же. К примеру, хотя может быть истинным, что

(8) Вероника убирала тогда кухню с намерением накормить своего фламинго после,

в обычных обстоятельствах не будет истинным то, что

(8’) Своей уборкой кухни Вероника намеревалась накормить после своего фламинго.

Несмотря на существующие между ними различия, будем считать, что примеры (7) и (7’) приписывают намерения действию [2]. В этих пропозициональных формах представлены знакомые лаконичные способы объяснения действия. Уточнение намерения, с которым деятель действовал или намерения, которое было у деятеля в ходе выполнения действия, дает объяснение общего типа тому, почему деятель действовал именно таким образом. Данное наблюдение будет проанализировано в разделе 3.

Утверждения типа (5) приписывают намерение, относящееся к будущему, хотя в виде исключения они включают в себя атрибуции намерений, относящихся к настоящему, то есть намерение деятеля заниматься G сейчас. Утверждения формы (6), атрибуции намеренного действия, тесно связаны с соответствующими случаями (7). По крайней мере, в первом приближении возможно, что (6) истинно только в том случае, если

(6’) Деятель сделал G с намерением делать G.

Тем не менее некоторые авторы задавались вопросом о том, отражает ли эта простая эквивалентность особое устройство того, что значит совершать G намеренно [3]. Возьмем адаптированный пример из Дэвидсона [Davidson 1980, essay 4]. Предположим, что Бэтти убила Джагхеда и сделала это с соответствующим намерением. И тем не менее предположим, что ее намерение реализовалось только благодаря совершенно неожиданному случаю. Пуля, которой она стреляла, пролетела далеко от Джагхеда, но задела ветки дерева над его головой и высвободила рой шершней, напавших на него и зажаливших его до смерти. В данном случае как минимум сомнительно, что таким образом Бэтти убила Джагхеда намеренно. (В такой же мере сомнительно и то, что Бэтти убила его ненамеренно). Или предположим, что Регги выиграл в лотерею, и, имея странные иллюзии о том, что у него есть способность определять, какой билет будет выигрышным, он начинает игру и выигрывает ее, намереваясь ее выиграть [Mele 1997]. Из первого примера следует, что к (6’) должно быть добавлено условие, в котором бы говорилось, что деятель преуспел в исполнении G именно тем путем, который соответствует плану, который у него был в отношении G, когда он начинал действовать. Из второго примера следует, что успешное осуществление G деятелем должно являться результатом искусного владения соответствующими навыками, а не должно быть слишком зависимо от чистой случайности, неважно, предвиделась ли удача или нет. Различные другие примеры наталкивали на дополнительные поправки и изменения (см. [Harman 1976]).

Существуют более фундаментальные вопросы, касающиеся намерений в действиях и их связи с намерениями, относящимися к настоящему и ближайшему будущему. В книге «Действия, мотивы и причины» Дэвидсон, как кажется, предполагает, что приписывание намерения действию сводится к следующему:

(7*) Деятель выполнил F, и в тот момент у него была склонность осуществить G, он также полагал, что посредством F он способствует или может способствовать осуществлению G, данная склонность вместе с представлением о средствах и цели послужили причиной F, и вместе они «правильным образом» послужили причиной его совершения.

(В часто цитируемой фразе Дэвидсона склонность и связанное с ней представление о средствах и цели составляют основной мотив деятеля к выполнению F). В данном подходе к «намеренному действию», судя по его строению, отсутствует упоминание об отдельном состоянии обладания намерением. Дэвидсон во время написания этой ранней работы, судя по всему, тяготел к редукции намерений, включая намерения, связанные с будущим, к склонностям, соотнесенным убеждениям и другим потенциальным ментальным причинам действия. В любом случае этот подход Дэвидсона явным образом противоречил концепции Энском, изложенной в «Намерении». Она подчеркивала тот факт, что конструкции типа (7) и (7’) поддерживают объяснения, строящиеся на основе здравого смысла, того, почему деятель совершил F, и она настаивала на том, что рассматриваемые объяснения не указывают на мотивы деятеля как на причины действия. Таким образом, она имплицитно отрицает (7*), причинный анализ «действия с определенным намерением», который явным образом предлагал Дэвидсон. С другой стороны, из ее рассмотрения совсем неясно, каким образом на основе намерений можно дать альтернативное объяснение действию.

Причинный анализ Дэвидсона был несколько модифицирован им в более поздней статье «В состоянии намерения» [Davidson 1980, essay 5]. Ко времени написания этого эссе он отказался от представления, что не существует базового состояния обладания намерением. Теперь намерения рассматриваются в качестве нередуцируемых, и категория намерения отличается от более общей и богатой категории, включающей в себя различные склонности. В частности, он отождествляет намерения, обращенные в будущее, с наиболее общими суждениями (оценками) деятеля, касающимися того, что ему следует делать. Хотя существует некоторая неясность в отношении этих особенных практических «наиболее общих» суждений, они играют важную роль в общей теории действия Дэвидсона, в частности в его выдающейся концепции слабости воли [Davidson 1980, essay 2]. Несмотря на изменение представлений о намерениях, Дэвидсон тем не менее не отказывается от основных направлений своего причинного анализа намерений в действии — того, что значит действовать с определенным намерением. В измененной версии

(7**) Основная причина совершения G для деятеля должна правильным образом обусловить планирование действия G, и его планирование должно, в свою очередь, опять же правильным образом обусловить совершение конкретного действия F деятеля [4].

Добавленные, хоть и неопределенные, условия, которые предполагают обусловливание «правильным образом», должны работать с известными контрпримерами, которые касаются девиантных причинных цепочек, возникающих либо в ходе практического рассуждения деятеля, либо при реализации его намерений. Приведем один известный пример такого типа. Официант хочет испугать своего начальника, опрокинув несколько стаканов рядом с ними, но неизбежная перспектива растревожить его раздражительного работодателя настолько пугает его, что он невольно налетает на шкаф и роняет стаканы. Несмотря на каузальную роль намерения официанта опрокинуть стаканы, он делает это ненамеренно. В этом примере, в котором девиантная причинность возникает как элемент физического поведения самого по себе, мы сталкиваемся с тем, что называется «первичная причинная девиация». Когда девиантная причинность возникает на переходе от поведения к его предполагаемым дальнейшим результатам — как в рассмотренном выше примере с Бэтти и Джагхедом — девиация называется «вторичной». Существовало немало попыток со стороны сторонников причинного анализа намерения в действии («каузалистов», в терминах фон Вригта [von Wright 1971]) выяснить, какими могут быть «правильные типы» причинности, однако в оценке их успешности нет согласия (см. [Bishop 1989; Mele 1997]). Другие каузалисты, включая самого Дэвидсона, утверждали, что кабинетный анализ данного вопроса невозможен или не требуется. Тем не менее большинство каузалистов согласны с поздней точкой зрения Дэвидсона, согласно которой понятие «обращенное к настоящему намерение» необходимо для любой внушающей доверие причинной концепции намерения в действии и намеренного действия. Именно обращенное к настоящему намерение должно причинным образом направлять деятельность деятеля (см. также [Searle 1983]).

Упрощенная версия данного подхода определяется тем, что Майкл Братман (Bratman) назвал «Простое представление». Это утверждение, что из высказывания (6) [Деятель совершил G намеренно] и, соответственно, высказывания (7) [Деятель совершил F c намерением cделать G] следует, что в момент действия деятель намеревается совершить G. Конечно же, с точки зрения каузалиста наиболее естественно понимать намеренное исполнение G как такое действие, которое направляется обращенным к настоящему намерением, содержанием которого является «Я собираюсь сделать G сейчас». Таким образом, естественный каузалистский подход предполагает Простое представление, однако Братман [Bratman 1984, 1987] предложил хорошо известный пример, чтобы показать ложность данного взгляда. Он описывает случай, в котором деятель хочет делать или φ, или Θ, не имея никаких существенных предпочтений в пользу одной из альтернатив. Деятель осведомлен, тем не менее, что в текущих обстоятельствах невозможно выполнить как φ, так и Θ, хотя при этом он может попытаться совершить φ и попытаться совершить Θ одновременно. (Возможно, пытаясь сделать φ, он задействует одну руку, а занимаясь Θ, — другую). Полагая, что такая разнонаправленная стратегия в попытке достичь каждую из целей увеличивает его шансы реализовать его действительную цель сделать либо φ, либо Θ, деятель активно стремится к обеим подчиненным целям, пытаясь достичь одну или другую. Данный пример может быть истолкован таким образом, что будет очевидна рациональность субъекта, проявляющаяся в его действиях и отношениях, поскольку он сознательно осуществляет разнонаправленную атаку своей дизъюнктивной цели (см. , однако, скептическую точку зрения на такое толкование в [Yaffe 2010]). Предположим, что деятель на самом деле преуспел в совершении, скажем, φ, и это произошло благодаря наличию у него умений и понимания, а не по счастливой случайности. Таким образом, деятель сделал φ намеренно. Согласно Простому представлению, деятель намеревался совершить φ. Хотя деятель также совершал нечто с намерением сделать Θ, и если бы он преуспел в этом (без вмешательства простого везения), тогда он сделал бы Θ намеренно. Из второго применения Простого представления к ситуации следует, что деятель также намеревался делать Θ. И как иррационально намереваться сделать φ, полагая в то же время, что это совершенно невозможно, так же иррационально иметь намерение сделать φ и намерение сделать Θ, понимая вместе с тем, что невозможно сделать эти две вещи одновременно. Таким образом, деятеля можно критиковать за иррациональность намерения сделать φ или Θ. Тем не менее в самом начале мы отметили, что он не иррационален. Единственным выходом в данной ситуации будет препятствовать выводу, что, пытаясь сделать φ и пытаясь сделать Θ в этих обстоятельствах, деятель имеет иррациональную в данном контексте пару намерений, и отрицание Простого представления — наиболее простой способ препятствовать такому выводу.

Даже если аргумент Братмана опровергает Простое представление (см. [McCann 1986; Knobe 2006]), то тем самым еще не отвергается причинный анализ намеренного действия; не отвергается даже и такой анализ, который принимает намерение за основную причину в каждом случае. Можно предположить, что, к примеру, (i) в примере Братмана деятель просто намеревается попытаться сделать φ и намеревается попытаться сделать Θ и что (ii) именно эти намерения направляют действия деятеля [Mele 1997]. Анализ случая (7**) будет соответственно изменен. Однако проект поиска рабочего и не содержащего ошибки порочного круга улучшения (7**) остается под вопросом.

В понятийном отношении данная ситуация осложняется тем, что Братман утверждает, что (7) [Деятель совершил F c намерением cделать G] можно понимать двояко: и как

Деятель совершил F с целью сделать G,

и как

Деятель совершил F как часть плана, в который входило и намерение сделать G.

Утверждение (8), упомянутое выше, — яркий пример того случая, когда требуется второе прочтение. Из второго прочтения следует, что деятель намеревался совершить F, и только из первого, в соответствии с аргументом Братмана, это не следует. Поэтому Братман полагает, что нам необходимо различать намерение как цель действий и намерение как отдельное состояние ориентированности на будущее действие — состояние, являющееся результатом и далее само налагающее ограничения на наши (строящих планы деятелей) практические стремления. Может быть вполне рационально стремиться к достижению двух целей, о которых известно, что их невозможно достичь одновременно, поскольку устремленность к обеим может быть наилучшим способ достижения одной или другой. Однако неразумно планировать достижение обеих целей, если известно, что они несовместимы, поскольку намерения, которые фигурируют в рациональном планировании, должны составлять одно целое, то есть должны соответствовать друг другу в рамках согласованного большего плана. Пример Братмана и его различные критические суждения стимулировали интерес к идее рациональности намерений, измеряемой на основе убеждений и предположений деятеля. Подробнее мы разберем эти вопросы в Разделе 4.

Ранее упоминалось, что Дэвидсон отождествлял намерения, относящиеся к будущему, со всеми суждениями о том, что деятель собирается делать сейчас или должен делать в ближайшем будущем. Веллеман [Velleman 1989], напротив, отождествляет намерение с произвольным убеждением, выводимым из практической рефлексии, говорящей, что сейчас он выполняет определенное действие (или что он выполнит его в будущем) и что это действие выполняется (или будет выполнено) именно как следствие его принятия этого опирающегося само на себя убеждения. Пол Грайс [Grice 1971] отдавал предпочтение сходной концепции, в которой намерение заключалось в желании деятеля достичь определенных результатов вместе с убеждением, что они будут достигнуты как результат наличия данного желания. Гектор-Нери Кастанеда [Castaneda 1975], испытавший влияние Селларса [Sellars 1966], утверждал, что намерения представляют собой особый вид внутренних команд, которые он назвал «практициями». Братман [Bratman 1987] разработал функционалистский подход в отношении намерений: существует такое психологическое состояние, которое играет определенную каузальную роль в нашем практическом мышлении, в нашем планировании будущего и выполнении действий. Данная каузальная роль, как он утверждает, отлична от определенных каузальных или функциональных ролей, которые играют ожидания, желания, надежды и другие отношения, связанные с будущими действиями деятеля.

Представления Кастанеды о намерении своеобразны, и им стоит уделить больше внимания, чем они получали в последнее время. Например, он придерживается представления о структурном параллелизме намерений и убеждений в определенном ключевом аспекте. И те и другие содержат одобрение определенного типа структурированного содержания. Когда личность полагает, что Р, она одобряет или принимает пропозицию, что Р; когда личность намеревается сделать F, она одобряет или принимает практицию “Я буду делать F”. Проще говоря, практиция приписывает свойство действия F деятелю, но это приписывание включает в себя особый тип предицирования, который содержит определенный императивный посыл. Приказы, команды и требования также имеют в качестве содержания практиции, но, как правило, они представляют собой предписания, обращенные к другим. Они, например, выражают содержание «Ты должен сделать F». Намерение, напротив, обращено само на себя, но дело не только в том, что обозначенные практиции обращены на себя в этом смысле; при наличии намерения деятель воспринимает себя определенно в рамках концепции «первого лица». Другие философы, к примеру Хэйр [Hare 1971] и Кенни [Kenny 1973] уподобляли намерения самопредписывающим командам. В то время как другие, в особенности Аннет Баир [Bair 1970], стремились сформировать логические объекты намерения как непропозициональные и как репрезентированные в форме неизменяемого инфинитива. Варианты обеих этих идей были более тщательно и подробно разработаны в нескольких главных сочинениях Кастанеды, посвященных действию. Он стремился создать разработанную семантику для основных оборотов речи, фигурирующих в практическом мышлении и аргументации. Сюда входят приписывания убеждения и намерения, но также и разнообразные утверждения долженствования, в которых становится явным нормативный характер практической рефлексии. Главной целью его исследований было выявление структуры импликативных отношений между пропозициями и практициями этих различных видов и посредством этого — разработка понятийных оснований деонтической логики (богатое толкование Кастанеды о действии см. в [Bratman 1999, essay 12]).

Индивиды не всегда действуют в одиночку. Они могут иметь совместные намерения и действовать сообща. В данный момент наблюдается рост интереса в философии действия к тому, как следует понимать совместные намерение и действие. Основной вопрос связан с тем, следует ли давать совместным намерениям редуктивное объяснение в терминах индивидуальной деятельности (см. [Searle 1990] на предмет интересной ранней дискуссии по этому поводу). Майкл Братман [Bratman 1992] выдвигает важное предположение редуктивного характера, в котором используется его концепция намерений. Ключевое условие его понимания совместной кооперативной деятельности заключается в том, что каждый участник индивидуально планирует деятельность и выполняет ее в соответствии с планами и составляющими их элементами, которые не конфликтуют с планами других участников. Однако Маргарет Гилберт [Gilbert 2000] выдвинула возражение, согласно которому редуктивные подходы не придают значения совместным обязательствам участников деятельности, являющимся существенными для совместной деятельности: каждый участник имеет обязательства перед другими выполнять свою часть деятельности, односторонний отказ от него вызывает нарушение этого обязательства. Гилберт утверждает, что удовлетворительная теория этих взаимных обязательств предполагает отказ от редуктивных индивидуалистских подходов к пониманию совместной деятельности и постулирует простое понятие общего долга (см. также [Tuomela 2003]).

Рот [Roth 2004] принимает во внимание взаимные обязательства, выявленные Гилберт, и предлагает подход, который является нередуктивным, но тем не менее приводит к появлению концепции намерения и обязательства, в некоторых отношениях более благоприятной для Братмана. Неясно до конца, хочет ли Гилберт выразить свою приверженность онтологическому тезису, согласно которому существуют групповые деятели, отличные от составляющих их индивидов-деятелей, постулируя простое понятие общих обязательств. Петит [Pettit 2003] отстаивает именно такой тезис. Он утверждает, что рациональное групповое действие всегда предполагает «коллективизацию разума», при которой участники действуют таким образом, который с индивидуальной точки зрения участников не является рационально рекомендованным. Появляющийся в результате разрыв между индивидуальной и коллективной перспективами предполагает, по его мнению, что группы могут быть рациональными, интенциональными деятелями, отличными от составляющих их членов.

На протяжении многих лет наиболее обсуждаемая тема в философии действия касалась объяснения намеренных действий с точки зрения мотивов деятеля в отношении действия. Как отмечалось ранее, Дэвидсон и другие теоретики действия отстаивали позицию, согласно которой объяснения на основе мотивов — это причинные объяснения: объяснения, ссылающиеся на желания, намерения и представления о средствах и цели деятеля как на причины действия (см. [Goldman 1970]). Данные каузалисты в отношении действия выступали против неовитгенштейнианской точки зрения, утверждающей обратное. В ретроспективе ясно, что многие термины, в которых велись эти дебаты, были неудачными. Во-первых, некаузалистская позиция главным образом опиралась на негативные аргументы, которые имели целью показать, что по концептуальным причинам мотивирующие соображения не могут быть причинами действия. Дэвидсон сделал немало, чтобы опровергнуть эти аргументы. Более того, непросто было сформировать достаточно ясное понимание того, какого типа непричинное объяснение неовитгенштейнианцы имели в виду. Чарльз Тейлор завершил свою книгу «Объяснение действия» [Taylor 1964] утверждением, что объяснения на основе мотивов укоренены в своего рода «некаузальном осуществлении», но ни Тейлор, ни кто-либо другой не объяснили, как какое бы то ни было осуществление события может оказаться некаузальным. Во-вторых, условия проведения дебатов не становились лучше оттого, что обычное понятие «причина» использовалось нестрогим образом. Когда говорится, что у Джона есть причина, чтобы обидеться на грубое поведение Джейн, то «причина» в этой конструкции означает просто «мотив», а утверждение «У Джона была причина отомстить за свой гнев» может означать не более чем «Гнев Джона был в ряду других причин, по которым он хотел отомстить». Если так, то, вероятно, никто не будет отрицать, что мотивы в некотором смысле являются причинами. В соответствующей литературе было общим местом прибегать к ограничительному утверждению, что мотивы не являются «действующими», или «юмовскими», или «производящими» причинами действия. К сожалению, привнесение этих ограничений не добавляло ясности.

Джордж Уилсон [Wilson 1989] и Карл Жине [Ginet 1990] следуют Энском, утверждая, что объяснения исходя из мотивов основываются исключительно на намерениях деятеля в действии. Оба автора утверждают, что приписывание намерения действию имеет силу пропозиции, сообщающей об отдельном акте F, что деятель намеревался совершить его, чтобы сделать G (посредством F), и они утверждают, что такие de re пропозиции обосновывают некаузальное объяснение на основе мотивов того, почему деятель выполнил F в обозначенном случае. Уилсон следует дальше Жине, утверждая, что заявления о намерении в действии имеют следующее значение:

(9) Действие F деятеля было направлено им на [цель] осуществления G,

В такой аналитичной форме телеологический характер приписывания намерения действию становится очевидным. Принимая во внимание целенаправленность действия, можно дать сходное телеологическое объяснение соответствующего поведения посредством упоминания цели в поведении деятеля, актуальной в тот момент времени, и это та информация, которую (9) передает. Или в качестве альтернативы, когда говорящий объясняет, что

(10) Деятель совершил F, поскольку хотел совершить G,

на желание деятеля совершить G ссылаются в объяснении не в качестве причины выполнения F, но скорее в качестве обозначения желаемой цели, ради которой действие F было совершено.

Большинство каузалистов согласится, что объяснения действия на основе мотивов являются телеологическими, но они будут дискутировать на предмет того, являются ли телеологические объяснения с точки зрения целей — другими словами, целевые объяснения — сами по себе анализируемыми в качестве причинных объяснений, в которых первичный(-ые) мотив(-ы) деятеля к выполнению F выделяются как руководящие причины действия F. Вследствие этого, как существует каузалистский анализ того, что значит совершать что-либо намеренно, так есть и аналогичный анализ телеологических объяснений целенаправленного, и более узко — намеренного действия. Каузалисты в отношении телеологического объяснения утверждают, что цель в поведении деятеля является просто целью, которой деятель обладает в определенный момент времени, которая обусловливает поведение и, конечно же, которая обусловливает его правильным образом (за критикой обращайтесь к [Sehon 1998, 2005]).

Нелегко понять, какую оценку дать этим разногласиям. Утверждение, что целевые объяснения редуцируются или не редуцируются к соответствующим аналогичным причинным объяснениям, является удивительным образом эфемерным. Во-первых, совершенно неясно, что значит редуцирование одной формы объяснения к другой. Кроме того, как обозначалось выше, Дэвидсон настаивал на том, что невозможно дать ясное, редуктивное объяснение того, каким должно быть «правильное обусловливание», и что ни одно из них не необходимо. Естественно, он может быть прав в отношении этих вопросов, однако другие чувствовали, что каузализм в отношении объяснений на основе мотивов противозаконно защищен свойственной понятию «причинность правильного типа» неопределенностью значения. Некоторые каузалисты, в остальном соглашавшиеся с Дэвидсоном, принимали требование к созданию более разработанного и ясного подхода, и некоторые из предложенных подходов были невероятно сложными. Без наличия согласия в отношении понятия «причины» самого по себе, перспектива завершения дебатов не представляется оптимистичной. В конечно итоге Абрахам Рот [Roth 2000] указал, что объяснения на основе мотивов могут быть нередуктивно телеологическими и в то же время отсылать к первичным мотивам как действующим причинам. Можно утверждать, что схожие объяснения, обладающие и каузальной, и телеологической силой, используются в специфических гомеостатических (строящихся на принципе обратной связи) объяснениях определенных биологических явлений. Когда мы даем объяснение тому, что организм совершил V, потому что нуждался в W, мы вполне можем иметь в виду и то, что целью действия V было удовлетворение потребности в W, и то, что нужда в W привела к действию V.

В недавней статье Брайан МакЛафлин [McLaughlin 2012] cоглашается с тем, что объяснения на основе мотивов являются телеологическими, разъясняющими действие в терминах стремления, задачи или цели, ради которой оно совершается. Он также признает, что данные целевые объяснения не являются разновидностью причинного объяснения. Однако он отрицает точку зрения, согласно которой эти же объяснения основаны на утверждениях, касающихся намерений деятеля к действию, и поэтому оставляет в стороне вопросы о цели, намерении и их роли в рационализациях, обозначенные выше. МакЛафлин занимает следующую позицию: если (i) деятель совершил F с целью G, тогда (ii) посредством F деятель пытался совершить G. Утверждать (i) — означает давать объяснение действию (F) c точки зрения попытки деятеля совершить G. Кроме того, если (i) истинно, тогда действие F тождественно или является составной частью попытки деятеля совершить G. Таким образом, в утверждении (ii) предлагается то, что подразумевает на самом деле простое переописание действия F. Допуская правило Юма, согласно которому если событие E вызывает событие E’, тогда E и Е’ должны быть различны, МакЛафлин утверждает, что целевые объяснения действий конститутивны, а не каузальны по своей сути.

Майкл Томпсон отстаивал позицию, которая существенным образом отличается от известных постдэвидсонианских воззрений на объяснение действия. Он отрицает как неверно понятый спор причинных и непричинных подходов к объяснению действия. Он не отрицает, что иногда действия объясняются посредством отсылки к желаниям, намерениям и попыткам, однако полагает, что природа этих объяснений совершенно неверно понимается в стандартной теории. Он полагает, что желания, намерения и попытки не являются «пропозициональными установками», как они обычно трактуются, а «изысканные» объяснения, отсылающие к ним, вторичны и существуют паразитарным образом на том, что зовется «наивными объяснениями действия». Наивные объяснения даются в утверждениях, в которых одно действие объясняется путем упоминания другого, например: «Я разбиваю яйцо, поскольку делаю омлет». Сильной стороной таких объяснений является то, что объясняемое (разбивание яйца) представляется частью более общего разворачиваемого действия или деятельности (объясняющего: приготовление омлета). Сходным образом «Я разбиваю яйцо, поскольку пытаюсь сделать омлет» — тут объясняющее (попытка) само по себе при определенном описании является действием, которое включает в себя разбивание яйца. Схожие формы, такие как «А делает F, потому что он желает совершить G» и «А делает F, потому что он намеревается совершить G», как считается, представляют собой примеры, которые также подпадают под «то же категориальное пространство», что и наивные объяснения действия. В целом позиция Томпсона нова, сложна и тщательно проработана. Местами она неясна, и, конечно же, ее непросто выразить в кратком обзоре. Тем не менее это современный подход, к которому недавно возрос интерес и который получил поддержку.

Один из основных аргументов, демонстрирующих, что объяснение действия на основе мотивов не может быть причинным, следующий. Если бы объясняющие мотивы деятеля R были причинами его действия A, тогда должен был бы существовать общий причинный закон, который бы связывал номологически психологические факторы в R с типом действия A, которому они дают рациональное объяснение. Однако утверждалось, что не существует таких психологических законов; не существует строгих законов и сочетающихся условий, которые гарантировали бы, что соответствующее действие будет неизменным продуктом совместного присутствия склонностей, убеждений и других психологических состояний. Поэтому мотивы не могут быть причинами. В «Actions, Reasons, and Causes» Дэвидсон в первую очередь отмечал, что тезис, что не существует законов от-мотива-к-действию, занимает двойственное положение между сильным и слабым прочтением, и он замечал, что для некаузального заключения требуется именно сильное прочтение. В слабой версии говорится, что не существует таких законов от-мотива-к-действию, в которых антецедент представлен в терминах «убеждения/желания/намерения» словаря психологии здравого смысла, а консеквент формулируется в терминах целенаправленного и намеренного движения. Дэвидсон соглашался, что тезис, согласно данному прочтению, корректен, и с тех самых пор он принимал его. В сильной версии утверждается, что не существует законов от-мотива-к-действию в каком-либо виде, включая законы, в которых психологические состояния и события заново описываются в исключительно физических терминах, а действия описываются как просто движения. Дэвидсон подтверждает, что существуют законы этого второго вида, независимо от того, выявили мы их или нет [5].

Многим казалось, что данная позиция Дэвидсона (как каузалиста) ведет к большим проблемам. Мы не просто полагаем, что состояния обладания определенными склонностями и соответствующими убеждениями о средствах и цели являются причинами наших действий. Мы далее предполагаем, что деятель совершил то, что совершил, потому что наличие склонности и убеждения — это состояния с (соответственно) волевой и когнитивной основой, и, что еще важнее, они представляют собой психологические состояния с определенным пропозициональным содержанием. Особый характер каузации действия главным образом определяется тем фактом, что эти психологические состояния имели «подходящую направленность» и соответствующее пропозициональное содержание. Мы полагаем, что деятель совершил F в определенный момент потому, что в это время у него было желание, репрезентирующее занятие F, а не какое-либо другое действие, как нечто целесообразное или, говоря другими словами, привлекательное для него.

Фред Дрецке [Dretske 1988] в этой связи приводил хороший пример. Если от оперного пения сопрано разбивается бокал, то к этому событию будут иметь отношение факты, касающиеся акустических свойств пения. Оно не будет зависеть от факта, что пелась песня и что ее стихи были определенного содержания. Таким образом, мы предполагаем, что именно акустические свойства, а не свойства «содержания», будут фигурировать в соответствующих законах, объясняющих явление. В случае действия мы, напротив, полагаем, что содержание отношений деятеля является каузально релевантным по отношению к поведению. Содержательная сторона желаний и убеждений деятеля помогает не только объяснить совершенное действие, но, по мнению по крайней мере каузалистов, она также играет роль причины в определении действий, для совершения которых у деятеля есть мотивация. Непросто было увидеть, каким образом Дэвидсон, отрицая законы ментального содержания, мог бы принять интуитивно предполагающуюся контрафактическую зависимость действия от содержания мотивирующих деятеля соображений. В его теории не предлагается никакого разъяснения фундаментальной роли ментального содержания в объяснении мотивов. Тем не менее нужно признать, что никто другой не создал хорошей теории о том, каким образом ментальное содержание выполняет свою роль. Огромное количество исследований выполнено, чтобы разъяснить, каким образом пропозициональные установки как реализация состояний нервной системы выражают пропозициональное содержание. В отсутствие согласия по этому большому вопросу мы вряд ли продвинемся в изучении проблемы ментальной каузальности, и даже при существенном прогрессе в атрибуции содержания может остаться непроясненным, каким образом содержания этих установок могут входить в число причинных факторов, влияющих на поведение.

На довольно ранней фазе дебатов о причинном статусе мотивов к действию Норман Малкольм [Malcolm 1968] и Чарльз Тейлор [Taylor 1964] отстаивали тезис, согласно которому обычное объяснение на основе мотивов потенциально конкурирует с тем объяснением, которое может дать поведению человека и животных нейронаука. Не так давно Джегвон Ким [Kim 1989] возродил этот вопрос в более широком контексте, рассмотрев два способа объяснения как общие примеры Принципа исключения объяснения. В нем утверждается, что если существует два «полных» и «независимых» объяснения одного и того же события или явления, то одно из этих альтернативных объяснений должно быть неверным. Находясь под влиянием Дэвидсона, многие философы стали отрицать законы, отличные от законов от-мотива-к-действию. Они полагают в более общем смысле, что не существует законов, связывающих отношения, предлагающие мотив, с какими бы то ни было материальными состояниями, событиями и процессами, описываемыми физически. Вследствие этого, психология здравого смысла в строгом смысле слова нередуцируема к нейронауке, и это означает, что объяснения действия на основе мотивов и соответствующие нейронаучные объяснения в подразумеваемом смысле «независимы» друг от друга. Однако подробные причинные объяснения поведения, данные с точки зрения нейрофакторов, также должны быть «полными» в подразумеваемом смысле. Поэтому Исключением объяснения утверждается, что либо объяснения на основе мотивов, либо будущие нейронаучные объяснения должны быть отвергнуты как ложные. Поскольку мы не готовы отрекаться от одного из лучших и наиболее разработанных научных подходов, то под угрозой оказывается ни с чем не сравнимая жизнеспособность объяснения на основе мотивов, с позиции «народной» психологии здравого смысла. Данные вопросы сложны и полны противоречий, в особенности те, которые связаны с правильным пониманием «теоретической редукции». Однако если Исключение объяснения применить к объяснениям действия на основе мотивов, толкующим их каузально, у нас появится общий стимул для поиска рабочей философской концепции объяснений на основе мотивов, трактующей их некаузально. Как функциональные объяснения в биологии могут быть не редуцируемы, но также и не конкурировать со связанными с ними причинными объяснениями из молекулярной биологии, так и непричинные объяснения на основе мотивов могут сосуществовать с нейронным анализом причин поведения.

Выше мы представили точку зрения когнитивистов, согласно которой намерения являются особого типа убеждениями, а практическая аргументация, соответственно, представляет собой особую форму теоретической аргументации. Некоторых теоретиков действия привлекал когнитивизм из-за того, что он сулил подтверждение тезиса Энском (по общему признанию, спорного), что при намеренном действии у нас есть знание того, что мы делаем, которое мы не выводим из наблюдения. Однако противоположная позиция была, по крайней мере, настолько же известна на протяжении последних двадцати пяти лет размышлений о природе намерения. Философы — представители данной традиции обратили внимание на проект такой концепции намерения, которая бы схватывала тот факт, что намерения — это особые ментальные состояния, играющие уникальную роль в психологических объяснениях и подчиняющиеся своим собственным нормативным требованиям.

Данный проект выявления особенной природы намерения был выполнен в «Intention, Plans, and Practical Reason» Майкла Братмана [Bratman 1987] отчасти как ответ на редуктивную концепцию, которая продвигалась ранним Дэвидсоном и в соответствии с которой намерения могут анализироваться как комплексы убеждений и желаний. Большая часть современных работ по нормативности и моральной психологии может быть рассмотрена как проистекающая из главного (как заявляется) открытия Братмана, касающегося особой природы намерения.

Согласно простой модели желание-убеждение, намерение представляет собой объединение состояний желания-убеждения, и действие является намеренным благодаря тому, что находится в соответствующем отношении к этим более простым состояниям. К примеру, сказать, что кто-то намеренно включил кондиционер, означает просто объяснить его действие ссылкой на (например) желание включить кондиционер и убеждение, что определенные движения его руки — это конкретный случай данного типа действия. Важно отметить, что ранние аргументы Братмана были направлены против простой модели намерения как желания-убеждения, но не обязательно против модели, предложенной когнитивистами. Через мгновение мы обратимся к вопросу о том, в какой степени теория намерения Братмана опровергает последнюю.

Братман высказал идею, согласно которой намерения психологически реальны и не редуцируемы к комплексам желаний и убеждений, отметив тот факт, что они мотивационно отличны и подчиняются своим собственным стандартам рациональной оценки. Во-первых, он отмечал, что намерения содержат особые типы мотивационных обязательств. Намерения контролируют поведение в том смысле, что если ты намереваешься выполнить F в момент времени t и ничто не меняется до наступления t, то (при прочих равных) ты выполнишь F. То же не будет истинным в отношении желаний; мы часто сопротивляемся желаниям, относящимся к настоящему. Во-вторых, он отмечал, что намерения приводят к появлению особых видов нормативного долга (или «долга, определяемого аргументативно»). Намерения не так легко пересмотреть — они довольно постоянны в том смысле, что мы видим себя в рамках некоторого направления действия, когда планируем его, и было бы иррационально пересматривать свое намерение при отсутствии особой причины для этого. К тому же намерения довлеют над нами и вызывают формирование следующих намерений, чтобы целесообразно координировать наши действия. Когда мы намереваемся, к примеру, пойти в парк, мы испытываем необходимость продумать, как туда добраться, что с собой взять и так далее. Напротив, желания, по-видимому, не подпадают под нормы запрета на пересмотр, и они не оказывают никакого давления на нас, чтобы мы испытывали необходимость в формировании дальнейших желаний, касающихся возможностей.

Братман дал более подробную характеристику конститутивных норм намерения, и она оказалась очень влиятельной. Три основные нормы, обсуждаемые им, — это требования внутренней согласованности, соответствия средств цели и согласованности с убеждениями деятеля. Применимость этих требований к состояниям намерения расценивалась Братманом как следующий удар по модели желание-убеждение.

В первой норме предполагается соответствие одних намерений деятеля другим намерениям. Представим, что Майк собирается пойти на матч, а также намеревается воздержаться от этого. Очевидно, это кажется иррациональным. Хотя для самого Майка не будет иррациональным желать пойти на матч и желать воздержаться от этого. Таким образом, по-видимому, иррациональность обладания несовместимыми намерениями не может быть объяснена ссылкой на нормы, действующие для желания и убеждения. Сходным образом намерения, по-видимому, подчиняются нормам согласованности средств и цели. Если Майк намеревается пойти на матч и полагает, что ему следует купить билет заранее, чтобы попасть туда, то он, очевидно, будет вести себя иррационально, если не будет намереваться покупать билет (утверждаясь при этом в своем намерении пойти на матч). Напротив, простое желание пойти на матч и допущение, что для этого нужен билет, недостаточны для того, чтобы объявить Майка иррациональным из-за того, что он не пожелал купить билет. Таким образом, вновь обнаруживается, что норм убеждений и желаний недостаточно для того, чтобы произвести нормы для намерений.

Наконец, Братман утверждает, что рациональные деятели обладают намерениями, которые согласованы с их убеждениями. Точная природа этой нормы согласованности с тех пор немало обсуждалась [Bratman 1987; Wallace 2001; Yaffe 2010]. Однако общая идея заключается в том, что иррационально намереваться делать F и в то же время полагать, что действие F не будет выполнено, — это можно было бы свести к неприемлемой форме противоречия. Хотя желать F, полагая в то же время, что F выполнено не будет, совсем не выглядит как ошибка, связанная с рациональностью.

[Стоит отметить, что общая интуиция, касающаяся иррациональности этой формы противоречия, не является неоспоримой. Как отмечал сам Братман, кажется вполне возможным и не иррациональным намереваться остановиться у библиотеки, не будучи убежденным, что сделаешь это (отдавая должное собственной забывчивости). Если это верно, то не является непосредственно очевидным, почему я не мог намереваться остановиться, отдавая себе в то же время отчет, что я этого не сделаю].

Тем не менее, хотя кажется, что аргументы Братмана являются сокрушительными в отношении концепции намерения как желания-убеждения, они не настолько действенны против когнитивистской редукции намерений к убеждениям. К примеру, рассмотрим еще раз норму согласованности намерения, в соответствии с которой Майк осуждается за ошибку, когда намеревается пойти на матч, а также намеревается воздержаться от этого. Мы предполагали выше, что эта норма не может быть объяснена ссылкой на нормы желания, поскольку допустимо иметь несовместимые желания. Однако представим сейчас, что намерение совершить F является просто убеждением (или с необходимостью влечет его), что действие F будет выполнено. Тогда намерение совершить F и воздержаться от этого действия приводит к тому, что имеются противоречивые убеждения. Таким образом, если когнитивист сможет принять это конститутивное утверждение связи между намерением и убеждением, то, по-видимому, у него появится привлекательное объяснение нормы, требующей согласованности намерений. Статус этого конститутивного утверждения и вероятности выведения из него иных норм (например, соответствия средств цели) — предмет для обсуждения (см. [Ross 2008]). Конечно же, если Братман был прав, утверждая, что я могу намереваться сделать F, не будучи при этом убежден, что я сделаю F, то когнитивистское представление о намерении окажется изначально обреченным.

Увиденное тогда в ином свете заключение, что намерения психологически реальны и нередуцируемы к более простым состояниям, может отстаиваться посредством критики движущих сил, побуждающих к принятию когнитивизма. Схожим образом некоторые философы (в особенности Сара Пол [Paul 2009]) утверждали, что когнитивист придерживается непривлекательного представления, обосновывающего формирование намерений. В соответствии с этим взглядом, намерение является убеждением следующей формы: «Сейчас я совершу F». Однако Пол подчеркивает, что до того, как у меня появляется намерение, у меня обычно нет достаточного основания думать, что я совершу то действие, которое намереваюсь, — если же оно у меня есть, то мне вовсе не нужно иметь намерение совершить F. Отсюда следует, что намерение конститутивным образом включает в себя формирование убеждения, которое для меня недостаточно очевидно. В самом деле, оказывается, что единственный тип рассмотрения, который потенциально работает в пользу убеждения, что я совершу F, — это мое предпочтение в пользу того, что оно окажется истинным. Таким образом, намерение оказывается своего рода принятием желаемого за действительное в рамках когнитивисткой картины. Это можно увидеть как проблему с учетом того, что обычно мы расцениваем принятие желаемого за действительное как глубоко иррациональное, а намерение — как совершенно рациональное. [Стоит здесь отметить, что Веллеман [Velleman 1989] пользовался этой идеей; он полагал, что достаточно обосновать рациональность намерений тем, что они будут рационально одобрены, как только осуществятся. Пол возражает конкретно Сетийи [Setiya 2008], который не рассматривал полагание Веллемана на обоснование post hoc как достаточное для подтверждения формирования намерения]. Пол обращается к этим и иным проблемам когнитивистов, чтобы утвердить намерения в качестве отдельных практических отношений, не поддающихся редукции к теоретическому отношению убеждения. Так понятая, данная критика когнитивизма связана с критикой Братманом раннего редуктивного представления о намерении Дэвидсона.

Эти только обозначенные вопросы, касающиеся намерения, являются примером более общего проекта понимания природы наших ментальных состояний посредством осмысления нормативных требований, применяемых к ним. Так же, как некоторые философы пытаются осветить природу убеждения таким образом, чтобы это стало вкладом в эпистемологию и философию сознания, вынося на счет нее нормативные утверждения, — к примеру, утверждая, что убеждение «стремится к истине» [Velleman 2000; Shah 2003], — многие философы, интересующиеся деятельностью, стали все больше надеяться, что результатом всестороннего исследования нормативности намерений станут выводы, значимые для других областей исследования. Руководящая мысль Гидеона Яффе в амбициозной работе «Attempts» [Yaffe 2010] буквально и заключается в том, что соответствующая концепция нормативных обязательств намерения сыграет большую роль в том, чтобы показать нам, каким образом должно быть структурировано уголовное право.

Однако идея существования самостоятельных норм намерения подвергалась критике также с другой стороны. Нико Колодни [Kolodny 2005, 2007, 2008] с долей скепсиса утверждал, что у нас нет никакой причины быть рациональными, и основное следствие этой мысли таково, что не существует исключительно рациональных норм в отношении наших пропозициональных установок. (Рац [Raz 2005] отстаивает сходное утверждение, однако ограничивает свой скептицизм тем, что он принимает за мифическую норму соответствия средств цели.) Мы не располагаем достаточным местом, чтобы подробно представить аргументы Колодни. Его две основные идеи: во-первых, все предполагаемые требования согласованности, основывающиеся на рациональности, на самом деле поддерживаются двумя «ключевыми» требованиями, опирающимися на рациональное принуждение к формированию и воздержанию от формирования установок на основе наших убеждений о том, имеются ли достаточные основания для этих установок; и, во-вторых, эти ключевые требования сами по себе не являются подлинно нормативными. Если бы Колодни был прав, рациональные нормы, касающиеся намерения, должны были бы быть объяснены посредством отсылки к тем же принципам, что и нормы убеждения и любые другие отношения, к которым применима нормативность, и, более того, были бы в лучшем случае псевдо-нормами или принципами, которые лишь выглядят нормативными для нас. Это не означает победы когнитивизма, поскольку в объяснении будут использоваться характеристики, лежащие в основании всех аргументативных процессов, а не только необходимой связи между обладанием намерениями и убеждениями. Но точка зрения Колодни может быть расценена как угроза для идеи, что исследование норм, касающихся намерения, является успешным способом решения других проблем. В любом случае данный скептицизм в отношении авторитетности и автономности рациональности в высокой степени противоречив и опирается на спорные утверждения о рассуждениях и логической форме рациональных требований (см. [Bridges 2009; Broom 1999, 2007; Schroeder 2004, 2009; Finlay 2010; Brunero 2010; Shpall 2012; Way 2010]).

Наконец, Ричард Холтон [Holton 2008, 2009] инициировал появление нового направления в современном исследовании природы намерения, защищая новую теорию частичных намерений. Согласно его концепции, частичные намерения — это состояния, подобные намерениям, которые фигурируют как подстратегии в контексте больших, более сложных планов по достижению намеченной цели. Такие частичные намерения, как полагает Холтон, необходимы для достаточно богатых и сложных психологических объяснений: простая отсылка к полным намерениям не может охватить широкий спектр феноменов, которые можно объяснить с помощью состояний, схожих с намерениями. Во многом подобно специфическим состояниям веры, частичные намерения, возможно, привнесут с собой новые нормы. Интуитивно понятно, что глубокая вера в то, что Испания выиграет Кубок Мира, налагает на меня иные обязательства, чем просто убеждение, что Испания победит. Схожим образом, намерение украсть печенье из блюда, являющееся лишь частичным намерением, нормативно выглядит иначе, чем полное намерение украсть печенье.

Существует большое количество нерешенных вопросов, связанных с подходом Холтона и природой частичных намерений в целом. К примеру, почему состояния частичного намерения Холтона не могут быть проанализированы как обычные намерения с зависящим от условий содержанием? И почему мы должны допускать, что существует связь между частичностью намерения и тем, что оно является элементом более общего плана? Если конкурирующие концепции частичного намерения приведут к появлению более единообразного представления о частичных отношениях, будет ли это являться их существенным преимуществом? Рассмотрим подходы, связывающие понятие частичного намерения с (частичной) степенью, в которой деятель привержен рассматриваемому действию. Такие подходы могут сообщить много интересного об отношении между состояниями веры и частичными намерениями — они являются видами одного рода в том смысле, что содержат не полную, а частичную приверженность рассматриваемой пропозиции или действию. Размышление об этих вопросах сейчас еще только начинается, но с высокой вероятностью оно прольет свет по крайней мере на некоторые основные вопросы нормативности, интересующие философов действия.

Aguilar, J. and A Buckareff, A. (eds.), 2010, Causing Human Action: New Perspectives on the Causal Theory of Acting, Cambridge MA: MIT Press.
Alvarez, Maria, 2010, Kinds of Reason: An Essay in the Philosophy of Action, Oxford: Oxford University Press.
Anscombe, Elizabeth, 2000, Intention (reprint), Cambridge, MA: Harvard University Press.
Austin, J.L., 1962, How to do Things with Words, Cambridge, MA: Harvard University Press.
–––, 1970, Philosophical Essays, J.O. Urmson and G.J. Warnock (ed.), Oxford: Oxford University Press.
Baier, Annette, 1970, “Act and Intent,” Journal of Philosophy, 67: 648–658.
Bishop, John, 1989, Natural Agency, Cambridge: Cambridge University Press.
Bratman, Michael, 1984, “Two Faces of Intention”, Philosophical Review, 93: 375–405; reprinted in Mele 1997.
–––, 1987, Intention, Plans, and Practical Reason, Cambridge, MA: Harvard University Press.
–––, 1992, “Shared Cooperative Activity,” The Philosophical Review, 101: 327–341; reprinted in Bratman 1999.
–––, 1999, Faces of Intention: Selected Essays on Intention and Agency, Cambridge: Cambridge University Press.
–––, 2006, Structures of Agency, Oxford: Oxford University Press.
Bridges, Jason, 2009, “Rationality, Normativity, and Transparency,” Mind, 118: 353–367.
Broome, John, 1999, “Normative Requirements,” Ratio, 12(4): 398–419.
–––, 2007, “Wide or Narrow Scope?,” Mind, 116(462): 359–70.
Brunero, John, 2010, “The Scope of Rational Requirements,” Philosophical Quarterly, 60(238): 28–49.
Castañeda, Hector-Neri, 1975, Thinking and Doing, Dordrecht: D. Reidel.
Cleveland, Timothy, 1997, Trying Without Willing, Aldershot: Ashgate Publishing.
Dancy, Jonathan, 2000, Practical Reality, Oxford: Oxford University Press.
Davidson, Donald, 1980, Essays on Actions and Events, Oxford: Oxford University Press.
Dretske, Fred, 1988, Explaining Behavior, Cambridge, MA: MIT Press.
Falvey, Kevin, 2000, “Knowledge in Intention”, Philosophical Studies, 99: 21–44.
Farrell, Dan, 1989, Intention, Reason, and Action, American Philosophical Quarterly, 26: 283–95.
Finlay, Stephen, 2010, “What Ought Probably Means, and Why You Can’t Detach It,” Synthese, 177: 67–89.
Fodor, Jerry, 1990, A Theory of Content and Other Essays, Cambridge, MA: MIT Press.
Ford, A., Hornsby, J, and Stoutland, F. (eds), 2011, Essays on Anscombe’s Intention, Cambridge, MA: Harvard University Press.
Frankfurt, Harry, 1978 “The Problem of Action”, American Philosophical Quarterly, 15: 157–62; reprinted in Mele 1997.
–––, 1988, The Importance of What We Care About, Cambridge: Cambridge University Press.
–––, 1999, Volition, Necessity, and Love, Cambridge: Cambridge University Press.
Gilbert, Margaret, 2000, Sociality and Responsibility: New Essays in Plural Subject Theory, Lanham, MD: Rowman & Littlefield.
Ginet, Carl, 1990, On Action, Cambridge: Cambridge University Press.
Goldman, Alvin, 1970, A Theory of Human Action, Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall.
Grice, H.P., 1971, “Intention and Certainty”, Proceedings of the British Academy, 57: 263–79.
Hare, R.M., 1971, “Wanting: Some Pitfalls,” in R. Binkley et al (eds.), Agent, Action, and Reason, Toronto: University of Toronto Press, pp. 81–97.
Harman, Gilbert, “Practical Reasoning”, Review of Metaphysics, 79: 431–63; reprinted in Mele 1997.
–––, 1986, Change in View, Cambridge, MA: MIT Press.
Higginbotham, James (ed.), 2000, Speaking of Events, New York: Oxford University Press.
Holton, Richard, 2008, “Partial Belief, Partial Intention,” Mind, 117(465): 27–58.
–––, 2009, Willing, Wanting, and Waiting, Cambridge, MA: MIT Press.
Hornsby, Jennifer, 1980, Actions, London: Routledge & Kegan Paul.
–––, 1997, Simple-Mindedness: In Defense of Naïve Naturalism in the Philosophy of Mind, Cambridge, MA: Harvard University Press.
Kenny, A., 1973, Action, Emotion, and Will, London: Routledge & Kegan Paul.
Kim, Jaegwon, 1989, “Mechanism, Purpose, and Explanatory Exclusion”, Philosophical Perspectives, 3: 77–108; reprinted in Mele 1997.
Knobe, Joshua, 2006, “The Concept of Intentional Action: A Case Study in the Uses of Folk Psychology,” Philosophical Studies, 130: 203–31.
Knobe J. and Nichols, S. (eds.), 2008, Experimental Philosophy, New York: Oxford University Press.
Kolodny, Niko, 2005, “Why Be Rational?” Mind 114(455): 509–63.
–––, 2007, “State or Process Requirements?” Mind, 116(462): 371–85.
Korsgaard, Christine, 1996, The Sources of Normativity, Cambridge: Cambridge University Press.
Malcolm, Norman, 1968, “The Conceivability of Mechanism”, Philosophical Review, 77: 45–72.
McCann, Hugh, 1986, “Rationality and the Range of Intention”, Midwest Studies in Philosophy, 10: 191–211.
–––, 1998, The Works of Agency, Ithaca NY: Cornell University Press.
McLaughlin, Brian, forthcoming, “Why Rationalization Is Not a Species of Causal Explanation,” in J. D’Oro (ed.), 2012, Reasons and Causes: Causalism and anti-Causalism in the Philosophy of Action, London: Palgrave McMillan.
Mele, Alfred, 1992, The Springs of Action, New York: Oxford University Press.
–––, 2001, Autonomous Agents, Oxford: Oxford University Press.
Mele, Alfred (ed.), 1997, The Philosophy of Action, Oxford: Oxford University Press.
Millikan, Ruth, 1993, White Queen Psychology and other Essays for Alice, Cambridge, MA: MIT Press.
Moran, Richard, 2001, Authority and Estrangement: An Essay on Self-Knowledge, Princeton: Princeton University Press.
–––, 2004, “Anscombe on Practical Knowledge,” Philosophy, 55 (Supp): 43–68.
O’Shaughnessy, Brian, 1973, “Trying (as the Mental ‘Pineal Gland’),” Journal of Philosophy, 70: 365–86; reprinted in Mele 1997.
–––, 1980, The Will (2 volumes), Cambridge: Cambridge University Press.
Parsons, Terence, 1990, Events in the Semantics of English, Cambridge, MA: MIT Press.
Petit, Phillip, 2003, “Groups with Minds of their Own,” in Frederick Schmitt (ed.), Socializing Metaphysics — the Nature of Social Reality, Lanham, MD: Rowman & Littlefield: 167–93.
Paul, Sarah, 2009a, “How We Know What We’re Doing,” Philosophers’ Imprint, 9(11).
–––, 2009b, “Intention, Belief, and Wishful Thinking: Setiya on ‘Practical Knowledge’,” Ethics, 119(3): 546–557.
Pietroski, Paul, 2000, Causing Actions, New York: Oxford University Press.
Raz, Joseph, 2005, “The Myth of Instrumental Rationality,” Journal of Ethics and Social Philosophy, 1(1): 2–28.
Roth, Abraham, 2000, “Reasons Explanation of Actions: Causal, Singular, and Situational”, Philosophy and Phenomenological Research, 59: 839–74.
–––, 2004, “Shared Agency and Contralateral Commitments,” Philosophical Review, 113 July: 359–410.
Schroeder, Mark, 2004, “The Scope of Instrumental Reason,” Philosophical Perspectives (Ethics), 18: 337–62.
–––, 2009, “Means End Coherence, Stringency, and Subjective Reasons,” Philosophical Studies, 143(2): 223–248.
Searle, John, 1983, Intentionality, Cambridge: Cambridge University Press.
–––, 1990 “Collective Intentions and Actions,” in P. Cohen, J. Morgan, and M. Pollak (eds.), Intentions in Communication, Cambridge, MA: MIT Press.
Sehon, Scott, 1994, “Teleology and the Nature of Mental States”, American Philosophical Quarterly, 31: 63–72.
–––, 1998, “Deviant Causal Chains and the Irreducibility of Teleological Explanation”, Pacific Philosophical Quarterly, 78: 195–213.
–––, 2005, Teleological Realism: Mind, Agency, and Explanation, Cambridge MA: MIT Press.
Sellars, Wilfrid, 1966, “Thought and Action”, in Keith Lehrer (ed.) Freedom and Determinism, New York: Random House.
Setiya, Kieran, 2003, “Explaining Action,” Philosophical Review, 112: 339–93.
–––, 2007, Reasons without Rationalism, Princeton: Princeton University Press.
–––, 2008, “Cognitivism about Instrumental Reason,” Ethics, 117(4): 649–673.
–––, 2009, “Intention,”, Stanford Encyclopedia of Philosophy (Spring 2011 Edition), Edward N. Zalta (ed.), URL = http://plato.stanford.edu/archives/spr2011/entries/intention/.
Shah, Nishi, 2003, “How Truth Governs Belief,” Philosophical Review, 112(4): 447–482.
Shpall, Sam, forthcoming, “Wide and Narrow Scope”, Philosophical Studies.
Smith, Michael, 1987, “The Humean Theory of Motivation”, Mind, 96: 36–61.
–––, 1994, The Moral Problem, Oxford: Blackwell.
Stich, Stephen and Warfield, Ted (eds.), 1994, Mental Representation: a Reader, Oxford: Blackwell.
Taylor, Charles, 1964, The Explanation of Behavior, London: Routledge & Kegan Paul.
Tenenbaum, Sergio, 2007, Appearances of the Good, Cambridge: Cambridge University Press.
Thompson, Michael, 2010 Life and Action, Cambridge, MA: Harvard University Press.
Tuomela, R., 1977, Human Action and its Explanation, Dordrecht: D. Reidel.
–––, 2003. “The We-Mode and the I-Mode,” in Frederick Schmitt (ed.), Socializing Metaphysics — the Nature of Social Reality, Lanham, MD: Rowman & Littlefield: 93–127.
Velleman, J. David, 1989, Practical Reflection, Princeton: Princeton University Press.
–––, 2000, The Possibility of Practical Reason, Oxford: Oxford University Press.
Vermazen, Bruce and Hintikka, Merrill (eds), 1985, Essays on Davidson: Actions and Events, Cambridge, MA: MIT Press.
von Wright, Georg, 1971, Explanation and Understanding, Ithaca, NY: Cornell University Press.
Wallace, R. Jay, 2006, Normativity and the Will, Oxford: Oxford University Press.
–––, 2001, “Normativity, Commitment, and Instrumental Reason,” Philosophers’ Imprint, 1(4).
Way, J., 2010, “Defending the Wide Scope Approach to Instrumental Reason,” Philosophical Studies, 147(2): 213–33.
Watson, Gary, 2004, Agency and Answerability: Selected Essays, Oxford: Oxford University Press.
Wilson, George, 1989, The Intentionality of Human Action, Stanford, CA: Stanford University Press.
–––, 2000, “Proximal Practical Foresight”, Philosophical Studies, 99: 3–19.
Yaffe, Gideon, 2010, Attempts: In the Philosophy of Action and the Criminal Law, New York, Oxford University Press.

Перевод Д.В. Чирва

[1] См. [O’Shaughnessy 1973, 67]. В [O’Shaughnessy 1980] автор существенным образом изменяет свою позицию по этому вопросу и по другим, связанным с ним. В поздней работе содержится лучшее, наиболее полное исследование фундаментальных метафизических вопросов о действии. В [Cleveland 1997] содержится полезное критическое обсуждение.

[2] Данная фраза взята у Энском [Anscombe 1963], однако она использовалась многими авторами, и иногда без четкого согласия о ее использовании. О каузалистской интерпретации содержания намерений как самореферирующих см., например, [Searle 1983].

[3] В литературе, следуя предложению Дэвидсона, принято рассматривать предполагаемую эквивалентность выражений «Деятель намеренно совершил G» и «Деятель совершил G, имея на то причину». Как бы ни отличалось это предложение от того, что приводится в тексте, это не имеет большого значения для текущего обсуждения.

[4] Дэвидсон наиболее явно высказывается в пользу (7**) или его более слабой версии на стр. 221 своего «Reply to Vermazen» в [Vermazen and Hintikka 1985].

[5] В его работе «Метальные события» [Davidson 1980, essay 11] отрицание того, что существуют законы от-мотива-к-действию, оформленные с помощью психологического словаря обыденной речи, отмечалось особо, и это играло важную роль в исходном аргументе, построенном им в пользу тождества конкретных (token) ментальных и физических состояний.

Уилсон Джордж, Шполл Сэмюэль. Действие // Стэнфордская философская энциклопедия: переводы избранных статей / под ред. Д.Б. Волкова, В.В. Васильева, М.О. Кедровой. URL=<http://philosophy.ru/action>.

Оригинал: Wilson, George and Shpall, Samuel, «Action», The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Summer 2012 Edition), Edward N. Zalta (ed.), URL = <https://plato.stanford.edu/archives/sum2012/entries/action/>.

Методика прикладного анализа поведения (ABA)

Главная

Статьи

Болезни

24.12.2015

Методика АВА (Applied behavior analysis) — это интенсивная программа по коррекции аутизма, которая основывается на поведенческих технологиях и методах научения. Эта методика опирается на идею, что любое поведение влечет за собой некоторые последствия, и если ребенку последствия нравятся, он будет это поведение повторять, а если не нравятся, то не будет.

Методика АВА применяется в тех случаях, когда поведение ребенка:

не поддаётся контролю со стороны родителей
ребенок не реагирует на просьбы и запреты,
не выполняет инструкции
не откликается на имя,
не стремится к коммуникации,
не имеет речи или речь развита очень слабо.

Данная методика помогает снизить число стереотипий, особенно двигательных при коррекции ребёнка с аутизмом, а также, если ребёнок агрессивен или склонен к самоагрессии. Процесс научения можно описать формулой: предшествующий фактор – поведение – последствие.

Поведение в данном случае понимается довольно широко. Это может быть любое взаимодействие ребенка с окружающим миром (игра, чтение, речь, ходьба и тд). Последствия – это все, что происходит в окружающей среде после проявления поведения.
Последствия могут быть представлены в двух формах: поощрение и наказание. Эффективность поощрения и наказания зависит от того, насколько они важны для ребенка. Если, например, за плохое поведение ребенка лишают того, что ему не очень нужно, то эффективность наказания будет невелика.
Предшествующий стимул – это то, что присутствует в окружении ребенка до поведения.

Для формирования различных навыков в прикладном анализе используют подсказки. Подсказка может являться предшествующим фактором, который помогает контролировать поведение ребенка. Например, ребенка учат отвечать на вопрос: «Как тебя зовут?». После данного вопроса (на который в будущем ребенок должен отвечать), дается подсказка: «Скажи, Саша» или «Саша». После того, как ребенок повторит сказанное взрослым (подсказку), его поощряют (допустим, гладят по голове). Подсказки бывают разными: это могут быть вербальные (слова, инструкции, команды, просьбы), невербальные (жесты, мимика), зрительные (знаки, карточки, картинки), физические (взрослый берет за руку ребенка) и т.д.

Следующий пример поможет понять данную формулу:

Специалист дает инструкцию ребенку: «Дотронься до носа». Далее следует подсказка: психолог показывает на свой нос. Ребенок демонстрирует навык, касаясь своего носа. После специалист подкрепляет поведение ребенка поощрением: гладит его по голове.

Прикладной анализ исходит из того, что манипулируя факторами в окружающей среде, можно изменять поведение ребенка. Важной составляющей данной методики является то, что взрослый полностью контролирует поведение ребенка, управляет его деятельностью. Например, у ребенка есть тяга к стереотипному постукиванию по столу руками. В данном случае, взрослый контролирует это негативное поведение ребенка – фиксирует его руки в момент появления данной стереотипии.

Некоторые методы обучения, используемые в прикладном анализе поведения

методика подкрепления нужного поведения. Например, при обучении навыку поднятия рук вверх, сначала подкрепляются любые действия ребенка руками (допустим, вытягивание рук перед собой, вытягивание одной руки наверх и тд), а затем после нескольких тренировок подкрепляются лишь те движения, которые максимально приближены к требуемому результату.
методика обучения различения стимулов. Чтобы начать контролировать поведение ребенка, ему необходимо различать стимулы. Например, чтобы ребенок правильно выполнял инструкцию: «катай мяч» — «кидай мяч», он должен понимать, что значит «катать», а что значит «кидать».
метод обучения цепочек поведения. Образец разделяется на несколько звеньев, каждое из которых формируется по отдельности, а затем все звенья связываются в единый акт. Например, обучение ребенка хлопать в ладоши и поднимать руки. Психолог дает инструкцию ребенку: «Сделай, как я» и поднимает руки. Затем ребенку дается подсказка, например, специалист сам может поднять его руки. Дальше психолог поощряет ребенка за действие. После нескольких попыток повторения этого действия, специалист делает попытку без подсказки. В случае, если ребенок смог без подсказки выполнить действие, его поощряют (его хвалят, гладят, дают что-нибудь вкусное, отпускают играть). Если ребенок дает неправильный ответ или ничего не делает, тренировка с подсказками продолжается. Упражнение заканчивается, когда ребенок в большинстве случаев (80-90%) делает правильные действия и повторяет за специалистом без подсказки. Сразу после этого вводится новое задание: похлопать в ладоши. Оба этих действия ребенок должен выполнять без ошибок и без подсказок, только тогда их объединяют и показывают вместе. Задания считается обученным тогда, когда ребенок в 80-90% делает все правильно.

Устранение нежелательных форм поведения

Нежелательное поведение – это поведение, повторение которого от ребенка не хотелось бы видеть при аналогичных обстоятельствах. Это такие поведенческие реакции, как крик, агрессия (попытки ударить или укусить, отталкивания, пинки и т.д), аутоагрессия (попытки ребенка нанести удары самому себе), и другие формы поведения, препятствующие обучению. Родители, специалисты должны различать, когда ребенок ведет себя неприемлемо, и делать так, чтобы это поведение не получало подкрепления.

Выделяют следующие виды поощрений:

социальное положительное поощрение — внимание. После нежелательного поведения ребенок получает внимание со стороны других людей.
социальное отрицательное поощрение. Например, если ребенок начинает себя плохо вести, его удаляют из класса, таким образом, он избегает неприятных для себя занятий.
материальное положительное подкрепление – нежелательное поведение усиливается из-за того, что взрослый выполняет требование ребенка. Например, родитель разговаривает по телефону, а ребенок требует внимания при помощи крика. Если ранее ребенок уже получал внимание родителей при помощи этого метода, он, скорее всего, будет и дальше кричать, каждый раз, когда захочет, чтобы родитель положил трубку.
автоматическое поощрение – некоторые формы поведения, несвязанные с действиями других людей. Например, сосание ребенком пальца может подкрепляться тем, что ему это нравится.

Для создания программы, нацеленной на устранение нежелательного поведения ребенка, используются методы без применения наказания:

прекращение подкрепления нежелательного поведения, которое ранее подкреплялось (гашение)
подкрепление другой формы поведения. Например, научение ребенка выражать свои реакции при помощи слов, жестов, картинок может снизить частоту возникновение нежелательного поведения (допустим, крик ребенка).
подкрепление отсутствия нежелательного поведения. Если ребенок в течение какого-то определенного времени вел себя приемлемо, то он получает поощрение.

В арсенале АВА несколько сотен программ, среди которых выделяют следующие: невербальная и вербальная имитация, случайное обучение, понимание языка, называние предметов, классификация предметов и т.д. Программа должна быть интенсивной (30-40 часов в неделю) и составляется индивидуально под каждого ребенка. В Детском Диагностическом Центре проводятся коррекционные занятия по методике АВА-терапии.

Клинический психолог Литвинова Е.В.

Тугоухость в детском возрасте

Расстройства аутистического спектра у детей

Возврат к списку

Что движет поступками? (Человек и его социальное поведение)

Текстовый вариант лекции на казахском языке будет доступен в ближайшее время.

Текстовый вариант лекции на русском языке:

Что движет поступками? (Человек и его социальное поведение)

Чем заменить подавленный разумом инстинкт? Что может быть почти таким же сильным, как инстинкт и почти таким же гибким, как разум?

Ответом являются социальное регулирование и социальные институты. Это совершенно особенное явление, не свойственное другим животным. Очень сложно организованные сообщества насекомых обходятся без институтов, очень разумные шимпанзе, интеллект которых соответствует интеллекту четырехлетнего ребенка, способные к абстрактному мышлению, речи и даже обучению речи своих детей, тоже живут без социальных институтов.

Что такое социальные институты и социальное регулирование с точки зрения права, мы еще будем обсуждать, но уже сейчас ясно, что это устойчивые формы поведения небиологической природы.

Пока же давайте задумаемся над тем, что конкретное социальное поведение каждого человека оказывается многослойным:

Самым глубинным пластом является мотивация биологического порядка — то, что осталось в нашей психике от инстинкта. Этот слой обеспечивается эмоциями.
Следующим пластом является социальное регулирование — приложении готовых моделей поведения к конкретной ситуации, в которой находится человек. Этот слой обеспечивается той или иной формой власти.
И наконец разумный поведенческий выбор, который является решающим и последним. Этот слой обеспечивается волей.

Человек не отличается принципиально от других животных почти ничем — ни ум, ни язык, ни техника — не способны провести четкую границу между миром людей и миром зверей. Мы лишь немного умнее шимпанзе и дельфинов, другие животные строят себе жилища и составляют орудия и оружие — аналог нашей техники, животные способны общаться, и их системы общения иногда похожи на наш язык.

Но есть нечто, чего нет у животных. Нечто, что делает нас людьми в высоком смысле слова. Это — социальные институты и регуляторы, важнейшим из которых является право.

Человек — социальное животное. Это знают все. У каждого есть семья, друзья, круг общения, народ, страна. Мы гордимся принадлежностью к определенным группам и чувствуем себя некомфортно вне этих групп. Робинзон Крузо жил на райском острове и у него было все для комфортной и безопасной жизни. Но он был глубоко несчастен. Эмигранты тоскуют по родине, мы скучаем по родственникам и друзьям, с которыми разлучены. Изоляция от других людей — тяжелейшее из возможных испытаний для нашей психики. В этом нет ничего, принципиально отличающего нас от других общественных животных. Но только мы создали общественные институты, то есть долговременные программы социального поведения, не обусловленные одним социальным инстинктом. Почему? И муравьи и даже шимпанзе вполне обходятся врожденными формами, с некоторой долей поведенческих моделей, приобретенных в результате обучения. Никто не имеет социальных институтов, только мы. Почему?

А как вообще могло случиться, что голая, слабая, медленная обезьяна, лишенная рогов, клыков и даже когтей, могла оказаться эволюционно успешной и заселить все ареалы Земли и даже ближний космос?

Ответ всему — разум. Разум — опережающее отражение реальности. Эволюционное значение разума — способность к предвидению, прогнозу, но такая способность сама по себе совершенно бесполезна, если она не сможет повлиять на поведение. Какой смысл предвидеть, что корабль утонет, если вы прикованы к палубе и не можете спастись? В поведенческом плане разум интересен тем, что дарует способность не только автоматически реагировать на изменения среды, а вести себя, исходя из прогноза — модели будущего. Для этого наш мозг способен к обобщениям, выявлению закономерностей. Иногда мы видим закономерности там, где их нет, потому что наш мозг тонко настроен на их поиск. Например, этим иногда отличается ритуальное поведение человека от ритуального поведения животных — животное не станет плевать через левое плечо, увидев черную кошку, потому что животное не верит в приметы.

Разум предоставляет нам огромную гибкость поведения — человек принципиально способен к любым поступкам, потому что только такая гибкость и способна реализовать потенциал разума, иначе он был бы бесполезен. В этом причина того, что человечество так разнообразно — наше поведение определяется условиями, в которых мы рождаемся, обучаемся и живем в гораздо большей степени, чем жесткими рамками инстинктов.

В этом и есть наше эволюционное преимущество — мы способны очень гибко менять поведение, приспосабливая его к любым условиям и задачам, вплоть до космических полетов. Но точно таким же гибким является и социальное поведение. Именно поэтому всегда будут существовать преступность и жертвенность, эгоизм и альтруизм, Герострат и да Винчи, Джек Потрошитель и мать Тереза.

Разум дает нам возможность бесконечно варьировать поведение, следствием этого является и то, что мы способны подавлять инстинкты. Люди часто презирают и инстинкт размножения (пример — монашество) и самосохранения (солдаты, самоубийцы, экстремалы) ради того, что они сочли (возможно, ошибочно) необходимым.

Подавление инстинкта для совершения осознанного действия принципиально отличается от рефлекторного поведение — осознанное действие мы называем поступком. Разум, посредством воли соединенный с действием, рождает поступок.

Но если мы подавляем наши инстинкты, включая социальные, как сохраняются людские коллективы? Ведь если выключить социальные инстинкты муравья, он не станет собирать еду, строить муравейник, защищать личинки и вообще перестанет быть членом муравьиного сообщества. Он просто погибнет, не оставив потомства. А если инстинкт выключить у всех муравьев семьи, то семья распадется мгновенно. Если мы увеличим масштаб такого бедствия до размеров вида, то сразу получим вымирание всех муравьев на планете. Ничего подобного не происходит с человечеством. Почему?

Потому что подавление наших социальных инстинктов не означает их уничтожения. Они не выключаются. Социальные инстинкты не исчезают, они сохраняются в виде мотиваторов поведения — движущих сил, которые подталкивают нас в определенном направлении. Мы свободны в выборе форм поведения, но почти не имеем свободы в выборе мотивов. Мы все еще хотим быть сытыми, иметь детей, принадлежать к группе, общаться с другими людьми. Инстинкты влияют на наше поведение через эмоции — нам грустно без друзей, нам страшно в одиночестве, мы гордимся достижениями соотечественников. Посмотрите на фанатов футбольных матчей — социальные инстинкты императивно, безусловно велят нам быть членом группы, а значит и строить социальные отношения. Вопрос заключается лишь в том, как именно это делать, если способов поведения у нас — бесконечное количество? Свобода — трудная вещь, как поступать, если у нас есть выбор?

Хорошо пчелам — их формы поведения заданы инстинктами. Они не свободны их менять, у них нет выбора. В случае изменения окружающей среды, они не приспособят свое поведение — не начнут строить паровое отопление и не засеют поля пшеницей, никогда не полетят на Луну. Но их коллективы целостны и устойчивы. У людей есть личный выбор. Но если не будет существовать устойчивых форм социального поведения человека, наши коллективы будут хаотичными и неустойчивыми. Бесконечное количество произвольных личных решений приведет к бесконечному количеству форм социального поведения. Мы не будем способны к координации действий, к объединению усилий. Я специально сказал «коллективы», потому что такое собрание людей невозможно именовать обществом. Мы станем разумными, но очень уязвимыми, одинокими и несчастными голыми слабыми обезьянами. Наш разумный потенциал останется без реализации — даже самый умный человек не способен один построить Большой Адронный Коллайдер.

Инстинкты влекут нас друг к другу, стремясь собрать нас в единый коллектив. Разум рождает нашу индивидуальность, которую нужно охранять, что разрывает целостность коллектива противопоставлением понятий «Я» и «Мы». И только социальные институты способны примирять эти две противоречивые силы, предоставляя ограниченное количество осознанных выборов.

Какое отношение все это имеет к праву?

Все правовые категории вытекают из наших сегодняшних утверждений. Внутренняя мотивация человека находит выражение в категории интереса. Интерес — правовая категория, основа всех притязаний. Право — мощный социальный институт. Власть — правовая категория. Воля тоже является правовой категорией, без которой ничто правовое принципиально нереализуемо. Свобода — возможность поведенческой выбора, если она защищена юридическими инструментами, мы зовем ее субъективным правом — еще одна фундаментальная правовая категория. То, как мы себя ведем в обществе, наше поведение, связанное с поведением других людей и находящееся под их влиянием, называется социальным отношением. В тех случаях, когда социальное отношение урегулировано правом, мы говорим о правовом отношении — еще одно центральное правовое понятие, нечто, что связывает отдельных людей в единое целое — правовое общество.

Исторический пример для иллюстрации:

В 334 году до нашей эры Александр Македонский начал свой знаменитый поход на восток. Он был еще совсем молодым человеком, но в его распоряжении была власть над большим и процветающим краем, где жизнь была максимально комфортна для того времени. Он был царем и ни в чем не знал нужды, азиатские народы в тот момент не представляли никакой опасности для его царства, если думать рационально, никакой надобности в этом походе не было и не могло быть. Что еще более удивительно, пятьдесят тысяч молодых, здоровых, сильных и благополучных мужчин бросили свои дома и семьи, чтобы принять участие в величайшем военном походе против народов, превосходивших их числом в десятки раз. Они начали войну, которую было невозможно выиграть, в странах, о которых им было мало или вообще ничего не известно, с многочисленными и сильными народами, о существовании части которых они даже не подозревали. Огромное большинство этих солдат закончили свои короткие жизни на поле боя или просто обессилев от трудов, превышающих мыслимые человеческие силы. Почему же люди вели и продолжают вести себя так странно и неразумно? Ведь такие поступки невозможно объяснить ни инстинктами — они полностью противоречат эволюционным задачам выживания и размножения, ни рациональными причинами — гораздо разумнее было бы оставаться дома, заниматься хозяйством и наслаждаться жизнью с любимой семьей в комфортной Греции.

Ответ заключается в том, что в конкретном поведении каждого солдата Александра переплелись инстинктивные мотиваторы, разумные решения и регулирующее влияние общественных институтов — каждый член его армии инстинктивно осознавал себя членом эллинского мира, был подданным своего царя и военнослужащим армии — то есть, членом политического и правового отношения, и каждый из них делал волевой выбор, исходя из истинных или ошибочных представлений. Это позволяло ему, оставаясь разумным существом, быть одновременно и членом большого сообщества.

Проект реализуется в рамках государственного гранта «Формирование антикоррупционной культуры с привлечением потенциала НПО» Центра поддержки гражданских инициатив и Министерства по делам религий и гражданского общества Республики Казахстан.

НОУ ИНТУИТ | Лекция | Социальное поведение

Аннотация: Цель лекции: раскрыть ключевые факторы социального поведения и деятельности, противоречия в социальном поведении, категорию социальный характер и его патологии, типы и виды отклоняющегося поведения личности.

Ключевые слова: ядро, Личность, деятельность, единица, ПО, базис, значение, контроль, маска, здравый смысл, конфликт, нормативная модель, очередь, отношение, инновация, компромисс, товар, эволюция, компонент, анализ

Социальное взаимодействие (интеракция) складывается из отдельных актов, называемых социальными действиями и включает статусы, роли, социальные отношения, символы и значения. Не случайно именно действия, поведение в качестве наиболее объективного факта составляют ядро внимания современной социологии. Невозможно понять, что собой представляют общество, социальные группы, личность, социальные взаимодействия без анализа того, как ведут себя те или иные люди; целые социальные группы и даже общество в целом в той или иной ситуации. . Проблема социального поведения была сердцевиной теорий многих классиков социологии – М.Вебера, П.Сорокина, Э. Фромма, Т. Парсонса, P.Mepтонa и других.

Социальное действие, социальная деятельность, социальное поведение как понятия социологии

Социальное действие – это элементарная единица социальной жизни общества. Из социальных действий складываются социальные взаимодействия, они составляют основу социальной деятельности и социального поведения субъектов общества. Данное понятие введено в социологию М.Вебером. При этом прилагательное «социальное» имеет глубокий смысл. Само по себе действие – это акт, совершаемый человеком в отношении чего-либо. Социальное же действие – это акт, совершаемый личностью, во-первых, в отношении другой личности, общностей людей, общества в целом, во-вторых, направленный на ответное действие других (т.е. нет социального действия без взаимодействия), в-третьих, осознанный, мотивированный самой личностью. По М.Веберу, действие, совершаемое в отношении несоциальных объектов (природы, знаний, идей, техники и т.д.), а также действие неосознанное, совершающееся в силу привычек или эмоций, не может быть названо социальным. М.Вебер предложил четыре идеальных типа социального действия – аффективное (совершаемое в силу эмоционального состояния личности и отличающееся минимальной осмысленностью), традиционное (совершаемое в силу привычки вести себя в рамках закрепленных форме традиции культурных образцов и практически не требующее рационального осмысления), ценностно-рациональное (совершаемое в силу придания какого-либо смысла самому действию в виде долга — религиозного, нравственного, эстетического, политического и т .д.), целерациональное (совершаемое в силу придания смысла не только самому действию, но и его результатам). В основе данной типологии М.Вебера лежит степень рациональности (разумности, осмысленности, расчетливости) социального действия. Наиболее полно рационален последний тип социального о действия. История Запада описывается М.Вебером как процесс развертывания степени рациональности социального действия. В реальных социальных действиях, отмечал М.Вебер, можно встретить компоненты всех четырех идеальных типов, но по степени преобладания того или иного типа можно судить и о характере социального поведения людей.

Идеи М.Вебера впоследствии нашли развитие в концепции социального действия американского социолога Т. Парсонса. Если по Веберу причина поведения кроется во внутренней мотивации , то есть в самой личности, то Парсонс обосновал наличие 4-х факторов. Это биологический организм, социальные системы, культура и сама личность. Организм – это источник биологической энергии, природные потребности. Социальная система – взаимодействующие индивиды, группы людей, предъявляющие личности систему социальных ожиданий. Социум через ожидания диктует, как должна действовать личность. Культура — система идеальных образцов, символов, традиций и ценностных стандартов. Личность – это сам деятель, имеющий внутренние потребности, желания и цели.

Социальное действие – это основа и социального поведения, и социальной деятельности. В чем же заключается различие между этими понятиями?

Итак, что представляет собой социальное поведение? Во-первых, оно представляет собой не отдельное, а множество социальных действий, организованных в единое целое. Во-вторых, социальное поведение «соткано» не из однородных, а разнородных, иногда даже противоположных социальных действий. В-третьих, если социальное действие совершается «здесь и сейчас», т.е. имеет свои границы в пространстве и времени, то социальное поведение развертывается во времени и пространстве, т.е. оно остается таковым в течение определенного периода жизни человека и в различных ситуациях. В-четвертых, социальное поведение включает в себя не только социальное действие, но и бездействие (например, халатное поведение личности). И, наконец, в-пятых, основной функцией социального поведения является приспособление личности к социальной среде. Личность своим социальным поведением адаптируется к природе (организму), социальным системам и культуре, приспосабливает к ним свои способности, потребности, интересы. Социально-культурное приспособление может быть активным и пассивным, созидательным и разрушительным агрессивным и терпимым и т.д. Таким образом, социальное поведение – это система социальных действий и бездействий, направленная на обеспечение приспособления личности к социальным системам, природе и культуре.

В отличие от социального поведения, социальная деятельность не включает в себя бездействие. Но главное отличие состоит в том, что социальная деятельность представляет собой систему социальных действий, направленную на приспосабливание личностью социальных систем и культуры к собственным потребностям, способностям, интересам. Иначе говоря, принципиальное различие между социальным поведением и социальной деятельностью состоит в том, что первое представляет процесс приспосабливания себя, а вторая – процесс приспосабливания к себе. Например, когда мы говорим о трудовом поведении личности, то подразумеваем, как она строит свои действия сообразно собственным представлениям о том, как надо трудиться, в соответствии с ожиданиями коллег и руководства, с трудовыми нормами и ценностями организации и общества. Трудовая деятельность представляет собой целенаправленное изменение предмета труда, при этом цель труда подчинена способностям, потребностям интересам работника. Так же можно различать политическое поведение и политическую деятельность, нравственное поведение и нравственную деятельность и т.д. Следует напомнить, что трудовое, политическое, нравственное, эстетическое и другие формы поведения, равно как и соответствующие формы деятельности, являются в строгом смысле социальным и лишь в том случае, если они ориентированы на другую личность или общности людей.

Итак, рассмотрим главные факторы механизма социального, поведения. Только на первый взгляд может показаться, что единственным автором социального поведения является сама личность («как хочу, так и веду себя» – это скopee демонстративная позиция подростков, стремящихся к самоутверждению).

У социального поведения личности четыре автора организм, сама личность, социальные системы (общество, макро- и микрогруппы, в которые входит личность или стремится войти), культура. Каким образом эти четыре фактора определяют социальное поведение?

Природно-физическое – базис для индивидуально-личностного. Биологическая составляющая (организм) обеспечивает энергетическую основу для поведения . Социальное поведение в соответствии с внутренней природой и законами биологии, в соответствии с физической и природной сущностью личности – это витальное поведение

Личность строит свое поведение, сообразуясь с определенным смыслом. Вкладываемый в поведение личностный смысл («зачем», «почему», «как») определяется системой социальных качеств личности, эмоциями, желаниями, способностями, потребностями, ценностными ориентациями, мотивацией и социальными установками. Итак, средством обеспечения социального поведения личности является личностный смысл, а саму модель социального поведения, определяемого личностным смыслом, можно назвать эмоциональным поведением

Социальные системы – семья, друзья, организации, классовые, этнические, профессиональные общности и т.д., определяют социальное поведение, предписывая какую-либо модель действий в соответствии с социальным статусом личности. В малой группе предписываются такие модели поведения, как лидер, аутсайдер, фаворит, аниматор, авторитет, «козел отпущения» и другие. В семье – модели поведения отца, матери, сына, дочери, сестры, брата и т.д. В организации – модели поведения специалиста, руководителя, подчиненного, коллеги и другие. Так же существуют классовые, профессиональные (врача, учителя, инженера, шахтера, шофера), этнические (русского, украинца, француза, норвежца, грузина, англичанина, индийца), демографические (мужчины, женщины, молодого человека, пожилого, ребенка), территориальные (горожанина, селянина) и т. д.,

Подобные предписания – требования к поведению личности в соответствии с ее социальными статусами в социологии называют, социальными ожиданиями, а саму модель поведения, соответствующую социальным ожиданиям – социальной ролью.

Культура как система социальных норм и ценностей определяет социальное поведение личности, устанавливая определенные рамки запрещенного, дозволенного и поощряемого, придавая поступкам личности социальное значение. Средством обеспечения соответствия поведения личности принятым в том или ином обществе образцам и значениям действий, является социальный контроль. При помощи социального контроля происходит усвоение личностью культуры и передается от поколения к поколению культурная традиция. Модель социального поведения, соответствующую нормам и ценностям общества, можно назвать традиционным (ценностно-нормативным) поведением.

Итак, личности приходится строить собственное поведение, ориентируясь одновременно и на витальную, и эмоциональную, и традиционную, и ролевую модели поведения.

Фактическое поведение личности в той или иной степени может соответствовать и не соответствовать модельным формам. Та часть фактического поведения, которая совпадает с социальной ролью личности, называется ролевым поведением. Можно ли, цитируя У.Шекспира «Весь мир театр, и все люди в нем – и мужчины, и женщины, — актеры», все фактическое поведение личности назвать ролевым? Отметим, что и происхождение слова «личность» (от слова «личина», т.е. маска; латинское «персона» имеет аналогичное происхождение) как бы прибавляет аргументов в пользу данного суждения. В то же время здравый смысл не позволяет считать себя и других лицедеями, лишенными собственного «Я». В жизни приходиться встречаться с самыми различными вариантами ролевого поведения личности – от бессмысленного, лишенного личностного начала до полного отказа следовать в своем поведении социальным ожиданиям.

Внутри ролевого поведения личности может существовать как консенсус, так и диссонанс и даже конфликт. Дело в том, что социальные статусы личности многообразны (особенно в современных обществах), следовательно, от личностей требуются различные ролевые поведения, которые могут быть несовместимыми. В классической литературе XIX века (Бальзак, Л.Толстой, Чехов и другие) описываются так называемые ролевые конфликты противоборство в фактическом поведении личности несовместимых социальных ролей.

Фактическое поведение личности также может в той или иной степени соответствовать и не соответствовать личностному смыслу. Оно может быть совершенно бессмысленным (аффективным, т.е. зависит от эмоционального порыва) или мотивированным, наполненным смыслом, соответствующим идеалам, убеждениям, принципам личности. Выбор варианта поведения зависит от степени социальной зрелости личности, от уровня развития ее способностей и потребностей (прежде, всего, потребности в «Я» и способности к самостоятельности и самоактуализации), интересов, ценностных ориентаций, мотивов, социальных установок.

Фактическое поведение личности в той или иной степени может соответствовать и не соответствовать ценностно-нормативной модели поведения. То поведение, которое укладывается в пределы данной модели, называют нормативным. Если поведение личности выходит за пределы ценностно-нормативной модели, то оно называется отклоняющимся (девиантным) поведением. Нормативное поведение личности, в свою очередь, также может быть двояким. Культура определяет поведение личности как внешнее (внешний социальный контроль), при помощи различных санкций и стимулов заставляя индивида следовать образцам поведения, так и внутреннее (самоконтроль), действуя в виде ценностных ориентаций, мотивов и установок индивида. Соответственно, в нормативном поведении личности выделим адаптированную и интериоризованную формы. В адаптированной форме поведения существует расхождение со смыслом личности, В интериоризованной форме это расхождение преодолевается (иначе говоря, личность ведет себя так, как принято, не только потому что так принято, но и потому, что считает это имеющим личностный смысл).

Американский социолог Р.Мертон выделил пять типов поведения — адаптации личности. В основе данной типологии лежит отношение личности в своем поведении (принятым и одобряемым в обществе целям (к чему должна стремиться личность, что признавать в качестве ценности) и средствам (как, каким образом достигать эти цели, каких правил, норм должно придерживаться). Для удобства типологию представим в форме таблицы, обозначая знаком ( + ) принятие и знаком ( — ) неприятие личностью тех или иных элементов культуры.

№п/п	Формы социальной адаптации	Отношение к
		Целям (ценностям)	Средствам (нормам)
1.	Конформизм	+	+
2.	Инновация	+	—
3.	Ритуализм	—	+
4.	Ретретизм	—	—
5.	Мятеж	+-	+-

Конформизм — тип ,поведения, характеризующийся полным принятием личностью культуры, т. е. норм и ценностей. В психологической литературе нередко встречается негативная трактовка конформизма как соглашательства, отсутствия собственного мнения и т.д. Вряд ли подобный подход продуктивен. Конформизм — это отсутствие рассогласованности в поведении личностного начала и культурной традиции. Данный тип поведения – это не адаптированный (приспособленный), а интериоризованный тип поведения личности, он представляет собой завершенный результат социализации личности. Инновационное поведение является формой рассогласования интериоризованного типа поведения: личность, разделяя ценности общества, выбирает иные образцы поведения, не укладывающиеся в рамки принятых социальных норм, следовательно, представляет собой форму девиантного поведения. Ритуализм — это нормативно-адаптированный тип социального поведения, оно соответствует социальным нормам, но не принимает социальные ценности. Ретретизм и мятеж представляют собой полный разрыв в поведении личности с культурой общества, мятеж к тому же характеризуется стремлением личности к утверждению новых норм и ценностей, т. е. новой культуры.

Таким образом, из выделенных Р.Мертоном форм социальной адаптации личности две (конформизм и ритуализм) являются нормативными, а три других (инновация, ретретизм, мятеж) – девиантными формами поведения. Следует подчеркнуть, что все формы поведения нельзя провозглашать как «хорошие» или «плохие». Все зависит от того, каковы сами эти нормы и ценности.

В современном сложном обществе неизбежны противоречия в социальном поведении личности.

В архаичном обществе подобных противоречий не существует. Во-первых, личность не выделяет себя как индивидуальность из своего социального окружения – рода, семьи. Поэтому социальные роли и личностный смысл в поведении слитны, неразделимы. Во-вторых, личность в своем поведении полностью следует принятым нормам и ценностям, культурная традиция замещает личностный смысл ее поведения. Тот, кто игнорирует социальные нормы и ценности, превращается в изгоя, т. е. оказывается вне социальной системы – рода и племени. В-третьих, не существует расхождений между социальными ожиданиями к поведению личности со стороны рода и нормами и ценностями данного общества. Поэтому в архаичном обществе социальное поведение личности полностью конформистское.

В доиндустриальном (традиционном) типе общества также не существует особой проблемы социального поведения личности. Хотя изменения в отличие от архаичного общества и происходят, но они носят столь медленный характер, что становится заметным в жизни не одного, а нескольких поколений: Определенные расхождения между личностным смыслом, социальными ожиданиями и социальным контролем столь незначительны, что личность без особых затруднений согласовывает их в рамках целостного социального поведения.

Индустриальное и проходящее период становления постиндустриальные общества по своей природе динамичны, существенные изменения происходят в жизни одного поколения. Это приводит к обострению целого ряда противоречий в социальном поведении личности.

Во-первых, в современных обществах социализация личности представляет непрерывный пожизненный процесс. Личность оказывается в результате социальных перемещений в самых различных культурных средах классовых, профессиональных, демографических, территориальных, организационных, что требует усвоения новых норм и ценностей. С массовизацией общества благодаря социальным коммуникациям социализация личности направлена на культурную традицию не только «своих», но и «чужих», референтных групп (к которым личность не принадлежит, но принимает их нормы и ценности). Отсюда возникают ситуации, когда личность не видит личностного смысла в поведении, которое предписывает культура через социальный контроль, рассматривает подобное поведение как архаичное, ритуалистское. Очень часто личности приходится не согласовывать расхождение между личностным смыслом и социальным контролем, а осуществлять нелегкий выбор варианта поведения – инновационного, ритуалистского, ретретистского или мятежного.

Во-вторых, в современных обществах социальные процессы протекают намного быстрее, чем модернизации культуры общества. Социальные группы (формальные и неформальные организации, новые поселения, профессиональные общности и т.д.) формируются гораздо быстрее, чем новые нормы и ценности. Образующаяся дистанция в темпах социальной и культурной модернизации общества обусловливает контраст между социальными ожиданиями и культурными рамками социального поведения. Иначе говоря, то, что требуют от поведения личности ее социальное окружение – семья, друзья, коллеги, руководители и т.д. — не всегда и не во всем укладывается в представления о дозволенном и значимом. В результате личности опять приходится очень часто делать трудный выбор — или играть социальные роли, чтобы оправдать социальное ожидания, или следовать культурной традиции, ведя себя в рамках понятий должного, приличий, этикета и т.д., или найти какой-либо компромисс.

intuit.ru/2010/edi»>В-третьих, в современных обществах социальные качества личности не всегда соответствуют ее социальному статусу. Иначе говоря, положение личности в обществе и социальных группах не является еще характеристикой потребностей, способностей, интересов, ценностных ориентации, мотивов, социальных установок личности. Социальный статус личности меняется намного быстрее, чем сама личность. Поэтому предписываемые личности социальные роли в соответствии с ее социальным статусом могут оказаться полностью или частично лишенными личностного смысла, т.е. бессмысленными. Структура социальных систем меняется также быстрее, чем личность, включенная в них. Поэтому личности, занимающей один и тот же социальный статус, могут предъявляться в течение определенного интервала времени совершенно разные, а подчас и противоположные требования к ее социальному поведению. Опять личность оказывается в ситуации выбора — или играть бессмысленные, «чужие» социальные роли, или отказываться играть эти роли, пытаясь во всем следовать собственным принципам, убеждениям, или пытаться рационализировать социальные роли, наделяя их иллюзорным смыслом или переосмысливая их с точки зрения собственных способностей и потребностей.

В критических, экстремальных ситуациях указанные выборы личностью вариантов социального поведения служат источником социального и внутриличностного конфликтов. Личность может игнорировать свое социальное окружение, ведя себя демонстративно, отвергая социальные роли, вызывая тем самым противодействие других. Массовый характер могут приобрести в обществе и различные формы позитивного и негативного девиантного поведения. Причиной внутриличностного конфликта является противонаправленность личностного смысла и социальной роли, не нашедшая своего разрешения. Классическим примером подобного конфликта является образ Анны Карениной в романе Л.Толстого, которая разрывалась между требованием играть роль супруги, следовательно, оставаться матерью для своего сына, и бессмысленностью этой роли. Внешний и внутренний конфликты в данном случае привели: к трагическому исходу. Широко известны сегодня так называемые синдромы — вьетнамский, афганский, чеченский — личностные последствия этих войн. Но всякая война вызывает такие синдромы. Если личности приходится выполнять приказы (т.е. играть роль солдата, командира и т.п.), в которых она не видит смысла, которые выходят далеко за пределы общепринятых норм и ценностей («война все спишет»), то впоследствии это приводит к кризису личности, деперсонализации. Последствия подобных синдромов неоднозначны. Одни мучительно переживают этот конфликт, уходя в себя, замыкаясь и самоизолируясь от общества. Другие начинают играть и другие бессмысленные социальные роли, иногда достаточно агрессивные. Третьи пытаются заглушить внутриличностный конфликт различными «социальными препаратами» — алкоголем и наркотиками.

Внутриличностный кризис обусловлен не только экстремальными ситуациями, но и современными массовыми процессами. Не случайно сначала писатели, а затем и социологи отмечают рост чувств одиночества, бессмысленности и безысходности личности по мере увеличения ее социальных контактов и социальных статусов.

Формирование социального поведения личности в современном обществе — также внутренне противоречивый процесс, проходящий ряд кризисных этапов. У детей самых младших возрастов (до 5 лет) социальное поведение определяется социальными ожиданиями родителей, которые во многом совпадают с культурной традицией. Позже у детей появляется «правильное» поведение – «так можно и так нельзя», обнаруживая при этом несоответствие фактического поведения родителей и других принятым и часто декларируемым взрослыми нормам и ценностям. Подростковый возраст – это период одновременно и поиска личностного смысла социального поведения, и следования социальным ожиданиям тех групп, в которые интегрируется личность — друзей, компании, референтных групп. Отсюда и дисгармоничное поведение, обусловливаемое то стремлением к самоутверждению, то бессмысленным принятием различных социальных ролей.

Соционика открыла феномен интегрального типа общности, который можно диагностировать, фиксируя типичные факты социального поведения. . В социологии существует понятие социального характера. Бихевиористская трактовка характера сводится прямо к описанию типичных черт самого поведения, в других психологических школах (неофрейдистской, гуманистической и других) под характером понимаются свойства личности, проявляющиеся в поведении. «Человек может быть экономным, — пишет Э.Фромм, — потому что этого требует его материальное положение; или он может быть бережливым, потому что обладает скупым характером, который побуждает к экономии ради самой экономии безотносительно к реальной необходимости. За одним и тем же поведением могут скрываться разные характеры».

Понятие «характер» в социологической науке употребляется в некотором специфическом виде. Во-первых, речь идет о характере личности, обусловленном не индивидуальными свойствами — темпераментом, строением тела и т.д., а социокультурными условиями формирования человека. Во-вторых, речь идет о характере личности не как отдельного индивида, а как определенного социального типа, модальной (наиболее часто встречающейся в том или ином социуме) личности. «Тот факт, что большинство членов некоего социального класса или культуры обладают сходством значимых элементов характера, и что можно говорить о «социальном характере», репрезентирующем суть склада характера, общую для большинства членов данной культуры, указывает на степень участия в формировании характера социальных и культурных моделей» ( Э.Фромм ). В-третьих, речь идет о xapaктepе, свойственном целым социальным общностям, группам и слоям, а не только личностям, их представляющим. Так, можно говорить о национальном, классовом, профессиональном, городском, сельском, региональном, молодежном, женском и мужском и т.д. характере. Исследование социального характера составляет предмет социальной психологии и социологии.

Попытки типологии социального характера были предприняты Э.Фроммом и Д.Рисменом. Э.Фромм выделяет два вида социального характера — плодотворные и неплодотворные ориентации. Плодотворность он определяет как реализацию человеком присущих ему возможностей, использование своих способностей. Соответственно, плодотворная ориентация социального характера отличается созидательной направленностью личности. Неплодотворная ориентация характеризуется потребительской направленностью социального характера. У Э.Фромма такие типы неплодотворной ориентации: рецептивная ориентация (поведение направлено на потребление внешних благ — быть любимым, но не любить, воспринимать какие-то идеи, но не творить их и т.д.), эксплуататорская ориентация (в отличие от рецептивной ориентации, поведение направлено на потребление благ, получаемых не в виде дара, а при помощи силы или хитрости), стяжательская ориентация (поведение, направленное на то, чтобы как можно больше взять и как можно меньше отдать), рыночная ориентация, которая развивалась в качестве доминирующей только в современную эпоху.

Последний тип социального характера заслуживает более подробного рассмотрения. «Поскольку современный человек воспринимает себя и как продавца, и как товар для продажи на рынке, его самооценка зависит от условий, ему неподвластных. Если он «преуспевает» — он ценен, если нет — он лишен ценности… При рыночной ориентации человек сталкивается со своими собственными силами, как с товаром, отчужденным от него. В результате его чувство идентичности становится таким же неустойчивым, как и самооценка; заключительная реплика во всех возможных здесь ролях: «Я – то, чего изволите» .Типы неплодотворного социального характера постепенно сменяли друг друга (рецептивная ориентация – в докапиталистическом обществе, эксплуататорская и стяжательская ориентация – в современном обществе).

По мнению социолога Д. Рисмена, эволюция социального характера западноевропейского типа такова:

ориентация на традицию;
ориентация на себя;
ориентация на другого.

Ориентация на традицию – это тип социального поведения, детерминированный преимущественно культурой.

Ориентация на себя – ориентация на свою личность, внутренние мотивы, желания, цели (личностный смысл). Именно ориентация на себя породила предприимчивого и рационального индивида.

Ориентация на другого – тип социального поведения, детерминированный социумом, социальными системами, в которые входит личность. Здесь первична социальная среда и социальное окружение личности – совокупность ее коммуникаций, мода, функции в социальных организациях. Определяющим в современном западном характере становятся социальные роли, обусловленные социальными ожиданиями.

Как водится, Д. Рисмен упустил четвертую ориентацию – как социальный характер – ориентация на природу. Экологическая, витальная личность со временем в развитых странах выйдет на первый план. Живущая в гармонии с природой, ориентированная в первую очередь на органический, биофизический, витальный фактор личность придет на смену ориентации на социальные системы и социальные ожидания.

В работах М.Вебера, Э. Фромма, Д.Рисмена раскрывается эволюция социального xapaктеpa западноевропейского типа, что не означает, что данную типологию в готовом виде можно использовать при анализе социального поведения и социального характера других цивилизаций, в том числе и российской. Японский характер, например, совершенно иначе соединяет в себе ориентацию на- традицию и ориентацию на другого, эти два компонента не исключают, а, наоборот, предполагают друг друга

Специфика российского (русского) характера – смешанность всех трех ориентаций. Ориентация на традицию, на себя и на социум не исключают, а сосуществуют друг с другом. Смешанное общество закономерно порождает смешанную личность (речь идет о характере большой группы людей – нации).

Существуют различия в социальном характере не только между различными стадиями развития и цивилизационными типами общества, но. и между различными слоями и группами внутри общества. Маргинальные слои общества (сегодня их принято называть «новыми» — «новые русские», «новые бедные», «новый средний слой» и т.д., приобретшие новый социальный статус, но не выработавшие свою субкультуру и лишь переживающие процесс вторичной социализации) более всего ориентированы на себя и на других, тогда как «старые» слои больше, чем «новые», привержены культурной традиции.

Как уже говорилось выше, социальный кризис общества проявляется и в кризисе личности и ее социального поведения. Кризис социального поведения (синдромы, обезличивание) проявляется в том, что оно становится непредсказуемым, «шарахаясь» между поиском личностного смысла, культурными образцами и социальными ролями. В психологии есть понятие «акцентуация характера», обозначающее застревание характера между нормой и патологией. Так называемый трудный характер формируется чаще всего в подростковом возрасте. Подобное происходит не только с индивидуальным, но и с социальным характером. Акцентуация социального характера может проявляться по разному — в формах повышенной раздражительности и апатии, крайней изменчивости настроения, повышенной мнительности, замкнутости, неоправданной жестокости, бездумного подчинения любым авторитетам и т.п., характеризующих не отдельных личностей, а значительную часть населения. Не случайно в периоды глубоких потрясений, социальных конфликтов и кризисов типичными проявлениями в социальном поведении становятся вандализм, агрессивность, бесчеловечные поступки. «Старые» воровские авторитеты сами сегодня поражаются беспределу, немотивированной жестокости со стороны «новых» криминальных элементов.

Деформированный социальный характер не уходит вместе с кризисом, он превращается в стойкий компонент менталитета народа, передаваясь от поколения к поколению. Он становится одним из важнейших факторов, определяющих и особенности экономического строя, и форму политического режима, и духовный склад общества.

Итак, категория социальное поведение позволяет сделать анализ общества не только в статике, но и в динамике. Социальное действие, несомненно, является одним из первокирпичиков социальной жизни. Подвижность социальной структуре придают социальные роли, которые выполняются в процессе взаимодействия индивидов. Социальные роли можно усвоить только в процессе поведения и деятельности, следовательно, социальные действия – основа для становления и развития личности, прогрессивной трансформации социального характера.

Краткие итоги:

Социальное действие – первокирпичик социальной жизни, основа социального взаимодействия.
Социальное поведение – это система социальных действий и бездействий, направленная на адаптацию личности к социуму, культуре и природе.
ru/2010/edi»>Социальная деятельность – это система социальных действий, направленная на адаптацию личностью социума, культуры и природы к собственным потребностям, способностям, интересам.
Р.Мертон выделил 5 типов поведения – адаптации личности. Два из них – конформизм и ритуализм – являются нормативными. Три других – инновация, ретретизм, мятеж – девиантными формами поведения.
Т.Парсонс разработал теорию четырех факторов поведения: организм, личность, социальные системы, культура.
В современном обществе процесс социальной модернизации опережает по скорости процесс культурной модернизации, что и выступает главной причиной противоречий в поведении личности.
Д.Рисмен показал эволюцию западноевропейского характера — ориентация на традицию, ориентация на себя, ориентация на других. Социальный характер других обществ имеет свою специфику. Кроме того, задача выживания человечества приводит к формированию нового типа социального характера – ориентация на природу.

Набор для практики

Вопросы:

Чем отличается взаимодействие людей от взаимодействия между другими живыми существами?
Кто из основателей социологии обосновал, что социальное действие обладает двумя обязательными чертами: осознанная мотивация и ориентация на других ( ожидание)?
Почему М.Вебер традиционное и аффективное действия не относил к социальным действиям?.
Что понимается под ролевым поведением?
Что понимается под витальным поведением?
Что понимается под «культурным» (традиционным) поведением?
intuit.ru/2010/edi»>Что понимается под эмоциональным поведением?
Почему инновационное поведение в эпоху инновационных технологий и инновационной экономики квалифицируется как отклоняющееся поведение?
Иметь или быть – как можно ответить на дилемму Э.Фромма? Можно ли эти две ориентации рассматривать как типы социального характера?

Темы для курсовых работ, рефератов ,эссе:

Социальные действия и интеракция
Социальное поведение и социализация личности
Противоречия социальной идентификации
Социально — ориентированное поведение и традиционная культура.
Формы отклонений в социокультурном поведении
intuit.ru/2010/edi»>Социотипы и социальный характер
Теория социального действия М.Вебера
Теория социального действия Ю.Хабермаса
Специфика российского социального характера
Мода как проявление ориентации на социальные системы

Разница между поведением и действием

Поведение , которое является существительным, а также действует как прилагательное, определяется как способ, которым человек функционирует и действует по отношению к остальному миру.

Language Quiz

Language Quiz помогает нам улучшить наши языковые навыки

1 / 10

Как называется изучение звуков речи?

Фонетика

Грамматика

Семантика

Лексикология

2 / 10

Выберите слово, которое означает то же, что и «потерять»:

Потерять

Найти

Спрятать

Прикрыть

90 00002 Выбрать слово, означающее 90 0002

3 / 10 Противоположность «Вознесенде»:

Descend

Climb

Осень

RISE

4 /10

Выберите синоним для слова «Clever»:

Smart

Невежества

Dense

0005

5 / 10

Какое слово описывает существительное?

Местоимение

Наречие

Прилагательное

Союз

6 / 10

Какой термин используется для описания того, как слова соединяются в предложения?

Синтаксис

Грамматика

Семантика

Лексикология

7 / 10

Какой термин используется для описания слов, которые определяют глаголы, прилагательные или другие наречия?

Местоимение

Наречие

Прилагательное

Союз

8 / 10

Какой термин используется для описания слов, соединяющих пункты или предложения?

Местоимение

Наречие

Прилагательное

Союз

9 / 10

Чем отличается первый язык от второго?

Первый язык изучается с рождения, второй язык изучается позже

Первый язык изучается в школе, второй язык изучается дома

Дома говорят на первом языке, на работе говорят на втором языке

Первый язык выучить легче, второй язык выучить сложнее

10 / 10

Как называется слово, которое противоположное по смыслу другому слову?

Синоним

Антоним

Омофон

Омоним

Ваш счет

Слова, имеющие сходное значение с поведением, включают манеру поведения, осанку, этикет и т. д.

С другой стороны, Действие также является существительным, определяемым как метод или способ, которым мы действуем или реагируем на конкретную ситуацию, даже если она очень сложная.

Его еще называют актом воли. Действие также является междометием. Другие слова, которые означают действие, включают в себя движение, работу, жест, деятельность, задачу и т. д.

Поведение и действие

Разница между поведением и действием заключается в том, что поведение представляет собой бесчисленное количество индивидуальных действий, соответствующих общественным ожиданиям, тогда как действие это то, что выполняется для выполнения плана, цели или задачи.

ПРИМЕР: –

У нее очень плохое поведение по отношению к друзьям.
Его действие полностью меня удивило.
Его поведение очень грубое.
Единственное лекарство от грусти — это действие .

Сравнительная таблица

Параметр сравнения	Поведение	Действие
Значение	Поведение означает общую обратную связь, ответ или жесты, совершаемые человеком при любых обстоятельствах.	Действие определяется как движение человека, жесты и функциональные возможности по отношению к произведению или другому человеку.
Класс грамматики	Поведение не входит в класс междометий.	Действие входит в класс междометий.
Описывает	Описывает заметную и видимую реакцию объекта.	Описывает движения и функционирование человека.
Подобные слова	Поведение, манера поведения, поступки, поступки, подвиги и т. д.	Реакция, сражение, представление, движение, жест и т. д.
Примеры	. 2. Убедитесь, что люди с отличным поведением будут награждены.	1. Он не может выплатить кредит, и теперь ему грозит иск банка. 2. Ее мотивированное действие произвело большое впечатление на судей.

Что такое поведение?

Поведение, которое является существительным и действует как прилагательное, определяется как наблюдаемая и видимая реакция существ в любой ситуации. Поведение имеет более широкий смысл. Этот термин также включает ненаблюдаемые и незамеченные чувства, мышление и мысли.

Слово «поведение» произошло от позднесреднеанглийского слова «поведение» (по форме поведения) и направлено устаревшим словом «поведение», которое в дальнейшем происходит от слова «иметь».

Это то, как человек действует или ведет себя по отношению к другим людям. К синонимам поведения относятся привычки, действия, поведение, эксплуатация и т. д. Я заметил резкое изменение в ее поведении.

Родители очень обеспокоены грубым поведением сына.
Джону должно быть стыдно за свое плохое и вульгарное поведение.
Его поведение разозлило меня и очень беспокоило изнутри.

В качестве прилагательного: –

Такое поведение недопустимо в будущем.
Ее поведение считается худшим во всем классе.
Она простила незрелое поведение дочери .
Она заметила перемену в своем поведении.

Что такое действие?

Действие, которое является существительным, а также действует как междометие, определяется как процедура выполнения чего-то, что описывает наше движение, работу, жесты по отношению к конкретному человеку или задаче.

Слово Action произошло в поздний среднеанглийский период через старофранцузский язык от латинского слова actio и слова agere. Он описывает чей-то жест или движение. Синонимы действия включают представление, деятельность, задачу, движение и т. д.

Следующие примеры предложений помогут понять правильное использование слова « ДЕЙСТВИЕ »: –

Как существительное: –

Ее плохой поступок был отвергнут общественностью.
Она пообещала подать в суд.
Полиция приняла меры в отношении вора.

В качестве междометия

: –

Им, возможно, придется предпринять военные действия.
Он пожаловался на это грубое действие.
Каков наилучший тип действий в этих сложных ситуациях?

Основные различия между поведением и действием

Слово действие действует как существительное и как инъективное в предложениях, тогда как слово поведение может использоваться как существительное, но не может использоваться в предложениях как инъективное.
Если принять во внимание произношение, то мы напрягаем второй слог, когда произносим слово «действие», тогда как ударение дается на третьем слоге, когда произносим слово «поведение».
Поведение иногда может означать преодоление ограниченных границ, что вовсе не является необходимостью, и наше поведение не так сильно влияет, тогда как наши действия могут быть очень эффективными или превзойти ожидания.
Действие, скорее всего, будет иметь более негативные последствия или плохое предчувствие, тогда как поведение не имеет такого значения по сравнению с действием.
Слова, которые имеют то же значение, что и действие, включают битву, реакцию, движение, жесты, представление, деятельность и т. д., тогда как слова, имеющие аналогичное значение поведению, включают привычки, обычаи, манеры, действия, поведение и т. д.

Ссылки

https://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S0378720604000163
https://psycnet.apa.org/journals/rev/94/1/3.html?uid=1987-13123-001

Один запрос?

Я приложил столько усилий, чтобы написать этот пост в блоге, чтобы быть полезным для вас. Это будет очень полезно для меня, если вы подумаете о том, чтобы поделиться им в социальных сетях или со своими друзьями/семьей. SHARING IS ♥️

Эмма Смит

Эмма Смит имеет степень магистра английского языка в Irvine Valley College. Она работает журналистом с 2002 года, пишет статьи об английском языке, спорте и праве. Подробнее обо мне читайте на странице ее биографии.

Поведение и действие — в чем разница?

поведение | действие |

Как существительные разница между

поведением и действием

заключается в том, что поведение — это поведение человека по отношению к социальным нормам, а действие — это нечто, совершаемое для достижения цели.

Как междометие

действие есть

требование или обозначение начала чего-либо, обычно акта или сцены театрального представления.

Как глагол

действие

действовать по запросу и т. д., чтобы претворить его в жизнь.

Другие сравнения: в чем разница?

Поведение по сравнению с Actionampflash

Поведенческое против действия

Действие против поведения.

Поведение против действия

поведение против действий

Английский

Артертитивные формы

* Поведение, за исключением поведения, за исключением поведения, за исключением поведения

. * (

l ), ( l ), ( l ), ( l )

Существительное

( эн-существительное )

(неисчисляемое) Человеческое поведение.

(неисчисляемое) То, как живое существо ведет себя или вообще действует.

(неисчисляемый, неофициальный) Состояние испытательного срока в отношении своего поведения.

Он был в своем лучшем поведении , когда ее семья посетила его.

(исчисляемое) Пример поведения живого существа.

(исчисляемый, неисчисляемый, биология, психология) Наблюдаемая реакция организма.

(неисчисляемое) Способ работы устройства или системы.

Замечания по использованию

* Прилагательные, часто применяемые к «поведению»: человеческое, животное, физическое, химическое, механическое, электрическое, организационное, корпоративное, социальное, коллективное, родительское, межличностное, сексуальное, преступное, уместное, неуместное, правильное, неправильное , правильный, неправильный, хороший, плохой, приемлемый, неприемлемый, бедный, этичный, неэтичный, моральный, аморальный, ответственный, безответственный, нормальный, странный, девиантный, ненормальный, насильственный, оскорбительный, агрессивный, оскорбительный, защитный, грубый, глупый, нежелательный , вербальный, невербальный, обученный, профессиональный, непрофессиональный, адаптивный, навязчивый, сомнительный, напористый, отвратительный, саморазрушительный.

Внешние ссылки

* * Английские слова с префиксом be-

wiktionary.org/wiki/action»>

English

( wikipedia action )

Существительное

( en существительное цель )

Способ движения или функционирования.
Замешивание хлеба с помощью качательного движения .
Быстрое занятие.
и боевик фильм
Механизм А; подвижная часть или узел.
винтовка действие
(музыка): Механизм, представляющий собой набор подвижных механических частей клавишного инструмента, такого как фортепиано, который передает движение клавиши звуку. создание устройства. Корпорация Marshall Cavendish Расти с наукой с.1079
(сленг) половой акт.
Она дала ему действие .
Расстояние между струнами и грифом на гитаре.
(военный) Боевой.
Он видел около боевых действий в Корейской войне.
(юридический) Обвинение или другой процесс в суде (также называемый иском и actio ).
(математика) Отображение пары математических объектов в один из них с учетом их индивидуальной структуры. Спаривание обычно представляет собой декартово произведение или тензорное произведение. Объект, который не является частью вывода, называется 9.0272 воздействовать на другой объект. В любом конкретном контексте «действие» используется как аббревиатура для более полного названия понятия, такого как групповое действие или групповое действие «слева ».
Событие или связанная с ним серия событий, реальных или воображаемых, составляющих предмет пьесы, стихотворения или другого произведения; развертывание драмы событий.
(искусство, живопись и скульптура) Положение или положение нескольких частей тела, выражающее изображаемое чувство или страсть.
(боулинг) спина надевается на шар для боулинга.
(бизнес, устаревшее, галлицизм) Доля в уставном капитале акционерного общества или в государственных фондах.
* Берк
Еврип фондов и действий .

Производные термины

* actioner * герой боевика * Пункт действия * человек действия * Экшн * звезда боевиков * Действия значат больше, чем слова * прямое действие * ! * потерян в действии * отсутствует в действии * часть действия * социальная акция * принять меры
См. также
* акт *
Междометие
( en междометие )
Требование или обозначение начала чего-либо, обычно акта или сцены театрального представления.
Режиссер крикнул « Действие !», прежде чем камера начала вращаться.
Глагол
( en глагол )
(управление) Действовать по запросу и т. д., чтобы претворить его в жизнь.
* {{цитата, год = 2004, издатель = Pearson Education , автор=Роз Джей, Ричард Темплар , title=Руководство менеджера по быстрому мышлению , издание = второе издание , глава=Быстрое мышление: проект , section=Сообразительный лидер ссылка , исбн=9780273681052 , страница = 276 , pass=’Вот, дайте мне протокол собрания в понедельник. Я действие ваши баллы для вас, пока вы работаете и разбираетесь в день открытых дверей.’}}
* {{quote-книга, год = 2005, издатель = Routledge , автор = Фриц Либрайх , title=Пуп Великобритании и политическая реакция на незаконную иммиграцию евреев в Палестину, 1945-1948 гг. , глава = Физическая конфронтация: политика перехвата и диверсии в теории и на практике google.com/books?id=LsgnW34jp90C&pg=PA196&dq=%22actioning+the+new%22&hl=en&ei=DZk9TNjtL4qQjAfHz9D4Aw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCUQ6AEwAA<li>v=onepage&q=%22actioning%20the%20new%22&f=false»> цитата , исбн=9780714656373 , стр.=196 , прохождение = Ожидалась бурная реакция со стороны еврейских властей и были предусмотрены трудности действия новых правил.}}

* {{цитата, год = 2007, издатель = The Stationery Office , редактор = , автор = Великобритания: парламентский омбудсмен и омбудсмен службы здравоохранения , title=Налоговые льготы: ошибаетесь? 5-я отчетная сессия 2006-2007 гг. , глава = Практический пример: 11257 , section=Глава 2: Изменения и разработки с июня 2005 г. цитата , исбн=9780102951172 , стр. =26 , pass=HMRC заявила, что одной из причин, по которой они не приняли меры по ее апелляции, было то, что она указала в своей апелляционной форме: «Я подаю апелляцию на переплату по уходу за ребенком за 2003-04, 2004-05», таким образом подразумевая, что она оспаривала ее ‘переплата’.}}
(переходный, в основном, архаичный) Инициировать судебный иск против кого-либо.
* {{цитата, год = 1856, издатель = Стрингер и Таунсенд , автор = Томас Чендлер Халибертон , title=Атташе: или Сэм Слик в Англии , section=Глава XLVII: Похититель лошадей; или У всех профессий есть хитрости, кроме наших собственных , издание = новое исправленное издание ссылка , стр.=270 , pass=’Мне нечего с вами решать — арестуйте меня, сэр, на свой страх и риск, и я иск вас по закону за незаконное лишение свободы. ‘}}
* {{quote-book, year=1844 , год_опубликовано = , издатель=Т. К. Ньюби , автор = Роберт Маккензи Дэниел , title=Могильщик: роман автора «Шотландской наследницы». , объем = я , section=Глава IX: Как могилка развлекала даму цитата , страницы = 189-190 , pass=«Скрип сначала пригрозил мне иском за клевету — правда, говорил об иске не к тому человеку — иск! нет нет нет. у меня должно быть воздействовал на него — ха! ха! […]”}}
* {{цитата, год=1871, год_публикации=2002 , издатель = издательство Оксфордского университета США , автор = Майкл Шермер , цитата=( Альфред Рассел Уоллес ) , title=В тени Дарвина: Жизнь и наука Альфреда Рассела Уоллеса , section=Глава 10. Личность еретика ссылка , исбн=9780195148305 , страница = 261 ,passion=Я подал на него в суд за клевету, но он не признается и говорит, что обанкротится и не заплатит ни копейки.}}
* {{цитата, год = 1996, издатель = Boydell & Brewer , автор = Дэррил Марк Огир , title = Реформация и общество на Гернси , глава=Дисциплина: Правоприменение , section=Часть вторая: кальвинистский режим ссылка , исбн=9780851156033 , стр. =148 , pass=В 1589 году суд дошел до примирения между Мишелем ле Петевеном и его женой после того, как она предъявила ему иск за жестокое обращение и прелюбодеяние с их горничной.}}

Примечания по использованию

* Смысл глагола ( термин ) отвергнут некоторыми органами по использованию., стр. 3
Ссылки
* OED 2-е издание 1989 г. * Примечания:
Внешние ссылки
* *
Анаграммы
* Английские слова с суффиксом -tion —-

Теория социального действия: определение, концепции и примеры

Вы когда-нибудь сталкивались с идеей, что общество составляют люди? В социологии мы много слышим о том, как общество формирует и «делает» людей и наши решения, но теоретики социального действия считают, что верно обратное.

В этом объяснении мы исследуем и оценим теорию социального действия.
Мы начнем с определения теории социального действия, включая ее отличия от структурной теории.
Затем мы рассмотрим роль социолога Макса Вебера в создании теории социального действия.
Мы изучим ключевые концепции теории социального действия.
Наконец, мы рассмотрим сильные и слабые стороны теории социального действия.

Определение теории социального действия

Что такое теория социального действия? Давайте посмотрим на определение:

Теория социального действия в социологии — это критическая теория, которая утверждает, что общество представляет собой конструкцию взаимодействий и значений его членов. Он объясняет человеческое поведение на микроскопическом мелкомасштабном уровне, благодаря которому мы можем понять социальные структуры. Вы также можете знать его под названием интеракционизм .

Теория структурного действия против теории социального действия

Как вы могли заметить, теория социального действия сильно отличается от других социологических теорий, особенно от структурализма.

Это потому, что теория социального действия утверждает, что общество состоит из человеческого поведения и что люди создают и вкладывают смысл в институты. С другой стороны, структурные теории основаны на идее, что общество состоит из институтов и что эти институты формируют и придают смысл человеческому поведению.

Примером структурной теории является марксизм, который рассматривает общество как основанное на классовой борьбе и капиталистических институтах, управляющих жизнью людей.

Вебер и теория социального действия

Социолог Макс Вебер разработал теорию социального действия. Как мы уже упоминали, в отличие от структуралистских теорий, таких как функционализм, марксизм или феминизм, теория социального действия утверждает, что люди создают общество, институты и структуры. Люди определяют общество, а не наоборот. Общество создается «снизу вверх».

Вебер объясняет это тем, что нормы и ценности не фиксированы, а гибки. Он утверждает, что человека придают им значение и оказывают гораздо более активное влияние на формирование общества, чем предполагают теоретики-структуралисты.

Сейчас мы рассмотрим и оценим некоторые из фундаментальных концепций теории социального действия более подробно.

Ключевые понятия и примеры теории социального действия

Вебер представил несколько критических понятий в рамках теории социального действия, которые расширили его теорию о том, как люди способствуют формированию общества. Давайте рассмотрим их вместе с некоторыми примерами.

Социальное действие и понимание

Согласно Веберу, социальное действие должно быть в центре внимания социологии. Социальное действие — это термин, обозначающий действие, за которым индивидуум связывает , означающее .

Случайное падение стакана на пол не является социальным действием, поскольку оно не было сознательным или преднамеренным. Напротив, мытье машины — это социальное действие, потому что оно совершается сознательно и за ним стоит мотив.

В отличие от позитивистов, он верил в интерпретаторский, субъективный подход к пониманию человеческого поведения.

Вебер считал действие «социальным» только в том случае, если оно принимает во внимание поведение других людей, потому что это также способствует созданию смысла. Простой контакт с другими людьми не делает действие «социальным».

Он также считал, что мы должны практиковать понимание , то есть эмпатию, чтобы понимать смысл действий людей. Он определил два вида понимания:

Aktuelles Verstehen (Прямое понимание) – непосредственное наблюдение и понимание социальных действий. Например, когда мы наблюдаем, как кто-то моет машину, у нас есть некоторое понимание того, что делает этот человек. Однако Вебер утверждал, что простого наблюдения недостаточно, чтобы понять смысл их социального действия.

Erklärendes Verstehen (Эмпатическое понимание) – понимание смысла и мотивов социального действия. Для этого нам нужно поставить себя на место человека, совершающего социальное действие, чтобы понять, какой смысл он ему придает. Например, мы не можем сказать, почему кто-то моет машину, просто наблюдая, как они это делают. Делают ли они это потому, что машина действительно нуждается в чистке, или потому, что они находят это расслабляющим? Они моют чужую машину в качестве одолжения или это запоздалая рутинная работа?

Вебер утверждает, что мы можем понять человеческие действия и социальные изменения, понимая значения, придаваемые социальным действиям. Он говорит, что мы должны интерпретировать жизненный опыт других субъективно (через их собственное личное знание из первых рук), а не пытаться понять, как другие думают и чувствуют объективно.

Кальвинизм, социальное действие и социальные изменения

В его знаменитой книге T Протестантская этика и дух капитализма г. Вебер привел пример кальвинистской деноминации в протестантской религии. Он отметил, что кальвинисты использовали свою трудовую этику и индивидуалистические ценности (социальное действие) для продвижения капитализма (социальных изменений) в Западной Европе в 17 веке.

Влияние кальвинистов на капитализм.

Вебер утверждал, что смысл социальных действий в жизни кальвинистов привел к социальным изменениям. Например, дело было не только в том, что люди работали долгие часы, но и в том, что они0003 почему они работали долгие часы — чтобы доказать свою преданность.

Четыре типа социальных действий

В своей работе Экономика и общество (1921) Вебер выделяет четыре формы социальных действий, которые предпринимают люди. К ним относятся:

Инструментально-рациональное действие

Ценностно-рациональное действие

Традиционное действие

Действие, совершаемое по обычаю или привычке (например, посещение церкви каждое воскресенье, потому что вы делаете это с детства, или принятие снимать обувь перед входом в дом, потому что вам всегда говорили так делать).

Аффекционное действие

Рис. 2. Вебер считал, что понимание смысла и мотивации людей помогает понять их действия.

Теория социального действия: сильные и слабые стороны

Теория социального действия имеет уникальную перспективу; у него есть сильные стороны, но он также подвергается критике.

Положительные аспекты теории социального действия

Теория социального действия признает индивидуальное участие и мотивацию изменений и влияния на общество. Это позволяет проводить крупномасштабные структурные изменения.
Теория не рассматривает человека как пассивную сущность в социальной структуре. Вместо этого человек рассматривается как активный член и формирователь общества.
Это может помочь проследить значительные структурные изменения на протяжении всей истории, рассматривая значения социальных действий.

Критика теории социального действия

Тематическое исследование кальвинизма не обязательно является хорошим примером социального действия и социальных изменений, поскольку многие другие капиталистические общества возникли из непротестантских стран.
За действиями может стоять больше мотивов, чем четыре типа, описанные Вебером.
Сторонники структурных теорий утверждают, что теория социального действия игнорирует влияние социальных структур на человека; общество формирует людей, а не наоборот.

Теория социального действия – основные выводы

Теория социального действия в социологии – это критическая теория, согласно которой общество представляет собой конструкцию взаимодействий и значений, придаваемых ему его членами. Она объясняет человеческое поведение на микроскопическом, мелкомасштабном уровне.
Социальное действие — это действие, которому индивид придает значение. Четыре типа социального действия являются инструментально рациональными, ценностно-рациональными, традиционными и эмоциональными.
Есть два способа понять действия людей:
- Aktuelles Verstehen — непосредственное наблюдение и понимание социальных действий.
- Erklärendes Verstehen понимает смысл и мотивы социального действия.
Изучение кальвинизма и капитализма является примером социального действия, ведущего к социальным изменениям.
Теория социального действия признает последствия индивидуальных действий, тем самым допуская крупномасштабные структурные изменения. Он также не рассматривает человека как пассивного. Однако эта теория может не охватывать все мотивы социальных действий и игнорировать влияние социальных структур на людей.

21.1 Коллективное поведение – Введение в социологию 3e

Цели обучения

К концу этого раздела вы должны уметь:

Опишите различные формы коллективного поведения
Различать типы толпы
Обсудить формирующуюся норму, добавленную стоимость и провести перспективный анализ коллективного поведения

Социология в реальном мире

Флэшмобы и челленджи

Рисунок 21,2 Хорошо ли это было для всех? Некоторые флешмобы могут служить политическим протестом, а другие — развлечением. (Фото Richard Wood/flickr)

В марте 2014 года группа музыкантов собралась на рыбном рынке в Одессе, чтобы спонтанно исполнить «Оду к радости» Бетховена из его Девятой симфонии. Пока нарастала напряженность из-за попыток Украины присоединиться к Европейскому союзу, и даже когда российские войска взяли под свой контроль украинскую авиабазу в Бельбеке, Одесский филармонический оркестр и Оперный хор пытались облегчить смутные времена для покупателей музыкой и песнями. Такие спонтанные собрания называются флешмобами. Они часто записываются или транслируются в прямом эфире, а иногда планируются, чтобы отпраздновать событие или человека.

В то время как флешмобы часто интенсивно разрабатываются и репетируются, чтобы создать впечатление спонтанности, испытания не всегда проходят по плану: корица слишком интенсивна, ведра могут упасть людям на головы, или бутылка разобьется об пол. Но успехи и неудачи в социальных сетях могут сплотить людей. Проблемы могут привести к чатам, воспоминаниям и повторениям.

Люди ищут связи и обмен опытом. Возможно, участие в флешмобе укрепит эту связь. Это, безусловно, прерывает нашу обыденную рутину напоминанием о том, что мы социальные животные.

Формы коллективного поведения

Флешмобы — это примеры коллективного поведения, неинституциональной деятельности, в которой добровольно участвуют несколько или многие люди. Другими примерами являются группа пассажиров, возвращающихся домой с работы, и группа подростков, которые выбирают прическу любимого певца. Короче говоря, коллективное поведение — это любое групповое поведение, которое не санкционировано и не регулируется учреждением. Существуют три основные формы коллективного поведения: толпа, масса и публика.

Чтобы образовалась толпа, требуется достаточно большое количество людей в непосредственной близости (Lofland 1993). Примеры включают группу людей, пришедших на концерт Ани ДиФранко, сидевших сзади на игре «Патриоты» или пришедших на богослужение. Тернер и Киллиан (1993) выделили четыре типа толпы. Случайные толпы состоят из людей, которые находятся в одном и том же месте в одно и то же время, но на самом деле не взаимодействуют друг с другом, например, люди, стоящие в очереди на почте. Обычные толпы — это те, кто собирается вместе на запланированное мероприятие, которое происходит регулярно, например, на религиозную службу. Выразительные толпы — это люди, которые собираются вместе, чтобы выразить эмоции, часто на похоронах, свадьбах и т. п. Окончательный вид, действующие толпы , фокусируется на конкретной цели или действии, например на протестном движении или бунте.

В дополнение к различным типам толпы, коллективные группы можно также идентифицировать двумя другими способами. Масса — это относительно большое количество людей с общими интересами, хотя они могут и не находиться в непосредственной близости друг от друга (Lofland 1993), например, игроки популярной игры Farmville на Facebook. Публика, с другой стороны, представляет собой неорганизованную, относительно рассеянную группу людей, разделяющих идеи, например либертарианскую политическую партию. Хотя эти два типа толпы похожи, они не одинаковы. Чтобы различать их, помните, что у членов массы есть общие интересы, тогда как у членов публики общие идеи.

Теоретические взгляды на коллективное поведение

Ранние теории коллективного поведения (LeBon, 1895; Blumer, 1969) концентрировались на иррациональности толпы. В конце концов, те теоретики, которые рассматривали толпы как неконтролируемые группы иррациональных людей, были вытеснены теоретиками, которые рассматривали поведение некоторых толп как рациональное поведение логических существ.

Перспектива эмерджентной нормы

Рисунок 21,3 Согласно эмерджентной норме, жертвы урагана Катрина искали необходимые для выживания припасы, но некоторые посторонние обычно рассматривали их поведение как мародерство. (Источник: Infrogmation/Wikimedia Commons)

Социологи Ральф Тернер и Льюис Киллиан (1993) опирались на более ранние социологические идеи и разработали так называемую теорию эмерджентной нормы. Они считают, что нормы, с которыми сталкиваются люди в толпе, могут быть несопоставимыми и изменчивыми. Они подчеркивают важность этих норм в формировании поведения толпы, особенно тех норм, которые быстро меняются в ответ на изменение внешних факторов. Теория эмерджентных норм утверждает, что в этих обстоятельствах люди воспринимают ситуацию в толпе и реагируют на нее своим особым (индивидуальным) набором норм, которые могут меняться по мере развития опыта толпы. Этот акцент на индивидуальном компоненте взаимодействия отражает точку зрения символического интеракционизма.

Для Тернера и Киллиана процесс начинается, когда люди внезапно оказываются в новой ситуации или когда существующая ситуация внезапно становится странной или незнакомой. Например, подумайте о поведении людей во время урагана Катрина. Новый Орлеан был опустошен, и люди оказались в ловушке без припасов и возможности эвакуироваться. В этих чрезвычайных обстоятельствах то, что посторонние считали «мародерством», участники определяли как поиск необходимых для выживания припасов. Обычно люди не заходили на угловую заправку и не брали консервы, не заплатив, но, учитывая, что они внезапно оказались в сильно изменившейся ситуации, они установили норму, которую считали разумной.

Как только люди оказываются в ситуации, не регулируемой ранее установленными нормами, они объединяются в небольшие группы, чтобы разработать новые правила поведения. Согласно эмерджентной норме, толпы не рассматриваются как иррациональные, импульсивные, неконтролируемые группы. Вместо этого нормы развиваются и принимаются в соответствии с ситуацией. Хотя эта теория предлагает понимание того, почему нормы развиваются, она оставляет неопределенной природу норм, как они принимаются толпой и как они распространяются среди толпы.

Теория добавленной стоимости

Тщательная категоризация поведения толпы Нейлом Смелзером (1962), названная теорией добавленной стоимости , , представляет собой перспективу в рамках функционалистской традиции, основанную на идее о том, что для возникновения коллективного поведения должны быть соблюдены несколько условий. Каждое условие увеличивает вероятность возникновения коллективного поведения. Первым условием является структурная благоприятность , , когда люди осознают проблему и имеют возможность собраться, в идеале на открытой местности. Структурная деформация , второе условие, относится к ожиданиям людей относительно сложившейся ситуации, которые не оправдались, вызывая напряженность и напряжение. Следующим условием является рост и распространение обобщенного убеждения , при котором проблема четко идентифицируется и приписывается человеку или группе.

В-четвертых, провоцирующих факторов подстегивают коллективное поведение; это появление драматического события. Пятое условие — мобилизация к действию , когда появляются лидеры, чтобы направить толпу к действию. Последнее условие относится к действиям агентов. Звонил социальный контроль , это единственный способ положить конец эпизоду коллективного поведения (Smelser 1962).

Реальный пример таких условий произошел после того, как полиция застрелила подростка Майкла Брауна, невооруженного восемнадцатилетнего афроамериканца, со смертельным исходом, в Фергюсоне, штат Миссури, 9 августа 2014 года. Стрельба почти сразу привлекла внимание всей страны. Большая группа местных жителей, в основном чернокожих, собралась в знак протеста — классический пример структурной конструктивности. Когда общественность поняла, что полиция действует не в интересах людей и не раскрывает имя офицера, стало очевидным структурное напряжение. Растущее общее мнение возникло, когда толпу протестующих встретила хорошо вооруженная полиция в защитной форме военного образца в сопровождении бронетранспортера. Ускоряющий фактор прибытия полиции стимулировал более коллективное поведение, поскольку жители мобилизовались, устроив парад по улице. В конечном итоге они были встречены слезоточивым газом, перцовым баллончиком и резиновыми пулями, которые использовала полиция, выступая в качестве агентов общественного контроля. Элемент общественного контроля усилился в последующие дни до 18 августа, когда губернатор вызвал Национальную гвардию.

Рисунок 21,4 Агенты социального контроля кладут конец коллективному поведению. (Фото: hozinja/flickr)

Сборка перспективы

Социолог-интеракционист Кларк Макфейл (1991) разработал собирательную перспективу , другую систему для понимания коллективного поведения, которая считала индивидуумов в толпе разумными существами. В отличие от предыдущих теорий, эта теория переориентирует внимание с коллективного поведения на коллективные действия. Помните, что коллективное поведение — это неинституциональное собрание, тогда как коллективное действие основано на общем интересе. Теория Макфейла сосредоточена в первую очередь на процессах, связанных с поведением толпы, а также на жизненном цикле собраний. Он выявил несколько случаев конвергентного или коллективного поведения, как показано на диаграмме ниже.

Тип толпы	Описание	Пример
Кластеры конвергенции	Семья и друзья, путешествующие вместе	Родители, работающие на совместном автомобиле, водят нескольких детей в кино
Конвергентная ориентация	Сгруппировать всех лицом в одном направлении	Полукруг вокруг сцены
Коллективная вокализация	Звуки или шумы, издаваемые коллективно	Крики на американских горках
Коллективная вербализация	Коллективное и одновременное участие в выступлении или песне	Клятва верности в школьном классе
Коллективная жестикуляция	Части тела, образующие символы	Танец YMCA
Коллективная манипуляция	Объекты вместе перемещались	Держать плакаты на митинге протеста
Коллективное передвижение	Направление и скорость движения к событию	Дети бегут к грузовику с мороженым

Стол 21. 1 Кларк Макфейл определил различные обстоятельства конвергентного и коллективного поведения (McPhail, 1991).

Как ни полезно это для понимания компонентов того, как толпа собирается вместе, многие социологи критикуют отсутствие внимания к большому культурному контексту описываемого поведения, вместо этого сосредотачиваясь на индивидуальных действиях.

Следуйте за действием: поведение говорит больше правды, чем слова

«Действия говорят громче слов», — гласит поговорка. Тем не менее, правда это или нет, зависит от того, что мы понимаем под словом «громче». В некотором смысле слова на самом деле «громче», чем действия — они составляют большую часть шума в нашем окружении.

Цитируя Марка Твена: «Действие говорит громче слов, но не так часто». В наше время социальных сетей слова доминируют в нашем интерактивном пространстве, и их сила легко усиливается. Исторически сложилось так, что мы часто цепляемся за красивые или глубокие слова великих художников и мыслителей, охотно скрывая их отвратительные поступки.

Источник: Alpha Стоковые Изображения

Лучший способ интерпретировать эту строку состоит в том, что действия часто говорят более правдиво , чем слова. Эта интуитивная идея применима во многих сферах жизни. Например, при определении состояния ума или того, лжет ли человек, язык тела, как правило, говорит нам больше, чем слова.

В политике рекомендуется «следовать за деньгами», поскольку денежный след приведет нас к тому, кто и какие планы на самом деле стоят за результатом или проводимой политикой. Поговорка «Не говори мне, что ты ценишь, покажи мне свой бюджет», которую часто приписывают Джо Байдену, отражает похожее мнение. Ваши заявленные приоритеты, ваш пиар и ваша реклама могут рассказать одну историю, но ваш бюджет — то, на что вы тратите свои деньги, — рассказывает более правдивую историю о том, что для вас важно.

Этот принцип применим и к самопониманию. Если вы хотите знать, что вам нравится, во что вы верите и что считаете важным, посмотрите на свое поведение. Вы можете удивить себя.

Часто то, что мы говорим себе, что ценим, не соответствует нашим действиям. Когда вы видите разрыв между своими словами (или мыслями) и своими действиями, доверяйте действиям, а не словам. Как говорят в Голливуде: «Не верь своему бреду».

Другой полезный вывод этого принципа таков: чтобы понять истинную цель определенного действия, посмотрите на фактический результат. Довольно часто вы можете понять, чего человек действительно хочет достичь, глядя на то, к чему он все время приходит. Однако этот принцип применим только при трех условиях.

Во-первых, он лучше подходит для конкретных, неслучайных результатов, на которые вряд ли можно наткнуться случайно или по ошибке. Можно наткнуться на красивый камешек на пляже во время прогулки на закате, но на золотой самородок обычно не наткнешься, если не будешь искать его с усердием. Таким образом, если кто-то в конечном итоге находит золото, то можно с уверенностью предположить, что поиск золота был целью с самого начала. Точно так же, если кто-то оказывается в положении большой социальной власти, велика вероятность того, что власть была его действительным глубинным мотивом с самого начала, независимо от его заявленных целей и предпочтений. Как правило, на большую силу не натыкаешься.

Во-вторых, этот принцип лучше всего подходит для шаблонов, а не для анекдотов. Иными словами, одна неудача в достижении поставленной цели, скорее всего, просто неудача. Но система повторяющихся неудач в достижении заявленной цели может означать, что заявленная цель не является истинной целью. Гораздо чаще, чем мы хотели бы признать, наши заявленные цели противоречат нашим истинным, не заявленным целям и прикрывают их. Например, если мир не достигнут, несмотря на неоднократные попытки, то, возможно, обе стороны извлекают выгоду из состояния войны и, таким образом, стремятся сохранить ее, независимо от их утверждений и заявлений об обратном.

В-третьих, этот принцип действует в среде, где у людей действительно есть адекватный выбор и выбор. Если люди бессильны в своем окружении, то результат, скорее всего, обусловлен условиями среды, и приписывать его личным целям, желаниям или ценностям неразумно. Таким образом, если я пациент в больнице, и медсестра будит меня каждые четыре часа, чтобы проверить мои жизненно важные органы в рамках госпитальной процедуры, то мы не можем заключить, что я хочу, чтобы меня будили и неоднократно тыкали. С другой стороны, если я постоянно оказываюсь в бурных отношениях, то, скорее всего, быть в центре бури — моя истинная цель, независимо от того, насколько я стремлюсь к спокойствию.

Понимание этого принципа помогает прояснить и предсказать будущее поведение. Например, если мы признаем, что глубинная цель тех, кто достигает положения великой власти, состоит в том, чтобы быть у власти, то мы можем предсказать, что, оказавшись у власти, они неизбежно будут стремиться к ней еще больше и попытаются удержать ее как можно дольше. насколько это возможно.

Поэтому поговорка «власть развращает» не совсем верна. Часто бывает наоборот: коррупция дает силы. Коррумпированные люди таковы, потому что это эффективный способ получить власть, чем они, в конце концов, и были. Более того, понимание того, что люди, находящиеся у власти, больше всего заинтересованы во власти, помогает объяснить, почему властные структуры обычно гораздо лучше увековечивают себя, чем решают проблемы бессильных.

В терапии клиентам часто бывает полезно размышлять о том, как результат, который они постоянно получают — пагубный, тревожный и противоречащий их заявленным целям, — может быть фактической предполагаемой целью их действий. Если вы чувствуете, что ваши романтические партнеры постоянно плохо обращаются с вами, возможно, ваша цель состоит в том, чтобы чувствовать себя плохо. Таким образом, вопрос не в том, «Почему я не могу найти хорошую любовь?» Скорее, «Что такого в том, что меня не любят, что я нахожу приятным?»

Интересно, как я уже говорил в другом месте, поведение не только отражает наши ценности и взгляды, но может способствовать их формированию. Изменение установок, ценностей или привычек часто начинается с изменения поведения и сопровождается им. Другими словами, перефразируя Гилберта Готлиба, для развития зубов вид должен начать кусаться. Перефразируя Уильяма Джеймса, если вы хотите развить смелость, перестаньте убегать.

Подводя итог, мы можем заключить, что с течением времени, в условиях относительной свободы выбора и в отношении неслучайных результатов действия имеют тенденцию говорить более правдиво, чем слова. Чаще, чем нам хотелось бы признать, истинной целью поведения людей является не декларируемый или заявленный результат, а фактический. Поэтому, чтобы лучше понимать людей (включая самих себя), нам настоятельно рекомендуется использовать поведение в качестве ориентира. Чтобы понять, чего мы на самом деле добиваемся, мы можем захотеть взглянуть на то, что мы постоянно получаем.

А

Социология 250
7 октября 1999 г.
Социальное действие

А. Фон

Основные подходы к социологии, возникшие в эпоху Просвещения и сохранившиеся в начале двадцатого века, как правило, носят структурный характер, подчеркивая влияние общества и его структур на положение, деятельность и действия отдельных лиц и групп. Иногда эти подходы полностью игнорируют личность и обсуждают только структуры, которые развиваются в обществе, и отношения между ними. Эти подходы представляют собой макроанализ, имеющий дело с «безличными и крупномасштабными явлениями». (Лейдер, стр. 6). Марксистский анализ в значительной степени носит макросоциологический и структурный характер и делает упор на социальный класс, средства и способы производства, разделение труда, классовые конфликты и кризисы. Точно так же Дюркгейм имел дело со структурами или концепциями на уровне общества, такими как статусные группы, разделение труда, социальные факты, нормы и социальная солидарность. Хотя эти структуры на макросоциологическом уровне объясняют большую часть того, что происходит в обществе и что происходит с людьми в любом обществе, реальные люди и их социальное взаимодействие не составляют важной части социологического анализа

Б. Вебер о социальном действии (Хадден, стр. 133-136)
1. Обзор
Большая часть работ Вебера посвящена структурам (капитализм, власть, религия, история), и многие из концепций, которые он развивает (рационализация, бюрократия, господство), являются структурными и касаются общества в целом. В то же время он подчеркивает важность человека, его или ее действий и социального взаимодействия между людьми и группами. Вебер утверждает, что задача социолога состоит в том, чтобы «понимать действия отдельных его членов» (Хадден, стр. 133). Это имеет два аспекта. Во-первых, когда люди сталкиваются с другими, их действия будут ориентированы на других. Для человека должна быть какая-то причина для действия, которое он или она предпринимает, и Вебер пытается понять значение, связанное с каждым социальным действием. Во-вторых, когда социологи говорят о социальных структурах, они представляют собой черты общества, возникающие в результате действий индивидов в обществе. Социальное действие во времени и пространстве не является случайным или полностью уникальным в каждом взаимодействии между людьми. Скорее, такое взаимодействие, как правило, имеет определенные модели или закономерности, связанные с ним, так что осмысленные действия между разными людьми связаны с ожидаемыми ответами от других. Эти паттерны представляют собой осмысленные действия отдельных лиц, но в конечном итоге они могут закрепиться в обычаях, законах, институтах или структурах.
Хадден отмечает, что Вебер «предпочитает описание, которое начинается и заканчивается рассмотрением людей, занятых повседневной деятельностью внутри порядков и структур» (стр. 133). Это требует от социолога развития понимания людей и значения, которое люди связывают с объектами, символами и действиями других людей и групп. Чтобы сделать это, Вебер утверждал, что необходимо исследовать «субъективные мотивы людей, если мы хотим понять действия отдельных лиц» (Хадден, стр. 133). Каждое социальное действие имеет связанный с ним смысл в том смысле, что индивид действует не как автомат или робот, не на основе инстинкта или раздражителей, не как условный рефлекс. Скорее, большая часть того, что делают люди, заключается в том, чтобы рассмотреть ситуацию, частью которой они являются, подумать о том, как подойти к ситуации, рассмотреть возможные действия других и попытаться достичь целей, которые человек имеет для этой ситуации. Это не всегда может быть сознательно разработанным процессом, но для Вебера задача социолога состоит в том, чтобы попытаться понять мотивирующие факторы, увидеть, как люди интерпретируют отношения и какое значение они придают ситуации.
Подход Вебера важен для социологии по трем причинам. Во-первых, его подход определяет границы для социолога, поскольку социальное — это то, что имеет значение для индивидов. Индивидуальное поведение или деятельность, лишенные смысла для индивидуума, не являются надлежащим предметом социологии. Поведение, которое является привычным или представляет собой условный рефлекс, не представляет интереса для социолога. Точно так же Вебер считает социальными действиями только те, которые ориентированы на других и на поведение других. Уединенная молитва или экономическая деятельность, не учитывающая действия других, не является общественной деятельностью.
Во-вторых, этот подход позволяет социологии отличать социальное действие от поведения в психологическом смысле. Вебера не интересовало поведение, возникающее в результате стимула, более или менее автоматически. Скорее, «его интересовало действие, которое явно включало вмешательство мыслительных процессов между появлением стимула и конечной реакцией» (Ритцер, стр. 121). В то время как поведение в психологическом смысле является важной частью общей человеческой деятельности, подход Вебера позволяет отличить социологию от психологии.
В-третьих, Вебер считает действие рациональным в том смысле, что «ментальные акты формируют или направляют разыгрываемое поведение» (Коэн, стр. 121). Как и в большинстве социальных наук девятнадцатого века, особенно в экономике, Вебер отдает предпочтение сознанию и разуму. При таком подходе люди рациональны и сознательны, интерпретируя окружающий их мир, так что действие, предпринимаемое человеком, является результатом этих процессов. В результате Вебер исключает большую часть человеческого поведения как нерациональные или иррациональные импульсивные действия, бессознательные мотивы, такие эмоции, как гнев, гордость, ревность и любовь (см. Коэн, стр. 121 и Вебер, стр. 6).
Несмотря на ограничения подхода Вебера, заключающиеся в том, что многие формы человеческого поведения исключены из его социологического анализа, сосредоточив внимание на значении, интерпретации и рациональности, Вебер направил социологов к изучению социального действия. Более поздние теоретики социального действия основываются на подходе Вебера, хотя их анализ может рассматривать более широкий диапазон человеческого поведения, чем то, что Вебер считал подходящим.
2. Три аспекта социального действия
Коэн (стр. 113-115) отмечает, что в подходе Вебера к социальным действиям, содержащимся в главе I «Экономика и общество» , есть три аспекта. Они заключаются в следующем.
а. Субъективное значение. Вебер отмечает, что социолог должен учитывать значение, которое индивид придает действию. Только тогда, когда поведение индивидов ориентировано на какую-то цель и побуждается рассмотрением действий других, оно является социальным.
Мы будем говорить о «действии» постольку, поскольку действующий индивид придает субъективное значение своему поведению, будь оно явным или скрытым, бездействием или молчаливым согласием. Действие является «социальным», поскольку его субъективное значение учитывает поведение других и тем самым ориентируется в своем ходе. (Вебер, стр. 4).
Все аспекты социального мира должны рассматриваться с точки зрения акторов. Неодушевленные предметы, рождение и смерть, окружающая среда могут считаться константами и не чем иным, как элементами материального мира, но для Вебера они интерпретируются по-разному в разное время и в разных местах. Пример многократного использования топора Хадденом является примером этого (стр. 133). По Веберу, социолог должен понимать их «с учетом того, как акторы понимают их практическое применение или символическое значение» (Коэн, стр. 113). Точно так же актор направляет действия на широкий круг других людей, некоторые из которых очень знакомы, но другие могут быть незнакомы индивидууму, или другие, которые представляют собой группы или коллективы.
б. Социальные отношения. Второй аспект заключается в том, что социальное действие не имеет большого смысла, если не учитывать природу социальных отношений. Вебер отмечает:
Термин «общественные отношения» будет использоваться для обозначения поведения множества действующих лиц, поскольку в своем значимом содержании действие каждого принимает во внимание действия других и ориентируется в этих терминах. Социальные отношения, таким образом, целиком и исключительно состоят в существовании вероятности того, что будет иметь место осмысленный курс социальных действий, независимо от того, на каком основании эта вероятность на данный момент. (Вебер, стр. 26-27).
Здесь действие имеет смысл с точки зрения отдельного человека, но также учитывает действия других. Хотя разные акторы могут интерпретировать действие по-разному, по крайней мере, у каждой стороны есть некоторая интерпретация. Результатом может быть несогласие или согласие, в зависимости от взаимных интерпретаций.
г. Стабильный контент. Третья часть социального действия заключается в том, что социальные отношения обычно стабильны. Если бы каждое социальное действие приводило к совершенно неожиданным результатам, поддержание социальных отношений в течение любого периода времени было бы затруднено. Некоторые социальные отношения очень краткосрочны, но другие имеют значительное постоянство. Вебер отмечает:
В последнем случае существует вероятность повторного повторения поведения, которое соответствует его субъективному смыслу и, следовательно, ожидается. Смысловое содержание, которое остается относительно постоянным в социальных отношениях, может быть сформулировано в терминах максим, соблюдения которых заинтересованные стороны ожидают от своих партнеров в среднем и приблизительно. Чем рациональнее по отношению к ценностям или заданным целям действие, тем более вероятно, что это так. (Вебер, стр. 28).
То есть социальное действие учитывает реакцию других, а другие обычно реагируют ожидаемым образом. До тех пор, пока действия и реакции попадают в эти ожидаемые и обычные паттерны, обычные социальные отношения могут продолжаться. Кроме того, эти постоянные модели позволяют развиваться более крупным организациям. Если ожидания продолжаются достаточно долго, они становятся максимами или тем, что социологи называют нормами и правилами. Это также могут быть модели, такие как религиозные заповеди, бюрократические кодексы или нормы прибыльности в корпорации (Коэн, стр. 115).
На страницах 134 и 135 Хадден резюмирует эти соображения, обсуждая некоторые исторические и современные примеры организаций, институтов и сообществ (гильдий, университетов). Действия в этих контекстах «требуют координации, иными словами, каждый для достижения своей цели должен иметь достаточно хорошее представление обо всех остальных» (с. 135). Verstehen , понимание или интерпретация означает, что социолог
понимает, «что действия каждого участника значат для других и как это влияет на их образ действий» (стр. 135).
Хотя Вебер не завершил описание общества на этой основе, в Экономике и обществе он попытался показать, как организации и институты общества можно объяснить действиями индивидов.
3. Идеальные типы социального действия
Вебер отмечает, что социальное действие может быть по-разному ориентировано в разное время и в разных местах. Каждая из различных форм социального действия имеет значение для индивидуума, но представляет собой концептуально различные типы социального действия с различными последствиями для индивидуума и общества. Хадден (стр. 135) отмечает, как Вебер различает четыре типа социального действия (Вебер, стр. 24-25). Это идеальные типы в том смысле, что Вебер фокусируется на уникальных чертах каждой формы социального действия, абстрагируя существенные аспекты действия, характерные для каждого идеального типа. Никакое реальное действие в социальном мире не может быть полностью одного идеального типа, а сочетать в себе черты одного из четырех идеальных типов. Хадден отмечает, что идеальные типы полезны для изучения того, как реальные действия отклоняются от идеального типа, позволяя аналитику определить, какой аспект значения вызывает отклонение от идеального типа (Хадден, стр. 135).
я. Инструментально-рациональный или целеустремленный. Примером этого типа является экономическая деятельность, охарактеризованная во многих экономических моделях. В этой форме действия у человека есть различные альтернативные товары, которые можно купить, и он думает, как выбрать среди них для достижения максимального удовлетворения. То есть целеустремленное действие есть «выбор наиболее эффективных средств для достижения непосредственно практической цели или цели» (Хадден, стр. 135). Эта форма действия, вероятно, стала более распространенной в западном обществе, но даже многие фактические действия, ориентированные на экономику, не являются чисто инструментальными.
ii. Ценностно-рациональное. Это действия, «попытка максимизировать абсолютную ценность, которую можно найти в культурах с религиозными заповедями для повседневного поведения» (Хадден, стр. 135). В этом случае актор рационален в смысле использования эффективных средств для достижения данной цели. У человека есть обязательство перед определенной целью, и это может быть любая цель. Вебер считает, что это «определяется сознательной верой в самоценность той или иной этической, эстетической, религиозной или иной формы поведения, независимо от ее перспектив на успех» (Вебер, стр. 24-5). Суть в том, что социальное действие рационально в том смысле, что индивидуум пытается найти наиболее эффективный способ достижения этой цели.
iii. Эмоциональный или аффективный. Это форма социального действия, которая «определяется конкретными аффектами и эмоциональными состояниями акторов» (Вебер, стр. 25). Он сочетает в себе цели и средства и может быть импульсивным и эмоциональным. В то время как некоторое эмоциональное поведение не считается социальным в том смысле, что оно полностью импульсивно, Вебер рассматривает это социальное действие в том смысле, что это поведение имеет смысл, но наиболее эффективный метод достижения цели не может быть тщательно рассмотрен. Социальное действие такого типа обычно не считается рациональным в обычном смысле этого слова. См. Эшли, с. 276
iv. Традиционный или привычный «определяется укоренившимся привыканием» (Вебер, стр. 25).
В этом случае обычай, традиция или привычка являются источником социального действия. Опять же, некоторые формы этого типа поведения не обязательно будут считаться социальными, но в той мере, в какой эти обычаи и традиции имеют смысл, Вебер считает их социальными. Эта форма действия важна для Вебера тем, что может стать основой авторитета и легитимности. В той мере, в какой люди чувствуют себя обязанными соблюдать обычаи или традиции, создается и поддерживается общественный порядок, и он приобретает легитимность в сознании тех, кто принимает традиции.
4. Выводы и выводы
Целью Вебера было систематическое изучение значения, связанного с индивидуальным поведением. Выявив несколько идеальных типов, Вебер счел возможным для социологии понять социальное действие в современном мире и в исторических ситуациях.
Веберовское обсуждение социального действия было прежде всего направлено на понимание индивидуального действия. Хотя упоминаются группы, это не было основным направлением деятельности Вебера. Скорее, он рассматривал действия коллективов как смесь индивидуальных действий, развивающихся в определенные паттерны, составляющие институты, организации, структуры и нормы общества.
В своем обсуждении социального действия Вебер мало упоминает о конфликте. В социальных отношениях не всегда может быть общее понимание, и это может создавать трудности для тех, кто находится в отношениях. Но, в отличие от Маркса, Вебер не считает конфликт и противоречие существенными аспектами социальных отношений в современном обществе. В то же время Вебер не замалчивает разногласий и недоразумений и считает власть важной чертой своего анализа.
Еще одной особенностью веберовского анализа является указание на то, как следует анализировать действия отдельных лиц, чтобы определить их последствия, поскольку могут быть непреднамеренные последствия индивидуального или группового социального действия или комбинированных эффектов каждого из этих действий. Результаты социальных действий нельзя предсказать, исходя из значений этих действий для индивидуумов. Для Вебера попытка понять индивидуальные и групповые действия и некоторые их результаты необходимы для объяснения того, как работает общество и как происходят социальные изменения.
Ссылки
Эшли, Дэвид и Дэвид Майкл Оренштейн, Социологическая теория: классические утверждения , третье издание, Boston, Allyn and Bacon, 1995.
Коэн, Ира Дж., «Теории действия и практики», в Брайан С. Тернер, редактор, The Blackwell Companion to Social Theory , Oxford, Blackwell, 1996.
No related posts.

Поведение и деятельность. Понятие деятельности в психологии.

С. Л. Рубинштейн. Основы общей психологии >> Сознательное действие

Действие

1.1. Знание о своих собственных действиях

1.2. Управление собственными действиями

Методика прикладного анализа поведения (ABA)

Что движет поступками? (Человек и его социальное поведение)

Что движет поступками? (Человек и его социальное поведение)

НОУ ИНТУИТ | Лекция | Социальное поведение

Набор для практики

Разница между поведением и действием

Сравнительная таблица

Что такое поведение?

Что такое действие?

Ссылки

Поведение и действие — в чем разница?

Как существительные разница между

Как междометие

Как глагол

Другие сравнения: в чем разница?

Английский

Артертитивные формы

. * (

Существительное

Замечания по использованию

Внешние ссылки

English

Существительное

Производные термины

См. также

Междометие

Глагол

Примечания по использованию

Ссылки

Внешние ссылки

Анаграммы

Теория социального действия: определение, концепции и примеры

Определение теории социального действия

Теория структурного действия против теории социального действия

Вебер и теория социального действия

Ключевые понятия и примеры теории социального действия

Социальное действие и понимание

Кальвинизм, социальное действие и социальные изменения

Четыре типа социальных действий

Инструментально-рациональное действие

Ценностно-рациональное действие

Традиционное действие

Аффекционное действие

Теория социального действия: сильные и слабые стороны

Положительные аспекты теории социального действия

Критика теории социального действия

Теория социального действия – основные выводы

21.1 Коллективное поведение – Введение в социологию 3e

Цели обучения

Социология в реальном мире

Флэшмобы и челленджи

Формы коллективного поведения

Теоретические взгляды на коллективное поведение

Перспектива эмерджентной нормы

Теория добавленной стоимости

Сборка перспективы

Следуйте за действием: поведение говорит больше правды, чем слова

А

Добавить комментарий Отменить ответ