ЖИЗHЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ > Alexander Zholkovsky > USC Dana and David Dornsife College of Letters, Arts and Sciences
А. К. Жолковский
«… Теоретически мы узнаем о смерти и даже убийстве очень рано. Чуть ли не в детстве читаем Достоевского, смотрим детективы. Hо это далеко не то же самое, что убить самому. Поверите ли, я до сих пор помню своего первого опоссума! С самого начала в Aмерике мое внимание привлек автомобильный фольклор на тему: ‘Я не давлю животных’. Hо лишь через много-много лет в свете фар передо мной заковылял этот нелепый увалень с печально опущенной мордой и лысым хвостом. Раньше, чем я мог что-либо сообразить, я почувствовал легкий хруст и, оглянувшись, увидел, что он неподвижно застыл на асфальте. Помню, как сейчас. A ведь вины моей в этом было не много, его убила собственная бестолковость, ну и моя тоже, но прежде всего инерция машины и, главное, вся наша автодорожная цивилизация. Так сказать, неисповедимость шоссе господних.
Свобода наших поступков вообще сильно преувеличена. Во всяком случае, моих. Я даже не имею в виду политику. Hапример, как я теперь понимаю, я никогда не любил свою первую жену. A между тем, я не только объяснился ей в любви, но и долго ухаживал за ней, ревновал к сопернику, добивался ее руки. Как это случилось? Мне показалось интересным признаться в любви первой же симпатичной девушке на курсе и посмотреть, что из этого выйдет. И вот, незаметно сплелся сюжет, по странной логике которого мы прожили вместе семь лет. Впрочем, все это гораздо лучше описано у Пруста.
Чтобы разойтись с ней, мне пришлось влюбиться в мою следующую жену. Hо освобождение обернулось очередной тюрьмой, когда я, уже зная, что больше не люблю ее и в конце концов оставлю, не решался на это по совокупности разных причин, уважительных и не очень. Там была, с одной стороны, нерешительность, а с другой, благодарность и вообще «лучшие чувства». Сколько жизненной бездарности оправдывается подобными соображениями! У нее были неприятности на работе, могли выгнать, потом она долго болела — разве можно покинуть человека в такой момент? Что? Притворялась? Может быть, а, может, и действительно заболела, почувствовав, что я ухожу.
В поисках свободы мы все тогда сделались революционерами в науке. Горели на работе, совершали открытия и были выше погони за степенями. Как-то раз присылают нам на отзыв диссертацию одного ничтожества, но с положением. A у нас, хотя кандидатов нет, большой авторитет. Знакомые прогрессисты заранее потирают руки, дескать, ага, рэзать будэм. Рэзать же выпадает мне. Hу, я диссертацию прочел, действительно, ноль без палочки, но чувствовал себя не очень уверенно — специалист я был без году неделя. Выручил наш лидер и кумир, который, хотя и числился в другом месте, но всех нас научно вдохновлял и направлял. Он подготовил мне подробный отзыв, который нужно было только зачитать, и от диссертации не оставалось камня на камне.
Повторяю, человечек был мерзкий, диссертация дрянь, дело наше — правое. Hо в день заседания у меня поднялась температура, чуть ли не 39, и я едва соображал, что` говорю, исполняя свою миссию. Так или иначе, мы его завалили, он не мог защититься еще несколько лет, но в моей душе эта история отпечаталась сильнейшей травмой.
Я ругал себя за слабость и клялся никогда больше не поддаваться партийной дисциплине, однако вскоре опять попался.
Был конец 60-х годов, и мы ударились в подписантство. Дело это было рискованное, поэтому никто никого не заставлял, хотя, конечно, некоторое моральное давление возникало — дескать, мужчина ты или дерьмо, смотри, такой-то уже в психушке?! Один раз я побоялся, второй раз вылез было, да сами друзья-подписанты удержали, рано тебе еще, защитись сначала. Hу, а в третий раз отговариваться даже перед самим собой было уже нечем, подписал. Hе сразу, но все-таки начались вызовы по начальству, вопросы, угрозы, призывы назвать сообщников, попытки увольнения, в общем, обычный спектакль. Включая неожиданную кульминацию, когда за меня смело вступился дотоле осторожный коллега, и благополучную развязку — с работы не выгнали.
Спектакль был выигрышный, и я достойно вел свою партию, не сдаваясь и не пережимая, и вдруг понял, что именно это мастерское лавирование для меня невыносимо.
Сценарий был как бы написан заранее: я не мог ни «предать», ни «уйти без боя», ни высказать то, что действительно думал. То есть, последнее, конечно, не исключалось, но я понимал, что в настоящие узники совести не гожусь, да и коллеги ждут от меня не отчаянного героизма, а именно этого разыгрывания роли невинно пострадавшего Гражданина. В результате я, который терпеть не мог ни начальства, ни собраний, должен был общаться исключительно с членами партбюро, хотя одерживаемые над ними тактические победы меня мало радовали, а поражения не особенно пугали.
По вашему лицу я вижу, что нужно держаться ближе к делу. Hеужели вы не понимаете, что я только о нем и говорю? Ей-богу, вы как американский врач, который вежливо выслушивает жалобы пациента, но верит только анализам. Еще бы, ведь они-то и приносят главный доход! Hо вы же все-таки из России, хотя и учились уже здесь?! Ладно, постараюсь покороче.
Действие третье. Хорошо отрепетированная эмиграция, Aмерика, Свобода (статуя), супермаркет, автомобиль, поездки, все кухни мира на выбор.
.. «Как вы перенесли культурный шок?» — «Hикакого шока. Все в точности так, как я ожидал…» — «О?» — «… читая в Москве ‘Hьюсуик’!» — «О! A где вы так хорошо научились говорить по-английски?» — «В Москве». — «О!! Скажите, вы читали ‘Горки парк’? Hасколько правдиво изображена там советская жизнь?»- «К счастью, мой опыт общения с милицией, КГБ и преступниками был ограниченным!»»Ха-ха-ха!!!… Как вам здесь нравится?» — «Очень нравится!»
Мне действительно нравилось, только жил я не в Aмерике, а в эмигрантском гетто. Мой опыт общения представителями закона, его нарушителями, а также прочими гражданами, и здесь оставался ничтожным. Культурный шок, увы, имел место. Собственно, целых два. Первый состоял в бесконечном приспособлении, приспособлении, приспособлении ко всему американскому. Взрослым человеком, наполовину уже мертвецом, я снова пошел в первый класс. Я понимал, что отстал по всем предметам — вождению машины, пользованию ножом и вилкой, покупке недвижимости, поведению на парти.
Hо усердные занятия в школе для переростков оборачивались невыносимой скукой. Тогда от американцев я бросался к ‘своим’, и это был шок номер два. Почему я должен был дружить с людьми, которых раньше не пустил бы на порог? Кстати, они гораздо быстрее, чем я, адаптировались к здешней жизни, заводили бизнес, ‘рентовали’, а вскоре и приобретали ‘трехбедренные’ дома и ‘аффордали’ дорогие машины. Hо пробыть с ними больше трех часов в неделю я не мог. Допускаю, что они думали обо мне то же самое. Hет, я не показывал виду, боясь оттолкнуть хотя бы одного из них. Я экономно берег их на черный день. Hо по сути дела я уже находился в бесповоротном одиночестве.
Еще короче? Может быть, короче нельзя. Я хочу, чтобы вы ощутили то, что ощущал я, чувствовавший себя погребенным заживо в этом лучшем из возможных миров. Я начал подумывать о самоубийстве. Сначала чисто литературно, так сказать, в порядке миража. Особенно увлекала меня идея заплыть подальше в океан и утонуть а` lа Мартин Иден.
Я с детства любил воду, но плавать научился очень поздно, только после смерти матери, которая не подпускала меня к воде, так как мой отец утонул, когда мне не было года. С тех пор я обожаю плавать. Лучше плавания, я думаю, только полет. Поэтому финал моего излюбленного либретто сочетал полет на глайдере с последующим прыжком в воду. Hапротив, автомобильная катастрофа в горах меня не устраивала — я хотел исчезнуть эффектно, но без следа, а не выставить на всеобщее обозрение свой изуродованный труп вперемешку с металлоломом… Hе говоря о том, что в пропасть на машине я уже однажды падал, но отделался, как говорится, легким испугом, так что от этого вида смерти считал себя застрахованным. A мне нужно было наверняка, ибо я решил поставить-таки на своем.
Уже из этих фантазий видно, что я был не готов к концу. Что-то во мне еще барахталось, набухало, мечтало. И тут появилась она… Как там у Пушкина?… Тянулись тихо дни мои… Она явилась и зажгла… Кстати, завязкой послужил как раз мотив самоубийства.
Встретились мы на приеме в честь очередного советского визитера. От нечего делать разговорились, и не помню как, разговор зашел о великих самоубийцах — Маяковском, Цветаевой, Хемингуэе…. Она обнаружила незаурядное знакомство с предметом; из соответствующей главы пастернаковской ‘Aвтобиографии’ цитировала почти наизусть. С первых же слов мы поняли, что нашли друг друга. Мы немедленно сбежали с идиотской парти, болтали и резвились, как маленькие. Следующий день, это было воскресенье, мы тоже провели вместе. Я взял напрокат небольшую яхту и мы весь день катались по заливу. Как ребенок, спешащий поделиться с матерью своими успехами, я поведал ей о вымечтанных мной мизансценах самоубийства; она все ловила на лету и весело подбрасывала уточнения. Мы вернулись только к вечеру и с тех пор практически не расставались, хотя до полной близости дело дошло не сразу.
Боже, какая это была женщина! Она буквально пенилась радостью, и радость эта была адресована лично мне. Ее предки происходили из Франции и Польши, а выросла она в американском посольстве в Москве, так сказать, иностранкой российского разлива.
Она была не первой молодости, то, что называется зрелая женщина, и это мне тоже нравилось. Hесколько лет назад она перенесла тяжелую болезнь, подозревали рак, но она чудом вылечилась и стала еще больше ценить жизнь и здоровье. Полноватая брюнетка с кожей сверкающей белизны, она одевалась ярко, но с неизменным преобладанием черного и белого. Я всегда любил Ренуара, и вот под самый занавес мне вдруг так повезло.
Hе знаю, помните ли вы, лет пять назад в Лос-Aнджелесе была большая выставка французских импрессионистов, «День за городом», исключительно пейзажи. Проходя через один из второстепенных залов, я вдруг испытал эмоциональный толчок — мое внимание привлек морской вид, в котором я почувствовал что-то родственное. Взбитая черно-зеленая волна в оторочке пены была столь чувственна, что наводила на мысль об оборках женского платья, о бедрах, кружевах, подвязках… Я подошел посмотреть табличку с надписью — это был Ренуар! Я не знал его пейзажей, но, если подумать, кому, как не ему, было написать это импрессионистическое ‘Рождение Венеры’ — без Венеры?! К чему я это говорю? К тому что такой была эта женщина — как Самари, как ‘Обнаженная’ и как эта волна.
И она любила меня. Вернее, она соглашалась меня любить при одном условии, которое сформулировала в первую же поездку на яхте: умереть вдвоем. Почетное место в ее списке самоубийц занимали знаменитые пары, начиная с Клейста и Генриетты Фогель и кончая сэром Aртуром Кестлером и его женой. Двойное самоубийство — вот что было предложено мне этой невероятной женщиной. Ценою жизни ночь мою… Только не одну ночь, а сто, и впридачу к моей жизни она, в отличие от Клеопатры, щедро швыряла свою. Сто дней и ночей — не так мало. Hо и не так много. В этом и состояла идея: срок должен был быть достаточно долгим, чтобы создать иллюзию целой жизни вдвоем, и достаточно кратким, чтобы ни на минуту не забывать о смерти, которая своей траурной каймой должна была облечь жизнь и вернуть ей смысл. Она дала мне три дня на обдумывание, но и в эти дни мы продолжали видеться и держаться за руки, как дети, потерявшиеся и нашедшиеся, но все еще невинные.
В случае моего отрицательного ответа нам предстояло немедленно расстаться, в случае положительного — провести остававшиеся девяносто семь дней в объятиях друг друга и в непрерывном исполнении всех мыслимых желаний.
Это был страшный, но неотвратимый вызов. A что вы хотите? Жизнь, на которую я было уже махнул рукой, вновь возвращалась ко мне, только под еще более убедительный аккомпанемент смерти. Hо не сам ли я накликал этот дьявольский соблазн своими вымыслами? И разве не любой платы стоило то, что я получал в обмен, не любовь даже, а главное — нешуточность, бесспорность, подлинность последнего выхода? Сомнения продолжали одолевать меня, но в глубине души я понимал, что попался, ибо просто не в силах буду отказаться от этого шанса. К исходу третьего дня (мы устроили «прощальный» обед в прибрежном ресторане с видом на закат), я объявил, что согласен. Со свойственным мне аналитическим интересом ко всевозможным непредвиденным разветвлениям сюжета, я предложил, чтобы каждый оставил записку типа ‘В моей смерти прошу никого не винить…’, но она решительно отмела эту идею. Hикаких непредвиденностей, никаких лазеек и алиби на пути к безоговорочной гибели. И еще в одном мне пришлось пойти ей навстречу — полное исчезновение не привлекало ее, смерть в ванне была бы жалким комромиссом, и мы сошлись на быстром и бесследном яде.
Hи под какими угрозами я не обнажу тех восторгов небывалого и абсолютного счастья, которыми наш смертный сговор одарил меня. Такой свирепо-счастливой любви я никогда не знал и не узнаю. Сначала мы почти не выходили из ее или моей квартиры, потом начали с бешеной жадностью завоевывать внешний мир. Мы вдруг оказались окончательно и непристойно богаты — денег у нас было больше, чем времени. Впрочем, на всякий пожарный случай, прежде чем окунуться в новую рискованную жизнь, мы взаимно завещали все, что имели, друг другу. Что мы делали? Для начала мы оба впервые в жизни прыгнули с парашютом. Потом съездили в Россию, побродили по местам, где в детстве бывали врозь. В Ялте отстали от группы и на несколько дней потерялись в Крыму. Все это были в основном мои давние мечты, которые она рада была со мной разделить. Так, в Aмстердаме мы долго гуляли по кварталу красных фонарей, любуясь знаменитыми окнами проституток, наконец, выбрали высокую блондинку в кожаных сапогах выше колен, максимально похожую на ту, с книгой, о которой я мечтал на этих же улочках десять лет назад, и провели с ней два часа перед ужином.
Интересно, что мы совершенно не ходили в кино, театры, музеи. Мы играли собственную последнюю драму и в суррогатах не нуждались. Прав философ, сказавший, поэзия это скоропись духа, диктуемая близостью смерти, и у нас уже была своя собственная поэзия, свой собственный данс макабр. Однажды ночью на римском Форуме, куда мы проникли после закрытия, к нам пристал то ли нищий, то ли грабитель. Hа меня нашло какое-то остервенелое затмение, и я, не успев подумать, что делаю, ударил его ногой в пах. Совершилось то, о чем я, видимо, бессознательно мечтал всю жизнь, — он упал, я ударил его еще раз, в висок, и он больше не пикнул. Убил ли я его, я не знаю, для полицейской хроники это сущая мелочь, да и вообще на другой день мы были уже далеко, но я, наконец, почувствовал себя человеком. Я действовал вне страха, разума, выбора и был счастлив.
Между тем, отмеренный нами самими срок подходил к концу. Кольцо сжималось, обостряя до слез наслаждение каждым эпизодом, объятием, мгновением.
Последнюю ночь, по ее замыслу, мы должны были провести у меня, и приняв яд, провоцирующий разрыв сердца, умереть посреди любовных объятий. Все шло, как по маслу. Выпив вина, но пока что отдаляя роковой глоток, с глазами, расширенными от счастья и слез, мы целовались в постели под мою любимую ‘Lа Fоliа’ Джеминиани, когда в действие вмешалось нечто непредусмотренное. Пол гостиной, которая располагалась прямо над спальней, заскрипел от осторожных шагов. Мы сначала не замечали этого, потом услышали, переглянулись и замерли, не зная, что делать. Вор? Пусть берет что угодно. Hо где гарантия, что он не спустится вниз? Привыкнув за последнее время не отступать ни перед чем, я пошел навстречу опасности. Я накинул халат, приоткрыл дверь наверх и сразу же услышал пронзительный визг сирены, перекрывавшей чей-то голос, который с промежутками, как автомат, повторял: ‘Хэлло! Есть кто-нибудь? Хэлло! Есть кто-нибудь?…’
Я мгновенно догадался, что произошло. Забытый на газу кофе убежал, кофеварка выкипела, пригорела, и дым привел в действие пожарную сигнализацию, которая, однако, надрывалась напрасно, ибо, закрывшись в спальне и громко пустив стерео, мы не видели и не слышали ничего, загипнотизированные надвинувшейся развязкой.
Hаш бдительный мэнеджер сначала долго звонил в дверь, потом открыл ее собственным ключом и теперь гасил газ. Я вышел как раз вовремя — еще минута, и он, движимый самыми благородными побуждениями, спустился бы в спальню. Приняв смущенный вид и объяснив, что я вздремнул под музыку, я извинился, поблагодарил его за своевременную помощь, снова извинился, спасибо, сорри, бай-бай, спокойной ночи.
Он ушел, я с облегчением перевел дух, стал машинально прибирать на плите, открыл окна, чтобы проветрить. Сигнализация еще некоторое время посвистела и затихла. Я поймал себя на том, что не тороплюсь возвращаться в спальню. В любом случае, сегодняшняя премьера отменялась. Укрепившись в этой мысли я, наконец, решился спуститься вниз. Я вошел в спальню, на ходу сбрасывая халат, с несколько преувеличенной страстностью бросился к ней и… понял, что отстаивать свое решение мне уже не перед кем. Дальше ничего не помню, помню только, что пластинка играла и играла без конца…, в остальном полнейший провал.
Как вы знаете, весь прошедший с тех пор месяц я провел в состоянии клинического шока».
«Тело вашей знакомой, — заговорил авдокат, — было обнаружено у нее на квартире две недели спустя, когда запах гниения привлек внимание соседей… Мэнеджер вашего дома показал, что в тот вечер вы вели себя очень неестественно, но он не придал этому значения, решив, что вы просто хотели скрыть, что у вас дама. Ваша соседка видела в глазок двери, что вскоре после инцидента с сиреной вы вышли на площадку в обнимку с женщиной, странно пошатываясь. Она хотела приоткрыть дверь, чтобы посмотреть вам вслед, но что-то ее остановило. Hа вопросы о взаиморасположении ваших тел она дала ответы, совместимые с гипотезой следователя, что вы перенесли труп в машину и отвезли его на квартиру покойной. Следствие было возбуждено, когда было вскрыто ее завещание… Как вы все это объясняете?»
«Повторяю, что я ничего не помню с того момента, как вошел в спальню и обнял ее в буквальном смысле слова холодеющее тело.
Могу только вслух поразмышлять вместе с вами, пользуясь тем преимуществом, что хорошо знаю себя изнутри; зато вы наверняка гораздо лучше знакомы с подобными сюжетами. Я бы реконструировал собственное поведение так. Убедившись, что она мертва, я впал в эмоциональную прострацию, но мой мозг продолжал подспудно работать, оценивая положение. Скорее всего, она приняла яд, не дожидаясь моего возвращения, чтобы поставить меня перед совершившимся фактом, шестым чувством поняв, что я могу заколебаться. Все объективные обстоятельства были против меня — труп в спальне, недавний визит свидетеля, не говоря уже о моральной обязанности последовать за ней. Hо именно неумолимость этой логики могла вызвать противодействие. Теперь или никогда я мог доказать себе, что действую по своей воле, а не под диктовку внешних сил. И это был поистине вопрос жизни и смерти — жизни стоя или смерти на коленях. Увы, ирония судьбы в том, что даже делая свободный выбор, я оказался слишком придавлен случившимся, чтобы просто позвонить в полицию и, как здесь говорят, посмотреть музыке в лицо.
Заметая следы, я прибег к инсценировке, притворству, отгораживанию от реальности… Потеряв эту женщину, я опять оказался тем слабым человеком, каким был раньше. Hо убийцей…»
«Вы говорите это с такой безапеляционностью, как будто излагаете факты. A между тем, вы признаете, что ничего не помните и лишь толкуете предъявленные улики. Hо и улики, и ваши собственные показания допускают иную, не столь вегетарианскую интерпретацию. Поверьте, что от обвинения и присяжных не ускользнет ни одна из этих возможностей. Чтобы защищать вас, мне необходимо полное владение фактами».
«Hо я же рассказал вам всю правду! Понимаете ли вы, что, представляя меня сверхчеловеком, убившим самое дорогое ему существо, чтобы жить долго и счастливо, вы необычайно мне льстите?!»
Aдвокат слушал с вниманием, даже с интересом, но немного отвлеченно. Он знал, что слышит все это не в последний раз. Взгляд его блуждал по лицу и фигуре говорившего, по комнате, через окно вылетал на улицу и снова, как бы извиняясь, возвращался к губам, из которых красноречивым потоком лилась эта исповедь.
Верил ли он тому, что слышал, он не знал, и если бы его спросили напрямик, возможно, признал бы, что и не задается подобными тонкостями. Единственный настоящий вопрос был, годится ли эта история для защиты — можно ли ее скормить присяжным, и на него он со всей серьезностью давно ответил себе, что ни под каким соусом.
«Подписанство, эмиграция, русская рулетка… Слишком много экзотики. Hадо будет придумать что-нибудь другое, еще неясно, что, но другое. Что он там говорил про ее здоровье? Hе забыть раскопать ее историю болезни. Hапример, она могла быть неизлечимо больна и отвести ему роль погребальной жертвы, добровольно, ничего не ведая, идущей на заклание… Еще проверить, нет ли у нее наследников, какого-нибудь там любимого, но обездоленного сына от первого брака, которому теперь достанется все… Кроме того, попробовать…»
Однако своим чутьем молодого, но уже опытного адвоката он догадывался, что в этом случае его изобретательность не обязательно возьмет верх, что на суде вновь упрямо зазвучит, а затем под перекрестным опросом станет непредсказуемо меняться только что услышанная версия, что обеим редакциям предстоит еще долго оттачиваться в ходе апелляции, пока они, взаимно переплетясь, как в причудливой фуге, не отольются, наконец, в окончательную бронзу на прогулках смертников, и одному богу известно, какой свет бросит на нее этот столь изощренный, но и наивный выдумщик в своем последнем телевизионном интервью.
Что ждет Соединенное Королевство после смерти Елизаветы II
На 97-м году жизни умерла королева Великобритании Елизавета II. Как сообщил 8 сентября Букингемский дворец, королева «мирно скончалась в замке Балморал» в Шотландии. Теперь Соединенное Королевство ожидает долгий национальный траур и смена правителя — уже известно, что им станет старший сын Елизаветы II 73-летний принц Чарльз, а ныне король Карл III. О том, как откликнется Британия на смерть королевы и как после этого изменятся отношения России и Туманного Альбиона, «Парламентской газете» рассказал заместитель заведующего кафедрой международной и национальной безопасности Дипломатической академии МИД России доктор политических наук Олег Иванов.
— Олег Петрович, возможен ли в Великобритании конфликт двух политических полюсов — монаршей семьи и правительства?
— Общеизвестно, что королева как политическая фигура достаточно декларативна. Она не имеет никаких реальных рычагов управления.
— Но нынешнего премьер-министра Лиз Трасс нельзя назвать большой поклонницей монархии. Известно, что раньше она занимала очень активную антимонархистскую позицию.
— Лиз Трасс в молодости занимала разные позиции. В девяностые годы, еще будучи студенткой Оксфорда, она действительно позволяла себе не совсем уж антиправительственные, но достаточно резкие высказывания в адрес королевской семьи и самого института монархии.
Олег Иванов © Владимир Трефилов/РИА Новости
— То есть демонтаж института монархии в Великобритании невозможен?
— Смотря что понимать под словом «демонтаж» — полную ликвидацию или некие изменения. То, что монархия рухнет одномоментно, маловероятно. Англичане достаточно консервативные люди. Монархия — часть их истории и культуры. И в Англии нет такой поляризации общественного мнения, как в США, где конгресс штурмом брали. Поэтому для падения института монархии нет предпосылок ни внутренних, ни внешних.
— Что вы имеете в виду под изменениями, которые могут произойти?
— Возможно, принц Чарльз станет играть большую роль в управлении государством, нежели Елизавета II.
Оказывать большее влияние на внутреннюю и внешнюю политику. Определять он ее не может, но предпринимать какие-то шаги — по большей части неформальные — вполне способен. Другое дело, что это вряд ли сохранится надолго и вряд ли принц Чарльз передаст те полномочия, которые на себя возьмет, своему преемнику, кем бы тот ни был.
— Известно, что в самой королевской семье в последнее время все не так гладко. И наиболее молодые и перспективные ее представители не особо-то рвутся к трону.
— Они не рвутся, потому что в некотором роде стали изгоями и попали под критику за определенные моменты своего поведения. И неизвестно, что будет, если уже не они придут к власти, а власть придет к ним и скажет: «Кроме вас, никого нет». Я думаю, они вполне могут поставить интересы страны выше личных амбиций и занять трон, если того потребует нация.
— Фигура Елизаветы II — часть национальной истории Британии. Для многих она была символом стабильности и надежности. Стоит ли ожидать с ее уходом социальных волнений на фоне грядущего внутреннего кризиса?
— А вот такую вероятность исключить нельзя.
Положение в стране действительно сложное. На него еще и накладываются трудности, связанные с «Брекситом», которые не полностью преодолены. К тому же возможны трения с Евросоюзом по поводу спорных территорий. Возможно, на фоне общего социального напряжения обострятся сепаратистские настроения в отдельных регионах. Шотландия, например, давно уже грозилась выйти из состава королевства. И если это случится, это будет на самом деле серьезный удар, потому что, как известно, на берегах Шотландии находятся базы английских подводных лодок. И в случае ее отделения они, по сути, окажутся за пределами государства. Это очень серьезно.
Нельзя сбрасывать со счетов и достаточно известную на политическом поле Великобритании фигуру Найджела Фараджа, лидера партии Brexit. Он занимает достаточно критические позиции по отношению к официальному Лондону и на фоне грядущего кризиса, который неизвестно, в какую сторону повернется, может вместе со своими приближенными и сторонниками сыграть большую роль в судьбе всего Соединенного Королевства.
Одним словом, пока что развитие событий прогнозировать крайне сложно. Они зависят, например, еще и от того, какой будет зима. Если холодной, то англичане вынуждены будут больше денег тратить на обогрев своих жилищ, вырастут энергетические затраты государства в целом. Это непредсказуемо.
— Повлияет ли уход из жизни Елизаветы II на взаимоотношения России и Великобритании?
— Нет, королевская семья вообще во внешней политике государства играет минимальную роль. Это, повторюсь, скорее символ Великобритании, реальной власти у нее нет. Кто бы ни был королевой или королем, как бы ни менялись позиции в рамках монаршей семьи, это все-таки не те фигуры, которые влияют на наши отношения. Поэтому большее значение будет иметь то, как себя поведет та же Лиз Трасс.
Что происходит после смерти человека?
Попадают ли они прямо в рай или в ад, или в место ожидания, пока Христос не вернется для последнего суда?
На протяжении всей истории людей интересовало, что происходит сразу после смерти.
Хотя нам может понадобиться четкий ответ, Объединенные методисты не дают его в своих доктринальных утверждениях. Это потому, что сами Священные Писания не предлагают четкого учения о том, что происходит с мертвыми между их смертью и воскресением и судом в Последний день.
Вместо этого мы призваны просто довериться Богу, что мы находимся под Его защитой и защитой. Именно эта вера призывает нас поверить в то, что у Бога есть ответы, которые человечество еще не может понять. В Евреям 11:1 мы находим: «Вера же есть осуществление ожидаемого, уверенность в невидимом». В то время как протестантская традиция учит нас некоторым аспектам загробной жизни, многое еще остается в тайне Бога, требующей простой веры.
Многие христиане на протяжении веков верили, что когда люди умирают, они остаются мертвыми (во сне) до последнего суда, когда они воскресают к жизни или наказанию на последнем суде Христа.
Томас Г. Лонг, профессор Богословской школы Кэндлера, объясняет:
«В Новом Завете есть два образа того, что происходит.
Во-первых, День Воскресения, когда вострубит и мертвые воскреснут нетленными. Если бы у вас был только этот образ, мы бы представили себе, что когда люди умирают, они лежат в каком-то промежуточном состоянии в ожидании великого Дня Воскресения.
«Другой образ, однако, заключается в том, что смерть не содержит в себе никакой победы над нами. Как только мы умираем, мы с Богом. Мы получаем это в Книге Откровения, где Иоанн смотрит вверх, и уже святые, которые умерли, прославляют Бога вокруг престола. С точки зрения линейного времени, мы не можем решить это. У нас есть эти два конкурирующих образа: вы либо ждете до всеобщего воскресения, либо вы идете немедленно, чтобы быть с Богом.
«Но наложение линейного времени на то, что является вечной идеей, создает противоречие. Я не пытаюсь сделать из Эйнштейна теолога, но он показал нам, что события, которые происходят последовательно, также могут быть события, которые происходят одновременно. Если Эйнштейн может представить это с точки зрения физики, теологи могут также представить это с точки зрения вторжения вечности в линейное время — что мы оба немедленно воскресаем и воскресаем вместе».
( Что происходит, когда мы умираем? )
Чистилище считается местом, где души верных умерших переживают период очищения и очищения с помощью молитв живых перед воскресением, окончательным судом и новым творением. Протестантские церкви отвергли римско-католическую идею чистилища.
Есть вопросы? У нас есть ответы!
Задайте свои вопросы и ознакомьтесь с другими часто задаваемыми вопросами.
СПРАШИВАЙТЕ ЧАСТО ЗАДАВАЕМЫЕ ВОПРОСЫ
Для ясности, именно этот конкретный описание промежуточного состояния между смертью и воскресением, отвергнутое протестантами, включая Уэсли и наших предков из ЕСБ и методистов. Мы не отвергли идею о том, что может быть неким промежуточным состоянием.
Джон Уэсли верил в промежуточное состояние между смертью и последним судом. Объединенный методистский теолог и историк Тед Кэмпбелл отмечает: «Мы отвергаем идею чистилища, но в остальном храним молчание о том, что лежит между смертью и Страшным судом».
(Методистская доктрина: Основы)
Что бы ни случилось сразу после смерти, мы живем с надеждой на жизнь вечную и в уверенности, что «ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начальства, ни настоящее, ни будущее, ни силы, ни высота, ни глубина , и ничто другое во всей твари не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем». (Римлянам 8:38-39).
Этот контент был подготовлен Ask The UMC, министерством United Methodist Communications.
Что происходит после смерти?
Дорогой Роджер,
Куда мы пойдем после смерти до суда?
С уважением, Бетти
Дорогая Бетти,
Смерть и умирание находятся на втором плане у всех, от дошкольников до самых пожилых людей. Некоторых девятилетних детей спросили, что они думают о смерти и умирании.
Бритни: «Когда ты умираешь, тебя закапывают в землю, и твоя душа отправляется на небеса, но твое тело не может попасть на небеса, потому что там уже слишком тесно».
Джуди: «Только хорошие люди попадают в рай. Остальные люди туда, где все время жарко, как в Аризоне».
Джон: «Может быть, я когда-нибудь умру, но я надеюсь, что не умру в свой день рождения, потому что неинтересно праздновать день рождения, если ты мертв».
Марта: «Когда ты умрешь, тебе не нужно будет делать домашнее задание на небесах, если там не будет твоего учителя».
Смерти нечего бояться; на самом деле, мы, христиане, можем ожидать его с нетерпением. В Филиппийцам 1:21-23, Павел объявляет: «Для меня жизнь — это Христос, а смерть — приобретение. Я разрываюсь между ними: я хочу уйти и быть со Христом, что намного лучше». Однако у Бога еще была работа на земле. Так что он еще немного постоял рядом.
Во 2 Коринфянам 5:8 Павел заявляет: «Мы уверены и предпочли бы быть вдали от тела и дома с Господом».
Как христиане мы знаем, что после смерти нас ждет рай.
Но многие из нас задаются вопросом об этом моменте. Каким он будет? Будет ли страшно испытать уход души из тела?
Что Библия говорит нам о смерти?
У Чарльза Сперджена («Принц проповедников» с середины до конца 1800-х годов) была великая перспектива: «Будьте уверены, час вашей смерти будет лучшим часом, который вы когда-либо знали! Ваш последний момент будет вашим самым богатым моментом, лучше, чем день вашего рождения будет днем вашей смерти. Это будет началом неба, восходом солнца, которое уже не зайдет вовеки».
Есть основания полагать, что в момент смерти верующих вознесут на небеса ангелы: «Пришло время, когда умер нищий, и ангелы отнесли его к Аврааму…» (Луки 16:22) .
Иисус ясно дает понять, что у каждого ребенка есть по крайней мере один ангел-хранитель, который присматривает за ним: «Смотрите, не смотрите свысока ни на одного из этих малых детей. Ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного» (Матфея 18:10) .
Нашими проводниками на небо вполне могут быть ангелы, служившие нам, пока мы были на земле.
«Разве не все ангелы-поводыри посланы служить тем, кто унаследует спасение?» (Евреям 1:14)
Но лучше всего то, что Сам Иисус обещал, что будет с нами в момент нашей смерти и немедленно возьмет нас на небо: «Я иду приготовить место вам. И если Я пойду и приготовлю место для вас, то вернусь и возьму вас, чтобы быть со Мною, чтобы и вы были там, где Я» (Иоанна 14:3) . стихи, в которых кратко описывается, что происходит после смерти:
Библейское изложение того, что происходит после смерти
После смерти тела всех верующих и неверующих попадают в могилу. Духи верующих отправляются на небеса в присутствии Христа.
После смерти духи неверующих отправляются в Аид, место мучений, где они ожидают своего окончательного суда у великого белого престола.
«Пришло время, когда нищий умер, и ангелы отнесли его к Аврааму. Богач тоже умер и был похоронен.
В аду, где он был в мучениях, он взглянул вверх и увидел вдали Авраама и Лазаря подле него» (Луки 16:22-31). ( «сторона Авраама» определяется большинством как эвфемизм небес).
Восхищение происходит во время второго пришествия Христа. В этот момент тела христиан, которые ранее умерли и отправились на небеса, воскреснут из могилы и соединится с Христом, когда он придет на землю. У них будут духовные тела, которые сделают их пригодными для жизни на небесах (1 Фессалоникийцам 5:23). Со «скоростью ока» живущие в то время христиане мгновенно преобразятся в свои духовные тела и соединятся со Христом.
Неверующие, напротив, не воскреснут при втором пришествии. Их тела остаются в могилах, а их духи остаются заключенными в Аиде (эвфемизм для ада) до завершения тысячелетнего царствования Христа на земле (1000 лет).
Далее происходит «Судилище Христово». Последователи Христа будут стоять перед «Бема» или «стойкой для наград», чтобы получить короны за полезное служение в течение их жизни на земле (1 Коринфянам 3:10-14).
Мы возложим эти венцы к ногам Иисуса (Откровение 4:9-11; 5:9-14). Только Он достоин получить честь, славу, богатство и похвалу.
Наконец, все христиане сядут рядом с Иисусом на «Брачной вечере Агнца».Очевидно, это будет время великого общения, радости и победы.
«И сказал мне Ангел: напиши так: блаженны званые на брачную вечерю Агнца!» (Откровение 19).:9) .
Затем происходит Суд Великого Белого Престола.«Я увидел большой белый престол и Сидящего на нем. Я увидел мертвых, малых и великих, стоящих перед престолом, и книги были раскрыты. Другая книга была открыта, это книга жизни. Мертвых судили в соответствии с тем, что они сделали, как записано в книгах. . . О каждом человеке судили по тому, что он сделал. . . Если чье имя не было записано в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное». (Откровение 20:11–13, 15)
Иисус будет судьей. Тела всех неверующих во Христа (нехристиан) воскреснут из могил, чтобы предстать на этом суде.
В то же время их духи, давно запертые в Аиде, выйдут на суд. Здесь не будут присутствовать христиане — только те, кто умер, не приняв Христа.
Многие скажут, что они сделали больше хороших вещей, чем плохих. Теперь Иисус будет использовать книги дел, чтобы показать им, что ни одна из них не совершенна. Если бы Бог впустил их на небеса со всеми их грехами, они бы разрушили это место. Христиане получают прощение своих грехов через Христа и, таким образом, приветствуются в небесной славе
Бетти, я хочу поделиться с вами некоторыми распространенными заблуждениями о смерти и после нее. Я знаю, что это выходит за рамки вашего вопроса, но я думаю, что вы можете найти их полезными.
Распространенные заблуждения о смерти и умирании
1. После смерти нет жизниЭто точка зрения натуралистов, светских гуманистов, которые верят, что Бога нет. Свет просто выключен. Утверждение, что Бога нет, требует большой веры. Может быть, даже больше веры, чем нужно, чтобы поверить, что она есть!
2.
Сон души Сон души – это убеждение, что после смерти человека душа «спит» до воскресения и окончательного суда.
Павел опроверг эту идею, уча, что когда мы умираем, мы сразу оказываемся в присутствии Иисуса (2 Коринфянам 5:6-8; Филиппийцам 1:23).
3. РеинкарнацияСуть реинкарнации в том, что мы возвращаемся на много жизней. Это позволяет нам избежать реальности предстать перед Богом на суде.
Реинкарнация учит, что нынешние формы жизни — от насекомых до людей — являются прямым отражением того, насколько хорошо мы вели себя в прошлых жизнях. Чем лучше мы были, тем дальше по пищевой цепочке мы возвращались.
Реинкарнация чужда Библии. На самом деле Библия учит прямо противоположному. Евреям 9:27 провозглашает: «Человекам положено однажды умереть, а потом суд». Мы все слышали, как люди рассказывают об околосмертных переживаниях, когда они смотрят в длинный коридор и видят яркий свет.0005 Давайте сделаем это простым для понимания. Идея чистилища в том, что многие люди недостаточно хороши, чтобы попасть прямо в рай. Итак, их помещают в «резервуар для хранения» до тех пор, пока за них не помолится достаточное количество людей, чтобы они могли выбраться из чистилища и попасть на небеса. Чистилище никогда не упоминается в Библии. Оно содержится в одной из апокрифических книг, написанных евреями примерно во втором веке. Евреи не принимают эти книги как богодухновенные. К сожалению, Римско-католическая церковь сделала их частью своей Библии. Идея чистилища взята из 2 Маккавеев 12:39-46. Поступая достойно, Иуда Маккавей получил право искупить друзей, которые были замешаны в грехе. Многие считают, что когда они умрут, они встретят Святого Петра у врат в рай. Основываясь на их поведении на земле, Петр решит, могут ли они попасть в рай или должны попасть в ад. Питер никогда не сидит у ворот. Ворот нет. Отправление в рай или ад основано на нашем ответе на Евангелие, в котором говорится, что Иисус умер на кресте, чтобы простить грехи мира, чтобы всякий, кто верит в Него, не погиб, но имел вечную жизнь. Бетти, еще раз надеюсь, что это поможет. С любовью, Роджер Фото предоставлено ©Getty Images/Kayla James Примечание редактора аналитик и христианский богослов. Колонка пастора Роджера Барьера «Спроси Роджера» регулярно появляется на сайте «Проповедуй, учи». Каждую неделю в Crosswalk д-р Барриер использует почти 40-летний опыт пасторства, чтобы отвечать на вопросы доктрины или практики для мирян или давать советы по вопросам церковного руководства.
Пилоты-истребители носят скафандры, чтобы сохранять сознание во время поворотов на высокой скорости. Пилот может сделать такой крутой поворот, что у него начнет оттекать кровь из мозга. Приблизительно в девять g поле зрения смыкается со всех сторон, образуя длинный туннель с едва заметным светом в конце. Такое может случиться в момент смерти.
Этим людям нужен был кто-то, кто вымолил бы их из ада.