Сочинение Егэ По Тексту Цветаевой Письмо Детям – Telegraph
>>> ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ <<<
Сочинение Егэ По Тексту Цветаевой Письмо Детям
»
Сочинения
»
Цветаева М.И.
»
Сочинение на тему: письмо Марины Цветаевой детям
Сочинения
,
Цветаева М.И.
Это прекрасное письмо написанное Мариной Цветаевой и посвященное детям обязательно к прочтению всем нам. В своем обращении к детям она дает много правильных поучений, которые помогут нам избежать глупых и нерассудительных поступков в будущем.
Читая письмо Марины Цветаевой , ты понимаешь насколько нерассудительных поступков, мы совершаем в нашей жизни, которую мы начали только жить. Я считаю, что это письмо является поучительным, и автор обращается к детям с целью наставить на правильный путь в этой жизни. Сейчас я хочу рассмотреть некоторые ее наставления.
А когда она просит нас не смеяться с человека, который попал в смешную ситуацию, это надо понимать, поставив себя на его место.
Каждый из нас попадал в такую ситуацию, когда он нечаянно совершал какую-нибудь глупость, а некоторые, воспользовавшись этим, смеялись с вас. Да это было обидно, но как благородно помочь человеку, который попал в такую ситуацию, тогда ему будет не так обидно и в следующий раз он не будет с вас смеяться, а поможет вам. Это золотые слова, которые помогут нам жить с окружающими в добре и понимание.
Я полностью согласен с Цветаевой, что не надо придерживаться моды и идти на поводу окружающего мнения. Когда тебе говорят, а вот как делают все, а надо одеваться как все а мы кто не люди мы все индивидуумы и не надо убивать в себе все уникальные качества которыми нас одарила природа. Много полезного я узнал с этого благородного письма:
Не надо стесняться уступать место в трамвае, надо стыдиться — не уступить!
Не различайте людей на бедных и богатых ведь все мы одинаковы, и все мы хотим, есть, спать и др.
Не торжествуйте победы над соперником, просто осознайте ее. Протяните руку проигравшему.
Доедая суп, наклоните тарелку в свою сторону, а не от себя к другому: если вы нечаянно прольете суп то не на скатерть и не на кого-нибудь, а на собственные колени.
Это все правильно и с ее словами я полностью согласен. Но больше всего я хочу выделить ее слова о родителях. Родители это те люди, которые дали нам жизнь, которые желают нам счастье и хотят чему-то научить. Никогда не надо обижаться на них, обманывать, а тем более судить.
Спасибо Марине Цветаевой за это письмо , оно мне дало многое, я много из него подчеркнул!
О себе Сочинение о себе Сочинение о себе Здравствуйте, меня зовут Александр Дорофеев и мне 12 лет. Я родился в Москве 23 авгу…
Родители играют важную роль в воспитании ребенка. Тем не менее, это нелегко быть хорошим родителем, к большому удивлению тех, кто считае…
Моя родина — Россия Моей родиной является Русская Федерация, или как ее обычно называют Россия. Россия является крупнейшей страной в …
Мой лучший друг Лучшие друзья Дружба очень важна для всех, в том числе и для меня.
За время учебы в школе у меня было много др…
Сочинение: Предательство Измена — это одно из самых тяжелых испытаний в жизни человека. Почему? Наверное, потому, что предают нас те, о…
О себе Сочинение о себе Сочинение о себе Здравствуйте, меня зовут Александр Дорофеев и мне 12 лет. Я родился в Москве 23 авгу…
Имя существительное 1 Определите разряд одушевлённости-неодушевлённости существительных. Работать гусятницей, эмалированная гу…
Сочинение на тему «Что такое воспитанность» Воспитанность человека – это очень ценная черта, на которую стоит обратить внимани…
Используя материалы сайта без согласия владельца, вы нарушаете закон «об авторских правах»!…
Сочинение на тему: письмо Марины Цветаевой детям | Сочинение и анализ…
Открытое письмо детям . Размышления (Белявская Ольга) / Проза.ру
Сочинение -рассуждение на « Письмо детям » Марины Цветаевой
Сочинение — рассуждение «Читая письмо М.
Цветаевой «
Помогите начать сочинение — ответ на письмо Марины Цветаевой , детям .
Итоговая Контрольная Работа 6 Класс Математика Виленкин
Сочинение Описание Любимого Уголка Природы 9 Класс
Реферат На Тему Зубы
Курсовая Работа На Тему Прибыль И Рентабельность
Количество Теплоты Внутренняя Энергия Контрольная Работа
Письма маленькой Ариадны Эфрон
Ариадна из приюта все время писала матери. По уговору, она должна была
называть мать чужой тетей — чтобы не обязали вернуть детей, потому что при
живых родителях в сиротский дом не брали. Письма из приюта не отправлялись, их
Цветаевой передали, когда она забирала старшую. В письмах старшая каждый день
писала матери, что Ира кричит нестерпимо от голода, что у нее начали оказывать
органы и она по несколько раз за ночь обкакивается. Девочки спали в одной
кровати. Цветаева возмутилась снова гнусностью трехлетнего ребенка, который
какал водичкой, потому что погибал от голода. Прочитав эти письма уже дома,
она не пришла в приют, не принесла младшей дочери даже сахара.
И не
поехала на похороны. О смерти Ирины матери сообщили словами: «Ребенок умер от
голода и тоски».
Ариадна писала из приюта: «Висят иконы Иисуса и Богородицы. Всё время в глазах
и душе Ваш милый образ. Ваша шубка на меху, синие варежки».Мать ходит в шубке
на меху, а детям нечего есть.
«Милая Марина! Начинаю писать после сильного порыва кашля. Рядом со мной лежит
трехцветный иностранный флаг. Тихо. Шумит уныло водопровод, тихо однообразно
качается Ирина, зажмурив глаза. Пришел внезапно старьевщик, и опять начинается
безнадежное: «Старье берем». Слышится отдаленный бой в барабаны. Представляю
себе Вас, идущую из далекой столовой звонкими шагами. О! Я вспоминаю
Казанову».
Это письмо, которое пишет своей матери семилетняя девочка. Причем мать живет с
ней в одном доме. И написано оно в октябре 1919-го, в холодной Москве, где
часто бывало просто нечего есть… Еще была жива сестра Ира, умершая от голода и
не дожившая до трех лет. Марина Ивановна ломала мебель и топила ненасытную
«буржуйку».
О маме, которую называла исключительно Мариной. И все время как-то, трудно даже подобрать слова, не по-детски обращается к ней:
«Спасибо Вам за то, что Вы позволяете писать прозу. Слава Богу, что Вы можете
меня любить…
Мне ничего не нужно. Мне нужна лишь та страна, в которой Вы меня полюбите!
Может быть, та минута никогда не настанет, может быть, она уже началась? Я
живу лишь для того, чтобы видеть Вашу любовь. Но разве я ее достойна? Я
достойна лишь тогда, когда Вы меня любите».
Вот что еще писала матери семилетняя Ариадна:
«У Вас я ела лучше и наедалась больше, чем у этих. О мама! Если бы Вы знали
мою тоску. Я не могу здесь жить. Я не спала еще ни одной ночи еще. Нет покою
от тоски и от Ирины. Тоска ночью и Ирина ночью. Тоска днем и Ирина днем.
Марина, я в первый раз в жизни так мучаюсь. О как я мучаюсь, как я Вас люблю.
Я низачто не пойду в школу. Там не то не то. Мне нужны Вы. Всё время у меня
тяжелая голова, и думаю, думаю, думаю об Вас».
А Цветаева писала пьесы, ходила на литературные чтения и думала, что так всем
будет лучше…
Аля начала писать свой дневник в 6 лет. Чувствительная девочка с рано развитым
системным мышлением описывает свои сны, переживания, образы и размышления.
Нет, не сама Аля решила записывать то, что происходит с ней. Это идея Марины —
так называет свою маму Аля. Ежедневные две страницы детским почерком для
развития или для того, чтобы сохранить, отразить в детских тетрадках как в
зеркале жизнь Марины.
Из дневника Ариадны Эфрон:
«Я записывала что-то в тетрадке и вдруг услыхала голос Марины: «Аля, Аля, иди
скорей сюда!» Я иду к ней и вижу — на кухонной тряпке лежит мокрый червяк. А я
больше всего боюсь червяков. Она сказала: «Аля, если ты меня любишь, ты должна
поднять этого червя».
Я говорю: «Я же Вас люблю душой». А Марина говорит:
«Докажи это на деле!» Я сижу перед червем на корточках и все время думаю:
взять ли его или нет. И вдруг вижу, что у него есть мокрый селедочный хвост.
Говорю: «Марина, можно я его возьму за селедочный хвост?» А она отвечает:
«Бери его, где хочешь! Если ты его подымешь, ты будешь героиня, и потом я
скажу тебе одну вещь».
Сначала я ничем не ободрялась, но потом взяла его за хвост и приподняла, а
Марина говорила: «Вот молодец, молодец, клади его сюда на стол, вот так. Клади
его сюда, только не на меня!» (Потому что Марина тоже очень боится червяков.)
Я кладу его на стол и говорю: «Теперь Вы правда поверили, что я Вас люблю?»
«Да, теперь я это знаю. Аля, ведь это был не червяк, а внутренность от
пайковой селедки. Это было испытание».
детские стихи Ариадны Эфрон:
«Спите, Марина…»
Спите, Марина,
Спите, Морская Богиня.
Ваше лицо будет скрыто в небесных морях.
Юноши будут давать Вам обеты в церквах.
Звери со всех сторон мира
Будут реветь под цыганской звездою любви.
Не в гробе, а в гроте
Уснете, Морская Богиня.
Море глубоко пророет чертоги для Вас…
ВАША КОМНАТА
Пахнет Родиной и Розой,
Вечным дымом и стихами.
Из тумана сероглазый гений
Грустно в комнату глядит.
Тонкий перст его опущен
На старинный переплет.
А над изголовьем грозным
Серебром сверкает — Ястреб,
Царь ночей.
Эрос, Внимание, Принятие: Арсенал писателя…
Потом опять однажды тот, кто когда-то был молодым, узнает, что где-то на другом конце этой самой земли умер старший. Сначала она захочет написать, чтобы узнать. Но время спешит — письмо застыло во времени. Желание остается желанием.
– Марина Цветаева, «Письмо амазонке» (перевод Сони Франеты)
Ноябрь. Тьма откусывает куски дневного света раньше. Я перечитываю Письма: Лето 1926, сборник писем, которыми обменялись Борис Пастернак, Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке.
В ноябре 1922 года Цветаева писала Пастернаку: «Письмо подобно потустороннему сообщению, менее совершенному, чем сон, но подчиняющемуся тем же правилам». 1
В августе 1926 года, когда у Рильке обострилась лейкемия, Цветаева прислала ему письмо с предложением того, что можно было бы расценить как эротическое свидание: «Ты — то, что мне приснится сегодня ночью, что приснится мне сегодня ночью. […] Чужой, я, в чужом сне. Я никогда не жду тебя; Я всегда тебя будю. Свою роль она представляет как своего рода поэтическую фантазию, добавляя: «Все, что никогда не спит, хотело бы заснуть досыта в твоих объятиях».
Цветаева говорит Рильке, о чем мечтать. В ее творчестве адреналин смелости сочетается с высокими ставками эмоционального безрассудства. Она не только любит риск, но и требует, чтобы читатель встретил ее там, раздвигая границы вежливости, упиваясь ее безграничностью, наблюдая, как она узурпирует закодированную мужчиной роль инициатора ухаживания или эмоционального агрессора.
Это ее удовольствие.
Читать письма или прозу Цветаевой — это чувствовать себя прижатым к стене, с рукой на груди, с ароматом ее дыхания, бьющим в ноздри. Чувственная агрессия ее обращения эротизирует Другого, отвергая все социальные условности и границы между собой и собеседником. Это верно независимо от того, пишет ли она Пастернаку, Рильке или Софии Парнок, независимо от пола, жанра поэзии, критики, переписки и эссе. Стол переворачивается каждый раз, когда перо Цветаевой касается страницы. Разбивается стекло. Оскорблены чьи-то чувства. Чье-то эго оставляет на паркете следы от брызг.
Эта склонность к эротическим расстройствам пришла на ум, когда я читала книгу философа Джиллиан Роуз « Paradiso », которая осталась незавершенной из-за смерти Роуз от рака яичников. Философу нужны только три вещи, говорит Роуз: «Эрос, внимание, принятие». Эрос для Роуз означает «бесконечный интеллектуальный эрос: бесконечное любопытство ко всему». Внимание — это «способность обращать внимание: восхищаться тем, что находится перед вами, не хватаясь за это самостоятельно».
Принятие опирается на интеллектуальное смирение и неуверенность, которые Роуз называет «принятием бездорожья (апория): что не может быть решений вопросов, только прояснение их постановки».
Те же три вещи необходимы и поэту, и критику, и эссеисту. Часть того, что значит думать, состоит в том, чтобы рассматривать идеи других, проявлять глубокий интерес к их опыту. Часто мы пишем о том, что является общим: фитиль, искра, общая тьма, непрерывное благоговение — эротика интеллектуального исследования.
Поэты используют эротическое любопытство через метафоры, укладывая непохожие друг на друга в постель. Метафоры способны изменить то, как человек воспринимает слово. Измененное восприятие меняет отношения между словами. «Надежда» — это штука с перьями», потому что Эмили Дикинсон оставила нам образ, связанный с птицами. В птицах самих по себе нет ничего обнадеживающего, но поэзия связывает птиц, перья и крылатых существ с надеждой, которая затем приводит к интерпретации или даже к какой-то несущей надежду птице, неожиданно взгромоздившейся в третьей строфе вашего собственного произведения.
Поскольку сила метафор зависит от контекста и коннотаций, выстроенных во времени, мы не можем знать, создаем ли мы метафоры других или сами создаем их. Вот как соблазняет метафора — отвлекая нас от неправдоподобности представляемого чуда. Можно увидеть его сверхъестественные сопоставления, такие как метафора тарелки, придуманная Уильямом Гассом в эссе из «О том, как быть синим», , «подобно той мяте без кармана, которая из-за того, что перебирала пальцами, стала развернутой, мы всегда сначала кладем на тарелку наши сексуальные объекты. Это изначальная причина, по которой мы читаем… единственная причина, по которой мы пишем».
Подобно эросу, внимание существует по отношению к насилию. «Чтобы восхищаться тем, что находится перед вами», — говорит Роуз, — нужно уметь всматриваться, не разрушая предмета, не принуждая увиденное выполнять свои приказы. Нужно убеждать и рисковать быть убежденным. Пристальное внимание предполагает готовность соблазниться.
Внимание поэта может пробудить нас звуками, образами или ритмом, как это делает У. Б. Йейтс, когда он начинает «Похвалу трезвости пьяного человека» с наставления, а затем переходит к соблазнению, превращая конечную рифму в своего рода танцевальный бит:
Погуляй, мой милый панк,
И держи меня в танце
Чтобы я мог оставаться трезвым человеком
Хотя я пью досыта.
Судебный запрет требует от читателя определенного внимания. При произнесении внутри повторения или такта, запрет выскакивает и обращается непосредственно к плоти. Прямое обращение Йейтса хватает нас за шиворот, уводит со стороны и помещает читателя внутрь стихотворения. Его внимание принадлежит нам.
Хотя предписания основаны на презумпции авторитета, поэтическое предписание отличается от провозглашения своей гибкостью: оно может продолжать отстаивать свою власть или переходить к убеждению и обману. Как и у поэта, внимание критика творческое — оно выделяет ту или иную сторону текста.
Мое решение выделить строфу освящает ее или придает ей повышенное значение в этом отделении. Внимание критика делает отдельные части текста священными. Возможно, стремление писателя сделать священным — сильнейший аргумент против отношения к искусству как к религии, институту, управляющему обособленностью. Парадоксально, но религиозные институты оскверняют священное, монополизируя доступ к нему.
«Принятие бездорожья» Роуз делает все осязаемым, вообразимым, открытым для рассмотрения. Подобно философу, поэт говорит, чтобы приблизиться к невысказанному, невыразимому или нерешенному. Стратегии закрытия в поэзии удваиваются как методы раскрытия.
Поэзия делает невозможным поиск. Самость, как стиль или голос, меняется в зависимости от собеседника. Нео-некромантики могут оказаться застигнутыми в сарае для инструментов минималистов. Стихотворение, начинающееся как рейв, может быть загнано в угол из-за появления грустного ворона. Писатель может быть соблазнен далеко от их точки происхождения.
Художник с рыбой на голове не нашел своего голоса (или самого себя) как рыбы; он просто играет со своим отношением к самости. Акцент на поиске себя и на том, чтобы быть собой, становится все более коммерческим. Поздний капитализм путает самопознание с самопроизводством. «Я» — это не то, чем человек может или будет быть — «я» — это сверхъестественная комбинация вещей во времени.
В стихотворении «Новогодняя ночь», которое Цветаева посвятила Рильке, она пишет: «Жизнь и смерть я давно поставила в кавычки, / Как измышления заведомо пустые». 2 А потом она опирается на звездочку как на знак препинания, который может нести смерть:
Жизнь и смерть, я произношу с тайной
улыбнись — ты прикоснешься к ней своей.
Жизнь и смерть я произношу со сноской,
со звездочкой…
За этим текстовым обозначением звездочки, формы упавшей звезды, следует многоточие, открывающее окончание, включающее бесконечность. Цветаевская «звездочка» напоминает нам о том, что в тексте нет всего, что мог сказать писатель, и даже не всего, что писатель хотел сказать.
Это вносит неопределенность и нестабильность. Он закрывается, закрывая закрытие.
Цветаева отказалась носить очки для коррекции близорукости — она сохраняла размытость мира, сохраняя определенную дистанцию между восприятием и реальностью. Цепляться за неспособность читать свою комнату — значит принимать нерешительность или ухаживать за мечтательностью и непохожестью. Но это также побуждает не видеть себя ясно и проблематизирует возможность увидеть свое отражение в зеркале. Вы сами в своем размытом отражении?
Меня до сих пор удивляет, что Цветаева, страстный эпистоляр, чьи письма составляли важнейшую часть ее писательского корпуса, покончила жизнь самоубийством, не оставив записки. Интенсивная эротическая связь, которую она искала в писательстве, напоминает мне «белую жару» Жоржа Батая. Я подозреваю, что она зажгла белое пламя, чтобы пробудить себя, а не Другого, чтобы почувствовать себя живым, создавая вневременные отношения с этим Другим, чтобы томиться в интимных отношениях, которые она воображала, а не изображать трудности поэтических встреч в сталинском Советском Союзе.
В январе 1927 года Цветаева писала недавно умершему Рильке: «Любимый, приходи ко мне почаще во сне — нет, не то. Живи в моих мечтах». Какая наглость! Писатель обессиливает вечность, соблазняя духов.
Я думаю о Роуз — эросе, внимании, принятии — когда первые заморозки уничтожают папоротники в горшках на нашем крыльце. Мир со скрипом просыпается. Мой пёс Раду кладёт к моим ногам две птичьи кости. Я понимаю, что что-то умерло. Это не кусок пластика. Это не игрушка. Морозно, и я в бреду. Живу во сне, представляю Цветаеву, шепчущую призраку. Непостижимое волнение — самое опасное. Я могу узнать кости, но до сих пор не знаю, кто это. Или как крылатая штука забирается внутрь многих из нас.
1 Если не указано иное, все переводы из Письма: Лето 1926 года.
Путешествие в сердца и умы трех поэтов #цветаева #пастернак #рилке @nyrbclassics
kaggsysbookishramblings Без категории борис пастернак, письма:лето 1926, марина цветаева, нырб, поэзия, райнер мария рилке 20 комментариев
Письма: Лето 1926 года Бориса Пастернака, Марины Цветаевой и Райнера Марии Рильке
Под редакцией Евгения Пастернака, Елены Пастернак и Константина М.
Азадовского свиток с русскими поэтами в последнее время, и в частности с моим знакомством с творчеством Марины Цветаевой. Известная своими стихами, она также писала прозу, письма, дневники, пьесу — поистине разносторонний гений. Ее «Московские дневники» были захватывающим чтением во время #’WITmonth, и я был вынужден послать за прекрасной новой версией этого сборника NYRB Classics — группой писем между Цветаевой, Пастернаком и Рильке за короткий период времени летом 19 года.26. Как я уже упоминал в другом месте, у меня была старая версия Oxford World Classics много месяцев назад, но я выплеснул новую версию, потому что старая невзрачная. Тем не менее, это было правильно, так как издание NYRB значительно расширено по сравнению с оксфордским изданием за счет дополнительных материалов и эссе, а также дополнительных изображений. Тем не менее, они страдают от того, что они не в тарелке, а просто на обычной книжной бумаге, поэтому я, скорее всего, оставлю обе!Все мои «интересы к истории», моя поглощенность действительностью, вообще все, к чему я был склонен в последнее время, были разбиты вдребезги письмом Рильке и стихотворением Марины.
Как будто моя рубашка раскололась спереди расширением моего сердца. Я пьян. Вокруг меня одни осколки: есть на свете родственные души — и какие они необыкновенные! (БП)
Как будто моя рубашка раскололась спереди расширением моего сердца. Я пьян. Вокруг меня одни осколки: есть на свете родственные души — и какие они необыкновенные! (БП) В 1926 году эти три поэта находились в разных частях мира. Пастернак был в Советской России, изо всех сил пытаясь работать, имея дело с плохим здоровьем своей жены и, несомненно, не справляясь с требованиями советского реализма. Цветаева находилась в эмиграции во Франции с мужем и детьми, страдая от бедности и отчужденности от своих собратьев-эмигрантов. Рильке находился в Швейцарии и вступал в стадию последней смертельной болезни. Пастернак и Цветаева не виделись много лет; Для них Рильке был чем-то вроде поэтического бога, и, по слухам, он уже умер. Однако вмешался случай (в лице отца Пастернака, художника Леонида). Последний в прошлом дружил с Рильке и, узнав, что он жив и здоров, написал ему письмо. Он упомянул своего сына-поэта, о котором Рильке слышал и о котором говорил в своем ответе своему старому другу.
Воздействие Бориса было сокрушительным, так как у него была краткая встреча со старшим поэтом, когда он был ребенком; и то, что его герой знал о его работе, было ошеломляющим. В то же время Борис прочитал последнее стихотворение Марины «Поэма конца», вызвавшее бурный отклик, и написал ей о ее творчестве и влиянии, которое оно на него произвело. Пастернак-младший написал Рильке, поблагодарив его за ответ, упомянув Цветаеву (которая также почитала Рильке) и попросив старшего поэта прислать Марине несколько его книг. Таким образом, сцена была подготовлена для интенсивной, сложной и эмоционально заряженной трехсторонней переписки, которая имела место тем летом.
То, что сохранилось от переписки и вспомогательных материалов, было образцово собрано Евгением и Еленой Пастернак (сыном и внучкой Бориса) вместе с Константином М. Азадовским. Длинное вступление само по себе является замечательным произведением, которое блестяще помещает поэтов, их жизнь и творчество в контекст; но в обрамлении весьма заряженных писем поэтов они делают образцовую работу.
Жизнь — это железнодорожная станция; скоро я отправлюсь — куда? Я не скажу. (МТ)
Я жажду сожрать весь гигантский земной шар, который я любил и над которым плакал, который мечется вокруг меня, путешествует, кончает жизнь самоубийством, ведет войны, парит в облаках надо мной, врывается в ночные концерты лягушачьей музыки в московских предместья, и дан мне как мое окружение, чтобы лелеять, завидовать и желать. (БП)
Надо ли говорить, что это не всегда была легкая переписка, и было много поводов для разочарования, непонимания и высоких (как и низких!) эмоций. Переписка и события, кажется, больше всего повлияли на Пастернака; ухватившись за Цветаеву поэзию и ее письма, он как бы рассматривает ее как нечто среднее между музой, родственной душой и поэтическим вдохновением и заявляет, что не только побужден к писанию, но и готов бежать к ней. Язык, которым пользуются все трое поэтов, — это язык влюбленных (хотя они и не встречаются), и Борис, в частности, неоднократно признается в любви к Марине.
Каким-то образом все три поэта достигают высокого, возвышенного уровня, и эпистолярные встречи и признание в любви имели для всех трех поэтов огромное значение. Сам Рильке, кажется, в восторге от открытия подобных умов — этот постоянный поиск родственной души, того, кто понимает, пробегает по письмам — и вступает в переписку с непривычной откровенностью.
Откровение, которым ты являешься для меня и навсегда останешься, внезапно возникло передо мной, как это было бесчисленное количество раз прежде. (BP)
Однако не все так гладко. Были задержки с получением писем, трудности с объяснением их смысла и трудности обращения с повседневностью наряду с воображаемым и эмоциональным, все это вызывало проблемы и недоразумения. Пастернак, в частности, испытывает эмоции, похожие на американские горки, и регулярно падает с вершин экстаза в глубины отчаяния. Когда он заявляет, что готов приехать к Цветаевой и чтобы они отправились навестить Рильке, он, кажется, готов бросить все в поисках этой мечты, и сильное эмоциональное и интеллектуальное увлечение, казалось, определяло его жизнь и творчество в этот период.
Поэзия — это все, а для Пастернака в особенности Марина олицетворяет поэтическую музу.
Я любил тебя так, как в жизни Я только мечтал любить, давным-давно, любить вечно. Ты была красавицей в абсолюте. (BP)
Макс Волошин [общественное достояние], через Wikimedia Commons
Такой высокий уровень интенсивности никогда не будет устойчивым в реальном мире; а к концу лета Цветаеву особенно беспокоили денежные заботы, то, что эмигрантское сообщество относилось к ней с подозрением, и реалии повседневной жизни как матери двоих детей. И тогда, конечно, в конце года смертельная болезнь Рильке подошла к своему неизбежному завершению. Борису и Марине так и не удалось совершить путешествие к нему, и когда они наконец встретились много лет спустя, много воды утекло, и в их жизни уже произошли необратимые изменения. Цветаева покончила бы с собой в 19 лет.41; Пастернак умер в 1960 году от рака. Однако их поэтическое наследие живет сильнее, чем когда-либо.
По всем мирам, по всем народам, по всем дорогам
Всегда двое, обреченные никогда не встретиться.
(Рильке)
«Письма. Лето 1926 года» — редкий и беспрецедентный взгляд на мысли трех поэтов на разных этапах их карьеры; проникновение, которое она дает в их мысли о поэзии, их методах работы и их убеждениях, бесценно и раскрывает невероятную интенсивность чувств между Пастернаком, Цветаевой и Рильке. Трагедия в том, что они так и не встретились, хотя часть меня думает, что так было бы безопаснее и что они могли бы счесть настоящую человеческую встречу чуть менее интеллектуальной, чем их переписка.
То, с чего мы начали, остается неизменным. Нас поставили бок о бок — в том, что мы делаем со своей жизнью, с чем умираем, в том, что оставляем после себя. Такова наша судьба, веление судьбы. Это выше нашей воли. (BP)
В этом издании письма и комментарии дополнены двумя эссе Цветаевой о Рильке, переведенными Джейми Гэмбреллом (который также перевел «Московские дневники» поэта).
Они необходимы для чтения всем, кто интересуется Мариной, поскольку они проливают свет на ее убеждения, а также на ее жизнь в эмиграции.
Знаете ли вы, чего я хочу – когда хочу? Тьма, свет, преображение. Самый дальний мыс чужой души — и моей собственной. Слова, которые человек никогда не услышит и не произнесет. Невероятное. Чудесное. Чудо. (МТ)
Положение Пастернака и Цветаевой в мире литературы сегодня не вызывает сомнений; Рильке, я думаю, более известен своим единственным романом «Записные книжки Мальте Лауридс Бригге»; однако примеры работ всех трех поэтов появляются на протяжении всей книги, что дает реальное представление об их разговорах об их искусстве. «Письма…» — это совершенно увлекательное, захватывающее и трогательное чтение, и я вышел из него с желанием не читать ничего, кроме произведений трех поэтов, в течение следующего месяца так (увы, этого не произойдет…) Одна книга, которую я *делаю*, с которым я хотел бы остановиться, однако, это «Безопасное поведение» Пастернака; это неоднократно упоминается в «Письмах…», и когда я зашел в Интернет, чтобы проверить это, Amazon сообщил мне, что я купил копию еще в 2013 году.