Диамат и истмат: Диалектический материализм | КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ БЕЛАРУСИ

Содержание

Диалектический материализм. Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин

К Дню Рождения Вождя мирового пролетариата В.И. Ленина

«Я,- расплавленный завод,
Чья-то Слава и Почет,
Чья-то Смерть…»

Перевод в текстовой формат и вычитка: Агулов Дмитрий Петрович

Текст полностью идентичен книге, отпечатанной на Фабрике книги «Красный пролетарий» издательства ЦК ВКП(б) Партдздата. Москва, Краснопролетарская, 16., подписанной к печати 26 июня 1933 года, за исключением того, что:

1) математические формулы, приведенные Энгельсом в качестве примеров диалектики в математике, набраны с помощью вордовского редактора формул;

2) все ленинские записи из «философских тетрадей» сделаны с помощью таблиц, а там, где он критикует книгу Бухарина, — также с помощью рисунков;

3) все сноски вставлены непосредственно в текст и набраны в скобках шрифтом на один размер меньшим основного текста (основной текст — 12, сноски — 11).

При изучении Части VI Главы VI рекомендуется сверяться с приложенным PDF книги.

Обо всех ошибках и неточностях просьба сообщать мне: https://www.facebook.com/sergey.goltsev.758

Председатель Правления Ярославского Областного Общественного фонда «Сталинский»

Гольцев Сергей Николаевич

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ

Настоящий сборник, в котором приведены и по определенному плану систематизированы извлечения из работ Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, дает широкую возможность ознакомиться с классическими произведениями диалектического материализма. Круг вопросов и расположение приведенного здесь материала в основном отвечают программе социально-экономических вузов.

Составители сборника всемерно стремились преодолеть обычные для данного типа книги разрозненность и отрывочность материала путем сохранения внутренней связи изложения, а также посредством приведения отдельных произведений полностью. Овладеть материалистической диалектикой можно только в практике революционной борьбы и неустанной работы над всем богатством идей марксизма-ленинизма.

Здесь приведены полностью тезисы Маркса о Людвиге Фейербахе, отдельные главы «Анти-Дюринга» Энгельса, ряд глав из «Диалектики природы», фрагмент «К вопросу о диалектике», «План логики Гегеля», «Карл Маркс», письмо т. Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» и ряд других произведений.

Большое место занимают в сборнике извлечения из философских тетрадей Ленина, опубликованных в IX и XII «Ленинских сборниках». Здесь они систематизированы в соответствии с структурой сборника, благодаря чему облегчается их использование. Помещенная в качестве приложения к главе «Ленинский этап» статья т. Адоратского дает целостное представление о философских произведениях В. И. Ленина.

Составители сочли необходимым выделить в особую главу работы классиков по вопросам теоретического естествознания. В ней даны ответы на все основные вопросы об отношении марксизма-ленинизма к естествознанию.

Глава «Ленинский этап…» содержит ряд важнейших отрывков из произведений Ленина и Сталина, характеризующих то новое, что внесено Лениным и Сталиным в сокровищницу диалектического материализма, и в частности в области критики ревизионизма (в сборнике приводятся отрывки из работ современных ревизионистов в философии) и социал-фашизма.

В конце книги помещен предметный указатель для облегчения пользования материалом сборника.

Сборник составлен коллективом слушателей ИКП философии в составе тт. Виноградовой, Калинина, Никитина, Пусчуц, Рудова и Шаповалова под руководством т. Шевкина.

Составители выражают благодарность т. Пичугину, давшему в процессе работы по составлению сборника ряд очень ценных указаний.

Что такое диалектика? Шизофрения диамата-истмата

Вообще говоря, «материалистическая диалектика» — изобретение начала 20 века. Вот так: кроме дредноутов, иприта и военной авиации на рубеже веков человечество изобрело и «материалистическую диалектику».

Родилась она в попытках тех марксистов, что не были обделены способностью философского мышления, каким-то образом осмыслить, а затем и сформулировать суть своего учения.

Своё имя плод любви марксистов к философии получил не сразу. Долгое время последователи называли учение Маркса «историческим материализмом». Затем — материалистической диалектикой. Впрочем, оба имени использовались как синонимы, на равных правах. К тому же, Плеханов, ставший к началу прошлого столетия чуть ли не официальным философом Второго Интернационала, предложил свой вариант: «диалектический материализм». Отношения между всеми этими именами одного учения были самые запутанные. И прояснять их никто особо не рвался. Только в СССР на рубеже 1920-1930-х годов установилось кондовое различение на «диалектический материализм» и «исторический материализм». Первый, якобы — это философия марксизма (интересно, что на это сказал бы сам Маркс, написавший в своё время «Нищету философии»?). Второй — «применение» этой «философии» к истории и политике.

Такое разделение — пример форменной шизофрении.
Шизофрения! Не слишком ли резко сказано? Часто даже критики диамата выступают его адвокатами: мол, не судите строго — надо было миллионам людей, «университетов не кончавших» что-то связно объяснить — что же это за учение такое Карла Маркс придумал. И объясняли (сами, как правило, плохо понимая)… Потому и получилась из советского марксизма не популяризация и даже не вульгаризация — но форменная шизофрения. Пусть грубо звучит, но это так. Судите сами.

Во-1-х, мы имеем здесь два материализма! Вот так, да! Всем известно, что базовая черта материализма (неважно, какую историческую форму он принимал) — это утверждение примата материи. Но откуда тогда 2 материализма («диалектический» и «исторический»)? У нас что, 2 материи?
Шизофрения? Шизофрения.

Во-2-х, получается ведь ещё, что диалектика — не то же, что история, а история — не то же, что диалектика! Но откуда тогда берётся диалектика у этих материалистов? Очевидно, в поисках оной советские диаматовцы каким-то мистическим образом смогли выпрыгнуть из своего человеческого бытия, из истории как таковой — ведь к истории им ещё только предстояло диалектику «применить»! Но даже если они такой прыжок совершили, если смогли вытянуть себя а-ля Мюнхгаузен из болота истории и пронаблюдали на примере кипящего чайника «великий закон перехода количества в качество» — то как тогда можно полученное «знание» (сводящееся к чугунным «трём законам диалектики») применить к истории? Откуда вообще марксистам известно, что можно диалектику кипящего чайника применить к истории? Повторюсь, получается, что самой диалектики в истории нет (иначе не обращались бы в диамате к естественным наукам, не заимствовали бы у чайника его «диалектический» метод кипения). Тогда, если диалектика нечто внешнее, чужое истории — как к истории можно эту диалектику «применить»? Правильно, никак. Нельзя квадратное «применить» к жареному. Посему диамат в обнимку со своим истматом идут в топку для идеологической макулатуры.

Если всё же диалектика в истории есть (а она есть — диалектика вообще есть во всём!), тогда, опять же, разделение на диамат и истмат — совершенная глупость: раз уроки диалектики можно почерпнуть из истории, то для чего нужна какая-то «философия марксизма» (диамат), которая потом эти же уроки собирается «применять» к самой истории? Шизофрения? Шизофрения.

Конечно, вряд ли партийные советские философы, все эти академики митины и александровы, за чьей подписью миллионными тиражами издавались учебники по диамат-истмату — вряд ли эти «красные академики» страдали шизофренией в собственном смысле слова. Но безумие (отсутствие ума) бывает разное: его, ума, просто нет, как у «красных профессоров» (или у детей неразумных. При чём, последние в более выигрышном положении по сравнению с первыми — у них ещё есть время поумнеть). Или же ситуация номер два: разум был (ну или хотя бы задатки разума), но он безнадёжно утрачен — это уже сумасшествие в собственном смысле слова.

Поэтому с авторами учебников по диамату-истмату как в той песне: «Им бы понедельники взять — и отменить» — не вспоминать бы им про диалектику! И не было бы тогда места для нескладушек про «два материализма». Правда, тогда у «красной профессуры» получился бы заурядный материализм старого разлива, неспособный выбраться за пределы сенсуализма XVIII века, идейно уничтоженный ещё стариком Кантом. Советским профессорам, понятное дело, не хотелось быть идейно уничтоженными, напротив, они желали быть профессорами новой, революционной теории! Потому и диалектику за уши притянули. На самом деле, от диалектики только одно имя осталось в «диалектическом материализме». Даже не имя — эпитет, ярлычок: «диалектический»…

Подытожим. Диалектики в диамате-истмате нет и не было никогда. Потому, хотя бы, что метод диаматчиков — это метод позитивизма: провозгласив примат материи, они бегом бегут к частным, при чем — именно естественным наукам (к физике, как правило) — действительно, кто у нас «материю» изучает? — правильно, физики. Так, говоря языком логики, всеобщее подменяется частным. И как человека нельзя объяснить и понять исходя из его материального тела — так и Вселенную, её диалектику невозможно понять исходя лишь из «материи».

Это стыдливая диалектика номер раз. Стыдливая потому, что прикрывает интеллектуальную посредственность советских диаматовцев как фиговый листочек естество Аполлона Бельведерского.

Но это не всё. Есть вторая стыдливая диалектика. И с ней всё интереснее.

Умные марксисты, не чуждые культуре мысли и философской традиции (Лукач, Ильенков, Лифшиц) избегали употреблять сами эти варварские заклинания: «диамат-истмат».

Возвращаясь к идейным истокам, они вновь заговорили о материалистической диалектике. Поговорим о ней и мы. Но уже в следующий раз.

Tags: Ильенков, Лифшиц, Лукач, Маркс, диалектика, марксизм

«Идеал в человеческой деятельности» в обзоре Алекса Леванта — Marx & Philosophy Society

О рецензенте

Алекс Левант — академический наемник, который продает свои навыки чтения лекций различным отделам в…

Подробнее

Идеал в человеческой деятельности Э. В. Ильенкова представляет собой содержательный том, состоящий из двух полных книг и трех статей, который впервые предлагает в виде единого тома большинство работ этого известного советского философа в настоящее время доступен в английском переводе. Эта публикация представляет собой важное вмешательство в проблема сознания , которая занимала видное место в каноне западной социальной и политической мысли от Платона до наших дней. Теории о происхождении и природе человеческого мышления коренным образом сформировали наши представления о политике, претерпев существенный поворот в девятнадцатом веке в свете того критического значения, которое Маркс придавал роли сознания в процессе революции (Lowy 2005, p. 10). Следовательно, ключевые дебаты о политической организации в классическом марксизме сводились к вопросу о том, как заменить гегемонию господствующих идей, порождаемых ложным сознанием, объективно правильной перспективой, сформулированной сознательным авангардом пролетариата в лице коммунистической партии.

(Лукач 1971; 2000 г.; Второй Конгресс Коминтерна 1977). Но когда организационные инновации, приписываемые Ленину (Lih 2005), не дали в Центральной и Западной Европе тех же результатов, «что и в России», главные фигуры традиции, ретроспективно известной как западный марксизм (Anderson 1976), изложили в начале 1920-е годы, чтобы пересмотреть некоторые из наиболее фундаментальных концепций, на которых зиждется проблема сознания, в попытке «спасти марксизм от позитивизма и грубого материализма» (Jacoby 19).83, с. 524).

Он перечитывал немецкую классическую философию через Маркса, а Маркса через немецкую классическую философию, показывая, что господствовавшие советские представления о природе сознания, которые, как считалось, стояли на прочной почве материализма, отождествляя реальное с материальным, на самом деле опирался на грубый домарксистский материализм. Он напомнил современникам известный кантовский пример «настоящих» и «идеальных» талеров в опровержении последним «онтологического доказательства бытия бога»: одно дело иметь в кармане сто талеров, а совсем другой иметь на уме сто талеров; следовательно, говорит нам Кант, нельзя заключить, что что-то на самом деле существует благодаря его присутствию в уме (где существуют самые разные вещи). Ильенков отмечает, однако, что это различие между реальным и идеальным, которое может показаться несколько здравым смыслом, было ловко «деконструировано» Марксом, который размышлял о том, что случилось бы с Кантом с его «настоящими» талерами, если бы он оказался в стране, где талеры не имели ценности? Его настоящие, настоящие, материальные талеры без каких-либо изменений в своей материальной форме превратились бы в обычные бумажки.

и Истмат выдвигали подход столь же недиалектический, как кантовский идеализм, хотя и в форме вульгарного материализма, сводившего сознание к материальному. В том же духе он участвовал в знаменитом споре с советским психологом Д.И. Дубровский (Майданский 2005, с. 294), в которой он стремился «продемонстрировать, что психологические характеристики не «записываются» в мозг и не определяются даже частично его врожденными структурами» (Бахерст, 1991, с. 231).

Он настаивает на том, что это понимание исторического материализма и проблемы сознания является отнюдь не идеалистическим, а подлинно марксистским, напоминая, что «Маркс и Энгельс прежде всего установили, что внешний мир не дан индивидууму так, как он был в себе просто и непосредственно». в его созерцании, а только в ходе его изменения человеком [sic]: и что и сам созерцающий человек, и созерцаемый мир были продуктами истории» (164–165). Вслед за Марксом и Энгельсом он считал, что мир приобретает характер предмета со значением лишь в ходе его преобразования в результате человеческой деятельности. По этой причине «образ вещи всегда слит с образом деятельности, в которой эта вещь функционирует». Это составляет эпистемологическую основу отождествления вещи с идеей, реального с идеальным» (162). Этот подход резко контрастирует как с идеалистическими, так и с грубыми материалистическими формами редукционизма, которые он назвал «неопозитивизмом». «Неопозитивисты, отождествляющие мысль (т. е.

идеальное) с языком, с системой терминов и выражений, делают поэтому ту же ошибку, что и ученые, отождествляющие идеальное со структурами и функциями мозговой ткани» (153).

Эта линия рассуждений исследована и развита в Dialectical Logic (1974), полной книге, состоящей из первых 214 страниц этого тома. Это содержательный текст, который проводит читателя кратким курсом западной философской традиции от Декарта и Спинозы к Канту, Фихте и Шеллингу, Гегелю и, наконец, к Фейербаху. Особый интерес может представлять влияние диалектики Гегеля и монизма Спинозы на прочтение Маркса Ильенковым (Oittinen 2005b). Вторая половина 9.0009 Диалектическая логика предлагает пять эссе по конкретным проблемам, вытекающим из этой традиции, включая критику объективного идеализма, и, возможно, его самый влиятельный текст: представленный здесь как «Мысль как предмет логики», это небольшая модификация его известной статьи «Идеал», впервые опубликованной в «Советской философской энциклопедии» №

(1962 г.

). Эта статья представляет собой ранний текст, в котором мы видим, как формируется его концепция идеала, которая будет развиваться в его последующих работах, особенно в Диалектика идеального (2009).

, как иллюстрация пределов махизма. Ильенков также выступает против представления о смещении ленинской философской мысли от грубого материализма, выраженного в « Эмпириокритицизме» , к более собственно историческому материализму, выраженном в его « Философских тетрадях» (1914–1916).

Напротив, пишет он, «концепция диалектики как логики и теории познания современного материализма, которая пронизывает весь текст «Материализма и эмпириокритицизма» , был сформулирован чуть позже – в Философских тетрадях . Но «неявно» в этом суть позиции Ленина и в 1908 году» (375–376). Ильенков настаивал на том, что его понимание проблемы сознания на самом деле было ближе к философии Маркса, Энгельса и Ленина, чем то, что в советской мысли того времени считалось историческим материализмом.

Диаматчиков (сторонников Диамата), он стоил ему положения, вынуждая его переехать в Институт философии.

Он стал лидером новой группы теоретиков, входившей в 9-й0009 Шестидесятники (поколение 60-х), которые начали оспаривать господство Диамата. Как пишет современный российский философ-марксист Вадим Межуев, «именно ему мое поколение обязано сознательным разрывом с догматической и схоластической официальной философией» (Межуев 1997: 47). Точно так же Гусейнов и Лекторский определяют этот период как «философский ренессанс в Советском Союзе» с Ильенковым в качестве одной из его ведущих фигур (Гусейнов 2009, стр. 13; Толстых 2008, стр. 6). На самом деле, некоторые читатели могут счесть Ильенкова интересным как за его вклад в проблему сознания, так и за призму сложной истории советской философии, которая остается предметом непрекращающихся научных дискуссий.

3-5). Эпопея с публикацией этой работы хорошо изложена Андреем Майданским в предисловии к специальному выпуску Русского философского журнала, Logos , который в 2009 году впервые опубликовал полную статью. Тем не менее, настоящий перевод в настоящее время предоставляет англоязычному читателю единственное окно в эту важную работу. Это окно, однако, довольно частичное, поскольку примерно половина исходного текста остается вне поля зрения, включая важную дискуссию о его ответе Дубровскому об отношениях между мыслью и физическим мозгом. Перевод начинается примерно с одной трети оригинальной части, а существенные части были резюмированы и полностью переписаны, предположительно переводчиком. Однако, несмотря на эти ограничения, этот том содержит около двух третей всего корпуса работ Ильенкова, доступного в настоящее время в английском переводе (за исключением Диалектика абстрактного и конкретного в Marx’s Capital (1960) и две другие статьи).

Собственная судьба Ильенкова хорошо задокументирована. Трагическая фигура, которая, несмотря на то, что имела большое влияние на советскую философию, также была мишенью истеблишмента, которому он пришел бросить вызов. Его представление об идеальных явлениях, как формах человеческой деятельности, противоречило официальному взгляду на материализм, ставя его на путь столкновения с Диаматчиками (Гусейнов 2009)., п. 15). Его называли «ревизионистом», и в конце концов ему запретили преподавать. В 1979 году он покончил с собой.

Тем не менее, он оставил значительный след в советской философии и психологии, как ведущий голос школы мысли, которая стала известна как «Теория деятельности» ( деятельностный подход ), в которую также входили такие философы, как Генрих Батищев и Юрия Давыдова, и которая тесно связана с культурно-исторической школой советской психологии, в которую входят такие известные мыслители, как Алексей Леонтьев и Лев Выготский (оказавший очень значительное влияние на Ильенкова). На самом деле, настоящий том является одной из трех книг в серии «Классика теории деятельности», изданной МВД (остальные — 9 книг). 0009 Пробуждение к жизни Александра Мещерякова и Развитие разума А. Н. Леонтьева).

Мы рады, что эта важная работа опубликована. Несмотря на влияние Ильенкова в Советском Союзе (которое остается предметом непрекращающихся дискуссий), его идеи «по сей день остаются советским явлением, не имеющим большого международного влияния» (Oittinen 2005a, 228). Есть несколько направлений исследований, которые представляются в свете этого корпуса работ, особенно для тех, кто заинтересован в развитии критики «позитивизма и сциентизма» в изучении проблемы сознания. Публикация этого тома облегчит это исследование и вызовет интерес ученых к продвижению этого проекта.

26 июля 2011 г.

Ссылки

Андерсон, Перри. 1976 Соображения о западном марксизме (Лондон: NLB).
Бахерст, Дэвид. 1991 Сознание и революция в советской философии. От большевиков до Эвальда Ильенкова (Кембридж: издательство Кембриджского университета).
Коул, Майк. Предисловие к книге «Идеал в человеческой деятельности», 2009 г. (Pacifica: Marxist Internet Archive Publications).
Гусейнов, Абдусалам А. и Владислав А. Лекторский 2009 г.Философия в России: история и современное состояние, Диоген 56; 3.
Ильенков Эвальд. 2009 Диалектика Идеального Логос Том 69, № 1, с. 6-62, (Химки: Момент).
Джейкоби, Рассел. 1983 Западный марксизм. Словарь марксистской мысли, изд. Том Боттомор (Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета).
Левант, Алекс. 2008 Советский Союз в руинах (Саарбрюкен, Германия: VDM Verlag).
Лих, Ларс Т. 2005 Ленин заново открыт: что делать? В контексте (Лейден: Брилл).
Лоуи, Майкл. 2005 [1970] Теория революции в молодом Марксе (Чикаго: Haymarket Books).
Лукач, Георг. 2000 [1925] Защита истории и классового сознания: хвостизм и диалектика (Лондон: Verso).
Лукач, Георг. 1971 [1923] История и классовое сознание (Лондон: The Merlin Press).
Майданский Андрей. 2005 Метаморфозы идеальных исследований восточноевропейской мысли, том 57, стр. 289-304.
Мареев Сергей. 2008 Из истории советской философии: Лукач — Выготский — Ильенков Из истории советской философии: Лукач — Выготский — Ильенков Москва: Культурная революция
Межуев Вадим. 1997 Эвальд Ильенков и конец классической марксистской философии Драма советской философии [Драма советской философии], стр. 47-54, (Москва: Институт философии РАН
Ойттинен, Веса. 2005a Введение Исследования восточноевропейской мысли 57, pp. Труды 2 Тома New Park Publications
Толстых В.И. (ред.) 2008 Эвальд Васильевич Ильенков (Москва: РОССПЭН).

Отзыв Алекса Леванта |

Е.В. Ильенков
Идеал в человеческой деятельности
Марксистские интернет-архивные публикации (www.marxists.org), Pacifica CA, 2009. 396 стр. $25 за пб
ISBN 9780980542875

Идеал в человеческой деятельности Е. В. Ильенкова представляет собой содержательный том, состоящий из двух полных книг и трех статей, который впервые предлагает в виде единого тома большинство работ этого известного советского философа. работа в настоящее время доступна в английском переводе. Эта публикация представляет собой важное вмешательство в проблема сознания , которая занимала видное место в каноне западной социальной и политической мысли от Платона до наших дней. Теории о происхождении и природе человеческого мышления коренным образом сформировали наши представления о политике, претерпев существенный поворот в девятнадцатом веке в свете того критического значения, которое Маркс придавал роли сознания в процессе революции (Lowy 2005, p. 10). Следовательно, ключевые дебаты о политической организации в классическом марксизме сводились к вопросу о том, как заменить гегемонию господствующих идей, порождаемых ложным сознанием, объективно правильной перспективой, сформулированной сознательным авангардом пролетариата в лице коммунистической партии. (Лукач 1971; 2000 г.; Второй Конгресс Коминтерна 1977). Но когда организационные инновации, приписываемые Ленину (Lih 2005), не дали в Центральной и Западной Европе тех же результатов, «что и в России», главные фигуры традиции, ретроспективно известной как западный марксизм (Anderson 1976), изложили в начале 1920-е годы, чтобы пересмотреть некоторые из наиболее фундаментальных концепций, на которых зиждется проблема сознания, в попытке «спасти марксизм от позитивизма и грубого материализма» (Jacoby 19).83, с. 524).

Между тем, по ту сторону железного занавеса, вслед за хрущевской оттепелью, советский философ Эвальд Васильевич Ильенков также вернулся к фундаментальным вопросам формирования сознания в рамках другой традиции, которая развивалась относительно независимо от западного марксизма (хотя и с интересными точками соприкосновения). В ответ на «позитивизм и сциентизм, преобладавшие в советской политической и интеллектуальной культуре» (Cole 2009), Ильенков занялся тем, что он назвал «проблемой идеала». Он перечитывал немецкую классическую философию через Маркса, а Маркса через немецкую классическую философию, показывая, что господствовавшие советские представления о природе сознания, которые, как считалось, стояли на прочной почве материализма, отождествляя реальное с материальным, на самом деле опирался на грубый домарксистский материализм. Он напомнил современникам известный кантовский пример «настоящих» и «идеальных» талеров в опровержении последним «онтологического доказательства бытия бога»: одно дело иметь в кармане сто талеров, а совсем другой иметь на уме сто талеров; следовательно, говорит нам Кант, нельзя заключить, что что-то на самом деле существует благодаря его присутствию в уме (где существуют самые разные вещи). Ильенков отмечает, однако, что это различие между реальным и идеальным, которое может показаться несколько здравым смыслом, было ловко «деконструировано» Марксом, который размышлял о том, что случилось бы с Кантом с его «настоящими» талерами, если бы он оказался в стране, где талеры не имели ценности? Его настоящие, настоящие, материальные талеры без каких-либо изменений в своей материальной форме превратились бы в обычные бумажки.

Ильенков конкретно реагировал на гегемонию «диамата» и «истмата» в советской философии (аббревиатуры диалектического материализма и исторического материализма), которые представляли собой официальную советскую марксистскую философию). По Ильенкову, Диамат и Истмат выдвигали подход столь же недиалектический, как кантовский идеализм, хотя и в форме вульгарного материализма, сводившего сознание к материальному. В том же духе он участвовал в знаменитом споре с советским психологом Д.И. Дубровский (Майданский 2005, с. 294), в которой он стремился «продемонстрировать, что психологические характеристики не «записываются» в мозг и не определяются даже частично его врожденными структурами» (Бахерст, 1991, с. 231).

Напротив, Ильенков утверждает в этом томе, что материал есть идеализированный в объективной социальной среде, произведенный деятельностью предшествующих поколений, формирующий индивидуальное сознание по своему образу и воспроизводимый и видоизменяющийся благодаря деятельности последних. Он настаивает на том, что это понимание исторического материализма и проблемы сознания является отнюдь не идеалистическим, а подлинно марксистским, напоминая, что «Маркс и Энгельс прежде всего установили, что внешний мир не дан индивидууму так, как он был в себе просто и непосредственно». в его созерцании, а только в ходе его изменения человеком [sic]: и что и сам созерцающий человек, и созерцаемый мир были продуктами истории» (164–165). Вслед за Марксом и Энгельсом он считал, что мир приобретает характер предмета со значением лишь в ходе его преобразования в результате человеческой деятельности. По этой причине «образ вещи всегда слит с образом деятельности, в которой эта вещь функционирует». Это составляет эпистемологическую основу отождествления вещи с идеей, реального с идеальным» (162). Этот подход резко контрастирует как с идеалистическими, так и с грубыми материалистическими формами редукционизма, которые он назвал «неопозитивизмом». «Неопозитивисты, отождествляющие мысль (т. е. идеальное) с языком, с системой терминов и выражений, делают поэтому ту же ошибку, что и ученые, отождествляющие идеальное со структурами и функциями мозговой ткани» (153).

В другом конце тома у нас есть перевод 1982 года последней книги, изданной при жизни Ильенкова, Ленинская диалектика и метафизика позитивизма (1979). Здесь он пересматривает классические дебаты досоветской русской марксистской философии, в частности, ленинскую интервенцию против махизма в году «Материализм и эмпириокритицизм » (1908), которая параллельна собственным битвам Ильенкова с позитивизмом. Некоторым читателям может быть интересна его критика фантастического романа Богданова «9».0009 Красная Звезда , как иллюстрация пределов махизма. Ильенков также выступает против представления о смещении ленинской философской мысли от грубого материализма, выраженного в « Эмпириокритицизме» , к более собственно историческому материализму, выраженном в его « Философских тетрадях» (1914–1916). Напротив, пишет он, «концепция диалектики как логики и теории познания современного материализма, которая пронизывает весь текст «Материализма и эмпириокритицизма» , был сформулирован чуть позже – в Философских тетрадях . Но «неявно» в этом суть позиции Ленина и в 1908 году» (375–376). Ильенков настаивал на том, что его понимание проблемы сознания на самом деле было ближе к философии Маркса, Энгельса и Ленина, чем то, что в советской мысли того времени считалось историческим материализмом.

Он считал себя «коммунистом, марксистом и ленинцем, но не был марксистом-ленинцем» (Левант 2008, с. 37; Толстых 2008, с. 8; Бахерст 1991, с. 8). В 1954 г., едва будучи младшим преподавателем, Ильенков лихо заявил на кафедре диалектического материализма МГУ, что в марксизме нет такого понятия, как «диалектический материализм» или «исторический материализм» (имея в виду Диамат и Истмат), а только материалистическая концепция истории (Мареев 2008, с. 8; Бахерст 1991, с. 6). Бросив вызов гегемонии Диаматчиков (сторонников Диамата), он стоил ему положения, вынуждая его переехать в Институт философии. Он стал лидером новой группы теоретиков, входившей в 9-й0009 Шестидесятники (поколение 60-х), которые начали оспаривать господство Диамата. Как пишет современный российский философ-марксист Вадим Межуев, «именно ему мое поколение обязано сознательным разрывом с догматической и схоластической официальной философией» (Межуев 1997: 47). Точно так же Гусейнов и Лекторский определяют этот период как «философский ренессанс в Советском Союзе» с Ильенковым в качестве одной из его ведущих фигур (Гусейнов 2009, стр. 13; Толстых 2008, стр. 6). На самом деле, некоторые читатели могут счесть Ильенкова интересным как за его вклад в проблему сознания, так и за призму сложной истории советской философии, которая остается предметом непрекращающихся научных дискуссий.

Между этими двумя книгами зажаты три эссе середины 1970-х годов. Особый интерес представляет «Понятие об идеале» (1977). В переводе Роберта Даглиша это частичный и сильно отредактированный перевод другого частичного текста, который никогда не публиковался при жизни Ильенкова, «Диалектика идеального», которую он считал своей окончательной формулировкой концепции идеального (Майданский 2009, с. 3-5). Эпопея с публикацией этой работы хорошо изложена Андреем Майданским в предисловии к специальному выпуску Русского философского журнала, Logos , который в 2009 году впервые опубликовал полную статью. Тем не менее, настоящий перевод в настоящее время предоставляет англоязычному читателю единственное окно в эту важную работу. Это окно, однако, довольно частичное, поскольку примерно половина исходного текста остается вне поля зрения, включая важную дискуссию о его ответе Дубровскому об отношениях между мыслью и физическим мозгом. Перевод начинается примерно с одной трети оригинальной части, а существенные части были резюмированы и полностью переписаны, предположительно переводчиком. Однако, несмотря на эти ограничения, этот том содержит около двух третей всего корпуса работ Ильенкова, доступного в настоящее время в английском переводе (за исключением Диалектика абстрактного и конкретного в Marx’s Capital (1960) и две другие статьи).