Донна Тартт «Щегол»
«При взгляде на него на ум мне приходила рыба фугу, или, например, мультяшный качок, или еще вот бравый полицейский, которого надули велосипедным насосом». Именно такое впечатление о романе сложилось у меня по прочтении.
Как всегда, с опозданием я приобщаюсь к бестселлеру Донны Тартт. Который оставил меня в недоумении.
Начинается все замечательно: одинокий номер в Амстердаме, намек на художественный вкус рассказчика, некое преступление, сон о маме (в памяти всплыла «Белая голубка Кордовы»)…
Меня затянуло в роман. Не смутили ни внезапная завязка первой главы, ни довольно странное явление картины, давшей роману название. Но дальше стало хуже, и намного.
Как сказал в конце самый симпатичный мне персонаж, Хоби, «… “О, мне нравится универсальность образов этой картины” или “Я люблю это полотно за то, что в нем отражены общечеловеческие ценности”». Он говорил это с улыбкой, но я могу повторить то же самое с каменной физиономией. Ибо да, в книге затронуты «глобальные» темы: терроризм, уничтожение уникальных культурных памятников, размышления о месте Америки в мире, жестокое обращение с животными, вопросы терпимости, бытовое насилие, безжалостность и метания подростков, пустота и тщетность бытия наркоманов… Но все это – как бы к слову.
Описывать Донна умеет, не спорю. Присмотримся же внимательней, кого (и что) именно.
Главный герой, Тео Декер, – бледное, беспамятное и довольно инфантильное существо, которое начинает словоблудить, едва появившись в поле зрения читателя. Сперва ты внимаешь ему с интересом, затем немного утомляешься, а с появлением в сюжете алкоголя и наркотиков начинаешь подозревать, что невменяемые монологи Тео – просто бред, который он бормочет, обдолбавшись. Большую часть романного времени Декер просто себя не помнит, а в остальную красиво страдает по маме, неловко, но старательно отжигает с друзьями-отщепенцами, грабит нелюбимых мачех, сбегает, а затем дешево эстетствует, не забывая пересыпать речь именами художников и писателей, названиями брендов и антикварных стилей, и спускает тысячи долларов на «таблетосы». Интересно, что с ним сталось бы, не попади он так удачно в «Хобарт и Блэквелл»? Был бы Тео, скажем, офисным планктоном или тем несчастным, который «штампует проездные карты, сидя в будке на платной трассе»? Но нет, такой расклад автору не интересен.
Почти сразу в процессе прослушивания книги у меня возникло чувство, что я смотрю раскрученный голливудский фильм. Режиссер – по меньшей мере Финчер, исполнитель главной роли – масштаба Ди Каприо. Дорогие декорации, качественная пленка, звук «Долби Сурраунд». И вроде все на месте: драма, оказавшая воздействие (разрушительное, подчеркивает Тартт) на личность героя, тайна, пронизывающая его жизнь, некий культурный багаж, одиночество, невзаимные чувства… Наркозависимость, наконец. Но… «Картинка» на уровне, а вот содержание подкачало.
Чтобы из всего перечисленного получилась непростая история в духе Каннингема, героям Тартт не хватило честности, да и душевности тоже. До шокирующих, неприглядных, но цепляющих текстов Уильяма Берроуза Донне тоже как до Луны. Ее герой – не битник, а филистер в худшем смысле этого слова. Часто в романе разные люди (и он сам) говорят о незаурядном уме и способностях Тео, но из текста вовсе этого не следует.
При этом я не могу сказать, что герои прописаны плохо. Мне понравились швейцар Золотко и его коллеги, Велтон Блэквелл и Хобарт, Пиппа. Впечатляют взаимоотношения и достоверность семейства Барбур. Ужасает разухабистая захудалость квартиры в Вегасе, куда вместе с папашей попал главный герой. Мне пришелся по душе господин Павликовский – со всей его «русской» стереотипностью и наглым враньем, с воровскими ухватками, но искренним желанием защитить Тео – даже ценой собственной тощей шкурки. Только поэтому я ставлю книге то, что ставлю. Не слышу я ее тихого шепотка: «Эй, ты, малый, да-да, ты. Я твоя, я была создана для тебя». Возможно, потому, что мне совершенно не близок такой взгляд на жизнь, как у Тео: «Мы не можем выбирать, чего нам хочется, а чего – нет». Он позволяет слишком уж многое списать и оправдать. А этот милый мальчик, на минуточку, едва не лишил доброго имени тех, кто проявил к Тео участие. Это, согласитесь, посерьезней, чем таскать мелочь из чужих квартир.
fantlab.ru
время ничего не значит – Архив
Донна Тартт при всей своей громкой славе написала всего три книги, и это важно. На 800-страничного «Щегла» у нее ушло больше десяти лет, примерно по четыре с половиной дня на одну страницу — меньше не имело смысла.
Первое, что бросается в глаза, — насколько эта книга при всем своем объеме и кажущейся избыточности описаний, деталей и размышлений на самом деле экономна, отжата насухо. Время и труд, вложенные в нее, нельзя было бы подделать: слишком много деталей тщательно проработаны за кадром, да там и оставлены — на поверхность, в сюжет выплывают готовые убедительные образы. Они были созданы объемными, а двухмерная книжная страница показывает их точный анатомический срез.
О том, как готовилось русское издание «Щегла», можно почитать здесь.Фотография: пресс-материалы«Щегол» как сериал, про каждого из героев которого можно было бы снять отдельный спин-офф. Своей занимательностью роман обязан не в последнюю очередь приему жанровой матрешки: в нем упаковано несколько потенциальных романов разного рода.
Первая линия — история мальчика Тео, который во время теракта в музее теряет мать и скитается по разным семьям и социальным миркам. Это убедительный психологический роман о посттравматическом синдроме и одновременно — звено богатой традиции сиротских мелодрам: «Как же меня занесло в эту странную новую жизнь, где по ночам орут пьяные иностранцы, а я хожу в грязной одежде и никто меня не любит?» Скажем, сюжет об одиноком старом чудаке, пригревшем сироту, — из самых типичных, вспомнить хотя бы «Без семьи» Гектора Мало.
Богатое, красивое и лощеное нью-йоркское семейство Барбуров, которое дает Тео первый из череды его временных домов, несет в себе зародыш безумия, который разрушает эту семью к концу книги: о том, как это происходило, можно было бы написать (и написано) много новых «Будденброков». Борис, беспризорный сын русского эмигранта, говорящий на всех языках, наиболее схематичный персонаж, амбивалентный сказочный «волшебный помощник» — готовый герой плутовского романа. Материала об антикварной торговле повзрослевшего Тео (от способов реставрации разных пород дерева до методов как определения, так и сбыта подделок) хватило бы на дивный интеллектуальный детектив в духе Умберто Эко или Артуро Переса-Реверте. «Щегол» формально и есть детектив, но в этом редком случае детективная увлекательность, склонная подминать под себя все остальное, отходит на задний план.
Сама Тартт в тексте кланяется Диккенсу, Достоевскому и Джоан Ролинг — с сагой о Гарри Поттере у «Щегла» и правда много общего помимо клички главного героя. Тео — «мальчик, который выжил», когда его мать погибла, хотя должно было быть наоборот: он был в эпицентре взрыва, она вроде бы на другом конце музея. Символически можно прочитать и так, что она уплатила своей жизнью за его, и ее видение спасет его еще раз, когда надежды вроде бы уже не останется. И в момент ее гибели Тео, как и Поттер, чье имя пристанет к нему как кличка, тоже получает что-то вроде волшебного дара.
В начале романа старик Велти, умирая на руках у мальчика в разбомбленном музее, посылает его к своему партнеру и другу Хоби — передать фамильное кольцо и последнее прости, а на самом деле как будто для того, чтобы Тео и Хоби спасли друг друга: от бесприютного детства, от разорения. Одновременно Велти посмертно — руками растерявшегося Тео — крадет из музея шедевр, картину со щеглом. Цепь преступлений и наркотического саморазрушения запущена без преступного умысла, в бреду: перед смертью Велти вспомнил счастливую пору детства, символом которого стала для него репродукция «Щегла» в его роскошном доме в Каире. Тот дом сгорел, ковры из него украли, все пропало. Но воспоминание детства имеет силу оберега, и в новом пожаре Велти передает этот оберег другому мальчику, потерявшему все.
Донна Тартт сгущает обстоятельства, при которых смерть вторгается в изначально прочный мир раньше времени и разрушает его, не оставляя надежды на жизнь. Чем прочней был мир и чем дольше он простоял, тем естественнее и постепенней человек принимает мысль о смерти в свой черед, однако в той или иной форме, в том или ином возрасте переживать этот кризис приходится всем. «Моя взрослая жизнь подпитывалась огромной, подспудной, первобытной радостью — убеждением, что вся эта жизнь уравновешена одной тайной, которая в любой момент может ее разметать» — в случае Тео это завернутая в старую наволочку прекрасная картина, за которую ему грозит долгий тюремный срок, его проклятье и его суперсила, но вообще мы все в таком положении. Мысль о смерти делает жизнь и бессмысленной, и ценной. Искусство было придумано как психотерапия, предлагая читателю катарсис, и Тартт возвращает роману эту непосредственную, простую, утешительную функцию: и прямо, в виде проповеди на последней странице, и косвенно — самой протяженностью своей книги во времени.
«Щегол» не только создавался долго и не просто изобилует длиннотами — это роман о длительности. Современный невроз постоянного движения уподобляет нашу жизнь бегу вверх по лестнице, чьи ступени осыпаются под ногами. Можно вспомнить любую затрепанную сентенцию о фрагментарном мышлении, которое воспитывает интернет, или о побеге в виртуальный мир от реальности, которая стала слишком стремительно меняться на человеческом веку. Множество книг написано о произведениях искусства, о культе вещей, но даже когда действие их происходит в наши дни, они обычно о материальной культуре прошлого, почти никогда не настоящего. И это легко понять: культура потребления — противоположность культуры обладания.
Современное искусство уже не мыслит себя предметами — скорее процессами, техниками, высказываниями. Даже современные техники живописи, наиболее традиционной художественной формы, уже не предполагают долгой жизни, отпущенной полотнам старых мастеров, которые вручную растирали яичные желтки. В этом состоит естественная эволюция, в этом есть прямой смысл, но это бывает страшно утомительно. Современный беллетрист шлепает чуть не по книжке в год, никто не готов перечитывать прежние; кино ускоряет действие и превращается в сериал; видеоигры включают в это действие потребителя, позволяя ему переключить двигатель на следующую передачу и ускориться хотя бы в воображении, когда его собственная жизнь пробуксовывает. Недаром «культурный досуг», который на протяжении долгой человеческой истории воспринимался как работа, самостоятельная форма продуктивной деятельности, теперь все чаще отождествляется с прокрастинацией.
Но жизнь должна иногда пробуксовывать, а прокрастинация — это и механизм восстановления. Тартт отвечает на эту потребность и благословляет ее, в этом, думаю, и есть причина детского счастья читателей «Щегла», проваливающихся в книжку с головой и с удовольствием нащупывающих толщину оставшихся страниц.
Главная тема, связывающая почти всех важных героев, — любовь к вещам. Вещь — это синоним состояния покоя, противоположность движения, которое мы отождествляем с жизнью. Так-то оно так, но мы все знаем, куда движемся. Мать Тео перед собственной гибелью рассуждает о том, «как спелость переходит в гниль. Фрукт идеален, но это ненадолго — он вот-вот испортится. <…> Когда видишь мух или насекомых в натюрмортах, увядший лепесток, черную точку на яблоке — это означает, что художник передает тебе тайное послание. Он говорит тебе, что живое длится недолго, что все — временно. Смерть при жизни. Потому-то их называют natures mortes».
Но если жизнь несет в себе смерть, то мысль о смерти — которой, собственно, посвящен весь «Щегол» — предполагает бесконечность жизни. В этом преимущество любого проговоренного страха перед вытесненным. Мертвая изначально вещь (особенно картина) становится метафорой этой бесконечности. Она останавливает мгновение, парадоксальным образом позволяя жизни длиться, переживает человека, хранит тепло рук: «В разгар нашего умирания, когда мы проклевываемся из почвы и в этой же почве бесславно исчезаем, какой же это почет, какой триумф — любить то, над чем Смерть не властна. Не только катастрофы и забвение следовали за этой картиной сквозь века — но и любовь».
Образцом неколебимой прочности в романе, где все герои так или иначе тронуты тлением, остается старый реставратор Хоби. Он живет так, как будто время ничего не значит, а движение, не имеющее определенной цели, не приводит сами знаете куда; комоды под старину, которые он изготавливает для удовольствия (потому что формально это подделки, их нельзя продать), как будто дорисовывая их в воздухе вокруг одной подлинной ножки или резной детали, становятся настоящими — не только в глазах одураченных покупателей Тео, но и на самом деле, потому что создаются с подлинной неспешностью и тщательностью. Хоби — как герой рассказа Рея Брэдбери «Лучшее из времен», который нашел смысл жизни в том, что заново пишет все романы Диккенса — буква в букву, однако, что любопытно, не в хронологическом порядке. Последний из романов, который новоявленный мистер Диккенс пишет на наших глазах, называется «Лавкой древностей».
daily.afisha.ru
Отзывы о книге Щегол
Но что это такое? И почему я такой, какой я есть? Почему я вечно думаю не о том, о чем надо, а о том, о чем надо, не думаю вовсе? Или, если сформулировать немного по-другому, как я могу понимать, что все, что мне дорого, все, что я люблю, — это иллюзия, и в то же время знать — ради этого мне во всяком случае и стоит жить.
Если верить ЛЛ, «Щегол» стал моей пятисотой прочитанной книгой.
Честно сказать, мне сложно представить произведение лучше для такого юбилея.
Этот роман такой большой и одновременно такой маленький. Камерный, как картина, давшая ему название. Донна Тартт пишет так тихо, спокойно, даже монотонно, но при этом ее текст наполнен воздухом и пространством: когда не грызешь гранит, а расслаблено вдыхаешь. Как в любом образцовом большом произведении, в нем есть все: время проникаться героями, время сочувствовать и погружаться в ситуацию; время читать размеренно, по страничке, и время нестись по тексту взахлеб, напролом; время задуматься, время строить догадки, время отбросить все мысли и просто следить.
История Тео могла появиться на этот свет только в 21 веке и только после 11 сентября. По сути, роман — одно из достойнейших воплощений многолетних усилий самых различных творцов передать, осознать, проникнуть в это чувство неопределенности, ставшее знакомым слишком многим на нашем веку. Роковые случайности или предписанный путь — для главного героя это не столько дорога, сколько янтарная капля. Когда одно-единственное событие не просто меняет жизнь, но и становится твоей жизнью.
Оглушает. История Тартт оглушает читателя, как жизнь оглушила самого Теодора: талантливого, перспективного, среднестатистического ребенка. Она заставляет застрять, зациклиться: читателя — на романе, главного героя — на самом ярком своем воспоминании. Мог бы он пережить это и двигаться дальше? Хочется уверенно сказать — да, многие так и делают, а в худшем случае приплетают всяких ников вуйчичей. Но не суди о том, чего не знаешь. Загляни, поинтересуйся, постарайся понять; «Щегол» — отличная для того возможность.
Лично я ловила собственные вьетнамские флэшбеки. И пусть по масштабам «случайность» Тео и моя не сопоставимы, я все равно понимаю его фиксацию, его бесконечное прокручивание одного и того же, наконец, его бесконечную вину.
А еще я не могу не смотреть на «Щегла» как на притчу о Тайне, даже о каминг-ауте, если хотите. Но пожалуйста, не пугайтесь, в этой истории совсем нет гомосексуальности, хоть Тартт и не удержалась от заигрывания с жаждущей романса аудиторией. Это о скелете в шкафу. Который гложет; привязывает тебя цепочкой к жердочке и не дает принять себя, простить и отправиться в свободный полет.
Этот роман серый в самом лучшем из смыслов. Не черный с белым, не пестрый, не с «бурей красок внутри». Он почти монохромен, разворачивается в оттенках одного цветового спектра. И его главный герой сер, как мышькин: да, в Тео есть изюм (чувство прекрасного, эрудированность, здравый смысл и хладнокровность), но он запрятан внутри и не бросается в глаза. И уж точно его личность не назвать выдающейся, в отличие от того же Бориса, так и норовящего протиснуться за рамки персонажа второго плана. Наверно, именно Борис бы стал главной фигурой заурядного и устарелого произведения про совпадения, кражи, махинации и искусство. Но мне нужен был Теодор.
И, конечно, «Щегол» пропитал любовью к искусству как венцу и самому главному воплощению человека. Будь это картины или антикварная мебель, Тартт так говорит о вещах с историями и о том, сколько они могут дать душе, что хочется откинуть все эти ваши книжонки по минимализму и вместо Икеи сгонять к бабушке на чердак.
Наконец, и это самое главное: «Щегол» — это пятно света во тьме мрачных, безрадостных, слишком трезвых и серьезных произведений последних лет, пропитанных сарказмом, разочарованием и безнадегой, которые мы именуем реализмом. Я была удивлена и очень рада, когда поняла, как оптимистична эта книга, причем оптимизм ее не вымученный и не наигранный, а легкий, органичный, правдивый. Далеко не радужный и однозначный.
Через какой бы спектр эмоций не протащило меня вместе с Теодором, закрывая книгу, я улыбаюсь.
Мне тепло.
Бред, конечно, – говорила она, – но я была бы совершенно счастлива, если б всю оставшуюся жизнь могла бы сидеть и разглядывать с полдесятка одних и тех же картин. По-моему, лучше способа сойти с ума и не придумаешь
Похоже, Донне Тартт удалось не только написать о предмете, который больше, чем предмет, но и создать собственный. Поздравляю ее с вечностью.
Audio: Ásgeir — I Should Live in Salt (The National Cover)
www.livelib.ru
Донна Тартт. «Щегол» — Блог разнузданного гуманизма — ЖЖ
Новый роман Донны Тартт ждали 10 лет. Его появление на русском языке стало у нас небольшой сенсацией: книга до сих пор занимает первые строчки в рейтингах продаж столичных крупных магазинов.Честно говоря, мне трудно понять, с чем связан такой ажиотаж. «Щегол» ничуть не лучше других романов Тартт и не добавляет к ее творчеству ничего нового. Впрочем, у писательницы всего три книги. «Таинственная история» была хороша тем, что была первой – благодаря ей мы узнали о Донне Тартт. Второй роман, «Маленький друг», является, на мой взгляд, самым удачным: в нем, помимо имитации знаковых приемов и коллизий чужого стиля, есть что-то подлинное. Но тем не менее, «Щегол» воспринимается многими, как откровение.
Опять в центре романа история преступления – она же история формирования личности молодого человека. Беда, как и прежде, в том, что никаких изменений в личности главного героя не происходит.
Вновь талантливо имитируется классика: в данном случае – романы Диккенса, в основном, это «Большие надежды», опять затрагивается тема влияния искусства на жизнь человека.
«Щегол» — это название подлинной картины Карела Фабрициуса. Был такой голландский художник (1622-1654). Учился у Рембранта, жил в Дельфте, погиб там же при взрыве порохового склада, оказал влияние на Я. Вермера и Питера де Хоха. Сохранилось только 12 его работ, в том числе и «Щегол». Она находится в Маурицхёйсе, в Гааге.
О «Щегле» в книге говорят очень много, это – любимая картина нескольких героев романа, в том числе, мамы Теодора Декера и старика-антиквара Велти Блеквелла. Все они в недобрый час встретились в нью-йоркском музее на выставке работ голландских мастеров. Недобрым этот день был потому, что в музее произошел теракт, при котором погибли мама Тео и Велти, а воспитанница Велти Пиппа на всю жизнь осталась инвалидом.
Получилось так, что Теодор, которому тогда было 13 лет, с первого взгляда влюбился в Пиппу. Он специально не пошел с мамой в сувенирный магазин, а остался в зале около картины «Щегол», которую активно обсуждали рыжая девочка, имевшая при себе футляр с флейтой, и горбатый старик. Тут и раздался взрыв. Теодора оглушило, но в остальном он не пострадал, Пиппа оказалась под завалом, но Тео на тот момент о ней не вспомнил, а старичок умер у него на глазах. Перед смертью он бормотал что-то невнятное, заставил Тео взять и спрятать валяющегося рядом «Щегла», дал ему перстень, велел найти каких-то Хобарта и Блеквелла и позвонить в зеленый звонок. Потрясенный всем этим мальчик выбрался наружу, и никто его не остановил. Так он стал обладателем редкого полотна. Почему он его сразу не вернул? Вначале было не до этого, так как вся его жизнь переменилась, а потом он боялся, что его обвинят в краже.
Много страниц посвящено отчаянью Тео, потерявшего мать. Он считал ее красавицей, ему с ней всегда было хорошо, он обожал ее. Мама Тео работала в модельном агентстве, училась на искусствоведческом факультете университета, но не окончила его из-за замужества и материнства. Они жили вдвоем, так как отец ушел к другой женщине. Отца Тео терпеть не мог. Тот был похож на Микки Рурка и тоже снимался в кино, но Голливуду не нужны были два одинаковых актера, и Декеру-старшему пришлось искать себе другое занятие. Он стал карточным игроком, поселился в Лос-Вегасе.
Связь Тео с матерью была такой прочной, что он долгое время после ее смерти жил, как во сне, и никак не мог примириться со случившимся. Вот поэтому ему было не до картины.
Пока социальные работники разыскивали отца Тео, мальчик поселился в семье своего школьного приятеля, Эдди Бабура. Это были очень богатые люди, занимавшиеся благотворительностью. Они с радостью пригрели сироту, но не уделяли ему много внимания: мистер Бабур интересовался только яхтами, а миссис Бабур вела светскую жизнь. Точно так же они воспитывали и своих родных четверых детей – у Эдди были братья Платт, Тодд и сестра Китси. Все они не слишком хорошо отнеслись к Тео. Но Тео целые дни проводил с Эдди и был доволен, что взрослые ему не докучают. Ему удалось расшифровать загадочные слова умирающего старика. «Хобарт и Блеквелл» оказались антикварной фирмой, занимавшейся также изготовлением и продажей мебели «под старину».
Тео нашел их дом, предъявил кольцо и был принят самым лучшим образом чудаковатым мастером-краснодеревщиком Хоби. Хоби – это типичный диккенсовский персонаж со всеми его особенностями. Старики на пару воспитывали дальнюю родственницу Велти – сироту Пиппу – ту самую рыжую девочку с флейтой, в которую безнадежно влюбился Теодор Декер.
Пиппа сильно пострадала, ее нога была раздроблена, она пережила множество операций. Тео удалось с ней увидеться, но девочка находилась под действием сильных обезболивающих. Впоследствии опекунство над ней взяла еще одна дальняя родственница, определившая Пиппу учиться в европейский пансион для больных детей.
Выяснилось, о чем говорил перед смертью Велти. В детстве он жил в Каире, в богатом доме, родители его обожали и выполняли все его капризы. У них по стенам были развешаны копии с различных знаменитых картин. Но в доме случился пожар, все сгорело, а у Велти обнаружился костный туберкулез, стал расти горб. Тогда отец разлюбил инвалида и отправил его в Нью-Йорк. Таким образом, самое счастливое время в жизни Велти ассоциировалось у него со сгоревшим домом и произведениями искусства. Возможно, из-за этого он и стал антикваром. В созданной им фирме он занимался денежными делами, а Хоби изготовлял мебель. Если Велти узнавал, что на выставку в Нью-Йорк привезли одну из картин, копия которой весела в его сгоревшем доме, он отправлялся ее смотреть. В день своей смерти он пришел посмотреть на «Щегла». Когда случился взрыв, а Велти получил несовместимые с жизнью травмы, ситуация спуталась у него с каирским пожаром, и он захотел спасти хоть что-то, например, «Щегла». Отсюда и его странная просьба к Тео взять картину и прийти потом к ним домой.
У Тео хватило сообразительности, чтобы ничего не рассказать о картине Хоби. Он положил «Щегла» в наволочку и прятал его от чужих глаз.
Через какое-то время объявился отец и увез сына в Вегас. Жизнь в Вегасе была такая же беспорядочная, как и жизнь у Бабуров, только гораздо беднее. Но Тео это было все равно. Он ненавидел отца и его женщину – отказывался понимать, как отец мог поменять мать на нее.
У него появился новый друг – Борис. Из-за того, что Тео носил круглые очечки, Борис прозвал его Поттером.
Борис тоже рос без матери, родился в Австралии, жил на Украине, в Москве, в общем, он был русским, что многое объясняет. Борис пил водку, как и его отец, потреблял все виды наркотиков, водил компанию с подозрительными русскими. Но зато Тео с ним не скучал и тоже стал курить травку, пить водку, нюхать кокаин, закидываться таблетками. Борис практически переселился к нему домой, а отец его не выгонял. Надо сказать, что они хорошо понимали друг друга. Сам отец был занят какими-то темными делами, а его подруга приторговывала наркотой. Из-за этих дел отец влез в долги, к нему приходили русско-еврейские рэкетиры, он пытался обмануть сына, выманив у него мамино наследство. Но ничего у него не получилось, и он погиб в автокатастрофе. Тео в это время было 15 лет.
Узнав, что отец погиб, Теодор в тот же день сел на автобус и уехал в Нью-Йорк. «Щегла» он взял с собой. В Нью-Йорке Декер отправился к Хоби. Тот принял его, оформил над ним опеку. Теодор закончил школу, поступил в колледж, потом бросил учебу. К 23 годам он занял в антикварной фирме место Велти, т.е. занимался продажами и финансами.
«Щегла» он хранил в той же наволочке на специальном складе хранения предметов искусства.
7 лет жизни Теодора в романе места не нашли. Вот только что было очень плотное повествование, включающее чуть ли не каждый день, прошедший после взрыва в музее, а тут – раз – и семь лет прошло. Единственное, что читатель узнает, это то, что Теодор почему-то стал мошенником: он продает ту мебель, что изготовляет Хоби, под видом подлинных изделий 18-19 века. Это приносит ему неплохой доход, фирма держится на плаву, а Хоби об этом ничего не знает.
Еще Тео принимает наркотики, но наркоманом себя не считает. В романах Тартт многие принимают наркотики, пьют, и ничего плохого с ними не происходит – зато весело и помогает не думать о неприятностях.
Пиппа иногда приезжает в гости к Хоби. Она живет отдельно, у нее есть бойфренд. Теодор так и не решился рассказать ей о своих чувствах, хотя покупал для Пиппы подарки впрок и держал их в своей комнате: первое издание «Страны Оз», дорогое топазовое ожерелье и др.
Пиппа очень хочет играть в оркестре, но из-за старой травмы не может этого сделать, а она живет одной музыкой.
За время, проведенное в Нью-Йорке, Декер ни разу не навестил Бабуров. Но как-то он наткнулся на Платта, который рассказал ему, что Эдди погиб, утонув на яхте вместе с отцом. Тео зашел выразить соболезнования миссис Бабур. Она очень ему обрадовалась, и он стал заходить к ней чаще. Дело в том, что женщина несколько помешалась, и Тео напоминал ей лучшее время. Теперь уже все Бабуры стали относиться к нему хорошо, а с Китси у него даже случился роман. Дело шло к свадьбе. Больше всех ей радовалась миссис Бабур – ей казалось, что так ее потгибший сын как бы возвращается в семью.
Вдруг однажды к Тео подходит человек, представляется антикваром Люциусом Ривом и говорит, что знает все о подделках и о «Щегле». Возмущается, что Тео отдал картину в плохие руки. Он требует отдать ему картину, угрожая в противном случае сдать Тео полиции. Хоби знает Рива: когда-то они сталкивались в суде. Тогда Хоби и Велти дали показания против нечестного антиквара, который обкрадывал старушек.
Что такое Рив говорил о «Щегле»? Картина же лежит на складе хранения. Пока Тео раздумывает над этим, объявляется Борис с покаянием. Оказывается, еще в Вегасе он украл картину у Тео, а в наволочке лежала какая-то картонка – Тео же в нее ни разу не заглядывал. Борис же был уверен, что друг знает о краже, но надеялся, что он подумает на отца. О картине Борис узнал в свое время из пьяного и наркотического бреда Тео.
Борис все это время закладывал картину всяким мафиози – она являлась залогом разных сделок. На эти деньги он неплохо жил. Однако сейчас произошло несчастье: картину украли совсем уже нехорошие люди, и ее нужно выручать.
Тео с Борисом поехал в Амстердам. Там у них было много приключений, перестрелка, убийство, наркотики. Тишайший Поттер умудрился убить одного бандита, потом очень боялся, болел, хотел покончить с собой, но кончилось все хорошо – Борис вернул картину страховщикам за солидное вознаграждение. Вернее, он дал им информацию, где картина находится, а там были и другие краденые произведения искусства. Так что Борис получил солидную премию, которой поделился с Теодором. Этот кусок написан в жанре авантюрного романа.
Далее Теодор рассказал обо всем Хоби, а потом год ездил по адресам, куда он сбыл подделки, и выкупал их. Хоби его простил.
Тео также объяснился с Пиппой: он оставил ей ожерелье, книгу и записку с признанием в любви. Она ему деликатно, письмом, ответила, что тоже его любит, но им нельзя жить вместе, потому что они оба искалечены тем взрывом в музее и могут утянуть друг друга на дно. Два нестабильных человека не могут быть образовать хорошую семью. Книгу «Волшебник страны Оз» она себе взяла, а ожерелье вернула – это слишком дорогой подарок.
На Китси Тео так и не женился. Они к этому отнеслись со всем пониманием, тем более, что свадьба эта нужна была только миссис Бабур, а Китси любила другого.
В конце романа идут рассуждения о том, что символизирует картина «Щегол». Вроде бы, нарисована обычная птичка, прикованная цепочкой к насесту. Что она хорошего видела в жизни? Но птичка живет, она даже спокойная и довольная. Вот так и мы с тобой, дружок. Жить нужно, хотя непонятно зачем.
А еще нужно писать романы, тоже непонятно зачем.
В чем сильная сторона Донны Тартт? Она умеет создавать правдоподобную среду обитания своих героев. Ты читаешь сотню страниц о том, как мальчишки проводят время: пьют водку, смотрят телевизор, блюют, смеются. Ты сотню раз читаешь, как собачка Тео Попчик кидается ему под ноги – и начинаешь видеть эту собачку, как живую.
Хорошо удаются автору и описания страданий героев. Переживания мальчика после смерти мамы, ожидания скорого ареста, которое пережил Тео в амстердамской гостинице, впечатляют. Также Тартт в каждом романе описывает длительную болезнь героя с высокой температурой и полубредовым состоянием. В «Щегле» Тео болеет несколько раз.
Минусы повествования этой писательницы – многословие, неясность моральной концепции, неправдоподобные повороты сюжета при реалистических деталях быта. Характеры героев не развиваются, и они мало того, что статичны с 14 до 23 лет, так еще и похожи на героев других романов Тартт. Так Тео ничем не отличается от главного героя «Таинственной истории», а Борис похож на Чарльза — другого экстравагантного героя этого романа. Миссис Бабур, почти сошедшая с ума из-за смерти сына, похожа на мать главной героини из «Маленького друга».
Хромают мотивировки поведения героев. С чего Борис решил вернуть картину Тео? Зачем он взял его с собой в Европу? Почему Тео стал мошенником? Почему он потом раскаялся? Из романа этого не поймешь.
И уж очень много во всех ее романах наркотиков — будто наркодилеры проплатили.
Мне кажется, что в «Щегле» Тартт поставила перед собой честолюбивую задачу написать роман так же, как Фабрициус написал картину, т.е. какие-то детали сделаны, как настоящие, например, крылышки, а что-то написано прозрачно, так что видна работа художника. В романе любители живописи объясняют, что он так сделал нарочно — чтобы видели его мастерство, т.е. «Щегол» (или «Щегленок», как он правильно называется) — это шутка гениального мастера. Возможно, многие несуразности романа объясняются именно этим: вот вам страницы, где гиперреализм, а вот вам чистая схема, а вот вам стилизация под старину. а вот под кино.
Удался ли эксперимент? По-моему, не очень: все же литература и живопись — совсем разные искусства. Но мнения могут быть разные.
uborshizzza.livejournal.com
Щегол — Донна Тартт
Когда из трех романов автора один очень понравился, а другой оказался ничем не примечательным, то третий становится той самой проверкой для окончательного решения вопроса. А если учесть, что роман представляет из себя более 800-сот страниц убористого текста, то задача предстоит серьезная.
Но это все вступление к собственно роману, на страницах которого на первый взгляд вроде бы ничего примечательного и не происходит, и тем не менее ты не в силах оторваться от происходящего там, хотя порой и мутит, и передергивает от того, как мы люди сами загоняем себя в угол и словно специально стремимся укоротить свои дни на этой Земле.
История обыкновенного американского мальчика по имени Теодор Деккер . История ребенка, в одночасье оставшегося одним на всем белом свете. История человека, всю сознательную жизнь вынужденного жить с чувством вины и постоянно заново проигрывать случившееся.
История современного общества, не способного не оградить, ни должным образом помочь ребенку в его беде, вынужденного выкарабкиваться собственными силами. Да, тебе предоставят минимум социальной поддержки, но это тот самый минимум, чтоб не протянуть окончательно ноги.
Частично история мирового шедевра живописи, картины Карела Фабрициуса, ставшая для героя талисманом и проклятием, отдохновением и терзанием одновременно. Но без которого и невозможна уже дальнейшая жизнь, настолько это часть тебя самого.
Возможно, кто-то может усмотреть в происходящем всего лишь жалкую историю слабого и попенять ему за многое, но как говорится:
Прежде чем осуждать кого-то возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы, почувствуй его боли. Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся. И только после этого говори, что ты знаешь- как правильно жить.
На страницах роман бок о бок сосуществуют фешенебельные районы и наркоманские притоны, разговоры об искусстве и забота о хлебе насущном, бандитские разборки и искренняя любовь, свет и тьма, низ и верх, такие себе американские горки порой, уделено внимание многим социально значимым проблемам современного общества.
Единственно жаль, что роман не лишен некоторых стереотипных представлений, в частности, о русских, среди которых не хватает только Медведя с балалайкой. И финалом автор не расставляет все точки над i, оставляя некоторые вопросы открытыми, но возможно, тем самым давая возможность каждому мысленно дописать историю самостоятельно.
А мне предстоит просмотр фильма, снятого по роману, трейлер к которому очень заинтересовал))
www.livelib.ru
Щегол, Зарубежная проза
Бывают такие вещи, которые становятся для нас чем-то важным, значимым, неотъемлемой частью нашего «я», без которых тяжело представить свою жизнь и себя самого, нет, не тяжело – невозможно. Одной из таких вещей стала для меня эта книга. «Щегол» Донны Тартт – её третий по счёту роман, вышедший в свет в 2013 году, и опубликованный на русском в 2014.В чём особенность Донны? Во-первых, она работает над каждым своим романом долгие годы, поэтому и появляются они раз в десять лет, но поверьте, это стоит того, чтобы ждать. Во-вторых, за что лично я восхищаюсь Тартт, так это её волшебная игра со временем. Время в её руках становится послушной пластичной массой, которую можно растягивать на годы и сжимать в мгновенья. Мы можем видеть сюжет, проносясь по нему словно на американских горках, а через пару страниц остановиться, и рассматривать происходящее, словно насекомое, застывшее в янтаре, медленно, тщательно, по кусочкам. Это действительно завораживает.
Но о чём же эта история? Хотя в первую очередь она о Тео Декере, тринадцатилетнем мальчишке, с которым мы проведём вместе больше пятнадцати лет, о его удивительной, печальной, пронзительной судьбе, вместе с тем эта история всего. Всего, что нас окружает. С первых страниц я назвала Тео для себя «Гарри Поттером», потому что действительно похож. Это Гарри Поттер магловского мира, искренний, добрый мальчик, которому не повезло. Но вместе с тем он ещё и Оливер Твист, он и Чарли из «Хорошо быть тихоней», он и герой Ремарка, прячущийся в музее от нацистов. Я влюблена в этого героя, в его балансирование между двумя такими разными мирами: сверкающим и возвышенным мира искусства и серым миром улиц, полным грязи, бандитских разборок и наркотиков.
Лучший друг Тео, Борис Павликовский, самый колоритный персонаж романа. Тощий неряшливый паренёк из Украины, говорящий на разных славянских языках, который большую часть своей жизни проводит под кайфом. Несмотря на те приключения, что происходят с ребятами по инициативе Бориса, к нему не испытываешь презрения, и «за державу» совсем не обидно. Борис потрясающий. Со всеми его разглагольствованиями, философией, жизнью сегодняшним днём, цитированием Достоевского он становится таким же родным, как и сам Тео. И каждый раз, когда Борис заводит свои монологи, думаешь: и где же Донна так сумела понять русскую душу?
«Щегол» получил своё название от одноимённой картины Карела Фабрициуса, которая находится в Гааге. Этот предмет искусства и становится центром романа. Теодор Декер с матерью находятся в музее в тот момент, когда там происходит теракт. Среди обломков и огня мальчик находит эту картину уцелевшей и выносит её из горящего здания, потому что это его долг, потому что это любимая картина его мамы. Через пару часов жизнь его навсегда изменит привычный ход, всё завертится в бешеном вихре, водовороте событий и встреч, и лишь одно останется неизменным: образ маленькой жёлтой птички, прикованной тонкой цепью к своему насесту.
Знаете, что самое прекрасное в этом романе? Он помогает лучше узнать себя самого. Он словно даёт тебе целую гору замечательных даров, встряхивает за плечи, пробуждая, и оставляет наедине с собой. После «Щегла» наступает настоящее «книжное похмелье», когда ты снова и снова возвращаешься в тот привычный, слишком настоящий мир Тео, забывая о собственном.
Было бы бесчеловечно не поделиться с вами хоть маленькой толикой того, что я так страстно описываю. Ведь пересказывать книги Донны Тартт просто грешно, их нужно проживать. Так что вот для вас маленький десерт:
«Мне нужно сказать, что жизнь – какой бы они ни была – коротка. Что судьба жестока, но, может быть, не слепа. Что Природа (в смысле – Смерть) всегда побеждает, но это не значит, что нам следует склоняться и пресмыкаться перед ней. И что, даже если нам здесь не всегда так уж весело, все равно стоит окунуться поглубже, отыскать брод, переплыть эту сточную канаву, с открытыми глазами, с открытым сердцем. И в разгар нашего умирания, когда мы проклевываемся из почвы и в этой же почве бесславно исчезаем, какой же это почет, какой триумф – любить то, над чем Смерть не властна».
www.corpus.ru
Донна Тартт «Щегол». Рецензия
Если изложить краткий сюжет книги, то это история взросления мальчика Тео Декера, случайно вынесшего из Нью-Йоркского Метрополитан-музея картину Карела Фабрициуса «Щегол». Роман имеет, как пишут литературные критики, много отсылок к классическим произведениям Ч. Диккенса «Дэвид Коперфилд», «Оливер Твист», «Большие надежды» и к повести «Над пропастью во ржи» Дж. Сэлинджера. И это действительно так: 13-летний Тео теряет родителей, меняет семьи, дома, окружение, ищет себя и взрослеет, а между тем ненароком украденная картина является его мукой совести, тайной, сокровищем и воспоминанием. Эта картина чуть не сгубит героя, но и поможет вновь найти себя.
Для меня эта книга стала историей об одиночестве. Тут нет историй о великой дружбе или любви. Герой Теодор Декер, пожалуй, один из самых одиноких и закрытых людей. Самый важный, любимый, близкий и настоящий друг героя – его мать, погибает в самом начале книги. А отец… ну, там ситуация хуже воскресного папы. Приятель-одноклассник Том Кейбл оказывается самым поверхностным «другом», а верный друг детства Энди Барбур слишком другим и сдержанным.
Лучшим другом героя становится Борис – эмигрант польско-украинско-русского происхождения. Про него нам, россиянам, очень интересно читать, мысли перебегали от «да, точно подмечено, это реально так» до «боже, ну что за стереотип». Начнем с того, что внешность Бориса абсолютно не славянская – он черноволосый, черноглазый и даже смуглый. Причиной последнего явилось, скорее всего, Лас-Вегасское солнце. Зато такие моменты, как «Борис верил, что заболеть можно от бассейнов без подогрева, от кондиционера и даже льда в напитках» меня ужасно смешили, потому что моя мама действительно считает так и ругается, когда я летом от жары начинаю делать лед для напитков. Ведь правда, нас с детства учат, что нельзя заходить в холодную воду, надо бояться сквозняков и осторожно пить холодные напитки. Но в целом то, что в Борисе намешано все слишком русское: эдакий гопник-разбойник-алкоголик-коммунист-философ-любитель халявы-бабник, при всем этом он горой за друга, щедрый, смекалистый, любитель смачных поцелуев – делает его образ нереальным, карикатурным.
Лучшим другом героя становится Борис – эмигрант польско-украинско-русского происхождения. Про него нам, россиянам, очень интересно читать, мысли перебегали от «да, точно подмечено, это реально так» до «боже, ну что за стереотип».
Но наш герой даже своему лучшему другу не может открыться и довериться, как едко отмечает его отец: «Вот ты, Тео, рак-отшельник, скрытный, залез в свой панцирь и действуешь совершенно по-другому». В конце концов, эта книга о современной Америке, которая уважает личное пространство человека и его время, и не понимает, когда кто-то врывается в жизнь другого.
Любителей любовных линий ждет разочарование. Герой все время тоскует о матери, вспоминая детально ее внешность, вплоть до шрамика над бровью от ветрянки и все самые счастливые моменты раннего детства. А что же рыжая Пиппа? Она становится для героя болезнью, он считает, что она его спасла, что только она его может понять, что она его судьба. Но увы, по моему мнению, нездоровая зависимость Тео – это скорее психологическая травма, а не любовь.
Помимо внутренних проблем героя, в книге показаны: распадающееся семейство Декеров, с классической проблемой блудного мужа-алкоголика и с кризисами среднего возраста; богатые и титулованные Барбуры с проблемами аристократов; неполная эмигрантская семья Бориса.
В целом книга понравилась, но совершенно не понравился конец книги, который чуть не испортил мне все впечатление. Осталась как будто обида за то, что с героем случилось (и не случилось). У Тео Декера был огромный потенциал, он был умным мальчиком с отличным образованием, талантом к языкам (Тео учит испанский и французский, пытается учить русский, при этом прекрасно различает на слух, когда Борис от русского переходит к польскому или украинскому), достаточно любопытный и с предпринимательской жилкой. Но в итоге 28-летний Теодор, хоть и обрел душевный покой, все же остается одиноким человеком, а хотелось бы, чтобы он добился больших успехов в карьере, обрел любовь и дружбу. Лично мне понадобилось время, чтобы проанализировать произведение, так как остается неприятный осадок.
Было интересно проводить параллели с другими произведениями: Тео тоже теряет своих родных и меняет места как герои Диккенса, связан с искусством как Пип, ищет себя и пытается быть понятым как Холден Сэлинджера. К тому же судьба Теодора перекликается и с самим Фабрициусом, который тоже теряют свою семью, а сам погибает от порохового взрыва.
Сама книга читается достаточно легко, язык простой, перевод качественный, но местами текст становится тягучим и скучным. Переход от 13-летнего Тео к 26-летнему Теодору показался слишком резким.
imholike.ru