Эгоист и альтруист: Сострадающие эгоисты и истинные мотивы альтруизма — Моноклер

Содержание

Сострадающие эгоисты и истинные мотивы альтруизма — Моноклер

Рубрики : Нейронаука, Переводы, Последние статьи


Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными, сделав любое пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча.


Обозреватель журнала Scientific American Джордана Цепелевич рассказывает, как психологи и нейрофизиологи изучают альтруизм и эгоизм, какие мотивы альтруизма можно отследить на основе анализа работы мозга и почему в альтруистичных поступках эгоистичных людей больше искренности и сострадания, чем в поступках общественных активистов.

В декабре 2015 года генеральный директор Facebook* Марк Цукерберг и его жена Присцилла Чан объявили о рождении своей дочери и дали обещание в течение своей жизни пожертвовать 99 процентов своих акций Facebook* на благотворительные цели. Решение было встречено как похвалами за альтруизм, так и критикой, так как многие засомневались в истинных мотивах Цукерберга и предположили, что это был шаг, позволяющий сэкономить миллионы долларов, которые могли бы пойти на уплату налогов. Конечно, мир никогда не смог бы достоверно узнать, действительно ли мотивы альтруизма этих родителей были филантропичны.

Точнее — до этого момента. Исследование, опубликованное не так давно в журнале Science, доказывает, что, анализируя способ взаимодействия разных областей мозга, можно предсказать, был ли альтруистический поступок мотивирован эмпатией или взаимной услугой из разряда «вы почесали мне спинку, теперь я почешу вашу». Эрнст Фер, поведенческий экономист из Цюрихского университета (U.Z.H.) и руководитель исследования, говорит:

«Мотивы имеют нейрофизиологические «отпечатки пальца». Значение слова «мотив» говорит нам о том, что это чисто психическое понятие, которое мы не можем непосредственно наблюдать. Но нам удалось показать, что мы могли бы сделать его видимым».

Исследователи обнаружили, что простое наблюдение за поведением человека или деятельностью конкретных областей мозга не может ничего рассказать о мотивах, лежащих в основе его или ее альтруистических решений. Однако взаимодействие этих областей мозга имеет свои специфические особенности – в зависимости от того, эмпатией или взаимностью было вызвано то или иное решение. Кроме того, будь то эгоистические, альтруистические или просоциальные мотивы, у разных людей они проявляются по-разному: так, эгоистичные люди принимали больше альтруистических решений, когда они были мотивированы сопереживанием, а не взаимностью, в то время как люди с просоциальной направленностью чаще принимали альтруистические решения на почве взаимности, а не сопереживания.


Видео по теме Интервью с Диком Сваабом: «Свободы действий и бездействий не существует»

Исследовательская команда случайным образом распределила первых участников по двум группам: группу, стимулируемую эмпатией, и группу, стимулируемую взаимностью. В первой группе каждый субъект наблюдал, как партнер (который сотрудничал с исследователями) получал удары шокером, и это должно было вызвать сопереживание. Во второй группе субъект наблюдал, как партнер отказывался от денег, чтобы избавить его от шоковой терапии, что должно было вызвать взаимность, заставить человека чувствовать себя обязанными по отношению к партнеру.

В каждом случае у каждого субъекта также был второй, нейтральный партнер, который выступал как контрольный субъект.

После этого команда исследователей измеряла поведение и мозговую активность добровольцев. Ученые сделали исследуемым фМРТ в тот момент, когда участники занимались распределением денег между собой и одним из партнёров: вызывающим эмпатию, стимулирующим на проявление взаимности и контрольным партнёром. Участники могли либо увеличить денежное вознаграждение партнера в ущерб себе (просоциальное поведение) или максимизировать свое собственное денежное вознаграждение в ущерб партнеру (эгоистичное поведение). Решение, которое они принимали, учитывая наличие контрольного партнёра, служило мерой их «базового уровня», или безусловным уровнем альтруизма, потому что никакие мотивы не были задействованы в этом сценарии.

Исследователи обнаружили, что участники, независимо от того, к какой группе они относились, демонстрировали одно и то же альтруистическое поведение: они принимали альтруистическое решение в отношении партнёров, вызывающих эмпатию или взаимность, гораздо чаще, чем в отношении контрольного партнёра, и эта тенденция в равной степени была характерна для обеих групп. Кроме того, фМРТ-сканирование показало активизацию нейронной сети мозга в передней островковой, передней поясной коре и вентральном стриатуме — областях, которые, как было ранее установлено, связаны с эмпатией и взаимностью, и это вполне согласовалось с мотивами.

Но исследователи нашли существенные различия, когда они проанализировали взаимодействие и связь между этими тремя областями мозга с использованием динамического каузального моделирования — вероятностного метода прогнозирования для выделения скрытой нейронной архитектуры основной активности мозга. Сети у эмпатически вызванного альтруизма и базового альтруизма были похожи: в обеих зафиксировали положительную связь между передней поясной корой головного мозга и островком (с увеличенным взаимодействием в мозге испытуемых, поступки которых стимулировали эмпатией). Нейронная модель у испытуемых, практикующих взаимный альтруизм, в противоположность этому, характеризовалась положительной связью между передней островковой долей и вентральным стриатумом.

Таким образом, хотя два мотива привели к одному и тому же поведению, каждый из них активировался различными нейронными связями. Грит Хейн, психолог Цюрихского университета и ведущий автор исследования, отмечает:

«Эти различия достаточно надежны, так что мы можем использовать их, чтобы классифицировать мотивы».

По факту, Хейн и ее команда были в состоянии использовать данные мозга участников для определения их мотивов с точностью почти в 80 процентов.

И, наконец, учёные хотели проверить, действительно ли люди, классифицируемые как «эгоистичные» или «просоциальные» во время распределения денег, реагировали по-разному на стимулирование эмпатией и взаимностью. Они перераспределили участников на две новые группы, основываясь на том, как часто те принимали эгоистичные и альтруистичные решения, когда давали деньги контрольному партнеру, а затем изучили влияние обоих мотивов на каждую группу. Исследователи обнаружили, что стимуляция сопереживания увеличивала альтруизм у эгоистичных людей, но не у людей, настроенных просоциально. В то же время стимуляция взаимностью повлияла на увеличение альтруизма среди просоциальных личностей, но не имела никакого влияния на эгоистичных людей. Цендри Хатчерсон, психолог из университета Торонто, который не принимал участия в исследовании, комментирует:

«Это хороший результат. Он показывает, что если вы пытаетесь думать о том, как увеличить уровень альтруизма — либо потому что вы благотворительная организация, которая пытается собрать деньги, или вы просто думаете, что великодушие в целом — это хорошая вещь, — вы действительно должны знать свою аудиторию и то, на какие мотивы они обычно полагаются, потому что это поможет вам понять, какая стратегия, вероятнее всего, будет успешной».

Себастьян Глат, психолог из Базельского университета, который также не принимал участия в исследовании, считает, что в своей работе  ученые совершили некий переворот в применение данных фМРТ. В то время как фМРТ предоставляет информацию о деятельности различных областей мозга, исследователи пошли дальше, комбинируя сложное вероятностное моделирование с алгоритмом классификации для оценки того, как разные области взаимодействуют.

Глут подчёркивает:

«Это особенно хороший способ показать, что метод фМРТ может больше, чем просто искать активные области мозга. Здесь важно, как эти активные области взаимодействуют друг с другом. И за этим будущее. Здесь кроется огромный потенциал проникновения в суть проблем; новые знания и новая информация могут быть извлечены из такого анализа фМРТ».

Хатчерсон соглашается с тем, что такой тип исследований обладает потенциалом использования в будущем, отмечая, что их исследование, анализирующее взаимодействия областей мозга во время того, как кто-то принимает альтруистические решения, рассказывает только половину истории. Измерение степени включенности областей мозга во время принятия эгоистичных решений может быть не менее показательно. В конце концов, один человек часто принимает как великодушные, так и эгоистичные решения на основе различных факторов, в том числе, исходя из того, чего субъекту будет стоить его великодушие или сколько партнёр в конечном счете получит от этого великодушия.


Читайте также Распознавание эмоций: предубеждения и искажения

Теперь исследователи планируют обобщить свои выводы, изучая другие мотивы для альтруистического поведения, такие как желание действовать морально, получение выгоды от будущей взаимности или защита своей репутации. Профессора Хайнс также интересует, что может произойти, если несколько мотивов соединятся в одном поступке — при условии, что эта ситуация будет близка к реальной жизни.

И эти измерения связи не говорят нам ничего о базовой склонности человека к альтруизму или эгоизму. Хатчерсон подчеркивает:

«Есть один огромный вопрос: учитывая ряд преимуществ, связанных с просоциальным поведением, как люди, которые априори великодушны или эгоистичны на уровне базового состояния, доходят до этой точки? Здесь дело в генетических различиях? Или это касается обучения и образования?»

Преследуя ответы на все эти вопросы, она также предлагает рассматривать другие части головного мозга, такие как височно-теменной узел — область, связанную с самосознанием и сопереживанием.

«Мы находимся в начале решения этой головоломки, и это [исследование] добавило лишь один кусочек, но оно также подчеркнуло, насколько велика эта загадка. Это не пазл для пятилетних, это пазл из тысячи частей, у которого нет границ. Здесь хранится очень много тайн, и все они предельно важны для человеческого состояния».

* Соцсеть, принадлежащая Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.

Источник:  «What’s Your Real Motive for Being Altruistic?» /S cientific American
Обложка: Жак Луи Давид «Велизарий, просящий подаяние»

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите

Ctrl+Enter.

исследованиянейронаука

Похожие статьи

Эгоизм и альтруизм: что вам ближе?

Эгоизм всегда позитивен, ведь он помогает жить лучше

Да, иногда стоит подумать о себе, но без «перегибов»

Не уверен, впрочем, я никогда об этом не задумывался

Совершенно точно нет, эгоизм всегда негативен

Могут быть вам в той или иной степени полезны

В случае необходимости пришли бы вам на помощь

Демонстрируют уважение к вам

Не знаю. Я уважаю всех

Нет, это бестолковая затея

Не совсем: помогать надо близким людям, а спасти весь мир невозможно

Да, но я считаю это личным выбором каждого, а не обязанностью

Конечно, это долг каждого

Да, я ставлю свое благополучие выше других людей

Да, но это был исключительный случай

Сознательно — нет. Такое могло произойти разве что случайно, без моего намерения

Никогда, я скорее поступлю во вред себе

Я выполню свое обещание, если мне будет от этого какой-то прок

Да, если это не потребует от меня каких-то особых усилий

Как правило, да, если обстоятельства не изменятся

Конечно, иначе не стоило обещать

Припаркуюсь как можно ближе к торговому центру, даже если стоянка там будет запрещена

Буду наворачивать круги, пока не найду место поближе

Скорее всего, сделаю один круг в поисках свободного места поближе, после чего встану на эту парковку в 100 метрах

Займу его поскорее, пока оно свободно

Искренности не существует

Зависит от ситуации, иногда правду лучше не говорить

Искренность важна, хотя есть и более важные вещи

Она крайне важна

Как можно больше зарабатывать

Много зарабатывать, при этом стараясь оставаться честным

Быть честным, но не забывать и о заработке

Честность прежде всего. Деньги не главное

Куплю все, что захочу

Закажу себе то, что давно хотел(а), а оставшуюся часть суммы — отложу

Помогу близким людям, а если что-то останется — потрачу на себя

Основную часть выигрыша отдам на благотворительность, а оставшуюся — друзьям и родственникам

Немедленно этим воспользуюсь

Так и поступлю, но объясню человеку, что в это время я тоже буду занят другой работой

Если я так поступлю, буду чувствовать себя виноватым. Уж лучше сделаю сам

Если это задание дали мне, значит, выполнить его должен я

Злюсь и отвечаю, не сдерживаясь в выражениях

Раздражаюсь и прерываю общение, чтобы не наговорить лишнего

Мне неприятно, но я пытаюсь спокойно объяснить свое видение ситуации

Не беру в голову и не принимаю близко к сердцу: улыбаюсь и спокойно объясняю, как обстоят дела

Не обращаю на него внимания, на что-то отвлекаюсь

Сосредотачиваюсь на своих мыслях и не слушаю

Стараюсь сосредоточиться на его словах, даже если рассказ не очень интересен

Внимательно его слушаю, что бы тот ни говорил

Найдете предлог, чтобы не помогать

Объясните ситуацию и причины, по которым не сможете помочь

В идеале можно найти компромисс: помочь другу, не отменяя совсем планы

Помогу не колеблясь

Неправда, я всегда получаю больше, чем отдаю

Не всегда: иногда, бывает, получаешь больше, чем отдаешь

Согласен, хотя иногда хотелось бы получать несколько больше

Так оно и есть: кто много отдает, много получает, а кто мало отдает, тот и получает мало

Конечно, получать

Получать, но мне нравится и отдавать

Отдавать, но и получать тоже приятно

Конечно, отдавать

Эгоизм и альтруизм | Encyclopedia.

com

Почему иногда мы предпочитаем учитывать интересы других, а не свои собственные интересы? Какова связь между эгоизмом и доброжелательностью? Является ли альтруизм просто маской личного интереса? На первый взгляд может показаться, что это эмпирические, психологические вопросы, но очевидно, что даже если их истолковать как таковые, ответы будут зависеть от значения, придаваемого таким ключевым выражениям, как «собственный интерес», «благожелательность», «доброжелательность». «сочувствие» и тому подобное. Именно в связи с выяснением смысла таких выражений возникают философские проблемы — проблемы, представляющие особый интерес, потому что мы не можем понять такие выражения, не привязываясь в какой-то степени к какому-то особому понятийному схематизму, с помощью которого мы можем изложить эмпирические факты о человеческой природе. Наличие альтернативных и соперничающих концептуальных возможностей — факт, о котором свидетельствует история философии.

Проблемы, которыми мы занимаемся, не появляются в полной мере до семнадцатого и восемнадцатого веков. То, что они этого не делают, является следствием специфических моральных и психологических концепций греков и средневекового мира. Ни у Платона, ни у Аристотеля альтруистическая доброжелательность не фигурирует в списке добродетелей, и, следовательно, проблема того, как человеческая природа, как она есть, может проявлять эту добродетель, не может возникнуть. В «Республике » вопрос об оправдании справедливости действительно поставлен таким образом, чтобы показать, что если трактовка Трасимахом человеческой природы верна, люди не находят смысла ограничивать себя тем, что предписывает справедливость, при условии, что они могут быть несправедливо успешно — и описание человеческой природы Фрасимахом, безусловно, эгоистично. Но возражение Платона Фрасимаху — это утверждение другого взгляда на человеческую природу, в котором стремление к «добру как таковому» и стремление к «моему добру» обязательно совпадают.

В средневековом мире исходили из предположения, что самореализация человека раскрывается в любви к Богу и остальному божественному творению. Таким образом, хотя Фома Аквинский рассматривает первую заповедь естественного закона как предписание к самосохранению, его взгляд на то, что такое «я» и в чем состоит его сохранение, не приводит к особым проблемам, связанным с отношением между тем, что я должен самому себе, и тем, что я должен себе. Я должен другим. Только когда Томас Гоббс отделяет доктрины естественного права от их аристотелевских рамок, проблема проявляется в острой форме.

Первоначальное заявление Гоббса

Гоббс — первый крупный философ, кроме Никколо Макиавелли, который представил полностью индивидуалистическую картину человеческой природы. Есть по крайней мере три источника индивидуализма Гоббса. Во-первых, это его прочтение политического опыта. Его перевод Фукидида показывает его озабоченность темой гражданской войны, борьбой одного частного интереса против другого. Во-вторых, это приверженность Гоббса галилеевскому резолюто-композитивному методу объяснения: объяснить — значит разложить сложное целое на его отдельные части и показать, как отдельные части должны быть объединены, чтобы реконструировать целое. Объяснить сложное целое общественной жизни значит, следовательно, разложить ее на составные части, на отдельных людей, и показать, как должны сочетаться индивиды, чтобы перестроить общественную жизнь. Поскольку индивиды, в терминах объединения которых должна быть объяснена социальная жизнь, должны быть досоциальными индивидами, у них должны отсутствовать те характеристики, которые принадлежат к компромиссам социальной жизни и управляются только своими досоциальными влечениями. В-третьих, есть деталь гоббсовской психологии, которая настаивает на том, что такие влечения должны быть конкурентными и агрессивными из-за стремления к власти над другими людьми, которое непрерывно и неустанно толкает людей вперед.

Таким образом, из всех трех источников возникает картина человеческой природы как индивидуальной, асоциальной, соперничающей и агрессивной. Из этой точки зрения следует, что кажущийся альтруизм и доброжелательность людей во многих ситуациях нуждаются в объяснении; Гоббсовское объяснение состоит просто в том, что то, что кажется альтруизмом, на самом деле всегда так или иначе замаскировано своекорыстием. Неприкрытое, ничем не модифицированное своекорыстие ведет к тотальной социальной войне. Страх перед такой войной приводит к принятию уважения к другим из чисто корыстных побуждений. Джон Обри в своем наброске Гоббса в Brief Lives рассказывает об обмене мнениями между Хоббсом и священником, который только что видел, как Хоббс подавал милостыню нищему. Священнослужитель спросил, подал бы Гоббс милостыню, если бы Иисус не приказал этого; Гоббс ответил, что, подав милостыню нищему, он не только облегчил страдания этого человека, но и облегчил свои собственные страдания, увидев страдания нищего. Этот анекдот сводит центральную проблему к одному пункту: учитывая, что человеческая природа склонна к соперничеству и своекорыстию, почему и как можно рассматривать альтруизм и доброжелательность как добродетели? Непосредственной реакцией на это краткое и загадочное изложение проблемы вполне может быть вопрос, почему — если кто-то не разделяет посылок Гоббса — следует считать само собой разумеющимся, что человеческая природа по существу своекорыстна. На это отвечают, задавая другой вопрос: как может какой-либо действительный или возможный объект или положение дел дать мне мотив, казаться мне хорошим или желательным, если только он не кажется тем, что удовлетворит какое-то мое желание? Если (необходимое и достаточное) условие того, что объект дает мне мотив, состоит в том, что он удовлетворяет какое-то мое желание, то, несомненно, будет так, что все мои действия будут иметь своей целью удовлетворение моих желаний. И стремиться только к удовлетворению своих собственных желаний, несомненно, означает иметь полностью своекорыстную натуру.

Переформулировки восемнадцатого века

Корень проблемы лежит в явно эгоистических последствиях психологических рамок, в рамках которых вопросы моральной философии ставились целой традицией британских мыслителей, начиная с Гоббса. В этих рамках философы колебались между двумя позициями: гоббсовской доктриной альтруизма как маскировки или замены своекорыстия и утверждением изначального источника альтруистической доброжелательности как конечного и необъяснимого свойства человеческой природы.

С одной стороны, мы находим, например, графа Шефтсбери, который утверждает, что люди так устроены, что между тем, что удовлетворяет личные интересы, и тем, что служит благу других, существует не конфликт, а тождество. ; практика доброжелательности — это то, что удовлетворяет естественную склонность человека. Бернард Мандевиль в книге «Ворчащий улей» или «Мошенники, ставшие честными» (позже переименованной в «Басня о пчелах: или частные пороки, общественные блага »), напротив, утверждает, что единственным побуждением к действию является личное, индивидуальное «я». -поиски и что это так для общественного и общего блага. Фрэнсис Хатчесон, который рассматривает доброжелательность как составную часть добродетели в целом, не приводит никаких аргументов в поддержку своей точки зрения и не объясняет, почему мы одобряем доброжелательность, а не своекорыстие.

дворецкий

Положение епископа Джозефа Батлера одновременно и сложнее, и интереснее, чем у Хатчесона или Мандевиля. Батлер считает, что у нас есть множество отдельных и независимых «аппетитов, страстей и привязанностей». Из них себялюбие — только одно, и оно не обязательно противостоит доброжелательности. Мы частично удовлетворяем желание собственного счастья, но только частично, ища счастья других. Человек, подавляющий те свои желания, которые находят свое удовлетворение в достижении счастья других, на самом деле не сделает себя счастливым. Отказываясь быть благожелательным, он вредит своему собственному интересу и не подчиняется зову себялюбия. Хладнокровное и разумное себялюбие состоит в том, чтобы направлять наши действия в соответствии с иерархией принципов; высшим из них является нравственное размышление или совесть, с помощью которой определяется человеческая природа и различается благо, которое ее удовлетворит. Таким образом, самолюбие к себе отсылает нас к третейскому суду совести, которая, в свою очередь, предписывает ту меру и степень благожелательности, которая удовлетворит потребности себялюбия.

Основное возражение Батлеру, вероятно, связано с явно замкнутым характером его рассказа. В системе Батлера гармония между себялюбием и благожелательностью господствует скорее по определению, чем фактически, т. е. в самой человеческой природе. Но эта критика неправильно истолковывает позицию Батлера, хотя мы можем вывести из батлеровской психологии эмпирические следствия проверяемого рода, которые на первый взгляд делают ее подлежащей опровержению фактами. Ибо, если Батлер прав, те, кто доброжелательны в требуемой степени, не обнаруживают, что их доброжелательность не противоречит их личным интересам. В этом смысле, по крайней мере, может потребоваться, чтобы добродетель и счастье совпадали, и если они не совпадают, взгляд Батлера на человеческую природу ложен. Но Батлер позволяет себе оговорку об освобождении. Он допускает, что в мире, каким мы его знаем, стремление к личным интересам и преданность милосердию могут показаться несовпадающими, но, по его словам, расхождение, по-видимому, существует только в том случае, если мы не допускаем божественного провидения, которое гарантирует, что грядущий мир будет таким, что корысть и альтруистическая доброжелательность потребуют от нас таких же действий.

Теология и долгосрочная перспектива

В отличие от взгляда Гоббса, согласно которому альтруистическое поведение (или, по крайней мере, справедливое поведение) отвечает нашим непосредственным интересам как средство защиты от войны всех против всех, и в отличие от взгляда Батлера, согласно которому доброжелательность и личный интерес — это два разных источника действия, которые побуждают нас к одним и тем же действиям, существует мнение, что доброжелательность связана с нашим долгосрочным, а не сиюминутным личным интересом. Батлер, как уже отмечалось, использует что-то вроде этой точки зрения, чтобы дополнить свою основную позицию, но она представляет собой образец формы теологического эгоистического утилитаризма, которую можно найти у Авраама Такера и Уильяма Пейли.

У обоих авторов решающая психологическая предпосылка состоит в том, что люди устроены так, что всегда преследуют собственное личное и индивидуальное удовлетворение. У обоих писателей основным моральным правилом является указание на всеобщую доброжелательность, которая приравнивается к содействию наибольшему счастью наибольшего числа людей. Проблема в том, как, учитывая особенности человеческой природы, найти мотив для соблюдения основного морального правила. Решение состоит в том, чтобы сказать, что Бог так устроил загробную жизнь, что только если мы будем подчиняться фундаментальному моральному правилу, мы в долгосрочной перспективе, то есть в вечной перспективе, обеспечим себе собственное счастье. У Пейли ясно, что мы не могли бы найти веских причин быть нравственными, если бы Бога не существовало, но функция Бога в преодолении пропасти между личным интересом и моралью завуалирована в общепринятых богословских терминах. В Такере Преследуемый свет природы описание того, как Бог преодолевает пропасть, более подробно. Бог устроил так, что все счастье, которым люди наслаждались или будут наслаждаться, хранится в том, что он называет «банком вселенной». Работая над тем, чтобы увеличить счастье других, я увеличиваю количество счастья, отложенного таким образом. Но, увеличивая общий запас счастья, я умножаю и свое собственное счастье, ибо Бог устроил разделить этот запас счастья на равные доли, чтобы они распределялись по одной на человека, и, таким образом, увеличивая размер общего запаса, я также увеличить размер моей доли. Я как бы акционер космического банка, в котором Бог является одновременно председателем и управляющим директором.

Нелепости Такера, хотя и неважные в деталях, показывают, насколько невыполнима задача примирения эгоистической теории человеческой природы с моральной теорией доброжелательного утилитаризма. Из таких невозможностей рождаются нелепости; этому светский утилитаризм Дэвида Юма, Джереми Бентама, Джона Стюарта Милля и Генри Сиджвика является таким же свидетельством, как и теологический утилитаризм Такера и Пейли.

Юм и утилитаристы

Первоначальный подход Юма к проблеме такой же гибкий и недогматичный, как у любого философа. В «Трактат о человеческой природе» Юм ставит вопрос, почему мы одобряем правила и соблюдаем их, нарушать которые часто в наших интересах. Он не делает предположений, подобных другим писателям восемнадцатого века (людьми всецело правит личный интерес). Он просто замечает, по-видимому, исходя из эмпирических соображений, что часто бывает так, что личный интерес, если ему следовать, приводит нас к игнорированию правил справедливости. Он также не ссылается на какое-либо компенсирующее естественное уважение к интересам других. У нас есть некоторое уважение к интересам других, но это зависит от близости их связей с нами, и мы по своей природе не принимаем во внимание общественный интерес как таковой. «Вообще можно утверждать, что в человеческих умах нет такой страсти, как любовь к человечеству, просто как таковая, независимая от личных качеств, от услуг или от отношения к себе» (9).0005 Трактат , Кн. III, часть II, разд. я).

Если, таким образом, личные интересы заставляют нас не подчиняться правилам справедливости и если у нас нет естественного уважения к общественным интересам, то как возникают правила и что способствует нашему уважению к ним? Решающим фактом является то, что если бы у нас не было уважения к правилам справедливости, не было бы стабильности собственности. Действительно, института собственности не могло и не было бы. Теперь существование собственности и ее стабильность отвечает всем нашим интересам, и мы всегда сознаем, насколько мы пострадали от того, что другие не соблюдают правила. Итак, мы осознали, что, хотя наша непосредственная и краткосрочная выгода заключается в нарушении правил в данном случае, наша долгосрочная выгода состоит в том, чтобы настаивать на всеобщем соблюдении правил.

К тому времени, как Хьюм начал писать Исследование о человеческом понимании , он изменил свою позицию. Теперь он видит личный интерес и «стремление к общественному благу и к содействию миру, гармонии и порядку в обществе» как два независимых, сосуществующих источника действия; он видит, что независимая сила сочувствия и чувства общественного блага, а не рациональный взгляд на то, что приносит долгосрочную пользу личным интересам, побуждает нас к доброжелательности и альтруизму.

bentham, grote, mill, sidgwick

Утилитаристы представляют проблему в терминах, несколько отличающихся от юмовских, потому что они более жестко привержены психологии, заимствованной у Дэвида Хартли, согласно которой только удовольствие и боль побуждают нас к действию. В этой психологии и «удовольствие», и «боль» являются названиями ощущений. Ясно, что с этой точки зрения единственное удовольствие, перспектива которого меня привлекает, — это мое удовольствие, а единственная боль, перспектива которой меня отталкивает, — это .0005 моя боль. Из этого, кажется, следует, что все действия эгоистически мотивированы, однако все четыре писателя-утилитариста считают «величайшее счастье наибольшего числа» либо единственным критерием действия, либо, по крайней мере, центральным критерием. Как может столь эгоистически мотивированный агент, как предполагают утилитаристы, учитывать всеобщее счастье? То, что для этого ему придется научиться, Бентам считает само собой разумеющимся в своих юридических и политических трудах. Например, Бентам предлагает стимулы, противодействующие корыстным интересам законодателей. Он прямо утверждает, что «единственный интерес, в котором человек всегда уверен, что он найдет адекватные мотивы для консультации, — это его собственный интерес». Но в Деонтология он, кажется, напротив, считает само собой разумеющимся, что стремление к моему удовольствию и стремление к наибольшему счастью наибольшего числа людей всегда фактически совпадают.

От этого предположения о совпадении отказывается Джон Грот, который пытается свести трудности к минимуму, сводя наше обязательство учитывать всеобщее счастье к предписанию консультироваться с общим счастьем, поскольку это обеспечит наше собственное счастье. Но даже Гроте предполагает, что по большей части и вообще мое счастье и счастье большинства не будут противоречить друг другу.

Аргументы Милля бывают двух видов. Сначала он утверждает, что все желают удовольствия и отсутствия боли; здесь ясно имеется в виду, что каждый желает своего удовольствия. Доказательство и единственное возможное доказательство того, что удовольствие желательно, состоит в том, что его желают все люди, а так как все люди желают его, то оно должно быть признано желательным. Следовательно, каждый должен признать, что желательно доставлять как можно больше удовольствия, и здесь ясно подразумевается, что каждый должен желать удовольствия для всех. Ошибочность перехода от посылки о том, что каждый желает своего собственного удовольствия, к заключению, что каждый должен желать удовольствия для всех, обыкновенно думают, что она заключается в переходе от факта к ценности, но она заключается, скорее, в переходе от утверждения о собственном удовольствии агента к выводам об общем счастье.

Однако в другом месте в Утилитаризме Милль явно сталкивается с трудностями такого перехода. Он воспроизводит знакомые рассуждения в интересной форме. Чувство сочувствия, которое Юм подчеркивал в Исследовании , вновь проявляется как «чувство единства человека со своими собратьями». Человек, у которого есть это чувство, имеет «естественное желание» жить в гармонии с другими. Его часто омрачают эгоистичные эмоции, но те, кто им обладает, знают, что им было бы хуже, если бы они им не обладали. Причина такого убеждения в том, что наилучшая перспектива достижения такого счастья, насколько это достижимо, — это готовность пожертвовать перспективами собственного настоящего и непосредственного счастья ради аскетической преданности альтруизму и доброжелательности. Сиджвик осознал трудности, которые Милль отмахивается в этом описании. В Methods of Ethics , однако, Сиджвик не мог найти способа перейти от стремления к собственному удовольствию к желанию всеобщего счастья, и они остаются для него независимыми целями, как они были для некоторых философов восемнадцатого века.

Проблема эмпирической психологии

Философы от Гоббса до Сиджвика, которые анализируют понятия эгоизма, альтруизма и симпатии, часто пишут так, как если бы они были эмпирическими исследователями человеческой природы, оспаривая факты человеческих действий и мотивации. Но гораздо поучительнее читать их как предлагающие концептуальные объяснения того, что значит иметь вескую причину для действия и каковы пределы диапазона возможных веских причин. Но концептуальные и эмпирические вопросы на этом этапе аргументации настолько тесно связаны, что неудивительно обнаружить, что так называемые эмпирические объяснения, которые, как утверждают психологи, получены из наблюдений, иногда оказываются интерпретацией концептуальных схем, которые уже встречались в философии. То же самое и с Зигмундом Фрейдом, что особенно ярко проявляется в его ранних работах. Важное место во фрейдистской теории, занимаемое принципом удовольствия, концепциями удовлетворения и либидо, а также вытекающий из этого взгляд на социализацию, — все это приводит к теории, в которой самоудовлетворение является первичным, а альтруизм и доброжелательность интерпретируются как вторичные. явления, которые приобретают такое отношение, потому что изначально связаны с формами самоудовлетворения. Генетическое описание Фрейда отличается в деталях от того, что дает Милль, но форма описания та же. И это не случайно; дофрейдистские психологии Хартли, оказавшего влияние на Милля, и Александра Бейна, современника Милля, предлагают ассоциативные объяснения, в которых генетический порядок такой же, как у Фрейда. Таким образом, существует не только задача прояснения понятий, используемых в этих отчетах, но также и задача установления того, насколько поднятые вопросы являются подлинно эмпирическими и насколько подлинно концептуальными. Понятия, нуждающиеся в разъяснении, бывают пяти видов: природа желания; собственный интерес; альтруизм и доброжелательность; мотивы, действия и симпатии; и генетическая ошибка.

природа желания

Если я чего-то хочу, из этого не следует, что я хочу этого, потому что это доставляет мне удовольствие иметь это или потому что это средство получить что-то еще, что доставляет мне удовольствие. Конечно, верно, что если я получаю то, что хочу, я тем самым удовлетворяю одно из своих желаний. Неудовлетворение любого из моих желаний, безусловно, менее удовлетворительно, чем их удовлетворение, но это не обязательно болезненно или даже неприятно. Таким образом, неверно ни то, что я обязательно желаю удовольствия, ни то, что, стремясь удовлетворить свои желания, я обязательно ищу удовольствия или избегания боли.

Более того, если я что-то делаю, из этого не следует, что я делаю это потому, что хочу, не говоря уже о том, что я делаю это потому, что получаю от этого удовольствие. Иногда предполагалось, что выполнение действия само по себе является адекватным критерием желания агента делать то, что оно есть, и те, кто придерживается этой точки зрения, интерпретируют такое выражение как «делать то, чего не хотят делать», когда оно применяется в случаях действия под принуждением как означающее, что агент не хотел бы выполнять это конкретное действие как обычно, но хочет сделать это в данном случае, а не терпеть угрожающие последствия невыполнения этого действия. Это утверждение менее чем самоочевидно. Более того, если есть такое чувство «хочу», что если я что-то делаю, то тем самым верно, что я хочу это сделать, то это чувство слабее и отличается от того, которое дается, когда я объясняю, что я делаю, цитируя как или причина, по которой я хочу это сделать. Ибо именно потому, что у нас есть независимые критерии для утверждения, что агент хотел или не хотел делать то, что он сделал, желание может быть приведено в качестве объяснения действия.

Действие, желание и удовольствие, таким образом, не находятся в столь тесной концептуальной связи, что мы не можем задать вопрос как случайный факт в любом данном случае, действовал ли человек, чтобы получить удовольствие, или он сделал то, что он сделал, потому что он хотел или нет. Понимание этого является необходимой предпосылкой к пониманию понятия личного интереса.

личный интерес

То, что отвечает моим интересам, зависит от того, кто я и чего хочу. Этот элементарный, но слишком часто остающийся незамеченным трюизм лежит в основе одного из подразумеваемых ответов Сократа Фрасимаху в платоновском «9». 0005 Республика. Вопрос «Справедливость выгоднее несправедливости?» будет, как поясняет Платон, отвечать по-разному в зависимости от того, отвечает ли на него справедливый человек или несправедливый человек. Ибо то, чего хочет справедливый человек, не то, чего хочет несправедливый человек. Таким образом, не существует единого источника действия или единого набора целей и задач, называемых «личными интересами», которые были бы одинаковыми у всех людей. На самом деле «собственный интерес» вовсе не является названием мотива. Человек, который действует из личного интереса, — это человек, который позволяет себе действовать из определенных мотивов в ситуации данного типа. То же самое действие, совершенное с тем же мотивом в ситуации другого типа, было бы неправильно характеризовать как совершенное из личных интересов. Поэтому, если я ем, чтобы утолить голод, или хорошо делаю свою работу, чтобы добиться успеха, я не обязательно действую из личных интересов. Только когда я нахожусь в ситуации, когда еды не хватает или мое восхождение в мир требует пренебрежения законными притязаниями других, то, обращаясь только к своему голоду или своим амбициям, становится действовать из личных интересов. Таким образом, понятие личного интереса применимо не к человеческому поведению вообще, а к определенному типу человеческой ситуации, а именно к той, в которой поведение может быть как конкурентным, так и неконкурентным. Точно так же только в такой ситуации могут быть применимы понятия доброжелательности и альтруизма. Поэтому именно к разъяснению их мы и должны обратиться в следующий раз.

альтруизм и доброжелательность

Вопрос, обсуждавшийся в восемнадцатом столетии, не является ли благожелательность всей добродетелью, мог быть поставлен только в эпоху, когда понятие добродетели было сильно сужено, а понятие благожелательности значительно расширено. или оба. Ибо в большинстве моих отношений с другими людьми, склонными к сотрудничеству, вопросы благожелательности или альтруизма просто не возникают, как и вопросы личного интереса. В своей общественной жизни я не могу не быть вовлеченным во взаимные отношения, в которых, безусловно, можно признать, что цена, которую я должен заплатить за своекорыстное поведение, — это потеря определенных видов отношений. Но если я хочу вести определенный образ жизни, в отношениях доверия, дружбы и сотрудничества с другими, тогда мое желание их добра и мое желание моего добра не являются двумя независимыми, различаемыми желаниями. Дело даже не в том, что у меня есть два отдельных мотива, корысть и благоволение, для совершения одного и того же действия. У меня есть один мотив, желание жить определенным образом, который нельзя охарактеризовать как желание добра себе, а не другим. Ибо добро, которое я узнаю и к которому стремлюсь, не принадлежит мне конкретно, кроме как в том смысле, что я узнаю его и стремлюсь к нему.

Теперь мы можем диагностировать одну основную причину путаницы во всем обсуждении. Слишком часто, начиная с Гоббса, за парадигму всей нравственной жизни трактовался особый тип человеческой ситуации, т. е. ситуация, в которой я и кто-то другой имеем несовместимые цели и мои цели связаны только с моим собственным благом. существование. Конечно, такие ситуации возникают, но характеризующее их столкновение между корыстью и благожелательностью — лишь один из многих случаев, когда приходится решать несовместимые цели.

мотивы, действия и сочувствие

Теперь мы можем понять, что в основе путаницы лежит вера в возможность чисто априорной характеристики человеческих мотивов. Начиная с Гоббса существует традиция, разделяемая как эмпириками, так и их критиками, которая стремится обсуждать человеческую мотивацию почти исключительно в свете общих концептуальных соображений о желаниях, страстях, удовольствии и страдании. Что ускользает от этой традиции, так это не только разнообразие целей и мотивов, которые могут определять действие, разнообразие, которое может быть обнаружено только путем эмпирического исследования, но также и специфический и особенный характер некоторых мотивов.

Трудности в понятии симпатии, например, таковы, что нельзя прямо исследовать, есть ли симпатия к человечеству как таковому. Сказать, что человек действовал из сочувствия, — значит всегда сослаться на набор конкретных случаев, когда сочувствие возникало к определенным людям в каком-то конкретном положении. Насколько широк диапазон человеческих симпатий, является эмпирическим фактом, и возможности не имеют концептуального предела. Но концептуальный момент заключается в том, что подобно тому, как обобщенное честолюбие может проявляться только в отдельных устремлениях, так и общее сочувствие может проявляться только в частных актах милосердия и благотворительности. Теперь предположим, что человек совершает благотворительное и доброжелательное действие; было бы ошибкой предполагать, что мы всегда можем ответить на вопрос, симпатизировал ли он им, потому что они были его родственниками (или его соотечественниками, или его ближайшими соседями), или же он одинаково сочувствовал бы им, если бы они были незнакомцами или иностранцами. . Человек может действовать из сочувствия, но диапазон его симпатий не является определенным. Таким образом, вопрос восемнадцатого века, существует ли как таковая всеобщая доброжелательность к человечеству, имплантированная в человеческую грудь, вводит в заблуждение.

генетическая ошибка

Вопрос о врожденной благосклонности к человечеству также вводит в заблуждение, потому что взгляд восемнадцатого века игнорирует как разнообразие, так и изменчивость человеческой природы. Философы обсуждают, какие страсти есть у людей, а не какие страсти они могут приобрести. Обучение в лучшем случае занимает второстепенное место в их исследованиях; поскольку оно все-таки входит, у писателей, начиная с Гоббса, есть еще одно заблуждение: они смешивают вопрос о том, какие мотивы существовали первоначально (у Гоббса — в естественном состоянии, у Фрейда — в раннем детстве) с вопросом о том, каковы мотивы. фундаментальный характер мотивов теперь, во взрослой жизни. Поскольку инстинктивные побуждения и желания маленьких детей должны быть социализированы, из этого не следует, что установки и эмоции взрослых являются лишь масками для таких побуждений и желаний. Это не означает, что они не могут быть такими масками, но если понятие должно иметь какое-то содержание, вопрос о том, являются ли они таковыми, должен быть эмпирическим вопросом.

См. также Альтруизм; Аристотель; Бэйн, Александр; Бентам, Джереми; Батлер, Джозеф; Этический эгоизм; Фрейд, Зигмунд; Гроте, Джон; Хартли, Дэвид; Гоббс, Томас; Человеческая природа; Хьюм, Дэвид; Хатчесон, Фрэнсис; Макиавелли, Никколо; Мандевиль, Бернар; Милль, Джон Стюарт; Пейли, Уильям; Платон; Личная выгода; Сиджвик, Генри; Фома Аквинский, св.; Фукидид; Утилитаризм.

Библиография

Брод, CD «Некоторые особенности этических доктрин Мура». В The Philosophy of GE Moore , под редакцией Пола А. Шилппа, 43–57. Эванстон, Иллинойс: Northwestern University Press, 1942.

Broad, CD Five Types of Ethical Theory , 161–177. Лондон: Кеган Пол, 1930.

Брантон, Дж. А. «Эгоизм и мораль». Philosophical Quarterly (1956): 289–303.

Ewing, A.C. Этика. Лондон: Издательство английских университетов, 1953. Гл. 2.

Медлин Б. «Высшие принципы и этический эгоизм». Австралазийский философский журнал 35 (1957): 111–118.

Мур, Г. Э. Principia Ethica. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета, 1903; мягкая обложка, 1959 г.

Рашдалл, Гастингс. Теория добра и зла , Vol. I, 44–63. Лондон: Oxford University Press, H. Milford, 1924.

Sharp, FC Этика. Нью-Йорк: Век, 1928. Гл. 22–23.

Аласдер Макинтайр (1967)

8 Примеры эгоистического альтруизма – StudiousGuy

Индекс статьи (щелкните, чтобы перейти)

Эгоизм и альтруизм

Термин «эгоистический альтруизм» состоит из двух слов, т. е. эгоизм и альтруизм. Чтобы понять эгоистический альтруизм, Давайте сначала поймем эти два слова.

Эгоизм

Эгоизм относится к чрезвычайной эгоцентричности, т. е. эгоистичный человек — это тот, кто всегда ищет для себя выгоды в каждом действии, которое он делает. Эгоистичному человеку может быть легко предаваться действиям, связанным с личной выгодой, даже ценой помощи другим, даже если это действие связано с причинением вреда другому человеку. Можно сказать, что человек предается эгоизму, когда эгоистичный человек чувствует, что он/она не обязан морально другим. Давайте разберемся на примере. Женатый мужчина решает оставить своих детей, так как считает, что не может заниматься их воспитанием из-за финансовых проблем. Мужчина с трудом справляется с этой ситуацией и просто думает уйти от проблемы. В этом сценарии мужчина не думает о зависимости своей семьи от него самого, а думает только о своей проблеме. Он не чувствует себя морально обязанным своей жене и детям. Некоторые утверждают, что это человеческая склонность к эгоизму, это утверждение также поддерживает философ по имени Томас Гоббс.

Альтруизм

Альтруизм противоположен эгоизму. Альтруизм можно определить как бескорыстное поведение человека. Альтруистичный человек склонен думать о потребностях и пользе других прежде, чем о своих потребностях. Например, мать, которая не отступает от того, чтобы чем-то рисковать ради благополучия своих детей, и военнослужащий, который всегда готов отдать жизнь за свой народ. В отличие от эгоизма, человек забывает о собственной выгоде в случае альтруизма. Альтруистичный человек думает, что у него очень сильные моральные обязательства по отношению к другим, что побуждает его/ее заниматься альтруистическими действиями. Существуют различные теории, предложенные исследователями для объяснения причины, побуждающей людей к проявлению альтруистических поступков.

Ключевые различия между эгоизмом и альтруизмом

  • Эгоизм предполагает крайне эгоцентричное поведение, тогда как альтруизм предполагает бескорыстное поведение человека.
  • И Эгоизм, и Альтруизм — две крайности человеческих существ.
  • Эгоистическое поведение ищет свою выгоду в любой ситуации, в то время как альтруистичный человек игнорирует собственную выгоду ради благополучия других.
  • Альтруистичные люди чувствуют себя морально обязанными помогать другим, в то время как эгоистичные люди не чувствуют никаких моральных обязательств по отношению к другим, поэтому им легче сосредоточиться только на собственной выгоде.

Понимание эгоистического альтруизма

Как мы обсуждали выше, оба качества, то есть эгоизм и альтруизм, являются полной противоположностью друг другу. Эгоизм основан на стремлении только к личной выгоде. С другой стороны, альтруизм не предполагает поиска каких-либо вознаграждений или выгод; альтруистический человек мотивирован проявлять акт помощи только на благо других. Это означает, что альтруистичный человек никогда не может быть описан как эгоистичный. Однако, если мы применим теорию игр к эволюции, она показывает, что существуют некоторые действия, которые кажутся альтруистическими, но также приносят пользу людям, демонстрирующим альтруистические действия. Если мы рассматриваем альтруизм с точки зрения эволюционной биологии, то альтруизм определяется как действие индивидуума, которое способствует росту или выживанию другого организма, но за свой счет. Это означает, что с точки зрения эволюции альтруизм имеет иное значение, чем в противном случае. В эволюционном смысле действие считается альтруистическим, если индивидуум жертвует своими благами ради других членов группы с аналогичными генами. Кроме того, с биологической точки зрения, не требуется, чтобы рассматривать действие как альтруистическое, нужно сознательно осознавать помощь другим людям, независимо от того, является ли действие альтруистическим или нет, описывается на основе последствий действия, совершаемого человеком. помощник.

Однако наблюдаемые альтруистические действия поднимают вопрос, т. е. как выживут гены альтруистической личности, если выживание альтруистического гена не так важно, как выживание других? Если альтруистические гены всегда будут готовы пожертвовать собой во благо эгоистичных генов (индивидов), то, согласно принципам эволюции, альтруистические гены будут устранены, и выживут только эгоистичные гены. Этот вопрос долгое время ставил в тупик исследователей. Родственный отбор — одна из других важных теорий, пытающихся объяснить эту концепцию. Эта теория утверждает, что альтруизм можно рассматривать с эволюционной точки зрения только в том случае, если индивидуум совершает альтруистические действия только по отношению к близкородственному члену, то есть альтруистический ген проявляет альтруизм по отношению к другим альтруистическим генам. На практике это родство представляет собой родственников, поскольку они обычно имеют схожие гены. Давайте попробуем понять эту теорию на популярном примере под названием «дилемма заключенного». В этом примере участвуют два игрока, и у каждого игрока есть две стратегии. Одна стратегия включает в себя альтруизм (А), а другая стратегия предполагает эгоизм (S). В этом случае смешанная пара, т. е. эгоистичная и альтруистическая стратегии (S, A), будет выгодна эгоистичному игроку и невыгодна альтруистическому игроку. Однако альтруистически-альтруистическая пара (А, А) будет более выгодна, чем эгоистично-эгоистичная (S, S) пара для обоих партнеров. Чтобы описать, что альтруизм можно понимать в эволюционном смысле, нам нужно оценить, какая из пар стратегий будет более благоприятной для естественного отбора.

Чтобы упростить этот вопрос, давайте предположим, что альтруистичные индивидуумы произведут альтруистическое потомство, а эгоистичные индивидуумы произведут эгоистичное потомство.

Ниже приведена таблица, в которой представлены значения выплат обоих игроков.

Значения взяты из одной из статей Стэнфорда.

Приспособленность эгоистичных генов, т. е. количество потомства, которое они могут произвести, можно рассматривать как среднее значение выигрыша, когда они сочетаются с эгоистичным типом, и окупаемости, когда они сочетаются с эгоистичным типом. Следовательно, приспособленность эгоистичного типа, W(S), может быть описана следующим образом:

W(S) = 5*вероятность эгоистичного партнера + 20*вероятность альтруистического партнера

Таким же образом приспособленность альтруистического типа будет, альтруистического партнера

Это показывает, что когда существует статистическая корреляция между партнерами, то она благоприятствует альтруистическим индивидуумам, т.е. более высокая вероятность, чем произвольная. Это означает, что естественный отбор может привести к альтруизму только в том случае, если индивидуумы, получающие выгоды от другого альтруистического индивидуума, сами также альтруистичны. Это означает, что с биологической точки зрения человек может получить больше пользы, если будет альтруистом, а не эгоистом. Это известно как эгоистический альтруизм. Но условие состоит в том, что альтруистичные люди должны быть альтруистичными только по отношению к другим альтруистическим личностям. Поскольку организмы обычно имеют тенденцию быть похожими на те, которые имеют одни и те же гены, эта ситуация имеет тенденцию происходить естественным образом. Обычно считается, что люди склонны быть эгоистичными от природы из-за эволюции. Однако, как мы обсуждали выше в этой статье, этот случай выглядит совсем иначе. Профессор кафедры философии Висконсинского университета Эллиот Собер также утверждает, что

естественный отбор отдал бы предпочтение людям, искренне заботящимся о помощи другим.

Примеры эгоистического альтруизма

1. Летучие мыши-вампиры

Летучие мыши-вампиры питаются кровью различных животных, таких как лошади, крупный рогатый скот и свиньи. В частности, Desmodus rotundus, вид летучих мышей, известен тем, что проявляет чрезвычайно полезное поведение по отношению к другим летучим мышам, которые могут быть или не быть тесно связаны с ними. Часто можно увидеть летучих мышей, делящихся отрыгнутой кровью с другими голодными членами группы, которые по какой-то причине не могут получить еду. Следует отметить, что летучие мыши не могут жить без пищи более 2-3 дней. Чтобы глубоко проанализировать такое поведение летучих мышей, в Университете Мэриленда было проведено исследование. В этом исследовании экспериментатор кормил некоторых летучих мышей в группе, в то время как другим летучим мышам корм не давался. Позже исследователь наблюдал за действиями летучих мышей. Они обнаружили, что через некоторое время сытые летучие мыши давали отрыгнутую пищу голодным летучим мышам. Исследователи также утверждали, что голодные летучие мыши как бы не требовали еды от сытых, однако сытые помогали голодным летучим мышам, это показывает, что из-за влияния эгоистического альтруизма сытые помогали голодных летучих мышей, чтобы обеспечить выживание своего вида для собственной выгоды.

2. Шимпанзе проявляют эгоистический альтруизм

Шимпанзе считаются одними из животных, склонных к проявлениям альтруизма. В Институте эволюционной антропологии Макса Планка в Германии психологи Себастьян Грюнесиен и Мартин Шмельц провели исследование с целью анализа альтруистического поведения шимпанзе. В этом эксперименте исследователи обучили шесть шимпанзе из Лейпцигского зоопарка играть в игру обмена. Все самцы шимпанзе были объединены в пары со своими партнерами, и они должны выбрать один из четырех вариантов. Первый вариант даст поддон с бананами шимпанзе, второй вариант даст поддон с бананами партнеру шимпанзе, который называет выбор, а третий вариант даст поддоны с бананами обоим шимпанзе, которые делают выбор. а также партнеру, а четвертый выбор позволит партнеру шимпанзе выбирать из всех предложенных вариантов. Шимпанзе учили выбирать одну из четырех веревок, чтобы выбрать вариант. Без ведома шимпанзе (испытуемого) Тай, самка шимпанзе, была обучена исследователями всегда выбирать четвертый вариант, то есть позволять партнеру выбирать из предложенных вариантов. В этом выборе Тай отказывается от своей очереди, а также делает рискованный выбор. По словам партнера Тая, Тай приносит жертву своему партнеру, так как, выбрав четвертый вариант, она теряет шанс получить все поддоны с бананами, вместо этого она рискует потерять все поддоны с бананами. Опыты проводились несколько раз, и при анализе результатов оказалось, что в 75 % всех испытаний шимпанзе партнера выбрали третий вариант, т. е. оба партнера получат одинаковые поддоны бананов, когда их партнер выберет четвертый вариант. Этот анализ показывает, что шимпанзе ценили то, что их партнеры приняли рискованное решение, позволив им сделать выбор. Партнеры чувствовали себя обязанными сделать выбор, который принесет пользу и им, и их партнеру, поскольку они обязаны, потому что их партнер позволил им сделать выбор. Исследователь также внес определенные изменения в эксперимент, чтобы проверить, как меняется решение шимпанзе, когда этот альтруистический поступок будет им чего-то стоить. В модифицированной версии этого эксперимента, когда самка шимпанзе отказывается от своей очереди, у их партнера остается только два выбора, и они должны выбрать один из них. Если партнер выберет первый вариант, он даст ему 4 поддона с бананами, а если партнер выберет второй вариант, он предоставит тому, кто сделал выбор, и его партнеру по 3 поддона каждый. Результаты этого эксперимента показали, что в 44% случаев шимпанзе выбирали вариант жертвоприношения, т. е. они выбирали вариант, который давал им и их партнеру 3 поддона с бананами, вместо выбора варианта, при котором они могли легко получить четыре банана. банановые поддоны по сравнению с 17% случаев, когда экспериментатор делал первый выбор вместо Тай. Этот эксперимент ясно показал, что шимпанзе чувствовали себя обязанными помогать своим близким партнерам, когда они выбирали жертвенный вариант, даже когда этот поступок им чего-то стоил. Этот эксперимент показывает, что шимпанзе проявляют эгоистический альтруизм, потому что они заботятся о благах своих партнеров в надежде, что их партнер также будет заботиться об их благополучии в будущем.

3. Муравьи

Муравьи считаются одними из самых преданных и организованных видов. Они проявляют крайнюю заботу о благополучии и безопасности других муравьев в своей колонии. Рабочие муравьи колонии заботятся и кормят всех малышей в своей колонии. Муравьи объединяются и сплоченно решают проблемы в случае нападения на их колонию.

4. Пчелы

Рабочие пчелы, по-видимому, следовали теории эгоистичных генов, т. е. проявляли как родственный отбор, так и альтруизм. Рабочие пчелы совершают бескорыстные действия, приносящие пользу пчелиной матке, и это снижает ее собственную приспособленность. Рабочие пчелы не размножаются и заботятся только о потомстве пчелиной матки.

5. Зеленые мартышки

Часто можно увидеть, что верветки подают сигналы другим членам своей группы в случае нападения хищников, подавая им предупреждающие крики. Когда они издают предупреждающие сигналы, они сами подвергают свое выживание риску, потому что их предупреждающие сигналы привлекают к ним внимание хищников, и вероятность нападения хищников на них возрастает. Можно легко увидеть, как верветки помогают друг другу удалять паразитов из тел друг друга. Это может показаться альтруистическими поступками, но на самом деле было бы уместно считать это примером эгоистического альтруизма.

6. Рыбы

Harpagifer Bispin, особый вид рыб, обычно встречающийся на Антарктическом полуострове. Эти виды живут колониями и часто предаются актам альтруизма, чтобы помочь или защитить других рыб в колонии. Например, если родителей нет рядом с гнездом, чтобы заботиться об икре или потомстве, то об икре или потомстве заботятся другие рыбы. Это показывает эгоистический альтруизм, поскольку рыбы помогают другим рыбам или их потомству в надежде, что другие сделают то же самое для них в будущем. Рыбки даже предотвращают скопление любого грибка в гнездах других особей, а также защищают свое потомство от нападений хищников.

Harpagifer Bispin

7. Мангуст

Мангусты часто помогают детям других членов группы, когда их родителей нет рядом, чтобы позаботиться о них. Они также помогают старым или раненым манго, делясь с ними едой. Еще одно эгоистично-альтруистическое поведение, которое они демонстрируют, заключается в том, что, когда мангуст занят едой, один из членов группы мангустов охраняет и сигнализирует другим в случае нападения хищников.

8. Пастухи-массаи

Пастухи-массаи широко известны своей культурой помощи другим членам своей группы. Пастухи-массаи проживают на равнине Серенгети, и их выживание весьма непредсказуемо из-за частых стихийных бедствий в этом районе. Они управляют своим выживанием за счет своего единственного источника заработка, то есть своего домашнего скота, такого как овцы, крупный рогатый скот и козы. Если они потеряют свой скот в результате стихийных бедствий или по любой другой причине, это может поставить под угрозу их выживание. Общеизвестно, что пастухи-массаи обычно делятся или дарят свой скот другим членам своей группы на случай, если они его потеряли, не ожидая никакой награды. Эта культура пастухов-массаи известна под названием «Осотуа».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *