Стэнфордский тюремный эксперимент оказался фальсификацией
Знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент является фальсификацией – такое мнение высказал американский писатель Бен Блум в колонке на портале Medium.
Напомним, опыт над людьми провел психолог Филипп Зимбардо в 1971 году. Он отобрал 24 добровольца из числа студентов и разделил их на две группы. Первым предстояло стать заключенными, вторым – охранниками.
Зимбардо полностью воссоздал условия настоящей тюрьмы. Эксперимент должен был продлиться две недели, но завершился уже через шесть дней – «надзиратели» начали проявлять настоящий садизм, а у заключенных начались проблемы с психикой.
Таким образом Зимбардо доказал, что люди, получившие власть, будут жестоко доминировать над подчиненными, даже если ситуация этого не требует. Заключенные, напротив, быстро становятся пассивными и перестают сопротивляться.
Стэнфордский эксперимент вошел во многие учебники и труды по психологии. Однако спустя 47 лет его результаты поставили под сомнение.
Внезапно проявившиеся садистские наклонности «охранников» также поставили под сомнение. Согласно официальной версии, им выдали подробные инструкции и предложили вызвать у заключенных чувства страха, одиночества и беззащитности. Но о психическом и физическом насилии речи не шло.
Блум же утверждает, что участникам напрямую рекомендовали применять подобные насильственные меры, причем это требование исходило от одного из студентов Зимбардо – Дэвида Джаффе.
Следовательно, «охранники» вовсе не опьянели от безнаказанности, а действовали по указке других людей.
Правоту Блума подтверждает тот факт, что эксперименты, аналогичные Стэнфордскому, приводили к совершенно иным результатам. Похожий опыт поставили британские психологи Стивен Райхер и Александр Хазлам, но в их случае «охранники» не демонстрировали никакой жестокости.
Работу Зимбардо также критиковали за слишком маленькую выборку участников, из-за чего результаты можно трактовать как частный случай, а не основу для выведения общей тенденции.
Вызывал сомнение у экспертов и однообразный состав групп – это были белые студенты колледжей в возрасте от 20 до 25 лет. У Зимбардо была возможность набрать более разношерстный коллектив, взять людей разных рас и социальных слоев, но он почему-то ею не воспользовался.
Кроме того, в объявлении о наборе участников было напрямую указано, что речь идет об имитации «тюремной жизни», что изначально привлекло людей с высоким уровнем агрессии и низкой эмпатией.
Зимбардо не проверил психологическое состояние участников перед началом эксперимента, поэтому нельзя с уверенностью сказать, что на их поведение повлияли именно изменившиеся условия, а не врожденные особенности.
Отметим, что сам Филипп Зимбардо отказался комментировать результаты этого расследования.
«Люди могут говорить все, что им вздумается. Но это самое знаменитое психологическое исследование на сегодняшний день», – заявил он.
Однако описание Стэнфордского эксперимента в обозримом будущем может исчезнуть из научной литературы.
Автор : Елизавета Орлова
Теги : ФАЛЬСИФИКАЦИЯ
жизнь после Стэнфордского тюремного эксперимента — T&P
Сорок лет назад, 20 августа 1971 года, в Стэнфорде был завершен один из самых известных экспериментов XX века.
На одну неделю подвал психологического факультета превратился в настоящую тюрьму со своими ужасами тюремной жизни. Почему надзиратели оказались так жестоки? Кто вообще решился участвовать в подобном исследовании? Что стало с его организаторами? T&P публикуют перевод статьи из последнего номера журнала Стэнфордского университета с признаниями всех ключевых героев эксперимента.Эта история началась со скромного газетного объявления: «Для участия в психологическом эксперименте по изучению условий тюремной жизни требуются студенты. Оплата: 15 долларов в сутки. Длительность эксперимента: 1-2 недели». На объявление откликнулось более 70 человек, 24 из них были отобраны и случайным образом распределены на две категории — заключенных и надзирателей. Руководил экспериментом тридцативосьмилетний профессор психологии Филипп Зимбардо.
Зимбардо настраивал тюремных смотрителей таким образом, чтобы они не причиняли никакого физического вреда заключенным, но при этом заставили бы последних чувствовать себя совершенно беспомощно.
Эксперимент начался в воскресенье, 15 августа 1971 года. Спустя сорок лет его слава по-прежнему велика, хотя далеко не все оценивают его в позитивном ключе. Половина участников за шесть дней были доведены до предела крайне антигуманным отношением своих же сверстников. Надзиратели насмехались над заключенными, не давали им спать, не выпускали в туалет. Некоторые из узников пытались бунтовать, другие впадали в истерики. Когда ситуация превратилась в абсолютный хаос, исследователи продолжали спокойно наблюдать за происходящим, пока один из них не высказал своего мнения откровенно.
Огромный общественный интерес к тюремному эксперименту принес Зимбардо мировую славу. Хотя многие ученые упрекали его в том, что проект был осуществлен без учета этических норм, что нельзя было ставить молодых людей в такие экстремальные условия. Впрочем, проведение исследования было одобрено Стэндфордским комитетом гуманитарных наук, и Зимбардо утверждает, что ни он, ни представители комитета не могли предугадать, какими бесчеловечными окажутся надзиратели.
В 1973 году Американская психологическая ассоциация подтвердила, что эксперимент соответствовал существующим этическим нормам. Но в последующие годы это решение было пересмотрено. Сам Зимбардо соглашался с тем, что ни одно подобное исследование человеческого поведения больше не должно быть проведено.
О Стэнфордском тюремном эксперименте написаны книги, сняты документальные фильмы, в его честь назвала себя даже одна панк-группа. В последние годы интерес к исследованию подогревался тюремными скандалами в Ираке и Афганистане. До сих пор эксперимент остается предметом многочисленных споров — даже среди участников. О своей роли в нем и о том, как те августовские дни навсегда изменили их жизнь, рассказывают главные действующие лица.
Филипп Зимбардо, социальный психолог, преподавал в Стэнфорде с 1968 по 2007 год
В первую очередь этот эксперимент был задуман как исследование реакции человека на ограничение свободы.
Меня во всей этой истории гораздо больше интересовало поведение заключенных, нежели надзирателей. Планировалось, что мы просто будем наблюдать за ними две недели, напишем пару статей и закроем эту тему.
В конце первого дня я сказал: «Здесь вообще ничего не происходит». Я думал, что надзирателями оказались люди с абсолютно антиавторитарным мышлением, им было даже неловко носить униформу. Они начали вести себя ожесточенно, только когда заключенные стали понемногу бунтовать. Было заметно, как со временем все здесь совершенно забыли, что это в общем-то симуляция тюрьмы, и полностью приняли свои роли.
Никакого времени для рефлексий во время эксперимента у нас не было. Необходимо было кормить заключенных три раза в день, успевать следить за их здоровьем, оповещать их родителей. На третий день я ночевал в университете и как будто перестал быть ученым, полностью перевоплотившись в инспектора Стэнфордской тюрьмы. Даже моя осанка изменилась: когда я прогуливался по тюремному двору, я держал руки за спиной — чего в жизни никогда не делал — словно генерал, инспектирующий свои войска.
В пятницу, 20 августа, мы должны были провести интервью со всеми участниками проекта. Кристина Маслах, только что защитившая свою кандидатскую диссертацию, спустилась посмотреть на нашу тюрьму в четверг вечером. В этот момент надзиратели как раз выводили заключенных в туалет: на головах у них были бумажные пакеты, внизу перевязаны ноги. Надсмотрщики издевались над ними. Кристина не могла на это смотреть.
Я догнал ее, и мы начали ссориться. Она говорила, что я ужасно поступаю с этими мальчиками: «Как ты можешь видеть все это и не чувствовать того, как они страдают?» Но в те дни я уже не мог посмотреть на ситуацию ее глазами. Именно в этот момент я и осознал, что исследование трансформировало меня из ученого в начальника тюрьмы. Тогда я сказал: «Ты права, необходимо остановить эксперимент».
По стечению обстоятельств вскоре после этого была осуществлена попытка бегства заключенных из тюрьмы Сан-Квентин. 21 августа был убит Джордж Джэксон из Партии черных пантер. Потом еще один тюремный бунт в Аттике.
Внезапно это стало одной из самых горячих тем: Вашингтон создает специальные комитеты расследования, и меня вызывают с докладом о природе тюремной жизни. Так я получил известность авансом, и мне предстояло еще очень долго работать, чтобы ее оправдать. Я создал программу, по которой стэнфордские студенты могли вести образовательные курсы в тюрьмах. На протяжении многих лет я вел переписку с двадцатью заключенными.
Это не был формальный эксперимент — чего, возможно, так и не поняли многие мои коллеги. В результате этого исследования я на самом деле стал больше осознавать роль власти в жизни человека. Я стал лучше понимать, какой властью сам обладаю как учитель, стал последовательно стараться уменьшать негативные последствия этой власти в классе. Мне хотелось бы, чтобы студенты это тоже понимали.
Я думаю, что стал более критичен к себе, благодаря этому исследованию я стал гораздо более открыт — я верю, что этот эксперимент сделал меня лучше.
Кристина Маслах, социальный психолог, профессор университета в Беркли, жена Филиппа Зимбардо
В то время я только что защитила кандидатскую и собиралась уходить из Стэнфорда.
Мы уже начали встречаться с Филиппом и, конечно, я знала о предстоящем тюремном эксперименте, но совершенно не собиралась принимать в нем никакого участия. В первые дни Филипп немного рассказывал мне о том, как там идут дела, но без особых деталей. Единственное, что было ясно — что это пространство быстро превратилось в настоящую тюрьму, в которой никто не слонялся просто так по коридорам. Но я все еще не понимала, что это могло означать на самом деле.
Я не замечала в Филиппе никаких перемен до той поры, пока сама не спустилась в тюремный подвал. Мне попался на пути один надзиратель, он показался приятным и даже немного обаятельным, но когда я увидела его через несколько минут во дворе, я не могла поверить своим глазам. Передо мной шла колонна марширующих заключенных, от вида которой мне стало физически дурно. Я выбежала из подвала и сказала, что больше не могу на это смотреть. Мне показалось странным, что все остальные наблюдатели этой сцены были так спокойны.
Филипп догнал меня и спросил, что случилось.
Как он мог сам не замечать, в какой кошмар превратился его эксперимент? Мне казалось, что между нами теперь разрастается огромная трещина. Если бы мы не были влюблены в друг друга, если бы это был просто какой-то сотрудник факультета, я могла бы сказать: «Извини, да, это не мое дело» — и уйти. Но я уже чувствовала себя связанной с этим человеком, и мне надо было проговорить все, что я думала. Мы никогда больше так не ссорились, как в тот вечер.
Я боялась, что если он продолжит эксперимент, то станет мне совсем чужим, что я перестану его любить и даже уважать. Интересный вопрос: что бы я делала, если бы Филипп тогда не остановился?
Тюремный эксперимент поставил очень серьезные вопросы о том, как люди могут справиться с тяжелыми эмоциональными ситуациями, с которыми они сталкиваются в рамках их профессии. Я начала интервьюировать надзирателей в настоящих тюрьмах, спрашивала их о том, как они понимают свою работу. Поначалу я не понимала, чего ищу, я просто старалась слушать.
Я много интервьюировала врачей скорой помощи и вскоре обнаружила, что почти все они описывают одну и ту же ситуацию, которую можно назвать прогоранием — burnout.
Почти все последующее время я занималась изучением этого феномена и способов, которыми можно помочь преодолеть его. Корнями эта работа тоже уходит в мой опыт, связанный с тюремным экспериментом.
Бывает, на научных конференциях ко мне подходят люди и говорят: «О Господи, вы же настоящий герой!» Меня не перестает это удивлять, потому что я ни сейчас, ни тогда не чувствовала себя героически. Правда, после тюремного эксперимента я смогла по-новому посмотреть на то, что такое героизм. Для меня гораздо важнее возможность помочь другому человеку увидеть его ситуацию со стороны, чем бравый эгоцентризм, которым так часто наделены герои.
Дэйв Эшелман, самый жестокий надзиратель Стэнфордской тюрьмы, сегодня владеет ипотечным бизнесом в Сараготе
В то время я просто искал какую-то подработку на лето. Выбор был не велик: или пиццу развозить, или участвовать в этом эксперименте. Я подумал, что эксперимент все-таки интереснее. Единственный человек, которого я знал из всех участников, был Джон Марк, и по жребию он тоже был надзирателем.
Если бы кто-то из моих знакомых был заключенным, я бы никогда не устроил всего того, что я там наделал.
Хотя то, что случилось, конечно, не было случайностью. У меня сформировался план в голове, что нужно обязательно устроить здесь какой-то экшн, чтобы у исследователей было о чем потом статьи писать. Ведь правда, что интересного в двадцати парнях, которые сидят на лавочках, будто в деревенском клубе? Так что я осознанно становился грубым. Мне было несложно перевоплощаться, у меня был богатый актерский опыт в театральной студии. Можно сказать, что я проводил в те дни свой параллельный эксперимент: «Много ли будет мне позволено до того, как они примут решение прекратить всю эту канитель?» Но ни один из других надзирателей не останавливал меня в жестокости, никто не говорил мне: «Все, теперь — хватит».
Сейчас я сожалею о том, что мог так плохо обращаться со всеми этими людьми без каких-либо на то оснований. Когда произошел скандал в Абу-Грейбе, мне были очень понятны мотивы этих людей.
Я мог самым ясным образом представить себя среди них. Когда над вами нет почти никакого контроля, жестокость только обостряется. В таких условиях каждый день вы думаете только о том, как можно сделать что-то еще более вызывающее, чем вчера.
Иногда люди, которые знают о тюремном эксперименте, встречают меня со страхом, думая, что я псих. Конечно, всем моим знакомым просто смешно от этого.
Джон Марк, один из надзирателей, изучал антропологию в Стэнфорде, работал шифровальщиком в медицинской компании
На втором курсе я уехал учиться во Францию и незадолго до эксперимента как раз вернулся в Америку. Это было самое незабываемое время моей жизни. В ноябре мы с приятелем ездили в Амстердам, на дворе был 1970-й, то есть, в общем-то, поздние 60-е. Мы, конечно же, зашли в один из клубов, где можно было купить наркотики, покурили гашиш и взяли немного с собой. Меня поймали на французской границе и должны были отправить в тюрьму. Через несколько часов меня выпустили, но я до смерти испугался.
Когда я увидел объявление о тюремном эксперименте, я подумал, что у меня даже есть небольшой опыт для участия в нем. Я рассказал свою историю и объяснил, почему для меня так важно было быть заключенным, — но, к сожалению, меня сделали надзирателем.
В дневное время не происходило ничего вызывающего. Но Зимбардо старался изо всех сил придать ситуации напряженность. Когда надзиратели начали постоянно будить заключенных ночью, мне показалось, что это уже выходит за грани разумного. Мне совершенно не нравилось теребить их и требовать называть свои номера. Мне совсем не казалось необходимым и то, что одному парню пришлось сидеть в камере одиночного заключения.
В то время я довольно много курил марихуану, я специально покурил перед экспериментом и взял травы с собой. Когда я видел заключенных очень подавленными, мне хотелось угостить их, но я так этого и не сделал.
Не думаю, что изначально предполагалось проводить эксперимент те пресловутые две недели. Зимбардо явно хотел быстро создать драматическую ситуацию и завершить ее как можно скорее.
На протяжении эксперимента мне все время казалось, что у него была четкая идея, к чему все должно придти, и он вел нас именно к такому финалу. У него уже был готовый вывод в голове: благополучные студенты колледжа покорно исполняют те социальные роли, которые будут навязаны им экспериментом.
Для меня же эта была просто отсидка. Я не думаю, что это имеет какое-то серьезное отношение к реальности. И за сорок лет мое мнение не изменилось.
Крейг Хэни, занимался анализом результатов эксперимента, — социальный психолог, ученик Зимбардо, профессор университета Санта-Круз, защитник тюремной реформы
Мы предполагали, что в рамках исследования обнаружим малозаметные изменения, которые происходят с людьми в ситуации ограничения свободы. Мы даже долго колебались, проводить ли вообще такой эксперимент, так как не были уверены, что получим хоть какие-то результаты. Помню, я спросил: «А что, если они будут просто вечером сидеть полукругом и бренчать на гитаре? Какого черта мы тогда это все затеяли?»
Многие говорят, что мы должны были предвидеть подобный исход.
Но мы на самом деле не предполагали ничего подобного, и не потому, что были так наивны. Мы очень хорошо знали литературу по данному вопросу. Но когда мы увидели все это своими глазами… Впоследствии я провел много времени, исследуя поведение реальных заключенных и надзирателей, и наш тюремный эксперимент всегда напоминал мне о том, как окружающая социальная среда способна превратить хороших людей в неизвестно что.
Позже я осознал и то, как быстро мы привыкли к шокирующим вещам. Во время исследования мы решили переместить заключенных в новые камеры. Если бы они шли с открытыми глазами, то слишком многое напомнило бы им о том, что они все-таки в Стэнфорде, а не в тюрьме. Поэтому мы заставили их надеть на головы бумажные пакеты. Когда я в первый раз это увидел, я просто оторопел. Но уже на следующий день эти пакеты казались мне самым обычным делом.
После тюремного эксперимента я много работал с заключенными из колоний особо строгого режима. Они могут получать психологические консультации, но при этом не выходят за пределы камеры.
Мне приходилось каждый раз напоминать себе, что, разговаривая с ними, я не должен привыкать к виду тюрьмы.
Стэнфордские заключенные были крайне подавлены к концу эксперимента. Даже те из них, кто не впал в депрессию, были травмированы морально, что стало очень большим уроком для меня. В реальной жизни заключенные адаптируются и привыкают скрывать свою боль — тюремный эксперимент показал, каково приходится людям, которые еще не надели на себя эти маски. Сейчас, разговаривая с заключенными в колониях, я стараюсь помочь им понять, что действительно собой представляет их жизнь. Не думаю, что я бы смог достигнуть такой степени эмпатии, не оказавшись я в Стэнфорде в 1971-м. Если бы мне кто-то сказал, что можно за шесть дней сломать десять крепких молодых ребят, просто поместив их в относительно мягкие тюремные условия, я бы никогда в это не поверил.
Ричард Якко, заключенный Стэнфордской тюрьмы, работал на радио и телевидении, в последнее время преподает в средней школе в Окленде
В те дни я как раз обдумывал один вопрос: если меня заставят воевать во Вьетнаме, предпочту ли я оказаться в тюрьме? Поэтому, увидев объявление, я решил, что неплохо будет пройти подобный вводный курс в Стэнфорде.
Первым, что как-то сбило меня с толку, стало то, что они мешали нам нормально спать. Когда нас первый раз разбудили, я и не подозревал, что прошло только четыре часа. Нас заставили делать какие-то упражнения, а потом снова разрешили спать. Я только потом понял, что они хотели нарушить естественный цикл сна.
Сейчас мне трудно сказать, в какой именно момент заключенные начали понемногу бунтовать. Я помню, как сам отказывался подчиняться одному из надзирателей, прекрасно понимая, что меня могут перевести за это в одиночную камеру. Конечно, все заключенные были солидарны, ведь только вместе мы могли оказывать хотя бы какое-то сопротивление надзирателям и осложнять их работу.
В то время я ходил на антивоенные демонстрации и митинги в защиту прав человека. Я понимал, что и в этом эксперименте мне придется бороться и отстаивать себя. В каком-то смысле я тоже проводил параллельное исследование: какое сопротивление сам смогу оказать сложившейся вокруг системе.
Мои родители приходили навестить меня в разрешенное время, и их крайне насторожил мой внешний вид.
Я рассказал им о том, что нам не дают спать и не выпускают принять душ. Мама очень беспокоилась за меня.
Когда я спросил, что мне необходимо сделать, чтобы меня отпустили досрочно, команда Зимбардо ответила, что это невозможно. Ведь я дал согласие на участие в эксперименте и должен оставаться до конца. В этот момент я почувствовал себя по-настоящему в тюрьме.
В конце концов меня освободила так называемая комиссия по досрочному освобождению. Меня отпустили в четверг вечером, тогда же я узнал, что на следующий день они собирались прекратить эксперимент полностью. Кто-то сказал, что меня выпустили, потому что были уверены, что я вот-вот сорвусь. Мне же казалось, что я был крайне далек от депрессии.
Что мне до сих пор кажется интересным в том эксперименте, так это то, что многие полностью приняли социальную роль, навязанную действительностью. Я вижу это и сегодня каждый день, преподавая в одной из школ в Окленде. Детям здесь не приходится участвовать в каких-то экспериментах, открывающих их ужасные качества.
Но меня всегда огорчает то, что многие их них не используют и сотой доли возможностей, которые им предоставляет школа. Почему они прогуливают уроки, почему приходят без домашнего задания? Почему они просто бездумно присвоили себе такие социальные роли?
Я много рассказываю о своем опыте участия в Стэнфордском тюремном эксперименте. Удивительно, ведь тогда я был тинейджером, с тех пор сорок лет прошло, а людям до сих пор интересно, что же происходило в том подвале. В самом деле, никогда нельзя предугадать, что станет поворотным моментом в твоей жизни.
Стэнфордский тюремный эксперимент 1971 года, показывающий авторитарное насилие, все еще актуальное сегодня
Загружено 15 октября 2020 г. Майкл Фортино, доктор философии опубликовано в Криминально-правовых новостях ноябрь 2020 г., стр. 18 Рубрика:
Неправомерное поведение охранника,
Жестокость/Побои охраны.
Расположение:
Калифорния.
Майкл Фортино, доктор философии.
Вы можете не помнить 1971 Тюремный эксперимент Стэнфордского университета. Возможно, вы еще не родились, но результаты этого печально известного исследования показали реальность, в которой обычные люди, получившие роль «тюремщика», почти сразу же превращаются в садистов, властолюбивых конформистов, которым удается находить удовольствие в жестоком обращении со своими заключенными. . Исследование столь же актуально для анализа сегодняшних необузданных тюремных охранников или полицейских, как и для контролируемой среды почти 50 лет назад.
Эксперимент был детищем профессора психологии Стэнфордского университета доктора Филипа Зимбардо, который представил недвусмысленное доказательство того, что при определенных условиях сила и авторитет часто стирают границы между правильным и неправильным и развращают психику для совершения немыслимых действий, включая оскорбление нашего ближнего.
В исследовании 1971 года приняли участие 24 студента для участия в эксперименте с ролевой игрой, в котором девять человек были назначены «тюремщиками» или «тюремными охранниками», а 15 — пленниками.
Ролевая игра должна была проводиться в течение двух недель, но впоследствии была закрыта всего через пять дней, потому что студенты-охранники стали настолько физически и словесно оскорблять студентов-заключенных, что казалось вероятным непоправимый вред. Зимбардо был вынужден вмешаться из-за страха за благополучие своих заключенных учеников, которые проявляли признаки крайнего стресса, беспокойства и беспомощности в результате применения к ним чрезмерной силы и жестокого обращения.
Было ли это той ролью, которую играл каждый ученик, получив полномочия «охранника», или эти ученики-охранники уже имели агрессивный и контролирующий характер до своего назначения? Ответ был очевиден для Зимбардо: процесс отбора был совершенно случайным, и студенты, выбранные в качестве «тюремщиков», не проявляли явных признаков агрессии по сравнению с теми, кто был выбран в качестве «заключенных».
Выводы Зимбардо позволяют предположить, что именно роль, отведенная студенческим «охранникам», изменила их личность и расслабила их чувство совести. Звание «тюремщик», кажется, само по себе вдохновляло на большую, чем жизнь, более авторитарную роль, которая, казалось, позволяла им верить, что они могут действовать безнаказанно.
Перенесемся на сегодняшний день. Когда мы смотрим сцены национальных новостей, которые освещаются на плоских экранах в нашей гостиной, мы загипнотизированы насилием, происходящим на улицах таких городов, как Портленд, Рочестер, Кеноша или Миннеаполис. Внезапно мы обнаруживаем, что встаем на сторону определенной фракции этих беспорядков и позволяем небольшой части нашей личности разозлиться, даже сидя дома в одиночестве. Мы испытываем гнев, разочарование, стресс или беспомощность в зависимости от социального нарратива, который мы приняли для себя. Стэнфордский эксперимент может действительно иметь место в нашей жизни, когда мы смотрим на мировые события со стороны.
Рассмотрим недавнюю сцену с участием группы протестующих матерей в Портленде, каждая из которых стоит бок о бок, демонстрируя сопротивление со сцепленными руками. Эти «мамы», одетые в велосипедные шлемы, заняли позицию перед другими протестующими как в знак солидарности, так и в знак того, что они хотели защитить других протестующих от жестокости полиции. Они считали, что их присутствие в качестве группы миролюбивых матерей, не склонных к насилию, скорее всего, удержит полицию от дальнейшей жестокости.
Что заставило этих офицеров действовать с такой ненужной агрессией? Это была униформа? Это была энергия улицы? Было ли это чувство товарищества и лояльности, которые они питали к своим товарищам-офицерам как часть более крупной системной миссии? Зимбардо, вероятно, предположил бы, что их чувство авторитета в этой среде превратилось в нечто, известное как «структурное насилие».
Доктор Бэнди X. Ли, судебный психиатр из Йельской школы медицины, подтверждает, что, как и в Стэнфордском тюремном эксперименте, речь идет «о влиянии институциональной структуры. В защиту таких чрезмерно усердных или авторитарных действий лиц, представляющих правоохранительные органы, мы делаем удобное оправдание, что это всего лишь действия «несколько паршивых парней».
Наказание против терапии
«Структурное насилие» порождается
авторитарным режимом или культурой карательных правил и законов. Это образ мышления, который считает, что наказание, а не поведенческая терапия, является более эффективным средством уголовного правосудия. Рассмотрим тюремную систему. Можно просто оценить показатели пенитенциарной системы по повторным правонарушениям и рецидивам. В США сохраняется один из самых низких показателей рецидивизма на мировой арене, но при этом они считаются одной из самых карательных систем, в которых содержится больше заключенных на душу населения и к более длительным срокам заключения, чем в любой другой стране мира. Проще говоря, это провал на нескольких уровнях.
Общества, подобные тем, что существуют в Нидерландах, Германии и Швейцарии, придерживаются совершенно иной философии уголовного правосудия и наказания.
Предпосылкой для этих развитых стран является сосредоточение внимания на реформах, а не на возмездии. С момента вхождения система предназначена для повторного вхождения в общество. Эти пенитенциарные системы укомплектованы преимущественно поведенческими психологами и социальными работниками, занимающимися улучшением поведения. Программа предназначена для того, чтобы ассимилировать заключенного обратно в его сообщество в качестве продуктивного члена общества. Заключенных часто размещают в жилых помещениях квартирного типа, где им поручено вести бюджет, поддерживая график работы. Их хвалят за достижения, а не осуждают просто за то, что они попали в тюрьму. И во многих из этих более продвинутых пенитенциарных систем заключенные освобождаются с запечатанной записью, чтобы никто в обществе не знал, что заключенный когда-либо находился в заключении. Заклеймить человека уголовником на всю жизнь считается смехотворным в большинстве развитых стран. Их миссия — дать заключенным настоящий второй шанс на жизнь.
К сожалению, в американской пенитенциарной системе все наоборот. На самом деле, почти каждый аспект системы предназначен для лишения заключенного избирательных прав в попытке гарантировать, что он или она останется «под опекой государства» на всю жизнь. Большинство заключенных при входе сразу же дегуманизируются и идентифицируются просто по номеру дела. Тюремным охранникам предписано называться по имени, никогда не обмениваться рукопожатиями или общаться на личном уровне, и им не рекомендуется делать комплименты или подбадривать даже самых продуктивных заключенных. «Сотрудник исправительного учреждения» — это воплощение оксюморона, но оно используется во всей американской пенитенциарной системе.
Мы также должны учитывать количество заключенных в США, как на уровне штатов, так и на федеральном уровне, которые гибнут от рук жестоких авторитарных охранников. Согласно другому участнику авторитарной теории «структурного насилия», доктору Дэвиду Рейссу, также профессору Йельского университета, «при определенных обстоятельствах люди могут вести себя очень садистски, авторитарно, агрессивно».
не часть того, что они считают своей обычной личностью».
«Доктор. Джекил и мистер Хайд
Мы видим это каждый день в тюрьмах Америки. Сотрудники исправительных учреждений, которые ездят на работу из своего дома в пригород, у которых есть семьи, которые посещают церковь, добровольно работают тренерами и в остальном являются хорошими, порядочными, богобоязненными людьми, пока не прибывают «в офис». Многие охранники, а также полицейские проходят своего рода «докторскую практику». Превращение Джекила и мистера Хайда, когда они начинают свою смену. Некоторые охранники прибывают на тюремный двор, чтобы отомстить своим пленникам. Они берут на себя роль сторонников дисциплины, движимых личным крестовым походом, чтобы наказать тех, кто находится в тюрьме за предыдущие проступки заключенного.
Мы видим такое же расположение полицейских, прибывающих на место протеста. Слишком часто это одни и те же люди, которые отрицают свою жестокость, садизм или навязчивость, и часто это те самые офицеры, которые получают похвалу и продвижение по службе от своего начальства после акта агрессии.
Далее Рейсс предполагает: «Это процесс, когда сначала нужно преодолеть отрицание и признать наличие проблемы».
Наблюдение, вытекающее из Стэнфордского эксперимента, было получено от студентов, игравших роль заключенных. Каждый из них чувствовал себя беспомощным в руках своих похитителей и начал верить, что они не могут сделать или сказать ничего, что могло бы изменить ситуацию для тех, кому была дана власть заключать их в тюрьму. Похоже, именно это чувство находит отклик у многих антиавторитарных протестующих, которые просят справедливости посредством мирных протестов, но обнаруживают, что их призывы к переменам просто не находят отклика. Большинство считает, что отдельные офицеры сострадательны и сочувствуют системе, нуждающейся в реформе, но они играют определенную роль во время протестов и часто действуют как часть сплоченного боевого отряда, которому поручено «победить врага».
Как только офицер надевает униформу, он или она теперь представляет «авторитарное правление» «закона и порядка».
Режим обретает самостоятельную личность, перед которой стоит задача представить подавляющую демонстрацию силы для защиты неприкосновенности системы. Кажется, это момент, когда мирный протест и роль миротворца ломаются. Именно в эту точку кипения бросают снаряды, размахивают дубинками, а иногда и летят пули. Это война с американцами с одной стороны и американцами с другой.
«Авторитарное правление» и непреднамеренный результат «структурного насилия» происходит в наших тюрьмах и на наших улицах, а также во всей системе уголовного правосудия. В отличие от Стэнфордского эксперимента, сегодняшняя система уголовного правосудия, к сожалению, не является экспериментом. В 1971 году Стэнфордский эксперимент быстро достиг уровня неконтролируемого хаоса и привел бы к катастрофическим результатам, если бы не вмешался профессор Зимбардо. Все, что может понадобиться сегодня, — это такое же хладнокровное руководство, чтобы вмешаться, «выдернуть вилку» и вернуть всех к реальности — реальности, в которой мы все на одной стороне.
Источник: салон. Под редакцией Джона Куроски
Опубликовано 23 октября 2021 г.
Обновлено 27 октября 2021 г.
Созданный с учетом психологии и науки, Стэнфордский тюремный эксперимент превратил обычных людей в монстров.
В октябре 2004 года штаб-сержант армии США Иван «Чип» Фредерик столкнулся с трудностями. Он был одним из обвиняемых в печально известном скандале с пытками, который разразился в марте того же года в иракской тюрьме Абу-Грейб, и его военный трибунал увидел тревожные подробности о жестоком обращении с заключенными, лишении сна и сексуальных унижениях.
Одним из свидетелей, которых Фредерик вызвал в свою защиту — и, возможно, одной из причин, по которой он получил всего восемь лет за свои преступления, — был стэнфордский психолог Филип Зимбардо, который утверждал, что действия Фредерика не обязательно были отражением его характера, но были вместо этого реакция на окружающую среду, которую начальство позволило развить в Абу-Грейб.
Зимбардо объяснил, что при правильном стечении обстоятельств почти любого можно заставить сделать то, в чем обвиняли Фредерика: избивать голых заключенных, осквернять их религиозные предметы и заставлять мастурбировать с капюшонами на голове.
PrisonExp.orgЗаключенные с мешками, надетыми на головы, ожидают своего «слушания об условно-досрочном освобождении» — освобождения из Стэнфордского тюремного эксперимента по его завершении.
Действия Фредерика, как утверждал Зимбардо, были предсказуемым результатом его задания, а не изолированными действиями «плохого яблока», который был подходом армии к перекладыванию вины на определенных лиц.
В военном трибунале Зимбардо мог говорить с определенным знанием дела о жестоком обращении с заключенными, потому что когда-то сам участвовал в этом.
В течение шести дней, с 14 по 20 августа 1971 года, он был «надзирателем» имитации тюрьмы в подвале Джордан-холла Стэнфордского университета.
Стремясь лучше понять, что движет взаимодействием заключенных и их охранников, финансируемый за счет гранта ВМС и Корпуса морской пехоты США, Зимбардо разработал психологический эксперимент, в ходе которого двум дюжинам обычных молодых людей случайным образом отводилась роль заключенного.
или охранять то, что должно было стать двухнедельным ролевым упражнением.
PrisonExp.orgОбнаженный заключенный стоит за решеткой во время тюремного эксперимента в Стэнфорде.
Под наблюдением Зимбардо тюремный эксперимент в Стэнфорде превратился в борьбу между страдающими заключенными и манипуляторами-садистами-охранниками, которым нравилось их мучить.
Результаты были опубликованы и широко распространены, что сделало Зимбардо известным в своей профессии и выявило нечто очень тревожное в том, как мало иногда нужно, чтобы превратить людей в монстров.
Как начался Стэнфордский тюремный эксперимент
За десять лет до эксперимента в Стэнфордской тюрьме, в 1961 году, психолог из Йельского университета Стэнли Милграм провел эксперимент, чтобы проверить готовность некоторых людей бить незнакомцев электрическим током.
Эксперимент Милгрэма, как он стал известен, показал, что некоторых молодых людей очень легко уговорить убить другого человека током (что, по их убеждению, они, возможно, и сделали, хотя на самом деле никто из испытуемых не пострадал).
PrisonExp.orgОхранник сопровождает заключенного с завязанными глазами по тюрьме.
Этот эксперимент указал путь для дальнейших исследований ситуационного поведения и предпосылки, что мы настолько хороши или настолько плохи, насколько позволяет нам быть наше окружение. Филип Зимбардо не присутствовал на эксперименте Милгрэма, но до 1960 года он был студентом-психологом в Йельском университете, а к 1971 году он был готов продвинуть работу Милгрэма еще на один шаг вперед в Стэнфорде.
Именно тогда Управление военно-морских исследований США поручило ему изучить психологию заключения и власти, которая существует между охранниками и их сокамерниками. Зимбардо принял грант и сразу же приступил к эксперименту в Стэнфордской тюрьме.
Место, выбранное для эксперимента, находилось в подвале Джордан-Холла в кампусе Стэнфорда. Там Зимбардо оборудовал четыре «тюремные камеры» с внутренними перегородками, а также «кабинет надзирателя» и различные общие помещения для отдыха охранников.
Был также небольшой шкаф для метел, который станет актуальным позже.
Зимбардо набрал испытуемых для своего теста, разместив объявление в Stanford Daily , спрашивая «студентов мужского пола», которые были необходимы «для участия в психологическом исследовании тюремной жизни». В объявлении была обещана компенсация в размере 15 долларов в день (примерно 9 долларов).0 в 2017 году).
Когда его подопытные подали заявку на участие в эксперименте, Зимбардо тщательно отсеял их, чтобы отсеять потенциальных паршивых яблок. Всем, у кого была судимость, даже незначительная, было отказано в участии, как и заявителям с историями психологических отклонений и поведенческих проблем.
В конце концов, Зимбардо остался с 24 здоровыми мужчинами студенческого возраста, у которых не было заметной склонности к насилию или другому негативному поведению. Незадолго до начала эксперимента в Стэнфордской тюрьме испытуемых случайным образом распределили либо в группу заключенных, либо в группу охранников.
Накануне эксперимента Зимбардо провел совещание для своих 12 охранников. Он дал им четкие инструкции относительно их обязанностей и ограничений: охрана будет организована в три восьмичасовых смены для обеспечения круглосуточного наблюдения за заключенными.
Им были выданы военные излишки цвета хаки, зеркальные солнцезащитные очки и деревянные дубинки как символ власти. Всем охранникам было приказано не бить заключенных и не оскорблять их каким-либо иным образом, хотя им сказали, что они будут иметь полную свободу действий в отношении того, как обращаться с 12 заключенными, находящимися под их наблюдением.
PrisonExp.org Полиция Стэнфорда надевает наручники на заключенного № 8612 перед транспортировкой в тюрьму.
На следующий день сотрудники полицейского управления Пало-Альто прибыли в назначенные дома заключенных и взяли их под стражу. 12 человек были отправлены в окружную тюрьму, где их обыскали, сняли отпечатки пальцев и сделали фотографии.
Наконец, их доставили в кампус Стэнфорда и сопроводили в подвал, где их ждала охрана.
Заключенным выдавали неподходящие халаты и велели носить большие шапки-чулки. У каждого была короткая цепь, обмотанная вокруг лодыжки, чтобы подчеркнуть их статус заключенных. Их посадили по трое в камеру и прочитали лекцию о правилах.
Каждый угол был разработан, чтобы заключенные чувствовали себя подчиненными охранникам, в том числе большое количество цифр, вышитых на их халатах; охранникам было приказано обращаться к сокамерникам только по этим номерам, а не называть их с достоинством.
К концу первого дня Стэнфордского тюремного эксперимента обе стороны полностью усвоили правила и начали вести себя по отношению друг к другу так, как будто их чрезмерная динамика власти существовала все это время.
Восстание и шум
PrisonExp.orgЗаключенных ставят лицом к стене, а за ними наблюдает охранник.
Хотя обе стороны усвоили свои роли, а некоторые заключенные, казалось, раздражались от скуки и произвола своих охранников, первый день Стэнфордского тюремного эксперимента прошел более или менее без происшествий.
Иногда заключенных вытаскивали из камер и обыскивали, хотя в начале эксперимента у них не могло быть контрабанды. Охранники в целом были грубы и снисходительны. Они часто требовали, чтобы заключенные повторяли свои номера, чтобы подчеркнуть свой низкий статус. Были назначены второстепенные задачи и наложены наказания, такие как приказ находиться в стрессовых позах в течение длительного времени.
В ту первую ночь охранники решили наказать менее послушных заключенных, отняв у них матрасы и заставив их спать на холодном полу. Они также нарушали сон заключенных тем, что шумели в их общей зоне, примыкающей к камерам.
К полудню второго дня у заключенного №8612 начали проявляться признаки нервного расстройства. Он начал кричать и бушевать, и самому Зимбардо пришлось вмешаться, чтобы контролировать ситуацию. Заключенный отказывался успокаиваться, и поэтому было принято решение освободить его из кабинета ради него самого.
Это приняло форму «слушания об условно-досрочном освобождении», сопровождавшегося длительным пребыванием в чулане для мётел, который выполнял функции одиночного заключения. Процесс освобождения должен был быть долгим и трудным, чтобы создать впечатление, что тюрьма является всемогущим учреждением, в котором заключенные беспомощны.
Имейте в виду, что все это было добровольным мероприятием, и что — по крайней мере, в принципе — каждый мог уйти, когда захочет.
PrisonExp.org В качестве наказания во время эксперимента в Стэнфорде заключенного заставляют чистить туалет.
Пока заключенного №8612 выводили, остальные 11 заключенных подняли шум. Произвольное и жестокое обращение со стороны охранников уже спровоцировало заключенных на отказ подчиняться приказам или покидать камеры. Они отказались отвечать на свои номера, когда им звонили.
Заключенные в одной камере забаррикадировались, прислонив к двери матрац. К вечеру дела пошли настолько плохо, что некоторые охранники, которые могли уйти домой после смены, вызвались остаться сверхурочно и подавить восстание.
После того, как медперсонал, наблюдавший за экспериментом, ушел домой, дежурные охранники били заключенных выстрелами из огнетушителя и переводили их в другие камеры, чтобы увеличить скученность. Пустая камера предназначалась для «хороших» заключенных, не участвовавших в восстании. С другой стороны, предполагаемые главари были заперты в одиночных камерах на несколько часов.
Заключенным в обычных камерах не разрешалось пользоваться туалетом, вместо этого им давали ведра, чтобы справить нужду. Затем ведра оставляли в камере пустыми на всю ночь. На следующий день охранники заставляли заключенных часами стоять в стрессовых позах без одежды.
Слишком опасно, чтобы продолжать
PrisonExp.org Охранники начинают обыск заключенного с раздеванием.
К третьему дню Стэнфордского тюремного эксперимента дела быстро разладились. По словам Зимбардо, примерно у трети охранников спонтанно развились признаки подлинного садизма, они постоянно изобретали новые формы наказания и подстрекали других охранников по мере того, как эти наказания применялись к беспомощным заключенным.
Охранники и сокамерники — которым, как вы помните, всего за несколько дней до этого были случайным образом назначены роли — начали отождествлять себя со своей стороной и действовать коллективно. Через несколько дней большинство заключенных объявили голодовку в знак протеста против условий содержания, в то время как охранники бесплатно брали дополнительные смены и становились все более параноиками.
Когда распространился слух о том, что заключенный №8612 вернулся с небольшой армией сторонников, чтобы устроить побег из тюрьмы, не кто иной, как Зимбардо приказал разобрать подвальную тюрьму и переместить ее наверх, пока он в одиночестве ждал в подвале нападавших. Позже он сказал, что его план, если этот человек действительно появился, состоял в том, чтобы сказать ему, что эксперимент был прекращен, и отправить его домой.
PrisonExp.orgФилип Зимбардо в одиночестве ждет в подвале Джордан-холла предполагаемого нападения на эксперимент заключенного, который потерял рассудок и был досрочно освобожден.
К этому моменту Зимбардо уже полностью погрузился в эксперимент. Как он позже признал, он никогда не сможет сохранять объективность в своей роли администратора тюрьмы, и поэтому он оказался связанным в мире фантазий, который он создал для своих испытуемых.
Зимбардо обнаружил, что ему становится болезненно любопытно, куда движется эксперимент и какие новые события будут приносить каждый день.
К четвертому дню, когда некоторые заключенные стали склонны к суициду и, по-видимому, потеряли контроль над реальностью, Зимбардо решил, что ситуация достаточно интересна, чтобы привести свою девушку, которая сама является аспиранткой-психологом, чтобы посмотреть, что происходит. Женщина, 26-летняя Кристина Маслач, была потрясена увиденным и так сказала.
В прошлом всякий раз, когда новый человек приводился извне — например, заключенный № 416, заменивший № 8612, — они проходили через период нормализации.
Но возражения #416 против обращения с ним привели к тому, что его заперли в одиночной камере, где охранники мучили его, стуча в дверь руками попеременно. К тому времени, когда он вышел из одиночной камеры, заключенный № 416 был достаточно сломлен, чтобы принимать рутину тюремной жизни как норму.
Маслач, с другой стороны, не могла быть заперта или сломана таким образом, и ее свежий взгляд на происходящее потряс ее бойфренда, заставив увидеть свой кошмар ее глазами.
Так получилось, что на шестой день Стэнфордского тюремного эксперимента доктор Зимбардо объявил о его прекращении — к большому разочарованию своих охранников, которым очень нравилась власть, которой они злоупотребляли всю неделю.
После этого все были все еще настолько расстроены, что потребовался целый день, чтобы «условно-досрочно освободить» оставшихся заключенных, хотя — опять же — эксперимент закончился, и им больше не платили; они могли просто уйти.
Наследие Стэнфордского тюремного эксперимента
PrisonExp.org Охранник в своей выданной униформе держит дубинку во время тюремного эксперимента в Стэнфорде.
Стэнфордский тюремный эксперимент мгновенно стал классикой человеческой психологии и динамики власти. Возможно, самым ошеломляющим открытием было то, что люди, принимавшие участие в исследовании, почти мгновенно настолько усвоили свои роли, что, кажется, забыли, что у них была жизнь даже за пределами тюрьмы.
Охранники действовали с исключительной жестокостью, как будто им никогда не придется отвечать за свои действия, а заключенные мирились с ужасающими нарушениями их прав человека, по большей части не требуя, чтобы их отпустили.
Возможно, еще более тревожным является то, что многие исследователи и аспиранты проходили через подвал во время Стэнфордского тюремного эксперимента, наблюдали за условиями содержания мужчин и ничего об этом не говорили. Позже Зимбардо подсчитал, что примерно 50 человек видели, что происходило в его подвальной тюрьме, и его девушка была единственной, кто возражал.
Выводы Зимбардо сразу же обрели актуальность, когда всего через две недели после окончания Стэнфордского тюремного эксперимента заключенные в печально известных тюрьмах Сан-Квентин и Аттика подняли жестокие восстания, поразительно похожие на то, что произошло во второй день эксперимента в Стэнфорде.
Зимбардо был вызван для дачи показаний перед Юридическим комитетом Палаты представителей об условиях содержания в тюрьмах и их влиянии на поведение человека. Зимбардо всегда считал, что внешние условия, а не личность человека, определяют то, как люди реагируют на стресс.
Частично в результате исследований Зимбардо в Соединенных Штатах было принято решение разделить несовершеннолетних и взрослых правонарушителей, а также ввести более строгий контроль и защиту для заключенных, которые, например, хотят подать иск, оспаривающий их условия.
Но тюремный эксперимент в Стэнфорде, как и более ранний эксперимент Милгрэма, имел последствия, выходящие далеко за рамки управления тюрьмой.
PrisonExp.orgЗаключенный сидит в тюрьме с завязанными глазами.
В обоих экспериментах, казалось бы, нормальных, здоровых людей побуждали — практически без принуждения и лишь с небольшим поощрением — совершать ужасные преступления против других людей в их группе. В обоих случаях решения, принимаемые отдельными людьми, были бы немыслимы, если бы они действовали самостоятельно, и убедительно свидетельствует о том, что реакции могут быть обусловлены местной средой при принятии решений.
Это бросает мрачный свет на различие, которое общество проводит между преступниками и законопослушными гражданами, а также предлагает некоторые тревожные возможности в отношении виновных в величайших преступлениях человечества.
члена нацистского эскадрона смерти, например, лихо утверждали, что они не питали никакой личной злобы, а только выполняли приказы; если бы им приказали сделать что-то кроме расстрела тысяч мирных жителей, они бы это сделали.