Эксперимент тюрьма: Античеловеческие психологические эксперименты: Стэнфордская тюрьма и эксперимент Милгрэма

Античеловеческие психологические эксперименты: Стэнфордская тюрьма и эксперимент Милгрэма

В 1971 году Стэнфордский университет совместно с Управлением военно-морских исследований провели психологичекий эксперимент. Ученые отобрали 24 студента и разделили их на роли — одним досталась роль тюремного заключенного, другим — роль тюремщика. Оказалось, что студенты-тюремщики настолько быстро вжились в свою роль, что уже через неделю превратились в изощренных садистов.

Каждому студенту из обеих групп платили по 15 долларов в день ($85 в день по нынешним меркам) при условии, что они будут оставаться в подвале Стэнфордского университета, где было оборудовано некое подобие экспериментальной тюрьмы. Руководил исследованиями профессор психологии Филипп Зимбардо. Целью эксперимента было выяснить, насколько быстро человек может превратиться в садиста.

Перед началом эксперимента студентам-тюремщикам строго запретили причинять физический вред заключенным, но для видимости дали каждому из них по деревянной палке.

Охранники носили хаки и зеркальные очки и обращались к заключенным только по их номерам. Тюремный беспредел начался уже на вторые сутки эксперимента. Заключенных поместили в три камеры — обитатели первой камеры забаррикадировали дверь и отказались выполнять приказы охранников. Тюремщики начали подавлять бунт с помощью огнетушителей. На третьи сутки у одного из заключенных сдали нервы, он бился в истерике, и его вывели из эксперимента.

Охранники тоже не теряли времени — они придумали привилегированную камеру, куда пересаживали послушных им заключенных (там давали более качественную еду). Они заставляли заключенных бесконечно повторять присвоенные им номера, выполнять упражнения, запрещали им убирать нечистоты из тюремных туалетов и заставляли спать на голом цементе.

Превращение студентов в закоренелых садистов заняло всего несколько дней. Новоиспеченные тюремщики запирали заключенных в одноместные камеры, лишали их одеял и еды, заставляли спать голыми на бетоне… Эксперимент закончился на шестой день благодаря подруге профессора Зимбардо — Кристине Маслак.

Девушка, увидев, во что превратился эксперимент её будущего мужа, пришла в ужас и потребовала от Филиппа немедленно прекратить издевательства. Узнав о том, что всё кончено, многие из тюремщиков искренне огорчились — ведь они рассчитывали еще на неделю издевательств (изначально эксперимент должен был продолжаться 14 дней).

Тюремщики и заключенные слишком сильно вжились в свои роли — так, что перешли грани разумного. Треть охранников превратилась в садистов, а пятеро заключенных начали настолько плохо себя чувствовать, что их пришлось вывести из эксперимента. Коллеги обвинили профессора Зимбардо в неэтичности.

Похожим на Стэнфордскую тюрьму был и эксперимент Стэнли Милгрэма — он тоже провоцировал людей на жестокость.

Суть эксперимента Милгрэма состояла в следующем — человека («учителя») садили перед пультом и приказывали нажимать на кнопку всякий раз, когда другой человек, к которому были подключены провода («ученик»), ошибается. Испытуемый думал, что бьёт «ученика» током, хотя в роли последнего выступал актер, ловко имитировавший действие электрошока. После первой ошибки «ученик» получал удар в 45 вольт, но с каждой следующей ошибкой напряжение повышалось всё сильнее, пока не достигало 450 вольт.

Оказалось, что если человеку достаточно настойчиво приказывали — он, не раздумывая, повышал напряжение до 450 вольт, хотя напротив этой цифры находилась надпись «Опасно: труднопереносимый удар током». Из 40 испытуемых сжалились и не стали убивать «ученика» током лишь пятеро, а 26 человек из 40 как ни в чем не бывало продолжили повышать напряжение до критического уровня.

Взаперти. Как разоблачали Стэнфордский тюремный эксперимент | Будущее

В 1971 году профессор Стэнфордского университета Филип Зимбардо нанял студентов для участия в эксперименте, которому суждено было стать, возможно, самым известным в истории социальной психологии. Зимбардо разделил участников на две группы: одним досталась роль заключенных, другим — надзирателей. Результат шокировал — уже через несколько дней, проведенных в импровизированной тюрьме, «охранники» (до этого — обычные люди) стали издеваться над «заключенными». Подавив попытку бунта, они стали вести себя еще более жестоко. У «заключенных» начались нервные срывы. В итоге эксперимент остановили — прежде чем кто-либо пострадал еще больше.

Исследование, которое так и называли — «Стэнфордский эксперимент», с тех пор упоминается во многих учебниках. Его используют как обоснование для критики тюремной системы. Им пользуются как аргументом в теориях, пытающихся объяснить преступления против человечности (тюремный эксперимент упоминался в работах, посвященных Холокосту), — указанием на то, как обычные люди под влиянием обстоятельств могут совершать преступления.

«Если задуматься, можно решить, что ты и сам можешь стать монстром, — отмечал французский ученый Тибо Тексье, автор недавно опубликованной книги, посвященной эксперименту. — Но с другой стороны, [эксперимент] снимает чувство вины. Дескать, мы вообще-то хорошие парни — это ситуация виновата, если мы поступаем плохо. Все это шокирует, но одновременно возвращает веру в человека. Думаю, именно поэтому эксперимент стал таким популярным».

Влияние социальных факторов и ролей на поведение — тема многих исследований (например, психологического эксперимента Стэнли Милгрэма из Йельского университета, в котором участники должны были использовать друг против друга электрический разряд, подчиняясь указаниям экспериментатора). Однако, как считает автор расследования о работе Зимбардо журналист Бен Блюм, стэнфордский опыт выделяется на общем фоне — «он предполагает, что достаточно дать человеку форму, дубинку и немного власти, чтобы превратить его в садиста».

Тюремный эксперимент неоднократно критиковали — за недостатки в методологии, а также этическую нечистоплотность. До сих пор его популярность перевешивала — он оставался культурным феноменом, которому посвящали фильмы, включая триллер, вышедший несколько лет назад. Однако новые разоблачения — книга Тибо Тексье «История лжи» и статья Бена Блюма «Долговечность лжи», опубликованная на днях на Medium — ставят под сомнение саму суть эксперимента.

Архивные записи и рассказы участников свидетельствуют — «охранники» превратились в садистов не сами собой, этому активно способствовали экспериментаторы. Как пишет Блюм, автор опыта с самого начала «положил палец на весы», подстраивая происходящее под нужный ему результат.

кино о том, что может случиться с вами в тюрьме

НЬЮ-ЙОРК — 

Сегодня Барак Обама стал первым действующим американским президентом, который посетил федеральную тюрьму. Обама призывает реформировать американскую пенитенциарную систему, в частности пересмотреть порядок одиночного заключения, лишение бывших заключенных права голосовать на выборах и призывает к созданию более эффективных реабилитационных программ.

В роскошном особняке в Западном Гарлеме у людей совсем не роскошные судьбы. Здесь живут бывшие заключенные – люди, порой проведшие в тюрьме большую часть своей жизни. Здесь им помогают вернуться в общество.

НКО «Общество Удачи» предоставляет 62 койки для бездомных – бывших заключенных. Здесь они приспосабливаются к жизни на свободе. Сегодня у них особое событие – им показывают новый фильм … про тюрьму. Вернее, про один психологический эксперимент. Фильм «Стэнфордский тюремный эксперимент» выходит на экраны в Нью-Йорке в пятницу.

В 1971 году американский психолог Филип Зимбардо провел эксперимент по изучению психологии заключения и адаптации человека к неограниченной власти. 24 студента разделились на заключенных и надзирателей. Тюрьма была ненастоящая, но участники быстро вжились в свои роли. «Надзиратели» вели себя как садисты и пытались «сломать» заключенных. А «заключенные» реально оказались на грани нервного срыва. Эксперимент пришлось прекратить раньше времени.

В фильме доктора Зимбардо играет актер Билли Крудап. А в Нью-Йорке к бывшим заключенным пришел настоящий доктор Зимбардо. На него тогда, в 1971-м году, его собственный эксперимент тоже сильно подействовал.

«Во время эксперимента я постепенно стал думать как директор тюрьмы. То есть для меня надзиратели и тюрьма были важнее, чем заключенные. Когда я видел, как страдают эти мальчики – я не думал об их эмоциональном состоянии», – рассказал доктор Зимбардо.

Режиссер фильма Кайл Патрик Альварес рассказывает, что киносценарий «Тюремного эксперимента» циркулировал в Голливуде уже какое-то время, когда он обратил на него внимание.

«Мало кто знает, что такое для человека – быть в тюрьме. Я хотел, чтобы мой фильм провоцировал такие дискуссии, как сегодня, чтобы он вызывал в людях сострадание», – рассказал Кайл Патрик Альварес.

Некоторые зрители узнавали то, что видели на экране. Другие считали, что кино искажает реальность.

«Я провел в тюрьме большую часть своей жизни. Почти все участники вашего фильма – белые. А в тюрьме большинство – чернокожие», – прокомментировал бывший заключенный.

«Когда выходишь из тюрьмы – забываешь о том, что там с тобой происходило. Но после фильма опять все вернулось. У меня был комок в горле. Я вспомнил, как надзиратели нас ночью выгоняли в коридор в нижнем белье, заставляли испражняться в ведро», – вспомнил другой бывший заключенный.

В американских тюрьмах содержится 2 миллиона человек. Большинство – расовые меньшинства. Длительное одиночное заключение применяется повсеместно – хотя оно признано разновидностью пытки в других странах. Многие считают, что вместо того, чтобы реабилитировать – американские тюрьмы наказывают и разрушают личность.

Говорит Дэвид Роттенберт, основатель «Общества Удачи»: «Некоторые возмущаются, что доктор Зимбардо провел такой негуманный эксперимент. А он вполне точно воссоздал условия тюремного заключения в США. Лучше бы зрители возмущались условиями в реальных тюрьмах».

Сегодня доктор Зимбардо продолжает изучать воздействие власти на личность: «Цель моих новых исследований — отказаться от старых моделей власти, которые направлены на подавление, и использовать власть для создания гуманных институтов в обществе».

«Общество Удачи» – такая новая модель. К бывшим заключенным здесь относятся как к людям, а не как к преступникам. И они в ответ ведут себя как люди.

Фильм Эксперимент (2010) описание, содержание, трейлеры и многое другое о фильме

Компания, которая занимается исследованиями человеческой психики, объявляет набор 26 добровольцев для участия в интересном эксперименте. В их задачу входит разделиться на роли охранников и заключенных, и провести две недели в настоящей тюремной обстановке. За участие в эксперименте, каждый из них получит 14000$ по прошествии двух недель – именно через это время эксперимент будет окончен. За всеми участниками будет наблюдать доктор Арчалета. Правила эксперимента достаточно просты: заключенные должны есть все, что им дают, они не имеют права воровать еду у охраны, и охранники должны наказывать заключенных за нарушения. В случае, если охранник проявит жалость и не накажет кого-либо, эксперимент будет окончен. Эксперимент будет окончен и в случае, если охранник превысит свои полномочия и проявил неприемлемую жестокость.

Трэвис, один из членов группы заключенных, попал в одну камеру с парнем по имени Бэнджи, больным сахарным диабетом, который занимается тем, что рисует графические романы. Одному мужчине из группы охранников, Баррису, неудачнику с заниженной самооценкой, удается стать лидером надзирателей. Вскоре, он стал проявлять действительно жестокие садистские наклонности, вовлекая в это всех остальных. Трэвису все это очень не нравится, и он пытается призвать к справедливости, однако, Баррис и его шайка связывают его и продолжают над ним издеваться. Даже после этого, эксперимент не был остановлен.

После всего этого, Трэвис понимает, что эксперимент должен быть окончен прямо сейчас, однако, его попытка связаться с доктором Арчалетой ни к чему не привела. Вскоре, Баррис убивает Бэнджи, а остальных заключенных приковывают наручниками. Трэвису удается сбежать, и помочь другим заключенным вырваться из оков. Заключенные сами нападают на охранников, и жестоко их избивают. Наконец, загорается красная лампочка, которая символизирует окончание эксперимента. Вскоре, после того, как заключенные вернулись домой, доктора Арчалету засудили за убийство Бэнджи.

Комфорт для убийцы: как провалился эксперимент с тюрьмой без решеток | В мире, Lifestyle | 16.04.2021

«Тюрьма строилась очень быстро. Строились поселки, дома и для обслуживающего персонала, хозяйственные постройки. Все это строилось именно самими осужденными», – рассказывает адвокат по уголовным делам Геннадий Нефедовский.

К началу 60-х в Сингапуре орудовало около 120 банд. Их совокупная численность превышала 10 тысяч человек. Тюрьмы страны были переполнены и, по мнению властей, не выполняли главную функцию – исправления осужденных.  

«И как раз была пора выборов. И партия, которая пришла к власти, проанализировала именно преступные группы. И решила поставить все на новые рельсы. Потому что пенитенциарная система того времени не работала, и они решили провести определенный эксперимент», – рассказывает адвокат по уголовным делам Геннадий Нефедовский.

По замыслу сингапурских чиновников, тюрьма на Пулау Сенанг должна была стать одной из самых гуманных исправительных колоний в мире – без тесных камер, смотровых вышек, решеток и колючей проволоки. Руководил экспериментальным проектом начальник департамента тюрем Сингапура Дэниэл Стэнли Даттон.

«У начальника тюрьмы была идея, что каждый человек рождается добрым, и поэтому нужно воспитывать или перевоспитывать осужденных именно любовью, добрым отношением», – рассказывает адвокат по уголовным делам Геннадий Нефедовский.

Надзирателям в тюрьме Даттона запрещалось использовать огнестрельное оружие, зато осужденным позволяли практически все. Они могли свободно перемещаться по острову, заниматься спортом и загорать на пляжах, работать в местных пекарнях, мастерских и на ферме. За примерное поведение раз в месяц разрешалось выезжать на материк и навещать родственников. Некоторых заключенных даже досрочно освобождали. Как писали местные газеты, за два года эксперимента из тюрьмы на Пулау Сенанг выпустили 250 человек. При этом новых поселенцев становилось все больше. К 1962 году в колонии насчитывалось 316 осужденных. И всего лишь 47 безоружных надзирателей.

Ф. Зимбардо. Стэнфордский тюремный эксперимент

Пенитенциарная система Америки доказала свою неэффективность. Несмотря на все косметические улучшения, произведенные в последние годы, уровень рецидивизма не удалось снизить ниже 75%. Если учесть, что среднее количество заключенных в Америке – 1,6 миллионов – станет понятно, какая это серьезная проблема. Однако мало кто задумывается о сути этой проблемы. Люди верят в миф о том, что тот высокий уровень агрессивности, неуважения к какой бы то ни было власти и презрения к обществу со всеми его “нормами”, которые усваиваются заключенными, происходят по вине самих заключенных, а те жестокость, черствость, грубость, которые становятся «профессиональными заболеваниями» сотрудников – происходят, опять же, по вине самих сотрудников. И вообще – тюрьма — это такое уродское место потому что там собраны одни уроды. В результате, когда происходит бунт заключенных или всплывают факты жестокого садизма сотрудников – то просто меняют, переводят людей, а тюрьма «сама по себе», со всей своей атмосферой, системой взаимоотношений, взглядов, стереотипов, привычек, мнений – остается в неизменном виде.

Чтобы лучше понять влияние тюремных условий «как таковых» в 1971 году факультетом психологии Стенфордского университета – крупнейшего гуманитарного университета США, — был проведен эксперимент, в ходе которого двадцать специально отобранных самых «средних» и «нормальных» добровольцев 25-30 лет были помещены в искусственно созданные тюремные условия. Под «тюрьму» был переоборудован один из небольших коридоров Университета. Задачей являлось не создание точной копии тюрьмы, но создание условий, достаточно достоверно передающих атмосферу этого учреждения.

Описание эксперимента

На помещенное в местной газете объявление, приглашающее мужчин средних лет принять участие в двухнедельном тюремном эксперименте за $15 в день (вознаграждение выплачивается в конце), откликнулись 75 добровольцев. После серии психологических тестов, анализа автобиографий и собеседования с профессором Зимбардо и его ассистентом – руководителями эксперимента, были отобраны 20 человек. Это были люди, у которых не было выявлено ни малейших отклонений от «нормы» (никакой повышенной тревожности, агрессивности, мнительности), как правило – представители среднего класса, наиболее взрослые и здоровые как физически, так и психически. У них не было никаких связей с полицией и им специально ничего предварительно не рассказывали ни о жизни заключенных, ни о методах работы надсмотрщиков, чтобы устранить всякую «предрасположенность». По этой же причине среди отобранных не было знакомых друг-другу людей. Всё должно было быть просто и «естественно». Также просто – путем подкидывания монетки — были распределены роли – кому быть заключенным, а кому – надсмотрщиком.

Чтобы помочь надсмотрщикам войти в роль, их попросили помочь с дооборудованием коридора. Из него была вынесена вся мебель, в кабинетах деревянные двери были заменены на стальные решетки, маленький туалет без света приспособлен под «одиночку», две комнаты были также отведены охране и «начальнику тюрьмы» — профессору Зимбардо. В камерах не было окон, не было иной мебели, кроме матрасов, простыней, подушек для трех заключенных. Иметь личные вещи запрещалось. Охранники были уверены, что внимание психологов будет сосредоточено на заключенных, однако на самом деле записывающие видео и аудио устройства были вмонтированы не только в стены камер, но и в комнате охраны. Охране была выдана униформа цвета хаки, темные очки – исключающие возможности зрительного контакта с заключенными и резиновая дубинка. Все эти атрибуты имели психологический характер – подчеркнуть властность и дистанциировать охранников от заключенных. Применение физической силы правилами эксперимента запрещалось. Охранники были разделены на 3 смены по 8 часов (1 – в запасе), в остальное время они вели свою обычную жизнь.

Заключенных попросили в субботу быть дома. В эту субботу они были арестованы настоящим нарядом полиции, им надели наручники, совершенно серьезно объяснили, что они обвиняются в вооруженном ограблении и, под удивленные взгляды соседей, запихнули в машину и отвезли в участок. Там на них завели дело, сняли отпечатки пальцев и поместили в камеру. При этом никто не говорил, что их арест связан с участием в каком-то эксперименте. Всё было вполне натурально. После этого их с завязанными глазами транспортировали в «Стенфордскую тюрьму». Как уже говорилось, этот коридор факультета психологии не являлся точной копией тюрьмы, однако он являлся вполне действенной моделью, воссоздающей тюремную атмосферу.

Участники эксперимента должны были себя чувствовать именно заключенными, а не просто участниками эксперимента. Среди наиболее важных моментов были выделены и воссозданы следующие:

Деиндивидуализация, обезличивание. Тот, кто ещё вчера был уникальной личностью, выделявшейся своими характерными особенностями, как внешне, так и внутренне, попадая в тюрьму теряет свою индивидуальность, становится просто “заключенный номер такой-то”.

Ту же самую процедуру проходят и новобранцы в армии. Как было установлено в ряде экспериментов, конечной целью использования военной формы является именно изменение психологии. “Рядовой такой-то” намного агрессивней, чем “Иванов Петр Евгеньевич”, и ему психологически намного легче проявлять жестокость по отношению к столь же обезличенному “солдату” вражеской армии. Цель формы – именно снятие психологических барьеров в отношении жестокости. Быть жестоким с человеком, которого ты воспринимаешь как человека – очень тяжело, быть жестоким с “номером таким-то” намного психологически проще. В этой связи форма как заключенных, так и охранников играет важную роль. Ту же цель преследовали нашитые на груди и на спине номера заключенных. Охранники обращались к заключенным только по их номерам.

Демаскулинизация. Мужчине присуще черты мужественности, твердости, стойкости, смелости и агрессивности, решимости и решительности. Естественно, эти черты характера представляют ряд весьма существенных неудобств для надсмотрщиков, которым нужны именно “мягкие, податливые, уступчивые, робкие, нерешительные, легко управляемые”, короче – покорные и послушные заключенные. Всё, что так или иначе связано с мужественностью, с силой, властью – находится исключительно во власти надсмотрщиков (имеющих как атрибут – дубинку). Демаскулинизация заключенных в данном случае выразилась в том, что их заставили носить женский чулок на голове, лишили возможности носить белье и одели в коротенькие халатики, отчего они сразу стали чувствовать себя “не в своей тарелке”, и вся их осанка и движения стали напоминать женские, движения утратили решительность и стремительность. Это также дало возможность охране обращаться к заключенным “милашка”, “малышка” и т.п.

Подавление, угнетение. На правой щиколотке заключенных была цепь с замком, которая никогда не снималась. Слабая боль и постоянное неудобство от этой цепи должны были быть постоянным напоминанием заключенному, что он находится во враждебной ему атмосфере тюрьмы. Даже когда заключенный спал, одно неловкое движение – и цепь на правой щиколотке больно ударялась о левую, что не позволяло заключенному забыть, где он даже во сне.

Унижение. Каждый заключенный систематически обыскивался, и их заставляли раздеваться, чтобы быть опрысканными антибактериальным спреем, якобы потому что мы были уверены в их вшивости и микробности. (При этом мыться было нельзя и скоро в тюрьме появился устойчивый, неприятный запах пота.)

В 2:30 заключенные были разбужены резким звонком на свою первую “поверку”. Первоначальной целью поверок являлось ознакомление заключенных со своими номерами. Первая поверка прошла за 10 минут, заключенные не восприняли её серьезно, шутили. Охранники тоже ещё не вошли в роль и не знали, как им проявлять свою власть. Однако по сути эти поверки предоставляли возможность охране проявить, поупражняться в контроле над заключенными. Со временем их продолжительность стала возрастать и к концу эксперимента достигла 3 часов. За малейший знак неуважительного отношения к охране, непослушание или просто так заключенных заставляли отжиматься. Охрана обращалась к заключенным либо по номеру, либо “эй, ты”, либо используя какую-либо унизительную кличку и, главным образом, для того, чтобы показать свою власть.

День 2

Поскольку первый день прошел спокойно, охрана и администрация были совершенно не готовы к тому, что на следующее утро заключенные взбунтовались.

Они сорвали с головы чулки, спороли номера с одежды и завалили матрасами двери камер и стали открыто высказывать свое мнение по поводу охранников. Охрана была в бешенстве, но и в растерянности, поскольку никто не знал, что делать. Прибывшая утренняя смена выразила свое разочарование и высказала подозрение, что ночная смена проявила непозволительную “мягкотелость”.

Восстание было решено подавить собственными силами. Для этого также была вызвана и третья смена. Для подавления восстания были использованы огнетушители, предоставленные службой пожарной безопасности, обеспокоенной тем, что из помещения “тюрьмы” был всего один выход. Струей леденящей окиси карбона охранники оттеснили заключенных от двери, сорвали с них одежду, выбросили из камер матрасы и посадили руководителя восстания – “№ 8612″ в одиночную камеру.

Таким образом восстание было подавлено. Стало ясно, что девять охранников могут справиться с девятью заключенными, однако возможности постоянно сдержать такой штат охраны – не было. (Более того, 1 и 3 смены, участвовавшие в подавлении восстания делали это безвозмездно, поскольку никаких “сверхурочных” условиями эксперимента не предполагалось.) Поэтому были использованы более тонкие методы контроля ситуации. Охранники сделали одну из камер – “привилегированной”. Трое заключенных, принимавших наименее активное участие в восстании были помещены в эту камеру. Им вернули одежду, матрасы и позволили умыться и почистить зубы. Остальным – нет. Их также особенно хорошо накормили, в то время как остальные “временно лишились этого права”, т.е. их не кормили вообще. Через пол дня такой жизни, охранники взяли “хороших” заключенных и поместили их обратно в “плохие” камеры, а вместо них наугад выбрали трое “плохих” и поместили их в “хорошую” камеру. Если причину первого поступка заключенные могли понять, то предположить, что во втором случае охранники сделали это “просто так” они не смогли и решили, что “второму набору” выпали привилегии потому что они являются “информаторами” и таким образом между заключенными возникло взаимное недоверие и подозрительность. Коллектив был расколот.

По словам нашего “эксперта” подобная тактика используется и в реальных тюрьмах, чтобы расколоть союзы заключенных. Например, расизм используется, чтобы возбудить ненависть и натравить друг на друга белых, черных и латино-американцев друг на друга. В реальной тюрьме наибольшую угрозу для заключенного представляет именно сосед по нарам. Другим следствием восстания явилась наоборот возросшая солидарность между охранниками – “товарищество”. Также изменился и их взгляд на заключенных, это больше не были “ребята из эксперимента”, это были реально-ненавистные враги, причиняющие неудобства и неприятности (столь невыносимые для охраны), которых во что бы то ни стало надо “сломать”, за что охрана и принялась со всем ожесточением.

Удовлетворение абсолютно любых, даже таких простых и естественных с точки зрения обывателя, потребностей как туалет – стало полностью зависеть от прихоти охраны т.к. и на это необходимо было спросить разрешения, чтобы тебе завязали глаза, наручниками сцепили руки и отвели в туалет. При этом охрана не всегда выполняла просьбы и заключенным приходилось использовать полиэтиленовые пакеты, которые оставались в камере, что вело к дальнейшей деградации условий. Возможность читать и смотреть телевизор – изначально предполагавшаяся – была забыта. На право пользования очками или на то, чтобы закурить сигарету также необходимо было получить разрешение надсмотрщика. № 8612 был заядлым курильщиком и таким образом охрана контролировала его с помощью сигарет. Также охрана сконцентрировала на нем свое особое внимание, не упуская случая, чтобы обозвать или как-либо ещё его унизить.

Менее чем через 36 часов у него начались патологические реакции – эмоциональный срывы, истерика, нарушение мышления, неконтролируемые вспышки ярости, крики и слезы. К сожалению, сам “начальник тюрьмы” – д-р Зимбардо, в обычное время известный как человек “очень отзывчивый и внимательный к нуждам окружающих” (характеристика его коллег и жены) в данном случае “вошел в роль” и на рыдания № 8612 ответил, что “такой сопляк как ты и дня не протянет в настоящей тюрьме”, а также предложил ему сделку – он скажет охране, чтобы те перестали уделять ему “особое внимание”, а в обмен он будет сообщать ему “некоторые интересные сведения” о других заключенных и их разговорах. Бывший руководитель восстания был так плох, что вместо отказа, сказал, что он подумает над этим предложением. Когда он вернулся к остальным заключенным (была поверка), он истерично прошептал “Это не эксперимент, это настоящая тюрьма для психологических экспериментов над людьми и нам отсюда не выбраться”. Этот шепот волной ужаса и отчаянья прошел по ряду заключенных, после чего четверо из них прекратили всякое сопротивление издевательствам охраны и стали 100% послушными зомби, лишенными всякой тени собственной инициативности и самостоятельности.

Ночью состояние № 8612 резко ухудшилось. Главным по тюрьме был в это время ассистент профессора – Крейг Ханей. Он попросил охрану привести его к себе в кабинет (таковы уже были правила, установленные охраной), надеясь, что в кабинете тот сможет немного успокоиться и прийти в себя. Заключенный сказал, что он не в силах больше выносить непрерывные издевательства надсмотрщиков. Видя огромное внутреннее напряжение, прорывающееся то в слезах, то в истерике, Крейг понял, что дело серьезно. “Была глубокая ночь и я не мог позвонить доктору Зимбардо, своему начальнику. Понял, что решение придется принимать мне. Сейчас, спустя годы, оглядываясь назад принятое мной решение кажется простым и естественным, потому что оно было единственно правильным, то в ту ночь оно таковым не казалось. Я учился на 4 курсе и для меня много значило участие в этом эксперименте, подготовка к которому заняла у нас столько времени и результаты которого были в ту ночь ещё совсем неизвестны. Выпуская заключенного я тем самым рисковал всем экспериментом, который мог сорваться. И всё таки я решил отпустить этого парня, потому что человечность во мне перевесила “научность”. На следующий день мне пришлось много чего выслушать от начальства, которое не видело, как плох стал парень ночью и потому сомневалось в правильности моего решения и в моем здравомыслии и “преданности науке” вообще. Однако необходимо было найти какое-то объяснение этому случаю и тут мы попали в свои же собственные сети и уцепились именно за ту идею, которую и пытались опровергнуть. А именно мы решили, что произошла ошибка в процедуре отбора и в наш эксперимент просочился какой-то “ненормальный”, т.е. мы – пытавшиеся опровергнуть стратегию “во всем винить пострадавшего” и доказать, что ситуация может оказывать сильное деформирующее воздействие на личность и психику человека – при первом же серьезном проявлении этого воздействия попытались сами всё списать и во всем обвинить самого пострадавшего, его якобы “дефектную” личность. Это было проще всего, ведь таким образом снималась ответственность за происшедшее со всех остальных. Однако тот факт, что в течении последующих четырех дней патология проявилась ещё у шести заключенных заставил нас призадуматься и пересмотреть свои взгляды.

День 3

В понедельник был день “свиданий” с родными и друзьями. Мы опасались, что близкие могут увидеть состояние заключенных и тюрьмы и забрать своих сыновей домой.

С целью этого не допустить мы решили оказать воздействие и на ситуацию и на самих родителей. Заключенным было велено помыться, побриться, причесаться, вычистить и привести в порядок камеры, мы проветрили помещение, пустили по местному радио спокойную приятную музыку и даже уговорили одну милую, привлекательную студентку сыграть роль секретарши, приветствуя и регистрируя наших посетителей на входе.

Целью этих действий было убедить посетителей, что всё совсем не плохо. Когда пришло два десятка посетителей, полных чувства умора и оптимизма, готовых увидеть что-то новое и интересное, мы методично взяли их поведение под ситуативный контроль, заставили зарегистрироваться, заставили прождать полчаса, затем объявили, что одного заключенного могут посетить не более двух человек, что время визита ограничено 10 минутами, и что свидание произойдет только в присутствии и под наблюдением охранника. Кроме того, прежде чем встретиться с сыном, родители должны были обсудить его “дело” с начальником тюрьмы. Конечно, поначалу родители стали возмущаться этими неразумными правилами, но, что удивительно, — в конце концов они все им подчинились и таким образом приняли участие в нашей инсценировке.

Когда родители увидели, в каком измотанном и затравленном состоянии находятся их сыновья, многие из них, даже отцы – разрыдались. Когда одна мать сказала, что никогда не видела своего сына таким изможденным, я в ответ быстро перекинул вину с ситуации на самого её сына. “Сам виноват – нечего не спать по ночам!”, затем я обратился к отцу – “Вы что, сомневаетесь в своем сыне?” “Нет, нет, конечно не сомневаюсь, он – крепкий парень. Пойдем дорогая, мы и так уже потеряли много времени. До встречи в следующий понедельник!”

Таким образом родители остались в рамках самой ситуации и никто не осмелился поставить под сомнение саму ситуацию, но продолжал действовать в её рамках, прося у “начальника тюрьмы” не более как “послабления условий для их сына”.

После визитов родных, во время проверки один из охранников услышал, как заключенные перешептываются о том, что выпущенный ранее № 8612 вот-вот должен собрать своих друзей и вернуться, чтобы разнести эту тюрьму и всех освободить. По идее, мы – как наблюдатели, должны были бы наблюдать. Однако совмещение роли профессора и “начальника тюрьмы” сыграло свою роковую роль, втянув меня самого полностью в ситуацию. Таким образом я перестал действовать как профессор и стал вести и мыслить, как заправский начальник тюрьмы. Я долго упрашивал полицию перевести на время наших заключенных к себе. Полиция отказалась, сказав, что в этот случай страховой компанией не предусмотрен и если что – вся вина ляжет на них. Я взбесился. Затем, посовещавшись, мы решили завязать заключенным глаза, сковать их одной цепью и перевести в кладовую на пятый этаж, а тюрьму тем временем демонтировать, чтобы когда № 8612 вернется с друзьями – я мог бы ему сказать, что эксперимент окончен и все разошлись по домам. Мы так и поступили.

После множества хлопот и нервов всё было сделано и я остался в опустевшей “тюрьме” один, нервно ожидая группу ребят с дубинками, готовых разнести всё в клочья, и подумывая о том, а не попросить ли полицию задержать этого парня под каким-либо предлогом на 15 суток. В это время ко мне заглянул один из коллег по факультету, который прослышал, что у нас тут какой-то эксперимент. Я обрисовал ему ситуацию и он задал мне простой и главный вопрос: “А что, собственно говоря, вы пытаетесь изучить? Какова зависимая переменная в этом эксперименте?” К моему собственному потом удивлению, я ответил на этот грамотный вопрос вспышкой гнева.

У меня тут вот-вот вломится банда головорезов, чтобы разнести “мою” тюрьму, а какой-то профессоришко тут разглагольтвует о зависимых переменных! К вечеру стало ясно, что слух о нападении на тюрьму был не более, чем слух. Представьте себе наше состояние. Мы потратили кучу сил и нервов – и всё впустую! Кто-то должен был за это ответить! И этим “кто-то” стали, разумеется, заключенные, которых заставили голыми руками чистить унитаз, отжиматься, ходить гусиным шагом, словом, подвергли всем наказаниям, какие охранники только и смогли выдумать. Продолжительность поверок достигла нескольких часов.

День 4

В понедельник я также вызвал десятого заключенного, чтобы он занял место отпущенного ранее № 8612. Попав в тюрьму и столкнувшись с местными “порядками” № 819 отказался подчиняться и объявил голодовку. Он надеялся, что его сопротивление издевательствам охраны послужи толчком к восстановлению солидарности между заключенными, их объединения против охраны или, по крайней мере, таким образом он совсем обессилит и его вынуждены будут отпустить.

Он ошибался. Уже на 4 день было слишком поздно и бесполезно вывести заключенных из их зомбированной покорности. Таким образом, вместо того, чтобы стать героем, возглавляющим сопротивление жестокости надсмотрщиков, он стал одиноким “источником неприятностей”, презираемый заключенными и терзаемый начальниками за то, что не ел “свою поганую жратву”. В любом случае, очень быстро № 819 оказался “внутри ситуации”, т.е. – не более, чем просто “проблемный заключенный”.

Во вторник я пригласил католического священника, бывшего тюремным капелланом, зайти и оценить, насколько наша тюрьма соответствует действительности. Наблюдая его разговоры с заключенными, меня поразило, что половина из них, представлялась не своими христианскими именами, а называло себя своему тюремному номеру. Капеллан спросил у заключенных, что они делают, чтобы выбраться отсюда. В ответ на их недоуменный взгляд он ответил, что, чтобы выбраться из тюрьмы необходимо подать прошение о помиловании. Он также предложил связаться с родителями, чтобы те наняли юриста и половина заключенных попросили его об этом. Визит священника совсем размыл грани реальности и после него многие окончательно забыли про какой-либо эксперимент и стали мыслить исключительно в тюремных понятиях.

Вечером у № 819 случилась истерика. Видя, что дело серьезно, я снял с его головы чулок, отстегнул от ноги цепь и велел пойти отдохнуть в мою комнату, сказав, что принесу туда еды. Пока я всё это делал, один из охранников выстроил заключенных в линию и заставил их петь громким голосом: “№ 819 – (плохой заключенный), он во всем виноват. № 819 очень плохо поступает. Из-за него всё не так!” Они пели это хором раз за разом, и с каждым разом всё слаженней и четче. Когда я понял, что о слышит их пение я поспешил в кабинет. Та я застал его – рыдающего. Я предложил ему выйти на улицу. Он сказал, что не может выйти, потому что другие заклеймили его “плохим” и не смотря на свою усталость от голодовки, он стал просить вернуть его обратно в камеру, чтобы доказать остальным, что он вовсе не “плохой” и ничего “плохого не делал”. Тут я понял, что его тоже пора выпускать и сказал: “Слушай, ты не плохой заключенный, ты не заключенный вообще. Ты – Клей Гебхард, а я — не начальник тюрьмы, я доктор Зимбардо, психолог и это – Стенфордский университет, а не тюрьма! Так что вставай и иди себе домой!” Он перестал рыдать и смотрел на меня взглядом ребенка, очнувшегося от кошмарного сна. Помолчав какое-то время он, наконец, казал, “хорошо”.

День 5

В этот день, следуя совету капеллана, мы решили инсценировать “пересмотр дел”, т.е. рассмотреть вопрос о помиловании. Для этого мы собрали “присяжных” – с десяток студентов психологического факультета. Во главе суда был наш тюремный эксперт, недавно вышедший на свободу после 17 лет заключения Карло Прескотт. Его собственное прошение о помиловании 16 раз было отклонено.

Во время этого процесса в глаза бросилось следующее. На предложение отказаться от всех денег в обмен на досрочное освобождение почти все заключенные ответили согласием. Далее, в ответ на наш приказ вернуться в камеру и ждать решения суда, каждый заключенный послушно встал и последовал в свою камеру. Хотя по логике вещей, если им больше не нужны были деньги – то зачем им было продолжать участвовать в эксперименте? Они могли просто встать и уйти. По всему было видно, что эти люди уже неспособны ни к какому сопротивлению, и что для них восприятие “экспериментальной” тюрьмы было совершенно реальным.

Также резкое изменение произошло и в самом эксперте – за считанные минуты он превратился в того самого черствого авторитарного судью, которого сам же больше всего ненавидел и который отклонил 16 его прошений. Все прошения о помиловании были отклонены. После объявления этой новости, у половины из оставшихся восьми заключенных началась патология, у одного заключенного начались судороги по всему телу.

Изменения произошли и с охранниками. Они уже полностью “адаптировались” к своей работе. Можно было выделить три типа охранников – те, кто издевался над заключенными ради удовольствия, те, кто делал это “по долгу службы” и тех “слабаков”, кто этого не делал, но в то же время и не препятствовал это делать другим охранникам. Один из охранников стал откровенным садистом, за что получил кличку жестокого убийцы из кино про дикий запад – Джо Уейна. Его смена работала в ночь и отличалась особой развязностью, потому что охранники были уверены, что ночью все “профессора” спят и за ними никто не следит.

Пятый день был последним исключительно благодаря тому, что вечером этого дня посмотреть, на эти “чудеса” пришла невеста доктора Зимбардо, недавно ставшая преподавателем выпускница Стенфорда Кристина Мэслаш. “Я была очень поглощена переездом и подготовкой к чтению моего первого курса лекций и поэтому смогла прийти посмотреть на эксперимент только под вечер пятого дня. Посмотрев через специальное (одностороннее) окошко в коридор я никого не увидела, поэтому обошла тюрьму с другой стороны и зашла в комнату охраны. Там сидел всего один охранник, который пораньше пришел на работу и ждал начала своей смены. Мы с ним поговорили какое-то время и он показался мне очень милым и интеллигентным человеком. Потом в комнату вошли охранники, окончившие свою смену и я, чтобы им не мешать, ушла к Филу и другим психологам, находившимся на другом конце тюрьмы, откуда они наблюдали за всем происходящим внутри. Когда я вошла, меня подозвали к окошку, сказав, что я увижу кое-что весьма и весьма интересное, потому что сейчас как раз “смена Джо Уейна”. Я взглянула в окошко и увидела, что известный “Джо Уейн” – это был тот самый “милый и интеллигентный” человек, с которым я только что разговаривала. Только теперь это был совсем другой человек. Он не только двигался иначе, он стал говорить с южным акцентом (пародируя одного из виденных им киногероев – как выяснилось позже). Он орал и немыслимо ругался на заключенных, выстроившихся в коридоре для переклички. Трансформация была потрясающей – стоило ему одень форму хаки, взять в руки дубинку и войти в тюремный коридор – и вот это уже совсем другой человек – само олицетворение грубости и жестокости, само воплощение “исключительно формального” “ничего личного” “знающего жизнь” тюремного исполнителя.

В 11 вечера заключенных сцепили цепью, надели на головы бумажные пакеты, чтобы они ничего не могли видеть, и с криками и руганью колонной повели в туалет. Охрана была уверена, что на пути в туалет, который находился вне “тюрьмы” за ними уж точно никто не наблюдает и поэтому они позволяли себе всё.

Это было отвратительно и просто невыносимо наблюдать. В то же время у Фила и других экспериментаторов это, похоже не вызывало ничего, коме профессионального любопытства: “Ты только посмотри, что они вытворяют! Ну надо же! Как интересно! Иди, иди – посмотри на это!”. Я, наоборот, отошла, шатаясь, вглубь комнаты, только и сказав, что “я уже это видела”. В ответ на это Фил и другие разразились бурей возмущения о том, что я не хочу смотреть на столь интересные проявления человеческой психики. Они решили, что это я от отсутствия интереса. Их насмешки и комментарии заставили меня усомниться в себе самой, заподозрить себя в действительной глупости и равнодушии к профессии – в добавок к тому, что мне просто было тошно смотреть на то, как охранники унижали и издевались над своими “жертвами”.

Некоторое время спустя, по дороге из университета Фил спросил меня, что я думаю обо всём этом. Он ожидал, что я произнесу какую-то восторженную высоконаучную тираду, однако вместо этого я разревелась (хотя обычно я очень сдержанный человек) и сказала: “То, что вы делаете с этими ребятами – это ужасно и бесчеловечно!” Дальше у нас был ожесточенный спор. Я была очень напугана, потому что знала Фила уже не первый год и мы даже собирались пожениться. Я знала его, как доброго и отзывчивого человека, всегда внимательного и заботливого, мы никогда с ним серьезно не ругались. Не помню сколько это всё продолжалось, но это было очень тяжело. В конце концов он согласился со мной, признал, что сам за эти дни сильно изменился, что все они внутренне вжились в “тюремные условия” и усвоили себе “тюремные порядки”, которые таким образом оторвали их от их привычных человеческих ценностей. Поскольку дело было глубоко за полночь, он пообещал, что остановит эксперимент завтра утром, пригласив всех охранников и всех ранее освобожденных заключенных для совместного обсуждения итогов эксперимента.

Вспоминая, спустя годы, об этом дне, я часто спрашивала себя – почему моя реакция была не такая, как у всех. Я думаю причин тому было две: во первых я была совершенно посторонним человеком. Для меня просто не было никакой “роли”, и у меня не было никакой личной заинтересованности в результатах этого эксперимента. Спрашивая себя – а смогла ли я поступить так же, если бы я была не молодым профессором, а студенткой, и мое будущее зависело бы от рекомендации д-ра Зимбардо? Смогла ли бы я так поступить, если бы это был “мой” эксперимент? Мне хотелось бы думать, что – смогла бы, но, честно сказать – я не знаю. И второе – я не присутствовала там постоянно, я не имела, не чувствовала, как день за днем ситуация накаляется, я не привыкала к ней. Поэтому для них всё было вроде как по старому, все было “как всегда”, всё было нормально, я же сразу увидела и поняла – дурдом. Кроме того, чтобы я стала делать, если бы Фил меня не послушал? В известных экспериментах на “послушание” проф. Милгрима, 90% из тысячи простых американцев послушно совершили убийство, не зная, что это не настоящее убийство, хотя при этом многие кричали и плакали, что не хотят никого убивать – и все же продолжали нажимать на кнопку, посылая видимой им жертве (искусному актеру) всё более и более сильный разряд тока. Только 10% отказались подчиняться, но при этом ни один не пошел против эксперимента как такового, не один не возмутился “что это вы тут делаете!?” Таким образом, не имея своей “роли” и поэтому не затянутая вовнутрь ситуации, я смогла трезво взглянуть и поставить под вопрос саму ситуацию. Потом этот мой поступок называли геройским, но тогда я вовсе не чувствовала себя героем, я чувствовала себя изгоем, сомневалась в собственном здравомыслии и недоумевала, почему моя точка зрения такая “ненормальная”, не как у всех остальных. И смогла бы я пойти в ректорат или в комитет по защите прав человека, чтобы начать действия против Фила, с которым мы собирались пожениться? Я не знаю, но я очень рада, что мне не пришлось отвечать на этот вопрос. Ведь системе, насаждающей зло, очень легко “сговориться” с добропорядочными диссидентами или даже с героическими повстанцами просто – дав им грамоты и медали за их “подвиги” и чтоб они держали своё мнение при себе. Для себя я поняла, как легко человек может начать бесчеловечно обращаться с теми, кто находится в зависимости от его помощи или доброй воли, начав оправдывать свою бесчеловечность тем, что эти люди – не люди, “звери”, “никчемные”, “неполноценные”, “уроды”, “конченные” и проч. Этот эксперимент побудил меня заняться исследованием того, как первоначально отзывчивые медсестры, чья самоотверженность беззастенчиво эксплуатируется, “сгорают” на работе и начинают ненавидеть тех самых людей, ради которых они пришли в медицину. К счастью это явление не повсеместное, но оно имеет место быть. А с Филом мы недавно справили 20ю годовщину нашей свадьбы.”

На следующий день эксперимент был остановлен. Весть об окончании эксперимента заключенные восприняли с неописуемой радостью и воодушевлением, в течении считанных минут их апатию как рукой сняло. В то же время охранники были явно недовольны, что всё закончилось так скоро.

Выводы

Честно сказать поначалу мы совсем не думали, что всё так получится. Мы, наоборот, думали, что ребята будут шутить и прикалываться и нормально общаться друг с другом и что наша тюрьма совсем не сможет стать похожей на настоящую. К тому же ведь мы не давали никаких ролей и не объясняли кому как себя вести.

Однако, получив власть, охранники начали всё активней её использовать, заняв уверенную, активную позицию. Многие из них признались, что работа, позволяющая им полностью контролировать и управлять ситуацией и другими людьми, доставляла им немалое удовольствие. Это же можно было видеть из видеозаписей, показывавших как охранники часто просто так прогуливались вдоль камер с самодовольным видом, покачивая на руке дубинку, а также из того, что за всё время эксперимента не было ни одного опоздания на работу, ни одного “больничного” или “отгула”, ни разу никто не отказался от сверхурочной работы. “Оглядываясь назад, я ужасаюсь самому себе – как мало я имел какого-либо сочувствия к этим ребятам.” Хотя не все охранники заняли агрессивную позицию в отношении к заключенным, но, как уже говорилось, не было отмечено ни одного случая, когда кто-нибудь из охранников пошел бы против “своих”, пытаясь остановить садизм наиболее активных коллег.

Заключенные также подчинялись и “хорошим” охранникам из страха, что если те их оставят совсем, то “плохие” им сделают ещё хуже. Наиболее частой формой обращения в тюрьме была команда, причем команда всегда безличная и как правило сопровождающаяся унизительной шуткой или кличкой. Так из общего числа обращений к конкретному человеку 95% всех обращений (в т.ч. и между заключенными) начиналось с какой-либо негативной, унизительной клички, номера, и только в 5% случаев были употреблены имена или упомянута какая-то положительная черта, особенность человека (всё это были не случаи общения заключенных между собой, а случаи обращения заключенных к тюремщику с какой-либо просьбой). Грубая манера обращения у охранников прогрессировала по ходу эксперимента. Так, если во время первой “поверки” было сказано всего несколько оскорбительных слов, и то в шутливой форме, во время последних слов оскорбления произносились примерно каждые двадцать секунд. В ответ на это повышение интенсивности ругани, снижалась интенсивность действий заключенный. Напомним, что физическую силу применять запрещалось, поэму словесные оскорбления были основной формой агрессии.

Единственное заключение, которое можно было сделать из анализа психологического состояния заключенных до эксперимента и в конце, это то, что зависимые, пассивные личности переносили заключение несколько легче, чем личности самостоятельные, инициативные, независимые, творческие. Других зависимостей между характером и успешностью “адаптации” к тюрьме установлено не было. Лишившись всякой власти и контроля ситуации, поведение заключенных стало крайне пассивным. Единственным видом проявления инициативы было сопротивление выполнению команд надсмотрщиков, причем это сопротивление по ходу эксперимента становилось всё слабее и к концу эксперимента (т.е. всего лишь на 5 день!) у половины заключенных исчезло совсем. Этому способствовала и деиндивидуализация заключенных. “Я понял, что теряю самого себя, чувство собственной личности. Тот парень, которого звали Клэй и который согласился участвовать в эксперименте был от меня всё дальше и дальше, пока не исчез совсем, а я – я – № 819 – остался.”

Один единственный раз был отмечен факт взаимопомощи – когда один заключенный помог другому. Удивительно и то, что 90% всех разговоров между заключенными в камерах велись о тюрьме. Хотя это были совершенно разные и интересные люди, за весь срок пребывания в тюрьме они ничего друг о друге не узнали. И в то время, когда бы они могли обсудить свои планы на будущее или поговорить о прошлом, словом, в то единственное время, когда они могли бы убежать и оторваться от реальности – они не выходили из под власти ситуации, говоря лишь о еде, охране, поверках, поведении других заключенных и т.п. То есть не было никакой прерывности в их самовосприятии себя как заключенных. Более того, заключенные стали усваивать негативные взгляды охраны на самих себя и стали сами относиться к себе столь же негативно. К концу эксперимента заключенные перестали даже внутренне сопротивляться давлению охраны и были полностью уверены, что охрана так с ними обращается потому, что они этого заслуживают. Точно также они следовали “рекомендациям” охраны и в выстраивании своих отношений с другими заключенными. Ярким примером тому является их пение про то, что “№ 819 – плохой заключенный”. Кроме того, хотя внешне заключенные выглядели вялыми и апатичными, особенно по сравнению с активными охранниками, тестирование показало, что внутренне они в 2 раза более возбуждены, что внутри у них никакого покоя нет. Также в 2-3 раза чаще у них были перепады настроения, чем у сравнительно “стабильной” охраны. То есть эмоциональные реакции заключенных были в несколько раз сильнее, но внешне никак не выражались (кроме судорог и других соматических реакций). По словам заключенных, самым тяжелым была непредсказуемость поведения охраны, её самодурство. В ответ на слабое сопротивление одного заключенного могли наказать его, а могли наказать и не его, а его сокамерников, или же вообще соседнюю камеру. Поскольку результат любого действия был совершенно не предсказуем, большинство заключенных вообще прекратили предпринимать какие-либо действия. За улыбку пошлой шутке охраны, например, можно было быть наказанным, точно также, как и за её отсутствие. Для охраны не было причины искать разумное оправдание своим требованиям, как в нормальной жизни. В этом мире двух крайностей – крайней властности и силы и крайней же беспомощности и бессилия, каждый учился любить “власть” саму по себе и ненавидеть и презирать себя самого и всякого, кто ею не обладает. Реальные заключенные быстро осваивают методы “компенсации” и “приобретения власти” за счет унижения более слабых сокамерников или образовывая группировки против друг-друга. Также и охранники продолжали усиливать свою власть ради самой власти даже и после того, как заключенные прекратили всякое сопротивление.

Характерно, что после окончания эксперимента заключенные выразили убеждение, что мы выбрали охранников не путем подкидывания монетки, а как наиболее здоровых и сильных, хотя на самом деле разницы в телосложении не было никакой. Вся “сила” охраны, успешно контролировавшей втроем безропотное поведение девяти заключенных была чисто субъективной. Спустя буквально несколько часов после окончания эксперимента их эмоциональный уровень пришел в норму и в дельнейшем, поддерживая связь, ни один не сообщил о каких либо негативных последствиях эксперимента.

Двое из “заключенных” после эксперимента пересмотрели свои карьерные планы и стали – один – адвокатом по делам заключенных, другой – тюремным психологом. Основным выводом исследований явился тот факт, что предсказать заранее, на основании каких либо личностных данных как человек будет себя вести в той или иной экстремально благоприятной или неблагоприятной ситуации нельзя, не поставив этого человека в условия данной ситуации. Кроме того, мы были потрясены эффективностью нашего эксперимента. Страшно подумать, что если наша “Стенфордская тюрьма” смогла за 5 дней оказать столь сильное угнетающее (или деформирующее) воздействие на своих “обитателей”, то что же в обычных тюрьмах, где условия намного более жесткие, где есть и реальный риск и угроза физической расправы, где за минимальное нарушение режима можно получить штрафной изолятор и, как следствие – невозможность досрочного освобождения и т.д. Вот письмо, которое я получил от одного заключенного вскоре после публикации статьи об эксперименте: “Я был недавно переведен на другой режим после 37 месяцев одиночного заключения. У меня был “молчаливый” режим и даже если я пытался шепотом заговорить с парнем из соседней камеры, меня били, травили газом и бросали в узкую щелеобразную камеру, голого, спать на бетонном полу, не позволяя даже сходить в туалет.. Я знаю, что воровство должно быть наказуемо и я не оправдываю воровство, хоть я и сам был вором. Теперь я не думаю, что буду когда нибудь красть, если выйду на свободу. Нет, не потому что я “перевоспитался”, просто вещи и воровство меня больше не интересуют. Я думаю только об убийстве. Об убийстве тех, кто меня избивал и обращался со мной хуже, чем с собакой. Я надеюсь и молюсь, что ради спасения моей души и ради моей будущей жизни я смогу преодолеть ожесточенность и ненависть в моем сердце, но это будет очень, очень тяжело.

Ссылки по теме

Главная ложь психологии, живой труп и трое родителей

Будущее уже здесь, просто оно неравномерно распределено.
Уильям Гибсон

1. Беда не приходит одна. В феврале мы писали об обнаруженных в архивах документах, ставящих под сомнение научную ценность одного из двух самых знаменитых психологических экспериментов в истории — эксперимента Мильграма. А теперь обнаружились документы, которые не просто ставят под сомнение и второй из самых знаменитых психологических экспериментов в истории, — Стэнфордский тюремный эксперимент, — но дают основания говорить, что он с самого начала был спланированной ложью.

В эксперименте, который психолог Филип Зимбардо провел в 1971 году, набранных по объявлению молодых добровольцев случайным образом разделили на две группы, а потом поместили в импровизированную тюрьму — одних в качестве заключенных, а других в качестве надсмотрщиков. По официальной версии, которую никто не оспаривал в течении почти 50 лет, и «надсмотрщики» и «заключенные» очень быстро вжились в свои роли. Первые начали проявлять немотивированный садизм, вторые становились субмиссивными и впадали в депрессию. Все это зашло настолько далеко, что эксперимент пришлось прервать на 6-й день вместо запланированных двух недель.

С тех пор Стэнфордский тюремный эксперимент служит иллюстрацией того, что поведение человека зависит не столько от его личных качеств, сколько от навязанной ему социальной роли, которую он вынужден играть в силу особенностей человеческой психологии. Его использовали для объяснения — и даже в некоторой степени оправдания — Холокоста, преступлений американских солдат во время вьетнамской войны, пыток заключенных в тюрьме Абу-Грейб. Виноваты не сами надсмотрщики, объясняли психологи, а общество, которое наделило их этой ролью.

И вот, через 47 лет, найдены документы, которые показывают, что все было совсем не так.

Обнаружил их французский экономист, социолог и режиссер Тибо ле Тексье, который собирался снимать документальный фильм об этом эксперименте. О Стэнфордском тюремном эксперименте уже написано много книг и снято много фильмов, но во всех них центральной фигурой являлся Зимбардо. Ле Тексье решил найти новый угол зрения и сделать главными героями фильма «подопытных». Для этого он обратился в архив Стэнфордского университета, где сохранились детальные рабочие записи, описывающие все аспекты подготовки и проведения эксперимента.

Из этих записей, а также из разговоров с участниками эксперимента, ле Тексье выяснил поразительные вещи:
Во-первых, как минимум некоторые заключенные не впадали в отчаяние, а имитировали его. Самый известный из них, Дуглас Корпи, у которого якобы был полноценный нервный срыв, на самом деле намеренно разыгрывал припадки паники, получая при этом массу удовольствия.
Во-вторых, Зимбардо не позволял желающим выйти из эксперимента досрочно, хотя в своих статьях и интервью об эксперименте он утверждал обратное. Именно поэтому Корпи симулировал нервный срыв — ему надо было готовиться к экзамену, но надсмотрщики запретили ему иметь в камере учебники. Тогда Корпи заявил, что выходит из эксперимента, чтобы не провалить экзамен, но Зимбардо не выпустил его из тюрьмы, и поэтому Корпи решил вынудить Зимбардо его отпустить таким необычным образом.
В-третьих, и это самое главное, надсмотрщики стали садистами не сами по себе. Зимбардо и его ассистенты прямо приказывали им вести себя как садисты. Мало того — надзирателям давали детальные инструкции, описывающие, как причинить заключенным наибольшие психические страдания — при том, что в своих статьях об эксперименте Зимбардо писал, что указаний о том, как им себя вести, надсмотрщики не получали.
Наконец, настоящие научные эксперименты проводятся, чтобы установить истину. Но у Зимбардо и его ассистентов, как показывают документы, с самого начала была политическая цель — они уже «знали», что американская тюремная система бесчеловечна, и с помощью своего эксперимента хотели добиться её реформирования.
Столкнувшись со всем этим, ле Тексье вместо съемок фильма написал книгу «История одной лжи», которая бесплатно доступна онлайн (на французском языке). Те, кто не владеет французским, но читает по-английски, могут узнать подробности в статье американца Бена Блама, который, натолкнувшись на книгу ле Тексье, тоже проштудировал архивные документы (теперь они находятся в открытом доступе) и поговорил как с участниками эксперимента, так и с самим Зимбардо.

Самое поразительно в этой истории то, что Корпи и другие участники эксперимента уже пытались рассказать обо всем этом журналистам, но никто не хотел их слушать. Их признания вырезались из статей и фильмов об эксперименте, поскольку не соответствовали «официальной» версии событий.

Традиция употребления в пищу собачьего мяса в Южной Корее уходит в прошлое по мере того, как собаки начинают восприниматься скорее как домашние любимцы, а не как скот

2. Суд южнокорейского города Пучхон постановил, что убивать собак для еды незаконно. Возможно, это послужит основанием для общенационального запрета. Употребление собак в пищу в Южной Корее и без того с каждым годом становится все менее популярным, но до сих пор оно было легальным.
В китайском Юйлине тем временем начался очередной десятидневный фестиваль собачьего мяса, во время которого забивают тысячи собак. Защитники животных требуют запретить жестокий праздник, участники фестиваля называют его красивой местной традицией и требуют от властей заткнуть рот активистам. Пока что любители собачьего мяса побеждают — полиция города уже арестовала несколько активистов, приехавших протестовать против живодерства.

3. Работник бюро водоснабжения города Кобе оштрафован за то, что регулярно уходил на обеденный перерыв на три минуты раньше положенного. Бюро созвало специальную пресс-конференцию, чтобы извиниться перед публикой за возмутительное поведение своего работника, обманувшего общественное доверие. Весь мир в восторге от традиционной японской пунктуальности, сами же японцы пишут в соцсетях, что бюро водоснабжения совсем рехнулось.

4. Мертвый японец вернулся домой после кремации, изрядно поразив своих близких. «Усопший» в прошлом году пропал без вести, но вскоре полиция нашла тело человека, соответствовавшего его описанию. Родственники, включая жену, «без сомнений» опознали тело, испепелили его в крематории и отдались горю. Но теперь пропавший муж внезапно вернулся домой. Потрясенная жена сама позвонила в полицию, чтобы об этом сообщить. Вопрос о том, чье же тело сожгли, остается открытым.

5. С нового учебного года ученики многих японских школ смогут одеваться как ученицы, а ученицы — как ученики. Чтобы не дискриминировать учащихся-ЛГБТ и трансгендеров, учащимся одних школ разрешают самостоятельно выбирать, что им носить — юбку или брюки, а в других школах вводят унисекс-униформу, одинаковую для мальчиков и девочек.

6. Суд канадской провинции Ньюфаундленд и Лабрадор официально признал трех человек родителями одного ребенка. Не названные по имени женщина и двое ее партнеров-мужчин живут вместе уже несколько лет. Многомужество и многоженство в Канаде запрещены, но подобное неофициальное сожительство является вполне легальным. Решение суда приводит к интересной ситуации — трое сожителей не могут считаться официальными мужьями и женой, но теперь они все вместе считаются официальными родителями ребенка.

7. Все, наверное, читали фантастические романы о гигантских космических кораблях, столетиями везущих к далеким звездам многие поколения звездоплавателей. Теперь ученые, наконец, выяснили, какое минимальное количество человек можно отправить к ближайшей к Солнечной системе звезде, Проксима Центавра, чтобы их потомки долетели туда живыми и здоровыми: их должно быть не меньше 98.

8. В среду власти Алжира на шесть дней отключили в стране интернет, правда, не на все время, а на несколько часов, совпадающих со временем проведения государственных экзаменов в вузах. Делается это для того, чтобы студенты не списывали. В 2016 году 300 тысячам человек пришлось пересдавать экзамен, потому что их поймали на использовании слитых в сеть экзаменационных билетов. На такую радикальную меру, как отключение интернета, алжирские власти идут впервые: в прошлом году они уже отключали на время экзаменов доступ к социальным сетям, но это, очевидно, не помогло. Кстати, в Ираке на время выпускных экзаменов в школах интернет отключают уже третий год, и не на шесть дней, а на две недели.

9. Ученые выяснили, что людям, которые подолгу сидит в соцсетях, чаще снятся кошмары. Это открытие стало сюрпризом для исследователей — их рабочей гипотезой было то, что кошмары чаще снятся тем, кто много играет в компьютерные игры, а те, кто целые дни проводит в соцсетях, служили в качестве одной из контрольных групп. Но никакой устойчивой связи между страстью к стрелялкам и ночными кошмарами ученым обнаружить не удалось, зато неожиданно обнаружилась устойчивая связь между кошмарами и компульсивным стремлением проверить, поставили ли тебе очередной лайк.

10. С 1 июля каждый новый автомобиль в Китае будет обязан иметь на борту радио-идентификационный чип, позволяющий отслеживать все его передвижения. Власти заявляют, что это делается для оптимизации трафика и борьбы с пробками, но и правозащитники, и специалисты называют это объяснение смехотворным и указывают на то, что для оптимизации трафика данные о каждом конкретном автомобиле и его владельце совершенно не требуются, вполне достаточно собирать общую информацию об автомобильном потоке с дорожных камер. Чипы, по их мнению, вводятся в рамках разворачивающейся в стране программы постоянной и неотступной технологической слежки за всеми гражданами страны, о других аспектах которой мы писали в том же выпуске НДМ, что и об эксперименте Мильграма.

Дополнительная информация — Стэнфордский тюремный эксперимент

В: Какова была цель Стэнфордского тюремного эксперимента?

A: Цель состояла в том, чтобы понять развитие норм и влияние ролей, ярлыков и социальных ожиданий в смоделированной тюремной среде.

В: Кто финансировал эксперимент?

A: Исследование финансировалось за счет государственного гранта США.С. Управление военно-морских исследований по изучению антиобщественного поведения.

В: Как набирались участники?

A:   Исследовательская группа разместила объявления в газетах Palo Alto Times и Stanford Daily, предлагая 15 долларов в день студентам мужского пола за исследование психологии заключения.

В: Что сказали учащимся перед началом исследования?

A:   Студентам сказали, что им будет поручено играть роль заключенного или охранника в исследовании тюремной жизни, что они будут наблюдать и снимать на видео, и что они должны будут участвовать в полная продолжительность исследования (см. Описание обучения, предоставляемое кандидатам).

В: Кто участвовал в эксперименте?

A:    Из более чем 75 человек, откликнувшихся на объявление, были выбраны 24 ученика: 12 для ролевых игр заключенных (9 плюс 3 альтернативных) и 12 для ролевых игр охранников (также 9 плюс 3 альтернативных) . У этих студентов ранее не было судимостей, арестов, заболеваний или психологических расстройств.

В: Как учащиеся были назначены на роль заключенного или охранника?

A:   Задание выполнялось случайным образом, как при подбрасывании монеты, чтобы убедиться, что заключенные и охранники были сопоставимы друг с другом в начале эксперимента.

В: Проживали ли участники в тюрьме 24 часа в сутки?

A:   Заключенные оставались в тюрьме днем ​​и ночью, но охранники обычно менялись в три смены по 8 часов. Таким образом, девять заключенных обычно охраняли трое студентов.

В: Каковы основные результаты?

A:   Результатов было много, но, возможно, самым важным было вот что: Моделирование стало настолько реальным, а охранники стали настолько жестокими, что эксперимент пришлось прекратить всего через 6 дней. чем запланированные две недели.

В: Чем фильм отличается от настоящего Стэнфордского тюремного эксперимента?

A: Хотя фильм «Стэнфордский тюремный эксперимент» был вдохновлен классическим экспериментом 1971 года, между ними есть ключевые различия. В реальном эксперименте охранникам и заключенным запрещалось совершать акты физического насилия, подобные тем, которые показаны в фильме. Кроме того, учеба закончилась иначе, чем фильм. В самом исследовании бывшая аспирантка профессора Зимбардо (и будущая жена) Кристина Маслаш выступила против него и сказала, что, взяв на себя роль начальника тюрьмы, он стал безразличен к страданиям своих участников.Затем он понял, что она была права, и объявил, что завершит эксперимент на следующий день. В фильме показано это противостояние, но для усиления драматизма показано, как профессор Зимбардо возвращается к эксперименту и наблюдает, как охранники сексуально унижают заключенных, после чего он немедленно прекращает исследование.

Стэнфордский тюремный эксперимент (2015)

«Кто бы ты предпочел быть тюремным охранником или заключенным?» Этот вопрос был задан молодым мужчинам из колледжа, которые ответили на объявление в газете «Стэнфордский тюремный эксперимент» (Р, 2:02).Фильм основан на реальном исследовании факультета психологии, проведенном в Калифорнийском Стэнфордском университете в августе 1971 года. После проверки с помощью анкеты и интервью 24 студента были выбраны в качестве оплачиваемых участников 14-дневного эксперимента (каждый зарабатывал 15 долларов в день). ). Несмотря на то, что вышеупомянутый вопрос был задан всем заявителям, участники были назначены либо охранниками, либо заключенными путем подбрасывания монеты. Факультетские кабинеты в подвале здания психологии университета были превращены в имитацию тюремного крыла.Доктор Филип Зимбардо, профессор психологии, руководивший группой аспирантов и консультантов при проведении эксперимента, хотел проверить теорию о том, что конфликты между охранниками и заключенными вызваны индивидуальными чертами личности мужчин. Документальный фильм об эксперименте был выпущен в 1992 году, а немецкий фильм, частично основанный на эксперименте, вышел в 2001 году, за ним последовал американский римейк в 2010 году, но это первый художественный фильм, в котором делается попытка драматизировать реальные события, которые имели место.

Пока мы видим, как Зимбардо (Билли Крудап) проходит процесс отбора, мы встречаемся с его командой (Джеймс Волк, Кейр Гилкрист и Гай Чарльз) и студентами-участниками (включая «заключенных» Эзру Миллера, Тай Шеридана и Томаса Манна вместе с Майклом). Ангарано как «охранник», взявший авторитетный образ капитана-садиста из фильма «Хладнокровный Люк»). Охранники проходят инструктаж и получают стандартную униформу. Заключенных «арестовывают» настоящие сотрудники местной полиции и отправляют в «тюрьму» «ждать суда».Охранники обрабатывают заключенных, выдают им форму (грубые халаты и чулки) и учат идентифицировать себя только по номеру заключенного и обращаться ко всем охранникам как «господин надзиратель». Охранники сначала выполняют свои обязанности неуверенно, в то время как заключенные закатывают глаза. Затем что-то происходит.

И охранники, и заключенные удивительно быстро адаптируются к своим ролям и даже усваивают их. Охранники становятся все более угрожающими и садистскими.Действия заключенных различаются, но все они соответствуют характеру: некоторые подчиняются, в то время как другие сопротивляются власти охранников и говорят о побеге, а некоторые даже доведены до предела своих психологических возможностей. Зимбардо и его команда наблюдают и слушают все происходящее с помощью камеры видеонаблюдения и скрытых микрофонов. Даже когда охранники нарушают данные им правила и кажется, что эксперимент вот-вот выйдет из-под контроля, Зимбардо постоянно запрещает своей команде вмешиваться. Бывший заключенный Сан-Квентина (Нельсон Эллис) присоединяется к команде в качестве советника и вмешивается больше, чем ему удобно.Настоящий священник (Альберт Малафронте) разговаривает с каждым из заключенных, и команда даже проводит имитационную доску по условно-досрочному освобождению. Когда подруга Зимбардо (Оливия Тирлби) останавливается и наблюдает за частью эксперимента, она критикует методы Зимбардо и выражает беспокойство за благополучие заключенных. Профессор настаивает на том, что его эксперимент может привести к положительным изменениям в тюрьмах повсюду, и хочет продолжить, будучи убежденным, что может держать ситуацию под контролем.

«Стэнфордский тюремный эксперимент» — захватывающая инсценировка, которая буквально подкрадывается к вам.Как раз в тот момент, когда вы испытываете искушение списать то, что видите, на смешное упражнение, вы начинаете видеть то же, что и профессор — замечательную трансформацию студентов-участников из ролевых игроков в живых молодых людей, а в случае охранники, на самом деле наслаждаясь своими ролями. Мы также видим то, чего не видит Зимбардо, — что он и его команда сами становятся частью эксперимента. В актерском составе мало узнаваемых актеров, если они вообще есть, но в этой цепи выступлений нет слабого звена, и Крудап особенно выдающийся.Сценарий Тима Тэлбота и внешний вид фильма реалистично пробуждают дух начала 70-х, а музыка и операторская работа творчески и эффективно вовлекают нас в повествование фильма. Малоизвестный режиссер Кайл Патрик Альварес отлично справляется с объединением этих элементов.

Эксперимент доктора Зимбардо сделал его востребованным экспертом по психологии власти и отношениям заключенных и охранников. Он свидетельствовал перед Конгрессом после крупных беспорядков в тюрьмах Сан-Квентина и Аттики вскоре после проведения его эксперимента.После того, как он заметил поразительное сходство между результатами своего эксперимента и жестоким обращением с заключенными со стороны американских солдат в иракской тюрьме Абу-Грейб в 2004 году, Зимбардо написал книгу, в которой обсуждает эту связь. Он также читал лекции о своих открытиях публике по всему миру. Ничто из этого не должно удивлять любого, кто смотрит «Стэнфордский тюремный эксперимент». Это драматическое изображение знаменательного психологического эксперимента и поразительное окно в человеческую природу. А еще это увлекательный и интересный фильм.»A-»

Внутренняя угроза | СТАНФОРД журнал

ЭТО НАЧАЛОСЬ С ОБЪЯВЛЕНИЯ в объявлениях.

Требуются студенты мужского пола для психологического изучения тюремной жизни. 15 долларов США в день в течение 1–2 недель. Более 70 человек вызвались принять участие в исследовании, которое должно было проводиться в фальшивой тюрьме, расположенной в Джордан-холле, в главном квартале Стэнфорда. Руководителем исследования стал 38-летний профессор психологии Филип Зимбардо. Он и его коллеги-исследователи отобрали 24 кандидата и случайным образом назначили каждого из них на роль заключенного или охранника.

Зимбардо призвал охранников думать о себе как о настоящих охранниках в настоящей тюрьме. Он ясно дал понять, что заключенным нельзя причинять физический вред, но сказал, что охранники должны попытаться создать атмосферу, в которой заключенные чувствовали бы себя «бессильными».

Исследование началось в воскресенье, 17 августа 1971 года. Но никто не знал, во что именно они ввязываются.

Сорок лет спустя Стэнфордский тюремный эксперимент остается одним из самых заметных и печально известных исследовательских проектов, когда-либо проводившихся в университете.В течение шести дней половина участников исследования подвергалась жестокому и бесчеловечному насилию со стороны своих сверстников. В разное время над ними издевались, раздевали донага, лишали сна и заставляли пользоваться пластиковыми ведрами в качестве туалетов. Некоторые из них яростно восстали; другие впадали в истерику или впадали в отчаяние. Когда ситуация погрузилась в хаос, исследователи стояли и наблюдали, пока один из их коллег, наконец, не заговорил.

Очарованность публики SPE и ее последствиями — идея, как говорит Зимбардо, «что эти обычные студенты колледжа могут делать такие ужасные вещи, попав в такую ​​​​ситуацию», — принесла Зимбардо международную известность.Это также вызвало критику со стороны других исследователей, которые поставили под сомнение этичность подвергания студентов-добровольцев такой сильной эмоциональной травме. Исследование было одобрено Стэнфордским комитетом по исследованию людей, и Зимбардо говорит, что «ни они, ни мы не могли представить», что охранники будут обращаться с заключенными так бесчеловечно.

В 1973 году исследование, проведенное Американской психологической ассоциацией, пришло к выводу, что тюремное исследование соответствовало существующим этическим стандартам профессии.Но в последующие годы эти правила были пересмотрены, чтобы запретить симуляции с участием человека, смоделированные на основе SPE. «Никакое поведенческое исследование, которое ставит людей в такие условия, больше никогда не будет проводиться в Америке», — говорит Зимбардо.

Стэнфордский тюремный эксперимент стал предметом многочисленных книг и документальных фильмов, художественного фильма и названия как минимум одной панк-группы. В последнее десятилетие, после разоблачения злоупотреблений, совершенных американскими военными и сотрудниками разведки в тюрьмах Ирака и Афганистана, SPE преподал урок того, как хорошие люди, помещенные в неблагоприятные условия, могут вести себя варварски.

Эксперимент до сих пор вызывает споры и разногласия даже среди тех, кто в нем принимал участие. Здесь, по их собственным словам, некоторые из ключевых действующих лиц драмы размышляют о своих ролях и о том, как эти шесть августовских дней изменили их жизнь.

Суперинтендант

Фил Зимбардо
Зимбардо поступил на факультет психологии Стэнфорда в 1968 году и преподавал там до выхода на пенсию в 2007 году.Меня интересовали заключенные и не очень интересовали охранники. На самом деле это должно было стать единственной драматической демонстрацией влияния ситуации на человеческое поведение. Мы ожидали, что напишем несколько статей об этом и двинемся дальше.

Зимбардо. (Фото предоставлено Филом Зимбардо)

По окончании первого дня я сказал: «Здесь ничего нет. Ничего не происходит». У охранников был этот антиавторитетный менталитет. Они чувствовали себя неловко в своей форме. Они не прониклись охранным менталитетом, пока заключенные не начали бунтовать.На протяжении всего эксперимента существовал заговор отрицания — все участники фактически отрицали, что это был эксперимент, и соглашались с тем, что это тюрьма, которой управляют психологи.

Не было времени на размышления. Мы должны были кормить заключенных три раза в день, разбираться с нервными расстройствами заключенных, разбираться с их родителями, вести комиссию по условно-досрочному освобождению. На третий день я спал в своем кабинете. Я стал начальником окружной тюрьмы Стэнфорда. Вот кем я был: я вовсе не исследователь.Меняется даже осанка — когда я иду по тюремному двору, я иду, заложив руки за спину, чего никогда в жизни не делаю, как ходят генералы, когда инспектируют войска.

Мы организовали для всех участников — заключенных, охранников и персонала — интервью с другими преподавателями и аспирантами, не участвовавшими в исследовании, в пятницу. Кристина Маслач, только что защитившая докторскую диссертацию, приехала накануне вечером. Она стоит возле помещения охранников и наблюдает, как охранники выстраивают заключенных в очередь на 10-часовой поход в туалет.Заключенные выходят, и охранники надевают им на головы мешки, цепляют им ноги и заставляют класть руки друг другу на плечи, как каторжники. На них кричат ​​и ругаются. Кристина начинает плакать. Она сказала: «Я не могу на это смотреть».

Я побежал за ней, и мы поссорились возле Джордан Холла. Она сказала: «То, что вы делаете с этими мальчиками, ужасно. Как вы можете видеть то, что видела я, и не заботиться о страданиях?» Но я не видел того, что видела она. И мне вдруг стало стыдно.Именно тогда я понял, что тюремное исследование превратило меня в тюремного администратора. В этот момент я сказал: «Вы правы. Мы должны закончить исследование».

[Во время проведения исследования] в тюрьме Сан-Квентин была предпринята попытка побега, и [бывшая Черная пантера] Джордж Джексон был застрелен. Через три недели после этого бунт в тюрьме Аттики [в Нью-Йорке]. Вдруг в тюрьмах жарко. Два правительственных следственных комитета начинают слушания, и я вылетаю в Вашингтон, чтобы представить подкомитету Конгресса природу тюрем.Я прошел путь от ничего не знающего о тюрьмах из первых рук до эксперта. Но я много работал, чтобы узнать больше. Я посетил ряд исправительных учреждений по всей стране. Я организовал для студентов Стэнфорда программу преподавания курса в тюрьме. В течение многих лет я вел активную переписку по крайней мере с 20 различными заключенными.

Это не был формальный эксперимент. Мои коллеги, вероятно, никогда не задумывались об этом. Но в результате тюремного исследования я действительно лучше осознал центральную роль власти в нашей жизни.Я стал лучше осознавать силу, которой обладаю как учитель. Я начал сознательно делать вещи, чтобы свести к минимуму негативное использование силы в классе. Я призвал студентов бросить мне вызов.

Думаю, я стал более самоанализируемым. Благодаря этому опыту я стал более щедрым и более открытым. Думаю, это сделало меня лучше.

Разоблачитель .

Кристина Маслах
Маслах, доктор философии 71 года, стала профессором Калифорнийского университета в Беркли. Она и Зимбардо поженились в 1972 году.Они живут в Сан-Франциско.

Маслач. (Фото предоставлено Кристиной Маслах-Зимбардо)

Я только что защитил докторскую диссертацию и собирался покинуть Стэнфорд, чтобы начать новую работу. Мы с Филом начали встречаться. Тюремное исследование никогда не было чем-то, в чем я собирался участвовать. В течение первых нескольких дней эксперимента я слышал от Фила, но не очень подробно. Однако у меня возникло ощущение, что это становится настоящей тюрьмой — люди не просто дурачились, а на самом деле попадали в ситуацию.Но мне все еще не было ясно, что это может означать.

Сначала Фил ничем не отличался. Я не видел в нем никаких изменений, пока не спустился в подвал и не увидел тюрьму. Я встретил одного охранника, который казался милым, милым и очаровательным, а потом я увидел его во дворе позже и подумал: «Боже мой, что здесь произошло?» Я видел, как заключенных вели в мужской туалет. Я заболел животом, физически заболел. Я сказал: «Я не могу это смотреть». Но больше ни у кого не было такой проблемы.

Фил пришел за мной и сказал: «Что с тобой?» Именно тогда у меня появилось такое чувство: «Я тебя не знаю. Как ты можешь этого не видеть?» Было ощущение, что мы стоим на двух разных скалах над пропастью. Если бы мы не встречались до этого, если бы он был просто еще одним преподавателем, и это случилось, я могла бы сказать: «Извините, я ушла» и просто уйти. Но поскольку это был человек, который мне очень нравился, я подумал, что должен во всем разобраться. Так что я продолжал в том же духе.Я сопротивлялась, и в итоге у меня был большой спор с ним. Я не думаю, что с тех пор у нас когда-либо был такой спор.

Я боялся, что если исследование продолжится, он станет кем-то, кого я больше не забочусь, больше не люблю, больше не уважаю. Это интересный вопрос: если бы он продолжил, что бы я сделал? Я честно не знаю.

Самое явное влияние, которое это исследование оказало на меня, заключалось в том, что оно подняло несколько действительно серьезных вопросов о том, как люди справляются с чрезвычайно эмоциональными, трудными ситуациями, особенно когда это является частью их работы — когда им приходится управлять людьми, заботиться о них или реабилитировать их. их.Так я начал брать интервью у людей. Я начал с нескольких охранников в настоящей тюрьме и поговорил с ними об их работе и о том, как они понимают, что делают. Сначала я не был уверен, что ищу. Я просто пытался слушать.

Я брал интервью у людей, которые работали в больницах, в скорой помощи. Через некоторое время я понял, что возник ритм и закономерность, и когда я описал это кому-то, они сказали: «Я не знаю, как это называется в других профессиях, но в нашей профессии мы называем это «выгоранием».'» И поэтому я провел значительную часть своей профессиональной жизни, разрабатывая и определяя, что такое выгорание — что вызывает его и как мы можем вмешаться и помочь людям справляться с ним более эффективно. Вся эта работа над выгоранием имела некоторые истоки.

Иногда ко мне подходят люди — на конференциях или, может быть, это студенты, прошедшие курс психологии, — и говорят: «Боже мой, ты такой герой! Каково это быть героем?» И это всегда немного удивляет меня, потому что в то время это точно не казалось героизмом.Тюремное исследование дало мне новое понимание того, что означает «героизм». Это не какое-то эгоцентричное «я собираюсь броситься в это горящее здание» — это о том, чтобы увидеть что-то, что нужно решить, и сказать: «Мне нужно помочь и сделать что-то, чтобы это стало лучше».

Охранники

Дэйв Эшелман
Сын профессора инженерии из Стэнфорда, Эшелман был студентом Университета Чепмена во время эксперимента. Он был самым жестоким охранником в тюрьме, скопировав себя с садиста-надзирателя (которого сыграл Стротер Мартин) в фильме «Хладнокровный Люк».Сегодня он владеет ипотечным бизнесом в Саратоге.

Эшельман. (Фото: Тони Готье)

Я как раз искал работу на лето. У меня был выбор: заняться этим или работать в пиццерии. Я подумал, что это будет интересный и необычный способ найти работу на лето.

Единственным человеком, которого я знал, входившим был Джон Марк. Он был еще одним охранником и даже не был в моей смене. Это было критично. Если бы там были заключенные, которые знали меня до того, как столкнулись со мной, я бы никогда не смог провернуть то, что сделал.Тот спектакль, который я разыгрывал, — они бы сразу раскусили.

То, что на меня нашло, не было случайностью. Это было запланировано. Я отправился с определенным планом в голове, чтобы попытаться форсировать действие, заставить что-то произойти, чтобы исследователям было с чем работать. В конце концов, чему они могли научиться у парней, сидящих здесь, как в загородном клубе? Поэтому я сознательно создал эту личность. Я был во всех видах драматических постановок в старшей школе и колледже. Это было то, с чем я был очень хорошо знаком: принять другую личность, прежде чем выйти на сцену.Я как бы проводил там свой собственный эксперимент, спрашивая: «Как далеко я могу зайти в этих вещах и сколько оскорблений выдержат эти люди, прежде чем они скажут: «Заткнись?». Но другие охранники не остановили меня. . Казалось, они присоединились к нам. Они брали на себя мое руководство. Ни один охранник не сказал: «Я не думаю, что мы должны это делать».

Тот факт, что я усилил запугивание и моральное насилие без какого-либо реального понимания того, причинял ли я кому-нибудь боль? Я определенно сожалею об этом. Но в долгосрочной перспективе никто не понес никакого долговременного ущерба.Когда разразился скандал вокруг Абу-Грейб, моей первой реакцией было: это так знакомо мне. Я точно знал, что происходит. Я мог представить себя посреди этого и наблюдать, как это выходит из-под контроля. Когда у вас практически нет контроля над тем, что вы делаете, и никто не вмешивается и не говорит: «Эй, ты не можешь этого делать» — ситуация продолжает обостряться. Вы думаете, как мы можем превзойти то, что мы сделали вчера? Как нам сделать что-то еще более возмутительное? Я почувствовал глубокое чувство знакомства со всей этой ситуацией.

Иногда, когда люди узнают об эксперименте, а потом встречаются со мной, они думают: «Боже мой, этот парень — псих!» Но все, кто меня знает, просто посмеются над этим.

Джон Марк
Марк собирался начать первый год обучения в Стэнфорде. Он окончил его в 1973 году со степенью в области антропологии. Он живет в районе залива и последние 18 лет работал медицинским кодировщиком в Kaiser Permanente.

Марка. (Фото: Тони Готье)

На втором курсе я учился в Стэнфорде во Франции и той весной вернулся в кампус.Это был один из самых поворотных моментов в моей жизни. На День Благодарения в прошлом году я поехал с другом в Амстердам. Вы должны помнить, что это 1970-е, это были в основном 60-е. Мы пошли в один из тех клубов, где можно было купить наркотики. Мы купили гашиш и даже привезли немного с собой, и меня поймали на французской границе. Несколько часов французские пограничники говорили мне, что меня посадят в тюрьму. В конце концов меня отпустили, но я определенно был напуган до смерти.

Когда я увидел эту статью о тюремном эксперименте, я подумал, что могу привнести в него жизненный опыт.Я чувствовал, что это будет важный эксперимент. Я рассказал им все о том, через что я прошел и почему для меня было важно быть заключенным. Было очень обидно, что меня назначили охранником, но я сделал все, что мог.

В дневную смену, когда я работал, никто не делал ничего сверх ожидаемого в такой ситуации. Но Зимбардо изо всех сил старался создать напряжение. Такие вещи, как принудительное лишение сна — он действительно выходил за рамки возможного. Мне просто не нравилась сама идея постоянно беспокоить людей и просить их назвать номера своих заключенных при подсчете.Мне определенно не нравилось, когда парня сажали в одиночную камеру.

В то время я был под кайфом весь день, каждый день. Я накурился до того, как пошел на эксперимент; Я накурился во время перерывов и обеда. Я после этого накурился. Я привез с собой косяки и каждый день хотел отдать их заключенным. Я посмотрела на их лица и увидела, как они унывают, и мне стало их жалко.

Я не думал, что это когда-либо должно было длиться целых две недели. Я думаю, что Зимбардо хотел создать драматическое крещендо, а затем закончить его как можно быстрее.Я чувствовал, что на протяжении всего эксперимента он знал, чего хотел, а затем пытался формировать эксперимент — с помощью того, как он был построен и как он проходил, — чтобы он соответствовал выводу, который он уже сделал. Он хотел иметь возможность сказать, что студенты колледжей, люди из среднего класса — люди будут нападать друг на друга только потому, что им дана роль и власть.

Основываясь на своем опыте, увиденном и ощущенном, я думаю, что это было настоящим испытанием. Я не думаю, что реальные события совпадают с жирным заголовком.Я никогда этого не делал и не изменил своего мнения.

Исследователи

Craig Haney
Аспирант Zimbardo’s, Haney, MA ’71, PhD ’78, JD ’78, отвечал за наблюдение за экспериментом и анализ данных, полученных из него. Затем он стал профессором Калифорнийского университета в Санта-Круз, ведущим специалистом по психологическим последствиям заключения и сторонником тюремной реформы.

Хейни.(Фото: Р. Р. Джонс)

Мы думали, что обнаружим едва заметные изменения в поведении, которые произойдут со временем. Были моменты, когда мы решали, стоит ли это делать, когда мы колебались. Не потому, что мы думали, что это зайдет слишком далеко или будет слишком драматично, а потому, что мы не были уверены, что что-то произойдет. Я помню, как в какой-то момент я спросил: «А что, если они просто будут сидеть и играть на гитаре две недели? Что, черт возьми, мы будем делать потом?»

Люди говорили мне, что ты должен был знать, что это произойдет.Мы этого не сделали — и мы не были наивными. Мы были очень хорошо начитаны в литературе. Мы просто не ожидали, что такие вещи произойдут. Это действительно был уникальный опыт – наблюдать, как человеческое поведение меняется на ваших глазах. И я могу честно сказать, что стараюсь никогда этого не забывать. Я провожу много времени с настоящими заключенными и настоящими охранниками, и то, что я увидел тогда, будучи аспирантом, заставило меня уважать способность институциональной среды превращать хороших людей в нечто иное.

Еще я поняла, как быстро мы привыкаем к вещам, которые сегодня шокируют, а через неделю становятся обыденностью. В ходе исследования, когда мы решили переместить заключенных в разные части тюрьмы, мы поняли, что они увидят, где они находятся, и им напомнят, что они не в тюрьме, а просто в психиатрической больнице Стэнфорда. Мы не хотели, чтобы это произошло.

Итак, мы надели им на головы бумажные пакеты. Первый раз, когда я это увидел, это было шоком. На следующий день мы надеваем им мешки на головы и не думаем об этом.Так постоянно происходит в реальных исправительных учреждениях. Вы привыкнете к этому. Я много работаю в одиночных камерах, изучаю психологические эффекты тюрем строгого режима. В таких местах, когда заключенные проходят так называемое терапевтическое консультирование, их держат в настоящих клетках. Я постоянно напоминаю себе никогда не привыкать к клеткам.

Заключенные в этом кабинете были забиты к концу. Даже ребята, которые не сломались, пострадали. Это был действительно трудный опыт.И для меня это тоже был урок. Настоящие заключенные учатся маскировать свою боль и вести себя так, будто это не имеет значения. Тюремное исследование показало, каково это людям, которые так и не научились носить эту неумолимую маску. Я стараюсь говорить с заключенными о том, какова их жизнь на самом деле, и я не думаю, что пришел бы к такому сочувствию, если бы не видел то, что видел в Стэнфорде. Если бы кто-то сказал, что за шесть дней вы можете взять 10 здоровых студентов из колледжа, в добром здравии и на пике сопротивляемости, и сломать их, подвергая их вещам, которые являются обычными и относительно мягкими по стандартам настоящих тюрем — я бы Я не уверен, что поверил бы этому, если бы не видел, как это происходит.

Заключенный

Ричард Якко
Будучи в то время студентом муниципального колледжа, Якко помог спровоцировать восстание против условий в тюрьме Зимбардо. Он был освобожден на день раньше из исследования после того, как у него появились признаки депрессии. После работы на радио и телевидении он теперь преподает в государственной средней школе в Окленде.

В то время я размышлял: если бы меня призвали воевать во Вьетнаме, что бы я сделал? Готов ли я пойти в тюрьму? Поскольку это было одним из соображений, я подумал, ну что ж, эксперимент в тюрьме даст мне некоторое представление о том, на что это будет похоже.

Первое, что меня действительно сбило с толку, это лишение сна. Когда они разбудили нас в первый раз, я понятия не имел, что это было после всего лишь четырех часов сна. Только после того, как нас разбудили и мы сделали несколько упражнений, а затем снова разрешили лечь спать, я понял, что они нарушают наши циклы сна. Это был своего рода сюрприз с первой ночи.

Якко. (Фото: Тони Готье)

Точно не помню, когда заключенные начали бунтовать. Я помню, как сопротивлялся тому, что один охранник говорил мне делать, и был готов отправиться в одиночную камеру.Будучи заключенными, мы развили солидарность — мы поняли, что можем объединиться, оказывать пассивное сопротивление и создавать проблемы. Это была та эпоха. Я был готов идти на марши против войны во Вьетнаме, я ходил на марши за гражданские права и пытался понять, что я буду делать, чтобы сопротивляться даже поступлению на службу. Так что в каком-то смысле я проверял некоторые из своих собственных способов восстания или отстаивания того, что я считал правильным.

Мои родители пришли в гости. Их очень беспокоило, как я выгляжу.Я сказал им, что они прерывают наш сон, что у нас нет возможности принять душ. Мой внешний вид очень беспокоил обоих родителей, особенно маму.

Когда я спросил [команду Зимбардо], что я могу сделать, если захочу уйти, мне ответили: «Вы не можете уйти — вы согласились присутствовать на всем эксперименте». В тот момент я чувствовал себя заключенным. Я понял, что взял на себя обязательство сделать что-то, что я теперь не мог изменить. Я сделал себя пленником.

Я был освобожден условно-досрочно «комиссией по условно-досрочному освобождению».«Они освободили меня в четверг вечером. Именно тогда они сказали мне, что собираются закончить эксперимент на следующий день. Позже я узнал, что причина, по которой они выбрали меня [для условно-досрочного освобождения], заключалась в том, что они думали, что я буду следующим парнем, который Я был удивлен, потому что я никогда не думал, что переживаю какую-либо депрессию или что-то подобное

Одна вещь, которая мне показалась интересной в этом эксперименте, заключалась в том, если вы верите, что общество назначило вам роль, Затем вы берете на себя характеристики этой роли?Я преподаю в городской средней школе в Окленде.Этим детям не нужно проходить эксперименты, чтобы стать свидетелями ужасных вещей. Но что расстраивает меня и моих коллег, так это то, что мы создаем большие возможности для этих детей, мы предлагаем им большую поддержку, почему они этим не пользуются? Почему они бросают школу? Почему они приходят в школу неподготовленными? Я думаю, основная причина заключается в том, что показывает исследование в тюрьмах: они играют ту роль, которую общество сделало для них.

Участие в Стэнфордском тюремном эксперименте — это то, что я могу использовать и поделиться со студентами.Это была одна неделя моей жизни, когда я был подростком, и вот, 40 лет спустя, это все еще имеет достаточное влияние на общество, что люди все еще интересуются этим. Вы никогда не знаете, во что вы собираетесь ввязаться, что окажется решающим моментом в вашей жизни.

---

Ромеш Ратнесар , ’96, MA ’96,  бывший сотрудник Государственного департамента и член редколлегии Bloomberg View.  Он живет в Вашингтоне, округ Колумбия.К.

Остерегайтесь Богоявленско-промышленного комплекса | WIRED

Вот уже почти 50 лет Стэнфордский тюремный эксперимент проводится как доказательство того, насколько взрывоопасными могут быть личные отношения, как узы человечества могут исчезнуть в мгновение ока.

План исследования 1971 года был довольно прост: случайным образом распределить девять «нормальных» студентов мужского пола в качестве тюремных охранников, одеть их в униформу, дать им дубинки и власть над воображаемой тюрьмой, расположенной в университетском подвале, где девять других « нормальные» студенты мужского пола были доставлены в качестве сокамерников.

Цель эксперимента, проведенного молодым профессором психологии из Стэнфорда Филипом Зимбардо, недавно получившим штатную должность, состояла в том, чтобы изучить, как власть используется в тюремных стенах. Однако вскоре оно вылилось в жестокость и садизм. Охранники изрыгали словесные оскорбления, грубо обращаясь с заключенными и требуя, чтобы они ходили в туалет в ведрах. Некоторые студенты/заключенные кричали, чтобы им разрешили выйти за дверь.

Ноам Коэн

Ноам Коэн (@noamcohen) — журналист и автор книги «Всезнайки: рост Силиконовой долины как политическая сила и социальный разрушительный шар », в которой используется история компьютерных наук и Стэнфордского университета. чтобы понять либертарианские идеи, продвигаемые технологическими лидерами.Работая в The New York Times , Коэн написал несколько самых ранних статей о Википедии, биткойнах, Wikileaks и Twitter. Он живет со своей семьей в Бруклине.

Зимбардо планировал, что эксперимент продлится две недели, но к шестому дню он увидел достаточно. Из этого хаоса Зимбардо вынес жизненно важный урок: «Обычные студенты могут делать ужасные вещи».

Это открытие нашло благодатную почву в начале 1970-х годов. Восстание в аттических тюрьмах и его насильственное подавление позже в том же году, казалось, подтвердили этот шокирующий, тревожный и убедительный вывод о том, что сами тюрьмы поощряют жестокое обращение и люди быстро приспосабливаются к тому, что от них ожидают учреждения.Зимбардо был приглашен для дачи показаний перед Конгрессом по поводу тюремной реформы. Был документальный фильм, основанный на шести часах видеозаписей эксперимента (и еще 48 часов аудиозаписей в дополнение к нему).

Когда десятилетия спустя стали известны факты жестокого обращения с заключенными Абу-Грейб, Конгресс снова вызвал Зимбардо, чтобы объяснить садистское поведение. В 2015 году был выпущен художественный фильм об эксперименте с плакатами, на которых охранники в солнцезащитных очках бросали сокамерников, одетых в больничные халаты и нейлоновые шапочки, к стене, прижимая предплечья к шее.Кто знает, какое зло таится в сердцах людей? Зимбардо знает.

За исключением того, что Стэнфордский тюремный эксперимент как научная работа признан фатально ошибочным. Статья, опубликованная в этом месяце в American Psychologist , рецензируемом журнале Американской психологической ассоциации, представляет собой отказ от эксперимента после многих лет острых вопросов со стороны других исследователей. Статья «Развенчание Стэнфордского тюремного эксперимента» завершается описанием исследования как «невероятно ошибочного исследования, которое должно было умереть ранней смертью.

Автор статьи, Тибо Ле Тексье, французский исследователь, посвятивший годы анализу архивов, документирующих тюремный эксперимент, и опросу участников, документирует, как Зимбардо и его помощники приказали охранникам стать жестокими, и, кроме того, что охранники и заключенные одинаково знали, что Зимбардо пытался доказать, и стремились помочь.

Иными словами, садизм охранников и покорность узников в эксперименте раскрывали не столько скрытую тьму человеческой души, сколько готовность студентов колледжа угодить профессору.

Де-факто поддержка утверждений Ле Тексье американскими психологами — помните, статья была рецензирована — может показаться выдающимся примером торжества правды над ложью. Пресекая Стэнфордский тюремный эксперимент, Ле Тексье имел дело не со старыми исследованиями, а, возможно, с самым известным проектом в области социальных наук. Тюремный эксперимент был одним из основных предметов учебников по психологии, а сам Зимбардо в прошлом был президентом Американской психологической ассоциации. Но, как быстро признал Ле Тексье в интервью из Парижа, его разоблачение эксперимента может быть связано с тем, что он закрыл дверь сарая после того, как лошадь убежала.

(PDF) Размышления о Стэнфордском тюремном эксперименте: происхождение, трансформации, последствия

10

Урок 3. Ситуационная власть включает в себя нечеткость ролевых границ, авторитарное или институционализированное

разрешение вести себя предписанным образом или растормаживать традиционно неодобряемые способы ответа. Это

требует ситуационного подтверждения исполнения новых ролей, следования новым правилам и совершения действий, которые обычно

были бы ограничены законами, нормами, моралью и этикой.Такое подтверждение обычно маскируется идеологической мантией; системы, считающиеся священными и основанные на явно хороших, добродетельных, ценимых

моральных императивах (для социальных психологов идеология равняется их экспериментальной «истории прикрытия»).

Урок 4. Ролевая игра — даже если она признана искусственной, временной и ситуационно связанной

— все же может оказывать глубоко реалистическое воздействие на актеров. Частные установки, ценности и убеждения

, скорее всего, будут изменены, чтобы привести их в соответствие с ролевым отыгрыванием, как показали многочисленные эксперименты по теории диссонанса (Festinger, 1957; см. Zimbardo & Leippe, 1991).Этот эффект диссонанса становится

тем больше, чем меньше оправдание для такого отыгрывания роли — например, когда оно осуществляется за

меньших денег, под меньшей угрозой или с минимально достаточным обоснованием или адекватным обоснованием

. Это один из мотивационных механизмов изменений, которые мы наблюдали в наших охранниках. Им

приходилось работать долгие, тяжелые смены за небольшую заработную плату менее 2 долларов в час, и им давали минимальные указания

о том, как играть роль охранника, но они должны были постоянно выполнять эту роль в течение нескольких дней, когда бы они ни

находились в форме, во дворе или в присутствии других, будь то заключенные, родители или другие посетители.

Такие силы диссонанса, вероятно, были главными причинами интернализации публичного ролевого

поведения в частное, поддерживающее когнитивные и аффективные стили реагирования. Мы также должны добавить, что групповое давление

со стороны других охранников оказало значительное влияние на то, чтобы стать «командным игроком», на соответствие

или, по крайней мере, на то, чтобы не бросать вызов тому, что казалось зарождающейся нормой дегуманизации заключенных в

. Различные пути. Наконец, давайте примем во внимание, что первоначальный сценарий игры в роли охранника или заключенного

исходил из собственного опыта участников с властью и бессилием,

общения с родителями, взаимодействия с властью, просмотра фильмов и чтения отчетов. тюремной жизни.Как и в исследовании

Милгрэма, нам не нужно было учить актеров играть свои роли. Общество сделало это

за нас. Нам оставалось только зафиксировать степень их импровизации в рамках этих ролей — как наши данные.

Урок 5. Хороших людей можно побудить, соблазнить, инициировать к злым (иррациональным, глупым, само-

деструктивным, антисоциальным) поступкам путем погружения в «тотальные ситуации», которые могут трансформировать человеческую природу способами,

которые бросают вызов наше ощущение стабильности и постоянства индивидуальной личности, характера и морали

(Лифтон, 1969).Это урок, полученный от охранников нацистских концлагерей; среди деструктивных культов, таких как

, как Народный Храм Джима Джонса или, совсем недавно, японский культ Аум; и в зверствах, совершенных

в Боснии, Косово, Руанде и Бурунди, среди прочих. Таким образом, любой поступок,

когда-либо совершенный человеком, каким бы ужасным он ни был, может совершить любой из нас — под правильным или неправильным ситуационным давлением.

Это знание не оправдывает зла; скорее демократизирует его, разделяет его вину между рядовыми

участниками, а не демонизирует его.Недавно программу в Академии ВВС США (код

под названием SERE), которая была разработана для обучения кадетов выживанию и побегу из плена противника, пришлось прекратить досрочно, потому что она вышла из-под контроля. В рамках «сценария сексуальной эксплуатации» женщин-курсантов

неоднократно избивали, унижали, унижали, помещали в одиночные камеры, лишали сна и заставляли

носить капюшоны на голове — все очень похоже на SPE. Но, кроме того, женщины-кадеты на этом курсе

подвергались симуляции изнасилования следователями, что было достаточно реалистично, чтобы вызвать

посттравматическое стрессовое расстройство.Эти «изнасилования» снимались на видео, а также наблюдались другими курсантами, ни один из которых никогда не вмешивался. Дедушка кадета, подвергшегося насилию, сам герой Второй мировой войны,

Социальные роли: Тюремный эксперимент Филипа Зимбардо — видео и стенограмма урока

Стэнфордский тюремный эксперимент

Зимбардо был профессором Стэнфордского университета в 1971 году, и он рекламировал молодых людей для участия в двухнедельном эксперименте.

24 человека, отобранных для эксперимента, были случайным образом назначены либо заключенными, либо охранниками.Затем их отправили в подвал здания Стэнфордского университета на две недели, пока Зимбардо и исследователи наблюдали за ними через видеопоток.

Охранники составили список правил, которым должны подчиняться заключенные: например, когда они могут есть и что их можно звать только по номерам заключенных, а не по именам. Охранникам сказали, что они не могут физически причинить заключенным вред, но могут их напугать.

На второй день некоторые заключенные отказались подчиняться охранникам.В отместку охранники стали наказывать заключенных. Но со временем наказания охранников становились все более и более жестокими. Они лишали заключенных сна и заставляли их находиться в унизительных условиях. Они заставляли заключенных чистить туалеты голыми руками.

У заключенных стали проявляться признаки травмы, в том числе тяжелая депрессия и тревога. Некоторые из них плакали и вели себя так, словно были на грани нервного срыва. Исследователям пришлось отпустить нескольких заключенных досрочно, потому что они были очень травмированы.

Этические последствия

Несмотря на ужесточение наказаний и эмоциональные проблемы заключенных, Зимбардо и его коллеги не обсуждали остановку эксперимента до тех пор, пока тогдашняя девушка Зимбардо, аспирантка Стэнфорда, не посетила фальшивую тюрьму и не увидела, что там происходит. на. Она пришла в ужас и сказала Зимбардо, чтобы он прекратил эксперимент. Поняв, что она была права, Зимбардо прекратил эксперимент через шесть дней — на неделю раньше, чем планировалось изначально.

Этот эксперимент часто называют примером неэтичного исследования. Психологическую боль испытали участники — и не только заключенные. Несколько охранников чувствовали себя виноватыми за свою роль в исследовании. Сегодня исследование было бы запрещено проводить, потому что оно не соответствует этическим принципам, установленным Американской психологической ассоциацией.

Влияние на психологию

Несмотря на этические проблемы, эксперимент в Стэнфордской тюрьме оказал влияние на область психологии.Он ясно показал, что социальные роли являются мощной силой в человеческом поведении: охранники и заключенные жили так, как если бы они были настоящими охранниками и заключенными. Но это также продемонстрировало, как ситуация может влиять на поведение и отношение.

Приступая к исследованию, не было никаких заметных различий между субъектами. Все они происходили из одного и того же происхождения, и все, у кого была история агрессии или проблем с законом, отсеивались. Так что же могло объяснить поведение охранников и заключенных? Исследование Зимбардо показало, что огромную роль в действиях людей играет ситуация.

Исследование также является важным исследованием, поскольку оно помогает объяснить реальные ситуации в тюрьмах, такие как жестокое обращение с тюремными охранниками и восстание заключенных. В 2006 году, когда появились сообщения о жестоком обращении с заключенными в военной тюрьме Абу-Грейб, большая часть мира была потрясена. Но психологи, знакомые с исследованием Зимбардо, к сожалению, знали, что это не было чем-то необычным.

Резюме урока

Филип Зимбардо провел исследование, известное как Стэнфордский тюремный эксперимент , в котором он случайным образом назначал испытуемых на две недели в качестве заключенных или охранников.Из-за жестоких действий охранников по сдерживанию заключенных эксперимент был остановлен на неделю раньше. Однако результаты исследования и этические вопросы, поднятые в ходе исследования, продолжают оказывать влияние на область психологии.

Результат обучения

Когда вы закончите это видео, вы сможете:

• Описать тюремный эксперимент Филипа Зимбардо и то, как он повлиял на учащихся, участвовавших в нем
• Объясните, как эксперимент иллюстрировал влияние социальных ролей на поведение
• Проанализируйте эксперимент с этической точки зрения и то, что из него узнали

Стэнфордский тюремный эксперимент 1971 года, показывающий авторитарное насилие, все еще актуальное сегодня

Майкл Фортино, Ph.Д.

Возможно, вы не помните тюремный эксперимент Стэнфордского университета 1971 года. Возможно, вы еще не родились, но результаты этого печально известного исследования показали реальность, в которой обычные люди, получившие роль «тюремщика», почти сразу же превращаются в садистов, властолюбивых конформистов, которым удается находить удовольствие в жестоком обращении со своими заключенными. . Исследование столь же актуально для анализа сегодняшних необузданных тюремных охранников или полицейских, как и для контролируемой среды почти 50 лет назад.

Эксперимент был детищем профессора психологии Стэнфордского университета доктора Филипа Зимбардо, который представил недвусмысленное доказательство того, что при определенных условиях сила и власть часто стирают границы между добром и злом и развращают психику, заставляя ее совершать немыслимые действия, включая насилие. нашего собрата-человека.

Исследование 1971 года привлекло 24 студента для участия в эксперименте с ролевой игрой, в котором девять человек были назначены «тюремщиками» или «тюремными охранниками», а 15 — пленниками.Эксперимент проходил в подвале одного из зданий Стэнфорда, который был превращен в импровизированную тюрьму с непроницаемыми тюремными камерами. Структура была разработана таким образом, чтобы «заключенные» студенты не могли случайно прекратить эксперимент по своему желанию, а также гарантировала, что тюремные охранники имеют полный и абсолютный контроль над своими пленниками.

Ролевая игра должна была проводиться в течение двух недель, но впоследствии была закрыта всего через пять дней, потому что студенты-охранники стали настолько физически и словесно оскорблять студентов-заключенных, что казалось вероятным непоправимый вред.Зимбардо был вынужден вмешаться из-за страха за благополучие своих заключенных учеников, которые проявляли признаки крайнего стресса, беспокойства и беспомощности в результате применения к ним чрезмерной силы и жестокого обращения.

Было ли это той ролью, которую играл каждый ученик, получив полномочия «охранника», или эти ученики-охранники уже имели жестокий и контролирующий характер до своего назначения? Ответ был очевиден для Зимбардо: процесс отбора был совершенно случайным, и студенты, выбранные в качестве «тюремщиков», не проявляли явных признаков агрессии по сравнению с теми, кто был выбран в качестве «заключенных».Выводы Зимбардо позволяют предположить, что именно роль, отведенная студенческим «охранникам», изменила их личность и расслабила их чувство совести. Звание «тюремщик», кажется, само по себе вдохновляло на большую, чем жизнь, более авторитарную роль, которая, казалось, позволяла им верить, что они могут действовать безнаказанно.

Перенесемся в сегодняшний день. Когда мы смотрим сцены национальных новостей, которые освещаются на плоских экранах в нашей гостиной, мы загипнотизированы насилием, происходящим на улицах таких городов, как Портленд, Рочестер, Кеноша или Миннеаполис.Внезапно мы обнаруживаем, что встаем на сторону определенной фракции этих беспорядков и позволяем небольшой части нашей личности разозлиться, даже сидя дома в одиночестве. Мы испытываем гнев, разочарование, стресс или беспомощность в зависимости от социального нарратива, который мы приняли для себя. Стэнфордский эксперимент может действительно иметь место в нашей жизни, когда мы смотрим на мировые события со стороны. Мы обнаруживаем, что глубоко привержены повествованию, с которым мы согласились. Мы принимаем чью-либо сторону и часто блокируем точку зрения оппозиции как чепуху или двусмысленность.Даже находясь в своей гостиной, мы обнаруживаем, что играем роль протестующего, или антипротестующего, или правоохранительных органов, и мы фантазируем о том, как мы могли бы изменить ситуацию. Мы становимся более эмоционально наделенными энергией, исходящей от нашего телевизора или экрана компьютера, и мы начинаем понимать, что относимся к роли авторитарного или жертвы, но редко мы способны оценить и то, и другое.

Рассмотрим недавнюю сцену с участием группы протестующих матерей в Портленде, каждая из которых стоит бок о бок, демонстрируя сопротивление со скрещенными руками.Эти «мамы», одетые в велосипедные шлемы, заняли позицию перед другими протестующими как в знак солидарности, так и в знак того, что они хотели защитить других протестующих от жестокости полиции. Они считали, что их присутствие в качестве группы миролюбивых матерей, не склонных к насилию, скорее всего, удержит полицию от дальнейшей жестокости. Мамы были совершенно неправы. Похоже, что несколько одетых в военную форму сотрудников правоохранительных органов, которым было поручено сдерживать протест, восприняли этих конкретных протестующих как ничем не отличающихся от любых других и поэтому начали распылять слезоточивый газ в лицо нескольким «мамам» в демонстрации силы, которая предполагала , «У нас есть полномочия, у вас нет.

Что заставило этих должностных лиц действовать с такой ненужной агрессии? Было ли это равномерное? Был ли это энергия с улицы? Было ли это чувство товарищества и верности они провели для своих сослуживцев, как часть более крупной системной миссии? Зимбардо, вероятно, полагают, что их чувство власти в этой среде превратились в нечто известное как «структурное насилие».

Доктор Bandy X. Ли, судебный психиатр в Йельской школе медицины, свидетельствует о том, что, как и эксперимент Стэнфордского тюрьме, это «о влиянии институциональной структуры.В защиту таких чрезмерно усердных или авторитарных действий лиц, представляющих правоохранительные органы, мы делаем удобное оправдание, что это всего лишь действия «несколько паршивых парней». Ли, однако, считает, что такие акты агрессии являются продуктом «структурного насилие», которое она описывает как «самую смертоносную форму насилия».

Наказание против терапии

«Структурное насилие» порождено
авторитарным режимом или культурой карательных правил и законов.Это образ мышления, который считает, что наказание, а не поведенческая терапия, является более эффективным средством уголовного правосудия. Рассмотрим тюремную систему. Можно просто оценить показатели пенитенциарной системы по повторным правонарушениям и рецидивам. В США сохраняется один из самых низких показателей рецидивизма на мировой арене, но при этом они считаются одной из самых карательных систем, в которых содержится больше заключенных на душу населения и они получают более длительные сроки заключения, чем в любой другой стране мира. Проще говоря, это провал на нескольких уровнях.

Общества, подобные тем, что существуют в Нидерландах, Германии и Швейцарии, придерживаются совершенно иной философии уголовного правосудия и наказания.Предпосылкой для этих развитых стран является сосредоточение внимания на реформах, а не на возмездии. С момента вхождения система предназначена для повторного вхождения в общество. Эти пенитенциарные системы укомплектованы преимущественно поведенческими психологами и социальными работниками, занимающимися улучшением поведения. Программа предназначена для того, чтобы ассимилировать заключенного обратно в его сообщество в качестве продуктивного члена общества. Заключенных часто размещают в жилых помещениях квартирного типа, где им поручено вести бюджет, поддерживая график работы.Их хвалят за достижения, а не осуждают просто за то, что они попали в тюрьму. И во многих из этих более продвинутых пенитенциарных систем заключенные освобождаются с запечатанной записью, чтобы никто в обществе не знал, что заключенный когда-либо находился в заключении. Заклеймить человека уголовником на всю жизнь считается смехотворным в большинстве развитых стран. Их миссия — дать заключенным настоящий второй шанс на жизнь.

К сожалению, в американской пенитенциарной системе все наоборот.На самом деле, почти каждый аспект системы предназначен для лишения заключенного избирательных прав в попытке гарантировать, что он или она останется «под опекой государства» на всю жизнь. Большинство заключенных при входе сразу же дегуманизируются и идентифицируются просто по номеру дела. Тюремным охранникам предписано называться по имени, никогда не обмениваться рукопожатиями или общаться на личном уровне, и им не рекомендуется делать комплименты или подбадривать даже самых продуктивных заключенных. «Сотрудник исправительного учреждения» — это воплощение оксюморона, но оно используется во всей американской пенитенциарной системе.

Мы также должны учитывать количество заключенных в США, как на уровне штатов, так и на федеральном уровне, которые гибнут от рук жестоких авторитарных охранников. Согласно другому участнику авторитарной теории «структурного насилия», доктору Дэвиду Рейссу, также профессору Йельского университета, «при определенных обстоятельствах люди могут вести себя очень садистски, авторитарно, агрессивно». не часть того, что они считают своей обычной личностью».

«Доктор. Джекил и г.Гайд

Мы видим это каждый день в тюрьмах Америки. Сотрудники исправительных учреждений, которые ездят на работу из своего дома в пригород, у которых есть семьи, которые посещают церковь, добровольно работают тренерами и в остальном являются хорошими, порядочными, богобоязненными людьми, пока не прибывают «в офис». Многие охранники, а также полицейские проходят своего рода «докторскую практику». Превращение Джекила и мистера Хайда, когда они начинают свою смену. Некоторые охранники прибывают на тюремный двор, чтобы отомстить своим пленникам.Они берут на себя роль педант ведомым личным крестовый поход, чтобы наказать тех, кто в тюрьме за предыдущие проступки заключенного.

Мы видим такое же расположение полицейских, прибывающих на место протеста. Слишком часто это одни и те же люди, которые отрицают свою жестокость, садизм или навязчивость, и часто это те самые офицеры, которые получают похвалу и продвижение по службе от своего начальства после акта агрессии. Далее Рейсс предполагает: «Это процесс, когда сначала нужно преодолеть отрицание и признать наличие проблемы.

Наблюдение, полученное в результате эксперимента в Стэнфорде, было получено от студентов, игравших роль заключенных. Каждый из них чувствовал себя беспомощным в руках своих похитителей и начал верить, что они не могут сделать или сказать ничего, что могло бы изменить ситуацию для тех, кому была дана власть заключать их в тюрьму. Похоже, именно это чувство находит отклик у многих антиавторитарных протестующих, которые просят справедливости посредством мирных протестов, но обнаруживают, что их призывы к переменам просто не находят отклика.Большинство считает, что отдельные офицеры сострадательны и сочувствуют системе, нуждающейся в реформе, но они играют определенную роль во время протестов и часто действуют как часть сплоченного боевого отряда, которому поручено «победить врага».

Как только офицер надевает униформу, он или она теперь представляет «авторитарное правление» «закона и порядка». Режим обретает самостоятельную личность, перед которой стоит задача представить подавляющую демонстрацию силы для защиты неприкосновенности системы.Кажется, это момент, когда мирный протест и роль миротворца ломаются. Именно в эту точку кипения бросают снаряды, размахивают дубинками, а иногда и летят пули. Это война с американцами с одной стороны и американцами с другой.

«Авторитарное правление» и непреднамеренный результат «структурного насилия» имеют место в наших тюрьмах и на наших улицах, а также во всей системе уголовного правосудия. В отличие от Стэнфордского эксперимента, сегодняшняя система уголовного правосудия, к сожалению, не является экспериментом.В 1971 году Стэнфордский эксперимент быстро достиг уровня неконтролируемого хаоса и привел бы к катастрофическим результатам, если бы не вмешался профессор Зимбардо. Все, что может понадобиться сегодня, — это такое же хладнокровное руководство, чтобы вмешаться, «выдернуть вилку» и вернуть всех к реальности — реальности, в которой мы все на одной стороне.

No related posts.