Философия жизни. Вступление. Философия. Рождение. Смысл жизни. Мудрость. Смерть
Предлагаем вступить в наши группы «Философия жизни» в соцсетях Вконтакте и Фейсбук где будут публиковаться авторские размышления любителей религиозной философии по проблемам и понятиям рационального осмысления религии, теизма и атеизма, агностицизма и теологии в целом и христианского учения в частности.
Содержание постов группы «Философия жизни» предполагается как коллективная работа ценителей экзистенциальной религиозной философии и философской теологии, размещаемой регулярно, как ежедневная короткая медитация-размышление на заданную тему в русле христианской религиозной философии.
Наши посты могут исправляться новыми редакциями в комментариях.
Вместе с тем мы должны понимать что в формате мини-эссе невозможно дать все определения и объяснить все используемые понятия, потому работу эту можно охарактеризовать лишь как ПОВОД к размышлениям и обсуждениям, на что провоцирует незаконченность и незавершенность, недосказанность и провокативность наших идей.
Изложение материала носит не системный и не академический характер, а при вероятном последующем издании этого материала как книжки, размышления будут упорядочены по алфавиту, для быстрого поиска нужного слова. Данная работа не является энциклопедическим словарем в общепринятом смысле, а скорее опыт инструментального словаря, в котором все понятия даны в определенной перспективе, а именно — зачем они вообще нужны обычному человеку, и как ими пользоваться. Наши статьи сами по себе — пример употребления этого понятия в главных нуждах человеческой жизни, а так же в спорных, полемических ситуациях.
«ФИЛОСОФИЯ»
Понятие философии возникло в античности и означало любовь к мудрости. Так Пифагор называл стремление к мудрости, при понимании недостижимости самой мудрости, как божественного свойства.
Пифагор считал, что мудрым является только Бог, человек же может лишь стремиться к мудрости, и потому называл себя философом — «любящим мудрость».
Наиболее краткое и ёмкое определение мудрости даёт Библия в книге “Екклезиаст”: “Кто как мудрый и кто понимает значение вещей?” /Еккл 8;1/.
В этом определении выражена аксиологическая (ценностная) направленность – мудрость есть понимание значения-значимости, а значение обычно определяется относительно человеческой жизни и блага.
Так определяют философию многие философы.
Плотин, например, называет философию “самым значительным”.
Самое же значительное для человеческой жизни есть ни что иное, как Благо, если использовать это слово в самом общем смысле. Итак, мудрость, как мы считаем, это знание Блага, понимание того, что оно есть и от чего зависит. Поэтому и философию мы определим, вероятнее всего, как любовь к познанию того, что есть и отчего зависит Благо, или как поиск Благой жизни.
В этом мы сразу отделяемся от различных спекулятивных и абстрактных определений философии и переходим в стан философии жизни.
https://youtu.be/rIaAzPuU490
«РОЖДЕНИЕ»
Это важнейшее в жизни человека событие, благодаря которому он и сталкивается со всеми проблемами мира, с идеей Бога и возможностью своего Спасения, находится вне его власти.
Я не могу понять, почему именно в этот момент истории, именно в этой культуре и у этих родителей родился именно я. В этом сразу же, от моего рождения проявляется тайна моего бытия.
Впрочем, некоторые религиозно-философские течения пытаются отменить эту тайну и претендовать на такое знание. Например, различные направления буддизма и индуизма создали разные версии учения о перерождении (реинкарнации). Так, хубилган / тулку (перерожденец), например, Далай-лама, умирая, может указать своим ученикам, где и когда он родится вновь. И хотя в рамках религиозной традиции подобное учение может подаваться как знание, оно, по сути дела, является верованием, поскольку обоснования / доказательства фактов перерождения (нового рождения) не являются достаточными с точки зрения современного философского и научного понимания знания. Представления о реинкарнации неоднократно возникали и в христианском мистицизме, чаще всего на грани с оккультно-теософскими учениями.
В то время как в мире семейных ценностей обывателя рождение ребёнка — чаще всего радостное и оптимистическое событие (рождение новой жизни, укрепление брачного союза, рождение новой семьи), в религиозно-философских течениях отношение к рождению неоднозначно и часто весьма мрачно.
Во-первых, это главнейшее событие является самой яркой манифестацией случайности в жизни человека, абсолютной незначимости его воли и желаний. Меня никто не спросил, родиться мне или нет. Даже во втором важнейшем событии своей жизни — смерти — я могу проявить свою волю (например, убить самого себя или пожертвовать своей жизнью за кого-то или что-то), но в самом главном событии мне это недоступно. Что явилось причиной рождения именно меня? Просто случайность? Чья-то чужая воля? Оба варианта неприятны для меня.
Во-вторых, мир, в который я рождаюсь, с точки зрения многих религиозно-философских систем, несовершенен: он наполнен иллюзиями, обманом, незнанием, неизвестностью, ошибочными и необоснованными знаниями, страданиями, враждой, злобой, грехом. В нём всего не хватает человеку: любви, радости, счастья, денег, времени, здоровья, понимания, самой жизни. Всё это постоянно ускользает и убывает, за всё это человек вынужден бороться, в том числе с другими людьми. С самого начала рождению сопутствует взросление / старение и непредсказуемость момента смерти.
Поэтому наиболее радикальные религиозно-философские учения считают рождение злом и стремятся избавить человека от новых рождений. Даже в иудео-христианской традиции рождение оценивается в пессимистических тонах, ведь человек рождается в мир суеты и греха. «А блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем», — говорит Экклезиаст.
Как же понимать рождение в экзистенциальном ключе?
Прежде всего принять тайну и то, что самое главное в моей жизни находится вне моей власти. Это значит, что я — не хозяин моего бытия.
Такой вывод может показаться пессимистичным. На самом деле именно в нём — надежда для меня: ведь если хозяин не я, значит может быть другой хозяин (например, Бог, могущий мне помочь).
Если бы хозяином моего бытия был только я — это было бы весьма скверно, потому что я — плохой хозяин, не могу избавить себя ни от страданий, ни от смерти. Таким образом, уже в рождении — экзистенциальная проповедь Спасения и Бога.
В незнании о моём рождении — моя свобода и не-предопределение. Это может показаться парадоксальным. С одной стороны, каждый рождается в свой удел — культуру, социальное положение, касту и пр. — и, кажется, что в этом рождение противоречит свободе и утверждает зависимость и рабство человека. С другой стороны, надо всегда помнить первый урок рождения: в жизни, как и в рождении — не я хозяин, а значит — есть другие, более сильные участники бытия (Бог, боги, духи), которые могут мне помочь преодолеть мой удел.Вместе с тем, лучше не умножать рождений, если нет возможности дать новому родившемуся больше, чем рабство от его удела. Выбор всякого верования, всякого действия должен быть осознан и обоснован, иначе выбора нет, а значит в такой ситуации нет и личности, а человек — просто механизм трансляции массовых коллективных ценностей и стратегий. То же касается и рождения: желающим дать новую жизнь необходимо осознавать, зачем же необходимо это событие, чем обоснован его выбор.
(Необходимость рождения — это верование.) Иначе живёт не человек, а с помощью него живёт стратегия биологического вида и популяции.
Если нет рождения — нет смерти и нет Спасения из мира смерти. Поэтому в религиозном аспекте каждый родившийся может стать причастным Спасению творений Божьих, как и со-участником Спасения самого себя (см., например, вознесение искр Божьих в иудейском мистицизме).
В религиозно-философских учениях исключительно важным для людей рождением является рождение Бога, его земных родителей или пророка (см. Рождество), поскольку такое рождение даёт людям Спасение из мира смерти или знание о путях Спасения.
Крещение в христианстве, как и инициальные обряды других религий, считается новым рождением (рождение свыше, рождение в Духе), с этими обрядами сопряжена символика рождения — выход из тесного чрева и вод, преодоление барьеров, омовение, причастность новому миру и пр.
СМЫСЛ ЖИЗНИ
Старый, известный всем вопрос «В чём смысл жизни?» может задаваться, как минимум, в двух аспектах.
Первый связан с жизнью людей или конкретного человека — как правило, так он задаётся учёными-гуманитариями, философами или размышляющими в какой-то момент (см. «Пограничные ситуации») о своей жизни обычными людьми. (Именно этот аспект значим в первую очередь для авторов этого словаря.)
Второй аспект вопроса касается Жизни как таковой, то есть всего биологического, всей живой материи на Земле (или ещё где-то в космосе) — так его могут задавать учёные-естественники (генетики, биологи-эволюционисты, нейрофизиологи, этологи, биохимики, физики, космологи) и естественно ориентированные философы (например, эволюционные эпистемологи).
Во всех аспектах этого вопроса его преследуют два негативных явления — 1) инфляция (обесценивание, размытие, потеря смысла употребления) понятия «смысл жизни» и 2) его редукция (вульгарное упрощение, сведение жизни к чему-то простому).
1) Инфляция происходит от неумения увидеть проблему жизни человека, его экзистенциальную ситуацию так, чтобы задавать этот вопрос действительно имело бы смысл.
Поэтому вопрос закономерно повисает в воздухе, или же ответ сводится к обывательскому клише (например, «никакого смысла нет», «смысл жизни — в самой жизни» и пр.). При этом часто в обывательской среде этот вопрос вызывает иронию и смех, как пафосный, как бессмысленное и потому комичное философствование. В таком виде, как карикатура на интеллектуалов, вместе в другими вопросами («Что было раньше — курица или яйцо?», «Сколько ангелов поместится на кончике иглы?», «Есть ли жизнь на Марсе?») вопрос о смысле жизни становится частью анекдотов, издёвки и обывательского смеха над умными людьми («Слишком умным стал, да? Смысл жизни ищешь?»)
2) Редукция смысла жизни естественна (как пасование перед неизвестностью и экзистенциальной неопределённостью) и происходит повсеместно — как в обывательской среде, так и среди ученых специалистов.
Варианты повседневной редукции: смысл жизни — в детях, семье, продолжении рода, деньгах, счастье. Варианты ответа «в самой жизни» или «смысла жизни нет» — тоже разновидность обывательской редукции — к риторическому клише, причём под ответ маскируется его отсутствие.
Учёные заняты более замысловатыми редукциями, сводя смысл жизни к действию физических сил в самоорганизующейся материи, к эволюции жизни, к передаче генетического материала, существованию сложных систем — популяций, социальных групп/сетей, цивилизации, культуры.
Мы не можем получить абсолютно верного, несомненного ответа на вопрос о смысле жизни, поскольку сами, будучи жизнью, не можем встать в позицию внешнего наблюдателя. Не мы придумали жизнь, мы такими родились, она нам досталась, и мы на всё (в том числе на неживую материю) смотрим через призму жизни, иного нам не дано.
Не смотря на это, этим вопросом задаются повсеместно — он важен в духовном поиске людей, интересен для учёных. С особенной остротой этот вопрос может встать для отдельного человека, когда он осознаёт конечность, неполноту своей жизни, постоянное ускользание, утрату смыслов, невозможность удержания блага и испытывает страдание от этого. Именно в таком случае вопрос о смысле жизни становится остро насущным и осмысленным, поскольку задаётся из кризисной ситуации и так наполняется экзистенциальным звучанием.
В такой ситуации мы должны получить ответ на этот вопрос, чтобы не свети счёты со своей жизнью. Ведь если нет смысла, то зачем жить? Особенно, если ты при этом страдаешь. Ответ необходим, хоть бы какой-то неполный и не абсолютный ответ, ответ как верование, ответ как рабочая гипотеза. А иного ответа и быть не может. Но неполное тоже может быть достаточным.
Неполнота и относительность ответа о смысле жизни связана ещё вот с чем: жизнь — и есть постоянное порождение и использование смыслов.
Постоянный поток смыслов (семиозис), идущий через меня от моего рождения до моей смерти (что потом — пока мне неизвестно). В каждый момент я всегда захвачен каким-то смыслом: осознавая то или нет, в каждый момент своей жизни я действую не «с чистого листа», а «под его диктатом».
Я могу или сам порождать смыслы своих действий, или тратить свою жизнь на чьи-то чужие.
Совсем освободиться от чужих смыслов нельзя, ведь мы живём в обществе: их заимствование, захваченность, порабощённость ими — механизм коммуникации и развития человека.
Однако, если ты не хочешь, чтобы постоянно жил не ты, а тобою бы жили и через тебя бы действовали только чужие смыслы, ты должен взять на себя труд разобраться — кто же и зачем действует через тебя? На что и во имя чего тратится твоя жизнь?
Этот вопрос — каким смыслом захвачена твоя жизнь в данный момент? — не терпит отлагательств, поскольку твоя жизнь может трагично прерваться в любой, например, вот в этот самый, момент. Если ты не задался этим критическим вопросом о своей жизни — ты потерял шанс, потратил её впустую, просто на что-то чужое, так и не поняв, а почему именно на это.
Так вопрос о смысле жизни в экзистенциальном звучании предстаёт как вопрос об оценке смыслов, которыми захвачена моя жизнь в каждом из её моментов. Это вопрос о благе (см. «Благо») и его иерархии: человек должен оценить, что же для него лучшее благо, на которое имеет смысл тратить жизнь, и которому будут подчиняться остальные смыслы? С древности философы называли такое выстраивание порядка блага / смыслов мудростью (см.
«Мудрость»).
Такую иерархию невозможно сделать быстро и раз и навсегда, поскольку смыслов (вариантов блага) у разных людей, религий, культур очень много. Нельзя выбирать благо, смысл своей жизни наугад (по наитию, по наследству от родителей или культуры, просто потому что нравится и пр.), без обоснований.
Таким образом, важнейший вопрос в экзистенции человека — о критериях выбора главного смысла / блага для его жизни из существующего множества. В ситуации конечности жизни человека и неизвестности, следующей за ней, этот выбор по своей логике подобен методологии выбора религиозных верований (с точки зрения экзистенциального христианства).
В экзистенциальной философии, например у Карла Ясперса, процесс (и методология) осознания смыслов, выстраивания их иерархии, выбора и обоснования важнейшего из них как главного блага в жизни человека называется просветлением экзистенции.
МУДРОСТЬ
«Кто как мудрый и кто понимает значение вещей?»/Еккл 8;1/ — вопрошает библейский автор.
Какое значение для человека имеют явления и события его жизни, какова их ценность? Куда они приведут, каков конец всех вещей?
Чем определяется ЗНАЧИМОСТЬ явлений? Быть может ПОЛЬЗОЙ для человека?
А что такое польза? То что приносит жизнь и счастье, благо?
Возможно мерило мудрости есть ПОЛЬЗА в её иерархии значимости, то есть все то, что способствует жизни и благополучию.
В пределе мудрость дает способность понимания иерархии пользы, значимости, ценности, в отличии от её антагониста — глупости, одним из свойств которой является причинение вреда самому себе.
А мудрость — это понимание иерархии полезного, значимого, ценного и сверх-ценного — святого, в противовес вредности.
Мудрость — понимание высшего Блага.
Если первичной данностью нашего ориентирования в мире являются чувства приятного или неприятного, а ум позволяет отвлекаться от этих чувств и смотреть в будущее, наблюдать причины и следствия, предполагать, различать полезное и вредное, как то, что ведет к приятному и неприятному, то мудрость есть стратегическое понимание иерархии полезного — смотрения на пользу и вред в предельно дальней перспективе.
Мудрость — это стратегическая разумность. Это способность уступать в частности, ради выигрыша в целом. Это способность ограничивать свои чувства приятного-неприятного, ради достижения стратегического выигрыша (то есть, максимально приятного).
Мудрость это способность выстроить ИЕРАРХИЮ И СТРАТЕГИЮ ПОЛЕЗНОГО, ЗНАЧИМОГО, ЦЕННОГО, СВЯТОГО в направлении высшего БЛАГА.
Забегая вперед, скажем, что если философ любит мудрость, то мудрец (обладающий мудростью) любит Бога, ибо Бог для человека является сверх-ценностью, источником всех других ценностей, значений и благ.
И путь от философской разумности к мудрости это путь постижения высшей иерархии ценностей (пользы), где на вершине находится чувство СВЯЩЕННОГО как сверх-ценного.
СМЕРТЬ
Важнейший экзистенциальный рубеж, окончание, по крайней мере, видимого физического существования живого существа. В таком понимании смерть означает необратимую остановку физиологических функций организма (прежде всего его сердца и мозга) и, чаще всего, последующее разрушение биологического тела.
Дальнейшая судьба умершего недосягаема для точного познания человека, о ней мы способны лишь предполагать.
Всё многообразие таких предположений (в зависимости от интеллектуальной традиции — гипотез или верований) разделяется на две группы, смотря по тому, как истолковывается сам рубеж смерти:
1) Как окончательный и бесповоротный. Согласно этим верованиям после умерщвления биологического тела невозможны никакие другие формы продолжения существования существа, кроме как в памяти живущих или в исторических источниках. Часто подобное верование основано на недоказанном мнении о том, что живое существо — это только его биологическое тело. Поэтому если разрушилось тело, то и существование больше невозможно.
2) Как одно из событий бытия живого существа, за которым следуют другие формы его существования. Такие предположении о посмертном существовании могут быть связаны с верой в бессмертную душу, различные витальные начала и «тонкие тела», которые покидают мёртвое тело как оболочку с тем, чтобы переселиться в другие тела или/и быть оцененными божеством за прожитую жизнь.
Множество современных нам людей выбирают верования первой группы, поскольку прекращение всякого существования кажется им очевидным, а предположения о последующей, посмертной жизни — надуманными и сказочными. Часто такой выбор основан на научной убеждённости в «естественности»: смерть — это естественное завершение жизни любого существа, которое нужно просто принять как естественную природную данность и закон. Любые религиозные попытки предположить и продумать дальнейшее существования высмеиваются как мифологические фантазии, возникшие из-за страха перед смертью.
Между тем, упускается из виду, что убеждённость в «естественности» — тоже разновидность мифологических, нерефлексируемых, принимаемых на веру убеждений, только в науке.
Нельзя не заметить, что верования первый группы — это более простые, лайт-варианты, «верования для ленивых», ведь согласно им я проживаю только одну биологическую жизнь, после которой ничего нет. А значит не следует рассматривать многообразие вариантов второй группы и пытаться выстроить своё земное существование в зависимости от возможного посмертного.
Кроме того, они отбрасывают как ненужную всю серьёзную работу по сравнению и оценке разных предположений о посмертном существовании. Вообще, проблематика жизненного выбора (убеждений, поступков, стратегий) сильно упрощается, часто сводясь к идее повседневного блага — материального благополучия и счастья для себя и близких.
Чаще всего такой выбор объясняется авторитетом науки, но на деле его основание — не наука, а ошибка обыденного мышления: игнорирование экзистенциальной неизвестности таким образом, что место неполного, частичного знания о человеческом бытии занимает уверенность в «естественности» биологического существования (т.наз. биологический редукционизм). Эта обыденная редукция часто происходит из нежелания думать о неприятном — конце своей жизни или даже из страха перед смертью.
Таким образом, те кто считают страх смерти подоплёкой религиозных гипотез, сами чаще всего имеют его как основание своего нежелания разбираться в проблеме смерти. Им проще не думать о смерти вовсе, поверив в «естественность», успокоив себя этим простым верованием в «неизбежность, с которой ничего не поделаешь».
Биолог может возразить, что смерть (от старения, окончания некого жизненного срока) не является естественным явлением для многих живых организмов: так, большинство одноклеточных, колониальных организмов, некоторые медузы и морские ежи биологически бессмертны и погибают от насильственной смерти — от изменения среды или будучи, например, съеденными.
Большинство верований второй группы (о возможном продолжении существования после смерти тела) — религиозные гипотезы. Во многих из них смерть считается временным состоянием, переходом, порогом или даже иллюзией. Соответственно, во всех человеческих культурах были созданы погребальные и поминальные обряды, призванные как «обряды перехода» обеспечить умирающему и умершему благополучное преодоление порога, состояния, иллюзии смерти.
В истории человечества и современном мире людей, разделяющих религиозные гипотезы о смерти и посмертном существовании, несоизмеримо больше тех, кто полагает, что с биологической смертью для человека всё заканчивается.
Представления о возможном продолжении / возобновлении бытия умершего после его смерти развиваются даже в атеистических и материалистических верованиях: например, идея «вечного возвращения» у Ницше, напоминающие её и «день сурка» научные гипотезы о повторяющейся Вселенной. В танатологии, реаниматологии, нейрофизиологии и когнитивных науках пока на уровне гипотез рассматриваются возможности посмертного существования, воскресения посредством пересадки мозга или отсканированного сознания в клонированное биологическое или киборг-тело.
Человеку доступно множество различных гипотез о преодолении смерти и посмертном существовании. Как в них разобраться и нужно ли это делать?
Исторически существуют различные способы обращения с ними: например, в одних традициях (сословиях, культурных группах) не принято рефлексировать над разными вариантами предположений о посмертном существовании с тем, чтобы оценить и выбрать наиболее обоснованное верование. Таких традиций большинство, принадлежащий им человек просто получает тот или иной вариант верования от своих предков «по наследству» и просто живёт, не думая, в соответствии с ним.
В других традициях уделяется внимание обоснованию, его способ может быть различным. Наиболее простой способ обоснования — ссылка на авторитет традиции, священной книги или религиозных деятелей прошлого.
Наиболее развитые методологии выбора предлагают критерии и метод сопоставления и оценки различных верований о посмертном существовании. Так, например, прагматический метод, присутствующий в некоторых христианских и восточных учениях, оценивает верования о реинкарнации как менее предпочтительные для выбора, поскольку в неизвестности лучше выбирать верование в то, что после смерти у человека не будет больше шансов перерождаться, исправляя свою карму, а придётся держать ответ за прожитую жизнь.
Не смотря на различия, у всех вариантов верований о смерти есть одна общая черта — смерть рассматривается как важнейшее после рождения событие, влияющее, ещё не наступив, на человеческую жизнь. С точки зрения экзистенциальной философии именно смерть придаёт направленность и осмысленность жизни конкретного человека.
Осознание собственной смертности, переживание её близости или опыт смерти близкого человека — важнейшие пограничные ситуации, в которых возможно кардинальное переосмысление целей и занятий своей жизни.
Возможны различные действия конкретного человека по поводу смерти, в разной степени осознаваемые, подкреплённые или нет его верованиями: игнорирование смерти, страх смерти, нежелание подкреплять своё здоровье и жизнь, аскетические практики ухода от жизни и умерщвления плоти, эстетизация и ритуализация смерти (праздники смерти, субкультура готов и пр.), религиозные попытки преодолеть смерть/спастись/возродиться, самоубийство или убийство.
Неизбежность смерти является главным источником религии, экзистенциальным основанием веры в Бога как Спасителя от царства смерти. Соответственно, в некоторых религиозных традициях разработаны учения о смерти физической и окончательной смерти — духовной, наступающей как следствие нежелания или невозможности следовать по религиозному пути Спасения.
Восточная мудрость о жизни и ее аспектах от известных мудрецов
Восточная мудрость о жизни и ее аспектах: PexelsВосточные мыслители издавна отличались мудростью и прозорливостью. Омар Хаям, Лао-цзы, Фирдоуси в своих творениях раскрывают смысл существования мира и человека. В популярных тематических книгах и сборниках представлены лучшие афоризмы мудрейших людей Востока.
Что говорит восточная мудрость о жизни?
Древнекитайский философ Лао-цзы в книге «Дао дэ цзин. Книга пути и достоинства» дает такие интересные высказывания о жизненном пути:
***
Чтобы люди не сделались ворами, нужно не придавать никакого значения трудно добываемым (ценным) предметам, потому что когда люди не будут иметь тех предметов, которые бы прельстили их сердца, они никогда не соблазнятся ими.
***
Причина того, что небо и земля вечны, заключается в том, что они существуют не для самих себя. Кто не заботится о себе, тот весьма удачно совершит и свое личное дело.
***
Кто делает вид, что много знает и ко всему способен, тот ничего не знает и ни к чему не способен.
***
Не хвалиться тем, что сделано, не начальствовать над другими, превосходя их, называется небесной добродетелью.
Интересные мысли о жизни найдете в сборнике высказываний Рамеша Садашивы Балсекара «Сеть драгоценных камней»:
***
Нет способа, позволяющего контролировать последствия твоих действий. Жизнь — это безличное течение, и ты не можешь контролировать ни свою, ни чью бы то ни было жизнь.
***
Когда придет понимание того, что «и это пройдет», будь то счастье или беда, это понимание принесет с собой радикальное изменение видения.
***
Все, что происходит в настоящий момент, необходимо.
***
Вот строки о жизни Омар Хайяма, которые он изложил в книге «Рубаи о жизни и любви»:
***
Живи, безумец! Трать, пока богат!
Ведь ты же сам — не драгоценный клад.
И не мечтай — не сговорятся воры
Тебя из гроба вытащить назад!
Омар Хайям о смысле жизни: NUR.KZ***
То день, то ночь… А пешки? Мы с тобой.
Подвигают, притиснут — и побили.
И в темный ящик сунут на покой.
***
Сирийский писатель, ученый, автор трактатов по медицине, истории, философии, грамматике Абу-ль-Фарадж так говорит о человеческой сути:
***
Удивительно устроен человек: он огорчается, когда теряет богатство, и равнодушен к тому, что безвозвратно уходят дни его жизни.
***
То, что скрываешь от врага, не сообщай и другу, ибо нет гарантии, что дружба будет длиться вечно.
***
Снисходительное отношение к глупости присуще каждому умному человеку.
Восточные мыслители о любви
Любовь — прекрасное и светлое чувство, которое жаждут испытать все люди. Понять истинную суть и силу любви помогают афоризмы восточных мудрецов.
Что говорит восточная мудрость о любви? Известный на весь мир персидский философ и поэт Омар Хайям в книге «Сад желаний. Рубаи» так пишет о любви:
***
Любовь вначале ласкова всегда.
В воспоминаньях ласкова всегда.
А любишь — боль! И с жадностью друг друга
Терзаем мы и мучаем всегда.
***
По книге жизни я вчера гадал.
С сердечной болью вдруг мудрец сказал:
«Блажен, кто держит луноликую в объятьях!
За этот миг полцарства бы отдал!»
Красивая восточная женщина: Pixabay***
Красавица с ума меня сводила
И вдруг сама в тенета угодила —
Недуг любви ей сердце поразил.
И кто нас вылечит? Какая сила?
***
В том не любовь, кто буйством не томим,
В том хворостинок отсырелых дым.
Любовь — костер, пылающий, бессонный…
Влюбленный ранен.
Он неисцелим!
Персидский поэт и мыслитель Низами Гянджеви утверждает следующее:
***
Влюбленный слеп. Но страсти зримый след
Ведет его, где зрячим хода нет.
***
Бывает, что любовь пройдет сама,
Ни сердца не затронув, ни ума.
Восточная мудрость о семье
Что говорит восточная мудрость о семье? Персидский и таджикский поэт Абулькасим Фирдоуси так пишет о наследниках и отцах:
***
Как жаль, что отпрыск неразумный
Рождается от мудреца:
Не получает сын в наследство
Талант и знания отца.
***
Не диво, что знаньем богаты сыны,
Которые мудрым отцом взращены.
***
Самая большая бедность — невежество. Самое большое богатство — разум. Самое большое наследство — воспитанность.
***
Легендарный ассирийский писец и мудрец Ахиакар оставил такие высказывания о семейных отношениях:
***
Я ворочал камни, но не нашел ничего столь тяжелого, как зять, живущий в доме тестя своего.
***
Подобно тому, как ветки и плоды украшают дерево, а густой лес — гору, так мужа украшают его дети и его жена. Человек, у которого нет ни братьев, ни жены, ни сыновей, является незначительным в глазах своих врагов. Он подобен дереву, растущему на перекрестке дорог: каждый прохожий рвет его плоды, все звери объедают его.
***
Древнеиндийская мудрость гласит:
***
Шестеро не помнят тех, кто помогал им раньше: ученик — чителя, женатый сын — мать, разлюбивший муж — жену, достигший цели — помощника, выбравшийся из чащи — проводника, больной — врача.
***
Джейкобс Алан в труде «Далай-лама XIV. Великий Будда» приводит такую мысль духовного лидера последователей буддизма:
***
Любящие родители испытывают сильные чувства к своим детям, но эти чувства не являются состраданием, поскольку испытывая их они заботятся и о собственном душевном спокойствии.
Статуя Будды — символ восточной мудрости: PixabayЧто говорит восточная мудрость о мужчине и женщине?
Писец ассирийского царя Синахериба Ахиакар приводит такие мысли о женской сути:
***
Многих сгубила женская красота, ибо любовь красивой женщины подобна испепеляющему пламени.
***
Истинная красота женщины — в кротости ее характера, а прелесть ее — в кротости ее речей.
***
Никогда не принимай участия в обручении женщины, ибо если ей придется плохо, она будет проклинать тебя, а если ей будет хорошо, она о тебе и не вспомнит.
Цитата Ахиакара о женщине: NUR.KZО мужчинах отлично высказался китайский философ Конфуций в книге «Самые остроумные афоризмы и цитаты»:
***
Пока юноши живут под отцовской крышей, их первейший долг — почтение к родителям, когда же они покидают отчий дом, их долгом становится выказывание уважения к старшим, воспитание в себе искренности, которая породит к ним доверие, упражнение в человеколюбии.
***
Витиеватая речь, сладкая внешность, чрезмерная угодливость — вот три качества человеческих, которые мудрец княжества Лу Цзо Цюмин называет порочными.
***
Тот, кто одарен добродетелями, без сомнения, обладает и даром красноречия, но обладающий даром красноречия не всегда одарен добродетелями; человеколюбивый обладает мужеством, но мужество не всегда идет под руку с человеколюбием.
Что говорит восточная мудрость о человеческих пороках?
Сирийский писатель, ученый, философ Абу-ль-Фарадж в книге «Афоризмы восточной мудрости» так пишет о человеческих недостатках:
***
Обильная еда вредит телу так же, как изобилие воды вредит посеву.
Абу-ль-Фарадж о человеческих пороках: NUR.KZ***
Лучше время от времени недоедать, чем постоянно переедать.
***
Очень плох человек, ничего не знающий, да и не пытающийся что-нибудь узнать. Ведь в нем соединились воедино два порока.
***
Пища, которую организм не может переварить, съедает того, кто ее съел. Ешь поэтому в меру.
***
Вино сообщает каждому, кто пьет его, четыре качества. Вначале человек становится похожим на павлина — он пыжится, его движения плавны и величавы. Затем он приобретает характер обезьяны и начинает со всеми шутить и заигрывать. Потом он уподобляется льву и становится самонадеянным, гордым и самоуверенным.
Древние мыслители, поэты и философы задавались вопросами: как устроен мир, в чем смысл жизни и каков истинный путь человека. Непростые ответы каждый ищет самостоятельно. Афоризмы и высказывания восточных мудрецов помогут найти ответы и укажут правильный путь.
Оригинал статьи: https://www.nur.kz/leisure/books/1011117-vostochnoy-mudrosti-post/
Резюме мудрости жизни — Артур Шопенгауэр
Чтение: 13 мин. ⌚
Краткий обзор : Мудрость жизни — это короткое философское эссе Артура Шопенгауэра, в котором самый известный в истории философский пессимист исследует природу человеческого счастья и пытается понять, как следует устроить свою жизнь, чтобы обрести максимально возможное количество удовольствия и успеха.
Кому следует читать «Мудрость жизни»? И почему?
Если вы интересуетесь философией Артура Шопенгауэра, но не хотите тратить много утомительного часа на чтение Мир как воля и представление , , тогда Мудрость жизни будет такой же хорошей альтернативой, как и любая другая.
Одно из шести эссе из первой части его книги 1851 года, Parerga and Paralipomena , Мудрость жизни изначально предназначалось для работы в качестве приложения к философии Шопенгауэра.
Правда, это может означать, что ты не докопаешься — к лучшему: там темно и хмуро — или даже не поймешь некоторых частей так, как следовало бы, но сочинение , тем не менее доступный, понятный и, по большей части, тестируемый сам по себе.
Добавьте к этому тему — человеческое счастье и способы его достижения — и вы уже знаете, что это любопытная книга по самопомощи, которую нельзя передавать другим людям.
Мудрость жизни Краткое изложение
«На этих страницах я буду говорить о Мудрости Жизни в общепринятом значении этого термина, как об искусстве упорядочивания нашей жизни таким образом, чтобы получить максимально возможное количество удовольствия и успеха».
Так Артур Шопенгауэр начинает свое эссе о счастье, которое затем он говорит, что это просто еще одно дополнение к изучению счастья, или, как греки называли это эвдемонологией ( eudaimonia , как вы догадываетесь, это греческое слово, обозначающее счастье).
Тем, кто хоть что-то знает о Шопенгауэре, приведенная выше фраза может показаться немного странной. В конце концов, человек в основе своей является синонимом пессимизма в мире философии!
И это ощущение возникает с самого начала, когда Шопенгауэр определяет счастливое существование как такое, «которое, если смотреть на него с чисто объективной точки зрения, или, вернее, после хладнокровного и зрелого размышления, — ибо вопрос необходимо включает субъективные соображения, — было бы определенно предпочтительнее, чем несуществование».
Если вам нужна более ясная формулировка, это означает, что счастливое существование, по Шопенгауэру, есть то, за что мы цепляемся «ради самого себя, а не только из-за страха смерти», такое, которое мы не любим доводить до конца.
.
Вы правильно поняли: словом, для Шопенгауэра счастье есть временное состояние, от которого не хочется убивать себя.
Отличное начало, Артур!
И это становится еще более странным!
В самом втором абзаце «Введения» Шопенгауэр разъясняет, что самая мысль о том, что человек может быть счастлив, смешна: «эта гипотеза, — пишет он, — основана на фундаментальной ошибке».
Однако, продолжает он, он готов пойти на компромисс и «принять обычную точку зрения каждого дня и принять ошибку, лежащую в ее основе».
Что ж, сцена твоя, Артур: пожалуйста!
Глава I: Раздел субъекта
Конечно, вопрос о счастье не нов и редко исследовался другими древними мыслителями и философами.
Однако, что касается Шопенгауэра, никто из них толком не докопался до сути. Наоборот, на самом деле они сделали множество неверных предположений.
Аристотель, например, в Никомаховой этике делит блага на три категории: «приходящие к нам извне, душевные и телесные».
По словам Шопенгауэра, он был прав только насчет числа. Другими словами, есть есть три различных класса «фундаментальных различий в человеческой судьбе», но они очень разные:
№1. Что такое человек
: это относится к личности человека в самом широком смысле этого слова; то есть включает в себя здоровье человека, красоту, силу, моральные качества, темперамент, ум и образование;№2. Что у человека есть : это включает в себя «имущество и владения всякого рода», то есть материальные блага; и
№3. Как человек оценивается другими : «под этим следует понимать, как всем известно, что представляет собой человек в глазах своих ближних, или, точнее, то, в каком свете они смотрят на него. Об этом свидетельствует их мнение о нем; и их мнение, в свою очередь, проявляется в почете, которым он пользуется, а также в его звании и репутации».
Конечно, существует большая разница между тем, в какой степени каждый из этих трех факторов способствует общему счастью человека, и тем, что № 1 (т. е. природа человека) как бы управляет двумя другими (№ 2 и № 3).
Пришло время изучить их одну за другой и понять, почему это так.
Глава II: Личность или что такое человек
ИнтеллектУже в главе I Шопенгауэр отмечает, что «мир, в котором живет человек, формируется главным образом тем, как он на него смотрит, и поэтому он оказывается различным для разных людей».
Иными словами, гениальный человек может видеть счастье во всяких банальных вещах, тогда как обычный человек не может видеть ничего подобного даже в величественных вещах.
Чтобы лучше объяснить это, он использует стихи Гёте и Байрона, которые, по его словам, явно основаны на реальных фактах.
Сейчас большинство людей, прочитав их или узнав обо всем интересном, описанном в стихах, начинают завидовать поэтам и думать что-то вроде «Ой, почему со мной хоть раз такое не случается!»
Однако, говорит Шопенгауэр, «только глупый человек будет завидовать поэту за то, что с ним произошло столько восхитительных вещей, вместо того, чтобы завидовать той могучей силе фантазии, которая была способна превратить довольно обыденное переживание в нечто столь великое и прекрасное».
С точки зрения непрофессионала, это не значит, что Гёте или Байрон нашли лучших романтических партнеров, чем вы; просто они были достаточно умны, чтобы превратить свою довольно обычную личную жизнь во что-то большее. Объективно их любовь не сильно отличалась от вашей; но они были достаточно умны, чтобы не видеть это таким образом.
«Жизнь глупца, — говорит Библия (Екклесиастик 22:11), — хуже смерти». Шопенгауэр идет еще дальше: «человек общителен ровно в той степени, в какой он умственно беден и вообще вульгарен».
Конечно, буквально через предложение он делает крайне расистское замечание по поводу «самых общительных из всех людей… негров» — так что мы действительно начинаем задаваться вопросом, сколько друзей было у Шопенгауэра, т. е. насколько он был умен на самом деле.
Здоровье
Чтобы лучше понять, почему «то, что есть человек» , естественно, забирает большую часть его способности чувствовать счастье, вероятно, разумно подумать о другом аспекте нашей «личности», то есть о нашем общем здоровье.
«Здоровье перевешивает все прочие блага», — пишет Шопенгауэр, отмечая, что «здоровый нищий счастливее больного короля».
С этим как-то сложно спорить, потому что, скажем прямо, вы даже не сможете насладиться любимым сериалом, если вас тошнит в постели с температурой. И даже если бы в тот момент у тебя были все деньги мира, единственное, о чем бы ты просил, так это о лекарстве.
«У здорового человека тысяча желаний, — гласит старинная (вероятно, индийская) пословица, — а у больного только одно — выздороветь».
Глава III: Имущество, или Что есть у человека
«Деньги меня не волнуют, — пели «Битлз» в 1964 году, — любовь не купишь за деньги».
Но это было всего через год после того, как они перепели «Деньги» Барретта Стронга и объявили миру, что «деньги не дают всего, что это правда / то, чего они не получают, я не могу использовать: теперь дайте мне денег, это что я хочу.
»
Итак, что из двух верно по Шопенгауэру?
Ну, в каком-то смысле и то, и другое — потому что (как впервые продемонстрировал Эпикур) есть разные вещи, чем деньги можно покупать и разные потребности они удовлетворяют:
№1. Естественные и необходимые потребности : те, которые, если их не удовлетворить, вызывают боль, такие как пища и одежда;
№2. Естественные, но не необходимые потребности : это все то, что удовлетворяет чувства; поскольку они их удовлетворяют, они естественны; впрочем, их отсутствие у многих не вызывает боли; и
№3. Потребности, которые не являются ни естественными, ни необходимыми : это роскошь.
Шопенгауэр отмечает, что № 1 — это наиболее заметные и наиболее легко удовлетворяемые потребности; # 2 немного сложнее классифицировать и еще труднее удовлетворить. № 3 и наименее понятны, и удовлетворить их практически невозможно: они «никогда не заканчиваются».
Конечно, потребности у разных людей разные.
Например, если вы родились богатым, вы, вероятно, приспособились бы к определенному образу жизни, который не хотели бы потерять, считая необходимостью то, что другие считают роскошью.
С другой стороны, если вам посчастливилось родиться богатым, вы, вероятно, разовьете в себе более независимый ум и, возможно, приобретете определенный набор талантов, которые позволят вам извлекать счастье из того, что нищий редко делает. (например, поэзия).
Глава IV: Положение, или Место человека в оценке других
Четвертая глава книги Шопенгауэра « Мудрость жизни », безусловно, самая длинная и разделена на пять разделов, каждый из которых посвящен разным аспектам «места человека в оценке других».
Репутация «По особой слабости человеческой натуры, — замечает Шопенгауэр, — люди обыкновенно слишком много думают о мнении, которое составляют о них другие, хотя малейшее размышление покажет, что это мнение, каково бы оно ни было, само по себе не существенно для счастье.
»
Чтобы проиллюстрировать «свое извращенное и чрезмерное уважение к чужому мнению», Шопенгауэр приводит два примера, оба из виселицы и оба датированные 1846 годом.
В первом случае человек по имени Томас Викс был казнен за убийство своего хозяина. «Достигнув эшафота, — говорится в отчете современников, — несчастный взобрался на каплю без малейшей помощи, а когда добрался до середины, дважды поклонился зрителям, что вызвало огромное ликование у униженных». толпа внизу».
Зачем человеку заботиться о том, чтобы вызвать аплодисменты толпы всего за секунду до его неминуемой смерти, — выше Шопенгауэра.
Еще более странно: парень по имени Лекомпт, казненный во Франкфурте за покушение на жизнь короля, в день казни был раздражен тем, что ему не разрешили побриться и предстать перед толпой в приличном одеянии.
Поди разберись!
Шопенгауэр отмечает, что эта жажда чужого одобрения является причиной многочисленных жизненных тревог и источником тщеславия, одним из библейских препятствий на пути к счастью.
Обратная сторона медали тщеславия: гордость.
Тщеславие, говорит Шопенгауэр, есть желание прийти к оценке косвенно, извне ; гордыня, с другой стороны, есть «прямая оценка самого себя».
Гордость, другими словами, «это устоявшееся убеждение в собственной высшей ценности в каком-то конкретном отношении; в то время как тщеславие есть желание пробудить такое убеждение в других».
Итак, «самая дешевая гордость», по мнению Шопенгауэра, есть национальная гордость.
Почему?
Ну, потому что, — поясняет Шопенгауэр, — «если человек гордится своей нацией, это доказывает, что у него нет собственных качеств, которыми он мог бы гордиться; в противном случае он не мог бы прибегнуть к тем средствам, которые он разделяет со многими миллионами своих ближних».
И он идет еще дальше: умными могут считаться только люди, которые видят глупости своих народов и не очень их любят.
Получайте, националисты!
Ранг Ранг имеет «чисто условное значение» и, по мнению Шопенгауэра, может быть отброшен в нескольких словах.
И те немногие слова таковы: чин «притворство; его метод состоит в том, чтобы добиться искусственного уважения, и, по сути, все это просто фарс ».
Шопенгауэр писал в то время, когда большое значение имело быть князем, графом или сэром, и спустя полтора века мы видим, что он был прав в приведенной выше оценке.
Все меньше и меньше теперь людей, которые думают, что кто-то достоин их только потому, что он получил какой-то государственный титул; следовательно, все меньше и меньше людей действительно мечтают о них.
Отличная вещь!
ЧестьШопенгауэр признает, что говорить о чести гораздо труднее, чем говорить о чине, но, в конечном счете, отбрасывает его, как и потому, что по большей части это «примитивное и врожденное свойство человеческой натуры», обратная сторона стыда .
Есть два типа чести, утверждает он: объективная (в глазах других) и субъективная (в ваших собственных глазах). Последнее не так важно, как первое, поскольку мнение человека о себе не имеет значения, если оно не подтверждается другими.
Другие могут подтвердить это четырьмя различными способами:
№1. Гражданская честь . Это основной вид чести, «самая широкая сфера из всех»; это то, что мешает нам использовать «любые несправедливые или незаконные средства для получения желаемого», иначе «условие всякого мирного общения между людьми», то есть то, что позволяет обществу существовать.
№2. Официальная честь . Это честь, которую вы получаете (или, по крайней мере, вы получили столетие или два назад), когда вы служите другим людям в общественной сфере; да, Шопенгауэр говорит об учителях, врачах, юристах и солдатах;
№3. Сексуальная честь . Вы познакомились с расистом Шопенгауэром, теперь пришло время познакомиться с сексистом Артуром: мужчина получает честь от служения домашнему хозяйству, принося деньги, женщина получает честь от (подождите…) быть чистым (если девушка) и верных (если женщина). Честь женщины гораздо важнее, говорит Шопенгауэр, потому что «женщины зависят от мужчин во всех жизненных отношениях; мужчин против женщин, можно сказать, только в одном».
Это просто фантастика!
#4. Рыцарская честь . Это единственное, что зависит от чужого мнения – и, таким образом, оно самое примитивное. Ну, тот самый, который заставлял людей устраивать дуэли и убивать друг друга по пустякам.
СлаваСлава — близнец чести, и в этом смысле Кастор и Поллукс были близнецами в греческой мифологии: один смертен, а другой нет.
Конечно, Шопенгауэр говорит об истинной славе, о той, что неувядаема и длится не один день.
«Слава — это то, что нужно завоевать, — отмечает он, — честь, только то, что должно быть , а не утрачено».
Славы добиться трудно: это требует больших усилий и по большей части не зависит от вас, добьетесь ли вы ее когда-нибудь.
Это последняя часть, поэтому вам не следует слишком беспокоиться об этом.
Слава, по ошибочному и устаревшему мнению Шопенгауэра, есть лишь отражение вашей собственной великой личности, т. е. того, что вы есть (глава II).
Другими словами, если ты стремишься к величию (т. е. к достижению великой личности), то ты можешь просто стать знаменитым (даже если только после смерти), и уж точно будешь чуточку счастливее других людей.
Однако, если вы стремитесь стать знаменитым, вы не только никогда не станете великим человеком, но и, вероятно, никогда не будете счастливы.
Теоретически в этом немного больше смысла, но 21-й -й -й век называется, Артур, и он поставил тебе пятерку за твое эссе на эту тему.
Ключевые уроки из книги «Мудрость жизни»
1. Если вы не можете найти счастья в одиночестве – значит, вы глупы по определению
2. Если вам нужны деньги или слава, чтобы быть счастливым – тогда вы глупы по определению
3. Если вы Националист – тогда ты по определению тупой
Если вы не можете найти счастья в одиночестве — значит, вы глупы по определению
«Высокий уровень интеллекта делает человека асоциальным», — говорит Шопенгауэр, вероятно, пытаясь найти некоторое утешение в том, что у него не так много настоящих друзей.
Логика такова: чем более вы общительны, тем больше бремени вы находите в своем одиночестве; и чем больше тягости вы находите в жизни с самим собой, тем меньше интересного объективно можно найти в вашей голове.
Умные люди на самом деле не нуждаются в компании — они сами себе самая настоящая, самая привлекательная и самая интересная компания.
И поэтому они хотят, чтобы был один.
Если вам нужны деньги или слава, чтобы быть счастливым, то вы по определению глупец
В жизни есть три вида потребностей, и только одна из них естественна и необходима: та, которая, будучи неудовлетворенной, причиняет боль. Конечно, мы говорим о еде, одежде и прочем.
Проблема не второй категории – естественных, но не необходимых (тех, что доставляют удовольствие), а третьей: и естественных, и ненужных (она же роскошь). Потому что эти никогда не удовлетворяются .
Другими словами, если вы чувствуете себя несчастным из-за того, что вы не так знамениты, как Бейонсе, или из-за того, что у вас нет яхты, вы можете быть абсолютно уверены, что никогда будь счастлив.
Если ты националист, то ты по определению тупой
Национальная гордость, по мнению Шопенгауэра, есть «самая дешевая гордость», потому что если ты гордишься своей нацией, то у тебя нет своих качеств, которыми ты мог бы гордиться.
Другими словами, если вы чего-то добились — абсолютно чего-нибудь — в своей жизни, то гораздо больше смысла гордиться этим, чем своей нацией, чем-то, что вы разделяете со многими миллионами людей и чем-то, что вы достигается, ну, рождением.
Уточним для вас: Шопенгауэр говорит, что если вы гордитесь своей нацией, то вы не просто глупец, а совершенно несостоявшийся слабоумный.
Нравится это резюме? Мы хотели бы пригласить вас загрузить наше бесплатное 12-минутное приложение для более удивительных резюме и аудиокниг.
Цитаты мудрости жизни
Здоровый нищий счастливее больного короля. Нажмите, чтобы твитнуть Добрый, умеренный, мягкий характер может быть счастливым в нужде, в то время как алчный, завистливый и злой человек, даже если он самый богатый в мире, становится несчастным.
Нажмите, чтобы твитнуть
Для того, кто имеет постоянное удовольствие от особой индивидуальности, с высокой степенью интеллекта, большинство удовольствий, которыми гонится человечество, просто излишни; они даже являются проблемой и бременем. Нажмите, чтобы твитнуть
Высокий уровень интеллекта обычно делает человека асоциальным. Нажмите, чтобы твитнуть
Слава — бессмертный брат эфемерной чести. Нажмите, чтобы твитнутьЗаключительные примечания
«Мудрость жизни» , безусловно, не является крупным произведением Шопенгауэра, и при этом это не его самая известная второстепенная работа (которой, возможно, является «Искусство быть правым» ).
Но даже в этом случае — возможно, из-за своей доступности — это все еще влиятельная работа, которая сделала по крайней мере несколько жизней лучше и сноснее.
«Своими истинами Шопенгауэр подарил мне духовный мир и осознание счастья», — сказал когда-то известный советский композитор Сергей Прокофьев, вторя мнению многих.
повторяет не наши взгляды, потому что по большей части мы считаем, что Мудрость жизни — это устаревшее руководство по счастью, которое не только расистское и сексистское, но и основывает некоторые свои выводы на этих убеждениях; другие кажутся основанными на собственном личном мнении Шопенгауэра, а не на объективных фактах.
Но, опять же, почти вся философия. И есть лучшие, более современные взгляды на человеческое счастье, чем этот.
12 минут Команда
Узнавайте все больше и больше со скоростью, которой требует мир.
Сердце мудрости: философия духовной жизни | Отзывы | Философские обзоры Нотр-Дама
Ричард Уайт стремится показать, как философская практика может быть духовным упражнением, а сочинения философов могут служить руководством в этом стремлении. Он предлагает, чтобы «духовные заботы» противопоставлялись «материальным заботам»: сколько богатства или власти мы можем накопить. Вместо этого духовность имеет дело с теми целями и теми переживаниями, которые могут сделать нашу жизнь «значительной», которые воплощают для нас нечто «священное».
Это не обязательно «религиозные» (что, возможно, здесь означает «сверхъестественное») или «моральные» ценности. «Духовность» — это одновременно и «путешествие к свершению и просветлению», и «встреча с высшей реальностью и смыслом» (стр. 2). Это может быть выражено в метафизических представлениях о Я и его приближении к Реальности, даже в тождестве «Атмана» и «Брахмана», но также может трактоваться «феноменологически»: что значит заниматься «духовным» поиском и чем могут помочь нам сочинения и пример «философов»?
Философы последнего времени, говорит Уайт, по большей части забыли, что «философия» в рамках классической, индийской, китайской и даже средневековой европейской традиции была такой духовной дисциплиной — не просто академическим предметом, и тем более набором методов для победы в спорах. Он особо чтит Пьера Адо за то, что он напомнил нам, что философия была «образом жизни» и что философы должны были иметь более высокие идеалы и манеры, чем обычные люди. Хадо заслуживает этой чести, но, возможно, сообщение уже получило более широкое признание, чем признает Уайт.
Существует множество академических и популярных работ, продвигающих дело одухотворяющей философии, начиная от лекций Ричарда Сорабджи в Гиффорде Эмоции и душевный покой: от стоического волнения к христианскому искушению к Алена де Боттона «Утешение философией» . По этой теме было проведено несколько конференций, часто вдохновленных Хадо, в том числе конференция Королевского института философии в Ливерпуле в 1991 году, чьи эссе были опубликованы как Философия, религия и духовная жизнь (изд. Майкл МакГи, 1992 г.). ) . Например, произошло сближение между философской практикой и «когнитивно-поведенческой терапией», вылившееся в международное движение за философскую терапию. И даже без этих событий трудно читать классиков даже ранней современной философии и не осознавать, что имелось в виду нечто большее, чем простая ясность аргументации, оставляющая нетронутой нашу повседневную жизнь: свидетели Дэвид Юм, Бенедикт Спиноза, Джон Стюарт Милль, Чарльз Сандерс Пирс и (дважды) Людвиг Витгенштейн.
Даже логические позитивисты, а может быть, особенно они, заботились о том, чтобы избавить нас от суеверий, эмоциональной путаницы, глупости: их дисциплина была столь же аскетична и столь же целенаправленна, как любое старое движение, и столь же парадоксальна.
Уайт часто обращается к стоическим, индуистским и буддийским источникам, хотя он редко исследует отдельных мыслителей такого рода, но наиболее подходящими для его целей философами он считает Ницше, Деррида, Левинаса и Лиотара. Он полагает, что обычные «аналитические» философы могут предложить нам меньше: Айрис Мердок (получившая образование в Оксфорде, современница Элизабет Анскомб, Филиппы Фут и Мэри Миджли — все они посвятили себя философствованию в важном ключе), кажется, единственная Стоит отметить. Уайт странно пренебрегает не только современниками. Аристотель, хотя и определял истинную цель жизни и философствования как0006 ton theon therapeuein kai theorein’ ( Eudemian Ethics 8.1249b20: то есть любить и служить божественному в нас и в мире) — упоминается главным образом (стр.
58-61) как автор описания , полностью сбивающий с толку большинство современных читателей, предполагаемого этического героя, megalopsuchos . Было бы справедливее по отношению к Аристотелю и к традиции, частью которой он был, признать, что в этом описании популярного идола он стремился раскрыть более глубокий смысл и что реальная жизнь, прожитая хорошо, заключается в наслаждении. интеллектуальной красоты, настолько далекой, насколько это возможно, от чисто телесной или общественной выгоды. Платоники, по крайней мере, так же, как стоики или эпикурейцы, придерживались философской дисциплины, которую можно было бы признать «духовной». «Закрой глаза, переключись на другой способ видения и проснись, которым пользуются лишь немногие», — сказал Плотин (225–270) в Эннеада I.6 [1].8. Так начинается, по крайней мере, в диалектике тщательный анализ аргументов в дружеском дискурсе. Вот почему, как шутливо замечает Ямвлих из Халкиды (204–325), Гермес — как бог диалектического спора — носит посох с двумя змеями, смотрящими друг на друга поперек жезла: см.
его Letters (eds., John Dillon и Вольфганг Пеллейхтнер, 2009: письмо 5).
Таким образом, книга Уайта не так уж необычна, как он полагает (он не знает, по его словам, «какого-либо систематического обсуждения духовной жизни с философской точки зрения, которое использует критическое размышление для освещения духовных идей» (стр. 10)), и, возможно, пренебрегает слишком много важных мыслителей и практиков. Тем не менее, у него есть много собственных достоинств. Уайт подробно рассматривает некоторые черты духовной жизни: страдание, сострадание, великодушие, прощение, благоговение, радость. Нам не нужно принимать ни авраамическую (монотеистическую), ни ницшеанскую (атеистическую) или даже буддийскую метафизику, чтобы оценить психологические прозрения этих традиций и вести с их помощью «духовную» жизнь — альтернативу йоге, альтернативной медицине, медитации и молитва (стр.13-14).
Страдание — это больше, чем физическая или даже эмоциональная боль: это в своей крайности наше сведение к простому материалу, не имеющему силы изменить или уклониться от того, что нам навязывают.
Без него мы никогда не смогли бы осознать ограничения и зависимости нашего индивидуального существования или иметь какие-либо причины для исправления наших путей. В страдании мы осознаем свою смертность: то есть наша смерть становится для нас реальной или неизбежной. Левинас дает плодотворное размышление об этом опыте, и особенно о безрассудстве и нечестии, связанных с попыткой показать, что такое страдание есть заслуживает или даже оправдывает . Тем не менее мы можем попытаться найти какой-то смысл, какое-то разрешение наших страданий, не прибегая к строгой стоической интерпретации (что все вещи именно такие, какими они должны быть, и что мы должны каким-то образом утверждать, что все вещи «хорошие»). Нашим ответом должно быть сострадание, хотя Уайт стоит в стороне от собственного утверждения Левинаса о том, что каждый из нас должен нести ответственность, считать себя ответственным за всех. Он исследует понятие и попытки культивирования сострадания (которое не то же самое, что снисходительная «жалость») в буддийских и христианских текстах, а также ницшеанскую критику этого понятия.
Возможно ли всеобщее сострадание или хотя бы терпимо без — фактически — чудесного вдохновения, которое выводит нас за пределы простой дружбы или эмоциональной привязанности? Как можно помнить о всеобщем страдании? И как — двигаясь дальше — мы можем «простить» тех, кто создает такие страдания (будь то человеческие агенты или любые воображаемые сверхъестественные существа)? Разве безусловное прощение не должно быть невозможным? Мертвые не могут прощать, а живые не должны, но неспособность простить сама по себе порождает еще большую боль, более мстительные действия и эмоции.
И все же «основное благо мира составляет часть нашего обычного восприятия его и заставляет нас хотеть продолжать жить» (стр. 56-57). Что «добро» есть «щедрость жизни» — понятие, по словам Уайта, в основном игнорируется или отвергается философами (за исключением Ницше, Хайдеггера и Деррида). Плотин и его последователи могли бы предоставить больше ресурсов: для них непостижимое начало («Единое») проявляется именно в его щедрости, как свет льется от солнца или благоухание от цветка, не умаляя источника.
Наша цель должна состоять в том, чтобы присоединиться или вернуться к танцу, обращая внимание на его лидера, глядя на вездесущий источник. Наши жизни и таланты — это дары (независимо от того, есть ли сознательный даритель или нет), и мы можем изменить по крайней мере свое отношение и реакцию на личную и космическую боль, практикуя искусство дарения. В этом абстрактном рецепте таится опасность: посвящение себя служению может быть либо лицемерным (тонкий способ контроля над теми, кому мы «служим»), либо глубоко невротическим (отрицание собственной реальности, которое, в конце концов, должно быть несовместимо ни с чем). утверждение чужого реального бытия, или с силой и смыслом упорствовать даже в этом призвании). Симона Вейль была то ли святой, то ли анорексичкой в надежде стереть себя («когда я где-то нахожусь, я оскверняю тишину земли и неба своим дыханием и биением своего сердца», — говорила она в своих Notebooks (tr. A.Wills, 1956, vol.2, p.423)): в любом случае она умерла от этого.
Но чтобы прощать, нужна скромная щедрость духа — особенно когда такое прощение кажется иррациональным или даже неправильным . Есть некоторые действия — и Холокост — только один пример — которые, кажется, требуют абсолютного и непоколебимого осуждения: мы не можем «простить» или примириться без каких-либо затрат с теми, кто сделал такие вещи или сознательно допустил их. Более богословски настроенный автор мог бы в этом месте вспомнить суть Искупления: попытку примирить абсолютные требования Справедливости и Милосердия. Кто-то — Сам Бог — взял на Себя наказание за грех, чтобы грешники могли, наконец, примириться. Эта доктрина, конечно, вызывает серьезное презрение среди рационалистов-моралистов, но альтернативы действительно кажутся хуже: либо есть грешники, совершенно непримиримые, либо мы каким-то образом соглашаемся игнорировать абсолютное беззаконие, возможно, рассматривая Холокост (например) как не более чем непреднамеренная чума, на которую мы должны реагировать, учась и строя из нее, без какого-либо желания осуждать ее агентов (что-то вроде стоической реакции и имеющей свои собственные неявные противоречия: если все вещи предопределены и должны быть признаны таковыми, как можно ожидать, что мы прислушаемся к совету, который так противоречит нашему стремлению к мести?).
И все же именно эти примеры абсолютного беззакония раскрывают, противопоставляя себя, еще одну добродетель: почтение, как предложил Питер Бергер в A Rumour of Angels (1970). Уайт концентрируется на «идее благоговения перед людьми», хотя он также признает возможность благоговения перед «природой» и многочисленным собранием тех нечеловеческих существ, с которыми мы делим мир (и от которых мы зависим). «В благоговении я чувствую нечто большее, чем я есть» (стр. 9).7) — будь то Бог, Истина или Красота — и я сразу смиряюсь до признания своей зависимости и возвышаюсь от осознания того, что «я нахожусь в отношениях с чем-то возвышенным и важным» (стр. .97). Я также могу, конечно, чувствовать соответствующий стыд за то, что я не жил соответствующим образом. Уайт особенно использует здесь Мартина Бубера, рассказывая о встречах Я-Ты. «Священное или святое, — сообщает он, — находится не где-то в каком-то отдаленном потустороннем мире» (с. 103), а реализуется здесь-сейчас в «подлинной встрече Я-Ты с другим человеком» (почему только с людьми?).