Регрессивная синтонность: Синтонность и регрессивная синтонность — это, определение слова, понятие. Что такое Синтонность и регрессивная синтонность, значение, словарь, энциклопедия

Дифференциально-диагностические критерии отграничения аутизма у детей и подростков (клинический очерк) //Психологическая газета

Возрастные особенности являются объективными причинами трудностей квалификации психических расстройств у детей и подростков, а нередко — и ошибок диагностики. В отличие от патологии взрослых, психические расстройства у детей почти никогда не представляют собой завершенного, целостного психопатологического синдрома, они рудиментарны, изменчивы, то исчезают, то появляются вновь, иногда ограничиваются одним-двумя очевидными симптомами. Несовершенный речевой контакт с ребенком (а иногда и отсутствие речевого контакта) и присущая и детям, и подросткам возрастная алекситимия (неспособность осознать и выразить свои эмоции) не всегда позволяют получить субъективные данные о переживаниях ребенка. Наконец, пожалуй, самой главной причиной трудностей выявления и правильной диагностики психических нарушений в детско-подростковом возрасте является их «маскированность», то есть скрытость, завуалированность соматическими, поведенческими или временными интеллектуальными расстройствами.

Между тем, нозологический диагноз — это лишь слово, только формальный ярлык, из которого, однако, вытекает множество важнейших для развития ребенка, его актуальной социализации и его адаптации в будущем проблем: медикаментозная терапия, организация адекватной коррекционной помощи, форма и место обучения, профессиональная ориентация, возможность службы в армии, целесообразность оформления инвалидности и т.д. Ошибки диагностики небезобидны и в том, что они грубо искажают статистику, а также порождают хаос в научных исследованиях при неадекватной дифференциации групп обследуемых / больных.

Постоянно, на протяжении 30 лет, консультируя детей от 2 до 18 лет на амбулаторном приеме, мы практически ежедневно сталкиваемся с ошибками диагностики и, соответственно, с ошибками лечения, психолого-педагогического социально-образовательного сопровождения. Самыми распространенными диагнозами у детей, обратившихся в последнее десятилетие за помощью, оказываются СДВГ (синдром дефицита внимания с двигательной расторможенностью) и РДА (ранний детский аутизм).

При ближайшем рассмотрении эти диагнозы часто не подтверждаются, а назначенное лечение не только неэффективно, но нередко оказывает определенно негативное действие на психическое состояние, поведение и адаптацию ребенка.

Проблема аутизма в детском возрасте привлекает внимание отечественных психиатров и психологов на протяжении многих десятилетий, начиная с середины прошлого столетия [5, 6, 10, 17 и др.]. После основополагающих работ L. Kanner [24] и H. Asperger [22] лавинообразно хлынули публикации о раннем детском аутизме [2, 4, 7 и др.]. При этом многочисленные исследования не ознаменовались существенным прогрессом в понимании проблемы аутизма [25].

В работах многих детских психиатров зазвучала явная неудовлетворенность расширительной диагностикой аутизма у детей, который «угрожал стать «большим котлом» детской психиатрии» [7]. Тем не менее, в настоящее время вновь, после длительного периода сдержанного отношения к этой проблеме, возник «аутистический бум», проявившийся огромным ростом статистических данных распространенности диагноза РДА по всему миру.

Если в 40-е годы прошлого века РДА выявлялся в 4–5 случаях на 10000 детей, то теперь эти показатели увеличились в 6–10 раз — до 30–40 случаев на 10000 детского населения.

Такой рост диагностики детского аутизма пытаются объяснить разными причинами: повышением доступности детской психиатрической помощи, улучшением диагностики, изменением аутоиммунных процессов, возможно, связанным с массивной вакцинацией детей первых лет жизни, глобальными цивилизационными изменениями эпохи постмодерна [9, 12-14, 19, 20].

Все эти вопросы могут быть решены только путем сравнительных международных междисциплинарных исследований при выработке единых критериев диагностики. С нашей точки зрения, основную роль в росте числа детей с диагнозом РДА играет его гипердиагностика: диагноз РДА часто ошибочно устанавливают детям с задержками развития и аутистически подобным поведением при ранних резидуально-органических поражениях ЦНС, при затяжных невротических, циклотимных и циклотимоподобных депрессиях, возникших в младенческом и младшем дошкольном возрасте, и, конечно, при ранней манифестации шизофрении. Диагноз РДА в последнем случае является или «реабилитационным» (т.е. декларируется психиатром для облегчения адаптации ребенка), или ошибочным, или результатом небрежности врача, подверженного «диагностической моде». Этому способствует и некритичное обращение к МКБ-10, где кардинальными признаками детского аутизма (F84.0) называются нарушения социального взаимодействия и качественные нарушения общения, что по сути применимо и к так называемому «органическому аутизму», и к постпроцессуальным личностным расстройствам после перенесенного раннего детского эндогенного приступа, и к клиническим проявлениям риска заболеваний шизофренического спектра в виде шизотипического диатеза [1, 8] и другим состояниям. Еще большие понятийные и диагностические проблемы в вопрос об аутизме у детей внесло введение понятий «расстройств аутистического спектра», «процессуального аутизма», «атипичного аутизма» [11, 16, 18, 22], под которые подпадает практически вся не явно органическая и не явно невротическая психическая патология в детском возрасте, проявляющаяся в том числе нарушениями взаимодействия ребенка с окружающими.

Прежде чем перейти к частным аспектам проблемы, важно уточнить сущность понятия «аутизм» как одной из форм личностной патологии. С нашей точки зрения, аутизм как феномен не имеет прямого отношения к функции общения, а характеризует особый склад личности, основной характеристикой которого является интроверсия, т.е. преобладание внутреннего мира, фиксации на внутренних переживаниях, внутренних ценностей над внешними, погруженность в свой внутренний мир в ущерб отражению явлений окружающей жизни. Именно об этом в свое время писал, как бы предвидя возможные искажения в понимании понятия аутизма, его автор E. Bleuler: «В довольно большой части аутизм покрывается понятием Юнга «интроверсия»; это понятие обозначает обращение внутрь либидо, которое в нормальных случаях должно искать объекты в реальном мире» [3]. Такого рода личностная структура предполагает, естественно, и ограничение вплоть до полного избегания общения с окружающими, но последнее свойство не является абсолютно обязательным для аутиста, более того, он может быть внешне даже излишне контактным без учета ситуации и содержания общения («аутизм наизнанку», «регрессивная синтонность», по
H. J. Barahona Fernandes
[цит. 12, с. 418].

Очевидно, в повседневной клинической практике происходит смешение и совмещение различных по сути понятий аутизма, а именно: аутизма как феномена, описанного E. Bleuler [3], в основе которого лежит интроверсия, по C. G. Jung [23]: аутизма как врожденного личностного расстройства с очерченным симптомокомплексом в рамках перверзного развития личности, по Каннеру и Аспергеру; аутизма как симптомокомплекса в рамках различных психопатологических процессов, имеющих самостоятельное нозологическое обозначение.

В частности, в последнее время очень часто приходится слышать в докладах и на защитах диссертаций и видеть на страницах научных книг упоминание об аутизме как о болезни. Если с этим согласиться, то сразу придется закрыть вопрос о разграничении двух нозологических единиц и объединить их в одну нозологию — шизофрению. Как нам представляется, чтобы избежать подобного, необходимо принять как непреложное утверждение, что невозможна диагностика проявлений аутизма ни как самостоятельной нозологии, ни как симптомокомплекса в рамках какой бы то ни было нозологической единицы без верифицированных проявлений интроверсии, по C.

G. Jung [23].

В современных работах больше внимания уделяется аутизму Каннера, т.е. тяжелым формам РДА с грубым нарушением развития дисгармоничного или олигофреноподобного типа. При этом почти не встречается исследований более мягкой формы РДА — синдрома Аспергера. Впрочем, и L. Kanner [24], и H. Asperger [22] описывали весьма похожие клинические состояния, но сейчас считается общепринятым относить к синдрому Каннера более тяжелые, а к синдрому Аспергера — более мягкие формы аутизма без явной интеллектуальной недостаточности. Аутизм Аспергера принято идентифицировать с шизоидной психопатией (или «расстройством личности», по МКБ-10). Если аутизм Каннера следует дифференцировать с тяжелыми (прогредиентными) формами ранней детской шизофрении, то проявления аутизма Аспергера во многом клинически сходны с постпроцессуальным дефектом при легких (малопрогредиентных) формах рано начавшейся шизофрении.

Таким образом, с нашей точки зрения, которой мы и придерживаемся в дифференциальной диагностике, РДА — это врожденная особенность характера, пожизненное расстройство, для максимальной коррекции требующее многолетних усилий разнопрофильных специалистов.

Под диагнозом «РДА», известным и родителям, и специалистам немедицинского профиля, во многих случаях скрывается ранняя детская шизофрения.

Ранняя детская шизофрения — процессуальное заболевание, неминуемо приводящее к более или менее тяжелому нарушению развития и оставляющее более или менее выраженный резидуальный след на всей психической структуре личности. Правильное лечение больных шизофренией детей не только ослабляет симптоматику и создает условия для коррекционной помощи, но и снижает выраженность процессуального личностного дефекта.

Действительно, и при РДА, и при ранней детской шизофрении отмечаются одни и те же расстройства: наряду с выраженной интровертированностью наблюдаются аффективные расстройства, сверхценные увлечения, необычные влечения и страхи, патологические фантазии, а главное — кататонические и регрессивные расстройства. Дифференциальная диагностика практически невозможна, если четко не обозначить сущность каждого из этих патологических состояний.

Рано начавшаяся шизофрения, как и всякая другая шизофрения, развиваясь по своим эндогенным законам, имеет начало и стадии прогредиентного (т.е. прогрессирующего) течения и регредиентного (т.е. ослабевающего) течения, иногда с полным исчезновением продуктивной симптоматики. Таким образом, для установления диагноза шизофрении важно найти начало болезни, психоз с особой симптоматикой, который возникает после более или менее продолжительного периода нормального развития ребенка, не вызывающего опасений у родителей.

Между тем, далеко не во всех случаях представляется возможным выявление раннего шизофренического приступа. Нарушение развития, нередко трактующееся как результат раннего резидуально-органического поражения ЦНС или соматического неблагополучия, в этих случаях отмечается по существу с рождения ребенка, т.е. в данном случае речь идет о врожденных формах шизофрении, описанных как и внутриутробные приступы-шубы во многих работах детских психиатров. Очевидно, что здесь дифференциальная диагностика чрезвычайно затруднена и должна быть основана преимущественно на особенностях динамики психопатологической симптоматики. Главным диагностическим критерием при невозможности выявить начало заболевания, является признак развития с углублением и сменой симптоматики, а также нарастанием изменений личности. При раннем детском аутизме, в отличие от ранней детской шизофрении, клиническая картина оказывается более однообразной и стабильной, ограничиваясь многие годы одними и теми же расстройствами и не усложняясь за счет присоединения симптомов другого регистра.

Разграничение раннего детского аутизма и ранней детской шизофрении имеет не столько академический интерес, сколько играет принципиальную роль в отношении терапевтической позиции врача-психиатра. Если ранняя детская шизофрения — болезнь, то ее, как и всякую другую болезнь, надо лечить и лечить своевременно. Наш многолетний клинический опыт показывает, что правильное лечение больных шизофренией детей не только ослабляет симптоматику и создает условия для коррекционной помощи и улучшения адаптации больного ребенка, но и снижает выраженность процессуального личностного дефекта. Имея документальное подтверждение РДА, родители больного шизофренией, активно поддерживаемые специалистами немедицинского профиля, часто отказываются от лечения ребенка, блуждая в поисках других методов терапии (диет, ноотропов, биодобавок и т.п.). Наконец, они все же просят начать лечение, но иногда бывает уже поздно, когда период активного течения болезни окончен и проявляется только выраженный специфический личностный дефект.

Еще более болезненным является официальное установление диагноза умственной отсталости у ребенка, больного шизофренией. Кажется, какая разница, если у ребенка все равно олигофреноподобный дефект и он представляется необучаемым. Кроме того, что надо быть честным во всем, касающемся ребенка и его родителей, и лечить ребенка в соответствии с его расстройствами, встречается немало случаев, когда после окончания активного периода болезни (пролонгированного психоза) ребенок оказывается способным к обучению и серьезно морально страдает из-за того, что перед ним открыта только вспомогательная школа, и тем более если он признан необучаемым.

Следующим моментом, также имеющим прямое отношение к РДА и ранней детской шизофрении, является их ошибочная диагностика как задержки развития вследствие раннего резидуально-органического поражения. И шизофрения, и РДА могут возникнуть не только у детей с ранней резидуально-органической церебральной недостаточностью, но и у детей с хромосомными заболеваниями, и у детей с тяжелыми эндокринными заболеваниями, и у детей с ДЦП. Одно другому не мешает, но зато очень мешает адекватной диагностике. Ребенок имеет все признаки раннего органического поражения ЦНС, что подтверждается и неврологическим и параклиническими обследованиями, и наличием церебрастенического синдрома или энцефалопатии. Но грубо диспропорциональное развитие, вычурные стереотипии, нелепые страхи, архаичные симптомы, регресс поведения и навыков совсем не укладываются в клинику собственно органического поражения ЦНС. Между тем ребенок по назначению сначала невролога, а затем и психиатра получает лечение ноотропами, ангиопротекторами, витаминами, аминокислотами, мочегонными средствами. И это правильно, но при своевременной диагностике эндогенного заболевания или РДА на фоне очевидной резидуально-органической недостаточности в лечении ребенка невозможно обойтись без специфической психотропной терапии. Кроме того, многие препараты, которые назначаются для активизации развития (например, ноотропы со стимулирующим действием) приводят к усилению или возникновению кататонического возбуждения. Родители, полностью доверяющие врачу, мужественно соблюдают его рекомендации, и только ретроспективно удается выяснить, что обострение основного заболевания было спровоцировано именно такими ноотропами.

В последние годы, однако, все чаще и чаще отмечается и противоположная тенденция, когда задержки развития в связи с ранней резидуально-органической церебральной недостаточностью ошибочно расцениваются как РДА. Здесь видимость дефицита общения возникает в силу выраженной задержки интеллектуального развития, отсутствия или недоразвития речи, психоорганического синдрома с чрезмерной утомляемостью, истощаемостью, робостью и «бестолковостью».

Такие дети либо вялы, безынициативны, требуют стимуляции, либо, что бывает значительно чаще, двигательно расторможены, не способны к целенаправленной деятельности, не концентрируют внимания даже в простой игре и взаимодействии с другими детьми. В отличие от истинных аутистов, у таких детей сохранным остается эмоциональное ядро личности: они искренне любят родителей, ласковы, стремятся к тактильному контакту, сохраняют возможность сопереживания, порой тяжело переживают неудачные попытки общения со сверстниками. Они стремятся познакомиться и поиграть с другими детьми, но из-за непонимания условий игры, невозможности полноценного речевого контакта, хаотичной двигательной активности, недержания аффекта не принимаются ими или подвергаются откровенным издевательствам. Между тем, главным в дифференциальной диагностике остается все же отсутствие специфических продуктивных симптомов аутизма и, прежде всего, нелепых, вычурных кататонических расстройств.

Наконец, с проявлениями РДА внешне сходна клиническая картина ранних (наступающих в младенческом или младшем дошкольном возрасте) затяжных депрессивных состояний — невротических (обусловленных материнской депривацией, хронической психогенной травматизацией) или эндогенных (в основном в рамках циклотимоподобной шизофрении и, реже, циклотимии). В этих случаях отгороженность, «депрессивный аутизм», приостановка развития или ощутимый регресс поведения и навыков, отсутствие естественного возрастного усложнения игры или даже ее полное отсутствие нередко диагностируются как ранний детский аутизм. Не только отсутствие антидепрессивной терапии, но и активное стимулирующее лечение и избыточно интенсивная коррекционная работа с таким ребенком нередко ведут к углублению и затягиванию депрессивного состояния. В дифференциальной диагностике в этих случаях необходимо учитывать свойственный детской депрессии «пульсирующий» характер психических расстройств с чередованием «светлых» периодов с ухудшением состояния, выраженность эмоциональных проявлений, плаксивость, отдельные высказывания (конечно, при наличии речи) депрессивного содержания (идей заброшенности, ревности, неуверенности в материнской любви и, значительно реже, собственной неполноценности). Кроме того, важным для окончательной диагностики является обязательный выход из болезненного состояния с минимальным эмоциональным изъяном и постепенным восполнением той задержки развития, которая возникла во время депрессивного состояния.

  1. Ануфриев А.К. Козловская Г.В. Изучение шизотипического дизонтогенеза у детей раннего возраста группы высокого риска по эндогенным психозам // XI съезд невропатологов, психиатров и нейрохирургов Латвийской ССР. Т. 1. Рига. Т.1, 1985. С. 224-227.
  2. Башина В.М. О синдроме раннего детского аутизма Каннера // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 1974. Вып. 10. С. 1538-1542.
  3. Блейлер Э. Аутистическое мышление / Пер. с нем. и предисловие д-ра Я.М. Когана. Одесса: Полиграф, 1927. 81 с.
  4. Вроно М.Ш. Шизофрения у детей и подростков (особенности клиники и течения). М.: Медицина, 1971. 128 с.
  5. Гиляровский В.А. Профилактика нервных и психических болезней детского возраста // Профилактика нервных и психических заболеваний. М., 1928. 197 с.
  6. Гуревич М.О. Психопатология детского возраста. М.: Госиздат, 1932. 231 с.
  7. Каган В.Е. Аутизм у детей. Л.: Медицина, 1981. 190 с.
  8. Козловская Г.В. Психические нарушения у детей раннего возраста (клиника, эпидемиология и вопросы абилитации): Автореферат дис. … докт. мед. наук. М., 1995. 48 с.
  9. Козловская Г.В., Иванов М.В., Калинина М.А. и др. Актуальные проблемы психического здоровья детей раннего возраста // Мат-лы V Международного конгресса «Молодое поколение XXI века: актуальные проблемы социально-психологического здоровья» / Под ред. А.А. Северного, Ю.С. Шевченко. Москва, 24-27 сентября 2013 г. М.: ООО ONEBOOK.RU, 2013. С. 3-4.
  10. Озерецкий Н.И. Психопатология детского возраста. Л.: Учпедгиз. Ленингр. отд-ние, 1938. 328 с.
  11. Расстройства аутистического спектра у детей. Научно-практическое руководство / Под ред. Н.В. Симашковой. М.: Авторская академия, 2013. 264 с.
  12. Руководство по психиатрии. В 2 томах. Т. 1 / Под ред. А.С. Тиганова. М.: Медицина, 1999. 712 с.
  13. Самохвалов В. П., Гильбурд О.А., Егоров В.И. Социобиология в психиатрии. М.: ИД Вида-М., 2011. 336 с.
  14. Самохвалов В.П., Кузнецов В.Е. Психиатрия и искусство. М.: ИД Вида-М., 2015. 376 с.
  15. Самохвалов В.П. Психиатрия и постмодернизм: из прошлого в будущее // Неврологический вестник. 2016. Т. XLVIII, вып. 4. С. 63-66.
  16. Симашкова Н.В., Якупова Л.П., Башина В.М. Клинические и нейрофизиологические аспекты тяжелых форм аутизма у детей // Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2006. Т. 106. №7. С. 12-19.
  17. Сухарева Г.Е. Шизоидные психопатии в детском возрасте // Вопросы педологии и детской психоневрологии. М., 1925. Вып. 2. С. 157-187.
  18. Тиганов А.С, Башина В.М. Современные подходы к пониманию аутизма в детстве // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2005. Т 105. С. 4-13.
  19. Шевченко Ю.С, Горюнова А.В., Бугрий СВ. Эволюционный патоморфоз психического онтогенеза. Часть I (Эссе) // Вопросы психического здоровья детей и подростков. 2018 (18), №4. С. 110-131.
  20. Шевченко Ю.С, Горюнова А.В., Бугрий СВ. Эволюционный патоморфоз психического онтогенеза. Часть II (Эссе) // Вопросы психического здоровья детей и подростков. 2019 (19). №1. С. 101-124.
  21. American Psychiatric Association. Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders, Fifth Edition (DSM-5). Arlington, VA: American Psychiatric Publishing, 2013. 992 p.
  22. Asperger H. Die “Autistischen Psychopathen” im Kindesalter // Archiv fur Psychiatrie und Nerven Krankheiten. 1944, 117. Pp. 76-136.
  23. Jung C. G. Uber die zwei Arten des Denkens / Wandlungen und Symbole der Libido // Jahrbuch fur psychoanalit. und psychopathol. Forschungen, III.-1911.S. 124.
  24. Kanner L. Autistic disturbances of affective contact // Nerv. Child. 1943, №2-3. Pp. 217-250.
  25. Kanner L. Problems of nosology and psychodynamics in early infantile autism // Am J Orthopsychiatry. 1949, 19 (3). Pp. 416-426.

Источник: Северный А.А., Иовчук Н.М. Дифференциально-диагностические критерии отграничения аутизма у детей и подростков (клинический очерк) // Вопросы психического здоровья детей и подростков. 2020. Т. 20. №1. С. 50–58.

Круги по воде — LiveJournal

Запись из разряда «Вдохновение простых вещей». Пишу подруге сообщение в WhatsApp, совершенно необязательного характера (попросила растение по фото определить, если что), и она отвечает… мимоходом упоминая, что сидит прямо сейчас в аэропорту Жироны. А ведь всего лет 10-12 назад — я помню — каждый выезд за границу был как полет в открытый космос: связь посредством СМС раз в день, в телеграфном стиле (про времена бумажных писем просто не будем). Как хотите, но возможность непринужденно поболтать о цветочках с человеком, сидящим за тысячи километров и несколько государств от тебя, — это офигенно, и я каждый раз удивляюсь, как в первый.
Илон Маск со своей ракетой, конечно, нереально крут, но почему-то сильнее всего я ощущаю движение прогресса именно посредством таких бытовых мелочей. И да, прогресс — это здорово.
ЗЫ. А за пуск Falcon Heavy мы с папой даже пропустили по рюмашке. Ибо «большой шаг для человечества».

* * *

Читаю рабочее: «Регрессивная синтонность — болезненная, клинически значимая степень откровенности, утрата стыдливости, понятий о приличии и игнорирование принятых в обществе норм социального поведения». Интересно, насколько вообще применим этот критерий сейчас, когда в моде прямо зашкаливающая откровенность? Нет, серьезно, у нас же сейчас куча всяких ток-шоу, посвященных разбору интимнейших деталей чужой жизни, всякие селебритиз в этом с удовольствием участвуют, да и обычные граждане не отстают: я раз за разом поражаюсь тому, как люди с реальных, не фейковых страничек в соцсеточках разоблачаются так, что дальше остается только шкуру снять и продемонстрировать свой внутренний мир уже не метафорически. Бедные психиатры, как они вообще сейчас определяют эту самую синтонность?
Тоже еще вспомнила, как однажды читала переиздание одной статьи, опубликованной еще в советские, кажется, годы. Про то, как те или иные психические заболевания отражаются на внешнем облике человека, в частности на одежде. Читала я про разнокалиберные пуговицы, нефункциональные заплатки контрастного цвета и проч. и думала, что изрядный сегмент современной моды попадает в описываемую уважаемым автором категорию. Интересно, каким образом классификация симптомов выверяется на соответствие новейшим реалиям?

* * *
Дочитываю «Дело чести» Олдриджа. Про летчиков Второй мировой. И уже заранее зла на автора, потому что нутром чую, что главного героя он таки прибьет в конце. А мне этого категорически не хочется, ну что такое, такой симпатичный адекватный персонаж, безо всякого ницшеанства или дерганого этого нарциссизма, которым все-таки грешат герои Ремарка или Хемингуэя. Понятное дело, что война, притом в самый безнадежный и темный период, но все-таки пусть бы хоть оставил эту гибель где-то там, за финальными строчками. Но уже понимаю, что нет, хеппи-энд, даже условный, мне не обломится.
А так книга хорошая. Похоже на Хемингуэя (Вики говорит, что и написано под его влиянием, но, возможно, стилистическое сходство — это еще и издержки русского перевода), но помягче — Олдридж все же в целом подобрее на людей смотрит. Еще мне нравится, что женский персонаж — любовный интерес главного героя — тут таки изображена не просто красивой куклой, чья основная функция — драматично помереть на руках убитого гг за-ради читательского катарсиса. У олдриджовской Елены все-таки проявлено личностное начало, она живет не только любовным интересом, принимает самостоятельные решения — удачные или нет.
Еще интересно то, как мало места в этом военном романе занимает собственно враг. Пожалуй, на всю книгу — буквально два-три абзаца о ненависти к противнику, в тех эпизодах, когда фашистские летчики расстреливают парашюты подбитых англичан. И то — тут же решение одного из англичан впредь так же поступать с катапультировавшимися врагами отвергается его товарищами с формулировкой: «Мы не будем так делать, потому что если мы будем так делать, то в чем между нами и ними разница?» Враг на страницах этой книги предстает скорее как энтропия, как проявление войны, с которым надо справиться — но не как объект ненависти и не как повод, чтобы утратить в себе человеческое. Конечно, это отчасти объяснимо тем, что речь идет о летчиках, чья война состояла в основном в воздушном противостоянии, дуэли мастеров. Пехотинцы, жители оккупированных зон видели войну иначе…

* * *
Нашла, между прочим, презабавный сайт, на котором проигрываются песни, когда-либо звучавшие в эфире мировых радиостанций. http://radiooooo.com/
Все распределено по странам и годам — выбираешь на карте интересующее государство, выбираешь годы — и вперед. Я сейчас застряла на иранской попсе, как ни странно. Marjan с ее хитом 70-х Kavire Del пополнила мой постоянный плейлист.https://www.youtube.com/watch?v=sqtmTibk5TE

Немного динамики мужского шовинизма | JAMA Psychiatry

Некоторая динамика мужского шовинизма | ДЖАМА Психиатрия | Сеть ДЖАМА [Перейти к навигации]

Эта проблема

  • Скачать PDF
  • Полный текст
  • Поделиться

    Твиттер Фейсбук Электронное письмо LinkedIn

  • Процитировать это
  • Разрешения

Статья

Январь 1976 г.

Шервин М. Вудс, MD

Принадлежности автора

От факультета психиатрии Медицинской школы Университета Южной Калифорнии в Медицинском центре Университета округа Лос-Анджелес Южной Калифорнии.

Арх генерал психиатрия. 1976;33(1):63-65. doi:10.1001/archpsyc.1976.01770010037007

Полный текст

Абстрактный

• Мужской шовинизм изучался в психоаналитической терапии 11 мужчин. Это относится к поддержанию фиксированных убеждений и установок мужского превосходства, связанных с явным или скрытым обесцениванием женщин. Борьба с шовинистическими установками часто приводит к тревоге или другим симптомам. Он часто не исследуется в психотерапии, потому что он эго-синтоничен, соответствует культурным установкам и потому, что терапевты часто разделяют схожие предубеждения или невротические конфликты.

Было обнаружено, что шовинизм представляет собой попытку отогнать тревогу и стыд, возникающие из одного или нескольких из четырех основных источников: неразрешенные инфантильные стремления и регрессивные желания, враждебная зависть к женщинам, эдипальная тревога и конфликты власти и зависимости, связанные с мужским самосознанием. почитать. Матери имели большее значение, чем отцы, в развитии шовинизма, а разрешение иногда ассоциировалось с декомпенсацией у жен.

Полный текст

Добавить или изменить учреждение

  • Академическая медицина
  • Кислотно-основное, электролиты, жидкости
  • Аллергия и клиническая иммунология
  • Анестезиология
  • Антикоагулянты
  • Искусство и изображения в психиатрии
  • Кровотечение и переливание
  • Кардиология
  • Уход за тяжелобольным пациентом
  • Проблемы клинической электрокардиографии
  • Клиническая задача
  • Поддержка принятия клинических решений
  • Клинические последствия базовой нейронауки
  • Клиническая фармация и фармакология
  • Дополнительная и альтернативная медицина
  • Заявления о консенсусе
  • Коронавирус (COVID-19)
  • Медицина интенсивной терапии
  • Культурная компетентность
  • Стоматология
  • Дерматология
  • Диабет и эндокринология
  • Интерпретация диагностических тестов
  • Разработка лекарств
  • Электронные медицинские карты
  • Скорая помощь
  • Конец жизни
  • Гигиена окружающей среды
  • Справедливость, разнообразие и инклюзивность
  • Этика
  • Пластическая хирургия лица
  • Гастроэнтерология и гепатология
  • Генетика и геномика
  • Геномика и точное здоровье
  • Гериатрия
  • Глобальное здравоохранение
  • Руководство по статистике и методам
  • Рекомендации
  • Заболевания волос
  • Модели медицинского обслуживания
  • Экономика здравоохранения, страхование, оплата
  • Качество медицинской помощи
  • Реформа здравоохранения
  • Медицинская безопасность
  • Медицинские работники
  • Различия в состоянии здоровья
  • Несправедливость в отношении здоровья
  • Информатика здравоохранения
  • Политика здравоохранения
  • Гематология
  • История медицины
  • Гуманитарные науки
  • Гипертония
  • Изображения в неврологии
  • Наука внедрения
  • Инфекционные болезни
  • Инновации в оказании медицинской помощи
  • Инфографика JAMA
  • Право и медицина
  • Ведущее изменение
  • Меньше значит больше
  • ЛГБТК-медицина
  • Образ жизни
  • Медицинский код
  • Медицинские приборы и оборудование
  • Медицинское образование
  • Медицинское образование и обучение
  • Медицинские журналы и публикации
  • Меланома
  • Мобильное здравоохранение и телемедицина
  • Нарративная медицина
  • Нефрология
  • Неврология
  • Неврология и психиатрия
  • Примечательные примечания
  • Сестринское дело
  • Питание
  • Питание, Ожирение, Упражнения
  • Ожирение
  • Акушерство и гинекология
  • Гигиена труда
  • Онкология
  • Офтальмологические изображения
  • Офтальмология
  • Ортопедия
  • Отоларингология
  • Лекарство от боли
  • Патология и лабораторная медицина
  • Уход за пациентами
  • Информация для пациентов
  • Педиатрия
  • Повышение производительности
  • Показатели эффективности
  • Периоперационный уход и консультации
  • Фармакоэкономика
  • Фармакоэпидемиология
  • Фармакогенетика
  • Фармация и клиническая фармакология
  • Физическая медицина и реабилитация
  • Физиотерапия
  • Руководство врача
  • Поэзия
  • Здоровье населения
  • Профилактическая медицина
  • Профессиональное благополучие
  • Профессионализм
  • Психиатрия и поведенческое здоровье
  • Общественное здравоохранение
  • Легочная медицина
  • Радиология
  • Регулирующие органы
  • Исследования, методы, статистика
  • Реанимация
  • Ревматология
  • Управление рисками
  • Научные открытия и будущее медицины
  • Совместное принятие решений и общение
  • Медицина сна
  • Спортивная медицина
  • Трансплантация стволовых клеток
  • Наркомания и наркология
  • Хирургия
  • Хирургические инновации
  • Хирургический жемчуг
  • Обучаемый момент
  • Технологии и финансы
  • Искусство JAMA
  • Искусство и медицина
  • Рациональное клиническое обследование
  • Табак и электронные сигареты
  • Токсикология
  • Травмы и травмы
  • Приверженность лечению
  • УЗИ
  • Урология
  • Руководство пользователя по медицинской литературе
  • Вакцинация
  • Венозная тромбоэмболия
  • Здоровье ветеранов
  • Насилие
  • Женское здоровье
  • Рабочий процесс и процесс
  • Уход за ранами, инфекция, лечение

Сохранить настройки

Политика конфиденциальности | Условия использования

Защита от зеркалирования — Институт ISTDP

«Я хотел бы услышать, как вы больше говорите об этом вмешательстве средств защиты от зеркалирования. Я обнаружил, что спонтанно делаю это почти преувеличенным способом, пытаясь сделать защиты менее синтонными с приличными результатами. Когда мы отражаем защиты, а когда вызываем чувства и предлагаем пациенту отпустить свои защиты?» Спасибо одному из членов нашего сообщества за этот вопрос!

Поскольку защиты возникают вне сознания пациента, сначала мы помогаем пациенту увидеть защиты, которые создают его проблемы и симптомы. Мы делаем это в три этапа: 1) указываем и идентифицируем защиту; 2) уточнить стоимость и назначение защиты; 3) бросить вызов защите, т. е. побудить пациента отказаться от защиты и взглянуть в лицо своим чувствам. Этого часто бывает достаточно, чтобы помочь пациентам избавиться от своей защиты, встретиться лицом к лицу со своими чувствами и получить хороший результат терапии.

Однако для некоторых пациентов этого недостаточно. Они отождествляются с защитой. Они утверждают, что защита хорошая и полезная. Они говорят, что намерены продолжать использовать защиту, прекрасно понимая, что защита вызывает их проблемы. Как мы это понимаем?

В этот момент пациент больше не использует защиту, чтобы отразить чувство. Пациент разыгрывает прошлые отношения, чтобы избежать возникновения чувств к терапевту, связанных с этими прошлыми отношениями. Например, пациентка выросла с отцом, который подвергал ее сексуальному насилию. Ее мать знала об этом, но не остановила. На самом деле, мать сказала своей дочери улыбаться, когда каждое утро уходит из дома в школу.

Во время терапии произошло неожиданное разыгрывание. Пациентка сообщила о саморазрушительных отношениях, которые у нее были. Она знала, что это разрушительно, и ясно видела, как она себя подставила. Терапевт неоднократно указывал на это, но безрезультатно. Тем временем терапевт чувствовал себя беспомощным и расстроенным.

Пациентка отыгрывала роль матери, которая могла бы остановить пристававшего к ней мужа, но утверждала, что беспомощна в этом. Терапевт была в роли дочери, беспомощной и расстроенной. Это разыгрывание прошлых отношений известно как трансферентное сопротивление.

В традиционном психоанализе аналитик интерпретирует это разыгрывание, чтобы пациент мог вспомнить, а не повторять прошлые отношения. Иногда, однако, интерпретация не помогает. Пациент просто учится интеллектуализировать свои саморазрушительные действия, а не менять их.

В ISTDP, современном психоанализе и других эмпирических подходах терапевт предлагает новый опыт, а не интерпретацию. Терапевт делает это с помощью трансферентного сопротивления четырьмя способами: блокируя проекцию здоровых желаний пациентки, деактивируя идентификацию пациентки с ее матерью, деактивируя регрессивное желание и деактивируя всемогущий перенос. Это полный рот. Позволь мне объяснить.

Когда пациент деструктивен, она призывает терапевта высказаться за ее здоровье: проекция здоровых желаний пациента.

Когда пациентка говорит, что она бессильна сделать что-либо еще, она отождествляется со своей матерью: идентификация с сопротивлением.

Когда она приходит на терапию, сознательно действуя деструктивно, она ожидает, что терапия поможет, когда она саботирует ее: регрессивное желание (я хочу вылечиться, ничего не делая).

Когда она действует деструктивно вопреки своим целям и терапии, она просит терапевта взять на себя всю ответственность за ее выздоровление: всемогущий перенос.

Все это элементы страдания пациента. Когда мать пациента допускала жестокость и оскорбления отца, на пациенте оставалась единственная ответственность за то, чтобы говорить правду.

Когда мать пациентки саботировала отношения и попросила пациентку улыбнуться, это было ее регрессивным желанием: иметь совершенно счастливую дочь, в то время как она создала совершенно ужасную семью.

И когда мать действовала так деструктивно, она попросила дочь взять на себя всю ответственность за прекращение насилия. Это была невозможная ситуация для пациента, и она была бы таковой и для терапевта.

Пациентка посредством разыгрывания просто рассказывает историю своих страданий, которую она не может выразить словами. Хотя разыгрывание в каком-то смысле является сопротивлением выражению прошлого словами, это также бессознательный акт, направленный на облегчение исцеления, в котором нуждается пациент. Итак, мы вступаем в разыгрывание, говоря пациентке то, что дочь никогда не могла сказать матери.

Когда пациентка идентифицирует себя с матерью, она ожидает, что терапевт выступит за ее здоровье. Если терапевт делает это, конфликт возникает между пациенткой и терапевтом, а не между пациенткой и ее сопротивлением. Когда пациент использует защиту (теперь выразите мои пожелания здоровья), терапевт отражает защиту. Это блокирует проекцию, и пациент испытывает внутренний конфликт внутри себя, а не между ней и терапевтом.

Пт: Я ничего не могу сделать. Я не могу помочь. [Идентификация с матерью]

Th: Мне жаль это слышать. [Блокировать проекцию ответственности]

Пт: Что ты имеешь в виду?

Th: Если ты не можешь бросить своего мужа, который тебя бьет, мы должны это принять. [Блокировать проекцию ответственности]

Пт: [возрастание беспокойства] Вы не можете что-то сделать? [Проекция ответственности]

Th: Нет. Я не могу оставить его тебе. Только ты можешь это сделать. [Блокировать проекцию ответственности, деактивировать всемогущий перенос]

Пт: Извините, я просто ничего не могу с этим поделать.

Th: Какая жалость.

Пт: Что ты имеешь в виду?

Th: Тогда мы не сможем достичь твоей цели. [Блокировка регрессивного желания: я хочу занять пассивную позицию и в любом случае получить отличный результат.]

Мы отражаем защиты пациента только тогда, когда пациент идентифицируется с ними, т. е. когда у нас есть характер или сопротивление переносу. В других случаях в терапии отражение защиты вызовет мезальянс, потому что вы относитесь к пациенту как к более устойчивому, чем он есть. Часто терапевты злятся на сопротивляющихся пациентов. Поэтому, когда они отражают защиту, они делают это саркастически или преувеличенно. Это вызовет мезальянс. Никогда не пытайтесь быть саркастичным с пациентом. Когда мы отражаем защиты, мы должны делать это осторожно, настраиваясь на то, какую именно историю пациентка раскрывает в своем разыгрывании.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *